• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Понятие «личных состояний», или «собственных сумм», российских государей на протяжении XVIII–XIX вв. прошло через сложную эволюцию.

Начало этой эволюции, как и многое в нашей истории, положил Петр Великий. Когда он, придя на очередное заседание Правительствующего Сената, выложил на стол башмаки, купленные в Гостином Дворе на «собственные» деньги, заработанные в кузнице. Это и стало некой условной точкой отсчета и неким зримым символом обладания лично заработанными деньгами российскими монархами «по должности». Именно Петр Великий положил начало традиции «вкалывать, как раб на галерах» (фраза В.В. Путина), будучи первым лицом страны.

Однако при преемниках Петра Великого эти традиции во многом утратились, российские монархи и «работали» по-разному, и не видели большой разницы между государственными и личными средствами, требуя из казны ровно столько, сколько считали необходимым для своего комфортного существования.

Тем не менее и тогда на ступенях власти «ниже монарха», для членов императорской семьи, начиная с цесаревича и его жены, существовало жестко фиксированное ежегодное жалованье в виде так называемых «комнатных сумм».

И только Павел I в 1797 г., определив на законодательном уровне «жалованье» для каждого из членов семьи, собственно, и положил начало традиции формирования личных состояний российских монархов.

Однако вплоть до 1917 г. для членов царствующей семьи это личное состояние, при всей его формальной значимости, оставалось скорее неким материально-финансовым символом их статуса…

Основа благосостояния российских императоров, их братьев и сестер закладывалась буквально с момента их рождения, поскольку, согласно законам Российской империи, им с начала жизни начинали выплачивать фиксированное жалованье.

Следует отметить, что первой «нормальной семьей» в имперский период российской истории стала семья Павла I и императрицы Марии Федоровны. Именно они заложили прочный «генетический фундамент» в основу Императорской фамилии, обеспечив устойчивость престолонаследия. С легкой руки императора Павла I и императрицы Марии Федоровны, у которых родилось 9 детей (пять девочек и четыре мальчика), все императорские семьи в XIX в. (за исключением Александра I, у которого обе дочери умерли в детском возрасте) были многодетными.

Наряду с тем что цесаревны или императрицы были обязаны рожать «до мальчика» и желательно не одного, многодетность в императорской семье «стимулировалась», как денежными выплатами за каждого ребенка, так и тем, что каждый ребенок с момента рождения, обеспечивался жалованьем. По законоположениям, принятым при Павле I, после рождения каждого из царских детей императрицам выплачивались весьма крупные суммы, которые по аналогии с сегодняшней практикой можно назвать неким «материнским капиталом».

Сумма «материнского капитала» на каждого из детей носила на протяжении всего XIX в. фиксированный характер и вплоть до начала XX в. не менялась, составляя 42 858 руб. серебром. Можно с уверенностью предположить, что «некруглые» 42 858 руб. серебром образовались в 1840 г., когда пересчитывались ассигнации на серебро. До этого императрицам «за ребенка» платили вполне «круглые» 150 000 руб. ассигнациями. Так или иначе, но именно сумму в 42 858 руб. серебром мы встречаем в финансовых документах жены Александра II – императрицы Марии Александровны.²⁹⁷ Когда последняя русская императрица Александра Федоровна в 1895 г. родила первую девочку, то и ей выдали «по случаю рождения великой княжны Ольги Николаевны» из «сумм Кабинета» те же самые 42 858 руб.

Кабинет Его Императорского Величества, входя в структуру Министерства Императорского двора, управлял собственностью правящего императора. Следовательно, Николай II платил жене за рождение дочери «из своих» денег.

Г. фон Кюхелыен. Семья императора Павла I. 1800 г.

Сам документ о производстве выплат за подписью министра Императорского двора гр. И.И. Воронцова-Дашкова очень лаконичен: «Государь император, указом на мое имя, данным в 3-й день ноября сего года, Высочайше соизволил повелеть: представить Ея Императорскому Величеству Государыне Императрице Александре Федоровне, по случаю благополучного разрешения от бремени дочерью, великой княжной Ольгой Николаевной, 42 858 руб., Всемилостивейше жалуемых из сумм Кабинета Его Императорского Величества».²⁹⁸

Были и другие жестко регламентированные расходы, связанные с рождением детей. Например, для подготовки младенческого белья из казны отпускалось 8000 руб., а родители очередного великого князя или княжны получали «за тяжкие труды» по зачатию и родам по 18 000 руб. каждый. Следовательно, расходы по рождению младенца, входившего в состав императорской семьи, обходились казне в среднем в 86 858 руб.²⁹⁹ Следует подчеркнуть, что эти деньги выплачивались только царствующей чете, поскольку рождение ими детей имело огромное значение для устойчивости династии.

Как правило, «материнский капитал» вносился на счета детей (в счет так называемых «экономических сумм») в день их Святого крещения. Именно эти деньги становились ядром постепенно копившегося состояния каждого из детей.

Кроме этого, матери получали подарки по случаю крещения своих детей. Например, в апреле 1875 г. при крещении великой княжны Ксении Александровны ее мать, цесаревна Мария Федоровна, получила от Александра II (своего свекра) две крупные жемчужины в серьгах.³⁰⁰ Дарили подарки и младенцам. Когда у Николая I родился третий ребенок – великая княжна Ольга Николаевна, то император Александр I привез ей в подарок к крестинам бокал и чашу «из зеленой эмали». Как правило, эти подарки, не самые дорогие «по деньгам», но значимые «по памяти», сопровождали выросших детей на протяжении всей их жизни.

Как мы уже упоминали, жалованье детям назначалось с момента их рождения. Но тут же начинались и расходы. Ведь при царственных младенцах сразу формировался штат прислуги. Как правило, он включал от 15 до 22 чел. И это только на одного младенца!

Каждый царственный младенец означал новые расходы для семьи на дни рождения и тезоименитства. Как это ни странно звучит, но и на этом пытались «сэкономить». Так, когда у Екатерины II родилась 11 мая 1892 г. пятая внучка, бабушка решила назвать ее Ольгой, сказав: «…Пусть ее рождение и именины придутся на один день, одним праздником будет меньше». Дело в том, что девочка родилась в день праздника Св. Ольги, крещенной в Константинополе в 956 г.³⁰¹

Механизм формирования детских капиталов был следующим. С момента рождения великих князей «ставили на денежное довольствие» при Дворе. С этого «денежного довольствия» детям шли регулярные выплаты «по третям» года. После того как из этой суммы вычитались все выплаты «на гардероб», врачей и на жалованье обслуживающего царственного младенца персонала, все оставшиеся деньги перечислялись на счета его «Собственной» суммы. Конечно, дети поначалу не имели о денежных делах никакого понятия и их средства контролировались родителями и воспитателями.

Будущему Николаю I, с рождения, «на личный счет», каждые три месяца переводилось по 33 333 руб. '/ коп. ассигнациями. В эту сумму должны были «уместиться» все расходы на содержание великого князя. Остаток суммы, если таковой имелся, «переводился» на следующий месяц.³⁰² Расходы «на посторонние» нужды были минимальны. Так, в 1802 г., «к святой Пасхе на построение малолетнего платья», шестилетнему великому князю выделили 2010 руб.

Постепенно на личном счете великого князя Николая Павловича сформировался крупный капитал. В начале 1804 г. «в распоряжении» восьмилетнего великого князя Николая Павловича было 639 033 руб., «отданных в Государственный Заемный банк и в Сохранную казну в прежних годах».³⁰³ Кредитные учреждения выбирала сама императрица Мария Федоровна, поместившая туда капиталы своих детей, в том числе и для укрепления доверия широкой публики к этим банкам.

Динамика накопления Собственной суммы выглядела достаточно внушительно. Если в первой трети 1804 г. Собственная сумма великого князя составляла указанные 639 033 руб., то уже в конце года эта сумма составила 767 248 руб. 99 коп.³⁰⁴ В мае 1805 г. сумма «отданных в Банк и в Сохранную казну в прежних годах» составила 904 164 руб.³⁰⁵ и, наконец, в январе 1807 г. Собственная сумма, хранящаяся в банке, превысила миллион рублей и составила 1 143 746 руб.³⁰⁶ Примечательно, что все финансовые дела маленьких великих князей жестко контролировались матерью – вдовствующей императрицей Марией Федоровной. На финансовых документах детей неоднократно встречаются ее рукописные пометки (см. табл. 33).

Таблица 33 Собственные детские суммы Николая I

О том, куда шли деньги царственных детей, мы проиллюстрируем на примере «финансирования» кормилицы Николая I, она «работала» на будущего императора чуть больше года и получала жалованье, а потом и пенсию, из Собственной суммы будущего монарха.

Николай I родился 25 июня 1796 г. Ему сразу же подобрали кормилицу, которой было положено жалованье в 800 руб. в год.

Жалованье кормилице выплачивалось «по третям», т. е. раз в три месяца. Так, 16 февраля 1797 г. кормилица Ефросинья Ершова получила 200 руб. Естественно, она была неграмотна и в «ведомости» за нее расписалась дворянка-няня Синицына.³⁰⁸ Кормила будущего императора Ефросинья около года по крайней мере в сентябре 1797 г. она «по повелению императрицы» получала «положенный пансион, принадлежащий ей за прошедшие полгода, считая с марта по 1 сентября 300 руб.»³⁰⁹ После окончания своей «работы» как кормилицы Ефросинье Ершовой установили пенсию в 800 руб. в год, в размере жалованья, и ее она получала, так же как и жалованье по 200 руб., каждые три месяца.³¹⁰

В декабре 1797 г. у Николая I появилась молочная сестра, поскольку по ведомости кормилице выдали «за окрещение у ней младенца 100 руб.». В 1803 г. кормилица получила еще 100 руб., также «за крещение у нее младенца». Наверняка у Ефросинье Ершовой и до 1896 г. был по крайней мере один ребенок, но молочными сестрами Николая I считались только те дети кормилицы (Авдотья и Анна), которые были рождены в 1797 и 1803 гг. Позже у кормилицы родился сын Николай, он также был зачислен в молочные братья царя.

Умерла кормилица Николая I, видимо, в 1832 г., поскольку к 1833 году «детям умершей кормилицы Авдотье и Анне» было выплачено за «поздравление с Новым годом – 50 руб.».³¹¹ С 1833 г. начинаются «отношения» Николая I с молочными сестрами. В бухгалтерских документах они так и назывались – «дочери умершей кормилицы». Примечательно, что деньги им выплачивались по четко фиксированным поводам и только в случае их личной «явки» во дворец. Дочери кормилицы являлись в «свои дни», «как часы», а молочный брат царя только изредка. Так, «свои» 25 руб. за поздравление с Новым годом он получил единственный раз в 1837 г.

Поводы к выплате денег были следующие. Во-первых, «именинные» дни самих молочных сестер Авдотьи и Анны. 1 марта 1833 г. Авдотье было выдано 25 руб. «именинных». Во-вторых, это ежегодные поздравления императора с Новым годом. В 1835 г. дочерям «умершей кормилицы» за «счастие поздравить» Николая I с Новым годом выплатили 50 руб. на двоих. В-третьих, это поздравление императора на Пасху. «Тариф» был стандартный – 50 руб. на двоих. В-четвертых, поздравление Николая I с днем рождения и, в-пятых, – в декабре поздравления с тезоименитством. Таким образом, сестры «снимали» с императора ежегодно по 125 руб. каждая. Без сомнения, для крестьянской семьи такой гарантированный «приработок» был очень важен. Кроме этого, молочные сестры императора занимали особое место в крестьянской общине, да и местные власти к ним относились весьма бережно.

Когда в России в начале 1840-х гг. ассигнации пересчитали на серебро, то пересчитали и деньги дочерей «умершей кормилицы». Анна и Авдотья стали «за поздравления» получать 14 руб. 28 ⁴/₇ коп. на двоих.

В 1844 г. число крестьянских «родственников» Николая I увеличилось в связи с тем, что он стал крестным отцом родившегося у Анны сына. Анна Ершова, по мужу Горохова, в награду «по случаю соизволения Его Величества о восприятии от имени Его Величества от купели новокрещенного ее сына Алексея» получила очень приличную сумму в 28 руб. 58 коп.³¹² Денежная история кормилицы Николая I и ее детей продолжалась с 1796 по 1853 г., т. е. 57 лет. А таких служащих рядом с взрослеющим императором, было довольно много.

Когда у Николая I родился первый мальчик – будущий Александр II, то родители положили на его счет порядка 4000 руб., которые начали прирастать процентами. Деньги будущего императора лежали в различных кредитных учреждениях, в том числе в С. – Петербургской Сохранной казне Воспитательного дома.³¹³

Как и когда происходило перечисление «детских денег» в Сохранную казну? Например, первые деньги пошли на счет цесаревича 28 января 1819 г. (13 000 руб.). В 1820 г. деньги перечислялись дважды 26 января (10 000 руб.) и 8 октября (10 000 руб.). Следует добавить, что на каждую из указанных сумм проценты по капиталу начислялись отдельно, в результате сумма процентов, начисленная за многие годы, многократно перекрывала изначальный капитал. Так, к 1 января 1838 г. на первый вклад от 28 января 1819 г. (13 000 руб.) «набежало» процентов на 17 562 руб. и общая сумма этого вклада составила 30 562 руб.³¹⁴ Еще раз следует напомнить, что в Сохранную казну перечислялись только те деньги, которые оставались после выплаты из жалованья пенсий, пособий и пр. Само же жалованье цесаревича в 1838 г. составляло, судя по документам, 135 000 руб. (выплаты из Государственного казначейства 10 января 1838 г. – 85 000 руб. и 2 сентября 50 000 руб.).³¹⁵ Перечисления средств, как правило, шли после получения «зарплаты», три раза в год: в январе, мае и сентябре. Так, на счет младшего брата цесаревича Александра – великого князя Константина Николаевича в 1828 г. деньги перечислялись трижды: 25 000 руб. (3 января), 25 000 руб. (2 мая), 30 000 руб. (3 сентября).³¹⁶

Общая сумма капитала цесаревича Александра Николаевича, будущего императора Александра II, на 1 января 1839 г. составила 1035 139 руб. Тогда ему шел 11-й год. Источниками этой суммы были капиталы, положенные на счет цесаревича в Сохранную казну Петербургского и Московского Воспитательных домов (770 655 руб.) На эти капиталы начислялись проценты (264 484 руб.). Что и дало в сумме капитал, превышавший 1 000 000 руб.

За первым сыном императрица Александра Федоровна родила Николаю I еще троих сыновей (Константина, Николая и Михаила) и троих дочерей (Марию, Ольгу и Александру). После рождения, как и старший брат, они стали получать жалованье. Все деньги детей Николая I хранились в С. – Петербургской Сохранной казне (см. табл. 34).

«Набежавшие» суммы детских капиталов определялись единственно годом рождения детей, поскольку, согласно закону 1797 г., дети императора до совершеннолетия (20 лет) должны были получать «скромные» 100 000 руб. в год. Процентные начисления также были одинаковыми. Поэтому капитал, накопленный на счетах великой княжны Марии Николаевны, к ее 19 годам, в 1838 г. вполне сопоставим с накопленными суммами ее братьев. В результате все три сестры (1819, 1822 и 1825 гг. рождения) уже к 1838 г. имели личные капиталы, превышающие миллион рублей.

Говоря о темпах накопления «детских сумм», следует иметь в виду, что по мере взросления детей росли и их расходы. Учителей становилось больше, увеличивались расходы на туалеты и развлечения. Соответственно сокращались и суммы, переводимые на банковские счета царских детей. Особенно это касалось подрастающих девочек, тем по определению страстно хотелось «блистать».

Такая ситуация привела к тому, что старшая дочь Николая I великая княжна Мария Николаевна не только ничего не отложила на свой банковский счет в 1839 г., но и была вынуждена использовать часть средств с этого счета. Связано это с банальным перерасходом собственного «жалованья». Правда, у Марии Николаевны имелись и «смягчающие обстоятельства». В 1839 г. она вышла замуж за Максимилиана Лейхтенбергского, поэтому, «блистая», она несколько выбилась из бюджета.

Доходы великой княжны Марии Николаевны в это время складывались из: а) 100 000 руб. в год из Государственного казначейства. За январскую треть она получила 31 333 руб. ассигнациями, 1000 руб. золотом и 1000 руб. серебром. Всего 33 333 руб.; б) от промена золота и серебра было дополнительно получено 5380 руб., и общая сумма финансовых поступлений в январе составила 38 885 руб.

Таблица 34

Все эти деньги немедленно пошли на оплату разных счетов, преимущественно из модных магазинов, а еще надо было платить жалованье воспитателям, учителям и прочему персоналу… В результате у великой княжны возникла банальная ситуация под названием «денег нет вообще». Как ни странно, но это было действительно так. Уже на 20 января 1839 г. из 38 885 руб. по счетам ушло 37 050 руб. Следующая «получка» из Государственного казначейства у Марии Николаевны должна быть только в мае, а оставалось у нее «до получки» всего 1835 руб. При этом последнюю 1000 руб. Мария Николаевна отдала в долг своей воспитательнице Ю.Ф. Барановой. Следовательно, наличных оставалось только 835 руб. Надо заметить, что ни папа, ни мама деньгами дочке не помогли. Выход был, конечно, найден. Деньги «до получки» пришлось взять из неприкосновенного капитала, хранившегося на счету великой княжны в Санкт-Петербургской Сохранной казне. На начало 1839 г. там хранился 1 068 568 руб.

Поскольку это было «не в правилах», то воспитатели всеподданнейше обратились к Николаю Павловичу с просьбой «оставить в Сохранной казне 1 000 000 руб., остальные 68 568 руб. отпустить для настоящих комнатных и прочих расходов Великой Княжны Марии Николаевны».³²⁰ Император дал разрешение на эту операцию.

Кроме ассигнаций, лежавших на банковских счетах, дети буквально с рождения начинали накапливать драгоценные вещи. Это могли быть бриллиантовые орденские знаки, их дети царя получали при святом крещении. Это – золотая и серебряная посуда в детских комнатах, золотые и серебряные игрушки. По большому счету, все то же самое, что и у обычных детей, но только очень дорогое и по работе, и по материалам. Поскольку вещи были действительно дорогими, то требовалось обеспечить их сохранность. Пока дети были маленькими, за драгоценные вещи в их комнатах отвечали воспитательницы-англичанки. Например, когда в 1838 г. умерла воспитательница великих князей Николая и Михаила Николаевичей англичанка Коссовская, то организовали приемку драгоценных вещей по описи. Николаю тогда шел 7-й, а Михаилу 6-й год. В списке, среди многого прочего, значились два ордена Св. Андрея Первозванного, два креста и две звезды этого ордена. В комнатах мальчиков хранились две золотых медали «Блаженной памяти императрицы Марии Федоровны». Наряду с этими взрослыми вещами имелись и вещи совершенно детские, такие как «побрякушка золотая, украшенная алмазами, и детский серебряный барабан и барабанная палка».³²¹

Эту опись драгоценных вещей лично просмотрел император Николай Павлович и он лично «высочайше» распорядился по поводу «побрякушки» и барабана. Поскольку мальчики уже выросли, то Николай I приказал передать «побрякушку золотую, украшенную алмазами», в комнаты цесаревича «в свое время… после бракосочетания», рассчитывая, что когда в семье цесаревича родится ребенок, то он будет в свою очередь забавляться этой «переходящей» погремушкой. Серебряный барабан с той же целью также передавался в комнаты цесаревича.

По поводу «побрякушки золотой» надо сказать несколько слов. Эту, говоря привычными терминами, детскую погремушку изготовили мастера-ювелиры Самсон Ларионов и Михаил Вельский по заказу Анны Иоанновны в 1740 г. Погремушка была любопытной конструкции, поскольку совмещалась со свистком. Доподлинно известно, что с этой погремушкой-свистком играл Александр I. Его младший брат, будущий император Николай I, также, будучи ребенком, забавлялся с этой «побрякушкой». В результате «побрякушка» стала носить «переходящий» характер, развлекая исключительно мальчиков, рожденных в семье правящего императора по прямой нисходящей линии.

Сохранилась картина, изображающая Александра I с этой «побрякушкой» в руках. Есть литография, изображающая будущего Николая II с этой же «побрякушкой». Последним из Романовых ею забавлялся единственный сын Николая II цесаревич Алексей. Сейчас эту «побрякушку» можно увидеть в одной из витрин исторического зала Алмазного фонда Московского Кремля. Надо добавить, что эта «статусная» погремушка вряд ли была безопасной для детей. Сделанная из тяжелого золота, с острыми гранями, она могла травмировать ребенка. Кроме того, для детей, которые все тащат в рот, она была просто опасна по причине алмазов, усыпавших ее. Выпавший драгоценный камень, попавший в рот ребенку, мог наделать много бед. Наверняка, для повседневного пользования у царских детей имелись более безопасные погремушки, а этой, драгоценной, они «гремели» в торжественной обстановке каких-либо церемониальных действ…

Великий князь Александр Павлович и цесаревич Николай с погремушкой-свистком

Если мы заговорили о детских игрушках, изготовленных ювелирами, то можно вспомнить и известного ювелира Эркарта, который с 1746 по 1751 г. работал на наследника Петра Федоровича (будущего Петра III). Мастер изготавливал серебряные с эмалью аксессуары к мундирам знаменитых игрушечных солдатиков цесаревича.³²² Это были те самые солдатики, о которых с такой неприязнью писала в мемуарах императрица Екатерина II, тогда молодая супруга цесаревича.

Когда в 1840-х гг. у Николая I появились внуки, то их содержание пересчитали на серебро, и оно составляло 50 000 руб. сер. в год. Средства выделялись из Государственного казначейства.³²³ Эти суммы несколько превышали годовое содержание самого Николая Павловича в детские годы. Видимо, дедушка учел инфляционные процессы и увеличил денежное содержание своих внуков.

Деньги на счета детей могли переводить и родители. Так, цесаревна Мария Александровна буквально ежемесячно откладывала «из своих» по 1000–3000 руб. на счета детей, формируя фундамент их будущего капитала. Согласно «Ведомости о капиталах, обращающихся в С. – Петербургской Сохранной казне, принадлежащих Его Императорскому Величеству Александру Николаевичу и Августейшим детям», их капиталы на 1 января 1857 г. составляли³²⁴ (см. табл. 35).

Таблица 3 5

Примечательно, что у первых трех сыновей сумма накоплений почти одинакова. Видимо, это было желание матери, чтобы у ее сыновей, которые росли вместе, как ровесники, имелись одинаковые накопления, поэтому императрица больше денег вкладывала на счета второго и третьего сына.

По мере взросления дети царской семьи начинали приучаться к самостоятельному расходованию денежных средств. Это тоже происходило в несколько этапов. Сначала они осознавали, что в их распоряжении есть значительные средства, которые они с 25 лет смогут тратить по собственному усмотрению. Пока они были маленькими, воспитатели постепенно приучали их к тому, как надо тратить деньги. И только строго ограниченные суммы. Так, в 1847 г. один из воспитателей сыновей будущего Александра II писал отцу, что его старшие сыновья дали денег некоему мальчику, поскольку тот работал в парке без сапог. Воспитатель, комментируя в письме этот эпизод, отмечал, что «это уже не первые издержки при мне Их Высочеств. Мне часто приходится выдавать, по желанию Их, особенно старшего, то нищим, то бедным итальянским шарманщикам, то старым солдатам, то фонтанщикам; так что я всякий раз, когда с Ними, должен иметь при себе мелкие деньги».³²⁵ Заметим, что «старшему», великому князю Николаю Александровичу, в 1847 г. было только четыре года, а его брату, будущему Александру III, шел третий год. Подобные «благотворительные» траты детей всячески поощрялись и воспитателями, и родителями. Собственно к деньгам детей начинали приучать с семилетнего возраста, когда они переходили из рук женской прислуги к мужчинам-воспитателям.

А.Ф. Тютчева. Фото 1862 г.

«Детские деньги», как и «взрослые», имели определенные статьи расходов. И «залезать» из одной статьи в другую было не в семейной традиции. Так, дочь Николая I упоминает, что «на гардероб» до 15-летия царским дочерям выделялось по 300 руб. в месяц – довольно скромная сумма по дворцовым масштабам, и поэтому этих денег «нам никогда бы не хватило, если бы Мама не помогала нам подарками на Рождество и в дни рождений. На милостыню были предназначены 5000 руб. сер. в год. Остальное из наших доходов откладывалось, чтобы создать для нас капиталы. Каждый год Папа проверял наши расходы».³²⁶ Таким образом, основными статьями расходов детей были затраты «на гардероб», на благотворительность и учителей.

За правильность ведения «денежных дел» маленьких великих князей и княжон отвечали их воспитатели. Деньги всегда были важным делом в царской семье, и им уделялось значительное внимание. Когда в 1858 г. фрейлина императрицы Марии Александровны А.Ф. Тютчева заняла должность воспитательницы при маленьких детях, она немедленно «наложила руку» и на распределение денег. «Наложила руку» в хорошем смысле. Когда в феврале 1859 г. она получила отчет о расходах на великого князя Сергея и великую княжну Марию за прошлый 1858-й год, то «с удовольствием заметила, что ввела значительные улучшения. До 1 августа, когда я стала вести расходы, на туалеты великой княжны было израсходовано 2404 руб., на великого князя 2411 руб.; с того же момента, как я взяла ведение расходов на себя, и до 1 января для великого князя истрачено было 482 руб., а для великой княжны 909 руб. До меня расходы на извозчиков доходили до 150–180 руб. За треть года, а теперь тоже на треть тратится около 16 руб. И то же самое для мелких расходов. Я наслаждаюсь при мысли о том, что таким образом мешаю моим подчиненным красть… Я очень довольна m-lle Тизенгаузен. Она сама честность и толковость. Я установила все расходы, просматриваю их каждый месяц, но не вмешиваюсь в мелкие детали, не экономлю на огарках; великая княжна одета лучше, чем прежде; тем не менее, расход сокращен наполовину, потому что на этом деле у меня человек деятельный, толковый и во всем порядок».³²⁷ Следует подчеркнуть, что подобная экономия только приветствовалась родителями, поскольку экономия денег в детские годы, весьма существенно увеличивала их средства во взрослые годы.

Император Александр II с детьми

Когда мальчики и девочки превращались в юношей и девушек, то им позволялось время от времени и только в сопровождении воспитателей посещать магазины. Там они могли тратить наличные и вообще узнать, как это делается. В основном они покупали подарки и иногда мелочи для себя. Посещение магазинов не было частым занятием великих князей. Упоминания об этих визитах единичны. В апреле 1862 г. 15-летний великий князь Владимир Александрович во время прогулки с воспитателем заехали в магазин, где купили «сотню сигар для Государя».³²⁸

Много «детских» денег ежегодно уходило на рождественские, пасхальные и прочие подарки. В августе 1862 г. великие князья Александр и Владимир Александровичи «крупно потратились» в магазине, поскольку накупили «разных коробочек и папиросниц фабрики Лукутина». Их воспитатель, оценивая эти траты, замечал: «Для Владимира Александровича это неудивительно, но от Александра Александровича я не ожидал решимости истратить на это 24 рубля; правда, что он выбирал такие вещи, которые подешевле, и поэтому он их купил очень много числом».³²⁹ В октябре 1861 г. Александр и Владимир заезжали в магазины Корнилова и Вишневского.³³⁰ А в декабре 1862 г., накануне Нового года, великие князья «поехали по книжным магазинам», для того чтобы выбрать книги для лотерей «по приказанию императрицы». Кроме этого, они заехали в Английский магазин, где Александр Александрович купил сигар для старшего брата – цесаревича Николая Александровича.³³¹

Став достаточно взрослыми, великие князья и княжны начинали сами планировать свой бюджет. Для этого им отпечатывались специальные приходно-расходные книжки, которые требовалось заполнять в обязательном порядке. Расходы, конечно, контролировались воспитателями. Воспитатель был вправе в любой момент потребовать от своих воспитанников их «расходные книжки». В сентябре 1862 г., просматривая расходные книжки 17-летнего великого князя Александра Александровича и 15-летнего Владимира Александровича, воспитатель констатировал: «…Счеты по видимости ведены были чисто и аккуратно, но по проверке оказалось противное: Александр Александрович недосчитался по счетам 11 руб. серебром, а Владимир Александрович 8 р. серебром, у первого осталось от месяца рублей 6, а у Владимира Александровича ничего».³³²

Для детей Александра III ситуация с карманными деньгами резко изменилась. Это связано с тем, что в 1880-х гг. службы, отвечавшие за безопасность императорской семьи, совершенно исключили из повседневной жизни царской семьи практику посещения магазинов. Видимо, в это время (1880-е гг.) царским детям наличные деньги перестали выдавать за ненадобностью. По крайней мере младшая сестра Николая II упоминала, что «карманных денег императорские дети не имели», поскольку все оплачивалось из казны и, что сколько стоит, они не знали.³³³

Эта практика сохранялась вплоть до 1910 г., пока императрица Александра Федоровна не возобновила выплату «наличных» своим детям и они могли посещать магазины как Царского Села, так и Ялты. Это решение она приняла в январе 1910 г. В документе значится, что «Ея Императорское Величество повелеть соизволила предоставлять ежемесячно карманные деньги Великим Княжнам Ольге и Татьяне Николаевне по 15 рублей в месяц, каждой Великой Княжне начиная с 1 января 1910 г.».³³⁴

Император Александр III с семьей

Надо заметить, что Ольге тогда шел 16-й год, а Татьяне 14-й. Специальные расходные книжки из 25 листов содержали две графы: «Расход» и «Приход». Предполагалось, что девочки должны ежемесячно заполнять расходные графы своих книжек, приучаясь к аккуратной трате личных денег. В феврале 1910 г. девочкам впервые выплатили карманные деньги – по 30 руб. (за январь и февраль), за их расходование они должны были ежемесячно отчитываться перед матерью. С 1 февраля 1912 г. «младшим» великим княжнам Марии и Анастасии также ежемесячно стали выплачивать карманные деньги, но, с учетом возраста, только по 5 руб. в месяц. Девочкам тогда было 13 и 11 лет. Все эти «денежные дела» Александра Федоровна держала на контроле, поскольку в архивном деле имеется ее личное пожелание, чтобы расчетные книжки младших дочерей переплели в красную (для Марии) и лиловую (для Анастасии) кожу.³³⁵

Эти расходные книжечки сопровождали девочек буквально до последнего дня их жизни. Уже после расстрела семьи Романовых, когда белые обыскивали Дом особого назначения в Екатеринбурге, в одной из комнат обнаружили приходно-расходную книжечку в красном сафьяновом переплете. В графе «Прихода» указаны деньги, поступавшие из Канцелярии императрицы Александры Федоровны. «Расход» шел почти исключительно на церковь. Записи в красной книжечке начались в феврале 1912 г. и закончились в июле 1917 г. Принадлежала она великой княжне Марии Николаевне.³³⁶

Подобная экономия «детских денег» приводила к тому, что на момент совершеннолетия царских детей на их счетах оказывались более чем солидные суммы, позволявшие им уверенно себя чувствовать, вступая во взрослую жизнь. Как мы уже не раз упоминали, капиталы, как правило, вкладывались в ценные бумаги, приносившие соответствующие проценты.

Совершеннолетие для царских детей, согласно законодательству, наступало в 20 лет. Для цесаревича – в 16 лет. После принесения гражданской и военной присяги (только для мальчиков) порядок их финансирования менялся. К этому времени на счетах молодых людей уже лежали очень приличные деньги в процентных бумагах. По свидетельству одного из видных чиновников Императорского двора, этот специальный капитал мог колебаться в диапазоне от 1 до 4 млн руб.³³⁷

Надо отметить, что великие князья и княгини, заботясь о деньгах своих детей, старались вложить деньги не только в наиболее надежные процентные бумаги, но и наиболее доходные. Для консультаций при формировании «инвестиционного портфеля» процентных бумаг привлекались самые осведомленные и квалифицированные специалисты, стоявшие у истоков самой достоверной политической и экономической информации.

Император Николай II с семьей

Возвращаясь к вопросу действия механизма формирования финансового фундамента царских детей, можно привести пример, как это происходило на рубеже XIX – начала XX в. в семье Николая II. Так, еще за две недели (22 октября 1895 г.) до рождения первой дочери состоялось высочайшее повеление, согласно которому хранившиеся в кассе «Управления Собственным Его Императорского Величества Дворцом» средства, в сумме 318 913 руб. 95 коп. и 60 000 франков (на 1 октября 1895 г.), перечислили «в счет фонда на образование капитала для имеющегося родиться ребенка благополучно царствующего Государя Императора».³³⁸ Это были деньги умершего императора Александра III, которые Николай II, как любящий отец, перевел на сформированный счет дочери, великой княжны Ольги Николаевны. Поскольку УЗИ тогда не было, молодой император, видимо, очень надеялся на рождение сына, поэтому заранее закладывал солидный финансовый фундамент для еще не родившегося ребенка.

Примечательно, что 60 000 франков хранились в 4 %-ных облигациях Общества Закавказской железной дороги (120 облигаций в 12 листах по 5000 франков каждый). Этот вклад приносил в год 2400 франков, из них, согласно законам империи, вычитались 120 франков в качестве 5 %-ного подоходного налога (приблизительно 900 руб. в год с незначительными колебаниями в зависимости от курса). В результате ежегодно валютный вклад приращивался на 2280 франков. За 13 лет, к 1908 г., средства, вложенные в процентные бумаги в рублях и франках, возросли до 1 756 000 руб. и 55 000 фр.

Уменьшение суммы валютного вклада с 60 000 до 55 000 фр. связано с тем, что с введением золотого рубля (1896 г. – знаменитая реформа С.Ю. Витте) 1 золотой рубль приравняли к 4 франкам.³³⁹ Тогда в 1908 г. рубль был настолько прочен, что для единообразия ведения счетов сомнительные франки великой княжны полностью перевели в надежные рубли.

Чиновники Канцелярии императрицы Александры Федоровны внимательно отслеживали рост капиталов царских детей и были готовы в любой момент представить соответствующие справки. Обычно эти справки родители запрашивали на дни рождения детей. Например, когда в июне 1914 г. великой княжне Анастасии Николаевне исполнялось 13 лет, Николай II потребовал представить подобную справку. В дневнике Николая II отмечено: «Анастасия получила, т. к. ей минуло 13 лет». На следующий день царь принял министра финансов П.Л. Барка³⁴⁰ (см. табл. 36).

Таблица 36

Справка о капиталах великих княжон Марии и Анастасии на июнь 1914 г.

Таким образом, к 13 годам младшая дочь Николая II имела на своих счетах капитал в 1 757 400 руб., не считая пакетов с бриллиантами (об этом речь пойдет ниже) в Камеральном отделении и других ценностей. С этими «скромными» 2–3 млн руб., германских марок и фунтов стерлингов царские дети могли уверенно вступать во взрослую жизнь.

Обращают на себя внимание несколько моментов. Во-первых, все вклады царских дочерей хранились в процентных бумагах, приносящих дивиденды в наиболее надежной европейской валюте: фунтах стерлингов (Англия тогда уверенно сохраняла статус супердержавы) и германских марках (Германия амбициозно желала обрести этот статус).

Во-вторых, следует обратить внимание на дату, когда Николай II затребовал представить ему сведения по счетам младших дочерей. Вероятнее всего, подобные справки составлялись и по счетам старших дочерей. Дело в том, что в середине июня 1914 г. уже обозначился во всей остроте новый Балканский кризис между Австро-Венгрией и Сербией. К 14 июня 1914 г., когда для Николая II составляли справку по состоянию Марии Николаевны, еще никто не знал, что 15 июня 1914 г. в Сараево будет убит наследник Австро-Венгерского престола Франц-Фердинанд и что это событие станет началом того политического обвала, который приведет к полномасштабной Европейской войне, позже ее назовут Первой мировой.

Как уже упоминалось выше, в Камеральном отделении хранилось много драгоценностей, принадлежавших лично семье Николая II. Отметим, что это «лично» начало формироваться после указа императора Павла I, но вплоть до рубежа XIX – начала XX вв. представление о личной собственности императорской семьи носило достаточно размытый характер.

Возвращаясь к тезису о политически нестабильной ситуации начала XX вв. (проигранная Русско-японская война, эсеровская волна политического терроризма, Первая русская революция, рост рабочего движения, создание общероссийских нелегальных политических партий и т. д.), следует под этим углом зрения посмотреть на перечень предметов, хранимых в кладовых Камерального отделения и принадлежащих «лично» императорскому семейству. Характер этих предметов, помещавшихся на хранение в сейфы Камерального отделения, косвенно указывает на обвальное нарастание внутриполитических проблем. Об этом свидетельствуют нижеследующие факты.

Значительную часть своего состояния члены императорской семьи с начала XIX в. помещали в ценные бумаги, ежегодно приносившие владельцам довольно крупные суммы. Однако волна политических выступлений, начавшаяся в России в 1902–1903 гг., сопровождавшаяся нарастанием политического террора, заставила императрицу Александру Федоровну пересмотреть традиционную финансовую политику своей семьи. Проявилось это в том, что с 1902 г. Александра Федоровна начинает систематически приобретать бриллианты и сдавать их на хранение в Камеральное отделение. Бриллианты приобретались на «сэкономленную» часть «жалованья» («экономических сумм») детей и помещались в пакетах на их имя. Ранее такие единичные покупки тоже совершались, но не в таких масштабах. Таким образом, с 1902 г. императрица Александра Федоровна начинает вкладывать средства своих дочерей наряду с надежными процентными бумагами (фунты стерлингов и германские марки) и в не менее надежные бриллианты.

Впервые подобный прецедент зафиксирован в документах 16 июля 1902 г., когда в Кладовую № 2 Камерального отделения сдан запечатанный пакет с бриллиантами 7-летней великой княжны Ольги Николаевны. Второй раз – 21 декабря 1902 г. Следует подчеркнуть, что до 1902 г. подобных шагов Александра Федоровна не предпринимала.

Пытаясь объяснить эти поступки императрицы, в качестве рабочих версий можно выдвинуть следующие: версия 1 – вполне возможно, эти бриллианты наряду с процентными бумагами должны были стать фундаментом приданого дочерей; версия 2 – именно в 1902 г. началась активная террористическая деятельность Боевой организации партии социалистов-революционеров и страна начала погружаться в пучину системного политического кризиса.

С 1903 г. Александра Федоровна начинает покупать бриллианты уже для всех четырех дочерей. Сколько конкретно имелось бриллиантов в каждом из нескольких пакетов, неизвестно. Однако можно предположить, что бриллианты закупались на достаточно фиксированную сумму, которая оставалась от необходимых «детских» трат великих княжон. Конечно, камни могли быть разного размера, качества и пр., следовательно, их число в пакете могло колебаться в широких пределах.

