• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Это приложение содержит три отрывка из работ, имеющихключевое значение для истории экономической мысли, в которых обсуждается австрийская школа экономической теории. Мы предлагаем их как основу для возможного текстологического анализа. В качестве примера такового мы включили краткий комментарий к первому цитируемому отрывку.

Ниже мы приводим несколько важных отрывков из главы?16(о ценах) экономического трактата Людвига фон Мизеса«Человеческая деятельность». Мизес рассматривает антагонизм между сторонниками логического и математическогонаправлений в экономической науке как нечто большее, чемпростое разногласие по поводу предпочтительного методаэкономических исследований. Речь идет о самих основаниях экономической теории. Либо мы сводим объект нашегоанализа к состоянию равновесия, и в таком случае можноиспользовать математические методы, либо делаем главнымобъектом исследований рыночный процесс, и в этом случаематематические методы не только неприменимы, но и противопоказаны. Прочтите, что говорит об этом сам Мизес.

«Проблема цен и издержек исследуется и с помощью математических методов. Всегда существовали экономисты,которые считали, что единственным подходящим методомизучения экономических проблем являются математическиеметоды, и высмеивавшие экономистов-логиков как «литературных» экономистов.

Если бы антагонизм между экономистами сторонникамилогики и математики представлял собой просто разногласия относительно наиболее адекватных процедур, которыеследует применять в экономическом исследовании, то былобы излишним уделять этому особое внимание. Лучший метод доказал бы свое преимущество, приводя к лучшим результатам. Возможно, разнообразие процедур было бы необходимо для решения разных проблем, и для некоторых изних один метод был бы более полезным, чем для других.

Однако это не полемика по поводу эвристических вопросов, а спор, затрагивающий основы экономической науки.Математические методы должны быть отвергнуты не только по причине их бессодержательности. Это абсолютно порочный метод, отталкивающийся от ложных предпосылок иведущий к ошибочным выводам. Его силлогизмы не простобесплодны; они уводят мысль от изучения реальных проблеми искажают взаимосвязи между явлениями.

Идеи и методики экономистов математического направления неоднородны. Существуют три течения, которые следует рассматривать отдельно друг от друга.

Первое представлено статистиками, которые стремятсяобнаружить экономические законы, изучая экономическийопыт. Они стремятся трансформировать экономическуютеорию в «количественную» науку. Их программа сконцентрирована в девизе Эконометрического общества: «Наука?—это измерение».

