• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Очевидность забытого календаря сберегается консервативными жрецами в сохранении жертвоприносительных правил. – Варьирующиеся числа месяцев солнечного света в арктическом регионе. Их влияние на проведение описываемых жертвоприношений. – Семь образов солнца в Ведах. – Легенда об Адити. Она предъявляет богам семь сыновей и отбрасывает восьмого. Разные объяснения этого факта в «Брахманах» и в «Тайттирийя Араньяке». – В более поздней литературе 12 месяцев поясняются как образы двенадцати солнц. По аналогии семь солнц должны также обозначать семь месяцев солнечного света. Считалось, что разные солнца упоминались для обозначения разных сезонов. – Легенда об Адити связана с древними веками, с «сурьям-югам». – Свидетельства жертвоприносительной литературы. – Родовые группы жертвоприносителей прежних времен В Ригведе их называют «наши древние отиы». – Роды Атхарванов и Ангирасов восходят к индоевропейскому периоду. – Главными среди Ангирасов являются Навагвы и Дашагвы. Они помогали Индре в его битве с Валой – Проведение жертвоприношений в течение 10 месяцев Срок пребывания солнца во мраке. Десять месяцев светило солнце, за ним следовала долгая ночь – Этимология названий «навагва» и «дашагва». По объяснению Сеяны, так называли тех, кто приносил жертвы в течение девяти и десяти месяцев – Объяснения профессора Лигнана неверны – Определение «вирупа», применяемое к Ангирасам, обозначает другой тип этих жертвоприносителей – «саптагу», то есть семь хотри, или випра Легенда о диргхатамах, по «Махабхарате». – Те в Ригведе, кому покровительствуют Ашвины. Достижение старости в течение десяти юг. – Спор о значении слова «юга». – В Ригведе определение «мануша юга» означает век человека, а не всегда век племени О двух пассажах, доказывающих это. – Интерпретации западных ученых проверяются и отклоняются. – Слова «мануша юга» обозначают время от долгого рассвета до начала долгой ночи. – Слово «Диргхатамас» означает солнце, заходящее после десяти месяцев. Мануша юга и долгая ночь. – Пять сезонов древности. – Спор об этом пассаже Ригведы. – Описание пятисезонного года, пребывающего в воде. Обозначает мрак долгой ночи. Не является сочетанием двух последовательных сезонов из шести. – Объяснения в «Брахманах» неверны. – Итог.

Исследовав традицию, касающуюся полугодовой ночи богов, о чем можно найти упоминания во всей литературе на санскрите, а также и в Авесте, мы обнаружили в Ригведе указания на зарю, длящуюся 30 дней, на долгий день и долгую ночь, когда солнце то стоит над горизонтом, то скрывается за ним на много суток, и убедились, что все такие события описываются в ведических текстах как происходившие в давно прошедшие времена. И перед нами другой вопрос: встречаются ли в Ведах такие же следы арктических условий, относящихся к сезонам, месяцам и годам? Уже указывалось, что календарь времен создания ведических Самхит отличался от арктического календаря. Но если предки ведического народа когда-либо жили вблизи Северного полюса, то, по словам Нормана Локьера, мы могли бы, ссылаясь на старый египетский календарь, всегда рассчитывать на то, что консервативные жрецы храмов сохраняли во всех случаях традиции древних забытых лет. Он указывал, что календарь в 360 дней был ими позже заменен календарем в 365 дней, и приводит примеры традиционной практики, сохранявшей память и о прежних годах: «Так, даже в Филэ в последнее время в храме Озириса сохранялось 360 жертвенных кувшинов, ежедневно заполнявшихся молоком при чтении жреческих молитв. При Акантусе был особый сосуд с отверстиями, куда один из 360 жрецов ежедневно вливал воду из Нила». То, что происходило в Египте, как мы можем ожидать, могло иметь место и в ведические времена.

Характеристики арктического года столь непохожи на зону умеренного климата, что наши Предки ведического периода, если и жили в пределах арктического региона и продвинулись к Югу из-за оледенения, встретились с необходимостью воспринять календарь, связанный с географическими и астрономическими условиями новых для них мест, что не могло не повлиять на них. Но и принимая такие изменения, мы можем, как и говорил Н. Локьер, ожидать, что консервативные жрецы будут придерживаться насколько возможно старого календаря или по крайней мере сохранять традиции старых дней в той или иной форме, и особенно в том, что связано с правилами жертвоприношений. Индоевропейские выравнивания этимологией привели к тому факту, что жертвоприношения или, скорее, система предложения жертв богам по разным случаям существовала с первичных времен, а если так, то система должна была претерпеть большие модификации по мере продвижения арийских рас из Арктики в умеренные зоны.

Я уже писал о том, что близко связаны календарь и жертвоприношения, особенно годовые саттры, и что при проведении годовых саттр, или жертвоприношений, длящихся в течение года, жрецы всегда имели в виду годовое движение солнца. Обязанностью этих жрецов было поддерживать жертвенный огонь, как это делают и теперь жрецы парсов, и следить, чтобы все годовые ритуалы отправлялись в должные даты. Жертвоприносительный календарь в арктическом регионе должен был тем не менее отличаться от того, что сложился позднее, но, к счастью, многие его следы могут быть обнаружены в жертвоприносительной литературе ведического времени, где явно доказывается, что в древности верующие и жертвоприносители нашей расы должны были жить в циркумполярной области. Но перед началом обсуждений этих свидетельств необходимо вкратце остановиться на пунктах, где мы можем найти разницу между древней системой жертвоприношений и той, что была в ходу в ведические времена.

В Самхитах и Брахманах говорится, что годовые саттры, то есть годовые жертвоприношения, должны проводиться в течение 12 месяцев. Но это было невозможно в пределах Арктики, где солнце скрывается за горизонтом на несколько дней или даже месяцев в течение года, в результате чего воцаряется долгая ночь. Древнейшая длительность ежегодных саттр, если таковые проводились в пределах полярных областей, должна была занимать меньшее время, чем 12 месяцев. Значит, годовые саттры, длившиеся менее 12 месяцев, выступают как главное отличие этой системы от более поздней годовой саттры длительностью в 12 месяцев. Надо помнить, что количество солнечных (светлых) месяцев и темных не может быть одинаковым на всей территории циркумполярности. На самом полюсе солнце бывает над и под горизонтом по шесть месяцев в году, но поскольку все жители вместе не могут одновременно находиться в этой точке, количество светлых месяцев бывает от семи до одиннадцати во всем арктическом регионе. Те, кто живет поближе к полюсу, видят солнце в течение семи месяцев, а в более отдаленных местах – в течение восьми, девяти и даже десяти, по мере продвижения к югу.

Эти периоды солнечного света и создают долгие дни региона, а также и смену обычных дней и ночей, следующих друг за другом. И только в период освещенности проводятся жертвоприносительные ритуалы, важные религиозные и социальные церемонии и деловые мероприятия. Можно сказать, что это период активности, контрастирующий со временем долгой ночи, следующей за ним. Начало же этого периода отмечается Долго длящейся зарей, наступающей после долгой ночи, и начинается весь цикл жертвоприношений года, длящийся все месяцы света. А поэтому варьирующееся от места к месту число солнечных дней является главной отличительной чертой арктического жертвоприносительного календаря, и нам прежде всего необходимо помнить об этом, анализируя следы древнейшего календаря в Ригведе и Самхитах.

Заря длительностью в тридцать дней – условно измеренных ее дней – возможна только столь близко к полюсу, что долгий период солнечного света там не может превышать числа месяцев, близкого к семи. В этот период входят и сам долгий день (то есть время непрерывного солнца), который может быть в разных местах и четырехи пятимесячным, и в оставшееся время – дни и ночи по суткам. И вот мы видим, что Ригведа сохранила для нас память о таких месяцах солнца. Вспомним для начала легенду об Адити и семи Адитьях (солнцах), которая, безусловно, основана на природных явлениях. В этой легенде говорится, что самым древним числом Адитьев (солнц) было семь (и это указывается во многих гимнах Ригведы), соотносящихся взаимно. Так, семь Адитьев и семь жрецов упоминаются вместе (IX, 114, 3), хотя имена разных солнц вместе не приводятся. В другом гимне (И, 27, 1) даны шесть имен разных Адитьев – Митра, Арьяман, Бхага, Варуна, Дакша и Амша, а имени седьмого нет. Этот пропуск, однако, ничего особенного не означает, так как семизначный характер солнца становится ясным из его эпитетов, таких, как «семиконный» (V, 45, 9), или «обладатель семиколесной колесницы, влекомой семью конями» (I, 50, 8), или один, но «имеющий семь имен» (I, 164, 2). В Атхарваведе тоже говорится о семи ярких лучах солнца (VII, 107, 1), где и имя «Адитья» заменено на более ясное определение «Сын Адити» (XIII, 2, 9).

