• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Истекающее столетие, последние годы его — время итогов. Поэтому и нужен разговор об авангарде, об этом не то художественном, не то, как полагают многие, полухудожественном и даже вовсе антихудожественном явлении. Как бы его ни оценивать (а мнений имеется большое количество), ясно: он характерен для XX в. не менее, чем теории А. Эйнштейна, создание атомной бомбы или полеты на Луну. Кто не хочет оставаться «попутчиком» цивилизации уходящего столетия и наступающего XXI в., тот должен внимательнее присмотреться к этому феномену, в чем-то увидеть себя в нем и его в себе. Авангард претендовал всегда на «универсальную переделку сознания людей»; будучи парадоксальным, он не производит готовых формул и не дает определенных знаний, его задача в ином: спровоцировать поиск, создать новый опыт, подготовить их к самым невероятным стрессовым ситуациям и мировым катаклизмам. И то и другое легко ожидаемо в наше тревожное время. Так что авангард — некая «школа духа». И в определенной мере можно сказать: «Авангард необходим!» Поэтому и интересно знать, как он делался и делается, какова его история, да и, собственно, как он выглядит.

Никто точно не знает, когда авангард родился. Однако известно, что сам термин «авангард» (фр. «avant-garde») был перенесен из сферы политики в область художественной критики в 1885 г. Т. Дюре в Париже. С тех пор он широко распространился, имеет привкус борьбы за все новое, нетрадиционное в искусстве. Конечно, 1885 г.— вовсе не тот год, когда родилось само явление. Хотя, отметим, время было бурным; формировался «авангард до авангарда», отшумели декаденты, через год будет издан первый манифест символистов, в Париж приедет В. Ван Гог, П. Гоген отправится в Бретань, состоится последняя выставка импрессионистов, на которой будет господствовать Ж. Сера со своей свитой. Все эти события, не столь уж значительные для истории формирования художественного авангарда, тем не менее являлись важными для создания новой культуры. Это, в сущности, конец позитивизма в эстетике и реализма в искусстве. В самом авангарде многое началось спонтанно, спорадически, лишь постепенно складываясь в развивающуюся систему, так что не всегда можно с уверенностью обозначить хронологические рубежи.

Некоторые исследователи и критики тот феномен, который большинство обозначает как авангард, называют «модернизмом». Термин этот менее удачен. В нем нет необходимого пафоса борьбы, да и истоки его восходят к далекому прошлому, чуть не к поздней античности. Понятием «современного» в искусстве широко пользовались художники и теоретики итальянского Возрождения, и Л. Гиберти, например, говорил о «maniera moderna». Нынешние его истоки восходят к XVII—XVIII вв., к борьбе пуссенистов и рубенсистов, парижского Салона и Академии. Эстетическое обаяние термину хотел придать Шарль Бодлер, но путаницу внес сформировавшийся на рубеже XIX—XX вв. «стиль модерн», в рамках которого, собственно, и складывался авангард, беря от него самое живое, необычное, острое. Есть попытки под «авангардом» понимать все крайности художественной культуры XX в., под «модернизмом» же — компромисс нового и традиционного. Наконец, порой «авангард» и «модернизм» приравниваются к определению «новое искусство». Однако, повторяем, только термин «авангард» отвечает духу рассматриваемого явления. По крайней мере до сих пор.

Авангард был необходим и ожидаем. Его предчувствием полна эстетика романтизма, которая разработала концепцию антиимитационной, «музыкальной» живописи, ритуальные формы поведения художника в обществе, высказала внимание к подсознательному, фантастическому и мистическому. Традиции романтизма, который представлял собой некий «протоавангард», живы и по настоящее время.

