• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Все эти материалы имеют одну примечательную особенность: они отражают только сложные, конфликтные отношения секты с внешним миром и не содержат никакой информации о том, что же происходило все это время там, внутри. Во что верили эти странные люди? Что искупало в их глазах приносимую ими чудовищную жертву? Перед «крещением» новообращенные целовали крест на том, что будут твердо держаться своей веры и никому не откроют ее – ни отцу с матерью, ни начальникам, ни духовному причту, ни даже самому царю. Благодаря этому секта в течение нескольких десятилетий оставалась герметичной: о ней было известно только то, что невозможно утаить при всем желании. Но без конца так продолжаться не могло. Должны были найтись люди слабые, или обиженные, или раскаявшиеся. И они появились.

Штабс-капитан 34-го егерского полка Созонович был сослан на Соловки из Тирасполя. В монастыре он сблизился с тем самым Кононовым, который так докучал царю мольбами за Старца, и под его влиянием совершил вторичную, еще более радикальную операцию над двенадцатью арестантами, а тринадцатого форменным образом изуродовал. Но затем раскаялся – а возможно, был принужден к этому, – и подробно рассказал настоятелю Соловецкого монастыря архимандриту Досифею обо всем, что знал и во что недавно так исступленно верил.

Вторым предателем, оставившим свое имя в истории, был Василий Будылин, бывший солдат и дезертир. Он служил в Тифлисе, за пьянство был переведен в Георгиевск, сошелся там с сектантами и проникся их верованиями. За оскопление Будылина высекли розгами и с партией арестантов отправили в Тобольск, в тамошний гарнизон, но по пути, в Тамбове, ему удалось бежать. Местные сектанты дали ему приют, помогали скрываться. По их поручению Будылин ходил в Суздаль, на свидание к Старцу. В монастырь его не впустили, но он познакомился с двумя купчихами, имевшими туда свободный доступ, и через них получил наставления пастыря, записки и дары: его волосы, баранки, сухари. Благодаря этому Будылина стали воспринимать как лицо, близкое самому старцу. Его всюду принимали с распростертыми объятиями, от него не стало никаких секретов. Он узнал, как устраивают в домах тайники для беглых скопцов, какими способами поддерживают связи с Воронежем, Симбирском, Казанью, с обеими столицами. По его словам, он все это запоминал, решив сделаться доносчиком и тем заслужить прощение за дезертирство и другие свои прегрешения. Но власти его опередили. Он был пойман в Козловском уезде, и никаких особых выгод предательство ему не принесло. Будылин разделил судьбу 127 тамбовских скопцов, преданных суду на основании его показаний. Волны от этого дела пошли очень широко, перекинувшись на десять губерний и заняв множество следователей как минимум на полтора десятка лет.

Так постепенно связались все разорванные нити в туманной истории скопчества, и перед изумленными исследователями предстали очертания небывалого по своей грандиозности и вместе с тем наивности мифа.

Центральной его фигурой был, как уже догадывались, тот самый Старец, именуемый Искупителем. Искупитель, Оскопитель – фонетическое созвучие сыграло, наверное, роль, но лишь побочную. Слово это следует читать в том же самом сокровенном значении, какое оно имеет в качестве одного из частых имен Иисуса Христа. Сказать, что Старец уподоблял себя Христу – значит ничего не сказать, потому что он им был. И в глазах своей умножающейся с каждым годом паствы, и в своих собственных. Господь Иисус Христос, Сын Божий, Бог и даже «Бог над Богами, Пророк над Пророками, Царь над Царями» – вот кто в действительности жил в богатом купеческом доме, а потом, из заточения, посылал в утешение своим детям пряди своих волос и баранки с сухарями!

Но это – всего лишь одна ветвь мифа, не перекрывающая и не затеняющая другую, по-своему не менее величавую.

Властительница России, которую все знали как императрицу Елизавету Петровну, в действительности была Богоматерью, чистой Девой, зачавшей и родившей «не от похоти плотския, а от Духа Святого». Когда пришла пора разрешиться от бремени, она уехала в Голштинию. По другой версии мифа, роды произошли в России, а в Голштинию был отослан новорожденный. Но оба варианте сходятся на том, что мальчик, Петр Федорович, будущий Петр III, вырос вдали от родной земли и там же, став отроком, принял оскопление.

