[2] Chapter I. I Go to Styles

[3] The intense interest aroused in the public by what was known at the time as "The Styles Case" has now somewhat subsided. Nevertheless, in view of the world-wide notoriety which attended it, I have been asked, both by my friend Poirot and the family themselves, to write an account of the whole story. This, we trust, will effectually silence the sensational rumours which still persist.

[4] I will therefore briefly set down the circumstances which led to my being connected with the affair.

[5] I had been invalided home from the Front; and, after spending some months in a rather depressing Convalescent Home, was given a month's sick leave. Having no near relations or friends, I was trying to make up my mind what to do, when I ran across John Cavendish. I had seen very little of him for some years. Indeed, I had never known him particularly well. He was a good fifteen years my senior, for one thing, though he hardly looked his forty-five years. As a boy, though, I had often stayed at Styles, his mother's place in Essex.

[6] We had a good yarn about old times, and it ended in his inviting me down to Styles to spend my leave there.

[7] "The mater[2] will be delighted to see you again-after all those years," he added.

[8] "Your mother keeps well?" I asked.

[9] "Oh, yes. I suppose you know that she has married again?"

[10] I am afraid I showed my surprise rather plainly. Mrs. Cavendish, who had married John's father when he was a widower with two sons, had been a handsome woman of middle-age as I remembered her. She certainly could not be a day less than seventy now. I recalled her as an energetic, autocratic personality, somewhat inclined to charitable and social notoriety, with a fondness for opening bazaars and playing the Lady Bountiful[3]. She was a most generous woman, and possessed a considerable fortune of her own.

[11] Their country-place, Styles Court, had been purchased by Mr. Cavendish early in their married life. He had been completely under his wife's ascendancy, so much so that, on dying, he left the place to her for her lifetime, as well as the larger part of his income; an arrangement that was distinctly unfair to his two sons. Their step-mother, however, had always been most generous to them; indeed, they were so young at the time of their father's remarriage that they always thought of her as their own mother.

[12] Lawrence, the younger, had been a delicate youth. He had qualified as a doctor but early relinquished the profession of medicine, and lived at home while pursuing literary ambitions; though his verses never had any marked success.

[13] John practiced for some time as a barrister, but had finally settled down to the more congenial life of a country squire. He had married two years ago, and had taken his wife to live at Styles, though I entertained a shrewd suspicion that he would have preferred his mother to increase his allowance, which would have enabled him to have a home of his own. Mrs. Cavendish, however, was a lady who liked to make her own plans, and expected other people to fall in with them, and in this case she certainly had the whip hand, namely: the purse strings.

[14] John noticed my surprise at the news of his mother's remarriage and smiled rather ruefully.

[15] "Rotten little bounder too!" he said savagely. "I can tell you, Hastings, it's making life jolly difficult for us. As for Evie-you remember Evie?"

"No."

[16] "Oh, I suppose she was after your time. She's the mater's factotum, companion, Jack of all trades! A great sport-old Evie! Not precisely young and beautiful, but as game as they make them."

[17] "You were going to say--?"

[18] "Oh, this fellow! He turned up from nowhere, on the pretext of being a second cousin or something of Evie's, though she didn't seem particularly keen to acknowledge the relationship. The fellow is an absolute outsider, anyone can see that. He's got a great black beard, and wears patent leather boots in all weathers! But the mater cottoned to him at once, took him on as secretary-you know how she's always running a hundred societies?"

I nodded.

[19] "Well, of course the war has turned the hundreds into thousands. No doubt the fellow was very useful to her. But you could have knocked us all down with a feather when, three months ago, she suddenly announced that she and Alfred were engaged! The fellow must be at least twenty years younger than she is! It's simply bare-faced fortune hunting; but there you are-she is her own mistress, and she's married him."

[20] "It must be a difficult situation for you all."

[21] "Difficult! It's damnable!"

[22] Thus it came about that, three days later, I descended from the train at Styles St. Mary, an absurd little station, with no apparent reason for existence, perched up in the midst of green fields and country lanes. John Cavendish was waiting on the platform, and piloted me out to the car.

[23] "Got a drop or two of petrol still, you see," he remarked. "Mainly owing to the mater's activities."

[24] The village of Styles St. Mary was situated about two miles from the little station, and Styles Court lay a mile the other side of it. It was a still, warm day in early July. As one looked out over the flat Essex country, lying so green and peaceful under the afternoon sun, it seemed almost impossible to believe that, not so very far away, a great war was running its appointed course. I felt I had suddenly strayed into another world. As we turned in at the lodge gates, John said:

[25] "I'm afraid you'll find it very quiet down here, Hastings."

[26] "My dear fellow, that's just what I want."

[27] "Oh, it's pleasant enough if you want to lead the idle life. I drill with the volunteers twice a week, and lend a hand at the farms. My wife works regularly 'on the land'. She is up at five every morning to milk, and keeps at it steadily until lunchtime. It's a jolly good life taking it all round-if it weren't for that fellow Alfred Inglethorp!" He checked the car suddenly, and glanced at his watch. "I wonder if we've time to pick up Cynthia. No, she'll have started from the hospital by now."

[28] "Cynthia! That's not your wife?"

[29] "No, Cynthia is a protegee of my mother's, the daughter of an old schoolfellow of hers, who married a rascally solicitor. He came a cropper, and the girl was left an orphan and penniless. My mother came to the rescue, and Cynthia has been with us nearly two years now. She works in the Red Cross Hospital at Tadminster, seven miles away."

[30] As he spoke the last words, we drew up in front of the fine old house. A lady in a stout tweed skirt, who was bending over a flower bed, straightened herself at our approach.

[31] "Hullo, Evie, here's our wounded hero! Mr. Hastings-Miss Howard."

[32] Miss Howard shook hands with a hearty, almost painful, grip. I had an impression of very blue eyes in a sunburnt face. She was a pleasant-looking woman of about forty, with a deep voice, almost manly in its stentorian tones, and had a large sensible square body, with feet to match-these last encased in good thick boots. Her conversation, I soon found, was couched in the telegraphic style.

