• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Есть ли альтернативы операции при трансексуализме?

Расскажу еще одну историю, из самых давних. Одна из главных ее особенностей была в том, что развернулась она и достигла кульминации в глуши, в маленьких городах и поселках, куда никакой информации о транссексуалах, меняющих пол, тогда еще не донеслось, Наташа, назову ее так, не могла руководствоваться в своей жизни ничем, кроме внутреннего побуждения. Но оно в ней было настолько сильно, что даже окружающие согласились признать в ней мужчину. Никто не оспаривал ее права ходить в мужской одежде, работать в мужской бригаде и называть себя Виктором. Щекотливая ситуация создалась, когда решался вопрос с общежитием: поселиться в мужской комнате сама Наташа не стремилась, но и среди женщин ей было неуютно. В конце концов ей выделили отдельную комнату, что со стороны администрации вполне можно было считать верхом терпимости и доброты.

Там же, в общежитии, Наташа встретилась с девушкой, пробудившей в ней страстную любовь и такую же сумасшедшую ревность. У Насти, так звали эту девушку, было много поклонников, но она видела в них только грубых, примитивных парней, не умеющих даже красиво сказать о своих чувствах. Виктор был совсем другим. Он дарил ей цветы, конфеты, посвящал неуклюжие, но потрясающе искренние стихи. Оттолкнуть его девушка была не в силах, хотя подруги и внушали ей, что Виктор – гермафродит и связываться с ним опасно. Роман развивался бурно, мучительно, и все это время его герои, ссорились они или сходились вновь, чувствовали себя, как в аквариуме, – в условиях общежития нельзя было ступить и шага, чтобы это тут же не становилось известно всем. Это побудило молодых людей уехать туда, где тайна Виктора никому не была бы известна.

У Насти проблем с переездом не возникло. По совету своих родных она нашла еще один маленький городок, где требовались строители, устроилась работать маляром, прописалась, сняла квартиру. Виктор, он же Наташа, сразу оказался в тупике. Дерзости, свойственной, как мы уже знаем, женщинам-мужчинам, хватило на то, чтобы подделать паспорт. Но не было военного билета, а без него документы на прописку не принимали. Именно это затруднение, а вовсе не надежда получить профессиональный совет или помощь, заставило мою будущую пациентку обратиться к харьковским, а затем к московским врачам. Врачи должны были дать хоть какую-нибудь справку, и Наташа рассчитывала, что «творчески» поработав над ней, то есть вписав пару нужных слов, сможет представить в милицию официальное заключение о непригодности к военной службе. Как ни странно, этот фокус удался.

Когда все формальности были улажены, влюбленные зарегистрировали брак.

«Невозможно описать каждый день нашей жизни, – читаем в записках Натальи. – За год, прожитый нами вместе, я не раз слышал от Насти:? Витенька, я так счастлива! ¦ Мы постепенно все больше и больше привязывались друг к другу. Каждый из нас с работы спешил скорее домой, чтобы увидеться. Мы не могли насмотреться друг на друга и нацеловаться.

Однажды у нее пошли месячные. Она страшно мучилась болями в животе. Я ничего не заставлял ее делать дома – со всем справлялся сам, и стирал, и убирал, и есть готовил. В тот раз ей было особенно плохо, и она сказала:? Как болит, Витенька, ты не можешь себе представить, если бы хоть один мужчина испытал это!». Я решил признаться, что и у меня бывает менструация, поэтому я все понимаю и очень ей сочувствую. Настя удивилась, но так как ничего не знала о гермафродитах, то приняла это как должное. «Ну и пусть, – сказала, – все равно я тебя люблю!.

На кирпичном заводе я получал мало. Настя перешла на хлебозавод. Там три смены. Я здорово уставал, но все равно в двенадцать ночи всегда ходил провожать ее или встречать. Потом я поступил в литейный цех формовщиком, с деньгами стало легче. Все постепенно налаживалось. Но я мучился страхом, что рано или поздно обман раскроется. За себя я не боялся, а за Настеньку переживал. Из-за этого мы ссорились по пустякам, но, к счастью, тут же мирились. С каким трудом я добился, чтобы она стала моей женой! И как глупо потом потерял!

