• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Насколько достовернее получилась бы история христианства, будь в распоряжении исследователей только отчеты об экспедициях, немногие случайные находки, такие, как остатки фресок, фрагменты мозаик, надписи, разбитые предметы культа?

Даже если ее можно было бы дополнить разрозненными выдержками из сочинений, текстов, отрывков и похожими материальными остатками, насколько аргументированными могут быть суждения интерпретатора этих документов?

Некоторым специалистам по сравнительному религиоведению покажется очевидной связь между Богородицей и Богиней-Матерью из стран Восточного Средиземноморья, между мученической смертью с последующим воскрешением богочеловека Иисуса Христа и ежегодной жертвой «божественного сына» Матери-земли зимой и его возрождением во время весеннего равноденствия. Действительно, между данными представлениями есть внешнее сходство, и оно было отмечено еще в античные времена, но глубокое и серьезное изучение христианской литературы позволяет обнаружить фундаментальное различие в концепциях христианства и других религий, основанных на культе единого бога.

Насколько же соответствует истине наше представление о микенской религии, если о ней мы можем судить только по отрывочным материалам, которые сами по себе никак не проясняют проблему? Основным источником информации о верованиях микенцев остаются материалы раскопок: захоронения, фигурки, предметы из камня или бронзы, использованные во время обрядов, плоские и круглые печати, кольца-печатки с выгравированными религиозными символами или изображением части ритуала, фрагменты фресок, изображения на вазах, стелы или плиты с сюжетными росписями. Все это несложно интерпретировать, но возникает несколько вариантов, однако точный смысл и значение каждой находки никогда не могут быть установлены наверняка.

На основании полученных в ходе раскопок свидетельств можно говорить о единой системе минойско-микенской религии, поскольку имеющиеся в нашем распоряжении изображения на религиозные сюжеты и культовые предметы почти идентичны. Божество обычно изображается в виде женщины, бог-мужчина выполняет подчиненную функцию (рис. 23). В некоторых сценах изображается мистический союз между божеством и верующим, в других изображаются обряды по обеспечению урожая. Часто изображаются сцены поклонения деревьям и столбам, которые являются всемирно распространенными религиозными концептами.

Диаметрально противоположная картина представлена в эпосе Гомера. Там главенствует Зевс, являющийся богом-отцом и верховным правителем. Боги и богини похожи на людей и отличаются от них только бессмертием. Как высшие существа, они стоят над людьми и в то же время немного в стороне от верховного божества.

Только в поздний, так называемый классический период можно различить обе стороны их системы верований, воплощенные в культах Диониса и Аполлона. Первый основывался на хтонических верованиях, связанных с обожествлением Матери-земли как первородного созидающего начала, формой поклонения, свойственной оседлому земледельческому сообществу. Другой комплекс основан на почитании неба и солнца, а также небожителей-олимпийцев, что не менее естественно для верований кочевых племен.

Обычно считают, что минойская религия, основанная на вере в хтонические божества и мистике, существовала в эгейском мире еще до прихода греков. Пришельцы приспособили к своим представлениям существовавшие издревле верования, одновременно сохранив свое наследие, восходящее к индоевропейским временам. По своему характеру греки неохотно принимали чужие идеи. Обычно они поглощали их, переосмысливали по-новому, нередко изменяя до неузнаваемости. Похоже, в древние времена проблема веротерпимости отодвигалась на второй план.

Отношения между Критом и странами Восточного Средиземноморья с давних пор были достаточно тесными, микенцы поддерживали многочисленные торговые контакты с ними в период своего господства. Следовательно, вполне возможно предположить, что они также верили в Богиню-Мать и ежегодное возрождение ее божественного сына, споря только о том, умирает он или его приносят в жертву в конце старого года, который он символизировал, дабы возродиться весной.

Возрождение божества отмечалось торжественными обрядами, призванными обеспечить будущий урожай. Нередко они приобретали характер оргий. С данными верованиями тесно связано представление о том, что действия людей должны вдохновить божественных супругов на соитие, чтобы добиться священного возрождения Природы. Имеется целый ряд свидетельств, подтверждающих, что данные обряды составляли важную часть минойской религии. Сомнительно лишь то, что они занимали в ней центральное место.

На Крите Богиня-Мать является сложной фигурой. В ее образе соединились все черты Природы от колыбели до могилы. Под именем Эйлейтейи и многими другими она покровительствует рождению ребенка. Жители горных районов поклоняются ей как Матери гор. На хорошо известной печатке из кносского дворца она изображена стоящей на вершине горы (рис. 17). По обе стороны от нее располагаются изображения львов, напоминающие о том, что она также является повелительницей животных, олицетворяющих стихийную и неуправляемую силу Природы.

Другой частью Природы является растительный мир, и, возможно, следы почитания его повелительницы сохранились в культе деревьев. Согласно иной точке зрения, она была покровительницей брака и как богиня-змея охраняла жилища. И снова как повелительница животных она имела власть над жизнью и смертью, решая, кому жить и кому умереть.

Таким образом, ее ипостаси отражают постепенную эволюцию в сторону создания религии единого бога. Однако некоторые ученые настаивают на обратном процессе. Действительно, к началу классического периода в Греции верили в существование большого количества богов и богинь, которые имели свой упорядоченный круг обязанностей. Всеми ими управляет всемогущий Зевс, на Крите в своей минойской форме он перенял черты всемогущей Богини-Матери.

Рис. 17. Изображение печати из Кносса (по Уэйсу и Штуббингу)

Двойственная функция Зевса до некоторой степени проясняет концептуальные различия между двумя религиями и их воздействие друг на друга. Древние религиозные системы, как правило, отличаются толерантностью к другим конфессиям, не настаивая на своей исключительности. Поэтому так часто приходится говорить об их взаимопроникновении.

