• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Ряд показателей характеризует инвестиционную активность компании (табл. 33). Одна группа показателей может быть диагностирована по открытым данным компании (финансовой отчетности и дополнительно раскрываемой информации), другая – формирует индикаторы, доступные только группе менеджеров компании.

Таблица 33

Система количественных показателей инвестиционной активности компании

* Под чистыми инвестициями понимается величина денежного потока, направленная на инвестиционную программу текущего года за вычетом амортизационных отчислений.

* Коэффициент потребности инвестирования в основные средства рассчитывается как отношение чистых инвестиций к приросту выручки, то есть показывает, сколько инвестиций должно быть вложено для увеличения выручки на одну денежную единицу.

* Коэффициент потребности в инвестициях в оборотный капитал рассчитывается как отношение чистого оборотного капитала (NWC) к приросту выручки, то есть показывает, на сколько рублей следует увеличить оборотный капитал для увеличения выручки на 1 рубль.

При качественном анализе инвестиционной активности компании следует учитывать влияние внешних и внутренних факторов. Обобщенным показателем влияния внешней среды может выступать инвестиционный климат, оценка которого связана с макроэкономическими и страновыми рисками, развитием финансового и фондового рынков.

Под инвестиционным климатом понимается совокупность политических, социально-экономических, финансовых, организационно-правовых, природных факторов, присущих той или иной стране, региону, которая определяет выбор инвесторов относительно места, времени и формы вложения денег. Инвестиционный климат складывается под влиянием процессов, не зависящих от конкретной компании, и существенно влияет на инвестиционную активность. К значимым факторам, определяющим инвестиционный климат, относятся: предполагаемый темп инфляции и ставка процента на рынке, а также риски правоприменения законодательных регулирующих и налоговых норм.

О наличии благоприятного или неблагоприятного инвестиционного климата в стране часто судят по проводимой макроэкономической и монетарной политике государства. Косвенными показателями могут выступать:

1) различные рейтинги благоприятствования (например, журнал Forbes ежегодно составляет рейтинг дружелюбия стран по отношению к иностранным инвесторам, в котором учитываются такие факторы, как налоговый режим, вмешательство государства в экономику и регулирование цен, конкурентность рынка, ограничения для иностранцев, уровень коррупции и личные свободы)[27];

2) объемы привлекаемых на рынок прямых иностранных инвестиций (ПИИ), которые, безусловно, ориентируются не столько на низкие риски, сколько на соотношение риск – доходность. В ряде случаев стоимость рабочей силы (низкая в Китае) и величина рынка (Китай, Россия) оказываются более важными, чем риск ограничения свобод и давления государства, что видно из табл. 34.

Таблица 34

Прямые иностранные инвестиции (ПИИ) по странам за 2005 год

Лаборатория конъюнктурных опросов Института экономики переходного периода начиная с 1996 года, проводит ежегодные опросы промышленных компаний РФ с целью выявления причин, мешающих инвестировать. В опросе участвуют 820 компаний, преимущественно обрабатывающих отраслей. Таблица 35 дает представление о динамике факторов, влияющих на инвестиционную активность.

Таблица 35

Опрос 820 российских компаний об инвестиционных барьерах – причинах отказа от инвестирования (в % к числу опрошенных)

Источник: данные Института экономики переходного периода.

С точки зрения финансовой аналитики индикаторами внешних факторов, оказывающих влияние на инвестиционную активность, являются прогнозные оценки отдачи и неопределенности (риска) по инвестиционным решениям.

Интегрирующий фактор фундаментального влияния, определяющий инвестиционную активность компании, – предельная доходность капитала (MPK). MPK рассчитывается как отношение прироста выгод от инвестирования к приросту капитала (??/?СЕ). Часто в качестве показателя – заменителя долгосрочных инвестиционных решений – выступает индикатор Q Тобина, как отношение рыночной стоимости фирмы к восстановительной стоимости капитала. На практике используется дальнейшая корректировка MPK – сопоставление капитализации компании с балансовой оценкой, то есть мультипликатор EV/BV или соотношение только по собственному капиталу – P/ BVE.

Низкое значение коэффициента Q Тобина[28] сигнализирует о низких инвестиционных возможностях компании. Другим вариантом задания предельной доходности капитала (MPK) является показатель, построенный на базе выручки: ? = S/СЕ, где ? – функция от ценовой эластичности спроса на продукцию компании и вклада капитала, S – выручка от реализации, СЕ – вложенный капитал.

Ориентация на рыночные индикаторы компании (поведение инвесторов на рынке) при оценке инвестиционных возможностей может в ряде случаев существенно исказить инвестиционное поведение компании. Не всегда высокие рыночные мультипликаторы сигнализируют о потенциале роста и необходимости активизировать инвестиционную деятельность.

Безусловно, фондовый рынок влияет на инвестиции компании, изменяя стоимость заемных и собственных средств и, соответственно, ставку отсечения по рассматриваемым проектам. Когда инвестиционная политика не делегируется менеджерам, которые могут иметь больше информации о потенциале развития компании, собственники в ряде случаев принимают решения, базируясь исключительно на оценках фондового рынка. В результате – возможны поведенческие искажения рационального выбора и возникновение так называемых инвестиционных пузырей.

В 90-е годы ХХ века был проведен ряд исследований зависимости доходности акций и инвестиционной активности компаний. Однозначный вывод не получен и можно говорить о трех гипотезах влияния.

1. Фондовый рынок – пассивный предсказатель перспектив компании (цены акций отражают уже осуществленные проекты (Sensenbrenner, 1990)). В результате – менеджеры и собственники в принятии инвестиционных проектов не ориентируются на оценки фондового рынка. Зависимость инвестиционной активности (через показатель доли инвестиций в общем капитале) от рыночных мультипликаторов отсутствует.

2. Собственники рассматривают фондовый рынок как источник информации о будущем компании, однако существует понимание возможных ошибок рыночных инвесторов (особенно в ситуации асимметрии информации и нерациональности поведения). Инвестиционная активность в этом случае слабо связана с рыночной динамикой цен акций компании (Barro, 1990), однако значительные сигналы (сильный рост цен на акции) могут стимулировать инвестиционную активность.

3. Рыночная цена акций оказывает непосредственное влияние на инвестиции. Снижение цены акции заставляет менеджера отложить инвестиции, так как свидетельствует о негативном восприятии доступных для компании инвестиционных проектов. Скорее всего, менеджер, опасаясь дальнейшего падения цены и увеличения вероятности поглощения компании, сохранит избыточные денежные средства для проведения защитных тактик. Рост капитализации компании демонстрирует менеджеру, что рынок оценивает перспективы компании как благоприятные и стимулирует инвестиционную активность.

Анализ влияния неопределенности на инвестиционную активность имеет ряд проблемных вопросов. Первая проблема заключается в трактовке (измерении) неопределенности и ее факторов. В общем случае под неопределенностью (часто используется как синоним термин риск) понимается возникновение таких ситуаций, которые порождаются изменением внешней среды или неуправляемыми внутренними процессами и приводят к отклонениям финансовых и нефинансовых метрик функционирования компании от ожидаемых значений. Среди финансовых показателей традиционно рассматриваются отклонения в величинах рыночной стоимости, прибыли, денежного потока, балансовой оценки отдельных элементов активов и пассивов.

В общем случае неопределенность отражает ожидания субъектов инвестирования относительно будущих событий. Следовательно, этот показатель нельзя наблюдать и фиксировать (ex post), он отражает прогнозы и ожидания (ex ante). На практике оценка неопределенности в эмпирических исследованиях вводится по наблюдаемым в прошлом отклонениям. Р. Пиндайк (1991) показал, что увеличение волатильности на товарном рынке оказывает прямое влияние на волатильность рынка акций. Если рынок эффективен, то новости относительно фундаментальных факторов использования активов и будущих возможностей компании отражены в наблюдаемых ценах. Следовательно, волатильность цен и доходности акций отражает ожидания изменений в деятельности компаний и является адекватной мерой общего риска, который учитывается при принятии инвестиционных решений.

В научной литературе предложены различные подходы к выявлению факторов неопределенности. Выделяют три группы факторов, формирующих для компании ситуацию неопределенности: рыночные, отраслевые и внутрифирменные (специфические). Рыночные факторы неопределенности (риски) связаны с движением рыночных цен (цены на финансовые и реальные активы, обменный курс, процентные ставки)[29].

Второй вид неопределенности (отраслевой риск), прежде всего, связан с изменениями в спросе и предложении на продукцию компании из-за поведения конкурентов. К отраслевому риску часто относят и факторы, определяющие поведение поставщиков и покупателей продукции. Третий вид неопределенности вызван рассогласованием внутренних процессов (операций, используемых технологий) с внешними событиями, то есть порождается неадекватностью использования внутренних бизнес-процессов, и носит название операционного или специфического риска компании. К этому виду риска могут быть отнесены и факторы отклонений, проистекающие из-за сложных взаимоотношений между группами участников процесса управления и функционирования (агентские конфликты). Особое влияние на инвестиционное поведение оказывает подвид специфического риска, который связан с взаимоотношениями компании и кредиторов, – кредитный риск. Погашение долгов может совпасть с периодом снижения в поступлении денег и породить технический или реальный дефолт. В ряде случаев кредиторы могут сознательно инициировать банкротство компании, руководствуясь политическими или иными мотивами.

Традиционная инвестиционная аналитика исходит из того, что только рыночный риск определяет инвестиционные решения компании (чем выше рыночный риск, тем больше значение бета-коэффициента У. Шарпа и тем выше требуемая доходность по инвестированию, которая выступает в качестве барьерной ставки инвестиционного проекта).

Однако такой подход не учитывает ценность управленческой гибкости, которая позволяет скорректировать всю стратегию компании и траекторию реализации отдельного инвестиционного проекта при изменении тех или иных внешних параметров среды. Управленческая гибкость с 80-х годов ХХ века анализируется в терминах реальных опционов (опционной терминологии, введенной С. Майерсом). Наличие опциона на отсрочку инвестирования (особенно для проектов с необратимыми инвестициями) позволяет компаниям более гибко подстраиваться к различным факторам неопределенности. Право отсрочки инвестиционного решения имеет ценность в тех случаях, когда:

1) инвестиции необратимы;

2) высока неопределенность будущего положения.

Можно предположить, что необратимость инвестиций компании тесно связана с отраслевой принадлежностью. Концепция реальных опционов, в отличие от портфельной (например, модели САРМ с акцентом на рыночный риск), исходит из того, что весь риск компании или все факторы неопределенности определяют инвестиционный выбор.

Таким образом, вторая проблема выявления роли неопределенности в инвестиционном поведении связана с необходимостью рассмотрения влияния в двух аспектах. Во-первых, в условиях неопределенности инвестиционная активность (объем инвестирования) падает, как прогнозирует классическая финансовая теория, из-за прямой зависимости от рыночного риска. Во-вторых, компании обладают правом (опционом) на инвестирование. Решение инвестировать дополнительную единицу апитала может быть представлено как реальный опцион[30].

Для выявления оптимального уровня инвестиционной активности (которая максимизирует стоимость компании) необходимо оценить права инвестирования. С ростом неопределенности ценность опциона на инвестиции возрастает. Более того, при сохранении опциона стоимость компании максимизируется. Такая ситуация соответствует низкой величине оптимального инвестиционного бюджета. Следовательно, рост неопределенности должен вызывать снижение оптимальной величины инвестиций компании, которая обладает правом отложить инвестиционные решения.

Опцион на отсрочку инвестиций следует рассматривать как альтернативные издержки необратимых инвестиций, которые можно включить в объем инвестиционных затрат. В этом случае компания откажется от инвестирования, если NPV₀ – оценка опциона на отказ < 0, и проинвестирует при NPV₀ – оценка опциона на отказ ? 0. NPV₀ – оценка чистого эффекта проекта традиционным методом (без управленческой гибкости).

Таким образом, стоимость опциона представляет собой то пороговое значение, которое должна превысить чистая дисконтированная стоимость денежных потоков, посчитанная традиционным способом (методом статичной оценки DCF) по проекту.

Влияние рыночной и отраслевой неопределенности на инвестиционное поведение можно эмпирически проверить и оценить, рассматривая факторы неопределенности через волатильность цен акций и проводя декомпозицию наблюдаемой доходности акций компании по факторам рыночного, отраслевого и специфического риска (через введение бета-коэффициентов, отражающих чувствительность компании к рынку и отрасли). Эмпирическое исследование по выборке из 2900 американских производственных компаний, проведенное Л. Булан[31] на отрезке с 1964 по 1999 год, подтвердило гипотезу о том, что периоды высокой отраслевой и операционной нестабильности соответствуют низким показателям инвестирования (оцениваемым через рассчитанный по компаниям коэффициент «инвестиции за год /капитал на начало года», I/CE).

Более того, влияние опционной (гибкой) политики отсрочки инвестирования превалирует в выборе инвестиционного бюджета над традиционной реакцией снижения инвестиций под влиянием рыночных факторов. Так, увеличение на одно стандартное отклонение отраслевого риска сокращает коэффициент I/CE на 6,4 %, а увеличение на одно стандартное отклонение специфического риска компании более существенно снижает инвестиционную активность – на 19,3 %. С другой стороны, увеличение волатильности Q Тобина на одно стандартное отклонение приводит к росту коэффициента инвестирования только на 5 %. Автор делает вывод, что отраслевая и операционная неопределенность является основными детерминантами инвестиционных решений американских компаний при специфичности активов в отрасли (большой доли необратимых инвестиций).

