• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

(248) Но были такие люди, которые враждовали с этими мужами и восставали против них. Итак, с тем, что заговор возник в отсутствие Пифагора, согласны все авторы, разногласия же имеются лишь по поводу случившегося в это время отъезда Пифагора: одни говорят, что он уехал к Ферекиду Сиросскому, другие — в Метапонт. Причин же заговора называют много, одна же, возникшая благодаря так называемым килоновцам, заключается вот в чем. Кротонец Килон, превосходивший всех граждан родовитостью, славой и богатством, однако по складу характера тяжелый, склонный к насилию, воинственный и тиранический человек, приложив все старания, чтобы приобщиться к образу жизни пифагорейцев, и придя к самому Пифагору, получил от него отказ по указанной нами причине.³⁶⁸ (249) После того как это произошло, и сам он, и его друзья стали стремиться к настоящей войне против Пифагора и его товарищей. И самолюбие Килона и его сторонников оказалось таким сильным и неодолимым, что они готовы были истребить всех пифагорейцев до единого. Итак, Пифагор с какой-то целью отправился в Метапонт и там, говорят, окончил жизнь. Сторонники же Килона продолжали бунтовать против пифагорейцев и выказывать к ним всяческое недоброжелательство. Но все-таки до определенного времени их сдерживало добронравие пифагорейцев и благоволение к ним самих полисов, которые хотели, чтобы общественными делами руководили пифагорейцы. Но наконец злой умысел килоновцев против этих мужей достиг такого предела, что они, когда пифагорейцы собрались в доме Милона в Кротоне и обсуждали общественные дела, поджегши дом, сожгли их, кроме двоих — Архиппа и Лисида: эти двое, будучи самыми молодыми и сильными, каким-то образом вырвались наружу.³⁶⁹ (250) После того как это случилось и полисы не приняли никакого решения о приключившейся беде, пифагорейцы отошли от дел. Произошло это по двум причинам: во-первых, из-за пренебрежения полисов (ведь они не обратили никакого внимания на столь великое бедствие) и, во-вторых, из-за гибели самых авторитетных пифагорейцев. Из двоих спасшихся (оба были из Тарента) Архипп вернулся в Тарент, Лисид же, возненавидев свой город за его бездействие, уехал в Элладу и жил в Ахайе Пелопоннеской, а затем при чьей-то поддержке³⁷⁰ переселился в Фивы. Его слушателем стал Эпаминонд³⁷¹, называвший Лисида отцом. Здесь он и умер. Остальные пифагорейцы, за исключением Архита из Тарента, оставили Италию. Собравшись в Регии, они проводили там время, общаясь между собою. (251) По прошествии некоторого времени, после ухудшения порядка в полисах... [пропуск в тексте]. Наиболее ревностными среди них были флиунтцы Фантон, Эхекрат, Полимнаст и Диокл³⁷², а также Ксенофил-халкидянин из Халкидики Фракийской³⁷³. Они сохраняли, хотя школа уже пришла в упадок, первоначальные нравы и учение до тех пор, пока благородно не окончили жизнь.

Вот что рассказывает Аристоксен. Никомах³⁷⁴ же в остальном согласен с этим рассказом, но утверждает, что заговор возник из-за отсутствия Пифагора. Ибо как только он уехал на Делос к Ферекиду Сиросскому,³⁷⁵ своему учителю, а тот неожиданно заболел вышеупомянутой вшивой болезнью, именно тогда те, которых пифагорейцы ранее отвергли и заклеймили³⁷⁶, напали на них и всех их повсюду сожгли и самих италийцы побили камнями после этого и выбросили без погребения.³⁷⁷ Тогда и случилось так, что знание у знающих оскудело, так как сохранялось ими до той поры в сердце невысказанным, а среди непосвященных ими высказывались лишь трудно понятные и необъяснимые речи. Исключение составляют немногие, которые, оказавшись на чужбине, сохранили некоторые остатки учения, довольно темные и труднопостижимые. (253) Ибо и они, живя в одиночестве и из-за того, что случилось, пав духом сверх меры, разбрелись кто куда и уже не хотели общаться ни с кем из людей. Живя в пустынных местах, куда бы ни забросила их судьба, одинокие и замкнутые, они большей частью довольствовались каждый общением с собой, которое заменяло им все. Но из опасения, как бы совсем не погибла среди людей философия и сами они не стали бы из-за этого ненавистны богам, если полностью утратят столь великий данный им дар, они, написав некоторые заметки самого общего и иносказательного характера и собрав записи старших товарищей, а также то, что они помнили сами из этих записей, оставили их, где каждому довелось умереть, дав наказ сыновьям, или дочерям, или женам никому не давать их читать вне дома. Те же сохраняли их в течение довольно долгого времени, преемственно поручая то же самое потомкам.

