• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

1. Городом Римом от его начала правили цари:[1] народовластие и консулат установил ЛуцийБрут. Лишь на короткое время вводилась единоличная диктатура[2]; власть децемвиров длилась не дольше двухлет[3], недолго существовали и консульскиеполномочия военных трибунов[4]. Нивладычество Цинны, ни владычество Суллы не было продолжительным, и могуществоПомпея и Красса вскоре перешло к Цезарю, а оружие Лепида и Антония — к Августу,который под именем принцепса[5] принял подсвою руку истомленное гражданскими раздорами государство. Но о древних делахнарода римского, счастливых и несчастливых, писали прославленные историки; небыло недостатка в блестящих дарованиях и для повествования о времени Августа,пока их не отвратило от этого все возраставшее пресмыкательство пред ним.Деяния Тиберия и Гая, а также Клавдия и Нерона, покуда они были всесильны, изстраха пред ними были излагаемы лживо, а когда их не стало — под воздействиемоставленной ими по себе еще свежей ненависти. Вот почему я намерен, в немногихсловах рассказав о событиях под конец жизни Августа, повести в дальнейшемрассказ о принципате Тиберия и его преемников, без гнева и пристрастия, причиныкоторых от меня далеки.

2. Когда после гибели Брута и Кассия[6] республиканское войско пересталосуществовать и когда Помпей был разбит у Сицилии[7], отстранен от дел Лепид[8], умер Антоний[9],не осталось и у юлианской партии[10]другого вождя, кроме Цезаря, который, отказавшись от звания триумвира, именуясебя консулом и якобы довольствуясь трибунскою властью для защиты прав простогонарода[11], сначала покорил своимищедротами воинов, раздачами хлеба — толпу и всех вместе — сладостными благамимира, а затем, набираясь мало-помалу силы, начал подменять собою сенат,магистратов и законы, не встречая в этом противодействия, так как наиболеенепримиримые пали в сражениях и от проскрипций[12], а остальные из знати, осыпанные им в меру ихготовности к раболепию богатством и почестями и возвысившиеся благодаря новымпорядкам, предпочитали безопасное настоящее исполненному опасностей прошлому.Не тяготились новым положением дел и провинции: ведь по причине соперничествазнати и алчности магистратов доверие к власти, которой располагали сенат инарод, было подорвано, и законы, нарушаемые насилием, происками, наконецподкупом, ни для кого не были надежною защитой.

3. И вот Август, стремясь упрочить свое господство,возвеличил Клавдия Марцелла, еще совсем юного сына своей сестры, сделав еговерховным жрецом[13], а также курульнымэдилом[14], и Марка Агриппу, родомнезнатного, но хорошего полководца, разделявшего с ним славу победы, —предоставляя ему консульство два года сряду[15] и позднее, после кончины Марцелла, взяв его в зятья. Своихпасынков Тиберия Нерона и Клавдия Друза[16] он наделил императорским титулом, хотя все его дети былитогда еще живы. Ведь он принял в род Цезарей[17] сыновей Агриппы, Гая и Луция, и страстно желал, чтобы они,еще не снявшие отроческую претексту[18],были провозглашены главами молодежи[19] инаперед избраны консулами[20], хотя повидимости и противился этому. После того как Агриппы не стало, Луция Цезаря,направлявшегося к испанским войскам, и Гая, возвращавшегося из Армении сизнурительной раною, унесла смерть, ускоренная судьбой или кознями мачехиЛивии, а Друз умер еще ранее, Нерон остался единственным пасынком принцепса.Все внимание теперь устремляется на него одного. Август усыновляет его, беретсебе в соправители, делит с ним трибунскую власть; и уже не в силу темныхпроисков Ливии, как прежде, — теперь его открыто почитают и превозносят во всехвойсках. Более того, Ливия так подчинила себе престарелого Августа, что тотвыслал на остров Планазию единственного своего внука Агриппу Постума, молодогочеловека с большой телесной силой, буйного и неотесанного, однако не уличенногони в каком преступлении. Правда, во главе восьми легионов на Рейне Август всеже поставил сына Друза — Германика и приказал Тиберию усыновить его: хотя уТиберия был родной сын юношеского возраста[21], представлялось желательным укрепить семью дополнительноюопорой. Войны в эти годы не было, за исключением войны против германцев,продолжавшейся скорее для того, чтобы смыть позор поражения и гибели целоговойска вместе с Квинтилием Варом, чем из стремления распространить римскуювласть или ради захвата богатой добычи. Внутри страны все было спокойно, те женеизменные наименования должностных лиц; кто был помоложе, родился после битвыпри Акции, даже старики, и те большей частью — во время гражданских войн[22]. Много ли еще оставалось тех, кто своимиглазами видел республику?

4. Итак, основы государственного порядка претерпелиглубокое изменение, и от общественных установлений старого времени нигде ничегоне осталось. Забыв о еще недавнем всеобщем равенстве, все наперебой ловилиприказания принцепса; настоящее не порождало опасений, покуда Август, во цветелет, деятельно заботился о поддержании своей власти, целостности своей семьи игражданского мира. Когда же в преклонном возрасте его начали томить недуги ителесные немощи и стал приближаться его конец, пробудились надежды на переменыи некоторые принялись толковать впустую о благах свободы, весьма многиеопасались гражданской войны, иные — желали ее. Большинство, однако, на все ладыразбирало тех, кто мог стать их властелином: Агриппа — жесток, раздраженнанесенным ему бесчестием и ни по летам, ни но малой опытности в делахнепригоден к тому, чтобы выдержать такое бремя: Тиберий Нерон — зрел годами,испытан в военном деле, но одержим присущей роду Клавдиев надменностью, и частоу него прорываются, хотя и подавляемые, проявления жестокости. С раннегодетства он был воспитан при дворе принцепса; еще в юности превознесенконсульствами и триумфами[23]; и даже вгоды, проведенные им на Родосе под предлогом уединения, а в действительностиизгнанником[24], он не помышлял ни о чемином, как только о мести, притворстве и удовлетворении тайных страстей. Ковсему этому еще его мать с ее женской безудержностью: придется рабскиповиноваться женщине и, сверх того, двоим молодым людям[25], которые какое-то время будут утеснять государство, акогда-нибудь и расчленят его.

5. Пока шли эти и им подобные толки, здоровье Августаухудшилось, и некоторые подозревали, не было ли тут злого умысла Ливии. Ходилслух, что за несколько месяцев перед тем Август, открывшись лишь несколькимизбранным и имея при себе только Фабия Максима, отплыл на Планазию, чтобыповидаться с Агриппой: здесь с обеих сторон были пролиты обильные слезы иявлены свидетельства взаимной любви, и отсюда возникло ожидание, что юношабудет возвращен пенатам деда; Максим открыл эту тайну своей жене Марции, та —Ливии. Об этом стало известно Цезарю: и когда вскоре после того Максимскончался, — есть основания предполагать, что он лишил себя жизни, — на егопохоронах слышали причитания Марции, осыпавшей себя упреками в том, что онасама была причиною гибели мужа. Как бы то ни было, но Тиберий, едва успевшийприбыть в Иллирию, срочно вызывается материнским письмом; не вполне выяснено,застал ли он Августа в городе Ноле еще живым или уже бездыханным. Ибо Ливия,выставив вокруг дома и на дорогах к нему сильную стражу, время от времени, покапринимались меры в соответствии с обстоятельствами, распространяла добрые вестио состоянии принцепса, как вдруг молва сообщила одновременно и о кончинеАвгуста, и о том, что Нерон принял на себя управление государством.

6. Первым деянием нового принципата было убийствоАгриппы Постума, с которым, застигнутым врасплох и безоружным, не без тяжелойборьбы справился действовавший со всею решительностью центурион. Об этом делеТиберий не сказал в сенате ни слова; он создавал видимость, будто такраспорядился его отец, предписавший трибуну, приставленному для наблюдения заАгриппой, чтобы тот не замедлил предать его смерти, как только принцепсиспустит последнее дыхание. Август, конечно, много и горестно жаловался нанравы этого юноши и добился, чтобы его изгнание было подтверждено сенатскимпостановлением; однако никогда он не ожесточался до такой степени, чтобыумертвить кого-либо из членов своей семьи, и маловероятно, чтобы он пошел наубийство внука ради безопасности пасынка. Скорее Тиберий и Ливия — он изстраха, она из свойственной мачехам враждебности — поторопились убратьвнушавшего подозрения и ненавистного юношу. Центуриону, доложившему, согласновоинскому уставу, об исполнении отданного ему приказания, Тиберий ответил, чтоничего не приказывал и что отчет о содеянном надлежит представить сенату. Узнавоб этом, Саллюстий Крисп, который был посвящен в эту тайну (он сам отослалтрибуну письменное распоряжение) и боясь оказаться виновным — ведь ему былоравно опасно и открыть правду, и поддерживать ложь, — убедил Ливию, что неследует распространяться ни о дворцовых тайнах, ни о дружеских совещаниях, ниоб услугах воинов и что Тиберий не должен умалять силу принципата, обо всемоповещая сенат: такова природа власти, что отчет может иметь смысл толькотогда, когда он отдается лишь одному.

7. А в Риме тем временем принялись соперничать визъявлении раболепия консулы, сенаторы, всадники. Чем кто был знатнее, тембольше он лицемерил и подыскивал подобающее выражение лица, чтобы не моглопоказаться, что он или обрадован кончиною принцепса, или, напротив, опечаленначалом нового принципата; так они перемешивали слезы и радость, скорбныесетования и лесть. Консулы Секст Помпей и Секст Аппулей первыми принеслиприсягу на верность Тиберию; они же приняли ее у Сея Страбона, префектапреторианских когорт[26], и Гая Туррания,префекта по снабжению продовольствием; вслед за тем присягнули сенат, войска инарод. Ибо Тиберий все дела начинал через консулов, как если бы сохранялсяпрежний республиканский строй и он все еще не решался властвовать; даже эдикт,которым он созывал сенаторов на заседание, был издан им с ссылкою на трибунскуювласть, предоставленную ему в правление Августа. Эдикт был немногословен исоставлен с величайшею сдержанностью: он намерен посоветоваться о почестяхскончавшемуся родителю; он не оставляет заботы о теле покойного, и этоединственная общественная обязанность, которую он присвоил себе. Между темпосле кончины Августа Тиберий дал пароль преторианским когортам, как если быбыл императором; вокруг него были стража, телохранители и все прочее,чтопринято при дворе. Воины сопровождали его на форум и в курию[27]. Он направил войскам послания, словнопринял уже титул принцепса, и вообще ни в чем, кроме своих речей в сенате, невыказывал медлительности. Основная причина этого — страх, как бы Германик,опиравшийся на столькие легионы, на сильнейшие вспомогательные войска союзникови исключительную любовь народа, не предпочел располагать властью, чемдожидаться ее. Но Тиберий все же считался с общественным мнением и стремилсясоздать впечатление, что он скорее призван и избран волей народною, чемпробрался к власти происками супруги принцепса и благодаря усыновлению старцем.Позднее обнаружилось, что он притворялся колеблющимся ради того, чтобы глубжепроникнуть в мысли и намерения знати; ибо, наблюдая и превратно истолковываяслова и выражения лиц, он приберегал все это для обвинений.

8. На первом заседании сената Тиберий допустил кобсуждению только то, что имело прямое касательство к последней воле ипохоронам Августа, в чьем завещании, доставленном девами Весты[28], было записано, что его наследники —Тиберий и Ливия; Ливия принималась в род Юлиев и получала имя Августы[29]. Вторыми наследниками назначалисьвнуки и правнуки, а в третью очередь — наиболее знатные граждане[30], и среди них очень многие,ненавистные принцепсу, о которых он упомянул из тщеславия и ради доброй славы впотомстве. Завещанное не превышало оставляемого богатыми гражданами, если несчитать сорока трех миллионов пятиста тысяч сестерциев[31], отказанных казне и простому народу, и денег дляраздачи по тысяче сестерциев каждому воину преторианских когорт, по пятисот —воинам римской городской стражи[32] и потриста — легионерам и воинам из когорт римских граждан[33]. Затем перешли к обсуждению погребальных почестей;наиболее значительные были предложены Галлом Азинием — чтобы погребальноешествие проследовало под триумфальною аркой, и Луцием Аррунцием — чтобы впередитела Августа несли заголовки законов, которые он издал, и наименованияпокоренных им племен и народов. К этому Мессала Валерий добавил, что надлежитежегодно возобновлять присягу на верность Тиберию; на вопрос Тиберия, выступаетли он с этим предложением, по его, Тиберия, просьбе, тот ответил, что говорилпо своей воле и что во всем, касающемся государственных дел, он намерен ивпредь руководствоваться исключительно своим разумением, даже если это будетсопряжено с опасностью вызвать неудовольствие; такова была единственнаяразновидность лести, которая оставалась еще неиспользованной. Сенатединодушными возгласами выражает пожелание, чтобы тело было отнесено к коструна плечах сенаторов. Тиберий с высокомерною скромностью отклонил это иобратился к народу с эдиктом, в котором увещевал его не препятствовать сожжениютела на Марсовом поле, в установленном месте, и не пытаться совершить это нафоруме, возбуждая из чрезмерного рвения беспорядки, как некогда на похоронахбожественного Юлия[34]. В день похоронАвгуста воины были расставлены словно для охраны, и это вызвало многочисленныенасмешки всех, кто видел собственными глазами или знал по рассказам родителейсобытия того знаменательного дня, когда еще не успели привыкнуть к порабощениюи была столь несчастливо снова обретена свобода и когда убийство диктатораЦезаря одним казалось гнуснейшим, а другим величайшим деянием; а теперь старикапринцепса, властвовавшего столь долго и к тому же снабдившего своих наследниковсредствами против народовластия, считают необходимым охранять с помощьювоинской силы, дабы не было потревожено его погребение.

9. И затем — бесконечные толки о самом Августе, причемочень многих занимал такой вздор, как то, что тот же день года, в которыйнекогда он впервые получил власть, стал для него последним днем жизни[35] и что жизнь свою он окончил в Ноле,в том же доме и том же покое, где окончил ее и Октавий, его отец. Называлитакже число его консульств, которых у него было столько же, сколько у ВалерияКорва и Гая Мария вместе[36]: трибунскаявласть находилась в его руках на протяжении тридцати семи лет, титуломимператора[37] он был почтен двадцать одинраз, и неоднократно возобновлялись другие его почетные звания и присуждалисьновые. Среди людей мыслящих одни на все лады превозносили его жизнь, другие —порицали. Первые указывали на то, что к гражданской войне[38] — а ее нельзя ни подготовить, ни вести, соблюдаядобрые нравы, — его принудили почтительная любовь к отцу и бедственноеположение государства, в котором тогда не было места законам. Во многом онпошел на уступки Антонию, стремясь отомстить убийцам отца[39], во многом — Лепиду. После того как этот утратилвлияние по неспособности, а тот опустился, погрязнув в пороках[40], для истощаемой раздорами родины неоставалось иного спасения, кроме единовластия; но, устанавливая порядок вгосударстве, он не присвоил себе ни царского титула, ни диктатуры, а принялнаименование принцепса: ныне империя ограждена морем Океаном и дальнимиреками[41]; легионы, провинции, флот — всемежду собою связано; среди граждан — правосудие, в отношении союзников —умеренность; сам город украсился великолепным убранством; лишь немногое былосовершено насилием, чтобы во всем остальном были обеспечены мир и покой.

