• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Почему я написала эту книгу? Этому есть слишком много причин, чтобы назвать их все. Главное, о чем написана книга, о самом-самом в моей любимой науке о мозге человека, – для всех; о том, как фундаментальная наука практична, как она работает на медицину; как жизнь общества способствует или препятствует развитию науки и соотносится с наукой о мозге; как философия соотносится с наукой о мозге сегодня. Что еще? Конечно, о том, как отечественный и мировой научный климат приводит к тому, что прорывы в неизвестное начинают действительно носиться в воздухе.

Если прочтете текст внимательно, найдете в нем и о взаимоотношениях учителя и ученика. Разных. Есть много радостей в проблеме «учитель – ученики» в науке, есть много разочарований. Я писала очень давно на эту тему в «Правде», там это назвали «Воспитай ученика». Но это было слишком давно, в те прекрасные времена, когда еще не появилось ощущения, что прожитая жизнь находится как будто в другом измерении.

Чужой опыт учит умного и не помогает глупым. «Дурак учится на своем опыте, умный – на чужом», – говорят в народе. Я, признаюсь, училась и на чужом, и на своем опыте, и то, чему училась на своем, знала глубже, прочнее. Хочу, чтобы мой опыт послужил и умным, и глупым. Среди глупых есть прямо-таки таланты, глупость житейская ничуть не мешает писать картины и музыку, да и решать профессиональные проблемы. На эту тему не хочу полемизировать – пусть моя позиция вольется в долгожданный плюрализм мнений.

Так как же все то, что сделано нами в науке о мозге человека, сопоставимой сейчас с другими приоритетными направлениями, начиналось и происходило?

Была пустая, оставленная жильцами, ждавшими лучшей, а потому и не делавшими ремонта, квартира на служебной площади. С обоями дело обстояло из рук вон плохо, они решали свою проблему сами – отклеивались, отваливались от стен. А со стульями и столами – никак, их просто не было совсем. Потом принесли откуда-то старенький письменный стол и стул мне и еще один стул для того посетителя, которому придется говорить со мной. Да в первые дни ничего большего и не нужно было – никого не было. Я была одна со всем своим и отдельческим будущим в Отделе прикладной физиологии человека (затем – нейрофизиологии человека), который на бумаге уже существовал, тем самым подтверждая, что в начале было Слово (в виде решения Президиума АМН СССР).

Я писала общие направления работы отдела и первые частные направления и именно под них подбирала людей, которые почему-то все время шли и шли. Они шли ко мне, но я поняла только потом, почему они шли. Потому, что время для физиологии мозга человека пришло. Это трудно формализовать, но это было самое важное. Человек оказался готов приступить к познанию самого главного в самом себе – работы своего мозга. И не взялась бы за это я – наверное, нашелся бы кто-нибудь другой, немножко раньше или немножко позже.

Жизнь подошла к концу – и, может быть, оказалась бы моя радость от пути в науке замешенной на горечи разочарований, особенно страшных предательств друзей и учеников. Однако нет в моей душе горечи потери. В 1997 г. мне довелось пережить лучшие минуты моей научной жизни. На 33-м Международном конгрессе физиологических наук, проходившем в Санкт-Петербурге, программным комитетом я была удостоена чести первой лекции, сразу после формального открытия конгресса, в огромном «Октябрьском» зале. Нескольким тысячам физиологов и гостей я рассказала о том, что в XX в. произошло в науке о мозге человека. И какие ближайшие тактические и стратегические задачи в этой науке видятся мне как наиболее важные. Это была не первая моя лекция на физиологических конгрессах. Я читала их и в Дели, и в Париже, и в Будапеште, и в Хельсинки. Читала лекции и на конгрессах по психофизиологии, по психиатрии. И не только на конгрессах, но и просто по отдельному приглашению. Эти лекции, как правило, касались какого-то определенного вопроса, определенного отрезка моей научной жизни в проблеме «Мозг и психика» или по проблемам механизмов болезней мозга. Но та, о которой я написала выше, формально открывала конгресс, и поэтому я позволила себе сделать ее не такой, как обычно, – сформулировать и очертить глобальные прорывы XX в. в изучении высших, человеческих функций мозга человека.

