• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Сыпал мелкий колкий снежок. Ветер кружил его на свету у фонарей, сворачивал жгутом, снова рассеивал. А на тротуарах подтаивало. Блестели первые лужицы. Дул тёплый, южный ветер. Он нёс весну.

Шёл по улице Горького молодой лётчик, старший лейтенант. Вот он миновал здание Моссовета.

Ещё немного — и Красная площадь…

Красная площадь! Кто ни приедет в Москву, первым долгом спешит сюда! Посмотреть на рубиновые звёзды. На знаменитые часы на Спасской башне, увидеть Кремль, Мавзолей Ленина.

И сегодня здесь вечером людно.

У дверей Мавзолея — часовые. На самом важном посту стоят они. На самом главном.

Стройные серебристые ели хранят тишину и торжественность.

На Спасской башне заиграли куранты. Мелодичный звон по катился над площадью.

От Спасской башни Кремля к Мавзолею идут солдаты.

Смена караула.

Звучит на Спасской башне первый удар. Слышна команда.

Часовые у дверей делают шаг навстречу друг другу. А но вые — на их место. Замерли. Чётко повернулись и застыли на посту. Сменившиеся часовые одновременно вскинули винтовки на плечо. Поворот — и уже сходят по ступенькам.

Лётчик стоит, держит руку у козырька — честь отдаёт. При ветствует почётный караул.

Лицо у лётчика — молодое-молодое. Офицерская новенькая шинель — как литая на нём. Фуражка ловко, даже залихватски, сидит на голове. Улыбка нет-нет и тронет губы…

Сменившийся почётный караул ушёл.

Лётчик опустил руку, задумался…

Ленин…

Вспомнилась лётчику фотография: Владимир Ильич Ленин на одной из первых демонстраций на Красной площади. Запроки нута голова, прищурены глаза — следят за полётом единственного самолётика.

На параде самолётик представлял тогда все воздушные силы молодой Советской Республики.

О чём думал в те минуты Ленин?

Наверное, о том времени, когда на смену этому самолётику придут сверхскоростные самолёты. А может, заглядывал ещё дальше? Мечтал о том дне, когда в космос поднимется человек?..

Стайка голубей вспорхнула, поднялась в воздух.

Лётчик невольно загляделся на них. «Ишь ты! — улыбнулся он. — Парят! Красота-то какая!» Ему так знакомо это чувство полёта!..

Вокруг разговаривали, смеялись люди. И никто не обратил внимания на молодого лётчика. Никто не знал, что его зовут — Юрий Алексеевич Гагарин.

Домой, в Звёздный городок, Юрий Гагарин вернулся поздно. В доме светились одно-два окошка. На цыпочках он поднялся на свой этаж, тихонько открыл дверь, снял шинель.

На кухне горел свет. Жена, Валентина Ивановна, не спала. Ждала его.

— Ты где пропадал?

Юрий приложил палец к губам, в одних носках прошёл в комнату. Старшая дочка, Лена, спала, скинув одеяло, а совсем маленькая, Галочка, сладко посапывала в кроватке, выставив на ружу крохотный носик. Глядя на них, Гагарин счастливо улыбнулся. Поправил одеяло, вернулся на кухню.

— Собирай чемодан, — сказал он жене. — Утром улетаю.

— Надолго?

— Нет! — Гагарин засмеялся. — Туда и обратно! Он помолчал, поднял глаза на жену.

— Знаешь, Валя, я на Красной площади был.

Валентина Ивановна внимательно посмотрела на него.

— Вот оно что! — догадалась она. — Значит, это серьёзная командировка?

Гагарин в волнении кивнул.

— Я и гляжу, — улыбнулась Валентина Ивановна, — светишься весь — точно фонарик внутри включили!..

Рано утром Гагарин был уже на аэродроме.

На аэродроме собралась небольшая группа людей: учёные, инженеры, корреспонденты. Журналисты волновались. Им сказа ли, что предстоит очень ответственный и интересный запуск ракеты в космос. Но какой именно, они не знали. Многие и не подозревали, что вот эти молодые весёлые лётчики и есть бу дущие космонавты и что среди них находится самый первый.

На аэродроме лётчиков-космонавтов встречал генерал-лейте нант авиации Николай Петрович Каманин.

Он с Михаилом Васильевичем Водопьяновым и другими лёт чиками спасал в 1933 году дрейфовавших на льдине челюс кинцев.

За этот подвиг Николаю Петровичу одному из первых в нашей стране было присвоено звание Героя Советского Союза.

На лётном поле стояли три белоснежных лайнера — самолёты ИЛ-14.

Космонавты, учёные, инженеры должны были лететь на этих самолётах на космодром Байконур. Экипажи самолётов проводи ли последний осмотр.

Всю ночь шёл снег. Да и сейчас мела позёмка.

Взлётные полосы были расчищены, и по бокам их возвыша лись аккуратные грядки рыхлого снега.

Генерал оглянулся на лётчиков. Они шутили, весело смеялись.

Врач Евгений Анатольевич Карпов, несмотря на хорошее на строение лётчиков, вглядывался в их лица, расспрашивал о самочув ствии.

Генерал Каманин посмотрел на часы.

— Пора! Все собрались. Прошу в самолёт… Время! — негромко сказал он.

— Мягкой посадки! — крикнул кто-то из провожающих. Убрали трап.

Зарокотали моторы.

Вокруг самолётов поднялась снежная пыль.

Один за другим лайнеры вырулили на взлётную полосу.

Вот самолёт, оторвавшись от земли, стал набирать высоту. Вслед за ним поднялись и два других.

Сделав полукруг над аэродромом, самолёты легли на курс.

…В Москве генерала предупредили, что он должен рекомен довать Государственной комиссии кандидата на первый полёт и его дублёра. И генерал непрестанно думал об этом.

За время подготовки космонавтов Николай Петрович хорошо изучил каждого. Он привязался к этим смелым, весёлым ребятам. И ему было очень трудно сделать выбор. Генерал сердился за это на себя и потому хмурился.

Вот сидит Павел Попович. Отличный лётчик-истребитель. Весел, находчив, любит шутку. И сейчас он рассказывает какую-то историю. Космонавты хохочут, а Попович поглядывает с невинным видом, словно это не он всех рассмешил: «Да что тут такого! Чего смеётесь?..»

Андриян Николаев. Родом он из Чувашии, с Волги. Как-то в полёте на его истребителе случилась неисправность. Он не покинул самолёт. Сумел справиться с машиной и посадил её на аэродром.

Вот Герман Титов. Вырос в семье учителя в далёком алтайском крае. Увлёкся авиацией, пошёл в аэроклуб. Поступил в авиаци онное училище, стал классным лётчиком. Решителен, по-деловому расчётлив.

Генерал Каманин вздыхает: «Так кто же? Кто?» — думает он…

Гагарин заглядывает в иллюминатор. Внизу — белые-белые за витки облаков. Встаёт солнце. И освещает их с такой силой, что больно смотреть.

Юрий закрывает глаза. Самолёт уже далеко от Москвы. Чем дальше они летят, тем явственнее приметы весны. Видны большие тёмные проталины. Поблёскивает вода, прорвав кромки льда по берегам озёр и рек. И снег уже не такой белый и пушистый, как в Москве… Леса, дороги, квадраты полей, деревушки…

Один посёлок у шоссейной дороги показался таким знакомым, близким. Совсем, как их Клушино.

Гагарин откинулся на спинку кресла. Милое Клушино! Родные места. Кажется, всё было так недавно!

На полу терраски жаркие солнечные пятна. Большая муха бегает по ним, что-то там ищет, щупает хоботком. Срывается. Улетает. Потом опять прилетает, садится…

На ступеньку крыльца взобралась белая курица. Косится крас ным глазом на Юру и быстро выговаривает: «Ко-ко-ко, ко-ко-ко». Красный хохолок её подрагивает.