10. Другие возражали на это: почтительная любовь к отцуи тяжелое положение государства — не более как предлог; из жажды власти онпривлек ветеранов щедрыми раздачами; будучи еще совсем молодым человеком ичастным лицом, он набрал войско, подкупил легионы консула[42], изображал приверженность к партии помпеянцев; затем,когда по указу сената он получил фасции и права претора и когда были убитыГирций и Панса, — принесли ли им гибель враги или Пансе — влитый в его рану яд,а Гирцию — его же воины и замысливший это коварное дело Цезарь, — он захватилвойска того и другого; вопреки воле сената, он вырвал у него консульство, иоружие, данное ему для борьбы с Антонием, обратил против республики; далее,проскрипции граждан, разделы земель, не находившие одобрения даже у тех, кто ихпроводил. Пусть конец Кассия и обоих Брутов — это дань враждебности к ним впамять отца, хотя подобало бы забыть личную ненависть ради общественной пользы;но Помпей был обманут подобием мира, а Лепид личиною дружбы; потом и Антоний,усыпленный соглашениями в Таренте и Брундизии, а также браком с его сестрой[43], заплатил смертью за это коварноподстроенное родство. После этого, правда, наступил мир, однако запятнанныйкровью: поражения Лоллия и Вара, умерщвление в Риме таких людей, как Варрон,Эгнаций, Юл. Не забывали и домашних дел Августа: он отнял у Нерона жену ииздевательски запросил верховных жрецов, дозволено ли, зачав и не разрешившисьот бремени, вступать во второе замужество[44]. Говорили и о роскоши Тедия[45] и Ведия Поллиона[46];наконец, также о Ливии, матери, опасной для государства, дурной мачехе длясемьи Цезарей. Богам не осталось никаких почестей, после того как он пожелал,чтобы его изображения в храмах были почитаемы фламинами и жрецами какбожества[47]. И Тиберия он назначил своимпреемником не из любви к нему или из заботы о государстве, но потому, что,заметив в нем заносчивость и жестокость, искал для себя славы от сравнения стем, кто был много хуже. Ведь несколько лет назад, требуя от сенаторов, чтобыони снова предоставили Тиберию трибунскую власть[48], Август, хотя речь его и была хвалебною, обронил кое-чтоотносительно осанки, образа жизни и нравов Тиберия, в чем под видом извинениязаключалось порицание. Но так или иначе, после того как погребение былосовершено с соблюдением всех полагающихся обрядов, сенат постановил воздвигнутьАвгусту храм и учредить его культ.

11. Затем обращаются с просьбами к Тиберию. А он вответ уклончиво распространялся о величии империи, о том, как недостаточны егосилы. Только уму божественного Августа была подстать такая огромная задача;призванный Августом разделить с ним его заботы, он познал на собственном опыте,насколько тяжелое бремя — единодержавие, насколько все подвластно случайностям.Поэтому пусть не возлагают на него одного всю полноту власти в государстве,которое опирается на стольких именитых мужей; нескольким объединившим усилиябудет гораздо легче справляться с обязанностями по управлению им. В этой речибыло больше напыщенности, нежели искренности; Тиберий, то ли от природы, то липо привычке, и тогда, когда ничего не утаивал, обычно выражался расплывчато итуманно. Теперь, когда он старался как можно глубже упрятать подлинный смыслсвоих побуждений, в его словах было особенно много неясного и двусмысленного.Но сенаторы, которые больше всего боялись как-нибудь обнаружить, что они егопонимают, не поскупились на жалобы, слезы, мольбы; они простирали руки к богам,к изображению Августа, к коленям Тиберия; тогда он приказал принести и прочестьпамятную записку[49]. В ней содержалисьсведения о государственной казне, о количестве граждан и союзников на военнойслужбе, о числе кораблей, о царствах, провинциях, налогах прямых и косвенных,об обычных расходах и суммах, предназначенных для раздач и пожалований. Все этобыло собственноручно написано Августом, присовокуплявшим совет держаться вграницах империи, — неясно, из осторожности или из ревности.

12. На одну из бесчисленных униженных просьб, скоторыми сенат простирался перед Тиберием, тот заявил, что, считая себянепригодным к единодержавию, он, тем не менее, не откажется от руководствалюбой частью государственных дел, какую бы ему ни поручили. Тогда к Тибериюобратился Азиний Галл: «Прошу тебя, Цезарь, указать, какую именно частьгосударственных дел ты предпочел бы получить в свое ведение?». Растерявшись отнеожиданного вопроса, Тиберий не сразу нашелся; немного спустя, собравшись смыслями, он сказал, что его скромности не пристало выбирать или отклонятьчто-либо из того, от чего в целом ему было бы предпочтительнее всегоотказаться. Тут Галл (по лицу Тиберия он увидел, что тот раздосадован)разъяснил, что со своим вопросом он выступил не с тем, чтобы Тиберий выделилсебе долю того, что вообще неделимо, но чтобы своим признанием подтвердил, чтотело государства едино и должно управляться волею одного. Он присовокупил кэтому восхваление Августу, а Тиберию напомнил его победы и все выдающееся, втечение стольких лет совершенное им на гражданском поприще. Все же он нерассеял его раздражения, издавна ненавистный ему, так как, взяв за себяВипсанию, дочь Марка Агриппы, в прошлом жену Тиберия, он заносился, какказалось Тиберию, выше дозволенного рядовым гражданам, унаследовав высокомериесвоего отца Азиния Поллиона.

13. После этого говорил Луций Аррунций, речь которого,мало чем отличавшаяся по смыслу от выступления Галла, также рассердила Тиберия,хотя он и не питал к нему старой злобы; но богатый, наделенный блестящимикачествами и пользовавшийся такой же славою в народе, он возбуждал в Тиберииподозрения. Ибо Август, разбирая в своих последних беседах, кто, будучиспособен заместить принцепса, не согласится на это, кто, не годясь для этого,проявит такое желание, а у кого есть для этого и способности, и желание,заявил, что Маний Лепид достаточно одарен, но откажется, Азиний Галл алчет, ноему это не по плечу, а Луций Аррунций достоин этого и, если представитсяслучай, дерзнет. В отношении первых двоих сообщения совпадают, а вместоАррунция некоторые называют Гнея Пизона. Все они, за исключением Лепида, поуказанию принцепса были впоследствии обвинены в различных преступлениях. КвинтГатерий и Мамерк Скавр также затронули за живое подозрительную душу Тиберия:Гатерий — сказав: «Доколе же, Цезарь, ты будешь терпеть, что государство неимеет главы?», а Скавр — выразив надежду на то, что просьбы сената не останутсятщетными, раз Тиберий не отменил своей трибунскою властью постановленияконсулов[50]. На Гатерия Тиберийнемедленно обрушился, слова Скавра, к которому возгорелся более непримиримойзлобой, обошел молчанием. Наконец, устав от общего крика и от настояний каждогов отдельности, Тиберий начал понемногу сдаваться и не то чтобы согласилсяпринять под свою руку империю, но перестал отказываться и тем самым побуждать куговорам. Рассказывают, что Гатерий, явившись во дворец, чтобы отвести от себягнев Тиберия, и бросившись к коленям его, когда он проходил мимо, едва не былубит дворцовою стражей, так как Тиберий, то ли случайно, то ли наткнувшись наего руки, упал. Его не смягчила даже опасность, которой подвергся стольвыдающийся муж; тогда Гатерий обратился с мольбою к Августе, и лишь ее усердныепросьбы защитили его.

14. Много лести расточали сенаторы и Августе. Одниполагали, что ее следует именовать родительницей, другие — матерью отечества,многие, что к имени Цезаря нужно добавить — сын Юлии[51]. Однако Тиберий, утверждая, что почести женщинам надлежитвсячески ограничивать, что он будет придерживаться такой же умеренности приопределении их ему самому, а в действительности движимый завистью и считая, чтовозвеличение матери умаляет его значение, не дозволил назначить ей ликтора,запретил воздвигнуть жертвенник Удочерения[52] и воспротивился всему остальному в таком же роде. Нодля Цезаря Германика он потребовал пожизненной проконсульской власти[53], и сенатом была направлена к немуделегация, чтобы оповестить об этом и вместе с тем выразить соболезнование всвязи с кончиною Августа. Для Друза надобности в таком назначении не было, таккак он находился в то время в Риме и был избран консулом на следующий год.Тиберий назвал двенадцать одобренных им кандидатов на должности преторов — эточисло было установлено Августом — и в ответ на настоятельные просьбы сенаторовувеличить его поклялся, что оно останется неизменным.

15. Тогда впервые избирать должностных лиц сталисенаторы, а не собрания граждан на Марсовом поле, ибо до этого, хотя всенаиболее важное вершилось по усмотрению принцепса, кое-что делалось и понастоянию триб[54]. И народ, если несчитать легкого ропота, не жаловался на то, что у него отняли исконное право,да и сенаторы, избавленные от щедрых раздач и унизительных домогательств,охотно приняли это новшество, причем Тиберий взял на себя обязательствоограничиться выдвижением не более четырех кандидатов, которые, впрочем, неподлежали отводу и избрание которых было предрешено[55]. Народные трибуны между тем обратились с ходатайством,чтобы им было разрешено устраивать на свой счет театральные зрелища, которыебыли бы занесены в фасты[56] и называлисьпо имени Августа августалиями. Но на это были отпущены средства из казны, инародным трибунам было предписано присутствовать в цирке в триумфальныходеждах[57], однако приезжать туда наколесницах им разрешено не было[58].Впоследствии эти ежегодные празднования были переданы в ведение претора,занимавшегося судебными тяжбами между римскими гражданами и чужестранцами.

16. Таково было положение дел в городе Риме, когда влегионах, стоявших в Паннонии, внезапно вспыхнул мятеж, без каких-либо новыхпричин, кроме того, что смена принцепса открывала путь к своеволию ибеспорядкам и порождала надежду на добычу в междоусобной войне. В летнем лагереразмещались вместе три легиона[59],находившиеся под командованием Юния Блеза. Узнав о кончине Августа и о переходевласти к Тиберию, он в ознаменование траура освободил воинов от несения обычныхобязанностей. Это повело к тому, что воины распустились, начали бунтовать,прислушиваться к речам всякого негодяя и в конце концов стали стремиться кпраздности и роскошной жизни, пренебрегая дисциплиною и трудом. Был в лагеренекий Перценний, в прошлом глава театральных клакеров, затем рядовой воин,бойкий на язык и умевший благодаря своему театральному опыту распалять сборища.Людей бесхитростных и любопытствовавших, какой после Августа будет военнаяслужба, он исподволь разжигал в ночных разговорах или, когда день склонялся кзакату, собирая вокруг себя, после того как все благоразумные расходились,неустойчивых и недовольных.

17. Наконец, когда они были уже подготовлены и у негоявились сообщники, подстрекавшие воинов к мятежу, он принялся спрашивать их,словно выступая перед народным собранием, почему они с рабской покорностьюповинуются немногим центурионам и трибунам, которых и того меньше. Когда же ониосмелятся потребовать для себя облегчения, если не сделают этогобезотлагательно, добиваясь своего просьбами или оружием от нового и еще невставшего на ноги принцепса? Довольно они столь долгие годы потворствовалисвоей нерешительностью тому, чтобы их, уже совсем одряхлевших, и притом оченьмногих с изувеченным ранами телом, заставляли служить по тридцати, а то и посорока лет. Но и уволенные в отставку не освобождаются от несения службы:перечисленные в разряд вексиллариев[60],они под другим названием претерпевают те же лишения и невзгоды. А если кто,несмотря на столько превратностей, все-таки выживет, его гонят к тому же чутьли не на край света, где под видом земельных угодий он получает болотистуютрясину или бесплодные камни в горах Да и сама военная служба — тяжелая, ничегоне дающая: душа и тело оцениваются десятью ассами в день: на них же приходитсяпокупать оружие, одежду, палатки, ими же откупаться от свирепости центурионов,ими же покупать у них освобождение от работ. И, право же, побои и раны, суровыезимы, изнуряющее трудами лето, беспощадная война и не приносящий им никакихвыгод мир — вот их вечный удел. Единственное, что может улучшить их положение,— это служба на определенных условиях, а именно: чтобы им платили по денарию[61] в день, чтобы послешестнадцатилетнего пребывания в войске их увольняли, чтобы, сверх этого, неудерживали в качестве вексиллариев и чтобы вознаграждение отслужившим свой сроквыдавалось тут же на месте и только наличными[62]. Или воины преторианских когорт, которые получают подва денария в день и по истечении шестнадцати лет расходятся по домам,подвергаются большим опасностям? Он не хочет выражать пренебрежение к тем, ктоохраняет столицу; но ведь сами они, пребывая среди диких племен, видят враговтут же за порогом палаток.

18. Толпа шумела в ответ; отовсюду слышалисьвозбужденные возгласы: одни, разражаясь проклятиями, показывали рубцы,оставленные на их теле плетьми, другие — свои седины; большинство —превратившуюся в лохмотья одежду и едва прикрытое тело. Под конец они до тогораспалились, что надумали свести три легиона в один; отказавшись от этого из-засоперничества — ведь каждый хотел, чтобы его легиону было отдано предпочтение,— они обратились к другому: и трех орлов и значки когорт[63] составили вместе; кроме того, чтобы их местонахождениебыло заметнее, они тут же рядом, нанеся дерну, начали выкладывать из неготрибунал[64]. За этим делом их засталБлез; он принялся упрекать их и уговаривать каждого по отдельности, восклицая:«Уж лучше омочите руки в моей крови: убить легата — меньшее преступление, чемизменить императору; или целый и невредимый я удержу легионы верными долгу,или, погибнув, подтолкну вас моей смертью к раскаянью!».

19. Тем не менее они продолжали выкладывать дерн,который поднялся уже высотою по грудь, но тут наконец победила настойчивостьБлеза, и они оставили начатое дело. Блез с большим красноречием говорил о том,что пожелания воинов нельзя доводить до Цезаря, прибегая к мятежу ибесчинствам, что ни их предки у своих полководцев, ни они сами у божественногоАвгуста никогда не просили о таких новшествах и что совсем не ко времениобременять заботами принцепса в самом начале его правления. Если, однако, онивсе же хотят попытаться предъявить в мирное время требования, которых непредъявляли даже победители в гражданских войнах, то к чему нарушать привычноеповиновение, прибегать к силе наперекор установленной дисциплине? Пусть лучшеназначат уполномоченных и в его присутствии дадут им наказ. Собравшиесязакричали, что избирают уполномоченным сына Блеза, трибуна; пусть он добиваетсяограничения срока службы шестнадцатью годами; прочие требования они назовутпосле удовлетворения этого. Молодой человек отправился в путь, и наступилонекоторое успокоение; но воины стали заносчивее, так как всякому было ясно,что, отправив сына легата ходатаем за общее дело, они угрозами и насилиемдобились того, чего не добились бы смиренными просьбами.

20. Между тем манипулы, еще до того, как разразилсямятеж, отправленные в Навпорт для починки дорог и мостов и ради другихнадобностей, узнав о беспорядках в лагере, повернули назад и разграбили ближниедеревни и самый Навпорт, имевший положение муниципия[65]; на центурионов, старавшихся удержать их от этого, онисначала обрушили насмешки и оскорбления, а под конец и побои, причем ихозлобление в особенности излилось на префекта лагеря[66] Авфидиена Руфа, которого они стащили с повозки и,нагрузив поклажею, погнали перед собой, издевательски спрашивая, нравится лиему столь непомерный груз и столь длинный путь. Дело в том, что Руф, сначаларядовой воин, затем центурион и, наконец, префект лагеря, насаждал стариннуюсуровую дисциплину и, состарившись среди трудов и лишений, был тем беспощаднее,что сам в свое время все это испытал на себе.

21. С их прибытием мятеж возобновляется с новою силой,и, разбредясь в разные стороны, бунтовщики принимаются грабить окрестности.Некоторых из них, главным образом тех, кто был схвачен с добычею, Блез, чтобыустрашить остальных, приказал высечь плетьми и бросить в темницу; центурионы инаиболее надежные воины тогда еще оказывали легату повиновение. Арестованные,сопротивляясь, стали обнимать колени окружающих и призывать на помощь топоименно своих товарищей, то центурию, в какой они состояли, то когорту, толегион и кричали, что то же самое угрожает и всем остальным. Вместе с тем ониосыпают бранью легата, взывают к небу и богам, не упускают ничего, что могло бывозбудить ненависть, сострадание, страх и гнев. Отовсюду сбегаются воины и,взломав темницу, освобождают их от оков и укрывают дезертиров и осужденных зауголовные преступления.

