• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Черная Магия рассеялась перед светом христианства, Рим был покорен Крестом, и чудеса скрылись в том темном круге, которым варварские провинции окружили новое Римское великолепие.

Среди большого числа экстраординарных феноменов примечателен один из них, произошедший в царствование императора Адрианагё Тралле, в Азии: юная благородная дева Филинния, дочь Демострата и Харито из Коринфа, была схвачена Махатом. Брак был невозможен, потому что, как было сказано, Филинния была из благородного сословия, единственная дочь и богатая наследница. Махат был из простонародья и владел таверной. Страсть Филиннии возрастала по мере роста препятствий; она бежала из отчего дома с Махатом. Незаконная связь их продолжалась полгода, пока дочь не была обнаружена родителями и не возвращена домой. Филинния разлучена со своим возлюбленным, зачахла, не улыбалась, не спала и отказывалась от всякой пищи. Наконец она умерла. Родители поместили ее тело, одетое в самые богатые одеяния, в склеп: гробница была расположена в укромном месте, принадлежащем семье и никто не мог войти в нее после похорон, потому что язычники не молятся у могил. Благородная семья стремилась избежать всяческой огласки и держала все обстоятельства в тайне, поэтому Махат не знал обо всем этом. Но в ночь после похорон дверь его комнаты медленно отворилась и, поднявшись с лампой в руке, он увидел Филиннию, бледную, холодную, которая смотрела на него со смертоносным сиянием глаз. Махат подошел к ней, и обнял, задал тысячу вопросов; ночь они провели вместе. Перед рассветом Филинния поднялась и исчезла, в то время как ее возлюбленный был погружен в глубокий сон.

У юной девы была старая няня, которая очень любила ее и горько сожалела о ее утрате. Она никак не могла примириться с происшедшим и после похорон, не в силах заснуть, она часто поднималась ночью как в лихорадке и блуждала вокруг жилища Махата. Так прошло несколько дней, после чего она увидела в комнате юноши свет; подойдя к ней и глядя сквозь щель в двери, она увидела, что Филинния сидит со своим возлюбленным, молча смотрит на него и держит его в своих объятиях. Встревоженная женщина разбудила мать и сообщила ей обо всем, что она увидела. Сначала было решено, что это ей померещилось, но в конце концов мать поднялась и пошла к дому Махата. В нем все спали, никто не ответил на стук в дверь. Женщина посмотрела в дверную щель; лампа была погашена, но лунный свет освещал комнату, и мать увидела на стуле одежду дочери и могла разглядеть двух людей, спящих в постели. Она отпрянула с ужасом, дрожа вернулась домой, не в силах пережить посещение гробницы своей дочери и провела остаток ночи в волнении и слезах.

На утро она посетила Махата и мягко поговорила с ним. Юноша признался, что Филинния посещает его каждую ночь. "Зачем мне отказываться от нее?" — сказал он матери. — "Мы обручены богами". Затем, открыв ларец, он показал Харито кольцо и пояс ее дочери, добавив: "Она отдала мне это в последнюю ночь, заклиная меня не принадлежать никому кроме нее, не пытайся более разделить нас, потому что мы соединены взаимным обещанием". "Однако хочешь ли ты в свою очередь уйти в могилу в поисках ее?" — сказала мать. — "Филинния была мертва в последние четыре дня и это, безусловно, колдунья или стриг, которая приняла ее подобие, чтобы обмануть тебя. Ты жених покойницы, твои волосы завтра побелеют, и через день ты тоже будешь похоронен. Таким образом ты отдашь богам возмещение за честь поруганной семьи".

Махат побелел и дрожащим голосом начал оплакивать свою участь, то, что он стал игрушкой адских сил, он умолял Харито привести вечером ее мужа, чтобы он мог спрятать их возле своей комнаты и во время прибытия призрака подать им сигнал об этом. Они пришли; в определенное время Филинния явилась Махату, который лежал в постели одетым и притворялся спящим. Девушка разделась и легла рядом с ним, Махат подал сигнал; родители вошли со светильником и разразились громким криком, узнав свою дочь. Бледная Филинния поднялась с постели в полный рост и сказала страшным голосом: "О, мой отец и моя мать, почему вы ревнуете к моему счастью и почему вы преследуете меня даже за гранью могилы? Моя любовь подчинена адским богам; власть смерти была приостановлена; лишь на три дня я могла быть возвращена к жизни. Но ваша жестокое любопытство разрушило чудо Природы; вы убили меня во второй раз"

После этих слов она упала на постель недвижной; ее лицо исказилось; комнату наполнил трупный запах; и не осталось ничего, кроме бесформенных останков девушки, которая умерла пять дней назад. На утро весь город был взволнован происшедшим чудом. Народ собрался в амфитеатре, где история была рассказана публике и толпа устремилась к гробнице Филиннии. Там не было признаков ее присутствия, но были найдены железное кольцо и позолоченная чаша, которые она получила в подарок от Махата. Труп был в комнате таверны, но юноша исчез. Кудесники посовещались и решили, что останки следует предать земле за пределами города. Фуриям и земному Гермесу были возданы жертвоприношения, были розданы жертвоприношения манам и Зевсу.

Флегон, вольноотпущенник Адриана, который был очевидцем произошедшего, сообщал об этом в частном письме, добавив, что он должен был употребить свою власть, чтобы успокоить город, взволнованный таким необычным событием; закончил он эту историю следующими словами: "Если вы намерены сообщить об этом императору, дайте мне знать, чтобы я мог прислать тех, которые были свидетелями происшедшего". Таким образом, история Филиннии полностью удостоверена. Гете ее положил в основу баллады "Коринфская невеста". Он полагал, что родители невесты были Христианами, и это дало ему возможность обрисовать могучий поэтический контраст между человеческими страстями и религиозным долгом. Средневековые демонографы не замедлили объяснить воскресение, или, возможно, явную смерть молодой гречанки, как одержимость дьяволом. Со своей стороны, мы распознаем здесь истерическую кому, сопровождаемую ярким сомнамбулизмом: отец и мать Филиннии убили ее своим грубым понуждением проснуться, и публичное воображение преувеличило обстоятельства этой истории.

Земной Гермес, которому приносились жертвы кудесниками, есть ничто иное, как персонифицированный Астральный Свет. Это флюидический гений земли, роковой для тех, кто вызывает его, не зная, как им управлять; это фокус физической жизни и магнетическое вместилище смерти. Эта слепая сила, которую власть христианства сковывает и ввергает в бездну в центре земли, делает последние попытки и проявляет себя в последних конвульсиях чудовищных рождений среди варваров.

Вряд ли найдется местность, в которой проповедники Евангелия не боролись с отвратительными животными, являвшимися инкарнациями идолопоклонства в его смертельной агонии. Vouivres, graouillis, gargoyles, tareisques не только аллегоричны; это так и есть, что моральные расстройства производят физические деформации и реализуют ужасные формы, которые по традиции приписывают демонам. Возникает вопрос, не принадлежат ли ископаемые, из которых Кювье выстроил своих гигантских монстров, эпохе, предшествующей нашему сотворению. Был ли простой аллегорией огромный дракон, которого Регул представлял как атакующего с военными машинами и который согласно Ливию и Плинию жил у реки Баграда? Его шкура длиной 120 футов была послана в Рим, и ее можно было видеть накануне войны с Нуманцией. Есть древнее предание о том, что когда боги рассержены экстраординарными преступлениями, они посылают на землю чудовищ и это предание слишком универсально, чтобы не быть основанным на фактах; такие рассказы принадлежат скорее истории, чем мифологии.

Во всех хрониках варварских народов эпохи, когда утвердилось христианство и привило им цивилизацию, мы находим (а) последние следы высокой магической инициации, когда-то существовавшей в мире, (b) доказательства дегенерации, которая постигла примитивное откровение вместе с идолопоклоннической низостью, в которую впал символизм древнего мира. Вместо учеников Магов всюду царили кудесники, колдуны и волшебники; Бог был забыт ради обожествления человека. Рим подал пример своим провинциям и апофеозы цезарей ознакомили весь мир с религией кровожадных божеств. Под именем Ирмина германцы поклонялись и приносили человеческие жертвы тому Арминию или Герману, который заставил Августа оплакивать потерянные легионы Вара. Всюду царил материализм, то есть идолопоклонство и суеверие, которое было жестоким, так как было низменным.

Провидение, которое предопределило галлам сделать самой христианской страной Францию, вызвало свет вечных истин, распространившихся там. Местные друиды были верными детьми Магов, их инициация исходит из Египта и Халдеи, или, другими словами, из чистейших источников примитивной Каббалы. Они почитали Троицу под именем Исиды, олицетворявшей высшую гармонию; Белен или Бел, что по-ассирийски означает Господь, соответствует имени Адонаи; Камул или Камаел — это имя, которое олицетворяет божественную справедливость в Каббале. Они полагали, что из этого треугольника света исходит божественное излучение, так же содержащее три олицетворенных эманации, а именно: Тевтой или Тевт, идентичный Тоту египтян; Слово, или произнесённый Разум; и, затем, Сила и Красота» имена которых менялись, так же как и эмблемы. Впоследствии они считали священную семерку мистическим числом, представляющим прогресс догмы. Выражением этого было изображение девы с младенцем на руках.

Древние друиды жили в строгом воздержании, сохраняли свои таинства в глубокой секретности, изучали естественные науки и допускали в адепты только после продолжительных инициаций. В Отене был прославленный колледж друидов и, согласно Сен-Фуа, его девизы на гербах можно найти в этом городе и сегодня. Друиды не строили храмов, а совершали обряды своей религии у дольменов в лесах. Механические средства, с помощью которых они поднимали колоссальные камни, чтобы создать свои алтари, даже сегодня являются предметом оживленного обсуждения. Дольмены, темные и таинственные, можно и ныне видеть под облачным небом Арморики. Древние святилища имели секреты, которые не дошли до нас. Друиды учили, что души предков следят за потомками; что они счастливы, когда потомки в славе, и огорчаются при их неудачах; эти покровительствующие гении находятся в деревьях и камнях отечества; что воин, который пал за свою страну, искупил все свои прегрешения, выполнил свою задачу с честью; он возводится в ранг гения и приобретает силу богов. Отсюда следует, что для галлов сам патриотизм был религией; женщины и дети при необходимости брались за оружие, чтобы противостоять нашествию. Жанна д'Арк и Жанна Ашетг де Бовэ лишь продолжили традицию тех доблестных дочерей галлов. Это магия воспоминаний, которые связывают души с отечеством.

Друиды были жрецами и врачами, использовавшими гипнотизм и амулеты, заряженные их флюидическим влиянием. Их универсальными лекарственными средствами были омела и змеиные яйца, потому что их субстанции привлекают Астральный Свет. Торжественность, с которой срезалась омела, говорила об общей уверенности в могуществе силы этого растения. Не будем обвинять наших предков в легковерии, может быть они знали нечто такое, что не дошло до нас. Грибы, трюфели, чернильные орешки на деревьях и различные виды омелы будут использоваться новой медицинской наукой. Нам следовало бы прекратить насмехаться над Парацельсом, который собирал мох с черепов повешенных людей; никто не должен двигаться быстрее, чем наука, которая отступает, для того, чтобы двигаться дальше.

