• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Императорские регалии и коронные бриллианты должны были где-то храниться. При этом храниться надежно, совершенно гарантированно от любых случайностей. Для хранения императорских регалий, коронных бриллиантов, различных ценных ювелирных изделий и меховой рухляди, при Николае I создали специальную структуру – Камеральное отделение Кабинета Е.И.В.

Понятно, что регалии бережно хранились и до второй четверти XIX в. В имперский период это был Кабинет Е.И.В. и личные покои царствующих императоров и императриц. Если обратиться к истории Кабинета Его Императорского Величества (далее просто Кабинета), то начало этой структуре положено в 1704 г. Главной задачей Кабинета было управление административными, хозяйственными и финансовыми делами правящего императора. Своими корнями Кабинет уходил в Приказ тайных дел царя Алексея Михайловича. Вплоть до последней четверти XVIII в. именно Кабинет отвечал за хранение императорских регалий и коронных бриллиантов. При Екатерине II специальным указом от 16 июля 1786 г. круг деятельности Кабинета четко определился.¹¹¹ Среди прочих пунктов, там были положения, прямо относящиеся к хранению государственных ценностей при Кабинете: «…п. 2. Наличные в Кабинете деньги и вещи хранить в Казенной, имея всегда ее за печатью одного члена Кабинета…; п. 3. При начале каждого месяца присутствующим в Кабинете делать по краткой росписи генеральное свидетельствование, как деньгам…; п. 11. Вещи для подарков впредь покупать за наличные деньги…». Понятно, что под «вещами» подразумевались прежде всего ювелирные изделия.

Колоссальные затраты на ювелирные изделия времен царствования Екатерины II подорвали финансовую стабильность Кабинета. Поэтому Павел I стремился к упорядочению финансовых расходов, отражением чего и стал его знаменитый указ «Об Императорской фамилии» 1797 г. Он даже запретил выдавать деньги из Кабинета по устным императорским (т. е. его собственным, возможно, учитывая импульсивность своего характера) указам.

Решать вопрос о дефиците средств Кабинета пришлось сыну Павла I – императору Александру I. Следует отметить, что молодой император оказался в очень сложном положении. С одной стороны, он должен был показать, что выдерживает провозглашенный политический курс: «При мне все будет, как при бабушке!» Поэтому уже 16 марта 1801 г., то есть через четыре дня после убийства отца, Александр I отменяет запрет отца выдавать деньги по устным указам.¹¹² Правда, в документе оговаривается, что сумма не должна превышать 10 000 руб., а это были весьма значительные деньги. С другой стороны, 6 апреля 1801 г. последовал указ об упорядочивании закупок драгоценных вещей. Однако кардинально вопрос решили, когда 25 февраля 1803 г. все долги Кабинета на сумму 5 307 000 руб. приняли на счет Государственного казначейства.

Были и структурные изменения в Кабинете. Все они проводились на основании указа от 18 января 1802 г. о новых штатах Кабинета. К важнейшим изменениям можно отнести то, что в 1802 г. Алмазная мастерская непосредственно вошла в состав Кабинета. Согласно новым штатам, при Алмазной мастерской вводилась должность ювелира-оценщика.

28 марта 1819 г. было принято уточнение штатного расписания Кабинета. Согласно этому документу, в структуре Кабинета появилось «Второе отделение мягкой рухляди и заготовки подарков». В свою очередь, это «Второе отделение» разделялось на два стола: 1. Стол «Мягкой рухляди» и 2. Стол «По дорогим подаркам», в составе которого значилось уже два ювелира-оценщика. Фактически это «Второе отделение» и стало непосредственным предшественником Камерального отделения Кабинета.

После воцарения Николая I в 1826 г. формируется новая мощная структура – Министерство Императорского двора, в состав которого вошли все подразделения, так или иначе связанные с обслуживанием высочайшего двора. Соответственно, в состав Министерства двора вошел и Кабинет Е.И.В. При этом должность Управляющего Кабинетом занял министр Императорского двора кн. М.П. Волконский (с 22 августа 1826 г.) при оперативном управлении структурами Кабинета его вице-президентами.

После этих структурных перемен 27 сентября 1827 г. высочайше утвердили новый Устав Кабинета Е.И.В. Этот Устав предполагал создание Второго, или Камерального, отделения, которое просуществовало вплоть до 1888 г.

П.М. Волконский. Худ. Дж. Доу. 1828 г.

Согласно «Положению» Устава: «§ 19. Второе, или Камеральное, отделение заведует делами о золотых, бриллиантовых и других драгоценных вещах, вносимых в Комнату Его Императорского Величества или назначаемых для подарков, также и делами о мягкой рухляди; § 21. Камеральное отделение разделяется на два стола; § 22. Предметы Первого стола: а) дела по изготовлению и покупке золотых, бриллиантовых и других драгоценных вещей, равно и жемчугов; б) составление об оных описей для ежемесячного свидетельствования; в) рассылка жалуемых вещей по назначению и нужное по сему письмоводительство; г) ведение книг о приходе и расходе и наличности вещей и вся в том отчетность; § 103. Драгоценные вещи и мягкая рухлядь хранятся в особых кладовых за печатью и за ключами начальника Камерального отделения; § 109. Ни одна вещь не поступает в Кладовые и не выдается из оной без предписаний Кабинета».

При Александре III с 1883 г. начинается широкомасштабная реформа Министерства Императорского двора. Затронула она и Кабинет Е.И.В. С 1884 г. Александр III перестал визировать ежемесячные ведомости о пожалованиях из фонда вещей кладовой № 2 и произведенных расходах по закупке новых ювелирных изделий.

В 1887 г. Камеральному отделению Кабинета подчинили кладовую каменных изделий гранильных фабрик. На момент переподчинения по описи в кладовую принято 1911 шт. различных вещей (вазы, пьедесталы, чаши, табакерки, печати и т. д.).

В 1888 г. все отделения Кабинета преобразованы в отделы и соответственно Камеральное отделение стало 4-м Камеральным отделом Кабинета Е.И.В., с соответствующим штатом: заведующий, хранитель, два помощника и два писаря для ведения документации. Однако новое наименование, как и штаты, просуществовали только до 1893 г.

18 ноября 1893 г. Камеральный отдел упраздняется и ему возвратили прежнее наименование – Камеральное отделение, штаты при этом не изменились.¹¹³ Это наименование сохранялось вплоть до 1917 г.

Также следует коснуться вопроса о жалованье лиц, отвечавших по должности за колоссальные ценности Кабинета Е.И.В. Для сравнения оттолкнемся от жалованья высшего должностного лица – министра Императорского двора. Так, при Александре III министр Императорского двора граф И.И. Воронцов-Дашков получал: по высочайше утвержденному 24 апреля 1888 г. штату «Общих установлений Министерства Императорского двора» жалованья 9000 и столовых 9000 руб. По Высочайшему повелению 12 ноября 1887 г., «в добавочное содержание доколе не будет занимать помещения в Императорском Зимнем дворце» – по 18 868 руб. Всего 36 868 руб.

Начальник Камерального отделения действительный статский советник Сипягин получал: жалованья 2500 руб., столовых 2500 руб., разъездных 1200 руб. Всего 6200 руб. при казенной квартире. И это был уровень жалованья высшего звена чиновников Кабинета Е.И.В.

Таким образом, несмотря на периодические переименования задачи Камерального отделения оставались постоянными: заготовление и продажа мехов; сбор ясака с нерусского населения; заготовление драгоценностей для подарков; ведение дел по их пожалованию; хранение завещаний членов Императорской фамилии; хранение императорских регалий и коронных бриллиантов; ведение родословной книги Российского императорского дома.¹¹⁴

За сохранность императорских регалий и коронных бриллиантов персонально отвечали доверенные лица российских монархов. Названия их должности периодически менялись. При Петре I таким человеком был надворный интендант Петр Иванович Мошков¹¹⁵, занимавший должность «у надзирания всяких вещей» с 1705 и, по крайней мере, до 1728 г.¹¹⁶

В 1728 г. после коронования Петра II императорские регалии и «прочее убранство» передали «на хранение в мастерскую палату действительному советнику князю Василию Одоевскому», он и стал следующим хранителем этих регалий.¹¹⁷ Примечательно, что в 1728 г. в этом указе упоминается и надворный советник Петр Мошков. В ноябре 1828 г. надворному интенданту Петру Мошкову переданы «оставшиеся по смерти царевны Натальи Алексеевны алмазные и другие вещи».¹¹⁸

При Елизавете Петровне драгоценные вещи находились «в смотрении» двух придворных чиновников. Первый – гардероб-мейстер отвечал за хранение драгоценных вещей, которые императрица носила постоянно, и находились они непосредственно в покоях, занимаемых Елизаветой Петровной. В 1748 г. эту должность выполнял подканцелярист Осип Баскаков, следивший за сохранностью вещей в новом Летнем дворце императрицы.¹¹⁹ Вторым лицом, отвечавшим за хранение драгоценных вещей, являлся «комиссар» Петр Павлов. В его ведении было хранилище для «знатных, уборных вещей», расположенное в старом Летнем дворце на Фонтанке, «в каменных по Фонтанке реке покоях» и «для осмотра оных вещей и прочего исправления допускать определенного ко оным вещам комиссара, Петра Павлова, который покой имеет завсегда печатан быть его, Павлова, печатью, и ту печать приказать тому часовому сличать с данным тому часовому экземпляром».¹²⁰

К хранению «алмазных вещей» привлекались и «непрофессионалы». В январе 1743 г., после публичного наказания фрейлин императрицы Елизаветы Петровны, А. Бестужевой и Н. Лопухиной, их конфискованные ценности передали «на хранение придворной карлице Авдотье Павловой».¹²¹

В последние годы жизни Елизаветы Петровны за хранение бриллиантовых, яхонтовых, изумрудных и других вещей отвечал генерал-поручик, «действительный камергер и кавалер» Н. А. Возжинский.¹²²

При Екатерине II функции хранительниц драгоценных вещей и императорских регалий постепенно переходят к женщинам в должности доверенных камер-фрау. Впоследствии эта традиция сохранялась вплоть до начала царствования Александра III.

В 1762 г. за хранение императорских регалий и наиболее ценных вещей отвечал капитан-поручик Преображенского полка Семен Хвостов. Наряду с ним для составления описи драгоценных вещей в 1763 г. назначается поручик Семеновского полка Петр Поздеев¹²³. Однако искушение оказалось слишком велико, а люди слабы. Офицеров уличили в кражах драгоценных камней и уволили.

В сентябре 1763 г. последовал императорский указ о назначении капитана и кабинет-курьера Ивана Никитича Бартенева «быть к комнате нашей и иметь в смотрении своем всякие в деле и не в деле драгоценные каменья и некоторые вещи». Практически полномочия по хранению ювелирных вещей в 1763 г. были разграничены следующим образом: И.И. Бартенев стал «курировать» Алмазную мастерскую, о которой пойдет речь ниже, а камер-юнгфера императрицы Екатерины II – Анна Константиновна Скороходова¹²⁴ «курировала» драгоценности, хранимые в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца. Именно у нее хранились ключи от витрин, где находились императорские регалии и другие ценности. Таким образом, в 1763-1780-х гг. «при комнатных драгоценных вещах» состояли на службе А.К. Скороходова и ставший секунд-майором, а затем и полковником И.И. Бартенев. Также к хранению драгоценностей причастны капитан Колесников с денщиками, писарь Вонявин и «при деле находящиеся подмастерье и ученик».

Примечательно, что именно Бриллиантовая (Алмазная) комната в личных покоях императрицы играла роль некоего выставочного зала, где ювелиры выставляли свои изделия. К вещам прикреплялись ярлычки с именем поставщика и ценой. Императрица и приближенные приходили и отбирали то, что им нравилось.

После того как И.И. Бартенева «перебросили» на заведование Алмазной мастерской, его функции как хранителя Бриллиантовой комнаты перешли к камер-фрау императрицы Екатерины II – Анне Константиновне Скороходовой. Именно она стала отвечать за сохранность императорских регалий и драгоценностей в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца. За сохранность ювелирных камней, драгоценных металлов и ювелирных изделий в Алмазной мастерской отвечал подполковник Иван Никитич Бартенев. Кроме этого, при Екатерине II в 1780-е гг. учетом «драгоценным вещам, состоящим в расходе и на лицо» ведал И. Кайгородов¹²⁵, которого сменил И. Тюльпин¹²⁶, «любимейший и приближеннейший камергер императрицы». А в последние годы екатерининского правления А.И. Лужков¹²⁷ «без реестра и описи получал драгоценнейшие металлы и антики и по кончине Императрицы сдал их, нигде не записанных и никем не знаемых более, нежели на 200 000 рублей».¹²⁸

Видимо, в 1828–1829 гг., после смерти вдовствующей императрицы Марии Федоровны, ответственность за хранение коронных бриллиантов и драгоценностей в царских «комнатах» переходит к камер-фрау Авдотье Петровне Пильниковой.¹²⁹

Поскольку на должность хранителя драгоценностей Бриллиантовой комнаты придворных дам брали что называется «навсегда», то эту должность Пильникова сохраняла, будучи уже камер-фрау императрицы Александры Федоровны. Именно А.П. Пильникова бестрепетно контролировала процесс спасения императорских регалий и коронных бриллиантов в страшную декабрьскую ночь 1837 г., когда зарево горевшего Зимнего дворца виднелось за десятки верст. Помогали ей и другие камер-фрау императрицы. По крайней мере, дочь Николая I упоминает, что «старая камер-фрау Клюгель заботилась о том, чтобы не оставить безделушек и драгоценностей».¹³⁰

После того как Зимний дворец выгорел и выяснилось, что все императорские регалии и коронные бриллианты благополучно спасены, император Николай Павлович повелел «хранить их в кладовой бриллиантовых вещей Кабинета, впредь до особого повеления».¹³¹ Эта кладовая находилась в здании Кабинета близ Аничкового дворца. Все бриллиантовые вещи были уложены в 11 вызолоченных деревянных ящиков, их перевезли в Бриллиантовую кладовую, около которой поставили постоянный пост из двух часовых. Весь процесс перемещения ценностей контролировали три человека: камер-фрау Пильникова, гоф-фурьер Пикар и начальник Второго отделения Кабинета Николай Михайлович Петухов.

Этот форс-мажорный процесс перемещения ценностей колоссальной стоимости стал основанием для их тщательной ревизии. С 19 февраля 1838 г. упомянутые три должностных лица приступили к проверке, в результате которой они еще раз убедились, что все ценности налицо. Более того, у камер-фрау Пильниковой оказалось в наличии 10 бриллиантов-шатонов, не учтенных в описях. Такие расхождения были обычным делом, поскольку наиболее активно носимые бриллиантовые вещи могли храниться в гардеробной императриц и за их сохранность отвечали личные камердинеры императриц. А поскольку драгоценностей у императрицы Александры Федоровны имелось множество, то «бухгалтерия не успевала» вносить их в списки коронных бриллиантов.

Как правило, камер-фрау, «хранители» коронных бриллиантов, оставались на своей должности буквально до конца жизни. Когда в 1840 г. умерла камер-фрау Пильникова, то ее на этом ответственном посту немедленно сменила камер-фрау Анастасия Александровна Эллис.¹³² Ее должность впервые стала официально именоваться в «Адрес-календарях», как камер-фрау «при хранении государственных бриллиантов». На этой должности А.А. Эллис также оставалась до своей смерти в 1864 г., то есть свой ответственный пост она занимала на протяжении 24 лет, при двух императорах.

Умерла камер-фрау А.А. Эллис 1 октября 1864 г. С 1840 по 1864 г. она проживала в Зимнем дворце. Поскольку Эллис занимала ответственную должность, связанную с хранением государственных регалий и коронных бриллиантов, то кадровые решения приняли оперативно. Уже 3 октября 1864 г. «Государь Император Высочайше повелеть соизволил: по случаю кончины камер-фрау Государыни Императрицы Эллис хранение Государственных бриллиантов поручить камер-фрау фон Винклер».¹³³ 7 октября 1864 г. об этом решении сообщили всем должностным лицам, отвечавшим за допуск к коронным бриллиантам.

С октября 1864 г. в должности камер-фрау императрицы Марии Александровны впервые упоминается Каролина Карловна фон Винклер. Однако упоминание ее должности шло уже без привычного с николаевских времен «хранения государственных бриллиантов». Вероятнее всего, после смерти в 1864 г. А.А. Эллис контроль за государственными регалиями и ювелирными изделиями, хранимыми в Кладовой № 1 Камерального отделения (Бриллиантовая комната Зимнего дворца), «де-факто» перешел к его чиновникам.

Тогда Камеральное отделение возглавлял статский советник Алексей Иоакимович Даниловский, а ключевыми его помощниками являлись коллежский асессор Владимир Васильевич Кармин (1-й стол), надворный советник Николай Петрович Степанов (2-й стол) и наблюдал за хранением мягкой рухляди титулярный советник Александр Алексеевич Канунников.¹³⁴

За камер-фрау К. К. Винклер оставался контроль за ювелирными изделиями, хранимыми «в комнатах» императрицы. Тем не менее в описи коронных бриллиантов и жемчугов, составленной в 1865 г., К.К. фон Винклер оставила свою подпись как лицо, принявшее под свою ответственность указанные бриллианты, включая императорские регалии.

14 декабря 1865 г. в адрес обер-гофмаршала Императорского двора графа Шувалова было направлено письмо за подписью члена Кабинета Е.И.В. тайного советника Петухова: «Имею честь уведомить Ваше Сиятельство, что вновь составленная, по Высочайшему повелению, шнуровая книга, находящимся в заведовании Камер-Фрау Ея Величества Фои-Вииклер, Императорским Регалиям, коронным бриллиантовым вещам, цветным каменьям и жемчугам и подлинная шнуровая оценка оным Придворных Ювелиров: Брейтфуса, Зефтингена и Болина, переданы г-же Фон-Винклер, для хранения при коронных бриллиантах».¹³⁵

К.Э Волин. Автопортрет. 1830 г..

Прошли годы. К. К. фон Винклер, как и ее предшественницы, хранила коронные бриллианты и императорские регалии буквально до своей смерти. А после этого, 22 августа 1884 г., состоялось принципиальное и назревшее решение, отменявшее вековую практику персональной ответственности за хранение драгоценных камней женщин на должности камер-фрау «при хранении государственных бриллиантов». С этого дня ответственность за хранение бриллиантов полностью возлагается на профессионалов, то есть на чиновников Камерального отделения Кабинета Е.И.В. Это принципиальное решение означало, что ответственность за хранение коронных бриллиантов и императорских регалий перешла от «физического лица» к учреждению.

В сентябре 1884 г. для полной передачи ценностей заведующему Камеральным отделением создается специальная комиссия, которая, в числе прочего, провела подробную переоценку коронных бриллиантов. В состав комиссии вошел такой «зубр» ювелирного дела, как Карл Фаберже. Результатом 5 месяцев работы комиссии стала новая шнуровая книга-опись с перечнем императорских регалий и коронных бриллиантов. Поскольку менялся порядок ответственности, то были приняты и новые инструкции по заведованию и хранению императорских регалий и коронных бриллиантов. За камер-фрау по традиции сохранялась ответственность за хранение коронных бриллиантов, находившихся в «Комнатах Императрицы». Эта инструкция привела положение «де-факто», существовавшее с 1864 г., в положение «де-юре». Следует упомянуть и о том, что при последней императрице состояла с 1895 по 1917 г. камер-фрау Мария Федоровна Герингер, через которую шла вся «денежная» переписка с Кабинетом, и она лично отвечала за все драгоценности, хранимые в комнатах Александры Федоровны во всех императорских резиденциях, включая, конечно, Зимний и Александровский дворцы.

Итак, с 1884 г. коронные бриллианты и императорские регалии передавались «из рук в руки» заведующими Камеральным отделением Кабинета Е.И.В. В 1893 г. заведующий Камеральным отделением, сдавая дела своему преемнику Сипягину, передал ему по списку 362 номера императорских регалий и бриллиантов.

Говоря о структурах XVIII в., подконтрольных Кабинету, необходимо сказать несколько слов и об Алмазной мастерской. Эта мастерская была создана в начале правления Елизаветы Петровны, по крайней мере в 1744 г. она уже работала и просуществовала мастерская вплоть до начала XIX в. В этой мастерской ювелиры работали с «казенным материалом», выполняя различные ювелирные изделия для самой государыни императрицы.¹³⁶

Потребность в таком дворцовом «производстве» вызвалась резко возросшей потребностью в различных ювелирных изделиях. Несмотря на то что с 1744 по 1753 г. у разных лиц было куплено драгоценностей на 47 153 руб.¹³⁷, тем не менее в этот же период мастера Алмазной мастерской были буквально завалены заказами Высочайшего двора.

Поскольку через Алмазную мастерскую проходили огромные ценности, то там сразу же установили жесткий режимный порядок. За мастерами и драгоценными материалами, проходившими через их руки, осуществляли надежный контроль. Например, когда в 1843 г. начались работы по изготовлению серебряной раки к мощам св. Александра Невского, надзирать за этими работами приставили не только советника Монетной канцелярии И.А. Шлаттера¹³⁸, но и команду отставных гвардейских солдат. Сами же работы велись на территории охраняемой Петропавловской крепости.¹³⁹

Сначала мастера-ювелиры работали поблизости от Зимнего дворца. С 1768 г. придворная Алмазная мастерская находилась на Миллионной улице, а в 1786 г. ее перевели в «кабинетное здание» на углу Большой Морской и Кирпичного переулка. Официально эта мастерская именовалась «Мастерской Ея Императорского Величества алмазных дел».¹⁴⁰

Кадры для мастерской подбирали с особым тщанием, поскольку в ней хранились значительные ценности. Соответствующим образом организовали и охрану этих ценностей. В XVIII в. ее несли по штату: один унтер-офицер и восемь рядовых, откомандированных от трех гвардейских полков. Охрана придворной Алмазной мастерской была достаточно строгой, поскольку караульным предписывалось неотступно наблюдать за руками мастера и его подчиненных, чтобы не случилось хищения или подмены камней при работе. Камни пересчитывались каждый день и неоднократно, что позволяло быстро раскрыть возможную кражу. Ежедневно взвешивались также золото и серебро, причем контролировались не только вес с учетом угара, но даже требуемое заказом содержание благородных металлов в сплаве.¹⁴¹

Длительное время за работу мастерской отвечал подполковник Иван Никитич Бартенев. Заступил он на эту должность в 1763 г. и, судя по документам¹⁴², еще в 1794 г. он продолжал ее занимать. Это был не случайный человек при Императорском дворе. Еще в 1753 г. его определили «к смотрению и содержанию привозимых из разных мест фруктов, кои хранились для собственного Ея Величества употребления». Фактически он занимался обеспечением безопасности императрицы Елизаветы Петровны, то есть фактически тем, за что сейчас отвечают соответствующие структуры Федеральной службы охраны (ФСО).

