• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

А теперь отвлечемся от больших конвоев на север России, состоявших из множества кораблей, и обратим наше внимание на небольшое норвежское рыболовецкое суденышко длиной всего 55 футов с командой из десяти человек, идущее, пыхтя одноцилиндровым мотором, через Северное море в направлении Тронхейм-фьорда, где стоит «Тирпиц», который оно собирается потопить.

Что касается самого немецкого линкора, то многочисленные корабли союзников, привязанные его присутствием к этому региону, и самолеты, следившие за ним, представляли для него меньшую угрозу, чем это 55-фунтовое суденышко под названием «Артур». В его команде было всего десять человек – четыре норвежца и шесть англичан, но под палубой был спрятан смертельно опасный груз – две «колесницы», огромные торпеды, на которые усаживались верхом два «фрогмена» (ныряльщика) в костюмах для подводного плавания.

Эта новая попытка уничтожить «Тирпиц» была предпринята на исходе полярного дня. Ей способствовало наличие несших секретную службу маленьких судов, которые с зимы 1940 г. сновали между Шетландскими островами и оккупированной Норвегией. Их рейсы были настолько регулярны, что в норвежском Сопротивлении их прозвали «шетландские автобусы».

Что касается атаки на «Тирпиц», то ее идея заключалась в том, чтобы послать в Тронхейм-фьорд одно из таких судов, которое должно было отвезти туда человекоуправляемые торпеды и их экипажи из английских моряков. Команда должна была быть, как всегда, норвежской.

«Колесницы», как и многое другое оборудование до этого, необходимо было доставить незаметно для немцев и, когда судно окажется внутри фьорда, отправить к «Тирпицу». После атаки их экипажи и команду судна должны были встретить на берегу бойцы норвежского Сопротивления, которые и переправят их в Швецию.

Операцией руководил бывший капитан парома Лейф Ларсен. Во время войны, работая на «шетландском автобусе», он кроме норвежских наград получил медаль «За выдающуюся отвагу», медаль «За выдающиеся заслуги» со шпалой, крест «За боевые заслуги» и орден «За безупречную службу». Кроме него, всех этих английских наград не удостоился ни один англичанин и ни один иностранец.

Для операции выбрали судно «Артур», и его внутренние помещения переоборудовали так, чтобы скрыть человекоуправляемые торпеды и обслуживающих их шесть диверсантов.

Затем, обладая прекрасным набором поддельных документов, изготовленных по образцам, полученным от норвежских агентов, команда отправилась в путь, имея на борту груз торфа – вполне благовидный груз для каботажного судна, идущего в Тронхейм.

Как обычно, во время таких плаваний между Шетландами и норвежским побережьем море было пустынным – война разогнала все корабли. Первая остановка была сделана в маленькой бухте острова Смёлен у входа в Тронхейм-фьорд. Моряки начали выгружать за борт «колесницы» и как раз в тот момент, когда они открыто лежали на палубе, над «Артуром» пролетел немецкий самолет. Он пару раз пролетел над их головами и улетел, по всей видимости, ничего не заметив. Суденышки вроде «Артура» были обычным явлением, поскольку на них держалась вся экономика обедневшего за годы немецкой оккупации норвежского побережья; если б не эти суденышки, среди населения начался бы голод, и у немцев появилась бы еще одна головная боль.

После того как «колесницы» были выгружены за борт и стали почти незаметны, Ларсен связался с агентом, располагавшим самой свежей информацией о немецкой системе контроля за входом в Тронхейм-фьорд. Получив инструкции, капитан «Артура» направил судно в сторону фьорда. Но тут сломался двигатель. Механик старался изо всех сил и наконец запустил его, но все понимали, что он мог в любой момент отказать снова.

На следующее утро, в 10 часов, начался последний этап операции. Англичане спрятались в наглухо закрытом пространстве между переборками, норвежцы же под видом простых рыбаков собрались на палубе. На подходе к Тронхейму они увидели немецкое досмотровое судно. Они были третьими в очереди на досмотр. Наконец подошел их черед, и они двинулись вперед.

Это был очень опасный момент: не сумей они замедлить ход достаточно плавно, «колесницы», буксируемые за кормой, выскочат на поверхность впереди судна. Вдобавок был момент, когда стоило только немцам посмотреть в воду, как они заметили бы «колесницы», располагавшиеся у самой поверхности; но немцы туда не посмотрели.