Во дворе слышно: вжик-вжик, вжик-вжик… Это отец под навесом мастерит что-то для соседей.

Пахнет свежей сосновой стружкой.

Рядом — брат Валентин. Облокотился на верстак, глаз не сво дит с рук отца.

На спине отца — влажное пятно. Капельки пота смахивает он и с лица.

Разогнувшись, отец вышелушивает стружку из рубанка и по учает Валентина: — Вишь, сыровато дерево. Для столярного дела не годится. Сколотишь, а оно усохнет, пазы и разойдутся. И рубанок не берёт. Тупится лезвие…

Валентин канючит:

— Батя, дай попробовать, а? Дай. Одну сторону зачищу… Отец смеётся. Отдаёт рубанок. Прихрамывая, отходит от вер стака, присаживается на чурку.

— Не нажимай. Сильно-то не нажимай! Труднее ведь, — подаёт он советы сыну.

Достаёт кисет, ловко крутит цигарку. Оглядываясь, приглажи вает короткие волосы.

— Жарко. Ишь, нынче лето какое! Дождичка бы! Хлеба под нялись, а стебель тонкий ещё. Ему бы попить…

Юра сидит на верхнем порожке террасы. Сестра Зоя за столом усердно пишет в тетрадке. Она ходит в школу.

Юра поглядывает на сестру и вздыхает. Ждёт, когда Зоя освободится. Сестра учит его читать.

Берёт букварь, показывает на картинку. Каждая картинка — буква.

Две буквы — это слог. Слог да слог — слово. Ой, как интересно!

— Ну, гляди, — говорит Зоя, — ма-ма мы-ла ок-но.

Юра шевелит губами, запоминает. Брови его белые тоже шевелятся, и ресницы, и волосики белые взъерошиваются от ветерка.

Яркими голубыми глазами умоляюще смотрит на сестру: «Ну, ещё, Зоя! Ещё хочу почитать. Слышишь?»

Меньшой брат, Бориска, играет на полу. Возится с чурками — ползает, пыхтит…

За домом — сад.

В белом цвету стоят яблони, вишни.

Сад звенит от пчелиного гуда. Слабый ветерок доносит аромат пахучей смородины.

За садом тянется широкий луг, усыпанный полевыми цветами. По нему бегают ребятишки. В лапту играют.

Дальше неровные холмы. На их пологих боках — поля. В полях разбросаны островки берёзовых рощ, осинника. Ширь-то какая! Глаз не нарадуется на сочную зелень, простор, яркий свет дня…

По широкой лощине в обрамлении ивняка и густых ракит плавно вьётся речушка. И деревья сбегают к ней с холмов, и дома деревни её обступили. Большое у них село Клушино.

Ребятишки кричат на лугу — разыгрались. Отсюда слышно!

Юра опять вздыхает. Оглядывается на сестру. Зоя быстро-быстро пишет. Юра завидует. Ему бы так! Уж скорее бы большим стать! В школу пойти. Там столько предметов изучают! Историю, географию, арифметику, физику… Сам слышал! Брат и сестра только об этом и говорят.

По улице рядом с домом проходит шоссе. По нему беспре рывно катят повозки, мчатся грузовики, легковушки. Иной шофёр свернёт на обочину, затормозит горячий пыхтящий автомобиль. Подойдя к калитке, крикнет:

— Люди добрые! Нельзя ли водицы испить?

Быстрее всех срывается с места Юра. Приносит кружку с во дой.

Загорелый, чумазый шофёр пьёт воду большими, глотками, а остатки плескает себе на разгорячённую грудь.

— Ну, спасибо, браток, — говорит он, — обратно поеду, обяза тельно прокачу. Идёт?

Юра знает, что не прокатит. Но не обижается. Понимает — некогда шофёру! Работа. Юре и самому грядки на огороде надо прополоть.

Вечером собирается вся большая семья Гагариных. Приходит мать с фермы. Отец и Валентин убирают инструмент. Бориска складывает свои чурки под печкой.

А Зоя уже накрыла на стол.

Анна Тимофеевна всплёскивает руками.

— Ай да ребята! Ну, молодцы! И ужин готов, и скотина накормлена. Ба! А кто же калитку починил? Никак Валентин? А Зоенька, гляжу, горницу вымыла?..

— Они, они… Кто же ещё! — смеётся довольный отец.

— А чем мои младшенькие занимались?

— Ой, Юрка мне проходу не даёт! — тараторит Зоя. — Учи его и учи… Теперь цифры просит показать. Такой дотошный.

— Правильно делаешь, сынок, — мать ласково смотрит на Юру. — Осенью в школу.

Часто на «огонёк» к ним заглядывает брат отца, дядя Паша. Вот радости ребятам! Души не чают они в своём дядьке. Работает он в колхозе ветеринаром — коров лечит, лошадей. А знает столько, часами можно слушать!

Напьются чаю и — на сеновал. Анна Тимофеевна бросит им подушки, одеяла.

И Бориска — тут как тут:

— И я с вами хочу.

Улягутся, и пошли расспросы: как на заводе работают, какие на свете машины делают, про города, страны…

Слушают дядю Пашу, в ночное небо смотрят. На звёзды, облака.

— Дядя Паша! — спрашивает Юра. — А небо до звёзд достаёт? Дядя Паша и Валентин хохочут.

— Дядя Паша, а что такое звёзды? — опять спрашивает Юра. — Звёзды — это планеты. Как Земля или Луна, — поясняет дя дя Паша. — Только они далеко от нас. Чуешь?

— Чую, — смеётся Юра.

— Мал ещё, — вздыхает дядя Паша. — Подрастёшь — тогда узнаешь!

У Юры — ещё тысяча вопросов. Но Валентин тоже хочет спро сить о чём-то, в бок его толкает. И Юра молчит.

— Дядя Паш! А люди там есть? — задаёт вопрос Валентин.

— Трудно сказать, — поразмыслив, отвечает дядя Паша. — Но, думаю, жизнь на звёздах есть. Не может быть, чтобы одной Земле так повезло!

Юра, согревшись у тёплого бока дядьки, начинает засыпать. Глаза у него слипаются.

Было июньское утро. Мать хлопотала на кухне, Зоя ей по могала.

Вдруг со двора вошёл отец. Лицо у него бледное, растерянное. Домашние никогда его таким не видели.

— Война! — хрипло сказал он. — Война началась…

Мать рухнула на скамью, уткнула лицо в фартук, заплакала.

— Что же это будет? Горе-то народу какое! — запричитала она. Юра и Бориска с испугом смотрели на взрослых. Всхлипнула Зоя. Но словно чего-то забоялась — глянув на отца, прикрыла рот ладошкой. Вбежал Валентин. И будто споткнулся, замер в дверях…

Притихло Клушино.

Утром уходили на войну первые призывники. Ехали подводы, шли парни, взрослые мужчины: кто с деревянным чемоданчиком в руках, кто с вещмешком за плечами.

Пиликала гармошка. Кто-то пел, кто-то пустился в пляс, решив ободрить близких. Но у всех на глазах были слёзы. Уходили на смертный бой с врагом братья, мужья, сыновья…

Улицы опустели. Редко где соберутся ребятишки, затеют игру в «войну». А то всё — дома.

Когда взрослые придут затемно с работы, Юра и Бориска уже спят. К подушке прикоснулись — и готово! Умаялись за день…

Взрослые ужинали молча. Слова не шли. Война всё ближе и ближе подступала к деревне.

