|
||||
|
|
ОБУЧЕНИЕ И ВОСПИТАНИЕ В ГРЕЦИИ
Таково суждение Аристотеля. В IV в. до н. э., как и всегда, можно было услышать самые различные мнения о том, как подобает воспитывать молодежь. Не так уж легко поэтому представить себе систему обучения и боепитания в столетия предшествующие, на протяжении которых в Греции произошло столько перемен в политических и общественных отношениях и во взглядах на мир и человеческую жизнь. Можно лишь утверждать, что с древнейших времен отец играл в воспитании сына решающую роль и что в пример ему всегда ставились поколения минувшие. На этой почве дело доходило до конфликтов между поколениями, причем, надо признать, правы были отчасти обе стороны: старшие несли с собой опыт, младшие — стремление к новому и лучшему. В литературе примером старца, часто вспоминающего старое доброе время, замечательных людей прошлого, может считаться гомеровский Нестор: он противопоставляет молодым героям тех, кто жил в старину. Опечаленный ссорой Ахилла с Агамемноном, он дает им совет и одновременно предостережение: Воспитание юношей  …Покоритесь, могучие! оба меня вы моложе, Гомер. Илиада, 1, 259–274 Но и герои под Троей были достойны своих славных предков и вели себя, как подобает мужам, и в бою, и в спортивных состязаниях. Старики же, когда годы давали себя знать, уступали место молодым — с полным доверием к ним. Тот же Нестор во время игр, устроенных в память павшего Патрокла, признает, что теперь уже младшие поколения должны взять на себя все труды: …Теперь молодым оставляю Там же, XXIII, 643–645 Начиная с семи лет мальчики, как уже говорилось, поступали под опеку отца. В крито-микенский период мальчик под руководством отца и избранных им опекунов и наставников приобретал навыки обращения с оружием, обучался музыке и танцам. Для человека, обязанного участвовать в религиозных обрядах и празднествах, все это было необходимо. Надежную подготовку к участию в общественной жизни давало овладение ораторским искусством. Готовили мальчика и к жизни практической: он учился вести хозяйство, наблюдал, как работают в поле и в винограднике, знакомился даже с практической медициной. В эпических поэмах Гомера господа трудятся вместе с рабами, не чураются работы на строительстве кораблей, а царевна Навсикая, трудолюбивая хозяйка в доме своего отца, сама напоминает ему о своих обязанностях: …Вели колесницу большую на быстрых колесах Гомер. Одиссея, VI, 57–59 Царевна сама, «взяв из хранительницы платья и в короб уклав их… все поместила на быстрой, большой колеснице». У реки царевна не только надзирала за рабынями — она трудилась вместе с ними. На пути домой …Ударила звучно блестящим бичом Навсикая Там же, VI, 316–319 Девочки рано привыкали к труду: под опекой матери они учитесь прясть, ткать, вести домашнее хозяйство, практиковались даже в лечении своих домочадцев. На Крите мальчики в 14 лет начинали систематически заниматься физическими тренировками, что служило подготовкой к военной службе. В 18 лет их как совершеннолетних включали в особые товарищества, называвшиеся гетериями. В Афинах в классическую эпоху обучение не было юридически обязательным, а рассматривалось обычно как долг родителей по отношению к детям. Платон даже высказывает мнение, что дети свободны от каких-либо обязательств перед родителями, если те не заботились об их образовании. Первое купание маленького Ахилла  В V в. до н. э., в период Пелопоннесской войны, афиняне уже могли гордиться тем, что среди них нет ни одного неграмотного. И хотя формально организованных школ не было и каждый воспитывал детей, как хотел, — об этом-то и говорит Аристотель, — однако обучение приняло уже формы коллективные. Дети объединялись в группы под руководством преподавателя, и таким образом начинала складываться школа. В Греции программа обучения охватывала и приравнивала друг к другу воспитание интеллектуальное, музыкальное и физическое. Это было связано с особенностями самой греческой культуры, в которой воспитание понималось как неразрывное единство «гимнастического» и «мусического», как развитие физическое и умственное одновременно. Синтезом этих двух элементов должно было стать классическое равновесие тела и духа, прославленный идеал «калокагатии» — красоты и добра, слитых в человеке воедино. Беря начало в конкретных представлениях о прекрасном, тренированном теле юноши «благородного рождения», понятие калокагатии достигло со временем высот абстракции, явившись выражением гражданских и этических ценностей античного общества, воплощенных в гармонично развитой личности. Этим достижением педагогической мысли древний мир был прежде всего обязан афинянам, стремившимся к полному, всестороннему раскрытию способностей человека, в то время как спартанцы заботились главным образом о воспитании физическом, призванном дать государству защитника — сильного, дисциплинированного воина. Девушка с покрывалом  Другой важный элемент бытия и культуры древних греков, а следовательно, и воспитания молодежи — агонистика, принцип состязательности, благородного соревнования и отдельных личностей, и групп в разных ситуациях, в разных областях жизни, с целью достижения наилучшего результата, признания, получения олимпийского венка. Достижения же эти приносили славу не только увенчанному наградой победителю, но и государству, которое он представлял. На основе всех этих принципов и формировалась программа воспитания и обучения молодого афинянина. В течение долгого времени в Афинах старались поддерживать равновесие между интеллектуальной и физической подготовкой, несмотря на то что уже в V в. до н. э. стали слышны критические голоса против чрезмерного увлечения программами и методами обучения, о чем напоминает Аристотель. Здесь многое могли сказать философы, которые, признавая необходимость всех упомянутых выше наук, стремились прежде всего обучать добродетели — «аретэ». «Посидоний различает четыре вида искусств, — сообщает в одном из своих писем Сенека, — будничные и низкие, потешные, детские и свободные. Будничные — это ручные ремесла, занятые всем тем, чем оснащается жизнь; они даже и не прикидываются благородными или почтенными. Потешные — это те искусства, чье назначение услаждать глаз и слух. К ним можно причислить и изобретение всякого рода приспособлений… Такие вещи поражают взоры невежд, по незнанью причин удивляющихся всему неожиданному. Детские, имеющие нечто общее со свободными, — это те искусства, которые у греков называются „энкюклиой“, а у нас — свободными. Единственные же поистине свободные или даже, вернее сказать, дающие свободу искусства — это те, что пекутся о добродетели» (Сенека. Нравственные письма к Луцилию, LXXXVIII, 21–23). Обращает на себя внимание деление «искусств» на «будничное» ремесло и «потешные» достижения механики, рассматриваемые только как источник развлечений и сюрпризов. Практической пользы, какую должны были принести эти «штучки» механиков, философ, цитируемый Сенекой, не видит. Стоит также отметить, что ремесло, основанное на ручном труде, — искусство «будничное», «не благородное»: как далеко отошли уже в своих понятиях о жизни греки классической эпохи от своих предков — героев Гомера! Однако, как бы ни расходились между собой мнения о содержании обучения, никто не оспаривал того, что мальчикам в Греции полагается иметь трех учителей: грамматиста, кифариста и педотриба. Важную задачу предстояло выполнять грамматисту — учителю грамоты: он обучал детей чтению и письму, давал им основные понятия о счете. «Тетрадями» служили деревянные таблички, покрытые воском, на которых дети острыми палочками чертили буквы, а позднее — целые фразы. Когда они уже овладевали искусством чтения и письма, то переходили к изучению старых писателей, среди которых главное место прочно занимали Гомер и Эзоп с его мудрыми баснями. По мере обогащения греческой литературы расширялась и программа: читали поэмы Гесиода, стихотворения законодателя Солона, сочинения Феогнида, разучивали гимны в честь богов, исполняемые во время религиозных празднеств. И вот здесь вступал другой учитель — кифарист, прививавший мальчикам навыки игры на лире или кифаре. Под звуки этих инструментов пели песни и гимны — соло или хором. Наконец, систему образования дополнял своими уроками педотриб — учитель гимнастики. Под его руководством в палестрах или Гимнасиях дети состязались в беге, прыжках, метании копья и диска, причем тренировались со всем усердием, надеясь победить в каких-либо больших спортивных играх. В учителях Платон видит воспитателей, дело которых — не только передать ученикам определенные познания, но и направлять их во всем. Поэтому философ полагает, что деятельность воспитателя необходимо подчинить строгому и широкому контролю. «…Любой встречный из свободнорожденных людей пусть наказывает как самого ребенка, так и его пестуна или учителя, когда кто-нибудь из них в чем-либо погрешит…Страж законов должен быть у нас зорким; он должен очень заботиться о воспитании детей, исправлять их характер и всегда направлять их ко благу согласно законам» (Платон. Законы, VII, 808 е — 809 а). Речь шла, как уже говорилось, о воспитании хороших граждан. Несомненно, и воспитание физическое имело целью не только подготовить подростков к спортивным состязаниям, но и закалить их для военной службы. Очевидно, однако, такой закалки было мало, и, вероятно, в IV в. до н. э. военная подготовка обрела конкретную форму с введением института эфебии. Эфебия была обязательная для всех афинских граждан начиная, как правило, с 18 (16?) лет и длилась четыре года. После года учений эфебы несли службу в гарнизонах и на сторожевых постах в пограничной полосе Аттики. Эфебы выполняли физические упражнения под руководством тренера — педотриба, а собственно военной подготовкой ведал инструктор — дидаскал. Программа занятий предусматривала также дальнейшее обучение поэзии и музыке, так как одной из обязанностей эфебов было активное участие в государственных торжествах. Эфебы давали присягу, что не опозорят доверенного им оружия, не бросят своих товарищей в беде и будут защищать домашние алтари, границы державы. Мастерская сапожника. VI в. до н. э.  В эпоху эллинизма, после того как Греция перестала быть независимой, эфебия утратила свой военный характер и не была уже обязательной для всей молодежи в возрасте от 16 до 20 лет, а напротив, выступала как институт элитарный. В III в. до н. э. длительность ее была ограничена одним годом, а принадлежность к эфебам стала добровольной. В период с середины III до середины II в. до н. э. число эфебов значительно сократилось: среди них были только сыновья самых богатых граждан. Со временем благодаря тому, что в число эфебов начали принимать и иностранцев, количество их вновь возросло. Физическая подготовка ограничивалась теперь гимнастическими упражнениями, главное же внимание было обращено на воспитание интеллектуальное и эстетическое (философия, литература, риторика, музыка). Жизнь эфебов сосредоточивалась в гимнасии, который оказался тогда общественным и культурным центром города, взяв на себя до некоторой степени функции древней агоры. Под властью римлян греческая эфебия также сохранилась и даже расширилась за счет введения целой иерархии воспитателей, инструкторов и должностных лиц. Тогда же, в эллинистическую и римскую эпохи, существовала организация, включавшая в себя молодых мужчин «после эфебии». Это были так называемые неой (молодые), хотя принадлежать к этой организации могли люди вплоть до 40 лет. Они подчинялись гимнасиарху. Группа, называемая синодом, имела секретаря и казначея — их назначали городские власти. «Неой» имели право выступать как организация, когда обращались по каким-нибудь делам в государственные инстанции или к римскому императору. Сохранился, например, текст ответа императора Адриана на поздравительное послание, которое направила ему в 117 г., в связи с его восшествием на престол, группа «неой» из Пергама. Организации, готовившие молодежь к участию в государственной и общественной жизни, существовали и в других местах. В 1853 г. на Крите была найдена надпись на дорическом