Вскоре на борт поднялся немецкий морской офицер. Он прошел в рубку, Ларсен последовал за ним, а остальная команда осталась лицом к лицу с немцами, стоящими на палубе досмотрового судна. Через четверть часа им разрешили идти дальше.

Был еще один опасный момент, когда «Артур» отходил от досмотрового судна, – «колесницы» вновь можно было бы заметить, если бы судно не тронулось крайне осторожно. Но все прошло гладко, и экипажи «колесниц» были вызволены из своего укрытия. Худшее осталось позади, поскольку, когда судно оказалось внутри фьорда, на него уже никто не обращал внимания. Теперь их отделяло от «Тирпица» только 50 миль акватории фьорда и противоторпедные сети, с которыми экипажи торпед, после долгих тренировок, научились справляться.

Всю вторую половину дня при хорошей погоде «Артур» двигался по фьорду по направлению к «Тирпицу». С наступлением темноты погода испортилась, и, хотя до открытого моря было далеко, чувствовалась довольно сильная качка, она оказалась слишком сильной: резкий толчок, еще один, удар по винту, и торпеды оторвались.

Они находились в пяти милях от «Тирпица», незамеченные и совершенно беспомощные.

Один из англичан нырнул и доложил, что кольца, находящиеся в их носу и крепившие торпеды к буксировочным канатам, сломаны, а торпеды отсутствуют. К каким страшным последствиям приводит порой плохое качество работы!

Волнение не утихало, и «Артур» не мог подойти к берегу фьорда в том месте, где их ожидали бойцы норвежского Сопротивления. Судно отправилось дальше по акватории фьорда к закрытому от волн участку берега у шведской границы.

Подойдя к нему, команда бросила судно и, сойдя на берег, разбилась на две группы по пять человек, которые направились в Швецию. До нее было пять дней пути. Поверх морской формы англичане накинули куртки в надежде, что в случае захвата с ними будут обращаться как с военнопленными. Норвежцев, конечно, ждал бы расстрел; впрочем, попадись они во время одного из своих плаваний, их бы точно так же расстреляли, как расстреляли многих их товарищей.

Ларсен был в таких делах опытным человеком и стремился путешествовать с комфортом, если это не сказывалось на безопасности. Первые три ночи они ночевали в домах фермеров, которые, принимая их, подвергали себя риску попасть в концентрационный лагерь. На четвертую ночь они приблизились к границе. Здесь было труднее остаться незамеченными, и четвертую ночь они провели в сарае; на следующий день выпал снег, сильно осложнив им жизнь – они промокли насквозь и продрогли. Бравый моряк Роберт Эванс, похоже, обморозился. Укрыться было негде, и они брели в темноте, а Эванс ковылял за ними. Вдруг они увидели, что путь им перегородили вооруженные полицейские.

Шедшие впереди поняли, что придется открывать огонь; они принялись дергать застежки своих курток, чтобы вытащить оружие, а сами в это время приближались к полицейским. Но «молнии» обледенели и не поддавались. Эванс подошел к полицейским с тыла и, оценив ситуацию, дернул свою застежку. Ему удалось расстегнуть куртку, он выхватил револьвер и выстрелил. Все рванулись вперед. Эванс упал, сраженный пулей, но остальным удалось перебраться через границу, где они встретили вторую группу, которая добралась до Швеции без приключений.

Эвансу уйти не удалось. Немецкие и норвежские войска были подняты по тревоге, и, даже если бы товарищам Эванса удалось найти его, они все равно не смогли бы нести его, тяжелораненного, 10 миль по гористой местности, отделявшей их от Швеции.

Немцы взяли Эванса в плен, вылечили и расстреляли. Это нарушение международных соглашений было одним из обвинений, предъявленных бывшему фельдмаршалу Кейтелю, приговоренному к смерти на Нюрнбергском процессе в ноябре 1946 г.

Вернемся теперь к судьбе «Тирпица» и его влиянию на Вторую мировую войну. Оставив горстку моряков пробиваться по заснеженным горам в Швецию, обратим свой взор на большие конвои, идущие в Северную Африку с грузами для обеспечения операции «Факел». Здесь вновь было наглядно продемонстрировано умение в течение нескольких недель перебросить основные военно-морские силы из одного региона мира в другой. Однако сосредоточение всех имеющихся сил для обеспечения операции «Факел» означало задержку следующего конвоя в Северную Россию. Для Арктики не хватало эскортов, англичане пробовали посылать одиночные торговые суда без сопровождения военных кораблей, в надежде, что им удастся пройти незамеченными там, где большой конвой был бы обнаружен. Было послано 13 кораблей, но до порта назначения добрались всего пять.

