• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Одним из?главных недостатков учебных программ, предлагаемых кафедрами экономической теории по всему миру,является то, что студенты не?получают целостной картиныосновных теоретических достижений современной австрийской школы экономической теории. В?первой главе мы попытаемся восполнить этот существенный пробел, дать обзорфундаментальных отличительных черт австрийской школыи тем самым пролить свет на историческое развитие австрийской мысли, чему посвящены следующие главы. В?таблице?1.1 представлен краткий перечень ключевых различиймежду австрийской школой и господствующей (неоклассической) парадигмой, которую, как правило, преподаютв?испанских университетах. Это даст возможность однимвзглядом охватить основные несовпадения двух подходов,которые затем будут рассмотрены подробнее.

Представители австрийской школы рассматривают экономическую науку как теорию деятельности, а?не как теорию принятия решений, и это одна из?черт, которыми они сильнеевсего отличаются от своих коллег-неоклассиков. Концепциячеловеческой деятельности намного шире концепции индивидуального решения и включает ее. Принципиально важная для австрийской школы, концепция деятельности включает не?только гипотетический процесс принятия решенийв?контексте «данных» знаний о?целях и средствах, но?также,и в?особенности, «само представление о?системе координат,связывающей средства и цели, в?рамках которой происходитразмещение ресурсов и экономически рациональная деятельность [являющиеся предметом исключительного внимания неоклассиков]» (Kirzner 1973, 33; Кирцнер 2007, 35).Более того, австрийцев интересует не?сам факт принятия решения, а?то, что оно воплощено в?человеческой деятельности, которая представляет собой процесс (завершенный илинезавершенный), включающий ряд взаимодействий и актовкоординации (согласования). С?точки зрения представителей австрийской школы, именно это является предметомэкономических исследований. Таким образом, для австрийцев экономическая наука?— это не?набор теорий выбора илипринятия решений, но?интегрированный теоретический корпус, описывающий процессы социального взаимодействия,процессы, отличающиеся степенью координации, котораязависит от бдительности, проявляемой действующими субъектами в?своей предпринимательской деятельности.

Мишенью особой критики австрийцев стала узкая концепция экономической теории, восходящая к?ЛайонелуРоббинсу и его широко известному определению предмета этой науки. Как писал Роббинс, «экономическая теория?— это наука, изучающая человеческое поведение с?точки зрения соотношения между данными целями и редкимисредствами, которые могут иметь различное употребление»(Robbins?1932; см.: Роббинс 1993, 18). Концепция Роббинса молчаливо предполагает фиксированное знание целей исредств и сводит проблему экономики к?технической проблеме размещения ресурсов, максимизации или оптимизации в?условиях определенных ограничений, которые такжепредполагаются известными. Иными словами, предложенная Роббинсом концепция экономической теории отражаетсамую суть неоклассической парадигмы и может считатьсяабсолютно чужеродной для методологии австрийской школы в?ее сегодняшнем понимании. В?самом деле, в?изображении Роббинса человек предстает автоматом, простой карикатурой на человеческое существо, всего лишь пассивнореагирующим на любые события. В?отличие от этого Мизес, Кирцнер и другие авторы австрийской школы придерживаются мнения, согласно которому человек не?столькораспределяет имеющиеся средства между наличными целями, сколько находится в?неустанном поиске новых целей и средств?— усваивая опыт прошлого и напрягая воображение для открытия и созидания будущего (посредством деятельности). Поэтому для австрийцев экономическаятеория составляет часть намного более широкой и общейнауки, общей теории человеческой деятельности (а не?человеческих решений или выбора). Согласно Хайеку, если дляэтой общей науки о?человеческой деятельности «названиенеобходимо, то самым подходящим представляется термин“праксиологические” науки, ...широко применяемый четкоего определившим Л. фон Мизесом» (Hayek 1955, 209; Хайек2003, 44).

Другим ключевым вопросом для австрийцев является субъективизм. Поскольку для австрийской школы субъективистский подход имеет первостепенное значение, все ее экономические построения основаны на действиях реальных людей, из?плоти и крови, которые рассматриваются как творцыи главные действующие лица всех общественных процессов.

