• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Леон М. совсем не производит впечатления «важного» человека. У него довольно смутное прошлое и немало долгов. Его последней работой было место охранника, а сегодня он целыми неделями валяется в постели, смотрит телевизор и играет в видеоигры. Однако у покрытого татуировками мужчины в мягких тренировочных штанах есть нечто общее с астронавтами: сейчас его скелет разрушается так же быстро, как у астронавта на орбите.

Леон – участник очередного эксперимента НАСА, проводимого в исследовательском отделе моделирования полета (ИОМП) Галвестонского медицинского университета штата Техас. Уже не одно десятилетие космические агентства всего мира платят немалые суммы денег людям, согласившимся провести некоторое время в предоставляемых им пижамах. По крайней мере, именно так понял это Леон, который услышал об этой работе по телевизору в одном из эксцентричных экспресс-объявлений: «НАСА заплатит вам за время, проведенное в постели».

На протяжении трех месяцев, двадцать четыре часа в сутки, Леон неизменно лежал кровати; он даже не садился на ней, не принимал душ, не вставал поесть или сходить в туалет. Такой строгий постельный режим является аналогом космического полета, ведь, если долго не вставать на ноги, это может привести к ослаблению организма, подобному тому, что ощущает астронавт в невесомости. Если говорить более конкретно, то все сводится к утончению костей и мышечной атрофии. Поэтому космические агентства и проводят подобные исследования, чтобы разобраться в происходящих изменениях и научиться управлять ими.

Эксперименты такого рода помогают оценить положительное (или не совсем) воздействие лекарственных препаратов или тренажеров (так называемых контрмер) на человеческое тело в условиях ограниченной подвижности. Но задачи эксперимента, в котором принимал участие Леон, были гораздо проще: ученые хотели просто сравнить изменения, происходящие в мужском и женском организме. Леон отрывается от просмотра криминального сериала на смартфоне, который он приобрел на первый же выданный ему НАСА чек, и говорит: «Ну, по сути, да, мой организм немного изнашивается, а они просто за этим наблюдают». Он рассказывает об этом с такой радостью, словно ему только что дали повышение или в блэкджек ему всю ночь шла карта, а на его продолговатом, высокоскулом лице играет при этом обаятельная улыбка.

Человеческий организм – очень экономное устройство, его мышцы и скелет будут настолько крепкими, насколько это нужно – не больше и не меньше. «Используй, или потеряешь» – вот главная мантра человеческого организма. Если вы начнете бегать по утрам или прибавите в весе килограмм пятнадцать, ваши кости и мышцы сразу станут крепче, ровно настолько, насколько это будет нужно. А как только вы перестанете бегать по утрам или сбросите вес – уменьшится и прочность вашей опорно-двигательной системы. Уже через несколько недель после возвращения на Землю мышечная масса астронавтов восстанавливается (у наших испытуемых это происходит после того, как они снова встают с постели и начинают вести свой обычный образ жизни), а вот скелету потребуется на это от трех до шести месяцев. А некоторые исследователи даже утверждают, что после длительных полетов кости астронавтов так до конца и не восстанавливаются. Именно поэтому в подобных экспериментах ученые уделяют изучению костей особое внимание.

Прорабами на стройке нашего организма являются клетки под названием остеоциты, которые равномерно распределены по матриксу, межклеточному материалу костей. Каждый раз, когда вы бежите или поднимаете что-то тяжелое, вы повреждаете свои кости. Но эти повреждения, как правило, незначительны и быстро корректируемы. Когда остеоцит чувствует, что случилось такое повреждение, он направляет на место «аварии» бригаду «ремонтников» – остеокластов, – чтобы они разрушили поврежденные клетки, а остеобласты могли их заменить. Такой «ремонт» даже укрепляет кости. Именно поэтому в Северной Европе женщинам постклимактерического возраста советуют выполнять упражнения, которые, по сути, вредны для скелета (к примеру, бег по утрам), но они помогают быстрее восстановить тонкие и рыхлые кости естественным путем, а не хирургическим.

И наоборот, если перестать бегать и «сотрясать» свои кости (как это делают астронавты в космосе, инвалиды в колясках или участники эксперимента с постельным режимом), тензочувствительные остеокласты воспримут это, как если бы кости вообще пропали из организма. Человеческий организм всегда стремится к максимальной адаптации к существующим условиям. Организм пытается не расходовать свои ресурсы без определенной цели.