В это время «Тирпиц» перебазировался из Тронхейма в Альтен-фьорд в 500 милях севернее, чтобы быть поближе к пути следования арктических конвоев и подальше от авиабаз в Великобритании.

Однако и «Тирпиц», и другие большие корабли мало что могли сделать. На совещании Гитлера и Редера в присутствии Кейтеля 19 ноября в Бергхоже Редер снова заявил, что флот в Норвегии не может развернуться в полную силу из-за отсутствия топлива. Он пророчески заметил, что операции будут планироваться только в том случае, если будут представлены доказательства того, что цель заслуживает потраченных на нее средств. Редер предложил послать «Лютцова» и «Принца Евгения» из Германии в Норвегию, но по причине нехватки горючего Гитлер решил, что идти должен только «Лютцов».

Кризис в бассейне Средиземного моря, вызванный успехами союзников на североафриканском побережье, еще больше обострил ситуацию с топливом, поскольку приходилось посылать теперь в итальянские порты гораздо больше горючего, чем раньше.

22 декабря Гитлер и Редер вновь обсуждали проблему снабжения топливом «Тирпица» и сопровождающих его кораблей, поскольку, как отметил Редер, ситуация с горючим должна была обостриться еще сильней, ибо поставки из Румынии должны были резко сократиться зимой. А потому, сказал Редер, если не позаботиться заранее, станет невозможным заправить большие корабли в немецких портах, так как в случае срочной надобности топлива может не оказаться в наличии.

Гитлера все еще беспокоила возможность вторжения союзников в Норвегию; он считал середину зимы наиболее опасным временем, поскольку темнота может скрыть передвижение войск союзников и защитить их от немецких подлодок, самолетов и береговых частей.

Немцы подозревали, что союзники посылают одиночные корабли в Мурманск и обратно, и для того, чтобы помешать их движению, на север был послан «Лютцов»; но к тому времени, когда он прибыл туда и занялся поиском одиноких судов, была возобновлена отправка больших конвоев.

На этом совещании Гитлера и Редера 22 декабря четко обозначился перелом в ходе войны, произошедший за последние месяцы. И вместо того чтобы думать, как воспользоваться плодами победы в Африке и России, Гитлер и его советники вынуждены были решать, как предотвратить развал фронтов, что могло значительно уменьшить территориальные владения рейха. Был поднят вопрос об оккупации нейтральных стран, чтобы не дать союзникам развить успех. Редер, озабоченный этим аспектом проблемы, предложил оккупировать Испанию и Португалию. Гитлер ответил, что хотел бы посмотреть, как будет развиваться политическая ситуация – главным образом, чем закончатся его переговоры с Испанией[17], – но велел, тем не менее, разработать план оккупации Иберийского полуострова.

Однако было ясно, что Гитлер не понимает, что война вступила в свою решающую стадию. Редер, напротив, понимал, что, несмотря на активность немецких подлодок, союзники не только завоевали господство на старых театрах войны – в водах, омывавших Россию, Великобританию и Ближний Восток, но и способны перебросить свои корабли на новые театры. Редер также понимал, что американские верфи спускают на воду сейчас больше судов, чем успевают потопить немецкие субмарины. Союзникам удалось переломить ход войны, и теперь германский рейх катился к своему поражению.

Немцы уже не могли победить. Сознание того, что, если бы Гитлер внял его советам, ситуация могла бы сложиться по-другому, было слабым утешением для Редера. Гитлер рискнул и начал войну с Великобританией и Францией, а это означало, что в войне на море основная надежда будет возложена на подводные лодки. Гитлер не представлял себе, какую могучую поддержку могли оказать подводному флоту крупные надводные корабли, дождись он ввода в строй этих кораблей. Недоверие к флоту в какой-то мере посеяло в его сознании руководство авиации и лично Геринг, убежденные в том, что люфтваффе легко разгромит надводные флоты противника. Позже стало ясно, что это невозможно, но им удалось избежать объяснения с Гитлером по поводу этого просчета. Редеру же, пострадавшему не по своей вине, пришлось приводить множество оправданий в свой адрес. Его доводы, что победу на море могло принести только взаимодействие субмарин, тяжелых надводных кораблей и морской авиации, оказались бесполезными, поскольку теперь у Германии не могло быть ни тяжелых кораблей, ни авиации.