Поэтому Мизес утверждает: «Экономическая теория?— этоне?наука о?предметах и осязаемых материальных объектах;это наука о?людях, их намерениях и действиях. Блага, товары,богатство и все остальные понятия поведения не?являютсяэлементами природы; они?— элементы человеческих намерений и поведения. Тому, кто хочет заняться их изучением,не?нужно смотреть на внешний мир; он должен искать ихв?намерениях действующих людей» (Mises 1996, 89; Мизес2005, 89). Таким образом, очевидно, что, в?отличие от большинства неоклассиков, австрийцы полагают: за?экономическими ограничениями стоят не?объективные явления илиматериальные факторы внешнего мира (скажем, величина нефтяных запасов), а?знания предпринимателей (открытие карбюратора, способного вдвое увеличить коэффициентполезного действия двигателя внутреннего сгорания, будетиметь такой?же экономический эффект, что и удвоение разведанных запасов нефти). Вот почему австрийцы рассматривают производство не?как нечто внешнее, природное иматериальное, а, напротив, как явление интеллектуальноеи духовное (Мизес 2005, 134).

В?рамках австрийской экономической теории движущей силой является предпринимательство (которому посвященабольшая часть следующей главы),?— концепция, демонстративно отсутствующая в?неоклассической теории. Предпринимательство?— это характерная особенность реального мира, вечно пребывающего в?состоянии неравновесия,а?потому не?может играть какой-либо роли в?моделях равновесия, занимающих внимание неоклассических авторов. Более того, неоклассические теоретики рассматривают предпринимательство как рядовой фактор производства,размещение которого определяется ожидаемыми выгодамии издержками. Они не?осознают того, что при таком подходе к?анализу предпринимательства возникает неразрешимоелогическое противоречие: спрос на предпринимательскиересурсы, основанный на ожидаемых издержках и выгодах,предполагает веру в?то, что можно сегодня получить некуюинформацию (о возможной величине будущих издержек ивыгод) еще до того, как эта информация будет создана предпринимательскими усилиями. Иными словами, главная, какмы увидим, задача предпринимателя заключается в?создании и открытии новой информации, прежде не?существовавшей, и пока процесс создания не?будет завершен, этойинформации не?существует и она не?может быть никому известна, а?потому не?в?силах человеческих заранее приниматьнеоклассические решения о?размещении ресурсов в?соответствии с?ожидаемыми издержками и выгодами.

Кроме того, сегодня австрийские экономисты почтиединодушно считают ошибочным представление, согласно которому источником предпринимательской прибылиявляется простое принятие риска. Напротив, риск входитв?состав издержек производственного процесса и не?имеетникакого отношения к?чисто предпринимательской прибыли, которая возникает, когда предприниматель открываетнеизвестную ему прежде возможность получения прибылии действует так, чтобы с?выгодой ею воспользоваться (Мизес 2005).

Особая роль концепции ошибки в?австрийской экономической теории по сравнению с?неоклассической обычно оставляется без внимания. Для австрийцев «чистая» предпринимательская ошибка совершается тогда, когда на рынкеостаются необнаруженные предпринимателями возможности получить прибыль. Именно существование такого типаошибки лежит в?основе «чистой предпринимательской прибыли», извлекаемой тем, кто ее обнаруживает и устраняет.Для неоклассических авторов, напротив, подлинно предпринимательских ошибок, о?которых впоследствии приходится сожалеть, просто не?существует. Причина в?том, чтонеоклассики обосновывают все прошлые решения в?терминах гипотетического анализа затрат и результатов, осуществляемого в?рамках математической модели максимизациис?учетом ограничений. Поэтому в?неоклассическом миренет места для чисто предпринимательской прибыли, а?когда ее все-таки упоминают, то подразумевают просто платуза?услуги рядовых факторов производства или доход, вознаграждающий за?принятие риска.