Возлагая на женщину строгие и мягкие обязанности материнства, Провидение поручило ее покровительству и уважению мужчины. Обреченная самой Природой на последовательность страданий, из которых состоит ее жизнь, она управляет своими покровителями посредством цепей любви, и чем полнее ее подчинение законам, которые устанавливают и защищают ее честь, тем больше ее власть, тем глубже уважение, которым она пользуется в святилище семьи. Восстать означает для нее отречься, и соблазнить ее мнимой эмансипацией означает рекомендовать ей развод, обрекая ее впредь на бесплодие и презрение. Одно лишь христианство может освободить женщину, призывая ее к девственности и славе жертвенности. Нума предвидел эту тайну, когда учреждал весталок; но друиды предшествовали христианству, когда они прислушивались вдохновенным высказываниям девственниц и воздавали почти божественные почести жрицам на острове Сен.

У галлов женщины не имели главенства за их кокетство и пороки, но они управляли их советами; без их согласия нельзя было начать войну или заключить мир; интересы очага и семьи таким образом защищались потерями и национальная гордость сияла светом справедливости, когда она смягчалась материнской любовью страны.

Шатобриан оклеветал Велледу, представив ее уступившей любви Эвдора; она жила и умерла девственницей. Когда римляне вторглись в Галлию, она была уже в годах и была кем-то вроде Пифии, которая прорицала с большой торжественностью, и чьи предсказания благоговейно запоминались. Она была одета в длинное черное облачение без рукавов, голова покрыта белым покрывалом ниспадавшим к ногам; она носила вербеновый венок и на поясе серп, скипетр ее имел форму прялки, правая нога ее была обута в сандалию, а левая — во что-то вроде "обуви жеребенка". В последующем статуи Велледы принимались как статуи Берты Большая нога. Великая жрица стала символом божественности, покровительствующей женщинам-друидам; она была Гертой или Вертой, юной галльской Исидой, Царицей небес, девой, которая должна была принести дитя. Она изображалась стоящей одной ногой на земле, а другой в воде, потому что она была царицей инициации и возглавляла универсальную науку. Нога, находящаяся в воде, обычно поддерживалась судном, аналогичным кораблю древней Исиды. Она держала скипетр Судьбы, обвитый черными и белыми нитями, потому что она заведовала всеми формами и символами и она ткала одеяние идей. Ее изображали также в виде аллегорической сирены, полуженщиной и полурыбой, или с телом прекрасной девушки со змеиным хвостом вместо ног, означавшим поток вещей и соответствующей союз противоположностей в проявлении всех оккультных сил Природы. В этой последней форме Герта носила имя Мелюзины или Мелозины, музыкантши и певицы — так сказать сирены, которая открывает гармонию. Таково происхождение легенды о царице Берте и Мелюзине. Последняя пришла, говорят, в одиннадцатом веке к лорду Лузиньяну; он полюбил ее, и их женитьба состоялась при условии, что он не будет пытаться проникнуть в тайны ее существования. Такое обещание было дано, но подозрительность породила любопытство и привела к нарушению клятвы. Он следил за Мелюзиной и застал при одной из метаморфоз, потому что фея каждую неделю обновляла свой змеиный хвост. Он издал крик, в ответ которому последовал крик еще более отчаянный и страшный. Мелюзина исчезла, но затем возвращалась с печальными возгласами, до самой смерти Лузиньяна. Легенда подражает сказке о Психее и подобно ей говорит об опасности кощунственной инициации, или профанации таинств религии и любви; она заимствована из преданий древних бардов и явно выводится из учений школы друидов. Одиннадцатый век сознавал это и предавал ему серьезное значение, но существовало оно еще в Далеком прошлом.

Кажется, что во Франции вдохновленность чаще всего приписывалась женщинам; эльфы и феи предшествовали святым, и французские святые почти неизменно проявляют в легендах признаки фей. Св. Клотильда сделала нас христианами и св. Женевьева удержала нас французами, отразив — силой своей добродетели и веры — страшное вторжение Атиллы. Жанна д'Арк скорее фея, чем святая; она умерла подобно Гипатии, жертвой чудесного естественного дара и благородной мученицей. Мы будем еще говорить о ней. Св. Клотильда творила чудеса в округе. В Андели мы видели пилигримов, толпящихся у рыбного садка, в который статуя святой помещается ежегодно; согласно народному поверью, первый больной, который войдет после этого в воду, будет тут же исцелен. Клотильда была женщиной действия и великой королевой, но она перенесла много горестей. Ее старший сын умер после крещения, и несчастье было приписано колдовству, второй заболел и умер. Сила духа святой не пала, и Сикамбр, когда он нуждался в более чем человеческой храбрости, вспоминал Бога Клотильды. Она овдовела после того, как преобразовала и фактически основала великое королевство и видела как двух сыновей Клодомира убивали практически на ее глазах. Эти горести земной королевы похожи на горести Царицы Небесной.

После великой и блистательной фигуры Клотильды, история представляет нам отвратительный облик гибели личности Фредегонды, блеском которой было колдовство, колдуньей, которая убивала принцев. Она обвиняла своих конкурентов в волшебстве и присуждала их к мукам, которые заслуживала сама. У Хильперика оставался сын от первой жены; юный принц по имени Хлодвиг был привязан к дочери людей, мать которых считалась колдуньей. Мать и дочь были обвинены в том, что они помрачили рассудок Хлодвига приворотным зельем и в убийстве двух детей Фредегонды с помощью магических чар. Несчастные женщины были арестованы, дочь, Клодсвинт, была избита розгами, ее прекрасные волосы отрезали и повешены Фредегондой на дверь комнаты принца. После этого Клодсвинт предстала перед судом. Ее твердые и простые ответы удивили судей и летописи говорят, что было решено испытать кипящей водой. Освященное кольцо было помещено в лохань, поставленную на сильный огонь, и обвиняемая, одетая в белое, должна была погрузить в лохань руку, чтобы найти кольцо. Ее неизменившееся лицо заставило всех закричать, что произошло чудо, но затем раздался другой крик, крик отвращения и страха, когда несчастное дитя вытащило руку ужасно обожженной. Она получила разрешение говорить и сказала судьям и народу: "Вы требовали от Бога чуда, чтобы установить мою невиновность. Бог неискушаем, и он не изменяет законы Природы в ответ на желания людей, но Он дает силу тем, кто в него верует, для меня Он совершил большее чудо, чем то, в котором Он отказал вам. Эта вода обожгла меня, когда я опустила в нее руку и вынула кольцо, я не кричала и не побледнела при таком страшном мучении. Будь я колдуньей, как вы говорите, я смогла бы использовать волшебство так, чтобы я не смогла обжечься; но я христианка и Бог дал мне милость доказать это тем, что я перенесла муки". Такую логику в варварскую эпоху не понимали; Клодсвинт была отправлена в тюрьму дожидаться наказания, но Бог проявил к ней снисхождение и хроники, откуда почерпнута эта легенда, говорят, что Он призвал ее к себе. Если это только легенда, то она прекрасна и заслуживает того, чтобы оставаться в памяти.

Фредегонда потеряла одну из своих жертв, но не две других. Мать была подвергнута пыткам и, сломленная страданием, призналась во всем, что от нее потребовалось, включая виновность ее дочери и соучастие Хлодвига. Вооруженная этими признаниями, Фредегонда добилась выдачи сына свирепым Хильпериком, Юный принц был арестован и заключен в тюрьму. Фредегонда объявила, что он от угрызений совести покончил с собой. Отцу было показано тело Хлодвига с кинжалом в ране. Хильперик посмотрел на него холодно: он был полностью под влиянием Фредегонды, которая оскорбила его с наглостью перед слугами дворца, предприняв так мало усилий в сокрытии той очевидности, которая была перед его глазами. Вместо того, чтобы убить королеву и ее приспешников, он молча удалился на охоту. Он мог решить перестрадать преступление, боясь неудовольствия Фредегонды, но это было постыдным с его стороны. Она убила и его — из отвращения.

Фредегонда, которая погубила под предлогом колдовства женщин, единственная вина которых состояла в том, что они ей не понравились, сама занималась черной магией и покровительствовала тем, кого она считала искусными в ней. У Агерика, епископа Вердена, была арестованная колдунья, которая добывала много денег, отыскивая украденные вещи и опознавая воров. Женщину испытали, но демон отказался выйти из нее, пока она находится в цепях, он согласился покинуть ее, если она будет оставлена в церкви без стражи и наблюдений. Они попали в ловушку; женщина вышла и нашла убежище у Фредегонды, та держала ее в своем дворце и спасла ее от дальнейших операций по изгнанию бесов, которые обычно заканчивались сожжением на костре. В этом случае она сотворила добро не сознавая этого, однако произошло это скорее из-за ее предрасположенности ко злу.

Во времена правления первых французских королей преступления магии не предусматривали смертную казнь, исключая крайние случаи, потому что было много людей, которые были бы горды умереть за проступок, благодаря чему они возвысились бы над толпой и становились страшными в глазах королей. Например, генерал Муммол, будучи на дыбе по приказу Фредегонды, заявил, что он не испытывает ничего, его подвергли более страшным пыткам и он умер, бросая вызов истязателям, которые были готовы простить его, видя такую силу духа. Среди салических законов принятых предположительно в 474 году, и приписываемых Фарамону Сигеберу, находится следующая статья:

"Если кто-нибудь удостоверит, что нечто действовал как эребург или стриапорт — названия относились к тем, кто несет медный сосуд к месту, где вампиры совершают свои чародейства — если он не сможет доказать это, то он должен быть присужден к штрафу в 7500 денье, или 180,5 су. Если кто-нибудь обвинит свободную женщину в том, что она вампир или проститутка, и не сможет доказать это, он штрафуется на 2500 денье, или 62,5 су. Если вампир будет найдет виновным в том, что он пожрал человека, он штрафуется на 8000 денье или 200 су."

Легко видеть, что в те времена каннибализм был возможен на условиях оплаты и, более того, что рыночная цена человеческого мяса была не очень высока. Оклеветать человека стоило 180,5 су, но за небольшую прибавку к этой сумме он мог быть убит и съеден, что было более почетным и полным. Это замечательное установление напоминает столь же курьезное повествование Талмуда, которое было истолковано запоминающимся образом знаменитым Рабби Иехиелем в присутствии королевы, имя которой в книге не названо. Это была скорее всего королева Бланш, потому что Рабби Иехиель жил в правление Людовика Святого. Он был приглашен ответить на возражения обращенного еврея по имени Дуэн, который получил при крещении имя Николая. После дискуссии по тексту Талмуда, они нашли там следующий пассаж: "Если кто-нибудь предложит кровь своих детей Молоху, оставьте его умереть смертью". Талмуд прокомментировали так: "Тот, кто предложит не малую часть крови, а всю кровь, и всю плоть своих детей, не подпадет под действие закона и не должен быть наказан". Те, кто принимал участие в дебатах, шумно протестовали против такой конструкции, которая превосходила всякое понимание; некоторые с сожалением смеялись, иные тряслись от негодования. Рабби Иехиель еле добился того, чтобы его выслушали, и когда он этого достиг, все выражали неудовольствие, чтобы показать, что его осуждают.