В какой-то мере причиной этому была вера Гитлера и Геринга в то, что национал-социализм – это революция, и он революционизирует войну, так же как революционизировал Германию. Страны Запада, по мнению Гитлера, находились в упадке, и их демократия безнадежно устарела, как устарело и их оружие. Нечто подобное чувствовали и сами страны Запада; их самолеты были современнее кораблей, поэтому самолеты без труда сумеют вытеснить корабли, особенно большие. Но как показала история «Тирпица», события развивались не так быстро, как хотелось бы. Редер хорошо понимал сложившуюся ситуацию – тяжелые корабли, оснащенные и защищенные собственной авиацией, могли сделать гораздо больше, чем они делали в прошлом, даже до того, как были изобретены самолеты, мины и торпеды, и это наглядно доказали действия американского флота в Тихом океане.

В переломный момент в ходе войны, кода Редер все еще пытался убедить Гитлера и Геринга в том, что необходимо иметь сильный военно-морской флот, произошел случай, который чуть было не привел немецкий надводный флот к гибели за два года до того, как капитулировали его остатки.

К концу ноября 1942 г. необходимость посылать крупные военно-морские соединения союзников в Средиземное море отпала и появилась возможность вернуть в Арктику основной состав эскортов. Это время года было благоприятным для отправки конвоев, потому что, как правильно заметил Гитлер, с конца ноября до середины января в Арктике было так мало дневного света, что о воздушной разведке не могло идти речи.

Между сэром Джоном Товеем, который по-прежнему командовал флотом метрополии, и адмиралтейством возникли некоторые разногласия по поводу организации следующего конвоя. Сэр Джон, как он указывал в своих опубликованных посланиях, был сторонником небольших, не более десяти торговых судов, конвоев, с относительно слабым эскортом. Такие караваны было труднее обнаружить, и в зимнюю погоду в Арктике ими было легче управлять. Адмиралтейство же выступало за большие конвои до 30 судов с максимально мощным эскортом.

Мнение сэра Джона подкреплялось опытом конвоя QP-15, состоявшего из 30 судов, который покинул Белое море 17 ноября и корабли которого из-за темноты и непогоды вскоре совсем потеряли друг друга из виду, и конвой распался. Несмотря на это, до пункта назначения дошли 27 судов, два судна пропали, и одно вернулось в Россию. Однако это было следствием удачи и плохой погоды, которая, возможно, больше мешала немцам, чем союзникам.

Наконец, адмиралтейство и сэр Джон Товей договорились, что следующий конвой будет состоять из двух частей, в каждой из которых будет приблизительно по 16 торговых судов. Они пойдут в сопровождении эсминцев и малых кораблей.

Однако адмиралтейство настаивало, чтобы крейсера прикрытия следовали с конвоем до российского побережья. Адмирал Товей считал, что, учитывая потерю «Эдинбурга», лучше отослать крейсера назад по достижении ими 25° восточной долготы. В своем послании по поводу следующего конвоя адмирал Товей великодушно признал, что настойчивость адмиралтейства оказалась оправданной. Если бы крейсера, следуя его совету, повернули назад, они не смогли бы участвовать в бою, происшедшем 31 декабря.

Перед отплытием этого конвоя обозначения PQ и QP были отменены по соображениям безопасности; конвои в Россию, ранее кодированные PQ, теперь именовались JW и имели номера, начинавшиеся с 51. Таким же образом конвои QP из России на запад стали обозначаться RA, опять же начиная с номера 51.

JW-51A, или первая половина конвоя, прошел весь путь без приключений и к Рождеству достиг Кольского залива.

JW-51B покинул Лох-Ю 22 декабря. 14 торговых судов, окрашенных в серый цвет с полосами ржавчины, принадлежали шести различным странам и шли в сопровождении семи эсминцев. Погода испортилась не на шутку, и у эсминца «Бульдог» разбило переднюю стенку рубки, а эсминец «Ашатес» чуть было не потерял мачту. Эту и другие поломки на «Ашатесе» можно было исправить в море, а «Бульдогу» пришлось вернуться на базу. Теперь у конвоя осталось только шесть эсминцев, но один из них, «Ориби», потерялся в темноте из-за поломки гирокомпаса, поэтому оставалось только пять эсминцев – «Онслоу», «Обидиент», «Орвелл», «Обдьюрат» и «Ашатес», а также два корвета и траулер. Командовал этими кораблями капитан Р.Ст. Винсент Шербрук, кавалер ордена «За боевые заслуги». Он шел на флагманском корабле «Онслоу».