Если говорить о том, где и как хранились коронные бриллианты, то по старой традиции это были личные комнаты российских монархов. Когда после переворота 1762 г. Екатерина II стала хозяйкой Зимнего дворца, построенного великим Франческо Растрелли, то вскоре в ее покоях оборудовали комнату-хранилище, получившую название «Бриллиантовой комнаты».

Реализация этого «проекта» началась осенью 1762 г., когда по указу императрицы в Зимний дворец из пригородных и городских резиденций начали свозить драгоценное имущество, преимущественно – серебро. Все серебряные изделия, находившиеся в Петербурге со времен Петра I и принадлежавшие короне, апробировали, промаркировали (на них выбили соответствующие номера), взвесили и внесли в реестры.¹⁴³

«Проект ювелирной инвентаризации» завершили к 1764 г., когда в бывшей парадной опочивальне императрицы оформили парадное хранилище императорских регалий. Комната получила название «Бриллиантовой», или «Алмазной». Следует подчеркнуть, что эта комната входила в комплекс парадных покоев императрицы, находившихся на втором этаже юго-восточного ризалита Зимнего дворца, окна которого выходили на Дворцовую площадь и нынешнюю Миллионную улицу. Перепланировку и создание новых интерьеров для Бриллиантовой комнаты поручили архитектору Ю.М. Фельтену. С 1764 г. в этой комнате хранились императорские регалии: корона, скипетр, держава и множество других драгоценностей. Регалии находились в центре комнаты на столе под хрустальным колпаком. По мере того как ювелирная коллекция императрицы разрасталась, понадобились новые застекленные витрины. Их изготовил известный мебельщик Д. Рентген.

Следует подчеркнуть, что хотя «Бриллиантовая комната» Екатерины II являлась, безусловно, режимным помещением, с соответствующей охраной и штатом служителей, но ее никак нельзя назвать неким «сейфом» для хранения драгоценностей колоссальной стоимости. Это было вполне утилитарное жилое помещение, с богатым и уютным интерьером, оно активно использовалось узким кругом приближенных к императрице лиц для приятного вечернего времяпровождения. Иногда в холодные дни в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца совершалась церковная служба.

В книге И.Т. Георги «Описание императорского столичного города Санкт-Петербурга» Бриллиантовая комната описывается следующим образом: «Государственные регалии стоят… под большим хрустальным колпаком, через который все ясно разсмотреть можно… По стенам сея комнаты разставлено несколько шкапов со стеклами, где лежит множество украшений алмазных и иных драгоценных каменьев, в других же великое множество орденских знаков, портретов Ея Императорского Величества, табакерок, часов и цепочек, готовален, перстней, бантов, золотых шпажных эфесов и других драгоценных вещей, из сего выбирает Монархиня что Ей угодно на раздариваемые Ею подарки».

Действительно, драгоценности хранились в стеклянных шкафах, ключи от них хранились у камер-юнгферы императрицы Анны Константиновны Скороходовой.¹⁴⁴ Эти драгоценности изготавливали не только в придворной «Алмазной мастерской», но и покупали у ювелиров, оплачивая из комнатной суммы императрицы.¹⁴⁵ Поэтому если в документах указывалось, что какой-либо предмет был приобретен для «Комнаты» или «взят в Комнату», то это означало его присутствие на одной из полок в стеклянных шкафах Бриллиантовой комнаты императрицы.

Звезда ордена Св. Андрея Первозванного. 1800 г.

Драгоценностей в Бриллиантовой комнате хранилось так много, что при всем тщательном их учете вещи подчас «исчезали». Исчезали не в смысле их воровства, а в самом обычном и часто встречающемся варианте, когда привычная вещь вдруг просто выпадает из жизненного пространства, чтобы так же неожиданно найтись. Такая история произошла с уникальной панагией работы Луи-Давида Дюваля, который украсил эту наградную вещь «казенным изумрудом». О том, что панагия мистическим образом «выпала» из собрания вещей Бриллиантовой комнаты, свидетельствует записка Екатерины II, адресованная ЕА. Потемкину: «Два года искала я панагию, а она лежала в ящике таком, в который два года никто не заглянул. При сем ее посылаю для вручения Преосвященному Платону».¹⁴⁶

Ювелирные «ресурсы» Бриллиантовой комнаты не раз использовались Екатериной II для комплектации «наградных наборов» для своих сановников и полководцев. Екатерина II была не только умной женщиной, но и творческой натурой, поэтому, лично подбирая «наградной комплект», она «привязывала» его по месту и событию. Например, таким «наградным комплектом» удостоили героя Первой Русско-турецкой войны графа Петра Александровича Румянцева, после подписания Кучук-Кайнарджийского мира. В письме к барону М. Гримму Екатерина II перечислила составляющие «набора»: «…Я должна рассказать вам, как я устроила фельдмаршала Румянцева в день мира: 1. Он получил диплом, в котором все его победы, завоевания и заключение мира изложены во всей подробности; потом 2. маршальский жезл, осыпанный бриллиантами; 3. великолепную шпагу; 4. шляпу с лавровым венком в виде султана на ней; 5. оливковую ветвь из бриллиантов и эмали; 6. алмазные знаки и звезду Св. Андрея Первозванного; 7. пять тысяч душ; 8. сто тысяч рублей; 9. серебряный сервиз на сорок человек; 10. коллекцию картин».¹⁴⁷ Как мы видим, императрица предусмотрела для своего полководца все – «и д. ля души, и для тела».

Табакерка. 2-я половина XVIII в.

Так случилось, что самой значимой исторической реликвией из этого перечня стал «маршальский жезл, осыпанный бриллиантами». До 1917 г. он хранился в Успенском соборе Киево-Печерской лавры, где был похоронен Румянцев. После революции в ходе конфискаций жезл переправили в Российский исторический музей в Москве. В 1922 г. жезл из музея изъяли и передали в Гохран. Как это ни странно, но в ходе распродаж «царского золота» этот «маршальский жезл, осыпанный бриллиантами» уцелел и сейчас он находится в одной из витрин исторического зала Алмазного фонда Московского Кремля. Остальные предметы из этого «наградного набора» в результате большевистских распродаж осели преимущественно в США, в частности «серебряный сервиз на сорок человек» хранится в Нью-Йоркском Метрополитен-музее.¹⁴⁸

Известно, что императрица любила использовать Бриллиантовую комнату д. ля игр в карты. Екатерина II – знаток «душ человеческих» и понимала, как может «бодрить» во время азартной карточной игры на «большой интерес» (а иначе у императрицы и не играли, азартна была матушка…) завораживающий блеск бесчисленных бриллиантов, рубинов, изумрудов и сапфиров. А игра в окружении императрицы шла «по-крупному» и была одной из деликатных форм награды приближенных со стороны императрицы. Те, кто допускались за карточный стол Екатерины II, постоянно имели в виду, что могут «внезапно» выиграть очень крупную сумму, сорвав банк за карточным столом.

Ф.Н. Головина, будучи 18-летней фрейлиной императрицы, вспоминала: «По вторникам я дежурила вместе с другой фрейлиной; мы почти весь вечер проводили в так называемой Бриллиантовой комнате, именовавшейся так по множеству находившихся в ней драгоценных вещей. Здесь, между прочим, хранились и корона, скипетр и держава. Императрица играла здесь в карты со своими старыми придворными, а две дежурные фрейлины сидели у стола, и дежурные кавалеры занимали их разговорами».

Табакерка с портретом Александра Павловича ребенком. 1780-е гг.

Несмотря на перечисленные причины, в Бриллиантовую комнату имел доступ очень ограниченный круг людей, который по мере старения императрицы все сокращался. Поэтому Екатерина II с легкой иронией писала барону М. Гримму о сокровищах Бриллиантовой комнаты: «Всем этим любуются мыши и я».¹⁴⁹

В самом конце царствования Екатерины II, в корпусе «Лоджий Рафаэля», возведенных к 1792 г. вдоль Зимней канавки, устроили вторую Бриллиантовую комнату, перенесенную из личных покоев императрицы в южную часть этого нового здания. Вероятно, новая и старая Бриллиантовые комнаты некоторое время существовали параллельно, так как основной набор царских регалий оставался рядом с тронным залом Екатерины. Таким образом, Бриллиантовая, или Алмазная, комната служила главным хранилищем драгоценностей несколько десятилетий.¹⁵⁰

34-летнее царствование Екатерины II окончательно превратило бриллиант в главный официальный символ богатства Императорского двора. Это действительно было время бриллиантов. Даже жеребец императрицы, на котором она в 1762 г. в Преображенском офицерском мундире возглавила «поход» трех гвардейских полков на Ораниенбаум, где укрывался потерявший власть Петр III, звался Бриллиант.

Что касается изменений местонахождения Бриллиантовой комнаты в Зимнем дворце, то следует иметь в виду, что каждый новый хозяин Зимнего дворца буквально «перекраивал» его помещения «под себя»: на месте спален возникали новые гостиные, а на месте гостиных – танцевальные залы. Поэтому Бриллиантовая комната периодически меняла свой «адрес» в стенах Зимнего дворца. При Екатерине II комната-хранилище находилась в юго-западном ризалите дворца и ее окна выходили на Дворцовую площадь и Миллионную улицу в районе нынешнего зала № 279 Государственного Эрмитажа.

С.К. Зарянко. Дворцовая анфилада. На переднем плане – Бриллиантовая комната

После смерти Екатерины II в ноябре 1796 г. Бриллиантовые комнаты «переехали», войдя в состав личных апартаментов императрицы Марии Федоровны. Тогда Бриллиантовая комната № 3 (нынешний зал № 238 Государственного Эрмитажа) замыкала анфиладную ось покоев Марии Федоровны. Следует отметить, что по сложившейся традиции Бриллиантовая комната находилась на жилой половине императриц, поблизости от их опочивален.

Сохранились изображения интерьеров Бриллиантовой комнаты и мемуарные свидетельства людей, ее посещавших. Так, в дневнике прусской обер-гофмейстрины графини Фосс, посетившей Петербург в январе 1809 г., упоминается о посещении Бриллиантовой комнаты: «Мы по-семейному обедали у Царицы-матери. Перед обедом я осматривала комнату, в которой для подарков находится целое собрание чудеснейших шуб. Одна, из великолепной чернобурой лисицы, предназначена нашей королеве; здесь же хранятся бриллианты, перстни, ожерелья, одним словом всякие драгоценности, из которых Царь сам выбирает подарки для избранных».¹⁵¹

Именно при Марии Федоровне Бриллиантовую комнату стали использовать для процедуры одевания невесты. Сначала там одевали выходящих замуж дочерей Марии Федоровны, а затем и невесток. В 1817 г. прусскую принцессу Шарлотту, в православии Александру Федоровну, выходившую замуж за великого князя Николая Павловича, одевали именно в этой Бриллиантовой комнате «№ 3»: «Меня одели наполовину в моей комнате, а остальная часть туалета совершилась в Брильянтовой зале, прилегавшей в то время к спальне вдовствующей Императрицы». В день свадьбы Мария Федоровна сама подбирала для нее корону и «бесчисленное множество крупных коронных украшений», под которыми юная особа чувствовала себя «едва живой».¹⁵² После брачной церемонии драгоценности возвратились в Бриллиантовую комнату. Говоря об этой свадьбе, можно упомянуть о том, что императрица Мария Федоровна в 1817 г. сделала своей невестке поистине царский подарок – жемчужное ожерелье в пять ниток за 142 579 руб.¹⁵³

Традиция одевания невест в Бриллиантовой комнате сохранялась вплоть до 1837 г. После того как Зимний дворец восстановили после пожара, процедуру одевания невесты перенесли в Малахитовую гостиную на половину императрицы Александры Федоровны.

В 1817–1818 гг. архитектор К.И. Росси разработал проект перестройки комнат Марии Федоровны. По этому проекту предполагалось устроить вместо Опочивальни и Бриллиантовой комнаты один зал – Большую столовую (залы № 283 и 284 Государственного Эрмитажа). Бриллиантовую комнату архитектор предполагал разместить на месте современного зала № 289. Судя по дошедшим до нас архитектурным эскизам, К.И. Росси намеревался задрапировать Бриллиантовую комнату ярко-розовой, живописно ниспадающей тканью с золотым бордюром и кистями. Вверху он мыслил лепной фриз с кариатидами, несущими антаблемент и плафон. Строгость оформления должна была оттенять роскошь регалий и драгоценностей, которые предполагали демонстрировать в этом помещении. Однако этот проект по ряду причин не осуществили.¹⁵⁴

Тем не менее, опять-таки в силу ряда причин, буквально в последний год жизни Марии Федоровны (1827–1828 гг.), началась реконструкция ее апартаментов. К составлению проекта приложили руки два ведущих архитектора того времени: К.И. Росси и О. Монферран. В ходе переделок Бриллиантовая комната вновь «переехала». На ее старом месте устроили Тронный зал и Гостиную (ранее на ее месте находилась Бриллиантовая комната). Новое место для Бриллиантовой комнаты «№ 4» традиционно ориентировали на личные покои правящей императрицы Александры Федоровны и соответственно располагалась она на втором этаже юго-западного ризалита. Но при этом появились и весьма существенные изменения в статусе Бриллиантовой комнаты. Если ранее Бриллиантовая комната «№ 3» входила в число парадных покоев императриц, то на рубеже 1820-1830-х гг. Бриллиантовая комната «№ 4» входила уже в число служебных комнат, очень скромно декорированных. Интересующие нас комнаты протянулись на втором этаже Зимнего дворца, по фронту Дворцовой площади: за Желтой или Золотой гостиной (б. Опочивальня) шла Бриллиантовая комната (б. Камер-юнгферская).¹⁵⁵

Видимо, тогда же, в ходе ремонтных работ, часть драгоценностей из Бриллиантовой комнаты «№ 4» изъяли, и для их хранения в Зимнем дворце оборудовали новую специальную комнату, которая уже не являлась частью жилых помещений монархов. Это была уже комната-хранилище, которую также называли «Бриллиантовой кладовой». Ее устроили на третьем этаже Зимнего дворца, возле Церковной лестницы, непосредственно над Малым собором. То есть примерно с 1830 по 1837 г. в Зимнем дворце существовали две Бриллиантовые комнаты. Одна из них (№ 4) входила в число служебных комнат на половине императрицы Александры Федоровны (второй этаж юго-западного ризалита, окнами на Дворцовую площадь), другая, в качестве функционального служебного помещения, располагалась этажом выше.

Во время пожара в Зимнем дворце в декабре 1837 г. императорские регалии и другие драгоценности выносили из Бриллиантовой комнаты в первую очередь. Горящий дворец оцепили войсками гвардии, выносимые из дворца вещи складывали на оцепленной войсками Дворцовой площади. У подножия Александровской колонны высились груды вещей: от барахла из комнат лакеев, до стильных и дорогих вещей из императорских половин. Нижние чины гвардии спасали все что можно с риском для жизни. Во множестве описаний страшного пожара нет никаких значительных упоминаний о процессе эвакуации коронных бриллиантов и императорских регалий. Но, вне всякого сомнения, драгоценности некоторое время, хоть и под надежной охраной, пролежали в снегу на брусчатке Дворцовой площади. Был и такой эпизод в «судьбе» императорских регалий.

Все вещи удалось спасти, и никаких утрат не возникло. Как мы уже писали выше, в декабре 1837 г. бриллиантовые вещи поместили в кладовую Кабинета, находившуюся близ Собственного (Аничкова) дворца. Затем в ноябре 1838 г. регалии и коронные бриллианты перевезли непосредственно в Аничков дворец и сдали на хранение камер-фрау Рорбек, откуда 30 июня 1839 г. «корона и все коронные бриллианты» перевезли в Зимний дворец в Бриллиантовую комнату «№ 4», где их сдали под расписку камер-фрау Пильниковой. Тогда же в 1839 г. для всех коронных солитеров сделали новые оправы с обозначением буквы «К» («Коронные») на оправе.

Упомянутая камер-фрау Рорбек состояла при императрице Александре Федоровне как доверенное лицо, около 40 лет: сперва старшей камер-юнгферой, а затем камер-фрау. С 1860 г. она жила на покое в Зимнем дворце. Ее посещала вся царская семья до кончины в 1889 г.¹⁵⁶

После восстановления Зимнего дворца в 1839 г., на третьем этаже «возобновили» и режимную Бриллиантовую кладовую. Она сохранила свой режимный характер как помещение с ограниченным доступом. Бриллиантовую комнату № 5 также реконструировали в череде служебных комнат на половине императрицы Александры Федоровны. Архитектор А.П. Брюллов сохранил ее простую «допожарную» отделку. Например, стены в этой комнате покрыли простой краской. Единственной «роскошью», подчеркивавшей статус Бриллиантовой комнаты, был ее свод, украшенный росписью розеток, гирляндами и кессонами работы художника А.И. Соловьева.¹⁵⁷

Кстати говоря, пожар 1837 г. не прошел для Николая I бесследно. Несмотря на всю постоянно демонстрируемую твердость и несгибаемость характера, царя долго преследовала навязчивая идея возможности повторного пожара. Фрейлина М.П. Фредерике свидетельствовала: «Государь был ужасно нервный после пожара и все приказывал тушить свечи; ему очень неприятен был вид огня».¹⁵⁸

При императрице Марии Александровне (жене Александра II) «географию» Бриллиантовой комнаты вновь изменили. В ходе очередных ремонтных работ Бриллиантовую комнату № 5, значившую в череде служебных комнат юго-западного ризалита, ликвидировали. Все ювелирное собрание перенесли на третий этаж и разместили в помещении Бриллиантовой кладовой, устроенной возле Церковной лестницы непосредственно над Малым собором еще при Николае I. Это помещение можно назвать Бриллиантовой комнатой № 6 Зимнего дворца. Именно там хранились императорские регалии и коронные бриллианты вплоть до лета 1895 г.

Летом 1895 г. Бриллиантовую кладовую перевели в другое место. Это решение приняли еще при Александре III 29 января 1894 г. «По Всеподданнейшему докладу Министра Императорского Двора». Мотивировалось решение необходимостью «безопасного хранения коронных бриллиантов». Поскольку о возможности какого-либо ограбления не было и речи, то опасность могла исходить только от возможного пожара. В результате Бриллиантовую кладовую перевели с третьего этажа на первый, в «4-е помещение 4-й Запасной половины». Это была уже Бриллиантовая комната № 7 в стенах Зимнего дворца. Видимо, чиновники, отвечавшие за хранение коронных бриллиантов, посчитали, что возможная эвакуация драгоценностей безопаснее с первого, а не с третьего этажа Зимнего дворца. Тогда же составляется скромная смета «в сумме 4823 руб. 54 коп. на переустройство» комнаты на IV Запасной половине.¹⁵⁹

Работы по освобождению помещений на третьем этаже главной императорской резиденции связаны еще с рядом соображений. Дело в том, что в апреле 1894 г. состоялась помолвка наследника-цесаревича Николая Александровича с Гессенской принцессой Алисой. И предполагалось, что после женитьбы молодые будут жить в Зимнем дворце. Там же предполагалось поселить младшую сестру Николая Ксению, вышедшую замуж также в 1894 г. Поэтому после смерти Александра III (20 октября 1894 г.) и женитьбы Николая II (14 ноября 1894 г.) в Зимнем дворце начались ремонтные работы, в ходе которых на втором этаже северо-западного ризалита началось оборудование жилой половины для семьи молодого императора. Тогда в Зимнем дворце неожиданно возник дефицит служебных и жилых помещений, поскольку здесь понадобилось разместить и подразделения государственной охраны. В результате масштабной дворцовой перепланировки решение о перемещении «Бриллиантовой кладовой» пришлось не только к месту, но и ко времени.

22 апреля 1895 г. Николаю II доложили, что «работы по капитальному ремонту комнаты для хранения Императорских коронных бриллиантов… окончены».¹⁶⁰18 июля 1895 г. коронные бриллианты перенесли в новую комнату-хранилище. Новое помещение располагалось возле той же Церковной лестницы, имело каменный пол и окна, снабженные решетками и бронированными ставнями. Окна хранилища выходили во внутренний Большой двор Зимнего дворца, на площадку Главного караула. Также усилили режим охраны и помимо двух обычных внутренних часовых (какая патриархальность!) появился «еще один, наружный, на самой гауптвахте». Тогда же новое хранилище коронных вещей получило официальное название «Бриллиантовой комнаты».¹⁶¹ Еще раз напомним, что это была уже седьмая Бриллиантовая комната в истории Зимнего дворца.

Перемещение драгоценностей использовали и для усиления режимных мер по хранению коронных бриллиантов. В частности, заменили печати на наружных дверях как кладовых Кабинета (№ 2 и 3), так и на дверях Кладовой № 1 в Зимнем дворце.

Алмаз «Шах»

Многие из предметов, хранившихся в «Бриллиантовой комнате», были настоящими раритетами мирового уровня. За многими из них стояли реки крови и тысячи людских жизней. Например, алмаз «Шах» массой в 88,70 карат является одним из самых древних индийских алмазов. На нем сохранились письмена, позволяющие восстановить историю камня, исчисляемую несколькими столетиями. Этот камень неразрывно связан со смертью знаменитого драматурга А.С. Грибоедова, погибшего в январе 1829 г. в Тегеране. Другой плоский алмаз, ограненный в Индии, в XIX в. стал основой для портрета Александра I. Эти вещи уцелели и по сей день хранятся в Алмазном фонде Московского Кремля.

Вплоть до смерти Екатерины II в 1796 г. императорские регалии и коронные бриллианты хранились в Бриллиантовой комнате императрицы, которая с 1764 г. находилась в ее личных покоях. Впоследствии Бриллиантовая комната Зимнего дворца начала именоваться в официальных бумагах как Кладовая № 1 Камерального отделения Кабинета Е.И.В.