Фундаментальная ошибка, содержащаяся в этом рассуждении, показана выше. Опыт экономической истории?— этовсегда опыт сложных явлений. Сообщаемое им знание никогда не аналогично знанию, извлекаемому экспериментатором из лабораторного эксперимента. Статистика?— этометод представления исторических фактов, касающихсяцен и другой необходимой информации о человеческой деятельности. Она не является экономической наукой и неможет вырабатывать экономические теоремы и теории. Статистика цен является экономической историей. Пониманиетого, что ceteris paribus увеличение спроса должно привестик повышению цен, получено не на основе опыта. Никто иникогда не был и не будет в состоянии наблюдать изменение одной рыночной переменной ceteris paribus. Никакойколичественной экономической науки не существует. Всеэкономические величины, которые нам известны, являются данными экономической истории. Ни один разумныйчеловек не будет настаивать на том, что связь между ценойи предложением в целом или предложением конкретного товара является постоянной. Наоборот, нам известно,что внешние явления оказывают разное влияние на разныхлюдей, что реакции одних и тех же людей на одни и те жевнешние события меняются и что индивидов невозможно объединить в классы людей, реагирующих одинаково.Это понимание является продуктом нашей априорной теории. Сторонники эмпиризма отвергают эту теорию. Ониделают вид, что стремятся получать знания только из исторического опыта. Однако они вступают в противоречие сосвоими собственными принципами, как только выходят зарамки чистой регистрации отдельных единичных цен и начинают строить ряды данных и вычислять средние. Даннымопыта и статистическим фактом является только цена, уплаченная в определенное время и в определенном месте заопределенное количество конкретного товара. Группировкаразличных цен и вычисление средних значений направляются теоретическими рассуждениями, которые логическии во времени этому предшествуют. Степень учета сопутствующих обстоятельств и привходящих моментов, относящихся к рассматриваемым ценам, зависит от такого жетеоретического рассуждения. Никто еще не набрался смелости заявить, что увеличение предложения любого товарана а процентов должно всегда?— в любой стране и в любоевремя?— привести к падению его цены на b процентов. Нотак как ни один сторонник количественной экономическойтеории еще не рискнул на основе статистического опытаточно специфицировать условия, вызывающие отклонение от отношения а:b, то тщетность их усилий очевидна.Более того, деньги не являются единицей измерения цен.Они?— средство, меновое отношение которого также меняется, хотя, как правило, не с той же скоростью и не в тойстепени, в какой меняются взаимные меновые отношениятоваров и услуг. Вряд ли есть необходимость в дальнейшемразвенчании претензий количественной экономическойнауки. Несмотря на громкие заявления ее защитников, дляреализации ее программы не было сделано ничего. Последние свои исследования Генри Шульц посвятил измерениюэластичности спроса на различные товары. Профессор ПолГ. Дуглас оценил результат исследований Шульца как «работу, столь же необходимую, чтобы помочь сделать экономическую теорию более или менее точной наукой, какопределение атомных весов для развития химии». Но вседело в том, что Шульц не занимался определением эластичности спроса на любой товар как таковой. Данные, накоторые он опирался, были ограничены определеннымигеографическими областями и историческими периодами.Его результаты для конкретного товара, например картофеля, относятся не к картофелю вообще, а к картофелю вСоединенных Штатах в период с?1875 по 1929?гг. В лучшемслучае это весьма сомнительный и неудовлетворительныйвклад в различные разделы экономической истории. Этобезусловно не шаг в направлении реализации запутаннойи противоречивой программы количественной экономической науки. Необходимо подчеркнуть, что представителидвух других направлений математической экономическойтеории полностью осознают всю бесполезность количественной экономической науки. Свидетельством этого является тот факт, что они еще ни разу не рискнули ввести всвои формулы и уравнения величины, определенные эконометристами, и тем самым использовать их для решенияконкретных проблем. В сфере человеческой деятельностине существует других средств трактовки будущих событий,кроме обеспечиваемых пониманием.

Вторая область, изучаемая экономистами математического направления, это отношение между ценами и издержками. Занимаясь этими проблемами, они игнорируют работурыночного процесса и, более того, делают вид, что абстрагируются от использования денег, присущего любому экономическому вычислению. Но когда они говорят о ценах ииздержках в целом и сопоставляют цены и издержки, онимолчаливо подразумевают существование и использование денег. Цены всегда являются денежными ценами, а издержки невозможно учесть в экономическом расчете, еслиони не выражены на языке денег. Если не пользоваться языком денег, то издержки выражаются комплексом разнородных товаров и услуг, которые необходимо затратить, чтобыполучить конечный продукт. С другой стороны, цены, еслиэтот термин вообще применим к любым меновым отношениям, определяемым прямым товарообменом, представляютсобой перечисление количеств разнообразных товаров, накоторые «продавец» может обменять определенный запас.Товары, к которым относятся эти «цены, не совпадают с товарами, к которым относятся «издержки». Сравнение цен ииздержек, выраженных в натуральной форме, невозможно.То, что продавец ценит товары, которые он отдает, меньше,чем те, которые получает в обмен на них; продавец и покупатель расходятся в субъективных оценках двух обмениваемых товаров; предприниматель займется реализацией проекта только в том случае, если ожидает получить за произведенную продукцию товары, которые он ценит выше, чемпотраченные на ее производство, все это нам уже известноиз праксиологических размышлений. Именно это априорное знание позволяет нам предвидеть поведение предпринимателя, имеющего возможность воспользоваться экономическим расчетом. Но экономист-математик обманывается,считая, что исключение любого упоминания денег позволяет решить эти проблемы в более общем виде. Бессмысленноисследовать примеры несовершенной делимости факторовпроизводства без ссылок на экономический расчет в денежном измерении. Такое исследование никогда не выйдет зарамки уже имеющегося знания, заключающегося в том, чтолюбой предприниматель стремится производить такие изделия, продажа которых принесет ему выручку, которую онценит выше, чем весь комплекс благ, израсходованных на ихпроизводство. Однако если не существует косвенного обмена и нет общеупотребительного средства обмена, то он имеетшанс добиться успеха, только обладая сверхчеловеческимиумственными способностями. Ему необходимо одним взглядом охватить все меновые отношения, установившиеся нарынке, и в соответствии с ними точно определить должноеместо каждому товару.