[33] "Weeds grow like house afire. Can't keep even with 'em. Shall press you in. Better be careful."

[34] "I'm sure I shall be only too delighted to make myself useful," I responded.

[35] "Don't say it. Never does. Wish you hadn't later."

[36] "You're a cynic, Evie," said John, laughing. "Where's tea to-day-inside or out?"

[37] "Out. Too fine a day to be cooped up in the house."

[38] "Come on then, you've done enough gardening for to-day. 'The labourer is worthy of his hire', you know. Come and be refreshed."

[39] "Well," said Miss Howard, drawing off her gardening gloves, "I'm inclined to agree with you."

She led the way round the house to where tea was spread under the shade of a large sycamore.

[40] A figure rose from one of the basket chairs, and came a few steps to meet us.

[41] "My wife, Hastings," said John.

[42] I shall never forget my first sight of Mary Cavendish. Her tall, slender form, outlined against the bright light; the vivid sense of slumbering fire that seemed to find expression only in those wonderful tawny eyes of hers, remarkable eyes, different from any other woman's that I have ever known; the intense power of stillness she possessed, which nevertheless conveyed the impression of a wild untamed spirit in an exquisitely civilised body-all these things are burnt into my memory. I shall never forget them.

[43] She greeted me with a few words of pleasant welcome in a low clear voice, and I sank into a basket chair feeling distinctly glad that I had accepted John's invitation. Mrs. Cavendish gave me some tea, and her few quiet remarks heightened my first impression of her as a thoroughly fascinating woman. An appreciative listener is always stimulating, and I described, in a humorous manner, certain incidents of my Convalescent Home, in a way which, I flatter myself, greatly amused my hostess. John, of course, good fellow though he is, could hardly be called a brilliant conversationalist.

[44] At that moment a well remembered voice floated through the open French window near at hand:

[45] "Then you'll write to the Princess after tea, Alfred? I'll write to Lady Tadminster for the second day, myself. Or shall we wait until we hear from the Princess? In case of a refusal, Lady Tadminster might open it the first day, and Mrs. Crosbie the second. Then there's the Duchess-about the school fete."

[46] There was the murmur of a man's voice, and then Mrs. Inglethorp's rose in reply:

[47] "Yes, certainly. After tea will do quite well. You are so thoughtful, Alfred dear."

[48] The French window swung open a little wider, and a handsome white-haired old lady, with a somewhat masterful cast of features, stepped out of it on to the lawn. A man followed her, a suggestion of deference in his manner.

[49] Mrs. Inglethorp greeted me with effusion.

[50] "Why, if it isn't too delightful to see you again, Mr. Hastings, after all these years. Alfred, darling, Mr. Hastings-my husband."

[51] I looked with some curiosity at "Alfred darling". He certainly struck a rather alien note. I did not wonder at John objecting to his beard. It was one of the longest and blackest I have ever seen. He wore gold-rimmed pince-nez, and had a curious impassivity of feature. It struck me that he might look natural on a stage, but was strangely out of place in real life. His voice was rather deep and unctuous. He placed a wooden hand in mine and said:

[52] "This is a pleasure, Mr. Hastings." Then, turning to his wife: "Emily dearest, I think that cushion is a little damp."

[53] She beamed fondly on him, as he substituted another with every demonstration of the tenderest care. Strange infatuation of an otherwise sensible woman!

[54] With the presence of Mr. Inglethorp, a sense of constraint and veiled hostility seemed to settle down upon the company. Miss Howard, in particular, took no pains to conceal her feelings. Mrs. Inglethorp, however, seemed to notice nothing unusual. Her volubility, which I remembered of old, had lost nothing in the intervening years, and she poured out a steady flood of conversation, mainly on the subject of the forthcoming bazaar which she was organizing and which was to take place shortly. Occasionally she referred to her husband over a question of days or dates. His watchful and attentive manner never varied. From the very first I took a firm and rooted dislike to him, and I flatter myself that my first judgments are usually fairly shrewd.

[55] Presently Mrs. Inglethorp turned to give some instructions about letters to Evelyn Howard, and her husband addressed me in his painstaking voice:

[56] "Is soldiering your regular profession, Mr. Hastings?"

[57] "No, before the war I was in Lloyd's[4]."

[58] "And you will return there after it is over?"

[59] "Perhaps. Either that or a fresh start altogether."

[60] Mary Cavendish leant forward.

[61] "What would you really choose as a profession, if you could just consult your inclination?"

[62] "Well, that depends."

[63] "No secret hobby?" she asked. "Tell me-you're drawn to something? Every one is-usually something absurd."

[64] "You'll laugh at me."

She smiled.

"Perhaps."

[65] "Well, I've always had a secret hankering to be a detective!"

[66] "The real thing-Scotland Yard? Or Sherlock Holmes?"

[67] "Oh, Sherlock Holmes by all means. But really, seriously, I am awfully drawn to it. I came across a man in Belgium once, a very famous detective, and he quite inflamed me. He was a marvellous little fellow. He used to say that all good detective work was a mere matter of method. My system is based on his-though of course I have progressed rather further. He was a funny little man, a great dandy, but wonderfully clever."

[68] "Like a good detective story myself," remarked Miss Howard. "Lots of nonsense written, though. Criminal discovered in last chapter. Every one dumbfounded. Real crime-you'd know at once."

[69] "There have been a great number of undiscovered crimes," I argued.

[70] "Don't mean the police, but the people that are right in it. The family. You couldn't really hoodwink them. They'd know."

[71] "Then," I said, much amused, "you think that if you were mixed up in a crime, say a murder, you'd be able to spot the murderer right off?"

[72] "Of course I should. Mightn't be able to prove it to a pack of lawyers. But I'm certain I'd know. I'd feel it in my fingertips if he came near me."

[73] "It might be a 'she,' " I suggested.

[74] "Might. But murder's a violent crime. Associate it more with a man."