Предприниматели постоянно порождают новую информацию, которая по природе своей субъективна, рассеяна, имеет практический характер и с?трудом поддается артикулированию (Huerta de Soto 1992, 52—67, 104—110). Поэтомусубъективное восприятие информации является существенным элементом методологии австрийской школы, отсутствующим в?неоклассической теории, где информациятрактуется как исключительно объективная. Большинствоэкономистов не?осознают, что, говоря об информации, австрийцы и неоклассики имеют в?виду принципиально разныевещи. С?точки зрения неоклассиков, информация?— это нечто объективное, своего рода товар, который продают и покупают на рынке в?соответствии с?решениями о?максимизации. Эта «информация», которую можно хранить на различных носителях, не?имеет ничего общего с?субъективнойинформацией, о?которой пишут австрийцы: с?практическойи жизненно необходимой информацией, которую действующее лицо субъективно истолковывает, знает и используетв?контексте конкретного действия. Экономисты австрийской школы критикуют Стиглица и других авторов неоклассической теории информации за?неспособность интегрировать свою теорию информации с?предпринимательством,которое и является источником и движущей силой знания.Как мы увидим далее, экономисты австрийской школыс?этой задачей справились. Более того, с?точки зрения австрийцев, Стиглиц не?сумел понять, что информация по сутисвоей всегда субъективна и рынки, которые он считает «несовершенными», не?столько порождают «неэффективность»(в неоклассическом смысле), сколько предоставляют потенциальные возможности для извлечения предпринимательской прибыли, возможности, которые предпринимателиобнаруживают и используют в?непрерывном процессе координации предпринимательских усилий на рынке (Thomsen 1992).

В?своих моделях равновесия неоклассические экономистыобычно игнорируют силы координации, которые австрийцысвязывают с?предпринимательством. На?деле предпринимательство не?только подталкивает к?созданию и передаче информации, но, что еще важнее, способствует координации несогласованного поведения, встречающегося в?обществе. Какмы увидим в?следующей главе, вся существующая в?обществе рассогласованность материализуется как возможностьприбыли, остающаяся скрытой до тех пор, пока ее не?откроют предприниматели. Как только предприниматель осознаётэту возможность и использует к?своей выгоде, возможностьисчезает и запускается стихийный процесс координации. Этотпроцесс объясняет тенденцию к?равновесию, свойственнуювсякой подлинно рыночной экономике. Более того, именнокоординирующая природа предпринимательства и делаетвозможной экономическую теорию как науку, понимаемуюкак теоретический корпус законов координации, проливающих свет на общественные процессы.

Этот подход объясняет интерес экономистов австрийскойшколы к?исследованию концепции динамической конкуренции (процесса соперничества), тогда как неоклассическихэкономистов занимают исключительно модели равновесия,характерные для сравнительной статики («совершенная»конкуренция, монополия, «несовершенная», или монополистическая, конкуренция). Поэтому, с?точки зрения австрийцев, абсурдно строить экономическую науку на моделиравновесия, изначально предполагающей, что вся информация, необходимая для получения соответствующих функцийспроса и предложения, «дана». Австрийцы, напротив, предпочитают изучать рыночный процесс, ведущий к?принципиально недостижимому состоянию равновесия. Обсуждаласьдаже модель, получившая название общественный Большойвзрыв, которая при любых исторических условиях допускает неограниченный рост знаний и цивилизации, настолькосогласованный и гармоничный (т.е. скоординированный),насколько это в?человеческих силах. Вот почему движимыйдухом предпринимательства процесс координации общественной жизни бесконечен и неисчерпаем. Иными словами, предпринимательская деятельность представляет собой прежде всего создание и передачу новой информации,которая необходимо меняет общее восприятие возможныхцелей и средств каждым из?действующих субъектов в?обществе. В?свою очередь это изменение ведет к?появлениюновых бессчетных рассогласований, представляющих собой новые возможности для предпринимательской прибылии открывающих предпринимателям простор для открытийи координации. Это динамический бесконечный процесс,обеспечивающий распространение и развитие цивилизации (модель скоординированного общественного Большоговзрыва) (Huerta de Soto 1992, 78—79).

