• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Теперь попытаемся рассмотреть такой сложный, неоднозначный и таинственный вопрос, как религиозный мир индейцев. Жизнь индейца не ограничивалась лишь внешним миром; помимо охоты, земледелия, войны и семьи не менее важной частью его жизни был мир его верований, его внутренней духовной связи с потусторонним миром. Буквально каждая пора повседневной жизни первобытных людей была пронизана постоянно ощущаемой ими незримой связью со сверхъестественными силами. Для первобытных и древних людей тот потусторонний мир, в который они верили, не был манящим и мерцающим вдали идеалом, о котором вспоминают время от времени, – они не отделяли мир светский от мира религиозного. Неведомый, потусторонний, сверхъестественный мир постоянно существовал вокруг них, рядом с ними, перемешивался с миром их повседневной жизни и буквально вплетался в каждый их шаг на этой земле. Все, что человек видит вокруг себя, к чему он прикасается и чем он пользуется, является воплощением потустороннего мира, частью невидимой божественной сущности.

Точка зрения, что окружающий мир состоит из одушевленных, отражающих высшую сущность предметов и является «живым», говоря научным языком, называется аниматизмом; воплощающуюся в предметах окружающего мира сущность называют мана. Североамериканские индейцы называли это по-разному. Сиу называли высшую силу, воплощающуюся в окружающих предметах, вакан или ваконда; племена алгонкинской языковой группы – манито или манидо; ирокезы – оренда. Высшая сила может воплотиться в людях, пользующихся уважением и влиянием: это могут быть вожди племен, жрецы, мастера ремесел, выдающиеся воины. Если же считалось, что высшая сущность воплощается в различных божествах и демонах (такая точка зрения называется анимизм), то это означало, что во всех окружающих предметах живут духи, призраки, чудовища, а также различные существа, обитающие в заброшенных деревьях, реках, горах и время от времени выходящие оттуда наружу. Индейские племена, как и все первобытные и древние люди, поклонялись многим божествам, то есть были политеистами, хотя признавали, что какое-то из божеств может быть более могущественным, чем остальные. Среди индейцев не было атеистов, поскольку у первобытных людей в большей степени, чем у кого-либо, религиозные верования являются фактически инстинктивными, ибо, как у них принято считать из поколения в поколение, все их благополучие зависит от того, насколько строго они следуют религиозным правилам и предписаниям.

Конечно, следует различать отношение к верованиям у нас и у индейцев. Для нас вера – это нечто чистое и возвышенное, имеющее свой собственный, очень высокий смысл, идущий значительно выше и дальше забот повседневной жизни. Для индейцев их верования были самым откровенным и непосредственным образом связаны с их ежедневными практическими потребностями: при помощи определенных ритуалов они вызывали то или иное божество, чтобы обратиться к нему с конкретной просьбой. Другими словами, добивались божественного вмешательства, чтобы что-то получить. Конечно, христианин во время молитвы тоже просит о божественном вмешательстве для того, чтобы приостановить или изменить существующий естественный ход событий, но он делает это скромно, стыдливо, смущаясь, потупив взор. Индеец же был убежден, что если он правильно произносит молитву, то вызываемые им духи должны повиноваться ему и немедленно сделать то, что он хочет. Более того, индеец считал, что он нужен духам в не меньшей степени, чем они ему: он мог ругать их, угрожать им и даже наказывать. Вопросы этики и морали его не интересовали; он не просил высшие силы сделать его лучшим, более совершенным и более достойным; он просто хотел, чтобы любое его пожелание было выполнено немедленно.

Человеком, который мог осуществлять контакт с силами потустороннего мира, а возможно, и повелевать ими, являлся шаман. Слово шаман было пущено в обиход живущими на территории Сибири тунгусами – потомками тех сибирских охотников, которые на заре истории человечества пришли в Северную Америку через Берингов пролив. Во многих племенах шаман был единственным, кто мог общаться с высшими силами, являясь обладающим исключительными правами посредником между ними и соплеменниками. В ряде племен, помимо шаманов, были жрецы – часто это были сэчемы, или племенные мудрецы, которые должны были выполнять определенные вверенные им религиозные функции. Аналогично тому, как у индейцев были добрые и злые духи и божества, у них также проводилось различие между добрыми и злыми чарами, между хорошей – «белой» и плохой – «черной» магией. Последняя обычно называлась колдовством, и порой шаман обладал пугающими людей колдовскими чарами. Однако те, кто обладал способностями и наклонностями к черной магии, предпочитали держать это в тайне: у индейцев колдуны и ведьмы не пользовались уважением и авторитетом в обществе, как и в средневековой Европе. Для осуществления своих тайных манипуляций индейским колдунам, как и любым другим, требовалось что-нибудь очень тесно связанное со своей жертвой. Для этого подходили прядь волос, капля крови, засохшая слюна, часть ногтя. Неудивительно, что индейцы тщательно следили за тем, чтобы все сугубо личные вещи и предметы сжигались, закапывались, были надежно спрятаны или оберегались различными табу и священными запретами. Иногда колдун обладал настолько сильными чарами, что мог нанести вред, используя такие нематериальные символы, как тень человека, его спящая душа или невидимый ореол вокруг него – аура. В таком случае единственный способ нейтрализации колдуна состоял в том, чтобы как можно скорее его убить.

Выше мы говорили о богах, богинях и жрецах. Следует иметь в виду, что большинство индейских племен Северной Америки не имело, по меркам народов, находящихся на очень низком уровне развития, какой-то оформленной системы религиозных верований, которую можно было бы четко и последовательно изложить. Их верования были очень простыми.

Одни племена верили в существование высшей божественной сущности, другие – нет. У тетон-дакотов это был Вакан Танка, Великий Бог. У индейцев мойаве таковым считался Матавилья, родителями которого были земля и небо. У большинства племен была своя мифическая история сотворения мира. У индейцев помо, живших в Калифорнии, главным божеством считался Мадунда; а у «пяти цивилизованных племен» юго-востока – Высший Дух, обитающий высоко над землей, в то время как земной мир представлял собой четырехугольную поверхность, которая покоилась на воде. Индейцы пуэбло считали, что создательницей мира является Заботливая Женщина, или Бабка Паука, а эскимосы и их южные соседи – атабаскские племена, полагали, что мир обязан своим существованием хитрому, веселому и озорному божеству по имени Черный Ворон. Он создал мир в форме плоского блюда, покоящегося на четырех деревянных опорах так, чтобы неосторожные охотники сваливались с краев в зияющую пустоту. Племена северо-запада были убеждены, что мир был совершенно бесформенным, когда Черный Ворон его нашел; он-то и придал миру его нынешний вид. В то же время северо-западные племена не имели устоявшихся представлений о создании мира и считали, что мир, возможно, является творением каких-то неведомых сверхъестественных существ. Расположенные неподалеку племена близлежащих плоскогорий считали, что мир, возможно, является божественной шуткой, поскольку тот, кого они считали создателем мира, – Койот, существо весьма двусмысленное, так как на самом деле является лишь одним из воплощений настоящего создателя – Обманщика или Шутника, который появляется в разных воплощениях по всему континенту. Обычно создатель мира не считался всемогущим и единственным в своем роде; он рассматривался как один из множества божеств.

Многие индейские божества принимали обличье птиц, животных и пресмыкающихся, причем могли иметь как приятный и привлекательный, так и отвратительный и отталкивающий вид. Их прообразом было одно из тех живых существ, которое обитало на территории проживания данного племени. Практически любое живое существо дикой природы на территории Америки и Канады считалось священным у того или иного сообщества. То же относилось и к окружающей природе и природным явлениям: солнце, луна, звезды, ветры, а также горы, леса, озера, реки, причудливые холмы и возвышенности, молния, гром, буря и радуга – все это считалось либо воплощением, которое приняли божества, либо жилищем-обителью духов-хранителей.

Рядом с божествами, имевшими природное воплощение, находились и те, кто воплощал себя в человеческом облике. Много таких божеств мы встречаем у индейцев навахо; их очаровательные изображения можно увидеть как на вышитых узорах, так и на превосходных рисунках, выполненных на песке. Навахо считали себя прямыми потомками нескольких родов Первородных Людей, которые сначала жили под землей, а потом поднялись на поверхность через барсучью нору в южной части Колорадо. Мир разделен на Верхний, населенный Священными Небожителями, и Нижний, где живут Люди с Поверхности Земли. Во главе небожителей находится Бирюзовая Женщина; ее также называют Имеющая Много Обличий. Она является сестрой луны и женой солнца, от которого она родила существующий мир. Луна, которую называют Женщина из Белой Раковины, живет в западной части океана, и солнце каждую ночь посещает ее. Помимо божеств, напоминающих людей, у навахо было также много божеств, связанных с природой: это Люди Дождя, Люди Грома, Люди Змеи, а также вездесущий Койот, который, балуясь и веселясь, перемешал звезды на небе, которые были выложены в определенном порядке. Что касается змей, то индейцы относились к ним с восхищением и поклонением. Так, змеи были объектом особых культовых ритуалов у многочисленных племен зуни и криков, живших на обширной территории, соответственно на юго-западе и юго-востоке.

Каким образом индеец общался со столь многочисленными божествами, когда хотел либо умиротворить их, либо о чем-то попросить?

Когда индеец хотел обратиться к своему личному духу-хранителю, он уходил один к его местообитанию. Религия индейцев имела как сугубо индивидуальную, так и групповую составляющую. Не только каждый индеец лично поклонялся какому-то определнному божеству; у его рода также было свое божество, так же как и были свои божества и у всего племени. Оказавшись один у местообитания охраняющего его духа, индеец постился, сосредотачивался и предавался размышлениям, всячески изнурял себя, простирался ниц и просил духа явиться.

В поселении, с соблюдением всех принятых правил, произносилась общая молитва. К божествам обращались либо под открытым небом, что делалось посредством песнопений и плясок, либо в святилище перед алтарем. Наличие святилища, располагалось ли оно в типи или в землянке, было главной характерной чертой любого индейского поселения. Вход был неизменно обращен на восток, навстречу лучам восходящего солнца; иногда делались дополнительные входы, обращенные на запад, юг и север. У сиу входное отверстие на крыше располагалось на востоке, чтобы можно было начинать молитвенные церемонии одновременно с тем, как первые лучи Отца-Солнца соприкоснутся с языками пламени в священном очаге, расположенном на земляном полу святилища.

Во всех святилищах горел священный огонь, который посвящался различным божествам либо же непосредственно богу огня. Если в святилище имелись подпирающие опоры, то и они посвящались различным божествам; индейцы арикара посвятили четыре опоры Восходу, Грому, Ветру и Ночи соответственно. В определенных местах в святилище размещались священные камни, священные связки и другие мистические предметы; флаги, эмблемы, ленты, бубны и барабаны шаманских и военных обществ развешивались на стенах и опорах, подобно тому как размещают распятия в христианских храмах. В самом священном месте располагался главный алтарь, где постоянно должен был гореть огонь, за которым следил специально назначенный жрец или старейшина. Во время важной церемонии в огонь бросали бревна, чтобы он ярко вспыхнул. Поверх бросали благоухающие травы и просмоленные сучья; били в бубны, потрясали трещотками, а собравшиеся ходили кругами вокруг огня.