А вскоре потянулись через село беженцы. Нескончаемым потоком двигались по шоссе повозки, грузовики, набитые покла жей. Шли женщины, старики, дети. Уходили из родных мест люди. Уходили от врага.

Мать с Зоей выносили на дорогу хлеб, варёную картошку, поили беженцев водой.

Валентин и Юра подолгу стояли у калитки. Брат хмурился. Юра теребил его.

— Куда они? А мы тоже пойдём, да?

— Молчи! — обрывал его Валентин.

Юра умолкал, смотрел во все глаза на бредущих по дороге усталых людей.

Бывает же такое! Снится Юре сон. Вроде бы Юра лежит и видит: Бориска, брат, тихонько сползает с кровати и крадётся к его школьной сумке. Вытаскивает две новенькие тетрадки, подаренные Зоей. А Юра удивляется: зачем они это ему? Ну конечно, рисовать! Будто не знает Бориска, что Юре идти в школу и ему без этих тетрадок никак нельзя.

Юра кричит, пытается тетрадку отобрать. А Бориска не даёт, толкается…

И тут Юра проснулся. Открыл глаза, а это сестра Зоя его тормошит, будит…

— Юрушка! А Юрушка! — шепчет она. — Вставай! В школу пора.

В школу!

Вмиг Юра вскочил на ноги, схватил рубашку, штанишки.

Юра одевается, а внутри его всё ликует. Ура! В школу! Он идёт в школу! Вот и дождался он своего дня!

За столом Юре уже не сидится: то в окно выглянет — не идут ли ребята? То на ходики на стене взглянет — сколько там осталось?

Зоя рассердилась.

— Не вертись, как юла! Пей молоко. Не опоздаем!

Мать и отец давно встали. Отец стучит топором во дворе, а мать у печи возится.

Юра незаметно дёргает сестру за платье.

— Скоро, нет? Пошли, что ли?

Мать обнимает его у порога.

— Счастья тебе, сынок! Вот и ты в школу пошёл.

Во дворе к Юре подходит отец. Строго оглядывает его.

— Ты там не шали, — наказывает он Юре, — учительницу слу шайся. Она — уважаемый человек. Не ленись.

Потом тяжёлой рабочей рукой подталкивает его, коротко говорит, точно приказывает:

— Ладно. Ступай!

Зоя берёт Юру за руку, и они выходят на улицу.

День тёплый, хотя и пасмурный. Небо прижалось к самой земле, и чёрные тучи вдалеке будто нехотя переползают с холма на холм, цепляясь за редкие берёзки.

По шоссе быстро, по-походному движется колонна солдат. Колонну обгоняют раскрашенные под зелень грузовики.

Солдаты оглядываются на детей, и их лица светлеют. Они улыбаются. Впереди их ждёт тяжёлый бой, но при виде ребят, шагающих в школу, душа их оживает…

Зоя приводит Юру прямо в класс. Сюда же собираются его сверстники, с которыми он ещё вчера бегал на речку, играл на лугу.

Теперь все они — школьники. Особый народ. Умытые и при чёсанные, ребята робко рассаживаются за партами и оглядыва ются на окна, за которыми толпятся взрослые.

На стене, над классной доской, висит портрет Владимира Ильича Ленина. Он по-доброму смотрит на ребят, улыбается.

В класс входит учительница, Ксения Герасимовна. Она обращается к классу:

— У вас, дети, сегодня большой праздник! Вы пошли в школу, — тихо говорит она. — Теперь вы — ученики. В нелёгкую пору наступил этот праздник. Идёт война — великая, народная война. Старшие братья и отцы бьются на фронте с врагом, защищают Родину. Фронт близко от наших мест — всё может случиться, всё может произойти… Но вы должны хорошо учиться! Это тоже помощь фронту.

Когда ребята возвращались из школы, они увидели, как низко-низко над селом летели два самолёта.

Один то и дело валился на крыло и, казалось, вот-вот соско льзнёт и врежется в землю, а другой — кружил над ним, то взмы вал резко вверх, то снова устремлялся вниз, словно о чём-то просил товарища…

Девчонки подняли визг и бросились врассыпную, а мальчишки сразу определили: наши! Истребители!

— Гляди! Подбили его! Подбили! Не долетит!

Подбитый истребитель, то тарахтя мотором, то затихая, ми новал дома Клушино, начал быстро снижаться.

— Упадёт! Ой, упадёт! — закричал кто-то из ребят. Самолёт пролетел над холмами и упал где-то за селом. Ребята что есть духу пустились бежать.

В небольшой лощинке истребитель уткнулся переломанным крылом в землю, высоко задрав хвост.

Лётчик, припадая на раненую ногу, шёл к редкому березняку. Видно, хотел там спрятаться.

Заметив ребят, лётчик остановился.

— Это ваша деревня? — спросил он.

— Наша! Клушино! — закричали ребятишки.

В это время с рёвом пронёсся второй истребитель. Лётчик вскочил.

— Вернулся! Вернулся, браток! Да зачем? Зачем?

Но истребитель сделал круг и плавно пошёл на посадку. Ещё немного — и, подпрыгивая на кочках, он уже подруливал к сбе жавшейся ребятне и лётчику.

Боевые друзья крепко обнялись.

— Телефон-то у вас в деревне есть? — спросил у ребят при летевший за товарищем лётчик.

— Телефон-то есть! Да он какой день не работает! Тут до Гжатска всего десять вёрст. Мы туда пешком ходим!

Лётчик засмеялся.

— Нам не до Гжатска надо. На аэродром! А до него все сто вёрст наберутся!

— Сто!? — ахнули ребята.

— Вот что, — подумав, сказал лётчик. — Несите-ка вёдра.

Ребята сбегали в деревню, принесли вёдра. И работа закипела. Лётчики открыли баки упавшего самолёта, и мальчики перетаска ли вёдрами бензин в другой самолёт.

Лётчики пожали каждому руку.

— Спасибо вам, орлы! Быть вам всем пилотами! Смелый вы и хороший народ. А мы ещё дадим фрицам жару! Такого, что вовек не забудут!

Потом они забрались в кабину. Истребитель долго бежал по полю, и ребята отчаянно переживали: а вдруг не сможет под няться? Но истребитель взлетел. Набрав высоту, покачал на про щанье крыльями и скрылся из глаз.

Гитлеровцы вошли в их село ранним утром.

Вначале со страшным треском промчались мотоциклисты. На ходу обстреляли притихшие улицы. Потом, сотрясая грохотом стёкла окон, проехали танки.

Въехала колонна автомашин.

С гоготом фашистские солдаты облепили колодцы, кинулись по дворам. Защёлкали выстрелы. Постреляли собак, кур, гусей.

Целый день через Клушино проходили немецкие части. Одна из них стала в деревне.

Гагарины сидели на кухне. Накануне решили уходить. Анна Тимофеевна собрала тёплые вещи, связала в узлы, но заболел Алексей Иванович. Идти было нельзя.

Сейчас отец поднялся. Был бледен, пальцы едва заметно вздрагивали. Зоя и Валентин не отводили от него испуганных глаз.

Скоро затопали сапоги у крыльца. Послышался громкий чужой говор. Лязгая оружием, солдаты вошли в дом. Один заглянул на кухню, шутя нацелил автомат:

— Партизанен? Наин? Пуфф, пуфф! — загоготал он и ушёл в горницу.

В доме стоял такой треск, точно его крушили ломами. Солдаты лезли в сундук, в шкаф, рылись в вещах. Тащили всё, что им попадалось на глаза.

Пришёл опять тот солдат.

— Ам, ам… Ферштейн? Понятно? Млеко… Яйки… Ам, ам! Быстро, быстро! Шнель!

Анна Тимофеевна не поняла. — Чего это он?