Таким образом, австрийцы серьезно расходятся с неоклассическими экономистами в?вопросе об основной экономической проблеме. Австрийцы изучают динамичныйпроцесс общественной координации, в?ходе которого индивиды постоянно и предприимчиво порождают новую информацию (в силу чего она никогда не?бывает «данной»),поскольку пребывают в?поиске целей и средств, представляющихся им существенными в?контексте каждого действия, которым они поглощены, и в?результате неумышленнозапускают стихийный процесс координации. Поэтому дляавстрийцев основная экономическая проблема не?сводитсяк?технике или технологии, тогда как неоклассические теоретики обычно понимают дело именно так, ибо ­ предполагают,что цели и средства «даны», а?потому экономическая проблема сводится к?технической проблеме оптимизации. Иными словами, с?точки зрения австрийской школы, важнейшаяэкономическая проблема?— это не?максимизация известной, объективной функции с?известными ограничениями,а?проблема, строго экономическая по своей природе: онавозникает при наличии множества конкурирующих между собой целей и средств, когда знание о?них не?является чем-то данным, а?напротив, рассредоточено между бессчетным числомлюдей, постоянно создающих его ex novo[1], так что в?результате никто не?в?состоянии знать все существующие возможности и альтернативы, а?равно и то, в?какой степени каждаяиз?них желательна.

Кроме того, необходимо понимать, что даже те действия,которые кажутся направленными исключительно на максимизацию или оптимизацию, неизбежно содержат компонентпредпринимательства, так как действующий субъект сначаладолжен осознать, что в?его обстоятельствах наиболее выгоден именно такой образ действий?— роботоподобный, механический и реагирующий. Иными словами, неоклассическийподход?— это всего лишь относительно неважный частныйслучай более общей австрийской модели, гораздо более содержательной, имеющей более общий характер и намного лучше объясняющей реальное общество. Более того, австрийскиетеоретики, в?отличие от неоклассических, не?видят смыслав?жестком разделении микро- и макроэкономики. Напротив, экономические проблемы следует изучать как взаимосвязанные вопросы, без разделения на микро- и макроаспекты. Радикальное разделение экономической теории на«микро» и «макро»?— один из?наиболее типичных примеровнеадекватности современных вводных учебников и пособийпо политической экономии, которые, в?отличие от Мизеса и других экономистов австрийской школы, не?предлагают единого истолкования экономических проблем, а?неизменно представляют экономическую науку разделенной надве отдельные дисциплины (микро- и макроэкономическуютеорию), никак между собой не?связанные, а?потому могущие изучаться и на деле изучающиеся по отдельности. Какуказывает Мизес, это разделение вытекает из?использования концепций, игнорирующих (подобно понятию общего уровня цен) применение субъективной маржиналистскойтеории ценности к?деньгам и сохраняющих укорененностьв?донаучном этапе экономической науки, когда теоретикиеще пытались вести анализ в?терминах обобщенных классовили агрегированных совокупностей, а?не в?терминах приращений или предельных единиц. В?результате появилась злополучная «дисциплина», занимающаяся анализом мнимыхмеханических взаимосвязей между макроэкономическимиагрегированными показателями, связь которых с?человеческой деятельностью установить очень трудно, если вообщевозможно (Мизес 2005).

Как?бы то ни?было, неоклассические экономисты выбрали в?качестве фокальной точки своих исследований модель равновесия. Эта модель предполагает, что вся информация задана (в определенных или вероятностных терминах),а?переменные полностью согласованы между собой. С?точкизрения австрийцев, главный недостаток неоклассическойметодологии заключается в?том, что предположение о?полной согласованности легко может привести к?ошибочнымвыводам о?причинно-следственных связях между различными экономическими концепциями и явлениями. В?результате, утверждают австрийцы, равновесие выступает в?ролисвоего рода завесы, мешающей теоретику обнаружить истинное направление причинно-следственных отношений, отраженных в?экономических законах. Неоклассические экономистывидят не?столько однонаправленные закономерности, илизаконы тенденции (laws of tendency), сколько взаимные (круговые) функциональные соотношения причин и следствиймежду различными явлениями, изначальное происхождениекоторых (человеческая деятельность) остается скрытым илисчитается несущественным.