Рядом со святилищем располагалось сооружение, также имевшее важное религиозное значение: это было так называемое «место для потения», или, попросту говоря, баня. Как мы уже говорили, баня имелась практически около каждого индейского жилища, была она и возле святилища. Это место пользовалось особой популярностью у индейцев, и они считали, что на небесах также имеется роскошная баня, которой пользуются боги. Племя винтунов из долины Сокраменто считало, что Олеблис, Небесный Отец, живет в роскошных банных покоях, сделанных из белого дуба и украшенных благоухающими цветами.

Индейская баня являлась предшественницей сегодняшней сауны. Пар образовывался за счет того, что горячие камни поливали холодной водой. Даже сегодняшний городской житель, посещающий сауну после партии в гольф или теннис, знает, что она не только открывает все поры тела, но и благотворно влияет как на ход мыслей, так и на душевное состояние. Индейцы были убеждены, что, когда человек хорошо потеет в бане, он вступает в контакт с небесными силами. Делавары использовали баню для испытания выдержки и самообладания человека. Они считали, что, если человек выдерживает жар до полубессознательного состояния, а тем более дольше, он получает очень хороший урок духовного закала. У некоторых племен считалось, что жрецы и шаманы, перед тем как осуществлять возложенные на них обязанности, должны пройти в бане обряд омовения и очищения.

Из всех известных на сегодняшний день индейских религиозно-церемониальных сооружений наибольшее впечатление производят знаменитые кивы, соединяющие в себе и святилище, и баню; построены они были людьми культуры анасази, жившими на юго-западе. Мы рассказывали об этих людях в первой главе этой книги. В частности, упоминали об огромных по размеру и прекрасно выполненных каменных кивах, датируемых 750–1250 гг. н. э., которые активно использовались многочисленными сообществами, проживавшими в Чако-Каньоне, Ацтеке и многих других местах. Мы видели, что только в «доме-поселении» Пуэбло-Бонито в Чако-Каньоне было не менее 32 кив, включая три Большие кивы, расположенные в просторном внутреннем дворе этого «дома-поселения»; центральная кива расположенного поблизости «дома-поселения» Каса-Ринконада была возведена на отвесной скале и имела 19,5 м в диаметре. Вообще в Чако-Каньоне было очень большое количество кив.

Кива играла большую роль в жизни людей культуры анасази. Спускаясь в эти подземные или полуподземные сооружения, в которые они превратили обычные земляные отверстия времен периода «корзинщиков», они ощущали единение с землей, с ее божествами и находили радость и успокоение, так же как когда-то они нашли убежище и защиту, спустившись в скальные укрытия и пещеры. Кива могла служить и святилищем, и домом; но не надо забывать, что мир верований индейца был неотделим от его повседневной жизни и пронизывал буквально каждую ее пору. Помимо места для религиозных церемоний и обрядов, кива была также местом обсуждения важных для сообщества вопросов – здесь нередко случались жаркие споры. Она была местом, где можно было пообщаться, укрывшись как от зимней стужи, так и от летнего зноя. В киве обычно присутствовали только мужчины; женщин сюда приглашали в особых случаях. Внутри кивы располагались четыре мощные, вкопанные в землю опоры, державшие огромный деревянный каркас, на котором лежала крыша. В помещении находились каменные скамьи, ямы для разведения огня, кладовые, банные отделения; в стенах были сделаны углубления для размещения там священных и культовых предметов и образов. Человек мог спокойно прожить в киве неделю, не покидая ее, что наверняка часто и делалось. Восстановленная Большая кива в нынешнем Азтеке, штат Нью-Мексико, действительно представляет собой великолепное сооружение. Для того чтобы попасть в этот компактный, пропорциональный, имеющий цилиндрическую форму подземный храм, нужно пройти 14 ступеней вниз на глубину 3,6 м вдоль легких лестничных пролетов. Здесь древние обитатели поселения могли вздремнуть, отдохнуть, поспорить, удобно развалившись и расслабившись. Здесь шаманы и заклинатели дождя плясали вокруг мерцающего огня в своих причудливых одеяниях с рогами на голове, и их натертые маслом и благовониями тела блестели в рубиновых отблесках пламени. В Коронадо-Моньюмент, заброшенном поселении пуэбло на берегах Рио-Гранде, рядом с Альбукерке, на главной площади расположена Цветная кива, спуститься в которую можно по лестнице через крышу. На стенах можно увидеть изображения птиц, животных, зарисовки труда земледельцев; своей простотой и непосредственностью они напоминают изображения в одной из гробниц знатных людей в Долине царей в окрестностях Луксора в Египте. Как и в Древнем Египте, это изображение передает чистый и легкий душевный настрой земледельцев, живущих в первозданной гармонии с природой.

Не следует думать, что кива – это только памятник древней истории. Она и сегодня играет важную роль в жизни потомков людей анасази, которые живут в более чем 20 пуэбло, разбросанных вдоль Рио-Гранде и ее притоков. Кива сразу бросится вам в глаза, когда вы зайдете в одно из этих поселений; вы увидите лестницу, выводящую наружу через крышу этого удивительного сооружения. Ну а во время праздника вы сможете услышать бой барабанов, исполняющих магическую музыку подземных божеств, которая струится из-под земли. Затем вы увидите, как из входного отверстия кивы появляются музыканты и танцоры, напоминая извивающуюся змею, выползающую из глубин на поверхность; раскачиваясь и пританцовывая, они движутся в пыли по площади под жаркими лучами солнца. Остается только сожалеть, что вы не местный житель и поэтому не можете спуститься внутрь кивы и узнать, какие секреты и тайны нашептывают боги в недрах земли.

Какие основные праздники и ритуалы отмечали и проводили индейцы как под открытым небом, так и под сенью своих святилищ?

В первую очередь это были традиционные праздники, связанные с наиболее важными событиями в жизни каждого из членов племени.

К таковым относили рождение, наступление зрелости, свадьбу и смерть.

Празднования, связанные с половым созреванием и посвящением в мужчин и женщин, были особенно торжественными и впечатляющими. У современных навахо и апачей процедура вступления мальчиков и девочек во взрослую жизнь длится в течение четырех дней. У навахо этот ритуал называется киналда. Девушек специально наряжают так, чтобы они были похожи на прекрасную Бирюзовую Женщину. Они готовят кукурузную муку и принимают участие в конных состязаниях. И мальчики и девочки танцуют вместе с персонажами в масках богов; в конце концов, они и сами надевают маски. В течение всего четвертого дня праздника все племя участвует в безостановочных песнопениях, которые продолжаются целый день. У апачей танцоров, участвующих в празднике, называют Ганами, или Духами Гор. Они одеты в черные капюшоны, юбки-передники, на голове – высокий головной убор. Ганы с громкими, пронзительными криками кружатся вокруг священного огня, размахивая деревянными мечами.

Из всех ритуалов для индейцев наиболее важными были ритуалы, связанные с животными и птицами. Изображение их во время ритуала было важно для индейца по ряду причин. Если во время ритуального танца индеец был украшен перьями или мехом птицы или животного, считавшихся священным для его рода, то он, соприкасаясь с этим священным существом, как бы впускал внутрь себя его дух и таким образом укреплял свою внутреннюю силу. В отличие от белых индейцы, как и все первобытные народы, считали себя низшими существами по сравнению с животными и птицами. Ведь те и быстрее, и зорче; они обладают более острым слухом и более развитым чувством опасности. Они могут летать и жить в норах под землей. Они живут в большем согласии и гармонии как друг с другом, так и с природой. Они тратят меньше усилий на добычу пропитания; им не нужны дома, одежда и оружие, столь необходимые уязвимому и раздетому человеческому роду. Поэтому человек должен был придумать такие ритуалы, при помощи которых он мог бы попытаться овладеть невероятными возможностями, а также теми качествами и способностями, превосходящими его собственные, которыми обладали эти более совершенные по сравнению с ним создания.

Индеец чувствовал, что, хотя он и вынужден убивать зверей и птиц, чтобы добыть пропитание и другие необходимые предметы жизнеобеспечения, он тем не менее при этом совершает преступление против природы и повинен в нем. Ради собственного выживания он нарушает гармоничную красоту вселенной своими разрушительными действиями. К несчастью, это было для него необходимо; поэтому перед охотой он проводил ритуалы, которые должны были помочь ему получить необходимую добычу. После охоты он отправлял другие ритуалы, прося прощение у природы и пытаясь умилостивить ее, чтобы хоть как-то загладить свою вину. Хотя охота была азартным и увлекательным занятием и индеец был удовлетворен, когда она была успешной, он в то же время испытывал сожаление и угрызения совести, что ему пришлось убить прекрасных детей природы – своих братьев и сестер. Поэтому он старался добывать на охоте только то, что было необходимо, чтобы свести к минимуму тот ущерб, который он наносил живой природе, вмешиваясь в естественный ход ее жизни.

Помимо ритуалов, связанных с животными, у индейцев существовали ритуалы, связанные с сельским хозяйством и различными сельскохозяйственными культурами, поскольку растительный мир был такой же частью природы, как и животный. Как и люди, природа вокруг рождалась, расцветала, увядала и умирала; этим фазам соответствовали весна, лето, осень и зима, и каждая из них ознаменовывалась посвященными ей ритуалами. Как существует незримая, мистическая связь между людьми, с одной стороны, и птицами и животными – с другой, в силу которой они непостижимым образом образуют единое целое и являются друг другу братьями и сестрами, так существует и подобная связь между людьми и богами, в силу которой люди являются их помощниками и младшими партнерами. Люди удостоены чести помогать богам вращать колесо жизни вселенной. А помощь богов необходима на каждом этапе земледельческого процесса. Специальные ритуалы посвящались вспахиванию земли, засеванию ее семенами, успешному их вызреванию и уборке урожая. Особые ритуалы проводились, чтобы вызвать дожди, отвести засуху, обеспечить богатый урожай и минимальные потери при его уборке. Каждая основная сельскохозяйственная культура имела свой праздник: Праздник тыквы, Праздник фасоли, Праздник желудей, Праздник клубники – они должны были обеспечить поступление необходимого продовольствия.

Самым важным из всех сельскохозяйственных ритуалов был Праздник кукурузы, сопровождавшийся Пляской кукурузы. Вот что писал по этому поводу в XVII в. один францисканский монах, являвшийся очевидцем происходящего: «Если вы внимательно приглядитесь к индейцам, то убедитесь, что все, что они говорят и делают, связано с кукурузой. Практически они обожествляют ее. Они проводят столько много времени на кукурузных полях, заботясь о них и осуществляя многочисленные ритуалы, при этом совершенно забывая о женах, детях и вообще обо всем на свете, как будто единственной целью жизни для них является выращивание и сбор урожая кукурузы».