Саяна, следуя за Яской, производит этот семичленный характер солнца от семи лучей, но почему считалось, что солнечных лучей именно семь? Это нельзя объяснить ничем иным, кроме предположения, что ведические барды опередили гораздо более позднее открытие семисоставного цветового спектра солнечного луча, о чем не знали ни Яска, ни Саяна. Но все же, даже объясняя таким путем гипотезу о существовании семи солнц, остается непонятым факт смерти восьмого солнца. Ведь в легенде об Адити говорится (X, 72, 8–9): «Из числа восьми сыновей, рожденных ее телом, она приблизилась к богам только с семерыми, исключив Мартанда. С семью сынами Адити приблизилась к богам в древние времена. Она привела туда Мартанда снова для рождения и смерти». Эта история пересказывается и по-разному объясняется в ведической литературе, и было сделано много других попыток объяснить ее, но, к сожалению, неудовлетворительных. Так, в «Тайттирийя Самхите» (VI, 5, 6, 1) рассказывается о том, что Адити готовила богам и святым жертвенное подношение, а после вкушения его боги отдали ей остатки, и от этого в ней возникло четыре зародыша Адитьев. Тогда она сварила новое подношение, и сама первая его съела, а поэтому в ней зародился несовершенный Адитья. От третьего раза зародился Адитья по имени Вивасват, прародитель людей.

Но эта Самхита не приводит ни числа, ни имен восьми Адитьев, и этот пропуск заполняет «Тайттирийя Брахмана» (I, 1, 9, 1), где говорится, что Адити готовила подношение четыре раза, и каждый раз боги отдавали ей остаток, и четыре пары сыновей были ею рождены: первыми родились Дхатри и Арьяман, следующими появились Митра и Варуна, затем – Амша и Бхага, а последними были Индра и Вивасват. Но «Брахмана» не объясняет, почему восьмой сын получил имя Мартанда и отброшен в сторону.

«Тайттирийя Араньяка» (I, 13, 2–3), процитированная Саяной при анализе гимнов Ригведы (И, 27, 1, а также X, 72, 9), впервые приводит второй из этих гимнов, содержащий легенду об Адити, но при этом слегка меняет одну строку по второй строфе, то есть вместо слов «она привела туда Мартанда для рождения и смерти» приводится вариант: «она отставила Мартанда для рождения и смерти». А дальше в «Араньяке» даются имена восьми сыновей Адити в таком порядке: Митра, Варуна, Дхатри, Арьяман, Амша, Бхага, Индра и Вивасват. Но никаких дальнейших пояснений нет, и нам не сообщается, который из этих восьми являлся Мартандом. Но есть и другой пассаж в этой «Араньяке» (I, 7, 1, 6), который в известной мере освещает природу этих Адитьев. Здесь приводятся другие имена солнца: Арога, Бхраджа, Патара, Патанга, Сварнара, Джьотишмат, Вибхаса и Кашьяпа. О последнем сказано, что он постоянно пребывает на горе Меру, непрерывно освещая все вокруг. О других семи солнцах говорится, что они получают свой свет от Кашьяпы, и только они видны людям. Затем нам говорится, что эти семь солнц, как утверждают некоторые ачарьи, являются семью проявлениями праны – жизненной силы человека. Другие же ведологи утверждают, что эти семеро являются представительными воплощениями семи ведущих жрецов.

Есть и третье объяснение: полагают, что различия между семью солнцами основаны на раз ной степени воздействия солнечных лучей на человека в разные месяцы или сезоны, и в поддер жку этой мысли приводится мантра: «Приближа ясь или освещая разные области, (они) создают сезоны «.

Я не смог отыскать эту мантру в «Самхитах» я в комментарии Саяны не обнаружил к ней ключа – там содержится простое наблюдение: «Разные черты разных сезонов нельзя объяснить ничем, кроме предположения, что они порождаются разными солнцами, а поэтому разные солнца должны существовать в разных областях». Но это объяснение открыто для возражений – по такой теории получается, что мы должны согласиться с существованием тысяч солнц, определяющих столь множественные характерные черты всех сезонов. «Араньяка» в известной мере поддерживает это возражение, но вместе с тем говорит, что число восемь утверждено текстами Писания, и никаких споров тут быть не может.

«Шатапатха Брахмана» поясняет, что все это практически так (III, 1, 3, 3), сообщая, что семь сынов Адити люди называют Адитьями-богами, а восьмой, Мартанд, родился недоразвитым, и из него братья сделали людей и других живых существ. В другом пассаже «Шатапатха Брахманы» (VI, 1, 2, 8) говорится, что Адитьев было двенадцать и что произошли они из капель, рожденных богом Праджапати, который и поместил их в разные области. Еще в одном пассаже (XI, 6, 3, 8) сообщается, что эти 12 Адитьев идентичны 12 месяцам года. В Упанишадах тоже говорится о 12 Адитьях. И уже во всей постведической литературе речь идет только о двенадцати, соответствующих месяцам года.

Профессор Муир в своем труде «Оригинальные санскритские тексты» (т. IV, V) приводит большую часть этих пассажей, но не дает объяснений по поводу Адити, за исключением вышеупомянутых здесь пассажей. Известно очень много разных соображений и теорий западных ученых по вопросам природы и характера Адити, Но я не нашел ни одного удовлетворительного обсуждения проблемы Адитьев. А профессор Макс Мюллер даже предложил такие числа, как семь или восемь, считать не связанными с движением солнца. Существует и предложение принимать число восемь за определение восьми точек компаса, но это пояснение никак не согласуется с фактом смерти или отбрасывания в сторону вось мого Адитьи (о чем так много говорится в гим нах), и это предположение таким же образом следует отбросить в сторону, как Мартанда, это го восьмого Адитью.

Мы здесь обсудили и процитировали тексты относящиеся к легенде об Адити и о числе Ади тьев, посвятив этому довольно много места. Это было необходимо сделать, чтобы показать, как мы стремимся вникнуть в самые странные пред положения по поводу «значения легенды, ключ к пониманию которой потерян. То, что 12 Адитье понимаются как боги 12 месяцев в поздней веди ческой литературе, становится ясным из пассажей «Шатапатха Брахманы» (XI, б, 3, 8), а также из «Брахадараньяка Упанишады» (III, 9, 5), где говорится: «Существуют двенадцать месяцев года и это Адитьи».

Видя такое объяснение и веря, что разные сезон ные изменения могут быть объяснены только на личием разных солнц, легко прийти, не напрягать воображения, к выводу, что, поскольку двенад цать Адитьев теперь представляют собой двенад цать месяцев года, то семь Адитьев могли неког да считаться семью месяцами года. Но как бы ни было резонно и это объяснение, оно не очень привлекает, и мы можем даже предположить что ведические ученые иногда считали, что ро дина арьев лежит где-то в Центральной Азии Тогда можно удовлетвориться тем, что идея о раз ных солнцах, порождающих разные месяцы столь выразительно признается в «Тайттирий;

Араньяке» (цитирующей не обнаруженный пока ведический текст), как и теория, по которой семь солнц считаются главами семи разных небесных областей и, таким образом, порождают разные сезоны. И при этом не принимается во внимание возражение, что так можно воспринять и мысль о наличии тысяч солнц, но есть те слова в «Араньяке», где четко говорится, что восемь является утвержденным числом и что никто не имеет права менять его.

Это пояснение наиболее вероятно из всех, что и видно из Ригведы, где сказано (IX, 114, 3): «Существуют семь областей неба со своими особыми (семью) солнцами, есть и семь Хотри-жрецов, а с ними Адитьи – семь богов...» Здесь выразительно показана корреляция семи областей и семи солнц. Поэтому самое простое объяснение легенды об Адити состоит в том, что она представила богам, то есть поместила на небе, своих семерых сыновей – Адитьев, чтобы образовать семь месяцев солнечного света в этой области. Она имела и восьмого сына, но ведь он родился недоразвитым или, вернее, недоношенным, а это явно указывает на то, что он не был месяцем солнечного света, или же на то, что именно с восьмого месяца начинался в этой области период тьмы.