[75] "Not in a case of poisoning." Mrs. Cavendish's clear voice startled me. "Dr. Bauerstein was saying yesterday that, owing to the general ignorance of the more uncommon poisons among the medical profession, there were probably countless cases of poisoning quite unsuspected."

[76] "Why, Mary, what a gruesome conversation!" cried Mrs. Inglethorp. "It makes me feel as if a goose were walking over my grave. Oh, there's Cynthia!"

[77] A young girl in V. A. D.[5] uniform ran lightly across the lawn.

[78] "Why, Cynthia, you are late to-day. This is Mr. Hastings- Miss Murdoch."

[79] Cynthia Murdoch was a fresh-looking young creature, full of life and vigour. She tossed off her little V. A. D. cap, and I admired the great loose waves of her auburn hair, and the smallness and whiteness of the hand she held out to claim her tea. With dark eyes and eyelashes she would have been a beauty.

[80] She flung herself down on the ground beside John, and as I handed her a plate of sandwiches she smiled up at me.

[81] "Sit down here on the grass, do. It's ever so much nicer."

[82] I dropped down obediently.

[83] "You work at Tadminster, don't you, Miss Murdoch?"

[84] She nodded.

"For my sins."

[85] "Do they bully you, then?" I asked, smiling.

[86] "I should like to see them!" cried Cynthia with dignity.

[87] "I have got a cousin who is nursing," I remarked. "And she is terrified of 'Sisters'."

[88] "I don't wonder. Sisters *ARE, you know, Mr. Hastings. They simp-ly *ARE! You've no idea! But I'm not a nurse, thank heaven, I work in the dispensary."

[89] "How many people do you poison?" I asked, smiling.

[90] Cynthia smiled too.

"Oh, hundreds!" she said.

[91] "Cynthia," called Mrs. Inglethorp, "do you think you could write a few notes for me?"

"Certainly, Aunt Emily."

[92] She jumped up promptly, and something in her manner reminded me that her position was a dependent one, and that Mrs. Inglethorp, kind as she might be in the main, did not allow her to forget it.

[93] My hostess turned to me.

[94] "John will show you your room. Supper is at half-past seven. We have given up late dinner for some time now. Lady Tadminster, our Member's wife-she was the late Lord Abbotsbury's daughter-does the same. She agrees with me that one must set an example of economy. We are quite a war household; nothing is wasted here-every scrap of waste paper, even, is saved and sent away in sacks."

[95] I expressed my appreciation, and John took me into the house and up the broad staircase, which forked right and left half-way to different wings of the building. My room was in the left wing, and looked out over the park.

[96] John left me, and a few minutes later I saw him from my window walking slowly across the grass arm in arm with Cynthia Murdoch. I heard Mrs. Inglethorp call "Cynthia" impatiently, and the girl started and ran back to the house. At the same moment, a man stepped out from the shadow of a tree and walked slowly in the same direction. He looked about forty, very dark with a melancholy clean-shaven face. Some violent emotion seemed to be mastering him. He looked up at my window as he passed, and I recognized him, though he had changed much in the fifteen years that had elapsed since we last met. It was John's younger brother, Lawrence Cavendish. I wondered what it was that had brought that singular expression to his face.

[97] Then I dismissed him from my mind, and returned to the contemplation of my own affairs.

[98] The evening passed pleasantly enough; and I dreamed that night of that enigmatical woman, Mary Cavendish.

[99] The next morning dawned bright and sunny, and I was full of the anticipation of a delightful visit.

[100] I did not see Mrs. Cavendish until lunch-time, when she volunteered to take me for a walk, and we spent a charming afternoon roaming in the woods, returning to the house about five.

[101] As we entered the large hall, John beckoned us both into the smoking-room. I saw at once by his face that something disturbing had occurred. We followed him in, and he shut the door after us.

[102] "Look here, Mary, there's the deuce of a mess. Evie's had a row with Alfred Inglethorp, and she's off."

[103] "Evie? Off?"

[104] John nodded gloomily.

[105] "Yes; you see she went to the mater, and-Oh, here's Evie herself."

[106] Miss Howard entered. Her lips were set grimly together, and she carried a small suit-case. She looked excited and determined, and slightly on the defensive.

[107] "At any rate," she burst out, "I've spoken my mind!"

[108] "My dear Evelyn," cried Mrs. Cavendish, "this can't be true!"

[109] Miss Howard nodded grimly.

[110] "True enough! Afraid I said some things to Emily she won't forget or forgive in a hurry. Don't mind if they've only sunk in a bit. Probably water off a duck's back, though. I said right out: 'You're an old woman, Emily, and there's no fool like an old fool. The man's twenty years younger than you, and don't you fool yourself as to what he married you for. Money! Well, don't let him have too much of it. Farmer Raikes has got a very pretty young wife. Just ask your Alfred how much time he spends over there.' She was very angry. Natural! I went on, 'I'm going to warn you, whether you like it or not. That man would as soon murder you in your bed as look at you. He's a bad lot. You can say what you like to me, but remember what I've told you. He's a bad lot!' "

[111] "What did she say?"

[112] Miss Howard made an extremely expressive grimace.

[113] " 'Darling Alfred'-'dearest Alfred'-'wicked calumnies' -'wicked lies'-'wicked woman'-to accuse her 'dear husband'! The sooner I left her house the better. So I'm off."

[114] "But not now?"

[115] "This minute!"

[116] For a moment we sat and stared at her. Finally John Cavendish, finding his persuasions of no avail, went off to look up the trains. His wife followed him, murmuring something about persuading Mrs. Inglethorp to think better of it.

[117] As she left the room, Miss Howard's face changed. She leant towards me eagerly.

[118] "Mr. Hastings, you're honest. I can trust you?"

[119] I was a little startled. She laid her hand on my arm, and sank her voice to a whisper.