— Не знаешь чего? — усмехнулся Алексей Иванович. — Жрать требуют. — И поморщился брезгливо: — Да дай ты им…

А солдат всё что-то лопотал по-своему, тыкал пальцем в грудь Алексея Ивановича. Потом отчего-то разозлился и вытолкал всех во двор. Наверное, ему не понравилась усмешка Алексея Ивано вича.

Во дворе тоже хозяйничали гитлеровцы. Сломали забор, за гнали грузовик. Командовал всем толстый ефрейтор с красной шеей.

Устроились ночевать Гагарины на огороде, в копешке сена. Ночью зарядил холодный осенний дождь.

Отец принёс лопаты, позвал Валентина.

— Будем рыть землянку. Не погибать же!

Солдаты менялись в доме Гагариных — одни уезжали, другие приезжали. А толстый ефрейтор пробыл долго. Звали его Аль берт. Был он механик, заряжал аккумуляторы для автомобилей. Юре запомнился он крепко.

Ударили первые морозы. Сыпала снежная жёсткая крупа.

Юра и Бориска чаще всего копались на огороде, искали прошлогоднюю картошку. Подступал голод. Все запасы, которые были в доме, гитлеровцы забрали.

Как-то Борис подошёл поближе к мастерской Альберта. Там горела лампочка, гудел мотор-движок, лежали всякие инструмен ты. Бориске это в диковинку!

Толстый Альберт оглянулся, увидел мальчика. Вдруг шагнул к Бориске, схватил за воротник кожушка, поднял и зацепил шарфом за сучок яблони.

Бориска повис. Закричал тоненько, задрыгал ногами и ру ками.

Юра был на огороде. Поднял голову и — обмер. Хочет крик нуть — и не может. Голос потерял.

А толстый Альберт расставил ноги, упёр руки в бока и хохо чет.

Бориска уже задыхается. Лицо посинело..

Из землянки выбежала на крик и шум Анна Тимофеевна, кинулась к сыну. А Альберт не пускает. Выхватил пистолет из кобуры, глаза выпучил. Грозит.

На их счастье вошёл во двор какой-то офицер. Что-то сказал Альберту. Тот вытянулся, щёлкнул каблуками, побежал выполнять поручение. На Бориску офицер даже не взглянул.

Анна Тимофеевна подхватила сына и бегом в землянку. Там еле отходили Бориску.

— Изверг! Душегуб проклятый! Погодите, придёт Красная Армия, отольются наши слёзы!..

— Не плачь, Бориска, — шепчет брату Юра. — Мы ему ото мстим! Вот увидишь! Не плачь.

Как-то вечером прокрались ребята к мастерской и насыпали в выхлопную трубу песка, трухи всякой, натолкали бумаг, тря пок.

Утром Альберт стал заводить свой движок, а он чихает, фыркает, никак не заводится.

Застопорилась у немца работа. Один посыльный прибежал, другой.

Начальник явился, кричит, перчатками по щекам отстегал. Толстый Альберт мечется возле мотора, всклокоченный весь, пот ручьями льёт, а в чём дело, понять не может.

…Ещё два долгих года жили Гагарины в оккупации. Тяжело было. Фашисты зверствовали. Но потом Красная Армия перешла в наступление и освободила Клушино.

Учиться Юре довелось уже после ухода немцев. Тогда семья переехала в Гжатск.

Анна Тимофеевна подобрала из старой одежды и сшила Юре штанишки и курточку. И отвела их с Бориской в школу. Юра пошёл в третий класс, а Бориска во второй.

Город был сильно разрушен. Все каменные здания фашисты взорвали.

Школа располагалась в двух деревянных домиках.

Писали ребята на старых газетах. Настоящих школьных тетра дей у них не было. Потом кто-то принёс выцветшие обои. Их разрезали и сшили тетради.

Снова во дворе запахло свежей стружкой. Отец достал инс трумент, заточил топор, пилу. Надумал Алексей Иванович избуш ку из Клушина перевезти.

Потянуло и Юру мастерить.

Что бы ему такое сделать? И вдруг глаза блеснули. Самолёт! Точно такой, как упал у них в Клушине. Не забыл Юра тех лётчиков… А как самолёт делать?

Взял Юра одну палку, вырезал паз. Поперёк наложил другую палку — это будут крылья. А сзади — покороче брусок прила дил.

Знатный самолёт получился.

Принёс его в школу. Сбежались ребятишки.

— Где, — спрашивают, — взял?

— Сам сделал! — гордо ответил Юра.

— А он полетит? — спрашивают ребята.

— Ещё как! Надо только с высокого места пустить.

Пошли на второй этаж. Открыли окно. Юра разбежался, выкинул самолёт. Тот нырнул вниз, затрещал по веткам акации… Внизу чей-то сердитый мужской голос закричал:

— Ах, негодники! Палки бросать?!

Ребятишки кинулись врассыпную. Только вбежали в класс, входит завуч школы. А с нею какой-то дядька, и в руках у него Юрин самолёт.

— Дети, — говорит учительница, — кто принёс это в школу? Да ещё из окна выкинул?

Глядят ребята, а у дядьки на лбу — огромная шишка!

— Спасибо, так обошлось! — говорит мужчина, разглядывая Юрину модель. — Такой крестовиной можно запросто голову про шибить!

Ребята подавленно молчали.

Юра встал.

— Это я принёс, — сказал он, опуская глаза. — Я думал, он полетит. Простите. Я больше не буду! А самолёт вы мне отда дите?

— Ну уж нет! — засмеялась завуч. — Пускай в учительской постоит. Надумаешь его снова запускать!..

Юра только вздохнул. Жалко было самолётик! Но прови нился — молчи…

Прошли годы. Юра окончил ремесленное училище, вечернюю школу рабочей молодежи. И приехал учиться в город Саратов в индустриальный техникум.

Юра часто ходил на площадку Детского парка играть в волейбол.

Однажды пришёл туда и инструктор саратовского аэроклуба Владимир Алексеевич Каштанов. Он сразу выделил Гагарина.

В перерыве Каштанов подошёл к Юре.

— Давно играешь? — спросил он Гагарина.

— Давно, — кивнул Юра, — а вы?

— И я давно, — засмеялся Каштанов. И всерьёз уже доба вил: — Нам без спорта нельзя.

— Кому это вам? — удивился Юра.

— Лётчикам, — спокойно ответил Каштанов, — я из аэроклуба.

У Юры от изумления глаза округлились. Совсем не чаял так близко познакомиться с лётчиком!

— А к вам записаться можно? — спросил Юра.

— Отчего же нельзя? Можно, — сказал Каштанов. — А что, меч таешь стать лётчиком? Интересно, с каких же это пор?

— Не знаю, — чистосердечно признался Юра, — но лётчики всегда были для меня примером. Такие мужественные люди! Вы кино «Истребители» видели? Ну, вот. Мне очень-очень понравилось!

— Ну, что же, — кивнул Каштанов, — приходи. Посмотрим, по лучится из тебя лётчик или нет.

Первым наставником-инструктором у Гагарина был лётчик Сергей Петрович Мартьянов.

При знакомстве с Юрием Мартьянов отнёсся к нему недо верчиво. Подумал: «Такой неказистый паренёк! Да он не выдер жит и первого виража в полёте!»

Полетели.

Как только инструктор не кидал самолёт! Какие не выделывал «бочки» и «петли»! И неизменно видел в зеркальце ликующее лицо Гагарина. Он как бы просил: ещё, ещё!..

Они летали долго. Мартьянов и сам почувствовал, что утомился.

Каково же было его изумление, когда на следующее утро он увидел у ворот аэроклуба съёжившуюся от утреннего холода фигурку Гагарина! То же было на третий день, на четвёртый…

Полёты начинались рано — в четыре часа утра. И Юре прихо дилось добираться до аэродрома через весь город. Трудно было сказать, когда он спал.