Скорее всего, микенцы достаточно естественно объединили собственное высшее божество с главным богом минойского пантеона, невзирая на то что в новом виде со сниженным статусом у него появились такие трудносовместимые качества, как принадлежность к мужскому полу и функция прародителя.

Похожим образом другие греческие боги и богини начали отождествляться с минойскими божествами, а в некоторых случаях и образовались от них. Об этом свидетельствуют тексты кносских и пилосских таблиц, записанные линейным письмом В. Один раз изображение Зевса встречается на пилосских и несколько раз на кносских табличках. Упоминаются также Гера, Афина, Артемида, возможно, и Аполлон (под именем Пиавона), Посейдон, Дионис, Арес (под видом Энуалиоса).

К сожалению, информация о богах в основном ограничена перечислением посвященных им налогов и сборов, а собственно об атрибутивных признаках почти ничего не говорится. Но для нас существенно и то, что в микенские времена наименования этих богов часто употреблялись в повседневной жизни.

Сохранилось гораздо больше сведений об образе критской Богини-Матери. Можно четко выделить три ее основные ипостаси: покровительница растительности, повелительница животных и богиня домашнего очага. В соответствии с греческим пантеоном богов эти ипостаси можно соотнести с образами Деметры, Артемиды и Афины.

Имя Деметры встречается на одной из пилосских табличек. Хорошо известна связь этой сельскохозяйственной богини с Элевсином, где она являлась основным божеством. В связанном с нею культе и ежегодных мистериях явно отразились верования местных племен.

Супруга Зевса Гера и главная богиня Арголиды считалась другой разновидностью Богини-Матери, но к классическим временам ее функции как верховного божества сошли на нет и она подчинилась фигуре Бога-Отца.

В гомеровском эпосе Артемида выступает как повелительница животных и богиня-охотница. В геометрический и классический периоды ее часто изображали стоящей между двумя дикими зверями, которых она держала на цепи, символизировавшей их подчинение Артемиде.

Похожая сцена встречается и на минойской гемме. Та же самая богиня появляется и в других ипостасях. Важнейшей из них является отождествление греческой Артемиды как повелительницы природы с великой эфесской богиней, которой поклонялись во всей западной Анатолии, иначе говоря, с образом Богини-Матери. Оно показывает, что в древности Артемида была самым важным божеством, культ которого со временем угас и функции, соответственно, сузились.

В более поздние времена Артемида появлялась только как охотница-девственница, хотя и сохраняла свои функции покровительницы деторождения и сестры-близнеца Аполлона. Первоначально их родственная связь не подчеркивалась. Богиня домашнего очага ассоциировалась со змеей и птицей (хотя последняя может быть и олицетворением других божеств). Она может также идентифицироваться с богиней-защитницей, о которой говорится на известковой табличке, найденной в Микенах, таким образом, к ее функциям добавляется и покровительство крепости.

Данный образ вызывает ассоциации с Афиной, которая в храме Эрехтейон, расположенном в афинском Акрополе, изображена со змеей, птицей, щитом и деревом, а в гомеровском эпосе действовала как богиня-воительница, сражаясь на стороне любимых ею греков.

На основании табличек Посейдона, брата Зевса, можно рассматривать как главного бога Пилоса. Отражение данной функции присутствует и в гомеровском эпосе, где говорится, что Нестор принес девять раз девять быков в жертву богу – сотрясателю земли Посейдону. Известно, что Посейдону также поклонялись и в образе коня, считавшегося воплощением плодородия. Возможно, эта его ипостась была унаследована от первоначального кочевого образа жизни с прародины греков. Связь Посейдона с морем, похоже, была установлена позже. По-видимому, на него повлиял экстатический культ Диониса, существовавший еще в архаический период. Данное предположение подтверждает обнаружение его имени на табличках.

Культ Посейдона происходит из Фригии и Лидии, где он являлся божественным сыном великой Богини-Матери, почитаемой в Малой Азии. С этим образом связано и появление в его культе змеи. Видимо, культ Диониса был перенесен в Дельфы с Крита, прародины мистических верований. Со временем его культ вытеснил культ Аполлона как победителя змея Пифона. Но в соответствии с греческой традицией в Дельфах еще до Аполлона поклонялись Гее, богине Земли.

Изображение бога – покровителя животных часто встречается в микенской иконографии, что может указывать и на его особые функции как супруга Богини-Матери. Профессор Нильссон экспериментально идентифицировал его с Аполлоном, богом-стреловержцем, насылающим болезни и смерть, а также выступающим в качестве целителя. Он полагал, что соединение двух указанных функций в дальнейшем могло привести к появлению пары Аполлона с Артемидой, одной из функций которой была способность повелевать жизнью и смертью.

В отличие от более ранних времен в микенскую эру богов не почитали в больших храмах. Очень часто местом поклонения была небольшая пещера или гробница. Даже в большом дворце Миноса, расположенном в Кноссе, местом поклонения служило лишь небольшое личное святилище, стоявшее в центре двора, окруженного со всех сторон огромными зданиями.

Фундамент постройки сохранился, и по осколкам фресок можно восстановить ее изысканный и красочный фасад. Здесь не было культовых статуй, только внутри святилища размещались две небольшие статуэтки из хрупкого фаянса. Некоторые ученые считают, что это изображения богини-змеи и ее жреца.

