|
||||
|
Грузинские мотивы Кстати, благодаря Стасику в моей жизни открылась новая страница – грузинская. Впервые вся наша семья попала в Грузию, нет, не в Грузию, а именно в Тбилиси, благодаря Стасику. Нас пригласила туда его подруга детства Нита Табидзе, дочь знаменитого поэта Тициана Табидзе, погибшего в сталинских застенках. Мы остановились в ее огромной квартире на улице Гогебашвили и в полной мере познали прелести грузинского гостеприимства. С тех пор я горячо люблю Грузию и грузинскую кухню, хотя сама Нита вообще, по-моему, не умела готовить. Женщина сказочной доброты и широты сердца, она за несколько лет до нашего приезда буквально подобрала на улице русскую женщину, Клавдию Ивановну. Нита – как раз родила дочку Ниночку и отчаянно нуждалась в няньке. Клавдия Ивановна растила Ниночку, вела весь дом, но постепенно как-то выяснилось, что она бывшая уголовница. Однако ее преданность ребенку и всей семье не позволила Ните сделать какие-то выводы. Если я не ошибаюсь, прошлое Клавдии Ивановны все-таки в какой-то момент сказалось и им пришлось расстаться. Но я запомнила ее эдакой сноровистой и весьма рачительной хозяйкой, вполне освоившей грузинскую кухню. Мне еще посчастливилось застать ту, старую, грузинскую интеллигенцию, этих поразительных грузинских женщин, показанных в гениальном «Покаянии» Тенгиза Абуладзе. Среди них особенно запомнилась Этери Какабадзе, вдова замечательного художника Давида Какабадзе. Удивительно красивая, тонкая, умная, образованная. Потом я неоднократно бывала в Тбилиси, у меня до сих пор есть там подруги. Мы в силу многих известных обстоятельств видимся крайне редко, но всегда встречаемся так, словно нас не разделяют годы и границы. Как-то в новогоднюю ночь в доме Пастернаков я увидела дивной красоты девушку, ее лицо напоминало персидскую миниатюру. Из сверстников там была только она, и мы подружились с первого взгляда. Ее звали Тамрико, и приехала она в Москву учиться музыке. А в дом Пастернаков ее привезла все та же Нита. Потом, бывая в Тбилиси, я всегда останавливалась у Тамрико и обожала ее маму, Веронику Ивановну, урожденную Туманишвили. Тамрико всегда была и осталась слегка томной, не слишком собранной, а тетя Вероника отличалась бурным темпераментом. Помню, как-то отец Тамрико, чудесный Георгий Николаевич, Гоглик, сказал мне: – Катико, пожалуйста, сходи с Вероникой на базар, я боюсь после болезни отпускать ее одну, и следи, чтобы она там не устраивала революцию! Тетя Вероника и в самом деле пыталась все время «качать права», а я говорила: – Вероника Ивановна, Георгий Николаевич не велел устраивать революцию! Обладавшая прекрасным чувством юмора, Вероника Ивановна сперва злилась, но потом начала хохотать. Она была очень красива, говорят, в юности ее называли «черная лилия Тбилиси». И она потрясающе готовила! Я кое-чему у нее научилась, но вот ее шедевр «соус ткемали» я даже не пыталась освоить. В те годы в Москве негде было взять все нужное для этой сказки: Помню, я на завтрак у них норовила есть просто лаваш с ткемали к великому возмущению тети Вероники… Помню один забавный случай. Я приехала к ним в феврале, с тем, чтобы отметить день рождения Тамрико. Нам было лет по двадцать пять, а может меньше, да, вероятно, значительно меньше. Было приглашено много народу, заказали торт, огромный, неправдоподобно прекрасный, как на вид, так и на вкус, совершенно такой, как в том же «Покаянии». Мы с Тамрико поехали за ним на такси. Он не пролезал в дверь и нам его подали в окно. Как мы его впендюрили в такси, даже не помню. Вероника Ивановна и бабушка Тамрико напекли еще каких-то сладостей. Но вот с остальным угощением вышел конфуз. Из-за ужасной погоды, обледенелых дорог в горах, базар был просто пуст! А магазины в те годы в Тбилиси практически всегда были пусты. То есть сладостей оказалось навалом, а всего остального практически не было. Я тогда предложила сделать сухарики с сыром, о которых писала выше, Тамрико приготовила какую-то замазку из баночных сардин с майонезом и что-то еще в том же роде. В результате все несладкое смели в один миг, а сладости мы доедали много дней и уже смотреть на них не могли. Боже, как