Настин брат с семьей жил в Эстонии. Мы поехали к ним в гости. Там был богатый совхоз, не дома, а дворцы. Платили рабочим очень хорошо. Родные стали уговаривать переехать к ним жить. И мы согласились, хотя хорошо помню: у меня было предчувствие, что вот переберемся – и что-то случится. Они все вместе останутся там, а я уеду. Так и вышло. А ведь если бы мы не затеяли этого переезда, то вряд ли я был бы разоблачен…»

Что именно произошло в Эстонии, я не помню, и в записях об этом ничего больше не сказано. Сохранился в памяти лишь результат пережитой драмы: весь свой вулканический темперамент Наталья направила на то, чтобы добиться хирургической трансформации пола. О том, что это возможно, ей стало известно еще во время поездки в Харьков и в Москву, но поскольку Настя знала и принимала ее такой, как она была, информация прошла мимо сознания. Теперь же Наташа видела в операции единственны выход. И я должен сказать, что объективно все данные были за то, что ей удастся настоять на своем. Из всех женщин-мужчин, проходивших в тот период обследование в нашей клинике, ее психологические особенности, да и вся история ее жизни в наибольшей степени соответствовали диагностическим критериям транссексуализма.

Но случилось непредвиденное. В один прекрасный день, без объяснения причин, Наталья подошла к своему лечащему врачу и сказала, что хочет выписаться. Мало того: призналась, что покинуть больницу ей хотелось бы в женской одежде, но денег на покупку нет, как быть, она не знает. Врач уговорила Наташу подождать до вечера, помчалась домой, разворошила весь свой небогатый гардероб, кое-что прихватила из вещей своей дочери и с полными сумками вернулась в отделение. Наташа переоделась, с большим удовольствием осмотрела себя в зеркале и ушла. Вернулась через несколько дней, чтобы попрощаться со всеми, объявила, что решила уехать из Москвы, что от операции отказывается и начинает новую жизнь. «Мне сейчас трудно объяснить что-либо, но как соберусь с мыслями, я тут же напишу!» – сказала на прощание Наталья. И точно, через несколько дней пришел по почте толстый пакет.

Своей исповеди Наталья предпослала примечательное название: «Человек нарождается вновь».

«В душе произошла великая революция. Стремление изменить свой пол, стать мужчиной, лопнуло, как мыльный пузырь. Я возвращаюсь к действительности, к прекрасному образу женщины, выхожу из состояния двойственности, из этой непосильной и ненужной роли – роли мужчины. К прошлому возврата не будет, но это понятие нужно укреплять. Эти вкоренившиеся и такие ненужные для женщины мужские привычки надо отбросить. Конечно, это постепенно, но начало есть. Я себя обокрала в жизни, но у меня есть молодость, силы, здоровье, я все это наверстаю. И буду драться за свое достоинство, как львица. Пусть я не мужчина, но я человек со всеми своими нормальными свойствами. И ничего, что в жизни будут трудности, главное, что я не калека. Конечно, я вижу, как приезжают другие люди, такие, как и я, и как они мучаются своей двойственностью, но до их сознания еще не доходит то, что дошло до меня. Никакой операции не нужно делать. Им нужны какие-то другие пути.

Конечно, в сознании остается все то, что было в моей жизни. Но это был абсурд, это было не естественно, и поэтому я не буду переживать. Главное – впереди: мое будущее. Если я не выйду замуж, я все равно рожу для себя ребенка, но прежде всего подготовлю почву, чтобы произвести его не на голом месте. И это не порыв. Нет! Все сознательно продумано и взвешено.

Конечно, это нужно глужбе описать, но у меня, к сожалению, нет времени. Билет уже взят, пишу перед отъездом. Будет лучше, если я потом напишу в другой обстановке, более подробно, и пришлю А. И. Белкину.

Хорошо я все-таки сделала, что приехала в Москву и меня исследовали. Слава Богу, все кончилось хорошо, как после летаргического сна. Я постараюсь, если такие люди еще на моем пути встретятся, помочь им понять, что не стоит создавать себе искусственное несчастье, когда ты полноценный человек – мужчина или женщина.

Господи! Дай мне силы смириться с тем, чего я не могу изменить, дай мне мужество бороться с тем, что я должна изменить, и дай мне мудрость суметь отличить одно от другого».

Возвращение к действительности, пробуждение от летаргического сна, преодоление двойственности – сами слова, которые использованы в этом тексте, подтверждают подлинность совершившейся перемены. У другого человека, более начитанного и более искушенного в письме, их можно было бы посчитать литературным упражнением на заданную себе тему. Наташе неоткуда было заимствовать, слова могли родиться только в стихии ее собственных глубочайших переживаний. Но чем они были вызваны? Что заставило совершить это непосильное для транссексуала душевное движение – встать выше себя, посмотреть на себя со стороны?