Император Николай II и императрица Александра Федоровна принимают эмира бухарского. Ливадия. 1909 г.

Единственный раз в документе упоминается, что в пакете великой княжны Ольги Николаевны, сданном 7 декабря 1912 г., находилось семь бриллиантов. Если исходить из этой цифры как средней, то к 1917 г. у великой княжны Ольги Николаевны в 25 пакетах могло находиться порядка 175 бриллиантов. Если продолжить эти подсчеты, то к 1917 г. всего в Кладовой № 2 Камеральной части скопилось 95 пакетов с бриллиантами, помещенными туда императрицей для своих дочерей. Следовательно, общий фонд бриллиантов сестер Романовых мог составить по крайней мере 600–700 единиц драгоценных камней. Можно предположить, что качество и вес камней соответствовали общественному статусу великих княжон.

Обращает на себя внимание и то, что с 1915 г. в Камеральную часть перестали поступать пакеты с бриллиантами на имя старших великих княжон. Видимо, это связано с тем, что после начала Первой мировой войны свободные средства великих княжон целиком пошли на благотворительные цели, прежде всего через каналы Красного Креста. Также видно, что Александра Федоровна, по возможности «по-честному», выравнивала приданное для своих дочерей. Поэтому, несмотря на разрыв в возрасте в 6 лет между Ольгой и Анастасией, на их имена положено примерно одинаковое количество пакетов с бриллиантами (25 и 24 пакета соответственно). Последний пакет с бриллиантами на имя великой княжны Анастасии Николаевны сдан под расписку в Камеральную часть Кабинета Е.И.В. 2 января 1917 г.³⁴³ (табл. 35).

Периодически императрица сдавала в Камеральное отделение и другие ценные вещи. Так, в 1904 г. туда передана серебряная ванна, подаренная девочкам германским императором Вильгельмом II, а в 1906 г. – два пакета с бухарскими вещами и украшениями великих княжон.³⁴⁴ Сдавали туда и комплекты орденов великих княжон (1 сентября 1912 г.) и пакет с кружевами великой княжны Ольги Николаевны (19 июля 1914 г.), купленный для ее приданого.

Упомянутые пакеты с «бухарскими вещами» – это подарки бухарского эмира, который регулярно приезжал в Петербург. Так, в 1906 г. 24 и 28 ноября в Камеральное отделение поместили восемь футляров с «бухарскими украшениями великих княжон» и один пакет с «бухарскими вещами великих княжон».³⁴⁵ Следует отметить, что подобные «восточные подарки» носили постоянный характер, обогащая ювелирные коллекции российских императриц. Например, в 1831 г. персидский принц Хозрев Мирза подарил императрице Александре Федоровне наряду со всем прочим «четырехрядный жемчуг, который отличался не столько своей безупречностью, сколько длиной. Мама охотно носила его на торжественных приемах, и я его от нее унаследовала», – вспоминала великая княгиня Ольга Николаевна³⁴⁶ (см. табл. 37).

Таблица 37

Пакеты с бриллиантами

Таким образом, на протяжении более чем столетия Камеральное отделение служило своеобразным сейфом для всей Императорской фамилии. Этот «сейф» был расположен очень удобно – в Зимнем и Аничковом дворцах, в которых все Романовы часто собирались на различные церемонии. Естественно, у них имелась возможность, посетив «сейф», осмотреть свою «банковскую ячейку».

Вплоть до Петра Великого личные средства московских царей были настолько интегрированы в роспись государственных расходов, что грань между личными средствами царей и государственными оказывалась весьма размытой. Петр I положил начало жесткому отделению бюджетных средств от личных средств российских государей.

Этот процесс был тесно связан с появлением Кабинета, начало которому принято отсчитывать с 1704 г. Именно тогда появились так называемые кабинетные деньги, со временем их стали называть «комнатными суммами» царя, или «государевой шкатулкой».

Кабинетная сумма, или кабинетная казна, появилась вскоре после возникновения Кабинета Его Величества. Если возникновение Кабинета относят к октябрю 1704 г., то первое упоминание о «кабинетных деньгах» встречается в 1705 г.³⁴⁷ Следует заметить, что кабинетная сумма, находившаяся в личном распоряжении царя, была и тогда весьма значительной. Так, за период с 1705 по 1713 г. она составила 351 111 руб. Структура этой суммы следующая: рублей – 216 089, ефимков – 103 680 и червонных – 20 855³⁴⁸.

Петр I. Худ. Ж.А. Беннер. 1821 г.

Как ни удивительно, но столь крупная сумма первоначально формировалась в основном за счет так называемых «подносных денег», то есть Петр I «брал» подарки (по терминологии того времени – «презенты») деньгами. Совершенно очевидно, что эти презенты подносились грозному императору не просто так. Поскольку большинство подносителей являлись либо церковными иерархами или губернаторами, то мы можем предположить, что первые деньгами откупались, а вторых царь заставлял «делиться» неправедно нажитым добром. Подношения деньгами по суммам были очень разными. Например, в 1709 г. Петр I получил в подарок по случаю спуска на р. Воронеж кораблей «Орла» и «Ластки» от адмирала Апраксина и от Г. Головкина 200 руб. Видимо, чиновники «скинулись» по 100 руб. Царь подношение принял. В 1706 г. царь принял от псковского архирея 500 руб. С другой стороны, были губернаторские подношения по 40–50 тыс. руб.

В результате «подносные деньги» составляли свыше 80 % всего «Кабинетного прихода». Характерно, что 90 % этих денег пришлось на подарки от двух губернаторов – казанского губернатора П.М. Апраксина и от архангелогородского губернатора кн. Голицина. Граф Петр Матвеевич Апраксин (1659 1728) верный сподвижник Петра I: боярин и сенатор, президент Юстиц-коллегии, он в 1705 г. усмирял стрелецкий бунт; был первым Казанским губернатором, поставлял Петру корабельный лес и лошадей. Успешно вел походы против крымцев, участвовал в Верховном уголовном суде над царевичем Алексеем. В 1722 г. состоял президентом Юстиц-коллегии.

Другим источником пополнения «кабинетных денег» было жалованье самого Петра I, сначала как капитана, а затем полковника Преображенского полка. Кроме этого, была и «мелочь» по деньгам, но совсем не мелочь по значению. Петр Великий стал первым из московских царей, кто своими руками зарабатывал трудовую копейку, как это он делал, например, на воронежских верфях.

На что тратились Петром I его «кабинетные деньги»? Очень мало на себя и очень много на свое личное окружение. Такая схема расходов была очень в характере великого реформатора. Например, 14 февраля 1705 г. для царя куплено «одеяло холодное и прочее, господину капитану для воронежского похода» на 27 рубля 32 алтына и 4 деньги. 29 мая 1709 г. «за шитье платья на господина полковника, за разные портища» уплачено 10 руб.³⁴⁹

Елизавета Петровна. Худ. Ж.А. Беннер. 1821 г.

Из комнатной (кабинетной) суммы царь жаловал, присутствуя при крещении детей. Так, будучи 27 декабря 1719 г. «на родинах у священника Ивана Харитонова» царь пожаловал «снохе его» 15 руб. 9 сентября 1723 г. «Его Императорское Величество, будучи на крестинах у адъютанта гвардии Гурьева, пожаловал бабушке на кашу 1 руб.». Фраза «бабушке на кашу» по русской традиции обозначала гонорар, выплачиваемый повитухе.³⁵⁰ Другими словами император оплатил роды. Жаловал император и своих личных слуг. 1 сентября 1722 г. он «изволил пожаловать поварам, скатерникам и хлебникам, кои были в нынешнем походе в приказ… 10 золотых».³⁵¹

При преемниках Петра I сбор «комнатной суммы» приобретает значительный размах. Сам факт наличия в полном и безотчетном распоряжении императора крупных сумм становится традиционным. Это было настолько удобно, что в течение довольно короткого времени на пополнение «комнатной суммы» первого лица изыскиваются дополнительные финансовые источники. Процесс начинается при императрице Анне Иоанновне и приобретает особенно отчетливые формы при императрице Елизавете Петровне.

К началу ее правления «подносные суммы» как главный источник формирования комнатной суммы себя изжили. Нестабильные денежные подношения подданных заменил стабильный соляной сбор. Другими словами, весьма внушительную «отдельную строку» бюджетных поступлений полностью перенацелили на пополнение личных средств первого лица империи.

Анна Леопольдовна. Худ. Л. Каравак

О соляном сборе впервые упоминается в документах Сената за 1728 г. В январе 1728 г. состоялось распоряжение «О выдаче из соляных сборов… Либману 8800 руб., за купленный у него бриллиантовый перстень для сестры Императора, царевны Натальи Алексеевны».³⁵² В феврале 1733 г. при покупке «у купца Исаака Либмана… к Высочайшему двору алмазные вещи 18 733 руб. 75 коп. в соляную сумму, в счет следующих с него по векселю 20 000 руб.»³⁵³ При необходимости пополнения денег следовал именной указ «о доставлении из Штатс-Конторы 10 000 руб. на Кабинетные расходы».³⁵⁴

Кабинетные доходы были значительными, но и расходы, как водится, огромными. Так, значительные суммы денег потратила Анна Иоанновна летом 1739 г., когда она выдавала замуж свою племянницу – Анну Леопольдовну. Тогда невеста блистала в платье с корсажем из серебристой ткани. Весь корсаж спереди покрывали бриллианты, завитые волосы невесты заплели в четыре косы, перевитые бриллиантами, а на голове – маленькая бриллиантовая корона. Кроме того, множество бриллиантов укрепили в ее черных волосах, что придавало ей еще больше блеска.³⁵⁵

Красноречивые сведения о взаимоотношениях придворных ювелиров и их царственных заказчиков можно почерпнуть в записках И. Позье. Так, в 1740 г., буквально через несколько дней после «комнатного» переворота, сделавшего Анну Леопольдовну регентшей при ее малолетнем сыне-императоре Иване VI, Позье пригласили во дворец. Его немедленно провели в комнату-хранилище, где Анна Леопольдовна вместе со своим фаворитом Линаром осматривали «казенные золотые вещи». Юная регентша немедленно потребовала от ювелира «сломать некоторые уборы, вышедшие из моды, чтобы переделать их по своему вкусу». При этом она добавила: «…Я уже начала ломать, можете продолжать с нами».³⁵⁶ Так они «семейно» и «работали».

Позье вспоминает, что большой проблемой для ювелиров была проблема выбивания долгов из заказчиков. Ювелирные изделия те, как правило, брали в долг, а деньги отдавать совершенно не торопились.

Петр Федорович и Екатерина Алексеевна. Худ. Г.Х. Грот

Поэтому для ювелиров было очень важным наладить сотрудничество с государственными структурами, они деньги за заказанные изделия все же платили: «Это было для меня гораздо выгоднее, чем продавать придворным господам, которые покупали только в кредит и часто совсем не платили».³⁵⁷ Так, И. Позье делал табакерки в качестве подарков, и оплачивала эти подарки Канцелярия иностранных дел.

В 1740-х гг. твердо установленных расценок соляного сбора не существовало, поэтому в каждом из регионов он устанавливался местными властями произвольно. И тем не менее собираемые суммы оказывались весьма значительными. Так, чистая прибыль от соляного сбора колебалась в период с 1742–1749 гг. от 760 000 до 816 000 руб. в год. Все эти деньги полностью поступали в «комнатную сумму».

Поскольку сумма была гигантской, то изменилась и структура ее расходов. Во-первых, из этой суммы выплачивались различные пособия и пенсии. Так, в 1743 г. 50 000 руб. направлялись «в комнату Его Императорского Высочества Великого Князя Петра Федоровича». Получала свои комнатные деньги и будущая Екатерина II, тогда супруга наследника «Его Императорского Высочества Великого Князя Петра Федоровича». Ее комнатная сумма составляла 30 000 руб. в год. По дворцовым изустным легендам, Екатерина Алексеевна из этой суммы проигрывала ежегодно в карты до 17 000 руб., устраивая, кроме того, за свой счет праздники. Значительные деньги уходили на наряды. Поэтому бывали у нее тяжелые минуты, когда она не гнушалась «перехватить до зарплаты» через камер-лакея Шкурина даже мизерные 50 руб.³⁵⁸ Кроме этого, из комнатной суммы цесаревны 6000 руб. отправлялись в качестве пенсионных «Генерал-фельдмаршалу принцу Гессен-Гомбурскому»; 15 000 руб. – «Вдовствующей герцогине Голстинской Альбертине Фредерике». Это родители будущей Екатерины II.

Во-вторых, часть комнатных денег шла на образовательные цели. В 1743 г. выплатили 1000 руб. «на обучение за границей двух сыновей умершего царевича грузинского Симеона». В-третьих, деньги расходовались на производственные цели. В том же 1743 г. из личных средств Елизаветы Петровны 8000 руб. потратили на содержание шпалерной мануфактуры. В-четвертых, императрица была женщиной крайне набожной, поэтому часть средств тратилась на целевую благотворительность: 1000 руб. – на содержание Воскресенской богадельни; 500 руб. – монахине Московского Алексеевского монастыря Варсонофии Арсеньевой. В-пятых, «из своих» императрица платила жалованье личным слугам: камердинеру Козьме Спиридонову (100 руб.), балбиру Изоту Красному (200 руб.). В-шестых, крупные суммы шли на содержание придворных театральных трупп: итальянской «компании» (25 675 руб.) и французским комедиантам (20 000 руб.), а также работавшим по заказам императрицы специалистам: архитектору Растрелли (1500 руб.), живописцу Грооту (1644 руб.) и золотых дел мастеру Дублону (2000 руб.).

И наконец, Елизавета Петровна прекрасно помнила, кто и при каких обстоятельствах возвел ее на трон, поэтому свою гвардию она холила и лелеяла: в четыре полка лейб-гвардии на раздачу рядовым (именинных по 3 руб. и крестинных по 1 руб. на каждого. Всего 34 068 руб.), «Кабинетных во дворец» – гвардейским солдатам по 10 руб. в сутки (3650 руб.), на содержание лейб-кампанцев (66 819 руб.).³⁵⁹

Видимо, расходы по кабинетной сумме росли так быстро, что в конце 1740-х гг. возникла настоятельная необходимость ее увеличения. Поэтому в 1750 г. устанавливается единая цена на соль для всего государства в размере 35 коп. за пуд. В результате годовой доход по комнатной сумме перевалил за 1 млн руб. и в среднем в первой половине 1750-х гг. составлял от 1 216 000 до 1 392 000 руб.³⁶⁰ При этом Кабинет решением императрицы брал из этих денег только 1 000 000 руб. С 1756 г. цена на пуд соли была увеличена до 50 коп. В результате доход Кабинета превышает 2 000 000 руб. в год, но в Кабинет по-прежнему брали только 1 000 000 руб.

«Соляные деньги» были главным, но не единственным источником поступления средств в Кабинет императрицы. Другим традиционно-статусным источником «комнатных денег» являлось жалованье императрицы по чину полковницы четырех гвардейских полков. Полковничье жалованье императрице платили «по третям» – в январе, мае и сентябре. Платежная ведомость по лейб-гвардии Семеновскому полку в соответствии с терминологией того времени, выглядела следующим образом: «Господину полковнику Ея Императорского Величества Государыне Императрице Елисавет Петровне, Самодержице Всероссийской, на генварскую сего 754 года треть по чину полковничью жалованья лейб-гвардии от Семеновского полку: окладного за вычетом на медикамент – 709 руб. 20 коп.; рационных денег за сорок рационов на по. лчетверта м-ца за каждый рацион по девяносту по пяти копеек на месяц, итого 133 руб.; денщичья на восемь человек, на каждого окладного по два рубли, а всем 19 руб.; всего означенного жалованья и рационных денег вместе с денщичьими – 858 руб. 20 коп». Следовательно, если в год императрица получала как полковница одного гвардейского полка порядка 2500 руб., то жалованье по четырем полкам составляло порядка 10 000 руб.³⁶¹ Счет жалованья императрицы по чину полковника велся особо от прочих кабинетных денег.

Были и другие статьи доходов, формировавшие «комнатную сумму» императрицы. В их числе можно упомянуть доходы от таможенных сборов. Так, когда в 1758 г. заключили контракт с компанией во главе с купцом Шемякиным о сдаче таможенных сборов на откуп, компания обязалась сверх установленной откупной суммы вносить еще «особо в комнату Ея Величества по 12 500 руб. ежемесячно до истечения срока действия контракта». Следовательно, только «на таможне» императрица зарабатывала в год до 150 000 руб.

Таким образом, в середине XVIII в. при императрице Елизавете Петровне сложились следующие источники поступления денег в кабинетную казну («комнатную сумму»): соляной сбор; доходы с Колывано-Воскресенских заводов; остаточные (на конец года) деньги разных ведомств; личное жалованье Елизаветы, как гвардейского полковника; вычеты, производившиеся из окладов военных и статских чинов за отпуски; почтовый сбор; деньги откупщиков таможенных пошлин. И тем не менее денег не хватало.

При Екатерине II динамика увеличения комнатной суммы продолжала нарастать. Буквально через несколько дней после переворота 28 июня 1762 г. Екатерина II затребовала денежную ведомость «по комнатной сумме». Она, как умная женщина, отчетливо понимала, что верность соратников нуждается в основательной финансовой подпитке.

Да и сама Екатерина Алексеевна имела серьезные долги. Частично с ними она расплатилась, обретя статус императрицы в ноябре 1761 г. В феврале 1762 г. состоялся именной указ «О назначении на собственные расходы ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВА ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ АЛЕКСЕЕВНЫ ежегодно по 120 000 р. и об отпуске на уплату ее долгов 600 000 р.».³⁶² Однако заговор против царствующего императора дело не только хлопотное, но и дорогое, поэтому Екатерине Алексеевне в конце июня 1762 г. срочно требовалось выяснить, какими средствами она располагает.

Екатерина II. Худ. Ф. Рокотов

Согласно затребованной денежной ведомости «о комнатной сумме», в распоряжении императрицы на начало июля 1762 г. имелись деньги: таможенные, из нового Зимнего дворца, привезенные из Ораниенбаума, от подполковника Порошина и др. Таким образом, опуская прочие детали, сразу же после переворота, в распоряжении Екатерины II находилась значительная сумма в 2 306 004 руб. 1 коп.³⁶³ Из этой суммы последовали первоочередные выплаты ближайшему окружению.³⁶⁴

В последующие годы правления Екатерины II Кабинет обеспечивал императрице постоянное пополнение счетов ее комнатной суммы. По порядку, заведенному Елизаветой Петровной, часть средств, поступающих в Кабинет Е.И.В., направлялась в бюджет.

Надо заметить, Екатерина II предприняла ряд шагов, направленных на укрепление своего довольно шаткого положения в начале царствования. Это касалось не только продворянских указов, превративших ее 34-летнее правление в «золотой век русского дворянства», но и ряда шагов, непосредственно затрагивавших ее комнатную сумму. Например, уже 3 июля 1762 г. цену на соль снизили с 50 до 40 коп. за пуд. Это привело к сокращению прихода в комнатную сумму на 600 000 руб. в год. Тем не менее, преследуя очевидные политические цели, Екатерина II пошла на этот шаг.

Именно наличие значительных комнатных сумм позволяло Екатерине II закупать на европейских аукционах огромные коллекции картин и камей, заказывать придворным ювелирам огромное количество бриллиантовых изделий.

О размерах комнатной суммы императрицы Екатерины II свидетельствует «Окладная книга приходу и расходу комнатной суммы в нынешнем 1786 г.», согласно этому финансовому документу, в распоряжении императрицы в тот год находилось более 3 млн руб. (3 069 726 руб.).³⁶⁵ Отчасти столь крупные доходы связаны с тем, что Нерчинские заводы подчинили Кабинету именно при Екатерине II. Эти заводы начали отстраиваться с 1764 г. и долгое время они являлись одним из главных источников серебра, выплавлявшегося из серебросвинцовых руд. Позже в этом регионе начали разрабатываться золотоносные рудники.

Как водится, соответственно доходам были и расходы. Вот только некоторые из расходов императрицы, произведенные в различные годы ее правления. Так, с 1768 г. на покупку «в комнату разных товаров и на всякие комнатные и мелочные расходы» ежегодно выделялось 100 000 руб. С 1789 г. «Их Императорским Высочествам Государю Цесаревичу и Государыне Великой Княгине Марии Федоровне во дни рождения и тезоименитства Их» стали ежегодно выплачивать по 40 000 руб. Из комнатной суммы императрицы выплачивалось жалованье отставным гвардейским унтер-офицерам и рядовым, обеспечивавших охрану режимной «Собственной Вашего Императорского Величества мастерской Алмазных дел». На эти цели с 1782 г. выделялось 1880 руб. в год.

Выплаты огромных сумм из Кабинета привели к формированию громадного дефицита. Эту проблему Екатерина II решала прямолинейно, «запуская руку» в активы Государственного банка. Так, в мае 1783 г. для нужд Кабинета Екатерина II велела выдать из Ассигнационного (Петербургского) банка 1 000 000 руб. ассигнациями, с тем чтобы в течение 5 лет эта сумма погашалась равными долями. Затем, в этом же году, императрица вновь неоднократно прибегала к помощи банка. В конце 1783 г. долг Кабинета Ассигнационному банку уже насчитывал 4 млн руб.³⁶⁶

Наряду с Ассигнационным банком при Екатерине II возникают и другие кредитные учреждения. Первоначальные капиталы сохранных и ссудных учреждений в Петербурге составлялись из «комнатных», то есть частных денег императрицы Екатерины II, пожертвованных ею в разное время, а также денег, поступавших от благотворителей. Так, в кредитные учреждения при Воспитательном доме в Петербурге (1776 г.) из «комнатных» денег Екатерины II отпущено 5000 руб.³⁶⁷ В результате при Российском Императорском дворе, начиная с рубежа 70-80-х гг. XVIII в., возникает устойчивая практика помещения денежных средств в банки для приращения капиталов процентами.

Из комнатной суммы Екатерины II с 1784 г. выплачивалось содержание персоналу, обслуживавшему внуков императрицы: «Их Императорских Высочеств Великих Князей Александра Павловича и Константина Павловича»: кормилице Авдотье Петровой (900 руб.); англичанкам Прасковье Геслеровой (600 руб.) и Марии Никласовой (600 руб.). Из комнатной суммы платилось жалованье ближайшему персоналу, обслуживавшему императрицу Екатерину II.³⁶⁸ В результате общая сумма расходов колебалась от 1 658 895 до 1 738 836 руб. в год³⁶⁹.

Кроме этих более-менее регулярных выплат были, как водится, и случайные траты. Екатерина была большой любительницей карточной игры, поэтому периодически камердинеру императрицы, у которого хранились деньги на ее карманные расходы, приходилось оплачивать карточные проигрыши Екатерины II. В мае 1786 г., как следует из «Книги карточных долгов» императрицы, «Вашим Величеством проиграно в виск Александру Петровичу 140 рублев».³⁷⁰ Примечателен сам факт наличия такой книги!

Из ее комнатной суммы выделялось определенное содержание наследнику великому князю Павлу Петровичу и его жене великой княгине Марии Федоровне. После смерти Екатерины II 9 ноября 1796 г. жена Павла I Мария Федоровна немедленно затребовала финансовый отчет о наличности по своей комнатной сумме, выделявшейся из Кабинета Е.И.В. В результате для новой императрицы была подготовлена «Ведомость о наличных в Кабинете Вашего Императорского Величества деньгах» на 1 октября 1796 года: золотой монетой полуимпериалами – 35 565 руб.; серебряной монетой – 5831 руб.; государственными ассигнациями 207 930 руб., причем «из числа сей суммы отложено для выкупа облигаций, наступающим по выкупу срочного времени 1 числа ноября сего года 200 000 руб.; за сим исключением остается для комнатных расходов 7930 руб.; червонных голландских 1020 шт. на 4488 руб. Итого 53 814 руб. Сверх оных червонных российских без цены 7411 руб.».³⁷¹

Сумма была довольно скромной, но именно столько денег оказалось в распоряжении жены наследника Российского престола на момент начала ее императорской карьеры. Буквально через три месяца в распоряжении императрицы Марии Федоровны имелись уже совершенно иные суммы. Судя по следующей «Ведомости», составленной на 1 января 1797 г., комнатная сумма включала: «Остаточных от 1795 г. – 29 268 руб.; К тому в нынешнем 1796 году в приход поступило 4 436 149 руб.».³⁷²

Александр I. Худ. В.Л. Боровиковский

После некоторых традиционных и срочных «выдач» комнатная сумма составила 4 254 843 руб., в том числе: «золотою монетою полуимпериалами», «серебряною монетою», «государственными ассигнациями», «червонных российских без цены», «голландских, купленных 1020 шт. на 4488 руб.». Кроме этого, в кладовых Кабинета «состояло налицо мягкой рухляди на 245 881 руб.».³⁷³ При Александре I ситуация с Кабинетными деньгами начинает меняться, поскольку с 1797 г. по март 1801 г. на закупку ювелирных изделий потратили почти 3,5 миллиона рублей, поэтому бюджетный дефицит Кабинета на март 1801 г. составил 1 339 509 руб. Подобная ситуация привела к волевому решению Александра I – не только резко сократить количество заказных ювелирных изделий, но и уменьшить их стоимость за счет снижения количества украшающих изделия драгоценных алмазов.³⁷⁴ Это решение облегчалось тем, что и сам император, и его жена, императрица Елизавета Алексеевна, оставались довольно равнодушными к ювелирным изделиям. Современникам запомнилась фраза, брошенная Елизаветой Алексеевной, в трагическом 1812 г., когда в сентябре началась эвакуация ценностей Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца: «…На что мне они, если Александр лишится короны!».³⁷⁵ Вместе с тем это не означало, что императорская семья не пополняла свою коллекцию драгоценностей. Например, летом 1821 г. Александр I приобрел за границей «две нитки бриллиантовые, один склаваж брилиантовой с несколькими мелкими рубинами и один фермуар брилиантовой».³⁷⁶ Эти драгоценности император передал начальнику Главного штаба князю П.М. Волконскому, тот, в свою очередь, передал их министру финансов Д.А. Гурьину.

Не отказывала себе в этом отношении и вдовствующая императрица Мария Федоровна. Об «интенсивности» пополнения ее коллекции ювелирных вещей свидетельствуют счета императрицы с 15 декабря 1807 г. по 15 декабря 1808 г.³⁷⁷ (см. табл. 38).

Таблица 38

Как следует из приведенной нами таблицы, за год Мария Федоровна купила в России и за границей 236 различных ювелирных изделий на 104 249 руб. Мы можем предположить, что в связи с вышеназванными указами Александра I императрица вела себя в плане покупок более сдержанно. Хотя, представляя характер Марии Федоровны, вряд ли…

К этому времени все «свободные капиталы» императорской семьи уже лежали в банках, исправно принося проценты их владельцам. Главными кредитными учреждениями, которым Романовы доверяли свои деньги были Сохранная казна Московского и Петербургского Воспитательных домов. Например, в Петербургском Воспитательном доме в 1810 г. на счету императорской семьи хранилось 8 651 748 руб., в 1814 г. – 9 555 136 руб., в 1815 г. – 9 485 819 руб., в 1817 г. – 13 162 678 руб., в 1819 г. – 9 665 660 руб.

Вносились деньги и на счета отдельных членов Императорской фамилии. В 1817 г. великие князья Константин, Николай и Михаил Павловичи имели на своих счетах соответственно 51 476 руб. сер., 95 938 руб. золотом и серебром и 102 101 руб. золотом и серебром. На счетах дочерей Павла I: Александры, Елены и Марии хранилось по 500 000 руб. серебром у каждой.³⁷⁸

Таким образом, к концу XVIII в. сложились традиционные источники поступления значительных сумм в кассу Кабинета и было положено начало традиции хранить деньги в банках, ежегодно приращивая их процентами. Все это способствовало динамичному наращиванию колоссальных царских богатств.

В детские годы Николая Павловича императрица Мария Федоровна положила деньги сына «под проценты» в Московскую Сохранную казну. Позже, уже после женитьбы в 1817 г., Николай Павлович стал держать свои деньги и в Санкт-Петербургской Сохранной казне.

Его суммы нельзя назвать очень крупными. Так, на 1 января 1838 г. в Москве на счету императора хранился капитал 595 307 руб. Основой этих денег стали ежегодные денежные подарки императрицы Марии Федоровны своему сыну на дни рождения (10 000 руб.) и тезоименитства (10 000 руб.). По бухгалтерским книгам денежные подарки проходили с пометой «на бриллианты». Эти деньги в 1817–1820 гг. внесены тремя суммами на счет Николая Павловича.³⁷⁹ Кроме того, на 1 января 1838 г. в Санкт-Петербургской Сохранной казне на счету императора хранился еще один капитал – 144 242 руб. Там же, на отдельном счету лежали деньги, оставшиеся после путешествия Николая Павловича и Александры Федоровны в Берлин. Этот капитал, с «набежавшими» процентами, составлял весьма скромные 64 332 руб. Следовательно, к 1838 г. всех «собственных» сбережений на трех счетах императора Николая I хранилось 803 882 руб.³⁸⁰

Если более детально рассмотреть структуру личных банковских вкладов Николая I, то она складывалась из (см. табл. 39).

Таблица 39

Комментируя эту таблицу, следует обратить внимание на два важных момента. Во-первых, то, что осталось из «собственных денег» у Николая Павловича к 1838 г., – это фактически малая часть того, что находилось на его счетах до 1835 г. Дело в том, что на 7 октября 1831 г. на счетах императора хранилось более миллиона рублей.³⁸⁴ Из этой суммы Николай I снял 8 октября 1831 г. 762 109 руб. Затем 1 мая 1834 г. со счетов императора было снято еще 208 410 руб. Фактически сумма, снятая со счетов, и составила без малого указанный миллион рублей. Во-вторых, по докладу Управляющего Собственной Е.И.В. Конторой Блока от 10 июля 1840 г. все «собственные капиталы» Николая I были «переложены на серебро».³⁸⁵ В результате чего номинальная сумма на счетах императора становится просто «неприличной» по своему звучанию. Так, хранившиеся в Московской Сохранной казне «солидные» 661 711 руб. ассигнациями были пересчитаны в 189 060 руб. сер.

Вместе с тем деньги у царя хранились не только в Сохранной казне Воспитательных домов Москвы и Санкт-Петербурга. Царские деньги, разделенные на несколько «пронумерованных» капиталов, хранились в разных банках. Например, в Главном казначействе хранился «Капитал № III» на 74 000 руб. В определенные сроки по этой сумме начислялись проценты.

В Петербургском Коммерческом банке хранились не только деньги Николая I (капитал в 25 000 руб.), но и его детей. Пока дети были маленькими, проценты шли «в приход» их отца. В 1833 г. по этим капиталам «набежало» процентов всего на 14 535 руб. 65 коп.³⁸⁶

Относительная скромность личных банковских вкладов Николая Павловича отчасти связана с тем, что огромные деньги он тратил на жену. В этом не было какой-либо позы, поскольку император действительно любил свою Александру Федоровну. После рождения каждого ребенка благодарный муж дарил жене какое-либо ювелирное изделие. Особенно роскошные подарки делались после рождения сыновей. Так, после того, как Александра Федоровна родила сына, великого князя Николая Николаевича, после череды из трех дочерей, радости самодержца не было границ. Сын для монарха был очень важен. Очень. Детскую смертность даже в царской семье никто не отменял, и прочность династии обеспечивалась рождением как можно большего числа сыновей. Поэтому в 1831 г. император Николай Павлович по случаю рождения сына подарил жене императрице Александре Федоровне бриллиантовое с опалами ожерелье на баснословную сумму в 169 601 рубль. Это «бриллиантовое с опалами ожерелье» изготовил ювелир и оценщик (с 1829 г.) Кабинета Е.И.В. Готлиб Эрнст Ян, зять придворного ювелира Рёмплера и ученик Мерца.

Указанная стоимость «бриллиантового с опалами ожерелья» оставалась рекордной до 1894 г., когда цесаревич Николай Александрович подарил своей невесте Алисе Гессенской жемчужное ожерелье, приобретенное у Фаберже за 177 600 руб.³⁸⁷ Кроме этого, Николай Павлович подарил жене и «просто деньги» – 150 000 руб. Следовательно, благодарный муж «заплатил» жене за рождение сына 319 601 руб.³⁸⁸

Николай I

Говоря о денежных подарках, любопытно посмотреть, на что потрачены эти 150 000 руб., подаренные в 1831 г. Надо сказать, что Александра Федоровна потратила их очень «по-женски». Крупные суммы по традиции пошли на благотворительность. Уже 1 августа 1831 г. выделены из подарочной суммы 25 000 руб. «для раздачи в пособие бедным семействам, оставшимся без призрения от болезни холеры».³⁸⁹ В марте 1832 г. императрица выделила капитал в 5000 руб. «вновь учрежденному в Кронштадте Училищу для воспитания бедных детей». В декабре 1833 г. отправлены 25 000 руб. новороссийскому генерал-губернатору «для раздачи в пособие бедным, пострадавшим от неурожая хлеба». Таким образом, на благотворительность потрачено 55 000 руб., то есть 36,6 % от суммы подаренных денег.

Небольшую часть денег императрица потратила «на себя», в оплату счетов из модных магазинов³⁹⁰, всего на 8942 руб., то есть 5,9 %. Довольно много денег ушло «на прислугу», тех, кто окружал саму императрицу и ее новорожденного сына, тех, кому повезло присутствовать при родах, и т. д. В числе прочих англичанкам-воспитательницам Коссовской и Родгер было куплено три «форменных», придворных «русских платьев» (по 227 руб.). По традиции было куплено роскошное и очень дорогое «русское платье» для кормилицы-крестьянки (845 руб.). Всего на эти цели потрачено 8104 руб., то есть 5,4 %.

Остальные деньги – 77 704 руб., то есть 51,8 %, в 1840-х гг. императрица Александра Федоровна направила на строительство своего крымского дворца Ореанда. При этом на строительство дворца из Государственного казначейства было выделено 400 000 руб. ассигнациями и еще 250 000 руб. из «собственных» капиталов Николая Павловича. В результате капитал в 150 000 руб., подаренный Александре Федоровне 27 июля 1831 г., был полностью потрачен к 1844 г.

Императрица Александра Федоровна с детьми. Худ. Дж. Доу

Кроме денежных и ювелирных подарков Николай Павлович «из своих» оплачивал заграничные вояжи императрицы Александры Федоровны. Надо сказать, что эти женские «отпуска» оказывались довольно накладными для мужа. Так, осенью 1834 г. императрица Александра Федоровна посетила свою родину. На финансирование этой поездки Николай Павлович буквально опустошил один из своих вкладов – «Капитал № III» в 75 000 руб., хранившийся в Главном казначействе. На поездку жены из этих денег сняли 65 640 руб. ассигнациями. При подготовке поездки русские ассигнации поменяли «на валюту».³⁹¹ Проведением финансовых операций по обеспечению поездки императрицы занимался придворный банкир А.Л. Штиглиц. Именно через него в 1840-х гг. русские внешние займы размещались на денежных рынках не только Амстердама и Лондона, но и Берлина. Николай I отблагодарил банкира за эту деятельность золотой табакеркой.³⁹² Надо заметить, что деньги во время «вояжа» императрицы тратились довольно аккуратно и никто ими не разбрасывался.

Дарил Николай Павлович жене подарки и на многочисленные семейные праздники, и прежде всего на дни рождения. Надо сказать, что в этом случае император «экономил», поскольку день рождения Александры Федоровны совпадал с днем их свадьбы. Это была идея «мамы» Николая I, в качестве свадебного дня, она, совершенно не случайно, выбрала 1 июля 1817 г. Кроме дней рождений ювелирные подарки дарились на тезоименитства, различные семейные юбилеи и события.³⁹³ В этих случаях император подбирал подарки из ювелирной «расходной» коллекции кладовой № 2 Камерального отделения Кабинета Е.И.В.³⁹⁴ (см. табл. 40).

Таблица 40

Примеры подарков императрице Александре Федоровне

Николай Павлович был брутальным мужчиной и не чуждался женского окружения. Больная жена смотрела на увлечения мужа весьма снисходительно, особенно с учетом того, что все обставлялось очень пристойно и речь шла об искренней привязанности. Речь идет о фрейлине В.А. Нелидовой. В последние годы жизни император обеспечил фрейлину «из своих» денег, однако Нелидова после смерти Николая Павловича передала «в инвалидный капитал те 200 000 руб., которые он ей оставил по завещанию, и окончательно удалилась от света».³⁹⁵

Когда в феврале 1855 г. Николай Павлович скончался, подарки матери стал дарить сын – император Александр II. Так, в январе 1856 г., когда один из сыновей Александры Федоровны женился, то по этому случаю она получила от старшего сына «Сан-Силь с 4 опалами» за 8738 руб. В этом же году по случаю коронации Александра II вдовствующая императрица получила «в день коронования брошь с рубином, жемчужиною и портретом Его Величества» за 8030 руб.³⁹⁶

Начиная с 1840-х гг. значительные средства, как правило, проценты по хранящимся капиталам, тратились Николаем I на различные «домашние» цели. А когда «процентных денег» не хватало, то на эти выплаты переводились средства из «Собственной конторы».

Например, в 1849 г. от «Собственной Его Величества процентной суммы» поступило 3785 руб. 4 коп., а потрачено было в 1850 г. 12 080 руб. На что тратились деньги? Тратились «на жизнь»: вдове унтер-шталмейстера, переплетчику, «на содержание пенсионеров Его Величества», на жалованье унтер-офицерам Царскосельского арсенала и т. д.³⁹⁷

Сохранились бухгалтерские книги, в которых буквально с момента рождения Николая Павловича фиксировались его личные расходы по так называемой «Гардеробной сумме». Как уже отмечалось, личные расходы весьма существенно дополняют те характеристики императора, которые оставили современники. «Гардеробная сумма» носила фиксированный характер, и деньги император «получал» по третям года. В первой половине XIX в. еще не было фиксированных статей расходов, которые появятся в бухгалтерских книгах Александра II и императрицы Марии Александровны, и записи по расходам шли просто в хронологическом порядке.

Если сгруппировать расходы царя по статьям, то картина вырисовывается довольно любопытная, в полной мере иллюстрирующая то, что называется повседневной жизнью.