Итак, давным-давно, тридцать пять лет назад, я собрала молодежь, с отдельными «вкраплениями» моих ровесников, тех специалистов, которые были необходимы для исследования проблемы «Живой мозг человека», но представляли комплементарные специальности. Антонина Николаевна Бондарчук, нейрохирург, оперировала и выхаживала больных, для диагностики и лечения которых использовались вживленные электроды. Больным становилось легче от ее первых шагов в палате. Долгое время работая на базе городской больницы, мы всегда знали: все медицинские требования, все «за» и «против» будут приняты во внимание, всё будет благополучно с этикой при лечении. И ни требовательный невропатолог, возглавлявший там отделение, а сейчас работающий с нами, ни зоркий главный врач не смогут нас, все время находящихся между сциллой и харибдой, между ответственностью за сделанное и ответственностью за несделанное, упрекнуть ни в экспериментаторстве, ни в отказе от лечения наиболее сложных больных. А.Н. Бондарчук любила свое дело и жизнь – молодой, яркой женщиной вышла на пенсию.

Лидия Ивановна Никитина, невропатолог, дополнявшая нас в больнице, слава Богу, не рассталась с нами, когда мы вырастили свою клинику. Общее наше «думанье» вряд ли преодолело бы ущерб, если бы это случилось. Она, и именно она, была и осталась нашим невропатологом, искавшим и находившим свои типовые и индивидуальные пути в лечении тех неврологических больных, которых так не любят обычные неврологические клиники, больных с так называемыми диэнцефальными синдромами. Собственные же невропатологи отдела ушли в теорию проблемы. Труд заведующего лабораторией стереотаксической неврологии, лауреата Государственной премии Владимира Михайловича-Смирнова «Стереотаксическая неврология» – вклад в новый уровень знаний о мозге человека.

Свое место в проблеме занял нейрохирург Феликс Александрович Гурчин. Сочетание нужного консерватизма и чувства «того самого нового», подлинного профессионализма и доброты, чувства меры и дерзаний, позволило нам в последние годы ввести в практику медицины несколько принципиально новых приемов. О них написано в этой книге. Это и распространение лечебной электрической стимуляции на различные группы больных, это и аутогемоликворотрансфузия, это и пересадки мозга. Я упоминаю здесь только принципиальные моменты… Да, где бы мы были без первоклассных клиницистов?

Все мы работаем в теснейшем симбиозе, но, как всегда, с кем-то этот контакт ежедневный, вплоть до слияния «думанья», с кем-то он, может быть, не менее важный, но далеко не ежедневный. И, кроме того, именно теснейшие симбиозы бывают во времени динамичными.

В теснейшем, ежедневном, нередко ежечасном, контакте с невропатологом Никитиной работала Валентина Александровна Илюхина. К нам в отдел в самом начале его жизни пришла красавица или, точнее, одна из красавиц. Я не верила и не верю, что красота мешает делу; способности к какому-то делу и красота – параметры независимые. Так вот, восстали мои деловые мужчины: «Что эта красотка будет у нас делать?! Да она побоится любого дела!» – а нам тогда приходилось и убирать самим – ставок не хватало, взяли техника вместо уборщицы.

Где они теперь, эти деловые мужчины? Ушли, убоявшись бездны премудрости, в более высокооплачиваемые организации. А Валечка? Окончила институт в два с половиной года вместо четырех, защитила одну, вторую диссертации, написала несколько книг, стала признанным авторитетом в области физиологии состояний. И прилепилась душой к неврологии, особенно к диагностико-лечебному решению тех проблем, где над каждым больным нужно думать отдельно, где субъективные страдания существенно превышают те «объективные» клинические показатели болезни, которые удавалось выявлять раньше с помощью хорошо известного неврологического молоточка.

Валентина Александровна Илюхина независима в жизни и в науке. И несмотря на это, а может быть, именно поэтому она востребована. Не так уж это часто бывает, особенно на отрезках времени длиною в жизнь…

Я пишу конец книги иначе, чем это принято. Мы все знаем, что нормальной формой изложения благодарностей является упоминание фамилий в начале или конце работы. Но как часто всё обходится и без этого! А наука, особенно наша, никогда не делается в одиночку. Поэтому отдаю долг, накопившийся за многие годы, тем, кто шел со мной и в солнце и в непогоду.

Без клинициста действительно не ввести в обиход медицины новые приемы лечения, не довести их до больного. Но разрабатывались они сотрудниками Отдела нейрофизиологии человека и теми, кто работал вместе с сотрудниками отдела, но не мог ранее войти в отдел по паранаучным мотивам.

