• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

В мою бытность переводчиком мне приходилось выполнять самые разнообразные и необычные работы, о которых я, возможно, расскажу в другой книге. Поверьте мне, мой любезный собеседник, многие из них заслуживают того, чтобы поговорить о них отдельно. Сейчас же мы говорим о матричном подходе к изучению иностранных языков, и я не могу не сказать несколько слов об одном из моих переводов, напрямую связанном с выполнением элементов матрицы и результатами такого выполнения.

В конце девяностых годов мне довелось побывать в лечебнице для наркоманов и алкоголиков. Нет, не в качестве пациента, мой любезный собеседник. Не представляю себе, почему вы сразу подумали об этом. Ведь я, казалось бы, не давал вам ни малейшего повода заподозрить меня в чем-либо подобном (хотя признаюсь, что дня два назад в семь часов утра (!) я был остановлен на улице одним помятого вида субъектом, который спросил меня, не хочу ли я выпить – может быть, в моем лице есть что-то такое…). В этой лечебнице я был в своем профессиональном качестве – в качестве переводчика для одного из пациентов, который отказывался понимать какие бы то ни было языки мира, за исключением русского.

Лечебница эта была далеко за городом в лесу, на берегу Тихого океана или, может быть, залива, известного как Пьюджет-Саунд. Впрочем, это неважно. Название местечка было Олала-Лодж. Кроме названия, место это было замечательно еще и тем, что в пятидесятые-шестидесятые годы там располагалась ракетная база для отражения возможного вторжения наших… эээ… советских войск на территорию Америки. Мне об этом в первый же день не без гордости поведал директор этого заведения – тоже бывший наркоман и алкоголик (хотя он не согласился бы с тем, что он «бывший» – официально принятая в такого рода учреждениях доктрина гласит, что «бывших» наркоманов и алкоголиков не бывает, а есть только временно «завязавшие»). Руки и лицо директора были покрыты совершенно ужасающими глубокими шрамами – увидев мой взгляд, он совершенно спокойно поведал мне, что изрезал сам себя много лет назад в белой горячке, пытаясь совершить самоубийство. «Да, это наш бич. Наш – коренных американцев. Я из местного племени…» – сказал он, когда я заметил на стенах его кабинета украшения из перьев, луки, стрелы и прочую атрибутику американских индейцев. «Я слышал, что и в вашей стране «огненная вода» принесла много горя… Я со своими пациентами на равных – я знаю, кто они – я сам один из них. Впрочем, не только я. Здесь мы принимаем на работу только наркоманов и алкоголиков. Которые завязали, конечно».

Директор вызвал по системе громкой связи алкоголика, с которым я должен был работать, и представил нас друг другу. Типичное землистое, тюремное лицо и потухший взгляд постоянного обитателя вытрезвителей и ЛТП. Признаки дистрофии. Руки и грудь – насколько я мог видеть – в наколках. С этим человеком мне предстояло провести двадцать один день – ровно столько он должен был здесь находиться согласно «рецепту», выписанному судьей. Лекции, сессии групповой и индивидуальной психотерапии, заседания «клуба» анонимных алкоголиков и наркоманов и многое, многое другое, что я должен был переводить. С раннего утра до позднего вечера без выходных и праздников.

Прошла неделя. Мы с моим подопечным постепенно втянулись в будни Олалы. Я приезжал утром и уезжал вечером. Все шло достаточно гладко – мой алкоголик был настроен на то, чтобы тихо отбыть свой срок и вернуться к своей привычной жизни. Какой? Об этом можно было догадываться по тому, как вспыхивали его глаза, когда он рассказывал мне о пожирании жареного гашиша – да-да! именно так! – на завтрак большой столовой ложкой со сковороды и о мешке, полном индийской конопли, который всегда стоял в углу дома моего подопечного в его родном городе где-то в Средней Азии. Интересно, не правда ли? Некоторые официальные мероприятия тоже были весьма и весьма интересными. Например, медитации под руководством шамана-индейца в полной «боевой» экипировке. Но я хотел рассказать все-таки немного о другом.

После обеда в занятиях имелся перерыв – часа полтора, когда пациенты могли заниматься своими личными делами. Мой алкоголик не хотел ни прогуливаться, ни играть в «подковы», чем занималось в это время большинство обитателей Олалы. Он просто сидел на скамейке, подставляя свое изможденное жизненной борьбой лицо теплому солнышку, и я должен был сидеть вместе с ним. Но вот однажды я увидел в его руках книгу – на пятый, может быть шестой, день. Как это ни странно, но это был старый потрепанный – еще советских времен – учебник английского языка. И здесь ростки тяги к знаниям пробивали себе место! Оказалось, что мой новый «друг» был бы совсем не против позаниматься английским – он полагал, что лишь отсутствие каких бы то ни было навыков в этой области отделяет его от полноценного наслаждения плодами американской цивилизации. И я решил поставить эксперимент по применению матричного подхода на идеально подходящем для этого объекте. То есть объекте, совершенно не обремененном ни предварительным знанием иностранного языка, ни вообще какими-либо знаниями – рецепты жарки, варки и вяления конопли и другого подобного продукта в расчет брать не будем.

Я представил план моему ученику, организовал материалы должным образом, и мы приступили к занятиям. Полтора часа каждый день. Две недели занятий. К концу нашего пребывания в Олале у нас уже имелась небольшая (десятка три простеньких предложений), но весьма неплохо отработанная матрица обратного резонанса. Потом наши занятия по необходимости должны были завершиться, и мы расстались. Я вернулся к менее экзотическим переводам в судах, тюрьмах, клиниках и сумасшедших домах, а мой ученик отбыл в другой конец штата к новой, здоровой жизни под надзором местной полиции.

Прошло несколько месяцев. Олала и ее обитатели стали постепенно уходить из моей памяти. И вот как-то раз меня отправили на перевод в суд для разбора очередного дорожно-транспортного происшествия. Подвергшись на входе привычному обследованию металлоискателями гориллоподобными, но корректно-вежливыми – в отличие от их совершенно разнузданных собратьев в аэропортах – охранниками, я вошел в здание суда и стал ждать назначенного времени. Кругом была привычная атмосфера судебного зоопарка: полицейские, жующие жвачку, в черной – «а-ля терминатор» – форме с пистолетами и дубинками, гладко выбритые адвокаты в строгих костюмах и с портфелями, полными бумаг, нарушители, потерянно бредущие по коридорам уплачивать штраф за мелкие дорожные нарушения и чрезмерно физическое «воспитание» жен, «тюремщики» в ярко-оранжевых комбинезонах (уже за более серьезные «подвиги»), скованные вместе одной цепью и гуськом ведомые навстречу своей неведомой судьбе под печальный кандальный звон.

И вдруг я услышал и одновременно увидел моего знакомца из Олалы – он что-то бойко говорил одному из охранников, на что тот достаточно благосклонно ухмылялся. Но тут и он увидел меня и, прекратив беседу с охранником, подошел – практически подбежал – ко мне. Его первыми словами было: «Все, что мы изучали тогда в Олале, я до сих пор помню и каждый день использую! Я удивляюсь, но меня понимают!»…

И я подумал, что мой достаточно смелый эксперимент имел, скорее всего, некоторый успех…