• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

“Континенты имеют символическое значение, которое связано как с культурными стереотипами, так и каждодневным опытом. Европа коренного европейца сильно отличается от Европы, которую посещает американец или от которой стараются освободиться африканец или житель Океании. Но континентальные стереотипы не просто продукты культуры, более или менее верного знания, более или менее живой эмоциональности, более или менее ясного восприятия… Эти стереотипы, наделенные громадной психической эффективностью, укоренены в бессознательном, откуда они дают о себе знать через сны или через спонтанные реакции, подчас сопряженные с инстинктивным расизмом. И в этом случае континент не является более одной из пяти частей земного шара. Он становится символом целого мира представлений, страстей и желаний. Доктор Верн, анализируя сны одной из своих пациенток, прекрасно показал, что Азия являлась для нее не просто воспоминанием, целью и желанием совершить межконтинентальное путешествие. Азия символизировала для нее возврат к Священному, мир Абсолюта, мистерию преодоления, дорогу к Единству, послание Истины и Высшей Реальности. Азия стала внутренним континентом, каким могла бы стать Африка, Океания или Европа. Континенты и их символические интерпретации варьируются в зависимости от конкретной личности. Это внутреннее измерение может распространяться и на другие места: на город, страну, деревню и т. д. Важно лишь выяснить, что означают для каждого человека образы, ощущения, чувства, предрассудки, носителем которых он является и совокупность которых составляет всю субъективную истинность символа. География пропитана геосоциологией, геокультурой, а равно и геополитикой”.

Таково содержание статьи “Континент” из французского “Словаря Символов” Жана Шевалье и Алена Геербрана. Мы позволили себе полностью привести эту длинную цитату, так как она сразу определяет плоскость, в которой будет разворачиваться наше исследование. Часто в подъеме национального чувства и даже расизма, во вспышках патриотизма разных народов на поверхность выступают на первый взгляд иррациональные элементы, не объяснимые с помощью логических доводов или анализа эгоистических мотивов, стоящих за подобным идейным комплексом. Пробуждение национальной, расовой или континентальной памяти подчас происходит безо всякого внешнего повода — просто глубинные архетипы бессознательного внезапно прорываются и, как цепная реакция, пробуждают весь комплекс коллективного мировоззрения, казалось бы давно ушедшего в прошлое. Примеры этому: устойчивость кельто-ирландского, еврейского, корейского, африканского, японского национализмов, которые живут и крепнут, несмотря на все социальные и исторические предпосылки, объективно способствующие их отмиранию.

В принципе точно так же дело обстоит и с “загадкой русского патриотизма”. Мистическая Россия, “Белая Индия” Клюева, “Святая Русь”, которую Есенин ставил выше рая, а Тютчев приравнивал к религиозному принципу, в который надо верить, — представьте себе, как абсурдно звучало бы “Святая Австралия” или “вера в Чехию”! — это безусловно глубинная реальность национальной психологии, “Внутренний Континент”, синтезирующий в себе мировоззрение гигантской нации. Память об этом “Континенте Россия” может таиться и спать на дне сознания в течение долгих лет, но рано или поздно она оживает и, когда приходит время Пробуждения, становится бурей, вихрем, воплем.

Однако психическая реальность “внутренней России” для того, чтобы быть эффективной и конкретной, должна иметь определенную архетипическую структуру, соответствующую совершенно объективным историческим процессам и географическим территориям — причем не в качестве пассивного отражения внешнего, но как парадигма, формирующая и структурирующая окружающий временной и пространственный космос. В этом отношении знаменитый историк религий Мирча Элиаде проницательно заметил: “Природа представляет собой нечто обусловленное культурой (cultaralmente condizionata); некоторые “законы природы” варьируются в зависимости от того, что понимают под “природой” народы той или иной культуры”.[1]

Какова же архетипическая структура “внутренней России”? На чем основывается концепция “Святой Руси”? Каковы истоки комплекса имперского народа-богоносца?