диалекте, которая, как оказалось, является текстом присяги. Такую присягу дала группа из 180 мальчиков, так называемых агелеосов (живущих совместно), когда они покидали свою ячейку, «агеле». Документ этот позволяет представить себе, как могли выглядеть подобные присяги и в городах-государствах более крупных, часто воевавших. В присяге соединялись элементы патриотические, традиционалистские, экономические: «агелеосы» клялись охранять безопасность своего отечества, поддерживать и передавать будущим поколениям его традиции, сажать ценные оливковые деревья, важные для хозяйственного процветания родного края. Составной частью программы обучения было, как мы помним, чтение поэтов. В чем состояли эти занятия, какова была их цель? Как толковалось прочитанное? Задачей учеников было не только овладение некоторым количеством текстов и умение их произносить в соответствующих ситуациях (на религиозных празднествах, по случаю других торжественных событий, на пирах и т. д.). Подросток должен был извлечь из этого чтения и более глубокую пользу: поэзия призвана была служить воспитанию этическому. Произведения, которые сами по себе носили морализаторский характер, не представляли трудностей для преподавателя. Однако были тексты, рассказывавшие и о добре, и о зле, тогда учителю-воспитателю приходилось показывать различие между дурным и добрым и помогать ученикам выбрать подобающую дорогу в жизни. Читая сочинения древних авторов, замечает в своих «Моралиях», в трактате «Как юноше слушать поэтов», Плутарх, ученик может и не заметить многого полезного для формирования его характера, подобно тому как среди листвы и цветущих веток бывает незаметен зреющий плод. Обращаясь к древним поэтам, учитель должен извлечь из мифологического сюжета все что необходимо, чтобы повести учеников по пути добродетели. Прежде всего юноше предстоит уяснить себе, хорош или плох характер того или иного героя, а затем обратить внимание на его слова и поступки, ведь у каждого действующего лица они свои, особенные, соответствующие его нраву. Подобно тому, продолжает Плутарх, как на лугу пчела устремляется на поиск цветов, коза — веток, свинья — корней, иные же создания ищут плодов или зерен, так и из юношей, читающих поэтов, один сбирает цветы содержания, другой упивается красотой и стройностью выражений, иные же получают пользу от слов, воспитывающих характер. Тот, кого интересует только содержание произведения, не пропустит при чтении ничего нового и необычного в повествовании. От взгляда того, кого влечет к себе поэтический язык, не ускользнет ни один изящный и прелестный оборот. Тот же, кто читает поэтов не столько ради удовольствия, сколько для самовоспитания, не станет слушать лениво и равнодушно те места, где говорится о добродетели, рассудительности, справедливости. С самого начала обучения, таким образом, полагалось обращать внимание не только на литературные достоинства прочитанного, но и на то, чтобы одновременно использовать содержание, тему, героев того или иного произведения в целях воспитания. Чтение древних авторов должно было вести ученика к гражданскому и этическому идеалу, к «калокагатии», доблестному служению государству, ведь еще со времен Платона и Аристотеля этика и политика считались неразделимыми: «Надо попытаться хотя бы в общих чертах представить себе, что это такое [наивысшее благо] и к какой из наук… оно имеет отношение. Надо, видимо, признать, что оно относится к ведению важнейшей [науки], которая главным образом управляет. А такой представляется наука о государстве, [или политика]. Она ведь устанавливает, какие науки нужны в государстве и какие науки и в каком объеме должен изучать каждый. Мы видим, что наиболее почитаемые умения, как-то: умения в военачалии, хозяйствовании и красноречии — подчинены этой [науке]. А поскольку наука о государстве пользуется остальными науками как средствами и, кроме того, законодательно определяет, какие поступки следует совершать или от каких воздерживаться, то ее цель включает, видимо, цели других