22. После этого мятеж разгорается еще сильнее,умножается число его вожаков. Некий Вибулен, рядовой воин, поднявшись передтрибуналом Блеза на плечи окружающих, обратился к возбужденной и напряженноожидавшей его слов толпе: «Вот вы вернули этим несчастным и неповинным людямсвет и дыхание; но кто вернет жизнь моему брату, а мне — брата? Ведь его,направленного к вам германскою армией[67],дабы сообща обсудить дела, клонящиеся к общему благу, Блез умертвил минувшеюночью руками своих гладиаторов, которых он держит и вооружает на погибель нам,воинам. Отвечай, Блез, куда ты выбросил труп? Ведь даже враги, и те неотказывают в погребении павшим. Когда я утолю мою скорбь поцелуями и слезами,прикажи умертвить и меня, и пусть обоих убитых безо всякой вины, но толькоиз-за того, что мы думали, как помочь легионам, погребут здесьприсутствующие!».

23. Свою речь он подкреплял громким плачем, ударяя себяв грудь и в лицо; затем, оттолкнув тех, кто поддерживал его на своих плечах, онспрыгнул наземь и, припадая к ногам то того, то другого, возбудил к себе такоесочувствие и такую ненависть к Блезу, что часть воинов бросилась вязатьгладиаторов, находившихся у него на службе, часть — прочих его рабов, тогда каквсе остальные устремились на поиски трупа. И если бы вскоре не стало известно,что никакого трупа не найдено, что подвергнутые пыткам рабы решительно отрицаютубийство и что у Вибулена никогда не было брата, они бы не замедлилирасправиться с легатом. Все же они прогнали трибунов и префекта лагеря,разграбили личные вещи бежавших и убили центуриона Луцилия, которого солдатскоеострословие отметило прозвищем «Давай другую», ибо, сломав лозу о спинуизбиваемого им воина, он зычным голосом требовал, чтобы ему дали другую и ещераз другую. Остальные скрылись; бунтовщиками был задержан лишь Юлий Клемент,который благодаря своей природной находчивости был сочтен ими подходящим длясношений с начальством. Ко всему восьмой и пятнадцатый легионы едва не поднялидруг против друга оружие, так как одни хотели предать смерти центуриона поимени Сирпик, а другие его защищали. Столкновение было предотвращено толькоуговорами, а когда уговоры не действовали, то и угрозами воинов девятоголегиона.

24. Хотя Тиберий был скрытен и особенно тщательноутаивал наиболее неприятные обстоятельства, все же, узнав о случившемся, онрешил направить в Паннонию своего сына Друза и вместе с ним высших сановниковгосударства, а также две преторианские когорты; Друз не получил от него прямыхуказаний, и ему было предоставлено действовать смотря по обстановке. Когортыбыли сверх обычного усилены отборными воинами. Вместе с ними выступилазначительная часть преторианской конницы и лучшие из германцев, охранявших в товремя особу императора; тут же находился и префект преторианцев Элий Сеян,имевший большое влияние на Тиберия; он был назначен в сотоварищи Страбону,своему отцу, и должен был руководить юным Друзом, а всем остальным быть как бынапоминанием об ожидающих их опасностях и наградах. Навстречу Друзу вышли,словно выполняя тягостную обязанность, мятежные легионы, не изъявлявшиеподобающей такой встрече радости и не блиставшие воинскими отличиями, нобезобразно неряшливые и с лицами, на которых под напускной скорбью выражалосьскорее своеволие.

25. После того как Друз миновал укрепления и оказалсяпо ту сторону вала, они ставят у ворот караулы и велят крупным отрядамнаходиться в определенных местах внутри лагеря и быть наготове; остальныеокружили плотной стеной трибунал На нем стоял Друз, требуя рукою молчания.Мятежники, оглядываясь на толпу, всякий раз разражались угрожающими возгласами,а посмотрев на Цезаря, впадали в трепет; смутный ропот, дикие крики, внезапнаятишина. Противоположные движения души побуждали их то страшиться, то устрашать.Наконец, воспользовавшись временным успокоением, Друз огласил послание отца, вкотором было написано, что заботу о доблестных легионах, с которыми им былопроделано столько походов, он считает своей первейшею обязанностью и, кактолько душа его оправится от печали, доложит сенаторам о пожеланиях воинов; апока он направляет к ним сына, дабы тот безотлагательно удовлетворил их вовсем, в чем можно немедленно пойти им навстречу; решение всего прочего следуетпредоставить сенату, ибо не подобает лишать его права миловать или прибегать кстрогости.

26. В ответ на это собравшиеся заявили, что ихтребования поручено изложить центуриону Клементу. Тот начинает с увольнения вотставку после шестнадцати лет[68], далееговорит о вознаграждении отслужившим свой срок, о том, чтобы солдатскоежалованье было по денарию в день, чтобы ветеранов не задерживали на положениивексиллариев. Когда Друз возразил, что это могут решить только сенат и отец,его прервали громкими криками. Зачем же он прибыл, если у него нет полномочийни повысить воинам жалованье, ни облегчить их тяготы, ни, наконец, хотьчем-нибудь улучшить их положение? А вот плети и казни разрешены, видят боги,всем и каждому. Когда-то Тиберий, отклоняя пожелания воинов, имел обыкновениеприкрываться именем Августа. Те же уловки повторяет ныне и Друз. Неужели к нимникогда не пришлют никого иного, кроме младших членов семейства? Но вот и нечтоновое: император отсылает к сенату только в тех случаях, когда дело идет овыгоде воинов! Пусть же сенат запрашивают всякий раз и тогда, когда должна бытьсовершена казнь или дано сражение. Или награды распределяют властителигосударства, а наказания налагает кто вздумает?

27. Наконец, толпившиеся у трибунала началирасходиться; встречая кого-нибудь из преторианцев или из приближенных Цезаря,они грозили им кулаками, стараясь разжечь раздор и затеять вооруженноестолкновение. Особенную враждебность вызывал Гней Лентул, так как считалось,что, превосходя всех остальных годами и военною славой, он удерживает Друза откаких-либо уступок и первым выступил с осуждением этих волнений в войске. Когданемного спустя, уйдя с собрания вместе с Цезарем, он в предвидении опасностинаправлялся к зимнему лагерю, его окружили мятежники, спрашивая, куда же он такторопится, уж не к императору ли или к сенаторам, чтобы и там помешать легионамв осуществлении их надежд; вслед за тем они устремляются на него и кидают внего камнями. Раненный брошенным камнем, обливаясь кровью, он был уже уверен внеизбежной гибели, но его спасла толпа подоспевших к нему на помощь из числатех, которые прибыли с Друзом.

28. Наступила ночь, в которую едва не разразилисьужасные преступления, чему воспрепятствовала только случайность: сиявшая наясном небе луна начала меркнуть. Не зная, в чем причина происходящего, воиныувидели в нем знамение, относящееся к тому, что их больше всего занимало, изатмение небесного светила поставили в связь со своей борьбой: если богиня[69] снова обретет свое сияние и яркость,то благополучно разрешится и то, что они предприняли. И они принялись бряцатьмедью, трубить в трубы и рожки; смотря по тому, становилась ли луна ярче или,напротив, тускнела, они радовались или печалились: и после того как набежавшиеоблака скрыли ее от глаз и все сочли, что она окончательно исчезла во мраке ичто этим им возвещаются страдания на вечные времена — ведь единожды потрясенныедуши легко склоняются к суевериям, — они предались скорби, думая, что богипорицают их поведение. Цезарь, решив, что нужно воспользоваться этиминастроениями и обратить ко благу ниспосланное случаем, приказал обойти палаткимятежников: призываются центурион Клемент, а также другие, кто снискалрасположение воинов, не совершив вместе с тем ничего дурного. Они расходятся поохранениям, дозорам, караулам у ворот лагеря, подают надежды, внушают страх:«До каких пор мы будем держать в осаде сына нашего императора? Где конецраздорам? Или мы присягнем Перценнию и Вибулену? Перценний и Вибулен будутвыплачивать воинам жалованье, а отслужившим срок раздавать земли? Или вместоНеронов и Друзов возьмут на себя управление римским народом? Не лучше ли нам,примкнувшим последними к мятежу, первыми заявить о своем раскаянии? Не скороможно добиться того, чего домогаются сообща, но тем, кто действует сам за себя,благоволение приобретается сразу, как только ты его заслужил». Внеся этимиразговорами смятение в души, породив взаимное недоверие, они отрываютновобранцев от ветеранов, легион от легиона. И постепенно возвращаетсяпривычная готовность к повиновению; мятежники снимают караулы возле ворот иотносят значки, собранные в начале мятежа в одном месте, туда, где они былиранее.

29. С наступлением дня Друз созывает собрание воинов и,хотя он не был красноречив, с прирожденным достоинством упрекает их заповедение в прошлом и одобряет их последние действия; он заявляет, что неуступит устрашению и угрозам; если он убедится, что они готовы повиноваться,если они обратятся к нему с мольбами, он напишет отцу, чтобы тот благосклонноотнесся к ходатайству легионов По их просьбе к Тиберию посылают снова того жеБлеза, Луция Апония, римского всадника из числа приближенных Друза, и ЮстаКатония, центуриона первого манипула. Между тем в окружении Цезаря мненияразделились: одни полагали, что впредь до возвращения посланных нужноублаготворять воинов ласковым обращением, другие — что следует прибегнуть кболее решительным средствам: чернь не знает середины, — если она не боится, тоустрашает, а после того как сама проникнется страхом, с ней можно совсем несчитаться; пока она все еще под воздействием суеверия, необходимо, устранивзачинщиков мятежа, заставить ее трепетать перед военачальником. Друз по своемудушевному складу был склонен к крутым мерам; вызвав к себе Перценния иВибулена, он приказал их умертвить. Многие говорят, что их трупы были зарыты впалатке военачальника, другие — что выброшены за вал в назидание всемостальным.

30. Затем были схвачены главнейшие вожаки мятежа;одних, скрывавшихся за пределами лагеря, убили центурионы и воины преторианскихкогорт; других в доказательство своей преданности выдали сами манипулы. Немалозабот доставила воинам и преждевременная зима с непрерывными и до того сильнымиливнями, что не только нельзя было выходить из палаток и устраивать сходки, нои оберегать значки, уносимые ветром или водою, можно было лишь с величайшимтрудом. Не утихал и страх перед гневом небес: ведь не без причины во устрашениенечестивцев затмеваются светила и обрушиваются бури; единственный способоблегчить бедствия — это покинуть злополучный и оскверненный лагерь и, искупиввину, уйти каждому в свои зимние лагери. Сначала снялся восьмой, потомпятнадцатый легионы; воины девятого легиона кричали, что следует дождатьсяответа Тиберия, но и они, оставшись в одиночестве после ухода всех остальных,предупредили в конце концов по своей воле то, что им пришлось бы сделать в силунеобходимости. И Друз не стал дожидаться возвращения посланных и, так какнаступило успокоение, вернулся в Рим.

31. Почти в те же самые дни и по тем же причинамвзбунтовались и германские легионы, и тем более бурно, чем они былимногочисленнее[70]; они рассчитывали нато, что Германик не потерпит власти другого и примет сторону легионов, которые,опираясь на свою силу, увлекут за собою всех остальных. На берегу Рейна стоялодва войска; то, которое носило название Верхнего, было подчинено легату ГаюСилию; Нижним начальствовал Авл Цецина. Верховное командование принадлежалоГерманику, занятому в то время сбором налогов в Галлии. Те, что были подначалом у Силия, колебались и выжидали, к чему поведет мятеж, поднятый ихсоседями; но воины Нижнего войска загорелись безудержной яростью; началовозмущению было положено двадцать первым и пятым легионами, увлекшими за собоюпервый и двадцатый, которые, размещаясь в том же летнем лагере, в пределахубиев, пребывали в праздности или несли необременительные обязанности. Так,прослышав о смерти Августа, многие из пополнения, прибывшего после недавнопроизведенного в Риме набора, привыкшие к разнузданности, испытывающиеотвращение к воинским трудам, принялись мутить бесхитростные умы остальных,внушая им, что пришло время, когда ветераны могут потребовать своевременногоувольнения, молодые — прибавки жалованья, все вместе — чтобы был положен конецих мучениям, и когда можно отмстить центурионам за их жестокость. И все этоговорил не кто-либо один, как Перценний среди паннонских легионов, и не передбоязливо слушающими воинами, оглядывавшимися на другие, более могущественныевойска; здесь мятеж располагал множеством уст и голосов, постоянно твердивших,что в их руках судьба Рима, что государство расширяет свои пределы благодаря ихпобедам и что их именем нарекаются полководцы[71].

32. И легат не воспротивился этому: безумие большинствалишило его твердости. Внезапно бунтовщики, обнажив мечи, бросаются нацентурионов: они издавна ненавистны воинам и на них прежде всего обрушиваетсяих ярость. Поверженных наземь восставшие избивают плетьми, по шестидесятикаждого, чтобы сравняться числом с центурионами в легионе[72]; затем, подхватив изувеченных, а частью и бездыханных, оникидают их перед валом или в реку Рейн. Септимия, прибежавшего к трибуналу ивалявшегося в ногах у Цецины, они требовали до тех пор, пока он не был выдан имна смерть. Кассий Херея, снискавший впоследствии у потомков известность тем,что убил Гая Цезаря, тогда отважный и воинственный молодой человек, проложилсебе дорогу мечом сквозь обступившую его вооруженную толпу. Ни трибун, нипрефект лагеря больше не имели никакой власти; сами воины распределяют дозоры икараулы и сами распоряжаются в соответствии с текущими надобностями. Дляспособных глубже проникнуть в солдатскую душу важнейшим признаком размаха инеукротимости мятежа было то, что не каждый сам по себе и не по наущениюнемногих, а все вместе они и распалялись, и вместе хранили молчание, с такимединодушием, с такой твердостью, что казалось, будто ими руководит единаяволя.

33. Весть о кончине Августа застала Германика в Галлии,где он занимался, как мы сказали, сбором налогов. Он был женат на внучкеАвгуста Агриппине и имел от нее нескольких детей; сам он был сыном Друза, братаТиберия, и внуком Августа, и все же его постоянно тревожила скрытая неприязньдяди и бабки[73], тем более острая, чемнесправедливее были ее причины. Римский народ чтил память Друза, и считалось,что если бы он завладел властью, то восстановил бы народоправство; отсюда такоеже расположение и к Германику и те же связанные с его именем упования. И всамом деле, этот молодой человек отличался гражданской благонамеренностью,редкостной обходительностью и отнюдь не походил речью и обликом на Тиберия,надменного и скрытного. Отношения осложнялись и враждой женщин, так как Ливия,по обыкновению мачех, преследовала своим недоброжелательством Агриппину; да иАгриппина была слишком раздражительна, хотя и старалась из преданности мужу ииз любви к нему обуздывать свою неукротимую вспыльчивость.

34. Но чем доступнее была для Германика возможностьзахвата верховной власти, тем ревностнее он действовал в пользу Тиберия. Онпривел к присяге на верность Тиберию секванов и соседствующие с ними племенабелгов. Затем, узнав о возмущении легионов, он поспешно направился к ним. и онивышли из лагеря ему навстречу, потупив глаза, как бы в раскаянии. После тогокак, пройдя вал, он оказался внутри укрепления, начали раздаваться разноголосыежалобы. И некоторые из воинов, схватив его руку как бы для поцелуя, всовывали всвой рот его пальцы, чтобы он убедился, что у них не осталось зубов; другиепоказывали ему свои обезображенные старостью руки и ноги. Он приказалсобравшейся вокруг него сходке, казавшейся беспорядочным скопищем, разойтись поманипулам — так они лучше услышат его ответ — и выставить перед строем знамена,чтобы хоть этим обозначались когорты; они нехотя повиновались. Начав спрославления Августа, он перешел затем к победам и триумфам Тиберия, вособенности восхваляя те из них, которыми тот отличился в Германии вместе сэтими самыми легионами. Далее он превозносит единодушие всей Италии, верностьГаллии: нигде никаких волнений или раздоров. Это было выслушано в молчании илисо слабым ропотом.

