• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

История искусства XX в. не мыслима без ряда произведений Сальвадора Дали, таких, скажем, как «Предчувствие гражданской войны в Испании» или «Осеннее каннибальство». И дело не только в его крупных, широко известных работах, а в общей концепции образа жизни и творчества художника. Он был рожден, чтобы удивлять людей своими картинами, гротесковыми объектами, экстравагантным поведением, фильмами и книгами, включая такие, как «Дневник гения», «Дали по Дали», «Золотая книга Дали» и «Секретная жизнь Сальвадора Дали». Сколько можно найти слов, чтобы хоть как-то характеризовать его искусство и его судьбу! Ошеломляющий, обескураживающий, патологическое животное, маньяк, максималист, анархист, бунтарь, гений, паяц... И все это об одном человеке, жившем активно и активно творившем. Действительно, в Дали заметно влечение к саморекламе, есть оттенок самовлюбленности, есть неистовость, эгоцентризм, кажущаяся немотивированность поступков, склонность к парадоксальности. Однако (что поражало его друзей) тут находилось место душевной чистоте, своеобразному и сознательно культивируемому инфантилизму, невероятной трудоспособности и, конечно, яркому таланту. В нем словно жило несколько «далинят», когда один — революционер, другой — конформист, третий — фашиствующий шовинист, четвертый — монархист. Образов, которые он создавал для себя и для других, было еще больше. Если ему верить (а верить ему до конца все же нельзя, так как он всегда несколько бравировал и преувеличивал свою неповторимость), в нем могли одновременно уживаться любые крайности. Впрочем, все это не новость для истории искусства. А сколько легенд слагалось о художниках, «безумцах мира сего», об их странностях, и тут достаточно вспомнить «жития» Караваджо, Рембрандта, Гойи, Жерико, Гогена и Ван Гога. Романтики прямо говорили, что жизнь — это роман. И они сами артистически лепили свою жизнь, делая из нее произведение искусства. Дали шел по их пути, хотя все это воспринималось через эстетику авангарда; романтическая традиция в сочетании с неповторимой индивидуальностью дали того Дали, которого мы знаем, хотя и не узнаем до конца.

Кто не позавидует Дали? Счастливая любовь, смелость, признание, свобода действовать, как хочется, богатство, наконец...Своей жизнью и своим искусством он доказывает, как многого может добиться человек, если он действительно чего-то страстно и сильно хочет. Пример Дали исключительно велик. Он не только делал свое искусство, именно искусство Сальвадора Дали, он и жизнь свою сделал своим искусством. Поэтому он был столь безудержно активен всегда, до последних мгновений. Как и все крупные мастера XX в., он проявил себя в разных видах художественного творчества. Он занимался живописью и графикой, кинематографом и театром, поэзией и литературой, изготовлением объектов и оформлением журналов мод. Собственно, границ проявления его художественного гения не существовало. Сам же он всегда думал только об искусстве, все остальное его интересовало постольку поскольку, и это помогало ему в реализации собственных идей. Дали неоднократно обвиняли в поклонении деньгам. Так и было. Используя их, он осуществлял свои фантазии.

Нередко с ним заводили разговор о политике, о религии. И тут он вносил свои неожиданные акценты. В его воображении то были вовсе не та политика, да и не та религия, о которых в тот или иной момент думало большинство людей. Художник потешался над их суждениями и верованиями, полагая, что они ошибаются. Непогрешим только Дали. Впрочем, он только утрировал те черты, которые отмечались другими. Над политиками кто же не издевался? Теперь можно посмеяться и вместе с Дали. Ханжество священников достаточно хорошо известно; над ним подшучивали не раз. Правда, художник постепенно менял эпатажные нотки в отношении политики и религии на торжественные, их утверждающие. Так что о Дали следует говорить всегда с предельной осторожностью.

Итак, Сальвадор Куси Филиппе Фарес Дали-и-Доменеч, его жизнь, его искусство.