Следы этой древней традиции мы можем обнаружить в языковых архетипах, которые восходят к пласту индоевропейского единства и с поразительной устойчивостью сохраняются в топонимике, в мифах, преданиях и вообще в типовых ассоциациях символов и слов. Кроме того, весь комплекс сугубо религиозного символизма теснейшим образом связан с этой древней традицией — в противном случае крещение Руси не могло бы произойти столь гармонично и легко. Целокупное христианское учение в своей ритуальной и символической парадигме соответствовало логике более старых культов, которые были не отменены, но преображены христианством в новом синтетическом единстве. Цикл русских житий и специфика Русского Православия дают нам тысячи доказательств этому. Приведем лишь канонический пример о летнем празднике пророка Илии, ставшем православным выражением древнеарийского “бога” грозы, неба и света — Ил (от этого же корня образовано и другое древнерусское слово “солнце”, на древнеарийском означавшее “благой свет”).[2]

Рассмотрим некоторые аспекты архетипических сочетаний, определивших логику русского национального мышления. Начнем с самого понятия “Святая Русь”.

Любопытно заметить, что, по-видимому, задолго до прихода славян на территорию России регион южно-русских степей от Черного моря до юга Урала древние арии, населявшие его, называли “Жилище Богов—Великая Швеция” или “Холодная Швеция”, которая лишь значительно позже переместилась вместе с германскими племенами в Скандинавию, ставшую “Жилищем Людей — Малой Швецией”. Именно через эту “Великую Швецию” протекали сакральные реки древних ариев — Дон (Танаксвиль или Ванаксвиль — “рукав реки, где живут ваны”) и Днепр (Данапру или по-гречески “Борисфен”). Само же слово “Швеция”— Sweden, Suetia — скорее всего означало “светлый, белый, световой”. Но именно этот индоевропейский корень “szet” и логически и, возможно, этимологически близок к русскому слову “святой”. Кроме того, индусская традиция до сих пор помнит о “sweta dvipa”—“Белом Острове или Континенте”, лежащем на Севере от Индии. Чаще всего “sweta dvipa” означал символический остров Варахи, находящийся на северном полюсе — месте изначального местожительства древних прапредков индусов. По аналогии вполне уместно перенести это название и на территорию временного расселения ариев до их миграции в нынешнюю Индию. То, что предки индусов — носители ведантистской традиции в ее ранней форме — определенный период времени жили на территории юга сегодняшней России, подтверждают современные археологические раскопки. Таким образом, светлая, белая, святая страна в древнейшие времена связывалась с русскими землями, что могло глубоко укорениться в сознании людей — как ариев, контакты между которыми сохранялись и после того, как их языковое и традиционное единство было разрушено, так и других автохтонных палеоазиатских народов, которые не раз демонстрировали уникальную способность хранить целыми тысячелетиями мифологические комплексы, полученные ими от индоевропейцев.

Вторым компонентом сочетания “Святая Русь” является само название “Русь”. Одно из наиболее вероятных и приемлемых этимологических толкований этого слова — арийский корень “ros” (сравни немецкое “rot”, латинское “russus”, французское “rouge”, английское “red”, санскритское “rohita”), означающий красный, рыжий, розовый. При этом совершенно неважно, названа ли Россия так по имени славянского или скандинавского племени. Главное, что на бессознательном уровне красный цвет тесно связан с Россией—это один из излюбленных цветов русских князей, да и само слово “красный” помимо цвета на древнеславянском языке означало “красивый”, “видный” и т. д. Любопытно также, что другое русское слово для обозначения красного цвета — “чермный”— этимологически близко к слову “черный”. В древнеиндусском этот же корень “krisna” также означал “черный” и “красивый”. Не исключено, что эта этимологическая связь некоторым образом запечатлелась в языковых ассоциациях и в полустертых семантических структурах языкового мышления, придав смыслу слова “красный” некую полуосознанную связь со смыслом слова “черный” (т. е. “выделенный”, “четко очерченный” и т. д.).

Если мы соединим эти две линии, то увидим, что концепция “Святой Руси” может быть переведена в цветовую символическую диаду: “белое — красное” или даже “светлое — темное”. И не случайно сочетание “белое-красное” — одно из самых распространенных как в русской княжеской геральдике, так и в национальных костюмах, орнаментах, росписях и т. д.