Мартьянов понял, что для Гагарина нет ничего важнее неба!

Однако не всё проходило гладко.

Перед экзаменами на звание пилота курсанты аэроклуба вы ехали в лагеря. А Юра поехать не смог. У него была защита диплома в техникуме.

Когда же приехал, практика у курсантов заканчивалась. И тут выяснилось, что у Юры не ладится посадка.

Вот-вот экзамены, а он всякий раз, сажая самолёт, совершал какую-нибудь ошибку.

Командир звена принял решение отчислить его из клуба.

Общительный, неунывающий Юра теперь сторонился товари щей. Вечерами уходил в лес, в луга. Десятки, сотни раз мысленно проделывал он элементы полёта в воздухе. В чём его ошибка? Где допускал просчёт? И не находил ответа.

Юре пришёл на помощь начальник лётной части аэроклуба.

— Я полечу с вами, — сказал он.

Поднялись в воздух.

Лётчик внимательно наблюдал за действиями курсанта Гагарина. Юра повёл самолёт на посадку.

Вдруг начлёт приказал:

— Отставить! Набрать высоту!

Юра потянул штурвал на себя.

— Смелее! — командовал начлёт. — Почему так скованы? Бои тесь? Нет? Тогда в чём дело? Определите высоту!

Уверенность командира передалась Юре. Он быстро опреде лил высоту.

— Правильно! Подведите самолёт ниже! Ещё! Сколько мет ров? Правильно! Пошли на посадку!..

Экзамены Юра сдал на «отлично» и в числе лучших курсантов был направлен в Оренбургское военное училище.

Окончив училище, Гагарин получил направление в Заполярье.

Молодому лётчику приходилось летать в сложных условиях. Бураны, снежные заносы, густая облачность…

Но с каждым полётом накапливался опыт.

В это время один за другим поднимались в космос советские спутники. Вместе с Юрой Дергуновым, своим другом, Гагарин горячо обсуждал эти события. Много читал.

— Знаешь, Юра, — говорил Дергунов, — надо подавать заявление. Если не существует отряд астронавтов, то скоро будет! Представляешь? Слетать к другим планетам!..

Подал Гагарин командиру эскадрильи рапорт.

— В космос? — удивился тот. — Не торопитесь, лейтенант?

— Никак нет, — твёрдо ответил Юрий, — самое время!

Скоро его вызвали к командиру части. Незнакомый полковник листал личное дело Гагарина.

— Садитесь, — предложил он лётчику, — расскажите о себе. О жизни, учёбе, друзьях… О родителях, — улыбнулся полковник.

Гагарин рассказал.

— Хотели бы испытывать новую технику?

«Вот оно!» — ёкнуло сердце Юрия. Он быстро, по-военному поднялся.

— Так точно, товарищ полковник. Очень хочу!

— Ну, хорошо, — кивнул тот, — о нашей беседе пока никому — ни слова. Надо будет, вызовем!

И вызов пришёл. Гагарин приехал в Москву. Неожиданно его направили в госпиталь. Соседом по палате оказался лётчик-капитан старше Юрия по возрасту. Он не переставал возмущаться:

— Мы же летать приехали! Я здоров, как бык! А тут склянки, банки, анализы… Как думаешь, лейтенант?

Гагарин улыбнулся, ответил:

— Анализы — так анализы! Значит, надо.

Лётчики привыкли к медицинским обследованиям. Но тут было всё необычно. Их вымеривали, выстукивали, заставляли читать специальные таблицы; крутили на необычных аппаратах, испытывали в различных камерах…

Медицинское обследование закончилось. Гагарин явился за документами. В приёмной сидел его сосед по палате. Глаза у него были грустные.

— Вызывали? — спросил Гагарин, присаживаясь.

— Вызывали, — вздохнул капитан. — Симпатичный такой док тор. Говорит: на медицину не обижайся! Она — не враг человеку, а друг. Иди, говорит, летай, но не выше стратосферы.

Гагарин заволновался.

В дверь выглянул доктор, посмотрел на лётчиков.

— Гагарин? — узнал он лейтенанта.

— Так точно! — Гагарин встал и не выдержал, взмолился: — А у меня, как? А? Доктор?

— У вас всё в порядке! — улыбнулся доктор. — Для вас стра тосфера не предел!.. Можно — и в космос!

День начинался с часовой зарядки под наблюдением врачей, тренеров: космонавты выполняли специальные упражнения.

Потом они садились в автобус и их везли в научные институты, академии. Крупнейшие учёные страны читали им лекции. Лётчики должны были изучить устройство ракеты космического корабля и всех его приборов. Они должны были научиться ориентироваться в космосе по солнцу и звёздам.

В кабине корабля их ожидали тяжёлые перегрузки. Летая на самолётах, лётчики не раз испытывали их на себе.

Это в самолёте. А в ракете, которая, отрываясь от земли, преодолевает земное притяжение, перегрузки вырастут во много раз! Поэтому надо тренироваться, тренироваться…

И первый тренажёр — центрифуга. В её кабину помещают кос монавта.

Кабина вращается с большой скоростью. Чем быстрее, тем мощнее действуют силы, которые вжимают космонавта в кресло.

Но надо не только лежать, надо и работать. Перед космонав том висит табло. На нём зажигаются цифры. Их надо прочитать и сообщить.

Кабина несётся всё быстрее. Губы едва шевелятся, тяжесть наваливается на грудь, в голове мутится… А в наушниках голос:

— Как самочувствие?

— Н-нор-мально! — отвечает космонавт.

По показаниям приборов-датчиков, которые прикреплены к телу космонавта, врачи следят за состоянием космонавта.

Другой тренажёр — сурдокамера. Там — абсолютная тишина, как в космосе. Часами, сутками, неделями. Трудно землянину к этому привыкнуть. Он любит шелест листвы, крики птиц, журчанье ручья! Ляжешь в поле, закроешь глаза — а по звукам как бы читаешь жизнь природы! А тут — навалилась на уши глухая, непроницаемая, как вата, тишина. Во всей вселенной — ты один! Поневоле охватывает страх. Трудно не закричать, остаться спокойным…

Ещё в том необычном госпитале Гагарин подружился с Алек сеем Леоновым.

Вот и сейчас, отправляясь на тренировку, Леонов шутит:

— Помните, у Барто? «Мы с Тамарой — ходим парой…» Так и мы с Гагариным.

Юрий заразительно засмеялся шутке.

Кто-то из космонавтов оглянулся, заметил:

— Юра, а тебя точно не берут перегрузки. Ты только веселее!

— Кому как! — вступил в разговор молчаливый Андриян Ни колаев, — а я не выношу термокамеру! Вот где жара! Того и гляди испечёшься!

— Хочешь совет? — немедленно предлагает Гагарин. — Я что, например, делаю? Страсть париться люблю! Как мне в термока меру, собираюсь будто в баню…

— И полотенце с собой берёшь? — не выдерживает весёлый Попович.

— Мысленно, мысленно, — смеётся Гагарин.

— Выходит, Андрюше фантазии не хватает! А что, купим ему веник, ребята?

Раздался дружный хохот. Но когда наступила тишина, Андриян сказал:

— Смех — смехом, а трудновато. В атмосфере всё же легче летать. Всё знакомое, земное…

Какое-то время все молчат. Видимо, тут трудно возразить. Действительно, в атмосфере легче. И опять раздаётся голос Юрия:

— Это же космос, братцы! С ним шутки плохи. Но совладать, думаю, можно. Да и с чем наш брат лётчик не справится?

Герман Титов задумчиво повторил:

— Космос, космос… Вот загадка! Хоть бы как-нибудь на него глазком поглядеть!