35. Но когда он заговорил о поднятом ими бунте,спрашивая, где же их воинская выдержка, где безупречность былой дисциплины,куда они дели своих трибунов, куда — центурионов, все они обнажают тела,укоризненно показывая ему рубцы от ран, следы плетей; потом они наперебойначинают жаловаться на взятки, которыми им приходится покупать увольнение вотпуск, на скудость жалования, на изнурительность работ, упоминают вал и рвы,заготовку сена, строительного леса и дров, все то, что вызываетсядействительной необходимостью или изыскивается для того, чтобы не допускать влагере праздности. Громче всего шумели в рядах ветеранов, кричавших, что онислужат по тридцати лет и больше, и моливших облегчить их, изнемогающих отусталости, и не дать им умереть среди тех же лишений, но, обеспечив средствамик существованию, отпустить на покой после столь трудной службы. Были и такие,что требовали раздачи денег, завещанных божественным Августом; при этом онивысказывали Германику наилучшие пожелания и изъявляли готовность поддержатьего, если он захочет достигнуть верховной власти. Тут Германик, как бызапятнанный соучастием в преступлении, стремительно соскочил с трибунала. Емуне дали уйти, преградили дорогу, угрожая оружием, если он не вернется напрежнее место, но он, воскликнув, что скорее умрет, чем нарушит долг верности,обнажил меч, висевший у него на бедре, и, занеся его над своей грудью, готовбыл поразить ее, если бы находившиеся рядом не удержали силою его руку. Однакокучка участников сборища, толпившаяся в отдалении, а также некоторые,подошедшие ближе, принялись — трудно поверить! — всячески побуждать его все жепронзить себя, а воин по имени Калузидий протянул ему свой обнаженный меч,говоря, что он острее. Эта выходка показалась чудовищной и вконец непристойнойдаже тем, кто был охвачен яростью и безумием. Воспользовавшись мгновениемзамешательства, приближенные Цезаря увлекли его с собою в палатку.

36. Там они принялись обсуждать, как справиться смятежом; к тому же стало известно, что мятежники собираются послать своихпредставителей к Верхнему войску, чтобы склонить его на свою сторону, и что онизадумали разорить город убиев и, захватив добычу, устремиться вооруженнымишайками в Галлию, дабы разграбить и ее. Положение представлялось тем болееугрожающим, что враги знали о восстании в римском войске и было очевидно, чтоони не преминут вторгнуться, если берег Рейна будет оставлен римлянами; адвинуть против уходящих легионов вспомогательные войска и союзников — значилоположить начало междоусобной войне. Пагубна строгость, а снисходительность —преступление; уступить во всем воинам или ни в чем им не уступать — одинаковоопасно для государства. Итак, взвесив все эти соображения, они порешилисоставить письмо от имени принцепса; в нем говорилось, что отслужившие подвадцати лет подлежат увольнению, отслужившим по шестнадцати лет даетсяотставка с оставлением в рядах вексиллариев, причем они освобождаются откаких-либо обязанностей, кроме одной — отражать врага; то, что было завещаноАвгустом и чего они домогались, выплачивается в двойном размере.

37. Воины поняли, что эти уступки сделаны с расчетом навремя, и потребовали немедленного осуществления обещаний. Трибуны тут жепровели увольнение; что касается денежных выдач, то их отложили до возвращенияв зимние лагери. Однако воины пятого и двадцать первого легиона отказывалисьпокинуть лагерь, пока им тут же на месте не выдали денег, собранных из того,что приближенными Цезаря и им самим предназначалось для дорожных расходов.Первый и двадцатый легионы легат Цецина отвел в город убиев, их походныйпорядок был постыден на вид, так как денежные ящики, похищенные у полководца,они везли посреди значков и орлов. Отправившись к Верхнему войску, Германиктотчас же по прибытии привел к присяге на верность Тиберию второй, тринадцатыйи шестнадцатый легионы; воины четырнадцатого легиона проявили некотороеколебание: им были выданы деньги и предоставлено увольнение, хоть они и непредъявляли никаких требований.

38. В стране хавков начали волноваться размещенные тамвексилларии взбунтовавшихся легионов; немедленной казнью двух воиновбеспорядки, однако, на некоторое время были пресечены. Приказ о казни исходилот префекта лагеря Мания Энния, опиравшегося скорее на необходимостьустрашающего примера, чем на свои права. Позднее, когда возмущение разгорелосьс новой силою, он бежал, но был схвачен и, так как убежище его не укрыло, нашелзащиту в отваге, воскликнув, что они наносят оскорбление не префекту, нополководцу Германику, но императору Тиберию. Устрашив этим тех, кто егообступил, он выхватил знамя и понес его по направлению к Рейну; крича, что, ктопокинет ряды, тот будет числиться дезертиром, он привел их назад в зимнийлагерь, — раздраженных, но ни на что не осмелившихся.

39. Между тем к Германику, возвратившемуся туда, гденаходился жертвенник убиев, прибывают уполномоченные сената. Там зимовали двалегиона — первый и двадцатый, а также ветераны, только что переведенные наположение вексиллариев. Последних, обеспокоенных прибытием делегации итревожимых нечистою совестью, охватывает страх, что этим посланцам сената даноповеление отнять у них добытое мятежом. И так как обычно водится находитьвиноватого в бедствии, даже если само бедствие — выдумка, они проникаютсяненавистью к главе делегации, бывшему консулу Мунацию Планку, считая, чтосенатское постановление принято по его почину; поздней ночью ветераныпринимаются требовать свое знамя, находившееся в доме Германика. Сбежавшись кдверям, они их выламывают и, грозя смертью насильственно поднятому с постелиГерманику, вынуждают его передать знамя в их руки. Затем, рассыпавшись поулицам, они сталкиваются с представителями сената, которые, прослышав обеспорядках, направлялись к Германику. Накинувшись на них с оскорблениями, онисобираются расправиться с ними, причем наибольшей опасности подвергается Планк,которому его сан не позволил бежать и которому не оставалось ничего иного, какукрыться в лагере первого легиона. Там, обняв значки и орла, он, искал спасенияпод защитою этих святынь, но, если бы орлоносец Кальпурний не уберег его отнасильственной смерти, случилось бы то, что недопустимо даже в стане врага: ипосланец римского народа, находясь в римском лагере, окропил бы своею кровьюжертвенники богов. Наконец, на рассвете, когда стало видно, кто полководец, ктовоин и что происходит, Германик, явившись в лагерь, приказывает привести к себеПланка и приглашает его рядом с собою на трибунал. Затем, осудив роковоебезумие и сказав, что его породил гнев не воинов, а богов, он разъясняет, зачемприбыли делегаты; в красноречивых выражениях он скорбит о покушении нанеприкосновенность послов, о тяжелом и незаслуженном оскорблении, нанесенномПланку, и о позоре, которым покрыл себя легион, и так как собранные на сходкувоины были скорее приведены в замешательство, чем успокоены его речью, онотсылает послов под охраной отряда вспомогательной конницы.

40. В эти тревожные дни все приближенные порицалиГерманика: почему он не отправляется к Верхнему войску, в котором нашел быповиновение и помощь против мятежников? Он совершил слишком много ошибок,предоставив увольнение ветеранам, выплатив деньги, проявив чрезмернуюснисходительность. Пусть он не дорожит своей жизнью, но почему малолетнегосына, почему беременную жену держит он при себе среди беснующихся и озверевшихнасильников? Пусть он хотя бы их вернет деду и государству. Он долго не могубедить жену, которая говорила, что она внучка божественного Августа и неотступает перед опасностями, но, наконец, со слезами, прижавшись к ее лону иобнимая их общего сына, добился ее согласия удалиться из лагеря. Выступалогорестное шествие женщин и среди них беглянкою жена полководца, несущая наруках малолетнего сына и окруженная рыдающими женами приближенных, которыеуходили вместе с нею, и в неменьшую скорбь были погружены остающиеся.

41. Вид Цезаря не в блеске могущества и как бы не всвоем лагере, а в захваченном врагом городе, плач и стенания привлекли слух ивзоры восставших воинов: они покидают палатки, выходят наружу. Что за горестныеголоса? Что за печальное зрелище? Знатные женщины, но нет при них ницентуриона, ни воинов для охраны, ничего, подобающего жене полководца, никакихприближенных; и направляются они к треверам, полагаясь на преданностьчужестранцев. При виде этого в воинах просыпаются стыд и жалость; вспоминают обАгриппе, ее отце, о ее деде Августе; ее свекор — Друз; сама она, мать многихдетей, славится целомудрием; и сын у нее родился в лагере, вскормлен в палаткахлегионов, получил воинское прозвище Калигулы, потому что, стремясь привязать кнему простых воинов, его часто обували в солдатские сапожки[74]. Но ничто так не подействовало на них, как ревность ктреверам: они удерживают ее, умоляют, чтобы она вернулась, осталась с ними;некоторые устремляются за Агриппиной, большинство возвратилось к Германику. Аон, все еще исполненный скорби и гнева, обращается к окружившим его соследующими словами.

42. «Жена и сын мне не дороже отца и государства, ноего защитит собственное величие, а Римскую державу — другие войска. Супругу моюи детей, которых я бы с готовностью принес в жертву, если б это было необходимодля вашей славы, я отсылаю теперь подальше от вас, впавших в безумие, дабы этапреступная ярость была утолена одной моею кровью и убийство правнука Августа,убийство невестки Тиберия не отягчили вашей вины. Было ли в эти дни хотьчто-нибудь, на что вы не дерзнули бы посягнуть? Как же мне назвать это сборище?Назову ли я воинами людей, которые силой оружия не выпускают за лагерный валсына своего императора? Или гражданами — не ставящих ни во что власть сената?Вы попрали права, в которых не отказывают даже врагам, вы нарушилинеприкосновенность послов и все то, что священно в отношениях между народами.Божественный Юлий усмирил мятежное войско одним единственным словом, назвавквиритами тех, кто пренебрегал данной ему присягой[75]; божественный Август своим появлением и взглядом привел втрепет легионы, бившиеся при Акции[76]; яне равняю себя с ними, но все же происхожу от них, и если бы испанские илисирийские воины ослушались меня, это было бы и невероятно, и возмутительно. Ноты, первый легион, получивший значки от Тиберия[77], и ты, двадцатый его товарищ в стольких сражениях,возвеличенный столькими отличиями, ужели вы воздадите своему полководцу стольотменною благодарностью? Ужели, когда изо всех провинций поступают лишьприятные вести, я буду вынужден донести отцу[78], что его молодые воины, его ветераны не довольствуютсяни увольнением, ни деньгами, что только здесь убивают центурионов, изгоняюттрибунов, держат под стражею легатов, что лагерь и реки обагрены кровью и я самлишь из милости влачу существование среди враждебной толпы?

43. Зачем в первый день этих сборищ вы,непредусмотрительные друзья, вырвали из моих рук железо, которым я готовилсяпронзить себе грудь?! Добрее и благожелательнее был тот, кто предлагал мне своймеч. Я пал бы, не ведая о стольких злодеяниях моего войска; вы избрали бы себеполководца, который хоть и оставил бы мою смерть безнаказанной, но зато отмстилбы за гибель Вара и трех легионов. Да не допустят боги, чтобы белгам, хоть онии готовы на это, достались слава и честь спасителей блеска римского имени ипокорителей народов Германии. Пусть душа твоя, божественный Август, взятая нанебо, пусть твой образ, отец Друз, и память, оставленная тобою по себе, ведя засобой этих самых воинов, которых уже охватывают стыд и стремление к славе,смоют это пятно и обратят гражданское ожесточение на погибель врагам. И вытакже, у которых, как я вижу, уже меняются и выражения лиц, и настроения, есливы и вправду хотите вернуть делегатов сенату, императору — повиновение, а мне —супругу и сына, удалитесь от заразы и разъедините мятежников; это будет залогомраскаянья, это будет доказательством верности».

44. Те, изъявляя покорность и признавая, что упрекиГерманика справедливы, принимаются умолять его покарать виновных, проститьзаблуждавшихся и повести их на врага; пусть он возвратит супругу, пусть вернетлегионам их питомца и не отдает его галлам в заложники. Он ответил, чтовозвратить Агриппину не может ввиду приближающихся родов и близкой зимы, сынавызовет, а что касается прочего, то пусть они распорядятся по своемуусмотрению. Совершенно преображенные, они разбегаются в разные стороны и,связав вожаков мятежа, влекут их к легату первого легиона Гаю Цетронию, которыйнад каждым из них в отдельности следующим образом творил суд и расправу.Собранные на сходку, стояли с мечами наголо легионы; подсудимого выводил напомост и показывал им трибун; если раздавался общий крик, что он виновен, егосталкивали с помоста и приканчивали тут же на месте. И воины охотно предавалисьэтим убийствам, как бы снимая с себя тем самым вину; да и Цезарь непрепятствовал этому; так как сам он ничего не приказывал, на одних и тех желожились и вина за жестокость содеянного, и ответственность за нее. Ветераны,последовавшие примеру легионеров, вскоре были отправлены в Рецию под предлогомзащиты этой провинции от угрожавших ей свебов, но в действительности — чтобыудалить их из лагеря, все еще мрачного и зловещего столько же из-за суровостинаказания, сколько и вследствие воспоминания о свершенных в нем преступлениях.Затем Германик произвел смотр центурионам. Каждый вызванный императором[79] называл свое имя, звание, месторождения, количество лет, проведенных на службе, подвиги в битвах и, у кого онибыли, боевые награды. Если трибуны, если легион подтверждали усердие идобросовестность этого центуриона, он сохранял свое звание; если, напротив, ониизобличали его в жадности или жестокости, он тут же увольнялся в отставку.

45. Так были улажены эти дела, но не меньшую угрозусоставляло упорство пятого и двадцать первого легионов, зимовавших ушестидесятого милиария[80], в месте,носящем название Старые лагеря[81]. Онипервыми подняли возмущение; наиболее свирепые злодеяния были совершены ихруками; возмездие, постигшее товарищей по оружию, их нисколько не устрашило, и,не проявляя раскаяния, они все еще были возбуждены и не желали смириться. Итак,Цезарь снаряжает легионы, флот, союзников, чтобы отправить их вниз по Рейну,решившись начать военные действия, если мятежники откажутся повиноваться.

46. А в Риме, где еще не знали о том, каков был исходсобытий в Иллирии, но прослышали о мятеже, поднятом германскими легионами,горожане, охваченные тревогой, обвиняли Тиберия, ибо, пока он обманывал сенат инарод, бессильных и безоружных, своей притворною нерешительностью,возмутившихся воинов не могли усмирить два молодых человека, еще нерасполагавших нужным для этого авторитетом. Он должен был самолично во всемблеске императорского величия отправиться к возмутившимся; они отступили бы,столкнувшись с многолетнею опытностью и с высшей властью казнить или миловать.Почему Август в преклонном возрасте мог столько раз посетить Германию, аТиберий во цвете лет упорно сидит в сенате, перетолковывая слова сенаторов? Дляпорабощения Рима им сделано все, что требовалось; а вот солдатские умынуждаются в успокоительных средствах, дабы воины и в мирное время вели себяподобающим образом.

47. Тиберий, однако, к этим речам оставался глух и былнепреклонен в решении не покидать столицу государства и не подвергатьслучайностям себя и свою державу. Ибо его тревожило множество различныхопасений: в Германии — более сильное войско, но находящееся в Паннонии — ближе;одно опирается на силы Галлии, второе угрожает Италии. Какое же из них посетитьпервым? И не восстановит ли он против себя тех, к которым прибудет позднее икоторые сочтут себя оскорбленными этим? Но если в обоих войсках будутнаходиться сыновья, его величие не претерпит никакого ущерба, ибо чем он дальшеи недоступнее, тем большее внушает почтение. К тому же молодым людямпростительно оставить некоторые вопросы на усмотренье отца, и он сможет либоумиротворить, либо подавить силою сопротивляющихся Германику или Друзу. А еслилегионы откажут в повиновении самому императору, где тогда искать помощи?Впрочем, он избрал себе спутников, точно вот-вот двинется в путь, подготовилобозы, оснастил корабли и, ссылаясь то на зиму, то на дела, обманывал некотороевремя людей здравомыслящих, долее — простой народ в Риме и дольше всего —провинции.