Если взять расходы на такой «пустяк», как внешний вид, то их, в свою очередь, можно разделить на несколько позиций. При этом, конечно, следует иметь в виду, что профессия «царя» сугубо публичная, и внешний вид первого лица не только имеет огромное значение для него самого, но и формирует престиж державы. Кроме того, внешний облик царя формировал моду для военного и бюрократического бомонда имперского Петербурга.

В качестве парикмахера Николая I обслуживали и профессионалы, и «любители». Например, в апреле 1833 г. его дважды подстригал мундшенкский помощник Федоров (25 руб. за стрижку), в июне – отставной унтер-офицер Максимов и лакей Востриков, в сентябре – камердинер Сафонов, в октябре, ноябре и декабре – вновь мундшенкский помощник Федоров.³⁹⁸ Складывается такое впечатление, что уже в это время император носил парик-накладку, поэтому «любители» только коротко подстригали отросшие под париком волосы.

Наряду с «любителями» у императора имелся личный профессиональный парикмахер. Его услуги оплачивались раз в полгода. В мае 1833 г. парикмахеру Этиену выплатили за услуги 245 руб.

Именно он изготавливал для царя накладки, для того чтобы скрыть наметившуюся лысину. В апреле 1834 г. парикмахер получил «за стрижку волос и накладки 230 руб.».³⁹⁹ Как правило, Этиен готовил царю по две накладки на голову в год.

Тщательный уход за внешностью обходился Николаю I в приличную сумму. Например, за 1837 г. только парикмахер Этиен заработал «на царе» 966 руб. Эта сумма включала стоимость стрижек, накладок и помады для Николая I.

Шитье новых мундиров для Николая I также финансировалось из его «гардеробной суммы». Расходы на содержание самых разнообразных мундиров в достойном виде, как и на шитье новых, выливались для царя в очень приличные суммы. Следует подчеркнуть, что Николай Павлович затянул в мундиры буквально все служилое сословие, начиная со студентов кончая фрейлинами.

Из этой же «гардеробной суммы» Николай I оплачивал и первые военные мундиры своих детей и внуков. Великие князья свои первые военные мундиры одевали в раннем детстве. Первый солдатский мундир по форме Измайловского полка, стоимостью в 10 руб~ лей д. ля великого князя Николая (будущего Николая I) сшили в 1801 г., когда ему исполнилось 5 лет. Первый генеральский мундир (стоимостью в 35 руб.) у Николая появился в 16 лет, в 1810 г.⁴⁰⁰

Д.ля сшитых или переделанных мундиров требовалась различная фурнитура, ее заказывали на Придворной эполетной фабрике Е.Д. Битнер, которая находилась «близ Аничкина моста, в Троицкой улице № 10». Счета этой фабрики были регулярными и весьма солидными, вполне сопоставимыми со стоимостью новых мундиров.⁴⁰¹ Генеральские мундиры в Николаевскую эпоху щедро украшались золотым шитьем. Д. ля царя мундиры расшивали золотошвеи из мастерской Залемана.⁴⁰²

Со временем Николай Павлович начал полнеть, и в ноябре 1836 г., когда ему было 40 лет, впервые был заказан бандаж, которым «утягивали» живот под мундиром, при этом грудь становилась более выпуклой. Выполнил этот заказ «бандажный мастер» Остерлов.

Из кабинетных сумм Николай Павлович мог себе позволить делать своим близким роскошные подарки. Поскольку именно в его царствование в дворцовый обиход вошли воскресные общесемейные обеды, получившие название фамильных, император заказал д. ля всех дам «фамильные» ювелирные украшения, которые в обязательном порядке они должны был одевать на эти обеды. Комплект «обеденных» украшений включал в себя, во-первых, «фамильный браслет». Мемуаристка пишет: «Государь подарил совершенно одинаковые браслеты всем дамам своего семейства. Браслет шириной '/, вершка состоял из разных драгоценных каменьев в форме параллелограммов одинаковой величины; каждый камень был оправлен отдельно и мог быть отстегнут от другого». Во-вторых, два золотых обруча: «в '/, вершка ширины: первый на лбу у самых волос, второй окружал косу, из которой выпадали три-четыре длинных локона».⁴⁰³

В заключение следует сказать, что «комнатные», или «гардеробные», деньги российских монархов, находились в распоряжении царских камердинеров вплоть до Александра III. Только новый министр Императорского двора граф И.И. Воронцов-Дашков, заметив, что при этих выдачах «допускаются неумелость, а кроме того, по введении «охраны государя, доступ посетителям во дворец стал недоступен… деньги были переданы в Канцелярию».⁴⁰⁴

Собственный капитал Александра II начал по традиции формироваться его родителями буквально с момента рождения, с апреля 1818 г. Вплоть до 1840 г. этот капитал хранился в ценных бумагах в Сохранной казне С. – Петербургского Опекунского совета и управлялся «Собственной Его Величества (Аничковской) конторой». То есть капитал цесаревича фактически находился в ведении Николая I. После того как «мальчик вырос» и в декабре 1840 г. была образована Придворная Контора цесаревича, указанный капитал передан в нее и на 1 января 1841 г. составлял довольно скромные 356 726 руб. 67 коп.⁴⁰⁵

После того как цесаревич женился и начал взрослую жизнь, его личный капитал стал неуклонно сокращаться. При этом ни на жену, ни на детей (за исключением подарков) ему тратиться не приходилось. И тем не менее из основного капитала регулярно изымались не только проценты, но и довольно крупные суммы основного капитала. Как правило, деньги шли на покрытие издержек по «комнатной сумме». При этом следует помнить, что Александр Николаевич получал ежегодно жалованье по статусу наследника-цесаревича, определенное законом 1797 г. Тем не менее этого ежегодного жалованья не хватало, что вынуждало цесаревича периодически «залезать» в «собственные суммы» (см. табл. 41).

Таблица 4 1

Таким образом, за 15 лет (с 1841 по 1856 г.) будущий император Александр II потратил из своего «детского» капитала «на пополнение недостатка комнатной суммы» – 200 310 руб. 50 коп. и «на покрытие издержек по путешествиям» – 105 432 руб. 44 коп. Всего 305 752 руб. Без 50 000 руб. это был практически весь капитал, полученный от родителей Александром II в 1841 г. Только треть этой суммы (105 432 руб.) была потрачена «на жену и детей», остальные 200 000 руб. Александр II потратил только на себя. Следует еще раз напомнить, что характер семейных трат (на себя, на жену, на детей, на увлечения, на друзей и пр.) весьма красноречиво характеризует личностные особенности человека. Транжирой цесаревич не был. Да и «папа» не позволил бы. И тем не менее ежегодно приличные суммы уходили в основном на поддержание достойного внешнего вида, на шитье мундиров, парикмахеров и пр.

Когда в 1855 г. цесаревич стал императором Александром II, финансовая ситуация изменилась. В результате к марту 1881 г. императору удалось накопить на своих счетах приличные средства. Главной фигурой, решившей эту задачу, являлся глава Контроля Министерства Императорского двора барон К.К. Кистер. По его настоянию была образована единая Касса Министерства двора, что значительно облегчило контроль за расходованием средств. В год образования Кассы оказалось, что на начало 1864 г. Министерство Императорского двора располагает капиталом в сумме 2 225 000 руб., который включал в себя и «Капиталы, принадлежащие Высочайшим особам», всего на сумму 382 184 руб. 50 коп.⁴⁰⁶ Кроме это, указанные 2 млн включали капиталы, принадлежащие Капитулу орденов и «прочим имеющим особое назначение» – 1 472 716 руб. Также в Кабинете хранились капиталы, принадлежавшие «Разным обществам и частным лицам» на 370 105 руб.

При этом долги по Министерству Императорского двора в том же 1864 г. доходили до 1 200 000 руб. А если учесть долги по «Кабинету Его Величества», доходившие до 1 800 000 руб., то общая сумма долгов составляла порядка 3 000 000 руб.

Усилиями К.К. Кистера уже во второй половине 1860-х гг. наметилась тенденция к некоторой финансовой стабилизации. Обращает внимание, что в первую очередь старались стабилизировать финансовое положение тех придворных структур, которые были связаны с материальным обеспечением императорской семьи. Например, с 1858 до 1863 г. дефицит по Кабинету Е.И.В. достигал огромной суммы в 2 002 400 руб. К 1863 г. дефицит по Кабинету Е.И.В. удалось сократить до 280 401 руб. Но в целом по Министерству двора неудовлетворенных кредиторов оставалось на сумму в 673 000 руб.

Столь тяжелое финансовое положение, связанное с отсутствием свободных средств, привело к высочайше одобренному решению, по которому «для покрытия комнатных расходов» был взят очередной заем на сумму в 493 720 руб. Собственный капитал Александра II также поступил в кассу Министерства Императорского двора из Кабинета в сумме 358 877 руб.⁴⁰⁷

Александр II. Худ. К.Е. Маковский

В 1870-х гг. тенденция к финансовой стабилизации продолжала развиваться. При назначении А.В. Адлерберга в апреле 1870 г. министром Двора финансовое положение министерства было следующим: по министерству оставалось долгов на 592 719 руб.; по Кабинету Его Величества долгов было на 1 521 511 руб. То есть за пять лет сумму долга удалось уменьшить почти на миллион рублей. Сбережения за 1869 г. по Кабинету составили 194 331 руб. Оставалось всех капиталов (за исключением Собственного) до 12 000 000 руб. Собственный капитал Александра II составлял 2 216 457 руб. Как мы видим, в последнем показателе изменения были особенно разительными. Собственный капитал царя увеличился с 358 877 руб. (1864 г.) до 2 216 457 руб. (1870 г.).

Примечательно, что барон К. К. Кистер во второй половине 1860-х гг. завязал тесные контакты с дельцами Петербургской биржи, их связи и опыт он использовал для проведения крупных операций по покупке и продаже ценных бумаг.⁴⁰⁸ Вне всякого сомнения, это были средства как членов императорской семьи, которые активно вкладывались в различные ценные бумаги, так и средства Министерства Императорского двора, они также должны были «работать», принося прибыль в виде процентов с ценных бумаг. Подобное сотрудничество было действительно необходимо, поскольку Петербургскую фондовую биржу периодически накрывали кризисы и владельцы ценных бумаг оказывались ни с чем. Такой вариант для Романовых был крайне нежелательным, а для самого Кистера означал безусловный конец его карьеры.

Примечательно, что факт участия Министерства двора в биржевых сделках отметили и мемуаристы. Например, B.C. Кривенко упоминал, что «по поводу деятельности Кистера пустили молву, что скопидомный барон затянул и Двор в концессионную авантюру. Это совершенно не отвечало действительности. Поводом к такого рода слухам могло послужить приобретение в портфель кассы министерства партии железнодорожных акций».⁴⁰⁹

Ситуация усугублялась тем, что после подписания Парижского мира в 1856 г. бюджетный дефицит Российской империи составил 1 млрд 155 млн руб.⁴¹⁰ и Государственное казначейство перестало быть для Романовых некой бездонной бочкой. Кроме этого, весной 1859 г. по повелению Александра II была создана специальная комиссия для обсуждения мер по усовершенствованию банковской и денежной системы России. В июле 1859 г. комиссия подготовила записку «Соображения к лучшему устройству банковой и денежной системы». 31 мая 1860 г. был создан Государственный банк и тем самым положено начало формированию современной по тому времени капиталистической банковской системы России. 19 февраля 1861 г. Александр II подписал Манифест об отмене крепостного права в России. Все это положило начало системным экономическим и политическим реформам в Российской империи.

В январе 1862 г. вышло высочайшее повеление, предписывавшее переход к стратегии всемерной экономии при планировании расходов Высочайшего двора. Эта политика, проводившаяся на протяжении многих лет, получила название «экономии на свечных огарках». Проявлялась экономия во многом: свернули текущие ремонты в дворцовых резиденциях, кроме самых необходимых, заморозили и так мизерное жалованье придворнослужителей. Пытались экономить на высочайшем столе, освещении и прочих текущих расходах.

В результате, когда через несколько лет, в апреле 1870 г., при назначении нового министра Двора провели ревизию всех финансовых активов, картина оказалась следующей: по Министерству Императорского двора оставалось долгов на 592 719 руб.; по Кабинету Его Величества долгов было на 1 521 511 руб. То есть за пять лет сумму долга удалось уменьшить почти на миллион рублей. Сбережения за 1869 г. по Кабинету составили 194 331 руб. Оставалось всех капиталов (за исключением Собственного) до 12 000 000 руб. Собственный капитал Александра II составлял уже весьма солидную сумму в 2 216 457 руб. Как мы видим, по этой позиции изменения были особенно разительными. Собственный капитал царя увеличился с 358 877 (1864 г.) до 2 216 457 руб. (1870 г.).

Финансовая ситуация в Министерстве двора относительно стабилизировалась за 1870-е гг. В результате к 1 апреля 1880 г. по Министерству Императорского двора и Кабинету Его Величества были погашены все долги, неудовлетворенных кредиторов не осталось и оказалось «сбережение по суммам за 1879 г. – 1 151 731 руб.». Кроме того, консолидированный капитал Министерства двора (за исключением Собственного капитала) составил сумму до 40 000 000 руб. Собственный капитал Александра II к апрелю 1881 г. составил уже 12 470 000 руб. Еще раз напомним, что в 1864 г. этот капитал составлял только 358 877 руб.

Из Собственного капитала в 12 470 000 руб. был выделен «Особый, Александра II капитал», предназначенный царем для своей второй жены Е.М. Долгоруковой (с декабря 1880 г. кн. Юрьевской) – 3 337 251 руб. 72 коп. Этот капитал по особому повелению в сентябре 1880 г. был выведен из кассы Кабинета Е.И.В. и внесен на хранение в Государственный банк. Также был выделен «Особый Его Императорского Величества капитал» – 878 250 руб. Эти деньги хранились в Англии в процентных бумагах в «Bank of England».⁴¹¹

Что касается жены императора Александра II, то, когда в 1841 г. бедная дармштадская принцесса приехала в Россию, чтобы стать цесаревной, а затем и императрицей Марией Александровной, то ей был подарен императором Николаем I свадебный капитал в 150 000 руб. сер. На эти деньги приобрели две облигации, помещенные в Государственный Заемный банк. Эти 150 000 руб. стали основой состояния императрицы. Вплоть до 1857 г. Мария Александровна этими деньгами совершенно не интересовалась, и к 1 январю 1857 г. только процентов «набежало» на 45 633 руб. 29 коп.⁴¹²

С 1857 г. Мария Александровна не только регулярно стала запрашивать сумму поступавших на ее счет процентов, но и вносить на свой счет дополнительные средства.⁴¹³ Трудно сказать, почему пополнение капитала началось именно в 1857 г. Мы можем только предполагать: обретение нового статуса императрицы, сопряженное с новым уровнем «жалованья»? Рождение сына? Какие-то семейные проблемы?

Рубеж 1850–1860 гг. был очень непростым для всей России. В это время готовился целый пакет либеральных реформ, главной из которых должна была стать отмена крепостного права. Россия вступала на путь стремительной капитализации, со всеми издержками «дикого капитализма». В этой ситуации банковский сектор страны приобретал не только особое значение, но и определенную независимость от властных структур.

Мария Александровна. Худ. Ф.В. Никитин. 1860 г.

Напомним, что до начала 1860-х гг. «царское золото» хранилось в виде ценных (процентных) бумаг в Сохранной казне при Санкт-Петербургском и Московском Воспитательных домах. Эти структуры возникли в 1772 г., одновременно с Вдовьей и Ссудной казнами по инициативе И.И. Бецкого, тот через эти структуры собирался упрочить финансовое положение курируемых им Воспитательных домов. Кредитные учреждения при Воспитательных домах получили разрешение на прием вкладов и выдачу ссуд. Открытие казны в здании Воспитательного дома последовало в 1775 г. Основной капитал Ссудной казны составился из высочайших пожалований, единовременных и ежегодных, из приношений разных благотворителей и с разных сборов.

С 1797 г., когда императрица Мария Федоровна приняла под свое покровительство Воспитательные дома, обороты Ссудной казны значительно расширились благодаря принятым мерам к поддержанию кредита. Покровительство государственных структур привело к тому, что обороты Ссудной казны за 45 лет увеличились почти в 100 раз: к 1843 г. обороты Московской казны составляли 210 млн руб. сер. (736 млн руб. ассигнациями против 7,8 млн руб. ассигнациями в 1797 г.). К 1860 г. в Петербургской Ссудной казне находилось Собственных капиталов и вкладов на 187 млн руб. и столько же числилось в ссудах. На рубеже 1850-1860-х гг., когда началась широкомасштабная реорганизация кредитных учреждений, деятельность Ссудной казны стала сокращаться. С 1860 г. прекращается прием процентных вкладов. Владельцы билетов Ссудной казны получили право обменять их первоначально на 4 %-ные непрерывно-доходные билеты, а потом на Государственные 5 %-ные банковые билеты.

Это все упоминается к тому, что во времена Николая I действовало жесткое правило, фиксировавшее проценты по вкладам на свадебный капитал цесаревен и великих княгинь на уровне 4 % вне зависимости от экономической конъюнктуры. Но на частные вклады членов императорской семьи это повеление не распространялось, хотя «по традиции прежних лет» банки платили «по высочайшим вкладам» не менее 4 % годовых.

В довольно шаткой экономической и политической ситуации рубежа 1850-1860-х гг. Александра II не могла не заботить судьба семейных вкладов, хранившихся в процентных бумагах, их реальная стоимость напрямую зависела от банковских котировок. В то время уже случались прецеденты, когда банки в одностороннем порядке шли на изменение процентных ставок по частным вкладам. Видимо, банки позволили себе затронуть даже интересы членов императорской семьи, снизив процентные ставки по вкладам с традиционных 4 до 3 %.

Ситуация, затрагивавшая «кровное», была немедленно отслежена. В результате подготовлено соответствующее распоряжение, с ним министр Императорского двора В.Ф. Адлерберг 18 декабря 1857 г. вышел на императора, который «высочайше повелеть соизволил»: «…Следующие по брачным договорам членам Императорской фамилии добавочные проценты сверх трех, платить в 1858 г. из Удельных сумм, но Министру финансов иметь в виду, впредь платить эти деньги из Государственного казначейства с капиталов, внесенных из оного в Кредитные установления». Другими словами, император распорядился «доплатить» до привычных 4 % «с сего капитала, не взирая на уменьшение платежа процентов, воспоследовавшее в Кредитных установлениях и с тем, чтобы четвертый процент уплачивался из сумм Удельного ведомства». Вскоре, как и было обещано министру финансов, последовало новое высочайшее повеление (2 мая 1858 г.): «Потребную на производство добавленных процентов на приданные капиталы, обращающиеся в Заемном банке… сумму вносить с 1859 г. в Государственные росписи».⁴¹⁴ Проще говоря, выплату «добавленных» волевым решением, «процентов» Александр II, распорядился выплачивать своей многочисленной родне из государственного бюджета. Это очень показательное и совершенно не афишируемое решение самодержца, который «нерыночными» методами охранял «рыночные» интересы своих близких.

В качестве примера можно упомянуть, что на свадебный капитал (150 000 руб. + набежавшие проценты) императрицы Марии Александровны также начислялись дополнительные проценты, которые складывались из 1500 руб. выплачивавшихся из Государственного казначейства, и 416 руб. – из Департамента уделов.⁴¹⁵

1 сентября 1859 г. последовал новый высочайший указ «О Государственных 5 % банковых билетах». Суть его сводилась к тому, что, во-первых, на приданые капиталы, на которые брачными договорами следовало платить 4 %, было высочайше поведено 2 мая 1858 г. платить добавочные, сверх 3, проценты начиная с 1859 г. из Государственного казначейства. Во-вторых, частные вклады членов Императорской фамилии следует, по согласованию с владельцами, использовать на приобретение «учрежденных ныне 5 % банковых билетов».⁴¹⁶

Таким образом, на историческом переломе 1850-1860-х гг., Александр II, серией высочайших повелений (18 декабря 1857 г.; 2 мая 1858 г. и 1 сентября 1859 г.) гарантировал сохранность как «приданных» капиталов великих княгинь (4 %), так и частных вкладов членов императорской семьи (с 3–4 до 5 %).

Надо заметить, что члены императорской семьи моментально поняли, что 5 % больше чем 4 %. Примечательно, что одним из первых, конечно, по подсказке попечителя графа Строганова, эту операцию провел наследник Николай Александрович (Никса). В письме от 29 октября 1859 г. он выразил желание воспользоваться высочайшим указом от 1 сентября 1859 г.⁴¹⁷

21 января 1860 г. император Александр II повелел, чтобы «все капиталы Членов Императорской фамилии, внесенные в Кредитные установления, подвергнуть обмену на 5 %-ные Государственные билеты, причем все 5 % отпускать высочайшим особам сполна, хотя по брачным договорам полагается только 4 %, но этот обмен произвести с условием, чтобы Министерство финансов было освобождено уже впредь от уплаты добавочных процентов на означенные капиталы, в то время когда помещенные в Государственные 5 %-ные билеты капиталы или их часть будут возвращены Высочайшими Особами по тиражу и будут помещены в Кредитные учреждения на низшие проценты».⁴¹⁸

В «большом обмене» начала 1860 г. приняла участие и императрица Мария Александровна. Она меняла на 5 %-ные Государственные билеты свой свадебный капитал (150 000 руб., хранившиеся под 4 % годовых в Сохранной казне С. – Петербургского Опекунского совета) и свои «частные» вклады, хранившиеся в Государственном Заемном банке под 3 %. В результате по «свадебным деньгам» императрица получила 6 билетов 5 %-ных Государственных билетов по 25 000 руб. каждый.

О том, на что расходовались деньги императрицей Марией Александровной, подробно рассказывают ее бухгалтерские книги. К середине 1850-х гг. эти расходы свели к 14 стандартным статьям. По традиции в расходах императриц значительное место уделялось различного рода благотворительной деятельности. Поскольку на рубеже 1830-1840-х гг. ассигнации пересчитали на серебро, то годовое «жалованье» императрицы составляло порядка 200 000 руб. в год. Как правило, скромная, сдержанная в расходах и набожная Мария Александровна не только укладывалась в эту сумму, но и экономила. Например, 1855 г. «финансовый год» она закончила с экономией в 10 132 руб. 68 коп. сер. Как правило, сэкономленные средства немедленно вкладывались в процентные бумаги, которые ежегодно приращивали основной капитал.

Рассматривая структуру расходов Марии Александровны в 1856 г.⁴¹⁹, следует учитывать, что для императрицы и Александра II это был особый год, поскольку в августе 1856 г. в Москве состоялись коронационные торжества. Понятно, что это потребовало дополнительных расходов. И тем не менее… (см. табл. 42).

При рассмотрении этой таблицы обращает внимание сравнительно небольшое увеличение трат императрицы в коронационный год. Самой крупной статьей расходов стали расходы «на туалет» – 40 830 руб. Совершенно очевидно, что коронация потребовала массы расходов по этой статье. От коронационного платья, ныне хранящегося в Оружейной палате Московского Кремля, до бальных и прочих платьев, приличествующих ее новому статусу.

Вторую позицию разделили расходы «на фамильные подарки» – 31 720 руб. и пособия – 31 781 руб. Конечно, статья «на подарки», всегда оказывалась весьма затратной – подарки должны были быть «по определению» царскими. А в коронационный год, когда в Москву съехалась многочисленная родня императрицы из бедных немецких карликовых государств, то расходы, естественно, возрастали многократно. Что касается пособий, то во многом это была стабильная позиция, мало зависевшая от дворцовых событий.

Таблица 42

Структура расходов императрицы Марии Александровны в 1856 г.

С годами императрица стала все больше и больше средств перечислять на различные благотворительные цели. Тому было много причин. Это и фактический разрыв с мужем, у которого появилась вторая семья. Это и смерть в 1865 г. старшего сына Николая Александровича. Это и развитие ее легочного заболевания, сделавшее для императрицы невозможной светскую жизнь. Нельзя не сказать и об искренней православности бывшей дармштадской принцессы. Все это позволяло современникам заявлять, что при бюджете в 200 000 руб. Мария Александровна тратила на себя «лишь 50 тыс., отдавая все остальное на благотворительность».⁴²⁰ По поводу «50 тыс.» мемуарист слегка преувеличил, но тенденция такая действительно была.

«Сэкономила» императрица в 1856 г. только на трех позициях: на «собственных издержках» (1830 руб.), на пособиях (2371 руб.) и на пожертвованиях (26 961 руб.). Последняя статья была особенно весомой и объясняется прекращением работы специального комитета императрицы в Симферополе, который оказывал помощь семьям погибших и раненных в ходе Крымской войны.

Примечательно, что учет расходов Александра II и его жены велся очень жестко. Согласно традиции, личные «кошельки» у супругов были раздельные. Если императрица совершала траты, не входившие в стандартные 14 позиций ее расходов, то они возмещались из «большого кошелька» императора, то есть из средств Кабинета Его Императорского Величества. Например, в 1856 г. Кабинет вернул в Канцелярию императрицы 1510 руб. «за подарки от Ея Величества», отнесенные «на счет сумм Кабинета». Также бухгалтерии вели учет тех трат, на которые муж и жена «сбрасывались». Так, Кабинет вернул в кассу императрицы 2375 руб., потраченные Марией Александровной на оплату «обратного путешествия г-жи Граней в Дармштадт». Видимо, Мария Александровна оплатила «путешествие» своей старой воспитательницы из Дармштадта в Россию, а император оплатил «обратное путешествие». Интересно, как это происходило технически? Как-то с трудом представляется, что Мария Александровна скандально заявляла мужу: «Вы должны оплатить обратное путешествие моей няни!». Вероятнее всего, супругов даже не беспокоили этими денежными раскладами, действуя на основании «традиции прежних лет», т. е. имевшихся прецедентах. Но, так или иначе, в отчетах, подававшихся царственным особам для прочтения, все эти денежные «мелочи» фиксировались вплоть до копейки. Подобная экономия в конечном счете позволяла чиновникам задать Марии Александровне приятный вопрос: «Можно ли 15 000 руб. положить в банк для приращения процентов?»⁴²¹

Периодически Мария Александровна вносила на свои счета весьма крупные суммы. Как правило, это были либо подарки мужа, либо капиталы, собранные тем или иным путем и предназначенные для решения благотворительных задач. Поводом для подарков становились различные семейные юбилеи. Так, в 1866 г. на серебряную свадьбу Александр II подарил жене «пару бриллиантовых запонок к рукавчикам и еще две или три безделушки». Надо сказать, что придворные моментально сравнили этот более чем скромный подарок с тем подарком, который сделал императрице Александре Федоровне в 1842 г., так же к серебряной свадьбе, Николай Павлович. То был «бриллиантовый эсклаваж с семью, по числу детей, грушеобразными крупными подвесками».⁴²²

О том, что из себя представлял подарок Николая I императрице Александре Федоровне на серебряную свадьбу летом 1842 г., дают представление архивные документы. В добавлении к Описи 1838 г. указывается, что 2 января 1842 г. ювелиру Болину из Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца были выданы: «Бриллианты в бумажках, оставшиеся от переделанных вещей. Четыре бриллианта, весом 3 карат (употреблены на диадему с жемчугами 2 января 1842 г.); одинаковой грани бриллиантов 64 '/ крат. Из сей партии употреблено бриллиантов одинаковой грани весом 22 '/₃₂ крат на диадему с жемчугами 2 января 1842 г.; от корсажа с жемчугами. Один брильянт весом 1³/₃₂ крата. Употреблен на диадему с жемчугами 2 января 1842 г.»⁴²³ Вся же легендарная бриллиантовая диадема, изготовленная в 1842 г., включала в себя бриллиантов на сумму в 87 478 руб.⁴²⁴

Вот такая разница в подарках. В «оправдание» Александра II надо сказать, что в апреле 1865 г. царская чета похоронила своего старшего сына и год продолжался траур. Поэтому серебряная свадьба в 1866 г. отмечалась очень скромно. Вероятно, поэтому были скромными и подарки к юбилею.

В апреле 1876 г. императрица Мария Александровна к 35-летию свадьбы получила от Александра II в подарок «просто» 100 000 руб. Камер-юнгфера Яковлева вспоминала впоследствии, что «императрица Мария Александровна имела огромное количество драгоценностей, которые редко надевала. Она давно отказалась от дорогих подарков, а принимала от государя деньгами (курсив мой. – И. 3.). Много золотых и драгоценных вещей превращала в деньги. Во время войны она отказалась даже шить себе новые платья и все эти сбережения отдавала в пользу вдов, сирот, раненых и больных».⁴²⁵

Из этих 100 000 руб. камер-фрау императрицы уплатила «по мелочи» по счетам за сентябрьскую треть 1875 г. и произвела выплаты «по разным требованиям за пенсионерок». На это ушло порядка 30 000 руб. Остальные деньги потрачены на приобретение 65 облигаций С. – Петербургского Городского Кредитного общества на номинальную сумму 75 000 руб. сер., за которые уплатили 68 426 руб. В результате от подарка мужа «на руках» у Марии Александровны осталось 1574 руб.⁴²⁶

В торжественно-тревожный день 21 февраля 1880 г., когда в Петербурге праздновалось 25-летие царствования Александра II, и одновременно все ждали новых покушений на царя со стороны террористов «Народной воли», император сделал традиционный, ювелирный подарок жене – «великолепную брошку с огромным сапфиром, окруженным большими бриллиантами».⁴²⁷

После 1865 г., после смерти своего старшего сына Никсы, Мария Александровна не только перестает носить драгоценности, но и постепенно удаляется с арены великосветской жизни, погружаясь в мир своих болезней. Поэтому на портретах и фотографиях императрицы мы видим болезненно худую женщину, у которой из украшений остались только скромные кольца на руках и брошки на блузках. Для Марии Александровны, много испытавшей и перенесшей в жизни, это было органично, так же как и то, что до конца дней в ее шкатулке хранилась черная бархотка с огромной бирюзой в форме сердца⁴²⁸ как напоминание о днях ее счастливой молодости.

Несмотря на свою некоторую отрешенность от великосветской жизни, императрица протежировала некоторым представителям бизнес-элиты Петербурга. Так, именно «с подачи» императрицы Марии Александровны придворный банкир Е. Гинцбург значительно укрепил свое положение в деловой элите Российской империи, получив баронский титул от брата императрицы – принца Александра Гессенского, с которым он имел тесные деловые контакты. 19 марта 1875 г. Александр II разрешил Е. Гинцбургу принять баронский титул, пожалованный ему великим герцогом Гессенским. 27 мая 1879 г., уже после смерти Е. Гинцбурга, Гинцбургам было разрешено «пользоваться» этим титулом «потомственно».

Попытки Горация Гинцбурга получить к своему 70-летию в начале 1903 г. право на потомственное дворянство категорически отклонил Николай II.⁴²⁹

Будущий Александр III родился в феврале 1845 г. Он был вторым сыном в семье Александра II. Его детский капитал формировался стандартным, уже описанным нами способом, на основании соответствующих статей законов Российской империи.

Согласно сложившейся традиции, накопленные деньги сыновей Александра II вкладывались в процентные бумаги, начинавшие со временем приносить дивиденды. Поскольку на рубеже 1850-1860-х гг. в России начался транспортный бум, то деньги начали вкладывать в различные товарищества, занимавшиеся строительством железных дорог и транспортные компании. Так, в начале 1860-х гг. для трех сыновей Александра II: Александра, Владимира и Алексея приобрели по 50 акций «Русского общества пароходства и торговли». Эти 50 акций принесли мальчикам дивидендов только за 1861 г. по 900 руб. на каждого. Кроме этого, тогда же они получили по 100 акций «Общества Саратовской железной дороги» и столько же акций «Московско-Ярославской железной дороги».⁴³⁰

В апреле 1865 г. у Александра II умер старший сын Никса и 20-летний великий князь Александр Александрович стал наследником-цесаревичем. Соответственно новому статусу изменилось и его «жалованье». В 1881 г. цесаревич превратился в императора Александра III, финансовыми делами которого занимался Кабинет Е.И.В., а сам император получал на расходы по своему гардеробу порядка 20 000 руб. в год.

Императора Александра III принято рисовать неким «жмотом», способным удавиться за копейку. Это не так. Хотя, действительно, в личной жизни он был крайне непритязателен. Непритязательность проявлялась во многом. И в том, что в марте 1881 г. он поселился на антресольном этаже Арсенального корпуса Гатчинского дворца, и в том, что он не любил менять привычную одежду. У него, конечно, имелись все необходимые мундиры и сюртуки «по должности». Но в отличие от своего отца у него не было мундирных коллекций, которыми так наслаждался Александр II.

Александр III

Мемуаристы в один голос утверждают, что Александр III, как правило, носил привычные вещи, занашивая их до непотребного состояния. С.Ю. Витте упоминает о штопаных штанах императора и клиньях, вшитых в его брюки. Дома с юных лет он привык носить тужурку.⁴³¹ Не носил Александр III и ювелирных украшений. Из колец у него было только венчальное и то «к концу растрескалось, так что опасно было его носить».⁴³² Скромность российских императоров по части ювелирных изделий носила традиционный характер. Мемуаристы упоминают, что Александр I не носил «никаких драгоценностей, ни одного кольца, даже не носил часов».⁴³³ Точнее, это была не скромность, а некий врожденный иммунитет. Драгоценности, окружавшие мальчиков с детства, являлись только необходимым атрибутом их «профессии». Подлинную же ценность для них имели вещи «с памятью», то есть за которыми стояли какие-либо события. Вещами «с памятью» могли быть как ювелирные украшения, так и совершенно простые игрушки.

Когда наследнику, будущему Николаю II, исполнилось 16 лет, и он получил право на ежегодное содержание по статусу цесаревича, Александр III «заявил, что эта трата излишняя и что наследник может продолжать жить по-прежнему в родительском доме».⁴³⁴ Следовательно, «жалованье» цесаревича целиком шло в его «собственный» капитал.

С другой стороны, именно при Александре III в императорских резиденциях развернулись широкомасштабные работы не только по их реставрации, но и модернизации. Прокладывались новые системы отопления, дворцы электрифицировались, устанавливались лифты и т. д. Конечно, Александр III берег государственную копейку, но скрягой он, безусловно, не был.

Если предметно говорить о личных капиталах Александра III, то накопленные в детские годы средства после женитьбы в 1866 г. и рождения детей, практически полностью уходили «на семью» и содержание Аничкового дворца, в котором с 1866 по 1881 г. жил наследник, великий князь Александр Александрович.

Когда наследник-цесаревич осенью 1866 г. женился, то придворные финансисты подвели итоги накоплений цесаревича, с которыми он вступал во взрослую жизнь. На ноябрь 1866 г. на его счетах лежало всего 538 380 руб.

Эти полмиллиона «с копейками» имели свою структуру. Абсолютное большинство суммы по традиции хранилось в различных процентных бумагах и долговых обязательствах – 496 250 руб. Портфель ценных бумаг цесаревича формировался за счет подконтрольных государству структур.⁴³⁵

По традиции незначительные наличные деньги «на каждый день» хранились в золотой и серебряной монете, а также в кредитных билетах – 42 130 руб., соотношение было следующим: золотом – 1030 руб.; серебром – 1500 руб.; кредитными билетами – 39 600 руб.

Обретя статус наследника-цесаревича в апреле 1865 г., будущий Александр III стал получать иную «зарплату». Именно она, несмотря на рост семьи, позволила цесаревичу к 1881 г., то есть за 15 лет, накопить еще миллион рублей. Поэтому на конец 1880 г. на счетах наследника хранилось 1 468 115 р. 40 ³/₄ коп.⁴³⁶

Можно также упомянуть и о том, что цесаревич Александр Александрович как генерал-лейтенант⁴³⁷ русской армии получал денежное содержание по своему офицерскому званию и должности. Как мы уже упоминали, начало этой традиции положил Петр I. Получаемое по службе содержание великого князя Александра Александровича складывалось из: жалованья – 1695 руб.; столовых – 3000 руб.; добавочных – 2400 руб.; пенсии по ордену Св. Георгия II ст. – 400 руб. Всего 7495 руб.⁴³⁸

После трагической гибели Александра II и воцарения Александра III 11 апреля 1881 г. состоялась высочайше утвержденная конфирмация «о разделении капитала в Бозе почивающего Государя Императора Александра Николаевича», по которой на долю «благополучно Царствующего Государя императора Александра Александровича» пришлась ¹/₅ часть капиталов отца, что составило 2 409 567 руб. 30 ¹/₄ коп.⁴³⁹ Именно эта весьма значительная сумма и послужила серьезным основанием «Собственного Его Императорского Величества» капитала. Таким образом, на конец 1881 г. личный капитал 36-летнего Александра III составил 3 877 682 руб.

В последующие годы капитал Александра III прирастал ежегодными суммами процентов с имеющегося капитала и ежегодного «жалованья» императора в 200 000 руб., определенного традициями и законами империи. Динамика увеличения личных сумм царя была следующей⁴⁴⁰ (см. табл. 43).

Таблица 43

Если детально рассмотреть динамику изменений личных сумм Александра III, то стоит отметить, что максимальная сумма личного капитала царя в 8 443 781 руб. была зафиксирована в 1891 г. До этого года, в большей или меньшей степени личные суммы императора постоянно прирастали.

Этот прирост обеспечивался как ежегодным «жалованьем» императора, так и начислением процентов по ценным бумагам, в которых хранились капиталы Александра III. Именно проценты по капиталу приносили большую часть доходов. После 1891 г. финансовый год для царя заканчивался отрицательным балансом, поскольку в 1892 и 1893 гг. Александр III сделал ряд крупных приобретений.

Чаши Мятлевскою сервиза

Если рассмотреть динамику ежегодных приращений личных капиталов императора, то самым удачным стал 1885 г., когда на счета императора поступило 1 339 464 руб. Столь крупное приращение личных средств Александра III связано с тем, что на его счета в 1884 г. потупило «из общих средств» Министерства Императорского двора «в возмещение платежей, произведенных Английским банком за приобретенные у г. Базилевского коллекции редкостей 1 575 683 руб. 95 коп.».⁴⁴¹

Таким образом, знаменитая коллекция Базилевского (подробнее о ней будет рассказано далее), о которой везде пишется, что ее приобрели на «личные» деньги царя, была, в конечном счете, оплачена из средств бюджета Министерства Императорского двора. В последующие годы капитал императора увеличивался от получения процентов по купонам ценных бумаг и от приплат, полученных при конверсиях разных процентных бумаг.