Фактор необратимости инвестиций (как специфическая отраслевая черта, отражающая невозможность выхода из инвестиционного решения из-за уникальности активов и низкой ликвидационной стоимости, в США существует классификация отраслей по уровню необратимости, рассчитывается индекс необратимости (irreversibility index)) является существенным при рассмотрении степени влияния факторов неопределенности на инвестиционную активность. В эмпирических исследованиях отмечаются отраслевые различия в реакции инвестиций компаний на неопределенность. Так, Goel и Ram (2001), по данным восьми стран (Франция, Германия, Бельгия, Япония, США, Великобритания, Канада, Дания) за период 1981 – 1992 гг., проанализировали чувствительность инвестиций в секторы R&D (reseach and development = НИОКР), где инвестиции в большей степени необратимы, и non-R&D. Полученный вывод:

1) инвестиции в R&D более чувствительны к темпам инфляции и к изменениям темпов инфляции (эти два фактора определяют цены на входе и на выходе для фирмы и в модели являются факторами неопределенности);

2) объем инвестиций (точнее, отношение Ii/GDPi) отрицательно зависит от инфляции и ставки процента. Напротив, для сектора non-R&D неопределенность, рассматриваемая как инфляционные ожидания, – незначимый фактор.

В большинстве работ, посвященных анализу инвестиционной активности компаний, внимание акцентируется на влиянии внешних (рыночных) факторов: неопределенности, оценки перспектив фондовым рынком, прибыльности данной сферы деятельности. В меньшей степени исследованы внутренние факторы: структура собственности и поведение собственников (их мотивы), передача управления в руки наемного менеджмента, финансовые решения.

Рассмотрение инвестиционной активности компаний в привязке к фундаментальным факторам позволяет сделать вывод о наличии в каждый момент времени оптимальной инвестиционной программы (определенной суммы инвестиций, направляемой на развитие компании), позволяющей максимизировать рыночную стоимость. Эмпирические исследования (инвестиционного поведения программ или инвестиционных действий) (Harris, Raviv, 1996, 1998; McConnell, Servaes, 1995) показывают, что:

• не всегда инвестиционные решения принимаются оптимально, то есть в ряде случаев они не приводят к росту стоимости. Видимыми результатами ошибок являются просчеты при формировании маркетинговых прогнозов, недоучет рыночных сил, смещенность денежных потоков;

• на принятие инвестиционных решений внешние (рыночные) факторы оказывают не более 20 % влияния (изменение инвестиционных решений только на 12-20 % описывается внешними факторами).

При рассмотрении конкретной компании следует учитывать влияние трех внутренних (относящихся исключительно к рассматриваемой компании) факторов, определяющих инвестиционный выбор: психологических особенностей лиц, принимающих решения, агентских конфликтов и финансовой нагрузки (финансовых решений).

Рассматривая неоптимальность принимаемых инвестиционных программ, следует различать две принципиально разные ситуации:

1) принятие проектов, ведущих к снижению стоимости компании (с отрицательным значением NPV);

2) упущенные выгоды от отказа принятия проектов с положительным значением NPV (так называемая ситуация недоинвестирования, underinvestment). Введение в рассмотрение управленческой гибкости позволяет диагностировать еще один аспект отклонения от оптимальной политики инвестирования. Это отход от оптимального момента исполнения опциона (например, слишком раннее исполнение).

На рисунке 25 показаны ситуации с неоптимальным выбором инвестиционной программы как с недостаточной инвестиционной активностью, так и с переинвестированием (overinvestment). В отдельные моменты времени для компании возможна ситуация, когда любое увеличение капитала будет оцениваться как переинвестирование, то есть не будет вести к росту текущего значения стоимости. Переинвестирование может быть и результатом слишком обширной программы вложений, когда прирост стоимости относительно текущего момента времени существует, но выбранное значение инвестиционной программы не максимизирует стоимость компании.

Рис. 25. Ситуации неоптимального выбора инвестиционной программы

Снижение стоимости из-за новых проектов может произойти как в результате заведомо неверно принятого решения (как правило, причина кроется в игнорировании экономических целей или интересов собственников бизнеса из-за агентских конфликтов), так и в результате изменения ситуации на внешнем рынке (например, на момент принятия, исходя из текущих условий функционирования, проект был эффективен, но изменения макрофакторов или отраслевой конкуренции привело к началу оттока средств и к изменению вклада проекта в стоимость компании). Причиной, порождающей вторую ситуацию, является слабая организация управления инвестиционной деятельностью, отсутствие стратегического планирования. Владельцам капитала компании и менеджерам важно отслеживать ситуации снижения стоимости, порождаемые инвестиционными решениями, и реагировать на них – закрывать неэффективные проекты или изменять бизнес-модель их реализации. Еще один важный результат анализа неэффективных инвестиций – накопление опыта.

Итак, сгруппируем причины неоптимальных инвестиционных решений следующим образом:

1) исходно неэкономические цели инвестирования (проекты – «белые слоны»);

2) поведенческие аспекты нерациональности выбора инвесторов;

3) агентские проблемы (конфликт «собственник – менеджер»);

4) несоответствие инвестиционной политики компании выбранной стоимостной модели анализа (например, принятие инвестиционных решений, соответствующих акционерной модели при целевой установке реализации стейкхолдерской модели). Это несоответствие проявляется в использовании управленческой гибкости (опционных возможностей);

5) влияние финансовых рисков, проявляющееся в трех аспектах:

а) эффект «нависания долга», приводящий к недоинвестированию;

б) эффект «замещения активов», приводящий к переинвестированию;

в) эффект отхода от оптимального (экономически целесообразного с точки зрения максимизации стоимости компании) срока жизни инвестиционного проекта, что порождает как переинвестирование, так и недоинвестирование в зависимости от срочности и открытости заемных источников;

6) дополнительные «агентские издержки долга» из-за роста конфликтов между владельцами собственного и заемного капитала;

7) бизнес-модель диверсифицированного роста без адекватной поддержки финансовой моделью и в результате неэффективность функционирования внутреннего рынка капитала.

Пренебрежение соображениями коммерческой эффективности и в ряде случаев социальными эффектами ради получения политических выгод характерно для проектов, инициируемых государством или с большой долей участия государства, когда имиджевые цели (наличие собственного автопрома или авиастроения, внешнеполитическое влияние) преобладают над другими. В научной литературе даже появился термин, обозначающий такие проекты (программы) – «белые слоны». Например, инвестиционные проекты «Газпрома» по увеличению поставок газа на зарубежные рынки (строительство газопроводов) игнорируют экологические и социальные издержки перехода российских ТЭС на другие энергоносители (уголь, мазут). Часто низкая значимость коммерческих целей характерна для мегапроектов, не обязательно финансово поддерживаемых государством, но имеющих большое популистское значение. Интересна работа Фливбьорга, Брузелиса и Ротенгаттера[32], в которой приведены яркие примеры убыточных проектов, страдающих гигантизмом.

Компании могут избирать внеэкономические цели инвестирования в попытке избежать банкротства с надеждой на государственную поддержку. Как показывает опыт ряда стран, размеры компании и ее инвестиционные программы могут являться гарантией надежности присутствия на рынке (так называемый эффект «too big to fail» – слишком велика, чтобы обанкротиться). Причина – государственная опека крупных, часто градообразующих компаний в ситуации финансовых затруднений, как правило, на то есть целый ряд социально-экономических причин.

Своеобразным неэкономическим мотивом может стать стремление (отчасти имиджевое, отчасти рекламное) «присутствовать на рынке», расширить кругозор собственников и менеджеров. Хотя можно говорить, что данные проекты обладают экономической эффективностью, если оценивать их с учетом возможностей будущего роста (используя концепцию реальных опционов), в ряде случаев компании при принятии таких проектов не закладывают требование коммерческой эффективности. Единственное условие – соблюдение лимита затрат. Примером может стать политика российской независимой геологоразведочной компании ЗАО «Геонефтегаз», которая не анализирует с точки зрения экономической эффективности проекты, принимаемые в Иране, Австралии, но при этом ведет достаточно хорошую проектную аналитику по заказам в Западной Сибири. Как результат проект 2005 г. в Иране превысил ожидаемые величины инвестиционных затрат на 400 % и оказался убыточным. Нехватка денежных средств покрывается успешными проектами в РФ.

Еще одним неэкономическим мотивом принятия проектов с отрицательным эффектом может быть форма защиты от недружественных противоправных поглощений. В общепринятой зарубежной терминологии недружественное поглощение трактуется как операция перехода контроля над компанией новым собственникам вопреки желанию менеджмента. Не предполагается осуществление недружественных действий по отношению к прежним собственникам, которые получают предложение о продаже в тендерном варианте. С учетом несовершенств российского рынка контроля над компаниями можно говорить о существовании второй формы недружественного поглощения, которая опирается на противоправные действия по ущемлению интересов собственников компании со стороны компании-агрессора (инициатора перехода контроля). Введем следующее определение: недружественное противоправное поглощение – это получение юридического и фактического контроля над коммерческой организацией и/или ее имуществом, имущественными правами вопреки воле его собственников через использование несовершенств правового регулирования и корпоративного управления хозяйствующих субъектов и/или путем нарушения действующего законодательства. Как способ защиты от таких поглощений компании в ряде случаев принимают инвестиционные проекты, уменьшающие текущую стоимость бизнеса, рассматривая такой шаг как единственный способ сохранить собственность. Компания-жертва может приобрести определенные активы или инициировать инвестиционный проект с нулевой или даже отрицательной добавленной стоимостью. Это:

• увеличит стоимость приобретения для компании– агрессора и может снизить накал атаки;

• создаст проблемы у компании-агрессора с соблюдением антимонопольного законодательства или иных норм права (природоохранные, строительные нормы).

Инициирование невозвратных инвестиционных проектов, существенно снижающих текущую рентабельность и имеющих длительный срок окупаемости, с увеличением финансовой нагрузки может предотвратить недружественный противоправный захват.

В любом случае компания-цель должна обладать необходимым объемом финансирования подобных проектов или иметь возможность привлечения дополнительного финансирования на подобные цели.

Моделируя процессы принятия решений инвесторами, аналитики традиционно базируются на гипотезе рациональности поведения, то есть предполагают, что инвесторы осуществляют выбор в целях максимизации своего благосостояния адекватно имеющейся у них информации о ситуации на рынке. Однако уже неоднократно подмечалось, что существуют ситуации, в которых подавляющее большинство людей принимает решения нерационально, вопреки здравому смыслу. Более того, деньги обладают эмоциональной окрашенностью[33] в зависимости от направлений их использования, при этом объективная ценность и восприятие результата разнятся.

Еще один важный фактор, оказывающий влияние на принятие решений, – информационная полнота. Неопределенность может порождаться как собственно внешней средой, так и внутренними характеристиками компании (рис. 26).

Рис. 26. Факторы неопределенности и риска, формирующие информационное поле принятия инвестиционных решений компании

Так, одной из причин, порождающих неопределенность, является финансовая архитектура (взаимоотношения между разными группами собственников, менеджмента). Например, неправильно выстроенная система мотивации может приводить к тому, что менеджеры, контролирующие ресурсы и полностью принимающие решения, не будут заинтересованы в поиске информации, страховании и в переводе процесса принятия решений в ситуацию риска или определенности. Еще один источник неопределенности и, соответственно, искаженности принимаемых решений – внутренний рынок капитала для компаний с несколькими направлениями деятельности, на котором слабы рыночные оценочные механизмы. Эта неопределенность связана с построением финансовой системы компании, когда в ряде случаев используется трансфертное ценообразование, искусственно выделяются бюджетные центры прибыли и затрат, не дающие возможность оценить эффективность.

Чем сложнее ситуация с информацией: неполнота, противоречивость, неточность данных о будущем, а иногда – избыток информации, который инвестору трудно систематизировать, тем в большей степени преобладают в принятии решений интуиция и ранее приобретенный опыт. Так как интуиция существенно зависит от психологических особенностей лица, принимающего решения, то понимание ценности результата и отношение к риску искажаются, по сравнению с рациональной логикой поведения.

Современная наука находит этому объяснение в области психологии. Чтобы понять аргументацию этого направления современных финансов («поведенческие финансы», behaivior finance), следует вспомнить, что процесс принятия любого решения в условиях неопределенности обусловлен двумя взаимосвязанными аспектами: объективными факторами изменения внешней среды и субъективными представлениями о происходящем. И объективная неопределенность, и субъективность восприятия мира инвестором принципиально важны для понимания выбора. Действия объективных факторов наблюдаются инвесторами и формируют опыт, но так как этот опыт часто не репрезентативен для аналитических выводов с точки зрения статистики, то начинает преобладать субъективная оценка со всеми проблемами психологического восприятия.

В исследовании инвестиционного поведения интересна теория перспективы Дэниела Канемана[34], удостоенная в 2002 году Нобелевской премии по экономике.