Невозможно отрицать, что все исследования, касающиеся соотношения цен и издержек, предполагают как использование денег, так и рыночный процесс. Но приверженцыматематической экономической теории закрывают на этоглаза. Предполагается, что их уравнения и графики описывают реальную действительность. На самом деле они описывают лишь гипотетическое и неосуществимое положение,не имеющее ничего общего с рассматриваемыми каталлактическими проблемами. Они подставляют алгебраическиесимволы вместо ясных денежных терминов и считают, чтоэта процедура делает их рассуждения более научными. Этопроизводит сильное впечатление на доверчивых обывателей.А фактически они просто вносят путаницу и неразберихув?вопросы, удовлетворительная трактовка которых даетсяв?учебниках по коммерческим вычислениям и бухгалтерскому учету.

Некоторые из этих математиков заходят так далеко, чтозаявляют о возможности осуществления экономическогорасчета на основе единицы полезности. Они называют своиметоды анализом полезности. Их ошибка разделяется третьей разновидностью математической экономической науки.

Отличительной чертой представителей третьей группыявляется открытое и сознательное стремление решать проблемы каталлактики безо всяких ссылок на рыночный процесс. Их идеал?— перестроить экономическую теорию пообразу механики. Они постоянно прибегают к аналогиямиз классической механики, которая, по их мнению, является уникальной и совершенной моделью научного исследования. Нет нужды в очередной раз объяснять, почему этааналогия является поверхностной и вводящей в заблуждение и чем целеустремленная человеческая деятельность радикально отличается от предмета механики?— движения.Достаточно обратить внимание на один момент, а именнона практическую значимость дифференциальных уравнений в обеих областях.

Размышления, приводящие в итоге к формулированиюуравнения, необходимо носят нематематический характер.Формулирование уравнения представляет собой окончательное оформление нашего знания; непосредственно ононе увеличивает нашего знания. Хотя в механике уравнениеможет иметь большую практическую пользу. Посколькусуществуют постоянные взаимосвязи между различнымимеханическими элементами и поскольку эти взаимосвязиможно установить экспериментально, то становится возможным использовать уравнения для решения определенных технологических проблем. Наша промышленная цивилизация как раз и является результатом успешного использования дифференциальных уравнений в физике. Номежду экономическими элементами таких постоянных взаимосвязей не существует. Уравнения, формулируемые математической экономической теорией, остаются бесполезнойгимнастикой человеческого ума и оставались бы таковой,даже если бы выражали гораздо больше, чем они выражаютна самом деле.

Здравое экономическое рассуждение никогда не должно забывать двух фундаментальных принципов теории ценности: во-первых, определение ценности, имеющее своимрезультатом действие, означает предпочтение и отклонение; оно никогда не означает равенства или безразличия.Во-вторых, не существует других методов сравнивания оценок разных индивидов или оценок одних и тех же индивидов в разных ситуациях, кроме как установить, расположеныли рассматриваемые альтернативы в одинаковом порядкепредпочтения.

В идеальной конструкции равномерно функционирующей экономики все факторы производства используютсятаким образом, что каждый из них приносит наибольшуюпользу. Никакое мыслимое и возможное изменение не может улучшить состояние удовлетворения; ни один факторне используется для удовлетворения нужды а, если это препятствует удовлетворению нужды b, которая считается болееценной, чем удовлетворение а. Безусловно, это идеальноесостояние распределения ресурсов можно описать с помощью дифференциального уравнения и наглядно представить в виде графика. Но подобные построения ничего неутверждают о рыночном процессе. Они просто намечаютнереальную ситуацию, в которой рыночный процесс будетостановлен. Экономисты-математики не стремятся к целостному теоретическому объяснению рыночного процесса, а уклончиво забавляются вспомогательными понятиями,применяемыми в контексте этой ситуации и теряющимивсякий смысл вне этого контекста.