А на другой день Гагарин принёс из библиотеки томик про изведений Циолковского. Он подсел к друзьям, начал читать вслух о том, как люди отправились в космический полёт.

Не прошло и получаса, как разгорелся спор. Кто восторгался предположениями учёного, кто доказывал, что он неправ. Стало шумно. Томик переходил из рук в руки. Павел Беляев покачал головой:

— Ай да Юрка! Расшевелил всех. Молодец!

И тут же сморщился, присел на стул. Ещё болит нога. Но все же он в отряде космонавтов. И за это он признателен Юрию Гагарину.

…Беляев прыгал затяжным прыжком, долго не раскрывая парашюта. Прыгнул хорошо, но у самой земли налетел порыв ветра, его ударило о землю. Пришлось долго лежать в гипсе. Врачи считали, что он не сможет больше прыгать с парашютом.

— Неправда! — говорил Гагарин. — Он прыгнет! Я знаю. Хоть завтра прыгнет. Правда, Павел Иванович?

— Прыгну, — подтверждал Беляев, но в душе сомневался. — А что, если врачи правы?

И вот тогда Гагарин поехал прыгать вместе с ним, и Беляев прыгнул. Он приземлился по всем правилам. Юрий подбежал к нему, обнял.

— Я знал, что ты себя пересилишь, Павел Иванович, — тихо сказал он.

Беляев понял, что Юрий догадывался о его страхах.

— Юра! Друг! — взволнованно выговорил он.

Главный конструктор космических кораблей Сергей Павлович Королёв решил встретиться с будущими космонавтами. Самому захотелось увидеть первых испытателей этих кораблей.

И вот они приехали. Какие они были молодые, жизнерадост ные, симпатичные!

Сергей Павлович радостно и пытливо вглядывался в лица.

— Королёв. Будем знакомы.

Присели к столу. Сергей Павлович помолчал, задумавшись. Вдруг озорно сощурился:

— Ну что, орёлики, знаете, на чём будете летать?

Лётчики молчали, переглядывались. И тут, сидевший с ним рядом, видимо, один из самых боевых, неуверенно проговорил:

— Как вам сказать, Сергей Павлович… Вроде бы догадыва емся! Но вообще-то, честно говоря, нет. Не знаем!

Сергей Павлович вдруг увидел такие синие сияющие глаза, такую хорошую ясную улыбку, что и сам улыбнулся. Какие живые, озорные были эти глаза!

— Нет, не на самолётах, конечно, придётся летать! — сказал он. — А на совершенно новой технике. На необычных аппаратах! И ох как далеко от атмосферы, к которой привыкли! Так-то, братцы-орёлики! — засмеялся Королёв, увидав у всех зажёгшиеся огоньки в глазах. — А давайте помечтаем! Пофантазируем ма лость, как это будет выглядеть? Очень это помогает делу, я вам скажу…

И увлёкся, говорил долго и горячо.

— А эти аппараты мы когда увидим? — поинтересовался тот, синеглазый.

Королёв предложил пойти в цех и посмотреть космические корабли, о которых столько было сказано.

— Увидите и то, что не боги эти горшки лепят, — заключил он. — Не боги и обжигать будут. Вам на них летать!

А в цехе подвёл к кораблю:

— Ну, что? Желающие обжить его найдутся?

И снова все засмущались.

И опять синеглазый, побледнев вдруг от волнения и нахмурив брови, деловито осведомился:

— Разрешите?

Королёв молча кивнул.

И вдруг Гагарин — а это был он — к общему изумлению, сев на пол, быстро расшнуровал ботинки, поднялся в носках по лесенке к люку и, ухватившись за перекладину, ловко перекинул своё тело в кресло.

«Ишь ты! Хозяйственный мужик!» — усмехнулся Королёв, от метив эту черту — разуться перед тем, как войти с улицы в дом.

Ему нравился этот уверенный в себе молодой старший лейте нант.

Понравился он и его помощникам. Кто-то, поймав его взгляд, кивнул: «Хорош паренёк, а?» И Сергей Павлович, взяв инженера за локоть, шепнул:

— Вот этот, наверное, и будет первым!

Ровная, как стол, степь тянулась от края до края. Куда ни кинешь взгляд — голубой простор раскинувшегося над головой неба! Здесь и солнце казалось ближе к земле в десятки раз. Поутру его багровый диск словно выкатывался из морозной дымки и стоял на ребре над горизонтом.

Ещё издали космонавты увидели белоснежную стройную иглу, возвышающуюся посреди степи. Это была ракета.

Ракету удерживают на стартовой площадке четыре металли ческие мощные опоры. Держат её на весу.

Ракета взлетает не сразу. Её двигатели должны набрать силу. Но как только она начинает подниматься, опоры раскрываются, как цветок, и она взлетает. Это устройство на космодроме про звали «тюльпаном».

К самому верху ракеты прислонились кабель-мачта и запра вочные мачты. По одной — к приборам ракеты, пока она готовится к полёту, идёт электрический ток, по другим — топливо.

Глубоко под землёй, под стартовым сооружением располага ются оборудование для заправки топливом, холодильные и нагре вательные установки, упрятана различная аппаратура и приборы.

Космодром — огромное хозяйство. Его за день не обойдёшь. А окинуть взглядом, пожалуй, можно только с вертолёта.

Будущих космонавтов возили на машине, показывали космо дром. Юрий Гагарин и его друзья глаз не могли оторвать от того, что видели. Всё их восхищало и поражало!

— Здесь хочется ходить с обнажённой головой! — воскликнул Гагарин…

А на другое утро предстоял запуск ракеты.

Космонавты волновались — они ещё не видели, как взлетают эти ракеты. А им предстояло на них летать!

Их привели на наблюдательный пункт. Он был в километре от стартовой площадки.

Члены Государственной комиссии и Главный конструктор на ходились в бункере недалеко от ракеты. На крыше бункера мерцали стёкла перископов.

Запуск ракеты — сложное дело. Всё идёт по графику, точному расписанию. Команды подаются по радио, их слышно в любом конце космодрома. Это называют «громкой связью».

Сначала происходит заправка ракеты топливом. Как только его накачают в баки, ракета одевается точно в снежную шубу.

Мотовоз отводит заправочные цистерны.

А по кабель-мачте уже поступает в ракету ток, включает аппаратуру, машины, турбонасосный агрегат — сердце ракеты. Это он гонит горючее в камеры сгорания.

Звучит команда.

— Готовность 15 минут! Дежурному расчёту покинуть стар товую площадку! Отвести фермы обслуживания! Пожарным командам готовность номер один!

На стартовой площадке пусто. Промчалась последняя машина и скрылась. Легко и бесшумно откинулись заправочные мачты. И во всей своей красе предстала глазам космонавтов застывшая на стартовых опорах мощная ракета.

А команды следуют одна за другой. Как эхо, повторяют их операторы у пультов.

— Ключ на старт!

— Есть «ключ на старт»!

Ракета уже перестала дымиться. Закрылись её отверстия.

— Пуск! — подаётся команда.

— Есть «пуск»!

Поспешно откинулась от ракеты главная кабель-мачта. У осно вания ракеты поднялись мощные струи воды — они должны пре градить путь яростному огню из сопел, чтобы не оплавились металлические конструкции площадки, не опалились.

— Зажигание!

Космонавты видели, как вздрогнуло, напряглось и задрожало тело ракеты — мощный гул нарастал внутри неё…

— Предварительная! — скомандовал голос руководителя полётов.

Это означало, что горючее из баков по каналам ринулось в камеры сгорания, поддерживая пламя, но на пути его был ещё один — главный клапан. Он ждал, пока турбина наберёт обороты, чтобы с огромной силой послать горючее в камеры. Специаль ное устройство включит его.