Прямого ответа исповедь не дает. Для такого прорыва в самоанализе силенок Наташе не хватило. Потому, вероятно, она и хотела прислать мне еще одно письмо – но оно либо не дошло, либо так и не было написано. Придется нам поэтому ограничиться только теми намеками, которые содержатся в присланном тексте.

В одно время с Наташей обследование проходила Марина, называвшая себя Славой, – еще одна женщина-транссексуал. Ее жизнь была нескончаемой цепью любовных приключений, о которых она с гордостью рассказывала всем. Наташу страшно коробило от этой безудержной похвальбы. Ее собственное отношение к любви было совсем другим – возвышенным, романтическим. Травма от крушения иллюзий, связанных с браком, еще не изгладилась. Но когда человек лежит в больнице, да еще в чужом городе, выбор у него невелик – с кем общаться, как проводить свободное время.

Слава же и в Москве активно продолжал расширять свой дон-жуанский список. С одной из новых подружек, он познакомил Наташу. Девушку звали Леной. Она была удивительно хороша собой, но не только красота поразила Наташу – Лена показалась ей «замечательным, рассудительным человеком, в котором есть кое-что еще от детства». Вспыхнула любовь. Но хозяином положения был Слава. Наташе оставалось занять позицию «третьего лишнего» – тихо сидеть в сторонке, наблюдать и думать.

Если Наташа права и толчком к совершившемуся в ней душевному перевороту действительно была встреча с Леной, то решающую роль тут, думаю, могла сыграть сшибка экстраординарных по силе чувств – влечения и ревности. Всплеск эмоций обострил у Наташи проницательность. Она увидела, что Слава нравится Лене, но не очень серьезно. Однако, он очень настойчив, самоуверен и вполне способен добиться успеха. Но то ли это, чего заслуживает Лена, которую Наташа уже успела мысленно наделить самыми прекрасными женскими качествами? Такой ли должна быть первая любовь у прелестной чистой девушки? Вся эта сцена, когда Слава, как мог старался загипнотизировать Лену своим натренированным обаянием, вдруг показалась Наташе отвратительной. Кто такой этот Слава? Разве он мужчина? Нет, это ряженый – в его ухватках есть что-то уродливое карикатурное.

Это было страшное открытие, страшное для самой Наташи, которая увидела в этом карикатурном образе и себя. Защита могла быть только одна – отмежеваться от привидевшегося уродства. «Да, я влюбилась во второй раз, но почувствовала, что эта любовь уже не такая, не как мужчины к женщине. Глупого чувства у меня к Лене не было, а было что-то родственное. Мне не хотелось повторить то, что было раньше с Настей. Я поняла, что от Славки эту девочку надо уберечь. И от себя тоже».

Чтобы спасти Лену, нужно было рассказать ей правду. «Разоблачить» Марину-Славу труда не составило, а откровенность в отношении самой себя потребовала огромного нравственного усилия. К счастью, Лена и в самом деле оказалась добрым и чутким человеком и к тому же не полным профаном в медицине: она работала медсестрой в железнодорожной больнице.

Как это чаще всего и бывает у транссексуалов, Наташа всегда ощущала психологический барьер в общении и с женщинами, и с мужчинами. С самого детства у нее не было ни друзей, ни подруг. Опыта открытого обсуждения своих проблем она не имела – врачи в данном случае не в счет, слишком большая дистанция разделяет врача и пациента. Впервые появился близкий человек, сочувствующий, сопереживающий перед которым можно было открыть душу.

Но и то не до конца! Интуиция подсказала Наталье, что нельзя рассказывать Лене о том, какие отношения связывали ее с женой. «Мы жили, как брат в сестрой», – такую выбрала она версию. Что же заставило ее ограниться полуправдой? Я вижу только одно возможное объяснение. В контексте тех признаний, которые были уже сделаны, близость с женщиной выглядела бы чисто гомосексуальной, а отождествление себя с лесбиянками было невозможно, это означало бы зачеркнуть собственное «Я». Наташа не подругу обманула – она сыграла в прятки с собой. Но не исключено, что сам этот наивный маневр был еще одним шагом к прозрению.