Все это произошло не в наше время, и с этой точки зрения очень важны слова «пурвьям югам» («в древнейшую югу») в Ригведе (X, 72, 9). Слово «юга» в первой и второй строках гимна явно приведено для обозначения периода времени, относящегося к древнему, начальному веку богов, а также и к более позднему времени (к последующим периодам).

Западные ученые обычно переводят слово «юга» как «поколение людей» – это встречается всюду, где есть это слово. Ниже мы обсудим правильность такого понимания. С целью понимания же этой легенды достаточно установить, что словосочетание «пурвьям югам» встречается в гимне дважды, и в первом случае (во второй строке) оно четко обозначает «ранний век» или «некоторое подразделение времени». Когда мы видим его во второй раз в этом же гимне, мы, естественно, переводим его в таком же смысле – в описании легенды о семерых сыновьях Адити. Указания на солнце, имеющее семь лучей или семь коней, является разновыраженной той же идеей. Семь месяцев солнечного света, различающиеся лишь температурой воздуха, представлены здесь как семь солнц (результаты воздействия которых связаны с разностью областей), или как солнце, имеющее семь разных лучей, или разные колесницы, или разных коней, или разные колеса у колесницы. Просто одна и та же идея представлена в разных формах, что ясно выражено в Ригведе: «Один конь, имеющий семь имен» (I, 164, 2).

Заря, длящаяся тридцать дней, указывает на семимесячный период солнечного света, и мы теперь видим, что легенда об Адити может быть понята, лишь если мы воспримем ее как легенду того времени, когда расцветали семь месяцев-богов, а восьмой был или недоношенным, или выброшенным. Само это имя Мартанда этимологически производится от слова «марта» – «мертвый или недоразвитый» (это слово связано со словом «мрита» – пассивным причастием в прошедшем времени от глагола «мри» – «умирать») и слова «анда» – «яйцо птицы». И в целом его имя обозначает как бы мертвое солнце, или солнце, скрывавшееся за горизонтом. К тому же в самой Ригведе мы встречаем слово «мамара» – «умирающий», которым определяется заходящее солнце (X, 55, 5).

Солнце также предстает перед нами как птица во многих строфах Ригведы (V, 47, 3; X, 55, 6; X, 177, 1; X, 189, 3). Такое определение, как «умершая птица» (Мартанда) относится поэтому к заходящему или скрывшемуся за горизонтом солнцу, и вся эта легенда связана с очевидным воспоминанием о тех местах, где солнце стояло над горизонтом в течение семи месяцев, а на восьмой, в его начале, закатывалось. И если такая природа солнца единожды (в то время) запечатлелась в памяти, это не могло так легко из нее уйти лишь потому, что люди были вынуждены сменить свое место обитания. Таким образом, семизначный характер бога-солнца передавался как древняя традиция от поколения к поколению, хотя ведический народ в дальнейшем жил даже в таких местах, где в небе царили все двенадцать Адитьев. Вот таким путем древнейшие традиции сохраняются повсюду, как, к примеру, упоминавшаяся выше память о старом исчислении года, вошедшая в египетскую литературу.

Мы видели выше, что особенностью, характерной для арктического региона, служит вариантность числа солнечных месяцев в этих областях. А поэтому будет недостаточным сказать, что в Ригведе мы находим только следы семимесячного солнечного света (как определяемого периода года). И если наша теория верна, мы должны найти указания на восьми-, девяти- и десятимесячные периоды солнечного света, или в форме сохраняющихся традиций, или в любой иной форме. К счастью, такие указания в Ригведе есть, если знаешь, где их искать. Мы уже видели, что колесницу солнца влекут семь лошадей, и что это связано с образом семи солнц, понимаемых как семь богов-месяцев, взаимно различающихся.

Существует много других легенд, основанных на этой семизначности, но, если они не имеют прямого отношения к обсуждаемой нами здесь теме, мы отложим их для более позднего разговора. Очень важно сейчас упомянуть то, что о числе коней солнца говорится то как о семи (I, 50, 8), а то и как о десяти (IX, 63, 9). И если первое число принимать за число месяцев солнца, то об этом может говорить и другое. Но, однако, нам нет необходимости зависеть от такого расширения легенды о семи Адитьях для того, чтобы доказать то, что поэтам Ригведы были известны и девяти-, и десятимесячные периоды солнечного света. Свидетельства, которые я сейчас намерен процитировать, содержатся в другом источнике, а именно – в жертвоприносительной литературе, не связанной с легендами о семи Адитьях.

Ведь Ригведа связана с делами древних жертвоприносителей, именуемых «нашими отцами» (II, 33, 13; VI, 22, 2), которые разработали соответствующие правила этих актов в древние времена и, как бы руководя человеком, подготовили ему путь, по которому он должен будет следовать в будущем. Так, жертвоприношение, предлагаемое (богам) первочеловеком Ману, принимается за образец, которому должны уподобляться все другие подобные ритуалы (I, 76, 5). Но Ману был не единственным, приносящим такие древние жертвы богам. В Ригведе (X, 63, 7) говорится, что свою первую жертву богам он приносил вместе с семерыми жрецами-Хотри. В других строфах упоминаются наряду с ним древние жертвоприносители Ангирас и Яяти (I, 31, 17), а также Бхригу и Ангирас (VIII, 43, 13), Атхарван и Дадхьянч (I, 80, 16), а также Дадхьянч, Ангирас, Атри и Канва (I, 139, 9). Об Атхарване еще говорится, что он своими жертвами впервые проложил пути, по которым всходило (рождалось) солнце (I, 83, 5), и все Атхарваны называются «нашими отцами» («нах питарах»), наряду с Ангирасами, Навагвами и всеми Бхригу (X, 14, 6). В гимне (II, 34, 12) указывается, что Дашагвы были первыми жертвоприносителями, а в гимне (X, 92, 10) Атхарван выступает установителем порядка этого ритуала, а уже все Бхригу показали себя богами этого искусства.

Имя Атхарван филологически является формой «Атхраван», что значит «жрец огня» в Авесте, а слово «Ангирас» считается этимологически связанным с греческим «Аггилос», то есть «вестник», и с персидским «Ангарах», что значит «взлетающий посланец». В «Айтарейя Брахмане» (III, 34) сказано, что «Ангирасы» – это то же самое, что и «Ангарах» – «горящие угли или огонь» (сравните с Ригведой: X, 62, 5). Примем ли или не примем мы эти этимологии как абсолютно правильные, подобие между этими словами решительно указывает на то, что Атхарван и Ангирас должны были быть древнейшими жертвоприносителями всей арийской расы, а не только ведического народа.

Итак, даже если Ману, Атхарван или Ангирас не являются именами определенных личностей, не имеет смысла сомневаться в том, что они были представителями семей жрецов, проводивших – если не предложивших – систему принесения жертв в древнейшие времена. А это значит, что такие события происходили до разделения арьев (на две ветви – индоязычные и ираноязычные). А поэтому они стали восприниматься поэтами Ригведы почти как боги. Их всех описывали как более или менее связанных с Ямой (X, 14, 3–6). Но это совсем не значит, что они были, так сказать, агентами Ямы или существами нечеловеческой природы. Выше уже ведь говорилось, что во многих пассажах их описывают как первых и наиболее древних жертвоприносителей расы. И хотя говорится, что после смерти они ушли к Яме и стали его друзьями и соратниками, это не лишает их человеческой сущности. Поэтому важно определить в истории жертвоприносительной литературы, сохраняются ли какие-либо традиции относительно длительности жертвоприношений, проводимых этими древними предками ведического народа «нах пурве питарах» (VI, 22, 2) в те века, которые предшествовали разделению арьев. И важно проследить, поддерживают ли они теорию древней циркумполярной родины.

Я должен сказать, что в пределах своих изысканий я не смог обнаружить ведические свидетельства о длительности процессов принесения жертв, проводимых Атхарваном, Ману, Бхригу или другими древними жертвоприносителями, за исключением Ангирасов. Имеется одно описание в «Шраута-сутрах» годовой саттры, называемой «Ангирасам-аянам», и о ней сказано, что это разновидность типичных годовых саттр, известных как «Гавам-аянам». Но мы и здесь не находим никакого упоминания о длительности саттры Ангирасов. На длительность «Гавам-аянам» указывается в «Тайттирийя Самхите», о чем будет сказано в следующей главе. А пока мы должны углубиться в саттру Ангирасов и попытаться найти какие-либо пути для определения времени ее совершения. Такой путь, к счастью, дает нам сама Ригведа. В ней говорится о двух группах (типах) Ангирасов, о двух их главных разновидностях – Навагвах и Дашагвах, упоминаемых в гимне (X, 62, 5, 6).