Одной из существеннейших сторон “внутренней России” была сакральная миссия русского монарха. Святая Русь всегда имела свой сакральный центр — как столицу (вначале Киев, потом Москву), так и живой и персональный полюс национальной святости — Царя, Помазанника Божия. Любопытно, что у некоторых тюркских народов вплоть до ХVIII века сохранилась традиция особого почитания русских монархов. К примеру, Екатерину буряты считали инкарнацией (воплощением) Белой Тары — одной из величайших бодхисатв ламаизма. Такая универсальная в рамках империи значимость монархической власти лишний раз показывает, что Россия никогда не осознавалась ее населением как нечто сугубо этническое — она, напротив, была реальностью более высокого уровня, реальностью геосакральной Традиции, в которой разные народы занимали свое надлежащее место. Поэтому русский Белый Царь был одновременно царем всех этносов, населяющих Империю.

Начало русской монархической традиции было положено, как известно, призванием Рюрика из варягов на царство группой славянских и финно-угорских племен. В позднейшие эпохи происхождение от первого князя — Рюрика — было духовно-генеологическим основанием справедливости царской власти, ее оправданности и священной законности. Эта традиция была настолько стойкой и глубокой, настолько самоочевидной и безусловной в представлении русских, что она просто не могла не соответствовать коренным архетипам древних форм сознания, которые, хотя и перешли в сферу бессознательного, но, тем не менее, нисколько не потеряли своей эффективности и действенности. На наш взгляд, призвание Рюрика из варягов виделось как великая общенародная мистерия, воплощавшая в себе сценарий сверхъестественного происхождения царской власти, характерную для всех древних традиционных династий.

Попробуем выявить сакральную подоплеку мистерии, которая утвердила в пространстве “внутренней России” священно-династический центр. Во-первых, обратимся к зароастризму, в котором мистическая сторона царской власти была детально разработана и который оказал значительное влияние на структуру сознания народов, населявших в древности русские земли. Зароастрийцы утверждали, что царь имеет особую, свыше данную санкцию на правление. Эта санкция воплощалась в обладании светоносной силой — хварено. Хварено (или фарн) — это конденсированная световая энергия, которая делает человека равным богам. Символом хварено традиционно считался сокол, “варган”, а иногда и овен. С другой стороны, хварено отождествлялся со стихией огня, единственной естественно стремящейся вверх, к небесам. Каждый иранский царь имел свой личный огонь, символизировавший обладание хварено.

Если мы вернемся к Рюрику, призванному из варягов на царство, мы увидим, что в нем этимологически воплощается весь комплекс этих зароастрийских (и видимо, некогда общеарийских) идей. “Рюрик” по-скандинавски значит “сокол”, то есть преимущественный символ хварено. Кроме того, слово “рюрик” поразительно близко старославянскому “рарог”, “огонь” или “дух огня” (кстати, старославянское “рарог” означало тоже “сокол”). Когда же произошло крещение Руси, Царь-Рюрикович стал также помазанником Божьим, наделенным силой Христа, именуемого “Агнцем”. Таким образом, идея христианского монарха была духовным развитием и сакральным подтверждением древнейшей монархической традиции, воспринимавшей призвание Рюрика как общенародное стяжание небесной благодати — хварено. Так что и в этом случае, как и во множестве других, христианство не отменило, но возвысило и подтвердило древнюю дохристианскую веру.

Теперь о варягах. Не входя в споры об этнической принадлежности этого племени (что для нас не так уж и важно), попытаемся определить символическое значение этого термина. Раз зароастризм дал нам некоторые ключи, то снова обратимся к нему. Слово “варяг” или “варингр” по звучанию, а, возможно, и по происхождению, близко имени зороастрийского бога Вархарн (или Веретрагна). Вархарн — это один из семи высших “богов” маздеизма, “бог” Победы. Но именно этот “бог” считался основным носителем и подателем хварено, и именно с ним традиционно сочетается сокол “Варган” (сравни: “Варган” — “варингр”, т. е. “варяг”), его постоянный спутник или даже его инкарнация. Итак, варяги, помимо своей исторической конкретности, могли представлять собой некое символическое понятие, воплощающее в себе полноту хварено, царского счастья, одна драгоценная частица которого — Рюрик-Сокол — снизошла, как манна, на жаждущие благодати племена. Но на этом мифо-этимологическая цепочка не обрывается. Слово “варяг” также вполне сопоставимо с санскритским корнем “svar” — “небо”, “солнечный свет” (кстати, очень близким к персидскому “hvar”, от которого произошло хварено). Возможно, что русское “север” тоже родственно “svar”, так как Север у древних арийских народов считался “небесной божественной ориентацией”. Поэтому соотнесение варягов с севером и небом прекрасно соответствует общей мистериальной логике призвания первого Царя.

