• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Когда человек уходит на день, нужно прощаться с ним так, словно он уходит навсегда.

Для Рафи потянулись долгие дни ожидания. Очень часто чтобы познать истинную цену того, чем владеешь, нужно этого лишиться. Через потери человек приходит к пониманию того, что было ему дорого по-настоящему. Каждая потеря — дверь, которую открываешь к самому себе.

То же случилось и с Рафи. То, что девушка ему дорога, он знал. Но только лишившись ее — пусть на время (а кто знает, на время ли?), — он понял, как она много значит в его теперешней жизни. Как воздух, ценность и необходимость которого очевидна, но как-то не слишком заметна, когда дышишь свободно. Но стоит кому-то хоть на минуту отнять возможность дышать…

Рафи чувствовал, что задыхается, словно кто-то сдавил его горло стальной рукой, перекрыв кислороду путь в разрывающиеся легкие. Каждый день он приходил на берег реки, садился на камень и сидел неподвижно, пока солнце не начинало клониться к закату. Он не мог думать ни о чем, кроме Марии. Даже о бое быков он почти не вспоминал. Лишь изредка, да и то только если это было так или иначе связано с девушкой.

Придя домой вечером, он закрывался в своем сарае и не выходил оттуда до самого утра. Аккуратно свернутая мулета лежала в углу, он так и не прикоснулся к ней. Для пасе нужна сосредоточенность, которая граничит с отрешенностью. А вот как раз отрешиться от своего ожидания Рафи не мог. Оно терзало его, вытягивая все жилы, иссушая, как иссушает яростное пустынное солнце все живое, что не успело спрятаться от беспощадных лучей.

Он сам не ожидал, что ему будет так тяжело. Вроде к этому не было особых причин. Мария сказала, что скоро вернется, — чего нервничать? Но голос рассудка всегда слаб, когда начинает говорить сердце. И Рафи никак не мог совладать с тоской и тягостным волнением, которые его захлестнули, едва Мария оставила его одного на берегу реки.

И с каждым днем волнение усиливалось, а тоска постепенно обернулась тягучей, ноющей болью, не оставляющей ни на минуту. Сначала Рафи пытался как-то бороться с этим, но скоро махнул на все рукой. В конце концов, с болью разлуки можно бороться по-разному. Можно идти на нее прямо в лоб, как матадор идет на быка, а можно просто принять ее, отдаться целиком во власть этого чувства и ждать, пока оно не уничтожит само себя. Рафи выбрал второй путь. Он просто сидел на своем камне, чутко прислушиваясь, — не раздадутся ли ее легкие шаги, которые он узнал бы из тысячи, не окликнет ли она его… Но слышал он лишь шум бегущей реки, шорох ветра в кронах деревьев, пение птиц, отголоски скрытого за холмом городка да собственное дыхание.

Так прошло пять дней. Девушка не приходила. И теперь у Рафи появился новый враг, который разъедает душу сильнее, чем тоска. Этим врагом было сомнение. Юноша вдруг задумался, а собиралась ли Мария вообще вернуться. Может, это было своего рода вежливое прощание? Нежелание причинять боль? В самом деле, зачем он нужен ей? Слепой, с погруженным во тьму настоящим и с таким же беспросветным будущим… Матадор-неудачник Даже не матадор, а так, человек, один раз по чистой случайности убивший быка. Вот и все. Как он мог думать, что девушка, молодая и… да-да, красивая, захочет связать с ним свою жизнь? Конечно, она общалась с ним из жалости. В силу своей доброты она не смогла пройти мимо человека, которому так нужна была помощь. И ведь она помогла. Именно благодаря ей Рафи начал мириться с тьмой. Наверное, она решила, что сделала все, что могла. И ушла… Ушла…

Если бы Рафи мог видеть, он не раздумывая отправился бы на ее поиски. Не стал бы ждать, сидя на своем камне, как привязанный, и кусая от бессилия губы. И пускай его сомнения оказались бы смешны или, наоборот, справедливы, пускай она рассердилась бы, прогнала бы прочь, сказала то, чего, возможно, не хотела говорить, когда прощалась, — пусть было бы все это, но только не убивающее ожидание.