Эти два класса древних жертвоприносителей повсюду упоминаются вместе, и действия, приписываемые Ангирасам, относятся всегда к обоим.

Так, о Навагвах говорится как о «наших древних отцах» (VI, 22, 2) или как о «наших отцах», наравне с Бхригу и Ангирасами (X, 14, 6). Подобно Ангирасам, Навагвы тоже связаны с мифом об Индре, победившем Валу, а также о Сарме и Пани (I, 62, 3, 4; V, 29, 12; V, 45, 7; X, 108, 8). В первом из указанных гимнов Индра даже описывается как воспользовавшийся их помощью, когда разбивал скалу и Валу, а в гимне (V, 29, 12) сказано, что Навагвы славили Индру в песнях и разбили плотно замкнутые стойла коров.

Но есть только две строфы, где упоминается длительность их жертвоприносительных акций. Так, в гимне (V, 45, 7) говорится: «Здесь подгоняемый (подталкиваемый) руками громко звучал камень-пресс (давильный камень), чем Навагвы воспевали (приносили жертву) в течение десяти месяцев, а в одиннадцатой строфе того же гимна слова поэта таковы: «Я возлагаю (жертвую) водам ваши обретающие свет молитвы, которыми Навагвы завершают свои десять месяцев». В гимне (II, 34, 12) мы снова читаем: «Они, Дашагвы, прежде всех принесли жертвы. Да поддержат они нас как первое сверканье зари». И еще – в гимне (IV, 51, 4) о заре говорится: «Обильно светила на Навагву Ангиру и на Дашагву (как бы) имеющему семь ртов». Это четко указывает на то, что их жертвоприношение было связано с началом зари и этот процесс длился только десять месяцев. Цели, которых достигали и Дашагвы своими жертвоприношениями, описываются в гимне (V, 29, 12): «Навагвы и Дашагвы отдавали силы, возливая сому и прославляя песнями Индру, и люди смогли распахнуть стойла скота, бывшие до этого плотно закрытыми». И в гимне (III, 39, 5) мы читаем: «Там, где друг (Индра) вместе с дружественными энергичными Навагвами следовал за коровами, касаясь их (своими) коленями, там поистине Индра нашел солнце, скрытое в темноте («тамаси кшиянтам»)».

Хотя в гимне (X, 62, 2, 3) говорится, что Ангирасы, делившиеся на два главных класса Дашагвов и Навагвов, сами исполнили подвиг победы над Валой (X, 62, 6), освободив коров и приведя солнце в конце года, но это ясно обозначает, что они только помогали Индре достигнуть всего этого в конце года.

Объединив все эти утверждения, мы можем легко прийти к выводам:

1) Навагвы и Дашагвы приносили свои жертвы в течение 10 месяцев;

2) эти жертвоприношения были связаны с ранним проблеском зари;

3) жертвователи помогали Индре освободить коров от Валы в конце года;

4) в том месте, куда Индра направился в поисках коров, он обнаружил солнце, «скрытое в темноте».

Теперь нам необходимо исследовать немного подробнее значение этих четырех выводов, касающихся Навагвов и Дашагвов. Первым вопросом в связи с этим будет: что обозначают их жертвоприношения, завершаемые в десять месяцев, и почему они не продолжаются все двенадцать месяцев года? Определение «десять месяцев» в оригинале звучит как «даша масах», и эти слова столь ясны, что нет места сомнениям в их смысле. Мы видели, что Навагвы привычно помогали Индре в деле освобождения коров из когтей Валы, и в гимне (X, 62, 2, 3) об Ангирасах говорится, что они победили Валу в конце года и подняли солнце в небо. Этот подвиг Индры, Ангирасов, Навагвов и Дашагвов четко указывает на ежегодное освобождение солнца и утренних коров из затвора тьмы, куда они были заточены Валой. И выражение «Индра отыскал солнце, скрытое в темноте» явно поддерживает эту точку зрения.

И об Ашвинах говорится в гимне (I, 117, 5), что они освободили Вандану как погребенное сияющее золото, «как уснувшего в объятиях смерти, как солнце, пребывающее во мраке». Это указывает на то, что выражение «пребывающее во мраке», применяемое к солнцу, означает, что солнце было скрыто за горизонтом и люди не могли его видеть. Мы поэтому должны считать, что Индра убил или победил Валу во мраке в конце года и что Дашагвы поддерживали в это время Индру своими песнопениями.

Это может привести к предположению, что возлияния сомы, проводимые Навагвами и Дашагвами, длившиеся десять месяцев, происходили в то время, когда шла битва. Но в Ведах излагается совсем другая идея. Например, утренние молитвы читаются перед восходом солнца, и жертвы ради оказания помощи Индре в его борьбе с Валой должны были приноситься перед этой битвой. Поскольку мрак, или период тьмы, в десять месяцев астрономически невозможен где- либо на Земле, единственной допустимой альтернативой является утверждение, что Дашагвы и Навагвы проводили свои десятимесячные жертвоприношения при солнечном свете. Но если этот период солнечного света достиг длительности в 12 месяцев, то не было причины у Дашагвов сокращать свои ритуалы, сводя их к десяти месяцам.

Значит, единственный вывод, который мы можем извлечь из всей этой истории насчет Навагвов и Дашагвов, – это тот, что они приносили свои жертвы в течение 10-месячного периода солнечного света, после чего солнце скрывалось во тьму или опускалось за горизонт, а Индра, поддержанный возлияниями сомы, которые заранее проводили Дашагвы, вошел тогда в пещеру Валы и, распахнув ее, освободил коров утра и вынес оттуда солнце в конце старого и начале нового года. Тут Дашагвы снова начинали свои жертвоприношения по прошествии периода долгой зари (то есть с началом появления на небе солнца). Говоря короче, Дашагвы и Навагвы, а вместе с ними и все древние жертвоприносители расы, жили в регионе, где солнце было над горизонтом в течение 10 месяцев, а затем скрывалось и начиналась ежегодная двухмесячная ночь. Эти десять месяцев были поэтому периодом серии ежегодных жертвоприношений или календарного года древнейших исполнителей этих ритуалов из среды арийской расы. В следующей главе мы увидим, что этот взгляд полностью подтверждается прямыми указаниями в ведической литературе о жертвоприношениях. Там говорится о таких ежегодных (длящихся целый такой год) сериях ритуалов, независимо от легенд о Дашагвах.

Этимологически слова «Навагва» и «Дашагва» приводят нас к тому же заключению. Они сформированы из соединения «нава» и «даша» с «гва», и это не вызывает сомнений. Однако Яска (XI, 19) видит в слове «нава» значение «новый» или «очаровательный» и переводит все слово как «те, кто имеет очаровательный или новый путь продвижения (карьеру)», производя часть «гва» от корня «гам» – «идти». Но это неудовлетворительное объяснение, поскольку в Ригведе и Навагвы и Дашагвы упоминаются вместе почти всегда, и это частое близкое сочетание их имен заставляет нас подумать о другом этимологическом объяснении этих слов – таком, где слово «навагва» соотносилось бы с «нава», как «дашагва» и «даша». Но ведь «даша (дашан)» – это числительное «десять» и в другом смысле не употребляется, а, как заметил профессор Лигнан, слово «нава (наван)» означает «девять». Значение же частицы «гва» надо определить. Некоторые связывают его со словом «го» – «корова», а другие с корнем «гам» – «идти». В первом случае значение могло бы быть «девять коров», а во втором – «десять коров», тогда как во втором случае это могло бы значить «идти вдевятером» и «идти вдесятером». И вот то, что в гимне (III, 39, 5) о Дашагвах сказано, что их десять, подкрепляет второй взгляд. Но то, что и те, и другие иногда упоминаются в единственном числе, указывает на невозможность, как это иногда встречается в тексте, применять единственное число к группе в девять или десять человек. Так, в гимне (VI, 6, 3) «навагвами» (мн. ч.) названы лучи бога Агни, а в гимне (VIII, 12, 2), как и в (IX, 108, 4), и «навагва» и «дашагва» выступают в единственном числе. Поэтому мы должны обнаружить в этих эпитетах некое другое значение, и единственным другим возможным пояснением числительных «девять» и «десять» следует, видимо, признать то, что предложил Саяна, сказав о гимне (I, 62, 4): «Было два вида (группы) Ангирасов – Навагвы, или те, кто завершал саттры за девять месяцев, и Дашагвы, завершавшие саттру за десять месяцев».