Можно пойти и еще дальше. Вархарн — это персидский эквивалент санскритскому слову Вритра-хан, т. е. “Убийца Вритры” — эпитет Небесного Царя, “бога” Индры. Индра же — это архетип всех индусских царей, жилище которого расположено, согласно традиционной индуистской космографии, на небе — Свар. Само же название “индусы”, “инды” скорее всего теофорное (богоносное) имя народа, “народа Индры” и поэтому народа-богоносца. Варяги, со своей стороны, как одно из индоевропейских племен могли быть теофорным народом “Варгана” или Вархарна-Веретрагны, т. е. в сущности того же Индры, “Убийцы Вритры”. И не исключено, что далекие отзвуки подобных мифологических соответствий, живущих в глубине национального подсознательного, породили концепцию России — “Белой Индии” у поэтов народно-мистической ориентации, таких, как Клюев и Есенин. Русский монархический герб — византийский двуглавый орел — может быть сравнен также с Соколом-Рюриком, носителем магической силы хварено. Любопытна еще одна деталь. Москва — столица русского государства и местопребывание русского царя — имеет своим гербом Георгия Победоносца, убивающего Змея (княжеский герб Юрия Долгорукого). Вархарн (бог Хварено) — это в первую очередь бог Победы (Святой Георгий также Победо-носец). Кроме того, слово “Вархарн-Веретрагна”, как мы сказали выше, означает “Убийца Змея”, “Убийца Вритры”, а Святой Георгий изображается обычно убивающим Змея. Характерно также, что в иранской мифологии существует множество сюжетов, повествующих о борьбе солнечного героя (Керсаспы, Траэтона и т. д.) со Змеем или Драконом — причем причиной конфликта часто служит право на обладание мистической силой хварено — право, которое противники оспаривают друг у друга. Таким образом, совмещение этих символов в гербе столицы — резиденции Царя — в сочетании с орлом как символом России вообще, дает парадигму древнейшей структуры монархической мистерии.

Традиционным символом царской власти является также держава — шар, увенчанный крестом, знак земли в древнейших астрологических текстах. Держава русского царя, естественно, отождествляется с Русской землей. И здесь снова речь идет о “Внутренней России”, о которой мы говорили вначале. Особенно важно, что в национальной сакральной традиции именно Царь, помазанник Божий, посланник неба, носитель сверхъестественного огня охраняет и держит своей рукой огромную землю (отсюда титул “самодержца” — как те семь тайных праведников христианской традиции, на которых держится вся тяжесть мира).

Глубочайшим пониманием священной роли Царя проникнута вся русская история. Это понимание во многом способствовало гораздо более религиозному отношению к монарху со стороны православных, нежели со стороны католиков к своим королям.[3] Более того, православная идея царя резко отличается и на богословском уровне от соответствующей католической концепции. В России никогда не было разделения на чисто духовную жизнь, подчиненную духовным иерархам, и чисто светскую, подчиненную королям, как это имело место на католическом Западе. В идее Святой Руси, Царской Руси сочетались все уровни священного уклада жизни. Церковь как душа России не ставила себя над Царем, но признавала его сверхъестественный и законный авторитет, благословляла его власть, без которой держава утратила бы сакральный полюс.

Так “внутренний континент” — Россия — имел свой “внутренний центр” — священного монарха. Их слияние (их символическая иерогамия) составляла зерно специфической русской судьбы, глубиннейшее измерение русской истории.