Теория отстаивает новый взгляд на принятие решений, отрицающий фундаментальный экономический постулат о рациональности поведения участников рынка. Исследования Д. Канемана, проводимые с 70-х годов ХХ века, показали, что люди не всегда руководствуются соображениями собственной выгоды, что под влиянием различных «комплексов» (например, боязнью показаться чересчур доверчивыми или при невозможности осознания проблемы комплексно) субъекты рынка принимают неразумные с экономической точки зрения и невыгодные для них решения. В таблице 36 систематизированы причины, порождающие нерациональность поведения лиц, принимающих инвестиционные решения, и даны комментарии по возможным проявлениям.

Таблица 36

Причины усугубления иррациональности и наблюдаемые проявления при принятии инвестиционных решений (подчеркиваются в поведенческих финансах)[35]

Накладывая вышеперечисленные причины на процессы отбора проектов и формирования программы, можно выделить ряд эффектов.

1. Смещенность денежных потоков. Немалое число исследований[36] подтверждают, что как владельцы капитала – инициаторы проекта, так и менеджеры в своих оценках денежных потоков склонны к чрезмерному оптимизму, что приводит к завышению прогнозных поступлений по проекту и занижению издержек (как инвестиционных, так и текущих). Если для менеджеров эти систематические отклонения в оценках могут быть объяснены агентскими конфликтами, то для владельцев капитала это результат эмоционального восприятия событий, не позволяющий объективно оценить риски.

2. Изменение отношения к риску в зависимости от полученного ранее опыта. Рост богатства повышает способность переносить потери, более того, инвестиционный успех усиливает «аппетит» к риску, неудачи и потери эти качества убивают. В результате неудачливые менеджеры вряд ли смогут реализовать потенциально успешный проект, так как никогда не рискнут. С другой стороны, успешные менеджеры часто слишком самоуверенны и оптимистичны в прогнозе параметров проекта.

3. Различие в восприятии риска в зависимости от ожидания проигрыша или выигрыша. Эксперименты (например, описанные в работе Канемана и Тверски, 1979) показывают, что когда речь идет о значительных суммах гарантированного выигрыша, то потенциальное дополнительное увеличение выгод не располагает к принятию риска. Однако при попадании в ситуацию гарантированного проигрыша, инвесторы предпочитают риск. Этот факт подтверждается и народной присказкой: «не за то отец ругал сына, что играл, а за то, что отыгрывался». Для менеджеров компаний этот вывод интересен разным отношением к риску по проектам снижения издержек и проектам увеличения выручки. Как показали эмпирические исследования[37], проекты «издержек» более располагают к риску. Кроме того, менеджеры и собственники при попадании в предбанкротную ситуацию могут существенно поменять планку отсечения рискованных проектов.

4. Различное восприятие риска и неопределенности в зависимости от уровня компетентности и самоуверенности. Работы в области «поведенческих финансов» показали, что инвесторы предпочитают неопределенность в тех ситуациях, где чувствуют свою компетентность, а проекты с фиксируемым риском (известные вероятности) выбираются при осознании некомпетентности. Это объясняет отличия в оценках одного и того же проекта разными менеджерами компании и большие проблемы в попытке найти компромиссный взгляд на эффективность этого проекта.

Преодоление психологических особенностей в анализе, отборе и реализации инвестиционных проектов может строиться на ряде рекомендаций.

1. Следует помнить, что выбираемая аналитическая модель не может быть единой как для ситуации риска, так и для неопределенности. Регламенты отбора проектов должны это учитывать.

2. На стадии оценки проекта нужно организовать многоэтапное итерационное рассмотрение инвестиционных предложений с критическими замечаниями не по сути проекта, а по вводимым параметрам его оценки (со стороны маркетинга, логистики, производства, кадрового подразделения). Не следует стремиться полностью формализовать процесс рассмотрения крупных инвестиционных проектов или программ с существенными факторами неопределенности. В ряде случаев высокая сложность многофакторных формализующих моделей с большими требованиями к информационному обеспечению не дает возможности учесть факторы качественного, неформального характера. Организационно и методически целесообразно анализировать проекты и программы на 2– или 3-уровневой базе, последовательно повышая детализацию параметров.

3. Для устранения эффектов «якорения» будет правильно сформировать единую базу входных макроэкономических и отраслевых данных.

4. Следует подумать о «типовых» ситуациях в рамках сценарного рассмотрения проекта, предоставляемого независимыми консультантами (экспертами) или специальным подразделением компании. Альтернативные варианты инвестирования надо анализировать в терминах «чистых» финансовых убытков.

5. Надо анализировать смещенность по ранее принятым проектам (проводить постаудит) и вводить поправочные коэффициенты к прогнозным оценкам.

6. Правильно фиксировать личную ответственность за принимаемые проекты. Вести экономический мониторинг проекта с учетом движения по «жизненному циклу» и с изменением оценочных показателей эффективности. Установить жесткую привязку результатов проекта к персональной ответственности лиц и величине их вознаграждения.

7. Подбирать и перекомплектовывать команды, реализующие разные стадии проекта с учетом гендерных, возрастных особенностей, прошлого проектного опыта и психологического портрета. Многие компании избирают практику смены команд при переходе на новую стадию реализации проекта[38]. Для крупных проектов может использоваться и такой опыт.

Неоптимальная инвестиционная политика может стать результатом конфликта интересов разных групп участников. Значимые группы и их интересы при разработке инвестиционной программы компании показаны в табл. 37.

Таблица 37

Группы влияния на инвестиционные решения, их специфические интересы и привлекательные для них проекты

Интересы кредиторов и их специфичное влияние на инвестиционные решения компании будут рассмотрены ниже.

В больших компаниях собственники делегируют профессиональным менеджерам не только операционное управление, но и принятие инвестиционных и финансовых решений. При этом возможности анализа качества принимаемых решений либо ограничены недостаточностью информации, либо очень дороги. В результате неполнота информации и неприятие риска могут вести к возникновению агентских конфликтов, выражающихся как в росте прямых издержек компании (завышенные вознаграждения, вывод активов и т. п.), так и в упущенной выгоде, включая отклонение от оптимальной инвестиционной политики.

Высшее звено менеджмента всегда находится под прессом возможности увольнения в случае провала проекта и последующей невостребованности при хорошем уровне развития рынка труда. Поэтому наиболее значимыми критериями в принятии инвестиционных проектов, удовлетворяющих их интересам, будут: низкий риск, возможность проявить специфические знания и накопленный опыт, краткосрочный временной период окупаемости, реализация отдельных тактических задач (желательно при размытости стратегических целей), значимые внешние проявления успешности проекта (интерес средств массовой информации, потенциальных избирателей или государственных органов).

Возможность переинвестирования и недоинвестирования; как следствие агентских проблем; доказывается как на модельном уровне, так и эмпирически. Первым на возможность переинвестирования указал М. Дженсен[39], отмечая стремление менеджеров принять крупные проекты, несмотря на отрицательное влияние на стоимость компании (NPV < 0) из-за желания большего контроля над активами («стремление к строительству империй», по выражению М. Дженсена).

Важная выявленная характеристика исследований агентских проявлений инвестиционного выбора – связь ситуации переинвестирования с фундаментальными характеристиками компании, а именно: со стадией развития (зрелостью) и соответствующим этой стадии большим ежегодным денежным потоком. Решение проблемы М. Дженсен видел в использовании инструментов финансовой политики (увеличении дивидендных выплат, работе на заемном капитале). Заемный капитал может выступать дисциплинирующим механизмом в агентских конфликтах. Еще один действенный механизм (внешний) – развитие рынка перехода корпоративного контроля (поглощения). Впоследствии эти умозрительные соображения были формализованы[40]. В исследовании 1993 года М. Дженсен на примере корпораций мирового рынка показал ситуации разрушения стоимости через неоптимальные инвестиционные решения менеджеров[41], объясняя факт снижения стоимости (рыночной капитализации) негативной реакцией фондового рынка на объявления о новых инвестициях. Например, такая реакция наблюдалась в 80-е годы ХХ века по нефтяным компаниям, инвестирующим в увеличение запасов, а также по инвестициям в НИОКР (как с General Motors).

Видимым проявлением специфичности отбора проектов менеджерами является выбор ставки отсечения по проектам. Менеджеры принимают те проекты, которые имеют отрицательный NPV[42], если их дисконтировать по рыночной ставке, доступной собственникам.

Такое отклонение от максимизации стоимости говорит о том, что существует некая «менеджерская ставка дисконтирования», которая ниже ставки владельцев капитала (WACC). Исследование Chirinko и Schaller (2004) показало, что для фирм, которые характеризуются агентскими проблемами (распыленная структура собственности, большие права контроля у менеджеров), инвестиционные решения принимаются на основе ставок дисконтирования, меньших, чем расчетная «рыночная ставка» (WACC) на 350-400 базисных пунктов. Этот разрыв меньше для фирм с концентрированной структурой собственников или для компаний, управляемых собственниками. Аналогичную ситуацию расхождения ставок отсечения для инвестиционных программ можно наблюдать и по российскому рынку (ОАО «Газпром», ОАО «Роснефть»). Например, в инвестиционной программе «Газпрома» фиксируемая требуемая ставка доходности на ближайшие 10 лет введена на уровне 6 %[43].

Еще одно свидетельство в пользу переинвестирования из-за агентских конфликтов базируется на работе C. Каплана 1989 года[44].

Рассмотрев 76 ситуаций выкупа собственности менеджерами (операция MBO), автор пришел к выводу о положительном влиянии перехода контроля к менеджерам на оптимизацию инвестиционной активности. Анализ автора показал, что после МВО характерно снижение инвестиционных затрат и повышение показателей эффективности деятельности компаний.

Рассматривая агентский конфликт «менеджер – собственник», следует четко определять, какие интересы преследуются собственником или отдельными группами, имеющими влияние на принятие решений (можно говорить о конфликте «собственник – собственник»). В ряде случаев (завершающий этап жизни компании и отсутствие желания активного поиска новых направлений или спекулятивный характер владения компанией) собственники заинтересованы в получении краткосрочных выгод: увеличить за ограниченный период времени рыночную стоимость своей доли или всей компании и выйти из бизнеса. В этом случае при принятии инвестиционных проектов собственники могут демонстрировать «близорукость». Менеджеры в таких компаниях, наоборот, часто ориентированы на длительное функционирование, особенно если компания занимает специфичную нишу на рынке и использует уникальные технологии и компетенции.

Интересны исследования, доказывающие превалирование краткосрочных интересов не только у менеджеров (позиция М. Дженсена), но и у собственников. Эти исследования опираются на анализ эффектов, связанных с внешним привлечением капитала (первичный выход на рынок – IPO или вторичные размещения). Обычно компании демонстрируют показатели операционной деятельности выше, чем их конкуренты, в течение года или двух, предшествующих выпуску новых акций (аналогичная ситуация наблюдалась по компаниям российского рынка: «Вимм-Билль-Данн», «Седьмой континент»). В последующие годы показатели эффективности существенно снижались. Инвестиционная активность как перед IPO, так и после опережает показатели по конкурентам.

Специфичность отбора проектов менеджерами с итоговым переинвестированием может быть следствием высокой конкуренции на рынке труда, когда достаточно сложно найти новое привлекательное место работы. Как следствие, менеджеры становятся заинтересованными в принятии более специфических проектов, базирующихся на своих уникальных знаниях и опыте, что позволяет им «удерживать кресло» в течение длительного периода времени[45]. Эти же мотивы порождают определенную «дальнозоркость» менеджеров, то есть стремление к принятию проектов с длительным временным лагом получения эффекта.

Немало примеров подтверждают гипотезу недоинвестирования, то есть ситуаций отказа от проектов с положительным значением NPV. Основная причина этого – агентские конфликты между собственниками и менеджерами. Первое объяснение недоинвестирования связано с нежеланием менеджеров прикладывать достаточно усилий для сбора информации по инвестиционному решению, по ее обработке, принятию ответственности за проект из-за слабой мотивации в оплате труда. Наличие асимметрии информации между менеджерами и собственниками приводит к возникновению «информационной ренты» у менеджмента, который обладает доступом к прогнозным оценкам[46].

В аналитике плата за эту ренту вводится через повышение ставки отсечения при принятии проектов, например, при применении критериев NPV или IRR. Как следствие такой аналитической практики по компаниям наблюдается недоинвестирование. Исследование Д. Потерба и Л. Саммерса (1992)[47] через опрос порядка 300 СЕО американских компаний показало, что устанавливаемая ставка отсечения действительно превышает расчетные затраты на капитал. Причина – желание отобрать информационную ренту у менеджеров.

Может обсуждаться и еще одна причина задания повышенной ставки со стороны собственников, не связанная с асимметрией информации и попыткой разделить информационную ренту. Повышенная ставка может рассматриваться как один из действенных механизмов мотивации менеджеров на поиск дополнительной информации по реализуемому инвестиционному решению в ситуации высокой неопределенности. В целях мотивации на поиск дополнительной информации по инвестиционным проектам ставка отсечения должна задаваться тем выше, чем больше размер проекта (инвестиционные затраты, контролируемые менеджментом) и выше неопределенность в его реализации.