Но мы видели, что в Ригведе (V, 45, 7, 11) сказано, будто Навагвы завершали жертвоприношения за десять месяцев, что опровергает объяснения Саяны. Но не исключено, что эти объяснения были основаны на (воспринятой им) традиционной информации, относящейся к Дашагвам. Профессор Лигнан (г. Рим) полагает, что числительные «наван» и «дашан» в этих именах двух групп должны восприниматься как относящиеся к периодам беременности, подобно словам в «Вендидаде» (V, 45/136/) «нава-махья» и «даша-махья», имеющим тот же смысл. Такой перевод означает: «навагва» – «рожденный после девятимесячной беременности», а «дашагва» – «после десятимесячной». Но и это тоже маловероятное разъяснение, если, конечно, мы не сможем предположить, что некая часть людей была рождена до должного срока в те древние времена или что особенным образом рождались такие люди, которые затем достигали почти божественной славы. Нормальный период беременности равен 280 дням, или десяти лунным месяцам (V, 78, 9), а рожденные месяцем раньше считались недолгожителями или же неспособными исполнять высокие ритуалы, чтобы обрести небесные почести.

Приведенные ссылки на «Венд ид ад» ничего не доказывают, ибо все эти случаи появления на свет детей после 1–10 месяцев беременности требуют еще глубокого изучения, и Ахура Мазда требовал, чтобы после рождения недоношенного ребенка дом был очищен и освящен особым способом. Видим, что и пояснения профессора Лигнана вступают в противоречие с ведическим текстом, в котором указывается, что было десять Дашагвов (III, 39, 5) и что Навагвы приносили жертвы только в течение десяти месяцев (V, 47, 5). Получается, что объяснение, данное Саяной, можно воспринять как единственно правильное. Я должен упомянуть здесь, что в Ригведе (V, 47, 7, 11) говорится о десятимесячных жертвоприношениях только в связи с Навагвами, и там нет ни одного упоминания о сроке в девять месяцев. Этимология имен помогает нам соотнести с Дашагвами десятимесячное проведение ритуалов, а девятимесячное – с Навагвами.

Есть и другие обстоятельства, связанные с Ангирасами, которые тоже поддерживают наше заключение, поэтому и их следует здесь рассмотреть. Ангирасов иногда именуют «вирупами» и «сыновьями неба» (III, 53, 7). А имя «Вирупа» как персональное применено один раз к певцу, восхваляющему бога Агни (VIII, 75, 6), и тут же говорится и об Ангирасе, и это слово как бы выступает здесь синонимом Вирупы. Но наиболее выразительными в этом смысле являются строки гимна (X, 62, 5, 6). В первой из этих строк говорится, что Ангирасы – это Вирупы и что они сыновья Агни. А во второй они описаны вместе с Навагвой и Дашагвой, и говорится: «Те Вирупы, что были рождены от Агни и неба, Навагва и Дашагва, как лучшие из Ангирасов, процветают в собрании богов».

Само слово «вирупа» буквально означает «обладающий многими формами», и похоже, что в этих строках оно употреблено как прилагательное, говорящее о многих разновидностях Ангирасов. А дальше говорится, то Навагвы и Дашагвы были наиболее выдающимися из их числа. Я писал в главе I о значении прилагательного «вирупа», применяемого к паре «день-ночь», и показал (опираясь на авторитет Мадхавы), что это слово, примененное к дням и ночам, указывает на их длительность или на период, определяемый их наличием в году. Похоже, что и в обсуждаемых здесь строках слово «вирупа» употреблено в том же смысле. Безусловно, Навагвы и Дашагвы были наиболее выдающимися в числе ранних жертвоприносителей, но не являлись единственными. Говоря по-другому, они не были вне общей среды жертвователей, но тех можно условно назвать «приносящими (жертвы) по-разному», а не только в связи с числом «девять» или «десять». И тогда здесь слово «вирупа» указывает на то, что длительность периода жертвоприношений могла быть иногда короче девяти месяцев, а иногда и дольше, чем десять. В гимне (X, 47, 6) рядом с именем Брихаспати, сына Ангираса, стоит слово «семижды-творящий», что выглядит как определение Брихаспати, этого жреца богов; в другой строфе (IV, 50, 4) он описывается как «имеющий семь ртов». В Атхарваведе же (IV, 6, 1) Брихаспати описан как первый брахман (жрец), «имеющий десять ртов». А ведь и о Дашагве, как мы уже указывали, говорилось, что у него «семь ртов» (IV, 51, 4).

Все эти выражения могут быть удовлетворительно объяснены только принятием утверждения, что Ангирасы не были связаны ни с «девятью-» ни с «десятью-творящими», а с «вирупа-», то есть «разно-творящими», и что они совершали свои жертвоприношения в течение тех месяцев, когда солнце пребывало над горизонтом в местах их проживания. Отсюда следует, что в древности эти периоды жертвоприношений длились от семи до десяти месяцев, а число жертвоприносителей (хотри) соотносилось с числом этих месяцев. Эти ритуалы прекращались, когда наступала долгая ночь, в течение которой Индра сражался с Вал ой и победил его в конце года (X, 62, 2). Вот это определение «в конце года» очень показательно – оно говорит, что год завершался наступлением долгой ночи.

Другое указание на десятимесячный период солнечного света обнаруживается в легенде о Диргхатамасе, которого Ашвины (судя по описаниям события) извлекли из ямы, куда он был сброшен, дряхлый и ослепленный. Ниже я отвел целую главу на обсуждение ведических легенд, но здесь я выделил эту легенду, потому что в ней мы находим выразительные указания на жизнь Диргхатамаса, поразительно совпадающие с заключениями, к которым мы пришли выше, говоря о Дашагвах.

История Диргхатамаса (чье имя обозначает «долгая тьма») изложена в Первой книге «Махабхараты». Он родился слепым в силу проклятия своего дяди Брихаспати. Войдя в возраст, он женился, и его жена, по имени Прадвеши, родила ему нескольких сыновей. Эти члены его семьи устали от необходимости кормить слепца, и тогда его сыновья бросили его в воды Ганга. Река унесла его далеко, где его выловил из воды царь по имени Бали. В этой стране Диргхатамас родил от рабыни (даси) еще нескольких сыновей, а также и от жены царя (эти сыновья царицы стали в дальнейшем правителями разных областей).

В Ригведе ему оказывают покровительство Ашвины, и в приписываемых ему 25 гимнах о нем или упоминается, или повествуется. Так, в гимне (I, 152, 6) он упоминается под именем Маматсья (имя его отца было Мамата), в пассаже (I, 158, 4) о нем говорится как о сыне Утатхьи (это было имя его матери). В дальнейшем он призывает Ашвинов на помощь, чтобы спасти его от огня и воды, куда его бросил Даса Трайтана. В гимнах (I, 147, 3; IV, 4, 13) сказано, что Агни вернул ему зрение. Но это не должно нас удивлять, ибо в Ригведе часто достижения одних богов приписываются другим, а ведь Диргхатамас находился под защитой Ашвинов. Примечательно и то, что именно Ашвины вернули молодость другому персонажу, Чхьяване, а также Вандана и множество других были спасены, излечены и защищены Ашвинами.

Все подобные достижения теперь понимаются как подвиги, направленные на восстановление сил солнца, ослабевшего за зиму. Но, видя слова «подобно солнцу, пребывающему во мраке» в легенде о Вандане (I, 117, 5), мы должны связывать эти легенды не столько с зимней усталостью солнца, сколько с его долгим пребыванием за горизонтом. Держа это в уме, попробуем разглядеть, к какому выводу мы можем прийти, вникнув в указанную легенду о Диргхатамасе.

Суть мифа или легенды, наиболее важная для нашей цели, заключена в гимне (I, 158, 6). Это можно буквально перевести так: «Диргхатамас, сын Маматы, достигнув дряхлости в десятой юге, стал колесничим-брахманом для вод, стремящихся к своей цели». Здесь лишь один момент требует пояснения: «десятая юга», а также «воды, стремящиеся к своей цели». В целом же вся история выглядит ясной: Диргхатамас, состарившись в десятой юге, и двигаясь по воде, как это говорится в «Махабхарате», прибывает к цели движения воды.