Святой отец мог спокойно убрать слово «практически». Индейцы на самом деле обожествляли кукурузу. При обращении к ней ее называли «мать» и «отец». Ей был посвящен целый ряд праздников: Праздник свежесобранной кукурузы, Праздник зеленой кукурузы, Праздник молодой кукурузы, Праздник спелой кукурузы. О том, как проводятся эти ежегодные праздники в пуэбло, расположенных на Рио-Гранде, подробно рассказывается в работах ряда антропологов, в частности Элси К. Парсонс, а также в книгах Х.Б. Александера «Обод Земли», Д.Х. Лоуренса «Мексиканские рассветы» и «Неведомый мир», написанной автором данной книги. Присутствовать на подавляющем большинстве этих праздников могут все желающие; эти мероприятия представляют собой очень красочное и яркое зрелище. О том же свидетельствуют и очевидцы этих праздников у других индейских племен: в частности, Праздника зеленой кукурузы у ирокезов и других племен востока и юго-востока.

Церемония праздника практически везде одинакова. Первый день посвящается благодарственным славословиям и здравицам, церемониальному выкуриванию табака и различным религиозным ритуалам. Второй день полностью занят ритуальными танцами и плясками; третий – сольными и хоровыми песнопениями; а четвертый, последний посвящен разного рода играм. Вечером каждого дня проходят пиры и веселья; все отведывают пиршественное блюдо – сакоташ, которое представляет собой тушеное ассорти из зеленой кукурузы, фасоли, тыквы и свинины, и воздают хвалу и благодарность Великому Духу, Властелину Кукурузы и всего живого. В каждом пуэбло на Рио-Гранде существует свой вариант Пляски кукурузы, и, хотя во время церемонии запрещается записывать на магнитофон и фотографировать, присутствовать на ней и увидеть все собственными глазами могут все желающие.

Если Пляска Кукурузы была главным ритуалом земледельческих племен, то у охотников района равнин главным и обязательным ритуалом была Пляска солнца. Это был очень зрелищный и сложный ритуал, проводившийся повсеместно от Манитобы (провинция в Канаде) на севере до Техаса на юге.

Очень часто он не только продолжался четыре дня, но ему еще и предшествовала четырехдневная подготовка. В большинстве случаев Пляска солнца совмещалась с Пляской бизона, поскольку именно охота на бизона была основным источником питания.

Наиболее интересно и захватывающе этот ритуал проводился у дакотов, шайенов, манданов и арапахо. Ритуал проводился в середине лета, когда Ваканда, как некоторые племена называли солнце, находился в зените своей яркости, блеска и могущества. Первые три дня отводились на то, чтобы водрузить Столб Солнца, от которого проходила Тропа Солнца, ведшая к Дому Солнца.

В последний день происходило действо, которое можно назвать драматической постановкой, оказывавшей огромное психологическое и физическое воздействие как на участников, так и на зрителей, поскольку все делалось «вживую». Эта физически болезненная, требовавшая умения переносить боль церемония, которая называлась Окипа, не просто показывала те или иные эпизоды из жизни воина, но демонстрировала силу человеческого духа и стремление человеческой души вырваться на свободу из телесных пут. Она состояла из четырех актов, каждый из которых был посвящен, соответственно, пленению воина, пыткам, которым он подвергался, его пребыванию в плену и освобождению. Это была полная живых страстей и переживаний первобытная драматическая постановка эпического характера, в которой присутствуют мотивы, созвучные теме Распятия и Крестных мук; она бросала в холодную дрожь тех белых, которым разрешали при ней присутствовать. Наблюдавшие за ней индейцы наносили себе порезы, а также колотые и рваные раны; а иногда отрезали себе пальцы.

В начале постановки добровольно пожелавшие принять в ней участие берутся в плен членами Общества бизонов или какого-либо другого военного общества. Пленников связывают, подвергают насмешкам и унижениям, а затем пытке: им вгоняют заостренные деревянные колья под обе лопатки либо в мышечную ткань груди и спины, причем делая это как можно жестче и болезненнее. Подвергающийся пытке должен был не проронить ни звука и смеяться в лицо своим мучителям, когда длинные деревянные гвозди загонялись в его тело.

К концам этих «гвоздей-вертелов» были прикреплены кожаные ремни. Они перебрасывались либо через ветви деревьев, стоявших рядом со Столбом Солнца или Столбом Бизона, либо через балки крыши Дома Солнца; воина вздергивали вверх, и он повисал в воздухе, корчась и извиваясь; лишь на короткое время его опускали вниз, давая передохнуть. В эти моменты к нему подбегали женщины, чтобы отереть кровь. Однако и во время этих передышек испытание продолжалось: он должен был смотреть широко открытыми глазами прямо навстречу лучам палящего солнца.

В третьем акте стоявшие вокруг и наблюдавшие за происходящим «зрители» начинали петь Песни пленения, и действие начинало постепенно приближаться к кульминации. Она наступала в четвертом акте, когда измученный и изможденный человек собирал все оставшиеся силы, чтобы вырваться на свободу из державших его пут. Пытаясь стащить себя с пронзавших его кольев, он громко призывал друзей, а также просил свое вооружение, особенно самые тяжелые по весу его виды, помочь ему всей своей тяжестью; он напрягал все силы, пока полностью не освобождал свое тело от «вертелов». Если бы в любой момент он дрогнул и не смог пройти испытание, то покрыл бы себя позором и унижением. По завершении заключительного акта ритуал Пляски солнца считался законченным. Дом Солнца полностью разрушали, а со Столба Солнца срывали все украшения, оставляя его стоять «голым» до самого основания.

Другие танцевальные ритуалы индейцев Равнин были также полны жизненного огня и энергии. Помимо Пляски солнца и Пляски бизона, у них также были Пляска медведя, Пляска орла, Пляска бешеных псов и наводящая ужас Пляска тех, с кого сняли скальп, которую исполняли индейцы пауни. И сегодня во время ежегодных фестивалей индейской культуры в Галлапе и Калгари[40] можно убедиться в том, что ритуальные танцы в исполнении индейцев Равнин по-прежнему остаются яркими и красочными; наряды исполнителей, сделанные при помощи краски и перьев, и сами танцы все так же полны красоты и жизненной энергии.

От этих танцев контрастно отличаются традиционные ритуальные танцы индейцев пуэбло юго-запада, являющиеся очень серьезными и сдержанными. В расположенных здесь пуэбло проводятся как индейские, так и христианские ритуалы и обряды, причем все они носят спокойный и мирный характер. Исключение составляет лишь тайная христианская секта «кающиеся грешники», которая каждый год подвергает распятию одного из своих членов. Танцы индейцев пуэбло пронизаны той же идеей, что и танцы индейцев Равнин, – таинственного и непостижимого единения людей с животными и птицами и стремления человека овладеть силами природы, но эти ритуальные танцы исполняются не в такой неистовой манере, как на Равнинах, а гораздо более спокойно и сдержанно. Здесь «аполлоновское» начало безусловно преобладает над «дионисийским». Следует также отметить, что сегодняшние танцы индейцев пуэбло гораздо больше напоминают настоящие древние ритуальные танцы, чем танцы индейцев Равнин, которые зачастую представляют собой восстановленную вариацию, не имеющую глубоких исторических корней. Прекрасные, ритмичные, грациозно-сдержанные танцы индейцев пуэбло, такие как Танец сосны, Танец бабочки, Танец оленя, Танец индюка, Танец змеи и многие другие, исполняются не в произвольной форме или лишь для того, чтобы привлечь и развлечь туристов, а демонстрируются как источник мудрости и силы, идущий от заветов предков, который надо сохранить в первозданном виде, ничего не потеряв и «не расплескав».

Американское правительство одно время запретило наиболее жестокие части ритуальной Пляски солнца. Ему также пришлось вмешаться и в другой ритуальный праздник: пиршество потлатч, распространенное среди индейцев северо-запада. Оно пошло на это, поскольку в конце XIX – начале XX в. материальное положение индейцев было и так весьма трудным и стесненным, а проведение подобного мероприятия и вовсе подчас приводило к тяжелым последствиям и разорению ряда племен. Потлатч представлял своего рода войну за максимальное влияние и авторитет, в которой вместо обычного оружия использовалось имущество и материальные ценности, принадлежавшие племени. Когда какой-либо видный представитель тлинкитов, хайда, цимшиан, квакиютль или родственных им племен выстраивал «длинный дом» или проводил церемонию, связанную со свадьбой, похоронами или другим столь же важным событием, он приглашал всех родственников, а также недругов, конкурентов и недоброжелателей, чтобы поразить их своим гостеприимством и продемонстрировать свои возможности. Слово потлатч первоначально использовалось в языке индейцев племени чинук, но вскоре распространилось по всему северо-западу, причем последствиями этого ритуала часто были разорение и нищета.

В хвастливом стремлении продемонстрировать свое могущество вожди и прочая знать северо-западных племен раздаривали гостям то, что накапливалось месяцами, а порой годами, хотя позволить себе подобную расточительность, с учетом реального положения, племя не могло. Раздавались одеяла, которые в этих районах были своего рода валютой. Направо и налево разбрасывали меха, шкуры и изделия из кожи, драгоценности, предметы домашнего обихода, лодки и суда, а также запасы продовольствия. В ход шла даже кухонная утварь, использовавшаяся для приготовления пищи. Для того чтобы продемонстрировать гостям свое величие и пренебрежение к имеющемуся богатству и ценностям, по приказу вождей на глазах присутствующих сжигались или демонстративно выбрасывались в море действительно очень ценные вещи. Иногда враждующие племена устраивали общий потлатч, во время которого по приказу каждого из вождей уничтожалось имущество и материальные ценности племени; проигрывал тот, у кого раньше заканчивалось все имущество и ценности. В охватывавшем всех сумасшедшем угаре потлатча демонстративно уничтожались даже такие уникальные, передававшиеся от поколения к поколению семейные и родовые ценности, как пластины из меди, напоминавшие по форме щит, с нанесенными на них уникальными узорами и украшениями. Племена северо-запада были самыми зажиточными в Северной Америке, и в ходе подобных демонстраций неисчерпаемого изобилия пускалось на ветер и отправлялось на дно моря имущество и ценности на сотни тысяч долларов. Поскольку расходы, связанные с проведением наиболее крупных потлатчей, ложились не только на вождя с его родственниками, а также и на простых членов племени, легко себе представить, к каким последствиям вели подобные «щедрость и гостеприимство». С другой стороны, об успешно проведенном потлатче помнили и рассказывали годами, укрепляя таким образом авторитет клана или племени, его организовавших.

Теперь остановимся на ритуале совсем другого плана, но также имевшем очень важное значение. Он назывался Жертвоприношение плененной девочки и был распространен у индейцев пауни; о нем немало написано как историками, так и авторами художественной литературы.

Этот жертвенный ритуал являлся весенним ритуалом плодородия, который должен был обеспечить успешную посевную и последующий хороший урожай. Жертвоприношение посвящалось Заре, поскольку считалось, что именно от ее брака с Закатом рождаются приходящие в мир свет и тепло. После неизменной четырехдневной подготовки отряд воинов-пауни покидал свой лагерь на заре, чтобы, ворвавшись в чужой лагерь, похитить 13-летнюю девочку. Ее доставляли в лагерь пауни, где к ней относились с величайшим вниманием и почтением. Ее тело натирали специальными мазями, маслами и благовониями; ее одевали в самые дорогие и изысканные наряды; кормили самыми вкусными кушаньями. Когда приходило время четырехдневной жертвенной церемонии[41], мужчин посылали в лес за вязом, кустами бузины, американским тополем и ивой; они ассоциировались с каждой из сторон горизонта соответственно, а также со священными животными: медведем, горным львом, дикой кошкой и волком. Из принесенного материала сооружали жертвенный алтарь.