Его друзья с юношеских лет — Гарсиа Лорка, Роберто Альберти, Доменико Олонсо, Луис Бюнюэль. Как все крупные индивидуальности, Дали легко вошел в авангардное течение — сюрреализм и затем легко из него вышел. Любопытный вопрос: стал ли художник знаменитостью «до» этого момента, т. е. до связи с сюрреализмом, «во время этого», или же «после», когда он и его бывшие соратники решили разойтись? Напомним, что он был исключен Андре Бретоном из группы в 1938 г. Как известно, Дали неоднократно заявлял: «Сюрреализм — это Я». Но дело не только, думается, в сюрреализме, хотя, несомненно, он являлся самым ярким его представителем. Для Дали характерно стремление к монополизму в современном искусстве, он представляется неким «Наполеоном авангарда». Сам художник говорил: «Мое имя Сальвадор, что обозначает "Спаситель"; я спасаю современное искусство». Так что ответить на многие вопросы, прибегая к «помощи» самого Дали, кажется относительно легко.

Да, в первый свой период он оставался незаметным, но потом значил очень и очень много, а затем и еще больше, затмевая своим творчеством бывших своих соратников. Более того, склонный к жесткому самоанализу и саморекламе, художник и сам это прекрасно осознавал, причем как всегда бравируя и говоря парадоксами. Видимо, так было надо.

Как много имен дала Испания для изобразительного искусства XX в.! Тут и Пикассо, и Грис, и Миро, и Дали. Каталония являлась несколько странным художественным центром Европы, фактически провинциальным, но впитавшим и религиозность, и анархизм, и республиканизм, и монархизм.

Сын художника, Сальвадор Дали рано начал рисовать. В 17 лет он поступает в Королевскую академию изящных искусств Сан-Фернандо, Уже тогда проявилась его фантастическая работоспособность: Дали начинал работать с утра и заканчивал поздним вечером. В 1924 г. юный художник принял участие в студенческих волнениях, на какое-то время был из академии исключен, затем восстановлен. Он был связан с анархистами и потому был изгнан из дома. Через своих учителей, например Р. Пишот, ему удалось узнать о тех художниках в Испании, которые подражали Г. Моро, французским символистам, а позже и импрессионистам и фовистам. Возможно, через мадридскую галерею Дельмо Дали узнал про живопись кубистов; как и все, он на некоторое время сильно увлекся Пикассо, а около 1922 г. узнал и работы дадаиста Ф. Пикабия. Во всяком случае, в стиле его ранних произведений ощутимо воздействие и этих двух названных мастеров, и декоративизма Ж. Брака и «пуризма» Озанфана и Ле Корбюзье. В 1925 г. Пикассо видел в Барселоне картины Дали и проявил к ним интерес.

В переломный период — от кубизма к сюрреализму — Дали становится особенно активен, публикует ряд статей в каталонских авангардистских журналах, некоторые из которых вызывали бурные споры. Уже в 1926 г. художник под несомненным влиянием Лорки в эссе «Сан-Себастьян» описал кубизм в терминах, близких сюрреализму, в частности, широко используя понятия из области медицины («стерильный утренний свет», «дистилляция», «продезинфицируемый воздух» и т. п.). Искусство, по его определению,— «клиника», а сам творец — «хирург», который анатомирует природу. В 1928 г. художник совместно с Луисом Мойтана и Себастьяном Шаем подписывает «Каталонский антихудожественный манифест» — некий прообраз текстов итальянских футуристов, когда воспеваются техника, спорт, кинематограф, автомобили, аэропланы, граммефоны, наука, отвергаются сентиментальность, страх перед дерзостью, благоглупости и т. п. В конце манифеста называются имена тех, кто достоин внимания: Пикассо, Бранкуси, Бретон, Тцара, Ле Корбюзье и др. Все это свидетельствует о том, что художники «каталонской группы» были довольно хорошо осведомлены о состоянии дел в европейском авангарде и ориентировались на самое «новое».

Конечно, Дали был зависим от авангарда литературного: учтем, что он и сам писал стихи, романы. Многое почерпнуто им у того же Лорки, не то сознательно, не то бессознательно. Хотя не стоит думать о прямом влиянии литературного авангарда на авангард художников и скульпторов, Испания обладала оригинальными традициями, и Дали хорошо это чувствовал; он понимал, что «старый» авангард переживает определенный кризис (вспомним, что Пикассо в это время стал «неоклассицистом»), да и на европейской сцене заметен был некоторый поворот в сторону «реальности». Думается, что имена Энгра, некоторых маньеристов не случайно стали привлекать внимание всех художников 20-х гг. А еще надо вспомнить, что испанская традиция — это творчество Эль Греко и Гойи. Безусловно, внимание Дали должны были привлечь здания архитектора Антонио Гауди, барселонского зодчего, постройки которого, полные биологизма форм и орнаментального гротеска, только-только стали известны европейским интеллектуалам. Дали и позже не забудет «уроков» Ар нуво, а в 1933 г. появится его статья в «Минотавре» о стиле модерн, преимущественно об арабесках парижского архитектора Эктора Гимара. Напомним также, что в коллекциях музея Прадо находились произведения таких фантастов прошлого, как Иероним Босх и Питер Брейгель.