"У нас смертная казнь — это искупление, следовательно примирение, а не акт мести. Все, кто умирает по закону Израиля, умирает с миром; они разделяют мир в смерти и они спят со своими отцами. Никакое проклятие не сходило с ними в могилу, они прибывают в бессмертии дома Иакова. Следовательно, смерть есть венчающая милость, это лечение отравленной раны горячим железом. Но мы не прилагаем железа к тем, кто переболел; мы не имеем юрисдикции над теми, размеры проступка которых отрезает их от Израиля. Они теперь жертвы и, следовательно, не нам сокращать срок их проклятия на земле: они освобождены Гневом Божьим. Человек может ранить лишь то, что он может излечить и мы не предлагали лекарства тем, кто находится за пределами выздоровления. Отец семьи наказывает только своих детей и удовлетворяется тем, что закрывает дверь перед посторонними. Те великие преступники против которых наш закон не высказывается, наказываются отлучением от церкви, а это наказание сильнее смерти".

Объяснение Рабби Иехиеля удивительно, оно дышит духом патриарших гениев Израиля. Воистину, евреи наши отцы в науке и если бы мы вместо их преследования попытались бы понять их, то они сегодня не были бы так отделены от нашей веры.

Предания Талмуда показывают еврейскую древность веры в бессмертие души. Что есть эта реинтеграция вины в семье Израиля с помощью искупительной смерти, если это не протест против самой смерти и акт веры в бесконечность жизни? Граф Жозеф де Местр хорошо понимал эту доктрину, когда он поднял кровавую миссию палачей до уровня специфического священничества. Боль наказания молит, говорит этот великий писатель, и кровь ее излияния еще остается жертвенной. Будь смертная казнь другой, чем полное прощение, это было бы ничем иным, чем возмездие за убийство; человек, который вытерпел свой приговор, осуществляет все свои епитимьи и вводится смертью в бессмертное общество детей Бога.

Салические законы были законами народа, находившегося в состоянии варварства, когда все искупалось выкупом, как во время войны. Рабство еще сохранялось, и человеческая жизнь имела обсудимую и относительную цену. Она должна была всегда покупаться, когда есть право продавать. Единственно действительными установлениями этого периода были законы Церкви, и они предусматривали наиболее строгие меры против вампиров и отравителей, которые проходили под именем колдунов. Совет Агда в Законах Лангедока, принятых в 506 году, объявил их отлученными от церкви. Первый Совет Орлеана в 541 году объявил преступными действия кудесников; Совет Нарбонны в 589 году не только отлучил от церкви колдунов, но и установил, что их следует продавать как рабов в пользу бедных. Этот же Совет установил публичное бичевание для любителей дьявола, имея в виду, несомненно, тех, которые концентрировались вокруг него, ожидали его, вызывали его и приписывали ему силу такую, которая может быть лишь у Бога. Мы искренне поздравляем учеников графа де Мирвилля с тем, что они не жили в те дни.

Пока эти события происходили во Франции, Восточная мистика преуспевала в создании религии, которая тоже была мировой. Был ли Магомет обманщиком, или он галлюцинировал? Для мусульман он пророк, и для арабских ученых Коран всегда будет шедевром. Неграмотный человек, простой погонщик верблюдов, он создал самый совершенный литературный памятник своей страны. Его успех оказался чудесным, и воинственная страсть его последователей мгновенно всколыхнула свободу целого мира. Но пришел день, когда Азия смялась под железной рукой Карла Мартела. Этот грубый солдат мало ожидал от молитв, когда он должен был Воевать; когда ему нужны были Деньги, он опустошал монастыри и церкви и даже платил своим воинам церковными бенефициями. По этой причине священничество полагало, что его оружие не благословлено Богом, его победы приписывались Магии. Действительно, религиозное чувство было так возбуждено против него, что св. Эшер, достопочтенный епископ Орлеана, объявил, что святые, церкви которых он грабил или осквернял, запретили ему войти на небеса и даже исторгли из могилы его тело, которое они вместе с его душой ввергли в бездну. Это было объявлено ему ангелом. Об этом откровении он сообщил Бонифацию, епископу Майенса и Фульфвада, капеллану Пипина Короткого. Могила Карла Мартелла была открыта, оказалось, что тело его исчезло, внутренняя сторона камня почернела, как если бы она была обожжена, из могилы исходил дым и вышел большой змий. Соответствующее сообщение было послано Бонифацием Пипину Короткому и Карлу Великому, которые были сыновьями Карла Мартела; Бонифаций молил их извлечь урок из этого и уважать святое. Все-таки мало хорошего было в действиях тех, кто потревожил могилу героя из-за веры в сон, и разрушение, которое было быстро произведено смертью, приписал силам ада.

Некоторые экстраординарные феномены, имевшие место во Франции, характеризуют правление Пипина Короткого. Воздух, казалось, был наполнен человеческими образами; небеса отражали иллюзорные виды дворцов, садов, вздымающихся волн, кораблей под парусами и множества людей в боевых порядках. Все это было похоже на великий сон, и детали этих фантастических зрелищ были видны каждому. Было это эпидемическим припадком органов зрения или атмосферным возмущением, проецирующим миражи на сконденсированный воздух? Не было ли это общим заблуждением, вызванным чем-то ядовитым, рассеявшимся в атмосфере? Правдоподобие такого объяснения тем более велико, что имеются сведения о фактах, когда эти видения возбуждали простонародье, которое в своем воображении видело в облаках колдунов, рассыпающих порошки и яды. Страна была поражена бесплодием, скот вымирал, смертность распространялась и среди людей.

Воспользуемся случаем сообщить историю, доверие к которой пропорционально ее экстравагантности. В те времена знаменитый Каббалист Зедекиас имел школу оккультных наук, где он учил не действительной Каббале, а развлекательным рассуждениям, вырастающим из нее, и формулирующим экзотерическую часть той науки, которая от профанов сокрыта. Мифологией такого рода Зедекиас совращал умы своих слушателей. Он рассказывал как Адам, первый человек, первоначально созданный в почти духовном призрачном состоянии, пребывал над нашей атмосферой в свете, который породил для него самую удивительную растительность. Ему служил хор прекрасных существ, подобных мужчинам и женщинам, они оживляли отражения, сформированные из элементов чистейшей субстанции. Это были сильфы, саламандры, ундины и гномы; Адам правил гномами и ундинами только с помощью саламандр и сильфов, которые одни имели власть над этим воздушным раем.

Ничто не может сравниться с счастьем наших прародителей в окружении сильфов, они были бренными духами, но обладали невероятной ловкостью в построении и ткачестве своих произведений из света, заставляя их расцветать в тысячах форм, более разнообразных, чем может представить себе самое блестящее воображение. Земной рай — его называют так, потому что он располагался в земной атмосфере — был, следовательно, царством волшебства. Адам и Ева спали в дворцах из жемчуга и сапфиров, розы стлались коврами у их ног, они скользили по водам в морских раковинах, влекомых лебедями; птицы услаждали их нежным пением, цветы наклонялись, ласкаясь к ним. Но все это было утрачено после падения, которое низвело наших прародителей на землю, и материальные тела, которые облекали их, и являются теми шкурами животных, о которых говорится в Библии. Они были одиноки и наги, не было никого, кто выполнил бы их желания. Они забыли свою жизнь в Эдеме, или видели ее лишь как сон, пригрезившийся в зеркале памяти. Но райская страна еще простиралась в земную атмосферу, населенная сильфами и саламандрами, которые составляли стражу владения человеческого, подобно печальным слугам, пребывающим в доме хозяина, чье возвращение более не ожидается.

Воображение разжигалось такими удивительными фикциями, когда воздушные видения начали являться в полном свете дня. Они безусловно означали появление сильфов и саламандр в поисках прежних хозяев. Путешествия в страну сильфов обсуждались повсюду, как мы сегодня говорим об оживших столах и флюидических явлениях. Безрассудство овладело даже самыми сильными умами, и настало время вмешательства со стороны Церкви, которая не получала удовольствия от сверхъестественных существ на улицах, считая, что все это не соответствует духу порядка и света. Облачные фантомы были объявлены адскими видениями, и народ выступил в поход против колдунов. Общественное безрассудство превратилось в пароксизм мании; чужестранцы обвинялись в том, что они сошли с неба и безжалостно убивались; слабоумные вещали, что они одержимы сильфами или демонами, другие, кто хвастался ранее подобным образом, теперь не могли или не хотели взять свои слова обратно, их сжигали или топили. Согласно Гаринэ, число пострадавших в королевстве превосходит воображение. Это была общая катастрофа или драма, в которой первые роли играют невежество и страх.

Такая мистическая эпидемия повторилась в следующие царствования и вся власть Карла Великого была приведена в действие для того, чтобы охладить общественное возбуждение. Эдикт, впоследствии возобновленный Людовиком Святым, запрещал являться сильфам под страхом тяжелейших наказаний. Это будет понято так, что при отсутствии воздушных существ правосудие обрушится на тех, кто хвастает тем, что видят их. Воздушные корабли уплыли в порт забвения, и никто более не говорил о прогулках через голубую даль. Другие распространенные безумия заменили прежнюю манию, потому что романтическое великолепие царствования Карла Великого обеспечило сочинителей легенд новыми чудесами, чтобы в них верить, и новыми дивами, чтобы о них рассказывать.

Карл Великий — это реальный князь волшебства и мира феерий; его царствование подобно торжественной и блестящей паузе между варварством и средними веками; сам он есть великое и могущественное привидение, наполняющее магические картины времен Соломона. В нем Римская империя, не справившаяся с франкским и галльским началами, восстала вновь во всем своем великолепии; в нем также, как и в символе, вызванном волшебством, вырисовывается предшественник совершенной империи времен зрелой цивилизации, империи, коронованной священничеством и устанавливающей свой трон возле алтаря.

Эра рыцарства и дивный эпос средневековых романов начинается с Карла Великого: хроники его периода подобны роману "Четыре сына Эмона, или Оберон, король Феерии". Птицы произносят речи и направляют французскую армию, когда она заблудилась в лесу; бронзовые колоссы появляются среди океана и показывают императору дорогу на восток. Роланд, первый из паладинов, владеет магическим мечом, крещенным подобно христианам, и носящим имя Дурандаль; герой разговаривает с ним, который, как кажется, понимает его, и ничто не может противостоять его сверхъестественному натиску. У Роланда был также рог из слоновой кости, сделанный так искусно, что легчайшее вдувание находило в нем отклик, и его звук был слышен за двести лиг, заставляя колебаться горы. Когда паладин упал при Ронсевале скорее ошеломленный, чем сраженный, он поднялся подобно гиганту среди лавины деревьев и катящихся скал. Он затрубил в свой рог, и сарацины разлетелись. Карл Великий на расстоянии десяти лиг услышал сигнал и поспешил на помощь, но ему помешал предатель Ганелон, который предал французскую армию варварской орде. Увидев, что его покинули, Роланд в последний раз обнял своего Дурандаля и затем, собрав все свои силы, ударил им по скале, надеясь разбить оружие, чтобы оно не попало в руки неверных, но скала раскололась, а меч остался невредим. Тогда Роланд вонзил его в свою грудь и испустил дух с таким одухотворенным и гордым видом, что сарацины не посмели приблизиться, а дрожа направили тучу стрел на своего противника, которого более не было. Чтобы быть кратким, Карл Великий, даровавший трон папству, и получивший из его рук мировую империю в ответ, есть самая впечатляющая личность во французской истории.

