• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Среди крупных (или как минимум заметных) корпораций и целых отраслей рынка есть и те, чьему бизнесу интеллектуальная собственность откровенно мешает. Прежде всего к таковым относятся интернет-операторы.

Настоящей статьёй я завершаю цикл, посвященный интеллектуальной собственности.

Напомню, что в первой статье цикла, озаглавленной «Интеллектуальная собственность: врага надо знать в лицо», приводились в основном объективные справки о реалиях существующего законодательства. Вторая статья, вышедшая под заголовком «Интеллектуальная собственность: хотели как лучше, а получилось…», была посвящена анализу результатов введения интеллектуальной собственности, и оканчивалась выводом (для кого-то, возможно, неожиданным), что все три имеющихся вида ИС приводят на деле к результатам, прямо противоположным своему изначальному предназначению. В третьей статье, «А ну отдай мой каменный топор: копирайты в цифровую эпоху», показаны взаимоотношения копирайтного законодательства с особенностями нынешней (цифровой) эпохи; чем дальше заходит технический прогресс, тем доступнее становятся средства информационного обмена, тем менее нуждается общество в издателях – выделенных субъектах, которые только и заинтересованы в так называемом «авторском» праве, и тем сильнее копирайтное законодательство противоречит интересам частных лиц.

Нынешняя, заключительная статья цикла будет обращена к тем из моих читателей, кто, несмотря на всё вышесказанное и на все сделанные негативные выводы, продолжает считать, что интеллектуальная собственность вообще и копирайтное право в частности каким-то образом отвечают понятию справедливости.

На фоне нашумевшего в России «дела Поносова», которое, к счастью, завершилось более-менее благополучно, затерялась небольшая, но куда как более знаковая история, происшедшая в далёкой Японии. Семидесятитрёхлетний музыкант Масами Тоёда был арестован японской полицией по обвинению в нарушении авторских прав; ему было предъявлено обвинение в незаконном исполнении 33 песен из репертуара The Beatles и других известных групп. Старик играл эти песни в баре на губной гармошке под аккомпанемент пианино. Ордер на арест Тоёды стал результатом обращения в правоохранительные органы представителей Японского общества по правам авторов, композиторов и издателей.

С ума они там, что-ли, все посходили? Да вот, похоже, что нет. Мало кто из сторонников авторских прав догадывается, что, например, какой-нибудь небритый турист, взявший в руки гитару у костра посреди леса, совершает тем самым страшное-престрашное нарушение закона: действительно, редкий турист поёт свои песни, и еще меньше таких, кто поёт только свои, ну а право на исполнение песен, написанных другими авторами, является исключительным имущественным правом. Из него, правда, есть некоторые исключения: можно почему-то исполнять любые песни на «официальных и религиозных церемониях» и еще на похоронах (ст. 22 Закона РФ об авторском праве и смежных правах). А вот про исполнение в лесу у костра в законе ничего не сказано.

Не сказано, кстати, ничего и про другие варианты самодеятельного исполнения. Вообще, следовало бы, наверное, запретить свободную продажу музыкальных инструментов: всем ведь известно, что на исполнение произведений классической музыки (на которую копирайт давно истёк) у большинства любителей не хватает ни квалификации, ни желания, ну а всё более-менее современное защищено авторским правом, и никто никогда не видел, чтобы подросток, только что купивший в магазине гитару, следующим пунктом программы отправлялся за лицензией на публичное исполнение.

Впрочем, отбери у них гитары – они, чего доброго, начнут распевать ворованные песни a capello, то бишь без всяких гитар. Тоже непорядок, между прочим.

А уж что творится на школьных уроках музыки, о! Вы не поверите! Да и не только музыки. На уроках литературы вон стихи наизусть читают. В присутствии целого класса. И без лицензии, между прочим. А где в законе хоть слово о публичном исполнении в образовательных целях или там в стенах образовательных учреждений? Так и это ещё не всё! Мало им на уроках законы попирать, они ещё и всякие там самодеятельные спектакли ставят, утренники какие-то проводят, пираты проклятые.