Дух «магической вещественности» стал витать над творчеством Дали, о чем свидетельствует лучше всего его картина «Девушка, стоящая у окна» (1925). Он серьезно взглянул на фантастические полупортреты-полунатюрморты маньериста Арчимбольдо, а также, что наиболее существенно, на произведения Вермеера Делфсского. Как-то художник сказал, что произведения Вермеера могут быть использованы «как стул», иными словами, они помогли ему обратиться к реальности, и Дали не только копирует произведения голландского мастера XVII в., но и сам создает картины, выдержанные в «его стиле». Не стоит забывать о Сурбаране, которому Дали временами хотел подражать. Следовательно, «Путь вперед» с опорой на старых мастеров был в какой-то степени предопределен. Опыт пересоздания действительности, в духе авангарда в сочетании с верой в магичность реальности и традиционных способов изображения помогали постепенно находить «свое». Дали это понял и смог использовать и то и другое, в принципе он был готов «к сюрреализму». Не было бы Бретона, художник самостоятельно открыл бы сюрреалистичность видения и отображения мира.

В каталонских программах авангардизма стало использоваться слово «Мы», которое так часто мелькало у футуристов и у Аполлинера. Появилось желание делать что-то принципиально новое. «Будущий Дали» недолго оставался кубистом, как, впрочем, и его соратник по парижскому сюрреализму Миро. Учителя, включая и отца художника, мастерски владели техникой старых мастеров, хотя, конечно, ее стилизовали, и сам Дали усвоил довольно рано опыты подражания мастерам XVI—XVII вв. Теперь предстояло вырваться из провинциальной атмосферы Барселоны. Дали решительно сделал этот шаг. Персональная выставка в Барселоне была встречена доброжелательно, следовательно, путь, как казалось, был выбран верно. В 1927 г. Дали едет в Париж, чтобы повидаться с Пикассо, своим кумиром. Проведенная неделя в столице Франции дала много. Собственно, с этого момента начинается тот Дали, которого знает весь мир. На следующий год через Миро он узнает Бретона и Элюара. Ему удалось увидеть произведения Эрнста, Танги, Магритта, экспериментальный фильм Мэн Рея. Вторая поездка в Париж пополнила впечатления о новом движении авангарда. В 1928 г. в Испанию приезжали Бретон, Магритт и Элюар с женой Элен. Судьбе было угодно, чтобы эта женщина, Е. Дьяконова, называемая Элюаром «дамой бубен» и, чаще всего, Гала (т. е. по-французски «праздник»), стала «музой Дали», с которой он прожил до конца ее жизни. Дали вновь встретился с Элюаром и Элен уже в Париже, после чего Гала стала женой испанского художника. В 1929 г. Дали присоединяется к группе сюрреалистов. К этому времени он уже близко подошел к их поэтике и сразу стал в их среде «своим». Познакомившись с парижским сюрреализмом, Дали проповедовал его идеи и в Испании, следствием чего явилась лекция «Моральная позиция сюрреалистов».

