• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

В основе мифотворчества лежит попытка познать и по мере возможности объяснить происхождение, устройство и жизнь обитателей потустороннего мира. Отметим, что «потусторонний» не обязательно обозначает нечто отдаленное или даже невидимое, хотя по традиции пользуются именно этими понятиями.

Для того чтобы составить полное представление о жизни воображаемой, необходимо описать жизнь реальную, ибо у всех народов потусторонний мир является отражением мира реального. Именно поэтому мы начали с краткого описания жизни и культуры китайцев в монархическую эпоху. Заметим, что в некоторых странах бытует множество мифов, а в других их гораздо меньше. Почему это происходит? Почему одни народы рассказывают множество удивительных историй о своих богах, а другие практически не упоминают о них, хотя и есть что порассказать?

Вспомним, например, великие мифы Греции и Скандинавии. Такого количества историй не найдем у других народов. Это можно объяснить различиями в складе ума, психологии людей и в большой степени в их воображении. На низших стадиях развития человека воображение у него бедное, на высших ступенях, напротив, фантазия становится богатой.

Китайцы отнюдь не лишены воображения, однако их мифология так и не вошла в историю мировой культуры. Кроме того, нация развивалась изолированно, контакты с другими народами, которые вызвали бы активность в этом направлении, установились достаточно поздно. Вдобавок и традиционная система обучения предусматривала простое повторение старого, а не развитие знаний с целью получения новых. Сделанные китайцами изобретения за четыре тысячи лет могут быть перечислены с помощью пальцев одной руки.

К тому же конфуцианство порицало интерес к сверхъестественному.

Почти наверняка можно утверждать, что старания Конфуция привели к появлению развитой мифологии. Аналогичный эффект произвели и проповеди Вэнь Вана, мифического основателя династии Чжоу (1121– 255 гг. до н. э.), против пьянства (еще до того, как стал известен чай, который помог превратить китайцев в непьющую нацию).

Конечно, были и другие причины, в частности поиск нравственной опоры. Известно, что периоды великих политических потрясений, когда человек начинал отстаивать свои права, сбрасывая оковы, приводили к небывалому взлету культуры. Вероятно, следует принимать во внимание и склонность людей рассказывать истории, а также необузданную силу веры, которая разрушает все каноны. Отчасти это состояние можно сравнить с чувством, которое побуждает человека к совершению великих преступлений. Он хочет оставить свой след, даже будучи уверенным, что за это его постигнет смерть от руки палача.

Добавим, что имперское сознание требовало создания единого государственного культа, понятного широким массам и принятого ими. Основой этого культа стал буддизм, который проповедовал духовное совершенствование и стоическое отношение к земным тяготам. С одной стороны, буддисты учили человека, как избегать дурного и шаг за шагом следовать по пути добра, а с другой – прививали слепую любовь к императору, как носителю высшего начала. Буддийское учение отличалось конкретностью, а предписания – простотой и действенностью, которой не хватало конфуцианству. Вместе с тем буддизм способствовал развитию воображения и формировал любовь народа к чудесам. Особенно ярко это проявилось в V и VI веках н. э., когда буддизм и даосизм, объединившись, способствовали ослаблению влияния «классического конфуцианства».

Лаконичность и точность описаний китайских историков общеизвестны. Следует добавить только, что понятие, используемое для обозначения истории, shib, в переводе означает «беспристрастность» или «объективный анализ».

Полагают, что большое количество мифов уводит от реальности. Конечно, применительно к историческим хроникам трудно говорить об абсолютной точности, но стремление к правдивому воспроизведению фактов и событий неоспоримо. Иногда оно приводило к гибели историков, отказывавшихся включить в хронику ложные сведения по повелению императора (это произошло с историографами династии Ци в 547 году до н. э.). Это свидетельствует о том, что китайские историки четко осознавали важность своей миссии и ответственность перед потомками.

Выше говорилось о том, что еще одной причиной замедления интеллектуального прогресса мог стать рост численности и населения в условиях многовековой изоляции от мировой цивилизации. В условиях гетерогенной нации приходилось рассчитывать только на свои силы и генофонд.