Теперь хотелось бы упомянуть об одном исследовании французского традиционалиста Гастона Жоржеля, посвященном историческим циклам и логике культурного развития древних цивилизаций и имеющем прямое отношение к нашей теме. Книга называется “Ритмы в Истории”.[4] В этой крайне интересной работе есть небольшой раздел, в котором рассматриваются закономерности перемещения центров той или иной древней цивилизации по евразийскому континенту. Не вникая в сущность толкования автором определенных закономерностей, лишь укажем факты, приводимые им и имеющие прямое отношение к “внутренней России”. Изучая географическое расположение центров древних цивилизаций, Жоржель заметил одну удивительную особенность. Начиная с Элама (около четырех тысячелетий до Р.Х.) и кончая нашим временем можно проследить смещение центров определенных культур с Востока на Запад. Древнейший центр Эламской цивилизации, расположенный невдалеке от города Келат, древний шумерский город Ур, греческие Афины и французский Париж Жоржель попробовал соединить одной линией: результат превзошел все ожидания. Дуга, соединяющая эти центры, оказалась разделенной ими почти ровно на сектора в 30 градусов. Но по замечанию автора, именно на 30 градусов по эклиптике смещается точка весеннего равноденствия за период времени, равный 2.160 годам, то есть за время, разделяющее эпохи этих культур: 4000лет до Р.Х. — Элам, 2000 до Р.Х. — Ур, чуть больше, чем 2000 лет тому назад — Афины и, наконец, современная “столица Европы” Париж. Причем продление дуги на Восток еще на 30 градусов приводит к месторасположению столицы Тибета — Лхасы, а дуга такой же кривизны, только принадлежащая окружности большего радиуса, соединяет между собой Иерусалим и Рим. Но где же находится центр этой окружности? И здесь снова странная вещь: он лежит на пересечении меридиана 60 градусов восточной долготы с северным полярным кругом, т. е. на территории России на севере от Уральских гор (в скобках заметим, что Москва расположена близко к радиусу, соединяющему Афины с центром этого круга). На этом, собственно, и заканчивает Жоржель свое изложение.

Мы же можем пойти немного дальше и указать на еще более странные закономерности. Общеизвестно, что линия северного полярного круга представляет собой проекцию окружности на небесной сфере, по которой Северный Полюс Мира смещается (в силу явления, называемого в астрономии предварением равноденствий) вокруг полюса эклиптики. Но если небесная сфера неподвижна, то земной шар повернут в пространстве относительно нее, а точнее, относительно плоскости эклиптики, тождественной плоскости орбитального вращения Земли, на 23,5 градуса. Это смещение на 23,5 градуса и зафиксировано в линии северного полярного круга. Если соотнести точку северного полюса земли с актуальной полярной звездой, — альфой Малой Медведицы, — то центр эклиптики, а значит, и истинный полюс неба (наиболее неподвижный из всех, так как именно вокруг него ось земли описывает окружность в течение огромного периода времени — 25.960 лет) будет проецироваться на линию северного полярного круга. Но как определить, в какую именно точку?

Тут на помощь приходят первые глобусы эпохи Возрождения, на которые под тем же углом в 23,5 градуса была нанесена проекция эклиптики, наклоненная к земному экватору и отмечающая соответственно северный тропик Рака и южный тропик Козерога. При этом важно, на каком меридиане поместить проекцию знака Козерога, что далее позволит логически определить порядок проецирования созвездий на земной шар, а также найти на северном полярном круге точку, соответствующую центру эклиптики. Все старые карты и глобусы на этот вопрос отвечают однозначно. Исходя из позднесредневековых и возрожденческих знаний о географии, знак Козерога — самая южная точка эклиптики — проецируется на меридиан, который проходит через Уральские горы (Рифейские, как их называли греки), символическую границу Европы и Азии. Но на этот же меридиан — 60 градусов восточной долготы — привело Гастона Жоржеля исследование географии древних цивилизаций! Значит, полюс эклиптики, истинный полюс мира, при проекции на земной шар соответствует полюсу окружности, по которой происходит смещение очагов цивилизаций в течение тысячелетий.