Том Лэнг, эксперт по костям из Калифорнийского университета в Сан-Франциско, некогда занимался изучением астронавтов, именно он и объяснил мне принципы работы нашего организма. Лэнг рассказал мне о немецком враче по имени Вольф, который в конце XIX века изучал рентгеновские снимки бедренных суставов маленьких детей в период, когда они переставали ползать и начинали ходить. «В это время происходит настоящая перестройка кости, которая теперь уже должна выполнять опорную функцию для всей верхней части организма. Из всего этого Вольф сделал очень важный вывод: функциональность определяет форму, а не наоборот», – заключил Лэнг. К сожалению, Вольф не сделал другого важного вывода: частое использование рентгеновского излучения (особенно если учесть уровень развития техники в XIX веке) способствует развитию раковых опухолей.

А что если очень долго не вставать на ноги? Неужели весь скелет просто разрушится? Может ли человек превратиться в бесхребетное желе, если он никогда не будет ходить? Конечно же, нет. Люди, страдающие параличом нижних конечностей, теряют от 1/3 до 1/2 костной массы нижней части тела. Компьютерные модели, построенные профессором Стэнфордского университета Деннисом Картером и его студентами, показывают, что примерно таким же будет эффект и двухмесячного пребывания на Марсе. Так неужели есть вероятность того, что, вернувшись с Марса и ступив на Землю, астронавты рискуют просто сломать ногу? Картер думает, что да. Теперь понятно, почему были случаи, когда у страдающих остеопорозом женщин ломалась шейка бедренной кости, когда те спокойно стояли, просто под весом всего тела. Не падение приводило к перелому кости, а перелом становился причиной падения. А ведь у этих женщин потеря костной массы не достигала и половины.

Компьютерная модель Картера стала продолжением исследований НАСА. «Но, похоже, никто не принял наши прогнозы всерьез, – говорит Картер. – Они до сих пор думают, что могут послать людей в космос и через пару месяцев после возвращения их кости сами восстановятся. Но факты говорят обратное. Так что перспективы жизни после двухгодичного путешествия на Марс могут быть довольно печальными».

Иногда участников экспериментов с постельным режимом называют «терранавтами». Вначале я подумала, что этот термин был введен с целью привнесения некоторой статусности в работу испытуемых, как происходит, например, с должностями вахтера или санитарного инженера, который просто водит мусоровоз. Но надо признать, что тридцатидневные испытания терранавтов действительно подобны тем, которым подвергаются работающие на орбите астронавты. Каждый день терранавтов начинался с «побудки» – бодрой музыки из динамика (к слову сказать, в то утро была песня группы «Металлика»[67], этакая классика в исследовательской лаборатории). На настоящем корабле люди заточены в маленьких, соединенных друг с другом комнатках, выбраться из которых, мягко говоря, проблематично. О частной жизни здесь и говорить не приходится. В лаборатории же вместо закрытых, стесненных камер используются кровати, так что исследователи могут беспрепятственно следить за тем, чтобы испытуемые все время оставались в лежачем положении. (Участникам эксперимента разрешается задергивать шторки только тогда, когда они справляют свои биологические потребности.) Нытикам здесь не место. Леон говорит, что труднее всего было примерно на середине испытания, но даже в этот момент его раздражение и недовольство были столь незначительны, что «никто этого и не заметил». За все те полчаса, что я провела с Леоном, я услышала только одну жалобу, и то по поводу курицы. «Мне нужна курица с кожей и костьми, а не порубленная на кусочки мякоть.» – посетовал он.

Леон извинился, так как пришел его массажист. В отличие от астронавтов, участники эксперимента с постельным режимом могут каждый день наслаждаться массажем, призванным помогать им ослабить боль в нижней части спины, которая является обычным результатом долгого лежания в постели. Как утверждает медицинский журнал «Джойнт Боун Спайн»[68], неважно, какая болезнь заставила вас лечь в постель, главное – встать из нее как можно скорее.

Когда вес тела не давит на позвоночник, его изгибы становятся меньше, а межпозвоночные диски начинают поглощать больше воды и набухать. После недели в космосе астронавты становятся примерно на 10 сантиметров выше (в среднем рост увеличивается на 3 %) и буквально, как дети, «вырастают» из своих костюмов.

Аарон Ф. провел вниз головой восемь недель: головная часть его кровати была опущена вниз на шесть градусов, чтобы смоделировать ситуацию, подобную той, которая возникает в настоящем космосе, когда большая часть жидкостей организма приливает в верхнюю часть тела. У изголовья кровати Аарона висит огромный вентилятор, который работает на полную мощь. Хотя, на мой взгляд, вентилятор не столько освежает, сколько вызывает головную боль своим жужжанием. Да и вообще, рядом нет ничего, чтобы могло облегчить участь испытуемого. Другой доброволец, Тим, находится пока на стадии амбулаторной подготовки. Через пару дней ему тоже придется лежать на постели вниз головой, но пока он еще может ходить по палате или сидеть на кровати, скрестив ноги, что, собственно говоря, он сейчас и делает. В комнату закатывают тележку с едой.