При Павле I с 1797 г. значительная часть бриллиантовых изделий по-прежнему хранилась в личных комнатах правящей императорской четы, но часть ювелирных изделий начала перемещаться в специализированные кладовые. Еще раз подчеркнем, что наряду с традиционной Бриллиантовой комнатой (или Кладовой № 1), за которой оставались функции хранения императорских регалий и коронных бриллиантов, возникли специализированные кладовые Кабинета с соответствующим профессиональным штатом чиновников, где хранились «просто драгоценности» наградного характера.

Процесс формирования специализированных кладовых завершился при Александре I к 1803 г. Эти новые кладовые изначально носили специализированный характер и находились они исключительно в ведении Кабинета Е.И.В. В результате в начале XIX в. в структуре Камерального отделения Кабинета Е.И.В. сформировались кладовые № 1,2 и 3, каждая из них имела свои четко очерченные функции.

Через три кладовые Камерального отделения проходили колоссальные ценности. Ежегодно жаловались бриллиантовые знаки к орденам, огромное число вещей из кладовых раздаривалось во время высочайших вояжей, и всем этим занимался достаточно ограниченный штат чиновников Камерального отделения Кабинета Е.И.В. Например, по высочайше утвержденным 24 апреля 1888 г. штатам личный состав Камерального отделения состоял из четырех человек (см. табл. 10).

Таблица 10

Были, конечно, еще оценщики Кабинета, они работали «за бесплатно», был не классный технический персонал, но, тем не менее, штаты Камерального отделения более чем скромны. Последний раз штатное расписание Камерального отделения высочайше утверждается 18 ноября 1893 г. и состояло из трех человек: заведующего Камерным отделением, старшего помощника заведующего Камеральным отделением и младшего помощника заведующего Камеральным отделением.

В XIX в. при Николае Павловиче наряду с Галереей драгоценностей, которая существовала в режиме общедоступного музея, главные ценности российской короны хранились в трех кладовых Камерального отделения Кабинета Е.И.В. Кладовая № 1 предназначалась для хранения «Императорских регалий и коронных бриллиантов».

В 1896 г. высочайше утверждены «Правила хранения императорских регалий и коронных драгоценностей в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца». Эти правила действовали вплоть до 1917 г. В нихчетко фиксировалось традиционное место хранения императорских регалий и коронных драгоценностей – «Бриллиантовая комната» Зимнего дворца. При этом оговаривалось, что обе императрицы (вдовствующая Мария Федоровна и правящая Александра Федоровна) могут «с высочайшего соизволения» взять «в свои комнаты, для временного употребления», под ответственность своих камер-фрау необходимые им коронные драгоценности.

Об императорских регалиях мы подробно писали выше, теперь необходимо пояснить, что из себя представляли коронные бриллианты. Дело в том, что у каждой из российских императриц постепенно формировалась своя ювелирная коллекция. Как правило, большая часть этой коллекции по завещанию императриц делилась между детьми и другими наследниками. Но при этом часть личной ювелирной коллекции императрицы завещали государству, тем самым меняя юридический статус драгоценных вещей, переводя их из числа «личных» в «коронные». Следовательно, коронные бриллианты являлись государственной собственностью и исключались из процедуры раздела наследования. К середине XIX в. в Описи коронных бриллиантов значилось порядка 375 вещей. Так или иначе, драгоценности, внесенные в книгу коронных бриллиантов, «отчуждению не подлежали», то есть они переставали быть личной собственностью императорской семьи и приобретали статус неотчуждаемых государственных ювелирных изделий.

Надо отметить, что в списке коронных бриллиантов значились не только драгоценные вещи «бешеной» стоимости. В этом списке значатся и достаточно дешевые вещи, носившие определенно памятно-мемориальный характер.

Коронные драгоценности приобретались только «на основании Высочайших повелений, в каждом отдельном случае даваемых», а также «вкладами Государя Императора и Государынь Императриц из Собственных драгоценностей».

Подчас случались эпизоды, когда режим пополнения Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца «на основании Высочайших повелений, в каждом отдельном случае даваемых» приводил к утратам уникальных камней. Например, с всемирно известным бриллиантом «Санси».

Опуская историю этого уникального камня, начавшуюся в XI в., укажем, что в 1835 г. П.Н. Демидов вывез «Санси» из Франции в Россию. Сразу же (29 апреля 1835 г.) он пишет письмо одному из влиятельнейших министров Николаевской эпохи, министру финансов Егору Францевичу Канкрину, в котором предлагает казне приобрести знаменитый бриллиант: «Известный в Европе брилиант Санси находится в моем владении. Сей камень редкостный, сколько по историческому своему происхождению, столько по величине своей, чистоты воды и правильности формы, удостоился уже здесь любопытства Их Императорских Величеств Государя Императора и Государыни Императрицы. А как драгоценность сия несвойственна оставаться в партикулярных руках и по всеобщим о ней отзывам заслуживает быть обогащением сокровищ Короны Царей, то я с сею целью представлял оную Господину Министру Высочайшего Двора, Светлейшему Князю Петру Михайловичу Волконскому; но Его Светлости угодно было отозваться, что он хотя и находит сей камень достойным таковой цели, однакож по силе учреждений и ограничений Кабинет Его Императорского Величества вещь подобной ценности приобрести не может, а потому рекомендовали с оною обратиться к Вашему Сиятельству, как лицу, от коего зависят способы приобретения коронных сокровищ… и если заблагорассудите видеть самый брилиант, то благоволите почтить меня Вашим отзывом и оный без замедления будет поднесен от меня Особе Вашей»¹⁶² (орфография оригинала сохранена. – И. 3.).

Через несколько дней (3 мая 1835 г.) К.Ф. Канкрин ответил, что, «…не имея по сему предмету Высочайшего повеления, не нахожу себя в праве входить в какое-либо по оному сношение, а равно испрашивать соизволения Его Императорского Величества».¹⁶³

Фактически это был недвусмысленный отказ в приобретении «Санси». Однако П.Н. Демидов счел необходимым повторить попытку, поскольку в России такой камень могла приобрести только Казна. 13 мая 1835 г. Демидов вновь пишет Канкрину: «…Бриллиант сей по редкости своей величины и чистоты воды, нимало незатруднителен к сбыту во всяком месте, но цель предложения оного Вашему Сиятельству была та, чтоб… сей редкостный по своей истории камень сделать навсегда принадлежностью моего Отечества, и потому я ни к кому приличным не нашел адресоваться с таковым предложением, как к Вашему Сиятельству, оставаясь в полной уверенности, что Вы удостоите оное Вашим вниманием, поэтому и теперь остаюсь в несомненной надежде, что Вы не изволите отказаться сделать по сему зависящее от Вас содействие, если предлагаемый мною брилиант найдете достойным таковой цели».¹⁶⁴

28 мая 1835 г. переписка заканчивается повторным заявлением Канкрина, «что как дело сие совершенно относится до Высочайшего Двора, то никак не осмеливаюсь выходить о том с представлением Его Императорскому Величеству».¹⁶⁵

Что остается из этой истории в «сухом остатке». В 1835 г. П.И. Демидов, после скандальных судебных тяжб во Франции, возвращается в Россию с всемирно известным бриллиантом «Санси». Как человек, имеющий придворный чин егермейстера, Демидов бывает в Зимнем дворце, и как следует из его письма, с «Санси» лично ознакомились Николай I и императрица Александра Федоровна. Однако в это время что-то происходит и интерес к уникальному камню у царской семьи пропадает начисто. Демидов обращается к министру Императорского двора князю П.М. Волконскому с предложением продать камень, на что следует вежливый отказ. Дважды обращается к министру финансов К.Ф. Канкрину. Результат тот же. При этом из приведенных писем совершенно очевидно следует, что инициатором этого отказа мог быть только Николай I, который жестко держал все нити управления державой в своих руках. И конечно, он был осведомлен о попытках П.Н. Демидова продать знаменитый «Санси» Казне, с тем чтобы тот оказался среди коронных драгоценностей Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца.

Мы можем только предполагать, почему Николай Павлович отказался приобрести «Санси». Конечно, с санкции императора и министр Двора князь П.М. Волконский, и министр финансов К.Ф. Канкрин могли без труда «решить проблему». Строя предположения, следует иметь в виду, что Николай I был человеком чести и твердых моральных принципов. Поэтому версия № 1 – российский император не желал приобретать в число коронных бриллиантов знаменитый камень, поскольку за ним тянулся не только кровавый шлейф, но и шлейф судебных процессов во Франции. Версия № 2 – предполагаемый брак П.Н. Демидова с бедной фрейлиной императрицы Александры Федоровны был по сути покупкой молодой красавицы богатым сановником. Сама по себе ситуация мезальянса стандартна для того времени, однако, возможно, Демидов нарушил некие «правила игры». Поэтому на момент попытки продажи камня Демидов был полностью лишен «прямого выхода» на Николая I, получил отказ от министра Двора и министра финансов и поэтому демонстративно подарил бриллиант своей жене Авроре Карловне. В качестве версии № 3 можно предположить, что стороны просто не сошлись в цене. А когда Демидов обратился к Канкрину, о предварительных «торгах» он не упомянул, поскольку в них, так или иначе, участвовал Николай I. Из этих, весьма гипотетических, версий нам кажется более реальной вторая, поскольку в приведенных документах довольно отчетливо проглядывает «человеческий фактор» в форме недовольства Николаем I поведением своего подданного.

В Бриллиантовой комнате Зимнего дворца хранились всемирно известные камни. И к ним не единожды проявлялся интерес. В том числе и научный.

Эта история относится к 1893 г., последнему году жизни Александра III. Тогда, весной 1893 г., директор Дублинского музея наук и искусств Балль обратился к герцогу Эдинбургскому (женатому на сестре императора Александра III, великой княгине Марии Александровне) с просьбой «помочь ему добыть в России положительные сведения о самых замечательных алмазах и других камнях, составляющих Императорскую собственность».¹⁶⁶ Герцог Эдинбургский обратился с просьбой помочь ученому к российскому послу в Лондоне, а тот, в свою очередь, вместе с письмом на имя министра Императорского двора гр. И.И. Воронцова-Дашкова выслал в Петербург и запрос Балля.

Как следует из текста записки, ученый желал получить сведения о трех камнях «восточного происхождения» из Бриллиантовой комнаты, или, как он ее называл «Императорской Российской Сокровищницы». Это камни были известны любознательному ирландцу под именами «Орловского» (Orloff), «Шах» (Jhah) и «Столового» (Gable). На тексте записки, видимо, переданной чиновникам Камерального отделения, против каждого из упоминаний об этих камнях имеются карандашные пометы «российского» происхождения.

Так, против бриллианта «Орлов» указаны: «№ 2, 185 кар., 2 395 750 руб.». Это номер бриллианта по описи, его точный вес и стоимость. Следует отметить, что цена камня указана по оценке, сделанной придворными ювелирами в начале 1865 г. Следовательно, к 1893 г., то есть на протяжении 28 лет официальной переоценки коронных камней не проводилось.

Против алмаза «Шах» указывалось: «№ 37,86 кар., 225 000 руб.». Кроме этого, напротив слов Балля о том, что «…некоторые писатели утверждают, что первоначально он весил 95 кар. и что вырезанные на нем имена были уничтожены через позднейшую обработку и шлифовку…», лаконично указывалось: «Неправда».

По поводу третьего камня, названного Балл ем «Столовым», у чиновников Камерального отделения ясности не было. Поэтому на полях появился знак вопроса, а затем приписка: «Сапфир № 345. Рубин № 183». Их можно понять, поскольку и у самого Балля сведения об этом камне носили скорее легендарный характер: «Говорят, что это гладкий камень октогональной формы; другие же важные подробности очень неопределенны и противоречивы, как относительно веса (68 кар.?), так и относительно его происхождения».¹⁶⁷

Из других бриллиантов, якобы хранящихся в Бриллиантовой комнате, ученый упоминает еще два камня: ««Полярная звезда» (карандашная помета – стр. 181) и «Красный бриллиант» (карандашная помета – стр. 105). Первый из них был продан г-жею Гаррард княгине Юсуповой; второй, говорят, известен своим цветом».

Как следует из рапорта, составленного чиновниками Камерального отделения и направленного на имя управляющего Кабинетом генерал-лейтенанта Павла Константиновича Гудим-Левковича, они знали о хранимых в Бриллиантовой комнате камнях ничтожно мало. Вероятно, легенды о каких-то камнях имелись, но, видимо, хранители не сочли уместным в официальном документе использовать профессиональные легенды. Поэтому язык документа сух и лапидарен: «В Общем архиве Министерства Императорского двора… никаких исторических сведений не найдено. В делах Камерального отделения тоже ничего нет…». Поэтому в письме к российскому послу в Лондоне только упоминается, что вес алмаза «Орлов» не 194³/₄ кар., а 185 кар.

И тем не менее, для того чтобы не разочаровать исследователя, к официальному ответу приложили краткий список из наиболее значительных камней, «заслуживающих внимания по редкости и выдающимся качествам». Мы приведем его полностью¹⁶⁸ (см. табл. И).

Возвращаясь к режиму хранения коронных бриллиантов, отметим, что ответственной структурой, обеспечивавшей хранение императорских регалий и коронных драгоценностей, являлся Кабинет Е.И.В. У заведующего Камеральным отделением, хранились ключи и печать от Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца. В регламентирующих документах оговаривалось, что возможная передача драгоценностей от одной императрицы к другой допускается только через Камеральное отделение с соответствующей записью в инвентарных книгах. Поэтому всякое движение императорских регалий и коронных драгоценностей тщательно фиксировались в специальной книге «Описи Коронных бриллиантов». Для передачи драгоценностей «в комнаты» императриц требовалось обязательное «высочайшего Государя Императора соизволение» по докладу министра Императорского двора.

Таблица 11 Список драгоценным камням, находящимся в Российской коллекции Императорских Регалий и Коронных бриллиантов, заслуживающих внимания по редкости и выдающимся качествам

Это положение выполнялось довольно патриархально. Обыкновенным простым карандашом, в соответствующей графе, рукой заведующего Камеральным отделением небрежно вписывалось: «У Ея Императорского Величества». Дата при этом не указывалась. Вместе с тем в «Правилах» 1896 г. оговаривались форс-мажорные ситуации, когда «в экстренных случаях Всеподданнейшие доклады могут быть представлены после исполнения повелений Их Величеств Государынь Императриц». Также указывалось, что любые переделки коронных драгоценностей допускаются только «с Высочайшего соизволения».

В примечании к «Правилам» 1896 г. указывается, что «Книга коронных бриллиантов» ведется в двух частях: в первую вносятся императорские регалии, а во вторую – коронные драгоценности. Дубликаты ключей, на случай пожара, от Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца хранились также у начальника С. – Петербургского Дворцового управления.

Наружная охрана Бриллиантовой комнаты возлагалась на Главный караул Зимнего дворца, который должен был выставлять двух часовых к дверям охраняемой комнаты.

Вход в Бриллиантовую комнату заведующего Камеральным отделением Кабинета Е.И.В. «происходит по мере надобности и в присутствии одного из его помощников и полицмейстера Зимнего дворца или лиц, их временно заменяющих». На случай форс-мажора оговаривалось, что за отсутствием помощника заведующего Камеральным отделением управляющий Кабинетом назначает для входа в Бриллиантовую комнату совместно с заведующим одного из чиновников Кабинета.

Доступ в Бриллиантовую комнату посторонним лицам разрешался не иначе как с позволения министра Императорского двора. При этом заведующему Камеральным отделением позволялось «с разрешения управляющего Кабинетом, под свою ответственность, вводить с собою лиц, лично ему известных, а также ювелиров, оценщиков Кабинета и нужных в том или другом случае рабочих». Кроме профессионалов-ювелиров, десятилетиями сотрудничавших с Камеральной частью, только очень немногие могли похвастаться тем, что побывали в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца.

Инструкциями предписывалось, по возможности, пломбировать все драгоценности и вещи, хранимые в кладовых № 2 и № 3. Коронные драгоценности и бриллианты в Кладовой № 1 не пломбировались, но обо всех «движениях» драгоценностей ежемесячно составлялись специальные записки. При трех кладовых Камерального отделения состояли штатные оценщики: пять оценщиков драгоценных камней, два оценщика мягкой рухляди, один оценщик парчовых изделий и церковных принадлежностей, один оценщик часов, и механических изделий и один оценщик серебряных и золотых изделий.¹⁶⁹ Всего 10 чел.

В результате тщательного подбора ювелирных уников, в кладовых Камерального отделения оказались сосредоточены колоссальные ценности. В первой четверти XIX в. эти ценности распределялись по трем кладовым Камерального отделения. Вещи, отнесенные к императорским регалиям, такие как Большая императорская корона (1762 г.), держава (1762 г.) и скипетр (1777 г.) помещались в Кладовой № 1. Туда же помещались уникальные ювелирные изделия «с историей» (мемориальные вещи), они-то и стали основой коллекции «коронных бриллиантов и жемчугов».

Кладовая № 1, в которой хранились императорские регалии и коронные бриллианты, несмотря на особый режим доступа, довольно активно использовалась. Преимущественно это касалось коронных бриллиантов, которые каждая из императриц могла затребовать в «свои комнаты».

Последний раз в истории династии Романовых полная коллекция императорских регалий использовалась 27 апреля 1906 г. во время торжественного приема депутатов Государственной думы в Тронном (Георгиевском) зале Зимнего дворца. Тогда Николай II императорские регалии не надевал, но их выложили на двух столах, поставленных справа и слева от трона: Большая императорская корона, скипетр, держава, Государственное знамя, Государственный меч, Государственная печать и порфира императора. Для этой церемонии часть регалий (Государственный меч, Государственная печать и порфира императора) привезли из Москвы, из Оружейной палаты Московского Кремля, где они хранились с мая 1896 г. На известной фотографии, запечатлевшей этот исторический момент, столы с регалиями хорошо просматриваются. На троне художественно разложена императорская порфира, складки ее расправляла лично императрица Александра Федоровна.

В последующие годы императорские регалии использовались только частями, в том числе и во время празднования 300-летия династии. 29 мая 1913 г. после окончания празднования 300-летия дома Романовых в Камеральную часть сдали запечатанный пакет за № 156, в котором хранилась цепь от ордена Св. Андрея Первозванного.

16 июля 1914 г. в Камеральную часть из Александровского дворца был отправлен ящик под № 1 с коронными бриллиантами, сданный под расписку за № 175.¹⁷⁰ В этом ящике находились коронные бриллианты, хранившиеся в комнатах императрицы Александры Федоровны. К этому времени перспектива войны с Германией уже вполне определилась, и чиновники Камерального отделения, перестраховываясь по должности, начали заранее «собирать» коронные драгоценности «из комнат», для того чтобы эвакуировать их в Москву. 19 июля 1914 г. Германия объявила России войну.

Часть императорских регалий востребовали императрица Александра Федоровна и ее дочери 20 июля 1914 г., когда в Зимнем дворце состоялся большой выход по случаю вступления России в войну с Германией. Тогда императорская семья отправилась из Петергофа в Петербург на яхте «Александрия». Как вспоминал один из офицеров: «Государыня с великими княжнами, в тяжелых царских регалиях, в екатерининских цепях и лентах, с массой драгоценностей, в белых платьях, сидели на юте».¹⁷¹ После этого, вплоть до февраля 1917 г., императорские регалии и коронные бриллианты находились в Москве, где хранились в Оружейной палате Московского Кремля.

Поскольку было место хранения коронных драгоценностей и назначались должностные лица, персонально отвечавшие за их хранение, то, естественно, велся и тщательный учет драгоценных ювелирных изделий.

Первая из известных описей датируется 1727 г. Это был документ, связанный с разделом имущества Екатерины I между ее дочерьми Анной и Елизаветой, составленный после смерти императрицы.¹⁷² В описи перечислены всевозможные табакерки из разных материалов, готовальни, часы, зеркала, перстни, золотая посуда и многое другое. В результате «у Ея Величества государни цесаревны Анны Петровны… алмазных вещей на 71 000, в том числе нитка в 28 зернах… в 8000 рублев. Алмазные вещи, которые изволила Ея Высочество носить в девицах, на 15 300. Итого на 85 000». Елизавете Петровне досталось «алмазных вещей на 88 665 р., в том числе четыре нитки персицкого жемчугу в 900 р….нахтыш да зеркало настольное с яшмами и с каменьями. Цена 800 р. серебряной посуды…».¹⁷³

В последние годы жизни Елизаветы Петровны началось составление «Опись вещам бриллиантовым… яшмовым, изумрудным, жемчугу и прочему». Возглавил эту работу генерал-поручик Н.А. Возжинский. Опись завершили уже при Петре III, 29 декабря 1761 г. Судя по описи, ювелирная коллекция Елизаветы Петровны разделялась по группам: ордена, серьги, перстни, кресты, бриллиантовые звезды, уборы и гарнитуры, часы и веера. Возглавляла список бриллиантовая корона.¹⁷⁴ Опись 29 декабря 1761 г. стала первым сводным документом, включавшим императорские драгоценности.

При Екатерине II в 1788 г. начали вести «Книгу приходную вещам, в Кабинете и в Комнате Ея Императорского Величества для подарков хранящимся, августа с 1-го числа 1788 г.». Все ювелирные изделия в этой описи пронумерованы и, естественно, драгоценностям даны очень скупые описания. Так, под № 27 значился «Бриллиантовый солитер, в нем весу 18⁷/₁₆ крат в 15 000 рублей, а по оценке в 22 000 рублей».¹⁷⁵ Записи велись в хронологическом порядке, с точным обозначением, от кого вещи поступили, с оценкой их в ассигнациях и с показанием их убыли.

Диадема. Мастерская братьев Дювалей. 1810-е гг.

Шляпка. Мастер Л.Д. Дюваль. 1763 г.

Булавка для волос. Сер. XVIII в.

Шпильки. Мастерская братьев Дювалей. 1780 г.

Кроме этого, в 1789 г. хранитель И.Н. Бартенев и придворный ювелир Л. Пфистерер составили новую опись, названную «Опись Взнесенным в арминтаж Ея Императорского Величества казенным разным… вещам». Именно в эту опись вошло большинство вещей из «Елизаветинского списка» (29 декабря 1761 г.).¹⁷⁶

После смерти Екатерины II в ноябре 1796 г. из ее Бриллиантовой комнаты изъяли множество уникальных ювелирных изделий. Весь период правления Павла I они находились в распоряжении самого императора и его жены – императрицы Марии Федоровны. В процессе «изъятия» драгоценностей произвели «инвентаризацию» ювелирных изделий, находившихся в комнатах умершей императрицы. По итогам инвентаризации составили несколько обширных описей с перечислением множества драгоценностей. Мы приведем только произвольно составленный список, в который вошла мизерная часть драгоценностей, хранившихся «в Комнатах» императрицы Екатерины II¹⁷⁷ (см. табл. 12).