Мы говорили о книге «Энхиридион» — этой небольшой работе, которая сочетает самые секретные символы Каббалы с самыми прекрасными христианскими молитвами. Оккультное предание приписывает ее составление Льву Ill и утверждает, что оно было подарено этим папой Карлу Великому, как самое драгоценное из всех подношений. Любой король, владеющий им и знающий, каким пользоваться, мог стать владыкой мира. Оно утверждает следующее:

(1) существование исходного и универсального откровения, объясняющего все Тайны Природы и гармонирующего с Таинствами Милосердия, примиряющего разум с верой, поскольку они обе дочери Бога, и согласного осветить рассудок их двойной жизнью;

(2) Необходимость сокрытия этого откровения от толпы, чтобы им не злоупотребили те, которые его не понимают и чтобы они не повернули против веры не только силу разума, который никогда не является слишком хорошим в понимании черни, но и саму веру;

(3) Существование тайной традиции, оставляющей знание этих таинств высшему священничеству и светским владыкам мира;

(4) Вечность определенных знаков или пантаклей, выражающих тайны в иероглифической манере, которая понятна только адептам.

"Энхиридион", с этой точки зрения, следует рассматривать как собрание аллегорических молитв, и его секретные каббалистические пантакли являются ключами к ним. Некоторые из основных фигур можно описать следующим образом. Первая, которая находится на переплете книги, представляет собой опрокинутый равносторонний треугольник, вписанный в двойной круг. Два слова, вписанные в треугольник в форме креста, это Elohim Tzabaoth, означающие Бога воинств, равновесие естественных сил и гармонию чисел. На трех сторонах треугольника находятся три великих имени — Jehovah, Adonai, Agla, над именем Adonai — Reformatio и над Agla — Transformatio. Таким образом, сотворение приписывается Отцу, искупление или изменение — Сыну, и освящение или перерождение — Святому Духу; в соответствии с математическими законами действия, противодействия и равновесия. Далее, Jehovah следует понимать как порождение и формирование догмы в соответствии с элементарными значениями четырех букв, заключенных в священную Тетраграмму; Adonai есть реализация этой догмы в человеческой форме — это, так сказать, явление Бога, которое есть Сын Божий или совершенный человек, и Agla, как мы полностью объясняли, выражает синтез всей догмы и всей каббалистической науки, имея в виду, что иероглифы, которые составляют это имя, показывают явным образом в тройной тайне Великого Делания.

Второй пантакль — это голова с тремя лицами, увенчанная шаром и возникающая из сосуда, наполняемого водой. Те, кто посвящены в тайны книги «Зогар», поймут аллегорию, которая этой головой представлена. Третий пантакль — это двойной треугольник, известный как Звезда Соломона. Четвертый — магический меч, носящий девиз Deo duce, comite ferro: это эмблема Великого Аркана и всемогущества адепта. Пятый — это эмблема человеческого облика, приписываемого Спасителю, что изображается числом сорок. Это теологическое число Сефирот, умноженное на число естественных реальностей. Шестой есть пантакль духа, представленный костями, воспроизводящими букву Е и мистическое Тау, или Т. Седьмой и самый важный — это великая магическая Монограмма, интерпретирующая ключи Соломона, Тетраграмма, знак Labarum, и главное слово адептства. Этот пантакль читается при вращении его по кругу и произносится как Рота, Таро или Тора. Буква А часто заменяется в этом изображении числом один, которому она эквивалентна. Пантакль содержит также форму и значение четырех иероглифических эмблем колоды Таро — Жезл, Чашу, Меч и Монету. Эти элементарные иероглифы возвращают нас к священным памятникам Египта; Гомер поместил их на щит Ахилла в том же порядке, как это делал автор «Энхиридиона». Доказательство этих утверждений требует, однако, специального изучения.

Магический меч или кинжал, описанный в «Энхиридионе», кажется, был частным символом тайного трибунала или Совета Свободных Судей. Он изображен в виде креста и сокрыт или покрыт девизами, которые окружают его.

Свободные Судьи были тайной ассоциацией, в интересах порядка и правительства противостоящей анархическим и революционным обществам, которые были подобным же образом тайными. Мы знаем, что суеверия отмирали с трудом, и что выродившийся друидизм имел глубокие корни в диких странах Севера. Повторяющиеся мятежи саксов свидетельствуют о фанатизме, который вечно возмущен и не может быть подавлен одной лишь моральной силой. Все поверженные формы культа — римское язычество, германское идолопоклонство, еврейская затаенная вражда — состояли в заговоре против победившего христианства. Происходили ночные собрания, где заговорщики скрепляли свои ряды кровью человеческих жертв, и пантеистский идол устрашающего вида, с рогами на голове, председательствовал на этих празднествах ненависти. Одним словом, шабаш еще справляли в каждом лесу и пустоши еще не возделанных провинций. Адепты его маскировались и были нераспознаваемы, собрания их гасили свои огни и расходились перед рассветом; виновных можно было обнаружить повсюду и их нельзя было привлечь к ответу нигде. Дело шло к тому, что Карл Великий решил сражаться с ними их собственным оружием.

Более того, в те дни феодальные тираны были в союзе с сектантами против законных властей; колдуньи содержались в замках как куртизанки; бандиты, которые посещали шалаши, делили со знатью кровавую добычу грабежей; феодальные судьи были под властью высочайших покупщиков и их бремя давило всей своей тяжестью только на слабых и бедных. Зло достигло своих высот в Вестфалии, и веропослушные агенты были посланы туда Карлом Великим с тайной миссией. Какая бы энергия ни оставалась у угнетенных, все, кто любил справедливость, принадлежал ли он к простонародью или к знати, были объединены этими посланцами, связанными обетом и бдительностью воедино. Этим посвященным дали знать о полной власти, которую вручает им сам император и они учредили Трибунал Свободных Судей.

Это было нечто вроде тайной полиции, имеющей право карать и миловать. Их правосудие, окруженное тайной, и быстрота расправы помогали производить впечатление на людей, находившихся еще в варварстве. Святая Фема приобрела гигантское значение: люди дрожали при описании появления людей в масках, которые прибивали судебные повестки к дверям знати в самом разгаре их оргий, предводителей разбойников находили со страшными крестообразными кинжалами в груди, которым сопутствовали свитки с извлечениями из суждений Святой Фемы. Трибунал применял самые фантастические процедуры: виновный вызывался на какой-нибудь перекресток, пользующийся дурной славой, и уводился на судилище человеком в черном, который завязывал ему глаза и молча вел с собой. Преступника вводили в подземелье, где его допрашивал один голос. Повязка с глаз снималась, подземелье освещалось на всю глубину и высоту, Свободные Судьи сидели в масках и черных одеждах. Рассуждения были немногословны, потому что Судьи были хорошо знакомы с обстоятельствами преступления, хотя ничто, касающееся их, не просачивалось при этом, так как видавшего их ожидала смерть. Иногда такие страшные заседания были так многолюдны, что напоминали армию мстителей; однажды ночью сам император председательствовал в Тайном Трибунале, вокруг него сидели более тысячи Свободных Судей. В 1400 году в Германии их было десять тысяч. Люди с нечистой совестью подозревали своих родственников и друзей.

Вильям Брунсвик, как говорят, однажды сказал: "Если герцог Адольф Шлезвиг нанесет мне визит, я должен буду его повесить, потому что я не хочу быть повешенным". Фредерик Брунсвик, принц того же семейства, к которому принадлежал император, отказался подчиниться вызову Свободных Судей и с этого времени ходил вооруженный с головы до ног и окруженный стражей. Однажды, однако, он несколько отдалился от свиты и случайно оставил часть оружия. Он не возвращался, и его охрана вошла в рощу, где он был оставлен на мгновение. Несчастный находился при последнем издыхании, с кинжалом святой Фемы в теле и ее приговором, прикрепленным к оружию. Оглядевшись, они смогли разглядеть человека в маске, удаляющегося медленным шагом, но никто не осмелился преследовать его.

Кодекс Суда Фемы был найден в древних архивах Вестфалии, в Райхстеатр Мюллера. Он был напечатан под таким заглавием: "Кодекс и Статуты Святого Тайного Трибунала Свободных Графов и Свободных Судей Вестфалии, установленный в 772 году императором Карлом Великим и исправленный в 1404 году королем Робертом, который сделал эти изменения и добавления для администрации юстиции в трибуналах освещающих, которые наделены им его собственной властью".

Указание на первой странице запрещает любому непосвященному смотреть книгу под страхом смерти. Слово «освещающий», присвоенные здесь Тайным Трибуналом, подчеркивает их основную миссию: они должны были разгонять тени, которые наколдовала темнота; они противостояли тем, кто делал заговоры против общества в честь тайны: но сами они были тайными воинами света, которые проливали свет дня на преступные заговоры это и означало внезапное величественное освещение места заседания Трибунала, когда он произносил приговор.

Широкая поддержка закона при Карле Великом оправдывает эту священную войну против тиранов ночи. Памятники прошлого рассказывают о наказаниях, понесенных колдунами, кудесниками, волшебниками и теми, кто применял яд под видом любовных напитков, те же самые законы наказывали за возмущение воздуха, вызывание бурь, изготовление талисманов, применение волшебства и магических чар к людям и скоту. Колдуны, астрологи, волшебники, некроманты, оккультные математики объявлялись отвратительными и подлежали наказанию также, как воры и убийцы. Эта строгость станет понятной, если вспомнить о страшных ритуалах Черной Магии и ее жертвоприношениях детей. Их опасность должна была возрастать, когда их наказание принимало формы такие суровые и многочисленные.

Другим установлением, которое относится к тому же корню, было странствующее рыцарство. Странствующий рыцарь был подобием Свободного Судьи, который взывал к Богу и его копьям в борьбе со всеми притеснениями со стороны смотрителей замков и преступными намерениями некромантов. Они были вооруженными миссионерами, которые защищали себя знаком Креста и затем сокрушали злодеев порознь; таким образом они завоевали внимание какой- либо благородной дамы, освещая любовь мученичеством жизни, которая была жизнью абсолютного самопожертвоания. Мы уже далеко уходим от тех языческих куртизанок, для которых в жертву приносились рабы и для которых завоеватели древнего мира сжигали города. Для христианок были приняты другие жертвы; жизнью должно было рисковать в пользу слабых и угнетенных, пленных следовало освобождать; наказание ожидало осквернителей священной привязанности; и тогда те любящие и невинные дамы, чьи юбки были расшиты геральдическими символами; чьи руки были бледны и нежны; эти живые мадонны, великолепные как лилии, которые возвращались из церкви с часословом в руках и розами на поясах, должны были снять покрывало, расшитое золотое или серебром, и отдать его как шарф рыцарю, который преклонил колено перед ними, молясь им и мечтая о Боге. Забудем Еву и ее ошибки; они забыты тысячи раз и более чем возмещены этой несказанной благосклонностью благородных дочерей Марии.