Но ученые спорят о значении слова «юга». Одни считают, что это цикл в пять лет (как объясняет «Веданга-Джьотиша»), и полагают, что он достиг старости в 50 лет. В Петербургском санскритском словаре говорится, что юга – это не период времени, а «поколение», или «связь потомков одного корня» (этому же смыслу следует и Грассман). По мнению этих ученых, слова «в десятой юге» значат «в десятом поколении», какой бы смысл здесь ни приходилось усматривать. И ведь действительно, существует некое предубеждение против восприятия слова «юга» в значении «периода времени» в Ригведе. А поэтому нам необходимо задержаться здесь для рассмотрения этого пункта.

Вне сомнения остается тот факт, что слово «юга» означает «период времени» лишь как один из вариантов значения. Петербургский словарь приписывает такое значение Атхарваведе (VIII, 2, 21), но в Ригведе оно обозначает «потомок» или «поколение», но никак не «период времени». И это особенно относится к нескольким упоминаниям в Ригведе таких слов, как «мануша юга» или «манушья югани». Западные ученые всюду переводят эти слова как «поколение людей», тогда как индийские ведологи, подобные Саяне или Махидхаре, считают, что они относятся в большей части упоминаний к понятию «век смертных». В некоторых случаях (I, 124, 2; I, 144, 4) Саяна считает, что альтернативой может выступать значение «пара людей» или «объединение». И возможно, это подтолкнуло западных ученых к своему толкованию. Этимологически слово «юга» может значить «сочетание» или «пара», и это приводит к трем предположениям: 1) пара, состоящая из дня и ночи; 2) пара месяцев, то есть сезонов; 3) пара двухнедельных сроков, то есть время соединения солнца с луной, что значит – месяц.

Так, в начале Калиюги планеты и солнце, как предполагается, вошли в единение, и отсюда произошло название «юга». Но возможно, что слово может значить и «единение», и «пара», и даже «поколение людей». Этимологический подход не помогает нам определить его точное значение, скажем, в словах «мануша юга» в Ригведе, и мы вынуждены искать какое-то другое значение. Упомянутое выше предубеждение кажется возникшим из-за того, что западные ученые внесли поздний смысл «юги» в Ригведу. И мне кажется, что разные предупреждения могут действительно привести к предубеждению.

Обращаясь к гимнам Ригведы, мы видим, как заметил Муир, оборот «юге юге», встречающийся не менее шести раз (III, 26, 3; VI, 15, 8; X, 94, 12 и т.д.). Саяна объясняет его как «период времени». В других гимнах (III, 33, 8; X, 10, 10) мы встречаем «уттара югани» – «поздний век», а в гимне (X, 72, 1) читаем «уттара юге» – «в последний век».

Но есть в следующих строфах формулировки «дэванам пурве юге» и «дэванам пратхаме юге», четко относящиеся к древнему и наиболее раннему векам богов. Слово «дэванам» здесь дается во множественном числе, а слово «юге» – в единственном, а поэтому нельзя воспринимать это как «поколения богов». Контекст снова явно говорит о том, что указание на время носит намеренный характер, поскольку в гимне говорится о процессе творения и о рождении богов в самые изначальные времена. Но вот чего я не могу понять – если мы будем переводить слова «дэванам югам» как «век богов», то почему не следует переводить «манушья югани» или же «мануша юга» как «века людей» или «человеческий век»? Ведь снова в Ригведе встречается выразительный пассаж, в котором «мануша юга» не может восприниматься как «поколения людей». Так, в гимне к Марутам, (V, 52, 4), мы читаем «вишве йе мануша юга...», что в целом переводится как «все те, кто защищает человека от несправедливости» – так что здесь определяется словами «мануша юга»? Если это значит «поколения людей», то не следует думать, что употреблен винительный падеж, так как и без того известно, что человек всегда является объектом защиты. Поэтому надо приписать некое другое значение, единственно правильное, а именно – «мануша юга» означает «века (возрасты) человека», и тогда винительный падеж будет отнесен к другому смыслу: «Все те, кто защищает человека от несправедливости в течение всего его века».

Ни одна другая конструкция не является более естественной и разумной, чем эта, и тем не менее профессор Макс Мюллер переводит все это так: «Все те, кто защищает поколения людей, кто защищает смертных от несправедливости» и не замечает, что это тавтология и что в тексте нет соединительной частицы, чтобы понять, откуда появляются два объекта, которые надо защищать.

В переводе Гриффита это затруднение кажется частично преодоленным: «Кто все в течение веков человеческих защищает смертного человека от несправедливости».

Еще в одном гимне Ригведы (X, 140, 6) встречаются эти слова «мануша юга», тоже вызывающие затруднения с переводом. В нем говорится, что люди ставят Агни впереди (перед собой), чтобы утвердить его благословения (обеспечить их), обращаясь к нему с прославительными молитвами. Он завершается строкой «тва гира дайвьям мануша юга». А в целом его смысл сводится к следующему (если условно исключить многие эпитеты Агни): «Люди с молитвами поставили Агни перед собой ради благополучия – воспевая его». Здесь снова слова «мануша юга», завершающие стих, могут означать только «в течение человеческих веков». Но и тут Г. Гриффит переводит «юга» как «поколение» и даже вводит от себя новое слово «возвеличивать», в результате чего получилось: «Человеческие поколения возвеличивают Агни прославительными песнями».

Этот стих встречается и в «Ваджасанейя Самхите» (XII, 3), и наш ученый Махидхара разъясняет, что «мануша юга» означает «человеческие века» или «периоды времени» (даже такие, как две недели или половина месяца).

Таким образом, мы встречаем по крайней мере два пассажа в текстах, где слова «мануша юга» по признанным правилам интерпретации означают «периоды времени», а не «поколения людей» (если, конечно, не желать пренебречь

естественным смыслом строки). В Ригведе больше нет пассажей, где «мануша юга» встречались бы в соотнесении с такими словами, как «люди» или «смертный», не давая как бы нам права изыскивать значение слова «юга» в ином виде.

И если один раз устанавливается точно выявленное значение какого-либо слова, мы можем смело воспринимать его в этом же смысле, встречая его в других пассажах, если, конечно, оно не противоречит содержанию текста. Таким путем было выяснено значение многих ведических слов Яской, и нам нет смысла изыскивать новые пути, повторяя тот же процесс, как, например, в данном случае.

Но если «мануша юга» означает «человеческие века», а не «поколения», то нам необходимо выяснить длительность этих веков. В Атхарваведе (VII, 2, 21) говорится: «Мы надеемся на тебя сто и десять тысяч лет, две, три или четыре юги». Здесь слово «юга» явно относится к периоду времени не короче 10 тысяч лет. Но есть основания полагать, что в ранние дни Ригведы «юга» могла означать более короткий период времени. В ней часто говорится о «первой заре» или о «первой из приходящих зорь» (1, 113, 8; I, 123, 2; VII, 76, 6; X, 35, 4), а также о «последней заре» (VII, 71, 3), и о том, что заря обладает знанием «первого дня» (I, 123, 9). А теперь, в свете того, что я раньше говорил о ведических зорях, простое слово «первая» заря станет понятным, только если мы соотнесем ее с первой зарей года, или с зарей первого дня года. Слова «первый» («пратхама») и «последний («авама») должны, таким образом, обозначать начало и конец года в те дни. И после всего сказанного выше о ведических зорях (в 5-й главе), мы можем смело утверждать, что «первая» из зорь была первой из всей группы зорь, появлявшихся в конце долгой ночи и начинавших год. В гимнах (I, 124, 2; I, 92, 11) «первая» заря описывается как «истощившая человеческие века» («манушья югани»), а в гимне (I, 115, 2) указывается, что праведные и преданные богам люди «продлевают юги» при первом появлении зари.

Европейские ученые и здесь переводят слово «юга» как «поколения людей». Независимо от факта, что «мануша юга» должна значить «человеческие века» (по крайней мере, в двух обсужденных пассажах), контексты гимнов (I, 124, 2; I, 92, 11) наводят на мысль, что встречающееся в них слово «юга» эквивалентно «периоду времени». Заря описывается в них как начинающая новый курс небесных порядков, или святых жертвоприношений, и приводящая в движение манушья югани, явно обозначая, что с первой зарей начинаются жертвоприношения, а также цикл времени, известный как «человеческий век», или же, что «человеческие века» начинаются с первой зари (начинается их отсчет). Это соединение манушья юги, или «человеческих веков», с первой зарей сразу дает нам возможность определить длительность «человеческих веков», так как, если эти «века» (юги) начинались с первой зарей года, они должны бы окончиться с последней зарей года. Таким образом, мануша юга обобщенно обозначала весь период времени между первой и последней зарей года, тогда как просто юга определяла короткий отрезок этого периода.