Таблица 1 2

Некоторые из этих мемориальных предметов сохранились до сего дня и хранятся либо в Бриллиантовой комнате (Галерее драгоценностей) Государственного Эрмитажа, либо в Алмазном фонде Московского Кремля.

После трагических событий марта 1801 г. и воцарения императора Александра I началась передача части ценностей из комнат императрицы Марии Федоровны в Камеральное отделение Кабинета. Процесс в целом завершился к 1803 г. Большая часть ювелирных изделий императрицы Екатерины II поступила в Кладовую № 2 Камерального отделения Кабинета, в которой хранились ювелирные изделия «переменного фонда». Из этого фонда что-то уходило в виде наград или пожалований, что-то покупалось у придворных ювелиров.

Но в Кладовую № 2 Камерального отделения (подробно о ней будет рассказано далее) передали не всю ювелирную коллекцию Екатерины II. Значительная ее часть продолжала оставаться в комнатах императрицы Елизаветы Алексеевны, жены императора Александра I. После ее смерти в 1826 г. все эти вещи оказались в кладовых Камеральной части. Вот некоторые из этих предметов¹⁷⁸ (см. табл. 13).

Таблица 1 3

Новая¹⁷⁹ систематизированная опись императорских регалий и коронных бриллиантов, названная «Книга коронных брильянтов, брильянтовых вещей и жемчугов», составляется в феврале 1838 г. после декабрьского пожара Зимнего дворца в 1837 г. Тогда утвердили новую форму описи драгоценностей. Несколько позже, после смерти в 1840 г. камер-фрау Пильниковой и вступления в должность камер-фрау А.А. Эллис, составляется новая ведомость, полностью идентичная описи 1838 г. Именно эта книга, составленная в 1838 г., стала первой описной книгой, где приведен весь перечень коронных бриллиантов. Стоимость вещей в описи не обозначалась.

По описям 1838-40 гг. в книге зарегистрированы 649 номеров (предметов было больше, поскольку пара сережек проходила под одним номером. То же правило действовало и для так называемых «уборов», которые проходили одним номером, но подробно при этом расписывались на составные части), но фактически единиц хранения имелось значительно больше.

По книге 1840 г. из внесенных в нее 649 номеров 623 позиции заверены подписью вице-президента Кабинета кн. Гагарина и начальника II Отделения (Камерального отделения) Петухова. Примечательно, что под № 623 проходила «Модель Большого Бриллианта, сделанного из кристалла». Это была копия знаменитого бриллианта, названного позже «Орлов». Копию изготовили специально для императрицы Екатерины II около 1770 г., когда она принимала решение о приобретении этого уникума. Тогда Екатерине II прислали из Голландии хрустальную копию «большого камня армянина Сафраса», хранившегося в одном из банков Амстердама.¹⁸⁰

В этом перечне бриллиантов, упоминаются уникальные вещи, часть из них дошла до настоящего времени и экспонируется в витринах исторического зала Алмазного фонда Московского Кремля. Так, под № 5 в рубрике «Большие бриллианты» упоминается «Один бриллиант, весьма большой, ограненный призмами, поднесенный в 1829 году персидским принцем Хорзев Мирзою, доставленный для хранения от г. Министра Императорского двора при письме за № 3802». Далее карандашом приписано «По весу оказался 86 ⁷/₁₆ карата. 225 000 руб.». Этот «весьма большой» бриллиант, известный как алмаз «Шах», – плата за убийство русского драматурга и дипломатического представителя (министра-резидента) в Тегеране А.С. Грибоедова.

В разделе «Бриллиантовые орденские знаки» перечислены 22 вещи. Под № 38 идет коронационная «Большая цепь Ордена Св. Апостола Андрея из 20 штук». В следующей графе идет карандашная запись, согласно которой придворные ювелиры, видимо в 1865 г., оценили цепь в 77 233 руб. Именно эту цепь надевали на себя императоры поверх коронационной мантии в Успенском соборе Московского Кремля. Цепь сохранилась и выставлена в Алмазном фонде.

Наряду с безумно дорогими вещами в этом разделе упоминаются изделия совершенно «смешной» стоимости. Например, серебряная звезда ордена Св. Екатерины стоимостью всего в 4 руб. Следовательно, «рублевая» ценность вещи не всегда играла главенствующую роль. Наверняка у скромной звезды была своя «история», из-за которой она и оказалась в списке государственных, неотчуждаемых бриллиантовых вещей.

Как сказано выше, после № 623 список ценностей, заверенный подписями вице-президента Кабинета кн. Гагарина и начальника II Отделения (Камерального отделения) Петухова, был продолжен.

№ 624, именованный как «Склаваж из 27 рубинов» стоимостью в 33 337 руб., внесен в опись 26 марта 1841 г.¹⁸¹ Далее упоминается, что 5 декабря 1841 г. из Кладовой № 1 придворному ювелиру Волину были выданы «различные драгоценные камни», «выломанные из вещей на сделание диадемы», и уже 2 января 1842 г. под № 629 в список внесена «диадема, составленная из коронных брильянтов и жемчугов», стоимостью в 62 950 руб.

После 1842 г. Список дополнялся только дважды. Первый раз, 5 декабря 1852 г., когда в присутствии члена Кабинета Е.И.В. действительного статского советника Петухова и камер-фрау Эллис придворный ювелир Болин вынул «из букли, значащейся под № 84 из седьмой» несколько бриллиантов, которые «употребили на две части колье в виде подвесок». Кроме «букли» было «потревожено» еще несколько ювелирных изделий. Следует отметить, что, согласно этой записи, несколько изделий «разукомплектовали» для изготовления колье, однако само колье в список коронных бриллиантов в отличие от диадемы (январь 1842 г.), не внесено. Можно не сомневаться в том, что подобные работы могли вестись только с санкции Николая I, а само колье изготовлялось для какого-либо высокоторжественного события в жизни царской семьи.

Второй раз Список дополнили в феврале 1861 г. Тогда в него внесли бриллиантовые вещи, изготовленные для императрицы Марии Александровны в 1856 г. при подготовке к коронации. Это были: «Маленькая бриллиантовая корона, изготовленная для Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Александровны в 1856 г.» (№ 635) стоимостью в 56 008 руб. Примечательно, что в «Списке» помечено, что эта корона и в 1861 г. продолжала находиться в «комнатах у Ея Императорского Величества».

Тогда же в список внесли (№ 636) две «Бриллиантовые цепи ордена Св. Апостола Андрея Первозванного», также изготовленные придворными ювелирами к коронации 1856 г. Эти цепи предназначались для двух императриц: вдовствующей – Александре Федоровне («состоящая из двадцати четырех частей, принадлежащая в Бозе почившей Государыне Императрице Александре Федоровне, сделанная в 1856 г.», стоимостью 16 236 руб.) и царствующей – Марии Александровне («состоящая из двадцати четырех частей, принадлежащая Государыне Императрице Марии Александровне, сделанная в 1856 г.», стоимостью в 18 404 руб.). Следует отметить, что стоимость цепи «действующей» императрицы на 2000 руб. дороже. Тем самым придворные ювелиры очень тактично и сдержанно оттенили ее более высокий статус.

После смерти вдовствующей императрицы Александры Федоровны в список внесли «вещи, оставшиеся после в Бозе почившей Императрицы Александры Федоровны, которые на основании духовного завещания императрицы Марии Федоровны, должны поступить в число коронных бриллиантов» (см. табл. 14).

Таблица 14

Традицию российских императриц «переводить» часть своих личных ювелирных украшений «в число коронных неотчуждаемых бриллиантов» заложила императрица Мария Федоровна (супруга Павла I). Потом этой традиции следовали все российские императрицы, за исключением последней, которая не смогла последовать этой традиции по причине падения династии.

Последняя запись в «Списке» датируется 16 февраля 1861 г., когда в Кладовую № 1 поступили под № 649 25 изумрудов весом 11 ³/₄ карата на 2761 руб. 50 коп.¹⁸² Скорее всего, это были вещи великой княгини Ольги Александровны, королевы Вюртембергской, лично отобранные императрицей Марией Александровной и переданные в Бриллиантовую комнату в качестве коронных драгоценностей.

В 1865 г. старую описную книгу заменили новой, куда и записали коронные драгоценности после их переоценки. Инициатива по «денежной» оценке всех императорских регалий и коронных бриллиантов принадлежала министру Императорского двора В.Ф. Адлербергу. Распоряжение об оценке ценностей состоялось еще в 1863 г., однако его выполнение откладывалось вплоть до октября 1864 г., до смерти камер-фрау А.А. Эллис, отвечавшей за бриллианты с 1840 г.

Для оценки вещей в 1864 г. образовали особую «Оценочную комиссию» во главе с начальником II Отделения (Камерального) Кабинета Е.И.В. Петуховым. В состав комиссии вошли комендант Зимнего дворца Кубе¹⁸³, начальник Камерального отделения Данилевский и ювелиры-оценщики Кабинета Бутц, Болин и Зефитинген.

Именно тогда стоимость каждой ювелирной вещи внесли в описную книгу 1865 г. Опись 1838 г. использовалась оценщиками как черновик. В пустой графе простым карандашом, в столбик, ювелирами-оценщиками подсчитывался как общий вес бриллиантов в каратах, так и общая стоимость самого изделия.

При определении стоимости художественные достоинства вещи и ее «исторический шлейф» и стоимость «металла» совершенно не учитывались. Оценке подлежали только «караты», суммируя стоимость которых ювелиры и выходили на итоговую сумму всей вещи.

Примечательно, что идея использовать опись 1838 г. в качестве черновика возникла, видимо, в процессе работы в 1865 г. Так, карандашные записи появляются только в конце работы по оценке Большой императорской короны (1762 г.), когда напротив знаменитой рубиновой шпинели появилась первая запись, оценивавшая уникальный камень в 100 000 руб.

Как это ни удивительно, но даже столь авторитетные эксперты при составлении описи допустили ряд ошибок. Например, в описи значилось пять пар алмазных серег, изготовленных Леопольдом Пфистерером около 1773 г. В тех серьгах использовали вставки из темно-розового камня. В описи 1838 г. они определены как гранаты, а в описи 1865 г. – как агаты. И только в 1922 г. специалисты определили, что это «красивые кусочки розового гранита пегматита в виде плоской розы…».¹⁸⁴

В это не могли поверить многие. Но для помещения полированного гранита (то бишь булыжника) в женские сережки имелся веский повод. Ведь это были полированные осколки знаменитого Гром-камня, на котором поднял на дыбы своего коня Петр Великий работы Этьена Фальконе. В память об этом событии и появились в перечне коронных бриллиантов женские сережки со вставками из полированного гранита. Тогда, в 1780-х гг., они имели большой успех.

Примечательно, что во время составления описи 1865 г. в траурных уборах были определены камни из полированного каменного угля, ранее по описи 1838 г. они проходили как черные агаты. Однако в XVIII в. Екатерину II, по приказу которой были изготовлены эти траурные уборы, больше интересовала красота камня, а не его стоимость.¹⁸⁵ Так что наряду с полированным гранитом в числе коронных бриллиантов значились и кусочки полированного каменного угля.

Комиссия по итогам инвентаризации 1865 г. пришла к выводу, что до 1865 г. в описную книгу было внесено 363 номера ювелирных изделий. Согласно старой описи, не хватало «вещей» на 125 руб., но «по деньгам» излишек составил 7713 руб. Этот «денежный итог» очень красноречив. Камер-фрау А.А. Эллис никто не проверял с 1840 по 1864 г., а в этот период «оборот» коронных бриллиантов был весьма значителен. Отдельные вещи шли в лом, другие ломались частично, для того чтобы изготовить из полученного «материала» новые вещи. Что-то требовалось в комнаты императрицы, что-то возвращалось. В результате за 24 года «недостача по вещам» составила всего 125 руб. при превышении этой недостачи на 7713 руб.

Пожалуй, самыми значимыми в указанных книгах являются подробные описания главных императорских регалий: Большой императорской короны (1762 г.), державы (1762 г.) и скипетра (1773 г.).

Лаконичные описания составляли профессионалы, придворные ювелиры-оценщики, поэтому в описи содержится только детальный перечень драгоценных камней, использованных придворными ювелирами Жереми Позье, Георгом Фридрихом Экартом и Леопольдом Пфистерером. Немалый интерес представляет и детальная оценка каждого из камней, использованных в этих, по определению бесценных, исторических вещах.

Мы позволили себе свести в единую таблицу описи императорских регалий, данных в Книгах 1838 и 1865 гг. (в Книге 1838 г. цены указывались не везде). Таблица достаточно объемна, но автору не известны столь детальные публикации, где был бы «расписан» буквально каждый камень в императорских регалиях (см. таб. 15).

Таблица 1 5

Большая Императорская корона

Таким образом, один из главных имперских символов России стоил в ценах 1865 г. 823 976 руб. В то время это была, конечно, огромная сумма, но с учетом того, что Александр II оставил своей второй жене более 3 млн руб., не запредельная. Надо добавить, что уже в 1920-х гг. Большая императорская корона оценивалась в 52 000 000 долл.

Вторую по значимости позицию в списке императорских регалий занимал скипетер (см. табл. 16).

Таблица 1 6.

Скипетр

Далее следовала держава (см. табл. 17).

Таблица 17

Держава

Очень заметна была во время коронационных торжеств Большая императорская цепь ордена Св. Апостола Андрея Первозванного. По описи 1865 г., цепь ордена Св. Апостола Андрея Первозванного составляли «20 частей», украшенных несколькими сотнями бриллиантов.¹⁸⁷ Всю цепь в 1865 г. оценили в 77 233 руб.¹⁸⁸

Цепь изготовил «ювелир Дик» к коронации Павла I в 1797 г. С этой коронации бриллиантовая цепь ордена Св. Андрея Первозванного вошла в число императорских регалий и возлагалась во время церемоний коронаций на всех российских монархов, включая Николая II.

Вышеперечисленные 20 звеньев цепи состоят из разной величины звеньев трех типов. Восемь выполнены в виде русского герба – двуглавого орла. Шесть напоминают о Св. Андрее Первозванном, в честь которого Петр I учредил высший орден империи. Последние шесть изображают вензель из переплетенных латинских букв «РР1» (т. е. «Petrus Primis Imperator», одновременно и «Paulus Primis Imperator») под Императорской короной.¹⁸⁹

В 1856 г. в перечень главных императорских регалий вошла «Маленькая брильянтовая корона»¹⁹⁰, изготовленная для «Ея Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны». Надо заметить, что эта ошибка составителя документа, поскольку эта корона изготавливалась в 1856 г. для жены императора Александра II – Марии Александровны. Впрочем, в архивном деле № 1026 эту ошибку исправили. Согласно описи, корону оценили в 56 608 руб. Как мы уже писали, эта корона понадобилась, поскольку в коронации 1856 г. участвовали две императрицы, вдовствующая и правящая, каждая из них должна была находиться на помосте Успенского собора Московского Кремля в своей короне.

В последующем новые описные книги составлялись при передаче ценностей от одной камер-фрау к другой (так было в 1864 г.). По описи 1893 г. (сдача дел от одного заведующего Камеральным отделением другому) коронные драгоценности исчислялись 362 предметами.

К этому времени в опись вошли предметы, вошедшие в число коронных бриллиантов по завещанию императрицы Марии Александровны. Императрица умерла в мае 1880 г., а вещи официально включены в список только в 1888 г., после их переоценки. Это были: диадема с сапфирами и бриллиантами; ожерелье с сапфирами и бриллиантами; брошь-фермуар с сапфирами и бриллиантами; брошь-фермуар с рубином и бриллиантами; шесть бриллиантовых булавок.

В 1885 г. в Камеральное отделение поступили личные драгоценности императора Александра II, хранившиеся в отдельной витрине в его рабочем кабинете Зимнего дворца.

В октябре 1895 г., вскоре после перемещения Бриллиантовой комнаты с третьего этажа Зимнего дворца на первый, производилась новая переоценка драгоценных камней, на основании которой к 1 января 1896 г. приняты новые описные книги «драгоценных, подарочных вещей». Это была последняя опись императорских регалий и коронных бриллиантов.

В 1913 г. Агафон Фабереже предложил Камеральному отделению Кабинета составить новый каталог (опись) коронных драгоценностей. Николай II дал на это свое принципиальное согласие. К лету 1914 г. описали орден Св. Андрея Первозванного, державу и скипетр.¹⁹¹ Но вскоре после вступления России в Первую мировую войну глава Камерального отделения приказал работу прекратить, а драгоценности под охраной отправить в Москву.

Говоря о Кладовой № 1, расположенной в Зимнем дворце и традиционно называемой Бриллиантовой комнатой, следует упомянуть и о том, что накануне Первой мировой войны, видимо, было оборудовано новое хранилище для наиболее ценных предметов, составляющих собственность царской семьи и Кабинета.

Орден Андрея Первозванного. Из коллекции вел. кн. Алексея Александровича. 1800 г.

Об этом вскользь упоминает министр финансов В.Н. Коковцев, рассказывая в своих воспоминаниях о событиях лета 1913 г. Тогда Николай II предложил министру осмотреть какие-то «прекрасные хранилища», устроенные «около Петропавловской крепости для хранения всего наиболее ценного, принадлежащего Уделам и Кабинету».¹⁹² Ни в одном из источников об этих «прекрасных хранилищах», расположенных «около Петропавловской крепости», нет ни одного упоминания. В последние десятилетия клады пытались искать только на территории музея Политической истории, бывшего особняка М.Ф. Кшесинской, расположенного напротив Иоанновского равелина Петропавловской крепости. Кто знает, возможно, такие хранилища и были на самом деле?

За короткое время правления Павла I кладовые Камерального отделения значительно пополнились, поскольку с 1797 по март 1801 г. на закупку ювелирных изделий потратили более 3,5 млн рублей. При этом дефицит Кабинета Е.И.В. на март 1801 г. составил 1 339 509 руб.¹⁹³

Если по годам конкретизировать эти колоссальные траты на ювелирные изделия, то, по официальным данным, с 1796 г. только на подарки по Кабинету было израсходовано¹⁹⁴ (см. табл. 18).

«Всплески» сумм «на подарки», как правило, связаны с комплектованием «бриллиантового приданного» для дочерей Павла I. Так, на 1799 г. прошлись две свадьбы дочерей Павла I, поэтому сумма, потраченная на подготовку приданого для великих княжон, основательно «зашкалила» за миллион рублей. Сначала замуж вышла великая княжна Елена Павловна, в этом году она стала супругой принца Мекленбургского Фридриха-Людвига. Затем замуж вышла старшая дочь Павла I, великая княжна Александра Павловна, которая стала женой эрцгерцога Австрийского Иосифа.

Таблица 1 8

Результатом этих событий стало то, что наряду с Бриллиантовой комнатой Зимнего дворца были организованы еще две специализированные Кладовые № 2 и № 3. Поскольку новые кладовые носили специализированный характер, то изначально Кладовая № 2 Камерального отделения предназначалась д. ля хранения ювелирных изделий, коллекции драгоценных камней и «меховой рухляди». Организационно кладовая № 2 сформировалась к 1805 г. после завершения строительства здания Кабинета близ Аничкова дворца.

Бриллиантовую комнату тогда, в начале правления Александра I, основательно «почистили». В том смысле, что там оставили только императорские регалии и коронные бриллианты. Все остальные ценности, включая «меховую рухлядь», передали в Кладовую № 2. Параллельно с этим часть мемориальных ювелирных вещей из Бриллиантовой комнаты перевели на постоянное хранение в коллекцию Императорского Эрмитажа.¹⁹⁵ В середине XIX в. именно эти вещи лягут в основу Галереи драгоценностей Императорского Эрмитажа.

В начале правления Николая I, после смерти двух императриц (Елизаветы Алексеевны в 1826 г. и Марии Федоровны в 1828 г.), в Кладовую № 2 поступили значительные собрания ювелирных изделий. Так, после смерти императрицы Марии Федоровны в ноябре 1828 г. уже в феврале 1829 г. в Кладовую № 2 Камерального отделения начали поступать бриллианты, жемчуга и «цветные камни». Эти ценности Мария Федоровна завещала в наследство внучкам, но драгоценности выкупил Кабинет за 210 830 руб.¹⁹⁶

Табакерка с портретом Павла Петровича. 1774 г.

Этим шагом положили начало одной из «ювелирных традиций» Императорского двора, когда чиновники Кабинета внимательно отслеживали судьбу как раритетных ювелирных украшений, так и целых ювелирных собраний. При первой же возможности, конечно, с санкции правящего императора, эти драгоценности выкупались Кабинетом и поступали в его хранилища. Так постепенно формировалось уникальное ювелирное собрание российских императоров.

По печальной традиции (в сегодняшнем восприятии), сложившейся еще в XVIII в., «старые драгоценности» воспринимались как некий расходный материал для создания новых, «модных» украшений. Поэтому драгоценности императриц Елизаветы Алексеевны и Марии Федоровны начали ломать уже в 1831 г., когда по распоряжению Николая I ювелир Ян изготовил для императрицы Александры Федоровны бриллиантовый убор, оцененный в 169 601 руб. Этот «царский подарок» императрица получила по случаю рождения третьего сына – великого князя Николая Николаевича (Старшего).

Поскольку драгоценные вещи в этой кладовой составляли некий переменный фонд, то для оценки покупаемых предметов и камней в штат Кабинета (высочайше утвержденный 1 мая 1839 г.) ввели должности двух оценщиков драгоценных камней с жалованьем по 1000 руб. в год.

Если кратко рассмотреть номенклатуру хранимых изделий по трем указанным выше позициям (ювелирные изделия, драгоценные камни и меховая рухлядь), то следует начать с коллекций различных ювелирных изделий Кладовой № 2.

В отличие от коллекции ювелирных изделий Кладовой № 1, которые предполагалось хранить «на всю вечность», ювелирные вещи из Кладовой № 2, по сути, представляли из себя некий «расходный» ювелирный материал. Именно из ювелирных изделий, хранившихся в Кладовой № 2 Камерального отделения, формировалось «бриллиантовое приданое» для русских великих княжон, уезжавших после замужества в Европу. Начало этой традиции было положено при замужестве старшей дочери Павла I великой княжны Александры Павловны в 1799 г.