Из письма Наташи я с удивлением узнал еще об одном важном эпизоде. Собственно, знал я о нем и раньше, но не подозревал, какое он имел значение. Я уже говорил, что в нашей практике интенсивно использовались кинокамеры и магнитофоны, но в тот период мы работали с ними преимущественно «для себя» и только начинали эксперименты по демонстрации записей самим пациентам. В группе гермафродитов результаты обнадеживали, транссексуалы же, как правило, были непробиваемы. Они видели себя на экране точно такими же, как рисовал им их внутренний взор, эффект взгляда на себя со стороны не срабатывал.

С Наташей получилось по-другому – видимо, почва была уже подготовлена. «Посмотрев немного фильм о себе, я пришла в ужас. Неужели это я? Бог мой! Это просто игра, роль, совсем не то. И это еще больше отравило в душе то, как я вела себя в мужской одежде и все прочее! Черт знает, что такое! Мне просто захотелось подойти и ударить этого Виктора, или же сказать: какой же ты дурак или дура! Ведь я понимаю и люблю все прекрасное, что есть в жизни. А это просто дурь!» И дальше – изумительный по своей бесхитростной ясности вывод: «Если женщина ходит в мужском, курит, коротко подстрижена, работает на мужской работе, ведет себя по-мужски – это не значит, что она мужчина». Точное повторение того, что мы с вами читали в дневниках Рахима! Только без той чудовищной цены, какую Рахим заплатил за прозрение…

В истории Наташи слишком многое зависело от Его Величества Случая, чтобы опереться на него в методических целях. Но этот опыт укрепил меня в мысли, что альтернативы операции могут существовать. Приоткрылись и какие-то маленькие психологические пружинки, знание которых не раз помогало мне в дальнейшем. Я не знаю, удалось ли Наташе исполнить свое намерение и стать проповедницей «антитранссексуализма» – отвращать подобных себе от «искусственного несчастья», как очень точно она выразилась. Но ее записи, как часть нашего архива, сам ее пример исправно служат этой цели.

А можно ли добиться полного избавления от транссексуализма? Многие специалисты считают любые попытки заведомо безнадежными. Приговор звучит примерно так: и не старайтесь, и не пытайтесь – все равно ничего не получится. Этому твердо сложившемуся мнению я могу противопоставить всего лишь один случай. Но и единичного результат достаточно, чтобы с удвоенной энергией продолжать поиски.

Пациент, о котором я хочу рассказать, приехал из Сибири, хотя принадлежит он к славной грузинской фамилии. Грузин у нас традиционно считают супермужчинами. Отар же чуть ли не с пеленок стал называть себя девочкой. В детстве его идеалом была сказочная Снежная Королева – холодная, недоступная красавица, повелевавшая всеми. Даже во сне – а мы в течение долгого времени анализировали все его сновидения – этот молодой человек никогда не видел себя мужчиной. После нескольких телешоу, поставленных в уже знакомом нам ключе, Отар полностью уверовал, что путь к счастью лежит только через операцию. Эти же передачи предопределили его отношение к врачам. Мы не кинулись сломя голову исполнять его желание, а потому в его глазах сразу стали врагами. И я просто не представляю себе, как можно было бы переломить эту ситуацию, если бы не наши кассеты с исповедями пациентов, тетради с их дневниками, их письма, написанные через пять, десять, пятнадцать лет после операции.

В отличие от тележурналистов, мы не заботились о пропагандистском эффекте, не старались запугать пациента. Цель была совсем другой – показать реальную перспективу. Чуда не произойдет. Все, что способна сделать медицина, – это сначала убить в нем мужчину (что будет сопряжено с большими страданиями, с физическим дискомфортом), а затем воспроизвести хирургическими средствами некое подобие женского организма. Приблизит ли это к осуществлению его мечты? Вполне возможно. Такие примеры есть, их не выдумывают специально для телевизионных передач. Но исход может быть и другим, это своего рода лотерея, до самой последней минуты никто не знает, кому какой выпадет билет… Отар не был бы транссексуалом, если бы под влиянием этих доводов отказался от мыслей об операции. Но он решил попробовать полечиться, оставляя за собой право в любой момент вернуться в своим требованиям. И уже это было огромной победой.