Другие причины недоинвестирования могут быть следствием:

1) неоптимальной структуры капитала с точки зрения максимизации стоимости компании, но удовлетворяющей интересы менеджеров (менеджеры в общем случае не заинтересованы в принятии дополнительного финансового риска). Недостаточность источников финансирования приводит к отказу от части экономически эффективных проектов;

2) высокого финансового рычага (в данном случае имеет место интегрированное проявление финансовых и инвестиционных решений);

3) высокой степени асимметрии информации на рынке и необходимости подачи сигналов. Такими сигналами могут являться высокие дивиденды, что приводит к существенному сокращению собственных средств, доступных для инвестирования. Невозможность привлечения внешних собственных источников хорошо аргументирована в классической модели Майерса/Майлуфа (1984).

Эмпирические исследования в поддержку гипотезы недоинвестирования часто базируются на анализе положительной реакции рынка на рост бюджета капитальных вложений компаний[48]. С учетом двойственной реакции фондового рынка на инвестиционную активность имеет смысл более детально рассматривать выбираемые компаниями направления инвестирования (долгосрочные или краткосрочные, в стратегические проекты и т. п.).

Следует отметить, что институт совета директоров, как один из возможных механизмов гармонизации интересов собственников и менеджеров, не всегда позволяет оптимизировать инвестиционный бюджет в ситуации неопределенности. Это происходит из-за неограниченной персональной ответственности его членов и недостаточной компетенции в принятии крупных инвестиционных решений. Преодолеть проблему можно, привлекая в качестве независимых членов совета директоров профессиональных специалистов по инвестиционному анализу.

Эмпирические исследования показывают (например, Бергер, Офек, Ермак, 1997), что характеристики, связанные с положением менеджеров в компании (доля акций у топ-менеджеров во владении или по опционной программе, срок пребывания в должности, контроль со стороны институциональных инвесторов или внешних директоров), влияют на выбираемую структуру источников финансирования. «Окопавшиеся менеджеры» предпочитают низкий финансовый рычаг и при недостаточности собственных средств компании отказываются от высокоэффективных проектов. Например, регрессионная зависимость финансового рычага от факторов, диагностирующих положение менеджеров, показала[49]:

1) положительную и значимую зависимость от доли акций у топ-менеджеров. Чем выше доля акций у топ-менеджеров (ближе интересы собственников и менеджеров), тем выше финансовый рычаг;

2) значимое влияние опционных программ для топ-менеджеров (опционы на акции имеют более сильное влияние);

3) отрицательную зависимость рычага от срока пребывания в должности топ-менеджера (после замены руководства уровень долга вырастает в среднем на 9 %);

4) положительную зависимость от наличия контроля в виде существования крупных акционеров (рассматривался уровень 5 %-ного пакета), внешних директоров (уровень долга увеличивается на 7 %).

Взаимосвязь финансовых и инвестиционных решений и дополнительные агентские конфликты, возникающие из-за наличия финансового рычага, рассмотрены в разделе 5.6.

Следует учитывать еще один агентский конфликт, имеющий место в принятии инвестиционных решений. Это конфликт «владелец собственного капитала – стейкхолдер компании». По модели долга С. Майерса (1977) этот конфликт рассмотрен с позиции «собственник-кредитор». Владельцы собственного капитала склонны к отказу от эффективных инвестиционных проектов, если вынуждены финансировать их заемным капиталом (например, нет возможности привлечь в достаточном объеме собственный капитал). Причина такой ситуации недоинвестирования связана с наличием неопределенности по проекту и полным переложением риска на владельцев собственного капитала. Они несут все издержки, связанные с риском инвестирования, а выгодами вынуждены делиться с кредиторами. Как показали исследования, агентские издержки недоинвестирования количественно значимы (в пределах 2-9 % от стоимости компании). Более того, исследования показывают, что владельцы собственного капитала из-за неприятия риска не используют в полной мере возможности финансового рычага. Чем более рискованны проекты компании (деятельность компании), тем больше будут издержки недоинвестирования.

Однако традиционное рассмотрение «издержек финансового рычага» не учитывает важные реалии, связанные с управленческой гибкостью. Высокая неопределенность проекта (например, из-за нестабильности цены на выпускаемую продукцию) может привести не к отказу от инвестирования, а к отсрочке проектов, то есть породить ситуацию выжидания. Рост цены продукта (и, соответственно, поступлений денег по проекту) приведет к возникновению стимулов к началу инвестирования.

Если рассматривать компанию как портфель инвестиционных опционов, в том числе с опционом на увеличение мощностей (опцион исполняется при росте цен на выпускаемую продукцию), то при финансировании предполагаемых инвестиций, частично за счет заемного капитала, оптимальный момент выбора времени исполнения опциона зависит от вида целевой функции. Этот тезис аналитически доказан в работе D. С. Mauer и S.Sarkar[50].

Отсюда следует очень важный управленческий вывод. Рассматривая временной опцион на инвестиции (время входа в проект зависит от динамики цен на основной продукт компании, например от цены на нефть), следует учитывать, что владельцы собственного капитала имеют стимулы исполнить опцион «досрочно», то есть не дожидаясь точки расчетного оптимума в рамках модели максимизации всего капитала компании. Таким образом, оптимальный момент начала инвестирования с позиции владельцев собственного капитала и с позиции максимизации оценки всего капитала компании (то есть интересов всех финансовых стейкхолдеров) не совпадает. Более того, учитывая интересы еще одной группы заинтересованных лиц – общества (которое заинтересовано в получении стабильных налоговых поступлений), оптимум сдвигается еще дальше по оси времени (так как предполагается, что со временем цена на продукцию имеет шанс возрасти).

Таким образом, точка оптимума вхождения в проект зависит от вида целевой функции финансового управления: акционерной стоимости или стейкхолдерской. Выбор модели акционерной стоимости при принятии инвестиционных решений приводит к неоптимальному определению момента инвестирования при наличии опциона на отсрочку. Владельцы собственного капитала, с позиции стейкхолдерской модели, исполняют опцион «досрочно», тем самым порождая ситуацию переинвестирования. Следовательно, введение в рассмотрение управленческой гибкости позволяет диагностировать еще один аспект отклонения от оптимальной политики инвестирования – искажение выбора момента исполнения опциона.

Раннее исполнение опциона порождает, в свою очередь, отход от оптимальной величины финансового рычага (компания не в полной мере пользуется выгодами налогового щита) и сопровождается ростом ставок по заимствованиям. Исследование D. Mauer и S. Sarkar (2005) показало, что общие агентские издержки (как сумма операционных издержек из-за досрочного вхождения в проект и финансовых издержек из-за отхода от оптимальной структуры капитала) составляют 9,4 % стоимости компании. Вклад операционных и финансовых факторов в этих издержках приблизительно равный (по 4,7 %). Еще один важный вывод исследования: снижение ценовой волатильности выпускаемой продукции приводит не к снижению издержек (как можно было бы предположить в рамках статичного рассмотрения проблемы инвестирования), а наоборот – к их росту. Например, снижение волатильности с 40 до 20 % увеличивает агентские издержки с 8,72 до 9,61 % от стоимости компании, при этом оптимальный финансовый рычаг возрастает с 0,26 до 0,46. Это связано с тем, что со снижением волатильности оценка временного опциона инвестирования снижается, и владельцы капитала получают дополнительный стимул к немедленному инвестированию (точнее, переинвестированию в проекты большего риска).

Наличие заемного капитала создает дополнительный риск по денежным потокам, предназначенным собственникам, и приводит к смещению точки оптимума по инвестиционному бюджету компании. Кроме того, потенциальная возможность со стороны собственников из-за ограниченной финансовой ответственности переложить издержки неправильно принятых решений на кредиторов меняет поведение владельцев заемного капитала.

Взаимосвязь финансового рычага и оптимальной величины инвестиционного бюджета является предметом исследований на зарубежных рынках в течение многих лет. По модели ММ[51] (модель совершенного рынка и рационального поведения инвесторов) структура капитала и инвестиции независимы.

Если компания имеет эффективные инвестиционные проекты, она всегда сумеет на рынке найти источники их финансирования, несмотря на сложившуюся структуру капитала. Однако современные исследования показывают, что структура капитала влияет на инвестиционную активность, и это влияние существенно. Целесообразно рассмотреть три эффекта влияния финансового рычага, приводящих к изменению инвестиционного выбора без наложения агентских конфликтов «менеджер – собственник»:

1) эффект «нависания долга», приводящий к недоинвестированию;

2) эффект «замещения активов», приводящий к переинвестированию;

3) эффект отхода от оптимального (экономически целесообразного с точки зрения максимизации стоимости компании) срока жизни инвестиционного проекта, что порождает как переинвестирование, так и недоинвестирование.

Первая работа, посвященная анализу негативных влияний финансового рычага на инвестиции компании, принадлежит С. Майерсу (1977). В ней доказывается, что чем больше финансовый рычаг компании, тем больше вероятность того, что компания не сумеет профинансировать имеющиеся эффективные инвестиционные проекты. Этот эффект получил название эффекта «нависания долга» (debt overhand). В ситуации высокого финансового рычага и потенциальной возможности потери платежеспособности и ликвидности собственники компании пересматривают инвестиционную программу, отказываясь от ранее положительно оцениваемых проектов, так как мыслят о выгодах этих проектов в терминах увеличения богатства кредиторов. Это связано с пониманием того, что денежные потоки от «традиционных проектов» среднего риска вряд ли могут спасти компанию от финансовых неурядиц, вывести на новый уровень роста, создать положительный имидж владельцу компании. Выгоды таких проектов фактически достанутся кредиторам. В результате – сворачиваются инвестиции, имеет место оппортунистическое поведение по выводу активов из компании и в ряде случаев – искусственное объявление банкротства.

Кредиторы учитывают возможность такого поведения, и потому возникает своеобразная ответная реакция в виде «эффекта безбилетника». Компании с высоким финансовым рычагом становится крайне сложно получить деньги на эффективный проект, даже если этот проект хорошо просчитан с точки зрения операционных рисков. Хотя все кредиторы понимают, что именно инвестиционные проекты позволят компании выжить и расплатиться по займам, поведение каждого будет скорее выжидательным. Более того, падение рыночной оценки заемного капитала в ситуации нарастания финансовых проблем компании приведет к тому, что часть кредиторов захочет «прокатиться за счет других», отдавая им «первенство» финансовой помощи. Следствие – невозможность для компании найти деньги на новые проекты или на продолжение старых, сворачивание инвестиционных программ, а также переход к краткосрочным проектам, отдавая предпочтение критерию срока окупаемости. В итоге – отход от стратегического инвестирования и подчинение всей финансовой политики задаче возврата долгов. В наибольшей степени эффект такого своеобразного поведения кредиторов и ответной реакции управляющих наблюдается у компаний со структурированным долгом и высокой силой контроля со стороны крупного кредитора.

Еще одна причина недоинвестирования компаний на российском рынке (как следствие наличия заемного капитала) – невозможность проведения «мягкой» реорганизации через агрессивную инвестиционную политику (например, через продажу активов или выход из части бизнес-направлений). Это связано с тем, что до сих пор сохраняются достаточно спорные положения в Гражданском кодексе РФ и в «Законе об акционерных обществах», препятствующие в ряде случаев мягкой реорганизации компаний. Речь идет о праве вето кредиторов на проведение реорганизации. В соответствии с Гражданским кодексом любой кредитор реорганизуемой компании имеет право потребовать во внесудебном порядке досрочного исполнения обязательств. Это означает, что начало реорганизации фактически становится моментом исполнения опциона на погашение взятых компанией займов. Такая практика уже имела место по российским банкам, страховым компаниям, по ряду промышленных групп. Ситуационный анализ показывает сходство такой практики с объявлением банкротства, что существенно увеличивает издержки проведения процесса оздоровления и часто ведет к сохранению неэффективных компаний со слабой инвестиционной активностью. Возможно, судебная оценка потенциального ущерба кредиторам и возмещение убытков в результате реструктуризации могли бы смягчить проблему.

Второй эффект, возникающий при наличии заемного капитала и касающийся взаимоотношений собственников и кредиторов, получил название «эффекта замещения активов»[52] (asset substitution).

Этот эффект проявляется в политике повышения общего риска компании, реализуемой собственниками через принятие более рискованных инвестиционных проектов, чем рассчитывают (предполагают) кредиторы. В ситуации наложения операционного и высокого финансового рисков большие займы становятся уже проблемой не заемщика, а кредитора. Привлекая деньги на проект, компания обращается к кредитору, который на базе имеющейся информации оценивает риски своего участия и в соответствии с уровнем риска устанавливает фиксированную процентную ставку по кредиту. В ситуации определенности и собственник, и кредитор получат компенсацию от денежных потоков проекта в соответствии с принятыми на себя рисками. Иначе обстоит дело в ситуации неопределенности. Если фактический риск проекта будет меньше, чем по оценке кредитора, то кредитор выиграет и «оттянет» часть стоимости проекта на себя. В том случае, если риск принятого проекта окажется выше, чем ожидал кредитор (при этом владельцы проекта могли понимать эту ситуацию еще до инвестирования и привлечения денег и не проинформировали его об этом), владелец заемного капитала не получит достаточной компенсации за принятый риск. Часть стоимости проекта, которая предназначается ему, будет присвоена владельцем собственного капитала. Возникнет ситуация перераспределения стоимости. Эта асимметрия информации подталкивает собственников компании к переинвестированию (принятию большого количества высокорискованных проектов), так как за счет владельцев заемного капитала они получают возможность «перетянуть» часть стоимости на себя. В результате более рискованные активы вытесняют менее рискованные, общий итог для компании – переинвестирование, приводящее к снижению общей стоимости и перераспределению долей между собственником и кредитором. Исследование Леланда (1998)[53] показало, что влияние таких издержек на стоимость компании невелико (порядка 1,4 %). Титман (2002) оценил такие издержки недоинвестирования в 2,1 %[54].