«Мое любимое время дня!» – говорит Тим. Похоже, ему действительно нравится больничная еда. Аарон берет свой поднос молча, без комментариев. Он приподнимается, опираясь на локоть. Довольно странно смотреть на человека, который откидывается назад, чтобы поесть. Такое ощущение, что пересматриваешь серые, скучные кадры «Арабских ночей», где люди, откинувшись на подушки, берут руками еду и, запрокинув голову, кладут ее себе в рот.

Тим устраивает мне короткий экскурс по своей тарелке: «У нас сегодня курица.»

«Кубиками?» – спрашиваю я, вспомнив жалобы Леона.

«Да, кубиками. Но их можно и размять. А вот здесь кружочки моркови. – Тим говорит о них с таким восхищением, словно перед ним не нарезанный овощ, а старинные золотые монеты, – кусочки яблок, молоко, две булочки и желе. Да, кормят нас здесь очень вкусно».

Аарон тоже пытается найти какой-нибудь положительный момент: «Выбор неплохой, – что для меня, честно говоря, сомнительно, – но каждый день одно и то же. Нам часто дают рыбу.»

«Боже мой, – снова вступает Тим, – да рыба здесь просто изумительная!»

Тим здесь уже во второй раз. На стене возле его кровати висит табличка: «9290, Добро пожаловать назад!» Надпись сделана яркими красками, которые одолжили в детском онкологическом отделении, которое находится тут же по соседству.

Прежде чем я успеваю что-либо сказать, Тим соскальзывает со своей постели и бежит на кухню спросить, не осталось ли у них немного еды еще и для меня.

Аарон пытается в это время размять немного ноги, вытягивая их то в стороны, то сводя снова вместе. Как и большинство других испытуемых, он согласился на эксперимент из-за денег. Пожалуй, эти палаты – своего рода тюремные камеры для нынешних должников, которые приходят сюда добровольно, ведь здесь можно не только заработать $17 тысяч, но и сэкономить на ежедневных расходах. На протяжении трех месяцев можно не тратить деньги на квартиру, еду, бензин и прочие нужды. Также это хорошая возможность избавиться от плохих привычек. (Правда, не от всех: почтовые службы постоянно доставляют к зданию лаборатории горы коробок с интернет-покупками испытуемых.)

Тим получил экономическое образование, но у него не было денег, чтобы начать собственное дело. Тогда он отправился буддийский монастырь Випассана, чтобы обдумать свое будущее, и еще потому, что там бесплатно кормили. Глубоко покопавшись в себе и съев достаточно риса, он решил стать актером. Следующие четыре года он был действительно «голодным художником», а затем узнал о том, что проходит набор добровольцев для серии исследований при ИОМП. После монастыря Тим присоединился к труппе Нового хэмпширского театра, которая ставила детскую версию «Макбета» (от одной мысли о которой меня тут же бросило в дрожь). Ну, а сейчас он решил принять участие в новой серии исследований и вновь поразмышлять над своей жизнью. Теперь он выбирает между карьерой в полиции Хьюстона, открытием прачечной, академией подготовки офицеров ВМФ, ландшафтным бизнесом или тем, чтобы стать лектором-мотиватором, ведь сейчас он находится, по его собственным словам, на стадии «кризиса четверти жизни».

По утверждению менеджера ИОМП Джо Нейгута, 30 % людей, желающих принять участие в подобных экспериментах, заявляют, что делают это не столько из-за денег, сколько из-за желания приобщиться к космическим исследованиям. Как сказал Леон, «часто я представляю, что прохожу подготовку и скоро стану настоящим астронавтом». И главное, это действительно помогает справляться со всеми неудобствами эксперимента. Зная это, организаторы исследований просят астронавтов раздать участникам экспериментов несколько своих фотографий с написанными на них словами благодарности. Время от времени астронавты заходят в эти палаты и лично вручают им свои фото. Аарона тоже навещал один из них, но его имени он, к сожалению, не запомнил. А Тим получил фотографию Пегги Уитсон с автографом (настоящего БАМФ-астронавта[69], как он говорит о ней).