В другой части дворца сохранилось такое же скромное святилище, но оно относится к другому периоду. Оно известно под названием «Усыпальница двойных топоров» и появилось уже после разрушения дворца. Оно также отличается небольшими размерами, как и все находящиеся в нем предметы. Обнаружено несколько терракотовых фигурок богини и ее жрецов (один из них мужского рода), помещенных на низком помосте вместе с двумя парами жертвенных рогов из оштукатуренной глины, каждый из которых мог поддерживать двойной топор. Рядом с рогами обнаружен один очень маленький каменный двойной топор. Перед помостом располагается более низкий пьедестал, на нем, видимо, размещался круглый стол с подношениями. На втором подносе, стоявшем на полу, и перед ним размещалось несколько чашек, кувшины, амфоры, чаши и узкогорлый кувшин, использовавшийся для культовых целей.

Похожие святилища известны и в других местах на Крите, но в материковой части Греции они встречаются редко. Только одно напоминает описанное выше святилище из Кносса. Его обнаружили в Асине, одном из южных портов микенской столицы. Оно располагается в углу длинной комнаты с двумя рядами колонн, указывающих на ее священное предназначение.

Археологи обнаружили пять человекообразных идолов и различные глиняные сосуды, стоявшие на грубо выделанной каменной скамье и на полу перед ней. Особый интерес представляет тщательно вырезанная каменная голова, скорее всего мужская. Рядом с ней найден каменный топор примитивной формы. Если считать голову мужской, то можно предположить, что она является остатком статуи Зевса, атрибутом которого можно считать топор, символизировавший его функцию громовержца.

Рис. 18. Усыпальница двойных топоров, фрагмент и план (по Эвансу)

Остатки подобных гробниц обнаружены и в Бербати около Микен, и в Мальфи, в Мессении, но совершенно очевидно, что в больших микенских дворцах были такие же святилища, как и в Кноссе. Из Микен происходит изысканная изящная групповая статуэтка из слоновой кости, состоящая из фигур двух женщин и мальчика. Ее нашли на полу древнего храма, который греки воздвигли в честь Афины наверху Акрополя в VI в. до н. э.

Как известно, греческие храмы везде строились в местах, которые считались священными еще с микенских времен. Возможно, здесь, поблизости от святилища, находилась и усыпальница, встроенная в дворцовые постройки.

Обе дамы одеты в изящные минойские платья – обычай их носить микенцы переняли от жителей Крита. Некоторые ученые считают, что статуэтка изображает священную элевсинскую триаду: Деметру, Персефону и Кроноса. Другие полагают, что это две воспитательницы и «божественный младенец». Если это действительно так, то, возможно, жители древних дворцов в Кноссе носили те же самые простые одежды, изображение которых мы видим на данной статуэтке. Непонятно, почему процветающая династия не могла увековечивать своих богов в соответствии с собственными художественными вкусами.

В Пилосе святилище также располагалось в небольшом помещении. Перед ним в небольшом открытом дворе находился алтарь, построенный из бутового камня и саманного кирпича, оштукатуренный и раскрашенный со всех сторон линейными и геометрическими фигурами. Этот культовый центр находился в мегароне, внутреннем дворе жилой части дворца.

Рис. 19. План вершины акрополя. Микены (по Нильсону)

Центром микенского дворца был большой тронный зал, посреди которого располагался круглый очаг. Благодаря своим большим размерам (в диаметре около четырех метров) и изысканной отделке он вполне мог использоваться как по прямому назначению, так и в качестве святилища. Позже, в классической Греции, очаг выполнял важную роль как место культа богини – охранительницы дома Гестии. На Крите очаг не имел своего постоянного места.

В пилосском дворце на столе для подношений, стоявшем в тронном зале, обнаружили миниатюрные ритуальные чаши; справа от места, предназначенного для трона, находилась выдолбленная в полу канавка, в конце ее был резервуар, напоминавший по форме блюдце.

После его обнаружения ученые предположили, что там существовал ритуал возлияния, основная роль в нем принадлежала правителю, так же как происходило и в Кноссе. И хотя объединение функций правителя и жреца с последующим обожествлением, происходившее из Египта и Вавилона, не соответствовало греческому темпераменту, в его существовании не приходится сомневаться. Следы данной двойственной функции видны в наименовании афинских правителей в классический период «архонтами – басилевсами». Во время празднеств он исполнял функции главного жреца, являясь одновременно правителем города.

Рассмотренные выше святилища ассоциировались с дворцами или частными жилищами. Одно время даже считалось, что в микенские времена не было мест для публичного поклонения богам, таких, как греческие храмы. Однако в Делосе обнаружены два или три здания, которые можно рассматривать как храмы.

Эти постройки представляют собой простые прямоугольные конструкции, стоящие отдельно от современных им зданий. Предположение, что это микенские аналоги храмов, было подкреплено важными открытиями, сделанными на острове Кеос, находящемся около побережья Аттики. Здесь недавно раскопали прямоугольное здание, внутри нашли несколько фрагментов культовых статуй высотой с человеческий рост, изготовленных из терракоты, и целую голову, предположительно принадлежавшую богине.

Несомненно, данная постройка являлась храмом. Поверхность головы сильно пострадала от времени. Возможно, она была покрыта слоем белой штукатурки и раскрашена, как можно увидеть на немного меньшей голове из того же материала, обнаруженной в Микенах. Таковы единственные остатки культовых статуй, обнаруженные до настоящего времени в материковой части Греции, не считая небольшой мужской головы из Асина.

Следует упомянуть о глиняных фигурках, тысячами находимых по всей Греции и даже на территориях, куда вовсе не простиралось влияние Микен. Чаще других среди них встречается фигурка стоящей женщины. Хотя данные предметы, несомненно, имели религиозное значение, до сих пор нет единого мнения о его точном значении.

Фигурки часто находят в захоронениях детей, поэтому некоторые ученые считают их божествами-охранителями, защищающими ребенка во время его последнего путешествия. Другие рассматривают фигурки как игрушки, видимо, и так можно расшифровать фигурки животных (в основном коров) и стилизованные изображения колесниц.