30 декабря Кольский залив покинул первый конвой, обозначенный литерами RA.

Несмотря на плохую погоду и темноту, самолеты-разведчики противника обнаружили конвой, и адмирал Кумметц, командовавший германским соединением в Северной Норвегии, решил вывести в море «Лютцов» и «Хиппер», чтобы атаковать его. «Хиппер» должен был взять на себя эскорт конвоя, а «Лютцов» – заняться уничтожением незащищенных торговых судов.

Для прикрытия обоих конвоев RF-51 и JW-51B были выделены два крейсера – «Шеффилд» и «Ямайка», под командованием контр-адмирала Р.Л. Бернета, кавалера ордена Бани и ордена Британской империи IV степени, державшего свой флаг на «Шеффилде».

Надстройки военных кораблей покрылись толстым слоем льда, который чуть было не лишил их возможности сражаться, а торговые корабли не смогли бы разгрузиться по прибытии в порт назначения. Для того чтобы устранить эту опасность, на судах, трюмы которых были забиты грузами, а палубы заставлены самолетами и танками, постоянно проворачивали лебедки. Остановившись, они тут же замерзали, и никто не знал, удастся ли их снова запустить, когда придет время разгружаться в Мурманске.

На малых эскортных кораблях на надстройках намерзало до 150 тонн льда, и это угрожало их остойчивости. Однако все это были временные трудности, постоянно же существовала другая опасность – из-за сильного холода могло отказать вооружение и визуальные сигнальные средства. Последняя опасность была особенно серьезной, поскольку радиообмен мог выдать врагу местоположение кораблей союзников.

Условия на борту судов были просто ужасными; на переборках намерзал конденсат толщиной до трех дюймов, несмотря на то что от него пытались избавиться с помощью пара, подававшегося из машинного отделения. Видимость во время следования этого конвоя не превышала семи миль к северу и десяти к югу. Небо почти все время было затянуто низкими облаками. В ночь на 28 декабря налетел штормовой ветер, и восемь судов из колонны потеряли контакт с остальными. На их поиски был послан минный тральщик «Брэмбл». Три торговых судна вскоре воссоединились с конвоем, «Брэмбл» так и не вернулся.

А тем временем ни адмирал Бернет с его двумя крейсерами, ни капитан Шербрук с конвоем не знали о местоположении друг друга.

Утром 31 декабря температура опустилась до -16 градусов, и все корабли были покрыты льдом; ветер стих, а лениво колышущееся море равнодушно ожидало очередных жертв. «Хиппер» и «Лютцов» шли в сторону конвоя – шесть 11-дюймовых, восемь 8-дюймовых и шесть 6-дюймовых орудий против восьми 4,7-дюймовых орудий на «Онслоу», «Ашатесе» и двенадцати 4-дюймовых орудий на «Обидиенте», «Обдьюрате» и «Орвелле». Три последних корабля, как и «Онслоу», должны были быть вооружены 4,7-дюймовыми орудиями, но из-за немецких воздушных налетов, в первую очередь на Ковентри, военные заводы не смогли вовремя поставить новые орудия, и по завершении строительства самих кораблей их вооружили устаревшими 4-дюймовыми орудиями, снятыми со списанных в межвоенный период эсминцев.

По расчетам специалистов, британские эсминцы мало что могли сделать в случае столкновения с немецкими кораблями; единственным утешением была плохая погода, которая, правда, постепенно улучшалась. Погода мешала немецким разведывательным самолетам и субмаринам вести наблюдение за морем. С «Обидиента» поступило сообщение о находящейся вблизи подводной лодке, но долгие ее поиски ничего не дали.

В последнее утро 1942 г. справа от конвоя из полутьмы и тумана вынырнули немецкие эсминцы, сначала два, потом еще один. Они были замечены корветом «Хайдерабад», который принял их за русские корабли, шедшие на помощь англичанам, и поэтому не сообщил о них.

Почти сразу же после этого их заметил «Обдьюрат», также справа от конвоя. «Обдьюрат» пошел на сближение, но пересек путь судам, шедшим в хвосте конвоя, и повернул на север. Немцы открыли по нему огонь, и «Обдьюрат» вернулся к конвою. В то же самое время капитан Шербрук развернул свой «Онслоу» в сторону опасного участка – хвоста конвоя, приказав эсминцам сосредоточиться, а конвою повернуть на юг. Под низко нависшим мрачным небом «Онслоу» и последовавший за ним «Орвелл» бросились на противника. Сквозь облака пробивался слабый серый свет, а горизонт освещался вспышками орудийных залпов.