«Как железо затачивает железо, так и ум человека оттачивает общество», – говорится в пословице. Сосредоточившись на своей внутренней жизни, китайцы выработали безразличное или снисходительное отношение к внешним воздействиям, выше всего ценя внутренний порядок, спокойствие и стабильность, подсознательно сопротивляясь крутым переменам. Данная особенность общественного и государственного устройства, отмеченная большинством ученых, не имеет ничего общего со стагнацией.

Появление мифов свидетельствует об определенном уровне развития человеческого сознания. Но главный стимул интенсификации мифотворчества – понимание необходимости познать окружающий мир. Не находя других путей, люди апеллируют к собственной фантазии, но и воображение нуждается в опоре, которой становятся наблюдение и опыт.

Считается, что мифы рождаются у народов, находящихся на начальной ступени своего развития. Почему так происходит? В период расцвета нации именно созидающее воображение делает ее могущественнее и сильнее. Но тогда в философских сочинениях мы встречаемся с описаниями мифов, их критикой, но не рождением.

Итак, для возникновения мифов необходимы три условия. Прежде всего, особое мышление. Как говорилось выше, мифы, по существу, объясняют явления окружающего мира ненаучным путем. Если воображение разыграется чрезмерно, то возникнет сомнение в достоверности рассказанного, да и сам рассказчик может в этом усомниться. Проще говоря, миф бытует ровно до тех пор, пока человек верит в его истинность.

Как, собственно, и религия, которая существует, только пока жива поддерживающая ее вера. Именно она сплачивает своих приверженцев, давая им внутреннюю опору и импульс следовать за наставником. Вера не может быть навязана, поскольку основана на чувстве.

Следующим условием развития мифотворчества должен быть стимул. Миром правят не идеи, а чувства. В тех мифах, где отсутствуют эмоции, мы встречаемся с жалкой имитацией или пересказом мифов других народов (что не следует путать с так называемыми «общими местами» как особенностями этого жанра).

Отметим также роль вымысла, контаминации или «общего мирового фонда мифов». Нередок, например, сюжет о мировом древе, который схож у многих народов, но конкретные особенности, детали превращают его в достояние народа, которое хранят и передают из поколения в поколение как главное сокровище. Мифы наполняются художественными, философскими и религиозными национальными чертами, приобретая особую значимость и очарование для каждого из членов общества.

Между тем интерес к мифам наблюдается всегда, когда народ ищет внутреннюю опору для объединения перед лицом внешнего врага или находится на грани уничтожения. В этом случае мифы отражают стремления, надежды и чаяния людей. Пережитое со временем приводит к созданию необычайных поэтических творений. Скажем, основой для мифа о Данаидах стала жестокая и длительная борьба греков с египетскими фараонами. Именно эти обстоятельства и стимулировали воображение греков.

Сказанное объясняет, почему огромное количество известнейших мифов было экранизировано именно в то время, когда на земле шли войны. Чувство сопричастности общенациональным событиям сплачивало и тех, кто участвовал в битвах, и тех, кто оставался дома.

Содержанием мифов в большинстве случаев становились эпохальные события, а не реалии обычной мирной жизни. Исключительность изображаемого является важнейшей типологической особенностью мифов. Поскольку большинство мифов возникло в глубокой древности, их герои могут значительно отличаться от современных представителей своего народа. Вместе с тем в мифологических сюжетах и образах всегда угадываются реальные человеческие чувства и стремления.

Сохранение мифа в народной памяти объясняется сильными страстями и переживаниями героев. Сопричастность к ушедшим титанам – основная причина их бытования в устной традиции и передачи последующим поколениям. Только эти особенности могли привести к расширению содержания мифов и их совершенствованию. В конце концов они обретут свои характерные отличительные особенности, чем и привлекут всеобщее внимание, несмотря на то что в них отразятся сугубо национальные миросозерцания.

Итак, отметим, что по мере развития человечества множится число мифов и легенд, меняется традиция повествования, оно четче организуется, иногда дополняется музыкальным сопровождением. Мифы становятся более конкретными и психологичными, одновременно отмечается и некоторая философичность. Так зарождается фольклор, в котором всегда отражается сознание нации.

В свете сказанного трудно ожидать, чтобы китайские мифы достигли совершенства, приближающего их к тем образцам, вошедшим в мировую сокровищницу.

Они были адекватны тому уровню, которого достигло общество, такими и следует воспринимать китайские мифы.