В физике мы имеем дело с изменениями, происходящимив явлениях, воспринимаемых органами чувств. Мы отыскиваем регулярность в последовательности этих изменений,и эти наблюдения ведут нас к созданию физической науки.Нам ничего не известно о первичных силах, стимулирующихэти изменения. Для изучающего разума они суть конечнаяданность и не поддаются дальнейшему анализу. В результате мы видим регулярное взаимопереплетение наблюдаемыхобразований и свойств. Именно эту взаимную зависимостьисходных фактов физика описывает в дифференциальныхуравнениях.

Первый известный нам праксиологический факт состоитв том, что человек целенаправленно стремится вызвать определенные изменения. Именно это знание объединяет предмет праксиологии и отличает его от предмета естественныхнаук. Нам известны силы, лежащие в основе изменений, иэто априорное знание ведет нас к постижению праксиологических процессов. Физик не знает, что такое электричество.Ему известны только явления, приписываемые тому, что называется электричеством. Но экономист знает, что приводитв действие рыночный процесс. И только благодаря этомузнанию он может отличить рыночные явления от остальныхявлений и описать рыночный процесс.

Экономист-математик никак не способствует объяснению рыночного процесса. Он просто описывает вспомогательное средство логической экономической теории как ограничивающее понятие?— определение положения дел, прикотором нет никакой деятельности, а рыночный процесс затухает. Это все, что он может сказать. Он переводит на языкалгебраических символов то, что логическая экономическаятеория формулирует на словах, давая определение идеальным конструкциям конечного состояния покоя и равномерно функционирующей экономики, и что сам экономист-математик должен описать словами, прежде чем начнет собственно математическую работу.

Экономисты и логического, и математического направлений утверждают, что человеческая деятельность в конечном счете направлена на установление подобного состояния равновесия и достигнет его, если прекратятся всякиеизменения исходных данных. Но логическому экономистуизвестно гораздо больше. Он показывает, каким образомдеятельность предприимчивых людей, промоутеров и спекулянтов, стремящихся получить прибыль за счет несоответствий в структуре цен, уничтожает эту разницу и тем самым иссушает источники предпринимательских прибылей иубытков. Он показывает, каким путем этот процесс приведетк возникновению равномерно функционирующей экономики. В?этом состоит задача экономической теории. Математическое описание различных состояний равновесия?—просто игра. Проблема заключается в анализе рыночногопроцесса.

Сравнение двух методов экономического анализа помогает нам понять смысл часто звучащих пожеланий расширитьграницы экономической науки путем создания динамической теории вместо того, чтобы заниматься только статическими проблемами. В отношении логической экономической науки этот постулат лишен всякого смысла. Логическаяэкономическая наука по своей сути является теорией процессов и изменений. Она использует идеальные конструкции неизменности для объяснения феномена изменений.В математической экономической науке положение иное.Ее уравнения и формулы ограничены описанием состоянияравновесия и бездействия. До тех пор, пока она пребывает вцарстве математических процедур, она не может утверждатьничего относительно того, каким образом складываютсяэти состояния, и их перехода в другие состояния. В отношении математической экономической науки это пожеланиевесьма обосновано. Но у нее нет средств, чтобы выполнитьэто пожелание. Проблемы анализа процесса, т.е. единственные экономические проблемы, которые имеют значение, не поддаются какому бы то ни было математическомуподходу. Введение в уравнения переменных времени?— этоне выход. Утверждения о том, что любое изменение предполагает время и что изменение всегда встроено во временную последовательность, представляют собой просто способвыразить тот факт, что поскольку присутствует жесткость инеизменность, постольку времени не существует. Основнойнедостаток математической экономической науки не в том,что она игнорирует ход времени, а в том, что она игнорируетфункционирование рыночного процесса.