48. Снарядив войско и готовый обрушить возмездие навосставших, Германик все же решил предоставить им время одуматься и последоватьнедавнему примеру их сотоварищей; с этой целью он отправил письмо Цецине,извещая его, что выступает с крупными силами и что, если они до его прибытия нерасправятся с главарями, он будет казнить их поголовно. Это письмо Цецинадоверительно прочитал орлоносцам, значконосцам и другим наиболее благонадежнымв лагере, добавив от себя увещание, чтобы они избавили их всех от бесчестья, асамих себя от неминуемой смерти; ибо в мирное время учитываются смягчающие винуобстоятельства и заслуги, но, когда вспыхивает война, гибнут наравне ивиновные, и безвинные. Испытав тех, кого они сочли подходящими, и выяснив, чтобольшинство в легионах привержено долгу, они назначают по уговору с легатомвремя, когда им напасть с оружием в руках на самых непримиримых и закоренелыхмятежников. И вот по условленному знаку они вбегают в палатки и, набросившисьна ничего не подозревающих, принимаются их убивать, причем никто, заисключением посвященных, не понимает, ни откуда началась эта резня, ни чем онадолжна кончиться.

49. Тут не было ничего похожего на какое бы то ни быломеждоусобное столкновение изо всех случавшихся когда-либо прежде. Не на полебоя, не из враждебных лагерей, но в тех же палатках, где днем они вместе ели, апо ночам вместе спали, разделяются воины на два стана, обращают друг противдруга оружие. Крики, раны, кровь повсюду, но причина происходящего остаетсяскрытой; всем вершил случай. Были убиты и некоторые благонамеренные, так какмятежники, уразумев, наконец, над кем творится расправа, также взялись заоружие. И не явились сюда ни легат, ни трибун, чтобы унять сражавшихся: толпебыло дозволено предаваться мщению, пока она им не пресытится. Вскоре в лагерьприбыл Германик; обливаясь слезами, он сказал, что происшедшее — не целительноесредство, а бедствие, и повелел сжечь трупы убитых.

Все еще не остывшие сердца воинов загорелись жгучим желанием идти на врага,чтобы искупить этим свое безумие: души павших товарищей можно умилостивить неиначе, как только получив честные раны в нечестивую грудь. Цезарь поддержалохвативший воинов пыл и, наведя мост, переправил на другой берег[82] двенадцать тысяч легионеров, двадцатьшесть когорт союзников и восемь отрядов конницы, дисциплина которых во времявосстания была безупречною.

50. Пока нас задерживали сначала траур по случаю смертиАвгуста, а затем междоусобица, обитавших невдалеке германцев никто не тревожил.Между тем римляне, двигаясь с большой быстротой, пересекают Цезийский лес илинию пограничных укреплений, начатую Тиберием[83]; на этой линии они располагаются лагерем, защищенным сфронта и с тыла валами, а с флангов — засеками. Отсюда они устремляются вглухие, поросшие лесом горы и здесь обсуждают, избрать ли из двух возможныхпутей короткий и хорошо знакомый или более трудный и неизведанный и потому неохраняемый неприятелем. Отдав предпочтение более длинной дороге, они идутвозможно быстрее, так как поступает сообщение от разведчиков, что этой ночьюгерманцы справляют праздник с торжественными пирами и игрищами. Цецина получаетот Германика приказание двигаться впереди с когортами налегке и расчищатьдорогу в лесу; следом за ним на небольшом расстоянии идут легионы. Помогалаясная лунная ночь; подошли к селениям марсов, расположили вокруг них заслоны, амарсы безо всякого опасения продолжали спать или бражничать, не расставив дажедозорных, — до того все было у них в расстройстве из-за беспечности и настолькоони не ждали нападения неприятеля; впрочем, не было у них и подобающего вмирное время порядка, а повсюду — лишь безобразие и распущенность, как этоводится между пьяными.

51. Чтобы разорить возможно большую площадь, Цезарьразделил рвавшиеся вперед легионы на четыре отряда и построил их клиньями;огнем и мечом опустошил он местность на пятьдесят миль в окружности. Не былоснисхождения ни к полу, ни к возрасту; наряду со всем остальным сравнивается сземлею и то, что почиталось этими племенами священным, и прославленное у нихсвятилище богини Танфаны, как они его называли. Среди воинов, истреблявшихполусонных, безоружных, беспорядочно разбегавшихся в разные стороны, ни один небыл ранен. Эта резня возмутила бруктеров, тубантов и узипетов, и они засели влесистых ущельях, по которым пролегал обратный путь войска. Полководец узнал обэтом и, выступая в поход, приготовился к отражению неприятеля. Впереди шлачасть конницы и когорты вспомогательных войск, за ними первый легион; воиныдвадцать первого легиона прикрывали левый фланг находившихся посередине обозов,воины пятого — правый, двадцатый легион обеспечивал тыл, позади него двигалисьостальные союзники. Враги, пока войско не втянулось в ущелья, оставались вбездействии, но затем, слегка беспокоя головные части и фланги, обрушилисьвсеми силами на двигавшихся последними. Под напором густо наседавших враговкогорты легковооруженных начали было приходить в замешательство, но Цезарь,подскакав к воинам двадцатого легиона, стал зычным голосом восклицать, чтопришла пора искупить участие в мятеже; пусть они постараются, пусть торопятсяпокрыть свою вину воинскими заслугами. И сердца воинов распалились; прорвавбоевые порядки врагов стремительным натиском, они гонят их на открытое место итам разбивают наголову; одновременно передовые отряды вышли из леса и укрепилилагерь. В дальнейшем поход протекал спокойно, и воины, ободренные настоящим изабыв о прошлом, размещаются на зимовку.

52. Эта весть доставила Тиберию и радость, и заботу: онрадовался подавлению мятежа, но был встревожен возросшей военною славойГерманика и тем, что раздачею денег и досрочным увольнением ветеранов онснискал расположение воинов. Тем не менее он доложил сенату обо всем, имдостигнутом, многократно напоминая о его доблести в таких напыщенныхвыражениях, что никто не поверил в искренность его слов. Менее пространно онвоздал хвалу Друзу и пресечению иллирийского мятежа, но высказал ее с большейясностью и в речи, внушавшей доверие. Все уступки Германика он распространил ина паннонское войско.

53. В том же году скончалась Юлия, некогда из-зараспутного поведения заточенная своим отцом Августом на острове Пандатерии, азатем в городе тех регийцев, которые обитают у Сицилийского пролива[84]. При жизни Гая и Луция Цезарей онабыла замужем за Тиберием, но пренебрегала им как неравным по происхождению; этои было главнейшей причиной его удаления на Родос. Теперь, достигнув власти, онизвел ее — ссыльную, обесславленную и после убийства Агриппы Постума потерявшуюпоследние надежды — лишениями и голодом, рассчитывая, что ее умерщвлениеостанется незамеченным вследствие продолжительности ссылки[85]. По сходным побуждениям он расправился и с СемпрониемГракхом, который, знатный, наделенный живым умом и злоязычный, соблазнил ту жеЮлию, состоявшую в браке с Марком Агриппой. Но его любострастие не успокоилосьи тогда, когда она была выдана замуж за Тиберия. Упорный любовник разжигал вней своенравие и ненависть к мужу; и считали, что письмо с нападками наТиберия, которое Юлия написала своему отцу Августу, было сочинено Гракхом. Ивот, сосланный на Керкину, остров Африканского моря, он прожил в изгнаниичетырнадцать лет. Воины, посланные туда, чтобы его умертвить, нашли его навыдававшемся в море мысе не ожидающим для себя ничего хорошего. По их прибытиион обратился к ним с просьбою немного повременить, чтобы он мог написать письмос последними распоряжениями своей жене Аллиарии. После этого он подставил шеюубийцам; своей мужественной смертью он показал себя более достойным имениСемпрониев, чем при жизни. Некоторые передают, что воины были посланы к нему неиз Рима, а Луцием Аспренатом, проконсулом Африки, по приказанию Тиберия,который тщетно рассчитывал, что ответственность за это убийство молва возложитна Аспрената.

54. В том же году учреждается жреческая коллегияавгусталов[86], подобно тому как некогдаТитом Татием была основана для поддержания священнодействий сабинян коллегиятитиев[87], и вводятся новые религиозныепразднества. Ее членами были по жребию избраны наиболее видные граждане вколичестве двадцати одного, не считая Тиберия, Друза, Клавдия и Германика.Впервые устроенные тогда августалами публичные зрелища были омраченыбеспорядками, вызванными соревнованием мимов. Август снисходил к этой забаве изуважения к Меценату, страстно любившему Бафилла, да и сам он не чуждалсяразвлечений подобного рода, считая гражданской заслугой разделять с толпой ееудовольствия. Взгляды Тиберия были иными, но он еще не решался навязывать болеесуровые нравы народу, на протяжении стольких лет привыкшему к мягкомууправлению.

55. В консульство Друза Цезаря и Гая Норбана Германикуназначается триумф, несмотря на то что война еще не закончилась. Хотя ондеятельно готовился к тому, чтобы развернуть ее с наступлением лета, онвыступил раньше и в начале весны внезапным набегом устремился на хаттов. Дело втом, что появилась надежда на разделение врагов на два стана — приверженцевАрминия и Сегеста, из которых один был примечателен своим коварством поотношению к нам, другой — верностью. Арминий — возмутитель Германии; а Сегестнеоднократно извещал нас о том, что идет подготовка к восстанию[88], и в последний раз он говорил об этом напиршестве, после которого германцы взялись за оружие; больше того, он советовалВару, чтобы тот бросил в оковы его самого, Арминия, и других видных вождей;простой народ ни на что не осмелится, если будут изъяты его предводители; авместе с тем будет время разобрать, на чьей стороне вина и кто ни в чем неповинен. Но Вар пал по воле судьбы и сломленный силой Арминия. Сегест, хоть ибыл вовлечен в войну общим движением племени, все же оставался в разладе сАрминием; к тому же между ними усилилась личная вражда, так как Арминий похитилу него дочь, обещанную другому; зять был ненавистен тестю, и то, что у живущихв согласии скрепляет узы любви, у них, исполненных неприязни друг к другу,возбуждало взаимное озлобление.

56. Итак, Германик отдает под начало Цецине четырелегиона, пять тысяч воинов из вспомогательных войск и наспех собранные отрядыгерманцев, обитавших по эту сторону Рейна; сам он ведет на врага столько желегионов и двойное число союзников. Построив крепостцу на развалинахоборонительных сооружений, возведенных его отцом на горе Тавне, он устремляетсяускоренным походом на хаттов, оставив Луция Апрония для прокладки дорог ипостройки мостов. Ибо, двигаясь благодаря сухости почвы и низкому уровню вод(что бывает в этих краях очень редко) быстро и беспрепятственно, он опасалсядождей и подъема рек на обратном пути. К хаттам он подошел настолько внезапно,что все, кто из-за возраста или пола не мог спастись бегством, были либозахвачены в плен, либо перебиты на месте. Мужчины зрелого возраста,переправившись вплавь через реку Адрану, мешали римлянам приступить к наведениюмоста. Отогнанные затем метательными снарядами и стрелами лучников и тщетнопопытавшись начать переговоры о мире, некоторые из них перебежали к Германику,а остальные, покинув свои поселения и деревни, рассеиваются в лесах. Предавогню Маттий (главный город этого племени) и опустошив открытую местность,Цезарь повернул к Рейну; враги не осмелились тревожить тыл отходящих, что у нихбыло в обыкновении, когда они отступали больше из хитрости, чем из страха. Ухерусков было намерение оказать помощь хаттам, но их устрашил Цецина, то здесь,то там появлявшийся с войском; и марсов, отважившихся напасть на него, онобуздал удачно проведенною битвой.

57. Немного спустя прибыли послы от Сегеста с просьбойо помощи против насилия соплеменников, которые его осаждали; Арминий былвлиятельнее, так как настаивал на войне; ведь у варваров в ком больше дерзости,тот и пользуется большим доверием и, когда поднимается народное движение, беретверх над всеми другими. Вместе с послами Сегест направил и своего сына по имениСегимунд; но тот медлил, зная за собою вину перед нами. Ибо назначенный жрецомпри святилище убиев[89] в том же году,когда восстала Германия, он, сорвав с себя жреческие повязки, перебежал влагерь восставших. Все же, положившись на милость римлян, он доставил письмоотца и, принятый благосклонно, был переправлен с охраной на галльский берег.Германик решил, что ради этого дела стоит повернуть войско; произошел бой сдержавшими в осаде Сегеста, и он был вызволен с большим числом родичей иклиентов. Здесь были и знатные женщины, и среди них жена Арминия, она же — дочьСегеста, более приверженная устремлениям мужа, чем отца, и не унизившая себя дослез или мольбы, со скрещенными на груди руками и глазами, опущенными к своемуотягощенному бременем чреву. Тут же несли доспехи, захваченные при пораженииВара и в качестве военной добычи розданные многим из тех, кто теперь передалсяримлянам; вместе со всеми был тут и Сегест, выделявшийся ростом и осанкою испокойный от сознания, что всегда безупречно соблюдал союз с нами.

58. Он сказал следующее: «Сегодня я не впервые приношудоказательства моей верности и преданности народу римскому; с той поры какбожественный Август даровал мне права гражданства, я избирал себе друзей иврагов, помышляя только о вашем благе, и не из ненависти к родной стране (ведьпредатели омерзительны даже тем, кому они отдают предпочтение), а потому, чтосчитал одно и то же полезным для римлян и германцев и мир мне был дороже войны.Итак, похитителя моей дочери и нарушителя договора, заключенного с вами, яобвинил пред Варом, который тогда начальствовал вашим войском. Встретивравнодушие со стороны полководца и не находя достаточной защиты в правосудии, япросил бросить в оковы меня самого, Арминия и остальных заговорщиков:свидетельница — та ночь, — о если б она была для меня последнею! Всеслучившееся в дальнейшем позволительнее оплакивать, чем оправдывать; и Арминийбыл закован мною в цепи, и я сам претерпел их от его приверженцев. И когдаявилась возможность обратиться к тебе, я предпочел старое новому и покой —волнениям, и не ради награды, но чтобы снять с себя подозрение в вероломстве истать полезным германскому народу посредником, если он предпочтет раскаяниегибели. Прошу снисходительно отнестись к юношеским заблуждениям сына; о дочерискажу откровенно, что она прибыла не по своей воле: тебе дано рассудить, чтоперевешивает: то ли, что она зачала от Арминия или что порождена мною». Цезарьв милостивом ответе обещает его детям и родичам безнаказанность, а ему самому —пребывание в прежней провинции. После этого он отвел назад войско и повнесенному Тиберием предложению получил титул императора. Жена Арминия родиларебенка мужского пола, который был воспитан в Равенне; о том, как над мальчикомнасмеялась судьба, я расскажу в своем месте[90].

59. Слух о том, что Сегест передался римлянам и емуоказан благосклонный прием, воспринимается одними с надеждой, другими — сгоречью, смотря по тому, были ли они против войны или стремились к ней.Похищение жены и то, что ее будущее дитя обречено рабству, приводили Арминия,гневливого и от природы, в безудержную ярость, и он носился среди херусков,требуя, чтобы они подняли оружие на Сегеста, оружие на Цезаря. Не воздерживалсяон и от поношений: превосходный отец, выдающийся полководец, храброе войско,столько рук, которыми увезена одна женщина! Перед ним полегли три легиона истолько же легатов[91]; он ведет войну непредательски и не против беременных женщин, но открыто и против вооруженныхврагов. В священных рощах германцев еще можно видеть значки римского войска,которые он там развесил в дар отечественным богам. Пусть Сегест живет напокоренном берегу[92], пусть его сын сновастанет жрецом у алтаря смертному[93], —германцы вовек не простят, что между Альбисом и Рейном им пришлось увидетьрозги, и секиры, и тогу[94]. Другиенароды, не знакомые с римским владычеством, не испытали казней, не знаютподатей. Германцы же избавились от всего этого, и с пустыми руками ушел от нихэтот причисленный к богам Август, этот его избранник Тиберий; так неужели онистанут бояться неопытного юнца[95] имятежного войска? Если они предпочитают родину, предков и старину господам надсобою и новым колониям[96], пусть лучшепойдут за Арминием, который ведет их к свободе и славе, чем за Сегестом,ведущим к постыдному рабству.