Вскоре появился еще один вражеский корабль – он на большой скорости приближался к конвою. На «Онслоу» опознали «Хиппер», который почти сразу же осветился оранжевыми вспышками выстрелов. Он открыл огонь из восьми своих 8-дюймовых орудий, направленных на «Онслоу» и «Орвелл», но «Ашатес», находясь в 4 милях от них, закрыл хвост уходящего конвоя дымовой завесой. Но, ставя ее, «Ашатес» резко выделялся на фоне белого дыма завесы, и немцы отлично его видели.

«Хиппер» же, благодаря своей защитной окраске светло– и темно-серого цвета, был виден очень плохо, однако яркие огненные всплески от выстрелов его 8-дюймовых орудий выдавали его присутствие. Один-единственный такой снаряд мог вывести эсминец из строя, а всплески взрывов вздымались все ближе и ближе к эсминцам. Французский капитан Вюлье после войны так описывал этот момент: «Наверное, ни один конвой за всю историю морских сражений не оказывался столь открытым для пушек врага, а у больших кораблей не было лучшего шанса продемонстрировать всю свою мощь».

«Онслоу» открыл огонь с 9000 ярдов и одновременно маневрировал так, чтобы находиться между «Хиппером» и конвоем. «Хиппер» в это время обстреливал торговые суда, шедшие в хвосте конвоя, стараясь попасть в первую очередь в новейший танкер «Эмпайс Эмералд».

В это время другие британские эсминцы, которые в начале боя находились на флангах конвоя, шли на соединение с «Онслоу». Капитан Шербрук, однако, не мог сосредоточить все свое внимание на «Хиппере», поскольку знал, что где-то рядом находятся еще три немецких эсминца, которые были замечены в начале боя. Поэтому он разделил свои силы и послал «Обидиет» и «Обдьюрат» защищать торговые суда от этих эсминцев, которые могли появиться с другой стороны, а «Онслоу» и «Орвелл» оставил между «Хиппером» и конвоем.

Стало ясно, что германский крейсер опасался торпедной атаки и не подходил близко; поэтому началась беспорядочная перестрелка между «Хиппером» и «Онслоу» и «Орвеллом». Обе стороны стреляли с неравномерными промежутками сквозь дым и туман, стоило им только увидеть друг друга. На протяжении всего боя расстояние для торпедной атаки британских эсминцев было слишком велико; они постоянно маневрировали, уклоняясь от немецких снарядов. В 10.06 англичане трижды поразили «Хиппер», когда германский корабль попытался сделать рывок вперед и в сторону от преследователей, чтобы обойти заслон из эсминцев и напрямую выйти на конвой.

К месту сражения спешили и другие корабли – «Шеффилд» и «Ямайка», но им требовалось около двух часов, чтобы достичь конвоя. Шербруку эти два часа показались, наверное, вечностью, и он опасался, что по истечении этого времени на свете уже не будет ни его, ни его кораблей. К счастью, капитан Шербрук еще не знал тогда, что «Лютцов», гораздо более мощный корабль, чем «Хиппер», находился поблизости и был готов вступить в бой.

А пока непосредственной заботой капитана Шербрука было держаться между «Хиппером» и конвоем, а также умело управлять своими эсминцами, чтобы вода от разрывов снарядов не попадала на борт корабля и, замерзая, не выводила из строя пушки и торпедные аппараты.

Конвой, скрытый дымовой завесой, поставленной эсминцем «Ашатес», пока не обстреливался, и «Хиппер» сосредоточил весь свой огонь на «Онслоу».

8-дюймовые снаряды легли совсем рядом с полубаком британского эсминца, следующий залп угодил в то же самое место. Шербрук стоял на открытом мостике и обдумывал ситуацию; когда вражеские снаряды перелетели через «Онслоу», стало ясно, что противник сейчас уменьшит дальность стрельбы и накроет эсминец. «Онслоу» отвернул. После недолета комендоры противника должны были увеличить дальность, и «Онслоу» повернул в сторону немцев. Таким образом удалось уберечься от пяти залпов, каждый из которых мог бы потопить британский эсминец. Снаряды шестого залпа легли по обеим сторонам корабля на уровне мостика, и осколки повредили корпус в районе машинного отделения.

В 10.20 прозвучал седьмой залп.