Тим возвращается из кухни. Еды для меня не осталось, но я успокаиваю его, говоря, что не сильно из-за этого расстроилась.

«Я ничего не пропустил?» – с интересом спрашивает он.

«Ну, я слегка подвинулся влево», – отвечает ему Аарон.

Самым высоким человеком в Центре космических исследований им. Джонсона является Джон Чарльз. Его рост – ровно два метра. Уже в десять лет он знал, что хочет быть астронавтом. Но его скелет, словно догадываясь, что его ждет в космосе, свел на нет мечты мальчика, когда перерос допустимую норму. Тогда Чарльз получил докторскую степень по физиологии и начал работать в НАСА. Сейчас его задача – сделать все возможное, чтобы защитить тела и кости астронавтов от всевозможных негативных последствий пребывания в космосе.

Как-то мы с Чарльзом разговаривали в зале для встреч здания службы по связям с общественностью при Центре космических исследований им. Джонсона. В углу зала тихо сидела «дуэнья», словно наблюдая за тем, чтобы мы с Чарльзом не бросились друг другу в объятья, несмотря на действующие здесь строгие ограничения. Присутствие Чарльза, по всей видимости, взбудоражило служащих офиса. Все знают, что он говорит прямо все, что думает, и занимает довольно значительную должность, чтобы не волноваться о последствиях того, что было сказано.

На Земле, выполняя те или иные физические упражнения, мы опираемся на скелет. В невесомости же человек должен сам создавать для себя опору. Один из самых сложных и дорогостоящих способов сделать это – оборудовать на космической станции крутящуюся камеру, огромную, пригодную для жилья центрифугу, которая, вращаясь, отталкивает астронавтов от центра и создает таким образом искусственную тяжесть. (В фильме «Космическая одиссея» Кир Далли бегает по кругу, имитируя центрифугу.) Довольно интересной и не столь дорогостоящей альтернативой первому способу может быть использование беговой дорожки, к которой астронавт механически притянут. Широкий ремень, упругие шнуры, много ругательств и растертая кожа – вот и все атрибуты этой имитации, которая, как оказывается, не так уж и эффективна. Физиолог Том Лэнг утверждает, что сила тяги ремня у этого приспособления составляет лишь около 70 % веса астронавта, что незначительно уменьшает потерю костной массы – и при этом может повредить космическую станцию. Шаги астронавта, – если темп его бега входит в резонанс с собственными колебаниями станции, – создают в некоторых местах большое напряжение и могут сократить жизнь всей конструкции. Поэтому астронавтов учат бегать с определенным числом шагов в минуту.

До сих пор, правда, так и не понятно, насколько эффективны все эти упражнения. «Пожалуй, в космосе физические упражнения все же нужны, – говорит Чарльз, – но насколько, мы не знаем. Просто мы никогда не проводили экспериментов по этому поводу». Никто не хочет подвергать контрольную группу риску потери костной массы, которая может последовать в случае полного отказа от выполнения физических упражнений в космосе. «Конечно, если бы у нас были сотни астронавтов, которые выполняли бы всевозможные упражнения с различной интенсивностью, мы смогли бы разбить их на группы и сделать необходимые выводы. Но суть в том, что у нас нет такого количества астронавтов. К примеру, у нас есть человек, который тренируется на велосипеде, но не бегает по дорожке, а другой использует и велосипед, и дорожку; потом оказывается что первый из них – это сорокалетняя женщина, а другой – шестидесятилетний мужчина. Так что все, что мы можем пока предложить, – это усреднение по группе. Но это усреднение, опять же, не предоставляет нам всей необходимой информации, а значит, мы не можем защитить астронавтов так, как нам бы того хотелось». По данным Лэнга, после шестимесячного полета астронавты возвращаются на Землю с потерей костной массы в 15–20 %.

А недавно Галвестонский медицинский университет проводил исследования вибрации как средства предотвращения данной проблемы. Испытуемых эластичными веревками прикрепляли к кровати с вибрирующей пластиной. Подобный механизм часто можно увидеть в рекламе, где вам предлагают крепкие кости и мышцы, избавление от лишнего жира и плоский животик «по очень скромной цене». Я была очень удивлена, когда увидела, что медики тоже используют его в своих исследованиях. Не меньше моего был удивлен и Джон Чарльз. Когда я спросила его, могут ли вибраторы помочь избежать потери костной массы, он ответил мне, что они эту затею уже давно оставили. В документе с разрешением на использование вибромашины значится, что у исследователя есть с нею «связь»: как-никак он участвовал в ее разработке.