В китайской культуре отсутствуют повествования типа европейских саг, считающихся мировыми шедеврами. «Тот, кто надеется найти европейские сюжеты в Тибете, будет разочарован», – писал один известный синолог. Вместе с тем нельзя согласиться с утверждением, что «китайский народ не склонен к мифотворчеству».

Действительно, китайские мифы и легенды не отличаются яркостью воображения. Их сюжеты во многом основываются на священных текстах и поэтому схожи. В отличие от древнегреческой и египетской китайская мифология не получила отражения в изысканных скульптурах или огромных храмах.

Надеемся, что данная книга поможет рассеять все предубеждения и заблуждения относительно характера национальных мифов.

Мы уже говорили о том, что в истории Китая были периоды обостренного интереса к мифологии. Прежде всего назовем период свержения династии Инь и установления великого дома Чжоу в 1122 году до н. э. Другой период связан с войной трех царств, произошедшей в III веке н. э., – время героики, воспетое в сотнях прозаических и стихотворных произведений. Главным памятником этой эпохи является роман Ло Гуанчжуна «Троецарствие». Вспомним также время утверждения буддизма, открывшего новый простой, рациональный, гармоничный мир, соответствующий миролюбивому сельскохозяйственному народу Китая.

Если бы не было этих стимулов, то китайская культура не породила бы такого множества богов и героев, а соответственно не возникло бы и огромного количества мифов, которые их прославляют.

При совершении того или иного поступка человеку свойственно вдохновляться примерами своих реальных или вымышленных предков. Конечно, сюжет обычно появляется гораздо позже, чем описываемые в них события, и не все они одинаково совершенны в художественном отношении, но очевидно постоянное стремление найти соответствующий стимул в жизни, в истории.

Заметим, что даже в странах, где на почве мифологии появились прекрасные плоды, требовалось разбросать не один миллион семян, и лишь малая часть произведений древности сохранилась до нашего времени.

Мифы – это рассказы не только о богах, которые создают мир и управляют судьбами. Рядом с ними существуют боги рангом ниже – незримые духи, населяющие землю, живущие в горах, растениях и животных, а также герои, схожие с обычными людьми. И часто именно последние оказывают более глубокое влияние на умы и сердца людей. Именно благодаря их воздействию, доброму или злому, значительному или небольшому, удалось изменить реальную жизнь Вселенной.

Итак, если нас спросят, откуда исходит то героическое и романтическое, которое становится источником для рассказчиков, окажется, что найти ответ не так-то просто. В мифах и истории Древнего Китая содержится обильная информация. Тогда китайцы полагали, что мир густо населен героями, духами и демонами, творящими добрые или злые дела.

В любом языке существует множество образных обозначений разнообразных явлений и предметов окружающего мира, многие из них связаны с мифами и легендами.

Скажем, глубокое устье реки называется «проход слепца», потому что часть скалы, если смотреть на нее с определенной точки, принимает очертания фигуры человека. Отсюда и ведет начало та удивительная история, в которой герой превращается в камень.

Горный хребет, похожий на парящего орла, получил название Орлиного кряжа, а горы, очертаниями напоминающие спящего льва, – соответствующее название. Воображение людей наградило удивительными поэтическими именами большинство причудливых творений природы. В каждой местности можно услышать самые неожиданные легенды, но лишь небольшая их часть вошла в общенародную сокровищницу мифов.

Только самые интересные и яркие сюжеты рассказчики бережно хранят и передают из уст в уста, и именно такие произведения со временем становятся частью общенациональной культуры. Очень много людей верит в их истинность, причем очевидно, что людей чаще всего привлекают не герои, а события, которые с ними связаны.

Именно в мифах мы в большей степени ощущаем национальный колорит и «жизнь народной души». Однако кажется странным, что, одушевляя все – от камня до неба, китайцами не было создано такого же разнообразия мифов. Нам же прежде всего предстоит подробнее рассмотреть и проанализировать развитие китайской мифологии.

Мифология древних китайцев не похожа на исследования в этом направлении других народов. Как правило, нам неизвестно ни место действия, ни события, которые привели к его появлению. В ходе многочисленных миграций населения конкретные подробности быстро забывались. Трудно утверждать, пришли ли мифы с востока (скорее всего, так оно и было) вместе с тем народом, у которого они зародились.