[120] "Look after her, Mr. Hastings. My poor Emily. They're a lot of sharks-all of them. Oh, I know what I'm talking about. There isn't one of them that's not hard up and trying to get money out of her. I've protected her as much as I could. Now I'm out of the way, they'll impose upon her."

[121] "Of course, Miss Howard," I said, "I'll do everything I can, but I'm sure you're excited and overwrought."

[122] She interrupted me by slowly shaking her forefinger.

[123] "Young man, trust me. I've lived in the world rather longer than you have. All I ask you is to keep your eyes open. You'll see what I mean."

[124] The throb of the motor came through the open window, and Miss Howard rose and moved to the door. John's voice sounded outside. With her hand on the handle, she turned her head over her shoulder, and beckoned to me.

[125] "Above all, Mr. Hastings, watch that devil-her husband!"

[126] There was no time for more. Miss Howard was swallowed up in an eager chorus of protests and good-byes. The Inglethorps did not appear.

[127] As the motor drove away, Mrs. Cavendish suddenly detached herself from the group, and moved across the drive to the lawn to meet a tall bearded man who had been evidently making for the house. The colour rose in her cheeks as she held out her hand to him.

[128] "Who is that?" I asked sharply, for instinctively I distrusted the man.

[129] "That's Dr. Bauerstein," said John shortly.

[130] "And who is Dr. Bauerstein?"

[131] "He's staying in the village doing a rest cure, after a bad nervous breakdown. He's a London specialist; a very clever man-one of the greatest living experts on poisons, I believe."

[132] "And he's a great friend of Mary's," put in Cynthia, the irrepressible.

[133] John Cavendish frowned and changed the subject.

[134] "Come for a stroll, Hastings. This has been a most rotten business. She always had a rough tongue, but there is no stauncher friend in England than Evelyn Howard."

[135] He took the path through the plantation, and we walked down to the village through the woods which bordered one side of the estate.

[136] As we passed through one of the gates on our way home again, a pretty young woman of gipsy type coming in the opposite direction bowed and smiled.

[137] "That's a pretty girl," I remarked appreciatively.

[138] John's face hardened.

"That is Mrs. Raikes."

[139] "The one that Miss Howard--"

[140] "Exactly," said John, with rather unnecessary abruptness.

[141] I thought of the white-haired old lady in the big house, and that vivid wicked little face that had just smiled into ours, and a vague chill of foreboding crept over me. I brushed it aside.

[142] "Styles is really a glorious old place," I said to John.

[143] He nodded rather gloomily.

[144] "Yes, it's a fine property. It'll be mine some day-should be mine now by rights, if my father had only made a decent will. And then I shouldn't be so damned hard up as I am now."

[145] "Hard up, are you?"

[146] "My dear Hastings, I don't mind telling you that I'm at my wit's end for money."

[147] "Couldn't your brother help you?"

[148] "Lawrence? He's gone through every penny he ever had, publishing rotten verses in fancy bindings. No, we're an impecunious lot. My mother's always been awfully good to us, I must say. That is, up to now. Since her marriage, of course--" he broke off, frowning.

[149] For the first time I felt that, with Evelyn Howard, something indefinable had gone from the atmosphere. Her presence had spelt security. Now that security was removed-and the air seemed rife with suspicion. The sinister face of Dr. Bauerstein recurred to me unpleasantly. A vague suspicion of every one and everything filled my mind. Just for a moment I had a premonition of approaching evil.

Примечания:

Глава 1

Я отправляюсь в Стайлз

Повышенный интерес публики к нашумевшему судебному процессу, известному в свое время как «преступление в Стайлзе», теперь несколько поубавился. Однако этот процесс приобрел широкую известность, и мой друг Пуаро, а также обитатели Стайлза попросили меня подробно изложить эту историю, надеясь таким образом заставить умолкнуть сенсационные слухи, которые все еще продолжают распространяться.

Вначале кратко об обстоятельствах, из-за которых я оказался связанным с этим трагическим происшествием.

В связи с ранением меня отправили с фронта в тыл, и после нескольких месяцев, проведенных в довольно унылых, мрачных госпиталях и наводящих тоску санаториях для послебольничного долечивания, я получил месячный отпуск по болезни. А поскольку у меня не было ни родных, ни близких друзей, я как раз пытался решить, что предпринять, когда случайно встретил Джона Кавендиша. Последние десять лет я встречался с ним крайне редко. Собственно говоря, я никогда особенно хорошо его не знал. Начать с того, что он старше меня лет на пятнадцать, хотя и не выглядел на свои сорок пять. В детстве я часто бывал в Стайлзе, имении в Эссексе, которое принадлежало его матери.

Но теперь, встретившись через столько лет, мы с удовольствием предались воспоминаниям о старых временах, и в результате Джон пригласил меня провести мой отпуск в Стайлзе.

— Mater будет очень рада снова вас увидеть, — добавил он.

— Как она себя чувствует? — осведомился я. — Надеюсь, хорошо?

— О да! Полагаю, вы знаете, что она снова вышла замуж.

Боюсь, я слишком явно выразил удивление. Миссис Кавендиш, какой я ее помнил, вышла замуж за отца Джона — в то время вдовца с двумя сыновьями. Тогда она была красивой женщиной средних лет. Теперь ей никак не могло быть меньше семидесяти. Я запомнил ее энергичной, доминирующей личностью, несколько чрезмерно увлеченной благотворительностью и подобного рода общественной деятельностью. Миссис Кавендиш обожала открывать благотворительные базары и вообще изображать Lady Bountiful. Она действительно была щедрой женщиной, да и сама обладала значительным состоянием.

Загородное имение Стайлз-Корт мистер Кавендиш приобрел в первые годы их супружества. Он полностью находился под влиянием жены и, умирая, оставил ей в пожизненное пользование не только имение, но и большую часть доходов, что было явно несправедливо по отношению к двум его сыновьям. Однако мачеха всегда была добра и щедра к ним, да и мальчики в момент женитьбы их отца были еще так малы, что считали ее своей матерью.