Если мы сегодня способны проделать подобные логические умозаключения, исходя из элементарных знаний астрономии и географии, почему бы не заключить, что и древние, владея подобными знаниями (что доказывается многочисленными современными исследованиями древнейших обсерваторий китайской, шумерской, кельтской и других традиций) и не будучи обремененными технократическими и агностическими предрассудками, прекрасно отдавали себе отчет в соответствиях между землей и небом и строили на этих соответствиях свою сакральную географию и логику своей сакральной истории? Но скорее всего, постепенно полнота этого синтетического знания ушла в область психических архетипов, сказок, преданий, легенд, проявляясь наиболее открыто лишь в особые, поворотные периоды истории человечества.

Эмпирическое открытие гипотетического полюса цивилизаций французским традиционалистом, возможно, поможет объяснить не только множество загадочных фактов человеческого прошлого, но и даст ключи к пониманию одной из самых странных тайн современности — к пониманию тайны “русского патриотизма”, никоим образом не сводящегося к банальному национализму конкретного этноса. “Русский патриотизм” в своем глубинном измерении универсален, “всечеловечен”, как говорил Ф.М. Достоевский, так как он связан с “внутренним континентом”, причем с континентом центральным, расположенным в непосредственной близости от неподвижной точки “колеса бытия”, круга странствий человеческой души. И быть может, весьма провиденциально, что наиболее близким к точке этого северного центра является город с именем Инта, что так похоже на имя перуанского бога солнца Инти и арийского Индру. Тем более, что, если спроецировать небесные созвездия на землю, исходя из вышеприведенных соответствий, то наш центр, а равно и центр эклиптики, попадет в созвездие Дракона — извечного противника Индры и солнечных “богов” Победы.

Любопытно, что обителью Индры в индуизме считается в разных вариантах то Север, то Восток (читай северо-восток), а имя его слона — Айравата — совпадает с джайнским названием самой северной страны на земле. Но эта страна, как мы уже говорили, называлась также Варахи — “земля Дикого Кабана”, что точно соответствует греческому корню “bor”, т. е. север, или стране Гиперборее (“лежащей на крайнем Севере”), родине солнечного Аполлона — тоже “убийцы Дракона”. И не случайно, что, согласно древнегреческим источникам, гиперборейцы посылали в Дельфы символические дары пшеницы через скифские и более северные русские земли. Любопытно, что слово “варахи” напоминает также “варяги”, т. е. легендарный народ, давший русским священного монарха.

В легендах о гиперборейцах всегда подчеркивается “растительный” характер их даров — колосьев пшеницы. Древнейшая традиция считает, что землепашество являлось наиболее древним занятием людей, предшествующим скотоводству. В этом отражалась общеметафизическая точка зрения древних, всегда ставивших принципиальный покой и фиксированность (оседлость землепашцев) выше динамики и изменчивости (кочевничество и скотоводство). Наиболее же характерным занятием русских всегда было именно землепашество. В этом отношении интересен следующий факт. Одно из старых названий славян было “вэнэ” или “венеты” — по имени одного из славянских племен. И до сих пор эсты и финны называют русских “вэнэ”. Во всем этом нельзя не заметить явной параллели с “ванами” скандинавских саг. Ваны — это группа богов, занимавшихся земледелием (в отличие от кочевников и скотоводов асов), воплощавших функции сакрального миролюбия и обитавших, согласно древним сагам, в низовьях Днепра и Дона. Тут уместно вспомнить и то, что одно из любимых и самых частых русских имен — Иван. Хотя оно и является производной от еврейского Иоанн, можно допустить, что самоназвание славян сохранилось в христианизированной форме — тем более, что существует странное символическое совпадение между евангельским сюжетом о голове Иоанна Крестителя и древнегерманскими мифами о ванах и о голове великана Мимира, которую ваны отрубили и послали асам. Тот же сюжет усекновения главы является центральным и в житии Иоанна Предтечи. Причем, подобно тому, как Один, вождь асов, оживляет голову Мимира, предсказывающую ему начало Страшного Суда (Рагнарекр), так и христианские предания повествуют о чудесном обретении говорящей головы Иоанна Крестителя. Сюда же следует добавить и оповещение о Страшном Суде головы Мимира — прямая параллель к эсхатологическому оповещению пророка Иоанна о приходе Мессии.