В работе с Отаром мы использовали комплексный метод – психотерапию, основанную на психоанализе, в сочетании с гормональными препаратами. Психоаналитики давно отступились от транссексуалов. Ничего не дает сам по себе и прием гормонов. Гормон слеп, его психологическое воздействие целиком определяется ситуацией – внешними обстоятельствами или событиями в духовном мире человека. Зато совмещение этих факторов, благодаря уже знакомому нам тоннельному эффекту, не только удесятеряет их силу, но и направляет ее на определенные точки в мозговых структурах.

Беда наша в том, что пока приходится двигаться наощупь. Настоящие строители, при прокладке тоннелей могут заранее начертить карту, проложить маршрут, рассчитать, какие ресурсы, в каком соотношении потребуются для совершения необходимой работы. Нам до этого еще далеко. Но иногда интуиция дает правильные подсказки.

Маленький мальчик прокрадывается в комнату матери, надевает ее красивую кружевную комбинацию, туфли на высоком каблуке, смотрится в зеркало. Его охватывает восторг: из зеркала на него смотрит настоящая королева! Но счастье длится недолго. Появляется бабушка, ругает его, отнимает мамины вещи. Что это он выдумал, белье может порваться, испачкаться! Мальчику страшно, он понимает, что сделал что-то плохое, но не может забыть об испытанном им наслаждении. Оно остается самым важным открытием…

Когда Отар рассказывал о своем детстве, этот эпизод был заслонен позднейшими, более отчетливыми воспоминаниями. Но на сеансе психоанализа он всплыл в мельчайших подробностях, включая даже запах, исходивший от тонкого шелка. Этот запах играл огромную роль и в дальнейшем, когда переодевание в материнские платья стало для мальчика настоящей потребностью. Никакие другие занятия, развлечения, никакие подарки не приносили ему такой острой, охватывающей все существо радости. И с возрастом волны этого душевного подъема поднимались все выше.

Клинический опыт подсказывал, что эти эмоциональные «свечки» не позволят пациенту вырваться из заколдованного круга. Нужно было их пригасить, снизить в глазах Отара их значимость. Помог, как и во многих подобных случаях, окситоцин. Этот препарат, вводимый в малых дозах перед началом психоаналитического сеанса, нейтрализовал эмоциональное давление давних переживаний. Впрочем, вряд ли читателю много скажут названия применявшихся при гормональной терапии лекарств. Скажу лишь о результате: мало-помалу была расшатана рабская зависимость эмоциональной сферы от транссексуального феномена.

Не прерывая курса психотерапии, поддерживаемого гормонами, мы предложили Отару включиться в игру. Он должен был познакомиться с девушкой и завязать с ней отношения в роли ловеласа. К сожалению, первый опыт оказался неудачным, а второй – и того хуже: так уж распорядилась Фортуна, столкнувшая Отара с двумя мегерами подряд. Пациент отреагировал очень бурно, даже сказал, что прерывает лечение. Но тут, чисто случайно, завязалось еще одно знакомство, и Отар, впервые в своей жизни, оказался в положении мужчины, которого, как он выразился, старается «закадрить» симпатичная девушка. Встречаясь с ней, Отар старательно выполнял программу, которая была нами заранее проговорена, но был при этом холоден, чувствовал себя то ли плохим актером, то ли бездушным роботом. Впору было сказать, что эксперимент закончился неудачей… Но даже внешняя имитация мужского поведения дала неожиданны эффект. После одного из свиданий Отар впервые увидел себя во сне в своем истинном поле. В этом сне он был с женщиной, он поцеловал ее в грудь. Охватившее его при этом чувство долго сопровождало его и наяву.

Внимательный читатель наверняка уже заметил сходство терапевтических подходов к транссексуалам и гомосексуалам. Это закономерно при достаточно близком родстве этих состояний. Но инверсия при транссексуализме затрагивает несравненно более глубокие структуры личности, образуя целую систему стойких комплексов. Нарушение в выборе объекта полового влечения – всего лишь одно звено в этой системе. Но если здесь удается добиться сдвига, то и остальные блоки становятся более податливыми.