Лоуренс, младший, с детства отличался болезненностью. Он получил диплом врача, но довольно быстро оставил медицину и жил дома, в Стайлзе, лелея честолюбивые литературные амбиции, хотя его стихи никогда не имели заметного успеха.

Джон, старший из сыновей, какое-то время занимался адвокатской практикой, но в конце концов тоже обосновался в Стайлзе и стал вести более приятную для него жизнь сельского сквайра. Два года назад он женился и привез жену в Стайлз, хотя я подозреваю, что, если бы мать увеличила ему денежное содержание, он предпочел бы обзавестись собственным домом. Однако миссис Кавендиш относилась к тому типу женщин, которые любят поступать по-своему и ожидают, чтобы это всех устраивало. В данном случае она, разумеется, являлась хозяйкой положения — деньги были в ее руках.

Джон не мог не заметить моего удивления, когда я услышал о новом замужестве его матери, и довольно мрачно ухмыльнулся.

— К тому же он отвратительный прохвост и пройдоха! — в ярости крикнул Джон. — Должен сказать, Гастингс, что это очень осложнило нашу жизнь. А уж Эви… Вы помните Эви?

— Нет.

— О! Наверное, она появилась уже после вашего отъезда. Это помощница моей матери, компаньонка и вообще мастер на все руки! Эви — просто молодчина! Нельзя сказать, чтобы она была особенно молода и красива, но энергии ей не занимать!

— Вы собирались что-то сказать…

— О, про этого типа?… Он появился из ниоткуда, под предлогом, будто является троюродным братом Эви или что-то в этом роде, хотя сама Эви не особенно охотно признает это родство. Этот тип абсолютный чужак, что сразу видно. У него большая черная борода, и он носит лакированные туфли в любую погоду! Однако мать сразу почувствовала к нему симпатию и взяла его в качестве секретаря… Вы ведь знаете, она постоянно ведает сотнями всяких благотворительных обществ.

Я кивнул.

— Ну и, разумеется, за время войны сотни таких обществ превратились в тысячи! Этот тип, конечно, оказался ей очень полезен. Но вы можете себе представить, как мы были ошеломлены, когда три месяца назад она вдруг объявила, что они с Алфредом помолвлены! Он по крайней мере лет на двадцать моложе ее! Просто-напросто бесстыдная, неприкрытая погоня за наследством!.. Но что поделаешь — она сама себе хозяйка… и вышла замуж за этого типа!

— Должно быть, для вас всех ситуация сложилась нелегкая?

— Мало сказать — нелегкая! Ужасная!

Вот так и получилось, что три дня спустя я сошел с поезда в Стайлз-Мэри на маленькой нелепой станции, не имевшей никакой видимой причины на существование, но все-таки примостившейся посреди зеленых полей и сельских проезжих дорог. Джон Кавендиш ждал меня на платформе и проводил к машине.

— У меня еще осталась капля-другая бензина. Он почти весь расходуется благодаря повышенной активности матери.

Деревня Стайлз-Сент-Мэри находилась милях в двух от станции, а Стайлз-Корт располагался приблизительно на расстоянии мили по другую сторону. Стоял теплый тихий день раннего июля. Глядя на спокойную равнину Эссекса, такую зеленую и мирную в лучах послеполуденного солнца, я не верил своим глазам, мне казалось почти невероятным, что где-то недалеко отсюда идет война. Я вдруг оказался совсем в ином мире.

— Боюсь, Гастингс, вам покажется здесь слишком тихо, — сказал Джон, когда мы повернули к въездным воротам.

— Как раз то, чего я хочу, дружище!

— О, вообще-то здесь довольно приятно, если вы хотите вести бездеятельную жизнь. Два раза в неделю я провожу занятия с добровольцами и помогаю на фермах. Моя жена регулярно работает «на земле». Каждое утро она поднимается в пять часов доить коров и работает до ленча. В общем, это очень хорошая жизнь, если бы не Алфред Инглторп! — Джон вдруг резко затормозил и посмотрел на часы. — Интересно, есть ли у нас время захватить Цинтию? Пожалуй, нет! К этому времени она уже вышла из госпиталя.

— Цинтия? Это не ваша жена?

— Нет. Цинтия — протеже моей матери, дочь ее старой школьной соученицы, которая вышла замуж за подлого солиситора. Он оказался неудачником, женщина вскоре умерла, и девочка осталась сиротой без всяких средств. Моя мать пришла ей на помощь — Цинтия живет с нами вот уже около двух лет. Она работает в госпитале Красного Креста в Тэдминстере, в семи милях отсюда.

Продолжая говорить, он подъехал к фасаду красивого старого дома. Леди в добротной твидовой юбке, склонившаяся над цветочной клумбой, выпрямилась при нашем появлении.

— Привет, Эви! — крикнул Джон. — А вот и наш раненый герой! Мистер Гастингс — мисс Ховард!

Мисс Ховард пожала мне руку сердечной, почти болезненной хваткой. Мое первое впечатление — невероятно синие глаза на загорелом лице. Это была женщина лет сорока, с приятной внешностью и глубоким, почти мужским, громким голосом. Высокая, плотного сложения, и такие же под стать фигуре крепкие ноги в добротных, толстых башмаках. Ее речь, как я вскоре убедился, напоминала телефонный стиль.

— Сорняки лезут так быстро. Мне за ними никак не поспеть. Я и вас пристрою. Берегитесь!

— Рад быть хоть чем-нибудь полезен! — отозвался я.

— Не говорите так. Никогда не поверю.

— Вы циник, Эви, — смеясь, произнес Джон. — Где у нас сегодня чай — в доме или на лужайке?

— На лужайке. День слишком хорош, чтобы сидеть взаперти.

— Тогда пошли. Сегодня вы уже свое отработали. Пойдемте подкрепимся чаем.

— Ну что ж. — Мисс Ховард стянула садовые перчатки. — Пожалуй, я с вами согласна. — И она повела нас вокруг дома, к тому месту, где в тени платана был накрыт стол.