Кроме легенды о Диргхатамасе, мы имеем в Ригведе достаточное свидетельство того, что слово юга применялось в речи для обозначения отрезка времени короче года и что оборот мануша юга определял «человеческие века» или «период времени между первой и последней зарей года», а не «человеческие поколения».

Теперь легко не только понять, как «Диргхатамас состарился в десятой юге», но и возможно еще более точно определить значение слова юга в дни Ригведы, потому что если юга была частью мануша юги, то есть периода между первой и последней зарей года, а легенда о Диргхатамасе – это солярная легенда, то утверждение, что он «состарился в десятой юге», может означать только то, что «солнце состарилось на десятый месяц». Иначе говоря, считалось, что десять юг протекло между первой и последней зарей, то есть между двумя крайними точками года. Поскольку десять дней и десять половин месяца – это слишком короткий срок, а десять сезонов – слишком длинный период для залегания между этими точками, в слове юга (в словах дашаме юге) следует видеть один месяц и ничего больше. Это значит, что Диргхатамас – это было солнце, которое старело на десятом месяце, и, передвигаясь на воздушных водах, оно и было принесено ими к их цели, то есть к океану (VII, 49, 2) – за горизонт. Упоминаемые здесь воды – это те, над которыми царит бог Варуна, или которые текут по его команде, или для которых он, как указывается, выкопал канал (VII, 49, 1–4; II, 28, 4; VII, 87, 1). Так он прорезал путь для Сурьи, который, будучи освобожден Индрой из захвата Вритрой, вознесся солнцем (I, 51, 4).

Профессор Макс Мюллер в своей работе «Вклад в науку мифологию» (т. 2) показал, что большую часть достижений Ашвинов следует разумно объяснять как связанную с убывающим солнцем. Легенда о Диргхатамасе является всего только мифическим представлением об арктическом солнце, заходящем над «широким океаном» (VII, 60, 4). Оно является видимым в течение мануша юги, или десяти месяцев, а затем снова падает в неведомые воды. Чем являлись эти воды и какова их природа, долго понималось неправильно, но дальше в соответствующем месте, в той главе, где мы будем говорить о ведических мифах, это будет разъяснено. Достаточно будет сказать здесь, что легенда о Диргхатамасе, рассмотренная выше, полностью соответствует легенде о Дашагвах, о которых говорится, что они продолжают приносить жертвы в течение десяти месяцев.

Я вынужден был несколько затянуть здесь разговор о значении слов юга и мануша юга ввиду того, что эти термины понимались слишком неправильно, несмотря на то, что строфы ясно указывают на их явное предназначение обозначать такое понятие, как «период времени»; в строфах (V, 52, 4; X, 140, 6) установлено, что «мануша юга» обозначала «человеческие века», а их ассоциация с «первой зарей» (I, 124, 2; I, 115, 2) указывает, что длительностью юги была короче года. И приводимая в текстах десятая юга окончательно подтверждает, что юга означает месяц. Вот каким путем я пришел к определению значений этих терминов. И я был рад обнаружить, что в этом поиске я был предварен работой профессора Рангачарьи (г. Мадрас), который шел другим путем поиска. В его исследовании о югах обсуждается корень самого значения слова юга, и он исходил из грамматического определения: «соединение (слияние)». Он писал: «Фазы луны, столь легко наблюдаемые, видимо, как считает профессор Вебер, помогают уяснить мысль о периоде времени, известном как юга, зависящем от слияния некоторых небесных тел. Эта мысль была подсказана знанием этих фаз».

Профессор Вебер далее подтверждает свое предположение ссылкой на пассаж из «Шадвимша Брахманы» (IV, 6), где «четыре юги обозначаются своими наиболее древними названиями и соотносятся с четырьмя лунными фазами, от которых и произошло это понятие». Затем профессор Рангачарья говорит о слове дарша – древнем названии, относящемся к слиянию солнца и луны, и заканчивает так: «Есть старые мифологические и другие свидетельства, приводящие нас к заключению, что наши прапредки наблюдали и многие другие интересные факты слияния небесных тел, и, по всей видимости, наиболее ранняя концепция юги относилась к периоду от новолуния до новолуния, то есть к одному лунному месяцу».

Выше я уже обсудил пассаж, говорящий о том, что это была первая заря, которая приводила мануша югу к началу движения. И мы сравним это указание со строфой Ригведы (X, 138, 6), в которой говорится, что Индра, убив Вритру, привел на небо зарю и солнце и «установил порядок месяцев на небе». Это тоже выступает как дальнейшее свидетельство, что цикл времени, начинавшийся с первой зарей, был и месячным циклом. Итак, мы можем смело заключить, что слова мануша юга определяли в древности месячный цикл, в течение которого солнце было над горизонтом, или, точнее, тот период наличия и воздействия солнечного света, в течение которого предки арьев проводили свои серии жертвоприношений или же другие религиозные и общественные церемонии.

В Ригведе имеется много мест, поддерживающих этот взгляд. Но западные ученые повсеместно переводят слова мануша юга как «поколения людей или племен», делая реальный смысл этих строк туманным и непонятным. Так, в гимне (VIII, 46, 12) говорится: «Все (жертвоприносители) с поднятыми ковшами призывают того могучего Индру на мануша югу». Очевидное значение этого состоит в принесении Индре возлияний сомы в продолжение периода человеческого века. Но вот Гриффит, понимая мануша юга как «племена людей», переводит так: «Все расы людей призывают...» и т.д. Это не передает духа оригинала. Равным образом, в гимне (VII, 9, 4) говорится, что Агни светит в течение «человеческого века», но и тут без надобности в перевод вводятся «племена людей»[10].

Непосредственным и независимым подтверждением заключения, к которому мы пришли, исследовав легенду о Дашагвах и Диргхатамасе, выступает ряд сезонов, упоминаемых в некоторых ведических текстах. Период солнечного света, равный десяти месяцам, за которым следовала двухмесячная ночь, вполне может быть описан как пять сезонов по два месяца каждый, вслед за чем солнце исчезало в воде за горизонтом. Подобное описание года мы находим в Ригведе (I, 164, 12), в Атхарваведе (IX, 9, 12) в слегка варьированном виде, а также в «Прашнопанишаде» (I, 11). Его можно буквально перевести так: «Пятиногий Отец двенадцати форм, говорят, наполнен водными испарениями в дальней половине небес. Эти другие опять говорят, что он, видящий далеко, помещается на колеснице о шести спицах и семи колесах в близкой половине небес» (в Атхарваведе вариант: вместо «он» проиводится «семиколесный»; есть легкие изменения и в Упанишаде, но они не влияют на смысл строфы). Этот текст ясно указывает на то, что здесь описан бог года в 12 месяцев.

В гимне Ригведы (I, 164) говорится: «Колесо о двенадцати спицах, а в нем 720 сыновей Агни» – явное указание на год, состоящий из 12 месяцев и 720 дней и ночей (360+360). Нет сомнений, что пассаж приводит описание года, а то, что в двух его половинах есть слова «говорят» и «другие говорят», указывает на наличие двух мнений о природе бога года о двенадцати формах. Что же это за мнения? Одни говорят, что бог-год пятистопый – это значит, что он делится на пять сезонов. А другие указывают, что у него в колеснице шесть спиц, то есть шесть сезонов. Все это означает, что в древности одни полагали, что в году пять сезонов, а другие – что шесть. Но откуда могла взяться эта разница во мнениях?

В «Айтарейя Брахмане» (I, 1) и в «Тайттирийя Самхите» (I, 6, 2, 3) поясняется, что два сезона – Хаманта (зима) и Шишир (ранняя весна) – слиты вместе, как бы в один сезон, и получается их пять, но это более позднее объяснение, так как в «Шатапатха Брахмане» (XIII, 6, 1, 10) слиты для этой же цели сезоны Варша (период дождей) и Шарад (осень). Это указывает на то, что во времена «Тайттирийя Самхиты» и «Брахман» еще не было определено, какие сезоны следует слить, чтобы их получилось всего пять, как иногда упоминается в Ведах. А эти упоминания требовали пояснений, что приводило иногда к объединению даже четырех сезонов. Но это выглядело уже слишком неопределенно, чтобы походить на правду. Нам трудно поверить, что по чьему-либо выбору некие два сезона могли быть так объединены, а поэтому следует взглянуть внимательнее на стихи Ригведы, чтобы понять мысль о пяти сезонах.