С нейрохирургом Феликсом Александровичем Гурчиным работали вместе Алла Николаевна Шандурина, Светлана Александровна Дамбинова, Владимир Александрович Отеллин, Святослав Всеволодович Медведев. Алла Николаевна – автор метода электрической стимуляции зрительного нерва с целью восстановления зрения при его частичных атрофиях. Много лет проводя электрическую стимуляцию мозга вместе с Владимиром Михайловичем Смирновым и наблюдая ее эффекты, она попробовала вначале вместе с профессором-нейрохирургом Виталием Александровичем Хилько стимулировать зрительные нервы и у больных с диагнозом атрофия зрительного нерва. Дальше она продолжала работать с В.А. Хилько и с Ф.А. Гурчиным, все время совершенствуя метод. Как и о некоторых других решениях нашего отдела, здесь вполне правомерно сказать: «впервые в мире». Однако, в отличие от некоторых других решений, метод Шандуриной стал методом массового лечения больных, преимущества метода – в его эффективности и доступности.

Теперь уже нейрохирург Станислав Васильевич Можаев – почти старожил. Пришел несколько позже других и лишь постепенно стал своим (в Институте мозга человека РАН!). А сейчас на него ложится основная часть стереотаксических операций, он ведет с нами разборы тяжелейших больных.

Светлана Александровна Дамбинова – нейрохимик. Нейрохимик – со свойственным этому клану представлением о престижности и непрестижности различных современных работ так называемого молекулярно-биологического направления. Чего мне стоило ее, преданную глутаматным рецепторам, хоть частично развернуть в сторону назойливо изводившего меня вопроса: «Ну хорошо, лечим электростимуляцией. Лечим. Но ведь даже клетка, по крайней мере существенно, не повреждается. Нервная клеточка рядом с электродом продолжает жить и работать. Так чем же мы лечим??» Искали изменения в медиаторных системах – да, изменения идут по ходу стимуляции, стабилизируются по достижении лечебного плато, но все это ничего не прибавило к возможности лечения. Светлана Александровна и ее расторопные сотрудники наконец согласились посмотреть, что же делается с пептидным спектром спинномозговой жидкости. И, как видно из текста книги, кое-что интересное обнаружили. А дальше вместе с Ф.А. Гурчиным создали новый метод со сложным названием – аутогемоликворотрансфузия. А еще дальше – неинвазивное применение тех же пептидов. Что же касается глутаматных рецепторов, здесь ее слава распространяется далеко – и как теоретика, и как практика.

Это «дальше» после Светланиных находок не потребовало лет – все шло, что называется, в темпе. Потерянное для больных время – время раздумий и призывов к исследованию. Применение пептидов иногда оказывается поразительно эффективным. Почему?! Метод иногда дает краткосрочный эффект или почти не дает его. Почему?! Гипотезы есть: может быть, в «своем» ликворе, в своей спинномозговой жидкости мало этих необходимых (защитных?) пептидов; может быть, мала концентрация вводимого субстрата? Может быть. Но пока не будет расшифрована полностью структура пептидов… Думаем о совершенствовании метода и о том, как бы при этом с водой не выплеснуть и ребенка. И все же сейчас уже начали использоваться в клинике синтетические пептиды.

Нет дрожания в больной руке, снизилась ригидность. Надолго ли в этом случае? И появились ли основания для повторения подобных операций? Ф.А. Гурчин и В.А. Отеллин пошли на первую операцию не с тем, чтобы отдать дань моде, а в связи со стремлением найти новые эффективные способы помощи страдающим болезнями нервной системы. Есть научная логика в этом лечении, позади большой экспериментальный опыт у обоих авторов. Но что логика и модели в медицине? Обоснование пути, его допустимости, возможной перспективности. А дальше можно столкнуться с множеством непредвиденных факторов. И у архитекторов не все модели в реализации удачны. А у нас, в медицине… И все же – нужно продолжать поиск, жизнь у каждого больного одна, она идет, и нам надо всегда помнить, что мы отвечаем не только за сделанное, но и за несделанное.