Математическая экономическая теория не может показать, как из неравновесного состояния возникают действия,ведущие к установлению равновесия. Конечно, можно указать математические операции, требующиеся для преобразования математического описания конкретного неравновесного состояния в математическое описание равновесногосостояния. Но эти математические операции никоим образом не описывают рыночный процесс, порожденный несоответствиями структуры цен. Дифференциальные уравнениямеханики имеют целью точно описать рассматриваемые движения в любой проходящий момент времени. Экономические уравнения не имеют никакого отношения к реальнымусловиям, существующим в каждое мгновение временнoгоинтервала между неравновесным и равновесным состояниями. Только люди, полностью ослепленные предубеждением, что экономическая теория должна представлять собойбледную копию механики, могут недооценивать весомостьэтого возражения. Крайне несовершенная и поверхностнаяметафора не заменяет услуг, оказываемых логической экономической наукой.

В любом разделе каталлактики можно обнаружить разрушительные последствия математической трактовки экономической науки. Достаточно сослаться всего на два примера. Первый из них?— это так называемое уравнение обмена,представляющее собой тщетные попытки экономистов-математиков решить проблему изменений покупательной способности денег. Второй лучше всего представить ссылкойна авторитетное высказывание профессора Шумпетера, согласно которому потребители, оценивая потребительскиетовары, “ipso facto также оценивают и средства производства,участвующие в создании этих товаров”. Вряд ли возможноболее искаженно представить рыночный процесс.

Предмет экономической науки?— не товары и услуги,а?деятельность живых людей. Ее цель?— не распространятьсяпо поводу идеальных конструкций типа равновесия. Единственная задача экономической науки анализ деятельностилюдей, процессов».

Л. фон Мизес

Человеческая деятельность:

Трактат по экономической науке

Челябинск.: 2005,

Социум. С. 329—335

Комментарий

Во многих случаях использование математики является неизбежным результатом проведения эмпирических исследований в области экономической науки. В этом смысле использование статистических приемов следует рассматриватькак метод исторических исследований, но не как инструментразвития экономической теории. В силу творческой природы человека любое эмпирическое знание всегда обусловленоисторическими случайностями, так что нет гарантий, чтов?будущем оно останется неизменным. Поэтому для экономистов австрийской школы и, в частности, для Мизеса история, понимаемая как эмпирическое знание о реальности,хоть и очень важна в качестве надежного ориентира в понимании прошлых событий, но при этом способна служитьлишь иллюстрацией действия теоретических законов экономической науки на примерах из реального прошлого. Однако на этом критика Мизесом использования математикине останавливается. Мизес отмечает, что даже экономистыматематического толка для углубления своей теории неизменно используют логику, а уж только потом переводят своиидеи на язык математики и в таком формате представляютна суд читателей. При этом они утверждают, что использование математической записи делает язык более точным иупорядоченным, чем допускают логические рассуждения.Это утверждение крайне сомнительно. Словесные выражения могут иметь значительную степень гибкости и общности(что является несомненным преимуществом), оставаясь приэтом не менее точными, чем математические. Источникомбольшей общности вербального языка является, например,то, что он не скован ограничениями и автоматизмом, с которыми сопряжены математические операции. Поэтому легкопонять, что если экономист математического толка сначаладолжен разработать свою теорию логически, чтобы потомвыразить ее на языке математики, и при этом ему приходится использовать правила логики для проверки выводов,следующих из его модели, то он нарушает великий научныйпринцип, согласно которому не следует умножать сущностибез необходимости.