Вел. кн Александра Павловна. Худ. B.Л. Боровиковский

Тогда стоимость свадебного «ювелирного комплекта» «потянула» на 600 000 руб. Приводимый ниже перечень этих драгоценностей наглядно свидетельствует об огромном богатстве российской императорской семьи. Поскольку у Павла I было пять дочерей, у Николая I – три дочери и у Александра II одна дочь, можно представить себе, какие колоссальные ювелирные богатства «по традиции прежних лет» уплывали в Европу. Хотя европейские невесты, по российским императорским стандартам, приезжали в Россию буквально «голыми». Конкретный материал о том, что входило в «бриллиантовое приданое» дочерей Павла I, мы можем узнать из «Реестра бриллиантовым вещам, принадлежавшим Ея Императорскому Высочеству Государыне Великой Княгине Александре Павловне, эрц-герцогине Австрийской».¹⁹⁷ Это была трагичная история. В 1799 г. великая княжна Александра Павловна вышла замуж за эрц-герцога Иосифа Австрийского. При всех дипломатических и политических раскладах молодые симпатизировали друг другу. Однако брак оказался недолговечным и продолжался всего 15 месяцев. Вскоре после рождения ребенка великая княгиня Александра Павловна умерла от молочной горячки и была похоронена в Австрии. Брачный комплект ювелирных изделий в 1803 г. вдовец возвратил в Россию. Надо признать, что это – благородный жест, поскольку брачный контракт не предусматривал подобных шагов со стороны мужа в случае смерти жены. Драгоценности с благодарностью приняли.

Впоследствии большая часть этих драгоценностей либо была пущена «в лом», либо пошла на комплектование «бриллиантового приданного» для других великих княжон. Приводимый ниже «Реестр» важен и с точки зрения наглядной демонстрации того, как комплектовалось «бриллиантовое приданое» российских великих княжон, и с точки зрения того, как складывалась судьба таких коллекций (см. табл. 19).

Таблица 19

«Реестр бриллиантовым вещам, принадлежавшим Ея Императорскому Высочеству Государыне Великой Княгине Александре Павловне, эрц-герцогине Австрийской»¹⁹⁸

Следовательно, кроме суммы приданого в 1 млн руб. царские дочери увозили из России еще и ювелирные изделия, стоимость которых доходила до 60 % «денежной» части их приданого. К тому же, значительные суммы затрачивались на другие предметы, входившие в номенклатуру приданого.

Медальон вел. кн. Александры Павловны. 1790-е гг. Россия. № 41 в реестре приданого

Любопытно, что эта история имела свое продолжение. В конце 1850-х гг. Камеральному отделению эрц-герцог Австрийский Стефан предложил купить коллекцию «бриллиантового приданого» дочери Павла I, великой княгини Александры Павловны. Чиновники Камерального отделения подняли архивные документы и моментально установили, что предложенные драгоценности не входили в список «бриллиантового приданого» русской невесты. Тем не менее эту ювелирную коллекцию решили не упускать и приняли решение (на уровне Александра II) о покупке предложенных изделий в рассрочку за 91 010 руб., что и сделали в довольно тяжелые в финансовом отношении 1858–1859 гг.

Это была не единственная ювелирная коллекция, которая поступила в Кабинет для последующего использования или переделок.

Еще одну бриллиантовую коллекцию Кабинет приобрел в 1861 г. у великой княгини Ольги Николаевны, королевы Вюртембергской. То была длинная история со своими драмами и сложными жизненными коллизиями.

Великая княгиня Ольга Николаевна (1822–1892) – вторая дочь императора Николая I. Красавица, как и все дочери Николая I, она по ряду причин «засиделась в девках» и вышла замуж последней из дочерей императора 1 июля 1846 г., когда ей шел 25-й год. Как и все дочери императора, она получила в приданое 1 млн руб., «бриллиантовое приданое» и еще множество вещей «на хозяйство». Ее мужем стал наследный принц Вюртембергский, впоследствии король Карл I.

Вюртемберг в середине XIX в. – обычное карликовое королевство на юго-западе Германии, площадью около 20 000 км². Это была конституционная монархия, одна из тех, что возникали в Европе после Наполеоновских войн. Однако и там происходили свои карликовые потрясения, часть которых пришлась на 1848 г.

Брак Ольги Николаевны с Карлом I оказался бездетным, поскольку, как говорили злые языки, принц больше внимания уделял своим адъютантам, чем молодой жене. В Германии Ольга Николаевна, королева Вюртембергская, много занималась благотворительностью, в частности много способствовала развитию Общества Красного Креста. На свои средства она построила и православный храм.

История с «бриллиантовым приданым» великой княгини началась в самом начале супружеской жизни Ольги Николаевны, когда в 1848–1849 гг. великая княгиня под залог своего «бриллиантового приданого» взяла в долг «у папы» огромную сумму в 439 667 руб. Зачем ей тогда понадобилась такая колоссальная сумма, ясности нет. Возможно, это были долги мужа, возможно, деньги срочно понадобились на преодоление политического кризиса, который тогда переживал Вюртемберг, но, так или иначе, деньги брались в долг.

Пока был жив отец, император Николай I, долг с Ольги Николаевны не требовали. Однако на рубеже 1850-1860-х гг., когда Россия оказалась в тяжелейшем финансовом положении, старший брат, император Александр II, попросил сестру вернуть долг. Видимо, так уж совпало, что 19 февраля 1861 г. Александр II подписал знаменитый Манифест от отмене крепостного права, а 23 февраля 1861 г., по высочайшему повелению, «приняты были от Ея Величества Королевы Вюртембергской Ольги Николаевны на погашения долга Департаменту Уделов в 800 000 рейнсгульденов бриллиантовые вещи на 439 667 руб.».

Конечно, Александр II обставил возвращение долга с максимальной мягкостью. Так, на эти почти полмиллиона рублей образовали неприкосновенный капитал «за вещи, принятые от королевы Вюртембергской Ольги Николаевны»¹⁹⁹, проценты с которого пошли на выплату долга. Этот ход теоретически предполагал, что драгоценности в конечном счете могут быть, конечно, через много лет возвращены Ольге Николаевне. Видимо, брату было неудобно просто забрать драгоценности в казну.

На следующий, 1862 г. император Александр II выкупил драгоценности из Департамента уделов, передав тому лесные дачи (т. е. лесные участки) Императорских фарфорового и стеклянного заводов, оцененные в 240 259 руб., «в замен коих отобраны в собственность Кабинета из числа принятых на такую же сумму вещей, и за тем оставшиеся вещи на 195 612 р. считать без процентных долгов Кабинета, погашая оный по мере употребления в расход вещей»²⁰⁰.

Говоря о «золотых и бриллиантовых вещах» королевы Вюртембергской, мы имеем редкую возможность не только представить детальную номенклатуру «бриллиантовой части приданого» русских великих княжон периода «апогея самодержавия», но и проследить дальнейшую судьбу выкупленных вещей.

Прежде всего, императрица Мария Александровна лично «проинспектировала» ювелирную коллекцию и отобрала для себя ювелирные изделия на весьма скромную сумму в 1068 руб. Еще она использовала в качестве подарков ценности на сумму в 2727 руб. Очень скромно.

Судя по инвентарной книге, «по резолюции 19 июня 1861 г. за № 397» были «записаны в приход» по Кладовой № 2 Камерального отделения 127 ювелирных изделий на общую сумму в 435 872 руб.²⁰¹ Надо заметить, что сам список, даже для дилетанта, читается «как песня». С другой стороны, по этому списку четко отслеживается судьба большой ювелирной коллекции, которая безжалостно превращалась в лом по «резолюциям Кабинета». Поскольку списки подобных, тщательно подобранных ювелирных коллекций очень редки, то мы позволим себе привести его целиком (см. табл. 20).

Таблица 20

Таким образом, состав свадебной ювелирной коллекции включал в себя многочисленные серьги, пряжки, ордена, склаважи, диадемы, браслеты, колье, булавки, венки, солитеры, камни в розах, букеты, веера, бандю, банты, стрелы и шатоны.

Мы имеем возможность сравнить два «бриллиантовых приданых», укомплектованных в различные годы. Эти комплекты, вне всякого сомнения, с любовью подбирались матерями-императрицами. В 1801 г. это была императрица Мария Федоровна (кстати, в девичестве принцесса Вюртембергская) и в 1846 г. – императрица Александра Федоровна. Следует иметь в виду и изменившийся масштаб цен при оценках суммарной стоимости приданого и отдельных вещей. После Наполеоновских войн в России шли довольно значительные инфляционные процессы, которые заставили в 1839–1840 гг. пойти на финансовую реформу, в результате чего дореформенные ассигнации заменили серебряным рублем в масштабе 1 руб. серебром = 3 руб. ассигнациями. К тому же коллекция 1801 г., видимо, сохранила все приданые вещи, поскольку была возвращена в Россию уже в 1803 г. Коллекция великой княгини Ольги Николаевны, вероятно, неизбежно понесла некоторые утраты, поскольку была вывезена из России в 1846 г., а возвращена обратно только в 1861 г., т. е. спустя 15 лет. И, тем не менее… (см. табл. 21).

Таблица 21

Прежде всего бросается в глаза широкая номенклатура ювелирных изделий, более 40 позиций. Далее обращает на себя внимание то, что у дочери Николая I «бриллиантовое приданое» более значительное и по количеству предметов, и по их разнообразию со всевозможными вариациями. Это связано с тем, что рубль приданого времен Николая I по факту «весил» в 3–5 раз больше, чем рубль времен Александра I, поскольку после денежной реформы 1839/40 гг. великим княжнам выдавался тот же 1 млн руб., что и в 1801 г. После денежной реформы этот миллион был по меньшей мере в 3–5 раз весомее миллиона 1801 г.

Список со всей очевидностью показывает довольно быстрое изменение женской ювелирной моды. Если ювелирные букеты и прочая «флора» были в моде вплоть до начала XX в. (вспомним ювелирные букеты мастеров фирмы К. Фаберже), то аграфы, опахала и бриллиантовые эполеты к середине XIX в. совершенно выходят из моды. Также выходят из моды массивные ювелирные комплекты под названием «уборов», которые составляли основу многих ювелирных коллекций XVIII в. Надо заметить, что «бриллиантовая составляющая» в приданом Александры Павловны звучит более отчетливо, чем в многоцветном (по разнообразию камней) приданом Ольги Николаевны. Это вполне объяснимо, поскольку бриллиант был главным камнем «бриллиантового» XVIII в. Заметим, что к середине XIX в. часы превращаются в достаточно обыденную вещь и их перестают включать в приданое.

В качестве более скромного примера приобретения ювелирных коллекций Кабинетом Е.И.В. можно привести историю с покупкой ювелирной коллекции графини Софии Львовны Шуваловой, урожденной Нарышкиной. Эта история интересна по ряду соображений. Прежде всего мы можем увидеть, что конкретно входило в ювелирную коллекцию знатной придворной дамы. Ведь в мемуарных свидетельствах, как правило, упоминается только о «блеске бесчисленных камней», но деталей, естественно, нет. Кроме этого, в этой истории присутствуют детали того, как Кабинет приобретал коллекции ювелирных вещей у стремительно нищающего дворянства в период великих реформ Александра II.

История эта началась в мае 1867 г., когда графиня С.Л. Шувалова предложила Кабинету приобрести «если возможно, для Кабинета Его Величества» свою коллекцию «бриллиантовых и золотых вещей». Чиновники Камерального отделения по получении вещей выполнили их оценку²⁰² (см. табл. 22).

Таблица 22

Как видим, чиновники «брали все», за исключением одной незначительной по цене вещи «брошь с бриллиантами: всевидящее око» за 244 руб. Коллекция драгоценностей «потянула» на 38 958 руб. Рачительный министр Императорского двора В.Ф. Адлерберг, прекрасно понимая, что коллекцию оптом никто не купит, «дал добро» на покупку коллекции только за 34 000 руб.

Финансовую сторону сделки курировал всесильный при Александре II начальник Контроля Министерства Императорского двора барон Карл Карлович Кистер. 29 мая 1867 г. он направил записку Николаю Михайловичу Петухову, одному из чиновников Камерального отделения, с вопросом: «Выгодно ли было бы для Кабинета Его Величества приобретение бриллиантовых вещей, доставленных 12 мая от г. Министра Императорского Двора и оцененных в Кабинете в 38 958 руб.».²⁰³ Н.М. Петухов немедленно известил барона о том, что «бриллиантовые вещи оценены близко к существующим ныне в торговле ценам на драгоценные камни и приобретение их для Кабинета Его Величества, по оценке, для него было бы небезвыгодно».²⁰⁴

В результате у графини С.Л. Шуваловой за 34 000 руб. приобрели 34 «бриллиантовых и золотых предмета». Чиновники Кабинета, сами оценив вещи в 38 958 руб., уплатили графине только 34 000 руб. Незатейливая «маржа» Кабинета на этой не очень хлопотной сделке составила 8958 руб.

Естественно, предметы для ювелирной коллекции Кабинета покупались с большим разбором. Для иллюстрации этого утверждения приведем короткую историю, относящуюся к лету 1890 г. Началась она после того, как весной 1890 г. на ювелирный рынок Берлина поступили драгоценности одного из умерших членов германской императорской семьи (в документах упоминается «кайзер Пауль»). О готовящейся распродаже драгоценностей Петербург немедленно известил российский посол в Берлине Павел Андреевич Шувалов (телеграмма от 7 мая 1890 г.). В ответ последовало распоряжение министра Императорского двора графа И.И. Воронцова-Дашкова прислать по возможности драгоценности в Петербург или на худой конец их фотографии. П.А. Шувалов выполнил просьбу министра, и уже 30 мая в Петербург доставили «ящик с ценностями» из Берлина. Видимо, все ценности выслать не удалось, поэтому к «ящику» приложили три фотографии. Судя по приложенной описи, в ящике содержалось 5 предметов, на общую сумму в 509 960 германских марок.²⁰⁵ Эти «бриллиантовые вещи» министр Двора представил Александру III в петергофской Александрии 2 июня 1890 г. Однако императору они «не пришлись», и вопрос о «приобретение этих ценностей оставлен без последствий»,²⁰⁶

Поскольку на приобретение камней и ювелирных изделий требовались крупные суммы, то с XVIII в. сложилась определенная практика отпуска средств на различные закупки для кладовых Камерального отделения. Так, до 1885 г. в распоряжении Камерального отделения было несколько специальных капиталов или кредитов на приобретение разного рода вещей. Эти капиталы обозначены в ведомости, составленной после смерти Александра II в 1881 г.: «Приданный» Особ Императорской фамилии (в 1881 г. – 1 463 772 руб.) и «Неприкосновенный для покупки бриллиантов» (в 1881 г. – 338 262 руб.). Расходы по пожалованию архирейских облачений, церковной утвари и почетных кафтанов покрывались за счет ежегодно вносимых в смету Кабинета особых кредитов. Выплаты по другим статьям расходов относились на особую сумму, из которой до 1883 г. отчислялось ежегодно 225 000 руб. С 1885 г. в смету Кабинета ежегодно стал вноситься кредит в 150 000 руб. на подарки разного рода, покупку драгоценных вещей и камней и на все расходы по кладовым. Этот порядок сохранялся до 1917 г.

Традиция высочайших пожалований существует столько же, сколько существует сама власть. Если говорить об имперском периоде в истории России, то многое из того, что устойчиво воспроизводилось вплоть до 1917 г., восходит к эпохе Петра I. Именно Петр I начал заказывать подарочные табакерки. Это были вещи, отвечавшие характеру самого Петра и духу того времени «бури и натиска». Подарочные табакерки делали простыми по форме, лаконичными, а подчас и скупыми в декоре. Таковы, например, ореховая табакерка в виде галеры или табакерка с изображением флота на Неве и портретом младшего сына Петра I. Тогда же был введен еще один наградной атрибут – «жалованные персоны» – миниатюрные портреты царя в виде медальона с расписной эмалью в алмазной оправе.²⁰⁷ И хотя эти жалованные портреты не значились среди официальных наград, уже тогда они весьма высоко ценились награжденными, воспринимавшими их как факт личной царской награды.

Деньги на высочайшие подарки тратились колоссальные. Придворные ювелиры, особенно во второй половине XVIII в., работали буквально не разгибаясь. Так, в «коронационном» 1797 г. Павел I приказал выплатить ювелиру Дювалю «за разные бриллиантовые вещи», в том числе орден Св. Андрея Первозванного и многое другое, 148 713 руб. 40 коп.²⁰⁸

Табакерка с вензелем ими. Елизаветы. 1750 г.

Говоря о Николаевской эпохе (1825–1855 гг.), надо отметить, что для этого времени характерно некое сворачивание безумных трат на ювелирные изделия Императорского двора. Роскошь сохранялась только как необходимый атрибут Императорского двора, а не самоцель. В это время сам император стремился упорядочить традиционно огромные финансовые потоки, прокачивавшиеся через структуры Министерства Императорского двора. Эта тенденция прежде всего затронула порядок пожалования высочайших подарков.

«Ресурсы» для высочайших пожалований в виде государственных наград сосредоточивались в Кладовой № 2 Камерального отделения Кабинета. Пожалование высочайших подарков издавна являлось одной из форм государственных наград. При этом, также по традиции, степень монаршего расположения была прямо пропорциональна стоимости самого подарка.

О том, какое значение придавалось высочайшим подаркам, наглядно свидетельствуют запасы этих подарков. Так, на начало 1826 г. в кладовых Кабинета оставалось подарочных вещей «на диспозицию», то есть на усмотрение монарха, на колоссальную сумму в 2 228 282 руб.²⁰⁹ Тогда же (31 августа 1826 г.) Николай I счел необходимым отменить введенные по инициативе графа А.А. Аракчеева 10 %-ные отчисления с подарочных вещей «для образования капитала увечных воинов». Поскольку, по мнению императора, достаточный этот капитал уже сформирован, то было приказано «не делать никаких вычетов и со всех бриллиантовых, золотых и прочих вещей… жалуемых Нами из Кабинета».

Для подарков первым лицам иностранных государств мастерам-ювелирам заказывались уникальные, «разовые» вещи. К числу таких высочайших подарков можно отнести хрустальную кровать, изготовленную ювелиром Вильгельмом Кейбелем и мастерами Императорского завода в 1824–1826 гг. для персидского шаха. Эта история достойна изложения хотя бы в кратком варианте.

Инициатором проектирования и создания хрустальной кровати стал генерал от инфантерии Алексей Петрович Ермолов.

Кольцо с портретом Николая!. 1837 г.

Накануне очередной вспышки российско-персидских противоречий, в октябре 1822 г., А.П. Ермолов предложил отправить в Персию подарок для шаха – хрустальную кровать, «которую в свое время изъявлял желание иметь шах Персидский».²¹⁰ По мнению генерала, «подарок сей не может обойтись слишком дорого…». Эта идея была принята, и буквально через неделю руководство Императорского стекольного завода получило распоряжение о подготовке проекта хрустальной кровати. В апреле 1824 г. эскизы кровати представили Александру I, он их одобрил, но при этом решил сократить проект, оставив только кровать, без задуманных мастерами сопутствующих предметов.

Следует заметить, что, судя по документам, «сопутствующие предметы» выливались в значительную сумму – 33 600 руб.²¹¹ Сама же хрустальная кровать, по смете, должна была обойтись казне в 44 824 руб. По требованиям проекта, это должна быть «настоящая», функциональная кровать и ее каркас, собранный из «брускового железа на винтах», должен выдерживать все «штатные и нештатные» нагрузки, «дабы на предназначенное употребление действительно был годен». Стоимость кровати значительно повысилась после того, как ювелир Вильгельм Кейбель предложил украсить кровать серебром. О количестве этого серебра говорит то, что Кейбелю выделили 4 пуда 20 фунтов драгоценного металла.

Работа над хрустальной кроватью завершилась на фоне трагических событий, происходивших в Петербурге и Таганроге. Рапорт о том, что хрустальная кровать «совершенно окончена», поступил в Дворцовую контору 9 сентября 1825 г. Александр I покинул Петербург 1 сентября 1825 г. Тем не менее в ожидании возвращения монарха хрустальную кровать собрали «во всех частях, сперва в Зимнем, а потом в Таврическом дворцах».²¹²

В ноябре 1825 г., когда казна рассчитывалась за кровать с Кейбелем и Стеклянным заводом, император Александр I умер в Таганроге. Петербургу стало не до кровати. Однако деньги потратили, а проблемы с Персией оставались, и поэтому в феврале 1826 г. император Николай I распорядился отправить дипломатические подарки «для шаха, наследного принца Аббас-Мирзы: хрустальная кровать, пара пистолетов, соболья шуба и сорок соболей…».²¹³ Однако эти подарки не успели дойти до Персии или оказались там буквально накануне вторжения персов в июле 1826 г. в пределы Кавказа, что и стало причиной отставки генерала А.П. Ермолова.

В начале 1830-х гг. практика пожалования высочайших подарков в виде различных ювелирных изделий начинает жестко регламентироваться, как и очень многое в царствование по-немецки педантично-системного императора Николая Павловича. Именно в это время в обиход как служащих Камерального отделения, так и чиновной бюрократии входит выражение «подарок по чину». Кроме этого, в целях экономии средств Кабинета стоимость высочайших подарков стала возлагаться на те ведомства, в которых служили награжденные и от которых шли «представления на подарок».

Конечно, «вне категорий» проходили подарки, даримые лично императорской четой многочисленной родне по случаю различных семейных событий. Эти подарки также подбирались из запасов кладовой № 2 Камерального отделения. Но даже в этом случае принимались во внимание негласные «традиции прежних лет», которые передавались хранителями из уст в уста, и о них были хорошо осведомлены и члены разраставшейся императорской семьи.

Например, одной из «стандартных подарочных позиций» для великокняжеской родни являлись подарки по случаю рождения детей. В 1852 г., после того как великая княгиня Мария Николаевна (старшая дочь Николая I) родила сына, царственные родители «по случаю крестин Его Высочества Князя Георгия Максимилиановича» подарили дочери «браслет с мелкими рубинами» за 4161 руб. Когда у будущего Александра II в 1853 г. родилась единственная дочка – великая княжна Мария Александровна, бабушка с дедушкой подарили «по случаю крестин» вещь несколько более дорогую – «браслеты с бирюзою» за 4715 руб. При рождении другой внучки в 1854 г. – великой княжны Веры Константиновны, дочери второго сына, подарок был несколько дешевле – «браслет с И рубинами и жемчугами» за 3200 руб.²¹⁴ Эта «разница в ценах» была совершенно не случайной, ибо она отражала реальное положение царских детей и внуков в строгой иерархии императорской семьи.