На рассвете урочного дня девочку подводили к алтарю. На ней была раскрашенная одежда из шкуры бизона. Левая часть ее тела была выкрашена в черный цвет, что символизировало ночь; правая – в красный, что символизировало день и Зарю. Происходило торжественное раскуривание табака, часть его насыпалась на алтарь в качестве подношения. Все племя собиралось вокруг алтаря; мужчины, женщины и дети все вместе пели песнопения. Четыре жреца поднимались вместе с девочкой на алтарь и торжественно привязывали ее к деревянной раме лицом к востоку. Как только первый луч зари касался земли, один из воинов выступал вперед и поражал девочку стрелой прямо в сердце. Другой воин делал ей надрез над сердцем освященным кремневым ножом и вымазывал свое лицо ее кровью, которая стекала на жертвенное мясо бизона, положенное в специально вырытую яму рядом с алтарем.

Вот как описывает заключительную фазу этого ритуала Дж. Уэлфиш в своей книге «Затерянная вселенная», посвященной индейцам пауни:

«Когда день полностью наступил, четыре специально отобранных жрецами человека отвязали девочку, отнесли ее тело на 400 м на восток от лагеря и положили на землю лицом вниз. При этом они пели: «Она станет всей землей. Вся земля напитается ее кровью». Затем они говорили о девяти вещах, которые произойдут одна за другой: «Она превратится в пучок травы; муравьи найдут ее; прилетят мотыльки и найдут ее; придет лиса и найдет ее, а также койот, дикая кошка, сорока, ворона; прилетят стервятники и найдут ее, а после всех прилетит белый орел и съест ее».

В завершение ритуала его непосредственные участники собирались в святилище и ели освященное мясо бизона; в это же время все племя пело, плясало, веселилось, устраивало потешные поединки, воздавало хвалу Заре и Матери Кукурузе, а также предавалось сексуальным утехам без всяких ограничений относительно выбора партнера (что в целом было нехарактерно для индейцев, которые всегда отличались сдержанностью в этом плане, даже во время ритуалов, посвященных плодородию).

В 1816 г. 20-летний воин скиди-пауни[42] по имени Главный Человек, сын вождя племени Главного Ножа, решил в одиночку положить конец этому ритуалу, поскольку тот мог дать повод для возмущения все более активно диктующему правила жизни на континенте белому человеку и послужить ему предлогом для дальнейшего вытеснения индейцев. С одобрения отца, на рассвете того дня, когда должен был совершиться ритуал, он подскакал к алтарю и, когда воин уже готовил стрелу, чтобы поразить девочку, разрубил державшие ее веревки, усадил девочку на лошадь и сказал, чтобы она быстрее мчалась домой. Присутствующие замерли в священном ужасе и трепете: ведь он не отдал Заре жизнь чистой и непорочной девочки, а значит, теперь должен был заплатить за это своей жизнью. Но он остался жив. В 1821 г., когда он прибыл в Вашингтон в составе делегации пауни, ему была вручена очень красивая серебряная медаль за мужество и героизм. Своим поступком он подорвал доверие к этому ритуалу, хотя время от времени его проводили и позже; так, в 1838 г. была принесена в жертву девочка из племени оглала-сиу: таким путем пытались остановить свирепствовавшую на Равнинах опустошительную эпидемию оспы. Следует заметить, что ритуал Жертвоприношения плененной девочки является одним из наиболее сильных и эмоциональных примеров прямого влияния Мексики на племена южной и центральной части Северной Америки, поскольку весь этот необычный ритуал в мельчайших подробностях воспроизведен в скульптурном изображении и описан в древних рукописях, обнаруженных на территории Мексики и датируемых временем до появления там испанцев.

Такие ритуалы, как Окипа и Жертвоприношение плененной девочки, проводились не из садистских побуждений или в силу чьих-то причуд или капризов. Их цель состояла в том, чтобы добиться благосклонности и расположения духов, управляющих природой, и укрепить духовные силы племени. С их помощью в людей должны были войти сила и энергия солнца, луны, дождя, ветра, грома и молнии, а также непостижимая для них сущность животных и птиц. Окипа не только приучала мужчин проявлять стойкость и выдержку и переносить испытания мужественно и твердо – на пике боли и страданий, в состоянии исступления им могло открыться то, как надо жить; их могло посетить видение, наставляющее их на истинный путь. У многих племен, если юноша не имел подобного духовного опыта и не был знаком с видениями и откровениями, он не мог стать воином и даже мужчиной.

Трудно передать ту степень воздействия и влияния, которую имели на североамериканских индейцев откровения, видения и сновидения, а также другие подобные мимолетные отблески сознания человека. На Западе стали придавать значение снам после выхода в свет в 1900 г. работы 3. Фрейда «Смысл и значение сновидений». Он называл сны «самым прямым и легким путем в подсознание», значение которого стали понимать, наконец, даже мыслящие сугубо рационально, а потому зачастую поверхностно западные люди[43].

Однако мы еще очень далеки от придания снам и откровениям того значения и от той практически полной и неразрывной связи с ними и зависимости от них, которые были характерны для первобытных народов, причем не только в Северной Америке[44].

У индейцев не было того недоверия и скептицизма относительно их значения, которые есть у нас. Индейцы, как показывают их многочисленные ритуалы, обладали гораздо большим воображением, интуицией и внутренним видением по сравнению с белыми людьми. С.Дж. Юнг в своей книге «Воспоминания, сны, размышления» описывает свое посещение одного из пуэбло в штате Нью-Мексико. Хотя его жители почти не имели тех предметов, наличие которых в окружающем их мире рассматривается как признак благополучия и которые поэтому представляют соответствующую ценность, они считали братьями как друг друга, так и всех остальных людей, несмотря на то что те относились к ним далеко не по-братски. Когда Юнг беседовал с вождем пуэбло Таос, тот сказал ему:

«Американцы хотят уничтожить нашу веру. Почему они не оставят нас в покое? Ведь то, что мы делаем, мы делаем не только для себя, но и для них. Мы делаем это для всего мира. Каждому это идет на пользу».

Вождь называл себя «посланником солнца на земле; земным солнцем». Далее Юнг пишет:

«Тогда я понял, на чем основано глубокое чувство собственного достоинства, присущее каждому индейцу, это величавое спокойствие и уверенность… Их жизнь наполнена вселенским, космическим смыслом… Если отбросить в сторону наши отговорки и оправдания, мы увидим, что наша жизнь, основанная лишь на рационализме и доводах здравого смысла, является на самом деле бедной и пустой. Мы с усмешкой относимся к «наивности» индейцев из чувства зависти; нам нужно выставить их в подобном свете, чтобы еще раз похвастаться перед собой тем, какие мы умные, иначе мы бы обнаружили, какой обедненной и приземленной является наша жизнь. Знание не обогащает нас; оно уводит нас все дальше от того таинственного и непостижимого мира, откуда мы родом и который однажды был нашим домом по праву рождения».

Вождь индейцев сказал Юнгу слова, которые страшны своей правдивостью и действительно раскрывают человеку глаза:

«Посмотри, какими ожесточенными и озабоченными выглядят белые люди. Их губы сжаты, нос заострен, все лицо покрыто складками и морщинами. В их взгляде всегда озабоченность; они все время что-то ищут. А что они ищут? Им всегда что-то надо, всегда чего-то не хватает; они всегда беспокойны и напряжены. Нам непонятно, чего они хотят. Мы их не понимаем. Нам кажется, что они просто сумасшедшие». Я спросил его, почему он так думает. «Они говорят, что думают головой», – ответил он. «Ну а как же иначе? А чем думаете вы?» – удивленно спросил его я. «Вот чем», – сказал он, показывая на сердце».

Не будучи озабоченными доводами логики и ума, индейцы более внимательно прислушиваются к зову сердца и внутренним побуждениям. А для того чтобы уловить и воспринять этот зов, снам и видениям отводится первоочередное значение. Они являются посланиями из другого мира. Они на короткое мгновение мучительно правдиво и ярко освещают самые потаенные уголки человеческой души. Они являются как изнутри, так и извне. Они соединяют внутренний мир человека с окружающим внешним миром. Они могут указать человеку тот путь, по которому ему необходимо идти. Они являются просветлением, понимая под этим проникновение света в места, окутанные тьмой, света, исходящего от солнца, которое индейцы обожествляли. Они соединяют этот мир с другим, который, возможно, является более реальным, чем этот; они соединяют сон с явью; один уровень сознания с другим; они соединяют прошлое с настоящим, а настоящее – с будущим.

Для постижения того, что Юнг называл «вселенским и космическим смыслом», ирокезские племена проводили Фестиваль сновидений, который также называли Большая Загадка. Все собравшиеся на нем – и мужчины, и женщины, и дети – рассказывали о своих снах, как старых, которые уже были разгаданы и оказались полезными помощниками, так и новых, пока еще не разгаданных. Те, кого считали специалистами по сновидениям, помогали их разгадать, а все собравшиеся активно им в этом помогали, высказывая свои версии и предположения. Такая вера в сны привела в смущение одного миссионера из французских иезуитов, находившегося в Америке в XVII в.:

«Они верят только во сны. Они полностью поглощены ими и следуют им с высочайшей точностью. Они считают себя обязанными немедленно осуществить то, что они увидели во сне. Соседние с ирокезами племена считают необходимым следовать лишь тем сновидениям, которые они считают наиболее важными, а сами ирокезы полагают, что совершают тягчайшее преступление, если не выполнят то, что увидели в каждом из своих снов. Они только об этом и говорят; их деревянные хижины предоставлены только снам».

Ирокезы не были исключением в подобном отношении к снам. У ряда племен были Общества видений и откровений, в которых не только изучали и разгадывали сны и откровения, но и помогали сделать так, чтобы они посетили человека. Индейцы мойаве, жившие на юго-западе, считали сны и откровения самым важным в жизни; именно они играют главную роль во всех человеческих начинаниях. Однако, помимо обычных ночных снов, существовало, по их мнению, Главное Откровение, которое человек видел во сне еще во чреве матери, но потом забыл. Если ему повезет, он сможет вновь увидеть во сне это откровение – либо в юности, либо во взрослую пору, – что наделит его мудростью и проницательностью.

У многих племен были разработаны приемы, помогавшие увидеть сны и откровения. Люди постились, подвергались пыткам, принимали рвотные средства, исполняли танцы дервишей; людей, которых должно было посетить откровение, запирали в темных помещениях или оставляли одних в горах или пустынях. Те члены племени, которые сумели развить способность получать откровения и видения и стали, говоря языком современных психологов, «виртуозами сновидений», пользовались в племени большим авторитетом и поклонением. Шаманы часами напролет сидели в бане, чтобы раскрыть и заострить свои способности получать откровения; соперничавшие друг с другом шаманы устраивали специальные состязания, чтобы доказать свое превосходство. Племена, более подверженные «дионисийскому», или «фаустовскому», началу, использовали наркотические средства, вызывающие галлюцинации; они, в частности, использовали корень кактуса и семена дурмана, которые оказывали очень сильное единовременное воздействие на мозг.