Картер тоже был удивлен, когда услышал об исследованиях с вибрационной установкой. Он сказал, что, когда подобные эксперименты проводились с участием животных, ученые получили один-единственный положительный результат: вибрации ускоряют сращивание переломов. «Но даже у животных с небольшим скелетом значительных изменений в костной массе так и не произошло», – добавляет он.

Вибрирование, как оказалось, имеет давние псевдолечебные традиции. Медицинские издания 1905–1915 годов просто пестрели рассказами о чудесных свойствах вибромассажа. Слабое сердце, блуждающие почки, спазмы желудка, катаральное воспаление внутреннего уха, глухота, рак, плохое зрение и всевозможные заболевания простаты – от всего обещали излечить все тем же вибромассажем. В 1912 году доктор Кортни В. Шропшир с энтузиазмом писал о том, что «если взять особый, хорошо увлажненный аппликатор для предстательной железы, присоединить его к вибратору и ввести в прямую кишку, можно очистить семенные мешочки от их содержимого». Более того, пациенты Шропшира сами приходили на процедуру по нескольку раз, чтобы закрепить эффект. Вот здесь уже, кажется, как раз и налицо «связь» с вибратором.

Ни Тим, ни Аарон в исследованиях с физическими упражнениями участия не принимали. «То, что я добровольно соглашаюсь на атрофирование своего организма, – пожалуй, самое сложное решение в моей жизни», – говорит Тим. До начала исследований Тим трижды в неделю бегал по 5–8 километров, а сегодня у него есть свой собственный план, как не допустить потери костной массы. «Однажды я слышал историю об одном военнопленном во Вьетнаме, – Тим останавливается, чтобы проглотить немного желе, а его ложка звонко ударяется о стенки стеклянной чашки. – Каждый день он мысленно играл в гольф и даже отточил за это время свои навыки! Так что я могу начать мысленно бегать», – делает вывод Тим, откидываясь на по душку.

На протяжении всего рассказа Аарон молча ел свою обеденную булочку. Но тут он неожиданно поворачивается к нам и добавляет: «А я мысленно выполняю физические упражнения». Еще он говорит, что уже подумывает над тем, чтобы предложить НАСА включить в подготовку к полетам занятия с мастерами йоги или буддийскими монахами, которые помогут астронавтам настроить свой разум на борьбу с последствиями пребывания в невесомости. Я вновь наслаждаюсь картинами, которые рисует мое воображение.

Тут в палату заходит все та же женщина с тележкой и забирает подносы. На стол Тима она ставит стакан. «Вы не допили молоко», – говорит она. Принятие пищи здесь – неотъемлемая часть эксперимента.

Студенты Галвестонского университета тоже принимали участие в исследовании. Их задачей было следить за тем, чтобы испытуемые не прятали еду под матрасы или за потолочные панели (оба варианта случались не раз).

«Нужно съедать все, – говорит Аарон. – Даже если кто-то оставит немного кленового сиропа, его принесут назад и заставят допить».

Пегги Уитсон пришлось пережить худший из сценариев Денниса Картера и Джона Чарльза. По этому сценарию астронавты после нескольких недель, месяцев или даже лет в космосе возвращаются на Землю. В результате длительного пребывания в невесомости их скелету и мышцам нанесены тяжелейшие повреждения. В довершение ко всему им приходится выдержать сильную силу гравитации, сотрясение от аварийного столкновения с землей и попытки вытащить друг друга из-под обломков капсулы. Как мы уже знаем, для Уитсон этот сценарий воплотился в жизнь в 2008 году, когда она с двумя другими астронавтами возвращалась с Международной космической станции. Тогда им пришлось выдержать баллистический спуск в атмосфере и десятикратную перегрузку при приземлении. Искры, выбитые при падении капсулы на землю, стали причиной возгорания травы, а астронавт Ли Со Ён повредила себе спину.

Я разговаривала о том случае с самой Уитсон[70]. В день, когда должно было состояться интервью, на линии возникли некоторые проблемы с телефонной связью, и когда я наконец-таки услышала голос Пегги, шесть из моих драгоценных пятнадцати минут уже убежали. Так что практически сразу после нескольких формальных любезностей я перешла к вопросам о пожаре и сломанных костях: «Коммандер, я ваша большая поклонница. Скажите, были ли у вас опасения, что ваши ноги могут просто сломаться, когда вы вынуждены были бежать прочь от разбившейся капсулы»?

«Не-а», – отвечает Уитсон. У нее действительно было о чем волноваться, кроме опасности сломать ноги. Например, как после вынужденной необходимости дышать при восьмикратной силе гравитации удержаться от рвоты в присутствии казахских крестьян, которые работали в поле, куда упала капсула.