На исходе седьмого дня Рафи почувствовал, что больше не в силах выносить эту пытку. Когда минул десятый день, он вспомнил, что Мария сказала во время их первой встречи: она мечтала выйти замуж за матадора. К концу второй недели Рафи был убежден, что с ней случилось нечто страшное. Он почти перестал есть и спать. Едва горизонт на востоке серел, он брал свою палку и отправлялся на реку. Возвращался же лишь когда начинал замерзать и падать от усталости со своего камня. Так прошел месяц. Надежда и связанное с ней напряжение ожидания подошли к своей наивысшей точке и, следуя законам этого мира, начали угасать. Рафи по-прежнему приходил каждый день на берег. Но это уже не было то нетерпеливое острое ожидание, какое было в самом начале. Если раньше его слух был обострен до предела, чтобы еще издалека услышать ее шаги, то теперь Рафи был глух ко всему. Он сидел, погруженный в свою тьму, в свои тягостные раздумья, и окружающего мира для него не существовало. Он был один на один со своей потерей…

Так заведено в мире — только опустившись на самое дно бездны отчаяния, можно найти силы для новой надежды. Только познав бессилие, откроешь для себя новый источник силы. Только потеряв все, обретешь свободу для новых потерь. Потерпев сокрушительное поражение, взрастишь волю к новым победам. Так заведено в мире.

И в один из осенних дней, когда западный ветер срывал с деревьев первые листья и прозрачно-голубая вода в реке словно налилась свинцом, Рафи, неподвижно сидевший на своем камне вдруг дернулся всем телом, как будто очнувшись от кошмарного сна. Его крошечный темный мирок в одночасье рухнул. Просто так, без видимой причины… Навалились звуки, о существовании которых Рафи уже успел забыть. Журчание реки, шум деревьев, звон далекой кузницы, запах сырых листьев, воды, тины и дыма, сырой пронизывающий ветер, пробирающий до самых костей… Все это навалилось на Рафи в один миг, одним тяжелым внезапным ударом, который легко, будто играючи, разметал тонкую стену, отделяющую юношу от всего мира.

Рафи встал, опираясь на свою палку. Сердце колотилось быстро-быстро, как будто он только что взобрался бегом на высокий холм. Решение пришло само собой, словно извне — он должен найти Марию. Как, для чего, где — это все неважно. Нужно просто идти. Идти, не раздумывая о тех сложностях и опасностях, которые могут подстерегать на дороге слепца Кинуться в этот омут с головой, как он сделал тогда, на площади, выйдя на арену против быка. Тогда он нашел в себе силы не рассуждать, а действовать. Действовать безоглядно, бесстрашно, не заботясь об исходе. Так же нужно поступить и теперь.

Рафи не стал тратить время на составление какого-нибудь плана, на сбор вещей и прощание с родственниками. Он просто встал и пошел по той дороге, которая вела в город, рассчитывая встретить по пути кого-нибудь, кто укажет, где дом Марии. А уж там будет видно, что нужно делать дальше. Ему было страшно. Почти так же страшно, как тогда, перед быком.

Он шел на звуки города, постукивая впереди палочкой и стараясь держаться ближе к краю дороги. Пока его путь лежал по проселку, он мог рассчитывать только на себя. Но память и чутье его не подвели. Вскоре он оказался на окраине городка, в начале главной улицы. Пять лет он не появлялся здесь. Пять лет он слышал лишь голоса своих родственников и голос девушки. Он уже почти поверил, что во всем мире не осталось других людей. И вот он на главной улице города. Один, слепой, не знающий дороги, почти беспомощный…

Рафи прижался к стене какого-то дома, не в силах двигаться дальше. Он слышал чужие незнакомые голоса, крики детей, лай собак, скрип повозок, стук лошадиных копыт и шаги, шаги, шаги… Целое море звуков накрыло его с головой, и он барахтался в нем, как неопытный пловец в грозных волнах прибоя. Нет, это не был страх, это была полнейшая растерянность, почти паника. Она почти парализовала Рафи. Он стоял, подняв руки перед грудью, словно защищался от того мира, который был за пределами его тьмы. На лбу выступил пот, сердце колотилось у самого горла, ноги были будто из ваты. Как же он был самонадеян, когда решил оправиться на поиски Марии! А ведь это всего лишь окраина родного города, который он знал вдоль и поперек, который успел изучить, будучи мальчишкой, до каждой ямы на дорогах, до каждого закоулка. Что же будет, когда он пойдет дальше, если это понадобится? Как он выживет в чистом поле, в лесу, в незнакомом большом городе?