В следующей главе мы увидим, что наиболее захватывающие произведения индейского искусства – будь то скальная живопись, узоры, выполненные на боевых щитах или одежде, а также вытканные на одеялах и покрывалах, созданы силой воображения и фантазии и кажутся неземными, сверхъестественными и непостижимыми. На них запечатлены откровения, посетившие художника во сне; они также помогают увидеть откровение или же являются своего рода путеводителем для души их обладателя, открывая ей таинственные тропы и пути во время путешествия по волшебному миру снов и откровений.

Из племен, уделяющих особое внимание снам и откровениям, можно выделить оджибвеев, или чиппевов, живущих в районе Великих озер. Они носили специальные амулеты, помогавшие получить откровение во сне, а также пели особые «песни откровений». Все наиболее ценные способности, которыми они были наделены в жизни, по их мнению, были получены ими во сне. Вот что пишут по этому поводу Дэвид Коксхед и Сьюзан Хиллер в своей книге «Сны: ночные откровения»:

«Мудрость, знания, способность к врачеванию, мужество, творческий талант – словом, все способности и качества, считающиеся ценными для человека, были дарованы ему свыше в снах и откровениях. Детей с детства приучали к тому, чтобы они старались видеть сны и запоминать их. Когда мальчик достигал половой зрелости, он должен был поститься четыре дня в одиночестве и благоговении, ожидая откровения, которое должно было определить его будущее. Откровение должно было явиться ему во сне или видении в виде песни, которую он мог петь только во время боя, смотря в лицо смерти».

Сегодня оджибвеи, живущие в резервациях на севере Миннесоты, конечно, больше не воюют. Поэтому они не могут произнести вслух откровение, которое они до сих пор получают. А это очень опасно, поскольку откровения накапливаются внутри и не выходят наружу, в результате чего человек может лишиться душевного равновесия или даже вообще подорвать свои внутренние силы. Поэтому тот, кого посещают откровения, вкапывает перед домом высокий столб, к нему прикрепляет флаг, на котором в рисунке изображено явившееся ему откровение. Каждый, проходя мимо и видя флаг, знает, что это, как пишут Коксхед и Хиллер, означает, что здесь живет «тот, у кого никогда не было возможности спеть свою песню, но кто может как врачевать раны и болезни, так и смотреть в лицо смерти».

Ритуалы, связанные с видениями и откровениями, и сегодня занимают важное место в жизни североамериканских индейцев, однако в наибольшей степени это относится к навахо – самому многочисленному из сохранившихся до наших дней индейских племен. У навахо есть девятидневный ритуал, который называется Песнь откровений, или Йебичай. В ходе этого удивительно красочного и очень сложного ритуала воспроизводятся видения и откровения, явившиеся Битахини, Получающему Откровения. В снах Битахини является миф, представляющий собой сокровенную мечту человеческого рода, которая сливается со сном, и они становятся неразделимым единым целым. В ходе ритуала его участники осуществляют благотворное и исцеляющее соединение земного мира с миром видений, откровений, мечтаний и сокровенных надежд, мира материального с миром духовным, нашей маленькой планеты с огромной бесконечной Вселенной вокруг нее.

Табак не обладает сколько-нибудь сильными наркотическими свойствами, но, как мы уже отмечали, без него не обходился ни один важный индейский ритуал.

Табакокурение было важной частью практически всех индейских культур и было распространено у всех коренных жителей Северной, Центральной и Южной Америки, за исключением эскимосов. Именно из Америки табакокурение с удивительной скоростью распространилось по всему миру. Курение было известно в той или иной форме в разных частях мира; однако в Европу табак был завезен именно закрепившимися в Америке испанцами в середине XVI в., а затем в течение века он прочно обосновывался везде, куда ступала нога европейских путешественников или переселенцев.

В Европе новое увлечение рассматривалось как хороший способ отдохнуть и расслабиться, тем более что оно хорошо сочеталось с непринужденной беседой за бокалом вина. Американские индейцы также использовали курение для того, чтобы расслабиться, но с самых ранних времен табак использовался и во время религиозных ритуалов. Табак имеет весьма древние корни – впервые в Северной Америке он появился в ее юго-восточных районах; кстати, там его выращивают в промышленных целях и по сей день. Курительные трубки из камня были обнаружены в местах захоронений и также святилищах в районах распространения культур лесной зоны на востоке континента; они датируются 2000 г. до н. э.

Ритуалы сопровождали каждую фазу работы с табаком. Специальные церемонии посвящались посевам и сбору урожая; а красиво расшитые кисеты и чехлы для хранения табака и трубок, а также сами трубки были прямо-таки окружены священным ореолом. Интересно отметить, что у ряда племен, таких как, например, хидатсы и манданы, выращивание табака доверялось только мужчинам; а у многих равнинных племен, в частности кроу и черноногих, табак продолжали выращивать даже после того, как отказались от занятий сельским хозяйством в связи с появлением лошади. Страсть к табаку была слишком сильна, чтобы от него отказаться.

Наиболее известным в восточных районах сортом табака был Nicotiana quadrivalvus, хотя встречались также практически все используемые и сегодня сорта. Табак редко курили в чистом виде – к нему обычно добавляли различные растения и сладкие травы. В восточных районах и на Равнинах добавляли лавровый и кленовый лист, а также внутренний, сладкий слой коры деревьев, таких как вишня, красная ива, тополь и береза. Иногда клали бизоний навоз. Способы использования табака были такими же разнообразными, как и сегодня. Некоторые просто жевали его; другие нюхали, предварительно размолов табачные листья; индейцы юго-запада и района Большого Бассейна скручивали листья и курили их, наподобие нынешних сигар и сигарет, иногда вставляя их в мундштук из тростника. Большинство же курило трубки самых разных форм и размеров, начиная от небольших и элегантных ручных трубок до трубок весьма внушительных размеров, например тех, из которых «выпускали облака» индейцы пима. Трубки делали из глины или из такой каменной породы, как тальк или катлинит[45].

Этот камень, имеющий густой темно-красный цветовой оттенок, иногда еще называют «трубочным камнем»; он встречается всего в нескольких местах на севере Миннесоты, в основном на территории, где сейчас находится историческое место Пайпстон. Поскольку изначально он сформировался под водой, то в первое время он довольно легко поддавался обработке, но все более и более твердел, находясь на открытом воздухе. Он пользовался большим спросом с древнейших времен, и восточные сиу, на территории которых он добывался, успешно им торговали, продавая его не только соседям, но и практически по всему континенту.

У племен, живших рядом с Великими озерами на территории Миннесоты, Висконсина, Мичигана и Онтарио, был настоящий культ раскуривания трубки, причем настолько сильно выраженный, что их иногда называли Люди с трубкой (Калюмэ). Слово калюмэ имеет французское происхождение; оно является видоизмененным словом chalumeau, означающим тростник или трубку из тростника (этим словом также обозначают самый нижний регистр у кларнета); использовать его для обозначения индейской трубки стали первые французские поселенцы. Действительно, трубка была настолько изысканно украшена бисером, перьями, лентами и инкрустацией, что напоминала экзотический музыкальный инструмент. Особенно богато была украшена трубка, принадлежавшая вождю племени, поскольку она считалась священным предметом.

Выкуривание трубки являлось очень важным и торжественным ритуалом, этим скреплялись все заключенные договоры. Сама трубка была гарантией мира и символом братства; ее курили, пуская по кругу, друзья, союзники и бывшие враги. Она также служила пропуском и своего рода охранной грамотой. Знаменитый исследователь и миссионер-иезуит отец Маркетт получил такую трубку от принимавших его индейцев, и она действительно явилась надежной гарантией безопасности во время его путешествия по району Великих озер, заселенному самыми разными индейскими племенами. С другой стороны, покрытая красной гирляндой трубка войны была знаком непримиримой вражды.

Приведем интересное свидетельство другого иезуитского миссионера, отца Де Смета, о ритуале раскуривания трубки индейцами этого же района.

«При праздновании любого очень важного события, при проведении любых церемоний религиозного или политического характера главная роль всегда отводится калюмэ. Первые клубы дыма, выпускаемые из трубки, туземцы посвящают Великому Ваконде – Владыке Мира, Солнцу, которое дает им свет, а также Земле и Воде, которые их питают и вскармливают; вслед за этим клубы дыма направляются в каждую сторону горизонта, чтобы высшие силы послали им благоприятный ветер».

Трубка играла такую же важную роль в индейских ритуалах, как кадило в ритуалах, проводимых отцом Маркеттом и отцом Де Сметом. Она и была своего рода кадилом, при помощи которого можно было направлять фимиам на священные предметы, а также к небесам. Успокаивающее воздействие трубки очень помогало сосредоточиться и соответствующим образом настроиться при обращении к высшим силам. У индейца, подобно Шерлоку Холмсу, были «проблемы на три трубки»[46].

Обращения к высшим силам с теми или иными просьбами и пожеланиями сопровождались выкуриванием положенного количества трубок и направлением клубов дыма на три стороны.

Когда табак впервые появился в Европе, к нему относились как к лекарству почти от всех болезней. Лишь несколько десятилетий спустя он потерял свою репутацию целительного средства, хотя до конца XVIII столетия считалось, что табачный дым очищает воздух от вредных микробов и дезинфицирует помещение, в том числе и то, где находятся больные чумой. В Северной Америке, правда, он по-прежнему использовался в лечебных целях: племенной шаман выдыхал табачный дым в уши, ноздри и рот больного, для того чтобы изгнать из него демонов.

Индейцы, как и все народы, находившиеся на низкой ступени развития, считали любую болезнь вещью неестественной, рассматривая ее как следствие вмешательства злых духов и сил. У них не существовало такого понятия, как «смерть, вызванная естественными причинами». Болезнь и смерть являлись, в их понимании, следствием вмешательства злых сил или колдовства; либо же карой свыше за невыполнение или неправильное выполнение тех или иных религиозных ритуалов. При любом серьезном недуге к больному посылали шамана, который должен был выяснить, в чем корень проблемы, и предпринять соответствующие действия. В конце концов, он был специалистом по духам и демонам, как и вообще по всем вопросам, связанным со сверхъестественными силами, и поэтому приглашать к больному следовало именно его. У индейцев было очень мало традиционных рецептов, в той или иной форме не связанных с магией и волшебством.

Некоторые индейские целители ничего не брали с пациентов, поскольку работали в «службе здравоохранения» племени; те же, кто занимался частной практикой, брали оплату с пациента по строго определенным тарифам. В случае успешного лечения и выздоровления доктору почти всегда делали подарки: ведь его работа требовала больших усилий и напряжения, а подчас была и просто опасной. Злые духи могли выйти из больного и наброситься на шамана, подобно рою пчел. Во многих случаях шаману ничего не оставалось делать, как вступить с ними в борьбу, отвлекая их, по крайней мере временно, от пациента на себя. К тому же для того, чтобы выполнять свою работу, шаману требовались тяжелые и трудоемкие тренировки, чтобы поддерживать себя в форме, и было естественным предложить ему что-либо в качестве компенсации за приложенные усилия: обычно ему дарили лошадь или какое-нибудь домашнее животное. Работа шамана производила впечатление и чисто внешне: он выкрикивал заклинания, пел, бормотал что-то себе под нос, осуществлял ритуальные танцы, часами, а то и днями неотступно находился у постели больного; порой он начинал корчиться в судорогах, впадал в неистовство, бился в припадках или входил в состояние глубокого транса. Следует иметь в виду, что в случае неудачного лечения, особенно если речь шла о человеке, занимавшем в племени важное положение, шамана могли побить, а то и убить, так что у него были все основания стараться вовсю и демонстрировать все свои способности.