Возможно, читателя мне так не убедить: скажет, что, мол, ну это перегиб, так выкинуть из закона право на исполнение, и всё. Ага, а если кто из родителей тех школьников дерзнёт прийти на утренник и снять его на видеокамеру? А там – защищенная копирайтом песня композитора Неслыхайло, права на которые он, по правде, давно уже отдал какому-нибудь музыкальному агентству «Вопли и скрежет Records». Какой теперь пункт закона прикажете отменять? Этак, чего доброго, мы и до свободного копирования видео в домашних условиях доберёмся.

Кстати, о домашнем видео. В предыдущей статье я уже упоминал видеолюбителя, которому бдительная аппаратура не дала скопировать собственноручно отснятую кассету, мотивируя это незаконностью копирования защищенного контента. И правильно сделала! Мало ли что он там своей камерой наснимал.

Итак, копирайтное законодательство, как мы видим, делает незаконными такие вещи, о незаконности которых подавляющее большинство людей и подумать бы не могло: уж о том, что школьный утренник, оказывается, нарушает чьи-то авторские права, я уверен, не задумывался практически никто. В чем причина такого расхождения между законом и общественным мнением?

Современное законодательство во всём его многообразии практически невозможно знать, не будучи профессиональным юристом. Поэтому большинство людей в повседневной жизни пользуется интуитивным пониманием законности или незаконности тех или иных действий. Вот, например, кого-нибудь убить – это незаконно, и это вроде бы все знают. Кому-нибудь в морду заехать – тоже. Воровать (в смысле, по настоящему воровать, кошелёк украсть из кармана или квартиру обчистить) – в незаконности этого тоже никто не сомневается.

Интуитивное представление о том, что можно и что нельзя, для большинства людей имеет авторитет даже больший, чем буква закона. Современный человек обычно в курсе, что законы бывают разные, и что они даже иногда меняются. Поэтому если, например, закон разрешает что-то такое, что с точки зрения некоего индивида относится к категории «ну разве ж так можно», то индивид скорее заявит, что это плохой закон, чем согласится поменять собственные воззрения. И точно таким же образом, если закон запрещает делать что-то такое, в чём наш индивид не находит ничего предосудительного, то с точки зрения индивида, скорее всего, наилучшим вариантом будет менять закон.

Один из базовых принципов, по которым люди имеют привычку записывать действие в категорию допустимых, – это принцип «а кому это мешает». Очень трудно будет убедить обывателя в незаконности его действий, если ему при этом не предъявить пострадавшего. И, в частности, ныне широко распространено мнение, что за закрытыми дверями собственных квартир и так, что снаружи ничего не видно и не слышно, люди имеют право делать всё, что им заблагорассудится. Следует отметить, что такое мнение совершенно не соответствует юридической действительности, однако же в данном столкновении мнений средний обыватель скорее встанет на сторону его коллеги-обывателя, нежели на сторону закона, потому что такой закон, который кому-то что-то запрещает без особой на то необходимости, обывателю не понятен. Против таких законов есть универсальная фраза: «мои личные дела никого не касаются».

И вот обывателю пытаются объяснить, что он кому-то мешает, когда

? переписывает приятелю музыку или фильм

? приглашает знакомых в гости посмотреть видео

? включает музыку на домашней, опять же, вечеринке

Что, простите? Вы и этого не знали? Разумеется, это тоже незаконно, ибо проигрывать купленный в магазине диск разрешается только у себя дома, причем только тогда, когда там не присутствуют люди, не относящиеся к обычному кругу семьи. А если присутствуют – то это уже публичное воспроизведение или публичный показ. Что, не нравится? Вот то-то и оно.