В 1929 г., когда парижская сюрреалистическая группа переживает кризис и раскалывается, Дали остается с Бретоном. Устраивается его выставка. Большое значение имеет сотрудничество с Бюнюэлем в создании фильма «Андалузский пес» (1929). Бюнюэль понимал, как много значит монтаж, где по принципу свободных ассоциаций соединяется, казалось бы, несовместимое. Зритель видел «взбесившееся» фортепьяно, похоронную процессию, глаз с занесенной над ним бритвой, отрезанную, но «живую» руку. Картины «Раскрашенные удовольствия» и «Мрачная игра» — первые по-настоящему картины Дали-сюрреалиста. В них элементы фарса, взаимопроникновения реального и сущего, ирония, гротеск. В «Раскрашенных удовольствиях» (1929) видны три ящикоподобные конструкции, которые образуют основные композиционные элементы. Это словно кадры из несостоявшегося фильма. Вокруг витают разные образы: внизу, например, на гребне волны изображена женщина, рвущаяся из рук мужчины, за ними — какие-то микроорганизмы, зеленоватая голова. Поверх «ящиков» (в круглую дырочку одного из них сбоку подсматривает какой-то персонаж, желая узнать, что внутри) виден пьедестал, на нем помещены две кошмарные, деформированные женские головы, а к ним приближается морда льва. На «экранах» ящиков представлены отдельные кадры: архитектура в стиле живописи де Кирико, велосипедисты, отправляющиеся стройными рядами неизвестно куда. У этих изображений «нет веса», они эфемерны, как образы снов; все представлено на фоне бескрайнего голубого неба, осеняющего духовной трансцендентностью абсурдную композицию. Дали считал, что с этого момента (точнее, с 1927 г.) наступил его «планетарный период», за ним последуют «молекулярный», «монархический», «галлюцинаогенный», «будущный»... Конечно, такая периодизация достаточно условна, но художник действительно «начался» мрачными играми и парадоксальными пояснениями собственного творчества.

30-е гг. — расцвет искусства Сальвадора Дали. Выставки следуют одна за другой, печатаются книги и статьи, даются интервью. Фантазия его не знает границ, хотя заметно, что именно он взял у своих современников: у де Кирико, Эрнста, Магритта., В какой-то степени это — фантазии на «чужой основе», но его тяга к универсальности позволяла легко ассимилировать «чужое», в новых сочетаниях оно становилось «своим». Да, впрочем, какой художник не использовал в своем творчестве традиции и опыт коллег? Громадная энергия Дали все опустошала, и если сюрреализм преследовали кризисы (а кризисы пронизывают всю историю искусства), то художник все увереннее шел по избранному пути.

Рис. 26. С. Дали. Невидимый человек, 1929—1933

Дали считал, что психический автоматизм раннего сюрреализма слишком пассивен, и предложил собственный метод — «параноико-критический». В 1934 г. Андре Бретон в лекции «Что такое сюрреализм?» (метод был придуман за год до этого) говорил, что Дали принес в искусство инструмент первейшей важности — «иррациональное незнание», тотальное описание видений. Метод «паранойи» — объективизация безумия; он дал сюрреализму возможность вторгнуться в мир желаний, придав иррациональному форму вещественного... Дали агрессивно вторгается в традиционные человеческие представления, находя в подсознательном эротику и кошмары. Он смело нарушает ситуации нейтралитета смысла, волшебные фантасмагории являются развитием концепции Франсиско Гойи «Сон разума порождает чудовищ». Его мир сознательно перевернутый. В тексте «Моя борьба» (само название вызывает ряд ассоциаций) записано, когда Дали «против» и когда Дали «за». Вот несколько примеров: против простоты — за сложность, против коллективизма — за индивидуализм, против политики — за метафизику, против музыки — за архитектуру, против механицизма — за мечту, против оппортунизма — за маккиавелиевский фанатизм, против солнца — за луну, против медицины — за магию, против человека — за себя, против Миккеланджело — за Рафаэля, против Рембрандта — за Вермеера, против философии — за религию, против женщин — за Гала и т. п.

Произведения Дали — определенная концепция, и писались они довольно долго, реализуя особые представления художника. Характерно, что в 1938 г. он посетил Зигмунда Фрейда в Лондоне, взяв на вооружение, как и многие сюрреалисты, теорию бессознательного, проявляющегося через подавляемые культурой состояния, через сны, врожденные сексуальные фазы, обмолвки, воспоминания. Дали неоднократно говорил, что его картины — воспоминания, не локализованные в пространстве. Наконец, он был против определенной дешифровки своих произведений. Он писал: «Как Вы хотите понять мои картины, когда я сам, который их создал, их тоже не понимаю. Факт, что я в этот момент, когда пишу, не понимаю моих картин, не обозначает, что эти картины не имеют никакого смысла, напротив, их смысл настолько глубок, сложен, связан, непроизволен, что ускользает от простого логического анализа». Мысль, впрочем, не новая. Символист Г. Моро в конце прошлого столетия подчеркивал: «Я верю в то, чего не вижу, а только чувствую. Мой мозг, мой разум кажется мне недолговечным и двойственным. Только мое внутреннее чувство важно для меня».