Восьмидюймовый снаряд попал в верхнюю часть дымовой трубы, словно гигантским топором расколол ее пополам и изрешетил заднюю часть мостика. Капитан Шербрук был тяжело ранен, он потерял глаз и временно ослеп; главные антенны и оба радара были уничтожены, машинное отделение получило пробоину, два носовых орудия вышли из строя, а на передней надстройке и жилой палубе начался пожар. Начали рваться готовые к стрельбе снаряды, а еще один разорвавшийся рядом немецкий снаряд вызвал во многих местах течь. «Онслоу» вынужден был уменьшить ход до 15 узлов, а капитан Шербрук, превозмогая боль, отказывался от медицинской помощи, пока не убедился, что пробоина в машинном отделении заделана и рулевое управление работает, а командование боем, подчиняясь его приказу, принял на себя «Обидиент».

Еще три раза снаряды «Хиппера» чуть было не попали в «Онслоу». Орудия эсминца молчали – два были выведены из строя прямыми попаданиями, два – в результате отказа электропитания и обледенения затворов. Густой черный дым валил из трубы, смешиваясь с белым паром из предохранительных клапанов. Старший помощник, принявший командование кораблем, когда Шербрука увели на перевязку, заметил, что сочетание дыма и пара составило великолепный этюд в черно-белых тонах, а корабль быстро кренился на левый борт. Шум вырывающегося пара заглушал голоса, а дым пожаров на носу делал пребывание на мостике почти невозможным. Шербрук, получив медицинскую помощь, находился у себя каюте, принимая доклады и консультируя старшего помощника.

«Обидиент» вместе с «Обдьюратом» велел «Орвеллу» подойти, когда «Хайдерабад» обнаружил два немецких эсминца, приближавшиеся к конвою. Понимая, что успешно атаковать им не удастся, они на малой скорости прошли мимо «Хайдерабада» и заняли позиции возле «Хиппера».

В это время внезапно налетела снежная буря. Вдруг с севера из нее появились «Хиппер» и два эсминца и, направившись к конвою, подошли к нему на расстояние в пять миль, в то время как «Обидиент» устремился к противнику, ставя дымовую завесу.

«Хиппер» сосредоточил огонь на «Ашатесе», державшемся в хвосте конвоя. Снаряд попал в его мостик, разрушив его переднюю часть. Командир эсминца погиб, а из-за повреждений в машинном отделении скорость корабля упала до 10 узлов. Тем не менее, он в течение двух часов сохранял свое место в строю.

В 11.20 прямое попадание получил «Ашатес». Через 10 минут «Хиппер» снова отвернул, и за ним последовали эсминцы, которые, как ни странно, не принимали практически никакого участия в сражении. С немецкой точки зрения, это противоречило установкам кайзеровского флота, в котором эсминцы всегда были самыми отважными и лучше всего управляемыми надводными кораблями.

«Обидиент» в последний раз вступил в бой с «Хиппером» вместе со своими товарищами по флотилии, защищая «Ашатес», но потерял радиостанцию, и командование флотилией перешло к «Обдьюрату».

Вскоре сигнальщики на британских эсминцах заметили две вспышки залпов на северо-востоке. Одна из них означала, что к месту сражения подошли «Шеффилд» и «Ямайка». Это случилось в 11.38.

Подойдя к «Хипперу» с борта, не занятого стрельбой, британские крейсера застали его врасплох, и «Шеффилд» успел сделать четыре залпа, прежде чем немецкий корабль начал отвечать. «Хиппер» отвернул, и, когда «Шеффилд» бросился за ним, впереди появился немецкий эсминец «Фридрих Экольдт», который был потоплен.

Другими вспышками, замеченными британскими эсминцами, по-прежнему прикрывавшими хвост конвоя, оказались вспышки от залпов «Лютцова», стрелявшего по маленькому тральщику «Брэмбл», вооруженному лишь одним 4-дюймовым орудием. Он сразу же вышел из строя, взорвался и затонул. Весь его экипаж погиб.

«Лютцов», пройдя поблизости от обломков «Брэмбла», направился в сторону конвоя и вскоре открыл по нему огонь. Ему удалось повредить панамский сухогруз «Калибр», и верные эсминцы поспешили загородить его от врага.

По пути они заметили «Хиппер» и два оставшихся эсминца. Однако им не пришлось сражаться сразу с двумя большими германскими кораблями, поскольку «Лютцов» перенес огонь на британские крейсера. Прежде чем уйти, он нанес еще один удар по «Ашатесу», так что в конце сражения эсминец перевернулся и затонул. Уцелевших моряков подобрал траулер «Нозерн Джем».