О некой тенденции к «экономии» на высочайших подарках наглядно свидетельствуют суммы, в которые обходились эти подарки Кабинету Е.И.В.:

1826 г. – 2 550 602 руб.

1834 г. – 2 097 355 руб.

1845 г. – 514 106 руб.

1854 г. – 382 664 руб.²¹⁵

Огромная часть высочайших подарков из Кладовой № 2 Камерального отделения Кабинета шла многочисленным родственникам царствующего императора. Никаких письменно утвержденных стандартов на пожалование ювелирных подарков в Камеральном отделении никогда не существовало. Но при этом существовали многочисленные нюансы межличностных отношений, положения в иерархии царствующей фамилии и прочие сложности, которые совершенно отчетливо воспринимались на подсознательном уровне. Учитывались и прецеденты, а они сильнее любой инструкции. О динамике трат на подарки членам императорской фамилии свидетельствуют следующие данные²¹⁶ (см. табл. 23).

Таблица 23

Если говорить о представленных суммах, то «всплески» дарений, как правило, связаны с какими-либо значимыми семейными событиями. Например, в 1826 г. состоялась коронация, которая привела к огромным затратам и на подарки многочисленным родственникам. Последовавшие «спокойные» годы, с уровнем затрат на подарки в 30 000—60 000 руб. – это обычные дни рождений, крестин, тезоименитств и других стандартных семейных торжеств. Финансовый «всплеск» 1839 г. был связан с замужеством старшей дочери Николая I великой княжны Марии Николаевны. Такие же поводы обвально увеличивали затраты на подарки родственникам. Особенно дорого обходились свадьбы великих княжон. Не дешевы были и свадьбы молодых великих князей, поскольку бриллиантовое приданное бедным немецким невестам комплектовалось именно из драгоценностей Кладовой № 2 Камерального отделения Кабинета Е.И.В.

Не менее накладными для казны оказывались «ювелирные пожалования» для многочисленных сановников. Эти «царские милости» ценились подчас выше орденов. Закупленные Кабинетом у петербургских ювелиров бесчисленные табакерки, перстни «с вензелевыми изображениями», часы, ордена и прочее регулярно жаловались самодержцами своим верноподданным. Были и сезонные пики пожалований. Как правило, чиновники с напряженным вниманием ожидали, кто из них будет удостоен царской милости на очередное рождество.

Динамика всех пожалований жестко отслеживалась в «Книгах Камерального Отделения Кабинета Его Величества о приходе и расходе драгоценных вещей». Фактически по этим Книгам мы можем в деталях реконструировать истории царских пожалований на протяжении десятилетий. Говоря об этих пожалованиях, во-первых, стоит отметить, что отношение к царским подаркам и наградам было разным. Одни подарки и ордена хранились и передавались из поколения в поколение, другие же, спустя несколько дней или десятилетий, возвращались в Кладовую № 2 Камерального отделения с пометой, у кого выкуплены эти драгоценные вещи. Поэтому многие ордена империи, хранимые в Камеральном отделении, имели свою «историю» и ряд владельцев, на чьей груди они красовались в разные годы.

Наряду с официальной «Табелью о рангах» российских орденов существовали и нюансы. Так, например, «медальоны с портретом Его Величества», усыпанные бриллиантами и носимые над сердцем, ценились наряду с орденами высшего разряда. Эти медальоны были знаком особой монаршей милости. В этом нюансе имелся свой нюанс. Дело в том, что медальоны весьма различались по стоимости. Поэтому награжденные, получив заветный медальон, немедленно отправлялись к ювелиру (часто к самому автору ювелирного шедевра), для того чтобы оценить царский подарок в рублях. И «ювелирные рубли» зримо свидетельствовали об «уровне» царского подарка.

Для того чтобы проиллюстрировать это положение, приведем несколько примеров. Например, 26 сентября 1881 г. генерал-адъютант граф А.В. Адлерберг-2-й получил медальон с портретом Александра II стоимостью в 16 511 руб. Дело в том, что в августе 1881 г. А.В. Адлерберг сдал полномочия министра Императорского двора своему «сменщику» на этой должности – графу И.И. Воронцову-Дашкову. Поэтому Александр III счел необходимым достойно наградить уходящего министра, многолетнего друга своего отца.

21 сентября 1889 г. Кабинет приобрел медальон с портретом «Его Величества Александра III» за 5890 руб. работы «ювелира Фаберже», который 10 июля 1890 г. был пожалован члену Государственного совета, Финляндскому генерал-губернатору графу Гейдену 2-му.

1 сентября 1890 г. медальон «с портретом Александра III» был «изготовлен ювелиром Фаберже» и куплен Кабинетом за 3992 руб. Этот медальон «выдали» 22 апреля 1895 г. эмиру Бухарскому. Таким образом, только по этим трем «выдачам» «разнос» цен составил: 16 511 руб., 5890 и 3992 руб.²¹⁷

Очень дорогими были двойные медальоны – эксклюзивные и очень значимые пожалования сановникам, чей статус был очень высок. Так, вскоре после воцарения Александра III, в июле 1881 г., двойной медальон с портретами императоров Николая I и Александра II пожаловали великому князю Константину Николаевичу (младший брат Александра II, дядя Александра III). Медальон, изготовленный «ювелиром Болиным», обошелся казне в 14 600 руб.

Пожалование связано с тем, что Александр III отстранил своего дядю от руководства Морским министерством, которое тот руководил 28 лет, с 23 февраля 1855 г. За высоким отличием стояли очень напряженные отношения между дядей и племянником, которые включали как личную неприязнь, так и принципиально разное видение стратегических направлений развития России.

Этим подарком великий князь Константин Николаевич очень дорожил, и его он получил не случайно. Во время переписки между Ореандой (имение в Крыму), где тогда находился великий князь, и Петербургом многолетний помощник А.В. Головин писал своему покровителю (7 июня 1881 г.): «…мне известно давнишнее желание Ваше получить в 50-летний юбилей Генерал-Адмиральства, для ношения в петлице, портрет великого Деда Его Величества, того Государя, который пожаловал Вам звание Генерал-Адмирала. Государь как-то оживился и спросил, и прежде ли Вы имели это желание, на что я отвечал утвердительно…». Но этот вариант категорически не устроил Константина Николаевича. Он желал получить именно двойной медальон. Он прямо написал об этом Головину для передачи своего пожелания Александру III: «Я желал бы получить портрет двойной: батюшки и брата, потому что при одном я получил звание генерал-адмирала, а при другом его исполнял 26 лет. А ты говорил Государю только про портрет его деда. Нет, – не одного деда, но непременно и отца. Tirez-moi cela au clair».

13 июля 1881 г. опубликовали указ об увольнении великого князя, сопровождавшийся благодарственным рескриптом, к которому и был приложен столь желаемый двойной медальон с портретами Николая I и Александра II.

Подарки из Кабинета были связаны и с высокой политикой. И подбирать их было очень непросто, поскольку следовало учитывать массу нюансов. Выходило по-разному. Когда весной 1889 г. в Петербурге гостил персидский шах, высший свет активно обсуждал «качество» высочайших подарков. Мнения на этот счет, естественно, очень разнились: «Подарок шаху сделали самый неважный – портрет государя, осыпанный бриллиантами. Раньше хотели подарить вазу в 50 тыс., но он их столько уж получил от русских царей, что у него смеются над этими вазами. Думали дать трость в 15 тыс., но у его церемониймейстера трость стоит втрое дороже. Расстались обе стороны недовольными».²¹⁸

Усыпанные бриллиантами медальоны с изображениями царствующих императриц с их шифрами жаловались и высокопоставленным придворным дамам. Таких дам, как правило, уровня статс-дам, называли на почти официальном придворном сленге – «орденскими дамами».

При Александре II практика наделения высочайшими подарками еще более ужесточилась. Дело в том, что Россия вышла из неудачной Крымской войны с огромным бюджетным дефицитом. Огромные долги числились и за Министерством Императорского двора. И тем не менее вплоть до 1862 г. Александр II пытался придерживаться традиций, связанных пожалованием подарков из Кладовой № 2 Камерального отделения, на уровне царствования Николая I²¹⁹ (см. табл. 24).

Таблица 2 4

Только после начала системных реформ, получивших название «либеральных», Александр II подписал серию указов, отменявших традиционные пожалования. Значительная часть этих указов непосредственно затрагивала членов императорской семьи. В 1862 г. утверждается порядок, согласно которому «Великим Князьям из Кабинета никогда в дни рождений и именин ни подарков, ни денег не давалось». В том же году прекращено предоставление бриллиантовых шатонов ко дням рождений и именин великих княжон, кроме дочерей царствующего императора.

Однако правил без исключений не бывает. Когда дочь императрицы Марии Федоровны (Датской) великая княгиня Ксения Александровна родила дочку, то любящая бабушка не принимала во внимание решение императора Александра II и ежегодно дарила внучке «Ея Высочеству Княжне Ирине Александровне²²⁰» бриллиантовые шатоны. Ирина Александровна была племянницей царствующего императора Николая II. Например, в 1911 г., когда внучке шел 16-й год, бабушка, вдовствующая императрица Мария Федоровна, подарила ей два бриллиантовых шатона, один на тезоименитство (5 мая), другой на день рождения (3 июля). Эти бриллиантовые шатоны дарились «во исполнение утвержденного Ея Величеством Государыней Императрицей Марией Федоровной плана ежегодного расходования бриллиантового ожерелья, приобретенного для Ея Высочества Княжны Ирины Александровны».²²¹ Само же бриллиантовое ожерелье было получено из Кладовой № 2 Камерального отделения. Особенно умиляет почти советская формулировка документа о «плане ежегодного расходования бриллиантового ожерелья».

В 1864 г. высочайше приказано «впредь восприемницам при крещении членов императорской фамилии подарков не жаловать». В этом же году приказано «при назначении подарков великим княгиням иметь в виду их пребывание в пределах империи или царства и паче представлений о подарках не делать».

1 января 1864 г. были разрешены обратные покупки пожалованных подарков с известными ограничениями для Кабинета, а именно: «В течение месяца покупать вещей на сумму не свыше 10 000 руб., причем просьбам о сем подлежало вести список, покупая вещи по очереди. На сделание новых и переделку старых бриллиантовых и драгоценных вещей употреблять не более 10 000 руб. в месяц». Также предписывалось «при выдаче жалованных подарков спрашивать лиц, которые их получают, о желании получить «деньги или подарок», чем уменьшается расход на покупку и переделку части старых вещей».²²²

Правом пожалования высочайших подарков за счет Кабинета обладали кроме императоров их супруги. Екатерина II, жалуя высочайшие подарки, конечно, ни у кого ничего не спрашивала. Однако жена императора Павла I Мария Федоровна право на пожалование «ювелирных подарков» получила от мужа-императора. Эта же практика сохранялась и при Александре I, высочайшим указом он даровал право делать ювелирные подарки за счет Кабинета императрице Елизавете Алексеевне.

В декабре 1825 г. императрицей стала жена Николая I Александра Федоровна. В феврале 1826 г. состоялся высочайший указ, по которому молодая императрица обрела право, «чтобы бриллиантовые и золотые вещи д. ля подарков вносили в комнату Государыни императрицы Александры Федоровны».

«Механизм» был следующий. Императрица выражала устное желание иметь в своем распоряжении некоторое количество ювелирных изделий для подарков из Кабинета. Это желание секретарь Александры Федоровны И.П. Шамбо облекал в письменный запрос по установленному стандарту. Интересно, что когда И.П. Шамбо, проживший в России уже 8 лет, только осваивался в роли секретаря императрицы, то ему, для образца, из Кабинета был направлен образец такой «требовательной записки»: «В комнату Ея Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны нужно внести из Кабинета (см. табл. 25).

Таблица 25

подпись №№²²³.

Буквально в первый же день действия этого указа Александра Федоровна воспользовалась своим правом «на подарок» и вытребовала в свои комнаты несколько фермуаров. Поначалу она награждала подарками ближнюю прислугу по случаю различных семейных дат и событий. Так, 12 марта 1826 г. Александра Федоровна пополам с Николаем I подарили «надворной советнице Кассовской по случаю прорезания первого зуба у Великой Княжны Александры Николаевны» бриллиантовый фермуар с тремя аметистами, стоивший Кабинету 1240 руб. Одновременно с Кассовской бриллиантовый фермуар с тремя гиацинтами за 720 руб. (также пополам с Николаем I) получила и простая крестьянка, кормилица великой княжны Александры Николаевны, «по случаю прорезания зуба»²²⁴. Примечательно, что сама англичанка Кассовская превратила этот «первый зубок» в ювелирное украшение, приказав поместить его под стекло медальона, усыпанного бриллиантами.

Через три месяца, 11 июня 1826 г., англичанка Кассовская получила еще один бриллиантовый фермуар с аметистом за 1350 руб. «по случаю минования первого года Великой Княжны Александры Николаевны».

Надо отметить, что на награды для прислуги, которая растила царских детей, императорская семья не скупилась. Даже после того, как в этих услугах давно переставали нуждаться. Так, в октябре 1826 г. пару бриллиантовых сережек с аметистовыми подвесками за 780 руб. получила «кормилица Его Высочества Наследника» крестьянка Авдотья Карпова. Наследнику, будущему Александру II, тогда шел девятый год. Можно только представить картину – идущая по деревенской улице молодая крестьянка в бриллиантовых сережках «от царей».

Жаловались подарки и пострадавшим в значимых для семьи событиях. 1 мая 1826 г. наградили золотыми часами «без репетиций с цепочкою» за 300 руб. по повелению императрицы Александры Федоровны рядового лейб-гвардии Конного полка Хватова, лишившегося руки во время событий 14 декабря 1825 г.²²⁵

Много случалось награждений за различные подношения, в том числе и творческие. Награждались и дилетанты за «самодельные» вирши, и профессионалы. В январе 1830 г. писатель М.Н. Загоскин «за поднесение» императрице романа «Юрий Милославский» удостоился бриллиантового перстня с аквамарином за 746 руб. В том же январе статский советник Н.И. Гнедич (которого мы знаем, как поэта и переводчика) получил «за поднесение» русского перевода «Илиады» Гомера бриллиантовый перстень с аметистом за 1198 руб. В марте 1830 г. музыканту Эйснеру за игру на фортепиано «во время собрания в Собственном Ея Величества дворце» подарили золотую табакерку «без живописи» за 300 руб.²²⁶

Императрица Александра Федоровна привычно пользовалась правом заказывать подарки из Кабинета вплоть до своей смерти. В качестве примера можно привести 1853 г. – последний мирный год Александры Федоровны (осенью 1853 г. начнется Крымская война, а в феврале 1855 г. умрет Николай I):

В мае – «оставлены Ея Величеством у себя шесть головных бриллиантовых булавок – 1760 руб. и серьги с сапфирами – 4300 руб.»; в июне – «оставлены Ея Величеством у себя серьги с мелкими рубинами – 370 руб. и серьги с гранатами – 180 руб.»; «Представлены Ея Величеству пара браслетных бриллиантовых пряжек на бархате – 1222 руб. в запас»; в сентябре – «представлены Ея Величеству двое часов маленьких, украшенных розами, за 402 и 471 руб. в запас»; в октябре – «представлены Ея Величеству серьги с бирюзами – 1320 руб.»; в декабре – «представлены Ея Величеству: пара бриллиантовых пряжек – 772 руб.; браслета с изумрудами – 800 руб.; браслета с надписью «Alexandra» – 150 руб.; двое часов маленьких, украшенных розами, за 327 и 264 руб.»²²⁷

Существовала и традиционная практика пожалований, повторявшихся из года в год, по случаю определенного события. Так, каждую зиму уральские казаки присылали в Зимний дворец традиционный «царский гостинец» – икру и рыбу. И каждый год руководитель казачьей «делегации», привозивший этот «гостинец» в Петербург, получал бриллиантовый перстень. Например, в феврале 1851 г. есаул Выровщиков «за доставку от уральского казачьего войска Его Императорскому Величеству икры и рыбы» получил бриллиантовый перстень с гранатом за 202 руб.²²⁸ И таких примеров множество.

Если были живы обе императрицы, царствующая и вдовствующая, то обе они пользовались правом заказывать подарки из Кладовой № 2 Камерального отделения Кабинета в свои «Комнаты». Такой порядок действовал с 1801 по 1828 г.; с 1855 по 1860 г. и с 1894 по 1917 г. Жене Николая II, императрице Александре Федоровне, такое право было даровано мужем в конце 1896 г., а императрица Мария Федоровна пользовалась им с 1882 г.

Если говорить о времени царствования Александра III, то число пожалований различных драгоценных предметов из Кладовой № 2 выглядит относительно скромным. Однако не дарить император, естественно, не мог. Были достойные люди, были юбилейные даты и отставки после многих лет беспорочной службы. В результате за время царствования Александра III (с 1 января 1881 г. по 1 января 1895 г.) из кладовых Кабинета Е.И.В. было пожаловано²²⁹ (см. табл. 26).

Основная номенклатура изделий включала 30 позиций. Всего же по этим позициям из средств Кабинета выдано 10 387 предметов на 4 179 387 руб. В среднем каждая из подаренных вещей стоила порядка 402 руб.

Как мы уже упоминали, все «движения» драгоценных вещей в Кладовой № 2 фиксировались в специальных ведомостях, которые составлялись на каждое первое число месяца. Ежемесячно проверяла вещи специальная комиссия, в состав ее кроме хранителей обязательно входили и чиновники Контроля Министерства Императорского двора. Были выработаны и стандартные формы ежемесячной отчетности по Кладовой № 2. Эти ежемесячные ведомости утверждались управляющим Кабинетом. До 1884 г. ежемесячные ведомости по кладовым представлялись царю с итогами пожалований и расходов по Камеральному отделению.

Таблица 26

Поскольку в Кладовой № 2 хранились различные подарочные вещи, коллекция драгоценных камней и «меховая рухлядь», то по итогам месяца чиновники составляли две ведомости. В первой перечислялась «наличность» по драгоценным вещам и камням, во второй – по «мягкой рухляди». Естественно, в ведомости старались стандартизировать номенклатуру вещей, хранимых в кладовой.

В январе «коронационного» 1883 г. в Кладовой № 2 хранилось 593 ювелирных предмета на общую сумму в 1 026 893 руб. Стоимость этих вещей была очень разной, от 25 240 руб. за трость, украшенную драгоценными камнями, до скромных печатей по 1 руб. 30 коп. В эту же опись входила и коллекция драгоценных камней стоимостью в 1 088 953 руб. Общая стоимость ювелирных вещей и коллекции драгоценных камней составила 2 111 814 руб.

Отслеживая динамику изменения количества ювелирных вещей на протяжении года, видно, что общее количество вещей, хранившихся в кладовой, менялось очень незначительно, несмотря на то что в мае 1883 г. состоялась коронация в Московском Кремле. О подготовке к коронации свидетельствует только то, что накануне коронации количество хранимых драгоценностей и предметов достигает своего максимума (март и апрель). Динамику этих изменений мы представим в таблице, составленной на основании итоговых цифр по всем месяцам за 1883 г. (см. табл. 27).

Таблица 27

Таким образом, в Кладовой № 2 Камерального отделения хранились наградные вещи самого широкого диапазона, от бриллиантовых орденов Св. Андрея Первозванного до православных наперсных крестов. Поддерживая необходимый уровень количества наградных вещей, Кабинет обеспечивал заказами многочисленных московских и петербургских ювелиров, тем самым в немалой степени способствуя взлету отечественного ювелирного искусства на рубеже XIX – начала XX в. Кроме этого, чиновники Камерального отделения, внимательно отслеживая состояние ювелирного рынка, имели возможность приобретать настоящие ювелирные раритеты.

В Кладовой № 2 Камерального отделения хранились различные наградные ювелирные изделия и драгоценные камни. Эти изделия регулярно закупались у придворных ювелиров, и в Камеральном отделении всегда имелся внушительный запас наградных ювелирных изделий самой широкой номенклатуры.

Официальная номенклатура подарочных изделий была следующей: портсигары, запонки, диадемы и другие головные уборы, ожерелья, браслеты, броши, серьги, разные драгоценные и недрагоценные вещи, ленты, банты екатерининские, жетоны.

В книге были две графы: «Приход» и «Расход». В графе «Приход» указывался источник поступления ювелирного изделия в кладовую (имя ювелира или имя человека, у которого было приобретено изделие) и его стоимость. В графе «Расход» указывалось имя человека, кому была пожалована вещь и его стоимость²³⁰.

Как мы уже упоминали выше, с 1 января 1864 г. можно было даже высочайше пожалованные ордена «брать деньгами». Как это ни поразительно, сановники очень охотно обменивали пожалованные ордена на деньги. Хотя подобная практика прижилась не сразу.

Дело в том, что награждение орденом имело разные грани. Приятные и не очень. Так, кроме понятного престижа награжденные должны были «оплачивать» ордена, перечисляя в Капитул орденов строго фиксированные на каждый орден суммы, которые шли на пенсии инвалидов войн. Платить многим очень не хотелось. Об этом красноречиво свидетельствует запись в дневнике министра внутренних дел П.А. Валуева от 17 апреля 1862 г. Что характерно, по закону уже тогда за ордена можно было «брать деньгами», но министру это еще в голову не приходит: «Потом был у государя, благодарить. Он меня два раза обнял и весьма тепло благодарил за мои труды. Это гораздо лестнее ордена, который мне стоит деньги, а удовольствия принести не может».²³¹

Однако вскоре многие сообразили, что честь ношения ордена можно поменять на наличные деньги. В качестве примера можно упомянуть имена двух высокопоставленных лейб-медиков. 22 апреля 1881 г. бриллиантовых знаков ордена Св. Александра Невского удостоили лейб-медика Ф.С. Цицурина, на момент награждения он возглавлял Придворную медицинскую часть Министерства Императорского двора. Получив бриллиантовые знаки 22 апреля, он уже 24 апреля сдал их обратно в Кабинет за 4000 руб., предпочтя «наличные» самим бриллиантовым знакам, к одному из самых значимых имперских орденов. В феврале 1882 г. эти же «орденские знаки» ушли «в награждение» другому сановнику. Такая же история приключилась и с другим лейб-медиком профессором Военно-медицинской академии Н.Ф. Здекауером. Получив бриллиантовые знаки ордена Св. Александра Невского 13 мая 1883 г., он 8 июля 1883 г. продал их Кабинету за те же 4000 руб.²³² Стоит напомнить, что это были военные медики, генералы, профессора Военно-медицинской академии, однако и они предпочли деньги орденам.