Рафи судорожно сглотнул и крепче сжал свою палку-посох. Ладно, решил он, что будет, то будет. Рано загадывать. Для начала нужно заставить себя отлепиться от шершавой стены, остро пахнущей новой штукатуркой, и пойти дальше, к центру, а оттуда — к южной окраине. Именно там, по скупым рассказам Марии, был ее дом. Ему предстоит пройти через весь город.

Он сделал несколько шагов вдоль дома, касаясь одной рукой стены. Это оказалось не так сложно — куда труднее было заставить себя сделать первый шаг. Но теперь дело пошло легче. Рафи осторожно продвигался вперед, нащупывая палочкой дорогу и держась вплотную к домам. Он слышал, чувствовал проходящих мимо людей, которые предупредительно сторонились, пропуская слепого юношу.

Так он прошел несколько кварталов. Поначалу было сложно пересекать поперечные улочки, когда спасительная стена вдруг исчезала и рука встречала лишь пустоту. Но чувство направления Рафи не подводило, и вскоре он перестал замирать в нерешительности на перекрестках.

Он шел, подчиняясь своему чутью, которое неимоверно обострилось за годы. Очень скоро он заметил, что чувствует встречного прохожего уже за несколько шагов и вполне успевает податься в сторону. Как у него это получалось, он не знал. Да, впрочем, он и не задумывался над этим. Вряд ли было бы много толку, если бы он разложил это шестое чувство на вполне объяснимые составляющие — запах приближающегося человека, звук его шагов, выхваченный чутким ухом среди десятков и сотен других звуков, едва ощутимое колебание воздуха, которое улавливает кожа, но которое мозг не в состоянии осознать… Над всем этим Рафи не задумывался. Он просто шел. Шел туда, где жила девушка по имени Мария. Шел среди людей впервые за пять лет. Шел, преодолевая каждым новым шагом свою слабость и неуверенность. Шел без всякой надежды, но с твердой уверенностью в том, что не идти туда он не может.

Он не сразу понял, что зовут его. Пока он не услышал совсем рядом учащенное дыхание и кто-то не положил руку на его плечо.

— Рафи! Это ты?

Рафи растерянно повертел головой, будто пытался увидеть того, чей голос слышал совсем рядом.

— Это я, Винсенте… Еле тебя узнал. Ты здорово изменился… Сколько мы не виделись? Четыре года… Да, почти четыре года

Рафи наконец понял, кто с ним говорит. Винсенте был одним из подмастерьев сапожника, у которого в свое время Рафи подрабатывал. Так получилось, что с ним Рафи сошелся ближе, чем с другими сверстниками. Они не стали друзьями, но все же время от времени много разговаривали о быках и матадорах. Винсенте тоже любил бой быков, но любил его как зритель. Быть тореро он не хотел. Его мечта была попроще, но и понадежнее — стать правой рукой сапожника, жениться на его дочке и унаследовать мастерскую. Тем не менее, к стремлению Рафи он относился с пониманием — кто знает, не будь у него таких заманчивых перспектив, может, он тоже выбрал бы совсем другую дорогу.

Винсенте дольше всех навешал Рафи, когда тот ослеп. И если бы Рафи вел себя тогда хоть чуточку иначе, он продолжал бы заходить к нему и по сей день. Впрочем, Винсенте даже не думал обижаться на того, только что потерявшего зрение мальчика. Он не раз задавал себе вопрос, а как бы он вел себя на его месте. Быть может, еще хуже. Так чего обижаться?

— Как ты? Что здесь делаешь? — спросил Винсенте.

Рафи услышал в его голосе искреннюю радость.

— Я тоже рад тебя… Встретить тебя, — ответил он. — Как ты? Женился на дочке сапожника? Как ее звали?..

— Да ну ее, — рассмеялся Винсенте. — Мастерская и так перешла мне. Зачем было жениться? Я нашел другую девушку, красивее и покладистее… Ну а как ты-то?