Кроме коллекции Базилевского выкупались императором для «своего» Эрмитажа и другие раритетные вещи «с историей». Например, в 1893 г. принято решение о приобретении подарочного перстня, пожалованного Александром I одному из французов.⁴⁴²

Как правило, итоговая сумма поступлений на счета Александра III зависела не только от выплат по процентам (эта сумма была стабильно-прогнозируемой), но и от ежегодных выплат из личных средств Александра III, поскольку и российские императоры широко занимались благотворительностью. Так, в 1882 г. 300 000 руб. из личных денег царя ушло на постройку барачного лазарета и школы фельдшериц Дамского лазаретного комитета Российского общества Красного Креста. Следует пояснить, что с 1880 г. высочайшей покровительницей Российского общества Красного Креста стала императрица Мария Федоровна, поэтому эти 300 000 руб. были наверняка потрачены с «подачи» императрицы. По традиции, российский император оказывал приватную материальную помощь своему ближайшему окружению. Как правило, на это шли средства Кабинета Е.И.В., но иногда, как в 1883 г., он жаловал деньги и из личных средств. В этом году Александр III лично передал кому-то из своего ближайшего окружения 21 250 руб. По документам такие выплаты проходили с формулировкой «на известное Его Величеству употребление» без указания имен.

Став императором, Александр III начал приобретать в личную собственность имения, с учетом того, что у него имелось пятеро детей, которых надо было «обеспечить». Это практика – обычна в царской семье, когда правящий император приобретал имения «под подрастающих детей». Первым таким имением из купленных в собственность Александром III стало «Брассовское имение, принадлежащее камергеру Апраксину». За это имение в два приема выплатили 4 022 560 руб. 3 коп.⁴⁴³ Надо сказать, что имение приносило стабильный доход. Суммы годового дохода были разными: от 60 000 руб. (в 1886 г.) до 215 000 руб. (в 1892 г.). Всего с 1882 г. по 1 июня 1893 г. имение принесло Александру III 937 836 руб. 23 коп. При этом осталось «не отбитых» средств на 3 084 723 руб. 80 коп. Последним хозяином имения Брасово стал младший брат Николая II великий князь Михаил Александрович, а его жена, дважды разведенная Наталья Вульферт, стала графиней Брасовой.

В 1892–1893 гг. из личных денег Александра III потрачены беспрецедентные средства. Они пошли на приобретение «в личную собственность Его Императорского Величества» трех имений. Во-первых, после того как в начале 1891 г. у второго сына царя Георгия диагностировали туберкулез, для него куплено буквально «за копейки» имение на Кавказе «Абас-Туман», за него уплатили очень скромные 23 163 руб. 52 коп. Выбор имения обусловлен тем, что тогда для лечения туберкулеза практиковалось только климатическое лечение. Особенно целебным считался чистейший воздух предгорьев Кавказа. В купленном имении для сына царя построили скромный дворец.

Во-вторых, в 1892 г. Александр III приобрел в личную собственность имение «Островы», оно обошлось ему в 1 779 558 руб. 79 коп. Это имение до покупки его царем именовалось «Клобуцко» и находилось в Ченстоховском уезде Петроковской губернии, то есть на территории Царства Польского. На территории имения в 12 543 десятин земли находилось 10 918 десятин леса и чугунно-литейный завод с двумя рудниками. Примечательно, что имение оценивалось в 2 441 388 руб., однако куплено царем за указанную выше сумму.⁴⁴⁴ В 1893 г. имение «Островы» принесло доход царю в 239 007 руб. 71 коп.

В-третьих, в 1892 г. у князя Д.Б. Голицына Александром III за 1 840 906 руб. купили имение «Дерюгино» (16 052 десятин земли) в Дмитровском уезде Орловской губернии и в Дмитровском уезде Курской губернии. В этом же году из личных средств императора «на ведение хозяйства в имении Дерюгино» отпустили 93 711 руб. 56 коп. Вкладывать деньги было куда, поскольку на территории имения имелись свеклосахарный завод, бумажная фабрика, два винокуренных завода и 4 водяные мукомольные мельницы. Эта покупка связана с тем, что уже тогда император озаботился приданым своей старшей дочери Ксении. Поэтому имение «Дерюгино» в Дмитровском уезде Орловской губернии было не только приобретено, но в него немедленно вложили крупные средства на развитие хозяйства. После того как Ксения летом 1894 г. вышла замуж за великого князя Александра Михайловича, это имение получило новый импульс развития, поскольку царский зять унаследовал от мамы, великой княгини Ольги Федоровны, мощную деловую хватку. Примечательно, что, когда началась Русско-японская война (1904–1905 гг.), великий князь Михаил Александрович (муж Ксении) пожертвовал Российскому обществу Красного Креста (или теще, императрице Марии Федоровне, которая являлась высочайшей покровительницей этой структуры) целых 4 вагона сахара со своего завода.

В-четвертых, в 1893 г. Александр III приобрел в личную собственность имение Гжелинских за 359 007 руб. 73 коп.

Незадолго до смерти, в 1894 г., Александр III купил в личную собственность дом княгини Марии Воронцовой на набережной реки Мойки за 1 000 000 руб. В 1896 г. император Николай II пожаловал этот дом своей младшей сестре, великой княгине Ксении Александровне.

Общая сумма выплат из личных средств Александра III с 1881 по 1 октября 1893 г. выражалась суммой 5 384 659 руб. 2 коп., а «с прибавлением разницы между покупной и нарицательной стоимостью 356 212 руб. 11 коп., всего 5 740 871 руб. 13 коп.»⁴⁴⁵

Говоря о структуре этих 5 миллионов (5 384 659 руб. 2 коп.), надо сказать, что эти деньги хранились исключительно в процентных бумагах.⁴⁴⁶ Обращает на себя вниманиетот факт, что портфель ценных бумаг российского императора формировался исключительно из надежных государственных процентных бумаг. Немногие из имевшихся в 1866 г. ценных бумаг негосударственных акционерных обществ были проданы за ненадобностью.

Более интересен в денежном отношении разговор об императрице Марии Федоровне. Это была женщина, привыкшая жить на широкую ногу, как и положено цесаревне и императрице. У нее был прекрасный вкус, и она считалась одной из законодательниц столичных мод. Большой петербургский свет был очень ревнив к популярности кого бы то ни было, включая императриц. Однако очень многие относились к Марии Федоровне с искренним восхищением, поскольку она была симпатичной и очень обаятельной женщиной, вполне оправдавшей свое детское семейное прозвище «Умная».

Когда осенью 1866 г. датская принцесса Дагмар сошла на пристань Петергофа, к этому времени русская и датская сторона уже подписали брачный контракт. Невеста русского цесаревича была уже прекрасно осведомлена о своих финансовых перспективах по положению цесаревны. Согласно законам Российской империи, ей положили «жалованье», соответствующее рангу цесаревны, которое и начали выплачивать с сентября 1866 г., то есть немедленно по приезду ее в Россию и еще до проведения церемонии обручения и венчания. Другими словами, отсчет производства жалованья начался с момента первого шага еще датской принцессы Дагмар по русской земле.

Если обратиться к документам, то из них следует, что обряд обручения и венчания Марии Федоровны и Александра III состоялся в октябре 1866 г., а уже за сентябрь и октябрь этого же года Марии Федоровне уплатили треть жалованья (16 666 руб. 67 коп.) из причитающихся цесаревне 50 000 руб. в год. Кроме этого, из Дании через банкира Винекенс, перевели скромные 3081 руб. 68 коп. процентов приданого капитала, и весь «приход» цесаревны за первые два месяца жизни в России составил 19 748 руб. 35 коп. За эти два месяца Мария Федоровна потратила 2652 руб. 77 коп., и остаток в 17 095 руб. 58 коп.⁴⁴⁷, собственно, и стал основой состояния императрицы Марии Федоровны, которая прожила в России с 1866 по 1919 г., то есть 53 года.

Мария Федоровна в жемчужном уборе. Худ. И. Крамской

Всем известно, что характер денежных трат может много сказать о человеке, об особенностях его характера. Кто-то тратит деньги на водку и сигареты, кто-то на книги и походы в театр. Поэтому небезынтересно посмотреть, на что тратила деньги молодая датчанка, в одночасье ставшая женой наследника великой державы. Конечно, следует учитывать, что Мария Федоровна не была свободна в своих денежных тратах, поскольку вокруг было множество ограничивавших ее традиций. К тому же Дагмар выросла в королевской семье и была хорошо воспитана, отчетливо представляя, «что такое хорошо» и «что такое плохо» в новой для нее стране.

Прежде всего это были традиции российского Императорского двора с уже отработанным сценарием публичного поведения цесаревны. Основа этого сценария – благотворительность. Хотела или не хотела цесаревна, она должна была ежемесячно жертвовать довольно крупные суммы на нужды благотворительности. Объектами благотворительности могли быть как отдельные люди, так и учреждения.

Так, первыми пожертвованиями стали деньги в пользу Царскосельского благотворительного общества (50 руб.) и деньги в пользу больницы «Для страждущих от рака на содержание одной (именной. – И. 3.) кровати за год вперед с 28 октября 1866 по 28 октября 1867 г.» (120 руб.).

Кроме этого, были денежные пособия. Например, выдано 150 руб. супруге воспитателя Александра III – генерал-адъютанта Г.Ф. Гогеля «для раздачи бедным учителям Царского Села по случаю бракосочетания Вашего Высочества». Девице Бук было уплачено 25 руб. за то, что она поднесла цесаревне вышитый платок.

В-третьих, это были денежные награды, которые выплачивались по традиции служителям при «Собственных комнатах» в Царском Селе и Зимнем дворце.

В-четвертых, это были комнатные расходы «по гардеробу» цесаревны, ими занималась камер-фрау Марии Федоровны «фон Флотов», позже эту даму стали называть просто Флотовой. Понятно, что именно по этой статье потратили больше всего денег за первые два месяца пребывания цесаревны Марии Федоровны в России. Расходы «на шляпки и булавки» по-человечески понятны. У молодой девушки появился собственный солидный бюджет, который она могла тратить по собственному усмотрению. Почти по собственному. Так или иначе, но цесаревне срочно потребовалось приобрести множество вещей, совершенно необходимых ей по новому статусу, должного качества и в необходимом ассортименте. Надо заметить, что Мария Федоровна с младых ногтей была большой модницей, у нее была прекрасная фигура, ее не испортили даже шесть родов. Поэтому приобретению новых вещей она всю жизнь отдавалась со всей свойственной ей страстью. Как и большинство женщин ее круга и возможностей. Не забывалось и датское окружение цесаревны, начиная с родителей и кончая слугами, вывезенными в Россию, для того чтобы присматривать за маленькой (для них) Дагмар, о которой они заботились с детства.⁴⁴⁸

После первых трат цесаревны Канцелярия подвела финансовые итоги четырех месяцев жизни Марии Федоровны в России. В графе «приход» впервые упомянут традиционный «свадебный капитал» в 150 000 руб., который получали все невесты, приезжавшие в Россию, от своих свекров-императоров, хранящийся в процентных бумагах «Второго англо-российского 4,5 %-ного займа». За четыре месяца по этому вкладу уже «набежали» проценты в сумме 4592 руб. На эти деньги немедленно приобрели новые процентные бумаги.⁴⁴⁹ Общий «приход» цесаревны на конец 1866 г. составил 16 351 руб. 90 коп.⁴⁵⁰

Со временем капитал Марии Федоровны увеличивался. Качественный скачок в росте ее доходов произошел после того, как она в 1881 г. стала императрицей. Ее «жалованье» по новому статусу составило 200 000 руб. в год. Часть своего «жалованья», выплачиваемого «по третям» года, императрица Мария Федоровна получала золотом и серебром. Ежегодно 1200 полуимпериалов золотом и 6000 рублей серебром. Фактически операция «промена» увеличивала ее жалованье на 9000 руб. в год. По-прежнему «костяк» капиталов Марии Федоровны составляли ценные бумаги⁴⁵¹, они исправно приносили ей проценты.

Облигации железных дорог. Конец XIX в.

По списку, названному «Расчетным листом по купонам срока 1 марта 1900 г.», вдовствующая императрица Мария Федоровна имела: 4 %-ные свидетельства «Государственной ренты», которые состояли из: капитала в 80 000 руб. (нарицательная стоимость бумаг), полученных от императора Александра II; капитала в 70 100 руб., полученного от императора Александра III; из капитала в 20 600 руб., полученного от императора Александра III и хранящегося в 4,5 %-ных облигациях Юго-Восточных железных дорог.⁴⁵²

Конечно, эти скромные 171 000 руб. далеко не исчерпывали всего состояния императрицы, поскольку в финансовых документах остались следы реальных трат императрицы Марии Федоровны. Например, за тот же 1900 г. со счета № 6052 °Cанкт-Петербургской конторы Государственного банка за 16 операций было снято «на жизнь» 305 100 руб.⁴⁵³

Совершенно очевидно, что затраты Марии Федоровны на себя и благотворительность значительно превосходили штатное «жалованье». Поэтому императрице периодически приходилось продавать свои ценные бумаги для того, чтобы получить «наличку». Так, 16 июля 1901 г. по расписке за № 28087 4 % облигации «Общества Московско-Казанской железной дороги» на сумму в 116 100 руб. были обменены на наличные деньги по нарицательной цене, на сумму 90 000 руб. Эта вырученная от продажи ценных бумаг наличность была переведена на бессрочный вклад «Ея Императорского Величества» по расчетной книжке № 6052 °Cанкт-Петербургской конторы Государственного банка, с которой и снимались наличные средства на нужды Марии Федоровны.⁴⁵⁴ Последнее распоряжение императрицы Марии Федоровны о приобретении новых процентных бумаг состоялось 17 февраля 1917 г.⁴⁵⁵

Переходя к вопросу о структуре реальных расходов императрицы, следует напомнить, что, согласно законам Российской империи, с 1881 г. императрица Мария Федоровна ежегодно получала из Государственного казначейства по 200 000 руб. К этой сумме добавляли еще по 9000 руб. так называемого «лажа», который образовывался за счет разницы в курсах металлической монеты (золота и серебра) и ассигнаций. Как правило, вся отпускавшаяся сумма расходовалась полностью. Но в некоторые годы возникали «остатки», они обращались в процентные бумаги и приносили ежегодный доход. В результате к осени 1918 г. в распоряжении императрицы Марии Федоровны находилась «Собственная сумма» в размере 537 852 руб.

Отпускаемые Государственным казначейством 200 000 руб. распределялись по четко фиксированным статьям расходов. Эти статьи, с одной стороны, носили стандартный характер, но это не исключало формирования новых бюджетных статей «под хозяина». Так или иначе, за многие годы к 1917 г. у императрицы Марии Федоровны сложились следующие статьи расходов с примерными суммами трат по каждой из них: на мелочные расходы – 6000 руб. в год; на подарки – 40 000 руб.; на туалет и гардероб – 40 600 руб.; на содержание пансионеров и воспитание детей – 30 000 руб.; на пенсионы – 4000 руб.; на пожертвования – 21 000 руб.; на денежные пособия – 30 000 руб.; на денежные награды – 4000 руб.; на комнатные расходы – 1500 руб.; на жалованье и добавочное содержание – 1500 руб.; на разные предметы – 15 000 руб.; на приют в Бозе почивающего цесаревича Николая Александровича – 1500 руб.; на Николаевскую частную школу Женского Патриотического общества – 1500 руб.; на экстренные расходы – 28 400 руб.⁴⁵⁶ Итоговая сумма, по указанным статьям расходов императрицы Марии Федоровны несколько превышала положенные ей по жалованью 209 000 руб., однако поступавшие по неприкосновенному капиталу проценты позволяли делать такие траты. Более того, оставалась некоторая сумма, на которую ежегодно приобретались новые процентные бумаги, они, принося ежегодно доход, увеличивали «Собственную сумму» императрицы. Вместе с тем периодически случались «форс-мажоры», и в ежегодную смету для «затыкания дыр» включалось дополнительно еще 25 000 руб. на так называемую «сметную передержку». Следует заметить, что до 1906 г. российские монархи теоретически могли затребовать из Государственного казначейства любую сумму. Но это было не в традиции, поэтому монархи старались не выходить за границы своего «жалованья».

Надо заметить, что императрица Мария Федоровна, как всякая женщина, хотя и считала деньги, но при этом была большой транжирой и, кроме этого, «профессионально» занималась благотворительной деятельностью. Поэтому даже специально отпускаемых на форс-мажоры 25 000 руб. не хватало. Расходы Марии Федоровны, как правило, перекрывали ежегодную смету по меньшей мере на 30–40 тыс. руб.

Периодически возникающие дефициты бюджета старались покрывать из других доходов императрицы Марии Федоровны. Во-первых, за счет процентов с капитала в 500 100 руб. (ежегодно 23 780 руб.), находившегося на хранении и управлении по счету № 1 в Петроградской конторе Государственного банка. Во-вторых, с процентов, отпускавшихся Главным управлением уделов (И 058 руб. в год) из вдовьего капитала императрицы 245 300 руб. В-третьих, из остатков чистого дохода по Гдовскому имению императрицы Марии Федоровны – в среднем до 15 000 руб. в год. Все эти три источника в среднем давали порядка 50 000 руб. в год.⁴⁵⁷

Если более детально рассмотреть траты императрицы, то крупной статьей в расходах Марии Федоровны были регулярные выплаты «на благотворительность». Эти выплаты начали «собираться» с 1867 г. и продолжали «комплектоваться» вплоть до Первой мировой войны. Общая сумма различных пособий, ежегодно выплачивавшихся Марией Федоровной, на конец 1917 г. составила 92 575 руб.⁴⁵⁸

Ежегодные выплаты были достаточно разнообразны по структуре, но их можно (весьма условно) объединить по группам.

Во-первых, это пожертвования различным общинам сестер милосердия, преимущественно входившим в структуры Российского общества Красного Креста, который с мая 1880 и до марта 1917 г., как высочайшая покровительница, возглавляла императрица Мария Федоровна. Во-вторых, различным лечебным заведениям. Суммы пожертвований были очень разными: от 540 руб. в год на содержание одной кровати в больнице Св. Ольги, до 50 руб. в год, жертвуемых Московскому Арнольдо-Третьяковскому училищу для глухонемых. В-третьих, императрица покровительствовала разным художественным обществам. В-четвертых, различным обществам, оказывавшим помощь бедным. В-пятых, различным благотворительным обществам. В-шестых, различным учебным заведениям.

Особо следует отметить, что на протяжении всей своей жизни императрица Мария Федоровна поддерживала тесные связи со своей родиной. Конечно, прожив 53 года в России, она приняла и полюбила новую родину, но и Данию она никогда не забывала. Проявлялось это в очень разных вещах, от лоббирования интересов датского бизнеса в России и ведения личного дневника на датском (родном) языке до благотворительной деятельности непосредственно в Дании.

Примечательно, что в первый же свой визит в Данию Мария Федоровна начинала финансировать там три заведения. Всего она патронировала 10 датских учреждений (см. табл. 44).

Таблица 44

Мария Федоровна на протяжении многих лет выплачивала пособия людям, с которыми она была так или иначе связана по своей молодости в Дании. Прежде всего это были слуги или дети слуг, ухаживавших за маленькой Дагмар.⁴⁵⁹

Довольно серьезные суммы выплачивались представителям датского Красного Креста, которые в 1915–1916 гг. помогли организовать представителям Российского общества Красного Креста инспекцию германских лагерей для русских военнопленных, а также сопроводить немецких представителей Красного Креста по лагерям военнопленных в России. Так, с 1916 г. Гансу Рейдману выплачивались лично ему назначенные 3960 крон. Именно на его счет императрица переводила деньги из России, он распределял их по благотворительным заведениям и производил персональные выплаты в Дании. Сумма, которую Мария Федоровна ежегодно переводила в Данию, в среднем составляла около 25 000 крон, что по курсу составляло примерно 13 000 руб. С 1916 г. императрица Мария Федоровна начала производить выплаты полковнику датской службы Вегенеру в размере 6000 крон. Всего по «датским суммам» Мария Федоровна ежегодно выплачивала 26 084 руб.⁴⁶⁰ Это была серьезная сумма, с учетом того, что императрица ежегодно выплачивала на различные пособия 92 575 руб.⁴⁶¹

Можно привести один из «поздних» примеров лоббирования интересов датского бизнеса в России императрицей Марией Федоровной. 21 января 1917 г., буквально за месяц до начала Февральской революции, вдовствующая императрица приняла двух датчан – Шостеда и Плюма, которые прикупили в России заводы по обработке древесины, принадлежавшие ранее германским подданным. Естественно, датчане «просили о поддержке их предприятия».⁴⁶² Императрица, конечно, помогла соотечественникам.

В перечне коронных бриллиантов в Бриллиантовой комнате (Кладовой № 1) Зимнего дворца главное место занимали, конечно, женские украшения. Да и сам перечень коронных бриллиантов во многом сформировался благодаря усилиям нескольких поколений российских императриц. Дело в том, что у каждой из императриц за годы их жизни в России постепенно формировалась своя коллекция уникальных ювелирных изделий. Что-то они получали в виде подарков от свекров-императоров, мужей и многочисленной родни, что-то заказывали сами у придворных ювелиров «под событие» или «под платье». Все это были ювелирные изделия, как правило, «большого формата».

Наряду с этими «солидными» украшениями у императриц имелось и множество ювелирной «мелочи», как правило, незначительной по стоимости. Хранилась она по традиции в отдельной шкатулке. Это тоже были подарочные вещи, с датами и символами. Все эти «мелкие» драгоценности – зримые символы проходящей жизни и оттого особенно дорогие. Конечно, маленькая коллекция носила «вспомогательный» характер, оттеняя «большую коллекцию» ювелирных изделий Марии Федоровны, в состав которой входили и коронные бриллианты.

В какие-то рубежные моменты жизни эти коллекции систематизировались в процессе их «инвентаризации». Таким рубежным моментом для императрицы Марии Федоровны стал очень тяжелый для нее 1894 г., который вместил помолвку цесаревича Николая Александровича, замужество дочери, великой княжны Ксении Александровны, заболевание и смерть мужа, воцарение сына и его женитьбу в ноябре этого же года.

Летом 1894 г., когда царская семья жила в Коттедже в Петергофском парке Александрия, лейб-медик Г.А. Захарьин сообщил Марии Федоровне, что у Александра III неизлечимое заболевание почек и что дни его сочтены. Возможно, это подвигло Марию Федоровну приступить к инвентаризации множества ювелирных безделушек, накопившихся у нее за время жизни в России. Конечно, эти безделушки не были ядром блестящей ювелирной коллекции Марии Федоровны, но они являлись важными для нее, как зримое воплощение различных семейных и государственных событий.

В результате все эти «безделушки» были тщательно зарисованы черной тушью и раскрашены акварельными красками в толстой тетради, на ее титульном листе размашистым почерком императрицы сделана надпись: «Александрия. 1894. Мар1я». Некоторые из рисунков запечатлели ювелирные украшения в нескольких плоскостях – в фас и профиль. Очень многие из заколок, брошек и браслетов несли государственную символику России, Франции и Дании. Вероятнее всего, эти ювелирные изделия либо создавались «под событие», либо «в память события». Последние рисунки выполнены только пером и не раскрашены. По каким-то причинам работа над альбомом прервалась в 1900 г.

Листы альбома делились на несколько граф. В первой графе указывался порядковый номер «безделушки», во второй – место, иногда число и всегда год поступления драгоценной «безделушки» в коллекцию императрицы. Например, «Peterhoff 22 Yuly 1894». В третьей графе помещался тщательно выполненный и раскрашенный рисунок ювелирного изделия, рядом с которым иногда встречались поясняющие надписи. Как правило, эти надписи именовали тот или иной камень на украшении (рубин, диамант, сапфир). В последней четвертой графе называлось имя дарителя (From lus Y Majesly the Empior Aleksandr III).⁴⁶³ Все надписи в книге сделаны на французском языке, который был в ходу в окружении Марии Федоровны (в окружении Николая II разговаривали по-английски).

В качестве возможной датировки начала оформления альбома рисунков можно обозначить вторую половину 1890-х гг. Император Александр III умер 20 октября 1894 г., затем последовали возвращение царской семьи в Петербург и подготовка к похоронам императора. Затем через неделю последовала свадьба Николая II. Вряд ли в этой трагической суете у Марии Федоровны было желание вспоминать и ставить подписи под коллекцией ювелирных безделушек. Еще один аргумент в пользу подобной датировки связан с тем, что одно из изделий, подаренное Марии Федоровне сыном («Красное Село, 1886»), обозначено как подарок императора Николая II. Это обозначение Николая II как императора позволяет с большой долей уверенности предположить, что альбом составлен (по крайней мере сделаны подписи) после октября 1894 г. Как вариант этой версии, можно предположить, что работа над рисунками ювелирных изделий началась летом 1894 г., однако подписи к ним, сделанные рукой Марии Федоровны, были обозначены в конце 1894 – начале 1895 г. Что касается авторства самих рисунков, то они, по-видимому, сделаны рукой какой-либо из фрейлин императрицы.

Скорее всего, «технология» создания ювелирного альбома была следующей. Летом 1894 г. Мария Федоровна дала задание одной из своих фрейлин перерисовать хранящуюся в шкатулке памятную ювелирную «мелочь». Стандарт подобных альбомов был хорошо отработан в европейских королевских семействах. Так, известно, что с подобным альбомом приехала в Россию гессенская принцесса Алиса, в православии императрица Александра Федоровна. После того как безымянная фрейлина тщательно перерисовала и раскрасила драгоценности, в произвольном порядке доставая их из шкатулки, альбом был передан Марии Федоровне. В конце 1894 – начале 1895 г.

вдовствующая императрица лично сделала соответствующие подписи в указанных графах к каждой из безделушек, заново вспоминая и переживая годы, проведенные в России сначала цесаревной, а затем и императрицей.

Самые ранние датированные подарки относятся к 1882 г., когда Мария Федоровна стала получать первые семейные подарки, как императрица. Рядом с некоторыми датами стоит знак вопроса, видимо, императрица за давностью лет запамятовала, когда точно ей был поднесен тот или иной подарок. Примечательно, что хронологическая последовательность подарков в альбоме не соблюдена. Видимо, фрейлина просто доставала драгоценности из шкатулки императрицы, «как брала рука», зарисовывала их в тетрадь, а уже после этого императрица собственноручно (почерк на титульном листе и в тетради один и тот же), вспоминая прошедшие годы, вписывала в соответствующие графы место, где она получила эту драгоценность, год подарка и имя дарителя. Поскольку ювелирных изделий было очень много, то память периодически подводила хозяйку, тогда в графах и появлялись знаки вопроса. Последнее из ювелирных изделий датировано 7 июня 1900 г. Всего в альбоме изображено около 200 ювелирных изделий. Такое приблизительное определение количества связано с тем, что под одной датой периодически встречается несколько предметов. Соответственно эта дата и стала конечной в альбоме, в котором осталось много пустых страниц.

Этот альбом зарисованных ювелирных изделий положил начало традиции ведения подобных альбомов в семье Романовых. Впоследствии такой же альбом появился и у Николая II. Такой же альбом был и у императрицы Александры Федоровны, о чем речь пойдет ниже.

Возвращаясь к «большой» ювелирной коллекции императрицы, отметим, что во время дворцовых церемоний императрица Мария Федоровна считала необходимым показываться на публике, украшенная коронными бриллиантами. В начале февраля 1914 г. внучка императрицы – великая княжна Ирина Александровна, вышла замуж за Феликса Юсупова, и бабушка-императрица по традиции блистала на этой свадьбе коронными бриллиантами. По случаю свадьбы в Аничковом дворце давали бал, и Мария Федоровна отметила в дневнике (14 февраля 1914 г.): «Я впервые за последние 20 лет сегодня устроила бал!»⁴⁶⁴

Кроме императриц коронные бриллианты могли взять «на прокат» и другие члены семьи Романовых, но только в особых, высокоторжественных случаях, например таких, как свадьба. В уникальные драгоценности «одевали» невест, выдаваемых замуж, и великие княжны буквально ослепляли гостей не только блеском своей молодой красоты, но и блеском бесчисленных бриллиантов. Это была старая традиция Императорского двора, восходящая к первой половине XVIII в., когда на свадьбах любимых фрейлин российские императрицы украшали их собственными бриллиантами.

Еще раз повторим, что начало коллекции «женских» коронных бриллиантов положила жена императора Павла I, императрица Мария Федоровна, умершая в 1828 г. Конечно, коронные бриллианты существовали и раньше, однако четкое оформление их юридического статуса произошло только во времена царствования Павла I. Императрица Мария Федоровна стала первой царствующей особой, придавшей части своей ювелирной коллекции статус «коронных бриллиантов». Что касается императрицы Елизаветы Алексеевны, умершей в 1826 г., то никаких следов ее ювелирной коллекции в Списке коронных бриллиантов не осталось. Примеру Марии Федоровны последовали императрица Александра Федоровна, умершая в 1860 г., и императрица Мария Александровна, умершая в 1880 г. На этом традиция прервалась. Императрицу Александру Федоровну (жену Николая II) расстреляли в июле 1918 г. Императрице Марии Федоровне, вдове Александра III, удалось не только покинуть Россию в 1919 г., но и вывезти часть своей знаменитой ювелирной коллекции.

Подводя итоги, мы можем констатировать, что Александр III обладал самым значительным личным состоянием из всех Романовых, царствовавших в XIX – начале XX в. При этом в отличие от деда и отца царствовал он только 13 лет. И тем не менее ему удалось «на личные деньги» приобрести несколько имений для своих детей. Несмотря на значительные траты, Александр III, как и все Романовы, широко занимался благотворительностью, без колебаний тратя свои деньги тогда, когда надо было оперативно решать различные «вопросы». Например, такие, как приобретение уникальной коллекции Базилевского для Императорского Эрмитажа. Следует подчеркнуть, что личная коллекция картин Александра III легла в основу Музея императора Александра III, который мы сегодня знаем как Русский музей.

Как и у всех Романовых, формирование «собственных сумм» Николая II, началось с момента его рождения, то есть 6 мая 1868 г. Когда в 1884 г. мальчику исполнилось 16 лет и он был официально объявлен цесаревичем, то ему по этому статусу, согласно законам Российской империи⁴⁶⁵, положили ежегодное содержание в 100 000 руб. в год. По некоторым упоминаниям мемуаристов, все эти деньги целиком шли в «Собственную сумму» цесаревича, поскольку мальчика полностью содержали родители «на свои». После того как 20 октября 1894 г. 26-летний цесаревич стал императором Николаем II, его годовое «жалованье» составило 200 000 руб. Все эти суммы выплачивались из Государственного казначейства.

Основная часть «экономической суммы» (в процентных бумагах) Николая Александровича хранилась в Государственном банке. Естественно, возникает вопрос, в какие ценные бумаги вкладывал свои деньги российский император? Точнее, в какие ценные бумаги вкладывали их родители цесаревича? Конечно, он сам не занимался анализом надежности и доходности ценных бумаг. Для этого в структуре Кабинета Е.И.В. существовал штат чиновников-профессионалов, отвечавших за этот «участок работы». Так или иначе, на 1896 г. большая часть ценных бумаг была представлена 4 %-ными свидетельствами Государственной ренты (1 333 100 руб.), 4,5 %-ными закладными листами Государственного дворянского земельного банка (424 000 руб.), 4,5 %-ными облигациями Внутреннего консолидированного железнодорожного займа 1-го выпуска 1890 г. (215 600 руб.), 5 %-ными облигациями Закавказской железной дороги (355 000 руб.). Пакет ценных бумаг Николая Александровича завершал единственный 5 %-ный закладной лист Государственного дворянского земельного банка, стоимостью в 100 руб.⁴⁶⁶

До 1 января 1896 г. капитал Николая II находился в ведении Конторы детей императора Александра III. К моменту его передачи в Канцелярию императрицы Александры Федоровны он составлял (на 1 января 1896 г.) 2 010 940 руб. 98 коп. и 355 000 франков.⁴⁶⁷ Наконец в 1896 г., с учетом жалованья, как гвардейского полковника, и набежавших процентов, личное состояние Николая II составило 2 387 800 руб. Формирование столь значительной суммы связано «с традицией прежних лет», поскольку до воцарения расходы Николая Александровича были довольно скромными и большая часть средств, выплачивавшихся Государственным казначейством, обращалась в ценные бумаги, проценты с которых и оседали на личном счету цесаревича. За обслуживание и управление портфелем ценных бумаг император Николай II исправно переводил в Государственный банк довольно крупные суммы. Так, за период с 15 марта 1896 по 15 марта 1897 г. за хранение и управление капиталом царя (в 2 061 550 руб.) уплачен сбор в 630 руб.⁴⁶⁸

Примечательно, что после женитьбы в ноябре 1894 г. Николай II значительную часть средств, получаемых по процентным отчислениям со своих ценных бумаг, начал переводить на счета жены, императрицы Александры Федоровны. Видимо, по взаимному соглашению, в положенные сроки проценты с ценных бумаг царя (например, за период с 1 января по 1 мая 1896 г. проценты составили 13 673 руб. 83 коп.), хранящихся в Государственном банке, переводились на текущий счет «Канцелярии Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны» на счет № 3 в Волжско-Камском коммерческом банке.⁴⁶⁹

В этом же Волжско-Камском коммерческом банке имелся и текущий счет императора Николая II. На конец 1896 г. на нем хранилось 38 100 руб. Наличные деньги императора хранились в Канцелярии императрицы Александры Федоровны. Как правило, это была совершенно мизерная сумма, составившая на конец 1896 г. всего 40 руб. 98 коп. (см. табл. 45).

Из приведенной таблицы с очевидностью следует, что «экономическая сумма» царя за 22 года его царствования неуклонно сокращалась. Если на конец 1896 г. личное состояние царя составляло более 2 млн руб., то к концу 1913 г. – около 1 млн руб., то есть сократилось вдвое. Самое значительное сокращение личных средств царя пришлось на 1899 г., когда «сумма» уменьшилась с 2 046 986 руб. и 355 000 франков до 1 771 770 руб., то есть расходная часть на личные издержки составила более 300 000 руб. И это при ежегодной «зарплате» в 200 000 руб. Возникает вопрос, с чем это было связано? Ведомость расходной части совершенно отчетливо показывает, что на этот год пришлись значительные издержки на обновление гардероба, поскольку в 1899 г. состоялись официальные семейные визиты Никлая II в ряд европейских стран. Кроме этого, именно в 1899 г. из личных средств царя профинансировали строительство в Дармштадте православного храма Св. Марии Магдалины, в память его бабки императрицы Марии Александровны, в девичестве дармштадтской принцессы. Вплоть до освящения храма в 1899 г. на его строительство ежегодно выделялись значительные средства из «Собственной суммы» царя.

Таблица 45

Личное состояние («экономическая сумма») Николая II с 1896 по 1917 г.⁴⁷⁰

Обращает на себя внимание стабилизация расходов царя в период с 1906 по 1907 г. и резкое их сокращение в 1909 и 1910–1912 гг. Это можно объяснить тем, что Николай II в период Первой русской революции по настоянию дворцовой охраны практически перестал выезжать за пределы своих резиденций. Соответственно расходы царя свелись к самым необходимым выплатам. В последующие годы царь в буквальном смысле экономил, не желая снижения «Собственной суммы» за черту менее 1 млн руб. Однако в 1913 г. последовал ряд международных визитов, вновь повлекших за собой значительные траты. На основании вышесказанного, заявление А.А. Вырубовой о том, что ее отец принял от Николая II «400 000 тысяч личных денег» и «увеличил капитал до 4 миллионов», не более чем преувеличение мемуаристки.⁴⁷¹

Церковь Марии Магдалины в Дармштадте

После воцарения в октябре 1894 г. и женитьбы в ноябре того же года расходы царя возросли многократно. Что вполне объяснимо: обновление гардероба в связи с изменением статуса, обустройство молодой семьи в Аничковом, а затем в Зимнем дворце, ежегодные заграничные вояжи. Все это требовало громадных средств.

К той поре личные расходы царя вполне устоялись и насчитывали 12 статей, в числе которых значились расходы: на собственные издержки, на гардероб, на туалетные принадлежности, на пенсии, на содержание пенсионеров и воспитание детей, на пожертвования, на пособия, на подарки и денежные награды, на библиотеку и повременные издания, на картины и другие художественные произведения и редкости, на разные мелочные потребности, на экстраординарные расходы.

Эти деньги по дворцовой традиции было принято называть «комнатными деньгами». Начальник Канцелярии Министерства Императорского двора генерал А.А. Мосолов упоминал, что ежегодная «комнатная», или «гардеробная», сумма при Николае II составляла порядка 40 000 руб. Генерал прав и не прав одновременно. Официально «гардеробная» сумма составляла 20 000 руб., однако царь очень редко укладывался в отпущенные деньги, поэтому «по факту» Николай II ежегодно тратил на себя сумму порядка указанных 40 000 руб. «Положенные» 20 000 руб. выплачивались из «главного» жалованья в 200 000 руб. Предполагалось, что император будет укладываться в 20 000 руб., переводя остающиеся 180 000 руб. на счета «Собственной суммы». Однако эта схема срабатывала довольно редко и чаще бывало, когда расходы царя превышали отпускавшуюся из Государственного казначейства годовую зарплату в 200 000 руб.

Если детально проанализировать каждую из статей расходов царя по «комнатной сумме», то вырисовывается следующая картина.

1. Приходно-расходные статьи. На «карманные расходы» императору ежегодно выделялось 20 000 руб. в год, они выплачивались из Государственного казначейства по 5000 руб. каждые три месяца («за треть» года). Столь скромная сумма объясняется тем, что финансирование «серьезных» расходов императора шло через «Кабинет Его Императорского Величества» и эти 20 000 руб. были, что называется, «на булавки». Вместе с тем за время царствования, Николай II только в единичных случаях укладывался в отпускаемые 20 000 руб. Периодически по разным причинам перерасход оказывался весьма значительным, и поэтому суммы «прихода» выстраивались пропорционально расходам. Так, самые значительные суммы «прихода» по «экономической сумме» царя отмечены в 1896 г. (108 724 руб.), 1898 г. (126 124 руб.), 1899 г. (155 006 руб.), 1900 г. (158 581 руб.). Необходимость в столь крупных тратах вызвало строительство церкви Св. Марии Магдалины в Дармштадте. Сам факт столь значительного превышения «стандартных» сумм показывает, что «традиционные» 20 000 руб. были не более чем условностью и данью традиции «прошлых лет», поскольку разница между «положенными» 20 тысячами и реальными 150 тысячами весьма велика.