Та фундаментальная догма трансцендентальной науки, которая освящала вечный закон равновесия, нашла свою полную реализацию в установлениях христианского мира. Два живых столпа — Папа и Император — поддерживали структуру цивилизации. Но империи грозил распад, когда она ускользала из слабых рук Людовика Благочестивого и Карла Лысого. Светская власть, брошенная на волю завоеваний или интриг, теряла провиденциальное единство, которое удерживало ее в гармонии с Римом. Папа часто вмешивался как верховный судья и на свой страх и риск отражал амбиции и наглость многих конкурирующих суверенов.

Отлучение от церкви в те времена было страшным наказанием, потому что оно было санкционировано всеобщей верой, и оно вызывало феномены, которые внушали толпе благоговейный страх, являющийся мистическим эффектом магнетической силы осуждения. Примером является Роберт Благочестивый, который, подвергшись этому страшному наказанию за незаконный брак, стал отцом чудовищного ребенка, подобного тем изображениям демонов, которые средневековое искусство представляло в столь забавных вариантах деформации.

Печальный плод запретного союза свидетельствует, по меньшей мере, о мучительных раздумьях и страшных снах его матери. Роберт воспринял случившееся как доказательство гнева Божьего и обратился к папскому правосудию. Расторгнув брак, который церковь объявила кровосмесительным, он отрекся от Берты, чтобы жениться на Констанции Провансальской, и ему оставалось увидеть в сомнительной морали и высокомерном характере новой невесты вторую кару небес.

Авторы хроник того времени весьма увлекались легендами о дьяволах, но их сообщения свидетельствуют скорее о легковерии, чем о хорошем вкусе. Каждое заболевание монаха, каждый ночной кошмар монахини представлялись как случаи действительного появления призрака. Результатом являются отталкивающие фантасмогории, глупые увещания, невозможные превращения, которые лишь артистический дух Сирано де Бержерака сумел изобразить забавными созданиями. От правления Роберта до времен Людовика Святого нет ничего, что заслуживало бы упоминания.

Знаменитый Рабби Иехиель, великий Каббалист и воистину замечательный врач, жил в царствование Людовика Святого. Все, что рассказывают о его лампе и магическом гвозде, доказывает, что он открыл электричество, или по меньшей мере был знаком с важнейшими способами его использования. Столь же древняя, как и магия, наука об этой силе передавалась как один из ключей великой инициации. Когда приходила ночь, в жилище Иехиеля появлялась сияющая звезда, свет ее был столь блистателен, что смотреть на него не будучи ослепленным было невозможно; испускаемые ею лучи отливали всеми цветами радуги. Источник света никогда не угасал и никогда не заправлялся маслом или иными веществами. Когда назойливость или болезненное любопытство заставляли кого-нибудь настойчиво стучать в его дверь, Рабби доставал гвоздь, хранившийся в его кабинете, и извлекал искру одновременно из головки гвоздя и головы стучащего. Назойливый посетитель, потрясенный этим, взывал о милости, полагая, что земля разверзлась под его ногами. Однажды группа враждебно настроенных людей столпилась у его входа, бормоча проклятия и угрозы; они стояли, сцепившись руками, чтобы противодействовать ожидаемому сотрясению земли. Самые храбрые из них бешено колотили в дверь, но Иехиель достал свой гвоздь и в мгновение нападающие были повалены один на другого, кричащие как от ожогов. Они были уверены, что земля разверзлась и поглотила их до колен, они не знали, как им выйти, и ничто не могло заставить их возобновить нападение. Так волшебник восстановил спокойствие ужасом, который он внушил.

Людовик Святой, великий католик и великий король, желая познакомиться с Иехиелем, пригласил его к своему двору, несколько раз с ним беседовал, был полностью удовлетворен его объяснениями, защитил его от врагов и в оставшийся период его жизни выражал к нему уважение и действовал по отношению к нему всегда благосклонно.

Альберт Великий жил в это же время, он был известен среди народа как великий мастер чудодейства. Историки того времени говорят, что он обладал философским камнем и что после тридцатилетних занятий он преуспел в решении проблемы андроида — другими словами, он создал искусственного человека, который обладал жизнью и речью, мог отвечать на вопросы с такой точностью, что св. Фома Аквинский, взбешенный тем, что не смог заставить его замолчать, разбил его ударом своего посоха. Таково известное предание; посмотрим, что оно означает.

Тайна создания человека и его первоначального появления на Земле постоянно занимала исследователей — Природы. Человек появляется последним в мире ископаемых, и Моисеевы дни творения в действительности представляют собой долгие периоды времени. Как же формировалось человечество? Книга Бытия удостоверяет, что Бог создал Адама из горсти земли и вдохнул в его ноздри дыхание жизни — заявление, истинность которого в данный момент мы не обсуждаем; но мы, тем не менее, отвергаем еретическую и антропоморфическую идею о Божестве, формирующем глину своими пальцами. Бог, будучи чистым духом, не имеет рук, и Он заставляет свои создания развиваться одно из другого с помощью силы, которую он вверил Природе.

Следовательно, если Господь сделал Адама из праха земного, мы должны понимать это так, что человек вышел из земли под Божественным Влиянием и притом естественным образом. Имя Адам на иврите означает "красная земля", но что это за земля на самом деле? Это то, что искали алхимики, и отсюда следует, что Великое Делание было не секретом трансмутации металлов — тривиальный и второстепенный результат — но универсальной тайной жизни. Это и был предмет поиска центрального пункта трансформации, в котором свет стал материей и сгустился в землю, содержащую в себе принцип движения и жизни. Это было обобщением феномена, который делал кровь красной созданием тех бесчисленных корпускул, которые магнетичны как миры и живы как животные. Для учеников Гермеса металлы представлялись сгущенной кровью земли, проходящей, подобно человеку, от белого к черному и от черного к малиновому, следуя работе света. Привести эту жидкость в движение с помощью, теплоты и получить окрашенный свет посредством электричества — такова была первая часть работы мудрецов. Конец оказался гораздо более трудным — встал вопрос открытия адамовой земли, которая является сгущенной кровью живой земли; и высшей мечтой философов стало завершить труд Прометея имитацией работы Бога — то есть, так сказать, произвести человека, который был бы сыном науки, как Адам был сыном божественного всемогущества. Мечта, может быть, неразумная, но величественная.

Черная магия, которая всегда подражала магии Света, также занималась андроидом, так как его можно было использовать как орудие страданий и как оракула ада. Он был средством надругательства над Природой и получения подобия ядовитого нароста, полного человеческой злобы — живой реализации всех преступлений. По этой причине кудесники разыскивали мандрагору вблизи виселицы, на которой висели тела, они извлекали ее с помощью собаки, привязанной к растению, в результате чего животному наносился смертельный удар. Искоренение облегчалось за счет конвульсий агонизирующей собаки; душа животного переходила в растение и также притягивала туда душу повешенного. Довольно этих ужасов и абсурдов; т. е. кто интересуется знаниями, найдут их в "Малом Альберте". Они узнают, например, метод выращивания мандрагоры в форме петуха с человеческим лицом. Глупость и нечестие перемежаются между собой во всех таких процессах.

Альберт Великий не был ни детоубийцей, ни богоубийцей; он не был виноват ни в преступлениях Тантала, ни в преступлениях Прометея; но он преуспел в создании и разработке всех пунктов чисто схоластической теологии, исходящей из категорий Аристотеля и высказываний Петра Ломбардского, этой логики силлогизма, находящей ответы на все с помощью искусно выраженных логических термов. Это была скорее не философия, а философский автомат, отвечающий в деспотической манере и развертывающий свои тезисы подобно круговому вращению механизма. Это был по сути не человеческий голос, а монотонный голос машины, неодушевленная речь андроида. Это была фатальная точность машины вместо свободного приложения рациональных необходимостей. Св. Фома Аквинский одним ударом разрушил эти нагромождения слов, когда он провозгласил вечную империю разума в том величественном высказывании, которые он произносил так часто: "Сущности не потому обоснованны, что Бог хочет этого, но Бог хочет их, потому что они обоснованны".

Ближайшее следствие этого высказывания, при рассуждениях от большего к меньшему, таково: "Нечто правильно не потому, что это сказал Аристотель, а Аристотель не мог сказать это, если бы оно не было правильно". Ищите в первую очередь истины и справедливости, и наука Аристотеля откроет вам. Аристотель, гальванизированный схоластикой, был истинным андроидом Альберта Великого, тогда как учительской указкой св. Фомы Аквинского явилась "Сумма теологии", шедевр силы и разума, который снова начнут изучать в наших теологических школах, когда будет решено возвратиться всерьез к здоровым и чистым предметам.

Что касается Философского Камня, завещанного св. Домиником Альберту, а этим последним — св. Фоме Аквинскому, то мы должны понимать это как философский и религиозный базис идей, господствующих в тот период. Будь св. Доминик способен завершить Великое Делание, он спас бы Рим, эту мировую империю, и смог бы отклонить огонь, истребивший так много еретиков, на подогревание его собственных тиглей. Св. Фома превращал все, к чему он прикасался, в золото, но это лишь образное выражение, золото в этом случае есть символ истины.

Здесь уместно сказать несколько слов о Герметической науке, которую развивали с первых христианских столетий Останес, Ромарий, царица Клеопатра, араб Гебер, Аль-Фараби и Салманас, Мориен, Артефий и Аристей. В абсолюте, эта наука может быть названа реализованной Каббалой или Магией Делания. Она имела три степени — религиозной реализации. Первая степень — это твердая основа материи и священничества; вторая — это установление абсолютной доктрины и иерархического наставления; последняя есть открытие и приложение, в измерениях микрокосма или меньшего мира, того созидающего закона, который непрерывно заселяет большую вселенную. Закон, о котором идет речь, есть закон движения, скомбинированного с субстанцией (постоянное с изменяющимся, влажное с твердым).

Его принципом является божественный интерес, его орудие — универсальный свет — эфирное в бесконечном, астральное в звездах и планетах, металлическое в металлах, растительное в растениях, живое в животных, магнетическое, или личное в людях.

Этот свет есть квинтэссенция Парацельса, и скрыто или активно присутствует во всех сотворенных субстанциях. Такая квинтэссенция есть подлинный эликсир жизни и он добывается из земли возделыванием ее; из металлов — объединением, ректификацией и синтезом; из растений — дистилляцией и обжиганием; из животных — абсорбцией; из человека — воспроизводством, из воздуха — дыханием. В этом смысле мы говорим по Аристею, что воздух должен быть выведен из воздуха; по Кунрату, что живая ртуть должна получаться из совершенного человека, сформированного как андрогин; что медицина металлов должна быть выведена из металлов и что эта медицина раскладывается на формы и виды. Ее польза триедина — притяжение, отталкивание и равновесие. Получаемая квинтэссенция была лишь вспомогательным средством; медицина каждого царства природы должна была выводиться из средств самого царства с добавлением основной ртути — земной или минеральной — и синтетической живой ртути, или человеческого магнетизма.

Таков краткий обзор этой науки, которая обширна и глубока как Каббала, таинственна как Магия, реальна как точные науки, но она слишком долго и слишком часто дискредитировалась тщетной жадностью фальшивых адептов и тайнами, которыми истинные мудрецы окружали свои теории и свои процессы.