60. Эти речи подняли не только херусков, но и соседниеплемена; примкнул к Арминию и его дядя со стороны отца Ингвиомер, издавнапользовавшийся у римлян большим уважением, и это еще больше озаботило Цезаря.Чтобы не встретиться с объединенными силами неприятеля, он посылает Цецину ссорока когортами римлян пройти через земли бруктеров к реке Амизии и отвлечьврага, а конницу ведет в область фризов префект Педон. Сам Цезарь перевозит накораблях по озерам четыре легиона; пехота, конница и корабли одновременноприбыли к названной реке. Нашими союзниками в этой войне стали и хавки,предложившие выставить вспомогательные отряды. Бруктеров, поджегших своиселения, рассеял Луций Стертиний, посланный Германиком с отрядомлегковооруженных; истребляя неприятеля, он среди добычи обнаруживает орладевятнадцатого легиона, захваченного врагами при поражении Вара. Затем войскопроследовало до наиболее отдаленных границ бруктеров и опустошило земли междуреками Амизией и Лупией, неподалеку от Тевтобургского леса, в котором, какговорили, все еще лежали непогребенными останки Вара и его легионов.

61. Тогда Цезаря охватывает желание отдать последнийдолг воинам и полководцу; и все находившееся с ним войско было взволнованоскорбью о родственниках и близких и мыслями о превратностях войн и судьбечеловеческой. Выслав вперед Цецину, чтобы обследовать чащи горных лесов,навести мосты и проложить гати через трясины и заболоченные луга, они вступаютв унылую местность, угнетавшую и своим видом, и печальными воспоминаниями.Первый лагерь Вара большими размерами и величиной главной площади[97] свидетельствовал о том, что егостроили три легиона; далее полуразрушенный вал и неполной глубины ров указывалина то, что тут оборонялись уже остатки разбитых легионов: посреди поля белелисьскелеты, где одинокие, где наваленные грудами, смотря по тому, бежали ли воиныили оказывали сопротивление. Были здесь и обломки оружия, и конские кости, ичеловеческие черепа, пригвожденные к древесным стволам. В ближних лесахобнаружились жертвенники, у которых варвары принесли в жертву трибунов ицентурионов первых центурий[98]. Ипережившие этот разгром, уцелев в бою или избежав плена, рассказывали, что тутпогибли легаты, а там попали в руки врагов орлы; где именно Вару была нанесенапервая рана, а где он нашел смерть от своей злосчастной руки и обрушенного еюудара; с какого возвышения произнес речь Арминий, сколько виселиц для расправыс пленными и сколько ям было для них приготовлено, и как, в своем высокомерии,издевался он над значками и орлами римского войска.

62. Итак, присутствовавшее здесь войско на шестой годпосле поражения Вара предало погребению останки трех легионов, и хотя никто немог распознать, прикрывает ли он землей кости чужих или своих, их всех хорониликак близких, как кровных родственников, с возросшей ненавистью к врагам,проникнутые и печалью, и гневом. В основание насыпанного затем над их могилойхолма первую дернину положил Цезарь, принося усопшим дань признательности иуважения и разделяя со всеми скорбь. Это не встретило одобрения у Тиберия, толи потому, что все поступки Германика он всегда истолковывал в худшую сторону,то ли потому, что, по его мнению, вид убитых и оставшихся непогребенными долженбыл ослабить боевой дух войска и возбудить в нем страх перед врагом; к тому жеполководцу, облеченному саном авгура и отправляющему древнейшиесвященнодействия, не подобало заниматься погребением мертвых[99].

63. Германик, следуя за Арминием, отступавшим внепроходимые дебри, при первой представившейся возможности приказывает конницезахватить стремительным натиском поле, на котором расположились враги. Арминий,повелев своим сомкнуться как можно теснее и направиться к лесу, внезапноповорачивает назад, а затем спрятанному им в лесистом ущелье отряду подает знакустремиться на римлян. Свежими силами неприятеля наша конница была приведена взамешательство, а посланные ей на подмогу вспомогательные когорты, смятыетолпой беглецов, усугубили смятение; и они были бы загнаны в топь, хорошоизвестную одолевающим и гибельную для ничего не знавших о ней, если бы Цезарьне подоспел с легионами и не построил их в боевые порядки; это испугало врагови вселило уверенность в наших: противники разошлись без перевеса на чьей-нибудьстороне. Затем, снова приведя войско к Амизии, Цезарь переправляет легионы накораблях, точно так же, как их доставил; части конницы было приказано следоватьвдоль берега Океана до Рейна; Цецине, который вел свой старый отряд, было даноуказание миновать как можно скорее, несмотря на то что он возвращался ужеизвестным путем, длинные гати. Это узкая тропа среди расстилавшихся на большомпространстве болот, которая была когда-то проложена Луцием Домицием; вдоль неевсе было илистым, вязким от густой грязи и ненадежным из-за обильных ручьев.Вокруг — леса, подымавшиеся на пологих склонах и занятые Арминием, который,двигаясь кратчайшей дорогой и с предельной поспешностью, опередил нашихобремененных поклажей и оружием воинов. Цецина, будучи неуверен, сможет ли онодновременно чинить обветшавшие гати и отражать неприятеля, решил расположитьсялагерем тут же на месте, чтобы одни принялись за работу, а другие вступили вбой.

64. Варвары, стараясь прорвать выставленные заслоны иринуться на ведущих работы, затевают стычки, обходят, наступают с разныхсторон; смешиваются крики работающих и сражающихся. Все было неблагоприятно дляримлян: топкая почва, засасывавшая остановившихся и скользкая для пытавшихсядвигаться, тела, стесненные панцирями; и воины, увязавшие в жидкой грязи, немогли как следует метать дротики. Херуски, напротив, привыкли сражаться вболотах, отличались большим ростом и своими огромными копьями могли разить сочень далекого расстояния. Только ночь избавила от разгрома дрогнувшие ужелегионы. Но германцы, воодушевленные успехом, и тут не дали себе отдыха, и всюводу, рождавшуюся на окрестных возвышенностях, отвели в низину; она залила ее исмыла то, что уже было сделано, удвоив работу воинам. Сороковой год служил врядах войска Цецина и как подчиненный, и как начальник; повидав и хорошее иплохое, он был благодаря этому неустрашим. Обдумав, как могут в дальнейшемобернуться дела, он не нашел лучшего выхода, как удерживать в лесах неприятеля,пока не продвинутся вперед раненые и весь громоздкий обоз; ибо между горноюцепью и болотами расстилалась равнина, на которой можно было обороняться,построив войско неглубокими боевыми порядками. Итак, назначаются легионы: пятыйна правый фланг, двадцать первый — на левый, первый — чтобы вести за собойостальных, двадцатый — отражать преследующего врага.

65. Ночь и в том, и в другом лагере прошла неспокойно:варвары праздничным пиршеством, радостным пением или грозными кликами оглашалиразбросанные внизу долины и отвечавшие эхом ущелья, а у римлян — тусклые огни,заглушенные голоса, воины, здесь и там прикорнувшие возле вала или бродившиемежду палаток, скорее бессонные, нежели бдительные. И военачальника устрашилтревожный сон, ибо он видел и слышал Квинтилия Вара, поднявшегося из болотнойпучины и залитого кровью и как бы его призывавшего, но не последовал за ним иоттолкнул его протянутую руку. На рассвете легионы, посланные на фланги,покинули отведенные им участки, то ли из страха, то ли из своеволия, и поспешнорасположились на поле за заболоченною низиной. Арминий, однако, напал не сразу,хотя и мог это сделать, не встретив сопротивления; и лишь когда обозы увязли вгрязи и рытвинах, пришли в смятение находившиеся возле них воины, был нарушенпорядок движения, все сбилось в кучу, и, как это бывает в подобныхобстоятельствах, каждый думал более всего о себе, и уши стали плоховоспринимать приказания, лишь тогда он велит германцам броситься в бой,воскликнув: «Вот он Вар и вторично скованные той же судьбой легионы!». И онтотчас же с отборными воинами врезается в ряды римского войска, поражая попреимуществу лошадей. Те, скользя в своей крови и в болотной топи, стряхивают ссебя всадников, опрокидывают встречных, топчут упавших. Особенное смятениевозникло вокруг орлов: не было возможности ни нести их под градом копий истрел, ни воткнуть в топкую почву. Цецину, пытавшегося навести порядок в рядах,сбросил подколотый снизу конь, и он был бы окружен неприятелем, если б к немуне пришли на выручку воины первого легиона. Нашим помогла жадность врага, радиграбежа добычи прекратившего битву, и под вечер легионы выбрались наконец наровное место и на твердую почву. Но и здесь их бедствиям еще не пришел конец.Нужно было насыпать вал и таскать для него землю, но многое из того, на чем ееносят и чем вырезают дерн, было потеряно; манипулы не имели палаток, нечем былоперевязывать раненых; деля между собою забрызганные грязью и кровью припасы,воины горестно сетовали на надвигавшуюся гробовую тьму и на то, что длястольких тысяч людей пришел последний день.

66. Случилось, что сорвавшаяся с привязи лошадь,испугавшись какого-то крика, бросилась бежать и сбила с ног несколькихоказавшихся на ее пути воинов. Из-за этого среди римлян, решивших, что в лагерьвторглись германцы, возникло такое смятение, что все устремились к воротам, иособенно к задним, так как, находясь с противоположной от врага стороны, онисулили спасавшимся большую безопасность. Цецина, установив, что обуявший ихужас порожден ложной тревогой, тщетно пытался, приказывая, прося и даже хватаяза руки, остановить или задержать воинов и наконец лег в самом проходе ворот,преградив таким образом дорогу бегущим, которые посовестились пройти по телулегата; к тому же центурионам и трибунам удалось разъяснить толпе, что ее страхложен.

67. Затем, собрав всех на главной лагерной площади, онпризвал их к молчанию и разъяснил, чего требуют сложившиеся обстоятельства.Единственное спасение в оружии, но применить его нужно обдуманно и оставатьсявнутри укрепленного лагеря, пока неприятель, рассчитывая захватить егоприступом, не подойдет вплотную к нему; а тогда необходимо со всех сторонобрушиться на врага; благодаря этой вылазке они смогут достигнуть Рейна. Еслиони предпочтут бежать, их ожидают еще более глухие леса, еще более глубокиетопи, свирепый и беспощадный враг; если одержат победу — почет и слава. Оннапоминает им и о том, что каждому из них дорого на родине, и об их воинскойчести; о трудностях их положения он умолчал. После этого он раздает коней,начав со своих и не делая исключения ни для легатов, ни для трибунов, наиболеедоблестным воинам, чтобы они первыми ринулись на врага, увлекая за собойпехотинцев.

68. Не менее беспокойно было и у германцев,возбужденных надеждами, нетерпением и разногласием между вождями: Арминийсоветовал не препятствовать римлянам выйти из лагеря и затем снова загнать их вболота и непроходимые топи, тогда как Ингвиомер склонял к более решительным ижеланным для варваров действиям, предлагая пойти на укрепления приступом: такони быстро захватят лагерь, им достанется больше пленных и добыча будет вполной сохранности. Итак, с первым светом они принимаются засыпать рвы,заваливать их валежником, расшатывать частокол на валу, на котором, словнооцепенев от страха, неподвижно стояли редкие воины. И когда враги сгрудились увала, когортам был подан знак к выступлению и раздаются звуки рожков и труб.Римляне с громкими кликами бросаются на германцев, заходя на них с тыла икрича, что тут им не леса и болота и что на ровном месте все равны пред богами.Врагов, надеявшихся на то, что они с легкостью разгромят римлян и что битьсяпридется с немногочисленным и кое-как вооруженным противником, звуки труб исверкающее оружие приводят в тем большее замешательство, чем неожиданнее онидля них были, и они гибнут, столь же беспомощные при неудаче, насколько бываютдерзкими при успехе. Арминий вышел из боя целый и невредимый, Ингвиомер — стяжелою раной; остальных римляне истребляли, пока длился день и не была утоленажажда мщения. Легионы вернулись в лагерь лишь ночью, и, хотя раненых былобольше, чем накануне, и по-прежнему не хватало продовольствия, в одержаннойпобеде для них было все — и сила, и здоровье, и изобилие.

69. Между тем распространилась молва об окруженииримского войска и о том, что несметные силы германцев идут с намерениемвторгнуться в Галлию, и если бы не вмешательство Агриппины, был бы разобраннаведенный на Рейне мост, ибо нашлись такие, которые в страхе были готовы настоль позорное дело. Но эта сильная духом женщина взяла на себя в те дниобязанности военачальника и, если кто из воинов нуждался в одежде или вперевязке для раны, оказывала необходимую помощь. Гай Плиний, описавшийгерманские войны[100], рассказывает, чтопри возвращении легионов она стояла в головной части моста и встречала ихпохвалами и благодарностями. Все это глубоко уязвляло Тиберия: неспроста эти еезаботы, не о внешнем враге она помышляет, домогаясь преданности воинов. Нечегоделать полководцам там, где женщина устраивает смотры манипулам, посещаетподразделения, заискивает раздачами, как будто ей недостаточно для снисканияблагосклонности возить с собою повсюду сына главнокомандующего в простойсолдатской одежде и выражать желание, чтобы его называли Цезарем Калигулой.Агриппина среди войска могущественнее, чем легаты, чем полководцы: эта женщинаподавила мятеж, против которого было бессильно имя самого принцепса. Сеянразжигал и усугублял эти подозрения: хорошо изучив нрав Тиберия, он заранеесеял в нем семена ненависти, чтобы тот таил ее про себя, пока она вырастет исозреет.

70. Германик между тем из перевезенных на судахлегионов второй и четырнадцатый передает Публию Вителлию и приказывает емувести их дальше сухим путем; это было сделано ради того, чтобы облегченныекорабли свободнее плавали в обильных мелями водах и с меньшей опасностьюсадились на них при отливе. Вителлий сначала беспрепятственно двигался по суше,лишь слегка увлажняемой во время прилива; вскоре, однако, северный ветер исозвездие равноденствия, от которого особенно сильно вздувается Океан,обрушились на войско тяжелыми ударами. И земля была залита: море, берег, поля —все стало одинаковым с виду, и нельзя было отличить трясину от твердой земли,мелководье от глубокой пучины. Воинов опрокидывают волны, поглощают водовороты;лошади, грузы, трупы плавают между ними и преграждают им путь. Перемешиваютсямежду собою манипулы; воины бредут в воде то по грудь, то по шею и порою, когдатеряют дно под ногами, отрываются друг от друга или тонут. Ни крики, нивзаимные ободрения не помогают против набегающих волн; исчезло различие междупроворным и вялым, рассудительным и неразумным, между предусмотрительностью ислучайностью: все с одинаковой яростью сокрушается волнами. Наконец, Вителлий,добравшись до более высокого места, вывел туда свое войско. Ночевали безнеобходимой утвари, без огня, многие раздетые и израненные, едва ли не болеежалкие, нежели те, кто окружен врагом: ибо там смерть по крайней мере почетна,тогда как здесь их ожидала лишь бесславная гибель. Рассвет возвратил им сушу, иони дошли до реки[101], куда с флотомнаправился Цезарь. Легионы были посажены на суда, между тем как распространилсяслух, что они утонули: и никто не верил в их спасение, пока люди не увиделисвоими глазами Цезаря и вернувшееся с ним войско.

71. Между тем Стертиний, высланный навстречупожелавшему передаться нам Сегимеру, брату Сегеста, доставил его вместе ссыном[102] в город убиев. Обоим было данопрощение; Сегимеру — легко, сыну — после некоторых колебаний, так как говорилио том, что он глумился над трупом Квинтилия Вара. Галлия, Испания и Италия,соревнуясь друг с другом в усердии, предлагали в возмещение понесенных войскомпотерь оружие, лошадей, золото — что кому было сподручнее. Похвалив их рвение,Германик принял только оружие и лошадей, необходимых ему для военных действий,а воинам помог из собственных средств. И для того чтобы смягчить в нихвоспоминание о пережитом бедствии еще и ласковым обращением, он обходит раненыхи каждого из них превозносит за его подвиги; осматривая их раны, он укрепляет вних, — в ком ободрением, в ком обещанием славы, во всех — беседою и заботами, —чувство преданности к нему и боевой дух.