Во время своего первого полета на МКС Уитсон делала так много физических упражнений, что ее кости стали даже крепче, чем перед полетом. В целом потери ее костной массы не составили и одного процента. «Я делала так много приседаний, что к концу полета даже заметила, что прибавила в бедрах»[71], – вспоминает Уитсон. Том Лэнг, который занимался изучением астронавтов, работавших на МКС, однако, не столь уверен в эффективности физически упражнений. По его мнению, костная масса астронавтов по возвращении может не сильно отличаться от той, что была у них перед отлетом, но это не значит, что изменений практически не произошло. Все дело в распределении этой самой костной массы. Большинство восстановлений тканей будет проходить в тех частях скелета, которые служат прежде всего для передвижения, а вот другие его части могут остаться достаточно уязвимыми, что и станет причиной серьезных переломов в пенсионном возрасте.

При падении верхняя часть бедра человека – а если быть более точным, шейка и большой вертел бедренной кости – принимают на себя основную силу удара от столкновения. И здесь уже механизм с мгновенным восстановлением не сработает. Те части тела, которые то и дело подвергались нагрузке во время ходьбы или любой другой физической активности, сохраняются лучше всего. Организм старается восстанавливать их в первую очередь и делает это нередко в ущерб другим своим частям, в том числе и тем, на которые мы падаем. Именно поэтому некоторые специалисты считают, что лучший способ избегания сложных переломов и их последствий – это предотвращение падений, а не подготовка к ним с помощью физических упражнений.

Я спросила Тома Лэнга, предпринимались ли когда-нибудь попытки научиться предотвращать переломы бедренных костей посредством каждодневных их ударов. Естественно, не так сильно, чтобы сломать кости пожилых людей, а так, чтобы стимулировать работу остеоцитов в ударяемой области. Как я и ожидала, положительного ответа я не получила, но Лэнг посоветовал мне обратиться к Деннису Картеру из Стэнфордского университета.

«Идея такая была, – ответил мне Картер, – но идеей все и закончилось». Повреждения, правда, предлагалось наносить в виде не ударов, а сдавливания. «Пациента должны были посадить на кушетку, а к бедрам прикрепить приспособления, которые сдавливали бы большой вертел бедренной кости – участок, который наиболее часто страдает при падении». Сама идея кажется неплохой, но никто из знакомых врачей Картера не решился применить ее на практике. Неужели они просто боялись, что во время процедуры бедренная кость какой-нибудь пациентки может сломаться, и женщины начнут подавать иски? «И это тоже. Но вообще, мне кажется, все дело в новизне и необычности самой идеи».

Тогда мне стало интересно, есть ли способ научиться смягчать падения с помощью контролируемых тренировок. Здесь опять же на положительный ответ я сильных надежд не возлагала. Однако Картер рассказал, что одна аспирантка, работавшая некогда при исследовательской лаборатории Орегонского государственного университета, уже пыталась ответить на этот вопрос. В своей диссертации Джейн Ларивьер описывала эксперимент, в котором испытуемых клали на один бок, поднимали на 10 сантиметров и бросали на деревянный пол. Эксперимент проводился трижды в неделю по тридцать раз подряд. В конце испытаний анализы показали небольшое, но статистически важное увеличение плотности бедренной кости ноги, подвергавшейся ударам, по сравнению с той, что оставалась все это время нетронутой. Один из преподавателей Ларивьер Тоби Хэйес считает, что если бы удары были сильнее, а сам эксперимент длился дольше, то данные могли бы быть очень даже впечатляющими.

А вообще в этой области много вопросов и пробелов. Все сводится к недостатку кальция и в какой-то мере физических упражнений, а постоянный контроль бисфосфонатов призван не допустить некроза челюсти. «За последние сорок лет наука так и не придумала ничего нового, чтобы решить эту проблему», – заключает Джон Чарльз.

Но астронавтов, по всей видимости, это не сильно тревожит. «Они хотят полететь на Марс. Во что бы то ни стало, – говорит Чарльз. – Именно поэтому они и принимают участие в этой программе».

Уитсон уверена, что к тому времени, когда полет на Марс станет реальностью, кто-то обязательно изобретет эффективное и безопасное лекарство, чтобы разрешить и эту проблему. Но куда более вероятно, что со временем при отборе астронавтов будут учитываться и их генетические данные, которые играют далеко не последнюю роль в развитии костных тканей. Чарльз так и представляет себе сотрудников НАСА, занимающихся поиском «практически пуленепробиваемых людей – тех, у кого никогда не было камней в почках, у кого невероятно плотные кости, хороший уровень холестерина и высокая сопротивляемость радиации…».