Если развить рассуждения об интуитивном понимании допустимости или недопустимости тех или иных действий, можно прийти к вполне либертарианской точке зрения о том, что допустимо всё, кроме насилия над другими. Достаточно давно стало понятно, что в этом определении нельзя ограничиваться только насилием физическим, поскольку, например, это даст возможность всем желающим безнаказанно наносить кому угодно словесные оскорбления любой степени; точно так же это сделает возможным распространение заведомо ложных сведений, и многое другое из того, что (в том числе и на интуитивном уровне) представляется действиями недопустимыми. Заметное число людей придерживается точки зрения, что вышесказанное является достаточной причиной для отказа от признания допустимыми любых ненасильственных действий; в этом случае приходится продолжать применять традиционную модель законодательства, основанного на перечислении частных случаев и не имеющего зачастую никакой внутренней логики.

В то же время либертарианский подход, основанный на делении поступков на насильственные и ненасильственные (вместо законных и незаконных), оказывается, очевидно, гораздо ближе к интуитивному пониманию допустимого и недопустимого для большинства людей. Что же касается пресловутых словесных оскорблений, то проблема с ними решается на удивление просто: достаточно вспомнить, что в любом акте передачи информации участвуют как минимум два человека, и, следовательно, для самого акта передачи, чтобы он не попал в категорию насильственного, необходимо согласие обоих: как передающего, так и принимающего. Любые нарушения этого принципа следует признать насилием – информационным насилием.

Интересно, что, хотя термин «информационное насилие» появился относительно недавно, все варианты информационного насилия можно разделить на три вида, и в каждом из трёх найти пример давно известного противозаконного деяния. Передача информации без согласия передающего называется шпионаж; запрет со стороны третьих лиц на передачу информации между двумя лицами, которые на такую передачу согласны – пресловутая цензура; и, наконец, передача информации без согласия получателя – в эту категорию попадают оскорбления, всяческая незаконная пропаганда, не так давно появившийся спам и т. д.

В статье Информационное общество будущего и современность, которая была опубликована весной 2000 года, я уже отмечал, что при таком подходе требование о соблюдении копирайтных прав оказывается совершенно однозначно информационным насилием, попадающим в ту же категорию, что и пресловутая цензура, а именно – неавторизованное вмешательство третьих лиц в процесс свободного информационного обмена. Попросту говоря, если мне, скажем, подарили диск с информацией, уже открытый, лишенный упаковки (что исключает принятие какой-либо оферты при вскрытии упаковки), причем я с него никаких программ не запускал (что, опять же, исключает принятие оферты через нажатие кнопки в диалоге программы), то вроде бы никаких обязательств ни перед кем у меня относительно данного диска нет. Допустим теперь, что у меня имеется некий знакомый, которому зачем-то нужна копия этого диска, а мне при этом совершенно не жаль ему такую копию предоставить. И вот мы за закрытыми дверями моей квартиры, пользуясь исключительно принадлежащим нам оборудованием и материалами, при этом строго по обоюдному согласию, осуществляем информационный обмен, выражающийся в создании копии пресловутого диска, после чего я торжественно вручаю копию моему знакомому, он кладёт её в карман и, довольный, покидает мою квартиру.

Согласно действующему законодательству, мы при этом вполне можем оказаться нарушителями закона, поскольку содержимое диска вообще-то могло быть и защищено авторским правом. Заметим, что в некоторых ситуациях мы даже не в состоянии это определить.

Следует особо отметить, что наложение ограничений на распространение той или иной информации возможно и безо всякого копирайта, причем таким способом, при котором никакого информационного насилия не происходит. Так, обладатель некой информации (программы, музыкального диска и т. п., неважно) вполне может передавать копии этой информации третьим лицам (то есть давать своё согласие на передачу информации, необходимое для осуществления свободного информационного обмена) только при условии подписания договора о неразглашении (non-disclosure agreement, NDA). Поскольку такой договор подписывается добровольно, ни о каком насилии здесь речь идти не может. Более того, нарушение такого договора, как и вообще нарушение любых добровольно взятых на себя обязательств, вполне очевидно является недопустимым, в том числе и на интуитивном уровне понимания; оно и понятно, ведь существование современного (и не только) общества очень во многом зависит от добровольных договорённостей, и в их соблюдении заинтересован едва ли не каждый участник общественных отношений.