72. В этом году Авлу Цецине, Луцию Апронию и Гаю Силиюприсуждаются триумфальные знаки отличия за деяния, совершенные ими вместе сГермаником. Тиберий отклонил титул отца отечества, который ему не разпредлагался народом; несмотря на принятое сенатом решение, он не позволилприсягнуть на верность его распоряжениям[103], повторяя, что все человеческое непрочно и что чем вышеон вознесется, тем более скользким будет его положение. Это, однако, не внушилодоверия к его гражданским чувствам. Ибо он уже восстановил закон об оскорблениивеличия[104], который, нося в былое времято же название, преследовал совершенно другое: он был направлен лишь противтех, кто причинял ущерб войску предательством, гражданскому единству — смутамии, наконец, величию римского народа — дурным управлением государством;осуждались дела, слова не влекли за собой наказания. Первым, кто на основанииэтого закона повел дознание о злонамеренных сочинениях, был Август, возмущенныйдерзостью, с какою Кассий Север порочил знатных мужчин и женщин в своих наглыхписаниях; а затем и Тиберий, когда претор Помпей Макр обратился к нему свопросом, не возобновить ли дела об оскорблении величия, ответил, что законыдолжны быть неукоснительно соблюдаемы. И его также раздражилираспространявшиеся неизвестными сочинителями стихи о его жестокости инадменности и неладах с матерью.

73. Тут будет, пожалуй, нелишним рассказать о первыхобвинениях подобного рода, испытанных на незначительных римских всадникахФалании и Рубрии, чтобы стало понятно, с чего пошло это наитягчайшее зло, скаким искусством Тиберий дал ему возможность неприметно пустить ростки, какзатем оно было подавлено, как в дальнейшем вспыхнуло с новою силой и, наконец,заразило решительно все. Фаланию обвинитель вменял в преступление принятие им вчисло блюстителей культа Августа, — которые были во всех домах, на положениижреческих коллегий, — некоего мима Кассия, известного телесным непотребством, иеще то, что, продав сад, он уступил вместе с ним в собственность покупателю истатую Августа. Рубрий обвинялся в том, что клятвопреступлением оскорбилсвятыню Августа. Когда это стало известно Тиберию, он написал консулам, что егоотец признан небожителем не для того, чтобы это воздаваемое ему почитание былообращено на погибель гражданам; лицедей Кассий вместе со своими товарищами поремеслу постоянно принимает участие в зрелищах, посвящаемых его, Тиберия,матерью памяти Августа; если статуи Августа, как и другие изображения богов,при сделках на дома и сады переходят вместе с ними во владение покупателей, тоэто не является святотатством; на нарушение клятвы нужно смотреть так же, какесли бы был обманут Юпитер: оскорбление богов — забота самих богов.

74. Немного спустя претора Вифинии Грания Марцелла[105] обвинил в оскорблении величия егоквестор Цепион Криспин, заявление которого было поддержано и Романом Гиспоном.Этот Криспин первым вступил на жизненный путь, который впоследствии сделалиобычным тяжелые времена и человеческое бесстыдство. Нищий, безвестный,неугомонный, пока при помощи лживых наветов, питавших жестокость принцепса, невтерся к нему в доверие, он стал опасен для самых выдающихся людей государстваи, сделавшись могущественным у одного и ненавистным для всех, подал пример,последовав которому многие, превратившись из бедняков в богачей и изпрезираемых во внушающих страх, приуготовили гибель другим, а под конец и самимсебе. Что до Марцелла, то его он изобличал в поносных речах против Тиберия —неотвратимое обвинение, так как, выбрав из характера Тиберия самое мерзкое,обвинитель передавал это как слова обвиняемого. И так как все, о чем онговорил, было правдой, казалось правдой и то, что это было сказано обвиняемым.К этому Гиспон добавил, что свою собственную статую Марцелл поставил у себя вдоме выше, чем статуи Цезарей, и что, отбив у другой статуи голову Августа, онзаменил ее головою с лицом Тиберия. Выслушав это, Тиберий до того распалился,что, нарушив обычное для него молчание, заявил, что по этому делу открытоподаст свое мнение, подкрепив его клятвою, чтобы побудить и остальных поступитьтак же, как он. Но тогда еще сохранялись следы умиравшей свободы. И Гней Пизонна это сказал: «Когда же, Цезарь, намерен ты высказаться? Если первым, ябуду знать, чему следовать; если последним, то опасаюсь, как бы, помиможелания, я не разошелся с тобой во мнении». Смущенный словами Пизона и тембольше раскаиваясь в своей горячности, чем неожиданнее она была для негосамого, он позволил снять с подсудимого обвинение в оскорблении величия; разбордела о вымогательстве был поручен рекуператорам[106].

75. Не довольствуясь дознаниями в сенате, онприсутствовал и в обыкновенных судах, сидя в углу трибунала, чтобы не сгонятьпретора с курульного кресла; и в его присутствии было принято немало решенийвопреки проискам и ходатайствам власть имущих. Однако, способствуя торжествусправедливости, он тем самым ущемлял свободу. Так, например, сенатор АврелийПий, жалуясь, что прокладка проезжей дороги и постройка водопровода расшатали ипривели в негодное состояние его дом, обратился к сенату за вспомоществованием.Преторы казначейства ответили на его просьбу отказом, и тогда Цезарь пришел емуна помощь и оплатил Аврелию стоимость его дома, желая, чтобы все выплаты изказны производились по-честному; эту добродетель, утратив все остальные, онсохранял в течение долгого времени. Бывшему претору Проперцию Целеру,просившему о своем исключении ввиду бедности из сенаторского сословия, он выдалмиллион сестерциев, убедившись, что нужда была унаследована им от отца. Однако,когда другие попытались добиться того же, Тиберий велел им представить сенатудоказательства своей недостаточности: из желания быть суровым он проявлялчерствость и в том, что делал по справедливости. По этой причине прочиепредпочли молчание и нужду признанию в ней и благодеяниям.

76. В том же году из-за непрерывных дождей Тибр вышелиз берегов и затопил низкие части Рима; после спада воды обрушилось многопостроек, и под ними погибли люди. По этому поводу Азиний Галл предложилобратиться к Сивиллиным книгам[107].Тиберий, одинаково боявшийся гласности как в относящемся к воле богов, так и вделах человеческих, воспротивился этому, и изыскать средства к обузданиюсвоенравной реки было поручено Атею Капитону и Луцию Аррунцию. Было решеноосвободить на время от проконсульской власти и передать в управление ЦезарюАхайю и Македонию, просивших облегчить им бремя налогов[108]. Распоряжаясь на гладиаторских играх, даваемых им отимени его брата Германика и своего собственного, Друз слишком открытонаслаждался при виде крови, хотя и низменной; это ужаснуло, как говорили,простой народ и вынудило отца выразить ему свое порицание[109]. Почему Тиберий воздержался от этого зрелища,объясняли по-разному; одни — тем, что сборища внушали ему отвращение, некоторые— прирожденной ему угрюмостью и боязнью сравнения с Августом, который на такихпредставлениях неизменно выказывал снисходительность и благожелательность[110]. Не думаю, чтобы он умышленнопредоставил сыну возможность обнаружить перед всеми свою жестокость и навлечьна себя неприязнь народа, хотя было высказано и это мнение.

77. В театре еще больше усилились беспорядки,начавшиеся в минувшем году: было убито не только несколько человек из народа,но также воины и центурион, был ранен трибун преторианской когорты, когда онипытались пресечь буйство черни, обрушившейся с бранью на магистратов[111]. Эти волнения обсуждались в сенате, ибыло внесено предложение предоставить преторам право налагать на актеровнаказание розгами. Против этого заявил протест народный трибун Гатерий Агриппа,на которого напустился с бранной речью Азиний Галл, между тем как Тиберийхранил молчание, оставляя сенату эту видимость свободы. Все же протест трибунавозымел силу, так как божественный Август некогда заявил, что актеры неподлежат телесному наказанию[112], иТиберию не подобало отменять его решение. Были приняты постановления о размережалованья актерам и против разнузданности их поклонников; из этих постановленийважнейшие: чтобы сенатор не посещал мимов у них на дому, чтобы римские всадникине толпились вокруг них в общественном месте и не встречались с ними нигде,кроме как в театре: сверх того, преторы были наделены властью карать изгнаниемраспущенность зрителей.

78. Испанцам, согласно их просьбе, было дано разрешениена постройку в Тарраконской колонии храма Августу, и это послужило примером длявсех прочих провинций. Народ обратился с ходатайством отменить налог с оборотав размере одной сотой его, введенный после междоусобных войн, на что Тиберийответил эдиктом, в котором указывал, что у военной казны нет иных источниковпополнения; вместе с тем он заявил, что государство не выдержит бременинепомерных расходов, если воины будут служить менее двадцати лет. Такимобразом, непродуманные уступки, сделанные в силу необходимости во времяпоследнего мятежа[113] и сокращавшие срокслужбы в войске до шестнадцати лет, были отменены.

79. Затем Аррунцием и Атеем был поставлен перед сенатомвопрос, считает ли он возможным для уменьшения разливов Тибра запрудить реки иозера, из-за которых и повышается его уровень; по этому поводу были выслушаныпредставители муниципиев и колоний, причем флорентийцы просили ни в коем случаене отводить Кланиса из привычного русла и не направлять его в Арн, так как этобыло бы для них гибельно. Близкое к этому заявляли и жители Интерамны:плодороднейшие земли Италии придут в запустение, если река Нар, спущенная вканавы (как это предполагалось), заболотит близлежащую местность. Не молчали иреатинцы, возражая против постройки плотины на Велинском озере, в том месте,где из него изливается Нар, и говоря, что оно выйдет из берегов и затопитокрестности; что природа, определившая рекам их устья и течение, истоки иразливы, достаточно позаботилась о делах человеческих; к тому же нельзя несчитаться с обычаями и верованьями союзников[114], посвятивших рекам родной страны обряды, рощи ижертвенники, да и сам Тибр не желает, чтобы у него отняли соседствующие с нимреки и его течение стало от этого менее величавым. Оказались ли тут решающимипросьбы колоний, или трудности работ, или, наконец, суеверия, но взяло верхвысказанное Гнеем Пизоном мнение, что все следует оставить как оно есть.

80. За Поппеем Сабином была сохранена провинция Мезия сдобавлением еще Ахайи и Македонии. И вообще у Тиберия было обыкновениеудерживать большинство должностных лиц во главе тех же войск и тех жегражданских управлений. Объясняют это по-разному: одни говорят, что он оставлялв силе свои назначения из нежелания затруднять себя дополнительными заботами,некоторые — что делал это по злобе, чтобы не расточать милостей многим; есть итакие, которые полагают, что, будучи весьма проницателен умом, он был столь женерешителен в суждениях. С одной стороны, он не выказывал предпочтениядобродетелям, а с другой — ненавидел порочность: в выдающихся людях он виделопасность для себя, в дурных — общественное бесчестье. В этих колебаниях ондошел до того, что не раз поручал провинции тем, кого не согласился бывыпустить из Рима.

81. Что касается консульских выборов, происходившихтогда впервые при этом принцепсе и всех последовавших за ними в годы егоправления, то я едва ли решусь сказать по этому поводу что-либо определенное:до того разноречивы сведения не только у писавших о них, но и содержащиеся вречах самого Тиберия. Иногда, не называя имен кандидатов, он с такимиподробностями говорил об их происхождении, образе жизни, проделанных имипоходах, что всем было ясно, о ком идет речь; иногда, воздерживаясь даже и оттаких объяснений, он увещевал кандидатов не осложнять выборов происками иподкупом и давал обещание взять на себя заботу об их избрании. В большинствеслучаев он утверждал, что о своем желании выступить соискателями ему заявилилишь те, чьи имена он сообщил консулам; могут сделать подобное заявление идругие, если рассчитывают на общее расположение и свои заслуги; но это быликрасивые слова, на деле пустые и исполненные коварства, и чем больше в них быловидимости свободы, тем большее порабощение они с собою несли.

Примечания:

2.

В случае каких-либо чрезвычайных обстоятельств сенат мог повелеть консулу назначить кого-либо диктатором. С назначением диктатора как бы восстанавливалась прежняя царская власть, но на короткий срок (6 месяцев).

3.

В 451 г. до н.э. под давлением простого народа в Риме была избрана комиссия десяти с задачей сформулировать в виде законов нормы обычного права; члены этой комиссии получили название децемвиров (decemviri legibus scribundis, что означает: 10 мужей для записи законов). Децемвиры были наделены чрезвычайной властью: во время их деятельности не избирались ни консулы, ни народные трибуны. Плодом их работы явились Законы двенадцати таблиц. Несмотря на ограничение 2 годами срока пребывания у власти, децемвиры удержали ее за собой и на третий год (449 г. до н.э.), в связи с чем римская историческая традиция считала их узурпаторами.

4.

В период с 444 по 367 г. до н.э. вместо консулов в Риме избирались военные трибуны с консульскими полномочиями (сначала 3, потом 8).

5.

С 31 г. до н.э. Октавиан на каждый год избирался консулом; в 29 г. он получил цензорские полномочия, на основании которых в 29–28 гг. составил новый список сенаторов. В нем его имя стояло первым, откуда и его титул Princeps senatus (первый в сенате) В 27 г. Октавиан сложил с себя чрезвычайные полномочия, но уже спустя несколько дней получил их наново и, кроме того, прозвание Августа. Не желая подчеркивать самодержавный характер своего правления, он именовал себя принцепсом; с Августа слово «принцепс» приобретает ранее не свойственное ему значение «самодержец», «государь».

6.

Т.е. в 42 г. до н.э.

7.

В 36 г. до н.э., в битвах при Милах и Навлохе.

8.

Вызванный со своим войском для борьбы с Секстом Помпеем Лепид после разгрома Помпея в 36 г. до н.э. сделал попытку захватить Сицилию, но был нейтрализован Октавианом.

9.

Антоний покончил самоубийством в 30 г. до н.э.

10.

Юлианской партией Тацит называет партию сторонников Юлия Цезаря, вступивших после его убийства в длительную борьбу с республиканцами.

11.

Октавиан получил пожизненную трибунскую власть (т.е. был провозглашен народным трибуном) еще в 36 г. до н.э., после победы над Секстом Помпеем; с 23 г. до н.э. трибунская власть стала обозначаться и в его титулатуре.

12.

Проскрипциями назывались как списки лиц, объявленных в силу тех или иных политических причин вне закона, так и их физическое уничтожение. Впервые прибег к проскрипциям Сулла. В результате проскрипции 43 г. до н.э. было умерщвлено, согласно свидетельствам древних авторов, 300 сенаторов и 2000 всадников, не говоря уже о массовых убийствах, которыми сопровождались проскрипции.

13.

Коллегия верховных жрецов (вначале из 4, потом 8 и, наконец, из 15 членов) ведала всеми вопросами религиозного культа.

14.

Эдилы ведали устройством зрелищ, городским благоустройством, наблюдали за состоянием общественных зданий, осуществляли полицейский надзор. С 493 г. до н.э. в г. Риме было 2 народных эдила (aediles plebis), в 367 г. прибавилось еще 2 курульных эдила (aediles curules), в 46 г. — еще 2, обеспечивавших продовольственное снабжение города (aediles cereales). На курульных эдилов возлагался главным образом полицейский надзор. Курульными они назывались из-за того, что им, наравне с консулами и преторами, была присвоена привилегия отправлять свои обязанности, сидя в особом, выложенном слоновой костью или позднее мрамором, а также металлическом складном кресле (sella curulis).

15.

Агриппа занимал должность консула в 28 и 27 гг. до н.э.

16.

Т.е. будущего императора Тиберия и его младшего брата полководца Друза Старшего.

17.

Со времени Октавиана, внучатого племянника и приемного сына Юлия Цезаря, римские императоры называли себя и своих сыновей (преимущественно наследников) Цезарями. Таким образом, наименование одной из ветвей рода Юлиев превратилось в конце концов в титул.

18.

Tory претексту носили мальчики свободных сословий до шестнадцатилетнего возраста.

19.