Другим существенным элементом австрийской методологииявляется чисто субъективная концепция издержек. Многиеавторы полагают, что эту идею можно без особых усилийвключить в?господствующую неоклассическую парадигму.Тем не?менее неоклассические теоретики только риторически включают в?свои модели субъективную концепциюиздержек, но?при всех разговорах о?важности «альтернативных издержек» всегда представляют их в?объективизированном виде. Для австрийцев издержки?— это субъективнаяценность тех целей, которыми действующий субъект жертвует, когда делает выбор в?пользу определенного образа действий. Иными словами, объективных издержек не?существует, а?каждый действующий субъект должен использоватьсвою предпринимательскую бдительность, чтобы непрерывно выявлять издержки в?каждом наборе обстоятельств.В?самом деле, человеку случается проходить мимо многихальтернативных возможностей, которые радикально изменили?бы его субъективное представление об издержках, еслиб ему удалось обнаружить их благодаря свои предпринимательским качествам. Поэтому не?существует объективныхиздержек, которые?бы определяли ценность целей, а?вернопрямо противоположное: издержки, являясь субъективными ценностями, отражают субъективную ценность (и определяются ею), которую человек присваивает своим целям(конечным потребительским благам). Поэтому экономистыавстрийской школы полагают, что именно цены конечныхпотребительских благ, будучи рыночным выражением субъективных оценок, определяют издержки, на которые готовпойти человек для производства подобных благ, а?не наоборот, как столь часто утверждают неоклассические экономисты в?своих моделях.

Австрийцы и неоклассики расходятся в?вопросе об использовании математических формулировок в?экономическом анализе. С?самого начала основатель австрийской школы КарлМенгер предусмотрительно отметил преимущество словесного языка, способного передать сущность (das Wesen) экономических явлений, на что математический язык неспособен. В?1884?г. Менгер поинтересовался в?письме к?Вальрасу: «Каким образом с?помощью математических методовможно получить знание сущности, например сущности ценности, земельной ренты, предпринимательской прибыли,разделения труда, биметаллизма и пр.?» (Walras 1965, 2:3).Математический язык чрезвычайно удобен для выражениясостояний равновесия, изучаемых неоклассическими экономистами, но?не позволяет передать субъективность времени и предпринимательского творчества, которые являютсясущественными чертами аналитических рассуждений австрийской традиции. Пожалуй, лучше всего выразил неадекватность математического подхода к?экономической наукеГанс Майер: «В?сущности, в?сердцевине математическихтеорий равновесия наличествует неотъемлемая, более илименее замаскированная фикция, заключающаяся в?том, чтоони соединяют в?системе уравнений (по определению одновременных) неодновременные величины, действующие в?генетико-причинных последовательностях, так, как если?бывсе они существовали одновременно. “Статический” подходсинхронизирует состояние дел, тогда как в?реальности мыимеем дело с?процессом. Но?порождающий процесс невозможно рассматривать “статически”, как состояние покоя,не?лишив его именно того, что делает его тем, чем он является» (Mayer 1994, 92).