Иной вопрос, что, если кто-то из подписавших NDA свои обязательства всё-таки нарушит и отдаст полученную информацию кому-то третьему, этот третий никакими обязательствами связан уже не будет. Поэтому, в частности, такая модель не слишком пригодна для массовых продаж чисто информационных «продуктов»: первый же нарушитель сделает информацию общедоступной, а вычислить его с целью возмещения убытков может оказаться невозможно. Однако же при работе со штучными заказчиками NDA работает великолепно.

Посмотрим теперь в свете этого на копирайт. Чтобы исключить восприятие копирайта как данности, представим себе общество, в котором копирайтного законодательства никогда не было (такие страны существуют, хотя их и не много). Для поставщика информации, считающего, что копирование поставляемой им информации нежелательно, остаётся единственный путь защиты: NDA. Отметим, что, как уже не раз говорилось, далеко не все поставщики информации реально заинтересованы в запрете копирования. Ну, в любом случае с NDA общество, видимо, смирится сразу и без напряжения – общество вообще склонно без напряжения принимать любые ненасильственные новшества. К тому же под NDA всё-таки попадают только те субъекты, которые так или иначе заинтересованы в благополучии данного конкретного поставщика информации (иначе зачем вообще иметь с ним дело).

Если теперь ввести в этом обществе копирайтные отношения, это будет эквивалентно возможности для любого желающего заключить NDA сразу со всеми участниками общественных отношений, включая и тех, с кем он никогда не встречался и не встретится, и, что особенно интересно, вне всякой зависимости от их желаний. Действительно, ведь теперь каждый обязан воздерживаться от копирования попавшей к нему информации, потому что она, видите ли, защищена копирайтом, вне всякой зависимости от того, откуда информация взялась и заинтересован ли её обладатель хоть как-то в благополучии того, от кого информация изначально исходит. Более того, соблюдение такого «NDA со всеми» обеспечивается полицейскими мерами за счет налогоплательщиков, то есть люди платят налоги на за нарушение собственной же свободы.

Итак, большинство (подавляющее большинство!) людей в рамках копирайтных юрисдикций вынуждены жертвовать частью своей свободы и оплачивать определенные полицейские мероприятия, направленные как раз на ограничение этой части свободы, и всё это в интересах не просто меньшинства, но меньшинства ничтожного, к тому же построившего свою деятельность на насилии. Причем, как уже говорилось в предыдущих статьях, это меньшинство вовсе не приносит обществу никакой пользы, как это пытаются представить сторонники копирайтного законодательства. Авторам, то есть тем, кто создаёт произведения своим творческим трудом, от всего этого копирайтного мракобесия если что и достаётся, то редко и мало; чаще авторам достаются не деньги, а лишние трудности, обусловленные исключительно копирайтами. Исключения из этого правила редки и касаются в основном производителей попсы, псевдотворческих произведений, имеющих весьма сомнительную художественную ценность и создаваемых исключительно с целью зарабатывания денег.

Итак, интеллектуальная собственность во всех её проявлениях не приносит никакой пользы, кроме вреда, и никоим образом не отвечает понятию «справедливости», если только не считать справедливостью массовое насилие над большинством в угоду ничтожному меньшинству.

При этом, к сожалению, это ничтожное меньшинство обладает деньгами и, в некоторых случаях, властью. Парадигма копирайтного законодательства (и вообще интеллектуальной собственности) оказывается неожиданно сильна; во всяком случае, о немедленной отмене интеллектуальной собственности речи сейчас идти не может.

Звучит это всё довольно мрачно. Но, как ни странно, обнадеживающие тенденции имеются. Среди крупных (или как минимум заметных) корпораций и целых отраслей рынка есть и те, чьему бизнесу интеллектуальная собственность откровенно мешает.

Прежде всего к таковым относятся интернет-операторы. Товар, которым они торгуют – это каналы передачи информации. Чем меньше ограничений на передачу информации, тем больше потребность пользователей в ширине каналов, и тем больше денег провайдеры Интернет могут заработать. Напротив, копирайтные ограничения и попытки отдельных заинтересованных лиц эти ограничения воплотить оборачиваются для провайдеров необходимостью следить за деятельностью собственных клиентов и, в конечном итоге, бороться с собственными клиентами, теряя на этом деньги.