Общества древнего мира разрушились из-за материалистического эгоизма привилегированных сословий, которые окаменевали, изолировались от народа безнадежной распущенностью и сосредоточением власти в руках малой кучки избранных так, что все это вело к утрате той циркуляции, которая является принципом прогресса, движения и жизни. Сила без антагонизма, без конкуренции и, следовательно, без контроля свидетельствовала об обреченности священнических царств. Республики, с другой стороны, погибали из-за конфликта свобод, которые при отсутствии обязанностей, санкционированных свыше, быстро превращались в многочисленные тирании, соперничающие друг с другом. Чтобы найти устойчивую точку между этими двумя безднами, христианские иерофанты выдвинули идею создать общество, связанное торжественным обещанием самопожертвования, защищенное строгими правилами, пополняемое с помощью инициации и, как единственный кладезь религиозных и социальных секретов, производя королей и понтификов без того, чтобы это приводило к распаду империи. Таков был секрет того царства Иисуса Христа, которое, будучи не от мира сего, правило всеми его повелителями. Такая же идея господствовала над установлениями великих религиозных законов, которые так часто были в войне с мирскими властями, как церковными, так и гражданскими. О подобной реализации мечтали и раскольнические секты гностиков и иллюминатов, которые надеялись скрепить свою веру примитивными христианскими традициями св. Иоанна. Пришло время, когда эта мечта оказалась действительной угрозой Церкви и Государству, когда богатый и развращенный Орден, посвященный в таинственные доктрины Каббалы, казалось, был готов свернуть законную власть и охранительные принципы иерархии, угрожая гигантской революцией всему миру. Тамплиеры, история которых так мало известна, были страшными заговорщиками, и пришло время раскрыть секрет их падения, связанный с именами Климента V и Филиппа Красивого.

В 1118 году на Востоке рыцари крестоносцы — среди них были Жоффрей де Сен-Омер и Хуго де Пайен — посвятили себя религии, дав обет константинопольскому патриарху, кафедра которого всегда была тайно или открыто враждебна Ватикану со времен Фотия. Открыто признанной целью тамплиеров было защищать христианских пилигримов в святых местах; тайным намерением — восстановить Храм Соломона по образцу, указанному Иезекиилем. Такое восстановление, предсказанное иудейскими мистиками первых веков Христианства, было тайной мечтой Восточных патриархов. Восстановленный и посвященный Вселенскому культу, Храм Соломона должен был стать столицей мира. Восток должен был превалировать над Западом, и патриархия Константинополя должна была верховенствовать над папством.

Чтобы объяснить название тамплиеры (Храмовники), историки говорят, что Балдуин II, король Иерусалимский, дал им дом в окрестностях храма Соломона. Но они впадают здесь в серьезный анахронизм, потому что в этот период не только не оставалось ни одного камня даже от Второго Храма Зоровавеля, но трудно было и определить место, где эти храмы стояли Следует считать, что дом, отданный тамплиерам Балдуином, был расположен не в окрестности Соломонова Храма, а на том месте, где эти тайные вооруженные миссионеры Восточного патриарха намеревались восстановить его. Тамплиеры считали своим библейским образцом каменщиков Зоровавеля, которые работали с мечом в одной руке и лопаткой каменщика в другой. Поскольку меч и лопатка были их знаками в последующий период, они объявили себя Масонским Братством, т. е. Братством Каменщиков. Лопатка тамплиеров состоит из четырех частей, треугольные лопатки располагаются в форме Креста, составляющего каббалистический пантакль, известный как Крест Востока. Сокровенная мысль Хуго де Пайенса при учреждении Ордена была не в том, чтобы удовлетворить амбиции Константинопольских патриархов. В этот период на Востоке существовала секта христиан иоаннитов, которые провозглашали, что лишь они посвящены в сокровенные тайны религии Спасителя подлинную историю Иисуса Христа. Принимая часть еврейских преданий и талмудических толкований, они воспринимали евангельские события как аллегории, ключ к которым имел св. Иоанн. Доказательством было его высказывание о том, что если бы все сделанное Иисусом было записано: "Я полагаю, что даже весь мир не смог бы вместить в себя эти книги". Они считали, что такое заявление было бы смешным преувеличением, если бы оно не относилось к аллегориям и легендам, которые только можно изменять и продолжать до бесконечности; Что касается исторических фактов, то иоанниты сообщали следующее.

Юная дева из Назарета по имени Мириам, помолвленная с Иоканааном, юношей ее племени, поразила некоего Пандиру или Панферо, который проник в ее комнату в одежде под именем ее возлюбленного и силой удовлетворил свои желания. Иоканаан, узнав об этом событии, не скомпрометировал ее, потому что она была девственной; и дева родила сына, который получил имя Иеошуа или Иисус. Ребенка усыновил Рабби Иосиф и отправился с ним в Египет, где он был посвящен в тайные науки; священники Осириса, определив, что он является истинной инкарнацией Гора, так давно обещанной его адептам, посвятили его в верховные понтифики универсальной религии. Иешуа и Иосиф возвратились в Иудею, где знания и добродетели юноши скоро возбудили зависть и ненависть священников, которые однажды публично упрекнули его в незаконности рождения. Иешуа, который любил и почитал свою мать, обратился с вопросами к учителю и узнал всю историю о преступлении Пандиры и несчастиях Марии. Его первым побуждением было отречься от нее публично, когда он сказал в разгаре свадьбы: "Женщина, что общего между тобой и мной?" Но позже, понимая, что несчастная женщину не должна наказываться за страдания, которые она не могла предотвратить, он воскликнул: "Мать моя никоим образом не согрешила, не потеряла своей невинности, она девственница и мать: воздадим ей двойные почести. А что касается меня, то у меня нет отца на земле; я сын Бога и человечества".

Мы не следуем далее выдумке, так разрывающей сердца христиан; достаточно сказать, что иоанниты идут так далеко, что считают св. Иоанна Евангелиста ответственным за эти подложные предания и то, что они приписывают апостолу в вопросе создания их тайной церкви. Главные понтифики этой секты носили титул Христа и объявлялись воспринимающими непрерывную передачу власти с дней св. Иоанна. Человек, который хвастался такими воображаемыми привилегиями в эпоху основания Храма, носил имя Феоклет. Он познакомился с Хуго де Пайенсом, которого он посвятил в таинства и надежды своей церкви; он обольстил его идеями суверенного священничества и высших привилегий, наконец, он объявил его своим преемником. Таков был орден рыцарей Христа, с самого начала зараженный расколом и заговором против королей. Эти тенденции держались в глубокой тайне, внешне Орден исповедовал полную ортодоксию. Одни руководители его знали истинные намерения, остальные пребывали в правильной вере. Добиться богатства и влияния, интриговать с их помощью и бороться за установление догмы иоаннитов — таковы были средства и цели посвященной братии. «Взгляните», — говорили они между собой — "папство и соперничающие монархии погрязли в торгах, покупая один другого, впадая в коррупцию и разрушая друг друга. Все это делает Храм их наследником; еще немного и народы потребуют суверенов понтификов из нашей среды; мы будем равновесием вселенной, судьями и хозяевами мира".

Тамплиеры имели две доктрины; одна была секретной и касалась вождей, которые были вождями иоаннизма; другая была публичной. Это была Римская Католическая доктрина. Таким способом они обманывали врагов, которых они надеялись вытеснить. Иоаннизм адептов был Каббалой гностиков, но он быстро выродился в мифический пантеизм, ведущий к идолопоклонничеству и ненавидящий все открытые догмы, Чтобы добиться успеха и с целью сберечь сторонников, они оберегали сожаления всех павших культов и все надежды каждого нового культа, обещая всем свободу совести и новую ортодоксию, которая была бы синтезом всех преследуемых вероисповеданий. Они доходили даже до того, что признавали пантеический символизм у великих учителей Черной Магии и изолировались от обетов религии, за которую они осуждались до этого; они воздавали божеские почести чудовищному идолу Бафомету, и даже как древние племена поклонялись Златому Тельцу Дана и Вефиля. Некоторые памятники, открытые недавно, и точные документы, принадлежащие тринадцатому столетию, подтверждают сказанное. Другие доказательства скрыты в анналах и под символами Оккультного Масонства.

С семенами смерти, таящимися в его главном принципе, и анархичный, поскольку он стал еретическим, Орден рыцарей Храма задумал большую работу, которую был неспособен исполнить, поскольку он не понимал ни смирения, ни самопожертвования. В конце концов храмовники, не имевшие в большинстве случаев никакого образования и способные лишь владеть мечом, не владели навыками управления или координирования общественного мнения. Тамплиеры были иезуитами, которые пали. Их принцип состоял в том, чтобы получить богатство с целью овладеть миром, и они его получили: в 1312 году они владели в Европе более чем 9000 поместий.

Богатство было скалой, о которую они разбились, становясь все более распущенными они позволяли себе оскорблять религиозные и социальные установления. Общеизвестен ответ Ричарда Львиное Сердце исповедовавшему его священнику, который сказал ему: — "Сир, у вас три дочери, которые вам дорого стоят, и от которых вам к вашей пользе надо было бы освободиться: это честолюбие, жадность и роскошь" — "Это верно", — ответил король. "Ну, ну давайте выдадим их замуж. Я отдаю честолюбие храмовникам, жадность монахам и роскошь епископам. Я выгадаю от заключения всех этих браков".

Амбиции тамплиеров оказались для них роковыми; их намерения предугадывались и предчувствовались. Папа Климент и король Филипп Красивый дали Европе сигнал, по которому тамплиеры были арестованы, разоружены и посажены в тюрьмы. Никогда еще переворот не выполнялся с таким ужасающим единством. Весь мир был потрясен и с нетерпением ожидал известий об этом преследовании, эхо которого донеслось к нам через века. Но раскрыть перед народом планы заговора Тамплиеров было невозможно: это означало бы посвятить толпу в тайны, оставленные для учителей. Выход был найден в преследовании магии. Тамплиеры в своих церемониях проявляли враждебность к изображению Христа, отвергали Бога, непристойным образом целовали изображение Великого учителя с бронзовой головой и бриллиантами вместо глаз; общались с черным котом и имели сношения с демонами женского пола. Таковы были главные пункты обвинительных актов. Конец этой драмы известен: Жак де Моле и его сподвижники погибли в пламени, но перед смертью великий мастер Храма организовал и учредил Оккультное Масонство. В стенах своей тюрьмы он основал четыре столичных ложи — в Неаполе для Востока, в Эдинбурге для Запада, в Стокгольме для Севера и в Париже для Юга. Папа и король быстро погибли странным и неожиданным образом. Скен де Флориан, главный обвинитель ордена, был убит. Сломанный меч тамплиеров превратился в кинжал, а их лопатка каменщика использовалась лишь при оформлении могил. Оставим их здесь уходящими во тьму, переполненными идеями мести. Мы увидим их возвращение в великую эпоху Революции и узнаем их по их знакам и их делам.

Величайшим преследованием, последовавшим за делом тамплиеров, явился судебный процесс девы, которая была почти святой. Церковь, в данном случае, обвинялась в раболепстве перед победившей стороной, что было выражено анафемой убийц Жанны д'Арк престолом св. Петра. Тем, кто с этим незнаком, можно сказать, что Пьер Кошон, недостойный епископ Бове, внезапно сраженный смертью от руки Божьей, был после смерти отлучен от церкви Каликстом IV, его останки были извлечены из земли и брошены в канализацию. Следовательно, Орлеанскую деву судило и осудило плохое священничество и отступники, а не церковь. Карл VII, который отдал благородную деву в руки ее погубителей, впоследствии пал от руки карающего провидения; он умер, уморив себя голодом, боясь быть отравленным собственным сыном. Король посвятил свою жизнь куртизанке и ради нее он обременил долгами королевство, которое было спасено для него девственницей. Куртизанка и девственница были прославлены нашими национальными поэтами: Агнес Сорель — Беранже и Жанна д'Арк — Вольтером.