Все это, на наш взгляд, можно объяснить единым прадревним мифологическим комплексом, который был укоренен в индоевропейских народах в изначальные времена. Исторические вспышки этого комплекса всегда соотносились с некоторыми циклическими закономерностями и определенными территориями. “Внутренние континенты” и их мифология могли скользить по планете вместе с племенами — их носителями. Могли четко фиксироваться в определенных местах земли. Могли передаваться от народа к народу. Могли, наконец, интегрироваться в различные религиозные структуры, образуя архетипическое единство традиций. Для нас во всем этом главное — выявить логику конкретной архетипической традиции, ее духовное и символическое содержание. Этносы, которые в те или иные периоды становились носителями этой Традиции, пропитывались ею, превращаясь в этносы теофорные (богоносные) или идее-носные — в земное тело некой небесной сущности, живой идеи, архангела.

Какими бы ни были преходящие исторические причины священного отношения к этим землям, какими бы ни были народы, их населяющие, “Внутренняя Россия” в самом глубинном своем измерении отождествлялась с “земным раем”, с территориями золотого века, тем более, что символизм Гипербореи, Варахи, землепашцев ванов-Иванов и т. д. — устойчиво связывался в самых различных традициях именно с древнейшей прародиной, где жили свободные, бессмертные предки. Говорить о “национальной принадлежности” жителей рая довольно нелепо. Поэтому всякий всплеск бессознательных архетипов “мистического патриотизма” в русском народе никогда не был сопряжен с обычным малым национализмом. “Русскими” сами русские называют всех, кто солидаризуются с ними в их глубинной интуиции о святости земель, на которых они живут. Это принципиально отличает их от других народов и, в частности, от других славян, гораздо более трезво и рационально осознающих границы национального. Хотя нечто подобное всегда было характерно для истинно имперских народов, в России это проявлялось и проявляется в особой форме и с особой силой.

Сделаем несколько выводов:

1. Самосознание народов и наций, традиционно населяющих территорию России, коренным образом связано со спецификой сакральной географии данной территории.

2. Земли России в комплексе сакральной географии занимают центральное место в согласии с древнейшей логикой астрономических и астрологических соответствий.

3. Сознание уникальности России с точки зрения сакральной географии во многом определяет загадку “русского патриотизма”.

4. “Русский патриотизм” проникнут космической судьбоносностью и несводим к обычному национализму других народов. Древнейшие структуры народного национального миросозерцания сохраняются на уровне психических архетипов вплоть до сегодняшнего дня, во многом предопределяя исторические события.

Исследование нашего “континента души” не является только делом истории. Тот, кто проживает и познает Россию, проживает и познает тайну, завещанную далекими поколениями предков, которые сражались под знаменами Александра Великого, скакали по степи в татарской коннице, поклонялись Сыну Божьему в Византии, зажигали священные огни на алтарях Ахура-Мазды, слушали поучения друидов под дубами Европы, лицезрели в духовном восторге вечный танец Шивы-Натараджы, строили зиккураты Ассирии, разрушали Карфаген, плавали по морю в лодках с изогнутой шеей гиперборейского лебедя на носу — помня всегда о Сердце Мира, о “золотом сердце России” (Николай Гумилев), “Мистической России”.

Мы приближаемся к важному духовному рубежу. Мировые силы напряжены до предела, и во многом судьба нашего отечества сегодня предопределяет судьбу планеты. Поэтому так важно прорваться к глубинам святости России, к ее доисторическим корням, чтобы понять ее странный и скорбный путь, и чтобы обрести силы для возрождения этой Святой Страны, для возрождения Континента России вместе с ее тайным, покрытым вечной мерзлотой центром.

Примечания:

1

Mircea Eliade "L'epreuve du labyrinthe" Paris, 1985

2

См. "Метафизика Благой Вести", гл. 36

3

С богословской точки зрения существует огромная разница между Царем и Королем, Князем. Царь, Император, Василевс — глава воцерковленной православной Империи, объединяющей под своим началом множество стран, королевств и княжеств. Принцип Императора-Царя связан не просто с временной властью, но с тайной «катехона», «удерживающего», тогда как королевское достоинство принадлежит сущностно иному, более низкому, что светскому и административному уровню.

4

Gaston Georgel "Les rythmes dans l'Histoire", Belfort 1937