Естественно, такими способностями обладал далеко не каждый индеец или индианка; женщинам также иногда разрешалось работать по этой специальности. Необходимо было иметь призвание и соответствующие способности, обладать особым даром. Такие люди выделялись среди соплеменников и держались особняком. Соответствующие наклонности и способности обнаруживались у такого человека еще в юности, а то и в детстве. Человек замыкался в себе, у него часто менялось настроение, он любил побыть один, а также побродить в безлюдных местах. Шаманам редко завидовали, поскольку им выпадала нелегкая доля; обучение и сама работа были настолько тяжелым и изматывающим делом, что в некоторых племенах молодых людей приходилось заставлять становиться на этот путь. Постоянные, изнурительные процедуры в бане, очищение, пост, нанесение себе ран ножами и камнями, протыкание языка и полового члена сосновыми иглами и шипами кактуса – все это никак не назовешь легким и приятным занятием. Более того, шаману часто запрещалось жениться, и он жил один, изолированно от своих соплеменников, которые не доверяли ему и боялись его. Тем не менее шаман занимал очень важное положение в племени: выше его был только вождь.

В работе шаман главным образом использовал чары, заклинания и известные лишь ему рецепты. Это считалось его собственным достоянием, которое ему было передано предками либо его духом-хранителем. Шаман использовал амулеты, мази и снадобья, жезлы и волшебные камни, а также бутыли из тыквы, трещотки, бубны и барабаны, различные пилюли и зелья, шаманские спицы, маски и веера из перьев. У него имелись курительные трубки и трубчатые приспособления, при помощи которых он обкуривал больного; он также опрыскивал пациента жидким лекарством либо же «высасывал» из него болезнь. Зачастую шаман был талантливым художником и делал целительные рисунки на песке – о них мы подробнее поговорим в следующей главе. Наконец, у него был «ящик шамана», представлявший собой священную связку, в которую входил ряд предметов, обладавших чудодейственной силой. Связка передавалась ему по наследству либо же была подарена его учителем и наставником или тем шаманским обществом, где он проходил подготовку и обучение. У большинства индейцев была своя личная священная связка, с которой они не расставались; но та связка, которая была у шамана, считалась наиболее сильной и чудодейственной.

Вот, например, что входило в священную связку шамана из племени виннебаго: три выпотрошенные лапы черного медведя, которые использовались в качестве сумок, в них хранились различные травы; костяная трубка, обтянутая кожей с головы орла, со вставленными в нее маленькими перьями; сама трубка была вложена в чехол из шкурки выдры; шкурка выдры со вставленными в нее перьями, закрепленными у основания кусочком кожи с головы орла; две свистелки из тростника; раскрашенная сумка в форме миниатюрного, украшенного вышивкой мокасина с прикрепленной к нему ноговицей, в которой хранились травы; сверху сумка была прикрыта клоком шерсти бизона; четыре змеиные кожи; шкурка белой ласки, в которой были травы и тростниковая свистелка; шкурка бурой ласки с травами; два спинных фрагмента змеи; костяная свистелка; голова большого баклана; голова дятла; шкурка черной белки; две связанные друг с другом маленькие деревянные куклы; высушенная орлиная лапа с когтями, держащая пучок трав и окрашенное перо; глаз животного; фрагмент грудной клетки и зубы гнедой лошади, положенные в вытканный мешок; маленькая деревянная чашка и ложка; восемь красиво вытканных круглых кисетных мешочков, содержавших множество различных засушенных трав.

При помощи этой связки шаман совершал много разных «чудес». Многие его «фокусы» представляли собой ловкость рук и являлись чистой воды шарлатанством: например, он прятал в руке некоторые предметы, а потом «чудесным образом» извлекал их из груди или изо рта больного. Однако тут не было корыстного умысла; просто было очень важно, чтобы больной поверил тому, кто его лечит, что действия врачевателя приведут к выздоровлению.

В случае простых травм и недугов обходились без приглашения шамана. У индейской женщины, как и у современной домохозяйки, были свои собственные рецепты.

Она знала, какие средства применять против укусов вшей, клещей, блох, комаров и других вредных насекомых, которые порой делали жизнь в поселении невыносимой. Страдавших артритом и ревматизмом отправляла в баню. Она знала, какую оказать помощь при переломах, вывихах и растяжениях; какие использовать припарки при фурункулах и кровоподтеках, что и в каких дозах давать от дизентерии и при других, менее серьезных желудочных расстройствах, а также от головной боли. В ее аптечке были такие средства, как хинин, сассафрас, дурман, рвотный корень (ипепакуана), каскара, лесной орех, которые используются и сегодня; а в Мексике и Южной Америке использовали такие ценные средства, как кураре[47], эфедра (эфедрин), а также целый набор бальзамов и сладкой камеди.

Конечно, против ряда страшных болезней и шаман, и индейская домохозяйка были бессильны. Как мы видели в первой главе, возможно, именно страшная эпидемия выкосила людей культуры анасази – создателей прекрасных скальных зданий, а оставшихся в живых заставила покинуть родные места и уйти на юг – до Рио-Гранде. Возможно, по аналогичной причине погибла высочайшая цивилизация майя, располагавшаяся на полуострове Юкатан, включая район озера Петен-Ица. Да и сама Европа потеряла треть населения, когда по ней прошлась Черная Смерть. С появлением европейцев в Америке ситуация для коренного населения стала близкой к критической: ведь у них не было иммунитета против самых обычных болезней, распространенных в Европе, таких как ветряная оспа, корь, скарлатина и обычная простуда, и эти болезни унесли жизни огромного количества индейцев. Жестокие потери понесли коренные жители Америки также от гриппа, воспаления легких, туберкулеза, коклюша, дифтерии, сифилиса и других болезней, ставших настоящим бедствием для индейцев.

Наиболее смертоносными и разрушительными были две массовые эпидемии оспы в 1781 и 1837 гг. В 70-х годах XVIII столетия племена восточной части континента были уже в значительной степени покорены и ограблены белыми и вскоре должны были окончательно лишиться своей земли и имущества; однако племена Равнин в то время еще жили спокойной и процветающей жизнью. В 1781 г. эпидемия началась среди испанских поселенцев в Сан-Антонио в Техасе и стала стремительно распространяться на север; по пути она унесла множество жизней команчей, перекинулась за реку Ред-Ривер и достигла канадской границы, нанеся серьезный урон черноногим, крикам и ассинибойнам; от нее также очень сильно пострадали арапахо, шошоны и кроу. Всего эпидемия унесла жизни 130 000 индейцев; численность многих племен сократилась наполовину; полностью вымерли многие поселения.

Эпидемия 1837 г. имела столь же страшные последствия. Ее распространили по всей Миссури торговцы алкоголем и экипаж судна, принадлежавшего Американской меховой компании. Последние заразили индейцев, приходивших на пристань, чтобы продать или обменять шкуры и кожу. Как и в 1781 г., большинство индейцев не догадывалось, что неизвестная болезнь является заразной, поэтому они не старались держаться подальше от зараженных судна и шкур. Также они не смогли удержаться от искушения нападать на охваченные эпидемией поселения, в результате чего заражались через добычу, захваченную у своих беспомощных противников, а также через их скальпы. Баня не помогала, а наоборот, только усиливала жар и агонию; есть много душераздирающих рассказов о том, как индейцы топились в реке, прыгали вниз со скал или перерезали себе горло, чтобы избежать ужасной боли и не дожидаться страшной и мучительной смерти. Черноногим, сумевшим восстановиться от прошлых эпидемий, на этот раз был нанесен смертельный удар. Очень тяжелые последствия имела эпидемия и для пауни, хидатсов, дакотов и ассинибойнов. Арикары потеряли 2000 человек из 4000. Племя манданов было уничтожено практически полностью. Из 1600 членов племени в живых остался лишь 31 человек; они буквально доползли до поселений родственных им хидатсов в поисках пристанища и защиты. Кроу и шошонам удалось остаться почти невредимыми. Пережив ужас невидимой смертоносной болезни 50 лет назад, на этот раз они спешно снялись и ушли высоко в горы под защиту благотворного и чистого горного воздуха.

Развивалась бы новая история Америки по-другому, не будь этих эпидемий? Пришлось бы молодому американскому государству, только что взявшему под полный контроль восточную часть континента, столкнуться с более серьезным сопротивлением индейцев Равнин, моральный дух которых был бы выше, а численность больше? Конечный результат был бы, безусловно, таким же. Остановить продвижение белых людей на запад было так же невозможно, как остановить Джаггернаут[48].

Но индейцы сохранили бы больше сил и энергии, что позволило бы им в значительно большей степени мобилизовать свои внутренние духовные силы в наступавший период, когда они оказались морально сломлены и потерпели полное и окончательное поражение. А так в 70–80-х гг. XIX в. белые солдаты и переселенцы столкнулись с ослабленным противником, которого они без особых усилий просто презрительно отшвырнули в сторону со своего пути.

В разгар эпидемий индейцы, жившие на Равнинах и в южных районах Канады, привыкли к видам обезлюдевших сел и горам трупов, лежавших по всему поселению. Однако каково было в целом отношение индейцев к уходу из жизни, непосредственно к смерти, а также к умершим?

В первую очередь следует подчеркнуть, что, несмотря на очень серьезное отношение к этим вопросам со стороны людей древних культур хоупвелл и Миссисипи (а у возводивших маунды людей культуры Миссисипи, как уже отмечалось, существовал настоящий культ умерших), индейцы более поздних времен относились к ним намного спокойнее. В том, что касалось смерти, индеец был фаталистом. Когда приближался момент смерти, будь то естественная смерть, смерть в бою, под пытками врагов или на виселице белого человека, он просто начинал петь свою песню смерти. Это была его личная, самая главная песня, к исполнению которой он готовился всю жизнь, чтобы исполнить ее в самый важный и ответственный момент своей жизни. От этого протяжного гортанного пения застывала кровь в жилах у тех белых людей, которые ее слышали.

Саму смерть индеец воспринимал стоически. Он выказывал свое полное безразличие к ней, подобно мусульманину, который просто принимает волю Аллаха. Он совершенно не суетился и был абсолютно спокоен. О смерти в старости жалеть было нечего. У эскимосов, например, а также некоторых племен Равнин, в частности у апачей, старых людей иногда просто оставляли умирать, если у сообщества было очень трудное материальное положение и оно переживало трудные времена, а также в том случае, если старые люди были слишком слабы, чтобы кочевать дальше вместе с племенем. Индейцы спокойно смирялись со своей судьбой. Больше смерти они боялись мучений от рук врагов как до, так и после нее. У многих племен считалось, что снятие скальпа убивает душу скальпированного; если человек задушен, то гибнет от удушья и его душа; а если лицо умершего обезображено, то с таким лицом он отправится в иной мир. На людей с изувеченными лицами ложилось проклятие, и они были обречены после смерти скитаться по миру живых в виде призраков и оборотней.