Говоря о «продаже» бриллиантовых знаков ордена Св. Андрея Первозванного в Камеральное отделение Кабинета, следует иметь в виду, что их получение от императора было заветной мечтой очень многих сановников. О том, что награждение бриллиантовыми знаками ордена Св. Андрея Первозванного было делом очень редким, косвенно свидетельствуют весьма скромные запасы бриллиантовых знаков в Кладовой № 2 Камерального отделения. Так, на 1 января 1881 г. в кладовой Камерального отделения Кабинета их хранилось только 6 единиц. Из них 3 «изделия» куплены от бывших владельцев, два – переделаны из старых знаков и только один комплект бриллиантовых знаков «с нуля» изготовил ювелир Болин. К коронации Александра III запас бриллиантовых знаков увеличили. В июле 1882 г. ювелир Ю.А. Бутц изготовил для Кабинета за 11 00 руб. комплект бриллиантовых знаков ордена Св. Андрея Первозванного, которые во время коронации в мае 1883 г. были на императрице Марии Федоровне.

Орден Св. Екатерины

15 мая 1883 г., в день «Священного Коронования Императора Александра III», бывшему министру Императорского двора графу А.В. Адлербергу были также пожалованы бриллиантовые знаки ордена Св. Андрея Первозванного при Высочайшем рескрипте.²³³ Эти бриллиантовые знаки в начале мая 1883 г. куплены Кабинетом за 5380 руб. у придворного ювелира Карла Болина.

Бриллиантовые знаки ордена Св. Екатерины I степени жаловались только статусным персонам. При Александре III этими знаками были награждены 11 очень разновозрастных «дам». Так, «по крещению» эти бриллиантовые знаки получили четыре великие княгини: Елена Владимировна (27 февраля 1882 г. за 4498 руб.); дочь Александра III Ольга Александровна (12 июля 1882 г. за 6826 руб.); дочь Николая II Ольга Николаевна (16 ноября 1895 г. за 3070 руб.) и его же племянница Ирина Александровна (14 июля 1895 г. за 3452 руб.).

Эти же знаки получили и три германские «невесты», вышедшие замуж за русских великих князей: принцесса Елизавета Гессен-Дармштадтская (3 марта 1884 г. за 5000 руб.); княжна черногорская Милица (1889 г. за 4139 руб.) и «высоконареченная невеста Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича Николая Александровича, Ея Великогерцогское Высочество принцесса Алиса Гессенская» (20 апреля 1894 г. за 5431 руб. 24 коп.).²³⁴

Такими же знаками награждались европейские родственницы как «по датской линии» (16 марта 1881 г. крон-принцесса датская за 4550 руб. и принцесса Вальдемар Датская 20 марта 1886 г. за 4860 руб.), так и по «германской линии» (29 декабря 1894 г. великой герцогини Гессен-Дармштадтской за 3260 руб.). Было и еще одно экзотическо-дипломатическое награждение в 1887 г., когда бриллиантовыми знаками ордена Св. Екатерины I степени наградили императрицу Японии (за 4500 руб.).

Из Кабинета жаловались и дамы, сделавшие карьеру при Императорском дворе. Например, драгоценные знаки в июне 1882 г. получила статс-дама императрицы Марии Федоровны княгиня Елена Павловна Кочубей. Значительно чаще жаловались фрейлинские знаки ценой от 500 до 800 руб.

Фрейлинский шифр с инициалом имп. Марии Федоровны. 1885 г.

Кроме орденов в Кабинете хранились ювелирные изделия, предназначенные для высочайших пожалований церковным иерархам. Поэтому кабинетный запас знаков церковной власти постоянно возобновлялся. В документах упоминаются многочисленные митры, панагии, кресты на клобуки и т. д. Примечательно, что в последней четверти XIX в. большую часть этих предметов Кабинет закупал у ювелирной фирмы К. Фаберже.²³⁵ Если конкретно говорить о наиболее значимых высочайших пожалованиях, то среди них можно упомянуть: в 1906 г. «Его Королевскому Величеству Князю Болгарскому Фердинанду» пожалован бриллиантовый знак ордена Св. Андрея Первозванного стоимостью в 5000 руб. В 1908 г. «ко дню совершеннолетия великой княжны Татьяны Константиновны» ей пожалованы бриллиантовые знаки ордена Св. Екатерины стоимостью в 3544 руб. Когда в том же году выходила замуж великая княжна Мария Павловна (Младшая), то на свадьбу она и ее муж (шведский принц) получили два образа ценой в 3891 руб. каждый и свадебное блюдо с солонкой стоимостью в 1800 руб. Последние крупные пожалования пришлись на 1915 г., когда снятому с поста Верховного главнокомандующего великому князю Николаю Николаевичу (Младшему) было пожаловано Георгиевское оружие, украшенное бриллиантами стоимостью в 10 415 руб. В этом же году японскому императору по случаю его коронования была подарена уникальная ваза стоимостью в 19 750 руб. работы Императорской Екатеринбургской гранильной фабрики.

В Камеральном отделении хранились и высшие ордена империи. В отделке этих орденов преимущественно использовался официальный камень – бриллиант, поэтому стоимость этих орденов была довольно высока. Стоит еще раз напомнить, что пожалованные ордена Российской империи давали не только определенные привилегии, но и налагали жестко определенные материальные обязательства. Так, награждаемые орденами должны были произвести четко фиксированные отчисления в пользу Александровского Комитета о раненых «за бриллиантовые орденские знаки». Например, награжденный орденом Св. Апостола Андрея Первозванного должен был уплатить 572 руб.; орденом Св. Александра Невского – 429 руб. За медали, украшенные бриллиантами, взимали 150 руб. и 10 % «со всех остальных подарочных вещей, превышающих 86 рублевую ценность».²³⁶ Не брали денег только «с вещей жалуемых членами Императорской фамилии от имени Ея Императорского Величества и Их Императорских Высочеств во время Высочайших путешествий статс-дамам, камер-фрейлинам, фрейлинам и вообще лицам женского пола». Их освобождали от вычета в пользу Александровского Комитета о раненых. Это правило ввел еще Николай I.

Во время подготовки к «вояжам» членов императорской семьи, будь то поездки за границу или по России, в Кладовую № 2 Камерального отделения поступали списки с указанием тех ювелирных изделий, которые предполагалось взять с собой в путешествие. Эти вещи предназначались для высочайших пожалований тем чиновникам, служащим и вообще всем, кто так или иначе обеспечивал высочайшие путешествия.

Как правило, это была бесчисленная ювелирная «мелочь»: табакерки, булавки, часы, «перстни бриллиантовые с цветными камнями» и прочее… Нельзя сказать, что этими вещами усыпался маршрут члена царской семьи, но каждое из путешествий сопровождалось по крайней мере сотней таких пожалований. При этом уже при Николае I установлен строгий порядок расходования ювелирных изделий из Кладовой № 2 Камерального отделения.

Во-первых, вещи для подарков из Кладовой № 2 Камерального отделения имел право требовать только ограниченный круг лиц: император, императрицы и великие князья, но только с санкции императора. Как правило, великим князьям выдавались ювелирные вещи, если они отправлялись с официальными визитами за границу, выполняя поручения императора. Во-вторых, подарками награждали либо «по чину» (должности), либо «по заслугам».

Перстень с вензелем Павла I

С чинами и должностями все понятно. Подарки жаловались руководителям железных дорог, начальникам жандармских подразделений, обеспечивавшим охрану, и т. п. «По заслугам» могли быть пожалованы самые обычные люди. Например, Николай I во время одной из своих командировок, когда лошадь не удержали на крутом склоне, был выброшен из коляски, в результате чего сломал ключицу. Никому неизвестный провинциальный врач Цверенер из ближайшего маленького городка сумел удачно наложить фиксирующую повязку, и царь поправился. Этого врача император приказал наградить «по заслугам» дорогим бриллиантовым перстнем.

Для награждения использовались предметы самой различной стоимости. Это могли быть кожаные рамки для фотографий работы мастеров фирмы К. Фаберже стоимостью в 3–5 руб. Это могли быть и уникальные ювелирные изделия стоимостью в десятки тысяч рублей. Для четкой организации процесса награждения драгоценными изделиями еще в николаевское время была подготовлена служебная (для служебного пользования) ведомственная инструкция, она жестко регламентировала соотношение чина и должности того или иного награждаемого лица и стоимости царского подарка. Естественно учитывался и род профессиональной деятельности награждаемого. Имеется в виду то, что священник награждался наперсным крестом, а не табакеркой.

Эта негласная «Табель о назначении подарков по чинам»²³⁷ выглядела следующим образом (см. табл. 28).

Таблица 28

Примеров таких пожалований до нас дошло в документах множество. Например, если взять один из стандартных «отпускных маршрутов» жены Александра III – императрицы Марии Федоровны: Петербург – Копенгаген, то императрица путешествовала по этому маршруту на протяжении нескольких десятков лет, со времен замужества в 1866 г. и до 1914 г. Если привести отдельные примеры пожалований того времени, когда она была царствующей императрицей, то картина вырисовывается следующая (см. табл. 29).

Таблица 29

Если более подробно посмотреть, как готовилось последнее заграничное путешествие вдовствующей императрицы Марии Федоровны, то мы увидим, что подготовка к путешествию, как водится, началась заблаговременно. В конце апреля 1914 г. обер-гофмейстер Марии Федоровны князь Георгий Дмитриевич Шир-вашидзе конфиденциально обратился к генерал-майору Евгению Никифоровичу Волкову, который являлся одним из руководителей Кабинета. В письме Г.Д. Ширвашидзе просил «не оказать в отпуске для надобностей названного путешествия подарочных вещей из Кабинета Его Императорского Величества в количестве примерно прилагаемой ведомости».²³⁸ Е.Н. Волков направил запрос И.О. Заведующего Камеральным отделением частью Направнику, с приказом выделить затребованные вещи (см. табл. 30).

Таблица 3 0

Естественно, управляющий Кабинетом полностью удовлетворил заявку обер-гофмаршала, и уже 1 мая 1914 г. 216 подарочные вещи на сумму 24 387 руб. были получены из Кабинета доверенным человеком императрицы надворным советником К.Н. Чернышевым.

Что это были за вещи? И откуда их брали? Например, из 87 штук часов на общую сумму в 6155 руб. «67 различных мужских и дамских часов золотых и серебряных часов» на сумму в 4700 руб. были приобретены Кабинетом у поставщика Высочайшего двора торгового дома «Павел Буре».²⁴⁰ Часы, как и заказывалось, были разной стоимости, но все они изготавливались «с эмблемою», то есть с императорским гербом. Так, самые дорогие золотые часы (2 шт. по 200 руб.) были покрыты цветной эмалью с обязательной золотой цепочкой.

Ювелирные изделия закупались у разных ювелиров, но большая часть вещей традиционно закупалась у фирмы К. Фаберже.²⁴¹ Все выплаты ювелирам отнесли «в кредит на непредвиденные издержки Министерства Императорского двора». Остальные необходимые ювелирные изделия подобрали из текущего «расходного фонда» Кладовой № 2 Кабинета.

Детального описания этих ценностей в документах нет, только констатация, что кулоны и броши были из аметиста и бриллиантов (275 руб.); сапфира и бриллиантов (230 руб.); аметиста и роз (150 руб.); аметиста и бриллиантов (320 руб.); сапфира и бриллиантов (240 руб.).

Ювелирные изделия брали исходя из «опыта прежних лет», конечно, с запасом. Поэтому по возвращении императрицы Марии Федоровны в Россию оставшиеся драгоценности немедленно по описи сдавали в Кладовую № 2 Камерального отделения Кабинета. Из полученных 216 подарочных вещей на сумму 24 387 руб. сдали 84 предмета на сумму И 712 руб. Следовательно, за двухмесячное путешествие императрицы различным лицам, с которыми она сталкивалась в своем «отпуске», было пожаловано 132 предмета на сумму 12 675 руб.

Примечательно, что при раздаче вещей по возможности «экономили», хотя в основе пожалований лежали добросовестно отработанные должностные инструкции, о которых мы писали выше. Так или иначе, дорогие золотые табакерки (табакерка «с портретом Ея Величества» за 1150 руб. и табакерка «с вензелем Ея Величества» за 1314 руб.) привезли обратно.

Кому и что дарили? Как и в прошлые годы, это были железнодорожники, капитаны пароходов, стюарды и буфетчики, полицейские и прочие «официальные» и «служивые» лица (см. табл. 31).

Таблица 3 0

Часы с цепочкой золотые

Самый «ходовой» подарок – часы с гербом. Сами по себе часы были очень хорошие, в золотом корпусе с отличным механизмом, да при этом еще и с имперским гербом. Но и их раздали не все. За все путешествие из 91 штук часов «израсходовано» 67 часов на сумму 4700 руб. и, следовательно, возвращено 24 «механизма» на 1455 руб.²⁴²

В последний раз император Николай II покидал границы империи в 1913 г., посетив очередную «семейную» свадьбу в Берлине. Императрица Мария Федоровна летом 1914 г. традиционно посетила родную Данию и свою старшую сестру в Англии. Вернулась императрица уже после того, как в августе 1914 г. Россия и Германия вступили в войну. С учетом того, что на «отпуск» Марии Федоровны в 1914 г. наложился такой «форс-мажор», как Первая мировая война, то уже после возвращения императрицы в Россию из Камерального отделения был затребован дорогой «золотой портсигар (самородок) с изображением Государственного герба, украшенный бриллиантами» за 200 руб., который был подарен начальнику личной охраны императрицы помощнику начальника Дворцовой полиции полковнику Шепелю.

Последние пожалования царских подарков из кладовых Камерального отделения состоялись в январе – начале февраля 1917 г. Например, 17 января 1917 г. «серебряные с цепочкою часы с изображением Государственного герба из Кабинета Его Величества» были пожалованы «санитару дамского лазарета в городе Новгороде Гергарду Беркману», однако он их не получил «вследствие происшедших в конце февраля сего года событий».²⁴³

Второй важнейшей позицией, хранившейся в Кладовой № 2 Камерального отделения, являлись драгоценные камни. С одной стороны, закупаемые Кабинетом драгоценные камни являлись рабочим материалом, выдаваемым придворным ювелирам для изготовления заказных вещей, с другой стороны, – закупаемых драгоценных камней, наиболее выдающихся по своим характеристикам, включалась в коллекцию драгоценных камней, которая подбиралась на протяжении длительного времени.

Если приводить конкретные факты, связанные с масштабами оборота драгоценных камней, то в качестве примера обратимся к документам конца 1830-х гг. Это было блестящее время николаевского царствования, когда российский Императорский двор, по общему мнению, являлся одним из самых роскошных дворов Европы.

Например, за весь 1837 г. в Кладовую № 2 поступило бриллиантов на 1 633 152 руб. 26 коп. В черновом документе, написанном «для себя», очень небрежным почерком, эти поступления бриллиантов подробно «разнесены» по месяцам. Кроме бриллиантов, в Кладовую № 2 поступило в 1837 г. ювелирных бриллиантовых «роз» на сумму в 105 352 руб. 90 коп.²⁴⁴ В конце документа указывалось общая стоимость камней, хранившихся в Кладовой № 2 на 1 января 1838 г. Поскольку документ явно составлялся как черновик для последующего отчета, то часть надписей совершенно не читается, поэтому мы приводим только те наименования камней, которые читаются «надежно». Итак, на 1 января 1838 г. в Кладовой № 2 хранилось: бриллиантов на 606 353 руб. 48 коп.; алмазов на 21 205 руб. 43 коп.; бриллиантовых роз на 9472 руб. 50 коп.; изумрудов на 164 258 руб. 41 коп.; яхонтов красных и рубинов на 96 589 руб. 93 коп.; аквамаринов на 12 487 руб. 50 коп.; аметистов на 50 409 руб. 20 коп.; хризолитов на 227 руб.; бирюзы на 29 439 руб. 2 коп.; опалов на 239 737 руб.; хризопразов на 300 руб.; Лабрадора на 1480 руб.; сердолика на 125 руб. 36 коп.; жемчугов на 209 693 руб. 50 коп. Общая же стоимость хранимых в Кладовой № 2 драгоценных камней составляла 1 574 228 руб. 80 коп.²⁴⁵ Эта разница в суммах, на начало 1837 г. и начало 1838 г., показывает насколько интенсивен был оборот драгоценных камней, проходивших через Кладовую № 2.

Поскольку в Кладовой № 2 хранились ювелирные вещи и драгоценные камни, то и те и другие активно использовались в качестве исходного материала для создания новых ювелирных украшений. Из старых вещей выламывались драгоценные камни, к ним добавлялись камни из коллекции кладовой, и из этого исходного материала ювелиры делали новые вещи. Поэтому две составляющие – расходные ювелирные изделия и коллекцию драгоценных камней мы рассматриваем как некое единое целое, поскольку процесс «кругооборота» ювелирных изделий шел непрерывно. Это был очень противоречивый процесс. С одной стороны, даже в самые тяжелые, в финансовом отношении для Кабинета годы приобретались целые коллекции уникальных ювелирных изделий. А с другой стороны, через несколько лет их бестрепетно отправляли «в лом».

Драгоценные камни

Приведем один яркий пример подобной практики. Когда в 1861 г. в Кладовую № 2 Камерального отделения поступила коронационная корона умершей императрицы Александры Федоровны ценой в 132 070 руб. ассигнациями, или 37 784 руб. серебром, эту корону, «по резолюции Кабинета», сломали в 1865 г. и полученные бриллианты на 60 029 руб. записали в приход и предназначили «для делания вещей».²⁴⁶

Вместе с тем, когда одни уникальные вещи «с историей» ломались ради камней «на делание вещей», одновременно Кабинет тратил очень приличные деньги на пополнение своей коллекции драгоценных камней. Например, в мае 1874 г. в Петербурге у ювелира Болина купили сапфир-кабошон весом 57 ³/₄ карата за 21 700 руб. В июне 1874 г. в Лондоне у ювелирной фирмы «Гаррот и К⁰» приобрели бриллиантовый кулон с двумя жемчужинами за 3500 ф. ст. (25 121 руб.). В 1877 г. у великой княгини Александры Иосифовны купили две булавки и браслет за 27 145 руб. В 1879 г. у ювелира Вальяно приобрели: сапфир весом 59 ⁷/₈ карата за 40 000 руб. и жемчужное ожерелье из 237 зерен за 63 000 руб.

Все перечисленные закупки финансировались из специального фонда на пополнение драгоценных камней, образованного в 1874 г. на сумму в 730 135 руб. Этот «целевой» капитал получил название «Неприкосновенного для покупки бриллиантов», и 1 января 1881 г. в нем оставалось еще 338 262 руб. После смерти Александра II оставшиеся деньги расходовали столь интенсивно, что к 1883 г. весь капитал исчерпали.²⁴⁷

Если говорить о динамике «движения» драгоценных вещей, драгоценных камней, каменных вещей и «мягкой рухляди» в Кладовой № 2 Камерального отделения, то картина за последнее десятилетие существования Кабинета складывалась следующая²⁴⁸ (см. табл. 32).

Таблица 32

Комментируя таблицу по главной позиции – «драгоценные вещи», следует отметить устойчивый рост количества как самих драгоценных вещей, так соответственно и суммарную стоимость вещей. Что, конечно, не случайность, поскольку речь шла об огромных суммах. Во-первых, это связано со вступлением страны в период социальных потрясений и войн, которые повлекли за собой инфляционные процессы. В такой ситуации руководство Кабинета, с санкции царя, вкладывало значительные средства в закупку драгоценных вещей. Это особенно наглядно в период после 1914 г., когда стабильно сохранялся достигнутый «уровень» и по числу вещей, и соответственно по их суммарной стоимости.

Во-вторых, руководство Кабинета начало загодя готовиться к празднованию 300-летия Дома Романовых, предполагавшее большое количество статусных награждений и подарков. В связи с этим в 1912 г. последовало высочайшее повеление, чтобы все подарочные вещи, жалуемые из Кабинета в 1913 г., «несли эмблемы в память 300-летия царствования Дома Романовых».²⁴⁹ Начиная эту ответственную работу, руководство Кабинета Е.И.В. ориентировалось на «проверенные кадры» ювелиров-поставщиков Высочайшего двора. «Места» среди них распределились следующим образом: фирма К. Фаберже получила заказы на сумму до 120 000 руб.; фирма К. Болина²⁵⁰ – на сумму до 40 000 руб.; фирма Иванова²⁵¹ – до 45 000 руб.²⁵²

В-третьих, в период с 1906 по 1916 г. Камеральное отделение приобрело значительное количество коллекционных ювелирных изделий. Например, с 1908 по 1910 г. Камеральным отделением Кабинета постепенно скупалась ювелирная коллекция великой княгини Веры Константиновны. Вера Константиновна была вдовой герцога Вильгельма-Евгения Вюртембергского. Если говорить о крупных вещах, приобретенных из ее ювелирной коллекции, то 4 января 1908 г. от «Ея Императорского Высочества Великой Княгини Веры Константиновны» приобретена бриллиантовая лучистая диадема за 35 700 руб. и 4 февраля 1908 г. – медальон с портретом императора Николая I, украшенный бриллиантами, за 18 000 руб.²⁵³ Общая сумма покупки составила 53 700 руб. Эти деньги уплатили с процентов с капитала в 1 075 000 руб., полученных от парижского ювелира Сакса в 1906 г.

Решение о покупках на таком уровне цен принималось с санкции министра Императорского двора. Но когда в Кладовую № 2 Камерального отделения 10 июня 1910 г. поступила ювелирная «жемчужина» коллекции Веры Константиновны – изумрудное с бриллиантами ожерелье стоимостью в 160 000 руб., то для выплаты такой огромной суммы «за единицу товара» понадобилось высочайшее повеление (от 22 мая 1910 г.).²⁵⁴

Очень крупной покупкой Кабинета, и по деньгам, и по художественному значению, стало приобретение в 1908 г. ювелирной коллекции великого князя Алексея Александровича. Оставляя в стороне темы его увлечения женщинами, ресторанами и очень противоречивой служебной деятельностью, отметим, что великий князь был человеком тонкого художественного вкуса, всю сознательную жизнь коллекционировавший различные произведения искусства.