По указанным выше причинам члены австрийской школы полагают, что многие теории и выводы неоклассиковв?области анализа производства и потребления лишеныэкономического смысла. Примером может служить «законравенства взвешенных по цене предельных полезностей»,покоящийся на очень шатких теоретических основаниях.По?сути дела, он предполагает, что человек способен одновременно оценивать полезность всех имеющихся в?его распоряжении благ, и при этом игнорируется тот факт, что каждоеего действие представляет собой последовательный и творческий процесс и блага оцениваются не?одновременно путем уравнивания их предполагаемых предельных полезностей, а?одно за?другим, в?контексте разных этапов и действий,для каждого из?которых соответствующая предельная полезность может быть не?только иной, но?и несопоставимой(Mayer 1994, 81—83). Короче говоря, австрийцы считают,что использование математики в?экономической науке не?имеет смысла, так как этот метод синхронизирует величины,разнородные с?позиций времени и предпринимательского творчества. По той?же причине австрийцы считают бессмысленными используемые неоклассическими экономистамиаксиоматические критерии рациональности. В?самом деле,если человек отдает предпочтение?А перед?В, а?В?перед?С,он вполне может отдать предпочтение?С?перед?А, при этомне?переставая быть «рациональным» или последовательным,если он просто изменил мнение (пусть даже всего на сотуюдолю секунды, когда думал об этом). С?точки зрения австрийских экономистов, обычные неоклассические критериирациональности смешивают идеи постоянства и последовательности (Мизес 2005, 98—100).

Наконец, австрийская парадигма радикально отличается отнеоклассической в?вопросе о?соотношении между теорией иэмпирическим миром и о?том, что значит сделать предсказание. Действительно, для австрийцев тот факт, что научный «наблюдатель» не?в?состоянии получить субъективнуюинформацию, которую децентрализованным образом постоянно открывают и создают «наблюдаемые» действующиесубъекты?— предприниматели, являющиеся главной движущей силой социального процесса, служит обоснованиемих мнения о?теоретической невозможности эмпирическойверификации в?экономической науке. Австрийцы утверждают, что факторы, делающие социализм теоретически невозможным (они анализируются в?главах 5 и 6),?— это те самые факторы, которые объясняют, почему в?нашей наукенеприемлемы эмпиризм, анализ издержек и выгод и утилитаризм в?его буквальном понимании. Более того, не?имеетзначения, кто именно тщетно пытается получить жизненно важную практическую информацию?— ученый для подтверждения своих теорий или политический лидер для координации с?помощью приказов. Будь подобная информациядоступна, ее можно было?бы в?равной мере использовать дляобеих целей: как для переустройства общества с?помощьюпринуждения (типичное для социализма и интервенционизма социальная инженерия), так и для эмпирического подтверждения экономических теорий. С?позиций австрийскойэкономической теории социалистический, позитивистскийили строго утилитаристский идеалы недостижимы по следующим причинам: во-первых, из-за огромных объемов информации; во-вторых, из-за природы ключевой информации(разрозненной, субъективной и неявной); в-третьих, из-за динамизма предпринимательского процесса (невозможно передать информацию, которую предприниматели ещене?создали в?процессе постоянного, новаторского созидания); и,?в-четвертых, из-за воздействия принуждения илинаучного «наблюдения» (которые искажают процесс предпринимательского порождения информации, препятствуютему или просто делают его невозможным).

Те?же самые аргументы, которые ниже будут проанализированы подробнее в?связи с?историей дискуссии о?невозможности экономического расчета при социализме, могутбыть использованы для обоснования идеи австрийцев о?том,что в?экономике теоретически невозможны точные предсказания (т.е. с?точным указанием места, времени и имеющие конкретную, эмпирическую природу). Наука не?можетничего знать о?завтрашних событиях, потому что они зависят главным образом от знаний и информации, которыепредпринимательски еще не?порождены, а?потому и узнатьих еще невозможно. В?экономике возможны в?лучшем случаеобщие прогнозы тенденций, которые Хайек называет структурными предсказаниями (pattern predictions). Такие предсказания носят исключительно качественный и теоретическийхарактер и могут относиться, самое большее, к?возникновению рассогласованности в?общественной жизни вследствиеинституционального принуждения (интервенционизм и социализм) в?отношении рынка.

Кроме того, следует помнить, что во внешнем мире нетнепосредственно наблюдаемых, объективных событий.В?соответствии с?субъективистским подходом австрийскойшколы в?экономической науке объекты исследования?— этопросто идеи людей о?том, что они делают и к?чему стремятся.Такие идеи недоступны для непосредственного наблюдения,а?могут быть выведены на основе интерпретации исторических событий. Для истолкования социальной действительности, представляющей собой историю, для начала нужноиметь теорию, а?еще необходимо ненаучное суждение о?значимости (Verstehen, или понимание). Это суждение не?является объективным и у?разных историков может быть различным, что делает историю подлинным искусством.