Как легко отступиться от больного с тяжелой посттравматической афазией! Больной получил травму в лобно-височную область левого полушария и потерял способность не только говорить, но и понимать речь. Кто, кроме собственной совести, может обвинить врача? Все, что мог, сделал хирург, чего мог – добился логопед. Больной жив. А вот выписываясь из нашей клиники, больной все время старался показать: ну как же хорошо он понимает речь, ну как же хорошо говорит… Скажем прямо, разница в речи больного до и после лечения была огромной. Сеансы электрической стимуляции коры мозга, проводимые Святославом Всеволодовичем Медведевым с сотрудниками-врачами, а далее продолженные последними, давали разные эффекты. В какой-то момент появилась эпилептическая активность – помог, не помешав лечебному эффекту, дифенил-гидантоин, наша палочка-выручалочка – дилантин. Но по мере повторения и коррекции техники сеансов… Впрочем, о положительном результате данного лечения уже сказано. А больной не единственный; метод используется. Также вместе с Феликсом Александровичем Святослав Всеволодович и его сотрудники помогают электростимуляцией и больным с поражениями спинного мозга – но об этом тоже есть в тексте. Есть такой ужасный сленг: внедрение науки в практику. Научные достижения оказываются реализованными, если находится общий язык практиков и ученых, в какой бы области это ни происходило. И надо отдать должное практикам: приняв идею, они часто настолько совершенствуют ее, что от первоначального замысла остается только Слово. Но, в общем, к вящей взаимной пользе…

То, что можно сейчас лучше помогать больным с поражениями мозга – нарушениями речи, движений, зрения, – результат теоретических исследований мозга. Результат того, что были обнаружены некоторые принципы организации мозговых систем, полифункциональность мозговых зон, а также и того, что обнаружение зон мозга, имеющих отношение к обеспечению какого-то вида деятельности, в том числе деятельности мыслительной, стало почти рутинным приемом.

Важными исследования мозга были до нас, останутся важными и навсегда после нас. Просто мы попали в такую временную нишу, когда прямое изучение мозговых механизмов мышления и эмоций стало возможным на основе изучения физиологических показателей жизнедеятельности мозга человека в условиях длительного и прямого контакта с этим мозгом. А теперь – и нейрохимии живого мозга (ПЭТ).

Изучение нейрофизиологических основ мышления получило стремительное развитие с вхождением в эту тематику, по-разному и в разное время, моих «трех богатырей» – Гоголицына, Кропотова, Медведева. Порядок упоминания «богатырей» здесь не связан с датами и вкладом, он алфавитный.

Думала, что Юрию Львовичу Гоголицыну суждено остаться ученым, вписавшим одну из ранних страниц в изучение нейрофизиологии мыслительной деятельности. Я пыталась безуспешно проигрывать с ним другие варианты и вижу, что на его странице жизни было написано: «Нейролингвистика» и еще несколько уже не смываемых временем строк. Проблема, конечно, не была решена полностью, но при дальнейшей ее разработке ученым придется считаться с тем, что уже сделано. Могло быть больше. Но Юрий Львович из тех нескольких человек, которые уехали жить и работать в другую, более стабильную сейчас страну. Он – в Англии, и его работа в данной области науки кончилась. А жаль.

Много оригинального внес Юрий Дмитриевич Кропотов в эту нелегкую проблему – нейрофизиологию мышления. Дай Бог успеха ему – и если он останется с нами в обозначенной им нейроинформатике, и если покажутся тесными ему штрихом обозначенные рамки лаборатории отдела.

Если бы кто-то сейчас, судя по сегодняшней активности участия в проблеме, начал решать, кто из «трех богатырей» пришел в нее раньше, кто позже, я думаю, для установления истины пришлось бы перебрать все варианты: они равновероятны. А на самом деле Святослав Всеволодович Медведев пришел формально в проблему, именно в проблему, а не в отдел, много позже остальных. Уже тогда, когда был кандидатом физико-математических наук и поработал немножко в области физики твердого тела.

Еще в 16 лет, до поступления в университет на физический факультет, он спрашивал меня: «А смогу ли я после университета работать по проблеме мозга человека?» Я отвечала «да», и не потому, что всерьез планировала это сбывшееся будущее. Если позволите, я стала рабой своего обещания, что, впрочем, для меня характерно – я стремлюсь выполнять обещания, особенно если это для кого-то важно. Святослав все годы в Физико-техническом институте жил нашими интересами, его душа, мысли были с нами, он читал то, что публиковали мы, и, взрослый, слушал взрослый вариант детских сказок об удивительном органе – мозге. И пришел. И понял, сейчас я имею право это сказать, как никто другой, ту стратегию, по которой должно развиваться познание мозга, и взял из моих рук эстафету в управлении изучением живого мозга, человека, став директором Института мозга человека РАН, созданного главным образом на основе наших научных и лечебных разработок. И вносит в широкую проблему «Здоровый и больной мозг человека» результаты своего, оригинального ви?дения ее.