Авангард — плод исканий непримиримой интеллигенции, мечтающей о свободе, деятельность группы людей, создающих некие объекты, внешне порой напоминающие картины и статуи. Они также создают разнообразные тексты, позволяют себе делать парадоксальные жесты, несущие закодированную информацию, со своими синтаксисом и семантикой, ключ к шифру от которой не существует. Такая информация интригует, заставляет задавать бесконечные вопросы, провоцируя воображение; она же будит инстинкты и воспоминания. Короче, оживляет интеллектуальные и чувственные стороны бытия. Это рефлексия о непознаваемом. При этом, легко совершая экспансию в мир науки, техники, политики, мифологии, культурной традиции и т. п., авангард ведет непрерывный диалог с обыденной жизнью. Он или альтернативен ей, или «параллелен».

Развиваясь неравномерно, переживая спады и подъемы, ускользая от предрекаемой «смерти», авангард труден для понимания. Во многом потому, что он запрограммирован на «непонимание»; поэтому в истории его создания так много неясного; его могли понимать только сами создатели, да и в этом полной уверенности нет. Однако это не мешает ему функционировать в обществе; познавательной же программы никто и не требует. Искусство занималось тем, что укрепляло стабильность общества; авангард создает проекты будущего.

Развившись как нечто экзотическое, авангард, мечтавший вслед за романтизмом о новом жизнестроительстве, наконец добился своего, будучи интегрированным в общество. К нему привыкли и в нем стало меньше ноток эпатажа. На имеющих большой престиж кассельских выставках «Документа» в 1970— 1980-х гг. экспонаты осматривали свыше полумиллиона человек. Авангардное мышление, его методы проектирования широко проникли в конструирование вещей и механизмов, в создание окружающей среды, в моду, в сам «стиль жизни». Растет число музеев и галерей, представляющих свои залы для работ авангардистов.

Тем не менее, в отличие от искусства Древней Греции, европейского Ренессанса и классицизма, в изучении авангарда отсутствует устоявшаяся традиция. Нет представления о его структуре в целом, нет принципиальной периодизации. Материал очень большой, он плохо поддается систематизации. Как правило, он рассматривается в хронологическом порядке отдельных «измов»: фовизм, экспрессионизм, кубизм и т. п. Есть, правда, попытки теоретического, а не исторического осмысления авангарда по определенным проблемам и «сквозным» темам, как, скажем, отношение к науке, политике, философии, мифологии, выделение трактовки отдельных приемов. Но сделано в этой области относительно мало, и многое зависит здесь от личных взглядов того или иного ученого или критика. Больше достигнуто в написании традиционных «житий» художников, в которых нередко все собственно авангардное несколько тускнеет. Впрочем, не стоит перечеркивать сделанное. Заметное приближение к «открытиям» все же намечается, а число статей и книг становится все больше.

Стране, давшей в начале века таких крупных мастеров, как В. Кандинский, К. Малевич, М. Шагал, П. Филонов, мало повезло с осознанием свершившейся «художественной революции». Долгое время об авангарде как о «явлении, противоречащем социалистическому реализму» и «объективному исследованию действительности», у нас не принято было говорить. Произведения отечественных авангардных мастеров прятали в запасниках музеев, продавали за границу, уничтожали. С 80-х гг. ситуация изменилась. Не только работы из запасников стали доступны широкой публике. В Москве и Санкт-Петербурге показываются и произведения известных зарубежных мастеров XX в.— Г. Мура, С. Дали, Ф. Бэкона, Р. Тамайо, Р. Раушенберга, Д. Розенквиста. Складываются новые отечественные школы авангардного искусства. Все это вызывает желание помочь читателям внимательно вглядеться в сущность авангарда, понять его «душу», тем более что многое в нем для большинства людей непривычно, а то и попросту малознакомо. Во всяком случае в России об этом писалось мало и подобного настоящему изданию не имеется.

Необходимостью объяснить основные вехи развития и важнейшие проблемы авангарда вызвано появление этой книги. Сама по себе она — плод многолетних наблюдений и размышлений. Форма изложения выбрана простая: общий взгляд на существо процессов, несколько глав о течениях и ряд «портретов». Конечно, охвачено не все, только примечательное, во многом ценимое самим автором.