Операторы связности – не единственные компании, работающие в сети Интернет, которым невыгодны копирайтные отношения. Так, поисковые системы вынуждены содержать целые огранизационные структуры, чтобы исключить из ответов на запросы пользователей ссылки, ведущие на сайты с контрафактом; более того, поисковики, как правило, используют локальные копии документов, доступных в Интернете, а создание таких копий само по себе может оказаться нарушением чьих-то защищенных копирайтным законом интересов.

Невозможно игнорировать также и производителей воспроизводящей аппаратуры. Под давлением медиаиндустрии они часто вынуждены внедрять в свою продукцию ограничения, обслуживающие интересы копирайтных бонз (всевозможные варианты DRM). Потери здесь, как водится, двойные: такие ограничения требуют затрат сами по себе, а кроме того, еще и снижают лояльность потребителей, которым вряд ли приходится по вкусу, что купленный за свои кровные деньги аппарат почему-то обслуживает не интересы своего хозяина, а чьи-то совершенно иные интересы.

Не далее как 6 февраля этого года президент Apple Стив Джобс сделал заявление, в котором фактически призвал четыре крупнейшие компании, занимающиеся распространением музыкальных записей – Universal, Sony BMG, Warner и EMI – отказаться, наконец, от DRM, от которого нет никакой пользы, но имеется огромное количество трудностей. «С чего бы вдруг музыкальные компании большой четверки могли согласиться позволить Apple и другим компаниям распространять их музыку без использования DRM для её защиты? – пишет Стив Джобс – Самый простой ответ – потому что от DRM нет, и может никогда не быть никакого толка в плане остановить музыкальное пиратство… В конце концов, технические затраты, необходимые для создания, эксплуатации и обновления своей DRM-системы ограничивают количество участников, продающих музыку, защищенную DRM. Если убрать соответствующие требования, возможен приток новых компаний, готовых вкладываться в новые системы продаж и проигрыватели. Музыкальные компании от этого только выиграют»

Конечно, строго говоря, заявление Джобса направлено против DRM, а не против авторских прав как таковых, однако общая тенденция не может не радовать.

Нельзя не упомянуть и еще одну категорию людей, которым крайне невыгодны авторские права. Это креативные авторы, в основном любители, которые специализируются на всевозможных литературных пародиях, фотографических коллажах, на пародийных (в том числе с альтернативной озвучкой) фильмах, наконец, на музыкальных ремиксах. Этой категории авторов проще оставаться в подполье, даже не пытаясь получать ничего за свою работу, нежели пытаться легализовать свою деятельность, для чего потребовалось бы каким-то образом получить лицензии от правообладателей всех исходных произведений. Между тем, и фильмы с альтернативной озвучкой, и ремиксы современной музыки достаточно популярны для того, чтобы их нельзя было игнорировать.

Заметим, что пародистами и авторами ремиксов отнюдь не исчерпывается список творческих людей, которым заведомо невыгоден копирайт. Как уже говорилось во второй и третьей статьях цикла, копирайт в основном не защищает интересы авторов, но, напротив, помогает их ущемлять; исключением являются только единичные случаи писателей, раскрученных до получения миллионных гонораров, да еще авторы пресловутой попсы.

Итак, противников копирайта хватает и среди авторов, и среди «тех, у кого есть деньги». Всё это позволяет ожидать позитивных сдвигов в области интеллектуальной собственности. К сожалению, инертность всей мировой законодательной системы имеет ужасающую величину, так что быстрыми такие изменения не будут. Что же можно сделать прямо сейчас?

Как ни странно, ответ будет очень простым, а предлагаемое действие – доступным для всех желающих. Мне представляется, что самое лучшее, что можно сделать – это, прежде всего, самому определиться в своём отношении к интеллектуальной собственности. Чем больше людей будет осознанно считать ИС явлением однозначно вредным и негативным, тем быстрее от этого явления удастся избавиться.

Спасибо за внимание.

http://www.provider.net.ru/article.69.php