Наконец, австрийцы исходят из?того, что эмпирическиеявления подвержены постоянным изменениям, вследствиечего в?социальных событиях нет ни?констант, ни?параметров, а?только «переменные», так что традиционная цель эконометрики и любой версии позитивистской методологической программы (от самого наивного верификационизма донаиболее изощренного попперовского фальсификационизма) достижима с?большим трудом, если вообще достижима.В?отличие от неоклассиков, вдохновляемых позитивистскимидеалом, экономисты австрийской школы стремятся развивать свою дисциплину в?духе априоризма и дедуктивности.Сюда входит весь арсенал логическо-дедуктивных умозаключений, основанных на самоочевидном знании (аксиомы,подобные самой субъективной концепции человеческой деятельности, основные элементы которых являются плодомлибо интроспекции и личного опыта ученого, либо считаются самоочевидными, потому что их невозможно оспорить,не?вступая в?противоречие с?самим собой) (Hoppe 1995;Caldwell 1994, 117—138). Согласно австрийцам, без этого теоретического арсенала ни?попытки дать последовательноеи адекватное истолкование массы сложных историческихявлений, образующих социум и на первый взгляд кажущихся бессвязными, ни?описание истории прошлого или разработка видов на будущее (миссия предпринимателя) не?могутрассчитывать даже на минимальный успех. Отсюда идут тазначимость, которую австрийцы в?целом придают исторической науке, и их попытки не?допустить ее смешения с?экономической теорией и установить корректное соотношениемежду этими дисциплинами (Mises 1957; Мизес 2007).

Для обозначения неоправданного применения методологии естественных наук в?области общественных наук Хайекиспользует термин «сциентизм» (Хайек 2003). В?мире природы существуют константы и функциональные связи, допускающие применение математического языка и проведениеколичественных лабораторных экспериментов. Но?в экономической теории?— в?отличие от физики, инженерногодела и естественных наук?— австрийцы не?видят функциональных зависимостей (и, следовательно, никаких функцийспроса, предложения, издержек или любых других). Напомним, что в?математике, согласно теории множеств, функция?— это просто взаимно однозначное соответствие между элементами двух множеств, «исходным множеством» и«множеством образов». Учитывая врожденную творческуюспособность людей постоянно порождать и открывать в?каждом предложенном наборе обстоятельств новую информацию относительно целей, к?которым стремятся, и средств,которые считают возможным использовать для достиженияцелей, то становится очевидным, что в?экономической наукеотсутствуют все три элемента, необходимые для возникновения функциональных зависимостей: а)?элементы исходного множества непостоянны и не?заданы; б)?элементы множества образов непостоянны и не?заданы; и самое главное,в)?соотношение между элементами двух множеств не?заданои к?тому?же постоянно меняется благодаря деятельности итворческим cпособностям людей. Поэтому австрийцы утверждают, что в?экономической науке использование функцийтребует допущения о?неизменности информации, что полностью устраняет главного героя каждого социального процесса?— человека, наделенного врожденной предпринимательской способностью к?творчеству. Великая заслугаэкономистов австрийской школы состоит в?том, что онипродемонстрировали, что путем чисто логических рассуждений можно разработать всеобъемлющую экономическуютеорию, включающую концепции времени и творчества(праксиологию), и обойтись при этом без функций и допущений о?постоянстве, которые не?сочетаются с?творческойприродой людей, являющихся единственными подлиннымиглавными героями социальных процессов и объектом экономических исследований.