Однако в гораздо больших количествах похожие фигурки обнаружены при раскопках поселений. Когда их находят в святилищах, то предполагают, что они имеют особое религиозное значение, особенно те, на которых заметны более или менее выраженные характерологические признаки, например сидящие фигурки (иногда находят и пустые троны), а также изображения женщин с детьми на руках.

Несомненно, культовый характер носят статуэтки большего размера, найденные в Дельфах и Эпидавре. Самые ранние образцы, хотя их и не очень много, относятся к первой стадии позднеэлладского периода (ПЭ-ША). Особенно много фигурок относится к XIII в. до н. э. Их появление в Греции представляется неожиданным, поскольку прямых предшественников у них нет. Некоторые ученые считают возможным их критское происхождение, однако там такие фигурки часто встречались в средний минойский период, но в поздний минойский уже почти не появлялись.

Рис. 20. Фигурки в форме букв «кси» и «пси» (по Блегену)

Наиболее ранние образцы отличаются натуралистичностью. Со временем изображения стали более стилизованными, в частности руки перестали выделять и просто моделировали их расположение вдоль туловища. На поздних стадиях верхняя часть тела превратилась в плоский диск с небольшим придатком – головой, а ноги стали выполнять в виде одной колонны. Форма фигурки стала напоминать греческую букву «фи». На последней стадии руки вытянулись вверх, образуя стилизованный полумесяц, и форма фигурки стала напоминать букву «пси» (рис. 20).

Кроме дворцовых и домашних мест поклонения, существовали также сельские святилища. Они известны только по изображениям на геммах и печатках. Среди них преобладают изображения священных деревьев и сцены, которые можно истолковать как жертвоприношения для обеспечения будущего урожая.

Дерево или священный плуг часто изображаются внутри ограждения, окруженного поклоняющимися ему, иногда они находятся в спокойном состоянии, но в ряде случаев их позы соответствуют исполнению экстатического танца. Если дерево сзади святилища, оно символизирует священную рощу, возможно место, где находился оракул, так, по крайней мере, было в Додоне.

Иногда в сельских святилищах божество изображалось в виде колонны, пьедестала или столба, что также указывает на связь с культом деревьев. В материковой Греции колонна часто становилась частью святилища. В хорошо известных образцах из шахтных погребений есть святилище с тремя колоннами, заканчивающимися рогами для жертвоприношений. Специалисты считают, что в подобных случаях колонны, скорее всего, отмечают священное место, но не являются предметом поклонения, как, например, на известных Львиных воротах из Вавилона.

В минойско-микенской религии и другие предметы имели двойное, как культовое, так и светское, предназначение. На некоторых изображениях показан определенный тип ваз, возможно предназначавшихся для возлияний, то есть исключительно для религиозных целей. Но ритоны с узкими отверстиями определенно имели и практическое, и культовое предназначение. Подобным же образом использовался и стол для жертвоприношений.

Рис. 21. Позолоченный серебряный перстень

Исключительно культовыми предметами или, скорее, символами считаются священные рога и двойные топоры. Похоже, последние наделялись священными свойствами. Их изображения часто встречаются в сценах жертвоприношений, изображаемых на алтарях и антаблементе храмов.

Рис. 22. Золотой орнамент, представленный на усыпальнице, из могилы круга А (по Уэйсу и Штуббингу)

Двойной топор получил несколько противоречащих друг другу толкований, и ни одно из них нельзя признать удовлетворительным. Похоже, данный предмет выполнял несколько функций. Как центр святилища они символизировали Богиню-Мать. В других случаях топоры входили в священную утварь, используемую для церемоний. Наконец, как и рога, они рассматривались как сакральный символ. В изображениях на вазах они, возможно, носили декоративный характер, а выгравированные на каменных блоках могли рассматриваться как марки каменщиков.

В классические времена почитание микенских святынь было ограничено, но примечательно, что большие святилища продолжали существовать, и сохранились свидетельства о совершении в них культовых действий.

Рис. 23. Золотое погребальное кольцо из Тиринфа (по Вентрису и Чедвику).

Бесплодный и негостеприимный остров Делос считался местом, не подходящим для жизни, однако в микенские времена он был заселен. От того времени сохранились два здания, которые вполне могли быть храмами. Следы приношений животных, фигурки и части ритонов в форме львиных голов обнаружили под великим храмом Аполлона в Дельфах.

Рис. 24. Ритон с изображением осьминога из Рас-Шамры (по Штуббингу)

Однако внутри священных границ Олимпии не была найдена микенская керамика, но следует учитывать, что раскопки микенских гробниц еще не завершены. Ниже телестериона, главной части святилища в Элевсине, находится здание, которое могло быть резиденцией микенского правителя. Таким образом, и здесь святилище находилось внутри дворца, аналогично рассмотренным выше комплексам в Кноссе, Микенах и Пилосе.

Несмотря на показанное выше сходство между микенскими и минойскими верованиями, необходимо отметить различия в их погребальных обрядах. Ниже мы остановимся исключительно на микенских обрядах. Самые ранние могилы, относящиеся к концу среднеэлладского периода, достаточно просты. Их можно разделить на две группы. К первой относятся неглубокие ямы, вырытые в мягких горных породах. Их размер был достаточен для размещения тела со сложенными конечностями, повернутого на бок. Второй тип захоронений представлял собой продолговатую могилу, стены которой укрепляли каменными плитами, образующими подобие сруба. Иногда гробницу выдалбливали в скале. В любом случае сверху ее накрывали каменной плитой. Обычно рядом с умершим ставили только один сосуд с жертвенной пищей, но чаще всего внутри находилось только тело (рис. 25).