Впрочем, если бы единственное возражение против использования математики сводилось к экономии усилий, еесторонники могли бы в свою защиту сослаться на соображения эстетики или академического престижа. Следует заметить, однако, что Мизес отвергает математические методы вэкономической теории не только из-за их неэффективности,но и потому, что они серьезно сдерживают прогресс в нашейнауке. Как мы отметили в главе 1, представители австрийской школы рассматривают экономическую теорию как науку, имеющую дело с фактами реальной жизни?— категориями человеческой деятельности, присутствующими в?головекаждого человека и не имеющими ничего общего с?формулами и другими элементами математического языка. Поэтомуглавная проблема с математикой заключается в?том, что онапригодна для отражения только повторяющихся равновесных состояний, характерных для мира механики. Именнопо этой причине математическая экономическая теориясклонна к отрыву от реальности и к ограничению предмета своих исследований равновесными, или стационарными,экономическими моделями?— ведь только они пригодныдля анализа методами математики. Экономисты австрийской школы убеждены, что эта тенденция принесла большойвред, потому что математические методы затемняют реальный предмет экономической науки. Экономическая наукадолжна заниматься исследованием человеческой деятельности, образующей рыночные процессы. Благодаря этимпроцессам рыночные экономики всегда стремятся к?состоянию равновесия, но никогда его не достигают из-за постоянно меняющихся данных внешнего мира и прежде всегоиз-за творческой природы и предприимчивости человека,играющего ведущую роль в рыночных процессах. С?точкизрения австрийцев, миссия экономиста заключается в изучении этих процессов, которые всегда толкают экономикук равновесию, но не самого равновесия, представляющегособой придуманную экономистами вспомогательную логическую конструкцию. Назначение этой конструкции только в том, чтобы с помощью сопоставлений и противопоставлений облегчать постижение динамических рыночныхпроцессов. Поэтому понятно, что, с точки зрения Мизеса,математические методы следует отвергнуть не только каксовершенно бесполезный, но и как вводящий в заблуждениеинструмент, поскольку их использование опирается на ложные допущения (о существовании неизменных соотношений между экономическими переменными, о доступностивсей необходимой информации и пр.) и ведет к ошибочнымвыводам (применимым только к отсутствующим в реальнойжизни состояниям равновесия). Отсюда можно заключить,что математика отвлекает лучшие умы от подлинно экономических проблем и, что еще хуже, обрекает на ошибки.

Негативные последствия использования математикив?экономической теории можно видеть практически во всехобластях нашей науки. Например, теория «совершеннойконкуренции» породила абсолютно нереалистичную модель, неспособную объяснить реальные рыночные процессы, которые одни только и должны интересовать экономистов. Точно так же «экономическая теория благосостояния»парадоксальным образом является попыткой оценить экономические реалии в свете модели, не имеющей отношенияк?реальной жизни,?— модели общего равновесия. И последнее по порядку, но не по значению: существует проблемаэкономического расчета при социализме, которую легионыматематических экономистов считали разрешимой именнопотому, что их модели и без того опирались на предположение о доступности всей информации, необходимой для составления соответствующей системы вальрасианских уравнений. Мы могли бы привести еще много примеров того,насколько экономическая наука нуждается в таком изменении парадигмы, которое бы направило исследователей вновом, более плодотворном направлении, прочь из трясинысциентизма.

Ниже мы приводим отрывок из третьего тома работыФ.?А.?Хайека «Право, законодательство и свобода». В этомотрывке Хайек кратко намечает австрийское пониманиеконкуренции. Как мы объяснили в главах 1 и 2 этой книги, конкуренция понимается как динамический процесс соперничества, позволяющий предпринимателям создавать инаходить наилучшие способы удовлетворения нужд потребителей. Благодаря творческой природе этого процесса мыне способны оценить его результаты, потому что не имеемкритерия для выяснения того, в какой степени оптимальныэти результаты в каждом отдельном случае. Остается удовлетвориться непрерывностью?— в благоприятном институциональном окружении?— процесса, движущей силой которого является предпринимательство.

«В экономике, как и всюду, конкуренция?— деликатная форма отношений, и к ней следует прибегать лишь в тех случаях,когда мы не знаем заранее, кто сделает работу лучше других.Только непосредственная деятельность, идет ли речь об экзаменах, спортивных соревнованиях или рынке, позволяетвыяснить, кто в данный момент сильнее. При этом, конечно, каждый из соревнующихся может показать результатыниже своих потенциальных возможностей?— хотя, вообщеговоря, соревнование один из эффективнейших способовобнаружения человеческих возможностей. Конкуренция поощряет каждого делать работу лучше, чем его ближайшийсоперник. Если этот ближайший остается далеко позади, толидер волен решать, какие усилия с его стороны являютсячрезмерными. Только если преследователь наступает лидеруна пятки и лидер не знает, насколько он лучше преследователя, он, и оставаясь впереди, будет выкладываться полностью. И лишь в том случае, когда соперники слишком малоотличаются друг от друга и каждый стремится занять болеевысокое место?— все они будут, так сказать, вытягиваться нацыпочках и смотреть через плечо, чтобы знать, не догоняетли конкурент.