ругалась Вероника Ивановна, когда буквально на другой день лед стаял и базар наполнился товаром! Эта поездка закончилась тоже забавно. Мне в дорогу готовили кучу вкусностей и в том числе жареную курицу. На вокзале меня провожали друзья и подруги, все было мило и трогательно. Но когда в поезде – а ехали тогда почти двое суток – пришла пора поесть, я обнаружила все, кроме курицы. Пирожки, печенья и гора мандарин, так что с голоду помереть я никак не могла. Добравшись до дома, я, как и обещала, позвонила Тамрико. – Катя! Мы забыли положить тебе курицу! – трагическим голосом возвестила Вероника Ивановна. – Как ты, детка, ты здорова? – Господи, тетя Вероника, там было столько всего… – Нет, я никогда себе этого не прощу! Я отдала к чертям эту курицу! Не могла ее есть, зная, что ребенок голодный! А Манана, моя вторая тбилисская подруга, ныне ректор тамошней консерватории, рассказывала со смехом, что едва поезд отошел, как на перроне возникла запыхавшаяся бабушка Тамрико с криком: «Курица, мы забыли курицу! Как же девочка доедет до Москвы?». Помню замечательную художницу Елену Авхледиани и уморительный рассказ о том, как она с делегацией ездила в ГДР. Их принимали в городе Карлмарксштадте на очень высоком уровне и на банкете после длинного, до ужаса скучного приема, кто-то провозгласил тост за Карла Маркса, как водилось в те годы, Елена довольно громко произнесла по-грузински страшное проклятие «Чтобы собака прыгнула ему на грудь!». Те, кто понял, чуть не умерли от смеха, но таких было человека три. У переводчика, милейшего Резо Каралашвили, который и рассказал эту историю, язык присох к гортани. Но он набрался храбрости и перевел: «Мы всегда свято чтим его память!». А Гиви Долидзе, тогдашний министр культуры Грузии! Он был еще и закадычным другом Ниты. Красивый, с потрясающими голубыми глазами, излучавший доброту и радушие, он был просто влюблен в моего отца и устроил в честь его приезда безумный кутеж в загородном ресторане. Когда папа уже лыка не вязал и запросил у Гиви пощады, тот заявил: «Коля, так нельзя, не можешь пить, ладно, будем чокаться виноградинами!». И впрямь, они сидели, глядя друг на друга с обожанием и чокались крупными виноградинами. Два пожилых, толстых человека. Картина достойная кисти Пиросмани! Гиви отличался бурным темпераментом. Говоря о какой-то чиновнице, он с гадливой гримасой произносил: – Пойми, Коля, она даже не паршивая, она паршивенькая! И все было понятно. Ввиду чрезвычайного кулинарного консерватизма моей матери, грузинские блюда не приживались у нас в семье. Да и вообще в те годы это было еще не модно. Мода на еду тоже существует. Например, всякая зелень, которая впоследствии прочно осела на наших столах, в годы моей юности казалась чем-то весьма экзотическим. То есть укроп и петрушка, мелко нарезанные, подавались к столу, но чтобы веточками да букетиками – никогда! Помню, мне было лет семнадцать, и после какой-то болезни мама повезла меня в апреле в Сухуми. Там я впервые и наблюдала, как местные жители пучками поглощали кинзу, тархун и другие травы. Это казалось диким! Кинза своим запахом вообще напоминала о лесных клопах. А теперь я кладу кинзу в очень многие блюда. Моя закадычная подружка Оля Писаржевская вышла замуж за грека из Сухуми Толю Монастырева, студента режиссерского факультета ГИТИСа. Его сестра Алла научила Ольгу готовить многие грузинские и абхазские блюда, которые мне нравились чрезвычайно, и как-то на день своего рождения я купила на рынке разную зелень, редиску и красиво уложив все на тарелке, поставила на стол. И еще приготовила пхали. Мама, окинула этот стол весьма критическим взором и произнесла: – Провинциальная сухумская кухня? Ну-ну! Несмотря на свой блестящий ум и талант, мама была весьма буржуазна во многих житейских вопросах. Приведу здесь рецепт первого освоенного мною и все-таки внедренного в наш дом «провинциального сухумского» блюда под названием «пхали». Нынче его подают во многих ресторанах, но частенько называют «зеленым лобио». В чем принципиальная разница, я не знаю. А вот и еще одно блюдо, не помню уж у кого почерпнутое, но из той же серии: баклажаны с орехами.