Дали, основывая свой метод и стремясь дать ему определенное художественное выражение, прибегал к отдельным приемам, ставшим сутью его стиля. От поэтов, начиная с Артюра Рембо и графа де Лотреамона, он взял принцип столкновения отдаленных реальностей; искусство становилось соединением образов, сопоставить которые никому бы не пришло в голову. Характерны прием накладывания образов и угадывание в одном образе других. Таким способом проявляется бунт вещей и явлений природы, неподвластных воле человека и старающихся занять собственное место в бытии, со своим таинственным предназначением, антиутилитарностью. О последнем моменте напоминают многие знаменитые образы картин Дали: расплавившиеся часы, телефон-аппарат со слуховой трубкой в виде лангуста, диван-губы, рояль, спадающий, как драпировка.

Реальность утрируется и превращается в сверхреальность. Мультираскрашенные образы (выражение самого художника) сталкиваются между собой; появляются и симультанные образы, где одно наслаивается на другое. Формы живут как бы по законам самозарождения, развития, борьбы, любви и смерти. В них всегда присутствует некая биологизированная интрига. Это своего рода визуальные самообразования, натуралистичные и иррациональные одновременно.

У Дали существует и прием «исчезающих» образов («Невидимый человек», (1929—1933), своеобразный вид «негативных форм», которые растворяются и исчезают в пространстве («Испания», 1938). Наконец, видно, что одна форма намекает на небытие другой, которая будто «просвечивает» через нее. Характерным примером может быть картина «Прозрачное лицо и блюдо с фруктами на берегу» (1938). О картине «Невольничий рынок и прозрачный бюст Вольтера» уже говорилось в связи с анализом техники живописи сюрреалистов.

Дали начал интерпретировать в духе своего «метода» произведения старых мастеров. Бретон был восхищен, прочитав его статью «Параноико-критический метод в отношении «Анжелюс» Милле». Позже Дали переинтерпретировал эту картину известного реалиста прошлого и живописно. Милле, таким образом, явился чуть ли не «предшественником» самого Дали. Помимо Милле Дали «оценил» и картину «Мастерская художника, или Реальная аллегория» Г. Курбе, которую будто бы никто не может понять. В духе сюрреалистических шуток он положительно отозвался и о живописи Мейссонье, писавшего сомнительные «жития» Наполеона I и сценки быта XVIII в.

Дали, восприняв опыт поэтов-сюрреалистов, давал часто своим картинам провоцирующие названия, не объясняющие их смысл, но, напротив, затемняющие. Вот несколько образцов: «Частичная галлюцинация: шесть портретов Ленина на фортепьяно» (1931), «Сон, вызванный полетом пчелы вокруг граната, за секунду до пробуждения» (1944), «Дождящее такси» (1938), «Предчувствие гражданской войны в Испании, мягкая конструкция с вареными бобами» (1936), «Остатки авто, дающие повод для рождения слепой лошади, убивающей телефон» (1932), «Горящая жирафа» (1933), «Изобретение монстров» (1931), «Осенний каннибализм» (1936), «Постоянство (непостоянство) памяти» (1931). Некоторые из названных произведений стали определяющими в творчестве мастера. Стоит внимательнее вглядываться в них.

Художник выразил страх перед действительностью, борьбу пространства и времени, порока и добродетели. Так, в «Постоянстве памяти», где изображены расплавившиеся циферблаты часов, виден намек на то, что человек не понимает сущности времени. Действительно, человек изобрел механические приборы, чтобы фиксировать хронометрические изменения естественной истории, но время все же нечто иное. И поэтому в картине видны мухи и муравьи, которые ползут по циферблатам и крышкам карманных часов. Подобное изображение поддается некоторому осмыслению. Вокруг часов — вечный покой неба, гор и моря — символов вечности, а может быть, и Бога. Ведь время дано человеку, вечность же от него отделена экзистенциально. Тут видно и иссохшее дерево — традиционный образ умирания, а некоторые расплавившиеся часы немного напоминают спрута, терзающего человекоподобную голову,— прямое указание на бренность всего живого. Как обычно, использованы крупномасштабные формы на первом плане и далекий-далекий горизонт, взятый из метафизики Эрнста и де Кирико, напоминающий о беспредельности и, следовательно, о вечности. У кубистов, с творчеством которых Дали был хорошо знаком, пропадало реально сконструированное пространство, исчезало и время.