Таким образом, конкуренция, подобно эксперименту в?науке, является прежде всего процедурой открытия.Ни?одна теория, исходящая из допущения, что подлежащиеоткрытию факты уже известны, не может оценить ее по достоинству. Поскольку вся совокупность фактов, известныхили «данных», никогда не может быть учтена полностью(в?начальных условиях имеется неустранимая неопределенность), то нам остается надеяться на ту процедуру, которая с большей вероятностью, чем другие уже известныенам схемы и процедуры, способна принять во вниманиесамое большее число полезных фактов, характеризующихконкретную ситуацию. Ошибка в выборе правильной политики на основе следующих из конкуренции результатовначинается с допущения, что все относящиеся к делу обстоятельства известны кому-то одному. На самом деле речьидет о?том, чтобы обеспечить оптимальное использованиезнаний и навыков, рассеянных среди сотен тысяч людей и всвоей полноте никогда не известных и недоступных одномучеловеку. Конкуренция должна рассматриваться как процесс приобретения и передачи знаний; предполагать, чтовсе знание с самого начала доступно кому-то одному, значит превратить конкуренцию в нонсенс. Судить о конкретных результатах конкуренции по воображаемым результатам, к?которым она, как нам кажется, должна привести, также бессмысленно, как судить о результатах научного эксперимента по тому, насколько он соответствует нашим ожиданиям. Как и в научном эксперименте, результаты оцениваются здесь исходя из условий эксперимента. Поэтомуот конкуренции не следует ждать большего, чем от другихспособов экспериментирования, а?именно, что она ведетк чему-то отличному от максимизации измеримых результатов. Она лишь позволяет в благоприятных условиях лучше использовать умения и навыки людей, чем это было бывозможно при использовании других процедур. При этом,хотя любое использование знаний и навыков может рассматриваться как материальный выигрыш и, следовательно, каждый дополнительный акт обмена, устраивающийобе стороны,?— как общественно полезный, мы никогда несможем сказать, каково суммарное количество полученныхв результате выгод. Мы имеем здесь дело с приращениями,которые нельзя просуммировать, и должны принять каквозможный оптимум результаты, полученные в условиях,скорее всего наиболее благоприятных для открытия новыхвозможностей.

Как будет действовать индивид под давлением конкуренции, с чем он столкнется в этих условиях?— не знает заранее даже он сам, а тем более кто-то другой. Поэтому бессмысленно ждать от индивида, что он будет вести себя «какесли бы конкуренция была», когда на самом деле ее нет, иликак если бы он работал в условиях полной конкуренции,в?то время как на самом деле эти условия обеспечены лишьчастично. Мы увидим, в частности, что главный источникошибки кроется здесь в представлении, что «кривая издержек» индивида есть нечто объективное, установимое посредством экспертизы, тогда как фактически она определяется лишь на основе личного знания и суждений самогоиндивида, которые будут совершенно иными в зависимостиот того, работает ли он в условиях острой конкуренции илиже один или почти один.

Хотя объяснять результаты конкуренции?— одна из главных задач экономической теории (иначе именуемой каталлактикой), но рассмотренные факты резко ограничиваютвозможности такой теории предсказывать конкретные результаты конкуренции, которые нас как раз особенно интересуют. В самом деле, конкуренция ценна как раз тем, чтообеспечивает процедуру открытия, в которой мы не нуждались бы, будь результаты конкуренции предсказуемы. Экономическая теория, исходящая из допущения, что теоретик во всей полноте обладает знанием реальных участниковпроцесса, конструирует модель?— и тем самым проливаетсвет на принцип действия процедуры открытия. Эта модельинтересна нам, но лишь потому, что показывает, как работает система такого рода. Прилагать же эту модель нам приходится к реальным ситуациям, в которых мы не обладаемзнанием вовлеченных в них людей. Экономист?теоретик какбы заглядывает в карты всех игроков, участвующих в построенной им мысленной модели, и на этой основе делаетнекоторые общие заключения о характере результата. Этизаключения, вероятно, могут быть проверены на искусственно построенных моделях, но интересны они как раз там, гдетеоретик проверить их не в состоянии, поскольку не обладает необходимой суммой знаний, рассеянных между всемиучастниками реальной игры».