Статьи прихода имели свою четкую устоявшуюся структуру: во-первых, «базовый капитал» императора, который копился с раннего детства, и эта сумма, фиксируясь в финансовых документах, проводилась по ним, как «остаток от предыдущего года»; во-вторых, доход с приобретенных в течение отчетного года процентных бумаг; в-третьих, средства, полученные от продажи и выигрышных тиражей процентных бумаг; в-четвертых, средства, получаемые как доход от процентных бумаг; в-пятых, небольшая сумма, ежегодно получаемая от «промена золота и серебра», поскольку часть своей «зарплаты» члены императорской семьи получали золотой и серебряной монетой, что фактически увеличивало их «зарплату»; в-шестых, проценты по текущему счету; в-седьмых, суммы, возвращаемые по разным случаям. И последней статьей прихода были так называемые «оборотные суммы».⁴⁷²

Вместе с тем, судя по структуре расходов Николая II, совершенно отчетливо просматривается желание царя по возможности сократить своп расходы. Поэтому в другие года суммы «прихода» значительно сокращались. Минимальные суммы «прихода» были зафиксированы в 1904 г. (37 342 руб.); в 1905,1915 и 1916 гг. (20 000 руб.), в 1912 г. (38 270 руб.). Во все остальные годы сумма «прихода» колебалась от 44 962 руб. (1908 г.) до 85 252 руб. (1909 г.). То есть «положенные» в приход ежегодные 20 000 руб. удалось соблюсти только трижды за все время царствования Николая II.

Примечательно, что Николай II укладывался в «бюджетные» 20 000 руб. только в те годы, когда Россия входила в штопор социально-политических потрясений, таких как Первая русская революция и Первая мировая война. В первом случае царь весь 1905 г. отсиживался в Царском Селе и Петергофе, поскольку личная охрана не гарантировала безопасности царя вне пределов императорских резиденций. Во втором случае в августе 1915–1916 гг. Николай II принял на себя обязанности Верховного главнокомандующего русской армией и эти обязанности совершенно поглотили все его время, не оставляя возможностей для денежных трат.

Статьи расхода также имели свою структуру и сводились к следующим позициям. Во-первых, значительные средства тратились на покупку процентных бумаг. Во-вторых, часть средств списывалась со счета процентных бумаг «за продажею их, по обмену и тиражу». В-третьих, часть средств перечислялась в «Собственную сумму» (имеются в виду те самые 20 000 руб. – о том, как она тратилась, речь пойдет ниже. —И. 3.). В-четвертых, деньги тратились «на хранение и управление вкладом». В-пятых, некоторое средства тратились на «страхование выигрышного билета». В-шестых, часть личных средств царя выдавалось в качестве ссуд.⁴⁷³

Те деньги, которые удалось «сэкономить», перечислялись в «экономическую сумму» царя, увеличивая его основной личный капитал. Более или менее регулярно экономить царю удавалось в годы Первой мировой войны: в 1915 г. перечислили в экономическую сумму 1829 руб. и в 1916 г. – 6347 руб. По масштабам его состояния, конечно, «копейки», но тем не менее…

Таким образом, мы можем отметить, что Николаю II в течение года выделялись 20 000 руб., они выплачивались четыре раза в год по 5000 руб., но в конце года, для покрытия фактических расходов, выделялись необходимые дополнительные средства из основного жалованья в 200 000 руб. Эти субсидии были столь велики, что к 1917 г. «экономическая сумма» Николая II сократилась вдвое по сравнению с суммой личных средств, с которых начиналось его царствование.

2. Собственные издержки. Сразу же следует отметить, что до 1902 г. в бухгалтерских книгах Николая II расходы по этой статье делились на «собственные издержки», расходы на «гардероб» и «туалетные принадлежности». Начиная с 1903 г. в бухгалтерских книгах три статьи свели в одну и она стала называться «собственные издержки, гардероб и туалет». Что, видимо, связано, как с незначительностью расходов по статье «туалетные принадлежности», так и принципиальной «близостью» этих расходных статей.

Оценивая период с 1896 по 1902 г., следует отметить, что ежегодно на свой «гардероб» Николай II тратил в среднем довольно скромные 2000–5000 руб. Так, в 1899 г. он потратил на одежду всего 2711 руб. Однако в 1896 и 1901 гг. расходы по этой статье возросли многократно (1896 г. – до 16 198 руб. и 1901 г. – 16 628 руб.). Столь значительный рост расходов вполне понятен и объясним. В 1896 г. состоялись коронационные торжества, за которыми последовала первая официальная поездка Николая II по ряду европейских стран, а в 1901 г. состоялся очень важный официальный визит во Францию. Естественно, к этим поездкам шились не только новые мундиры, но и обновлялся гардероб царя в целом. Кроме того, 30-летний царь просто «заматерел», прибавив в весе. Поэтому понадобилось менять большую часть гардероба.

Можно с уверенностью утверждать, что и в период с 1902 по 1913 г. «всплески» расходов по этой статье были также связаны с основательным обновлением гардероба царя во время подготовки к зарубежным визитам или крупным событиям внутриполитической жизни страны. Так, в 1910 г. состоялась длительная поездка царя со всей семьей в Германию. В результате на гардероб (и другие издержки) царя пошло 19 790 руб.

Конкретизируя царские расходы, можно привести траты Николая II на гардероб за 1896 г. В том году, когда в мае состоялась коронация императора Николая II, царь спешным образом наращивал свою мундирную коллекцию. Свои мундиры царь «строил» у легендарного военного портного, поставщика Императорского двора Норденштрема.

Довольно много вещей покупал Николай II за границей, где он имел возможность лично ходить по магазинам. В России императоры по магазинам не ходили, а только отбирали необходимые вещи из образцов, присылаемых из разных магазинов в императорские резиденции. Оплата заграничных покупок российского венценосца оказалась довольно хлопотным делом, поскольку схема оплаты была следующей. В Канцелярию Александры Федоровны присылался из-за границы стандартный счет из магазина. Далее счет передавался царю, который синим или красным карандашом писал на счете «Уплатить». Эта надпись покрывалась лаком, а сам счет с визой Николая II подшивался в соответствующую «Денежную книгу». Потом Канцелярия императрицы перечисляла сумму по представленному счету в «Особенную канцелярию по кредитной части» иностранного отделения Министерства финансов. Министерство финансов препровождало «ассигновку на ордер» по текущему курсу на счет Банковского дома «Мендельсон и К⁰» в Берлине, откуда эти деньги наконец перечислялись на счета магазина.⁴⁷⁴ Подобные операции могли продолжаться месяцами.

Представляет определенный интерес и то, как Николай II получал наличные. Суммы могли быть очень разными. Так, в Федоровском соборе после службы по традиции служители обходили молящихся с «кружечным сбором». Обычно в этой ситуации Николай II опускал на поднос золотой пятирублевик с собственным профилем. Для того чтобы получить эти монеты, он писал короткие записки в Канцелярию императрицы: «Пришлите мне 3 тысячи рублей и 2 пятирублевых золотых. Николай. 12 ноября 1912 г. Ц.С.»; «Предоставить мне 2000 руб. и 4 золотых пятирублевика. 16 дек. Ц.С.»; «Пришлите мне еще два пятирублевика. Н. 28 дек. 1912 г.»⁴⁷⁵

3. Пенсии. С 1902 г. выплаты по этой статье включили в себя две статьи, которые с 1896 по 1901 г. значились как «пенсии» и «содержание пансионеров и воспитание детей». В качестве примера расходов по этой статье можно упомянуть акушерку Евгению Конрадовну Гюнст, той в 1897 г. назначили ежегодную пенсию в 1000 руб. и ее она получала вплоть до 1917 г. Столь крупную пенсия назначили акушерке, за то что она удачно и без последствий наложила щипцы во время вторых родов Александры Федоровны. Эта очень ответственная манипуляция никак не отразилась ни на здоровье, ни на внешности царской дочери. Поэтому благодарные родители «пополам, из своих» выплачивали Е.К. Гюнст ее пенсию и, кроме того, ежегодно оплачивали транспортные издержки во время поездок акушерки в Крым на курорт.

4. Пожертвования в пользу школ и благотворительных учреждений. Статья «пожертвования» занимала очень важное место в личных бюджетах всех Романовых. У Николая II в бухгалтерских книгах эта статья делилась на две составляющие. Сначала шли пожертвования в пользу различных учебных заведений, а затем пожертвования в пользу благотворительных учреждений. В число «благотворительных» учреждений» были отнесены пожертвования в пользу различных храмов. Суммы, пожертвованные царем учебным заведениям, были довольно значительны. Так, с 1896 по 1913 г. они пять раз превышали сумму в 10 000 руб. (1896 – 16 400 руб.; 1898 – 10 600 руб.; 1900 – 11 250 руб.; 1906 – 14 250 руб.; 1907 – 13 657 руб.). Подобные выплаты по большей части не носили регулярного характера и связаны с официальными визитами царя в те или иные учебные заведения по случаю их юбилеев. Тем, собственно, и объясняется то, что в 1903 г. по этой статье потрачено всего 264 руб.

Что касается пожертвований в пользу благотворительных заведений, то самым крупным «проектом» Николая II стало строительство в Дармштадте православного храма Св. Марии Магдалины. Основные средства на строительство храма были выделены в период с 1898 по 1901 г. Суммы оказались весьма значительны для личного бюджета Николая II. Так, в 1898–1999 гг. на «постройку православного храма в Дармштадте» потрачено 194 732 руб. Позже, когда начались работы по оформлению интерьеров храма, средства также выделялись весьма крупные, они колебались в пределах от 17 000 до 23 000 руб. Например, из этих средств в 1902 г. художнику В.М. Васнецову перечислено 10 000 руб. «как пожертвование» за икону Богоматери, переданную в Дармштадт. В том же 1902 г. знаменитому архитектору Л.Н. Бенуа дважды выплачивалось по 1000 руб. за наблюдение «за постройкой храма в Дармштадте… по статье пожертвования».

Другое крупное пожертвование Николая II по этой статье было связано с канонизацией Серафима Саровского и последующими торжествами, связанными с чествованием святого. Летом 1903 г. император со своими ближайшими родственниками посетил Дивеевскую обитель в Нижегородской губернии, где проходило чествование святого. Соответственно в 1903 г. (44 424 руб.) и 1904 г. (11 434 руб.) на эти цели Николай II выделил из «Собственной суммы» крупные средства для Дивеевской обители. Это было последнее пожертвование царя на святые места.

На протяжении своего правления Николай II несколько раз делал крупные пожертвования на строительство разного рода храмов. В 1898 г. им на достройку православного храма в Буэнос-Айресе пожертвовано 5000 руб. В 1913 г. на постройку богадельни в память царского духовника протопресвитера Янышева пожертвовано 1000 руб.

Начало правления Николая II омрачила Ходынская трагедия в мае 1896 г., произошедшая во время коронационных торжеств в Москве. В первые несколько дней после трагедии императору и императрице постоянно докладывали о количестве погибших. Николай II немедленно распорядился выделить крупную сумму из собственных средств на оказание помощи семьям погибших и пострадавшим в этой трагедии. Не осталась в стороне и императрица Александра Федоровна. 27 мая 1896 г. «на усиление средств, поступивших от Ея Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны для устройства убежища детей, родители которых пострадали во время народного праздника на Ходынском поле 18 сего мая» было «принято в кассу Московской городской управы» 10 000 руб.⁴⁷⁶

Следует подчеркнуть, что царь и царица всячески старались сгладить впечатление от произошедшей трагедии. Императрица Александра Федоровна посещала больницы, где пострадавшим раздавались образки, коронационные кружки и платки. И тем не менее само количество пострадавших было беспрецедентно велико, оно составляло, по официальным данным, 1379 чел.⁴⁷⁷ Умерших хоронили преимущественно на Ваганьковском кладбище. В газетах публиковались списки пострадавших, которым в зависимости от степени тяжести травм выплачивались казенные пособия. Полное пособие составляло 1000 руб. Неполные пособия составляли суммы по 750,700,500,350 и 250 руб. Кроме этого назначались ежегодные пенсии: по 24, 40 и 60 руб., выплачивались специальные пособия, «выданные в возврат расходов на погребение» от 76 до 10 руб.

Император Николай II по сложившейся в царской семье традиции поддерживал деятельность Красного Креста. В июле 1896 г. в кассу Комитета попечения о сестрах Красного Креста от имени Николая II перечислено 400 руб.⁴⁷⁸ Случались разовые пожертвования «с историей». Например, Николай II принял на себя традиционные пожертвования Александра III на устройство благотворительных елок и ежегодно выделял несколько сотен рублей давнему знакомому князю В.В. Мещерскому (1903 г. – 300 руб.; 1913 г. – 1000 руб.) «на елку для бедных детей».

Николай I тщательно следил за собственным здоровьем и был прекрасным спортсменом, он всячески поддерживал идеи, связанные с развитием спорта в России. В 1911 г. царь из собственных средств выделяет «Обществу физического воспитания Богатырь» 5000 руб. Были и пожертвования совершенно в духе русской интеллигенции второй половины XIX в. Например, в 1901 г. Николай II приказал перечислить в редакцию журнала «Русский инвалид» 50 руб., как пособие «сестрам Холяро от неизвестного». А в январе 1901 г. за благотворительный спектакль «Русского театрального общества» им уплачено 300 руб.⁴⁷⁹

Таким образом, различные пожертвования в структуре «Собственной суммы» Николая II занимали достаточно значимое место. Вместе с тем сама номенклатура пожертвований определялась как прочными традициями «на что надо жертвовать», так и личными пристрастиями Николая II.

5. Пособия выделялись для конкретных людей, каким-то образом связанных лично с императором. Как правило, это были учителя и слуги Николая II. Деньги выделялись слугам для похорон родственников, вдовам умерших слуг, это могли быть деньги на лечение или оплату транспортных расходов при поездке на родину. Ситуаций возникало множество, но, как правило, суммы пособий оказывались довольно скромными. Суммы по большей части носили разовый характер, и общий расход по этой статье было трудно спрогнозировать. Самый большой «расход» царя пришелся на 1899 г. (11 942 руб.). Самая скромная сумма пришлась на 1905 г. (2325 руб.).

6. Подарки и денежные награды. Подарками в семье занималась преимущественно императрица Александра Федоровна, но участвовал в этом и Николай II. Он очень редко делал подарки «от себя», как правило, участвовал в подарках «в складчину», царь оплачивал половину стоимости подарка.

В финансовых документах царя «подарочных счетов» довольно много. Они имели определенную структуру. Во-первых, это были многочисленные «подарочные счета» слугам. Например, в 1896 г. бывшей кормилице «Его Величества» Легоньковой выплатили традиционные ежегодные «подарочные» в 25 руб.⁴⁸⁰

Во-вторых, это были многочисленные «ювелирные счета» очень широкого ценового диапазона, поскольку эти подарки могли предназначаться как слугам, так и родственникам.⁴⁸¹ Николай II и сам активно покупал драгоценности, счета по которым оплачивались в том числе и из средств Кабинета Е.И.В. В бухгалтерских документах довольно часто встречаются имена ведущих европейских ювелиров, чьи изделия российский император охотно покупал во время своих европейских визитов.⁴⁸²

В-третьих, царем, как правило в складчину, оплачивались подарки европейским родственникам. Так, в 1913 г. Николай II внес «свои» 1500 руб. на подарок принцу Генриху Прусскому ко дню серебряной свадьбы.

Портрет Николая II. Худ. В. Серов. 1900 г.

Если говорить о размере ежегодных выплат по этой статье, то самые значительные расходы «на подарки» пришлись на первые годы царствования. Особенно много было потрачено в «коронационный» 1896 г. – 48 829 руб. Много потрачено и в 1897–1898 гг. (26 805 и 9873 руб., соответственно). В последующие годы расходы по этой статье стабилизировались в размере 1000–5000 руб. Минимальная сумма расходов «на подарки» пришлась на годы Первой мировой войны 1915–1916 гг. (360 и 263 руб. соответственно). Очень незначительная сумма потрачена в 1905 г. – 665 руб., поскольку в период революции царь практически не покидал своих хорошо охраняемых резиденций.

О размытости границ между «Собственной суммой» и кабинетными деньгами свидетельствует история известных подарков Николая II. Так, хорошо известно, что в начале 1900 г. Николай II задумал подарить жене собственный портрет, который он заказал художнику В. Серову. Втайне от жены, выкраивая время из напряженного рабочего графика, Николай II несколько раз позировал художнику в Аничковом дворце. Однако художник, к разочарованию царя, никак не мог «поймать» его «образ». И вот, когда у Серова уже опустились руки, Николай II, сидя за столом, с сочувствием, без всякого раздражения, взглянул на художника. Этот «газелий» взгляд, унаследованный Николаем II от матери, и «поймал» наконец Серов, написав свой знаменитый портрет Николая II «в тужурке». В делах Гофмаршальской части сохранился счет «Об уплате академику Серову 4000 руб. за исполненный им портрет Государя Императора (в тужурке)» за июнь 1900 г. Сумма в 4000 руб. в документах по «Собственной сумме» совершенно не просматривается. Следовательно, личный подарок жене царь оплатил из средств Кабинета.⁴⁸³

7. Картины и другие художественные произведения и редкости. Примечательно, что перед этой статьей в бухгалтерских книгах до 1902 г. шла статья «библиотека и повременные издания», однако с 1896 по 1902 г. Николай II по этой статье не потратил ни копейки. Поэтому статью просто ликвидировали. Надо заметить, что и по статье «картины и другие художественные произведения и редкости» финансирование не было слишком щедрым. Как следует из бухгалтерских книг, много художественных редкостей Николай II купил осенью 1896 г., когда после коронации отправился в Европу с официальными визитами. В том году он потратил рекордную для себя сумму – 10911 руб. Несколько последующих лет покупки по этой статье продолжались. Тогда царь с женой устраивали свою квартиру в Зимнем дворце, и личные приобретения привносили в торжественные интерьеры уют и тепло, очерчивая «личное пространство» семьи Николая II. Со временем, когда интерьер «устоялся», интерес к подобным покупкам прошел и в отдельные годы по этой статье деньги вообще не тратились (1901,1903,1905, 1911, 1913 гг.) или тратились мизерные суммы. Трудно сказать, на что царь потратил в 1909 г. 2 руб. по этой статье.

8. Разные мелочные потребности. Как известно, из любого кошелька именно «мелочи» вынимают значительные суммы. Правда, представление об этих «мелочах» у всех разное. У Николая II и «мелочи» были царские, поэтому и суммы по этой статье набирались весьма значительные. Дважды царь платил за «мелочи» суммы, превышавшие 10 000 руб. (1901 г. – 13 755 руб.; 1906 г. – 16 058 руб.). Самая скромная сумма за «мелочи» уплачена в 1898 г. – 3409 руб. Даже в годы Первой мировой войны, когда расходы царя снизились до минимума, на мелочи продолжало уходить по 4–5 тыс. руб.

В книгах «денежных документов» сохранилось множество «мелочных» счетов. Среди них счета за корм «собственных» животных: кроликов, попугаев, собак. Поскольку Николай II занимался спортом, имеются и «спортивные» счета. Например, в 1896 г. Николай II уплатил 2 руб. поставщику «Его Императорского Величества и Их Императорских Высочеств сапожному и башмачному мастеру Г.Ф. Ситнов с сыновьями» за то, что мастер обшил кожей ручку у гимнастической гири.⁴⁸⁴

По этой же статье проводилась выдача Николаю II наличных денег. Так, осенью в 1896 г. «потребовано лично Его Величеством 50 руб.». Оплачивались мелочные расходы «по комнатам Его Величества» и денежные переводы. Например, в 1913 г. за перевод ссуды в 40 000 руб. через Волжско-Камский банк уплачено 15 руб. 80 коп.

Брошь «Бабочка», подаренная Николаем II актрисе МН. Ермоловой. 1896 г.

9. Экстраординарные расходы. В бухгалтерских книгах характер этих трат не расшифровывался. Совсем. Как правило, весьма крупные средства из «экономической суммы» царя выплачивались близким ему людям, попадавшим в тяжелую финансовую ситуацию. Фактически это были беспроцентные ссуды, они иногда возвращались, но чаще царь прощал долги своим знакомым. Следует подчеркнуть, что это были очень редкие выплаты, за 23 года правления Николая II насчитывается только 9 эпизодов.

Детальный перечень экстраординарных расходов любопытен тем, что позволяет выявить круг действительно близких царю лиц, которым царь давал в долг «из своих» денег. В 1898 г. по этой статье прошли две довольно крупные суммы. Одна из них, 15 000 руб. предоставлена «Его Императорскому Высочеству Великому Князю Владимиру Александровичу на известное Его Величеству употребление».

Как правило, в финансовых документах не расшифровывалось на какие конкретно нужды шли деньги по этой статье. В октябре 1900 г. через Волжско-Камский коммерческий банк переведено «для предоставления Великому Герцогу Гессенскому 80 000 германских марок», что составило по курсу 73 080 руб.⁴⁸⁵ Именно такая сумма и показана в финансовых документах за 1900 г. Напомним, что герцог Людвиг Гессенский был старшим братом русской императрицы и это – самая крупная выплата из личных денег царя за все время его царствования. Следует учитывать, что из сумм Кабинета Его Императорского Величества ежегодно в качестве различных ссуд выплачивались значительно более крупные суммы. Но если выплаты ссуд из фонда Кабинета носили негласный характер, то выплаты из «собственных средств» засекречивались по определению.

На первый взгляд 73 080 руб. даны в долг или в ссуду бедному родственнику. Бедному, конечно, по российским меркам. Однако детальное знакомство с бухгалтерскими документами позволяет точно установить на что пошли деньги. 4 октября 1900 г. Николай II, будучи в Ливадии, пишет короткую записку в свой Кабинет: «Также из моих сумм сделать уплату в 80 000 германских марок на имя Великого Герцога Гессен-Дармштадского». Далее из документов выясняется, что личные деньги царя пошли на оплату ожерелья, приобретенного великим герцогом Гессенским для императрицы Александры Федоровны. Уже 30 октября 1900 г. из Германии доставили запечатанный пятью печатями ящик с надписью «Весьма ценное ожерелье».⁴⁸⁶

В 1913 г. из экстраординарных сумм Николай II выдал младшей сестре великой княгине Ольге Александровне 1000 руб. Последний раз выдача по статье «экстраординарные расходы» пришлась на 1914 г., когда старшей сестре императрицы великой княгине Елизавете Федоровне выделено 10 000 руб.

Царь мог короткой запиской с подписью «И» затребовать из своего Кабинета самые разные суммы. Как большие, так и малые. Естественно, эти суммы не проходили через рассматриваемую статью. Однако бывало и так, что царь запиской мог затребовать крупные средства именно из «Собственной суммы», однако эта выдача по тем или иным причинам не проводилась по документам. Например, в приводимой ниже таблице указывается, что в 1912 г. по статье «экстраординарные расходы» трат не было. Вместе с тем можно привести следующую записку Николая II: «Вышлите мне со следующим фельдъегерем 50 000 рублей из моих сумм. 28 октября 1912 г. Спала».⁴⁸⁷ Формулировка «из моих сумм» предполагала расход по рассматриваемой статье. Однако эти 50 000 руб. не проводились ни по одной «собственной» статье, ни в 1912, ни в 1913 гг. Следовательно, это были «кабинетные» деньги, которые царь также называл «своими». Таким образом, формулировка царя «из моих сумм» могла означать выплату как из средств Кабинета, так и из личных средств царя.

В качестве примера приведем подборку записок Николая II за первую половину 1913 г., направленных в Кабинет: 23 января 1913 г. – просьба доставить «200 руб. и один пятирублевик»⁴⁸⁸; 10 апреля 1913 г. – просьба доставить «одиннадцать 5-ти рублевых золотых»; 18 апреля 1913 г. – «Пришлите мне 1500 руб. из моих сумм. Николай. 18 аир. 1913 г.»; 6 мая 1913 г. – «Переслать в Канцелярию Государыни Императрицы Марии Федоровны сумму в 1000 датских крон. Н. 6 мая 1913 г.»; 13 мая 1913 г. – «Доставить Ея Величеству в Царское Село 1000 руб. из сумм Государыни Императрицы для Его Величества».⁴⁸⁹

По поводу «пятирублевиков» необходимы комментарии. Как известно, в результате реформы министра финансов С.Ю. Витте в России с 1897 г. введено свободное обращение золотой монеты. На Монетном дворе в 1895–1897 гг. отчеканили ограниченный (пробный) тираж монет: золотых империалов (по 10 руб.) 125 экземпляров; золотых полуимпериалов (по 5 руб.) 69 экземпляров. Монеты отличались тщательным исполнением с применением полировки. Сегодня эти монеты в силу их редкости являются заветной мечтой даже очень состоятельных нумизматов. И о поводе для изготовления этих монет высказываются различные мнения. Одни специалисты считают, что то были золотые монеты для обращения со стандартным оформлением. Другие утверждают, что это были подарочные монеты, поскольку именно в 1895 г., в первый год чеканки золотых и банковых монет Николая II, началась активная подготовка к коронационным торжествам. Например, в следующем 1896 г. отчеканили традиционный коронационный памятный рублевик. А золотая монета номиналом в 2,5 империала (25 руб.) вне всяких сомнений выполняла функцию подарочной монеты.⁴⁹⁰

В связи с введением свободного обращения в империи золотой монеты в Министерстве Императорского двора отменили «порядок учета золотой монеты особо хранящейся в кладовой» Камерального отделения. Поясним, что и до 1897 г. российские монархи располагали золотыми монетами, которые, как правило, использовались при поездках за границу. И поэтому они хранились «особо».⁴⁹¹

Возвращаясь к монетам Николая II, следует пояснить, что царские «пятирублевики», присылаемые по запискам царя из Кабинета, использовались в основном для того, чтобы положить их на блюдо во время кружечного сбора в церкви по окончании службы.⁴⁹² Можно утверждать, что ограниченный тираж империалов и полуимпериалов 1895–1897 гг. был отчеканен исключительно для личных нужд царя и уже тогда эти монеты воспринимались как памятные или нумизматические редкости. «Специальные тиражи» повторялись и в последующие годы. Только ограниченностью подобных тиражей можно объяснить то, что Николай II для того, чтобы получить золотую монету, писал в Кабинет записки с просьбой выслать ему «один пятирублевик». Эксклюзивность даже в мелочах была еще одной из традиций Российского Императорского двора.

О некоторых тиражах золотых монет, изготавливавшихся на Монетном дворе специально для Николая II, сохранились редкие документы. Для начала сошлемся на современные аукционные цены на эти монеты. Например, весной 2009 г. на одном из интернет-аукционов золотая монета 1902 г. номиналом в 37,5 руб. (100 фр.) и весом в 32,26 г, отчеканенная тиражом в 225 шт., выставлялась за $143 655.⁴⁹³ Еще раз повторим, одна золотая монета была оценена в $143 655. Известно, что аукционные лоты «с историей» идут значительно дороже.

Среди нумизматов по поводу тиража этих монет до сих пор идут дебаты, поскольку курс в 100 франков составлял довольно нелогичный для России номинал – 37 руб. 50 коп. и имел еще более нелогичный вес, идентичный двум с половиной империалам. В то время, когда все привязывалось к стоимости золота, 100 франков не могли восприниматься иначе, чем нонсенс российской монетной системы. Это нумизматический нонсенс породил по крайней мере две версии: № 1 – таким образом Николай II хотел ознаменовать франко-русский союз; № 2 – золотая монета в 100 франков предназначалась для обращения в системе казино. При всем множестве версий все сходятся в том, что эти монеты не предназначались для свободного обращения.

Приведя эти факты, представим и свое видение «проблемы» 100-франковой монеты. В 1901 г. состоялся второй официальный визит Николая II во Францию. В мае 1902 г. состоялся ответный визит французского президента Феликса Фора в Петербург. Именно к визиту высокого гостя и была отчеканена русско-французская монета с двойным номиналом в 37,5 рублей, или 100 франков, тиражом в 225 экземпляров. Эта золотая монета была предназначена для раздачи свите французского президента. Еще один тираж золотых монет с двойным номиналом был отчеканен по высочайшему повелению от 5 апреля 1908 г. Тогда из 8 килограммового золотого слитка, хранившегося в Петергофе, на Монетном дворе отчеканили 150 золотых монет номиналом в 37,5 рублей (100 франков).⁴⁹⁴ Решение Николая II, вне всякого сомнения, было приурочено к готовившемуся на 1909 г. визиту в Россию президента Французской республики Армана Фаллиера. Таким образом, уникальная 100-франковая монета чеканилась двумя тиражами (225 шт. в 1902 г. и 150 шт. в 1908 г.) и использовалась для раздачи в качестве памятного сувенира свите французских президентов.

Встреча ими. Николая II и президента Франции А. Фаллиера. 1909 г.

Подробно рассмотрев личный бюджет царя, мы можем констатировать, что расходы Николая II определялись как традицией, так и статусом. Большая часть личных вещей приобреталась у проверенных многолетних поставщиков Императорского двора, которые поставляли одежду, обувь и другие вещи еще деду Николая II. Личные вкусы царя и его предпочтения часто не совпадали с представленными образцами поставщиков. Но выше личных вкусов царя была традиция, которой он послушно следовал. Требования «приличия» подавляли его личные вкусы, и случаев «бунта» с его стороны практически не возникало. Во многом это связано с тем, что смена придворного поставщика порождала множество бюрократических проблем. Например, Николай II фактически не вмешивался в формирование своего гардероба. Он просто приказывал подготовить ему определенный костюм или мундир, а детали прорабатывались его камердинером и другими «специалистами».

Золотая монета 37,5рублей (100 франков)

Николай II не был расточительным человеком. Он годами носил одни и те же вещи, предпочитая латанные и штопанные, но привычные детали туалета. Это, конечно, усложняло жизнь его камердинерам. Но в одном император был расточителен. Как и все Романовы, он страстно любил военную форму. В его платяных шкафах хранились сотни военных мундиров. Он постоянно носил военную форму, даже дома среди самых близких ему людей. Фотографий Николая II в гражданских костюмах очень мало, и большая их часть сделана во время европейских вояжей императора.

Мы уже писали о ювелирном альбоме императрицы Марии Федоровны. Был такой же альбом и у Николая II. Домашние альбомы, со стихами и рисунками, были одной из дворянских традиций, в царских же резиденциях традиция трансформировалась в появление так называемых «ювелирных» альбомов. В эти альбомы заносились рисунки подарочных ювелирных изделий, дарившихся владельцам на какие-либо семейные даты.

Сегодня альбом Николая II хранится в Отделе рукописных, печатных и графических фондов Государственного историко-культурного заповедника «Московский Кремль». Туда альбом попал в 1922 г., вместе с сундучком, обшитым синей вельветовой тканью, в котором и хранились зарисованные в альбоме ювелирные изделия.⁴⁹⁵ Немного позже сундучок с его содержимым отправили в Гохран, и с тех пор судьба его содержимого неизвестна, хотя догадаться о ней нетрудно. На сегодняшний день остались только сундучок и альбом с рисунками драгоценностей, который в 1997 г. воспроизвел Александр Солодкофф в факсимильном варианте.⁴⁹⁶

Несколько слов о самом альбоме. Он содержит 136 страниц, из которых 41 страница заполнена рисунками ювелирных подарков. Каждый из рисунков пронумерован (с № 1 по 305) и содержит краткую собственноручную помету царя о том, от кого и когда был получен этот подарок. Иногда указывается, по какому случаю или в память о каких-то обстоятельствах. Фактическое число ювелирных изделий превысило заключительный номер 305, поскольку иногда под одним номером проходило несколько вещиц. Альбом начат, как указано на первой странице, 1 января 1889 г. и закончен после мая 1913 г. Начавшаяся Первая мировая война прервала традицию, поддерживавшуюся более 25 лет.

Точно известно, что в 1890-х гг. рисунки в альбом делала баронесса Тизенгаузен, старая фрейлина императрицы Марии Александровны, доживавшая свой век во Фрейлинском коридоре Зимнего дворца и немного «подрабатывавшая» рисунками «на царя». В книге «По расходу и приходу сумм Его Императорского Величества за 1896 г.» дважды упоминается об этом: «Уплочено за срисование запонок в книжку Его Величества 3 р. 20 к.»⁴⁹⁷ и «уплочено баронессе Тизенгаузен за срисование запонок в книгу Его Величества 2 р. 40 к.».⁴⁹⁸ Судя по манере письма, именно она сделала большую часть рисунков в альбом царя. Николай II время от времени, получая свой альбом и сундучок с драгоценностями, бегло помечал, от кого и когда он получил ювелирные подарки. Так, на наш взгляд, обстоит дело с авторством рисунков в «Ювелирном альбоме» Николая II.

Говоря о родственных подарках, этих бесчисленных запонках и галстучных булавках и пр., нельзя не сказать и о символике, которую несли многие из подарков. Символика, представленная на рисунках, многослойна. Например, на многих вещах представлен простой и понятный всем символ – подкова, она, как известно «на счастье»… Первую «ювелирную» подкову в виде галстучной булавки 19-летний Николай Александрович получил от своей 12-летней сестры Ксении (№ 21. «От Ксении. 6^го мая 1887 г.»), позже появились и другие «подковы». В коллекции имелись вещицы с изображением волшебной птицы Сирин, считавшейся в России символом доброго предзнаменования. Присутствовала в подарках и символика драгоценных камней. Поскольку Николай II родился 6 мая, то его камнем считался сапфир, камнь зодиакального знака Тельца. Все это были мелочи, но мелочи вполне читаемые, как дарителями, так и даримыми.

Страница ювелирного альбома Николая II

Из множества подарков, зарисованных в ювелирный альбом, следует упомянуть о двух галстучных булавках со свастикой. Это были подарки жены. Тогда свастика являлась совершенно обычным элементом очень многих ювелирных украшений и архитектурного декора. Впервые этот символ появился на подарке мужу в 1903 г. Будучи в Германии Николай II получил в подарок от жены галстучную булавку, украшенную знаком правосторонней свастики (№ 247. «От Алике. Wolfsgarten 1903 г.»). Спустя 7 лет, осенью 1910 г., Николай II получил от жены еще одну булавка со свастикой (№ 289. «От Алике. Fridberg»).

Вероятнее всего, интерес к этому символу возник у Александры Федоровны после того, как в конце 1901 г. рядом с императорской семьей появился французский экстрасенс Филипп. 20 сентября 1901 г. во Франции в Компьене произошла личная встреча Николая II с экстрасенсом, организованная «черногоркой» – великой княгиней Анастасией Николаевной. Осенью 1901 г. по личному приглашению Николая II, Филипп прибыл в Петербург. В основном он проводил время в Царском Селе, находясь на попечении Дворцового коменданта П.П. Гессе⁴⁹⁹, отвечавшего за обеспечение безопасности императорской семьи. Как раз в ноябре 1901 г. Александра Федоровна забеременела. Николай II и Александра Федоровна были твердо уверены, что именно в результате гипнотических пассов Филиппа, наконец-то родится мальчик. Беременность оказалось ложной. Это был страшный удар по психике Александры Федоровны.

Видимо, именно в это время свастика вошла в повседневную жизнь Александры Федоровны и сопровождала императрицу буквально до ее смерти. Можно предположить, что увлечение этим символом связано с посещением императрицей масонской ложи «Звезда и крест», основанной Филиппом в Царском Селе⁵⁰⁰. Фрейлина императрицы С.К. Буксгевден отмечала, что у императрицы было много маленьких вещичек, украшенных эдельвейсами из причудливых жемчужин или «несущих на себе свастику – символ вечности»⁵⁰¹. Так, масонская и восточная символики причудливо переплелись с православным мистицизмом Александры Федоровны. Следует вновь подчеркнуть, что еще до того, как свастика приобрела в глазах последующих поколений свой зловещий смысл, ее изображение, считавшееся в Древней Индии символом вечного возрождения, часто использовалось в Европе XIX в. как элемент ювелирного украшения или архитектурного декора.

«Свою» символику, в том или ином виде, Александра Федоровна «распространяла» среди близких для нее людей. Можно с уверенностью утверждать, что свастику на радиаторе императорского автомобиля «Delaunnay-Belleville» укрепили по распоряжению Александры Федоровны – «на счастье».

После отречения Николая II, уже в Екатеринбурге, Александра Федоровна, войдя в дом инженера Ипатьева, в подвале которого оборвалась ее жизнь, на оконном переплете также нарисовала свастику – символ вечного возрождения. Долгими вечерами, выписывая тексты православных молитв, Александра Федоровна вплетала в растительный орнамент все ту же свастику.

Напомним, что свастика, или гаммированный крест, имеет много значений. В древневосточных религиях это был символ совершенства, вечности и космической гармонии. В период раннего христианства свастика являлась одной из эмблем Иисуса Христа и означала пожелание благодати и спасения. В языческой Руси свастику называли «коловратом», или «солнцеворотом».

Начало формирования капитала императрицы Александры Федоровны положено 14 ноября 1894 г., после того как принцесса Алике Гессенская стала российской императрицей Александрой Федоровной. Согласно ст. 167 «Учреждения об Императорской фамилии» (изд. 1906 г.), на ее счет из Государственного казначейства ежегодно отпускалось по 200 000 руб.

Для того чтобы соотнести то, что было, и то, что стало в материальном плане, можно упомянуть о том, что когда гессенская принцесса Алике собиралась выехать в Россию в начале октября 1894 г., то родственники с трудом «наскребли» 6000 марок, необходимые на приличные платья⁵⁰². Конечно, к этому времени у невесты имелся свой скромный капитал, но все деньги помещали в процентные бумаги, поэтому возникли проблемы с крупной (по меркам германского Двора) суммой наличными.

Эти 200 000 руб., согласно «традиции прежних лет», расходовались следующим образом: на пожертвования свыше 46 000 руб.; на пособия по разным случаям и пенсии 28 000 руб.; на пособия на воспитание детей свыше 12 000 руб.; на подарки 40 000 руб.; на гардероб 40 000 руб. и на прочие расходы 34 000 руб. (на библиотеку, награды, комнатные расходы и др.). В последние годы царствования расходы на пожертвования доходили до 93 000 руб. Одной из самых крупных статей расходов императрицы Александры Федоровны стало финансирование «Школы нянь» в Царском Селе – 73 496 руб. 73 коп. ежегодно.⁵⁰³

Несмотря на довольно крупные расходы, экономический капитал императрицы ежегодно прибывал. В отличие от мужа, у которого динамика «экономических сумм» была со знаком «минус», Александра Федоровна умела соотносить свои расходы с доходами и каждый год хоть немного, но оставалась «в плюсе». К тому же на доходах императрицы самым серьезным образом отразилось рождение ею пятерых детей, поскольку в капитал императрицы вошли суммы, выплачивавшиеся ей единовременно по случаю рождения детей. Так, рождение каждого из детей, включая и цесаревича, принесло императрице по 42 858 руб., то есть общая сумма ее «материнского капитала» за пятерых детей составила 214 290 руб.