С плетеного стула поднялась женщина и сделала несколько шагов нам навстречу.

— Моя жена — Гастингс, — представил нас Джон.

Никогда не забуду моего первого впечатления от встречи с Мэри Кавендиш. Ее высокая, стройная фигура четко выделялась на фоне яркого солнечного света. В чудесных желтовато-карих глазах, каких я не встречал ни у одной женщины, будто сверкали искры тлеющего огня. От нее исходила сила глубокого покоя, и в то же время в этом изящном теле чувствовался неукротимый дух. Эта картина до сих пор ярка в моей памяти.

Мэри Кавендиш встретила меня несколькими приветливыми словами, произнесенными низким чистым голосом, и я опустился на плетеный стул, испытывая удовольствие от того, что принял приглашение Джона. Миссис Кавендиш угостила меня чаем. Несколько произнесенных ею фраз усилили мое первое впечатление от этой на редкость обворожительной женщины. Внимательный слушатель всегда стимулирует признательного рассказчика. Я стал в юмористическом тоне описывать отдельные эпизоды моего пребывания в санатории и льщу себя надеждой, что изрядно позабавил свою хозяйку. Джон хоть и славный парень, но блистательным собеседником его вряд ли назовешь.

В этот момент из дома через открытое французское окно донесся хорошо запомнившийся мне с детства голос:

— В таком случае, Алфред, вы напишете принцессе после чая, а леди Тэдминстер я завтра напишу сама. Или, может быть, нам стоит подождать известия от принцессы? В случае отказа леди Тэдминстер может открыть базар в первый день, а миссис Кросби — во второй. Да… потом еще герцогиня со школьным праздником.

Послышалось неразборчивое бормотание мужчины, а затем в ответ донесся повышенный голос миссис Инглторп:

— Да, конечно! После чая будет вполне хорошо. Вы так предусмотрительны, дорогой Алфред!

Французское окно распахнулось немного шире, и на лужайке появилась красивая седоволосая пожилая леди с властным лицом. За ней шел мужчина, в манерах которого чувствовалась почтительность.

Миссис Инглторп тепло меня встретила:

— Как замечательно, мистер Гастингс, снова видеть вас через столько лет! Алфред, дорогой! Это мистер Гастингс. Мистер Гастингс, это мой муж.

Я с нескрываемым любопытством смотрел на «дорогого Алфреда». Он, безусловно, производил впечатление чего-то инородного. Меня не удивило отношение Джона к его бороде. Это была самая длинная и самая черная борода, какую мне когда-либо доводилось видеть. Инглторп носил пенсне в золотой оправе, и у него было на редкость неподвижное лицо. Меня поразила мысль, что этот человек вполне естественно выглядел бы на сцене, но в реальной жизни он казался удивительно не на месте, звучал фальшивой нотой.

— Очень приятно, мистер Гастингс, — проговорил он глубоким, вкрадчивым голосом и подал руку, почти ничем не отличавшуюся от деревяшки. Затем повернулся к жене: — Эмили, дорогая, мне кажется, эта подушка несколько влажновата.

Миссис Инглторп лучезарно улыбнулась, и Алфред, демонстрируя нежную заботу, заменил подушку. Странное увлечение такой разумной во всем женщины!

С появлением мистера Инглторпа за столом воцарилась какая-то напряженность и завуалированное чувство недоброжелательности. Только мисс Ховард не старалась скрыть своих чувств. Между тем миссис Инглторп, казалось, не замечала ничего необычного. Ее говорливость ничуть не изменилась за прошедшие годы, речь лилась непрерываемым потоком, преимущественно о предстоящем в скором времени благотворительном базаре, который она сама организовала. Иногда миссис Инглторп обращалась к мужу, уточняя даты и время. Заботливая, внимательная манера Алфреда не менялась. Я сразу почувствовал к нему сильную антипатию. Вообще, я склонен считать, что мое первое впечатление обычно правильно и довольно проницательно.

Миссис Инглторп дала некоторые указания Эвлин Ховард. Между тем мистер Инглторп обратился ко мне своим почтительным тоном:

— Служба в армии — ваша постоянная профессия, мистер Гастингс?

— Нет. До войны я служил в «Ллойде».

— И вернетесь туда, когда все кончится?

— Возможно. Или начну что-нибудь совершенно новое.

Мэри Кавендиш повернулась ко мне:

— Что бы вы в самом деле выбрали в качестве профессии, если бы это зависело только от вашего желания?

— Ну-у! Это зависит…

— Нет ли у вас какого-нибудь увлечения? — продолжала она. — Вас что-нибудь привлекает? Ведь хобби есть у всех… Правда, иногда довольно нелепое.

— Вы будете надо мной смеяться.

Она улыбнулась:

— Возможно.

— Видите ли, у меня всегда было тайное желание стать детективом.

— Настоящим — из Скотленд-Ярда? Или Шерлоком Холмсом?

— О, конечно, Шерлоком Холмсом! В самом деле меня это ужасно привлекает. Однажды в Бельгии я встретил известного детектива, и он совершенно увлек меня. Это был замечательный человек. Обычно он говорил, что хорошая работа детектива заключается всего лишь в методе. Я взял его систему за основу, хотя, разумеется, пошел несколько дальше. Он был странным человеком: небольшого роста, внешне настоящий денди и необыкновенно умен.

— Мне самой нравятся хорошие детективные истории, — заметила мисс Ховард. — Хотя пишут много всякой чепухи. Преступник всегда обнаруживается в последней главе. Все ошеломлены! А по-моему, настоящий преступник виден сразу.

— Есть огромное количество нераскрытых преступлений, — возразил я.

— Я не имею в виду полицию. Я говорю о людях, которые оказались замешаны в преступлении. О семье. Их не проведешь и не одурачишь! Они-то будут знать!

Меня позабавило такое замечание мисс Ховард.

— Значит, вы полагаете, что если бы среди ваших друзей совершилось преступление, скажем убийство, то можно было бы тут же назвать убийцу?