Распространение каменных гробниц привело к появлению шахтных захоронений, глубина их могла достигать трех или четырех метров. Наиболее совершенные формы представлены в двух круговых могилах в Микенах. Пол гробницы покрывали слоем гальки, поверх которого клали тело. Длинные стороны гробницы делали из бутового камня. Они поддерживали деревянную крышу. После ее установки на место глубокую яму заполняли землей. Иногда, чтобы отметить место захоронения, устанавливали резные стелы или панели (рис. 26, 27). Некоторые из этих могил предназначались для одного человека, другие имели больший размер (самые большие достигали размеров 6,4 на 4,5 метра). Внутри могилы располагалось несколько погребений, явно принадлежавших членам одной семьи. Благодаря богатому содержимому их назвали «королевскими» гробницами.

Рис. 25. Средняя элладская каменная могила (по Уэйсу и Штуббингу)

В шлимановском круге погребений (сегодня известном как А) находилось шесть подобных могил, в каждой обнаружили от двух до пяти скелетов. Только в могиле II был один погребенный. Внутри круга находилось несколько ямных погребений меньшего размера.

В круге захоронений В (см. с. 17) находится 24 погребения, 14 можно определить как шахтные могилы. Их содержимое не отличается таким великолепием, как в захоронениях круга А, хотя и производит глубокое впечатление. Видимо, могилы круга В датируются началом XVI в. до н. э. и, соответственно, относятся к немного более раннему времени, чем круг А.

В обоих могильных кругах встречаются отдельные примеры вытянутых погребений того типа, который, похоже, начал появляться в конце среднеэлладского периода одновременно с увеличением размеров гробницы.

Некоторые черты данных захоронений знати – необычная величина могил, богатство и разнообразие погребальных принадлежностей, золотые маски, а также один случай возможной мумификации погребенного – позволяют предположить, что выскочки-микенцы пытались подражать египтянам, у которых существовало традиционное для Ближнего Востока многовековое стремление к роскоши. Золотые маски, закрывавшие лица некоторых умерших, археологи не обнаруживали ни до, ни после микенских захоронений. Пять из них были раскопаны в могильном круге А и одна в круге В.

Некогда оба могильных круга были частью одного большого кладбища, которое поднималось по склону до самого основания акрополя. Позже, в XIII в., когда расширяли оборонительные сооружения цитадели, к могильному кругу А по-прежнему относились с таким благоговением, что обнесли его крепостной стеной, хотя это и создавало некоторые неудобства при обороне. В то же время выше захоронений были построены новые, более внушительные стены (так называемые теменосы), которые сохранились и до наших дней (рис. 28).

В других частях Крита неизвестно ничего, что могло бы сравниться с данными могильными кругами. Только на острове Левкас сохранилось похожее размещение шахтных могил группами, причем сверху на каждую насыпан холм. Они относятся к тому же или немного раннему времени, что и микенские. Шахтные могилы также известны в Элевсине и Лерне.

Рис. 26. Могильный круг А (по Маринатосу)

Последнее захоронение в могильном круге А датируется примерно 1500 г. до н. э., но обычай захоронения в шахтных могилах продолжал бытовать вплоть до конца первой трети позднеэлладского периода (то есть до 1400 г. до н. э.). В то же время в королевских шахтных могилах в Микенах появился совершенно иной тип захоронений – большие коридорные гробницы с толосами (купольные здания). Обычно они размещались внутри холмов (по крайней мере, так всегда было в Микенах).

Рис. 27. Могильный круг В (по Маринатосу)

Погребальная камера в них круглой формы и перекрыта остроконечным куполом. Внутрь ведет дромос, или длинный коридор, горизонтально прорытый в холме. Обычно в Микенах подобные гробницы возводились теми же мастерами, что и толосы. Всего в Микенах обнаружили девять таких гробниц. Их можно датировать периодом примерно с 1500 до 1240 г. до н. э. Заметно постоянное совершенствование конструкций сводов и техники их возведения. Лучшими достижениями можно считать величественные сооружения, известные как «Сокровищница Атрея» и «Гробница Клитемнестры».

Последние раскопки показали, что гробницы с толосами намного древнее, чем считалось ранее. Только в Микенах они появились позже, чем королевские шахтные могилы.

Рис. 28. Могильный круг А, реконструкция (по Пьеру де Лонгу)

Самые ранние сооружения данного типа обнаружены около современного Корифасиона в Мессении. Большая часть найденной в них керамики датируется началом XVI в., то есть концом среднеэлладского периода.

Недавно в окрестностях Кардицы в Фессалии обнаружили толосы более раннего времени. К их необычным особенностям относится частично перекрытый плитами дромос. Обнаруженная в гробнице керамика относится к среднеэлладскому периоду. Гробницы с толосами встречаются по всей Греции, хотя менее распространены в отдаленных частях микенского государства. Основная масса находок сконцентрирована в юго-восточной части Пелопоннеса, что объясняется географией проведения раскопок. Археологи предполагают, что большинство гробниц еще не обнаружено.

До сих пор ученые не пришли к единому мнению относительно происхождения гробниц с толосами. Круглые гробницы различной формы обнаружены по всему Средиземноморью и на прилегающей территории, однако далеко не всегда оказывается возможным их точно датировать. Видимо, наиболее древние сооружения, относящиеся к 3-му тысячелетию до н. э. (в соответствии с недавно проведенной углеродной датировкой), находятся в южной Иберии, но сильно уступают греческим толосам по размеру и плохо сохранились.