По статистике, кости женщин негроидной расы на 7-24 % плотнее, чем у женщин с белой кожей или азиаток. (У меня нет данных по мужчинам, но я думаю, их кости не менее прочны.) Я спросила Чарльза, не следует ли в таком случае НАСА отправить на Марс команду астронавтов исключительно с темным цветом кожи. «Может быть, – ответил он. – Мы ведь отправляли на протяжении нескольких десятилетий в космос экипажи, состоящие из одних голубоглазых блондинов».

Еще одной загадкой природы являются барибалы, черные североамериканские медведи. Их кости не страдают даже после 4–7 месяцев спячки и остаются такими же крепкими, как и до нее. Некоторые исследователи даже полагают, что именно изучение зимующих медведей поможет им найти способ предотвращения потери костной массы. Я встретилась с одним из этих энтузиастов, Сетом Донау, адъюнкт-профессором биомедицинской инженерии при Мичиганском технологическом университете. Донау полагает, что во время зимней спячки кости медведей изнашиваются точно так же, как и у людей, принимающих участие в экспериментах с постельным режимом. Но разница в том, что их организм извлекает из крови кальций и другие содержащиеся в ней минералы и перераспределяет их в костной ткани. Другими словами, они могут уменьшать уровень кальция в крови до практически смертельной концентрации. В течение всего времени, что медведь находится в спячке, он не ходит в туалет, и все те минералы, что попадают в кровь в результате саморазрушения кости, не выводятся из организма, а просто накапливаются в нем. Таким же образом поддерживается и уровень содержания кальция в организме, и жизнь самого медведя. Так что сохранение плотности кости – это результат удачных совпадений.

Сегодня Донау и его коллеги изучают гормоны, которые контролируют метаболизм медведя, чтобы попытаться найти компоненты, которые помогут женщинам постклимактерического возраста (а заодно и астронавтам) нарастить новую костную ткань. Пока ученые полагают, что нужный им гормон вырабатывается паращитовидной железой. Команда Донау занимается созданием синтетической версии этого гормона, которая уже испытывается на крысах и, если хорошо себя зарекомендует, в скором времени будет опробована на женщинах постклимактерического возраста. Как оказалось, даже человеческие гормоны паращитовидной железы способствуют увеличению костной массы, и на сегодняшний день это один из самых эффективных способов борьбы с возрастным недугом. Но, к сожалению, у некоторых крыс после больших доз данного гормона начал развиваться рак, в результате чего Администрация по контролю за продуктами питания и лекарствами ввела ограничение на употребление препарата сроком не более одного года и только для женщин, у которых уже были случаи переломов. Однако Донау утверждает, что сам медвежий гормон никаких побочных эффектов не вызывает. Что ж, будем держать кулачки, чтобы у ученых все получилось.

Зимующие медведи интересуют НАСА и еще по одной причине. Если бы люди могли «впадать в спячку», дышать, потребляя в четыре раза меньше кислорода, и ничего не есть и не пить на протяжении шести месяцев, 2-3-годичный полет на Марс и его подготовка прошли бы намного проще и дешевле. (Чем меньше багажа – той же еды, воды и кислорода – находится на борту корабля, тем дешевле осуществить его запуск. Как только капсула достигнет скорости, необходимой для того, чтобы вырваться из поля действия гравитации Земли, можно будет сказать, что самое трудное осталось позади.) Каждый лишний килограмм на борту ракеты стоит НАСА тысячи долларов. Писатели-фантасты уже давно уловили эту идею и оборудовали свои вымышленные космические корабли высокотехнологичными, климаторегули-рующими местами для «спячки» их героев.

Думали ли когда-либо космические агентства о том, чтобы погружать астронавтов в сон? Да, и до сих пор думают. «Эта идея будет жить вечно, – говорит Джон Чарльз. – Просто пока она дремлет». Хотя сам Чарльз не очень верит в ее осуществление: «Даже если бы это действительно сработало, неужели мы сократили бы объем необходимого для путешествия на Марс продовольствия? Что, если бы что-то пошло не так и все неожиданно проснулись? Сколько еды и кислорода надо предусмотреть для такой случайности? И если этого «запасного» провианта окажется достаточно много, то зачем тогда вовсе погружать астронавтов в сон?»