Кроме этого, в Главном управлении уделов вплоть до осени 1917 г. хранился капитал императрицы Александры Федоровны в сумме 155 300 руб. в процентных бумагах. Этот капитал был традиционным брачным подарком Александре Федоровне, согласно статьям брачного договора, подписанного 13 ноября 1894 г. в Петрограде, и статьи 176 «Учреждения о Императорской фамилии» (изд. 1906 г.). Проценты с этого капитала поступали из Главного управления уделов в Канцелярию императрицы ежегодно (в марте, мае, сентябре и ноябре), в сумме 6668 руб. 32 коп. В 1917 г. после отречения Николая II, перечисление процентов по этому капиталу, естественно, прекратилось.

Императрица Александра Федоровна

Императрица Александра Федоровна совсем иначе относилась к деньгам, чем Николай II. Она знала или по крайней мере представляла, что такое счет деньгам, поскольку выросла в скромно обеспеченном аристократическом семействе. Гессенский дом располагал довольно небольшими финансовыми ресурсами и во многом полагался на финансовую помощь британской королевы Виктории, которая приходилась Алисе бабушкой. Также сказывались особенности воспитания. Алике была с детства приучена к скромному повседневному быту что вообще характерно для протестантской этики. Нельзя сбрасывать со счетов и «немецкую ментальность», когда на уровне подсознания впитываются аккуратность и бережливость. И хотя материальное положение Александры Федоровны после замужества совершенно изменилось, привычки, обретенные в детстве, сохранялись на протяжении всей ее жизни.

После замужества, в распоряжении Александры Федоровны оказались совершенно запредельные для нее финансовые средства. Но она полностью сохранила привычку бережно относиться к деньгам. Поначалу она относилась к широким тратам, столь обычным для российского Императорского двора, настороженно, постепенно привыкая к суммам счетов. Со временем, получив рычаги управления финансами семьи, она по-прежнему относилась к каждому рублю как к последнему в семейном кошельке. Александра Федоровна всегда помнила о том, что в любой момент может наступить черный день. Поэтому она весьма трепетно относилась к драгоценностям, понимая, что их компактность и огромная ценность могут выручить семью, если этот черный день наступит.

Конечно, Александра Федоровна не пользовалась каждодневно кошельком. Однако они у нее имелись и, как это ни удивительно, сохранились до настоящего дня. Например, в фондах Петергофского музея храниться портмоне с вензелем императрицы Александры Федоровны.⁵⁰⁴

Золото окружало императрицу буквально повсюду. Даже на любимой «семейной» яхте «Штандарт» кроме позолоченного двуглавого орла на носу яхты был вызолочен сусальным золотом и обычный морской канат, шедший вдоль черного лакированного борта яхты: «золочение как канатов, так и украшений, было предметом особых забот судового начальства: украшения, сделанные из дерева, покрывались шеллаком, на каковой прикладывались тончайшие листики сусального золота. Работа эта была очень деликатная, особенно на ветру, когда приходилось всю яхту окутывать подвесками, защищенными брезентами. Как-то раз золочение выполнили монашенки Новодевичьего монастыря в Петербурге, имевшие славу опытных позолотчиц. Золотые канаты очень эффектно и рельефно выделялись на черном лакированном борту „Штандарта»»,⁵⁰⁵

Скуповатость Александры Федоровны была широко известна. Она проявлялась совершенно в различных вещах. Например, широко известна история о том, как императрица дарила своим дочерям на день рождение по крупной жемчужине, с тем, чтобы к совершеннолетию у них набралось на ожерелье достаточной длины. Только с помощью Николая II министру Императорского двора удалось убедить императрицу, что выгоднее сразу купить целое жемчужное ожерелье и рассыпать его на «подарки», чем покупать ежегодно по жемчужине, подбирая их по цвету, форме и размеру. А.А. Вырубова упоминает в воспоминаниях об этом эпизоде: «Все великие княжны в 16 лет получали жемчужные и бриллиантовые ожерелья, но Государыня не хотела, чтобы Министерство Двора тратило столько денег сразу на их покупку великим княжнам, и придумала так, что они два раза в год, в дни рождения и именин, получали по одному бриллианту и по одной жемчужине. Таким образом, у великой княжны Ольги Николаевны образовалось два колье по 32 камня, собранные для нее с малого детства».⁵⁰⁶

Эта широко известная история, рассказанная начальником Канцелярии Министерства Императорского двора генералом А.А. Мосоловым и лучшей подругой императрицы А.А. Вырубовой, подтверждается материалами архивного дела «О приобретенном от ювелира Иванова жемчужном ожерелье». Главный документ в этом деле – письмо заведующего Камеральным отделением Кабинета Е.И.В. Владимира Всеволодовича Сипягина к секретарю императрицы, графу Николаю Александровичу Ламсдорфу от 15 марта 1901 г.

Список подарков Александры Федоровны. 1906 г.

Содержание письма заслуживает его почти полного цитирования: «…Я докладывал временно Управляющему делами Министерства Императорского Двора, Свиты генерал-майору Рыдзевскому о разговоре, котором я имел с Вами по повелению Государыни Императрицы Александры Федоровны относительно степени участия Ея Величества в приобретении жемчужного ожерелья в 5 рядов от г-на Иванова. При этом я передал Генералу Ваше мнение, что оплата 5-го ряда снизу подлежала бы из Личных средств Ея Императорского Величества.

Ныне воспоследовало Высочайшее Государя Императора повеление приобрести сказанное ожерелье. Оно состоит из 342 зерен и приобретается за 70 000 руб., что составит в среднем 204 руб. 68 коп. за жемчужину. Так как в 5 ряду находится 56 жемчужин, то его стоимость составляет в округленной цифре 11 462 руб., каковую сумму, по поручению г-на исполняющего делами Управляющего Кабинетом Его Величества, и прошу покорнейше, Ваше Сиятельство, приказать доставить в Кассу Министерства Императорского Двора на восстановление кредита на непредвиденные издержки Кабинета Его Величества за текущий год, на который это ожерелье приобретается…»⁵⁰⁷

Это поразительный документ, из него следует, что императрица оплатила только 56 жемчужин из 342, заплатив 11 462 руб., что составило 16,3 % от стоимости всего ожерелья. Расход в 11 462 руб., уплаченных из «собственных сумм», Александра Федоровна повелела вписать в статью «Экстренных расходов». Хотя речь шла о подарочном ожерелье для собственных дочерей императрицы. Но, так или иначе, с этого времени Александра Федоровна повелела дарить от своего имени дочерям на день рождения и тезоименитства сначала по крупной жемчужине, а потом – по две мелких.⁵⁰⁸

А.А. Вырубова вспоминала, что «Государыня знала цену деньгам и потому была бережлива. Платья и обувь переходили от старших великих княжон к младшим. Когда она выбирала подарки для родных или приближенных, она всегда сообразовывалась с ценами».⁵⁰⁹ По воспоминаниям той же Вырубовой, Николаю II на четыре месяца «выдавали 4 золотые десятки», которыми он «рассчитывался» при посещении Федоровского собора. Но иногда у царя «не оказывалось золотого, и тогда он занимал деньги у Александры Федоровны».⁵¹⁰

Вырубова описала еще один характерный эпизод, весьма полно характеризующий Александру Федоровну. Дело в том, что Вырубова, ближайшая подруга императрицы, не занимала при Дворе никакого официального положения и соответственно жалованья никакого не получала, фактически живя за счет родителей. Когда императрице тактично намекнули на денежные обстоятельства ее лучшей подруги, то она «спросила, сколько я трачу в месяц, но точной цифры я сказать не могла; тогда, взяв карандаш и бумагу, она стала со мной высчитывать: жалованье, кухня, керосин и т. д. вышло 270 руб. в месяц. Ее Величество написала графу Фредериксу, чтобы ей посылали из Министерства Двора эту сумму, которую и передавала мне каждое первое число… в последние годы оплачивала дачу в 2000 руб.»⁵¹¹

Со свойственными ей педантизмом и системностью Александра Федоровна старалась контролировать все многочисленные расходы семьи. За годы царствования Николая II императрица Александра Федоровна стала очень богатой женщиной. Одним из проявлений этого богатства стала ее ювелирная коллекция. К 1917 г. она располагала блестяще подобранным собранием ювелирных изделий на баснословную сумму. По некоторым оценкам, ее стоимость составляла около $50 млн в ценах 1917 г. Примечательно, что свою коллекцию драгоценностей Александра Федоровна хранила буквально под рукой, в своей спальне Александровского дворца Царского Села. Эти драгоценности не лежали мертвым грузом. Александра Федоровна активно их использовала как в повседневной жизни, так и во время парадных выходов.

На фоне упомянутой колоссальной суммы стоит привести еще одно мемуарное свидетельство. Так, один из офицеров царской яхты «Штандарт», описывая царские игры на борту яхты, упоминает, что во время одной из игр «государыня натерла себе мозоль на пальце, но не хотела обернуть руку платком, как это сделала Танеева, сказав, что ей жаль протереть платок. Меня удивила эта бережливость, каковая, как мы впоследствии имели случай не раз убедиться, являлась, возможно, отличительной чертой царицы».⁵¹²

В апреле 1894 г. помолвка в Кобурге с наследником-цеса-ревичем Российской империи положила начало ювелирной коллекции Александры Федоровны. Свадебным подарком цесаревича стал перстень с розовой жемчужиной, жемчужное ожерелье, брошь из сапфиров и бриллиантов, уникальная цепочка-браслет с подвеской из крупного изумруда. Будущий тесть Александр III прислал невестке роскошное жемчужное колье. Большую часть предметов изготовили мастера фирмы К. Фаберже.⁵¹³

Говоря о формировании ювелирной коллекции Александры Федоровны, следует учитывать и особенности взаимоотношений между свекровью и невесткой. Между ними сразу же возникло некое напряжение. Причин было много. В их числе – порядок использования коронных драгоценностей. Дело в том, что еще будучи царствующей императрицей, Мария Федоровна, пользуясь своим правом, подобрала себе из числа коронных бриллиантов коллекцию, которая не имела себе равных. Овдовев, она продолжала их носить, поскольку, согласно указу Павла I, вдовствующая императрица имела право первенства над правящей императрицей. Александра Федоровна была честолюбива и отметила для себя, что императрица-мать не собирается уступать ей коронные бриллианты. Речь шла даже не об уникальности или дороговизне этих изделий. Речь шла о женском первенстве. В 1894 г. Александре Федоровне исполнилось 22 года, а вдовствующей императрице-матери исполнилось 47 лет, но уступать поле боя она совершенно не собиралась. Поэтому Александре Федоровне пришлось пользоваться теми украшениями, которые «традиционно носила цесаревна; к тому же в ее распоряжении были большие и старомодные диадемы Екатерины II, которые оказались слишком тяжелы для императрицы Марии».⁵¹⁴ Отчасти это подтолкнуло ее к формированию собственной ювелирной коллекции.

Значительная часть ювелирной коллекции Александры Федоровны составилась из подарков родственников. Ежегодно на именины и тезоименитство она получала подарки от мужа, свекрови и многочисленной родни. По традиции после рождения детей благодарный муж дарил жене очень дорогие ювелирные подарки.

Николаю II импонировала слабость жены к ювелирным украшениям. Императрица умела произвести впечатление, появляясь на официальных выходах усыпанная бриллиантами. Поскольку царственные супруги мало где бывали, ведя замкнутый образ жизни, переехав на жительство в Александровский дворец Царского Села императрица использовала свою ювелирную коллекцию, для того чтобы ежедневно появляться на ужине (в 8 часов вечера) «в открытом платье и бриллиантах».⁵¹⁵'

Традиция «надевать бриллианты» к обеду сохранялась вне зависимости от того, где находилась императорская чета, в своей постоянной резиденции или на отдыхе, на императорской яхте «Штандарт». На яхте, как и во дворце, обед начинался в 8 часов вечера. К обеду все приглашенные переодевались и после того, как все собирались в большой столовой яхты, выходила императрица Александра Федоровна. В отличие от Николая II, который в повседневной жизни был достаточно демократичен, конечно, ни на секунду не забывая, что он император и на него постоянно устремлены десятки глаз, Александра Федоровна всегда демонстрировала, что она императрица и она именно выходила «в массе драгоценных камней, и этот ассортимент менялся каждый день; если на государыне были надеты бриллианты, то они были и на голове, в диадеме, и на руках, в браслетах и разных брошках. Если это были изумруды, то все состояло из них, так же с сапфирами и рубинами».⁵¹⁶

С.К. Буксгевден подчеркивала, что Александра Федоровна «никогда не опустошала Государственного казначейства неумеренными тратами и покупкой дорогих украшений». Самыми любимыми камнями императрицы, по ее мнению, были относительно недорогие аметист и аквамарин.⁵¹⁷ Но при этом Александра Федоровна постоянно носила очень дорогой жемчуг и в различных сочетаниях.

Лили Ден, входившая в «ближний круг» Александры Федоровны в последние годы перед революцией, свидетельствовала, что «перстни и браслеты она действительно любила и всегда носила перстень с крупной жемчужиной, а также крест, усыпанный драгоценными камнями (видимо, сапфиры)».⁵¹⁸ Офицер яхты «Штандарт» упоминает, что «обыкновенно же государыня носила, кроме обручального кольца, только один громадный жемчуг и изумруд, довольно неважный, но, вероятно, дорогой по какой-нибудь памяти».⁵¹⁹

В ювелирной коллекции императрицы Александры Федоровны наряду с предметами колоссальной стоимости имелись довольно дешевые вещицы, дорогие членам императорской семьи не за их стоимость, а за воспоминания, с ними связанные. Например, в летний сезон 1909 г. офицеры императорской яхты «Штандарт» «завели обычай подносить княжнам маленькие подарки в день ангела и рождения, и в этом году Татьяна Николаевна получила первую брошку, которая изображала спасательный круг из белой эмали, с флюгаркой. Великая княжна была очень горда, что первая получила этот пустяк, а не какую-либо драгоценность от Фаберже».⁵²⁰ Мемуарист особо подчеркивает, то что безделушка была заказана офицерами не у официально-привычного Фаберже, а у «обычного» петербургского ювелира Кортмана.

Возвращаясь к лету 1917 г., надо сказать, что Александра Федоровна передала Временному правительству то, о чем всем было хорошо известно, – знаменитые пасхальные яйца мастеров К. Фаберже и ряд изделий, с трудом поддававшихся транспортировке. А поскольку у Временного правительства начали стремительно нарастать политические проблемы, то Александре Федоровне удалось сохранить практически всю свою коллекцию драгоценностей, значительную часть которой она вывезла в Тобольск, а затем в Екатеринбург.⁵²¹

Надо заметить, что статья «личные расходы» у царственных супругов вполне сопоставима: Николай II – 8657 руб. 35 коп. в 1903 г. и 10 841 руб. 50 коп. в 1913 г.; Александра Федоровна – 6000 руб. В процентном отношении личные расходы императрицы колебались в пределах 2–3 % от общей суммы ее бюджета. Много тратила она на подарки (более 23 %), которые должны были быть поистине «царскими». В отличие от бюджетных статей Николая II у Александры Федоровны была отдельная статья расходов на «туалет и гардероб», на которую постоянно выделялась очень крупная сумма – 40 000 руб. (15–17 % бюджета). Статья «экстраординарные расходы», достигавшая до 33 % бюджета, позволяла императрице достаточно свободно решать возникающие финансовые проблемы.

Номенклатура товаров, покупаемых лично для императрицы Александры Федоровны, конечно, с течением времени менялась.

Но несколько позиций в ее покупках носили постоянный характер. Это подтверждается сравнением счетов императрицы, разделенными 20 годами правления. Конечно, счета за 1895–1896 гг. несколько нетипичны, поскольку молодая женщина «обживалась» в России и ей требовалось много новых вещей, но тем не менее…

Императрица, как и всякая женщина «с возможностями», любила и разбиралась в драгоценностях. Следует отметить, что за 1895–1896 гг. Александра Федоровна купила очень много ювелирных изделий. Это связано и с тем, что она еще год назад была бедненькой немецкой принцессой и у нее просто не было ювелирных украшений, «положенных» ей по статусу. Следует учитывать и то, что вдовствующая императрица Мария Федоровна не собиралась расставаться с теми коронными драгоценностями, которые по статусу носили императрицы. Дело было не только в особенностях взаимоотношений свекрови и невестки, но и в том, что, согласно законам империи, вдовствующая императрица пользовалась весьма существенными преимуществами перед императрицей царствующей. А главное, на май 1896 г. намечалась коронация в Москве, на которую съезжалась не только вся российская «родня», но и многочисленные царственные особы со всей Европы.

«Массовые закупки» ювелирных изделий императрица начала совершать в 1896 г. В мае и июне прошли два счета (на 3025 руб. и 420 руб.) от К. Фаберже. В числе приобретенных предметов значатся портсигар зеленой эмали (750 руб.), яйцо синей эмали в стиле Людовика XV (4500 руб.), электрическая лампа «Дельфин» (800 руб.). О том, что это были подарки, свидетельствует то, что все вещи покупались «в складчину», о чем есть помета на счете Николая II: «Подчеркнутые цены пополам императрица Александра Федоровна и Я».⁵²²

Императрица, как и вся царская семья, высоко ценила талант мастеров фирмы К. Фаберже и покупала в его фирме вещи вплоть до 1917 г. Так, в 1896 г. императрица приобрела в магазине К. Фаберже множество мелочей на очень приличную сумму – 8899 руб. 50 коп. Среди них – фигурки животных (21 шт.), три пары запонок, два крестика, 11 рамок д. ля фотографий, стаканчик, чашка, пряжка, складень, образок, медальон, две лупы, пагода, мольберт, записная книжка, булавка и ножик.⁵²³ Судя по дате, это были подарки на Рождество. Если мы посмотрим счета императрицы за 1914 г., то мы увидим также три солидных счета из магазина К. Фаберже: 17 августа – на 1245 руб.⁵²⁴; 22 августа – на 25 560 руб.⁵²⁵ и 18 декабря – на 1845 руб.⁵²⁶

Комментируя динамику и номенклатуру ювелирных приобретений императрицы в 1914 г., отметим, что покупки на очень серьезные суммы сделаны Александрой Федоровной именно во второй половине августа 1914 г., когда Россия уже вступила в Первую мировую войну. В ряде исследований справедливо обращается внимание, что после начала войны объемы закупок в магазинах Фаберже и других ювелиров резко выросли. Объясняется это тем, что русская аристократия после начала войны начала вкладывать свободные средства в драгоценности, страхуя свои сбережения на случай военных потрясений и инфляции. В этом контексте счет от 22 августа 1914 г. на 25 560 руб. очень характерен, тем более что практицизм императрицы общеизвестен.

Императрица покупала ювелирные изделия и у других мастеров. Одним из ведущих придворных ювелиров был К.Э. Болин.⁵²⁷ Также среди ювелиров упоминались имена Бутца⁵²⁸, Гана⁵²⁹, Гау, Грачева⁵³⁰, Кехли⁵³¹, Кузнецова, Любавина⁵³², Овчинникова.

Александра Федоровна внимательно относилась к своему внешнему виду и ежегодно тратила по 40 000 руб. на приобретение одежды. Не изменила этому правилу императрица и в 1914 г. Среди ее счетов «на гардероб» имеются многочисленные счета от различных модельеров. Среди них особое место занимают счета от фирмы Бризак.

Канцелярия Александры Федоровны оплачивала фотографии и киносеансы, которыми семья развлекалась во время «отпусков». Суммы за эти «увлечения» действительно впечатляют. Так, своему фотографу Ягельскому только за 5 лет за изготовление фотоснимков и проведение киносеансов и только из сумм Кабинета было выплачено (см. табл. 46).

Таблица 4 6

Императрица Александра Федоровна внимательно следила за своим здоровьем и тратила «на врачей» значительные средства. Во время первой беременности императрицы за ее здоровьем наблюдал лейб-акушер Д.О. Отт, он периодически заказывал анализы (22 июня, 24 августа, 27 октября, 1 ноября и 15 ноября 1895 г.) в химической лаборатории профессора, доктора химии Пеля (32 руб.). После первых родов в Царском Селе Александру Федоровну несколько дней наблюдал тот же Д.О. Отт, поэтому из средств императрицы «за пребывание в Царском Селе с 9 по 14 декабря» врачу заплатили 700 руб. Акушерке Е.К. Гюнст за это же время заплатили 500 руб.

Поскольку у Александры Федоровны с молодых лет были проблемы с ногами, то уже в 1896 г. она выплатила своему лечащему врачу доктору Хорну 120 руб. за два гимнастических аппарата. Кроме этого, для молодой императрицы в 1896 г. приобретено «собственное» стоматологическое кресло за 250 руб., в котором ее лечил придворный зубной врач – «американский доктор» Воллисон.

Незадолго до рождения второй дочери в 1897 г. Александра Федоровна приобрела в «Книжном магазине К.Л. Риккера» несколько книг по медицинской тематике.⁵³³ Можно упомянуть и о том, что императрица Александра Федоровна, которая рожала очень «аккуратно» – раз в два года⁵³⁴, давая возможность организму восстановиться после очередных родов, покупала «на свои» и противозачаточные средства, избегая несвоевременных беременностей.⁵³⁵

Достаточно много денег она тратила на своих детей. В 1896 г. для старшей дочери Александрой Федоровной были куплены три серебряные погремушки за 26 руб. Дарились детям и подарки из тех, что «на всю жизнь». После рождения великой княжны Татьяны Николаевны, камер-фрау императрицы М.Ф. Герингер немедленно сообщила секретарю императрицы, что «мерка Великой Княжны Татьяны Николаевны передана мною вчера, 31 мая, в Кабинет Его Величества». Эта мерка снималась с младенца «по росту» для изготовления традиционной родовой иконы, на которой писался лик «своего» святого.⁵³⁶ Наряду с этой иконой второй дочери родители «в складчину» подарили «складень эмалированной работы с образом св. Татианы» работы знаменитого мастера-ювелира П.А. Овчинникова за 275 руб.⁵³⁷ А старшей дочери Ольге на первый день рождения родители подарили жемчужину в 2 ³/₄ карата за 500 руб., положив начало ювелирной коллекции Ольги Николаевны.

Бедная немецкая принцесса, ставшая в ноябре 1894 г. женой российского императора Николая II, быстро разобралась в правилах и особенностях финансирования «Ея Императорского Величества». Сразу же после замужества, согласно законам Российской империи, на содержание императрицы ежегодно отпускались 200 000 руб. Часть этих средств шла в так называемую «экономическую сумму» императрицы.

Любопытно проследить, с каких сумм молодая императрица Александра Федоровна начала «строить» свое состояние. На 8 апреля 1895 г., то есть через почти пять месяцев после обретения статуса императрицы, на счетах Александры Федоровны значилось 155 827 руб. 91 коп.: остаток к 1 января 1895 г. – 34 920 руб. И коп. В том числе 10 000 руб. пожертвованных киевским помещиком графом Собанским в пользу бедных. Эти деньги были положены на текущий счет в Волжско-Камский коммерческий банк; отпущенные на январскую треть – 66 666 руб.; прибыль от промена золотой и серебряной монеты – 4241 руб. 80 коп. Эта прибыль образовывалась вследствие того, что структура «жалованья» в 66 666 руб. включала в себя: 1200 полуимпериалов по 5 руб. на 6000 руб., банковым серебром 6000 руб. и кредитными билетами 54 666 руб. На основании ст. 123. «Учреждения об Императорской фамилии» императрица получала «жалованье» в 200 000 руб. в год, в числе которых ей выдавалось 3600 полуимпериалов и 18 000 руб. банковым серебром; «процентные бумаги по нарицательной цене» – 50 000 руб. Это были 4 %-ные облигации 4 внутреннего займа.

На 31 декабря 1895 г. на счетах Александры Федоровны было уже 385 168 руб.⁵³⁸ Кроме этого, в декабре 1894 г. для императрицы Александры Федоровны приобрели на 150 000 руб., «отпущенные из удельных сумм, вследствие указа Его Величества от 8 декабря 1894 г.» 4,5 %-ные облигации Юго-Восточных железных дорог на номинальную сумму – 154 600 руб.⁵³⁹ Примечательно, что все так или иначе получаемые деньги Александра Федоровна сразу же начала вкладывать в ценные бумаги. Например, 31 октября 1895 г. в Государственном банке приобретены процентные бумаги на очередные 50 000 руб.⁵⁴⁰

Следует подчеркнуть, что если у Николая II динамика расходования собственных средств характеризовалась их постепенным сокращением, то у императрицы собственные средства постоянно наращивались. О динамике прироста свидетельствуют данные таблицы.

Счет экономических сумм императрицы Александры Федоровны⁵⁴¹ (см. табл. 47).

Таблица 47

Столь динамичное наращивание экономических сумм связано прежде всего со стремлением императрицы укладываться «в бюджет». Ежегодно императрица перечисляла на свои счета сэкономленные средства. Это могли быть как скромные 3500 руб., так и солидные почти 50 000 руб. Видимо, императрица «железно» исповедовала правило – быть всегда «в плюсе». Такая динамика сохранялась вплоть до февраля 1917 г. (см. табл. 48).

Таблица 48

Рассматривая структуру расходов императрицы за первые 5 лет ее жизни в России, следует отметить, что императрица по большей части укладывалась в отпускаемые ей по закону 200 000 руб. в год. Хотя иногда, как это бывает у всех, императрица и выбивалась из отведенной ей суммы. Например, все траты императрицы по стандартным статьям ее расходов в 1895 г. укладываются в 224 509 руб., а в графе приход и расход значатся 385 168 руб. Дело в том, что в указанные суммы вошли все деньги, поступавшие на счета императрицы, в том числе, например, и упоминавшиеся 10 000 руб., пожертвованные киевским помещиком графом Собанским в пользу бедных. Некоторое превышение расходов было связанно с тем, что в этот год она обустраивала свой дом в Зимнем дворце, комплектовала свой гардероб (45 231 руб. против традиционных 40 000 руб.). Со временем она «стандартизировала» свои расходы и уже в коронационном 1896 г. уложилась в 184 758 руб. Сумма пожертвований, очень значительная в ее первые два года жизни в России (3939 и 29 883 руб.), в последующие годы решительно сокращена до 500 руб. в год. Кстати, столь значительная сумма, отпущенная на пожертвования в 1896 г. (29 883 руб.), связана не столько с коронационными торжествами, сколько с участием императрицы в выплате различных компенсаций пострадавшим во время Ходынской катастрофы. Также стоит отметить, что сумма, расходуемая на подарки, увеличилась за пять лет вдвое – с 33 723 (1895 г.) до 67 100 руб.

Первая мировая война изменила структуру расходов императрицы. Хотя всю войну она практически не снимала костюма сестры милосердия, но тем не менее ее траты на одежду от самых модных модельеров того времени не уменьшились ни на рубль. Но при этом резко сократились расходы на подарки (с 23 до И %). Сократились денежные субсидии обслуживающему персоналу. Свидетельством военного времени были резко возросшие в 1915 г. расходы на лазарет императрицы, которые составили 23 098 руб. 49 коп. (10,14 %). Примечательно, что после 1914 г. императрица полностью прекратила перечисление сумм в свой экономический капитал (см. табл. 49).

Таким образом, время, безусловно, наложило отпечаток на характер расходов Николая II и Александры Федоровны. Так же свой отпечаток наложили и две войны (Русско-японская и Первая мировая), которые пришлись на время царствования Николая II. Однако, при всех привходящих, траты царственной четы оставались в рамках традиций, которые сформировались еще в период правления Николая I.

Таблица 49. Структура расходов императрицы Александры Федоровны в 1914–1916 гг.

Вплоть до марта 1917 г. информация о вкладах российских императоров в европейских банках носила строго конфиденциальный характер, как и всякая информация подобного рода. Однако при этом сам факт подобных вкладов считался совершенно обыденным делом, и в бухгалтерских отчетах суммы вложений российских императоров в европейские банки проходили отдельной строкой. Конечно, к отчетности о личных средствах российских венценосцев за рубежом допускался ограниченный круг чиновников Кабинета, но тем не менее вплоть до 1905 г. российские императоры не имели секретных, анонимных счетов в европейских банках.

В 1905 г. ситуация изменилась. К осени 1905 г. ближайшее окружение императора начало вплотную отрабатывать сценарий возможной срочной эвакуации царской семьи из России. Частью этого сценария стал срочный вывод части личных средств семьи Николая II и размещение этих средств на анонимных счетах в германских банках. Именно с этого времени уровень секретности этих конфиденциальных финансовых операций переходит на новый уровень. Считанное число лиц допускалось к этой информации, да и то только к ее части.

Уровень секретности, «заложенный» в 1905 г., и стал причиной множества слухов и досужих разговоров вокруг «царского золота» после расстрела семьи Николая II летом 1918 г. Надо заметить, что «золото Романовых» волновало не только современников, но и потомков. Начало обсуждения этой темы связано с появлением Лжеанастасии в Европе в 1920-х гг. Интерес к ней подогревали многолетние судебные тяжбы между возможными наследниками «царского золота». Высказались по этому вопросу в 1920-1930-х гг. в мемуарах и уцелевшие Романовы. В СССР к теме царских капиталов, хранящихся на секретных счетах, публично обратились с середины 1980-х гг., когда в прессе то вспыхивала, то затухала волна публикаций на тему: «А были ли деньги?» у Николая II в европейских банках, и если да, то сколько их было. Как правило, авторы с оптимизмом утверждали, что «деньги есть» и что по царским вкладам «набежали» колоссальные проценты, которые не только покроют все советские долги, но еще и останется… Но в этой волне появлялись и серьезные исследования, в них оптимизма было значительно меньше.

Вообще же вывод капиталов в европейские банки российскими аристократами начинает практиковаться со времен Петра I. По крайней мере известно, что у А.Д. Меньшикова были солидные вклады в английских банках, их с большим трудом буквально «выцарапала» в Россию императрица Анна Иоанновна.

Как правило, сам факт подобных вкладов не афишировался, да и политические противоречия между великими державами, время от времени обостряяясь, делали подобное размещение капиталов довольно рискованным делом. Надо заметить, что со времен Екатерины II и Павла I наиболее надежными в политическом отношении считались германские, и прежде всего прусские банки. Особенно теплые отношения между первыми лицами германских карликовых государств и российскими императорами установились при Александре I и Николае I. Соответственно российские государи пользовались услугами германских банков. Например, в 1841 г. при закупке вещей для приданого цесаревны Марии Александровны деньги в германские магазины переводились через банкиров Миллера и Мендельсона.⁵⁴² Это одно из самых ранних, документально подтвержденных упоминаний о контактах российского Императорского двора с банком Мендельсона, который будет представлять денежные интересы российских императоров в Германии вплоть до 1917 г.

Английские банки начали работать с российскими ценными бумагами во время Наполеоновских войн, при Александре I. Одна из самых ранних дат подобного сотрудничества относится к 1805 г. Это сотрудничество связано с именами «английских» Ротшильдов. В 1822 г. Ротшильды разместили в Англии значительный 5 %-ныи «русский займ». Именно они несколько позже субсидировали строительство Николаевской железной дороги (Петербург – Москва) в середине XIX в. Именно Ротшильды стали главными представителями российских интересов на финансовом рынке Англии после удачно проведенной ими эвакуации российских денежных средств накануне Крымской войны (1853–1856 гг.).

Поскольку фунт стерлингов являлся в XIX в. главной мировой валютой, то, несмотря на периодические конфликты и кризисы в отношениях с Англией, российские императоры во второй половине XIX в., учитывая европейские прецеденты буржуазных революций, связанные с «профессиональными рисками», имели счета в английских банках. Где-то в глубине сознания они полагали, что эти счета могут сыграть роль амортизационной подушки в случае какого-либо политического «форс-мажора» в России.

Следует иметь в виду, что еще Павел I в «Учреждении об Императорской фамилии» (1797 г.) ограничил возможность вывоза капиталов из России для своих ближайших родственников суммой в 1 000 000 руб., «кроме алмазов и прочих вещей, предписывая излишние сверх сей суммы возвращать в фамилию, ежели есть; когда же последний в роде, то в Департамент уделов». Однако о самих императорах в «Учреждении об Императорской фамилии» нет ни слова, следовательно, при размещении своих капиталов за границей они не были ограничены какой-либо фиксированной суммой, за исключением размеров той суммы, которой они располагали реально.

Вплоть до правления Николая II (до 1905 г.) финансовые вложения в европейские банки носили хоть и негласный, но тем не менее совершенно официальный характер. Видимо, первым российским императором, вложившим часть своих личных средств в английские банки, стал Александр II. Эти вклады унаследовал после трагедии 1 марта 1881 г. его сын Александр III.

До Александра II российские императоры, посещая с официальными визитами Англию, везли с собой «валюту» «наличкой». Меняли им рубли на фунты стерлингов придворные банкиры. Судя по воспоминаниям, Николай I, посетивший Англию с официальным визитом в 1844 г., щедро тратил деньги. Например, прислуга Букингемского дворца получила «на чай» 3000 ф. ст., экипаж яхты «Black Eagle» – 400 ф. ст., кроме драгоценных табакерок и перстней. Однако предположение о том, что именно во время этого визита российский император открыл собственный счет в «Bank of England» «для популяризации российских облигаций среди британской денежной публики», нам представляется маловероятным.⁵⁴³

О том, что из себя представлял «английский» вклад, мы знаем из документов времен царствования Царя-миротворца. Судя по всему, деньги поместили в «Bank of England» в 1860-1870-е гг., когда реализация либеральных реформ Александра II периодически порождала острые политические ситуации, заставлявшие в 1870-х гг. менять политический курс страны от либеральных реформ к попыткам попользовать метод «закручивания гаек». Вполне возможно, что «английский вклад» в «Bank of England» был открыт в 1874 г., во время официального визита Александра II в Англию.

«Bank o f England». Современное фото

При Александре III, несмотря на то что на протяжении 13 лет его царствования Россия несколько раз весьма основательно «пересекалась» с английскими внешнеполитическими интересами, деньги, лежавшие на счетах в «Bank of England», император не трогал. Доподлинно известно, что на июль 1882 г. в «Bank of England» на счетах Александра III в английских процентных бумагах лежало 1 758 000 ф. ст. (1 600 000 в 4,5 % consols + 78 000 English 3 % consols + 80 000 Sfalian 5 % Rentes).⁵⁴⁴ Даже при самом грубом пересчете английского фунта на русские рубли, эта сумма по меньшей мере составляла порядка 18–20 млн руб., которые не проходили ни по одному из официальных финансовых отчетов Министерства Императорского двора, то есть являлись по сути секретным страховым резервом российских императоров.

Говоря о заграничных капиталах российских императоров, можно попытаться разделить капитал в 1 758 000 ф. ст. на «деньги» Александра II и «деньги» Александра III. В отчете министра Императорского двора «заграничные деньги» могли проходить по строке «Особый Его Императорского Величества» капитал на сумму в 878 250 руб. Об этом свидетельствует то, что в более поздних документах есть упоминание о том, что «итальянская 5 % рента, приобретенная прежде» входила «в состав Особого капитала». Следовательно, «Особый капитал» мог включать заграничные вложения Александра II, и на март 1881 г. они составляли довольно скромные 878 250 руб. При этом в эту сумму, видимо, включили не только «английские», но и «итальянские» ценные бумаги.

К июлю 1882 г. только «английских» денег на счетах Александра III находилось 1 758 000 ф. ст. Поэтому мы можем предположить, что в очень сложной политической ситуации 1881 г., связанной не только с противостоянием революционному террору, но и со сменой внутриполитического курса, Александр III пошел на серьезные финансовые вклады в «Bank of England». Поэтому, вероятно, большая часть почти 2 млн ф. ст. пришлась именно на «деньги» Александра III. А были ли такие деньги (18–20 млн руб.) в кассе Министерства двора? Да, были. В мемуарах B.C. Кривенко упоминается, что к 1 января 1881 г. в Кассах Министерства Двора находилось: по счету общих средств – 3 662 582 руб. 25,5 коп.; по счету специальных средств – 43 411 128 руб. 30,5 коп.; по счету депозитов – 17 652 585 руб. 23,75 коп. Итого – 64 762 295 руб. 79,75 коп.⁵⁴⁵

Собственно царские деньги числились по разряду «специальных средств», которых было почти 43,5 млн руб. Видимо, именно из этих капиталов и изъяли деньги, срочно переведенные в Англию во второй половине 1881 г. Как вариант возможен перевод денег и из Государственного казначейства.

К лету 1882 г. революционное подполье удалось в целом разгромить и при «разборе полетов» подводились итоги финансовых вложений в «Bank of England». Также следует отметить, что после 1882 г., по известным нам документам, в «Bank of England» деньги больше не переводились вплоть до смерти Александра III.

Приведя все эти рассуждения об «английских деньгах» Александра II и Александра III, следует тем не менее привести фразу весьма осведомленного чиновника Министерства двора B.C. Кривенко. Констатировав, что руководителю Контроля барону К.К. Кистеру удалось создать резервный фонд в 43 411 128 руб. 30 '/, коп. («По счету специальных средств»), он тем не менее подчеркивает, что «никаких миллионных сумм в «Лондонском банке», о которых тогда говорили, не существовало».⁵⁴⁶ Однако, как мы видим из приведенных архивных документов, «английские деньги» на июль 1882 г. все же были.

Следует подчеркнуть, что чиновники Министерства финансов внимательно отслеживали биржевые котировки, стремясь «выжать» из размещенных в Англии средств максимальные дивиденды.⁵⁴⁷

«Английские деньги» не просто лежали «мертвым грузом», принося доход по соответствующим процентам, но и использовались императором Александром III в интересах России. Именно средства, лежавшие в «Bank of England», использованы царем для приобретения так называемой «коллекции Базилевского», которая, по мнению авторитетных специалистов Государственного Эрмитажа, стала одним из наиболее удачных приобретений целых собраний, сделанных за все время истории Эрмитажа.

Если кратко изложить интригу покупки, то она сводилась к следующему. Русский дипломат Александр Базилевский, проживший в Париже 40 лет, составил собрание, которое в 1878 г. произвело фурор на Всемирной выставке. В нем были прекрасно представлены памятники раннехристианского и византийского искусства, церковная утварь романской и готической эпохи, изделия из резной кости XIII–XIV вв., рейнские и лиможские эмали XII–XVI вв., венецианское и немецкое стекло, итальянская майолика, французские и испано-мавританские фаянсы.