Кстати, одна забавная история: Ольгин муж, Толя Монастырев, в нашей далекой молодости приноровился ловко делать дома шашлык. Он сжигал в чугунке какие-то веточки, ставил чугунок на маленький огонь, а сверху клал шампуры. Допускаю, что я могла что-то напутать с технологией, но суть не в том. Я так рекламировала дома Толины шашлыки, что мама решила тоже их попробовать. Толя пришел к нам, мама дала ему свой любимый чугунок и ушла в комнату работать. Но что-то у Толи не заладилось и дым из чугунка валил нешуточный, пришлось открыть балконную дверь. И вдруг раздается звонок в дверь. Открываю, на пороге стоит встревоженный поэт Ваншенкин, живший тремя этажами выше. – Катя, у вас пожар? – Нет, – с достоинством ответила я, – мы готовим! Шашлыки не удались, а чугунок был безнадежно испорчен. И еще несколько слов о Толе, талантливом телевизионном режиссере и прелестном человеке, красавце и неплохом кулинаре. Толя был родом из Сухуми и совершенно не выносил рыбу. Его начинало мутить при виде любых рыбных продуктов. Однажды, будучи у нас, он пошел за чем-то на кухню. И вдруг возвращается бледный как полотно. – Толя, что случилось? – Там… Там голая рыба! – пролепетал он с неподражаемой гримасой. На кухне размораживалось филе для кошек. Однако, как я уже писала, в годы моей юности в моде были совсем другие блюда. Тогда только стала популярной селедка под шубой, которая всем известна, или, к примеру, рыба под майонезом. Недорогое и вкусное блюдо. Тогда мы готовили это из филе серебристого хека. Попробую вспомнить, давно не делала.
Но мало-помалу грузинская кухня все больше проникала в наши московские квартиры и зелень на столе перестала кого-либо удивлять. И в ресторанах появилось множество грузинских блюд, правда, сациви, в ресторанах, на мой взгляд и вкус готовят плохо. И, опять-таки на мой вкус, сациви лучше всех делает моя подруга Ольга Писаржевская. Сациви вообще штука тонкая. В ресторанах зачастую вместо грецких орехов кладут арахис! Это истинное кощунство, все равно что фаршированный судак или толсто лобик! Фаршировать можно, конечно, все, что вздумается, но классика – это карп или щука! Так же обстоит и с орехами в сациви. О рыбе речь впереди. В некоторых домах в сациви еще добавляют ореховое масло. Не надо! Это лишнее. Приведу тут рецепт сациви, почерпнутый у Ольги.
Однажды в Германии, гостя у своей подруги Лианы, которая прекрасно готовит и всегда проявляет сугубое кулинарное любопытство, я приготовила сациви и, как положено, поставила в холодильник на сутки. Утром я уехала на полдня в Бонн, а когда вернулась, Лиана мне объявила, что сациви ей не понравилось. Я удивилась. Но потом выяснилось, что она его разогрела! Никогда не грейте сациви! Впервые я гостила у Лианы в 1990 году, как раз когда в Москве не было ничего, кроме талонов. Помню, Лиана поставила на стол какие-то коричневые мохнатые штучки. – Что это такое? – удивилась я. – Киви, – в свою очередь удивилась Лиана. – Ты что, никогда не видела киви? – Никогда. А как это едят? – О господи! – воскликнула Лиана и глаза ее наполнились слезами. – А авокадо ты пробовала? – Никогда! – Завтра я тебе куплю. А киви надо очистить… Когда она разрезала киви, я вспомнила, что лет за десять до того, в случайно доставшемся мне вожделенном журнале «Бурда» увидела рекламу с изображением киви. И никто не мог мне сказать, что же это такое! Зачем детям галактики такая экзотика? Когда я была у Лианы через четыре года, она продолжила мое кулинарное просвещение. И купила на ужин устриц. Я как-то не была к этому готова и немного испугалась. Отказаться было неловко, это недешевая штука. Но устрицы мне понравились! У них вкус моря… Кстати, Лиана научила меня есть красную икру со сметаной. Попробуйте вместо масла намазать хлеб сметаной, очень вкусно. А в первый мой приезд в достославном 1990 году за завтраком, обильным и разнообразным, Лиана решила сварить себе яйцо всмятку, ей надоели деликатесы. И вдруг поймала мой исполненный тоски взгляд. Женщина очень чуткая, она спросила: – Катя, ты хочешь яйцо? – Очень! – с некоторым надрывом ответила я. – У вас уже и яиц нет? – Яйца бывают, но с сальмонеллой, приходится их варить сорок минут, а хочется всмятку! – Господи помилуй! – простонала она. В то время у меня был роман с одним сугубо засекреченным ракетчиком, которому выезд за границу был заказан раз и навсегда, и я решила хоть чуточку его порадовать – привезти ему заморских плодов, киви и авокадо. Хорошо помню выражение лица этого уже очень немолодого человека, игравшего весьма заметную роль в обороне советской империи, когда он увидел на столе эту буржуазную роскошь. – А что это такое? – немного даже испуганно спросил он. – Это едят? |
|
||
Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное |
||||
|