Глава молодежи (Princeps iuventutis) — первый в списке всадников; в императорскую эпоху главами молодежи были сыновья императора, наследники престола.

20.

В Списке деяний Августа, найденном в Анкире (нынешняя Анкара в Турции), сообщается о том, что «сенат и римский народ назначили их [Гая и Луция] консулами, когда им пошел пятнадцатый год, с тем чтобы они вступили в должность по миновании пяти лет» (Анкирский памятник, II, 46).

21.

Друз Младший.

22.

Битва при Акции произошла в 31 г. до н.э.; гражданские войны — после убийства Юлия Цезаря (44 г. до н.э.). Таким образом, характеризуя состояние Римского государства при Августе, Тацит имеет в виду последние годы его правления.

23.

Ко двору принцепса Тиберий попал на девятом году отроду после смерти своего отца (Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. Тиберий. 6); консулом в первый раз он был в 29 г., во второй — в 13 г., в третий — в 7 г. до н.э. До своего удаления на остров Родос он дважды справлял триумф, в 9 и в 7 гг. до н.э.

24.

Тиберий жил на Родосе с 6 г. до н.э. по 2 г. н.э. Официально он не был отправлен в изгнание, но фактически его пребывание на Родосе представляло собой ссылку, и на его просьбу разрешить ему возвратиться в Рим Август ответил отказом. О пребывании Тиберия на Родосе см.: Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. Тиберий, 11–13.

25.

Т.е. сыну Тиберия Друзу и племяннику и приемному сыну Тиберия Германику.

26.

Преторианская когорта — первоначально отряд лучших воинов, состоявших при полководце и несших его охрану. Август сформировал 9 когорт численностью по 1000 человек каждая, которым присвоил то же название. При нем 3 когорты, являясь императорской гвардией, имели постоянное местопребывание в Риме. В дальнейшем количество преторианских когорт увеличилось и преторианцы стали играть большую роль в политической жизни Рима, возводя или свергая по своей воле императоров.

27.

Т.е. в сенат.

28.

Т.е. весталками, жрицами богини Весты; при ее храме их было 6; взятые в храм в возрасте 6–10 лет, они были обязаны в течение 30 лет соблюдать обет безбрачия, после чего возвращались к частной жизни и могли вступать в брак. Важные документы и деньги обычно сдавались на хранение в храмы, в Риме — в храм Весте.

29.

Ливия принадлежала к роду Ливиев (ее отец — Ливий Друз); чтобы она вошла в род Юлиев, к которому принадлежал усыновленный Юлием Цезарем Август, требовалось ее удочерение Августом, что и было сделано им в завещании, составленном за 1 год и 4 месяца до смерти.

30.

Иначе говоря, в случае смерти Тиберия и Ливии права наследования переходили к внукам и правнукам, а в случае их смерти — к названным Августом в завещании наиболее знатным гражданам.

31.

Сестерций — римская серебряная монета, равная 4 ассам; в переводе на золото стоимость сестерция — приблизительно 5–6 копеек.

32.

Августом были сформированы 3 когорты городской стражи, предназначенные для несения полицейской службы в г. Риме.

33.

Когорты римских граждан — отдельные войсковые подразделения, не сведенные в легионы; в императорскую эпоху их насчитывалось, по имеющимся данным, свыше 30.

34.

После сожжения трупа Юлия Цезаря возбужденная толпа направилась разрушать дома заговорщиков — убийц Цезаря; с большим трудом удалось предотвратить погром и пожары.

35.

Август умер 19 августа 14 г. н.э., впервые был избран консулом 19 августа 43 г. до н.э. (см.: Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. Август, 100); другие античные авторы сопоставляли дату его смерти с датой битвы при Акции или с датой присвоения ему титула Августа.

36.

Август был консулом 13 раз, Валерий Корв — 6, Гай Марий — 7 раз.

37.

Здесь имеется в виду почетный титул, присуждаемый войском своему военачальнику.

38.

Т.е. — к войне против республиканцев во главе с Брутом и Кассием, после убийства Юлия Цезаря.

39.

По настоянию Антония был проскрибирован и Цицерон, убитый 7 декабря 43 г. до н.э.

40.

Этот - Лепид, тот — Антоний.

41.

Т.е. находящимися в отдаленных от Рима землях.

42.

В 44 г. Август переманил к себе на службу IV (Скифский) и XIV (Марсов) легионы, находившиеся ранее в подчинении у Антония.

43.

Соглашение в Брундизии было заключено в 40 г. до н.э., соглашение в Таренте — в 37 г: Антоний женился на сестре Октавиана Октавии вскоре после соглашения в Брундизии.

44.

Это произошло в 38 г. до н.э.; Ливии было тогда 19 лет.

45.

В этом месте рукопись не дает достоверного чтения; наш перевод исходит из предположительного чтения этого места некоторыми издателями.

46.

О Ведии Поллионе многие античные авторы сообщают, что он кормил рыб в своих садках живыми рабами.

47.

Официальное обожествление Августа, как видно из дальнейшего, состоялось только после егс смерти. Но с 29 г. до н.э. он разрешил возводить храмы (правда, с обязательным двойным посвящением, а именно ему и Роме, богине-покровительнице города Рима), и в таких храмах, построенных как частными лицами, так и общинами (особенно в провинции), ему воздавались божеские почести. Жрец — родовое название всякого священнослужителя, фламин — жрец определенного божества, в данном случае, очевидно, Августа.

48.

В 9 г. н.э.

49.

Об этой памятной записке сообщает и Светоний (Жизнь двенадцати цезарей. Август, 101).

50.

Речь идет о постановлении консулов, которым Тиберию препоручался принципат и на которое Тиберий, располагая трибунской властью, мог наложить запрет.

51.

Ливня, после смерти Августа принятая в род Юлиев, именовалась порой, как в этом случае, Юлией, хотя обычно ее называли Августой.

52.

Т.е. жертвенник в память ее удочерения по завещанию Августа.

53.

Проконсул — наместник сенатской провинции.

54.

Трибы — подразделения населения города Рима, объединяемые сначала по родовому признаку, впоследствии по территориальному.

55.

4 кандидатов в преторы из 12 подлежавших избранию.

56.

Т.е. были бы внесены в государственный календарь и тем самым узаконены раз навсегда.

57.

Триумфальная одежда состояла из расшитой тоги, вышитой узором из пальмовых ветвей туники, и т.д.

58.

Приезжать в цирк или театр на колесницах разрешалось лишь преторам, и притом только в тех случаях, когда им поручалось устройство зрелищ.

59.

А именно VIII (Августов), IX (Испанский) и XV (Аполлонов).

60.

Вексилларии — отслужившие срок (20 лет) воины, до фактического ухода из армии освобождаемые от работ в лагере, но обязанные сражаться с врагами в случае нападения.

61.

Денарий был равен 16 ассам.

62.

Увольняемые в отставку ветераны награждались земельными наделами, но так как эти наделы, как указано выше, часто не имели никакой реальной ценности, Перценний выдвинул требование о выдаче ветеранам денежного вознаграждения.

63.

Каждый легион имел своего орла; каждая когорта (а в легионе их было 10) по 3 значка (когорта подразделялась на 3 манипула, манипул состоял из 2 центурий).

64.

Насыпь, возвышение.

65.

Муниципий — город, пользовавшийся самоуправлением; жителям муниципия были присвоены права римских граждан.

66.

В обязанности префекта лагеря входил надзор за возведением лагерных укреплений и поддержанием их в исправности, а также за обозом, лагерным лазаретом и т.д., иными словами, за хозяйственными и тыловыми подразделениями.

67.

Т.е. римскими легионами, размещенными в Верхней и Нижней Германии, в восстании которых см. главу 31 и сл.

68.

Таким образом, воины требовали сокращения срока службы с 20 до 16 лет.

69.

Т.е. Луна — богиня луны, дочь Латоны (римская мифология).

70.

Их было 8, тогда как паннонских только 3. В Нижнем войске I (Германский), V (Жаворонки), XX (Валериев Победоносный) и XXI (Стремительный); в Верхнем II (Августов), XIII (Сдвоенный), XIV (Сдвоенный Марсов Победоносный) и XVI (Галльский).

71.

Эта армия называлась германской, так как ее назначение было вести военные действия против германцев; прозвание Германик (Germanicus — «германский») было присвоено к тому времени брату Тиберия Друзу Старшему и его сыну Юлию Цезарю, обычно именуемому просто Германиком.

72.

В легионе было 60 центурий и, стало быть, столько же центурионов.

73.

Т.е. Тиберия и Августы.

74.

Caligula — по-латыни «сапожок».

75.

По рассказу Светония (Жизнь двенадцати цезарей. Юлий, 70), Цезарь начал свое выступление перед взбунтовавшимся Х легионом, не желавшим отправиться вместе с ним в Африку, с обращения — «квириты!» (т.е. «граждане!») вместо обычного — «воины!».

76.

В 30 г. до н.э. в Брундизии, когда взбунтовались ветераны, требовавшие увольнения и наград.

77.

После поражения Вара I легион был наново сформирован и отправлен на Рейн под началом Тиберия, где он и выдал ему значки.

78.

Т.е. Тиберию, усыновившему Германика по желанию Августа в 4 г. н.э.

79.

Т.е. главнокомандующим; для этой поры за словом «император» еще не закрепилось значение самодержавного властителя.

80.

Милиарий — столб с указанием расстояния от того или иного пункта в тысячах двойных шагов, откуда и название меры длины — миля; таким образом, зимние лагери V и XXI легионов отстояли от местопребывания Германика (города убиев, в будущем Кельна) на расстоянии 60 римских миль.

81.

Старые лагеря (Vetera casira) находились близ нынешнего Ксантена на берегу Рейна.

82.

Т.е. на правый (германский) берег Рейна.

83.

Во время похода в Германию в 10–11 гг. н.э.

84.

Помимо Регия у Мессинского залива (ныне Реджо), был еще один Регий — в Циспаданской Галлии на Эмилиевой дороге (ныне Реджо д’Эмилиа), чем и объясняется уточнение Тацита.

85.

Юлия Старшая пребывала в ссылке 16 лет (со 2 г. до н.э. по день смерти, последовавшей в 14 г. н.э.).

86.

Августалы — жреческая коллегия, созданная Тиберием для отправления и поддержания культа обожествленного после смерти Августа.

87.

В «Истории» (II, 95) Тацит говорит о том, что коллегия титиев была создана Ромулом; версия о создании этой коллегии Титом Татием приводится у Варрона Реатинского (О латинской речи, V, 85).

88.

Это восстание под предводительством Арминия произошло в 9 г. н.э. Арминий ранее служил в римском войске, получил от Августа римское гражданство и был возведен во всадническое достоинство; пользуясь полным доверием Вара, он тайно подготовил восстание и нанес римлянам тяжелое поражение, в результате которого римляне лишились плодов своих предшествующих успехов.

89.

В городе убиев (в последующем Colonia Agrippina — ныне Кельн) существовал храм в честь Августа; Сегимунд, имея римское гражданство, как и его отец Сегест, был назначен жрецом при этом храме.

90.

Рассказ о судьбе сына Арминия был приведен Тацитом в не дошедших до нас книгах «Анналов»; по сообщению Страбона (VII, 1), этого сына Арминия звали Тумеликом.

91.

Речь идет о поражении, нанесенном Арминием Вару.

92.

Т.е. на левом (галльском) берегу Рейна.

93.

Т.е. Августа, которого Арминий не желал признавать богом.

94.

К 5 г. н.э. римляне, как им казалось, прочно закрепили за собой территорию между Рейном и Эльбой и создали на ней провинцию Германия. Восстание Арминия лишило их господства на этой территории. Розги, секиры и тога — символы римской власти (как военной, так и гражданской).

95.

Германику во время летнего похода 15 г. н.э. было неполных 30 лет.

96.

Т.е. римским поселениям на правом берегу Рейна, на территории германцев.

97.

Римский лагерь строился по определенному, раз навсегда установленному плану: у палатки командующего оставлялось свободное пространство — главная лагерная площадь — на котором полководец собирал воинов на сходку; таким образом, размеры этой площади косвенным образом указывают на численность собранных в лагере войск.

98.

Трибунами и центурионами первых центурий первого манипула первой когорты назначались наиболее заслуженные офицеры легиона.

99.

По представлениям римлян, прикосновение к мертвым оскверняло священнослужителей; авгур — жрец-птицегадатель.

100.

В не дошедшем до нас сочинении «Германские войны».

101.

Т.е. Визургия.

102.

По сообщению Страбона (VII, 1), этого сына звали Сеситаком.

103.

В 42 г. до н.э. триумвиры (Октавиан, Антоний и Лепид) поклялись нерушимо соблюдать все законы и распоряжения, изданные Юлием Цезарем. В дальнейшем, в эпоху империи, вошло в обыкновение в первый день нового года присягать на верность распоряжениям правящего принцепса и всех его умерших предшественников.

104.

Этот закон (обычно его называют законом об оскорблении величества, что не совсем точно, так как под величеством подразумевается достоинство властителя, монарха) был издан во время диктатуры Корнелия Суллы (приблизительно в 80 г. до н.э.) и именовался Lex Cornelia. Сообщаемое Тацитом о его первоначальной направленности подтверждается и Цицероном в «Письмах к друзьям» (III, 11).

105.

В правление Августа было принято постановление, согласно которому часть провинций переходила в непосредственное подчинение принцепса, часть оставалась в ведении сената. Наместники сенатских провинций обычно именовались проконсулами. Граний Марцелл был бывшим претором, и в данном месте Тацит именует его по званию.

106.

Рекуператоры — особая судебная коллегия, занимавшаяся рассмотрением имущественных тяжб между римлянами и чужестранцами; из факта передачи дела Марцелла рекуператорам следует, что ему, кроме того, было предъявлено обвинение и в вымогательстве.

107.

По преданию, при царе Тарквинии Гордом (в действительности, вероятно, в первые годы республики) в Риме появились так называемые Сивиллины книги, составление которых приписывалось прорицательнице Сивилле из г. Кум в Кампании. Эти тексты, написанные по-гречески, представляли собой собрание всевозможных оракулов. В дальнейшем Сивиллины книги были помещены на хранение в храм Юпитера, и в трудных для государства обстоятельствах к ним стали обращаться за прорицаниями, соответственно которым принимались те или иные решения. Истолкование Сивиллиных книг было поручено особым жрецам, сначала 2, потом 10, в правление Суллы и Августа — 15 (квиндецимвирам).

108.

Ахайя (Ахея) и Македония принадлежали к числу сенатских провинций, подати с которых поступали в общегосударственную казну; передача их в управление императору могла лишь в очень незначительной мере облегчить бремя взимаемых с них поборов.

109.

Кровавые побоища на арене были в Риме обычным и желанным зрелищем и никого не трогали; в данном случае зрителей возмутила «чрезмерная» кровожадность Друза, распоряжавшегося на этих представлениях (от распорядителя зависело, пощадить ли того или иного раненого гладиатора или повелеть, чтобы он был добит победителем, зависели условия поединков или групповых боев и т.д.).

110.

См.: Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. Август, 45.

111.

Зрители театральных и цирковых представлений шумно и непринужденно выражали свое одобрение или неодобрение того или иного зрелища или тех или иных актеров и гладиаторов. Среди зрителей постоянно вспыхивали на этой почве ссоры и потасовки, в которые вмешивались присутствовавшие на представлениях воинские наряды; о подобных беспорядках сохранились многочисленные свидетельства античных авторов, неоднократно упоминает о таких бесчинствах театральной толпы и Тацит (см., например: Анналы, XIII, 25; XIV, 17).

112.

Впрочем, «Светоний» сообщает о нескольких случаях, когда актеров подвергли телесному наказанию по распоряжению Августа (Жизнь двенадцати цезарей. Август, 45).

113.

Т.е. во время мятежа паннонских и германских легионов в 14 г. н.э.

114.

Союзниками (socii) издавна назывались покоренные римлянами народы, с которыми Рим как бы вступал в союз (объединение). В данном случае термин «союзники» по отношению к обитателям Италии — явный анахронизм, так как подавляющее большинство италиков получило римское гражданство после Союзнической войны, закончившейся в 88 г. до н.э.