В 1884 г. коллекционер решил расстаться со своим собранием. За хорошие деньги, разумеется. Государственный секретарь А.А. Половцев наряду с государственной деятельностью был страстным и очень состоятельным коллекционером, буквально настоял на приобретении этой коллекции, настойчиво рекомендуя Александру III это приобретение. Собственно переговоры в Париже вел любимый художник императора Александра III – А.П. Боголюбов.

Сам А.П. Боголюбов вспоминал об этой истории так: «При посещении Государя несколько раз он начинал со мной разговор о коллекции Базилевского: «Ну, что вы мне скажете нового, могу я рассчитывать ее приобрести?». – «Дело вам было доложено статс-секретарем А.А. Половцовым, я ему сообщал все, что знаю, и он, вероятно, вам докладывал о возможности приобретения, но цифра пока очень велика. Но я убежден, что ее можно очень убавить». – «Ну так продолжайте действовать, а осенью Половцов поедет в Париж, так и дадите мне окончательный ответ»».

В. Верещагин. Галерея Александра Базилевского в Париже

Как и предполагалось ранее, осенью 1884 г. в Париж съехались А.П. Боголюбов и А.А. Половцев для решения «проблемы Базилевского»: «Почти одновременно со мной прибыл в Париж и А.А. Половцов, имевший поручение от Государя приступить со мною к торгу коллекции Базилевского. Так как я с хозяином редкостей давно был в переговорах, то и посоветовал Александру Александровичу идти без меня и сбивать с 8 миллионов до 6, предупредив, что известный эксперт аукционных продаж уже находится в переговорах с Базилевским, который, покидая свою любовницу, обещал ей выплатить миллион, и что с 700 тысяч ловкий жид уже выманил у него под залог 12 блюд Лиможа, которые уже выбыли из его дома, о чем, впрочем, я ему сообщаю келейно. Половцев был у него, осмотрел снова всё чрезвычайно аккуратно, но и добился цифры 6 миллионов, сказав, что дальнейшие переговоры получат окончательный вид, когда он повидает Государя.

Через две недели я получил короткую телеграмму: «Государь император возлагает на Вас покупку коллекции г. Базилевского». Дня через три от министра Двора – форменную бумагу: «Государь император возлагает на вас покупку коллекции редкостей г. Базилевского, 6 миллионов франков одобрены».

Иду к Базилевскому и говорю: «Вы сказали А.А. Половцеву, что за 6 миллионов коллекцию свою по каталогу продаете. Я уполномочен ее купить или не купить. Просимую цену я могу вам дать, но не даю, ибо знаю, что у вас есть условия с экспертом Монгеймом, которому вы даете 500 тысяч за все его хлопоты по устройству аукциона, и что он гарантирует вам 5,5 миллиона, которые могут все-таки не выручиться. И тогда вы подвергаетесь процессам и пр., пр. Ежели вы ему даете 500 тысяч, то мне, который вам это дело устроил, почему не дадите?» – «Да разве вы их возьмете?» – «Конечно, возьму и даже вам дозволю говорить, что вы дали мне эту взятку». Бродил он долго из угла в угол и, наконец, сказал мне: «Через неделю ровно буду у вас в доме в час пополудню». Мы расстались.

В это время я избегал его видеть, но на четвертый день приходит ко мне Монгейм и говорит, что я у него отбиваю полмиллионное дело и что, ежели я хочу, то мы можем взойти в сношение. Тут я вспылил и говорю ему: «Вы – торгаш, это ваше ремесло, а я русский дворянин и вором моего царя не был, да и не буду». С этим он и ушел. А через неделю, ровно в 1 час, мы с Базилевским ударили по рукам, и коллекция была куплена».⁵⁴⁸

Действительно, для обеспечения финансовой стороны этой сделки министр Императорского двора граф И.И. Воронцов-Дашков направил записку Главному контролеру Министерства двора: «Предлагаю Вам от чековой книжки на капитал, хранящийся в Английском банке, вкладом, который принадлежит Его Императорскому Величеству, отделить бланк чека № 00001, для изготовления требования о выдаче господину Боголюбову или его приказу 80 000 ф. ст. итальянского 5 % рентою, в уплату за коллекцию, приобретенную от г. Базилевского, на основании Высочайшего повеления от 10 ноября сего года».⁵⁴⁹

Обращает на себя внимание номер чека – «№ 00001», который показывает, что до осени 1884 г. с этого вклада средства вообще не снимались. В свою очередь, Государственный секретарь А.А. Половцев, который выступал инициатором этого бесценного приобретения, констатировал в дневнике (И ноября 1884 г.): «…покупка делается из собственных средств государя, без всякого участия казначейства».⁵⁵⁰ Отсюда прямо следует, что деньги в «Bank of England» весьма осведомленные современники рассматривали как «собственные средства государя».

После смерти Александра III в октябре 1894 г. и воцарения Николая II в судьбе «английских денег» российских императоров произошли значительные изменения. Дело в том, что, вступив на престол, Николай II принял решение о полном выводе российских вкладов из «Bank of England». Как правило, этот шаг Николая II объясняют его патриотизмом.

Золотой запас России в Государственном банке Санкт-Петербурга. 1905 г.

Об уровне внимания к этой ответственной операции свидетельствует то, что отвечал за нее лично директор Государственного банка России Э.Д. Плеске⁵⁵¹, которого специально командировали в Лондон. Следует добавить, что Эдуард Дмитриевич Плеске (1852–1904) хорошо представлял, чем он будет заниматься в Лондоне, поскольку много лет занимал должность директора «Особенной канцелярии по кредитной части» Государственного банка, через которую проходили все финансовые операции Романовых в зарубежных банках. Об этом эпизоде подробно пишет Уильям Кларк, приводя в своей книге фотографию последнего зарегистрированного счета Николая II в «Bank of England», датированного 1900 г., на сумму 5008 ф. ст.⁵⁵²

В 2010 г. управляющий «Bank of England» Мервин Кинг во время юбилейных торжеств «Банка Российской Федерации» передал его руководству «сберкнижку императора» – небольшую книжечку в серебряном окладе с гравированной надписью «His Imperial Majesty the Emperor Nicolas of Russia. 1895». Первая запись в книжке «императора Александра» – на сумму 8404 ф. ст. 10 шиллингов и 10 пенсов. Видимо, под именем «императора Александра», имелся в виду Александр III. Последняя запись в императорской «сберкнижке» – «Account closed» («Счет закрыт») датируется 1900 г.

После завершения этой финансовой операции денег у Николая II в английских банках не осталось. Остается открытым вопрос: открывал ли повторно Николай II счета в английских банках после 1900 г., и если да, то какие суммы переводились на эти счета?

Говоря об «английских деньгах» Романовых, нельзя не сослаться на воспоминания весьма информированного великого князя Александра Михайловича, женатого на младшей сестре Николая II. Он «был в курсе» этого вопроса. Естественно, его информация по поводу заграничных вкладов царя весьма скупа. Он упоминает, что «со времени царствования императора Александра II» российские императоры держали в Лондонском банке «двадцать миллионов стерлингов».⁵⁵³ Эта сумма подтверждается вышеприведенными документами, только 20 млн были не в фунтах, а в рублях. Как мы уже говорили, эти деньги были выведены из «Bank of England» к 1900 г.

Однако с 1907 г., когда завершается оформление Антанты, в которую вошла Англия, личные средства Николая II вполне могли быть вновь размещены в английских банках, особенно с учетом того, в каких форс-мажорных обстоятельствах личные капиталы царских детей вывозились из России в конце 1905 г. Кроме того, накануне вступления России в Первую мировую войну из Германии в Англию и Францию вывели крупные суммы «русского золота».

Доподлинно известно, что после 1914 и до февраля 1917 г. в «Bank of England» из России поступило 68 млн ф. ст.⁵⁵⁴ Однако следует уточнить, что это были не личные средства российского императора, а государственные активы. Эти понятия совершенно отчетливо разграничивались на протяжении всего XIX в. Российское золото в английских банках выполняло функцию так называемого «залогового золота», которое обеспечивало бесперебойные военные поставки из стран Антанты в Россию. И если запасы «государственного» золота в английских банках были весьма значительны, то, по свидетельству великого князя Александра Михайловича: «После лета 1915 г. ни в Английском банке, ни в других заграничных банках на текущем счету Государя не осталось ни одной копейки».⁵⁵⁵ Все личные деньга Николая II, хранившиеся в английских банках, потратили в годы Первой мировой войны.⁵⁵⁶

След этих «английских денег» мелькнул в переписке Николая II и императрицы Александры Федоровны. В одном из своих писем (26 августа 1915 г.) Александра Федоровна буквально мельком упоминает: «Завтра увижу Бьюкенена, так как он мне опять принесет свыше 100 000 р. из Англии». А в письме, написанном на следующий день (27 августа 1915 г.), императрица так же мельком упоминает: «Бьюкенен мне опять принес больше 100 000 р.». Следует пояснить, что с началом войны Александра Федоровна активно включилась в деятельность Российского общества Красного Креста, высочайшей покровительницей которого с 1880 г. являлась императрица Мария Федоровна. При этом императрица не только посещала госпитали и занималась различной организационной работой, но и сама принимала участие в операциях в качестве хирургической сестры. А сэр Джорж Уильям Бьюкенен (1854–1924) являлся послом Великобритании в России (1910–1917).

Организация лазаретов, питательных пунктов, закупки оборудования для Красного Креста требовали колоссальных сумм. И одним из источников этих сумм и стали «английские деньги», которые доставил в августе 1915 г. посол Великобритании в России Джорж Бьюкенен. Судя по всему, императрица постоянно (в письме упомянуто слово «опять») использовала «дипломатический канал» для того, чтобы оперативно получать из Англии крупные суммы. Большая же часть «английских денег» была использована на различные закупки, и эти деньги поступали в Россию в виде самого разнообразного медицинского оборудования и материалов. И эти закупки быстро исчерпали имевшийся в Англии «царский» капитал.

Таким образом, мы можем предположить, что Николай II повторно открыл счет в одном из банков Англии в промежутке между 1907 и 1914 гг. Судя по всему, этот счет был довольно крупным, однако никаких документальных свидетельств его существования нам обнаружить не удалось. Но, так или иначе, к 1916 г. все средства с этого гипотетического счета были полностью исчерпаны и к 1917 г. личных денег семьи Николая II в Англии не осталось. В 1918 г. руководство «Bank of England» официально заявило, что не имеет счетов, принадлежащих Николаю II или членам его семьи.⁵⁵⁷

В истории финансовых взаимоотношений Российской империи и европейских кредитных учреждений существовала и французская «страница». Французская «страница» тесно завязана на особенности развития европейской политики в последней четверти XIX в. После того как в ходе Франко-прусской войны (1870–1871 гг.) провозгласили образование Германской империи, политическая ситуация в Европе начата стремительно меняться. Германия быстро прошла через период промышленного перевооружения и начала активно претендовать на общеевропейское лидерство. В результате политический баланс, установившийся в Европе после Наполеоновских войн, нарушился. В конце 1870 – начале 1880-х гг. формируется Тройственный союз в составе Германской империи, Австро-Венгерской империи и Италии. На это накладываются таможенные противоречия между Россией и Германией. Присутствовал и некий субъективный фактор. Александр III неприязненно относился к германскому императору Вильгельму II, а датчанка императрица Мария Федоровна не могла простить войны 1866 г., когда Германия не только разгромила Данию, но и захватила часть ее территорий.

В результате на рубеже 1880-1890-х гг. начинается политическое сближение России и Франции, оно сопровождалось перекачиванием российских денег из германских банков во французские. Финансовая часть этой масштабной операции координировалась министром финансов Российской империи С.Ю. Витте. Представителем С.Ю. Витте во Франции был Артур Германович Рафалович. Выходец из крещеных петербургских евреев, Рафалович на протяжении нескольких десятилетий являлся финансовым агентом не только царского Министерства финансов, но и Временного правительства. За долгие годы жизни во Франции он был избран членом-корреспондентом Французской академии, награжден орденом Почетного легиона первой степени, являлся членом многочисленных научных обществ и директором еженедельника «Финансовый рынок», издававшегося во Франции.

В результате этих процессов часть «царских денег» осела во Франции и главным представителем финансовых интересов императорской семьи становится банк «Креди Лионнэ». По большей части банк оплачивал различные текущие счета. Вместе с тем еще в начале своего царствования Николай II унаследовал от отца несколько сотен тысяч франков (355 000 франков).

В конце 1890-х гг., после введения в России золотого обращения, эти франки пересчитали на рубли, «для того чтобы не нарушать отчетность». Несколько позже часть средств царских дочерей конвертировали во франки.

А.Г. Рафалович. Агент Министерства финансов во Франции

Таким образом, часть личных царских капиталов вплоть до 1914 г. хранилась во французских ценных бумагах. Однако нам не встретились документы, подтверждающие существование каких бы то ни было счетов членов семьи Николая II, открытых непосредственно во французских банках. Это, конечно, не означает, что во Франции не было счетов родственников Николая II. Об этом же пишет и У. Кларк, в результате специально проведенного расследования он пришел к выводу, что большая часть 648 млн франков (царские активы во Франции) являлась государственными деньгами, но не деньгами Николая II.⁵⁵⁸

Когда в начале XX в. политическая ситуация в России резко обострилась, Николаю II пришлось срочно и негласно выводить деньги за границу. Тогда в 1905 г., во время Первой русской революции, царская семья всерьез рассматривала вариант спешной эвакуации из России. В качестве единственного надежного варианта осенью 1905 г. рассматривалась возможность эвакуации в Германию. Поскольку план эвакуации семьи в Германию был тесно связан с выводом денег в германские банки, несколько слов необходимо сказать и об этом.

Эта история началась весной 1905 г., когда наряду с надвигавшимся поражением в Русско-японской войне Россия вступила в полосу кризиса, связанного с началом Первой русской революции. Революция поставила под вопрос не только будущее династии, но и личную безопасность Николая II и его семьи.

К осени 1905 г. ситуация в России настолько обострилась, что охрана Николая II стала прорабатывать различные варианты эвакуации царской семьи из России. Поскольку в это время Николай II жил в Нижнем дворце в петергофском парке Александрия, расположенном буквально на берегу Финского залива, то в качестве рабочего варианта рассматривалась эвакуация царской семьи морем. Учитывался факт восстания на броненосце «Потемкин» Перноморского флота и революционное брожение среди балтийских матросов. Поэтому в качестве рабочего варианта эвакуации предполагалось использовать военные корабли Германии.

Ближайшее окружение царя считало подобную перспективу развития событий вполне вероятной. Обер-гофмаршал Императорского двора, генерал-адъютант граф П.К. Бенкендорф с сожалением писал: «Жаль, что у их величеств пятеро детей… так как если на днях придется покинуть Петергоф на корабле, чтобы искать пристанище за границей, то дети будут служить большим препятствием». О такой возможности говорил и друг юности Николая II князь Э.Э. Ухтомский, по его словам, самым счастливым исходом для царя в 1905 г. будет считаться, «если он живым вместе с семьей успеет покинуть Россию».⁵⁵⁹

Эти заявления подтверждаются и тем, что у пирса перед Нижним дворцом в Петергофе, где проживала в то время царская семья, все лето до глубокой осени находилась подводная лодка «Ёрш». 1 октября 1905 г. Николай II счел необходимым пригласить командира подводной лодки «Ёрш» капитана Огильви на обед в свою резиденцию. Видимо, перспектива развития событий, связанная со срочной эвакуацией из страны, совершенно не устраивала Николая II, поэтому он с некоторыми нотками раздражения отметил в дневнике (11 октября 1905 г.), что подводная лодка «уже пятый месяц (курсив мой. – И. 3.) торчит против наших окон». Тем не менее именно в этот день Николай II вместе с императрицей Александрой Федоровной сочли необходимым лично посетить подводную лодку. Можно предположить, что императрица во время этого «визита» прикидывала, как она будет размещать в подводной лодке своих детей. Конечно, императрица не спускалась в лодку, но размеры подлодки давали повод для таких раздумий.

Говоря об этом эпизоде, связанном с пятимесячной стоянкой «Ёрша» у императорской резиденции в Петергофе, возникает ряд вопросов. Во-первых, среди русских подводных лодок, спущенных на воду к осени 1905 г., подлодки с названием «Ёрш» не было.

Во-вторых, среди командиров русских подводных лодок на конец 1905 г. «капитана Огильви» также не было. В-третьих, первая подводная лодка под названием «Ёрш» была спущена на воду только летом 1917 г. В-четвертых, факт пятимесячной стоянки подлодки у императорской резиденции в Петергофе обязательно был бы отражен в литературе, посвященной Российскому подводному флоту. Тем более, что к осени 1905 г. «парк» действующих русских подводных лодок был весьма мал.

Следует иметь в виду, что Николай II отличался прекрасной памятью. Он был крайне пунктуален в своих дневниковых записях, мог исправить время начала приема, уточнив запись на 10–15 минут, мог дописать фамилию принимаемого сановника, которую он упустил ранее. Поэтому удивительны эти записи в дневнике царя. Трудно представить, что он мог перепутать фамилию капитана и название подлодки, пять месяцев простоявшей под его окнами.

В этой ситуации можно высказывать только предположения. С большой натяжкой можно допустить, что память все же изменила императору, тем более что подлодки с «рыбными» именами шли серией. В этом случае, вероятнее всего, по аналогии названий, у царской резиденции могла стоять подлодка «Окунь», спущенная на воду 31 августа 1904 г. Эта лодка осталась на Балтике, когда остальные подлодки из серии «Касатка» отправили на Дальний Восток. Однако в официальной истории этой подлодки указывается, что заводской ремонт на «Окуне» продолжался вплоть до лета 1908 г. Командиром подлодки «Окунь» с 19 марта 1905 г. по 17 апреля 1906 г. являлся С.А. Невражин. Поэтому версия с «отказом» памяти у Николая II маловероятна.

Более реальна версия, связанная с тем, что под именем «Ёрша» у пирса Нижней дачи в Петергофе стояла немецкая подлодка, присланная кайзером Вильгельмом II. Эта версия отчасти подтверждается тем, что после того, как императрица Александра Федоровна «забраковала» вариант эвакуации семьи на подводной лодке, кайзер, в середине октября 1905 гг., прислал в Петергоф четыре быстроходных миноносца. Возможно, Николай II назвал в дневнике немецкую подлодку русским «Ёршом» в целях «конспирации» по аналогии с именами «рыбной» серии подлодок типа «Касатка».

Напомним, что в 1905 г. Николай II стоял перед сложным политическим выбором: либо введение в стране диктатуры с последующим силовым вариантом подавления революции, либо политика уступок и либеральных реформ. Развитие политической ситуации происходило непредсказуемо, поэтому варианты «морской эвакуации» царской семьи из Петергофа просчитывались охраной летом 1905 г., а с 1 по 17 октября 1905 г. вариант срочной эвакуации семьи царя на подводной лодке был более чем реальным.

Видимо, ситуация складывалась следующим образом. Императрица после посещения стоянки подводной лодки (11 октября 1905 г.) сочла «подводный» вариант эвакуации семьи неприемлемым (в октябре плавание подлодки в Финском заливе весьма «не комфортно»). Затем последовало личное обращение за помощью к кайзеру Германской империи Вильгельму II. В результате из Мемеля в Финский залив направлены германские миноносцы на случай срочной эвакуации царской семьи из Петергофа в Германию. 20 октября 1905 г. Николай II отметил в дневнике: «Морской агент Гинце прибыл с двумя герман. миноносцами из Мемеля с почтой посольства». Понятно, что «почта посольства» – только дипломатичное прикрытие возможной эвакуации царской семьи, поскольку «прикрывать» дипломатическую почту двумя миноносцами не было никакой необходимости. На следующий день, 21 октября, русский царь лично принял командиров немецких миноносцев. 23 октября 1905 г. прибыла вторая пара германских миноносцев, оба командира которых были также немедленно приняты Николаем II. Можно утверждать, что с 20 по 26 октября 1905 г. с командирами германских миноносцев был детально проработан и согласован план эвакуации царской семьи из России. Видимо, именно этот план и был доложен императору 27 ноября 1905 г. флаг-капитаном К.Д. Ниловым, которого Николай II принял в Нижнем дворце Петергофа.⁵⁶⁰

Революция 1905–1907 гг. наглядно показала, что не решаемые своевременно социально-политические проблемы могут привести к крушению самодержавную систему власти. Николай II пошел на уступки и подписал Манифест 17 октября 1905 г., который фактически положил начало эволюции самодержавной монархии в конституционную. В стране провозглашались буржуазные свободы, началось формирование легальной многопартийности, была ликвидирована цензура, состоялись выборы в Государственную думу. Однако все предпринятое не привело к успокоению страны, и в 1906 г. революция продолжала набирать обороты. В этой ситуации Николай II серьезно задумывался и над собственными перспективами, и над будущим своей большой семьи. Чтобы обеспечить семье надежное будущее, необходимо иметь значительные средства в иностранных банках. Поэтому Николай II и Александра Федоровна предпринимают шаги по выводу части личных средств в иностранные банки.

Осенью 1905 г. на финансовом рынке России началась паника, сопровождавшаяся массовым изъятием вкладов из кредитных учреждений. Например, в конце октября, ноября и декабря 1905 г. размер выдачи из сберегательных касс превысил размер взноса на 148,6 млн руб., а число действующих счетов уменьшилось на 398 тыс. Только в С. – Петербурге с 15 по 22 ноября из сберегательных касс изъято вкладов на сумму 2,6 млн руб., а поступило по вкладам всего 430 тыс. руб. Правда, разразившаяся в это время почтово-телеграфная забастовка существенно сократила отток денежных сбережений из касс и тем самым ослабила финансовое напряжение.⁵⁶¹

Сохранились уникальные материалы, показывающие весь незатейливый (по сегодняшним временам) механизм секретных операций по выводу царских денег за границу и размещения их на анонимных счетах. Примечательно, что переписка о переводе денежных средств за границу началась вскоре после подписания Манифеста 17 октября. Предполагалось, что царские деньги, через посредство берлинского Банкирского дома «Мендельсон и К°», представлявшего интересы российского Императорского двора в Германии, на протяжении нескольких царствований, будут размещены в Германском Имперском банке. Безусловно, министр Императорского двора В.Б. Фредерике, контролируя эту финансовую операцию, в деталях согласовывал ее с царем.

Как хорошо известно, Николай II был прекрасным мужем и отцом. В ситуации политической нестабильности личная судьба заботила его в последнюю очередь. Однако дети и жена для него были на первом месте, поэтому решение о секретном выводе денег из России по человечески понятно и оправданно. Кроме того, Николай II выводил из России только личные деньги. Тогда, в октябре-ноябре 1905 г., деньги переводились в Германию сначала «на детей», однако более чем возможны параллельные переводы крупных сумм и на счета «родителей».

Собственно механизм операции по выводу средств был следующим. В начале ноября 1905 г. из Государственного казначейства и ряда коммерческих банков изъяли пакет ценных бумаг. Он включал в себя 2620 свидетельств «второго 5 %-ного внешнего займа 1822 года» на сумму 462 944 ф. ст. и 892 облигации «4 %-ного займа Московско-Смоленской железной дороги» на сумму 595 700 талеров. Эти ценные бумаги были разделены «по отдельным капиталам», отраженным «в особых ведомостях, имеющихся в Кабинете Его Величества».

Затем 12 ноября 1905 г. Свиты Его Величества генерал-майор и управляющий Кабинетом Е.И.В. князь Николай Дмитриевич Оболенский лично передал пакет ценных бумаг доверенному чиновнику министра Императорского двора действительному статскому советнику Венедикту Савельевичу Федорову. B.C. Федоров в сопровождении двух чиновников Министерства Императорского двора должен был негласно вывезти доверенные ему ценные бумаги в Германию и разместить их в надежных банках на анонимных счетах. Таким образом, в операции по переводу денег за границу участвовал самый ограниченный круг людей. Если не считать чиновников Государственного банка (тех, естественно, не посвящали с какой целью снимаются со счетов императора указанные средства), то к числу доверенных лиц относилось всего пять человек: министр Императорского двора В.Б. Фредерике, управляющий Кабинетом кн. Н.Д. Оболенский и чиновники Кабинета B.C. Федоров, С.Е. Смельский и К.Н. Чернышов. К числу непосредственных исполнителей относились только три последних лица, из них всей полнотой информации обладал только B.C. Федоров.

Поскольку вышеупомянутым чиновникам Министерства Императорского двора поручалась ответственейшая и довольно опасная финансовая операция, следует сказать несколько слов об этих людях.

Как следует из официального «Списка чинов Министерства Императорского Двора», на 1 июня 1905 г. действительный статский советник (гражданский «генерал») Венедикт Савельевич Федоров возглавлял Контроль Министерства Императорского двора. Именно на Контроль возлагалась задача проверки и ревизии всех счетов, проходивших через все подразделения Министерства двора. Для нас важно, что Федоров⁵⁶² являлся ключевым «финансистом» Министерства двора и на момент операции ему было 46 лет.

Сопровождали B.C. Федорова в его поездке в Германию два чиновника Министерства двора. Первый – гофмейстер, тайный советник Сергей Елеазарович Смельский.⁵⁶³ На момент операции С.Е. Смельскому было 67 лет. Второй – Константин Николаевич Чернышев.⁵⁶⁴ Он был самым молодым, поскольку родился в 1876 г. и на момент операции ему было 29 лет. Следует добавить, что имя К.Н. Чернышева периодически встречается в документах, связанных с получением материальных ценностей из кладовых Камерального отделения Кабинета при подготовке заграничных вояжей императрицы Марии Федоровны. Его имя также упоминает баронесса С.К. Буксгевден в одном из своих писем 1938 г.: «Этот Чернышев был младшим служащим Министерства Императорского двора и имел отношение к финансовой части. Он никогда не был секретарем императрицы-матери, но периодически выезжал в составе ее свиты в Копенгаген, занимаясь ее финансовыми счетами. Я знала его по этим поездкам. Он – человек, который имел дело с деньгами великих княжон, размещенных в банке Мендельсона, и знает все об этом…».⁵⁶⁵ Таким образом, «царский курьер» Чернышев сумел пережить две революции в России и Гражданскую войну, покинуть Россию и дожить по крайней мере до конца 1930-х гг.

Надо подчеркнуть, что транспортировка ценных бумаг «на предъявителя» через территорию империи, охваченной революцией, была весьма опасной. В промышленно развитых западных районах империи, главным образомв Царстве Польском, революция бушевала с особенной силой, причем с явно антирусской направленностью. Поэтому планировавшаяся операция носила сугубо секретный характер. Безусловно, что у Федорова, Смельского и Чернышева имелись все необходимые документы для беспрепятственного пересечения российско-германской границы в Вержболово с учетом того, что они везли фактически «наличку» на несколько миллионов рублей. Судя по документам, никакого «силового прикрытия» у компании из двух гражданских генералов 46 и 67 лет и молодого 29-летнего чиновника не было. По соответствующим навыкам – это тоже не «спецназ».

По приезде в Берлин 14 ноября (27 ноября по н. ст.) 1905 г. Федоров немедленно явился в офис Банкирского дома «Мендельсон и К⁰», где было достигнуто предварительное соглашение о порядке внесения ценностей на счета Германского имперского банка. В процессе переговоров особо уточнялись юридические гарантии, обеспечивавшие «неприкосновенность вклада и права Августейших собственниц». Другими словами, российская сторона не исключала в конце 1905 г. возможности свержения самодержавия и прихода к власти новых людей, которые могли быть признаны европейскими странами. В этой финансовой операции гарантии закладывались под самый негативный вариант развития внутриполитических событий в России.

В результате переговоров все доставленные из России ценности сдали Банкирскому дому «Мендельсон и К°» под временную расписку. Германские банкиры, приняв на временное хранение ценные бумаги, выдали расписку, «коей удостоверялось, что вклад составляет собственность Августейших Дочерей Их Императорских Величеств. До совершеннолетия же Их Императорских Высочеств распоряжение им принадлежит Ея Величеству Государыне Императрице Александре Федоровне».

Согласно достигнутым договоренностям, ценности вносились восемью отдельными вкладами. Каждой из дочерей царя причиталось по два вклада: один в английских фунтах, другой в германских марках – в самой надежной валюте в то время (см. табл. 50).

Таблица 50

Счета по суммам были разными. В фунтах стерлингах суммы были одинаковыми, а в германских марках значительно отличались. Самым крупным был вклад старшей дочери царя – великой княжны Ольги Николаевны, самый маленький – у великой княжны Анастасии Николаевны. Это объясняется очень просто. Великие княжны с момента рождения получали «жалованье», большая часть которого оседала на их личных счетах, поэтому у старшей Ольги Николаевны, родившейся в 1895 г., личных накоплений было, естественно, больше, чем у Анастасии, родившейся в 1901 г.

На эти вклады получили восемь отдельных расписок, которые были переданы действительному статскому советнику Федорову, «вместе с особою при каждой расписке доверенностью от имени Банкирского дома «Мендельсон и К°» на право распоряжения ценностями, составляющими вклад». Тогда же было оговорено, что на проценты по вкладам следует приобрести «свидетельства Прусского консолидированного 3,5 %-ного займа», которые также следует вносить от имени Банкирского дома «Мендельсон и К⁰» в Имперский банк на хранение, образуя каждый раз четыре отдельных анонимных (под «литерами») вклада. Собственно эти «литеры» и обеспечивали анонимность вклада.

Первый вклад, состоящий из «свидетельства Прусского консолидированного 3,5 %-ного займа», шел под литерами «А» и «В», – вклад великой княжны Ольги Николаевны. Второй вклад, под литерами «Е» и «D», – вклад великой княжны Татьяны Николаевны. Третий вклад под литерами «Е» и «F», – вклад великой княжны Марии Николаевны. Четвертый вклад под литерами «С» и «И», – вклад великой княжны Анастасии Николаевны.

Из этих же средств Банкирский дом «Мендельсон и К⁰» получал свои комиссионные. Расписки на вклады вместе с доверенностями также должны были передаваться Федорову. Предполагалось, что по этим доверенностям право на управление капиталами, до достижения 20-летнего возраста великими княжнами поступает к императрице Александре Федоровне, министру Императорского двора В.Б. Фредериксу и действительному статскому советнику Федорову. Причем каждое из названных лиц имело право воспользоваться деньгами независимо друг от друга. В этой ситуации поразительно доверие царственных клиентов к действительному статскому советнику Венедикту Савельевичу Федорову. Отчасти оно объясняется не только безупречным послужным списком Федорова, но и тем, что по сравнению с императрицей Александрой Федоровной и на тот момент 67-летним министром Императорского двора В.Б. Фредериксом, B.C. Федоров был относительно «незаметен» и соответственно мобилен, что обеспечивало определенную легкость доступа к указанным вкладам.

Все доверенности официально заверялись подписью Роберта Мендельсона как уполномоченного фирмы. В случае предъявления доверенностей (вместе с расписками) в Имперский банк для получения вкладов подписи лиц, на имя которых были выданы доверенности, должны быть засвидетельствованы нотариальным порядком, причем подпись нотариуса, в свою очередь, должна быть засвидетельствована германским консулом в Петербурге. Этот механизм давал право в любое время и без какого-либо предварительного извещения, равно как и без помощи Банкирского дома «Мендельсон и К°», получить вклады из Имперского банка.

Оговаривалось, что министр Императорского двора В.Б. Фредерике имеет право «указать и других лиц, которые будут уполномочены на распоряжение вкладами, и в таком случае соответствующие договоренности должны быть выданы банкирским домом также и на имя этих лиц». Более того, «для лучшего обеспечения неприкосновенности вкладов было признано полезным каждый вклад обозначить условным именем, без которого выдача не может быть произведена даже предъявителю расписки банка». Видимо, в данном случае речь шла об указанных выше «литерах».

Таким образом, владельцы денег создали многократно продублированный механизм хранения денег в политически стабильной державе. Кайзер Вильгельм II («дядя Вилли», как его называл в личной переписке Николай II, которого, в свою очередь, кайзер называл «Ники») в качестве политических дивидендов получал некий рычаг влияния на российского императора «весом» в полмиллиона фунтов стерлингов личных царских денег, так как он, безусловно, был в курсе этой секретной финансовой операции. Николай II это прекрасно осознавал, но поскольку внутриполитическая ситуация в России в конце 1905 г. стала очень серьезной, то он пошел на этот шаг, страхуясь от непредвиденных случайностей, которыми чревата любая революция.

О сложности финансовых консультаций между русской и германской стороной свидетельствует то, что выработка условий размещения царских денег в Германском имперском банке продолжалась с 14 по 17 ноября 1905 г. и только 18 ноября (1 декабря по н. ст.) ценности внесли на счета в Германский имперский банк от имени Банкирского дома «Мендельсон и К⁰», без всяких ссылок на настоящих собственников. По завершении этой операции B.C. Федоров получил от представителей банкирского дома «Мендельсон и К⁰»: 8 подлинных расписок Имперского банка от 1 декабря 1905 г. на принятые вклады; реестр условных имен (passworte); 8 доверенностей на имя B.C. Федорова; 8 доверенностей на имя В.Б. Фредерикса.

После завершения первой фазы этой финансовой операции три чиновника приступили к выполнению второй задачи. Дело в том, что им было дано указание приобрести через Банкирский дом «Мендельсон и К⁰» германские процентные бумаги на свободную наличность по текущему счету Кассы Министерства Императорского двора, всего на сумму до 1 200 000 руб. Это очень важный момент, свидетельствующий о том, что из России выводились не только личные деньги Николая II, но и общеминистерские, которые можно назвать деньгами из «большого кошелька» Николая II.

Приобретенные на 1 200 000 руб. ценные бумаги предписывалось оставить на хранение Банкирскому дому «Мендельсон и К°» «впредь до распоряжения или же изыскать иной способ хранения, каковой, по обстоятельствам дела и обсуждению с гофмейстером Смельским, окажется более удобным». Эту задачу чиновники также выполнили. Русские рубли перевели в 2 500 000 германских марок и на эти деньги были приобретены в равных частях ценные бумаги Прусского 3,5 %-ного консолидированного займа и 3,5 %-ного консолидированного займа Германского имперского банка. Операция проводилась в два приема – 30 ноября и 1 декабря 1905 г. (по н. ст.). Приобретенные ценные бумаги разместили в Германском имперском банке на тех же условиях, что и первый вклад. То есть эти деньги фактически тоже положили на счета для дочерей Николая II.

21 ноября 1905 г. Федоров и Смельский вернулись в Петербург и немедленно представили рапорт на имя министра Императорского двора В.Б. Фредерикса, в котором детально изложили все подробности проведенной секретной операции.

Таким образом, с 14 по 21 ноября 1905 г. в Германском имперском банке были размещены ценные бумаги на анонимных счетах на общую сумму в 462 936 ф. ст. и 4 287 100 марок.

Это была не единственная секретная операция Романовых по выводу капиталов из России в «надежные страны». Летом 1906 г. B.C. Федоров и С.Е. Смельский по крайней мере еще раз посетили Берлин с аналогичным заданием. Так, 30 июня 1906 г. гофмейстер С.Е. Смельский «принял от генерал-адъютанта барона В.Б. Фредерикса, для доставления на хранение в Банкирский дом «Мендельсона и К⁰» в Берлине 100 свидетельств государственной 4 % ренты по 25 000 руб. каждая… Всего на сумму 2 500 000 руб.».⁵⁶⁶ Перез несколько дней, 8 июля 1906 г., они уже отчитывались, что деньги доставлены в Берлин и 5 июля (14 июля) сданы на хранение в банкирский дом «Мендельсон и К⁰». Сумма, конвертированная в германские марки, составила не менее 5 200 000 марок. Можно с уверенностью предположить, что это были деньги годовалого цесаревича Алексея, родители стремились его так же обеспечить, как они обеспечили своих четырех дочерей.

Следовательно, только с ноября 1905 по июль 1906 г. на секретных счетах в Германском имперском банке разместили 462 936 ф. ст. и 9 487 100 германских марок. И это только те суммы, которые автор достоверно отследил по указанным в сносках архивным документам.

Кроме этого, в денежных документах царя за 1907 г. по статье «собственные издержки» прошла сумма в скромные 40 руб. 05 коп., уплаченная за перевод в Германию 100 000 руб. Можно с уверенностью предполагать, что новые секретные счета открывались по уже отработанной схеме и не только на детей, но и на родителей – императора Николая II и императрицу Александру Федоровну.

О судьбе этих вкладов 1905–1907 гг. упоминает в мемуарах министр финансов и председатель Совета министров В.Н. Коковцев. По его авторитетному свидетельству, он, вплоть до июня 1913 г., не сталкивался со сведениями о вывозе царских денег за границу. Что наглядно свидетельствует о степени «закрытости» информации. Только в июне 1913 г. произошел эпизод, о котором В.Н. Коковцев счел необходимым упомянуть в своих записках. По его словам, министр Императорского двора граф В.Б. Фредерике «просил принять Управляющего Контролем Кабинета Его Величества г. Федорова по секретному делу, которое не должно быть сообщено кому бы то ни было из членов моего ведомства и, по воле Его Величества, должно остаться исключительно в моих личных руках».⁵⁶⁷

В.Н. Коковцев в тот же день принял B.C. Федорова и узнал от него, что вопреки возражениям В.Б. Фредерикса, «Государь Император категорически повелел немедленно перевезти в Россию все принадлежащие Государю Императору ценности, в виде процентных бумаг, вывезенные в Берлин еще в 1905 г. и хранящиеся до сего времени в распоряжении Банкирского Дома Мендельсонов и К⁰. Федоров не указал мне суммы этих денег и самого наименования их, но из беглого разговора с ним я вынес впечатление, что все эти ценности заключались преимущественно, если даже не исключительно, в русских процентных бумагах. При этом Федоров пояснил мне, что главная забота Его Величества заключалась в том, чтобы перемещение ценностей было произведено без всякой огласки и без таможенного досмотра на нашей границе, при котором нельзя уже избежать нежелательных разговоров. Из беседы с Федоровым я вынес заключение, что самое обращение ко мне делается исключительно как Начальнику таможенного ведомства.