Детальный анализ стадий развития китайской мифологии оставляем за пределами этой книги, ориентированной на массового читателя, поэтому просто выделим наиболее значимые моменты.

В ранние времена отмечается «век магии», за которым последовал «героический век». Но до 800 года до н. э. число мифов было невелико, после 820 года до н. э. появилась первобытная мифология, имеющая много общего с творчеством других народов.

В VIII веке до н. э. появляются космогонические мифы. Сто лет спустя, под влиянием даосизма, создателями которого были Лао-цзы (604 г. до н. э.) и Мэн-цзы, мифотворчество затухает. Но в эпоху воюющих государств (500—100 гг. до н. э.) социальное и эмоциональное напряжение способствовало созданию мифов.

Комментатор Конфуция Цзо Цзымин часто использовал мифологию в своих исторических сочинениях. Одним из первых к ней обратился философ Ле-цзы. Он впервые упоминает историю западной царицы Си-ван-му. Именно с этого времени рассказчики начали соревноваться друг с другом в описании разнообразных чудес ее страны. Ле-цзы первым упомянул и об островах Бессмертных, находящихся в океане, о царствах карликов и великанов, о плодах бессмертия; писал и о том, как Нюй-ва (Нюй-гуа) починила Небо с помощью пяти разноцветных камней, об огромной черепахе, на которой держится Вселенная.

Период Тан (618—907 гг. н. э.) стал временем возрождения искусств после длительного периода потрясений. Однако, несмотря на восстановление спокойствия в стране, интерес к мифологии не приобрел устойчивого характера. Это был период процветания материалистических представлений. Борьба рационализма против предрассудков или воображения прежде всего представляла собой борьбу конфуцианства с даосизмом. Тяжелая длань конфуцианства способствовала утверждению истинного рационализма, объявив фантазии бесплодными. Именно ученые периода Тан и Сун нанесли смертельный удар по китайской мифологии, прервав и традицию в развитии китайской философии, начиная с периода Ханьской династии (206 г. до н. э. – 221 г. н. э.). После эпохи Сун мифотворчество пресекается.

Следует еще раз напомнить, что только вера в истинность того, о чем говорится в мифах, поддерживает их долгое бытование. Именно до тех пор, пока человек верит в чудеса, ему будут открываться бескрайние просторы космоса и безграничное время.

И только тогда он может творить чудеса, которые удивляют мир. Но если он начнет искать рациональные объяснения, например, тому, отчего Илии понадобилось разделить воды своим одеянием, чтобы колесницы Израиля и его возниц могли пройти, не замочив ног, или для чего Бодхисатве требовалось встать на тростник, чтобы пересечь великую реку Янцзы, или зачем нужно было бесчисленным Бессмертным сидеть на своих излюбленных облаках и путешествовать в космосе, то здесь не место мифу – его творение окажется мертворожденным или уж точно не достигнет периода зрелости.

Развитие философской мысли и утрата веры в сверхъестественное способствуют прогрессу цивилизации, но одновременно ведут к разрушению мифа, поэтического начала, в нем содержащегося. Условия жизни мифа – непосредственно, без критицизма, проникнуться его настроением, и тогда откроется вся красота.

Таким образом, в китайской мифологии следует видеть множество конкретных историй, а не несколько огромных вершин, поэтому примем китайскую мифологию такой, какая она есть, отметим те чувства и мысли, которые в ней содержатся. И тогда нам откроется, что китайская мифология относится к высочайшим образцам человеческой культуры.

Сказанное выше позволяет объяснить не только недостаточное количество мифов в Китае, но и малое количество легенд. Те же шесть веков, что чужеземцы занимали китайский трон, скудны мифами, но отличаются обилием легенд.

Если мифы посвящены вопросам происхождения мира и существующего порядка вещей, то легенды связаны с местными событиями, они носят более локальный и земной характер. Как и повсюду, в Китае низшие классы были менее образованны, чем верхушка общества, и в большей степени склонны к суевериям. Однако они не могли противостоять образованной части общества, которая отвергала или высмеивала фантастический мир легенд.

Когда взгляд на мир стал более научным, в легенды продолжали верить крестьяне, жители разных областей Китая, продолжавшие их сочинять. В отличие от мифов бытование легенд оказалось более длительным.