В известной картине «Сон, вызванный полетом пчелы вокруг граната» видны намеки на иллюстративное живописное изложение теорий Фрейда. Здесь представлены и мгновенное действие, и длительный сон. Обнаженная Гала (а это постоянная модель художника) спит в невесомости, легко паря над скалой. К ней подбираются тигры, в руку вонзается штык винтовки, вдали виден слон на лапках паука, шествующего по пустыне. Сон модели сладок, как сок граната, но он может быть прерван неожиданным укусом пчелы. Весь строй образов, как это принято у Дали, воссоздан с фотографически-аллюзионистической точностью. В картине имеется надпись «Гала. Сальвадор Дали». Возможно, кому-то из них, автору или Гала, привиделось подобное.

В «Предчувствии гражданской войны» показаны мутанты, истребляющие друг друга. Художник боялся, зная то, что произошло в свое время в России, взаимного и страшного уничтожения. Опыт одной страны внушал ему ужас перед участью другой. В «Осеннем каннибализме», как пояснял Дали, представлены «иберийские существа, пожирающие друг друга осенью, что воплощает пафос гражданской войны, рассматриваемой как феномен естественной истории». Пейзаж в картине преднамеренно идилличен, и это делает всю представленную сцену еще более пугающей. Кажется, что представленное крупным планом лишь «фрагмент» бытия, когда подобное творится повсюду, вплоть до далекого горизонта, за которым могут крыться не менее страшные видения. Своими произведениями художник говорил: «Берегись, человек!»

Помимо живописи в 30-е гг. Дали много внимания уделил изготовлению разного рода сюрреалистических объектов. В журнале «Сюрреализм на службе революции» в декабре 1931 г. художник описал около шести всевозможных их видов. В 30-е гг. он изготовил такие объекты, как «Ретроспективный бюст женщины», «Телефон-лангуст», «Жакет, усиливающий половое чувство» и др. Они представляли из себя следующее: гипсовый слепок античной статуи Венеры был украшен по-сюрреалистически всевозможными изделиями, на телефонном аппарате лежал муляж лангуста, а жакет был «обшит» стеклянными стаканчиками. Дали и потом с интересом занимался различными объектами, вплоть до манекенов, сидящих на рояле, или манекенов, посаженных в автомобиль, на который сверху падали струйки воды. Работа над фильмами «Андалузский пес» и «Золотой век» (1928 и 1930) с «изоляцией объектов»: наплывами, ракурсами, сменой планов научили многому, так же как и оперирование предметной средой, чем именно и занимался сам Дали.

Чтобы взрывать обыденное сознание, художник, как и все сюрреалисты, читавшие Фрейда, активно манипулировали образами, имеющими откровенно эротическое содержание. Об этом говорят и названия работ: «Призрак либидо», где сам Дали-ребенок созерцает нагромождение всевозможных частей человеческого тела, «Великий мастурбатор», «Феномен экстаза». Дали хотел найти равновесие, вряд ли мыслимое, между древними мифами, порнографическими открытками и образами обожаемой им Гала.

Интерес Дали к кинематографу не пропадал. Он работал в Голливуде, и судьба свела его с А. Хичкоком, с которым они поставили ряд фильмов. Особое родство Дали чувствовал с Марселем Дюшаном, лидером дадаизма. Себя же считал лидером сюрреализма.

Со временем США все более привлекали внимание художника. И не только потому, что там «осел» Дюшан. Не стоит забывать, что Бретон исключил его из группы сюрреалистов. В 1940 г., спасаясь от фашизма, при господстве которого его творчество, конечно, было бы объявлено «дегенеративным», Дали уехал с Гала в Нью-Йорк. Там нашел многих своих бывших соратников, хотя редко поддерживал контакты. Совместно с Хичкоком он делает фильмы, работает над балетами («Лабиринт», «Вакханалия»), создает многочисленные иллюстрации. В США проводится большое число выставок художников. Ссора с Бретоном приобретает окончательный характер, Дали считает, что лишь он остается истинным сюрреалистом. Бретон этого ему не прощает, называет художника «неофалангистом, жадным до долларов» и даже «Авидо-Долларе».

Заметно увлечение художника неокатолицизмом. Это видно уже по работе «Искушение св. Антонио в пустыне» (1946). Подобное обращение к клерикальным сюжетам ортодоксальным сюрреалистам претило. Но слава Дали росла, особенно после большой нью-йоркской выставки 1947 г. Критика откровенно стала говорить о его католизме и классицизме.