Другие, расположенные на той же территории, приближаются по форме к микенским гробницам, но они явно относятся к более позднему времени и, следовательно, испытали влияние греческих образцов. Совсем недалеко от Греции, на острове Крит, существовала длительная традиция возведения круглых гробниц поблизости от поселений. Наиболее ранние сооружения также относятся к 3-му тысячелетию. Однако, не уступая по размеру некоторым греческим толосам, они имеют совершенно иную конструкцию. В частности, крыша у них выкладывалась не из камня, а из более легких материалов, чем каменные основания, например саманных кирпичей, деревянных балок или даже соломы, уложенной поверх каркаса.

Сходство с греческими аналогами наблюдается только у некоторых гробниц, относящихся к XV веку, обнаруженных неподалеку от Кносса. Оно показывает, что влияние Микен было намного сильнее, чем считалось. Скорее всего, микенские толосы представляли собой местное изобретение, в нем только некоторые черты, такие, как круглая планировка гробниц и ступенчатый метод кладки крыши (см. с. 136), были заимствованы извне.

О ритуале захоронения в толосах известно немного, поскольку почти все они были разграблены еще в античные времена. Счастливым исключением является небольшой толос, раскопанный поблизости от дворца Нестора, находящегося в Пилосе. Чудесное спасение от разграбления, возможно, объясняется тем, что достаточно рано, скорее всего на протяжении XIV в. до н. э., там произошло обрушение кровли и гробница утратила характерные черты. Видимо, грабители ее просто не узнали.

В круглой могиле, достигающей 5,5 метра (18 футов) в диаметре, находится огромное количество захоронений (примерно 23). Самые ранние из них размещаются в пифосах, или сосудах для хранения запасов, изготавливавшихся из обожженной глины или металла, часто яйцевидной или заостренной формы. Данный способ погребения достаточно редко встречается в Греции в конце среднего элладского периода, но в то же время он был широко распространен на Крите.

Показательно, что в одном из захоронений использован узкогорлый кувшин с носиком типично критской формы. Кости из другого захоронения поместили в сосуд дворцового стиля (см. с. 58). Похожий способ погребения, возможно, использовался в толосе в Каковатосе, расположенном в 40 милях выше на север по побережью. Там обнаружили фрагменты нескольких сосудов, относящихся к дворцовому стилю, а кости были разбросаны по всему пространству гробницы.

Другие захоронения находятся в пилосской гробнице, однако там все кувшины, за исключением одного, были опущены в ямы, вырытые специально для этой цели. Такую практику погребения использовали в Микенах, где мало места и не было другого выхода, если требовалось освободить пространство для погребения последнего усопшего.

Обычно последнего покойника клали во весь рост в середине гробницы, рядом с ним размещали предметы, которыми он дорожил при жизни: с левой стороны – кинжал, наконечник стрелы помещали между ног, маленький бронзовый кубок ставили в изголовье, бронзовое зеркало клали на нижнюю часть живота (зеркала были одинаково распространены как среди мужчин, так и среди женщин), маленькая ваза (возможно, в ней находились ароматические притирания) – с правой стороны.

На грудь клали бронзовое шило с ручкой из слоновой кости и женскую фигурку. Поскольку очевидно, что керамика из этой гробницы датируется не позже, чем конец второй трети позднеэлладского периода (то есть примерно 1400 г. до н. э.), это одна из древнейших микенских статуэток.

Интересно содержимое захоронений в пифосах. В одном из очень старых сосудов, раскрашенных в традициях среднеэлладского периода, обнаружили маленький котелок, булавку, кинжал, все изготовленные из бронзы, а на дне сосуда нашли фрагмент тонкого золотого кружка.

В другом сосуде, также расписанном в среднеэлладском стиле, были четыре булавки, два кремневых наконечника для стрел, глубокий котелок, в котором лежало несколько бронзовых предметов. Внутри сосуда, смешавшись с костями, находилось несколько длинных бронзовых булавок, возможно использовавшихся для закалывания савана, фрагмент серебряного сосуда с рельефным рисунком.

В сосуде с носиком критского типа находилась только терракотовая чаша вафейского стиля, но рядом с ним обнаружили три заколки и два кинжала. В четвертом сосуде дворцового стиля и, следовательно, датируемом более поздним периодом (относящимся к XV в. до н. э.) не было ничего, кроме скелета.

В двух сосудах с поврежденными скелетами погребальные предметы отсутствовали, только в одном нашли шесть кинжалов и три фрагмента золотого обруча, складывающиеся в изысканный амулет. Захоронение весьма отдаленно напоминает роскошь микенских шахтных могил. Тем не менее большинство предметов вооружения, найденных в этом толосе, имеют свои аналоги в шахтных могилах. Подсчет количества скелетов и их средний возраст показывают, что гробница использовалась в течение примерно ста пятидесяти лет.

Содержание этого толоса описано достаточно подробно, поскольку оно оказалось одним из немногих, сохранившихся практически полностью. Хотя это и не богатая гробница, она позволяет составить представление об уровне достатка знатной семьи, жившей в этом районе.

Два других толоса частично подверглись разграблению, но оставшиеся в них предметы указывают на богатство имевшихся в них захоронений. Один находится в Рутси, поселении всего в нескольких милях от пилосского толоса, его раскопал профессор Маринатос. Внутри толоса обнаружено большое количество прекрасных гемм, а также несколько великолепно украшенных мозаичных кинжалов, имеющих явное сходство с теми, которые были найдены в шахтных могилах микенских царей.

Другая гробница находится в Дендре (древней Мидии), неподалеку от Микен, она была раскопана шведскими учеными. Внутри толоса обнаружены четыре захоронения, три выделяются богатством и разнообразием предметов. С помощью данной могилы можно проиллюстрировать очевидное различие в погребальных обрядах, существовавших в западной и восточной частях Пелопоннеса.