В.Н. Коковцев

Мы условились тут же, что я сделаю с моей стороны простое распоряжение, чтобы Вержболовская таможня приняла просто счетом количество «мест», которое будет доставлено из Берлина за печатями Кабинета Его Величества, сверила их вес с фактурою дома Мендельсона и погрузила бы их в приготовленный Кабинетом вагон, а Кабинет принял бы весь транспорт в Петербурге и выдал мне удостоверение в том, что все отправленное из Берлина прибыло в целости и сдано по назначению. Впоследствии меня просили дать для сопровождения в пути отправленных из Вержболова ценностей небольшую охрану из чинов Корпуса Пограничной стражи. На следующий день граф Фредерике протелефонировал мне, что он очень благодарен мне за мою готовность помочь ему исполнить волю Его Величества, что Государь вполне одобрил все мои предположения и будет лично благодарить меня, при первом свидании со мною.

И действительно, на ближайшем же моем Всеподданнейшем докладе Государь не только горячо благодарил меня, сказавши при этом, что Он вполне уверен, что при таком способе пересылки бумаг не выйдет никакой болтовни и не сочинят никакой новой небылицы, но рассказал мне даже, что перевозимые из Берлина бумаги отправлены туда в 1905 г. без Его согласия и даже после того, что Он дважды выражал Свое нежелание не делать подобной операции, а за протекшие восемь лет не раз говорил графу Фредериксу о необходимости вернуть все обратно из Берлина, но все Его указания почему-то постоянно откладывались исполнением. В конце моего доклада Государь просил меня даже съездить и посмотреть, какие прекрасные хранилища устроены около Петропавловской крепости для хранения всего наиболее ценного, принадлежащего Уделам и Кабинету».⁵⁶⁸

Обширная цитата нуждается в комментариях. Во-первых, видимо, Николай II, мягко говоря, лукавил, когда говорил министру, что деньги в 1905 г. были вывезены из России в Германию «без Его согласия и даже после того, что Он дважды выражал Свое нежелание не делать подобной операции». Гипотетически можно предположить, что инициатором этой операции была императрица Александра Федоровна, однако осенью 1905 г. она еще не надела те «мужские штаны», о которых она так часто писала мужу в 1915–1916 гг. А считать, что подобное перемещение миллионных сумм произошло по инициативе министра двора В.Б. Фредерикса или управляющего Кабинетом Е.И.В. кн. Оболенским, по меньшей мере наивно. Финансовая операция такого масштаба могла быть проведена только по воле самодержца. Иначе это и не самодержец. Во-вторых, обращает на себя внимание то, что уровень конспирации в 1905 г. был значительно жестче, чем в 1913 г. В 1905 г., как следует из документов, о вывозе денег знали только 5 человек, из них трое были исполнителями. Кроме этого, ни о каких контактах с таможенными структурами и пограничной стражей в соответствующих документах не упоминается. Как не упоминается о контактах с министром финансов, которым тогда являлся тот же самый В.И. Коковцев (с 15 февраля 1904 г. по 24 октября 1905 г.) и сменивший его И.П. Шипов (с 28 октября 1905 г. по 24 апреля 1906 г.). В 1913 г. к обратной транспортировке денег подключили министра финансов, который «втемную» использовал и таможенников, и пограничников. Так или иначе, Николай II решил главную задачу – «перемещение ценностей было произведено без всякой огласки и без таможенного досмотра на нашей границе». В-четвертых, реэвакуация финансовых средств царских детей была произведена летом 1913 г. не потому, что до этого Николая II «не слушались» непосредственные подчиненные, а потому, что к этому времени вполне обозначились перспективы общеевропейской войны, в ней Россия и Германия были обречены на противоборство. Следует добавить, что в мае 1913 г. Николай II посетил Берлин, поводом для чего стала очередная «германская свадьба». Видимо, в ходе этого визита Николай II получил такую информацию, после чего он счел необходимым по возвращении в Россию вывезти из Германии деньги своих детей. В-пятых, судя по всему, не все деньги царской семьи вывезли из Германии в 1913 г. Это мы знаем совершенно определенно, поскольку с конца 1920-х и до начала 1970-х гг. за царские деньги, оставшиеся в Германии, шла бесконечная судебная тяжба. Можно предположить, что часть царских денег сознательно оставили в Германии в 1913 г., для того чтобы они сыграли роль «прикрытия», для операции по эвакуации государственных активов, размещенных в банках Германии летом 1914 г. Об этом мы будем говорить ниже.

Банкирский дом «Мендельсон и К°» отслеживал ситуацию как на фондовом рынке, так и на законодательном поле, оперативно извещая своих клиентах о всех новостях. Так, когда в Германии приняли Закон «О чеках», вступающий в силу с 1 апреля 1908 г., то еще в марте этого же года банкирский дом не только выслал в Россию текст закона, но и обширные комментарии к нему, которые могли быть значимыми для столь серьезного клиента, как российский император.⁵⁶⁹

Одной из обсуждаемых тем является вопрос – сколько царских денег лежало на счетах в германских банках к марту 1917 г.? Ответы даются разные, но то что деньги в германских банках хранились, не обсуждается. Если приводить спектр мнений, то можно сослаться на протокол заседания Временного правительства 8 марта 1917 г., в котором указывается, что на текущем счету в берлинском банке Мендельсона находилось 15 000 000 руб., принадлежащих Николаю II.⁵⁷⁰ Эта сумма вполне достоверна, поскольку, судя по документам на 1 июля 1914 г., капиталы царских детей в германских банках составляли 12 862 978 руб. И если банк Мендельсона или какой-либо другой банк после 1914 г. продолжал начислять проценты на анонимные счета, то к марту 1917 г. вполне могло «набежать» 15 млн руб.

Самый авторитетный исследователь вопроса «царских денег» Уильям Кларк считает, что к 1917 г. в Германии оставалось еще 1 800 000 руб. царских денег, вложенных в немецкие ценные бумаги в банке Мендельсона в Берлине.

Именно за эти «деньги Романовых» началась настоящая война в 1920-е гг. между великой княгиней Ксенией Александровной и самозванкой Анной Андерсон, заявлявшей о себе, как о чудесно спасшейся великой княжне Анастасии Николаевне. При этом на стороне Анны Андерсон выступали дети лейб-медика Е.С. Боткина, в детстве игравшие с царскими дочерьми. В 1928 г. российский финансовый агент (атташе) в США С.А. Угет официально заявил, что «…лишь у Мендельсонов в Берлине остались небольшие вклады русскими процентными бумагами, сделанные Государыней на имя каждого из ее детей. Если не ошибаюсь, нарицательная сумма каждого из вкладов составляла 250 000 рублей». Как мы видим, российский финансовый агент приводит иную сумму.

Поскольку мы говорим о «германских» деньгах последней российской императорской четы, то следует упомянуть и о деньгах «приданного» императрицы Александры Федоровны. Как известно, гессенская принцесса Алике, вышедшая замуж за Николая II 14 ноября 1894 г., была обеспечена деньгами приданого со своей родины, которые, впрочем, очень мало интересовали ее молодого мужа. Однако сама Александра Федоровна счет деньгам знала и о своих деньгах помнила всегда.

Если говорить предметно об истории капитала приданого императрицы Александры Федоровны, то еще в феврале 1895 г., через три месяца после свадьбы, в Дармштадт было отправлено письмо, в котором от лица Александры Федоровны выражалось желание, чтобы ее деньги «хранились бы в Дармштадте, тем же порядком, как капитал великой княгини Елизаветы Федоровны».⁵⁷¹

Следует пояснить, что приданый капитал принцессы Алике сформировали по достижению ею совершеннолетия, в 20 лет, в конце 1892 г. Кабинетным указом Его Королевского Высочества великого герцога Гессенского от 18 января 1893 г. Заведование, находящимся в Дармштадте капиталом поручалось одному из чиновников Гессенской Великогерцогской кассы. Капитал потенциальной невесты российского монарха был довольно скромен, поскольку он составился из частей наследства умерших родителей. Приданый капитал Гессенской принцессы состоял из следующих частей: части наследства, оставшегося после отца, «в Бозе почивающего Великого Герцога Людвига IV Гессенского», – в процентных бумагах на сумму 30 500 германских марок; части наследства, оставшегося после смерти матери, «в Бозе почивающей Великой Герцогини Алисы Гессенской», – процентными бумагами на сумму 7757 марок 14 пфеннигов.

Поскольку мать Александры Федоровны была дочерью английской королевы Виктории, то приданое сначала хранилось в английских фунтах (6224 фунтов), впоследствии их обратили в процентные бумага на сумму 126 500 германских марок. Таким образом, общая сумма «приданого капитала» немецкой невесты в начале 1893 г. составляла 164 757 марок 14 пфеннигов.⁵⁷²

Ежегодно из Германии императрице Александре Федоровне приходили подробные финансовые отчеты о состоянии ее «приданого» капитала. Начало приросту капитала положено в 1893 г., когда на счета принцессы Алике поступили первые 6000 марок, как процентные поступления с ее ценных бумаг. Вплоть до 1914 г. сумма процентных поступлений так и оставалась на уровне 5000–6500 германских марок в год. Если поступления были больше, то они обращались в процентные бумаги. Например, в 1895 г., после того как Александра Федоровна из «своих» денег оплатила несколько счетов, на оставшиеся средства купили 3,5 %-ные закладные листы Прусского земельного банка на сумму в 10 500 марок. В результате к концу 1895 г. на счете Александры Федоровны значилось 179 307 германских марок.⁵⁷³

В последующие годы динамика прироста немецкого приданого Александры Федоровны была следующей⁵⁷⁴ (см. табл. 51).

Таблица 51

Последний отчет по «приданным» деньгам получен в апреле 1914 г. По этому отчету приданный капитал к 1 января 1913 г. составил 256 001 марок 68 пфеннигов. Согласно традиции, указанный капитал хранился в процентных бумагах (в том числе 254 090 марок процентными бумагами и 1911 марок 68 пфеннигов наличными).

Этими деньгами Александра Федоровна периодически пользовалась главном образом для того, чтобы оплачивать некоторые покупки во время пребывания в Германии либо из этих сумм выплачивались различные пособия.

Первые траты со своего капитала Александра Федоровна сделала уже по приезде в Россию. Тогда, в ноябре 1894 г., она приобрела «пару пуговок с изумрудами и бриллиантами» у придворного ювелира Болина за 1213 марок. У другого ювелира – Кехли, купила брошь, браслет и три булавки на 2096 германских марок.

Примечательно, что бережливая императрица покупки делала только на деньги, поступавшие на ее счет с процентов по ценным бумагам, а на оставшиеся деньги вновь покупались процентные бумаги, увеличивавшие приносимый ежегодный доход. Так, в 1894 г. на оставшиеся 3000 германских марок вновь купили надежные 3,5 %-ные «Рейнские закладные листы». Выплачивала императрица и различные пособия. Самым крупным из них было ежегодное пособие в 2400 марок некоему графу Карлу цу Нидда. Его начали выплачивать с 1909 г.

Когда началась Первая мировая война и Германия стала главным противником России, поступление ежегодных финансовых отчетов из Дармштадта, естественно, прекратилось. Александра Федоровна не проявляла по этому поводу никого беспокойства, поскольку активно занималась благотворительностью, организацией помощи раненым, работала как операционная сестра в дворцовом госпитале. Кроме этого, она прекрасно понимала, что все войны заканчиваются и ее родной брат, герцог дармштадский и полковник кайзеровской армии, на «ее» деньги не покусится.

Однако в конце декабря 1916 г., после убийства Распутина, когда ситуация в Петрограде начала стремительно обостряться, императрица, впервые за два года, проявила интерес к состоянию своих германских капиталов. Кстати говоря, этот интерес императрицы, очень надежный индикатор того, что Александра Федоровна уже с конца декабря 1916 г. начала просчитывать варианты срочного отъезда семьи за границу и, естественно, озаботилась состоянием своих, заграничных денежных активов.

В записке секретаря императрицы Ростовцева указывалось, что «за 1914 и 1915 гг. отчеты по сему капиталу не поступили и к 1 января 1916 г. о движении сего капитала сведений не имеется». Секретарь, прекрасно осведомленный о слухах «про шпионаж» императрицы в пользу Германии, тактично предлагал Александре Федоровне альтернативу: либо «оставить вопрос об отчетности по сему капиталу до окончания войны без внимания», либо «повелеть снестись по сему вопросу Министерством иностранных дел». Императрица прочла эту записку 30 декабря 1916 г. и предпочла оставить этот вопрос «без внимания».⁵⁷⁵

Говоря о заграничных капиталах царской семьи, можно упомянуть и об американском золоте. Правда, непосредственно к личным состояниям Романовых оно не имело отношения. Но, тем не менее, в ряде источников сообщается, что 12 января 1909 г. русское золото на сумму в $3 млн было доставлено из России на кораблях «Цесаревич» и «Слава» в порт Гибралтара. Там его перегрузили на пакетбот «Республика», шедший в США, который через две недели потерпел крушение и затонул у американских берегов.⁵⁷⁶

После 1917 г. многих из Романовых буквально спасла недвижимость, приобретенная ими ранее в европейских столицах и на курортах. Конечно, когда они покупали там дома, виллы и дворцы, они и предположить не могли, что это станет их главными активами после бегства из России в 1919-1920-х гг.

Так, когда великий князь Андрей Владимирович и его гражданская жена М.Ф. Кшесинская в феврале 1920 г. оказались в Италии буквально «в чем были», то денег им хватило только на то, чтобы добраться до французского местечка Кап дАй. Там их ждала вилла «Ялам», купленная до 1914 г. Андреем Владимировичем за 180 000 франков для М.Ф. Кшесинской. У младшего брата Николая II, великого князя Михаила Александровича, после его морганатического брака и последующего изгнания из России (с 1912 по 1914 г.), также появилась недвижимость во Франции и Англии.

Если говорить о царской семье, то недвижимость за границей начинает приобретаться при Александре II. После того как в апреле 1865 г. в Ницце на вилле «Бермон» скончался старший сын Александра II великий князь Николай (Никса), виллу с участком земли выкупили и на ее месте возвели храм в память об умершем цесаревиче. Тогда же, с учетом того, что императрица Мария Александровна, страдавшая легочными заболеваниями, постоянно на зиму уезжала во Францию, приобрели виллу «Бельведер» как летнюю резиденцию императорской семьи на Лазурном берегу.

Кроме того, в 1880-х гг. для Александра III купили домик близ стены Фреденсборгского парка в Копенгагене. Эта небольшая вилла получила название «Кайзер-виллы». Мотивация подобного приобретения следующая – царь даже на отдыхе занимался с секретными бумагами, которые ему регулярно привозили фельдъегеря из Петербурга, поэтому Александру III для работы требовалось «собственное» уединенное «режимное» помещение с соответствующей охраной и проверенной прислугой. Надо заметить, что царь очень ценил времяпрепровождение в Дании и ему комфортно работалось на его собственной «Кайзер-вилле». Этот домик изображен на «секрете» в одном из пасхальных яиц Фаберже, подаренном царем императрице Марии Федоровне в 1890 г., и на фарфоровой чашке, хранящейся ныне в Гатчине.⁵⁷⁷

Кайзер-вилла

Примечательно, что счета по содержанию виллы регулярно оплачивались Кабинетом вплоть до 1917 г. По крайней мере сохранилась переписка, датируемая 1915 г., по поводу смерти старого управляющего виллой и назначения нового, в письмах подчеркивалось, что «порядок, заведенный покойным государем императором», не должен быть изменен.⁵⁷⁸

Примечательно, что наряду с финансированием содержания «Кайзер-виллы» императрица Мария Федоровна как «примерная дочь» на протяжении многих лет высылала «деньги родителям». После смерти матери (королевы Луизы) она помогала деньгами отцу – датскому королю Христиану IX. Деньги переводились телеграфными переводами несколько раз в год. Так, 12 (25 февраля) 1914 г. в Копенгаген по телеграфу отправлен перевод на 8000 крон, или 4192 руб.⁵⁷⁹

Как правило, до 1914 г. деньги в Копенгаген переводились три раза в год, после получения Марией Федоровной очередного «жалованья» из Государственного казначейства, то есть за год в Данию уходило 24 000 крон. После начала Первой мировой войны частота переводов в Данию увеличилась до 4 раз в год. Увеличилась и сумма разового перевода до 8000 руб. В результате годовая сумма помощи составила 36 000 руб. Последний документально подтвержденный перевод в Копенгаген отправили в июле 1916 г.

Самым серьезным и известным приобретением недвижимости за пределами России стала покупка вдовствующей императрицей Марией Федоровной виллы «Hvidore» в 10 км от Копенгагена в 1906 г. Видимо, решение о покупке недвижимости на родине императрицы приняли после того, как манифест, подписанный Николаем II 17 октября 1905 г., не принес ожидаемой политической стабилизации. В декабре 1905 г. началось вооруженное восстание в Москве, с трудом подавленное лейб-гвардии Семеновским полком. В начале 1906 г. по России прокатилась волна крестьянских выступлений.

Вопрос о покупке виллы «Hvidore» перешел на уровень принятия решения в марте 1906 г. Цену вопроса для «российской стороны» обозначили в 280 000 руб.⁵⁸⁰ Эту виллу Мария Федоровна покупала «в складчину» со своей старшей сестрой, английской королевой Александрой.

В июне 1906 г. вилла была куплена, и еще 100 000 руб. изъяли из личных средств императрицы, для того, чтобы сделать ремонт и меблировать виллу. Эти средства получили от продажи «по биржевой цене» некоторого количества процентных бумаг, принадлежавших Марии Федоровне. Примечательно, что для этой финансовой операции требовалось получить высочайшее разрешение. Николай II, конечно, «дал добро» для продажи процентных бумаг «на известное Государыне Императрице назначение».⁵⁸¹

Надо сказать, вилла пригодилась. После того, как Мария Федоровна была вывезена из Крыма в апреле 1919 г. и, пожив некоторое время в Англии у своей старшей сестры, она переехала в Данию. Именно на вилле «Hvidore» прошли последние годы жизни Марии Федоровны.

После смерти Марии Федоровны в 1928 г. возник вопрос о разделе виллы по долям между наследниками сестер. Так, доля королевы Александры отошла к Георгу V. Однако английский король Георг V отказался от своей доли в пользу великих княгинь Ольги и Ксении, а также сына расстрелянного великого князя Михаила Александровича Георгия. Виллу продали за очень скромные 11 704 ф. ст., содержимое виллы тоже распродали. После того, как деньги поделили, великая княгиня Ольга Александровна в 1932 г. купила себе большую ферму Кнудсминне в 15 милях от Копенгагена.

Обустраивались в Европе и великие князья, которых высылали из России в конце XIX в. за морганатические браки. Так, Александр III в конце 1880-х гг. выслал из страны великого князя Михаила Михайловича, тот так и не вернулся в Россию. Поскольку законы империи не предусматривали формы материального обеспечения великих князей, высланных волей императора за границу, то размер их «эмигрантского жалованья» устанавливался самим царем. Об этом свидетельствует фраза в одном из писем Александра III к жене (31 мая 1891 г.): «Действительно, я приказал уменьшить его содержание наполовину, но все-таки он будет получать в год 60 000 рублей, кажется достаточно, он и этого не заслуживает».⁵⁸² Жил великий князь Михаил Михайлович в Лондоне, а летом встречался со своими родственниками в Каннах, где имел собственную виллу «Казбек».⁵⁸³

Любая война – это всегда серьезнейшее потрясение финансовой системы воюющих стран. И хотя летом 1914 г. очень многие ожидали, что начавшаяся война закончится «до осеннего листопада», военные, политики и финансисты, учитывая влияние и ресурсы противостоящих друг другу Тройственного союза и Антанты, прогнозировали серьезнейшие последствия этой войны для всего мира. И действительно, вскоре эту войну назвали Первой мировой, а по ее окончании прекратили свое существование три старейшие европейские монархии – в Германии, Австро-Венгрии и России. А деловой центр мира начал перемещаться из Старого Света в Новый, и на смену английскому фунту пришел американский доллар.

Как мы уже писали, накануне Первой мировой войны деньги царской семьи и многих великих князей разместили в виде процентных бумаг в банках Германии, Англии и Франции. К 1914 г. Англия и Франция являлись союзниками России по военно-политическому блоку Антанта, а Германия относилась к числу вероятных противников.

Несмотря на растущее напряжение во взаимоотношениях между Тройственным союзом и Антантой, Николай II последний раз посетил Берлин в мае 1913 г. Во время этого визита Николай II последний раз встретился с «дядей Вилли» – германским императором Вильгельмом II. Кстати, поводом для визита российского императора в Германию стала последняя общеевропейская свадьба кронпринцессы германской Луизы. В качестве подарка невесте Николай II вез брошь-колье за 4200 руб. и серьги.⁵⁸⁴ Через год, 19 июля (1 августа по н. ст.) 1914 г., Германия объявила России войну. Однако до этого трагического дня произошли важные события, имеющие отношение в том числе и к «денежным делам» российской императорской семьи.

Летом 1914 г. события начали развиваться обвальным образом. Основная хронология событий сводится к следующим хорошо известным фактам. Часть Сербии, небольшого государства на Балканах, была включена в XIX в. в состав Австро-Венгерской империи. На территории Сербии активно действовали националистические террористические организации, ставившие своей задачей возрождение единой Сербии. Одной из таких организаций была «Молодая Босния». 14 июня⁵⁸⁵ (27 июня) 1914 г. эрцгерцог Франц-Фердинанд участвовал в смотре войск близ Сараево. 15 июня (28 июня) 1914 г. эрцгерцог отправился в Сараево, где должен был выступить в местной мэрии. В этот день на улицах Сараево на наследника Австро-Венгерской империи покушались дважды, и последнее покушение закончилось гибелью не только Франца-Фердинанда, но и его беременной жены. Застрелил эрцгерцога 17-летний сербский террорист Гаврила Принцип.

10 июля (23 июля) 1914 г. правительство Австро-Венгрии обратилось к правительству Сербского королевства с ультиматумом, требуя прекращения антиавстрийской пропаганды, ареста причастных к покушению сербских офицеров и совместного расследования обстоятельств убийства эрцгерцога. Сербы отказались провести совместное расследование. И июля (24 июля) 1914 г. Россия отчетливо обозначила свою позицию в этом конфликте, поддержав Сербию, поскольку Россия традиционно покровительствовала балканским «братушкам» (и это ей всегда дорого обходилось). 12 июля (25 июля) 1914 г. Австро-Венгрия разорвала с Сербией дипломатические отношения. 15 июля (28 июля) 1914 г. Австро-Венгрия объявила Сербии войну. Россия 16 июля (29 июля) 1914 г. начала мобилизацию в пограничных с Австро-Венгрией военных округах. 17 июля (30 июля) 1914 г. в России была объявлена всеобщая мобилизацию. 18 июля (31 июля) 1914 г. Германия потребовала от России прекратить мобилизацию и, не получив официального ответа, 19 июля (1 августа) 1914 г. объявила России войну.

В дневниках Николая II эти события нашли свое отражение. 17 июня 1914 г., через два дня после гибели Франца-Фердинанда, Николай II принял военного министра В.А. Сухомлинова и великого князя Николая Николаевича (Младшего). 19 июня «на Ферме» (Фермерском дворце, близ Нижнего дворца в Петергофе) состоялось заседание Совета министров. Тема войны в дневнике Николая II отчетливо обозначилась 12 июля 1914 г. сразу после объявления ультиматума Сербии. В дневнике царя отмечено, что 8 пунктов ультиматума неприемлемы для независимого государства. В этот же день в Петергофе состоялось совещание царя с шестью министрами – «силовиками» «по тому же вопросу и о мерах предосторожности, кот[оторые] нам следует принять».

Последовательность этих событий, так или иначе, известна со школьных лет. Но нас интересует, как политические события повлияли на судьбу капиталов, хранимых императорской семьей в германских банках. При этом мы имеем в виду, что летом 1913 г., по словам министра финансов В.Н. Коковцева, из Германии были выведены значительные средства царской семьи по категорическому желанию Николая II.

Когда летом 1914 г. политический кризис в Европе начал стремительно нарастать, Николай II в условиях надвигавшейся войны, принял безотлагательные решения как по «государственным», так и по «семейным деньгам», хранившимся в германских банках. Реализовать решения царя должен был министр финансов Петр Львович Барк, участвовавший в заседании министров в Фермерском дворце 12 июля 1914 г. Видимо, именно на этом совещании было принято решение об эвакуации государственных активов из Германии. До начала войны с Германией оставалось ровно 7 дней. В последующие дни Николай II встречался преимущественно с дипломатами и военными.

Говоря об эвакуации денег из Германии, следует разграничивать государственные и личные вклады Николая II в германских банках. Так или иначе, но за эти 7 дней чиновники Министерства финансов России провели молниеносную операцию по изъятию русских ценных бумаг и «залогового золота» (того немногого, что осталось после финансового скандала 1880 г.) из берлинских банков. А поскольку буквально каждый час был на счету, то еще в ночь с 11 на 12 июля 1914 г. большая группа уполномоченных банковских служащих срочно выехала из Петербурга в Берлин и там за два-три дня изъяла русских ценных бумаг на 20 млн золотых рублей и успела перевести валюту в банки Лондона и Парижа.⁵⁸⁶

Все современные исследователи этой темы, как российские так и западные, сходятся в том, что государственные средства были выведены из Германии до 19 июля (1 августа) 1914 г. По мнению У. Кларка, министру финансов П.Л. Барку удалось вывести из Германии не менее 100 млн руб. Не будем дискутировать по поводу сумм, важно, что это были очень значительные суммы. Еще раз повторим, что П.Л. Барк не мог принять такое решение единолично, без консультаций с Николаем II, с учетом того что часть денег царских детей оставалась в Берлине.

Если принять эту версию за основу, то остается несколько вопросов. Во-первых, было ли время у российских финансистов для подготовки и проведения такой масштабной операции? Видимо, это время у них было. Складывается впечатление, что прорабатывать вопрос об эвакуации денег из Германии начали с лета 1913 г., после того как оттуда вывели часть денег детей Николая II. Вероятнее всего, что Министерство финансов и Военное министерство работали в контакте, а поскольку российская контрразведка отслеживала действия сербских террористов⁵⁸⁷, то для аналитиков не составляло труда просчитать возможные варианты развития событий еще в середине июня 1914 г.

Следует подчеркнуть, что тогда большой европейской войны желали очень многие. Россия, Германия, Англия и Франция вложили колоссальные средства в перевооружение своих армий, и вложенные средства необходимо было превратить в политические и экономические дивиденды. Поэтому, когда перспективы войны обозначились вполне отчетливо, Министерство финансов провело молниеносную, заранее спланированную и подготовленную операцию по изъятию государственных средств из германских банков. О том, что «болванка» такого плана была отработана заранее, личный состав для осуществления подобран, как и отработан алгоритм сложной операции, говорит сам факт отъезда банковских чиновников в ночь с 11 на 12 июля 1914 г. из Петербурга в Берлин. Видимо, у министра финансов П.Л. Барка и Николая II этот план был согласован, Барк не стал ждать совещания министров-силовиков и отправил чиновников своего министерства в Берлин заранее. После совещания 12 июля 1914 г. в Берлин отправили приказ о начале операции, официально завизированный Николаем II.

Во-вторых, если «государственные деньги» удалось вывезти из Германии, то были ли одновременно выведены из Германии в союзные страны «детские деньги» царской семьи? Если обратиться к мемуарным свидетельствам, то великий князь Александр Михайлович и великая княгиня Ольга Александровна упоминают в своих воспоминаниях об одном и том же примечательном «денежном» факте. По утверждению великого князя Александра Михайловича, министр Императорского двора граф В.Б. Фредерике «вопреки приказаниям государя незадолго до войны перевел за границу принадлежавшее государевым детям состояние. В качестве места хранения Фредерике избрал Берлин». Он указывает и сумму размещенную в Берлинском банке, – 7 000 000 руб.⁵⁸⁸

Великая княгиня Ольга Александровна вспоминала об этой финансовой операции следующим образом: «Перед 1914 г. министр финансов вместе с двумя ведущими банкирами, вопреки желанию императора, вложили все эти средства в немецкие ценные бумаги. Императора заверяли, что средства размещены надежно и крайне выгодно. В годы войны все пропало».⁵⁸⁹

Эти мемуарные свидетельства необходимо прокомментировать. Поверить утверждениям мемуаристов, что крупную сумму «детских денег» разместили в Берлине «вопреки приказаниям государя» совершенно невозможно. Таким уровнем принятия самостоятельных решений по финансовым вопросам В.Б. Фредерике, конечно, не обладал. Но оба мемуариста, очень близко стоявшие к императорской семье, пишут об этом. Причем почти одними и теми же словами.

Скорее всего, Ольга Александровна, которая надиктовывала свои воспоминания в 1950-х гг., просто воспроизвела соответствующий эпизод из воспоминаний Александра Михайловича, написанных в 1936 г. и с которыми великая княгиня, вне всяких сомнений, была знакома. Еще раньше, в 1933 г., в Париже были изданы мемуары министра финансов В.Н. Коковцева. Судя по всему, оба мемуариста просто «извлекли» этот эпизод из мемуаров министра финансов.

Так или иначе, для вышеупомянутых мемуаристов версия о «самовольном» решении Фредерикса объясняла факт наличия «детских денег» в Германских банках. Этот факт как совершенно достоверный обнародован еще в начале 1920-х гг. В результате мемуаристы «сдвигали» факт размещения «детских денег» в Германии с 1905 г. (об этой секретной операции, описанной выше, они не знали) на 1914 г. и возлагали ответственность за это решение на министра Императорского двора В.Б. Фредерикса. При этом государь Николай Александрович выглядит в их воспоминаниях как-то глуповато.

Как вариант, мы можем предположить, что если какие-то деньги могли быть переведены в Германию после 1906 г., то вряд ли накануне 1914 г., и уж тем более вряд ли «без ведома императора». Об этом свидетельствует документально подтвержденная сумма состояния царских дочерей, размещенная в Германии, на 1 июля 1914 г. Эта сумма на указанную дату составила 12 862 978 руб.⁵⁹⁰ (см. табл. 52).

Таблица 52.

Капиталы царских детей на 1 июля 1914 г.

Деньги царских детей финансовый представитель Романовых в Берлине – банк Мендельсона, должен был перевести в немецкие и британские акции с постоянным процентом выплаты дивидендов. Эти сведения секретарь императрицы Александры Федоровны граф Я.Н. Ростовцев и обер-гофмаршал граф П.К. Бенкендорф представили комиссару Временного правительства В.Ф. Головину летом 1917 г.

После того как в июле 1914 г. из Германии стремительно вывели российские активы, «детские деньги» так и остались в Германии, обесценившись в ходе войны. Возникает вопрос, почему из Германии вывели только государственные активы, а деньги царских детей так и остались лежать в германских банках? Можно предположить, что именно «детские деньги» послужили прикрытием для успешного вывода «государственных денег» из Германии. Так же накануне войны не предпринималось никаких попыток вывести из Германии деньги императрицы Александры Федоровны.

Вполне возможно, что сам факт размещений крупных сумм на «детских счетах» в Германии «незадолго до войны» и «вопреки воле императора» был частью «плана прикрытия» действий Военного министерства и Министерства финансов по эвакуации государственных сумм из германских банков на случай возможного начала войны. Эта операция могла быть проведена только с ведома императора Николая II, тот сознательно пошел на крупные «личные» финансовые потери во имя обеспечения государственных интересов. Другими словами, Николай II вполне мог сознательно пожертвовать деньгами своих детей, для того чтобы обеспечить успешный вывод государственных миллионов из Германии.

Надо заметить, что такое решение вполне вписывается в психологический портрет императора, для которого интересы России всегда оставались важнее личных интересов. Он, конечно, не был ангелом во плоти, как его подчас изображают наши современники. Он – политик, со всеми издержками этой сомнительной профессии, но в том, что он был патриотом, ставившим интересы Родины выше личных интересов, сомневаться не приходится. Самодержавие вообще по своей природе моральнее и «честнее» пресловутых демократических институтов власти. Николай II был патриотом и государственником по статусу и рождению, а не тем глуповато-безвольным царем, чьи деньги, «вопреки его воле», разместил в германских банках министр Двора накануне большой войны.

Известно, что с началом войны Николай II и все его родственники на семейном совете Дома Романовых решили закрыть свои личные счета за границей и перевести все средства в Россию. Опять-таки инициатором этого решения выступил Николай II. Когда в 1920-х гг. уцелевшие Романовы активно искали миллионы царя, то они запрашивали о них, прежде всего, последнего министра финансов царской России П.Л. Барка. И хотя Барк был профессионально крайне скуп на подобную информацию, один из мемуаристов приводит разговор между П.Л. Барком и Павлом Чавчавадзе: «Барк сообщил моему отцу, что в Англии был счет под кодом ОТМА (Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия). Во время войны Николай II велел Барку ликвидировать этот счет и вернуть средства в Россию, тем самым подав пример остальному русскому обществу. Барк попытался отговорить императора от такого решения, но, по его словам, впервые при нем император вышел из себя. Изъятие денег было осуществлено, и большинство представителей общества (но не все) последовали его примеру».⁵⁹¹

Впоследствии обесценившиеся «германские» деньги царских детей обнаружили наследники расстрелянной царской семьи в 1920-х гг. После длительного судебного процесса в январе 1934 г. царские «детские деньги» в Берлине признали к выплате. Их должны были разделить Ольга Брасова (жена великого князя Михаила Александровича, младшего брата Николая II), великая княгиня Ольга Александровна, великая княгиня Ксения Александровна (младшие сестры Николая II), Виктория Баттенбергская и Ирэна Гессенская (сестры императрицы Александры Федоровны), а также герцог Эрнст Людвиг Гессенский (брат императрицы Александры Федоровны).⁵⁹²

Возвращаясь к войне 1914 г., следует упомянуть и о данных, опубликованных в последние годы. Исследователь темы «царского золота» проф. В. Сироткин, ссылаясь на книгу «Потерянное сокровище царей» английского бизнесмена, журналиста и историка-любителя Уильяма Кларка, упоминает о так называемом «залоговом золоте», которое царское правительство размещало в Англии, Франции и США во время Первой мировой войны для обеспечения военных поставок в Россию.

В своей книге У. Кларк упоминает о пяти «золотых посылках», отправленных царским правительством в банки стран-союзников: в октябре 1914 г. на английском военном транспорте «Мантуа» под охраной крейсера «Драк» через Архангельск и Белое море.

На корабле находилось золото на 8 млн ф. ст., или 75 млн 120 тыс. зол. руб.; в декабре 1915 г. – 10 млн ф. ст.; в июне 1916 г. – 10 млн ф. ст.; в ноябре 1916 г. – 20 млн ф. ст.; в январе 1917 г. – 10 млн ф. ст.

Всего с октября 1914 по январь 1915 г. за границу отправлено русского золота на 68 млн ф. ст. В последнем транспорте, отправленном в январе 1917 г., по утверждению У. Кларка, отдельными коносаментами (местами) грузилось и личное золото семьи Николая II. У. Кларк ссылается на воспоминания близкой к императрице Александре Федоровне дамы Лили Ден, та в своих воспоминаниях упомянула о том, что Александра Федоровна, будучи уже под арестом весной 1917 г. в Александровском дворце Царского Села, говорила в присутствии А.А. Вырубовой, что семья располагает отныне достаточными средствами «в золоте и ценных бумагах» за границей, чтобы жить безбедно и в эмиграции.⁵⁹³

В январе 1917 г. 2244 ящика с золотом в слитках и в золотых монетах отправлялись в США из Владивостока на закупки оружия. При этом 5,5 т «личного золота» Николая II должны были быть переправлены из США в «Бразерс Бэрринг Банк» в Лондоне. Эти 5,5 т составляли 20 млн ф. ст., или 187 млн золотых рублей. В накладной стоимость золота не была указана. Сама финансовая операция обеспечивалась секретной антанто-русской финансовой конвенцией № 3 (январь 1917 г.). Однако царское золото не дошло ни до США, ни до Англии, поскольку было 16–19 марта 1917 г. захвачено Японией и вывезено в порт Майдзура на крейсерах «Касима» и «Катори» как военный трофей.⁵⁹⁴

После этих событий прошло 10 лет, которые вместили и две революции в России, и Гражданскую войну, и массовую эмиграцию из России. Когда в 1928 г. в Дании скончалась вдовствующая императрица Мария Федоровна, в Европе начались активные поиски «царских активов». Деньги были нужны всем, и эмигрировавшим из России ближайшим родственникам Николая II, и многочисленным самозванцам. Для того чтобы прояснить ситуацию с «царским золотом», в феврале 1929 г. было собрано компетентное совещание из тех представителей русской эмиграции, кто мог что-либо знать о следах «царского золота» в европейских банках. В совещании приняли участие бывший министр финансов царского правительства граф В.Н. Коковцов⁵⁹⁵, последний министр финансов Временного правительства М.В. Бернацкий⁵⁹⁶, Л.Ф. Давыдов, начальник канцелярии Министерства Императорского двора князь С.В. Гагарин и барон Б.Э. Нольде⁵⁹⁷, юрисконсульт Министерства иностранных дел при царском правительстве, а затем заместитель министра иностранных дел Временного правительства.

На этом совещании В.Н. Коковцев рассказал об эпизоде июня 1913 г., связанном с возвращением золота царских детей в Россию. В заключении В.Н. Коковцев констатировал: «Я думаю также, что никаких ценностей, принадлежащих Государевой Семье, не могло быть и в других европейских странах, по крайней мере, мне приходилось слышать, что Временное Правительство пыталось наводить об этом справки в первые месяцы своего существования, в частности в Лондоне, но получило совершенно отрицательные ответы». Таким образом, по мнению бывшего министра финансов В.Н. Коковцева, царских денег не было ни в Германии, ни в Англии.

Князь Гагарин, со слов не присутствовавшего на заседании графа М.Е. Нирода, заявил: «По имевшимся у нас неофициальным сведениям, во время бывших в России в 1905–1906 гг. беспорядков, по распоряжению Министра Императорского Двора, были переведены за границу принадлежавшие Августейшим детям Государя Императора суммы в размере, кажется, около 4–4,5 млн руб. Средства эти образовались путем накопления отпускавшихся, согласно Основным законам, ассигнований на содержание детей Царствующего Императора. Деньги эти были помещены на хранение в Банкирский Дом Мендельсона в Берлине. Были ли они перевезены обратно в Россию, нам неизвестно».

В результате совещания 1929 г. его члены пришли к выводу, что «можно считать, что никаких сколько-нибудь значительных имуществ за границей у Государя Императора и Его Августейшей Семьи не было и что, по всей вероятности, то немногое, что лежало на счетах Августейших Дочерей в Германии, подверглось последствиям инфляции и практически более не существует». Протокол этого совещания был опубликован в марте 1930 г. «в извлечениях» в парижской газете «Возрождение».