наук, а следовательно, эта цель и будет высшим благом для людей» (Аристотель. Никомахова этика, 1, 2, 1094 а—b). Ценность устойчивых, неизменных положительных черт характера признавалась всегда. Но были и такие ценности, взгляды на которые менялись и не могли не меняться, что было связано с целым рядом перемен в политических, социальных и экономических условиях жизни. Одновременно менялся также образец, идеал политически активного гражданина, политического деятеля. И здесь на арену воспитания и образования выходили философы. Первые философы, ионийские мыслители, не были учителями или лекторами. Лишь в VI в. до н. э. Анаксимандр, а за ним Анаксимен пытались делиться своими знаниями. В Италии, в Элее, возникла элейская школа, с которой связаны имена Ксенофана из Колофона и Парменида (VI–V вв. до н. э.); как о формально организованном институте можно говорить о школе Пифагора. Школы эти, однако, развивали свою деятельность вне пределов Греции в собственном смысле слова. Первыми философами-учителями в Афинах можно считать софистов и Сократа. Но если Сократ учил в ходе живого спора и не выступал как профессиональный преподаватель, то софисты, напротив, стали первыми учителями-профессионалами, взимавшими плату за уроки. Каков был их метод обучения? Некоторые полагают, что это были главным образом дискуссии, «собеседования», однако именно тогда Зенон из Китая заметил одному молодому человеку, желавшему больше говорить, чем слушать: «Природа дала нам один язык, но два уха, чтобы мы вдвое больше слушали, чем говорили». «Больше слушать, чем говорить», — еще раньше Зенона советовал философ Клеобул (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов, I, 92; VII, 23–24). Впрочем, в том, что касается метода софистов, точно известно одно: они читали лекции перед группой слушателей. Одни, как, например, Гиппий, проповедовали свои теории на агоре, так что их мог слышать каждый; другие поучали только тех, кто хотел их слушать и — хотел платить. Протагор, сообщает Диоген Лаэртский, за полный курс обучения, длившийся, по-видимому, от трех до четырех лет, брал сто мин, или десять тысяч драхм (см. там же, IX, 52). Он и был первым учителем, взимавшим с учеников плату; его примеру последовали другие, не выдвигая, правда, подобных условий: быть может, они не оценивали свои уроки так высоко. Чему учили софисты, какую цель ставили они перед собой как преподаватели? Цель была одна — подготовить для государства хорошего гражданина. Основное внимание уделялось обучению риторике — искусству произнесения речей, а также эвристике — искусству спора и опровержения любыми способами аргументов противника. Это несомненно стало одной из причин развития в Греции ораторского мастерства. Упражняли и память: Гиппий обучал приемам мнемотехники. Для того чтобы блистать красноречием, хорошо аргументировать и эффективно атаковать в споре оппонента, важно было и литературное образование, знание истории. Софисты сами вели научные изыскания в области мифологии, генеалогии, биографии, составляли перечни великих событий или списки победителей Олимпийских игр, дабы иметь впоследствии под рукой материал для полемики. Это были, таким образом, люди науки, передававшие другим накопленные ими знания. Наивысшего успеха достигла греческая система воспитания в IV в. до н. э., особенно в двух сферах: риторике и философии. Первую представлял Исократ, основавший в 392 г. до н. э. школу риторики, вторую — Платон: его знаменитая Академия была открыта пять лет спустя. Совершенно иную, чем в Афинах и многих других греческих полисах, форму приняло обучение мальчиков в Спарте, где воспитание физическое развивалось за счет воспитания интеллектуального и эстетического. Семи лет от роду мальчик переходил под опеку государства. Включенный в один из отрядов, называвшихся илами, он мог после четырехлетней подготовки, в 12 лет, приступить уже к более серьезным занятиям, которые завершал лишь в двадцатилетнем возрасте в качестве ирена — зрелого юноши. Ученики подразделялись на две группы: младшие, или мальчики от 7 до 14 лет, и эфебы от 14 до 20 лет. Интеллектуальная подготовка спартанцев ограничивалась умением читать и писать, знанием нескольких военных и религиозных песен, а также некоторыми сведениями о традициях Спарты, об ее истории, религии и обрядах. Закалка давалась суровая: воспитание упорства и выносливости, умения переносить любые тяготы и лишения, голод, стужу, боль, воспитание готовности к походам, спортивным тренировкам, владению оружием. Дабы проверить, подготовлен ли молодой человек надлежащим образом, обладает ли он необходимой выдержкой, его подвергали двойному испытанию. Сначала его сильно секли розгами перед алтарем Артемиды: эту экзекуцию подросток должен был вынести без малейшего стона. Второе испытание юноши проходили перед самым концом обучения, перед тем, как их принимали в ирены. Это была так называемая криптия: «С нею связано хождение зимой босиком, спанье без постелей, обслуживание самого себя без помощи слуг, скитание ночью и днем по всей стране» (Платон. Законы, I, 633 с). Целый год молодой человек блуждал по горам и долам, скрываясь так, чтобы его нельзя было найти, сам добывал себе пищу, спал мало и всякий час был начеку, дабы никто не мог его выследить и застать врасплох. Успешно отбыв, криптию, юный спартанец мог быть допущен к участию в принятых в Спарте совместных трапезах мужчин — фидитиях. Греческая школа всегда была тесно связана с жизнью своего города-государства. Как физическое воспитание, помогавшее готовить будущих защитников отечества, так и интеллектуально-музыкальное, позволявшее молодежи в дальнейшем принимать участие во всех торжествах и празднествах, имели целью подчинить образование потребностям государства. Важную роль играла здесь и присущая греческой культуре агонистика: молодые люди могли показать свои достижения в многочисленных соревнованиях, устраивавшихся по самым различным поводам. Особенно высоко ценилась возможность участвовать в празднествах: она рассматривалась как честь и как поощрение. Летом молодежь распускали на каникулы, в течение учебного года также было много дней, свободных от занятий. Об этом свидетельствует календарь с острова Кос. Например, в одном только месяце артемитии было девять таких дней. 4-го числа отмечали праздник Посейдона, 6-го — праздник Эвмена, 7-го были торжественные жертвоприношения и общественные игры, 10-го — праздник Пифокла, 12-го приносили жертвы Дионису, 19-го полагалось чтить Муз и устраивать в их честь процессии, 26-го был праздник Аттаса. Был еще к тому же «день учителя» (!) — 29-го числа, а пятый день каждого месяца как «день основателя» города-государства посвящался развлечениям и забавам, и в этот день также никто не учился. Что же касается девочек, то они до семи лет оставались под опекой матери и няньки, свободные от каких-либо обязанностей. Затем воспитание их проходило по-разному в Афинах и в Спарте, и еще своеобразнее оно выглядело на островах Эгейского моря, где во всех областях жизни царила куда большая свобода, чем в Аттике. В Афинах девочка знакомилась с домоводством, с женскими ремеслами: прядением, ткачеством. Не пренебрегали там и элементарным образованием, а именно: учили девочек читать и писать. В Афинах школ для девочек не было, но, скажем, на острове Теос засвидетельствовано существование школ, которые содержало государство и которые посещали дети обоего пола. — Программа обучения девочек включала в себя также пение и танцы, поскольку умение петь и танцевать было необходимо женщинам опять-таки для участия в религиозных празднествах. Не избегали женщины и изучения литературы, однако от разговоров на литературные темы в кругу мужчин они были отстранены. Женщины прядут и складывают покрывала  В мужском обществе могли блистать остроумием и начитанностью гетеры, но женщины свободнорожденные — никогда. Нарушать суровые афинские правила позволяла себе лишь Аспасия, жена Перикла; хотя как иностранка, уроженка Милета, она могла вести более свободный образ жизни, чем афинянки, но общественное