(254) Так как Аполлоний³⁷⁸ о тех же самых событиях рассказывает иначе и прибавляет много такого, о чем не говорят Аристоксен и Никомах, приведем и его рассказ о заговоре против пифагорейцев. Итак, он говорит, что некоторые стали относиться недоброжелательно к Пифагору сразу же. Ибо пока Пифагор беседовал с любым из посетителей, людям это нравилось. Когда же он начал общаться лишь с учениками, остальные почувствовали себя униженными. И, с одной стороны, когда он приехал к ним как чужеземец, они позволяли ему быть выше их, но, с другой, были недовольны тем, что им, коренным жителям, приходится терпеть превосходство чужеземца. А затем получилось так, что юноши, будучи родом из семей влиятельных и выделяющихся среди других достатком, с возрастом стали первенствовать не только в частной жизни, но и управлять государственными делами и, с одной стороны, объединились в товарищество (а было их свыше трехсот), с другой же, составляли лишь небольшую часть города, управлявшегося согласно другим обычаям и нравам, чем у них. (255) Но все-таки кротонцы, пока завоевывали окрестные земли и приехал Пифагор, долгое время после колонизации сохраняли порядок, хотя были недовольные и ожидающие удобного случая для переворота. Когда же был завоеван Сибарис, а Пифагор уехал и завоеванные земли распределили по жребию, причем многие не получили тех наделов, которые им хотелось бы получить, затаенная ненависть вспыхнула, и против пифагорейцев [управлявших полисом] восстало большинство. Зачинщиками же мятежа стали люди, наиболее близкие к пифагорейцам по родству и домашним связям. Причиной же недовольства послужило то, что многое из того, что сделали пифагорейцы, им, как, впрочем, и обычным людям, чувствовавшим отличаемость пифагорейцев от остальных, было не по душе, а в делах самых значительных они только себя одних считали обойденными. Не нравилось им и то, что никто из пифагорейцев не называл Пифагора по имени: пока он был жив, пифагорейцы, если хотели упомянуть о нем, называли его "божественный", когда же он умер, они говорили о нем "тот муж", подобно тому как Евмей у Гомера упоминает об Одиссее:

Гость мой, его и далекого здесь не могу называть я

Просто по имени (так он со мною был милостив).³⁷⁹

(256) Точно так же не нравилось им и то, что те встают с постели не позже восхода солнца и не носят перстня с изображением какого-нибудь бога, первое делая потому, что хотят, застав восход солнца, помолиться ему,³⁸⁰ а второе — потому, что боятся приближать перстень с изображением бога к местам погребений или какому-нибудь другому нечистому месту³⁸¹; точно так же не делают они ничего безответственного и не обдуманного заранее, но рано утром решают, что будут делать, а ложась спать, перебирают в уме, что сделали, развивая в процессе обдумывания [сделанного] память; сходно с этим и то, что, когда кто-нибудь из участников беседы назначает встречу в каком-нибудь месте, его там дожидаются весь день и всю ночь до тех пор, пока не придет,³⁸² — в этом опять же сказывается привычка пифагорейцев помнить уговор и не бросать слов на ветер; (257) в целом же у них все расписано вплоть до смерти, ведь даже в последний час они предписывают не воссылать неразумных молитв, но хранить благоговейное молчание наподобие тех, кто перед выходом в плавание наблюдает за полетом птиц³⁸³, что делали и они, переплывая Адриатическое море. Все подобное, как я уже говорил, огорчало всех без исключения, коль скоро они поняли, что пифагорейцы живут по-особенному, воспитываясь вместе в пределах замкнутой общины. С еще большим раздражением относились родственники пифагорейцев к тому, что те лишь своим подают правую руку, а из близких никому, кроме родителей, и то, что у них общее имущество, а от их имущества оно отделено. Когда же этот раздор начали родственники, остальные охотно присоединились к враждебной пифагорейцам стороне. И когда из членов совета тысячи с речами выступили Гиппас, Диодор и Феаг, потребовав, чтобы все граждане имели право участвовать в органах власти и в народном собрании, а высшие должностные лица давали бы отчет тем, кто избран по жребию из всего народа, пифагорейцы же Алкимах, Динарх, Метон и Демокед препятствовали этому и не позволяли разрушать государственное устройство, установленное отцами, победу одержали те, которые говорили в защиту прав большинства. (258) Когда же вслед за тем собрался народ, из ораторов Килон и Нинон, прервав выступление пифагорейцев перед народом, начали обвинять их самих. Первый был из числа зажиточных, второй — из числа малоимущих. При произнесении этих речей, причем речь Килона была более длинной, второй из выступавших, сделав вид, что он ознакомился с тайным учением пифагорейцев, а в действительности выдумав и написав сочинение, с помощью которого более всего надеялся их оклеветать, дал его чтецу и приказал читать вслух. (259) Оно имело заголовок "Священное слово", а общий смысл написанного был следующий: Пифагор призывает друзей чтить, как богов, а остальных смирять, как зверей. (Эту же мысль высказывают в стихах в своих воспоминаниях о Пифагоре его ученики:

Вровень он ставил друзей с богами блаженными неба,

А остальных не считал он даже достойными слова.)

(260) Гомера он особенно хвалит за стихи, в которых сказано "пастырь народов"³⁸⁴, ибо это значит, что он, будучи сторонником олигархии, считал, что остальные подобны скоту. К бобам относится враждебно, так как они — учредители голосования и вводят в должность избранных по жребию³⁸⁵. Стремится к тирании, призывая лучше на один день стать быком, чем весь век быть коровой. Восхваляет законы других народов и велит подчиняться их постановлениям. Вообще Нинон представил их философию как заговор против народного большинства и призывал даже не обращать внимания на их советы, а задуматься над тем, отчего люди вообще не пришли бы на собрание, если бы пифагорейцы смогли убедить членов совета тысячи принять их совет. Поэтому раз они мешают силой слушать остальных, не нужно и им позволять говорить, но правой рукой, которую они отказываются подавать, всякий раз, когда они поднятием руки или камешком для голосования выражают свое мнение, голосовать против их предложения, считая для себя позором, что те, которые одержали верх над 300 000 у реки Тетраэнта,³⁸⁶ в самом городе стали жертвой заговора тысячной доли граждан от этого количества.

(261) В конце концов он так взбунтовал слушателей своей клеветой, что те через несколько дней, когда пифагорейцы совершали жертвоприношение Музам в доме неподалеку от храма Аполлона, собравшись толпой, напали на них. Одни из пифагорейцев, предвидя эту опасность, не явились, другие во время нападения бежали в харчевню, Демокед же с эфебами ушел в Платеи³⁸⁷. Мятежники, отменив прежние законы, путем голосования обвинили Демокеда в том, что он собрал молодежь для установления тирании, и пообещали тому, кто его убьет, выдать в награду три таланта. Когда вслед за тем произошло сражение и Демокеда победил в схватке Феаг, они выплатили последнему три таланта.

(262) После того как в городе и его окрестностях совершилось множество злодеяний, беглецы были подвергнуты судебному разбирательству и трем городам — Таренту, Метапонту и Кавлонию — было предоставлено право третейского суда, и посланные из этих городов для вынесения приговора, получив плату³⁸⁸, как сказано в памятных записях кротонцев, постановили изгнать виновных. Кроме того, победившие мятежники изгнали по суду всех недовольных установившимися порядками, а вместе с ними и их потомство, говоря, что не нужно совершать бесчестие и отрывать детей от родителей³⁸⁹. При этом они конфисковали их имущество³⁹⁰ и осуществили передел земли.

(263) По прошествии же многих лет и после гибели сторонников Динарха в какой-то другой междоусобице и смерти Литата, главаря мятежников, горожанами овладели сожаление и раскаяние, и они решили вернуть в город оставшихся в живых пифагорейцев. Пригласив послов из Ахайи, они при их посредничестве помирились с изгнанниками, поставив в Дельфах обетный столб с клятвами.

(264) Из пифагорейцев же возвратились около шестидесяти человек, не считая совсем старых; среди них некоторые, занявшись врачеванием и оказывая помощь тем, кто был болен, стали во главе возвращения. Случилось так, что оставшиеся в живых имели теперь в глазах большинства хорошую репутацию, и как раз к этому времени относится возникновение поговорки о преступивших закон: "Теперь их судят не так, как при Ниноне". Когда в земли кротонцев вторглись жители Фурий³⁹¹, пифагорейцы помогали своему городу и вместе с другими рисковали жизнью. Отношение же горожан к ним так сильно переменилось в противоположную сторону, что, не ограничившись похвалами этим мужам, они решили, что праздник в честь Муз будет приятнее этим последним, если общественные жертвоприношения будут совершаться в храме Муз, который ранее был построен пифагорейцами и в котором те почитали богинь. Итак, о гонениях на пифагорейцев сказано достаточно.