После смерти человека его родственники громко оплакивали его и скорбели; эта церемония могла продолжаться до четырех дней. Скорбящие били себя в грудь, рвали на себе волосы и наносили себе ножевые раны. Мужчины также участвовали в оплакивании, чтобы, раз отскорбев и отгоревав, впоследствии никогда не допускать в себя горечи и печали по этому поводу. У натчезов, унаследовавших древнемексиканские традиции в этом вопросе, похоронная церемония сопровождалась жестокостями и кровопролитием. В случае смерти правителя Великое Солнце или Великого Военачальника, согласно ритуалу, убивали также их родственников, ближайших приближенных и рабов, чтобы все они сопровождали умершего на его пути в вечность. Однако этот ритуал, как и многое другое, связанное с натчезами, был исключением среди индейцев, хотя было общепринятым убивать коня или собаку умершего и хоронить вместе с хозяином, чтобы они служили ему в ином мире.

Церемония погребения или кремации обычно была довольно простой. В первом случае человека помещали в могилу, а рядом с ним клали его вещи и оружие, а также воду и пищу, чтобы он поддерживал силы по пути в мир иной; во втором – умершего клали на настил, лежавший на опорах, и тело предавали огню. Иногда людей хоронили в пещерах, в скальных расщелинах или под большим камнем. У тетон-дакотов было принято класть тело умершего в раздвоенный или разветвляющийся ствол дерева, где его так и оставляли.

Индейцы редко сколько-нибудь явно помечали места захоронений. Не считая эпохи строительства маундов, у индейцев не было принято устанавливать надгробные памятники или знаки. Землю на месте захоронения разравнивали, а иногда на ветку над этим местом прикрепляли кусок материи, наподобие флага. Через некоторое время об умершем уже ничто не напоминало. Он тихо и неприметно растворялся в Матери-Земле, откуда он пришел в этот мир. Для того чтобы полностью ликвидировать все его следы пребывания в мире живых, сжигали его одежду, жилище, домашнюю утварь. Хотя у некоторых племен процедура скорби по умершему могла продолжаться до года, предпринимались самые энергичные усилия, чтобы от человека не осталось никакого следа. Запрещалось не только произносить его имя, но также, в течение определенного времени, даже слова, из которых можно было составить хотя бы часть имени умершего. Такие запреты кажутся нелепыми, тем не менее они строго соблюдались. Иногда приходилось «переделывать» родословную всего рода или племени, для того чтобы вычеркнуть из нее какого-то видного его члена.

Насколько индейцы не боялись смерти, настолько же панически боялись они духов и призраков. Как бы хорошо к человеку ни относились при жизни, после смерти он должен был навсегда оставаться в мире умерших и никогда, ни при каких обстоятельствах не вмешиваться в дела живых. Считалось, что если человек принял смерть должным образом, то после смерти он обретал мир и покой. Только пораженные проклятием, злом или несчастьем продолжали бродить после смерти по миру живых.

Большинство индейцев имело очень слабое представление о том, что происходит с душой человека после смерти, даже если смерть была подобающей и достойной. Многие племена не верили в загробную жизнь, но большинство считало, что иной мир представляет собой просто сказочное место, где всегда светит солнце, леса полны животных, а реки кишат рыбой. До появления христианских миссионеров индейцы не имели такого понятия, как ад, куда человек попадает после смерти в качестве наказания. Они также не считали, что после смерти человек попадает на Землю Счастливой Охоты или Землю, Где Много Типи, в качестве награды за какие-то прижизненные заслуги. Каждый умерший имел право попасть туда. Воин, павший в бою, не мог рассчитывать на какие-то посмертные привилегии, за исключением того, что он мог встретиться со своими погибшими товарищами. В целом индейцы, как и большинство народов, находившихся на низкой стадии развития, предпочитали думать об этом мире, а не о каком-то ином. В отличие от западного человека, которого как религия, так и постулаты социализма и коммунизма призывают сконцентрировать внимание на «счастливом завтра», а не на «плохом сегодня», индейца не интересовали картинки совершенного человеческого общества. Он не был утопистом. Он жил сегодняшним днем и хотел получить от него максимум возможного.

За последние четыре столетия в результате контактов с белыми людьми у индейцев появился целый ряд религиозных культов и обрядов, о которых следует упомянуть даже при самом кратком рассмотрении вопроса о религиозных верованиях индейцев.

Более 30 000 лет жизнь индейцев, в том числе религиозная, не была подвержена внешнему воздействию; индейские племена лишь взаимодействовали между собой. Картина изменилась коренным образом с появлением в начале XVII в. испанцев. Последний непродолжительный этап борьбы индейцев за сохранение своей независимости и образа жизни был отмечен неизбежным воздействием и усиливавшимся влиянием вторгнувшегося белого человека как в материальной, так и в культурной области.

Индеец, вся жизнь которого была буквально пронизана и пропитана религиозными верованиями и окутана религиозным ореолом, не смог устоять перед чарами веры белых людей. В ходе войн с белыми он убедился, что Бог белых является более могущественным, чем Великий Дух, которому поклонялись индейцы. На него успехи белых производили особо сильное впечатление, поскольку его собственная вера была основана на том, чтобы обращаться к высшим силам с просьбой послать успех в том или ином деле; а в данном случае успех был явно на стороне белых. Значит, вера белых была более сильна, их религия – более действенна. Поэтому индейцы либо включили в свои религиозные верования некоторые элементы христианства, либо вообще отказались от прежней веры и обратились в новую, либо, наоборот, еще тверже стали следовать вере отцов, не допуская никакого проникновения религии белого человека.

Индейцы пуэбло впервые столкнулись с испанцами в 1540–1541 гг. во время похода Франсиско Васкеса де Коронадо по Рио-Гранде (в ходе него он достиг Канзаса, а один из его подчиненных обнаружил Большой каньон).

В течение столетия испанцы открыли религиозные миссии в Техасе, Нью-Мексико и Аризоне; в Калифорнии они появились лишь в 1776 г. в результате крупного похода Хуана Батиста де Анца. К этому времени испанцы уже имели твердые позиции во Флориде и Луизиане, где также были открыты религиозные миссии.

Сегодня в пуэбло Рио-Гранде можно увидеть настоящий сплав традиционных индейских религиозных верований и традиций римской католической церкви. На индейцев пуэбло простые проповеди францисканских и иезуитских монахов о нестяжательстве и целомудрии произвели столь же сильное впечатление, как за столетие до этого на мексиканцев. Их также сильно впечатляло и то, что священники продолжали приезжать и принимать мученическую смерть и после того, как в ходе ряда индейских восстаний десятки священнослужителей были убиты, а их тела брошены на их же алтари. Наверное, Бог, который давал им силы, был действительно очень могуществен. Однако святые отцы не относились к традиционным индейским верованиям с такой же терпимостью. Католическая церковь с помощью светских властей попыталась искоренить индейскую веру. Это привело в 1680 г. к мощному восстанию индейцев пуэбло на Рио-Гранде, в результате которого испанцев вышвырнули вон из Нью-Мексико на целых 12 лет.

Однако в конце концов христианская вера благодаря убедительности ее подвижников и хорошей церковной организации глубоко проникла в традиционные индейские верования, и они стали вполне мирно сосуществовать вместе. Традиционные индейские ритуалы и религиозные праздники продолжались; по-прежнему на них исполнялись Пляска кукурузы, Пляска оленя, Пляска змеи; люди были в тех же ритуальных одеждах и так же проводили церемонии и обряды внутри святилищ – кив, но во время праздника также можно было увидеть образы христианских святых и самого Иисуса Христа. Праздник открывался торжественным крестным ходом, во время которого выносили распятие или образ одного из святых. На площади пуэбло выставлялись расписанные цветными красками фигуры Иисуса Христа и Девы Марии; рядом с ними были фигуры бога кукурузы и Эрнандо Кортеса.

В другой части континента, на северо-востоке, картина была иная. Этот район являлся зоной влияния англичан и французов; и хотя относящиеся к одному из ответвлений христианства квакеры оказали некоторое влияние на местных индейцев, в основном те самым решительным образом пытались защитить веру отцов от какого бы ни было проникновения религии белого человека.

В начале 60-х гг. XVIII столетия в Мичигане объявился индеец из племени делаваров, которого стали называть Делаварским пророком. Он рассказывал о посетившем его видении, согласно которому индейцы смогут отстоять свою свободу и независимость, если объединятся, будут относиться друг к другу как братья, откажутся от алкоголя, огнестрельного оружия и будут поклоняться только лишь Великому Духу. Учение Делаварского пророка быстро распространилось по центральным и северо-восточным районам континента; именно оно вдохновило алгонкинские племена на крупное восстание против англичан, которое возглавил знаменитый вождь оттавов Понтиак. В 1763 г. восставшие захватили девять английских крепостей, разгромили колонну английских войск и осадили Форт-Детройт. Но к 1765 г. учение Делаварского пророка в значительной степени утратило свое влияние; сам Понтиак потерял веру в успех, и его авторитет был в значительной степени подорван[49].

Сорок лет спустя шаман из племени шауни по имени Тенксватава (Открытые Двери) вдохновил своего брата, великого индейского вождя Текумсе (Летящая Стрела), предпринять решительную попытку объединить индейские племена и создать единое индейское государство. Тенксватава, как и Делаварский пророк, призывал отказываться от всего, что несли с собой белые люди, и быть верными традиционным индейским ценностям в их первозданной чистоте. Однако именно Тенксватава помешал пожать плоды столь блистательно проведенной Текумсе работы, в результате которой он организовал широкую коалицию индейских племен вокруг возглавляемых им шауни с центром в его родном поселении в долине Огайо[50].

Несмотря на категорический запрет Текумсе, Тенксватава убедил индейских воинов осуществить авантюристическое и совершенно неподготовленное и неуместное нападение на позиции американских войск в Типпеканоэ, внушив им, что они неуязвимы для американских пуль.

С гибелью воинов погибло и их дело. На следующий год Текумсе получил звание бригадного генерала английской армии[51].