Даже самым видным неоклассическим экономистампришлось признать существование важных экономическихзаконов (подобных теории эволюции и естественного отбора), которые не?допускают эмпирической верификации(Rosen 1997). Австрийские теоретики особенно подчеркивали, что эмпирические исследования не?способны стимулировать развитие экономической теории. В?лучшем случае эмпирические исследования способны предоставить историческиобусловленную информацию об определенных результатахреальных социальных процессов, но?они не?могут дать информации об их формальной структуре, знание о?которой иявляется предметом исследований в?области экономическойтеории. Иными словами, статистические и эмпирическиеисследования не?могут дать теоретического знания. (Верав?обратное, как мы увидим, есть именно та ошибка, которуюсовершили представители немецкой исторической школыв?XIX?в., а?сегодня повторяют экономисты неоклассическойшколы.) Кроме того, как показал в?своей нобелевской речиХайек, зачастую агрегированные показатели, которые могутбыть измерены с?помощью статистических методов, не?имеют теоретического значения, и наоборот?— многие концепции первостепенной теоретической важности не?допускаютизмерения или эмпирического применения (Hayek 1989).

Главные критические замечания австрийских экономистов в?адрес неоклассиков, одновременно проливающие светна основные отличительные черты австрийского подхода,таковы: во-первых, неоклассики сосредоточены исключительно на состояниях равновесия, которые исследуютсяс?помощью моделей максимизации, предполагающих, чтотребующаяся агентам информация о?целевых функциях и ихограничениях «дана»; во-вторых, неоклассики зачастую произвольно выбирают переменные и параметры для целевыхфункций и ограничений, причем они склонны включать наиболее очевидные аспекты, игнорируя другие, хоть и имеющие крайне важное значение, но?эмпирически оперироватькоторыми затруднительно (моральные ценности, привычкии традиции, институты и пр.); в-третьих, внимание неоклассиков сосредоточено на моделях равновесия, в?которыхреальные причинно-следственные связи оказываются скрытыми за?математическими формулировками; и, в-четвертых,неоклассики поднимают на уровень теоретических выводовпростую интерпретацию исторической реальности, котораяможет быть значимой в?определенных частных ситуациях,но?не имеет всеобщего теоретического значения, посколькуотражают только знание, обусловленное случайными историческими обстоятельствами.

Вышесказанное не?следует понимать в?том смысле, чтоошибочны все выводы, полученные неоклассиками. Напротив, среди них много обоснованных. Австрийские теоретикипросто хотят отметить, что обоснованность неоклассических выводов не?может быть гарантирована. Защищаемый австрийцами динамический анализ?— это более надежный и плодотворный способ получения обоснованных выводов. Крометого, одно из?преимуществ динамического анализа заключается в?том, что позволяет выявить несостоятельные теории(также весьма многочисленные), поскольку вскрывает дефекты и ошибки, в?настоящее время маскируемые эмпирическими методами, коренящимися в?модели равновесия, на которой основывают свои теории большинство экономистов.

Примечания:

Примечания

[1]

Заново (лат.).?— Прим. перев.

[2]

По своей воле (лат.).?— Прим. перев.

[3]

В русской литературе в XIX?в. ситуация конкуренции (соперничества) описывалась словом «совместничество».?— Прим. ред.

[4]

Здесь уместно вспомнить печальную историю русского перевода второго тома этой книги (первый том благополучно вышел в?1909?г.). Перевод был практически подготовлен к печати в издательстве «Прогресс» еще в 1992?г. Однако, к несчастью, издательству принадлежало огромное здание в центре Москвы. Неразумные действия директора, связанные с гарантированием кредита на съемки некоего кинофильма, где обеспечением выступало здание, занимаемое издательством, привели к его банкротству. Нам удалось разыскать только две главы того перевода. Остальное придется переводить заново. — Прим. ред.

[5]

По-английски «одновременных».?— Прим. ред.

[6]

«Генетический» в?данном контексте указывает на временну?ю последовательность.?— Прим. ред.

[7]

См. : Мизес Л. фон. Человеческая деятельность. С.?190—218.

[8]

Изначально (лат.).?— Прим. перев.

[9]

При прочих равных (лат.).?— Прим. перев.

Примечания

[1]

Заново (лат.).?— Прим. перев.