— Разумеется! Конечно, я не могла бы доказать это своре юристов, но уверена, точно знала бы, кто преступник. Я почувствовала бы его кончиками пальцев, стоило бы ему лишь ко мне приблизиться.

— Это могла бы оказаться и «она», — заметил я.

— Могла бы. Но убийство — это насилие. У меня оно больше ассоциируется с мужчиной.

— Однако не в случае с отравлением. — Четкий, чистый голос миссис Кавендиш заставил меня вздрогнуть. — Только вчера доктор Бауэрштейн говорил мне, что из-за незнания представителями медицинской профессии редких ядов существует, вероятно, бессчетное количество нераскрытых преступлений.

— Что с вами, Мэри? Какая отвратительная тема для разговора! — воскликнула миссис Инглторп. — Меня прямо дрожь пробирает.

Молодая девушка в форме VAD легко пробежала через лужайку.

— Ты что-то сегодня поздно, Цинтия! Это мистер Гастингс — мисс Мёрдок.

Цинтия Мёрдок была юным созданием, полным жизни и энергии. Она сбросила свою маленькую форменную шапочку VAD, и меня сразу захватили красота вьющихся каштановых волос и белизна маленькой ручки, которую она протянула за чашкой чаю. С темными глазами и ресницами она была бы красавицей.

Девушка уселась прямо на землю рядом с Джоном, и я протянул ей тарелку с сандвичами. Она улыбнулась:

— Садитесь здесь, на траве! Это намного приятнее.

Я послушно опустился около нее:

— Вы работаете в Тэдминстере, не так ли?

Цинтия кивнула:

— Видно, за мои грехи.

— Значит, вас там изводят? — улыбаясь, спросил я.

— Хотела бы я посмотреть, как это у них получится! — воскликнула Цинтия с вызовом.

— У меня есть кузина, которая работает в госпитале, — заметил я. — Она в ужасе от медсестер.

— Меня это не удивляет. Они такие и есть, мистер Гастингс. Именно такие! Вы даже представить себе не можете. Но я — слава Небесам! — работаю в больничной аптеке.

— Сколько же людей вы отправили на тот свет? — спросил я, улыбаясь.

— О! Сотни! — ответила она, тоже улыбнувшись.

— Цинтия! — громко позвала миссис Инглторп. — Как ты думаешь, ты смогла бы написать для меня несколько записок?

— Конечно, тетя Эмили!

Цинтия быстро встала, и что-то в ее манере напомнило мне о зависимом положении девушки — как бы ни была добра миссис Инглторп, она, видимо, никогда не дает ей забыть об этом.

Затем миссис Инглторп обратилась ко мне:

— Джон покажет вам вашу комнату, мистер Гастингс. Ужин в половине восьмого. Мы вот уже некоторое время как отказались от позднего обеда. Леди Тэдминстер, жена нашего члена парламента (между прочим, она была дочерью последнего лорда Эбботсбёри), сделала то же самое. Она согласна со мной, что следует подать пример экономии. У нас хозяйство военного времени. Ничто не пропадает: каждый клочок использованной бумаги укладывается в мешки и отсылается.

Я выразил восхищение, и Джон повел меня в дом. Широкая лестница, раздваиваясь, вела в правое и левое крыло дома. Моя комната находилась в левом крыле и выходила окнами в сад.

Джон оставил меня, и через несколько минут я увидел из окна, как он медленно шел по траве, взявшись за руки с Цинтией Мёрдок. И в тот же момент услышал, как миссис Инглторп нетерпеливо позвала: «Цинтия!» Девушка вздрогнула и побежала в дом. В это время из тени дерева вышел мужчина и медленно пошел в том же направлении. На вид ему было лет сорок. Смуглый, с чисто выбритым меланхолическим лицом. Похоже, им владели какие-то сильные эмоции. Проходя мимо дома, он глянул вверх, на мое окно, и я узнал его, хотя за пятнадцать лет он очень изменился. Это был Лоуренс, младший брат Джона Кавендиша. Меня удивило, что могло вызвать такое выражение на его лице.

Потом я выбросил эту мысль из головы и вернулся к размышлениям о своих собственных делах.

Вечер прошел довольно приятно, а ночью мне снилась загадочная Мэри Кавендиш.

Следующий день выдался солнечным, ярким, и я был полон чудесных ожиданий.

100

Я не видел миссис Кавендиш до ленча, во время которого она предложила мне отправиться на прогулку. Мы чудесно провели время, бродя по лесу, и вернулись в дом около пяти часов.

101

Как только мы вошли в большой холл, Джон сразу потащил нас обоих в курительную комнату. По его лицу я понял, что произошло нечто неладное. Мы последовали за ним, и он закрыл за нами дверь.

102

— Послушай, Мэри, — нетерпеливо произнес Джон, — произошло черт знает что!.. Эви поскандалила с Алфредом Инглторпом и теперь уходит.

103

— Эви? Уходит?

104

Джон мрачно кивнул:

105

— Да. Видишь ли, она пошла к матери и… О-о! Вот и сама Эви.

106

Вошла мисс Ховард. Губы ее были сурово сжаты; в руках она несла небольшой чемодан. Эви выглядела возбужденной, решительной и готовой защищаться.

107

— Во всяком случае, я сказала все, что думала! — взорвалась она при виде нас.

108

— Моя дорогая Эвлин! — воскликнула миссис Кавендиш. — Этого не может быть!

109

Мисс Ховард мрачно кивнула:

110

— Это правда. Боюсь, я наговорила Эмили таких вещей, что она их не забудет и скоро не простит. Неважно, если мои слова не очень глубоко запали. С нее как с гуся вода! Только я сказала ей прямо: «Вы старая женщина, Эмили, а уж недаром говорится: нет большего дурака, чем старый дурак! Ведь Алфред моложе вас на целых двадцать лет, так что не обманывайте себя, почему он на вас женился. Деньги! Так что не допускайте, чтобы у него было много денег! У фермера Рэйкса очень хорошенькая молодая жена. Вы бы спросили у вашего Алфреда, сколько времени он там проводит». Она очень рассердилась. Понятное дело! А я добавила: «Нравится вам это или нет, только я вас предупреждаю: этот тип скорее убьет вас в вашей же кровати, чем посмотрит на вас! Он мерзавец! Можете мне говорить все, что хотите, но запомните мои слова: он негодяй и мерзавец!»