— Главная!

Вот оно! Клапан открылся, и тонны горючего обрушились в камеры, в бушующее пламя, и вот уже с диким грохотом и невероятным рёвом оно вырвалось из сопел ракеты, ударило в дно котлована, сотрясая всё вокруг. Точно сама степь задрожала!

— Подъём!

Окутанная белым дымом и пламенем, ракета вначале нехотя, словно неуверенно, приподнялась над стартовой площадкой — тут же отскочили от неё стартовые опоры. В следующее мгно вение ракета ринулась ввысь и мгновенно исчезла. Только белое яркое пятно пламени ещё виднелось некоторое время…

Потрясённый зрелищем, Гагарин не сразу ощутил, что его толкают в плечо.

— Ну как? — кричал ему знакомый инженер. — Понравилось? Что скажешь?

Гагарин только покрутил головой.

— Здорово! — восхищённо воскликнул он, — Ух, здорово! Она у вас, как живая! Поздравляю!

— Вот так и тебя скоро будем запускать! — засмеялся инженер.

— Хорошо бы! — вздохнул Гагарин и посмотрел на инженера с улыбкой: — Мне и так казалось, что я уже сижу там — в ракете.

…Самолёт пошёл на посадку. Всё ближе земля, дома, до роги.

Вот колёса коснулись бетонной дорожки — пассажиров жёстко тряхнуло. Самолёт уже катится, выруливая к зданию аэродрома.

— Приехали! — Гагарин гибко потянулся в кресле. И встретил весёлый взгляд Поповича.

— Даёшь Байконур! — крикнул Павел. Все засмеялись.

На аэродроме собралось много народу: члены Государствен ной комиссии, ведущие учёные, инженеры.

Гагарин сразу разглядел среди них Главного конструктора космических кораблей, а рядом — Главного теоретика космо навтики.

Генерал Каманин молодцевато спустился по трапу, подошёл к председателю Государственной комиссии, доложил о прибытии.

Главный конструктор пытливо вглядывался в космонавтов. Он каждому пожал руку, для каждого нашёл слово. — Как, Юрий Алексеевич, супруга? Девочки? — поинтересо вался он у Гагарина.

— Передают привет, — улыбнулся Юрий.

— Ну да? Даже маленькая? Галка? Ну даёшь! Она же ещё говорить не научилась! — засмеялся Главный.

Но Гагарина трудно было смутить.

— Ручкой, Сергей Павлович, ручкой! Это мы с пелёнок умеем!

Главный конструктор отвёл генерала Каманина в сторону.

— Ну? Назовёте имя первого космонавта?

Генерал удручённо вздохнул.

— Не решил ещё, Сергей Павлович. Трудно, — признался Каманин.

— Трудно, — согласился Сергей Павлович Королёв. — Но надо! Вместе будем думать.

— Так точно! — козырнул генерал.

Каманина лётчики-космонавты ожидали в автобусе. Как только генерал сел, автобус тронулся. И не прошло минуты, как неуны вающий Павел Попович запел:

Дивлюсь я на небо
Да думку гадаю,
Чего я не сокол,
Чего не летаю…

— Обратите внимание, товарищ генерал, — ехидно заметил Гагарин. — Это же манёвр! Попович открыто напрашивается в полёт в космос!..

Дружный хохот был ему ответом. Смеялся и Попович, да так заразительно, что у него слёзы выступили.

— Вот чёртушка! Подковырнул! — хлопнул он друга по плечу. Генерал тоже улыбнулся.

«Так кто же, кто? — напряжённо размышлял он. — Кому перво му лететь в космос?»

Давно затих жилой городок космодрома. Отдыхали и космо навты в уютной гостинице. Только одно окно светилось в ночной темноте — в кабинете Главного конструктора.

Сергей Павлович Королёв только что вернулся из монтажно-испытательного корпуса, или МИКа, как его называют.

Сборка блоков корабля и ракеты проходили успешно.

Степной ветер посвистывал за окном. Песок, приносимый ветром из степи, шуршал по стеклу. Королёв подошёл к окну, выглянул. Далеко, над стартовой площадкой, ярко горели прожек торы. Загудел мотовоз. Там кипела работа…

Королёв скрестил руки на груди, но тут же сунул их в карманы брюк. Когда нервничал — не знал, куда девать руки…

Да как было не волноваться! Через несколько дней предстоит полёт человека в космос. Свершится событие — неслыханное!

Космос… Сергей Павлович взволнованно прошёлся по кабине ту. Потом решительно сел к столу.

Что ожидает там человека? Как космос его встретит? Там отсутствует сила, способная натянуть камень на верёвке. Камень и верёвка будут «плавать» рядом. И человек будет похож на птицу, правда, без крыльев. Он повиснет в чёрной пропасти, и невозможно будет определить, стоит он на ногах или висит вниз головой. Там пушинка свободно догонит обломок скалы, если их толкнуть в одном направлении. Там — абсолютная тишина, поскольку нет воздуха и не существует его колебаний, создающих звук. Там совершенно бесшумно взрываются звёздные материки, кипят языки огненной плазмы… За вашей спиной столкнутся два метеорита величиной с гору и рассыпятся в пыль, а вы ничего не заметите, если не оглянетесь.

Как будет человек там себя чувствовать? Сможет ли жить, работать? Сохранит ли мужество и хладнокровие, или его подавит чувство ужаса? Никто этого не знает. Никто этого ещё не изведал. На все вопросы должен ответить тот, кто полетит первым…

Королёв устало потёр виски. Каким же он должен быть, этот человек, чтобы не только подняться в космос, но и вернуться? И рассказать о том, что видел. Он должен выйти победителем в столкновении с невиданной доселе стихией!..

А через несколько часов Государственная комиссия собралась на своё торжественное заседание. Пришло много народу: работ ники космодрома, журналисты и кинооператоры.

Председатель Государственной комиссии объявил о решении Советского правительства произвести запуск человека в космос. Все бурно зааплодировали, закричали «ура».

Один за другим докладывали конструкторы о готовности си стем корабля к полёту. Потом утвердили график полёта. Космо навту предстояло совершить один виток вокруг Земли и произвести посадку. Пока — только один…

Затем дали слово генералу Каманину. Он, покашливая, начал говорить. Он сказал, что в процессе подготовки космонавтов было отобрано несколько человек. Но надо выбрать одного…

И замолчал, волнуясь.

— Предлагаю назначить в полёт старшего лейтенанта Гагарина, а его дублёром — Германа Титова.

Председатель Государственной комиссии оглядел присут ствующих.

— Какие есть мнения, товарищи? — председатель комиссии взглянул на Королёва. — Что вы скажете, Сергей Павлович?

Королёв помолчал. Отодвинул от себя бумагу, карандаш и потом подвинул обратно.

За столом заулыбались: «Главный-то — волнуется!»

— Предложение правильное, — сказал Королёв. — Я давно при глядываюсь к лётчику Гагарину. И нахожу в нём аналитический ум, редкое трудолюбие. Нам необходимы глубокие сведения о космосе. И у меня нет сомнений, что Гагарин нам их доставит.

— Ясно. Будут другие мнения? — снова спросил председатель Государственной комиссии. — Тогда прошу голосовать, — и первым поднял руку. — Единогласно! — заключил он.

Гагарин медленно поднялся. Он был бледен. Чувствовалось, каких усилий ему стоило сдержать своё волнение.

— Я от всей души благодарю, — твёрдо выговорил он, — пар тию, правительство за оказанное доверие. Я приложу все силы для выполнения задания!

Вспыхнули юпитеры, застрекотали кинокамеры. Гагарин попал в объятия друзей. Все были взволнованы необычностью проис ходящего.