Капитан Шербрук получил крест Виктории. Среди награжденных оказался и матрос 2-й статьи Э.Г. Майер с траулера «Нозерн Джем», который в свои 42 года пошел добровольцем на флот; это было его первое плавание. Майер получил награду за заботу о раненых с «Ашатеса»; он умело и преданно ухаживал за ними, что было немудрено, ибо его жена работала медицинской сестрой в госпитале.

«Шеффилд» и «Ямайка» отогнали противника, но четыре оставшихся эсминца эскорта об этом не знали, и, когда они, собрав конвой, вновь направились к Мурманску, их опасения за судьбу конвоя еще не развеялись, поскольку только один из них не был поврежден, а вблизи, если верить радиосообщениям, находился «Нюрнберг». Только те, кто в полночь услышал по Би-би-си, что корабли противника вернулись на базу, немного успокоились.

Адмирал Товей так писал об этом сражении: «Все офицеры и матросы эскорта и сил прикрытия на протяжении успешного боя против превосходящих сил противника действовали в соответствии с традициями флота. Честь и хвала пяти эсминцам, которые в течение четырех часов сдерживали противника, имевшего один карманный линкор, один тяжелый крейсер и шесть эсминцев, а также преимущество внезапности и настроения, и двум крейсерам, вооруженным 6-дюймовыми орудиями, которые сумели отогнать немецкие корабли».

Германские же крейсера показали себя в этом бою не с лучшей стороны. Аналогичным примером могут служить неумелое командование Лютьенсом кораблями «Шарнхост» и «Гнейзенау» во время их длительного рейда в начале 1941 г., а также тот бой, когда тот же самый адмирал не сумел отправить на дно поврежденный «Принс оф Уэлс», после того как «Бисмарк» потопил линкор «Худ».

Такие неудачи случались и позже. Сильнее всего огорчил СКЛ бой, происшедший в декабре 1943 г. между британскими легкими крейсерами «Глазго» и «Энтерпрайз» и одиннадцатью германскими эсминцами и торпедными катерами, которые сопровождали корабль, прорвавший блокаду и шедший в родной порт через Бискайский залив. Он и еще три германских торпедных катера были потоплены, в то время как британские крейсера благополучно вернулись на базу.

При чтении комментариев к этим сражениям в архивах СКЛ складывается впечатление, что на штабном уровне, наконец, начали понимать, что германские надводные корабли не имели реальной надежды на успех. Похоже, бой с «Глазго» и «Энтерпрайзом» шокировал СКЛ гораздо сильнее, чем уничтожение «Шарнхорста» и «Бисмарка» и даже повреждение самого «Тирпица».

Причины этих неудач заключались вовсе не в отсутствии мужества у немецких моряков – его было у них не отнять. Им не хватало мастерства в основном вследствие недостатка морской практики и вечной боязни, что один-единственный удачный выстрел мог на долгое время вывести из строя корабль, которых и без того было очень мало. Но, обращаясь к описаниям этих боев, как официальным, так и неофициальным, убеждаешься, что на исход морских сражений между англичанами и немцами влиял еще один фактор. Это – отсутствие уверенности в себе, которую так часто проявляли немцы в боях на суше, в воздухе или под водой.

Казалось, что они почти всегда ощущали чувство неполноценности, возникавшее неизвестно почему, ибо храбрость немецких моряков и их техническая оснащенность не уступали храбрости и технической оснащенности противника. Это чувство, возможно, возникло под влиянием опыта, полученного германским флотом в единственной войне, в которой он участвовал, то есть войне 1914–1918 гг. Тогда германские надводные корабли и не думали меряться силами с британским флотом. В тот единственный раз, когда оба флота сошлись в битве, единственной заботой весьма способного немецкого адмирала было как можно скорее привести свои корабли домой. А когда он привел их домой, то его единственной заботой стало доложить, что главный урок Ютландской битвы заключается в том, что у германского флота нет никаких шансов победить в сражении надводных кораблей. Этот вывод «Шеера» никем не оспаривался все оставшиеся годы Первой мировой войны и не подвергался сомнению в течение всей Второй. Ютланд не был такой уж великой победой для англичан, но, быть может, то, что он оказал такое влияние на умы немцев, сделало больше, чем все победоносные сражения Первой мировой войны.

Так закончился 1942 г. – решающий год войны на море.