Практически все толосы, находившиеся поблизости от Микен, были разграблены, и только великолепие их архитектуры позволяет судить о тех богатствах, которые в них находились. Похоже, в каждом из них располагалось всего по нескольку погребений. Иначе говоря, каждая могила в восточном Пелопоннесе была приготовлена как последнее прибежище для одного правителя, его слуги и, возможно, любимого ребенка.

Исключением из данного порядка является так называемая Львиная гробница, расположенная в Микенах, где в полукруглой яме у стены склепа найдены разрозненные остатки более ранних погребений.

Толосы, раскопанные в Мессении, представляли собой фамильные склепы, служившие последним прибежищем для многих поколений. Начиная с середины XIII в. в Микенах сооружение толосов прекратилось, а в остальной части Греции их продолжали использовать вплоть до конца микенской эры. В Фессалии и Мессении толосы, хотя и меньшего размера, продолжали строить еще позже, вплоть до конца протогеометрического периода (до начала X в. до н. э.).

На основе археологических находок можно дать только сокращенное и во многом приблизительное описание погребальных обрядов, совершавшихся в толосе после смерти представителя царского рода. Возможно, большую сводчатую гробницу можно было увидеть во всем великолепии, когда ее открывали, чтобы принять первое погребение правителя.

Если его проводили в «Сокровищнице Атрея», то процессия плакальщиков, сопровождавших погребальную колесницу с установленными на ней носилками с телом, медленно двигалась по длинному дромосу, ведущему в самую середину холма. Справа и слева от них отлого возвышались стены, постепенно закрывавшие солнечный свет. Наконец, перед ними появлялся из мрака гигантский дверной проем с искусно вырезанным антаблементом, опиравшимся на высокие полуколонны, обрамлявшие вход в гробницу. Большие бронзовые двери с позолоченными выступами распахивались наружу, чтобы принять кортеж. При неровном свете факелов свод, украшенный горизонтальными полосами бронзы, сверкал тысячами золотых звездочек. Носилки снимали с колесницы и ставили на земляной пол, покрытый золотым покрывалом. Ярко сверкали парадные одежды, в которые было облачено тело, его голову венчала корона. К поясу прикрепляли его официальную печать и любимый кинжал. Вокруг него расставляли сосуды с едой, фляги с вином, кувшины с маслом и благовонными мазями, необходимые для жизни и ухода за телом во время его последнего путешествия. Рядом с ними клали его личное оружие: сабли, рапиры, кинжалы и копья, а также лук и колчан, набитый стрелами.

Рис. 29. «Сокровищница Атрея». Изометрия (по Худу)

Одна рапира выполняла особенные функции. Под пение магических заклинаний ее отделяли от остального оружия и ломали, чтобы заключенный в ней дух освободился и отправился на битву за своего хозяина, защищая его от демонов, мешавших добраться до царства мертвых.

Затем плакальщики отходили в сторону, и по специальному сигналу слуги начинали закалывать лошадей, которые привозили колесницу с похоронными дрогами. Они беспокойно храпели в дромосе, как бы предчувствуя свою судьбу. За лошадьми наступала очередь баранов и других священных животных, которых приносили в жертву прямо внутри склепа. Наконец, снаружи зажигали костры, жертв поджаривали, и все участвовали в погребальном пире. Плакальщики воздавали последнюю дань умершему и удалялись, осторожно пробираясь между тел заколотых лошадей, разложенных так, чтобы их морды были обращены друг к другу. После того как большие двери закрывали, каменщики замуровывали вход.

В полной тишине плакальщики двигались мимо сомкнутого ряда рабов, выстроившихся вдоль дромоса. Выйдя на дневной свет, они видели воинов, их силуэты на фоне стен дромоса, а сзади них земляную насыпь. Несколько огромных каменных блоков уже были приготовлены у входа в длинный коридор, чтобы закрыть дромос после того, как каменщики завершат свою работу.

Описанный выше ритуал был восстановлен в результате анализа множества захоронений. Нам неизвестно, выполнялись ли все сложные обряды при каждом захоронении. В частности, лишь в одном случае – при раскопках гробницы, находящейся неподалеку от Марафона, – обнаружили скелеты убитых лошадей, причем это были повторные раскопки. Эпизод со сломанной рапирой восстановлен на основе находки из неразграбленной могилы в Пилосе, а золотой ковер на полу – из разграбленной, находившейся поблизости.

Вторые и последующие погребения, проводившиеся в ту же самую могилу, были менее впечатляющими. Если смерть правителя была неожиданной и случалась в середине лета, приходилось сгонять множество рабов, чтобы разобрать кладку из каменных блоков и освободить дромос. Бывало, что они не успевали полностью завершить все работы к сроку. Раскопки показывают, что в большинстве случаев дромос освобождали частично, чтобы образовалась наклонная плоскость, при этом разбирали только верхнюю часть кладки из блоков. Погребальному кортежу приходилось пробираться по освобожденному пространству и спускаться в гробницу по лестницам.

Спустя годы атмосфера в склепе вовсе не отличалась свежестью. Чтобы хоть немного заглушить запах, внутри зажигали курильницы с ароматическими веществами. В мерцающем свете факелов погребальную камеру готовили к совершению нового, менее торжественного обряда. Обычно оружие и другие предметы откладывали в сторону, а все останки прежних обитателей собирали вместе и помещали в поспешно вырытую могилу, располагавшуюся вплотную к стене склепа.

Возможно, именно во время данных приготовлений, когда в них участвовало множество неустанно трудившихся людей, происходило огромное количество мелких краж. Вряд ли кто-нибудь возразил бы, если бы некоторые члены семьи забрали различные драгоценные предметы, заявив, что они когда-то принадлежали им. Заметим, что таковы обычные человеческие слабости. В ранний период почитание умерших и святость их могил еще не стали причиной осуждения подобных грабежей.