Андриян Николаев, сдержанно улыбаясь, дружески толкнул его в плечо.

— Ну, смотри! Слетаешь, не загордись. Задерёшь ещё нос!

Гагарин обнял их за плечи.

— Да что вы, ребята! — воскликнул он. — Каким я был, таким и останусь. Честное слово!

Перед стартом Гагарина и Титова поместили в небольшом домике неподалёку от пусковой площадки.

День их прошёл, как обычно. Тренировка, потом кросс, обед, отдых. Всё было расписано по минутам.

По поручению Королёва к ним пришли инженеры-ракетчики с последними инструкциями.

Потом Юрий и Герман поиграли немного в бильярд. Пришёл врач Евгений Анатольевич Карпов и прервал игру. Он измерил у них давление, пульс, температуру. Потом посмотрел на часы.

— А теперь спать! — приказал он.

— Спать? Пожалуйста! — весело заявили космонавты.

Когда они прошли в свою комнату, послышались шаги, и к ним заглянул Главный конструктор.

— Сумерничаете, значит? — улыбнулся Сергей Павлович, при дирчиво оглядывая комнату. — Что ж! Чисто, уютно. Неплохо, неплохо. Как самочувствие?

— Самочувствие отличное, Сергей Павлович, — ответил Герман Титов. — Очень вам рады. Посидите с нами.

— А что скажет медицина? — оглянулся на дверь Королёв. — С нею не поспоришь! Давайте отложим до другого раза. Вот слетает Юра, тогда будет о чём поговорить. Да и дела меня ждут! Рад, что вы веселы, бодры. Желаю вам спокойной ночи!

— Спасибо, Сергей Павлович.

Королёв, взявшись уже за ручку двери, оглянулся.

— Да, хочу вам сказать… Чтоб очень не воображали! Через пару-тройку лет в космос будем отправлять гораздо проще…

— Интересно, как это? — удивились космонавты.

— По профсоюзным путёвкам!

Космонавты расхохотались. В дверь опять заглянул Карпов.

— В чём дело, мальчики? Может, вам снотворного дать?

— Нет, нет! — закричали оба космонавта, и через минуту их уже не было слышно.

Когда через полчаса Главный конструктор снова зашёл, оба космонавта крепко спали.

Юрий Гагарин спал на боку, подложив ладонь под щёку, как в детстве.

Сергей Павлович постоял, постоял и на цыпочках вышел.

Рано утром Гагарина и Титова разбудили.

— Как спалось? — озабоченно спросил Карпов. Гагарин сладко потянулся:

— Отлично! Как учили!..

Предстояла долгая процедура облачения в скафандр. Врачи измеряли давление, пульс. Проверяли работу сердца.

Пришёл генерал Каманин, поинтересовался, как идут дела.

— Товарищ генерал! — заговорщически шепнул Гагарин. — Я, наверное, какой-то ненормальный человек…

— Это почему? — удивился Каманин.

— Предстоит такой полёт, все волнуются, а я — нисколечко! Ну, просто совсем не волнуюсь!

— Так это замечательно! — воскликнул генерал.

Но вот оба космонавта в ярко-оранжевых скафандрах выходят из домика, садятся в автобус и едут на стартовую площадку.

Там собралась огромная толпа: учёные, рабочие, конструкто ры, члены Государственной комиссии.

Гагарин подходит к председателю Государственной комиссии с докладом. Его дублёр, Герман Титов, остаётся в автобусе. Ему позволят раздеться, когда космонавт номер один займёт место в космическом корабле.

Гагарин поднимается на площадку лифта, оборачивается к площади. Внизу — море голов! И такая тишина, что слышно, как ветерок гоняет по бетону ветошь.

— Дорогие друзья, близкие и незнакомые, соотечественники, люди всех стран и континентов! — говорит Гагарин, и динамики разносят его взволнованный голос далеко по степи. — Через не сколько минут могучий космический корабль унесёт меня в далёкие просторы Вселенной… Рад ли я? Вся моя жизнь кажется мне сейчас одним прекрасным мгновением, и всё, что прожито, что сделано прежде, было прожито и сделано ради этой минуты! Я думаю о той ответственности, которая легла на меня. Первым совершить то, о чём мечтали поколения людей, — проложить дорогу человечеству в космос… Мне хочется посвятить этот первый космический полёт людям коммунизма! До скорой встре чи, дорогие друзья!

Площадь ответила ему ликующими криками, рукоплесканием.

Гагарин сел в лифт.

Сверху он снова помахал рукой. Все отошли от ракеты. Началась заправка ракеты топливом.

Сергей Павлович прошёл в бункер и, отдавая команды, вгля дывался в экран телевизора, откуда смотрело на него лицо Гагарина.

— «Заря»! «Заря»! Я — «Кедр»! — позвал он в микрофон. — Как чувствуете себя, Юрий Алексеевич?

— Чувствую себя превосходно! — ответил Гагарин. — Проверку аппаратуры закончил. Всё нормально.

— У нас тоже идёт всё нормально, — сказал Королёв. — Не скучаете? Может, вам музыку дать?

— Музыку хорошо бы, — согласился Гагарин.

Через некоторое время Королёв поинтересовался:

— Ну, как? Включили вам музыку?

— Нет ещё, не дали, — ответил Гагарин.

— Понятно. Это же музыканты, Юрий Алексеевич! Пока туда, пока сюда…

А подготовка ракеты между тем шла полным ходом. И вот уже звучат команды:

— Ключ на старт!

— Ключ на пуск!

— Пуск!

Главный конструктор, волнуясь, произнёс в микрофон:

— Счастливого вам пути, Юрий Алексеевич!

Прозвучал последний приказ:

— Подъём!!!

Ракета приподнялась над площадкой, устремилась ввысь.

И тут из мощных динамиков раздался звонкий ликующий гагаринский голос:

— По-еха-ли!

12 апреля 1961 года космический корабль с Юрием Гагариным на борту, облетев планету, благополучно приземлился на поле колхоза «Ленинский путь» неподалёку от Саратова.

Так получилось, что Гагарин вернулся из космоса в то место, где впервые поднялся в небо на самолёте саратовского аэроклуба.

Было тёплое весеннее утро. В полукилометре текла Волга. А в нескольких метрах от корабля тянулась вязкая после поло водья низина. Там поблёскивали озёрца, клонилась под ветром прошлогодняя полынь.

Оглядевшись, Гагарин вдруг увидел неподалёку пожилую кол хозницу и рядом с ней девочку. Это были Анна Акимовна Пахтарова и её внучка Римма.

Девочка держала верёвку, которой был заарканен пятнистый телёнок.

Все трое с изумлением смотрели на Гагарина. Он был одет в ярко-оранжевый скафандр, и это, видимо, их пугало. Такой одежды они ещё не видели!

Гагарин подошёл к ним.

— Ну, здравствуйте, — сказал он. — Я — космонавт, Гагарин.

Женщина охнула:

— Господи! Это вы?! Оттуда? Из космоса? — и заплакала.

Они обнялись и расцеловались.

Весь мир был потрясён этой новостью.

Радиостанции на всех языках повторяли имя Гагарина.

Слова «космос, Гагарин» не сходили с газетных полос.

Улыбающееся лицо Гагарина на фотографиях стало известно всему миру.

Специальный самолёт доставил Первого космонавта в Москву.

Москва ликовала.

Огромные толпы народа стекались на Красную площадь. Состоялся грандиозный митинг-праздник.

Прошло время, и народы других стран не менее восторженн встречали первого космонавта.

Болгария, Чехословакия, Индия, Цейлон, Англия, Америка — везде с радостью, с ликованием встречали Юрия Гагарина, первого Землянина, побывавшего в Космосе.