Следует отметить, что такое поведение более характерно именно для инвесторов-собственников, а не менеджеров и диктуется возможностью получения крупного выигрыша от высокорискованного инвестирования. Это позволит рассчитаться по фиксированным требованиям кредитора и получить крупный остаточный доход. В рамках такого поведения могут наблюдаться очень необычные инвестиционные решения (выход на принципиально новые для компании рынки, сферы деятельности, не диктуемые экономической целесообразностью и компетенциями команды менеджеров). Для компаний, управляемых собственниками, такое поведение в ситуации высокого финансового рычага более характерно.

Переход к краткосрочным заимствованиям может ослабить мотивы менеджеров и собственников к замене активов[55].

Это хорошо видно на примере облигационных займов, ведь чем короче срок обращения облигаций, тем менее чувствительна ее цена к риску принимаемых компанией проектов. Компаниям с высокими возможностями роста и наличием потенциальной проблемы замещения активов рекомендуется следовать политике краткосрочных заимствований. Для регулируемых компаний, которые находятся под надзором контролирующих органов (государственных или общественных), допустимы более длительные займы, так как по ним проблема замещания активов выражена не так ярко.

Третий эффект проявляется в смещении экономически целесообразного периода владения активами (проектами) из-за преобладания заимствований определенного срока. Этот эффект касается выбора оптимального периода завершения проекта. Эффект смещения возникает в результате изменения ликвидности компании при привлечении источников финансирования различного срока. Как правило, конечное проявление эффекта (недоинвестирование или переинвестирование) зависит от размера и положения на рынке компании, а также предпочтений по степени открытости займов (публичные или банковские). Крупные компании, обладающие высоким кредитным рейтингом, получают возможность привлекать долгосрочные заимствования. Так как компании стараются поддерживать баланс между сроком жизни активов и обязательств, то в случае превалирования «длинных денег» у компаний теряется мотивация к завершению проектов, продолжение которых уже экономически не эффективно. Следовательно, долгосрочные непубличные займы (например, банковские) подталкивают компании к продолжению уже неэффективных проектов и порождают переинвестирование. С другой стороны, превалирование краткосрочных публичных заимствований ведет к неоптимальному (более раннему) завершению экономически эффективных проектов, то есть приводит к ситуации недоинвестирования. В ряде исследований (Diamond, 1991; Rajan,1992)[56] доказывается, что краткосрочные банковские заимствования являются лучшим вариантом.

Учитывая совместное влияние финансового рычага и агентских издержек, следует более осторожно делать выводы о необходимости придерживаться отрицательной зависимости инвестиционной активности от финансового рычага. Для компаний с низкими возможностями роста (которые в эмпирических исследованиях обычно диагностируются по показателю Q Тобина) высокий финансовый рычаг, ограничивающий инвестиции, может быть благом, так как дисциплинирует менеджеров и ограничивает их стимулы по неэффективному использованию свободного денежного потока. Диагностируется положительная связь между рычагом и стоимостью компании в случае низких инвестиционных возможностей (низких возможностей роста)[57]. Негативная связь инвестиций и рычага, с точки зрения создания стоимости, существует только для фирм с высоким Q Тобина[58]. Следовательно, компаниям с высокими возможностями роста следует выбирать более низкий рычаг для наращения стоимости через принятие инвестиционных проектов. Это подтверждают эмпирические исследования (Jung, 1996), показывающие, что компании с высокими возможностями роста чаще используют собственный капитал в финансовых решениях.

Таким образом, высокий финансовый рычаг будет увеличивать стоимость только для компаний со слабыми возможностями роста через дисциплинирующий эффект на поведение менеджеров.

Предыдущее рассмотрение касалось ситуации expost, когда компания уже имеет высокую финансовую нагрузку. Влияние финансовых решений на инвестиционную активность можно рассматривать и в ракурсе ex ante, когда заемные средства еще не привлекались или малы. В ситуации ex ante существенной проблемой, приводящей к недоинвестированию, является неблагоприятный отбор, который можно кратко охарактеризовать как ситуацию, когда «банки кредитуют тех, кому не нужны деньги».

Так как кредитор всегда обладает меньшим объемом информации, чем инициатор проекта, он вправе ожидать неблагоприятную для себя ситуацию либо по общей недоступности информации, либо по сознательному искажению ее менеджерами проекта. Кредитор опасается эффекта «замещения активов» и перераспределения стоимости. В результате – ставка по заимствованиям будет устанавливаться с компенсацией еще одного риска: возможности искажения информации со стороны инициатора проекта. Возникает ситуация неблагоприятного отбора. Те компании, чьи инвестиционные проекты мало рискованны, или информации по которым недостаточно, не смогут кредитоваться по ставке, соответствующей фактическому риску. Компания будет недоинвестирована.

Чтобы избежать проблемы неблагоприятного отбора, банки реализуют политику рационирования кредита. То есть создают ситуацию, когда разные хозяйствующие субъекты при одинаковых инвестиционных возможностях будут иметь различный доступ к кредитным ресурсам. Таким образом, максимальный размер кредита и процентную ставку по нему устанавливают исходя не из формальных оценок риска проекта, под который выдаются деньги, а с учетом дополнительных критериев отбора. Такими критериями выступают: рекомендательные письма, «чистая» кредитная история, структура уже существующего долга, фундаментальная стоимость компании (или ее капитализация). Дополнительными механизмами защиты становятся залог, условие связанности кредитов и т. п. В результате компаниям, не имеющим кредитной истории или сложившейся репутации на рынке, но обладающим большими инвестиционными возможностями, не удастся привлечь деньги, они остаются недоинвестированными.

С ситуацией неблагоприятного отбора часто сталкиваются российские компании. Например, удачный для заимствований 2005 год позволил привлечь деньги далеко не всем желающим. Хотя на момент декабря еврооблигации на сумму более 15 млрд. долл. разместили 63 российских эмитента[59], менее известные на мировом рынке компании не смогли реализовать свои планы внешних заимствований.

Например, с такой ситуацией столкнулись «Межпромбанк» с первичным выходом на рынок еврооблигаций, корпорация «Иркут», компания «Евросеть». Причина: кредиторами установлены ставки на уровне верхнего значения интервала, соответствующего данному кредитному рейтингу. Например, по «Межпромбанку» требуемая кредиторами доходность составляла 9 %. Оценка требуемой доходности по формальным оценкам компании «Евросеть» составляла 10 – 11,5 %, но этот уровень не устроил кредиторов. Объяснять эти провалы заимствования неблагоприятной сезонной конъюнктурой рынка (в преддверии новогодних праздников) было бы неправильно, так как в это же время ОАО «Газпром» привлек 1 млрд евро под 4,65 % годовых. Причина проблем в привлечении денег малых или высокорискованных компаний – неблагоприятный отбор.

Таким образом, неполнота и асимметрия информации приводят к рационированию кредита. Так возникает проблема недоинвестирования для компаний малых, вновь возникших на рынке, со сложными, уникальными проектами.

Еще одна возможность появления рационированности заемных источников – слабость финансового рынка в стране. Это ситуации низких ресурсов центрального и коммерческих банков, малого оборотного капитала внутри страны и большого спроса на заемные средства, что характерно для развивающихся рынков. Слабо развитый финансовый рынок, имеющий возможности создания сверхдоходности профессиональным участникам за счет теневых операций, не заинтересован в корректной оценке компании и предоставлении ресурсов на рациональной основе.

Диверсифицированные компании в среднем инвестируют на 10 % больше[60], чем специализированные и имеют более высокий финансовый рычаг.

Причем если для специализированных компаний существует положительная связь между финансовым рычагом и стоимостью компании в случае низких инвестиционных возможностей, то для диверсифицированных фирм эта связь слабее и не всегда статистически значима. Для диверсифицированных компаний негативное влияние финансового рычага на инвестиционные решения более существенно по сегментам с высоким Q Тобина, чем по направлениям со слабыми инвестиционными возможностями. Также имеет место большее негативное влияние для неключевых сегментов, чем для ключевых.

«Вопрос о том, как отличаются решения, принимаемые в рамках иерархической структуры, от решений, принимаемых на рынке, еще в 1937 году был поднят Коузом. Он предположил, что решения внутри компании принимаются исходя, скорее, из соображений силы, нежели согласно относительным ценам»[61].

Долгое время эта гипотеза Коуза не имела эмпирической поддержки. Однако с 1978 года публичные американские компании были обязаны раскрывать информацию по продажам, прибыли и инвестициям по основным направлениям бизнеса (сегментам). Это позволило аналитикам сравнить инвестиционные решения, принятые бизнес-единицами в рамках иерархической структуры, с решениями, принятыми специализированными компаниями на внешнем рынке в той же самой отрасли, и, таким образом, выявить различия. Большинство исследований относится к концу 1990-х годов (Lamont, 1997, Shin & Stulz, 1998).

Главный вывод исследований по инвестиционным решениям в диверсифицированных компаниях таков: качество иерархичной структуры управления инвестиционным процессом диверсифицированной группы компаний, с наличием права контроля у центра и созданием внутреннего рынка капитала, зависит от степени эффективности распределения ресурсов в компании, от выстроенных мотивационных механизмов между менеджерами по уровням управления. Сам по себе процесс централизации денежных потоков не несет в себе негативной нагрузки на стоимость.

Право контроля у центра дает возможность:

• присваивать часть выгод от проекта;

• перераспределять ресурсы между направлениями деятельности.

Потенциально внутренний рынок капитала, концентрирующий генерируемые бизнес-направлениями денежные потоки, может наиболее эффективно перераспределить ресурсы от подразделений с текущими высокими денежными потоками, но низкими инвестиционными возможностями в направления с большими потенциалами роста с общей целью – максимизировать фундаментальную стоимость. Такие примеры имеются на рынке[62].

Более того, центр может ограничить избыточное инвестирование подразделений, имеющее место в результате случайных благоприятных внешних факторов, приведших к росту денежного потока (например, случайный всплеск цен, который может породить неоправданные инвестиции).

Есть еще одна выгода в централизации финансовых ресурсов – удешевление внешних заимствований, особенно в условиях высокой непрозрачности компаний. При централизованном финансовом управлении менеджер проекта не привлекает деньги на внешнем рынке. Для него существует «посредник», так называемый центр, который может либо на бесплатной основе, либо на условиях невысокой платности (такой механизм введен в НК «ЛУКОЙЛ» с 2004 года) предоставлять ресурсы бизнес-единицам на проекты, выгодные с точки зрения центра. В результате бизнес-единицы начинают конкурировать за ограниченные ресурсы и повышать эффективность своего функционирования. Растет и эффективность управления, так как обоснование заявки на инвестиции требует качественной работы производственных, маркетинговых, аналитических финансовых служб. Задача инвестиционного центра – выявлять победителей и проигравших.

Таким образом, существенное преимущество внутреннего рынка капитала – возможность смягчить кредитные ограничения, связанные с несовершенным рынком капитала и рационированностью. Крупная диверсифицированная компания с низкой волатильностью общего денежного потока может привлекать кредитные ресурсы гораздо эффективнее, чем небольшая, пусть даже высокоэффективная, компания.

Исследователи отмечают, что внутренний рынок капитала также стимулирует поиск новой информации, внедрение инноваций, увеличивает заинтересованность в мониторинге инвестиционных решений.

Однако внутренний рынок капитала не всегда работает эффективно. Исследование инвестиционных предпочтений по сегментам показывает, что диверсифицированные компании инвестируют относительно больше в сегменты с низким значением Q Тобина, чем их отраслевые специализированные конкуренты[63]. Исследование, акцентирующее внимание на влияние ситуационных событий на инвестиционную активность диверсифицированных компаний, показывает, что:

• существенное увеличение финансового рычага влияет на инвестиционную политику диверсифицированных компаний (Peyer, Shivdasani, 2001)[64];

• больше капитала вкладывается в те бизнес-единицы, которые генерируют больше денежного потока. Долгосрочные эффекты осуществляемых инвестиций не принимаются во внимание;

• существенное изменение инвестиционной политики следует за распадом диверсифицированных фирм (Ahn & Denis, 2004).

К неэффективности работы внутреннего рынка капитала приводит ряд факторов: отсутствие мотивационных механизмов для менеджеров разных уровней управления, слабость корпоративного управления, непонимание влияния факторов, приводящих к неэффективности и экономия на консультационных и экспертных услугах, рост взаимозависимости проектов.

Первая проблема – низкая мотивация менеджеров низших уровней на инициацию инвестиционных предложений и их реализацию. Это связано с тем, что результаты их усилий «национализируются» центром. Как результат – недоинвестирование. В зависимости от степени контроля, которым наделяются менеджеры уровня бизнес-единиц, такие лично-оритированные тенденции можно скорректировать.