Колоссальное значение для Отара имел первый настоящий контакт с женщиной. Когда психологически он был к нему уже подготовлен, да и партнерша стала проявлять нетерпение, я заметил в пациенте странную боязливость. Он все откладывал, тянул, придумывал отговорки… Я уловил здесь крайне болезненную струнку, имевшую, возможно, отношение к формированию самого транссексуального синдрома. Будучи подростком, Отар постоянно ощущал свое отличие от мальчишек-сверстников. Они были выше ростом, сильнее, их излюбленные забавы требовали большой ловкости и выносливости, – и именно своей удалью и вызывали восхищение подружек. Не только это заставило Отара сказать о себе: я – женщина, но и это в том числе. Задачи, которые жизнь ставит перед мужчиной уже в 14 лет, казались подростку непосильными. И вот теперь, накануне решающего свидания, вся неуверенность в себе, сопутствовашая половому созреванию, заговорила во весь голос. Он просто боялся осрамиться, оказавшись с женщиной в постели… К счастью, в нашем арсенале нашлось достаточно средств, чтобы подкрепить его перед трудным испытанием, и оно прошло более чем успешно.

Недавно Отар приезжал в Москву. Он очень изменился за два года. Было видно, с каким удовольствием и гордостью демонстрирует он свои достижения. Я не решился бы сказать, что прошлое полностью преодолено и он превратился в обычного мужчину. Как и на начальных этапах лечения, он скорее играет эту роль. Но теперь делает это мастерски, с наслаждением. Так же, как и в былые времена, для него исключительно важен ритуал одевания. Отар в курсе всех веяний мужской моды, но явно предпочитает вещи, символизирующие силу этого пола: куртки, расширяющие фигуру в плечах, массивную обувь, которая придает значительность каждому шагу и превращает походку в поступь. Сохранилась и страсть к украшениям, но утоляется она теперь за счет множества металлических заклепок, пуговиц, цепей. Знаком глубокой перемены стала для меня перестройка обонятельных рефлексов. Я понял, что запах по-прежнему служит для Отара камертоном, которому послупшны все душевные вибрации, но это уже не нежные, сладковатые ароматы духов, неотделимые от образа матери, а специфическая терпкость дорогой мужской парфюмерии.

Отар, несомненно, пользуется успехом у женщин. Его приход в кафе или в магазин никогда не остается незамеченным: продавщицы, официантки, барменши сразу же оживляются, начинают рассыпать улыбки и кокетливые взгляды. Отар в совершенстве освоил этот бессловесный язык и не упускает случая попрактиковаться в нем. В сущности, его поведение осталось прежним. Он постоянно провоцирует ситуации, заставляющие окружающих проявить свое отношение к нему. Его самоощущение нуждается в такой непрерывной подпитке, как комнатный цветок – в регулярном поливе. Но содержательная часть этих сигналов, поступающих извне, теперь должна быть другой: «ты парень что надо».

Эта метаморфоза внушает оптимизм. Я не переоцениваю достигнутого. Наш пациент не превратился в мужчину, он по-прежнему принадлежит к третьему полу. Переключились лишь силовые линии психологической ориентации – с женского пола на мужской. Но пусть это всего лишь роль – Отар выглядит в ней гораздо органичнее, чем в своем былом стремлении к женскому совершенству. Что ни говорите, природа берет свое. И адаптироваться к жизни в этом своем качестве ему стало несравненно легче. У него появились планы, мечты, свободные от мучительных забот о собственной половой принадлежности. В Москву он приехал не только повидаться со мной, но и получить информацию о приеме в театральные институты. Не мне судить, есть ли у него полноценные актерские данные, но если смотреть с моих профессиональных позиций, стать «человеком с тысячью лиц» Отару очень бы подошло.

Коллеги могут мне сказать, что ни Отар, ни Наташа не страдали, судя по всему, так называемым ядерным транссексуализмом. Так принято в медицине обозначать самые резкие, самые выраженные его формы. Ядерный транссексуализм не только не согласился бы на попытку лечения – он и разговаривать с врачом на эту тему никогда бы не стал. Динамика становления сексуальности у этих людей такова, что смена пола становится для них безусловной, жизненной необходимостью. Но встречаются ядерные транссексуалы чрезвычайно редко. За все годы работы мне встретилось не более 10 таких случаев. И нет другого способа удостовериться в этом диагнозе, кроме длительного педантичного прощупывания, наблюдения за человеком в череде различных жизненных ситуаций.