— Я в порядке, как видишь… Не умер.

— Ты всегда был молодцом. Я до сих пор помню, как ты убил того быка. Аж мурашки по коже. Вот это было дело! Вроде и пять лет прошло, но каждая твоя вероника так перед глазами и стоит. Да, натерпелся я тогда страху…

— Я тоже, — серьезно сказал Рафи, и они оба расхохотались.

От этого смеха Рафи почувствовал себя как-то спокойнее и увереннее. Поначалу разговаривать со старым приятелем ему было тяжело. Трудно говорить на равных с тем, кто, в отличие от тебя, не спотыкается на каждом шагу и может сам зарабатывать себе на хлеб, а не жить на попечении у родственников. Но этот смех все расставил по своим местам, сделал их равными. И теперь Рафи мог честно рассказать о том, что привело его в город.

— Мария? — задумчиво переспросил Винсенте, когда Рафи закончил свой рассказ о девушке.

— Да, Она говорила, что живет где-то на южной окраине. Ты ничего не слышал о ней?

— Эх, Рафи, только я знаю пять Марий… А сколько их на самом деле в городе? Ну, хорошо. Давай зайдем на минутку ко мне в мастерскую, а потом я помогу тебе найти эту девушку.

— Да нет, не стоит… — начал было Рафии. Но Винсенте и слушать не захотел его возражений.

— Мне это совершенно не трудно, — сказал он. — Ну и потом, я умею уважать чужое мужество, хотя своего хватает только на то, чтобы тачать сапоги. И помочь тебе хочу в знак этого уважения. Так что уж будь добр, разреши мне оказать тебе эту услугу.

Рафи не оставалось ничего другого, как согласиться. Винсенте взял его за локоть, и они пошли в сапожную мастерскую.

Там они пробыли не несколько минут, как обещал Винсенте, а несколько часов. Хозяину нужно было уладить кучу дел. Но Рафи это вынужденное бездействие не тяготило. Наоборот, было приятно снова вдохнуть запах выделанной кожи, услышать знакомое постукивание молотка по латаемой подошве, почувствовать вокруг себя деловитую суету, от которой он успел полностью отвыкнуть. Он вернулся туда, где совсем мальчишкой был почти счастлив, выполняя всякую черную работу. Тогда он знал, что каждый забитый в подметку гвоздь приближает его к заветной цели. Молодая жена Винсенте принесла ему подогретого вина и сказала несколько добрых слов, отчего Рафи почувствовал себя так, словно наконец-то вернулся домой. Так что когда хозяин мастерской подошел и сказал, что пора идти, Рафи с некоторым сожалением поднялся со своего места.

День начал клониться к вечеру, когда они оказались на южной окраине городка.

— И что теперь? — спросил Винсенте.

— Есть поблизости кто-нибудь, у кого можно было бы спросить?

— Есть-то есть, только поймут ли они, о какой Марии идет речь?

— Я уверен, что поймут, — сказал Рафи. Он был уверен, что такую девушку не знать невозможно. Стоит спросить, где она живет, как каждый покажет туда дорогу.

Но вопреки его убеждению им пришлось задать этот вопрос раз десять, прежде чем они услышали более или менее вразумительный ответ. Уже начало темнеть, когда они наконец остановились перед домом, в котором, по словам одного из прохожих, жила Мария со своим отцом.

— Света в окнах нет, — устало сказал Винсенте.

— А у соседей? — спросил Рафи. Он почувствовал и разочарование, и облегчение одновременно.

С одной стороны, он втайне надеялся, что застанет Марию дома, и тогда ему не придется покидать город. С другой стороны, это означало бы, что она по тем или иным причинам не желает с ним больше общаться.

— У соседей есть. Хочешь поговорить с ними? По тону приятеля Рафи понял, что тому все смертельно надоело. У него дома молодая жена и ребенок, ему нужно заниматься ими и своей мастерской, а не водить слепого по всему городу.

Естественно, Винсенте, как человек вежливый и расположенный к Рафи, всего этого вслух никогда не скажет. Но слепой слышит гораздо лучше, чем зрячий. И Рафи все прекрасно понял по интонациям, которые промелькнули в речи Винсенте.