В модели Раджан/Зингалес (Rajan, Zingales, 2000)[65] показано, что из-за централизации прибыли в головной компании, бизнес-единицы не мотивированы на поиск и принятие эффективных проектов. Их интерес – найти «защищенные» проекты, доходы от которых будет трудно перераспределить. Например, может возобладать «дальнозоркость» в выборе проектов. Если такие проекты удастся отстоять, то у центра существенно исказится информация о действительной инвестиционной привлекательности данного направления и дальнейшее перераспределение ресурсов может еще больше усугубить ситуацию. Правильная инвестиционная мотивация создается в том случае, если бизнес-единицы несущественно отличаются по стоимости, создаваемой их проектами. Разнообразие инвестиционных возможностей между подразделениями одной организации приводит к смещению направлений инвестирования и в итоге – к отходу от оптимальной программы. Результатом будет переинвестирование в целом по группе и появление кредитных ограничений со стороны внешнего рынка капитала. Исследование Раджан/Зингалес по американским компаниям на отрезке 1980 – 1993 гг. продемонстрировало превалирование отрицательных эффектов внутреннего рынка капитала на инвестиционную деятельность.

Выявлено, что перераспределение ресурсов связано не столько с инвестиционными возможностями подразделений (например, измеряемыми показателем Q Тобина), сколько с размером бизнес-направления, количеством доступных к распределению средств. Причины такого положения – отсутствие стратегии по группе компаний, наличие агентских проблем, управленческие ошибки по распределению централизованных ресурсов.

Вторая проблема внутреннего рынка капитала – повышение зависимости проектов друг от друга. Объективно независимые проекты оказываются сильно связанными из-за общего источника финансирования. Например, по американским нефтяным компаниям наблюдается эффект «взаимовлияния ликвидности» (intracompany liquidity spillovers). Так, денежные потоки большинства нефтяных компаний уменьшились из-за снижения мировых цен на нефть в 1986 году, причем компании урезали инвестиционные программы по направлениям, которые не были связаны с нефтяным бизнесом и показывали инвестиционную привлекательность. Аналогичная ситуация наблюдалась и по российским компаниям в период финансового кризиса 1998 года, при переходе на недифференцированную от сложности добычи шкалу налога на добычу полезных ископаемых (НДПИ)[66] нефтяных компаний.

Из рассмотрения выгод и недостатков внутреннего рынка капитала возникает вопрос: существует ли оптимальный размер внутреннего рынка и сколько уровней управления (контроля) над проектами будет рекомендовано компании? Перед компанией возникает дилемма. С одной стороны, централизация собственных финансовых средств ослабляет кредитные ограничения, предоставляя бизнес-единицам организации больший объем ресурсов для инвестирования. С другой стороны, при большом числе проектов на рассмотрении центру достаточно сложно отобрать эффективные варианты и сформировать программу в разрезе множества направлений деятельности. Как показывают исследования, центр легко справляется с задачей отбора и мониторинга небольшого числа проектов. Большой выбор часто порождает ситуацию делегирования полномочий (два уровня: центр и бизнес-единица, или три уровня: центр, бизнес-единица, операционная единица), и как следствие – агентские конфликты и возможные искажения в инвестиционной политике.

Нивелировать влияние внутренних факторов (поведенческих, агентских), приводящих к неоптимальному инвестиционному бюджету, можно, используя следующие пять механизмов:

• построение системы компенсации, привязанной к собственности (через фондовые опционы для топ-менеджеров и передачу доли собственности) и к долгосрочным показателям эффективности, персонификация ответственности за принятие и реализацию инвестиционных проектов[67];

• мониторинг деятельности, в том числе – инвестиционных решений, крупными владельцами капитала, регулирующими органами или эффективно построенным советом директоров;

• придание новых функций совету директоров (по инвестиционному консультированию и экспертизе);

• использование финансового рычага, как дисциплинирующего инструмента для наемных менеджеров;

• структура заемного капитала, включая срочность заимствований, степень их открытости (частные, публичные, банковские), использование лизинга, гибридных инструментов финансирования, например конвертируемых займов.

Найдено успешное решение поведенческих проблем отбора проектов в условиях внутреннего рынка капитала и агентских проблем на разных уровнях управления: совету директоров (СД) делегируются новые функции. Традиционное восприятие роли СД связано с функцией контроля (мониторинга) и выстраивания взаимоотношений с наемным топ-менеджментом. Этой функции соответствует традиционно создаваемые комитеты по аудиту и вознаграждению. Вторая область делегирования, которая только внедряется по российским компаниям, – выработка (а не только утверждение, одобрение) стратегии (корпоративной и по бизнес-единицам). Для реализации этой функции создаются комитеты по развитию (стратегическому инвестированию), которые занимаются выработкой и определением инновационных и инвестиционных приоритетов, созданием положений и регламентов отбора инвестиционных проектов в программу в соответствии с зафиксированными финансовыми ограничениями. Так как консультационные услуги по разработке стратегии на инвестиционном рынке достаточно дорого стоят, то частично эти затраты могут быть сняты через привлечение независимых директоров с профессиональными знаниями в нужных областях (инвестиционно-финансовая аналитика, маркетинг).

Инвестиционный выбор компании строится по трем большим блокам объектов инвестиционного рынка:

1) капитальные вложения (как объекты реального инвестирования с созданием материальных долгосрочных активов);

2) финансовые активы (акции и облигации, векселя, депозиты);

3) объекты интеллектуального капитала (патенты, лицензии, торговые марки, продуктовые, технологические и управленческие новации). Вложения в человеческий и клиентский капитал.

Часто для получения конкурентных преимуществ капитальные вложения сочетаются с объектами рынка интеллектуального капитала. Проблема традиционной финансовой модели анализа компании, построенной на учетных (бухгалтерских) принципах, – игнорирование многих активов интеллектуального капитала, фиксирование только малой их части (патенты, лицензии, гудвилл при определенных условиях[68]).

Это приводит к тому, что рассматриваемые направления инвестирования по компаниям часто слишком сужены, а команда менеджеров компании не заинтересована в осуществлении НИОКР, маркетинговых исследований, переобучении персонала. Главная причина такой ситуации – рассмотрение вышеперечисленных расходов как текущих, уменьшающих учетную прибыль.

Лидеров отраслей, которым удается длительное время удерживать конкурентные преимущества, объединяют три важные черты поведения:

1) ориентация на будущее компании и рынка, а не на прошлое;

2) систематическое переосмысление сложившегося «статус-кво»;

3) гибкость реагирования и адаптации.

Управленческая гибкость – способность своевременного реагирования на происходящие внешние и внутренние изменения компании с целью поддержания устойчивости развития и экономической эффективности продвижения к цели. Владение компаниями этими качествами предполагает, что в разряд стратегических ресурсов переходят: знания, навыки, лидерские амбиции в рамках командной работы, инициативность персонала и менеджмента, наличие гибких управленческих технологий, налаженных взаимоотношений с поставщиками и покупателями. В рамках стратегического менеджмента в 1990-е гг. возникла концепция «ключевых компетенций» (core competens)[69], подчеркивающая новую роль знаний и персонала, как их носителя.

Ключевые компетенции – это коллективные знания, способности, навыки, которыми располагает организация и которые создают для нее конкурентные преимущества во взаимоотношениях с внешней средой – партнерами, обществом, конкурентами. Современные компании, стремящиеся к успеху, должны:

1) периодически оценивать имеющиеся и желаемые ключевые компетенции;

2) выявлять несоответствие желаемого и имеющегося (competens gaps);

3) создавать нужные компетенции через инвестирование в обучение, тренинги и т. д.

Специфические ресурсы, воплощенные в знаниях, формируют интеллектуальные активы компании. Интеллектуальные активы существенно шире, чем фиксируемые в финансовой отчетности нематериальные активы. Под интеллектуальными активами (капиталом) понимается широкий спектр ресурсов (активов) компании, в которых целесообразно выделить четыре группы: человеческий, организационный, клиентский и инновационный капитал (рис. 27). Наряду с материальными внеоборотными активами интеллектуальные активы формируют основной капитал компании. Современное видение компании означает осознание необходимости интеграции в анализе и управлении традиционно учитываемого финансового капитала (вложенного в материальные активы) и интеллектуального.

Рис. 27. Расширение трактовки основного капитала компании

Принципиальное отличие человеческого капитала – условность его присвоения компанией. Это наиболее мобильный ресурс с точки зрения перемещения между компаниями. Второй по мобильности – клиентский капитал, элементы которого (патенты, лицензии, торговые марки) часто обращаются на рынке. Регламенты, положения, системы документооборота, базы данных, организационная и финансовая структуры компании формируют организационный капитал. Инновационный капитал создается в компаниях через научные, исследовательские, опытно-конструкторские работы, покупку новаций. Анализ успешных компаний показывает, что элементы интеллектуального капитала хорошо работают только интегрированно, поддерживая друг друга. Развивать только один из них недостаточно. Кроме того, ни один из них нельзя игнорировать.

Платой за удержание интеллектуального капитала становится для финансовых стейкхолдеров усиление «нефинансовых» заинтересованных лиц. Повышение значимости в рыночном успехе компаний инноваций, человеческого и клиентского капитала поставило под вопрос корректность выстраивания финансового управления (а в рамках его и инвестиционной политики) исключительно через максимизацию благосостояния владельцев собственного капитала. Значимыми в управлении стали стейкхолдеры (stakeholders) компании или заинтересованные лица.

На первый взгляд в группу стейкхолдеров входят персонал компании, менеджеры со своими специфическими интересами и инвесторы (владельцы собственного и заемного капитала). Однако с обострением конкуренции на рынках сырья и сбыта компании все больше стали ценить лояльность контрагентов, их приверженность данной компании. В число стейкхолдеров, интересы которых вынуждена учитывать компания при принятии решений, вошли клиенты (поставщики и потребители), а специфические знания, опыт, связанные с ними, стали рассматриваться как еще один вид интеллектуальных активов (или капитала) – клиентский капитал.

Рост глобализации экономики, выход компаний за рамки национальных границ, возникающие случаи нарушения социальных норм, все большее влияние на экологию привели к тому, что активизировалась еще одна группа заинтересованных лиц – общество в лице общественных и государственных организаций, регулирующих органов. Как показывает практика, заинтересованные лица активно влияют на успешность бизнеса. Многие, особенно крупные компании, затрагивающие в своей деятельности экологическую безопасность общества или вносящие изменения в социальные процессы (например, нефтяные компании BP, RDShell, «ЛУКОЙЛ»), вынуждены осознавать свою ответственность перед будущими поколениями. Возникла концепция долгосрочной устойчивости (sustainability) развития бизнеса, которая отстаивает принцип, что экономический рост неотделим от его экологических и социальных последствий. Любая экономическая деятельность, губящая природу или нарушающая права человека, преступна и не может создавать долгосрочную стоимость. Устойчивость в создании стоимости предполагает, что компании удается задействовать силы, возвращающие ее развитие в исходное состояние при негативных факторах влияния внешней среды. Наряду с созданием при ООН некоммерческих общественных организаций, отстаивающих принципы устойчивого развития, многие компании в своей деятельности постепенно переходят к «социально ответственному бизнесу». Это выражается как в предоставлении отчетности «по трем измерениям»[70], так и в принятии решений с учетом заинтересованных лиц.

Примеры такого поведения демонстрируют англо-голландская компания RD/Shell, немецкий холдинг Siemens, многие европейские компании (отчасти из-за сильного влияния профсоюзов и законодательной возможности влияния персонала на принятия решений в компаниях).

Расширяя элементы интеллектуального капитала знаниями по защите окружающей среды, коммуникационными новациями в отношении экологических и общественных организаций, можно ввести более широкий термин – социальный капитал.

Различные участники процесса функционирования компании (персонал, топ-менеджмент, инвесторы и их представители в совете директоров, независимые члены совета директоров, поставщики, покупатели, консультанты, регулировщики со стороны общества) объединяются единым термином – стейкхолдеры. Традиционно выделяемые финансовые и нефинансовые стейкхолдеры показаны на рис. 28.

Рис. 28.Стейкхолдеры компании

Узкое определение стейкхолдеров – физические и юридические лица, без чьей поддержки не может функционировать и успешно развиваться данная компания. Более расширенная трактовка подчеркивает, что интерес компании и стейкхолдеров обоюдный. Через заключение контрактов с компанией заинтересованные лица реализуют свои интересы и выгоды, а компания, в свою очередь, получает доступ к специфическим, в ряде случаев уникальным ресурсам. Примерами таких ресурсов могут выступать творческие способности работников или административные ресурсы, широко используемые российскими компаниями. Рисунок 28 дает представление о наиболее часто рассматриваемых стейкхолдерах компании, которых условно можно поделить на две большие группы: финансовые или инвестиционные (владельцы собственного и заемного капитала) и неинвестиционные (работники, клиенты).

Система управления в рамках стейкхолдерской стоимостной модели претерпевает ряд корректировок. Прежде всего усиливается влияние коммуникационного блока: шире становится круг лиц, заинтересованных в информации по компании, подробнее раскрываются различные аспекты деятельности компании. Коммуникационный блок раскрытия информации по стоимости, когда наряду со стандартной финансовой отчетностью раскрывается Отчет о стоимости (Value Reporting), расширяется через добавление социальной и экологической отчетности. Эти новации показаны на рис. 29.