Неядерные, краевые формы транссексуализма достаточно разнообразны. Не раз приходилось убеждаться, что пациенту вполне достаточно смены паспортного пола. Если удавалось им в этом помочь, на операции они больше не настаивали. У себя в отделении мы ввели в правило прохождения перед операцией годичного испытательного срока. Пациенты получали необходимые документы и должны были прожить год в новой социально-психологической роли: найти работу, сжиться с коллективом, создать себе соответствующее окружение. Экзаменовала сама жизнь, и далеко не все справлялись с ее требованиями. А с другой стороны, реальное существование в ином поле не всегда оказывалось таким лучезарным, как это рисовалось в мечтах. Вспоминаю немало бесед, в ходе которых мы с пациентом приходили к общему мнению, что проблемы, мешающие ему нормально жить, не исчезнут при переходе в другой пол.

Добиться изменения паспортного пола было чрезвычайно трудно. Никакими юридическими нормами такая процедура не предусматривалась, приходилось искать окольные пути. Теперь, как я уже упоминал, новый Закон о записи актов гражданского состояния предусматривает возможность изменения пола. Общество сделало громадный шаг вперед, признав, что не всем его членам предначертано пройти путь от колыбели до могилы под знаком одного из двух полов. Но разработчики закона тут же перечеркнули это завоевание, сделав хирургическую операцию обязательным условием внесения изменений в запись о рождении. Тем самым нас – и врачей, и пациентов – лишили возможности маневра. Отказаться от идеи испытательного срока я никак не могу. Но это толкает на поиск путей в обход закона.

Жестокость и непонимание продолжают доминировать в отношении к третьему полу даже в тех случаях, когда общество пытается проявить широту души…

Что сказать напоследок?

Мое профессиональное знакомство с третьим полом началось лет сорок назад. Срок порядочный в масштабе одной человеческой жизни, – и одновременно ничтожно малый, если судить о нем по меркам истории. Тем значительнее кажутся мне перемены, которые произошли на моих глазах.

В течение первых нескольких лет пациенты, относящиеся к этой категории, появлялись поодиночке и с большими интервалами. Но постепенно поток нарастал, и сейчас среди людей, обращающихся со своими проблемами в наш центр, эта группа – одна из самых многочисленных. Однако, это вовсе не означает, что третий пол стал более многочисленным, как и сорок лет назад ошибались те, кто считал подобные случаи редкими, чуть ли не исключительными. Точной статистики никто не знает, но в целом, я полагаю, из поколения в поколение сохраняется примерно один и тот же порядок величин. Сдвиги происходят совсем в другом.

Люди, рожденные под знаком третьего пола, мало-помалу перестают рассматривать это состояние как проклятье, как каинову печать своего рода, а следовательно, у многих из них нет уже, как было в прошлом, отчаянной потребности забиться куда-нибудь в угол, в густую тень, стать невидимым и не слышимым. Они знают, что природа, в большинстве случаев еще до рождения, поставила перед ними серьезную проблему, но ничего в этом стыдного или позорного нет – как и ко всякой сложной проблеме, к ней нужно искать подходы, пытаться ее решать.

Конечно, большая заслуга в том, что такой перелом совершился, принадлежит медицине и прежде всего – психоэндокринологии. Многие загадки третьего пола сегодня разгаданы, и не только в теории – есть уже немало средств, позволяющих исправить или как-то компенсировать несправедливость, допущенную природой. Но всего этого было бы недостаточно, если бы параллельно не шла эволюция массового сознания – в сторону большей терпимости, широты взглядов и уважения к личности каждого человека.

Погодите, да про нас ли это сказано? Последнее время господствующим стало прямо противоположное мнение – что люди ожесточились, озлобились, разучились сострадать друг другу. Что ж, примеров жестокости и злобы я и сам могу привести сколько угодно. Но не обманывает ли нас память, рисуя прошлое в розовых идиллических тонах? Чтобы не уходить далеко от темы, ограничусь судьбами которые только что прошли перед вами. Много ли доброты было в жизни моих пациентов? Много ли сочувствия и поддержки со стороны окружающих? Скорее наоборот! Скорее их отрицательное отношение к самим себе, в котором на 90 процентов заключалась их проблема. Об их существовании всем в общем-то известно, но мало кто удостаивает их своего внимания. Нам бы со своими проблемами как-нибудь разобраться, разве мало их в жизни нормальных, как мы обычно говорим, мужчин и женщин!

Попытаемся все же прервать эту давнюю инерцию равнодушия и жестокости. Присмотримся к людям, составляющим третий пол: кто они такие? Почему отличаются от большинства: Как складываются их судьбы? Можно ли отменить или хотя бы смягчить суровый приговор природы, который она выносит своим пасынкам?