— Да, — кивнул Рафи. — Я обязательно должен с ними поговорить. Но хочу это сделать один, понимаешь? Будет неловко, если мы завалимся так поздно вдвоем в незнакомый дом. Так что ты лучше ступай к себе. Спасибо тебе большое за все.

Рафи протянул руку. Винсенте немного поколебался, но, решив, что лучше дать себя уговорить, пожал ее.

— Если тебе понадобится моя помощь — смело обращайся. Дорогу ко мне тебе покажет любая собака в этом городе. Так что найдешь меня легко. Обязательно приходи, если будет нужно, хорошо?

Рафи кивнул,

— Что ж, — сказал Винсенте, — удачи тебе, матадор.

И Рафи услышал его быстро удаляющиеся шаги.

— Мария? — судя по голосу, собеседником Рафи был совсем дряхлый старик.

Еще стоя на крыльце и слушая, как хозяин, шаркая, покашливая и поминая богородицу, идет к двери, Рафи понял, что хозяин далеко не молод. Голос подтвердил догадку.

— Мария?.. — повторил старик. — Ну да, ну да… Как же не знать, знаю. А ты Рафи? Долго же ты шел…

— Да, — удивленно ответил юноша. — А откуда вы меня знаете?

— Я тебя не знаю и знать не хочу! — раздраженно проскрипел старик. — Не даешь покоя старому человеку… Никакого почтения к тому, кто тебе годится в прадеды.

— Извините, — смутился Рафи. — Я не знал…

— Конечно! — перебил его старик. — Где уж тебе знать. Ладно, недосуг мне тут с тобой на сквозняке беседы вести… Ну да, ну да. Вот что Мария просила передать, коли ты здесь появишься: она ждет тебя в соседней деревне, той, что вниз по реке… Ну да, ну да. В таверне. Торопись. Она не будет долго ждать… Так она сказала. Ну да, ну да.

Старик закашлялся и, не слушая больше начавшего что-то бессвязно бормотать юношу, захлопнул дверь. Рафи остался на крыльце один. Сказать, что он был растерян или удивлен, — значит ничего не сказать. Он чувствовал себя как человек, увидевший говорящую лошадь.

Выходит, Мария знала, что он будет искать ее. Более того, была уверена в этом. А может быть, вообще разыграла свое исчезновение… Не было никакой поездки. Она просто отправилась в соседнюю деревню ждать, когда Рафи последует за ней. Только для чего ей это было нужно? Что это за игра? И какая роль отведена Рафи в этой игре?

Юноша осторожно спустился с крыльца и вышел на улицу. В городе стало заметно тише. Близилась ночь. Холодная осенняя ночь. Рафи задумался. Итак, Мария ждет его… Неизвестно, давно или недавно, но ждет. Старик сказал, что нужно поторапливаться… Деревня недалеко, всего день ходу. Но день, если ты видишь. А как туда добраться слепому? Да по берегу реки… Вниз по течению. Все возможно, если немного подумать. Все возможно… Но сколько времени займет дорога? Сутки? Двое? Да какая разница? Ведь там она… Ждет… Значит, все-таки она не бросила его. Но что же тогда?

Рафи тряхнул головой. Слишком много было вопросов. Если отвечать на них, он простоит здесь до самой зимы. Нужно было что-то делать. Рассудок говорил, что нужно вернуться домой, хотя это будет и непросто, спокойно собраться и завтра утром отправиться в путь. Может быть, стоит обратиться за помощью к Винсенте… Тогда вообще все будет просто.

Но та частичка Рафи, которая вывела его на арену и заставила пойти в город на поиски девушки, настойчиво подталкивала к решительным действиям прямо сейчас, сию секунду. Да, скоро на город опустится ночь. Но что в этом слепому?

Он живет во тьме. Да, у него нет с собой ничего, кроме палки. Ни еды, ни теплой одежды. Но разве он не достаточно молод и силен, чтобы обойтись без всего этого? Ведь не на другой конец света ему предстоит идти! А всего-то в соседнюю деревню. Чего же ждать?

Он колебался еще какое-то время, но, в конце концов, сначала медленно и нерешительно, а потом все тверже зашагал на шум реки. Казалось, ноги сами решили все за своего хозяина.