Религиозное учение Делаварского пророка и Тенксватавы оказало более глубокое воздействие и пустило более глубокие корни, чем можно было предположить. Оно постепенно и незримо вызревало, и именно оно вдохновило индейцев оказывать длительное сопротивление белым в 70–80-х гг. XIX в., на последнем этапе их борьбы за независимость. Именно это учение лежало в основе культа откровений, который стал проповедовать таинственный и обладавший выдающимися способностями мистик Смоалла, объявившийся в штатах Орегон и Вашингтон в 60-х гг. XIX столетия. Смоалла родился в индейском поселении в штате Вашингтон, которое было расположено в месте слияния рек Снейк и Колумбия. Он был воспитан в традициях римской католической церкви. Его родственники происходили из индейцев неперсе и йакима. Смоалла считал, что он погиб в ходе военных действий, в которых участвовали йакима в 1855–1856 гг., но потом был воскрешен Великим Духом. Из-за его способности впадать в глубокие трансы последователи стали называть его Получающим Откровения. Смоалла считал, что Великий Дух первоначально создал только индейцев, и поэтому они являются первородными людьми и имеют право считаться хозяевами всей земли. Он призывал следовать старым традициям и ритуалам; в то же время им был предложен новый ритуал, получивший название Пляска откровений, который должен был помочь человеку войти в состояние, когда он был бы способен воспринимать откровения и видения. Смоалла хотел, чтобы его учение несло мир; в то же время, когда индейцы неперсе во главе со своим вождем Джозефом подняли в 1877 г. восстание, вызванное тем, что американцы постоянно угоняли их скот, именно учение Смоаллы вдохновляло их вести мужественную и длительную борьбу, хотя, в конце концов, она и окончилась неудачей.

Смоалла был духовным основоположником самых разных вариаций культовых ритуалов, родственных Пляске откровений и Пляске духа. Некоторые из них носили мирный и созерцательный характер, а некоторые, наоборот, подталкивали к насилию. От Орегона и Вашингтона и далее, по всей Калифорнии, получили распространение культ земляного дома, культ теплого дома и культ священного дерева. Все они заимствовали элементы традиций римской католической церкви, но в очень своеобразной и неожиданной интерпретации. Другое своеобразное религиозно-духовное направление возникло на границе между Невадой и Калифорнией; здесь объявился пророк Водзивоб, происходивший из индейцев павиоцо, который в 1869 г. предложил свою вариацию Пляски духа. Участники ритуала двигались вокруг тотемного столба по часовой стрелке, взявшись за руки, и исполняли песню, слова которой Водзивоб услышал во время посетившего его видения. Несмотря на внешнюю простоту, ритуал был эмоциональным и очень красочным, как и многие другие схожие ритуалы, родившиеся в Орегоне, Вашингтоне и Калифорнии. Для Западного побережья вообще были характерны красочные обряды и ритуалы.

Водзивоб был по характеру лидером, и он передал свои полномочия человеку такого же типа. Его звали Вовока; он был сыном одного из основных последователей и учеников Водзивоба.

Его также называли Джон Уилсон, в честь белого фермера, который усыновил и вырастил его. Вовока был из племени северных пайютов, живших в Неваде. В 1888 г. он серьезно заболел, причем это совпало по времени с солнечным затмением. Как и Смоалла, он считал, что умер и был позднее воскрешен. «Когда солнце умерло, я оказался на небесах. Я увидел Бога и много людей, которые давно умерли. Бог сказал мне, чтобы я вернулся к моему народу и передал им, чтобы они хорошо относились друг к другу и любили друг друга, не враждовали и не воевали между собой, не крали и не лгали. Он также дал мне танец, который я должен был передать моему народу».

Вариация Пляски духа, предложенная Вовокой, быстро распространилась вдоль всей Миссури, по району Скалистых гор и Великим Равнинам. Ее исполнение должно было привести к возрождению индейцев: умершие воскреснут, индейцы снова станут хозяевами своей земли; крупных животных, как и раньше, опять будет в изобилии. Как и при исполнении вариации Водзивоба, участники ритуала двигались по кругу, взявшись за руки, причем на их одежде были нарисованные магические знаки, которые должны были сделать их неуязвимыми от пуль белых людей. Ритуал продолжался в течение четырех ночей подряд.

Вовока, как и Смоалла, хотел, чтобы его учение несло мир. Но индейцы Равнин, по натуре очень страстные и эмоциональные, объединили вариацию Вовоки с Пляской солнца и стали исполнять Пляску солнца и духа. Вскоре жившие в этих же районах белые переселенцы столкнулись с настоящим танцевальным безумием и неистовством. Особенно яростно и страстно этот ритуал исполняли сиу. Когда для поддержания порядка был послан 7-й кавалерийский полк американской армии, это привело к кровопролитию. 29 декабря 1890 г. в Вундед-Ни были убиты 200 сиу: мужчины, женщины и дети. Вовока был потрясен этой трагической новостью; он внес серьезные изменения в свое учение, подчеркивая необходимость немедленно искать компромисс с белыми и учиться сосуществовать с ними. Умер Вовока в Неваде в 1932 г.

Однако неистовое безумие и одержимость Пляской духа и солнца охватило весь район Равнин и вдохновляло те племена, которые во главе со своими вождями вели полномасштабную вооруженную борьбу с американцами в 70–80-х гг. XIX столетия. Но даже после того, как вожди сиу Бешеный Конь и Сидящий Бык проиграли свои последние сражения и погибли от рук своих белых врагов, Пляска духа по-прежнему оставалась символом возрождения и надежды. Такие ее приверженцы, как Альберт Хопкинс, Фрэнк Уайт, Черный Бизон, Тощий Бизон, Дейткан, Пэйнгья и Деревянное Копье, познакомили с этим ритуалом кайовов, шайенов, арапахо, вичитов и пауни. От них менее известные проповедники и духовные лидеры разнесли ритуал надежды практически по всем местам, где были созданы индейские резервации. Единственным крупным племенем, не принявшим Пляску духа, были навахо. Причина была проста и традиционна – они боялись духов и призраков. Перспектива того, что в результате этого ритуала из могил поднимется целый сонм умерших – чинди, – удерживала навахо от его исполнения.

Рассмотрим теперь вкратце распространенное в южных районах течение, не имевшее никакого отношения к Пляске духа и Пляске откровений, но основой возникновения которого стала последняя фаза Пляски солнца. Его основоположником и проповедником был пророк из племени команчей Исатай.

Исатай, так же как и другие проповедники, говорил о том, что он был на небесах и встретился с Великим Духом лицом к лицу, после чего стал обладать даром воскрешать умерших, а также о том, что его приверженцев не берут пули белых людей. В 1873 г. он убедил индейцев из объединенных сил команчей, шайенов и кайовов предпринять необоснованное и неподготовленное нападение на укрепленный лагерь белых охотников на бизонов в Адоб-Воллз, после чего его авторитет и влияние сошли на нет. Свои полномочия он передал молодому и прагматично настроенному вождю Куана Паркеру. Хотя тот и капитулировал в 1875 г. перед американскими войсками, ему удалось создать конфедерацию команчей, кайовов и апачей, которая оказалась вполне действенной и полезной.

«Я знаю, как иметь дело с белыми», – говорил он. В течение 30 лет Паркер неоднократно посещал американскую столицу Вашингтон в качестве руководителя делегаций индейцев и проявил себя умелым переговорщиком. Времена изменились. Необходимы были новые методы сопротивления белому человеку. События в Вундед-Ни показали, что вооруженному противостоянию пришел конец. Необходимо было искать способы сосуществования с белыми, поэтому любые ритуалы, которые, пусть и непреднамеренно, могли привести к волнениям, становились не только бесполезными, но и вредными. Возглавляемые Паркером команчи, апачи и кайовы в сотрудничестве с другими племенами предложили новое течение – пейотизм, или культ пейотля, которое хотя и являлось более сдержанным и спокойным по форме, но по содержанию было столь же яростной и непримиримой, как и прежде, борьбой за сохранение традиционных индейских ценностей и ограждение их от проникновения чуждой им белой культуры.

Пейотль представляет собой небольшое растение семейства кактусовых, часто встречающееся на территории Мексики и штата Нью-Мексико. Он содержит вещество, вызывающее цветные галлюцинации, действующие до 24 часов; в то же время растение не создает наркотической зависимости. Его активно использовали в Мексике еще в древности; затем, в 40-х гг. XIX в., оно попало на Рио-Гранде и Равнины. В 1890 г. популярность культа пейотля резко возросла благодаря усилиям Джона Уилсона, в жилах которого текла индейская (его родные были из племени делаваров) и французская кровь (не путать с Вовокой, которого также называли Джон Уилсон). Уилсон явился основоположником нового направления, которое он назвал культ луны. Его вдохновил на это ритуальный сбор, посвященный Пляске духа, который состоялся в Оклахоме под руководством Сидящего Быка.

Культ луны должен был направить индейца «по пути пейотля», что в конечном итоге должно было привести к возрождению традиционных индейских ценностей. Культ луны первоначально отвергал любые элементы религии и культуры белых людей; но после безвременной смерти Уилсона его последователи стали все больше подпадать под влияние таких религиозных направлений, как святые последнего дня, свидетели Иеговы, Церковь коренных американцев. Пророк из племени виннебаго Джон Рейв предложил своеобразный вариант соединения христианства и язычества: приверженцам пейотля должно было открыться видение слияния Великого Духа с Иисусом Христом. Согласно этому учению, белый человек отверг Иисуса Христа, и он, таким образом, стал Спасителем индейцев.

Культ пейотля получил широкое распространение по всей территории Америки и Канады; при этом всячески подчеркивался и его целительный и врачующий характер. Со временем он полностью сомкнулся с Церковью коренных американцев. Это направление подверглось гонениям, как и другие, связанные с религиозными верованиями индейцев. Пляска солнца и Пляска духа были официально запрещены в 1880 г. и могли исполняться только тайно; принятый Перечень нарушений религиозного характера строго соблюдался до 20-х гг. XX столетия. Эта политика была пересмотрена лишь в 1934 г., когда уполномоченным по делам индейцев при президенте Ф. Рузвельте стал такой знаменитый и выдающийся человек, как Джон Колье. Он заявил: «С настоящего момента не допускается никакое вмешательство в религиозную жизнь индейцев или церемонии, являющиеся ее проявлением». Сегодня Церковь коренных американцев имеет 250 000 приверженцев; еще столько же индейцев являются приверженцами пейотля. Применение пейотля не запрещено американским федеральным законодательством, хотя оно запрещено законодательством многих штатов. Племенной совет навахо запретил использование пейотля, но многие навахо все равно продолжали регулярно употреблять «священный пейотль».

Следует отметить, что одна из главных целей всех вышеупомянутых ритуалов состояла и состоит в том, чтобы покончить с алкоголизмом среди индейцев. «Огненная вода», завезенная белыми, нанесла в конечном итоге индейцам ничуть не меньший урон, чем ружья белых и болезни. Испанцы, англичане, французы и американцы пытались при помощи алкоголя подорвать физические и духовные силы индейцев, их силу воли и самоуважение. И европейцы и американцы сразу поняли, что с учетом тяги индейцев к видениям и откровениям и достижению экстатического состояния им очень легко привить пагубную страсть к алкоголю, который позволяет испытать в течение короткого времени иллюзию того, к чему они стремятся. Позднее, когда и культура индейцев, и весь их образ жизни стали рушиться, алкоголь стал для них средством ослабить чувство горечи и стыда. Пляска откровений, пляска духа и культ пейотля должны были оторвать индейца от бутылки, позволить достигать столь необходимого для него, особенно в условиях кризиса культуры, экстатического состояния, но разумными способами, которые не подрывают его силы, а, наоборот, укрепляют и мобилизуют.

Мы более подробно остановимся на проблеме алкоголизма среди индейцев в последней главе, посвященной современному состоянию жизни североамериканских индейцев.