С августа 1945 г. Дали говорит о том, какое большое впечатление на него произвели Хиросима и сам конец войны. Дали ушел от Фрейда к Гейзенбергу, о котором стал говорить: «Он — мой отец». Психоанализ сменило увлечение физикой. Таким образом, творческий путь Дали, при кажущейся хаотичности, все же по определенному логичен, и логика эта заключается уже в интересе к реалиям земного бытия. В Америке Дали пишет «Атомную Леду» (1947).

В 1948 г. Дали возвращается в родной Фигерас. Его встретили «Объятия Франко», его приняли в лоно церкви. Тогда были написаны: «Мадонна порта Льигат» (1949), «Тайная вечеря» (1955), «Христос св. Иоанна на кресте» (1951), «Св. Иаков», (1957). «Открытие Америки, или Мечта Христофора Колумба» (1959). Физика и религия в сознании художника соединились, доказательством чему служит «Атомистический крест» (1952). Дали сильно переменился. Он хотел бы возглавить мифический, им же придуманный, Институт по изучению атомной бомбы относительно искусств. Атомная истерия тех лет захватила его. И пусть в «Атомной Леде» по-прежнему позирует Гала, а в картине «Три сфинкса Бикини» (1946) взрывы превращаются в голову Нерона, т. е. вроде бы продолжается старый стиль, содержание картин существенно меняется. Главное для Дали — вовремя реагировать на события.

Вернувшись в Европу, Дали продолжает наезжать в США. Он мечтает соединить ирреальность сюрреалистических приемов с возрожденческой и барочной иконографией. В «Мадонне порта Льигат» (1949) наряду с реминисценциями композиций Пьетро делла Франческо использованы и многие атрибуты традиционной христианской символики: яйцо, раковина, рыбы, спелые колосья, розы, лимоны. Приемы магического видения придали всем этим композициям спиритуалистическую метафизичность. Характерно, что отдельные эскизы художник презентует папе римскому. Более того, Дали оформляет брак с Галой по католическому обряду.

В последние годы жизни Дали охотно обращается к фотографии, вплоть до того, что копирует ее; само по себе это не редкость для авангарда. В 1952 г. он создает новый метод — «метод нуклёарного мистицизма». Выставки Дали показываются в Лондоне, Глазго, Риме, Венеции, Милане. В 1955 г. , продолжая старые традиции, художник читает лекции в Сорбонне под названием «Феноменологические аспекты параноико-критического метода», где особое внимание уделяет отдельным произведениям Вермеера.

Уолт Дисней предлагает Дали сотрудничество в производстве ряда фильмов, в частности кинокартины «Дон Кихот». Эта тема фильма нашла отражение во многих виртуозных рисунках мастера. Однако его манит зоркость фотоглаза, о чем он писал еще в 20—30-е гг. С 1972 г. он делает «стереоскопические фотографии» и увлекается галографией, дающей «третье измерение».

Конфликт со «старыми сюрреалистами» не затихает, художник протестует против того, чтобы его произведения были показаны на ретроспективе сюрреалистического искусства в 1960 г.

Однако активность Дали не уменьшается. В 1967 г. он произносит речь «В честь Мейссонье», а в 1968 г. читает лекцию «Моя культурная революция». Еще раньше появились его «Манифест антиматерии», картина «Анти-протон Успение». В картине «Голова Рафаэля» (1951) показаны сгустки искореженной материи, внутри которой возникает образ интерьера пантеона в Риме. Как всегда Дали пытается соединить невозможное: атом, религию и интерес к классическому наследию. Дали много внимания уделял рисунку, достигнув вершин свободной импровизации. Вызывают интерес серии «Траян» и «Дон Кихот».

В 1974 г. , вложив все свои средства, художник открывает Театр-музей в Фигурасе, с тем чтобы это место превратилось в Мекку для любителей современного искусства, сам же называл его «последним мавзолеем старой Испании». После смерти Гала художник все больше и больше замыкался в себе; контакты с внешним миром были почти прерваны. Даже пожар собственного дома не мог вывести его из равновесия. В 1988 г. скончался в полном одиночестве один из самых оригинальных интерпретаторов самочувствия и самосознания людей XX столетия.