Другой причиной того, почему эта идея никогда не будет использована, кроется в самой природе медведей. Животные, впадая в спячку, живут за счет жира, который они накапливают прежде, чем затаиться в берлоге на несколько месяцев. По данным Медвежьего центра Университета штата Вашингтон, перед спячкой маленький (размером с астронавта) медведь каждый день съедает столько яблок и ягод, сколько составляет 40 % его веса, то есть ежедневно он поглощает около 30 килограммов еды. А жить в течение шести месяцев на жире (пусть и своем собственном) кажется не очень хорошей затеей для организма, по крайней мере, не приспособленного к этому. Маленький факт: зимующие медведи страдают от повышенного содержания «вредного» холестерина в крови. (Но и «хорошего» холестерина у них также немало; возможно, именно поэтому случаи болезней сердца у медведей зарегистрированы пока не были.)

Люди, которые принимают участие в экспериментах с постельным режимом, конечно же, не медведи. Им нужно и есть, и пить, и, конечно, ходить в туалет (что так не нравилось Тиму). Использование уток, на мой взгляд, – чудовищно неестественный способ «оправляться», как любила говорить моя мачеха. Вот и Тим думал так же. Однажды его так и засняли сидящим на этой самой утке, как на горшке. Дело в том, что соседа Тима Аарона в палате в тот момент не было, и Тим решил, что шторкой можно не завешиваться, но он не заметил направленной со стороны кровати соседа камеры. «Я не думал, что это как-то может повлиять на общие результаты, – пояснил он мне. – Но ученые решили иначе»[72]. После этого случая Тима попросили уйти.

А вот у Леона особых проблем с этой частностью эксперимента не возникало. «Через несколько дней это становится вполне привычным, да и хожу я. часто: в несколько раз чаще, чем другие испытуемые. К концу этих трех месяцев я буду весить, наверное, килограмм 120.» Вот и еще одно отличие участников этого эксперимента от астронавтов: для первых запретных тем не существует. Обсуждать можно все, даже секс. Однажды Джо Нейгут показывал мне, где они обычно моются. Это была облицованная плиткой комната, размером не больше конского стойла и с водонепроницаемой каталкой. «Получается, что время, которое вы проводите в душе, – единственная возможность для частной жизни? Вы понимаете, что именно я имею в виду».

«Да.» – только и ответил мне Джо, а затем начал говорить о новой душевой головке, которой заменили предыдущую, вроде той, что используют в ресторанах для мытья посуды. Я не до конца была уверена, что Джо понял меня правильно, и решила спросить о том же Леона. Леон тут же мне ответил, что именно в душе «этим чаще всего и занимаются». Так же, как и в отношении настоящих астронавтов, исследователи не включали в список правил или рекомендаций для испытуемых ничего, касающегося мастурбации. Но Леон (не был бы он Леоном, если бы этого не сделал) решил все же уточнить интересующее его у психолога отделения, мол, не скажется ли как-то на результатах исследований, если он будет этим заниматься. Психолог густо покраснел и дал Леону вольную.

В своих мемуарах Майкл Коллинз упоминает врача, который даже советовал астронавтам мастурбировать во время длительных полетов, иначе они могли подцепить инфекцию простаты. Военный врач, работавший с экипажем Коллинза во время их полета на Луну, «решил проигнорировать этот совет», и по сей день НАСА просто игнорирует эту тему. Точно так же поступает и Российское космическое агентство. Космонавт Александр Лавейкин рассказывал мне, что тоже слышал о том, будто длительное воздержание может привести к развитию инфекции простаты, но космические агентства делают вид, что такой проблемы просто не существует. «В этом плане каждый сам себе хозяин. Но этим занимаются все, и все это знают. И ничего в этом странного нет. Когда мои друзья спрашивают меня, как я занимаюсь в космосе сексом, я так отвечаю: рукой. А что касается возможностей, то здесь есть варианты. Иногда это случается автоматически, просто во сне. Что естественно, то не безобразно». Джон Чарльз тоже говорил, что слышал о связи воздержания и заболеваний простаты, но не припомнит ни одного случая обсуждения этой проблемы на врачебном уровне.

А вот вопрос традиционного секса здесь, в институте, обговорен, пусть и не совсем прямо. Посетителям, к примеру, разрешается садиться или даже ложиться в постели испытуемых. «Моя жена не возражает, – смеется Леон. – Иначе я, возможно, и не пришел бы сюда». Я в последний раз заглядываю к нему в палату, чтобы попрощаться, и он показывает мне свои семейные фотографии.

«Пожалуй, мне уже пора. Я знаю, у вас.»

«Что ж тут поделаешь», – ухмыляется мне Леон.