Святой душе нечего делать на царском престоле. Истомясь за два года чуждыми ей занятиями, императрица Елизавета тайно удалилась в Орловскую губернию и там, под именем Акулины Ивановны, поселилась в крестьянском доме, у скопца. Почему никто не заметил ее исчезновения? У императрицы была фрейлина и подруга, похожая на ее, как две капли воды, и лицом, и фигурой, и характером, и умом. Она-то и осталась царствовать. А Елизавета Петровна без помех прожила ту святую и подвижническую жизнь, к какой была предизбрана: в посте, в молитве, в благотворениях. В той же деревне ее и похоронили, когда пришел ее час, и там ее мощи покоятся и поныне.

Петр же Федорович вырос и приехал в Россию. Заместительница его матери, видя в нем наследника, нашла ему жену. Екатерина II, узнав святую душу супруга и в то же время убедившись, что плотские отношения с ним невозможны, возненавидела Петра Федоровича и твердо решила убить. Составился заговор вельмож. Вступив на престол, Петр поехал зачем-то в Ропшинский дворец. Заговорщики поспешили воспользоваться этим случаем. Но Петр, оказывается, заранее все знал. Он поменялся платьем с солдатом-часовым, тоже, естественно, скопцом, выразившим готовность принять мученический венец за царя-искупителя ради спасения всего рода человеческого. Екатерина сразу же обо всем догадалась, но делать было нечего, солдата велела похоронить как скончавшегося императора и все силы направила на тайные поиски. Но не дано ей было поймать Искупителя.

Счастливо избежав бесчисленных опасностей, Петр III добрался до Москвы, где утвердил в своей вере первых учеников, а затем обосновался в Тульской губернии. Здесь он встретился с Александром Ивановичем, которого миф на своем языке именует Предтечей… Собственно, с этого момента миф начинает пестреть деталями, которые уже встречались нам в «Исследовании о скопческой ереси». Здесь и столкновение с «иудеями и фарисеями» в селе Сосновке, и расправа («страдание и распятие»), после которой Искупитель был сослан в Иркутск, а Предтеча – в Ригу.

Когда царем стал Павел I, скопец Масон рассказал ему, что отец его жив и томится в ссылке (можно ли быть сыном скопца? – но в такие мелочи миф не вникает). Новый император немедленно послал за Искупителем гонца, намереваясь тут же уступить ему законное место на престоле. Но Искупитель поставил условие: сына он признает только в том случае, если тот «примет его дело», то есть оскопится. Павел разгневался, и прямо с места свидания Искупителя увезли в богадельню. Стоит ли после этого удивляться, что царствование Павла оказалось таким коротким и так прискорбно завершилось!

При Александре I, который немедленно освободил Искупителя и позволил ему соединиться с учениками, настало время «воскресения», «златое время», «красное и теплое время». Не только высшие власти, но и сам монарх не чинили никаких препятствий тому, чтобы Искупитель распространял свое учение словом и делом, принимая от бесчисленных почитателей честь, подобающую Богу и Царю. Но «слуги искупительские», то есть то самое ближайшее окружение, возгордились и стали сами «жить слабо», а над собратьями «вести строго», удаляя их от общего отца. Тогда император разгневался и отнял Искупителя у всех.

Но в Суздале он останется не надолго. Близок час – Искупитель-Царь явится снова, явится «со славою и силою», приведет от Восточной Страны (Сибири) «полки полками», придет в Москву. Там, зазвонив в Успенский колокол, соберет к себе всех скопцов «миллионами, биллионами, воссядет на всероссийском престоле и откроет Всеобщий Суд миру, будет судить „живых“ и „мертвых“, то есть скопцов и не-скопцов. И поклонятся ему тогда все цари и владыки земные, повергая к его стопам свои короны и скипетры, каясь, что не разглядели его вовремя и не удостоились принять благодать оскопления. Искупитель снизойдет к их смиренному раскаянию. Во все концы вселенной пошлет он своих апостолов и пророков, имеющих „одинаковые дары“, то есть подвергшихся единообразно лишению всех половых знаков. „В каждой земле посеется по зернышку пшеницы, и каждое зернышко произрастит пшеницы на пятьдесят кораблей“ – этой метафорой миф возвещал грядущее счастье, то есть оскопление всего рода человеческого, после чего, окончательно очищенный от всей „нечистоты“, он будет существовать во веки веков.