Жанна погибла невинной, но вскоре законы Магии были обращены против главного виновника. В данном случае речь идет о самом храбром из капитанов Карла VII, но заслуги, которые он имел перед государством, не уравновешивают размах и патологию его преступлений. Все сказки о людоедах и страшилищах были реализованы и превзойдены этим фантастическим негодяем, чья история осталась в памяти детей под именем Синей Бороды.

Жиль де Лаваль, барон де Рэ, действительно имел такую черную бороду, что она казалась синей, как показано на его портрете в зале Марешо Версальского музея. Маршал Бретани, он был храбрым, потому что был французом; будучи богатым, он был также хвастливым; и стал колдуном, потому что был душевнобольным.

Умственная ненормальность его проявлялась в первую очередь в чрезмерной набожности и экстравагантном великолепии. Когда он ехал за границу, ему всегда предшествовали крест и знамя, его капелланы были одеты в золото и выглядели как прелаты; он имел множество маленьких пажей или хористов, которые всегда были богато одеты. Но день за днем кого-то из детей вызывали к маршалу, после чего товарищи ребенка больше не видели; место пропавшего замещал вновь прибывший, и детям было строго запрещено даже вспоминать о нем между собой. Маршал брал детей у бедных родителей, которых он уверял, что их детей ждет блестящее будущее.

Объяснение состоит в том, что кажущаяся набожность была маской злодейской практики. Разоренный болезненной расточительностью, маршал хотел добиться богатства любой ценой. Алхимия истощила его последние ресурсы; он решился на самые крайние эксперименты Черной Магии, в надежде получить золото с помощью ада. Священник-отступник прихода Сен-Мало, флорентиец по имени Прелати и Силле, который служил дворецким у маршала, были его доверенными помощниками. Он женился на молодой женщине высокого происхождения и держал ее практически в заточении в замке Машекуль, в котором находилась башня с замурованным входом. Маршал говорил, что башня разрушается, и никто не должен к ней приближаться. Тем не менее, мадам де Рэ, которая часто бывала одна в темное время, видела красные огни, которые перемещаются в башне туда и сюда; но она не спрашивала об этом мужа, его яростный и мрачный характер наполнял ее крайним ужасом. На пасху в 1440 году маршал, торжественно встреченный в своей часовне, простился с женой, сказав ей, что он уезжает в Святую Землю; бедное создание боялось даже задать ему вопрос, так трепетала она в его присутствии; она была уже несколько месяцев беременна. Маршал разрешил ее сестре навещать ее во время его отсутствия. Мадам де Рэ приняла разрешение с благодарностью, после чего Жиль де Лаваль сел на коня и ускакал. Мадам де Рэ сообщила сестре о своих страхах и подозрениях. Куда скрывался он в замке? Почему он так мрачен? Что происходит с детьми, которые день за днем исчезают? Что за огни светятся по ночам в замурованной башне? Эти и другие вопросы возбуждали любопытство обеих женщин до крайней степени. Что же делать? Маршал строго запретил им даже приближаться к башне и, покидая их, повторил свое указание. Очевидно, что там был потайной ход; сестры решили отыскать его, проверяя нижние помещения замка, угол за углом и камень за камнем. Наконец, в часовне, за алтарем, они нашли медную кнопку, встроенную в скульптуру. Она поддалась давлению, камень сдвинулся, и женщины в страхе разглядели ступеньки лестницы, ведущей в запретную башню.

Первый этаж представлял собой нечто вроде часовни с крестом посредине и черными светильниками; на алтаре стояла омерзительная фигура, несомненно изображающая демона. На втором этаже они увидали печи, реторты, перегонные кубы, древесный уголь, одним словом, приборы алхимии. Далее лестница вела в темную камеру, где тяжелый зловонный запах заставил женщин отступить. Мадам де Рэ наткнулась на вазу, которая опрокинулась, и она почувствовала, что ее платье и ноги залиты какой-то густой жидкостью. Вернувшись к свету в начале лестницы, она увидела, что вся она в крови.

Сестра Анна пыталась увести ее из башни, но любопытство мадам де Рэ было сильнее отвращения и страха. Она спустилась по лестнице, взяла лампу в адской часовне и вернулась на третий этаж, где ее ожидало страшное зрелище. Медные сосуды с кровью стояли в ряд у стены, на каждом была этикетка с датой; посреди комнаты находился черный мраморный стол, на котором лежало тело ребенка, убитого совсем недавно. Это был один из тех, кто исчез на днях; черная кровь разливалась широко по грязному источенному червями полу.

Женщины были полумертвы от ужаса. Мадам де Рэ хотела любой ценой скрыть следы ее вмешательства. Она стала искать тряпку и воду, чтобы помыть пол; но она только сделать пятни еще большим, и то, что на первый взгляд казалось черным, приобрело все оттенки красного. Внезапно громкие звуки наполнили замок, голоса людей призывали мадам де Рэ. Она расслышала благоговейные слова: "Монсеньер вернулся". Обе женщины бросились к лестнице, но в это время голоса раздавались уже в дьявольской часовне. Сестра Анна вбежала наверх к зубцам башни; мадам де Рэ трепеща спустилась вниз и лицом к лицу столкнулась с мужем, сопровождаемым бывшим священником Прелати.

Жиль де Лаваль схватил жену и без слов потащил ее в адскую часовню. Прелати сказал маршалу: "Это то, что нужно, как вы видите, жертва идет к нам с ее собственного согласия" — " Да будет так", — ответил хозяин. — "Начнем Черную Мессу". Бывший священник пошел к алтарю. Жиль де Лаваль открыл маленький ларец и вытащил большой нож, после чего он сел вплотную к супруге, которая почти в обмороке лежала на скамье у стены. Кощунственная церемония началась.

Следует объяснить, что маршал по пути в Иерусалим достиг лишь Нанта, где жил Прелати; он атаковал этого несчастного негодяя, с исступленной яростью и угрожал убить его, если он не найдет средства получить от дьявола то, что он так долго от него требовал. Прелати заявил, что среди страшных условий, поставленных владыкой ада, первым является принесение в жертву нерожденного ребенка маршала, после того как он будет извлечен из утробы матери силой. Жиль де Лаваль ничего не сказал в ответ, но сразу же вернулся в Машекуль; флорентийский колдун и его сообщник священник его сопровождали. С остальным мы знакомы.

Тем временем сестра Анна, оказавшаяся на верхушке башни и не желавшая спускаться вниз, стала размахивать своим покрывалом, подавая сигналы бедствия. Они были замечены двумя всадниками, направляющимися в замок, которых сопровождал вооруженный отряд. Это были два ее брата, которые узнав о мнимом отъезде маршала в Палестину, намеревались посетить и поддержать мадам де Рэ. Когда они прибыли во двор замка, Жиль де Лаваль приостановил страшную церемонию и сказал жене: "Мадам, я прощаю вас, и дело закончится, если вы сделаете так, как я скажу вам. Вернитесь в свои покои, смените одежду и присоединитесь ко мне в гостиной, куда я приду встретиться с вашими братьями. Но если вы скажете хотя бы слово или вызовете у них хоть малейшее подозрение, я приведу вас сюда после их отъезда, и мы продолжим Черную Мессу с того момента, на котором она была прервана, и при этом жертвоприношении вы умрете. Заметьте, куда я поместил свой нож".

Он встал, отвел жену к дверям ее комнаты и затем встретил ее родственников и их свиту, говоря, что она готовится прийти и приветствовать братьев. Мадам де Рэ появилась почти немедленно, бледная как призрак. Жиль де Лаваль не сводил с нее глаз, стараясь управлять ею своим взглядом. Когда братья предположили, что она больна, она ответила, что беременна, но добавила вполголоса "Спасите меня, он хочет меня убить". В этот момент сестра Анна вбежала в зал, крича: "Возьмите нас отсюда, спасите нас, мои братья, этот человек — убийца" — и она показала на Жиля де Лаваль. Пока маршал вызывал своих людей, эскорт братьев окружил женщин с обнаженными мечами, люди маршала были разоружены. Мадам де Рэ с сестрой и братьями опустили подъемный мост и покинули замок.

На утро герцог Иоанн V осадил замок и Жиль де Лаваль, который больше не мог положиться на свое войско, сдался без сопротивления. Парламент Бретани санкционировал его арест за убийство, церковный трибунал подготовил в первую очередь обвинение против него, как еретика, содомита и колдуна. Со всех сторон слышались ранее подавляемые ужасом голоса родителей, требовавших своих детей, по всей провинции раздавались крики горя и скорби. Замки Машекуль и Шантосе были разрушены, в результате чего обнаружили две сотни детских скелетов; остальное было предано огню.

Жиль де Лаваль предстал перед судьями с великой надменностью: "Я Жиль де Лаваль, маршал Бретани, барон де Рэ, Машекуля, Шантосе и других владений. А кто вы, что осмеливаетесь допрашивать меня?" Ему ответили: "Мы ваши судьи, магистраты Церковного Суда". — "Что? Вы мои судьи? Идите прочь, я хорошо знаю вас. Вы, продажные и недостойные, предали вашего Бога, чтобы купить блага дьявола. Не говорите мне более о суде надо мной, потому что если я виновен, то это вы показали мне пример, мои обвинители!" — "Оставьте ваши оскорбления и отвечайте нам." — "Я скорее буду повешен за шею, чем буду отвечать вам. Я удивлен, что канцлер Бретани поручил это дело вам. Вы можете получить сведения и после этого действовать хуже, чем раньше". Но эта высокомерная наглость была подавлена угрозой пыток. Перед епископом Сен-Бриек и властителем Пьером де л'Опиталь, Жиль де Лаваль признался в убийствах и святотатстве. Он заявил, что его мотивом в убийстве детей было отвратительное наслаждение, которое он испытывал во время агонии этих бедных маленьких созданий. Канцлер не поверил этому заявлению и повторил вопрос снова. «Увы», — сказал резко маршал. — "Вы напрасно мучаете меня и себя. — "Я не мучаю вас", — отвечал президент, — "Но я удивлен и не удовлетворен вашими словами. Я надеюсь услышать истинную правду". Маршал отвечал: "Воистину, другой причины нет. Чего еще вы хотите? Я совершил столько, что этого достаточно для осуждения десяти тысяч человек".