Если второе погребение происходило менее торжественно, чем первое, то все последующие могли стать настоящим кошмаром. Конструкция гробницы и церемониал не были приспособлены к повторным захоронениям. Даже если не считать, что каждое проникновение в склеп стоило больших усилий, при каждом новом погребении сильнее чувствовался недостаток места, поэтому все, что оставалось от предшествующих захоронений, просто отодвигали в сторону. Каждый свободный сосуд заполняли остатками скелетов, а иногда и просто выбрасывали в дромос, где он разбивался на части. Именно в таком неприглядном состоянии археологи увидели малый толос в Пилосе. Конечно, прошедшие века немного смягчили образовавшийся хаос, но трудно забыть о том, как жестоко обращались с останками умерших.

Описанные выше погребальные обряды не ограничивались только королевскими захоронениями. Подобного обычая придерживались все классы общества на протяжении всего микенского периода. Менялась лишь методика погребений. Самые бедные могли позволить себе только простейшие могилы своих предков среднего элладского периода, в то время как знать и более состоятельные люди почти повсеместно хоронили своих усопших в камерных могилах.

Шахтные гробницы стали использовать только в позднеэлладский период. Некоторые ученые считают, что микенцы скопировали этот обычай с высеченных в скалах могил Среднего царства в Египте. С другой стороны, ранние образцы камерных погребений в Мессении почти не отличаются от толосов небольших размеров, представляя собой сооружения округлой формы и даже с остроконечным куполом. Но обычно в плане они имеют почти квадратную форму или напоминают прямоугольник с закругленными углами.

Как и толосы, их устраивали в склонах гор. К погребальной камере нужно было добираться по открытому коридору, или дромосу (сводчатому проходу). Обычно его засыпали после погребения. Кроме величины, они различались тем, что каменная кладка использовалась исключительно для того, чтобы закрыть доступ в камеру или предохранить коридор от обрушения.

Стены дромосов часто были скошенными, ширина прохода наверху уже, чем внизу. Иногда и вход в камеру имел такую же форму, что напоминало вход в египетскую гробницу. В первой половине позднеэлладского периода дромос был обычно коротким и широким. Пол наклонный, иногда там даже делали ступени. В тех местах, где был более мягкий грунт, вторую половину дромоса делали почти горизонтальной. Тогда его длина могла превысить 30 метров (100 футов).

Камерные гробницы обычно являлись семейными склепами, и, как в случае с королевским толосом, их вновь открывали для каждого последующего захоронения. Умерших клали в центре гробницы, обычно лицом вверх, голову иногда поддерживали с помощью каменной подушки. Тело оставляли полностью одетым, подтверждением можно считать нередкое обнаружение металлических пуговиц. Личные вещи клали в глиняные сосуды, стоявшие на подставках.

Во время следующего погребения умершего могли положить и на бок, если не хватало места. Кости более ранних обитателей камеры складывали в горшки. Иногда их выносили в небольшое боковое помещение.

В другом случае глиняные сосуды с останками ставили в нишу или туда сгребали кости. Иногда их ссыпали в специально вырытую яму или в горшок, врытый в землю. Самым ужасным считалось, когда камеру очищали полностью, а кости закапывали в дромосе. Видимо, так происходило тогда, когда гробница переходила к боковой ветви рода или становилась собственностью чужой семьи.

Но часто все образовывалось само собой. Во многих случаях разрушение крыши приводило к появлению на полу строительного мусора, вместо того чтобы расчищать камеру, многие семьи предпочитали размещать умерших поверх этого слоя. Соответственно, приходилось поднимать потолок камеры. Через длительный период времени уровень «пола» почти достигал вершины холма.

В подобных случаях складывалась полная стратификационная картина, становившаяся прекрасным материалом для археологов, которые получали возможность для точной датировки находок.

Даже когда гробница была новой, ограниченное пространство не позволяло устраивать роскошные похороны. Непосредственно в дромосе проводилась лишь часть церемонии, как правило траурные возлияния в честь умершего и богов-хранителей. О ней свидетельствует частое обнаружение частей и осколков разбитых киликов. После пира там же оставляли и горшки с остатками угощения.

Рис. 30. Камерная гробница. Разрез и план (по Уэйсу и Штуббингу)

После совершения последнего обряда дверь закрывали и закладывали камнями, а сам коридор заполняли землей. Поскольку предполагали, что гробницу надо будет расчищать для нового погребения, в начале дромоса должны были оставлять какой-нибудь знак. Но на самом деле лишь в одном случае археологи обнаружили подобный знак – небольшой круглый камень у входа в дромос. Интересно, что находившаяся внутри гробница оказалась нетронутой и в ней размещалось всего три захоронения.

Последние из совершенных официальных погребальных обрядов резко отличались от грубого неуважения, проявленного в более ранних погребениях. Профессор Милонас выдвинул убедительную теорию, объясняющую все эти явления.

Согласно его точке зрения, душа умершего была привязана к могиле до тех пор, пока плоть и кости оставались вместе. Когда плоть разлагалась, дух освобождался от нее и больше не возвращался в тело. Погребальные дары частично предназначались для того, чтобы ублажить мертвого во время периода ожидания. Они также оказывались необходимыми для путешествия к его последнему пристанищу в царстве мертвых. Поэтому кости и останки можно было безнаказанно тревожить после разложения тела.

Возможно, на подобные верования повлияли сложившиеся в классический период представления об Аиде, мрачном царстве теней, которое не знало ни радости, ни печали. Вера в него настолько проникла в сознание греков, что ее следы сохранились даже во времена византийского христианства.