111

— И что она ответила?

112

Мисс Ховард скорчила в высшей степени выразительную гримасу:

113

— «Милый Алфред… дорогой Алфред… Злая клевета… злые женщины… которые обвиняют моего дорогого мужа…» Чем скорее я уйду из этого дома, тем лучше. Так что я ухожу!

114

— Но… не сейчас…

115

— Немедленно!

116

Минуту мы сидели и во все глаза смотрели на нее. Джон Кавендиш, убедившись в том, что его уговоры бесполезны, отправился посмотреть расписание поездов. Его жена пошла за ним, бормоча, что надо бы уговорить миссис Инглторп изменить ее решение.

117

Как только они вышли из комнаты, лицо мисс Ховард изменилось. Она нетерпеливо наклонилась ко мне:

118

— Мистер Гастингс, по-моему, вы честный человек! Я могу вам довериться?

119

Я несколько удивился. Мисс Ховард положила ладонь на мою руку и понизила голос почти до шепота:

120

— Присматривайте за ней, Гастингс! За моей бедной Эмили. Они тут все как клубок змей! Все! О, я знаю, что говорю. Среди них нет ни одного, кто не нуждался бы в деньгах и не пытался бы вытянуть у нее побольше. Я защищала ее, как могла. А теперь, когда меня тут не будет, они все на нее накинутся.

121

— Разумеется, мисс Ховард, сделаю все, что смогу, — пообещал я. — Но уверен, сейчас вы просто расстроены и возбуждены.

122

Она перебила меня, медленно покачав головой:

123

— Поверьте мне, молодой человек. Я дольше вашего прожила на свете. Все, что я прошу, — не спускайте с нее глаз. Вы сами увидите.

124

Через открытое окно послышался шум мотора и голос Джона. Мисс Ховард поднялась и направилась к двери. Взявшись за дверную ручку, она повернулась и поманила меня пальцем:

125

— Мистер Гастингс, особенно следите за этим дьяволом — ее мужем!

126

Больше она ничего не успела сказать, так как ее буквально заглушил хор голосов сбежавшихся на проводы людей. Инглторпы не появились.

127

Когда автомобиль уехал, миссис Кавендиш вдруг отделилась от нашей группы и пошла через проезд к лужайке навстречу высокому бородатому мужчине, который явно направлялся к дому. Она протянула ему руку, и щеки у нее порозовели.

128

— Кто это? — резко спросил я, так как инстинктивно почувствовал к этому человеку неприязнь.

129

— Доктор Бауэрштейн, — коротко ответил Джон.

130

— А кто такой доктор Бауэрштейн?

131

— Он отдыхает в деревне после тяжелого нервного расстройства. Лондонский специалист, по-моему, один из величайших экспертов по ядам, очень умный человек.

132

— И большой друг Мэри, — вставила неугомонная Цинтия.

133

Джон Кавендиш нахмурился и тотчас сменил тему разговора:

134

— Давайте пройдемся, Гастингс! Это отвратительная история! У Эви всегда был острый язык, но во всей Англии не найти более преданного друга, чем она.

135

Он направился по тропинке через посадки, и мы пошли в деревню через лес, служивший границей имения.

136

Уже на обратном пути, когда мы проходили мимо одной из калиток, из нее вышла хорошенькая молодая женщина цыганского типа. Она улыбнулась нам и поклонилась.

137

— Какая красивая девушка, — заметил я с удовольствием.

138

Лицо Джона посуровело.

— Это миссис Рэйкс.

139

— Та самая, о которой мисс Ховард…

140

— Та самая! — с излишней резкостью подтвердил он.

141

Я подумал о седовласой старой леди в большом доме и об этом оживленном плутовском личике, которое только что нам улыбнулось, и вдруг ощутил холодок неясного дурного предчувствия. Но постарался не думать об этом.

142

— Стайлз в самом деле замечательное старинное поместье, — произнес я.

143

Джон довольно мрачно кивнул:

144

— Да, это прекрасное имение когда-нибудь будет моим… Оно уже было бы моим, если бы отец сделал соответствующее завещание. И тогда я не был бы так чертовски стеснен в средствах.

145

— Вы стеснены в средствах? — удивился я.

146

— Дорогой Гастингс, вам я могу сказать, что мое положение буквально сводит меня с ума!

147

— А ваш брат не может вам помочь?

148

— Лоуренс? Он истратил все, что имел, до последнего пенса, издавая свои никчемные стихи в роскошных обложках. Нет! Все мы сидим без денег, вся наша компания. Надо сказать, наша мать всегда была очень добра к нам. Я хотел сказать — была добра до сих пор… Но после своего замужества, разумеется… — Джон нахмурился и замолчал.

149

Впервые я почувствовал, что с уходом Эвлин Ховард обстановка в доме необъяснимо изменилась. Ее присутствие внушало уверенность. Теперь, когда эта уверенность исчезла, все, казалось, наполнилось подозрением. Почему-то перед моим мысленным взором возникло неприятное лицо доктора Бауэрштейна. Меня переполнили неясные подозрения. Я засомневался во всех, и на какой-то момент у меня появилось предчувствие неотвратимо надвигающегося несчастья.

Мать (лат.).

Леди Баунтифул — персонаж пьесы Фаркера, XVII в., иронический тип дамы-благотворительницы. (Здесь и далее прим. перев.)

«Ллойд» — ассоциация страховщиков, занимающаяся страхованием преимущественно морских плавающих средств. Создана в Лондоне в 1688 г.

VAD — добровольческий медицинский отряд (англ.).

Оглавление

Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.