Жиль де Лаваль скрыл, что он пытался добыть Философский Камень из крови убитых детей и то, что к этому чудовищному злодеянию его влекла алчность. По наущению своих некромантов он полагал, что универсальное средство жизни можно внезапно получить, комбинируя действие и противодействие, надругательства над Природой и убийства. Он собирал радужную пленку с застывшей кровью, подвергал ее различным воздействиям, настаивая продукт в философском яйце атанора, комбинируя его с солью, серой и ртутью. Несомненно, что он отыскал этот рецепт в каких-то старых еврейских колдовских книгах. Если бы это стало тогда известно, это навлекло бы на евреев проклятия всей земли. Убежденные, что акт человеческого зачатия притягивает и сгущает Астральный Свет, израильские колдуны погрузились в те ненормальности, в которых их обвинял Филон, как предполагал астролог Гаффарель. Они заставляли женщин прививать деревья, и в то время, когда они вставляли черенки, мужчина производил над ними действия, которые были надругательством над Природой. Где бы Черная Магия не проявляла себя, она взращивала ужасы, потому что дух Тьмы не есть дух изобретения.

Жиль де Лаваль был сожжен заживо в pre de la Magdeleine близ Нанта. Он получил разрешение идти на казнь со всей его прислугой, которая сопровождала его в жизни, как если бы он хотел включить в позор своего наказания хвастовство и алчность, из-за которых он так низко пал и погиб столь трагично.

Мы приводим свидетельства трезвости указаний, провозглашенных Церковью касательно гения зла; она рекомендовала своим чадам не бояться его, не предаваться мыслям о нем и даже не произносить его имя. Тем не менее, склонность болезненного воображения и слабого ума к чудовищному и страшному в эпоху средневековья придавали убийственное значение и самые чудовищные формы темному существу, которое не заслуживало ничего кроме забвения, потому что оно всегда отвергало истину и свет. Кажущаяся реализация призрака, воплощавшего порок, была инкарнацией человеческого страха; дьявол становился ночным кошмаром монастырей, ум человеческий становился добычей собственного страха и трепета перед химерами, которые он сам пробудил. Черное чудовище простирало свои крылья летучей мыши между небом и землей, чтобы помешать молодости и жизни верить и мечтать о солнце и тихом мире звезд. Эта гарпия суеверия отравляла дыханием и заражала своим прикосновением все. Было страшно есть и пить, чтобы не проглотить при этом дьявольские яйца; смотреть на красавицу означало подвергаться опасности порождения чудовища; смех грозил вызвать адское эхо, усмешку вечного мучителя; а плач — рисовал его издевающимся над слезами похоронного плакальщика. Казалось, что дьявол держит Бога на небесах в заточении, пока он сам внушает богохульство и отчаяние людям на земле.

Суеверия быстро вели к глупости и умопомрачению; нет ничего более заслуживающего сожаления, чем многочисленные отзывы, которыми популярные авторы истории магии оснащали свои сообщения. Петр Достопочтенный видел дьявола строящим глазки в уборных; другой автор хроник узрел его в виде кота, похожего, однако, на собаку и скачущего как обезьяна; барон Корасс обслуживался бесенком по имени Ортон, который выглядел как свинья, чрезвычайно изнуренная и иногда почти бестелесная. Настоятель Сен-Жермен де Пре по имени Гийом Эделин удостоверял, что он видел его в виде барана, которого, как ему казалось, следовало целовать ниже хвоста в знак почтения и благоговения.

Несчастные старухи уверяли, что он был их любовником; маршал Тривюльс умер от ужаса, защищаясь от ран и толчков дьяволов, столпившихся в его комнате. Сотни несчастных идиотов и дураков были сожжены после признаний их в сношениях с нечистой силой; слухи об инкубах и суккубах доносились со всех сторон; судьи всерьез обсуждали откровения, которые следовало бы рассматривать врачам, более того, на них оказывалось непреодолимое давление общественного мнения, и оправдание колдунов подвергало самих магистратов народному возмущению. Преследования дураков были очень заразительными, и маньяки разрывали друг друга в клочья; люди избивались до смерти; сжигались на медленном огне, сбрасывались в ледяную воду в надежде избавить от чар, тогда как правосудие вмешивалось лишь затем, чтобы приговорить к сожжению заживо тех, преследование которых было начато яростной толпой. Рассказывая историю Жиля де Лаваля, мы говорили, что Черная Магия может быть не только реальным преступлением, но и обыкновенным проступком: к сожалению, воззрения тех времен смешивали больных со злодеями, что вело к наказанию тех, кто нуждался в терпимости и снисхождении.

Где начинается и где кончается ответственность человека? Это одна из тех проблем, которые часто волнуют хранителей человеческого правосудия. Калигула, сын Германика, казалось, наследовал все добродетели отца, но его разум был отравлен и он стал ужасом мира. Был ли он действительно виновен и не следует ли возложить его преступления на тех низких римлян, которые повиновались ему, вместо того, чтобы заключить его в тюрьму?

Отец Илларион Тиссо, упоминавшийся ранее, идет дальше нас, и хотел бы включить в категорию сумасшествия даже сознательные преступления; к сожалению, он объясняет само сумасшествие наущением дьявола. Мы могли бы спросить этого доброго церковника, что он подумал бы об отце семейства, который закрыв дверь для никудышного человека, способного на всяческое зло, позволил ему посещать, поучать, похищать и мучить его собственных детей? Отметим, что если быть истинным христианином, то дьявол, кем бы он ни был, совращает лишь тех, кто отдается ему добровольно, и что такие люди ответственны за все, что он может побудить их сделать, так же как пьяного человека правильно считают ответственным за все нарушения, которые он может совершить под влиянием пьянства. Опьянение это скоропреходящее сумасшествие, а сумасшествие — это постоянное опьянение; оба они вызываются фосфорической перегрузкой церебральных нервов, которая разрушает наше эфирное равновесие и лишает душу ее точных инструментов. Спиритуальная и персональная душа — подобна Моисею, связанному и спеленатому в его тростниковой колыбели и пущенной на волю нильских волн. Она уносится флюидической и материальной душой мира, той таинственной водой, над которой витал Элоим, когда Божественное Слово было сформулировано в блестящем высказывании: "Да будет свет".

Душа мира — это сила, которая автоматически ведет к равновесию; или воля будет господствовать над ней, или она завоюет волю. Это мучительно для несовершенной жизни, как если бы это было уродством. Поэтому маньяки и галлюцинирующие люди испытывают непреодолимую тягу к разрушению и смерти; разрушение кажется им блаженством; и они хотели бы не только добиться смерти для себя, но и испытывают восторг при виде смерти других. Они представляют себе, что жизнь покидает их; сознание терзает и доводит до отчаяния: все их существование является сознаванием смерти и это — адское мучение. Один слышит повелительный голос, заставляющий его убить своего сына в колыбели. Он борется, плачет, мечется, но кончает тем, что берёт топор и убивает ребенка. Другого, и это страшная история, дело недавнего прошлого, зовут голоса, требующие сердца, он убивает своих родителей, извлекает их сердца и начинает пожирать их. Кто бы ни был виновен по своей свободной воле в злом действии, предлагает этим фактом залог вечного разрушения и не может предвидеть, куда приведет его эта роковая сделка.

Существо есть субстанция и жизнь; жизнь проявляет себя движением; движение увековечивает себя равновесием; следовательно, равновесие есть закон бессмертия. Сознание есть осведомленность равновесия, которое есть равенство и справедливость. Все эксцессы, когда они не смертельны, корректируются противоположными эксцессами; это вечный закон противодействия; но если эксцесс разрушает все равновесие, то все исчезает в кромешной тьме и наступает вечная смерть.

Душа земли переносит с этим во вращение астрального движения все, что не вызывает сопротивления, из-за уравновешивающих сил разума. Где бы ни проявлялась несовершенная и болезненно сформированная жизнь, эта душа направляет туда энергию, чтобы устранить это, — как жизненная сила исцеляет раны. Отсюда возмущения атмосферы, наблюдающиеся вблизи определенных больных людей, отсюда флюидические потрясения, автоматическое движение столов, левитация, вращение камней, видимые и ощутимые проекции астральных рук и ног на одержимых. Когда мы видим рак, который пытаются иссечь, рану, которую стараются заживить, или какого-нибудь вампира, чья смерть желательна — это Природа за работой, которая может возвратить к общему источнику жизни.

Спонтанное движение инертных объектов может быть результатом действия лишь тех сил, которые магнетезирует земля; дух, или иными словами, мысль, не может ничего поднять без рычага. Будь это иначе, бесконечный труд Природы по созданию и совершенствованию органов остался бы без объекта. Если дух, освобожденный от смысла, попытается подчинить материю своей воле, известные покойники будут первыми, чтобы объявить о согласии с порядком и гармонией, но вместо этого имеется только несвязанная и лихорадочная активность больных и капризных существ. Это непостоянные магниты, которые расстраивают душу земли, но когда земля находится в бреду из-за извержения таких недоразвитых существ, это происходит потому, что проходит через свой собственный кризис и через кризис, который — закончится бешеным потрясением.

Имеется экстраординарное ребячество для тех, кто идет к серьезному. Есть, например, маркиз де Мирвиль, который описывает все необъяснимые феномены дьявола. Но, сударь мой, если бы дьявол мог вмешаться в естественный порядок, не захотел ли бы он разрушить все? По гипотезе, описывающей его характер, сомнения едва ли могли влиять на него. Вы ответите, что Божья, сила сдерживает, и то, что она делает или не делает это, вполне ясно; но при первом предположении дьявол становится бессильным, тогда как при втором он тот, кто является господином. Де Мирвиль может, сказать далее, что Бог позволяет ему совсем немногое. Подразумевал ли он достаточно для того, чтобы обмануть бедных людей, достаточно для того, чтобы озадачить их головы, столь тупые — кто знает? В этой альтернативе более нет места для дьявола как господина, это скорее Бог, который есть — но его нет; никто не осмелится продолжить, идти далее было бы богохульством.

Мы не понимаем должным образом гармонии бытия, которое следует установленному порядку, как хорошо сказал знаменитый маньяк Фурье.

Дух действует против духов посредством Слова; материя получает отпечатки духа и сообщается с ним посредством совершенного организма. Гармония форм связана с гармонией идей, и свет есть общий посредник. Свет — это дух и жизнь; это синтез цветов, аккорд теней, гармония форм; и его вибрации есть живая математика. Но тьма и ее фантастические иллюзии, фосфоресцирующие ошибки снов и слов, сказанных в бреду — все это не создает ничего и в слове не существует. Такие вещи принадлежат к краю жизни, являются химерами астрального отравления и заблуждением усталых глаз. Следовать этим блуждающим огонькам означает идти по темной аллее; верить в их откровение означает поклоняться смерти; таково свидетельство Природы.

Несвязанность и злоупотребление суть единственные сообщения столоверчения; они являются эхом низин мысли, абсурдом и анархическими грезами, словами, которые подонки общества используют, чтобы выразить полное пренебрежение. Есть книга барона Гульденштуббе, который претендует на связь с иным миром. Он получал ответы — непристойные отрывки, загадочные иероглифы и греческие слова, которые можно перевести как "дух смерти". Таково последнее слово феноменального откровения согласно американской доктрине; сама эта доктрина состоит в отделении от священнической власти и в попытке установить независимость от иерархического контроля. Реальность и важность феноменов, добрую веру тех, кто верит им, нет смысла отрицать; но мы должны предостеречь всех, кто выступает против опасности, которая их ожидает, если они не предпочтут дух мудрости, божественно и иерархически сообщающийся с церковью, по сравнению со всеми теми беспорядочными и темными посланиями, в которых флюидическая душа земли автоматически отражает мираж сознания и сны спящего разума.