Рис. 29. Новые требования в раскрытии информации по компании: стейкхолдерская модель коммуникаций с заинтересованными лицами

Однако в практику раскрытия информации не вошли данные, связанные с затратами на формирование элементов интеллектуальных активов (маркетинговые расходы, расходы на персонал как дополнительные к оплате труда). В российских и международных стандартах учета не требуется раскрывать информацию по расходам на НИОКР (в стандартах США это требование появилось в 1972 году, в Великобритании – в 1989 году).

Постепенно меняется и инструментарий принятия стратегических и оперативных решений, а также их мониторинга. Например, традиционные методы управленческого учета для компаний с интеллектуальной составляющей (котловой метод, директ-костинг) работают плохо[71]. В ответ на вызов времени консультанты все чаще обращают внимание на такие новации, как пооперационный (АВ) учет, оценка текущей эффективности в терминах «АВС + клиентская рентабельность» или «АВС+ EVA»[72].

Инновационные инвестиции (ИИ) – вложение капитала в создание (покупку) и внедрение новшеств, которые приводят к качественным и количественным улучшениям продуктов (услуг), технологий и бизнес-моделей. Компании либо покупают новации и внедряют их в текущую деятельность, либо создают их через проведение научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ (НИОКР). В деятельности компании значимы четыре направления инновационных инвестиций:

1) продуктовые, ведущие к созданию в рамках компании новых продуктов или услуг;

2) процессные, позволяющие создать новые технологии производства, обеспечить более высокий уровень автоматизации;

3) управленческие, ведущие к возможности смены бизнес-моделей или усовершенствованию отдельных управленческих функций;

4) покупка и инвестиции во внедрение приобретенных технологий (включая управленческие) в деятельность компании (например, приобретение и внедрение новых информационных, коммуникационных технологий).

ИИ характеризуются рядом черт, которые выделяют их из инвестиционных решений замены существующих активов или покупки усовершенствованных для расширения текущей деятельности: высокая неопределенность в итоговых результатах создания новации и внедрения ее в деятельность компании, длительный период инвестирования и получения эффектов, высокое соотношение между скрытыми и явными издержками и выгодами, частичная фиксация как инвестиционных оттоков.

Инновационная активность может измеряться по величине вложений в НИОКР. Исследование 62 компаний российского рынка показало, что только 20 % целенаправленно инвестируют в НИОКР. 70 % компаний не занимаются инновационной деятельностью. Схожие результаты получены и по результатам опроса Межведомственного аналитического центра: лишь 3,6 % российских компаний тратят на НИОКР более 10 % выручки. Существенны инновационные инвестиции только в химической отрасли, машиностроении и металлургии, в крупных компаниях с численностью более тысячи человек. Таблица 38 позволяет сопоставить инвестиционную активность в инновационные направления деятельности по странам.

Таблица 38

Затраты компаний на НИОКР на конец 2004 года (страновые сопоставления), % от выручки (усредненная оценка)

Источник: база Bloomberg.

Пассивность инвестиций российских компаний связана как с недостаточностью финансовых ресурсов (из-за слабости финансового рынка, финансовой непрозрачности компаний), так и с проблемами в оценке эффективности рассматриваемых инновационно-инвестиционных предложений. Проблема оценки: высокие риски реализации и невозможность применить традиционные модели анализа экономической эффективности – влечет за собой трудности в разработке понимаемого инвесторами бизнес-плана (инвестиционного проекта). Еще одна сложность – неизученность вопроса о реакции фондового рынка на принятые в компании решения по увеличению вложений в НИОКР. Ведь по российским и международным стандартам эти затраты в большинстве случаев трактуются в отчетности как текущие и, следовательно, приводят к уменьшению чистой прибыли. В тех случаях, когда рыночная капитализация существенно ориентируется на сигналы по прибыли, инвестиции в НИОКР могут создавать парадоксальную ситуацию негативного восприятия рынком инновационной активности компаний.

Чтобы понять, как рынок реагирует на инновационно-инвестиционную активность, было проведено исследование влияния затрат на НИОКР на положение владельцев капитала по 2842 компаниям мира[73]. В выборку вошли компании, котирующие акции на американском рынке (биржи NASDAQ и NYSE), как американские, так и компании глобального рынка (300 компаний – не американские)[74]. В таблице 39 показаны индикаторы инновационно-инвестиционной активности, оцениваемые в относительных величинах годовых затрат на НИОКР (R&D) для тех компаний выборки[75], которые отражали эти затраты хотя бы один раз за исследуемый период. Для сопоставления в динамике данные за 1975 – 1995 годы приведены по исследованию Chan, Lakonishok, Sougiannis (2001)[76].

Таблица 39

Индикаторы инновационно-инвестиционной активности, оцениваемые в затратах на НИОКР

Из приведенных данных видно, что доля затрат на НИОКР в относительном выражении к выручке и к прибыли росла с 70-х годов ХХ века и достигла своего пика около 2001-2002 года (к этому моменту лопнул пузырь «новой экономики»). В последние годы затраты стабилизировались на уровне 7 % от выручки (объема продаж) и 13 % от балансовой стоимости (в среднем). По отношению к чистой прибыли объем затрат на НИОКР значительно снизился по сравнению с 2001-2002 годами, однако в 2004 – 2005 годах составлял немалую часть – более 80 %.

Последний столбец табл. 39 демонстрирует значимость учета НИОКР как одного из направлений инвестирования компании. Полученные оценки важны при реализации метода оценки стоимости компании через рыночные сравнения (мультипликаторы). Поскольку капитализированный НИОКР-актив составляет почти 1/4 от фиксируемой в отчетности балансовой стоимости собственного капитала компании, то его учет при расчете мультипликаторов приводит к почти 20 %-ному уменьшению всех показателей, имеющих в качестве базы собственный капитал (например, MVE/BVE).

Алгоритм капитализации расходов на НИОКР требует:

• выделить их размер из отчета о прибылях и убытках;

• включить найденную сумму в активы компании (увеличить баланс);

• амортизировать по годам.

Следует отметить, что в российском учете не все расходы по НИОКР трактуются как текущие и списываются в затраты. Согласно правилам российского учета компании отражают расходы на НИОКР как капитальные вложения или расходы будущих периодов (в зависимости от того, насколько близки эти расходы к началу производства), если они дали ощутимые результаты или такие результаты ожидаются в обозримом будущем. Если же исход таких вложений неизвестен или вложения не дали результата, то все произведенные расходы списываются на затраты. Капитализированный НИОКР-актив (research and development capital, RDC), который увеличивает балансовую оценку собственного капитала компании, может быть рассчитан следующим образом (результаты расчетов показаны в табл. 39):

RDC_i,t = RD_i,t + 0,66 x RD_i,t-1 + 0,33 x RD_i,t–2,

где RDi, t – затраты компании i на НИОКР (R&D) в год t;

RDC – капитализированная величина НИОКР расходов.

Исследование выборки из 2842 публичных компаний показало, что затраты на НИОКР сконцентрированы в основном в высокотехнологичных и науко-ориентированных секторах экономики: фармацевтика, компьютерное оборудование и программное обеспечение, измерительная аппаратура, химическая промышленность. Для данных отраслей принципиально важным является вопрос о капитализации НИОКР-затрат при оценке компаний и проектов, так как величина собственного капитала с учетом инвестиций в НИОКР увеличивается почти на 30 %.

В эмпирическом исследовании анализировалась реакция фондового рынка на осуществляемые компаниями:

• расходы на НИОКР;

• все инвестиционные оттоки (включая НИОКР);

• вложения в материальные долгосрочные активы (капитальные вложения).

Выбранный метод исследования – портфельные сопоставления. По выделенным из выборки пяти группам компаний (портфелей) с разным уровнем инновационно-инвестиционной активности исследовался лаговый эффект в изменении денежных поступлений владельцам собственного капитала (дивидендов и роста курса акций). В качестве диагностирующего показателя положения владельцев капитала выбрана общая доходность собственников – TSR (total shareholders return), рассчитываемая с учетом дивидендов (так как дивидендные выплаты являются альтернативой инвестиционным решениям).

Алгоритм реализации метода для исследования изменения положения инвесторов от инновационно-инвестиционной активности по величине затрат на НИОКР следующий.

1. Все компании из выборки на каждый год анализа (2000-2004 годы) были разделены на две группы: имевшие НИОКР-затраты (R&D) и не имевшие их. Компании, не отражавшие затраты на НИОКР в своей отчетности, составили группу 0. Компании, показавшие в своих финансовых отчетах затраты на НИОКР, были, в свою очередь, разделены на пять примерно одинаковых по размеру групп (портфелей) в зависимости от инвестиционной активности. Портфель № 1 составили компании с наименьшим относительным показателем НИОКР (по отношению к рыночной оценке), группу № 5 – с наибольшим.

2. Для каждого из портфелей рассчитан средний по годам показатель TSR с учетом дивидендных выплат за последующие три года от года формирования портфеля.

3. Так как абсолютные значения не дают наглядного представления о различии в уровнях доходности, то были рассчитаны относительные оценки (по отношению к нулевой группе, то есть к гипотетическому портфелю, составленному из компаний, не отражавших затраты на НИОКР в своей отчетности).

4. Рассчитаны среднеквадратичные отклонения доходностей по портфелям, показывающие степень разброса доходностей внутри условного портфеля и относительные показатели (по нулевой группе) волатильности портфелей.

5. Аналогичные расчеты были проведены для исследования реакции рынка на объявленные общие инвестиционные оттоки и затраты, связанные с созданием диагностируемых в отчетности внеоборотных активов.

Портфель №1 составили компании, отражавшие НИОКР-затраты в своей отчетности, но размер которых, по сравнению с рыночной капитализаций, был наименьшим. У данных компаний показатель TSR1/ TSR0 стабильно и заметно меньше 1. Таким образом, компании данной группы имеют (в среднем) заметно меньшую доходность по сравнению с теми компаниями, которые вообще не отражали в отчетности расходы на НИОКР. Интересен аспект, связанный с волатильностью акций компаний первой группы (портфеля). Так как отношение ?1/?0 также заметно меньше единицы, хотя и со временем, по мере удаления по времени от момента формирования группы, постепенно возрастает, можно сделать вывод, что компании первой группы не зарабатывают в среднем большую доходность, чем компании, пренебрегающие НИОКР, но обеспечивают большую устойчивость (надежность) доходов собственников.

С увеличением затрат на НИОКР (портфели № 2-4 в исследовании) возрастает и доходность собственников. Доходность и волатильность достигают своего максимума в портфеле № 5: по компаниям, показавшим наибольшие показатели НИОКР-затрат в отношении к рыночной капитализации. В первый год от формирования портфеля доходность была почти в три раза выше, чем по контрольной группе, постепенно снижаясь до 1,7 в третий год. При рассмотрении волатильности портфеля наблюдается аналогичная закономерность: снижение с 2,35 раз в первый год до 2,08 к третьему году.

Одним из возможных объяснений выявленной закономерности является сигнализирование рынку менеджерами компании и принятие этих сигналов. Несмотря на свои плохие текущие показатели (низкая капитализация), компании портфеля № 5 тратят большую долю прибыли и выручки (в среднем не менее 10 %) на исследования и разработки. Желание менеджеров сохранить НИОКР-затраты, вселяет в инвесторов уверенность, что в будущем ситуация исправится, а затраты окупятся высокими продажами новых продуктов и услуг.

Исследование подтвердило гипотезу о том, что имеется стабильно наблюдаемая закономерность зависимости доходности собственников от инновационно-инвестиционной активности компаний. Фондовый рынок учитывает инвестиционные решения компаний и положительно рассматривает НИОКР-затраты, несмотря на их отражение в качестве текущих затрат в стандартах финансовой отчетности. В первый год после осуществления инвестиций наибольшая реакция рынка наблюдается именно по НИОКР-затратам. При этом, если наибольшая реакция на инвестиционные оттоки, связанные с НИОКР, наблюдается уже в первом году, а далее ослабевает, то по суммарным инвестиционным затратам и по затратам на создание внеоборотных активов имеет место временной лаг.

Под инвестиционной деятельностью компании понимается совокупность процессов принятия инвестиционных решений и осуществления практических действий по их реализации для достижения устойчивого положения компании на рынке и сохранения/создания конкурентных преимуществ.

Основные механизмы системы управления инвестиционной деятельностью сгруппированы в табл. 40.

Таблица 40

Механизмы управленческой поддержки инвестиционной деятельности компании

Анализ внутренних положений о разработке инвестиционных программ и формировании бюджета капитальных вложений, опрос менеджеров и руководителей служб перспективного развития и подразделений, отвечающих за инвестиционную деятельность по 62 компаниям российского рынка и рынка ближнего зарубежья (Казахстан, Белоруссия, Украина), позволил выявить определенные закономерности в процессах управления инвестиционной деятельностью[77].

Анализ показал, что у 82 % компаний выборки имеется положение об инвестиционной политике или иной документ, регламентирующий принятие инвестиционных решений. В то же время регламентация ограничивается принципами отбора инвестиционных проектов и формированием инвестиционной программы. Только у 6 компаний имеется документ, регламентирующий экономический мониторинг принятых инвестиционных проектов и постинвестиционный анализ (инвестиционный аудит). У 82 % компаний контролируются издержки на инвестиционной стадии реализации проекта в форме «план-факт». 74 % компаний имеют структурное подразделение или структурно выделенный центр финансовой ответственности, связанный с развитием (инвестициями). Однако в ряде случаев функции центра нечетко определены, носят пассивный характер, ограничиваются исключительно подготовкой материалов (инвестиционный бюджет) для одобрения советом директоров.