Итак, первая часть строфы повествует о пятистопом Отце, исполненном водных паров в дальней части небес, а тот, кто на колеснице о шести спицах, является далеко видящим. Здесь определение «исполненный паров» или же «пребывающий в водах» выглядит противопоставлением тому, кто «далеко видит».

Это делается понятным из стихов, которые идут дальше в гимнах. Так, тут же, в 13-й строфе, говорится о «колесе с пятью спицами» как о старом, но целом и не разбитом, а ниже, в 14-й строфе, мы читаем: «Неизработавшееся колесо вращается со своим ободом (и) десятеро тянут его, впряженные, по пространству. Глаз солнца движется, окутанный паром; все миры от него зависят».

Сравнивая эти строки с 11-й строфой, легко увидеть, что слова «исполненный водных паров» и «окутанный паром» – это почти синонимы, и единственный вывод, который можно из этого извлечь, сводится к тому, что пятистопый бог-год, или Солнце, удалился для пребывания в водных парах, то есть стал невидимым или покрытым тьмою и парами в течение какого-то времени в дальней части небес. А выражение «десятеро запряженных тянут повозку» (ср.: Ригведа, IX, 63, 9) показывает, что пять сезонов не были образованы соединением любых двух сезонов по выбору из шести, как это объясняется в указанной «Брахмане» (потому что тогда число коней не может равняться десяти), но что здесь говорится о реальном годе, состоящем из десяти месяцев и пяти сезонов. Когда же число сезонов возрастает до шести, бог-год уже не исполняется водными парами, а становится дальновидящим.

Мы видели, что Диргхатамас (Солнце) состарился на десятом месяце и, двигаясь по воздушным водам, скрылся в океане. Эта же самая мысль выражена и в данном стихе, который содержит два разных взгляда на природу года – указания на пять и на шесть сезонов приведены как контрастные черты. <...> На самом же деле в этом стихе описан год как: 1) или пятистопый в водах дальней части небес, 2) или как поднимающийся на колесницу о шести спицах в колесе и видящий далеко в ближней части небес. Очевидно, эти два описания не могут относиться к сезонам в одном и том же месте, а поэтому не может считаться решением вопроса искусственное объединение двух сезонов в один. В первой части этого пассажа явно описываются пять сезонов и десять месяцев, наступавших после пребывания солнца в водной среде, то есть в темноте ночей (I, 164, 12). Из всего вышесказанного ясно видно, что здесь описан арктический десятимесячный год.

Кажется, эти строки гимна не привлекли должного внимания, и особенно указанный контраст между пятью и шестью сезонами. Но в свете арктической теории все описание становится понятным. Ведические барды сохранили для нас здесь память о годе, имеющем десять месяцев и пять сезонов, хотя уже давно он превратился в 12-месячный год.

Разъяснения, приводимые в Брахманах, считаются постфактными домыслами об упоминаниях пяти сезонов в Ригведе. А я вот думаю, что мы не обязаны так считать, поскольку эти пять сезонов прекрасно высчитываются. Я ведь уже говорил, что в поисках свидетельств в древних традициях мы должны ожидать, что найдем еще более древние, связанные с обнаруживаемыми и в разобранном выше гимне Ригведы (I, 164, 12), где содержатся прекрасные иллюстрации этого положения. Первая строка стиха, хотя и говорящая о пяти сезонах, описывает год, имеющий 12 форм, а вторая, где говорится о годе в шесть сезонов и 12 месяцев, называет его «семиколесным», что уже относится к семи месяцам (или семи солнцам, или семи лучам). Это может показаться на первый взгляд несообразным, но история слов любого языка показывает, что в нем сохраняются старые обороты еще долго после того, как они уже перестали отражать заложенные в них идеи (так, мы в английском языке и сейчас употребляем слово «pecuniaty» для обозначения мелких монет, которое произошло от латинского «пекус» – «скот», или говорим, что солнце поднимается, как фонарь, хотя прекрасно знаем, что его кажущееся движение связано с вращением Земли).

Подобным же образом выражения вроде «сапташва» («семилошадный») или же «саптачакра» («семиколесный»), применявшиеся как определения года солнца, стали признанными в языке до того, как гимны приняли форму, совремеш ую периоду жизни создававших их бардоз, и эти барды не могли изменять их, даже видя, что они не соответствуют очевидным вещам. Наоборот, поскольку мы находим в Брахманах подделки, которые явно подсказаны тем, что были попытки соотнести старые сообщения (формулы) с теми, что были в ходу, а это, видимо, было необходимо с точки зрения требований религии и порядка жертвоприношений. Но, исследуя все это с исторической точки зрения, видим, что в нашу обязанность входит отделить древние факты от более поздних, с которыми они прочно перемешались. В частности, анализируя разбираемый гимн (I, 164, 12) и применяя этот метод, мы ясно увидим следы года в десять месяцев и пять сезонов.

Такой же принцип применим и в других случаях, как, например, в (VI, 22, 2). Барды, дающие нам современное им состояние гимна, знали но традиции старые сведения, и нечему тут удивляться, что такое смешение с более поздними могло происходить. Само по себе сохранение таких древнейших традиций можно считать чудом, и именно этот факт сообщает древним Ведам такую особую ценность с точки зрения изучения и религии и истории.

Суммируя все вышесказанное, следует указать, что явно прослеживаемые традиции, сохраненные в Ригведе, указывают на год, некогда состоявший из семи месяцев, или семи солнц, как это, например, показано в легенде об Адити и ее сыновьях, или же говорилось о годе в десять месяцев, как об этом повествуется в легенде о Дашагвах и Диргхатамасе, – все это не может быть понято вне арктической теории. Эти десять месяцев, которые были обусловлены в гимнах тем, что древние жертвоприносители арийской расы проводили серии приношений именно в такой период, были определяемы термином «мануша юга» – «человеческие века», что все время неправильно понимали западные ученые. Солнце скрывалось за горизонтом на десятую из числа таких юг, и Индра боролся с Валой в дни наступавшего после этого мрака, а затем, в конце года, приносил солнце, «пребывавшее во тьме» все эти дни.

Таким образом, весь год состоял из «мануша юга» и долгой ночи, но, несмотря на то, что ведические барды в более позднее время жили в местах, где солнце поднималось над горизонтом в течение всех 12 месяцев, выражения «мануша юга» и «кшапах (ночи)» все еще сохраняется в Ригведе.

Надо признать, что обсуждаемые здесь свидетельства основаны главным образом на легендах, но это ни в коей мере не снижает их важности и веса, тем более что мы увидим в дальнейших изучаемых примерах индоевропейский характер многих из таких традиций. В полном согласии с ведическими легендами находится, например, сообщение о годе, разделенном на пять сезонов, или же о десяти конях, влекущих колесницу солнца.

В следующей главе будет показано, что в ведической литературе имеются выразительные обороты и описания, касающиеся десятимесячных циклов жертвоприношений, и что они независимо от всего усиливают и подтверждают заключения, выведенные в этой главе из истинного смысла легенд.

Примечания:

1

Из числа последних работ на эту тему см.: Б. А. Рыбаков. Язычество древних славян. М., 1981; О. Н. Трубачев. Названия рек Правобережной Украины. М., 1968; его же: Лингвистическая периферия древнейшего славянства. Индоарийцы в Северном Причерноморье//Вопросы языкознания, 1977, № 6; Л. С. Сейбутис. Миграция послеледникового человека как отражение изменений экологической обстановки// Научные труды вузов Литовской ССР, серия «География», VIII, 1982; Н. Р. Гусева. Арктическая родина в Ведах?// Кто они и откуда? Древнейшие связи славян и арьев. М., 1998; ее же: Краткая сводка совпадающих и сходных слов русского языка и санскрита (400 слов), тот же сборник; С. В. Жарникова. Древние тайны Русского Севера, тот же сборник; ее же: Гидронимы Русского Севера. (Опыт расшифровки через санскрит), тот же сборник; Дурга Прасад Шастри. ^вязь между русским языком и санскритом (перевод с английского), тот же сборник. – Здесь и далее прим. пер.

10

Далее мы опускаем из данного перевода книги Тилака полторы страницы текста, заполненные подробным разбором разных вариантов санскритских слов, встречающихся у переводчиков, и продолжаем нашу работу после его слов: «... данная дискуссия не имеет прямого отношения к обсуждаемой здесь теме».