мнение осудило и ее. Идеи Платона, что женщины обладают не меньшими способностями, чем мужчины, и должны получать столь же углубленное образование, долго не находили отклика в афинском обществе. Тот факт, что женскую поэзию, берущую начало в VII в. до н. э., представляли в Греции уроженки Лесбоса, Беотии, Аргоса, Сикиона, но только не Афин, этого общеэллинского очага культуры, также свидетельствует о том, что афинские женщины были исключены из сферы интеллектуальной жизни. В Спарте в соответствии с общей тенденцией развития этой страны воспитание девочек мало отличалось от воспитания мальчиков. На первом месте стояли физическая сила и выносливость девочек, ведь их готовили в матери будущих граждан-воинов. Итак, девочки занимались гимнастикой наравне с мальчиками, упражнялись в беге, метании диска, даже в борьбе. Поскольку они должны были участвовать в религиозных торжествах, их, как и в Афинах, учили пению и танцам. О том, что в эпоху эллинизма женщины устремились к наукам и что появились уже смелые «эмансипантки», стремившиеся получить доступ к занятиям, «закрепленным» за мужчинами, может свидетельствовать такой факт: у знаменитого врача Герофила, жившего в Александрии во времена первых Птолемеев, училась девушка из Афин, некая Агнодика. Именно благодаря ей, если верить римскому автору Гигину, женщинам было разрешено изучать медицину. Интерьер нижнего гимнасия в Приене, около 130 г. до н. э. (реконструкция)  Получение образования было в Греции обязанностью и привилегией свободнорожденных. Поэтому и Сенека, находясь под влиянием греческой философии, высказывает мнение, что «свободные» науки, искусства названы так потому, что они «подобают свободному человеку» (Нравственные письма к Луцилию, LXXXVIII, 2). Из сообщений самых различных авторов мы узнаем, что рабов издавна не допускали даже к упражнениям, развивающим физическую силу и выносливость. По словам Аристотеля, критяне, «предоставив рабам все прочие права, запрещают им только посещение гимнасиев и приобретение оружия» (Аристотель. Политика, II, 2, 12, 1264 а). Это подтверждает и оратор Эсхин, говоря, что закон не позволяет рабам тренироваться в палестре или натираться оливковым маслом, как это было принято у атлетов (Эсхин. Против Тимарха, 138). Правда, Аристотель, как и комедиограф Ферекрат, в названии одной своей несохранившейся комедии упоминает «учителя рабов», однако функции его были иными, нежели у наставника свободнорожденных: рабов обучали только некоторым практическим навыкам, необходимым им для работы в домашнем хозяйстве. Эллинистическая эпоха вместе с другими переменами принесла также изменения в отношениях между свободным гражданином и рабом. Уже Еврипид, сторонник новых идей, подчеркивал, что деление на «свободных» и «несвободных» — социальное, а не моральное, и что раб как человек стоит на той же ступени, что и свободный. Позднее, в эпоху Римской империи, под влиянием философии стоиков Сенека на возглас «Ведь это рабы!» отвечал: «Но они и люди!». Впрочем, тогда рабы уже могли получать образование, из чего их хозяева, особенно в Риме, умели извлекать немалую выгоду. Мы не знаем греческих школ для рабов наподобие римских. Известно только, что в отдельных городах допускались некоторые отступления от обычаев и правил, освященных традицией и старыми взглядами на положение несвободных. Таблички из Аргоса, в которых перечислены пожертвования граждан на разные цели, отмечают, что несколько местных жителей предоставили определенное количество оливкового масла рабам и сделали возможным для них совершать омовения в бассейнах гимнасиев. Некто Асклепиад в Дорилее во Фригии в царствование императора Адриана был гимнасиархом для свободных и для рабов. Наконец, в одном из городов Македонии некая женщина передала 10 000 аттических драхм на обеспечение оливковым маслом местного гимнасия для граждан города, а также иностранцев и рабов на время трехдневных городских празднеств. |
|
||
|
Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное |
||||
|
|
||||