Я знаю, кому и чем обязана в проблеме «Мозг и мышление». Подрастут молодые, будет яснее и их вклад, но я отдаю себе прекрасно отчет в том, что на этапе нейрофизиология – прижизненная нейрохимия должен был, для дела, появиться кто-то, кому интересы общего дороже своего отдельного. Были у меня надежды на других, именно на других, а не другого, но уж очень им дорогой казалась прежде всего своя научная линия (в чем, кстати, поскольку это превосходные ученые, нет ничего плохого). Сейчас я вижу, что путь Святослава Всеволодовича и должен был быть таким, но, когда мы остались один на один с будущим, я еще этого полностью не осознавала.

Среди моих учеников не только мужчины, но и женщины. Хотя женское ли это занятие? Лишь в том случае, если женщина не может иначе, – как актриса, писатель. Также и ученый. Здесь могут быть лишь те женщины, для которых наука – больше чем средство существования.

Где только не говорят об эффективности труда – и в научной, и в научно-популярной литературе, и в газетно-журнальной периодике. В том числе – и об эффективности научного труда. Конечно, эффективность труда есть результат многих составляющих. Но не буду сейчас повторять общеизвестные истины о технике, компьютерах, идеях. Человек рядом – вот что для меня всегда было главным. Мои сотрудники, о которых я писала, и те, которые стоят рядом с ними, о которых напишут они. Жертвенные, талантливые инженеры, которые выдерживают, наверное, частые упреки своих домашних из-за неиспользования своего интеллектуального потенциала на материальное благо семьи. Наверное, многого в этом плане натерпелся Сергей Георгиевич Данько.

А что сказать об Андрее Дмитриевиче Аничкове, по существу, создавшем принципиально новый стереотаксис? Ну как отблагодарить его за поистине базовый вклад в наши исследования? Благодарность таким людям – это прежде всего расширение возможностей работы. Он теперь – заведующий лабораторией. Одновременно он и заместитель директора Института мозга человека. Ушел из жизни блестящий ученый, наш сотрудник еще с «доинститутских» времен, профессор, лауреат Государственной премии, Леонид Иванович Спивак. О нем по разным поводам говорилось в тексте. Нам всем непереносимо тяжела эта потеря. Такой яркий человек, такой талантливый, такой настоящий. Спасибо ему за все, что он сделал, – это новая страница книги науки. А писать дальше эту книгу – не дописывать, а именно писать – будет его сын Дмитрий Леонидович Спивак, удивительно одаренный, красивый и тоже настоящий. И не только эту книгу, а, конечно, книги.

Мы, руководители, часто не замечаем, как много делают для нас сотрудники. А референты? Я бы хотела, чтобы обо мне хоть в какой-то мере судили по тем, с кем я в постоянном контакте, кто научился выполнять с улыбкой всю рутинную и обязательную работу. С улыбкой, без повторных просьб и вовремя. Я люблю этих своих двух очень разных и страшно нужных мне помощниц. Не ошиблась – именно люблю. В них есть все, чем должен обладать отличный референт, и удивительная, но сейчас почти потерянная у нас культура общения. Татьяна Ивановна, Раиса Васильевна, огромное вам за все спасибо!

Я видела традиционную форму японской культуры. В ней многое привлекательно, но иногда утомляет стереотипность приветливости, стереотипность, в которой не упрекнешь Раису Васильевну и Татьяну Ивановну. Если бы я была одной из тех популярных женщин-писательниц, которые сейчас, пожалуй, лидируют в художественной литературе (МакКаллоу, Бредфорд, Сайер…), написала бы я если не роман, то новеллы о моих наиболее близких помощницах.

Из молодых хороши многие – и одаренны, и трудолюбивы. Хотя и на расстоянии, меня бесконечно радует Ялчын Абдуллаев. Ялчыну по многим причинам труднее всех было попасть к нам, он очень к этому готовился – и приятно вспомнить, как красиво он работал у нас! Сейчас он в США, не сбежал, а уехал по моей рекомендации. Но задержался. Уж очень он хорош и там! Профессор Познер, с которым он провел первые годы, говорил мне во время Физиологического конгресса, как прекрасно работается с Ялчыном. Знаю. И верю, что его вклад в нашу проблему «Мозг и психика» будет заметен в мире. Стал известным ученым и работает в Швеции Евгений Лысков.

А сейчас начал расти в науке, «расправлять крылышки» мой аспирант Василий Ключарев – старается увидеть, где он нужен, не жалуясь на свои сложности, а их у него – паранаучных – уже было, к сожалению, немало.

Хочу надеяться, что и он, и многие другие талантливые наши молодые, несмотря на все сегодняшние трудности в работе ученых, достигнут больших вершин в необъятной проблеме «Мозг человека». Проблема ждет своих героев!