Рассматривалась связь инвестиционной деятельности и стратегии компании через расчет доли принимаемых проектов в рамках выделенных стратегических приоритетов (по величине инвестиционных затрат). По выборке 22 компаний нефтедобычи только у 15 компаний более 70 % инвестиционных затрат (в рамках бюджетов четырех лет – 2002 – 2005) соответствовали ранее выбранной стратегии развития. В 80 % компаний выборки инициация проектов реализовывалась по алгоритму «снизу вверх» через постепенное отсеивание экономически неэффективных проектов по критериям срока окупаемости и чистого дисконтированного дохода. В 40 % случаев отклонение проекта было связано с неполнотой и некорректностью данных формирования заявки, а не с собственно «качеством» инвестиционного предложения.

При представлении инвестиционных предложений у 58 компаний из выборки фигурировали критерии чистого дисконтированного дохода и внутренней нормы доходности. Однако в алгоритмах расчета этих показателей был отмечен ряд неточностей: смешение номинальных и реальных потоков, пренебрежение разным риском инвестиционных оттоков и доходными статьями, игнорирование косвенных эффектов. По 18 компаниям отмечено отсутствие в аналитической работе алгоритмов встраивания в оценку проекта анализа факторов риска. В большинстве случаев анализ риска ограничивался стресс-тестом (анализом чувствительности). По 15 компаниям (малые по размеру, в сфере нефтесервиса и распределения нефтепродуктов) при ранжировании методов отбора инвестиционных предложений первое место отдано методу срока окупаемости[78].

Исследование сезонной динамики инвестиционных расходов выявило по 23 компаниям (50 % выборки) ярко выраженное их увеличение в последние месяцы года (ноябрь-декабрь). Наянварь приходится только 1 – 2 % от общего объема. Эти оценки согласуются с данными Росстата, по которым инвестиции первого месяца года систематически падают более чем на 65 % по сравнению с декабрем. Например, в 2006 году январские инвестиции составили только 28 % от декабрьских (2005 г.). В сезонных изменениях играют роль управленческие процедуры, когда инвестиционный цикл планово совпадает с календарным годом. Но есть и вторая, более веская причина: несогласованность инвестиционных планов с источниками финансирования и срокам поступления средств. Определенную роль играет политика бюджетных лимитов текущих и инвестиционных затрат, не мотивирующая к экономии ресурсов.

Ряд полученных результатов представлен в табл. 41.

Таблица 41

Эмпирическое исследование уровня качества инвестиционной деятельности по компаниям российского рынка и ближнего зарубежья

Анализ принципов разработки инвестиционной стратегии и отбора проектов в инвестиционную программу, формирования и расходования бюджетов капитальных вложений, а также регламентирующих документов мониторинга позволил выявить типичные проблемы инвестиционной деятельности («плохую практику»).

Первая группа проблем связана с ошибками в организации процесса инициации инвестиционных предложений и их рассмотрения.

1. Отсутствует единый центр, занимающийся выработкой инвестиционной стратегии, регламентов разработки и рассмотрения инвестиционных предложений, формирования программы и бюджета. В результате большая часть принятых инвестиционных решений не соответствует приоритетам компании, значительная часть инвестиционного бюджета компании расходуется без экономического обоснования. Значимыми оказываются не стоимостные принципы расходования средств, а личностные амбиции и внерабочие механизмы влияния.

2. Традиционный механизм инициации предложений, рассмотрения проектов и разработки программы – «снизу вверх». Отмечается забюрократизированность процесса подачи заявок, нет календарного плана и регламента рассмотрения предложений. Отсутствует понятная система распределения инвестиционных ресурсов (когда четко были бы обозначены приоритеты, критерии принятия предложений и т. п.).

3. Не выделены бюджетные единицы инвестирования, объединяющие взаимосвязанные проекты. Выделенные бизнес-единицы (бюджетные единицы, подразделения) не конкурируют в распределении инвестиционных ресурсов. Инвестиционный бюджет формируется по принципу «от достигнутого». Особенно ярко эти процессы отмечаются по подразделениям, связанным с обслуживанием основной деятельности (сервисные службы, IT-подразделения).

4. Прибыль рассматривается как первый и зачастую единственный инструмент финансирования долгосрочных программ (имеет место «наивное финансирование»). Редко учитываются выгоды других источников финансирования. Ярким индикатором такой политики являются наблюдаемые всплески инвестирования при росте прибыли (как правило, из-за роста цен на производимую продукцию), не увязанные с инвестиционной стратегией и проводимой ранее политикой.

5. Инвестиционные потребности и финансовые источники балансируются только на прединвестиционной стадии разработки проекта. На инвестиционной стадии реализации проекта мониторинг затрат ограничивается констатацией недостаточности текущих ресурсов, при превышении фактических инвестиционных затрат над запланированными (в 90 % случаев), либо привлекаются несбалансированные дорогие средства. В результате проект теряет экономическую эффективность, либо замораживается (переносятся работы) до следующего временного периода или до поступления внеплановых средств.

6. Проекты, не прошедшие экспертизу из-за недостаточности информации или слабой подачи материала, отвергаются. Отсутствуют процедуры пересмотра отложенных или отвергнутых проектов (нет базы отложенных проектов), что приводит к значительным трудовым и материальным потерям из-за периодического дублирования работ.

7. Для крупных и мелких проектов, стратегической или текущей направленности используются стандартные процедуры оценки, согласования (защиты).

8. Не проводится независимая экспертиза качества проектов и их отбора в программу. Первая причина – дороговизна, вторая – недоверие и сохранение конфиденциальности.

Компании, выстраивающие формирование инвестиционной программы в соответствии с разработанной инвестиционной стратегией, имеющие в организационной и финансовой структуре центр по формированию инвестиционных приоритетов, также сталкиваются с рядом типичных проблем. Эти проблемы можно сгруппировать по шагам стратегического инвестиционного планирования.

Проблемы высшего звена управления инвестиционной деятельностью – стратегического инвестиционного планирования по шагам реализации.

На шаге анализа внешней среды.

1. Редко ставится задача выявить стратегию, фактически реализуемую компанией, ее эффективность и слабые места. Рыночные перспективы деятельности часто переоцениваются (реально анализ базируется на трендовом рассмотрении). Проблемные места (неэффективные звенья) в работе компании опускаются или принимаются как данность.

2. Слабо изучаются альтернативные рынки (в том числе зарубежные) при достаточно сильной аналитике по рынку текущей деятельности. Экономия на финансировании аналитических исследований, отказ от привлечения профессионалов в этой области. В результате – источниками информации становятся только открытые широкодоступные данные.

3. Поиск информации о внешней среде ведется по субъективно выделенным блокам: цены на сырье, цены на выпускаемую продукцию и т. п. Такой подбор информации формирует жестко заданный набор сценариев. Из-за этого редко фиксируются возможные выгоды и потери, диагностируемые на стыке блоков информации. Российские и зарубежные рынки анализируются в разных форматах, на базе разных информационных составляющих. Не принимаются во внимание слабые сигналы (угрозы и возможности), которые в перспективе могут сыграть решающую роль в развитии компании.

4. Не изучаются неявные взаимозависимости по выделенным факторам влияния внешней среды на компанию, и, соответственно, не фиксируются ограничения в доступности расписанных сценариев.

5. Типична ситуация недооценки конкурентов.

На шаге прогнозирования.

1. Ориентация на текущую рыночную ситуацию (либо благоприятную, либо нет), преобладание трендовых прогнозов.

2. Игнорирование выявленных на этапе анализа ограничений в развитии компании.

3. Формальное объединение в один сценарий внутренне несогласованных прогнозов (например, по росту выручки за счет динамики цен и прогноза изменения текущих и инвестиционных затрат).

На шаге формирования стратегических альтернатив.

Стратегическая альтернатива формирует для компании жизнеспособное сочетание продукта, потребителя и технологии доведения продукта до пользователя, часто обозначаемые в триаде «кто/что/как». Новая стратегическая альтернатива может включать новый потребительский сегмент (новый «кто»), новое предложение (новое «что») или новый способ производства или распределения продукта (новое «как»)).

1. Служба развития (инвестиционный центр) подчинена генеральному директору компании и не имеет выхода на собственников, что часто порождает зависимость выстраиваемых альтернатив и стратегий от интересов топ-менеджеров компании.

2. Спектр альтернатив либо заужен из-за преобладания трендового прогнозирования, либо слишком широк из-за влияния субъективного мнения руководителя (собственника) о возможностях компании.

3. Альтернативы сложно сопоставлять из-за сильной количественной детализации. При этом качественные различия редко идентифицируются и представляются на рассмотрение.

4. Не разрабатывается связь построенных альтернатив с текущим состоянием компании (последовательность шагов достижения, оформленных в виде инвестиционных проектов). Итоговыми продуктами стратегического планирования не становятся программы конкретных действий с фиксированными сроками и контрольными цифрами, включая предлагаемые к рассмотрению инвестиционные проекты. Традиционный результат планирования в рамках службы развития – формирование финансово обсчитанного сценария, сбалансированного по доходам и расходам в годовом разрезе без разбивки на этапно реализуемые проекты с набором поддерживающих мероприятий и возможных исполнителей. Как результат – инициируемые снизу предложения сопоставляются с разработанным в службе развития сценарием на предмет близости. Степень близости и определяет принятие инвестиционного предложения.

Вторая группа проблем (допускаемых ошибок) связана с построением аналитических моделей и процедур анализа инвестиционных предложений и формирования программы.

1. Используются единые финансовые модели анализа для разных уровней неопределенности среды инвестиционных предложений, для проектов стратегической направленности и замены оборудования.

2. Учитываются только финансовые критерии с условным введением оценок риска, игнорируется множественность целей и получаемых выгод.

3. Некорректно учитываются текущие затраты (часто в прогнозировании затрат используется метод себестоимости единицы. Особенно эта проблема характерна для компаний нефтепереработки и нефтехимии).

4. Некорректно подсчитывается ставка дисконта: игнорируется увязка с отражением инфляции в денежных потоках, не находят отражения инвестиционные риски.

5. Субъективность в введении макропараметров проекта: инфляция, обменный курс и т. п. Для холдинговых компаний (групп) отмечается отсутствие единых макропараметров, установленных на момент подачи заявок.

6. Не проводится стресс-тест, не оценивается интегральная оценка риска инвестиционного предложения.

7. Не диагностируются опционные возможности инвестиционных предложений (возможность отложить время начала инвестирования, разбить инвестиционные затраты на этапы и т. п.).

8. Игнорируются синергетические эффекты, создаваемые проектом.

С вопросами выбора аналитических процедур формирования инвестиционной программы тесно связаны проблемы процесса автоматизации аналитической работы:

1. Редко применяются апробированные на практике пакеты программ анализа инвестиционных предложений, позволяющие реализовать имитационное моделирование и другие сложные алгоритмы анализа.

2. Не собираются данные о работе конкурентов или среднеотраслевые данные по нормативным уровням инвестиционных и текущих затратах, о реализуемых инвестиционных направлениях и их успешности.

3. Отсутствие базы данных по принятым проектам компании (с информацией по текущему мониторингу и пост-аудиту) как элемент коммуникационной поддержки и обучения персонала.

Третья группа проблем связана с экономическим мониторингом принятых инвестиционных проектов и пост-аудитом.

1. Отсутствует текущий финансовый мониторинг на инвестиционной фазе реализации проекта, что часто приводит к разбалансировке источников финансирования и объектов инвестирования (у большинства компаний нет инвестиционного баланса).

2. Отсутствует мониторинг попроектной экономической эффективности на эксплуатационной фазе. Это не позволяет принять решение о выходе из проекта или изменении условий реализации (то есть игнорируется ценность управленческой гибкости).

3. Отсутствуют механизмы приостановки или досрочной ликвидации проекта ввиду выявленной неэффективности.

4. Отсутствует ретроспективный анализ закончившихся проектов, что не позволяет накапливать опыт (создавать человеческий капитал).

Четвертая группа проблем объединяет вопросы управления персоналом и качества создаваемого интеллектуального капитала.

1. Отсутствует мотивация инициации проектов. В ряде случаев имеющийся план по инвестиционно-инновационным предложениям носит формальный характер.

2. Выделенные бюджетные единицы (подразделения, филиалы, дочерние компании) работают на лимитах затрат без переходящего остатка и не заинтересованы в экономии капитала.

3. Вознаграждение менеджеров проектов и бизнес-единиц увязано с выполнением плана инвестиционных расходов и получения прибыли, без акцента на проблемах создания стоимости. Отсутствует система долгосрочного вознаграждения, увязанная с конечными результатами проекта.

4. Работники не мотивируются на экономию инвестиционных и текущих затрат по проекту. Как следствие – работа по принципам «потрать или потеряешь», «больше потратишь – больше получишь». Внешний индикатор такой ситуации – сезонные всплески инвестиционных расходов конца года.

5. Отсутствуют механизмы передачи опыта проектной работы (как по формированию заявок, так и по реализации проектов).