Ф. Хайек

Право, законодательство и свобода

М.: ИРИСЭН, 2006. С. 389—391

В 1997 г. в связи с выходом Израэла Кирцнера в отставку сдолжности профессора экономической теории Нью-Йоркского университета редакция журнала Journal of EconomicLiterature попросила его написать статью с кратким описанием текущего положения дел в современной австрийскойшколе. Так появилась статья «Предпринимательское открытие и конкурентный рыночный процесс: австрийский подход», опубликованная в журнале 5 марта того же года (том35). Ниже мы воспроизводим важный отрывок, в которомКирцнер объясняет фундаментальную роль удивления и открытия как свойств творческого предпринимательства. Онтакже отмечает, что концепция открытия, или творчества,занимает место как раз между неоклассическим обдуманнымпоиском информации и анархичной и калейдоскопическойконцепцией рынка, которую мы находим у таких авторов,как Шэкл. Вот собственные слова Кирцнера:

«И здесь австрийский подход предлагает новый взгляд наприроду удивления и открытия. Когда человек вдруг замечает то, что раньше проходило мимо его внимания, это ни вкаком смысле не является преднамеренным и осознаннымпроизводством знания. Вот что происходит в этом случае:человек открывает для себя свое прежнее неведение (до этогомомента ему совершенно неизвестное). Открытие (относящееся к прежде неизвестным прибыльным возможностям)отличается от успешного поиска (относящегося к преднамеренному и осознанному производству информации, о нехватке которой человеку известно) тем, что первое (в отличиеот второго) подразумевает наличие удивления, сопутствующего осознанию того, что ты просмотрел нечто, находящееся на расстоянии вытянутой руки («Ну надо же, ведь онобыло у меня под самым носом!»). Эта характерная особенность открытия присуща предпринимательскому процессу,посредством которого рынок движется к равновесию. Можно ли обосновать, что систематическая тенденция, формирующая последовательность приятных сюрпризов, из которыхдолжен состоять процесс приведения рынка в равновесие,является не невероятной серией счастливых случайностей,а результатом свойственной людям естественной бдительности к вероятным возможностям получить прибыль (или копасности возможного бедствия). В мире неопределенностиподобная естественная бдительность проявляется в дерзновенности и силе воображения, которые австрийская теорияприписывает предпринимателям, действующим в условияхрынка. Предпринимательская бдительность означает восприимчивость к доступным (но до сих пор не замечаемым)деловым возможностям. Предпринимательский характерчеловеческой деятельности указывает не просто на то обстоятельство, что деятельность протекает в безграничноми неопределенном мире, но и на то, что люди постоянноспонтанно высматривают прежде не замеченные характеристики внешней среды (настоящие и будущие), которыемогут вдохновить их на новые действия. Предпринимательнепрерывно, так сказать, сканирует горизонт, будучи готовк сделать открытие, при этом не зная того, что он ищет, и неприменяя никакой сознательной методики поиска. Каждоетакое открытие будет сопровождаться чувством удивления(по поводу своего прежнего неосознававшегося неведения).Предпринимательское отношение всегда готово к удивлению и сюрпризам, всегда готово предпринять шаги, требующиеся для того, чтобы извлечь прибыль из этих сюрпризов.Понятие открытия, нечто среднее между преднамеренным иосознанным производством информации в стандартной теории поиска и совершенно неожиданным выигрышем в результате чистой случайности, занимает центральное место вподходе австрийской школы. Именно прибыльные возможности, созданные совершенными ранее предпринимательскими ошибками, систематически стимулируют последующие предпринимательские открытия. Запускаемый такимобразом предпринимательский процесс представляет собойпроцесс роста взаимной осведомленности участников рынка.Притягательная сила получения чистой прибыли запускаетпроцесс, посредством которого чистая прибыль исчезает входе конкуренции. Повышение взаимной осведомленностив ходе процесса предпринимательского открытия и служитисточником уравновешивающих свойств рынка.

Israel M. Kirzner

Entrepreneurial Discovery and the Competitive

Market Process: An Austrian Approach //

Journal of Economic Literature. Vol. XXXV

(March 1997). P. 60—85.