При Всеобщем Суде миру будет присутствовать Наполеон, в котором миф видел побочного сына Екатерины II, проложившего себе дорогу благодаря своему великому разуму. Скопцы не верили в его смерть на острове Святой Елены, говорили, что он скрывается в Турции, откуда и явится, обращенный в «истинную веру». Не верили они в смерть Александра I и его жены Елизаветы Алексеевны. Царь, их благодетель, тоже принял скопчество вместе со своей венценосной супругой и потому был вынужден инсценировать свою кончину и скрыться. Но они непременно появятся на предстоящем торжестве, готовые по праву разделить со всеми скопцами их нескончаемое блаженство.

Это была сердцевина скопческого учения, сохраняемая в глубочайшей тайне не только от посторонних, но и, так сказать, от рядовых масс. Внутренняя иерархия строилась на знании: низшие догадывались, что высшие посвящены в нечто такое, что им самим недоступно, на этом и держался необходимый для всякой организации личный авторитет и внутренняя дисциплина. Иногда проходило десять, пятнадцать лет, прежде чем новобращенного считали достойным приобщиться к тайне. А иные так и доживали всю жизнь до конца, питаясь лишь многозначительными намеками.

Трудно сказать, что вызывало больший гнев у исследователей: отклонения от евангельского учения или совпадения с ним? Их положение, как официальных представителей государства, было чрезвычайно сложным. Перед ними был монстр, несущий несомненную угрозу стабильности власти – и светской, и духовной. Свой долг они видели в том, чтобы разоблачить это двойное преступление, заклеймить дерзкого Самозванца. Они были серьезны, как саперы, разбирающие неведомое взрывное устройство, – каждое движение, это чувствуется по тексту, выверялось десятки раз. Но ничего не могли с собой поделать – временами ситуация вдруг представала перед ними своей трагикомической стороной. «Почему эта глупая мужицкая болтовня заменяет у скопцов истинное Евангелие: они читают и слушают ее, обливаясь слезами благовестного умиления?» Интеллигентные, образованные люди, воспитанные в духе верноподданного служения обоим царям, земному и небесному, – содрогались от небывалого кощунства. Но обратите внимание, как трудно было им сдерживать презрительный смех! Люди, способные безоглядно доверять этой болтовне, этим глупым сказкам, представлялись им существами низшего порядка, слабоумными в клиническом смысле: нормальному, просвещенному homo sapiens'y нечего и пытаться их понять.

А между тем, это высокомерие едва ли было оправданным. Скопческий миф только однимотличается от других грандиозных мифов, управлявших историческим развитием: мы видим его сразу после рождения, сырым, неотстоявшимся, не вобравшим в себя духовную энергию десятков поколений, творческий пыл талантливых писателей и ораторов. Еще не образовалась историческая дистанция между ним и реальными событиями, версию которых он излагает. У современников есть свои представления о каждом персонаже и о каждом событии. Но со временем живая память слабеет, и ощущение нелепости полностью исчезает. У большинства библейских образов есть свои реальные прототипы, от которых миф не взял ничего, кроме имени и двух-трех штрихов биографии. Но искажений никто не замечает.

Скопческий миф беззастенчиво использовал основные конструкции христианского мифа, сюжетные построения, роли. Даже Символ Веры с трогательным простодушием построен на прямом заимствовании: «Един Учитель Отец наш Искупитель, и матушка Акулина Ивановна, да батюшка Александр Иванович; а прочим я никому не верю». Но точно так же и христианский, и все прочие мифы вырастали не на пустом месте, они вбирали целыми блоками старые легенды, если считали их созвучными себе, и если миф побеждал, то только существование внутри него могло спасти элементы старых мифов от полного забвения. Если бы не бесплодие, исключающее для третьего пола участие в эволюции, вполне можно было бы представить себе ситуацию, когда хотя бы на какой-то отрезок времени от христианства осталось бы только то, что впитал в себя и по-своему интерпретировал скопческий миф. Почему нет, случилось же такое на наших собственных глазах с мифом коммунистическим, много вобравшим в себе от христианства!

Миф допускает только две позиции. Можно находиться внутри него и можно стоять вне. Взаимопонимание невозможно: миф полностью перестраивает зрение, мышление, эмоциональный настрой, что тоже знакомо нам по собственному опыту. Высокопоставленные чиновники, интеллектуалы, заседавшие в комиссии по скопцам, были неспособны мысленно отождествить себя с объектом своего изучения вовсе не потому, что стояли на более высокой ступени умственного развития и культуры. Главная причина была в том, что они находились внутри двух разных мифов. То, что для одних было нормально, естественно, правильно, другим казалось жалкими бреднями, примитивной и глупой мужицкой болтовней…