Перстень с вензелем Александра I. Из коллекции вел. кн. Алексея Александровича

Сам великий Фаберже признавал художественное и антикварное «чутье» великого князя. После его смерти (Алексей Александрович был холостяком) художественную коллекцию покойного выкупили за 500 000 руб. Следует подчеркнуть, что вся эта коллекция, с санкции Николая II, была полностью передана Императорскому Эрмитажу, где ее поместили в Галерею драгоценностей.

В 1911 г. Кладовая № 2 Камерального отделения пополнилась разными вещами «в Бозе почившей великой княгини Александры Иосифовны», всего на сумму в 297 000 руб. Среди купленных вещей значились: фермуар с изумрудом-кабошоном (150 карат); фермуар с фацетированным изумрудом, четырехугольный, с бриллиантовыми листочками, изумруд в 132 карата; фермуар с сапфиром-кабошоном (192 карата); фермуар со светлым сапфиром-кабошоном (63 ¹⁵/₃₂ карата); фермуар с овальным светлым сапфиром-кабошоном (118 ¹/₄ карата); нитка бриллиантовая из 23 шатонов; три шатона бриллиантовых (55 карат); нитка из 26 крупных жемчугов (484 ³⁰/₃₂ карата); брошь в виде цветка шиповника с одной большой жемчужиной.

Следует отметить, что после покупки этой коллекции, «ювелирного обломка» Николаевской и Александровской эпох, ее целиком передали камер-фрау М.Ф. Герингер для «представления» императрице Александре Федоровне. Более чем вероятно, что императрица оставила коллекцию у себя «в Комнатах» Александровского дворца в Царском Селе. Вполне возможно, что эти компактные вещи могли быть вывезены царской семьей в Тобольск в августе 1917 г.

В это же время от придворных ювелиров покупались и совершенно новые и дорогие вещи. Так, 4 сентября 1911 г. в Кладовую № 2 Камерального отделения из мастерских Карла Фаберже поступили две диадемы из бриллиантов: одна предназначалась для великой княгини Татьяны Константиновны за 9650 руб., другая – для королевы сербской Елены за 10 300 руб. Примечательно, что обе вещи фактически предназначались «Константиновичам», поскольку Елена Сербская вышла замуж за Иоанна Константиновича и ей по традиции готовилось «русское бриллиантовое приданое».

Таким образом, с учетом «залежавшейся» (приобретена Кабинетом 6 апреля 1889 г.) диадемы, «украшенной бриллиантами и 25 жемчужинами», стоимостью в 51 268 руб. в Кладовой № 2 Камерального отделения Кабинета на 1 января 1913 г. хранилось 5 экземпляров ожерелий и колье на сумму 174 627 руб.²⁵⁵

Работа по пополнению коллекции драгоценных вещей Камеральной части велась постоянно, обеспечивая петербургских ювелиров стабильными заказами. Но и борьба за эти заказы шла ожесточенная, поскольку «денег много не бывает». Большое число заказов придворным ювелирам связано с тем, что из Кладовой № 2 ежегодно изымалось значительное количество ювелирных изделий. Например, за 1914 г. «расход кладовой драгоценных вещей выразился в сумме 549 620 руб. 66 коп. (на 225 066 руб. 53 коп. менее 1913 г.), в том числе за счет посторонних ведомств отпущено подарков на 127 365 руб. 40 коп. (на 49 350 руб. менее 1913 г.)».²⁵⁶

Что касается драгоценных камней, то мы видим отчетливую динамику к сокращению количества хранимых в Кладовой № 2 Камерального отделения драгоценных камней. Если стоимость хранимых камней в 1906 г. составляла 964 709 руб., то в 1916 г. только 88 254 руб., то есть сокращение произошло более чем в 10 раз. Принципиально важно, что эта динамика отчетливо обозначилась в 1906 г., когда в стране полыхала Первая русская революция и Николай II начал постепенно выводить семейные капиталы в европейские банки. Может сложиться отчетливое впечатление, что распродажа драгоценных камней Кабинета также была связана с операциями по выводу капиталов царской семьи за границу. Однако это не так.

Официальным поводом для колоссальной распродажи послужило то, что коллекция драгоценных камней Кладовой № 2 лежала 10 лет «без употребления». По поводу «без употребления» необходимы комментарии. Дело в том, что оборот драгоценных камней, проходивших через кладовую, был довольно большим. В процессе этого движения у хранителя кладовой и оценщиков Кабинета имелась возможность за многие годы подобрать уникальную коллекцию драгоценных камней, буквально «камень к камню». По свидетельству современников, это была коллекция, «богатая редкими, дорогими экземплярами, из которых могли быть изготовлены разные ювелирные драгоценные вещи».²⁵⁷ Когда на нужды Министерства Императорского двора из Государственного казначейства отпускались практически любые просимые суммы, то руководство Кабинета мирилось с этим фондом «невостребованных» драгоценных камней. После того как в 1906 г. суммы, отпускавшиеся на содержание Министерства двора, были жестко зафиксированы и министерство вынужденно перешло на режим жесткой экономии, то сразу вспомнили о коллекции драгоценных камней в Кладовой № 2 Камерального отделения.

Поскольку в министерстве в 1906 г. началась кампания по тотальной экономии средств, то руководство Кабинета выдвинуло идею о продаже коллекции камней и об образовании на вырученные средства особого капитала, на проценты с которого предполагалось приобретать ювелирные подарочные изделия для Кладовой № 2. Идея, мягко говоря, была недальновидная, поскольку в период социальных потрясений, в который тогда вступила Россия, именно такие «твердые» ценности, как драгоценные камни, оставались залогом финансовой стабильности, а те ценные бумаги, на которые предполагалось «поменять» драгоценные камни, подвергались всем негативным последствиям колебаний котировок и периодических биржевых паник. Политическая катастрофа 1917 г. это наглядно подтвердила, когда у уцелевших Романовых, бежавших из России, на руках фактически остались только фамильные драгоценности, да и то далеко не у всех. Но в 1906 г., конечно, никто и помыслить не мог о подобном сценарии развития событий в России.

12 мая 1906 г. министр Императорского двора В.Б. Фредерике представил Николаю II доклад, подготовленный заведующим «Камеральной частью Кабинета Его Величества в должности гофмейстера Высочайшего двора» подполковником Новосельским: «Об образовании особого капитала от продажи коллекции драгоценных камней, хранящихся в кладовой Камеральной части Кабинета Его Величества».

В докладе констатировалось, что в Камеральной части хранится «…значительная коллекция драгоценных камней, богатая редкими, дорогими экземплярами, из коих могли бы быть изготовлены, по представляемым неоднократно на благовоззрение Вашего Императорского Величества рисункам, на случай особых пожалований.

Между тем вышеупомянутая коллекция на крупную сумму до 773 651 р., за последнее 10-летие, лежала без употребления».²⁵⁸

Далее в докладе указывается, что в марте 1906 г. проводилась переоценка всех драгоценных камней, хранящихся в Кладовой Камеральной части Кабинета. Видимо, эта «акция» была связана с поисками «внутренних резервов» в процессе «компании по экономии» средств. В результате переоценки общая сумма стоимости коллекции драгоценных камней (на 1 марта 1906 г.) составила 982 938 руб. 19 коп., оценка десятилетней давности давала общую сумму в 963 382 руб. 20 коп. Следовательно, общая стоимость хранящихся в Кабинете драгоценных камней за 10 лет увеличилась на 19 555 руб. 98 коп. Сравнение этих сумм стало основой главного аргумента для ликвидации коллекции – процент с денежного капитала мог дать значительно больший доход. Отсюда следовал незатейливый вывод: «…Представлялось бы возможным и наиболее выгодным озаботиться постепенною продажею коллекции, хранящихся в Кабинете, драгоценных камней для образования на вырученные суммы особого капитала, %% с которого могли бы быть отчисляемы на предмет приобретения ценных подарочных вещей…».²⁵⁹

Николай II не сразу дал «добро» на продажу коллекции. Однако пауза оказалась очень небольшой, поскольку уже 13 мая 1906 г. последовало «Высочайшее соизволение» на эту операцию. Тщательно подобранную лучшими ювелирами России коллекцию драгоценных камней предполагалось продавать оптом. Коллекцию выставили на аукционные торги, в которых приняли участие ведущие ювелирные фирмы Петербурга и Парижа.

Надо заметить, что это решение Николая II – одно из множества, которые он как император Всероссийский принимал в течение своего рабочего дня. Для него это была неизбежная «текучка», или, как тогда говорили, «канцелярская лапша». В своем дневнике за 13 мая 1906 г. он только мимоходом упомянул: «Вернулся домой и принял Фредерикса».

Возникает вопрос, чем руководство Кабинета, да и сам государь император отличались от большевиков образца 1920-1930-х гг., которые в гораздо худшей экономической и политической ситуации пошли на такой же шаг, связанный с оптовыми распродажами ювелирных изделий? Следует учесть, что большевики решали колоссальную задачу модернизации страны в кратчайшие исторические сроки, разумно используя ситуацию «Великой депрессии», скупая на западе по бросовым ценам самые передовые технологии, и для этого им «любой ценой» требовались валютные резервы. А что выигрывало руководство Кабинета, принимая подобное решение? В результате Кабинет получил пачку ценных бумаг, превратившихся в пыль в 1917 г., и десяток «лишних» тысяч рублей в период с 1906 по 1917 г. Поэтому, когда мы будем говорить о «ювелирных» распродажах большевиков, следует помнить и это высочайшее решение от 13 мая 1906 г.

Есть основания предполагать, что руководство Камерального отделения, понимая безнадежность попыток спасти всю коллекцию драгоценных камней, пыталось воспрепятствовать продаже хотя бы отдельных камней-уникумов. Невольно возникают аналогии с 1920-ми годами, когда хранители Эрмитажа и Оружейной палаты всеми правилами и неправдами пытались спасти наиболее значимые экспонаты. И по большей части так же неудачно, как и их коллеги в 1906 г. Но, как говорится, «за попытку спасибо…». Вполне возможно, что это были одни и те же люди.

Так, в 1906 г. готовился к продаже изумруд весом в 13 ¹⁷/₃₂ карата, который поступил в кладовую еще в 1841 г. с оценкой в 773 руб. Этот изумруд в 1906 г. предварительно оценили в 6781 руб. 25 коп. В попытке спасти камень его привезли (беспрецедентный сам по себе шаг) в Александровский дворец Царского Села для «представления» императрице Александре Федоровне с целью «сохранения его в Кабинете» как камня выдающегося качества. Однако императрица «не соизволила» и этот камень продали среди прочих камней по оптовой цене, то есть практически за бесценок.²⁶⁰ Кроме этого камня продали и другие уники – коллекцию прекрасных русских изумрудов, старинные аметисты Екатерины II и много других ценностей, «историческую, научную, да и материальную ценность которых не знал, а может быть, не хотел знать «Кабинет Его Величества»». Кстати говоря, последнюю фразу написал в 1925 г. один из организаторов распродаж коронных бриллиантов.

Поскольку стоимость коллекции была огромна, то в торгах приняло участие ограниченное число участников. Европу представляли парижские ювелиры Ситроэн и Герман, а российскую сторону – поставщики Двора Его Величества Болин и Фаберже. Причем последние объединили свои финансовые ресурсы. Обе стороны накануне торгов представили «свои предложения на покупку полностью вышеозначенной коллекции».

Для проведения тендера организовали специальную комиссию в составе чиновников Камеральной части под председательством «уполномоченного Министерства Императорского Двора гофмейстера Высочайшего Двора Смельского и заведующего Камеральной частью в должности гофмейстера подполковника Новосельского».

На протяжении трех дней (14,15 и 16 августа 1906 г.) в присутствии указанных ювелиров провели «пробную оценку по каталогу всех камней коллекции». 17 августа 1906 г. комиссия приступила к рассмотрению «…покупных цен коллекции драгоценных камней Кабинета и к опросу и установлению заключительных цен конкурса покупателей – тремя последующими переторжками, согласно министерским правилам, подробно обозначенным в протоколе на французском языке». Третья «окончательная переторжка была произведена посредством одновременной подачи закрытых письменных предложений». В результате вскрытия конвертов выяснилось, что высшую цену в 1 000 000 руб. предложили петербургские ювелиры Болин и Фаберже.

Однако министра Императорского двора В.Б. Фредерикса этот миллион не устроил, и поэтому результаты торгов аннулировали. По распоряжению Фредерикса назначается «вторичное состязательное сравнение предлагаемых покупных цен коллекции между ювелирами Болин и Фаберже и г. Сакс, который письмом на имя г. Министра Императорского Двора от 19 августа предложил покупную цену коллекции драгоценных камней Кабинета в 1 075 000 руб.».²⁶¹ В этот же день (19 августа) Болин и Фаберже письменно заявили Фредериксу об их отказе участвовать «во вторичных переторжках предлагаемых цен». На следующий день, 20 августа, ювелиры Болин и Фаберже уже лично заявили заведующему Камеральным отделением Кабинета, что «предложенная ими цена, упомянутая в протоколе комиссии от 17 августа, не может быть ими увеличена и они, вследствие сего обстоятельства, должны были заявить об их отказе от второй переторжки предложений, хотя таковая была назначена вследствие личной их просьбы Министру Императорского Двора». Трудно сказать, почему Болин и Фаберже отказались от «вторичной переторжки», хотя, как следует из документа, они лично просили Фредерикса об этом. Ведь Болин и Фаберже как оценщики Кабинета прекрасно знали «в лицо» многие уникальные камни из продававшейся коллекции. Мы можем только строить предположения, почему владельцы крупнейших российских ювелирных фирм отказались от дальнейшей борьбы «за камни».

Версия 1 – возможно, Фаберже и Болин исчерпали заранее взаимно согласованный финансовый лимит, отпущенный ими на эту операцию? Тогда почему они просили Фредерикса о вторичной переторжке, видимо, будучи готовыми поднимать цену? Версия 2 – возможно, отказ от дальнейшей борьбы за коллекцию драгоценных камней (отказ от второй переторжки) был эмоциональным выплеском старейших поставщиков Императорского двора, годами бесплатно работавших на Кабинет в качестве оценщиков этих же драгоценностей, которым отказались продать коллекцию камней за очень приличную сумму? Версия 3 – возможно, Болин и Фаберже, обладавшие огромными связями как в аристократической, так и в ювелирной среде, получили какую-то конфиденциальную информацию, заставившую их отказаться от дальнейшей борьбы за камни? Версия 4 – возможно, это были согласованные действия Кабинета и российских ювелиров с целью «раскрутить» парижан на максимальную сумму сделки?

Как меняются времена! Если бы сегодня происходило нечто подобное, мы могли бы предложить еще одну версию – Фредерике получил «откат» (смысл этого понятия Фредериксу пришлось бы долго объяснять с риском получить канделябром по физиономии) от Сакса с суммы сделки, поэтому камни и ушли в Париж.

Все это мы можем только предполагать, но, так или иначе, «предложенная письмом от 19 августа г. Сакс покупная цена всей коллекции драгоценных камней запаса Кабинета, по прилагаемой подробной ведомости, за сумму 1 075 000 руб. получила 20 августа утверждение министра Императорского Двора. 22 августа Камеральная часть Кабинета Его Величества, получив уведомление о внесении в Кассу Министерства Императорского Двора г. Сакс всей покупной суммы (1 075 000 руб.), передала ему всю коллекцию драгоценных камней кладовой Кабинета Его Величества, согласно прилагаемой подробной ведомости, за надлежащими подписями…».²⁶²

Через короткое время вырученный от продажи коллекции капитал был «записан на особый счет для приобретения ценных подарочных вещей в случаях особых пожалований от Высочайшего Е.И.В. Имени»²⁶³. А через три года подвели первые финансовые итоги этой операции. Согласно справке, составленной в конце 1909 г.: «В депозитах Кабинета Его Величества, по счету капитала за проданную коллекцию драгоценных камней Кабинета Его Величества, к 1 декабря 1909 г. числится 1 110 327 руб. 49 коп., в том числе процентов 35 327 руб. 49 коп.».²⁶⁴ Таким образом, доход Кабинета по процентам с образованного капитала за три года составил 35 327 руб. 49 коп. При этом никто не мог даже предположить (кроме, конечно, В.И. Ленина), что Романовым история отпустила только 7 лет. И через эти 7 лет процентные бумаги, приносящие твердый доход, превратятся в пыль. Хотя, если бы эти камни и остались бы в Кладовой № 2, их с таким же «успехом» продали бы большевики на рубеже 20-30-х гг. Правда, решая совершенно иные задачи.

Кроме драгоценностей в Кладовой № 2 хранилась и «меховая рухлядь». «Географически» это было отдельное помещение со своими сотрудниками, но организационно меховщики числились «под крышей» Кладовой № 2.

В оглавлении «Описной книги по кладовой мягкой рухляди Камерального Отделения Кабинета Его Императорского Величества» перечислены следующие позиции того, что хранилось в кладовой: «Облачения и ризницы; Почетные кафтаны; Шали, парча и другие материи; Горностаевые опуши; Разные меховые вещи; Шкуры звериные: соболя, лисицы, колонки, белки, росомахи, выдры».

По штатному расписанию Кабинета Е.И.В., утвержденному 1 мая 1839 г., все это богатство обслуживали один меховой мастер (жалованье в 1000 руб. в год) и два скорняка (по 500 руб. в год).

В первой половине XIX в. эта Кладовая была весьма востребована, поскольку в ней хранились драгоценные меха, поступавшие в качестве «ясака» от «инородцев» Сибири. Драгоценные русские меха, столь высоко ценимые на Западе, – один из самых известных «брендов» российского Императорского двора. Эти меха были обязательным элементом приданого русских великих княжон, которые, выходя замуж, навсегда покидали Россию.

Например, когда комплектовалось приданное одной из дочерей Павла I – великой княжны Александры Павловны, то в числе прочего из Кладовой «мягкой рухляди» для нее выделено отдельными шкурками: «соболей якутских 40 шт., камчатских 40, тобольских 40, на муфту соболей якутских 20, тоже на палантин 10, под шубу мех лисичий 1». Кроме этого, там хранились и готовые вещи – «пластинчатые меха», то есть то, что позже стали называть палантинами. Так, в приданном значится один палантин из соболей якутских, один – из соболей камчатских, один – из соболей тобольских и три горностаевых палантина.²⁶⁵

Поступали эти меха в Кладовую № 2 из расчета, например, по «3 песца с души» инородца. Были «нормы» поставок и по другим категориям мехов. Меха шли из Архангельской, Тобольской, Пермской, Томской и Иркутской губерний. Причем огромная Иркутская губерния собирала меха, которые поставлялись из Якутского, Охотского и Камчатского и других казначейств. Например, в 1810 г. только из Архангельской губернии в Кладовую № 2 Камерального отделения было поставлено 879 шкурок песцов и 892 шкурки горностая. В 1814 г. из той же губернии в Петербург доставили 876 шкурок песцов, 548 шкурок горностаев и 1350 шкурок белок.²⁶⁶

Кроме меховых шкурок в Кладовой хранился меховой гардероб высочайших особ. Дело в том, что помещения Кладовой были специально оборудованы для длительного хранения мехов, поэтому туда сдавали меха на хранение все Романовы. Это обеспечивало их сохранность не только «от моли», но и от хищения.

На рубеже XIX–XX вв. мехов в Кладовой № 2 практически не осталось, что связано с изменением политики Министерства Императорского двора, направленной на повышение доходности структур Кабинета. При этом ясак с инородцев продолжал исправно поступать, но эти меха (с 1896 г.) тут же продавались фирмам, занимавшимся скорняжным бизнесом. Например, когда 7 февраля 1895 г. в Кладовую поступили 16 шт. соболиных шкурок, полученных из Бийского Окружного казначейства, по 88 руб. за шкурку, всех их немедленно продали известному меховщику Н.М. Тильману.

Конечно, некоторое количество мехов в Кладовой все же хранилось, но в виде уже готовых изделий, закупленных Кабинетом от поставщиков Императорского двора. Например, с 1895 г. в кладовой хранилась горностаевое полотнище длиной в 30 аршин, изготовленное на фабрике «П. Сорокоумовского с сыновьями» в Москве из 400 шкурок. Это меховое полотнище пригодилось в 1910 г., когда хоронили великого князя Михаила Николаевича. На похороны было отпущено «29 аршин 2 вершка в двух кусках». После похорон горностаевый мех вернули в Кладовую для сушки и чистки.

В конце 1900 г., когда началась срочная подготовка приданого к свадьбе великой княгини Ольги Александровны, то для нее купили соболью ротонду а ее соболиное боа сделали из 10 шкурок, оно обошлось Кабинету в 1750 руб.

Вместе с тем через Кладовую № 2 проходило довольно много вещей по другим, кроме указанных выше, позициям. Например, если взять раздел «Облачения и ризницы», то 18 ноября 1895 г. в Кладовую поступило два комплекта полного архирейского облачения из золотой парчи с голубым узором, изготовленных на фабрике поставщиков Императорского двора «А. и В. Сапожниковых», стоимостью по 1702 руб. 85 коп. В тот же день эти облачения были отправлены преосвященному Тихону, епископу Елисаветградскому, викарию Херсонской епархии и преосвященному Антонию, епископу Великойстюжскому, викарию Вологодской епархии.²⁶⁷

По документам можно проследить, кто получал церковные облачения вплоть до лета 1917 г. В записи от 16 июня 1917 г. указывается, что последними в истории империи получили полное архирейское облачение «от фабрики Жевержеева» стоимостью по 1100 руб. пять епископов: Смоленский Ефрем, Камчатский Нестор, Аляскинский Филипп, Петроградский Стефан и Трапезундский Хриосанф.²⁶⁸

Среди номенклатуры изделий, хранившихся в Кладовой № 2, была и такая любопытная позиция, как «Почетные кафтаны». Это был «царский подарок», который, судя по листу выдач, предназначался для квалифицированных рабочих, волостных старшин и прочих низших должностных лиц.

Что касается шалей и парчи, то они шли на подарки для «восточных людей». В декабре 1896 г. 15 кусков парчи и шелковых материй на 2150 руб. подарили «Ея Величеству Таиту, Супруге Негуса Абиссинии Менелика». Этот подарок должен был доставить в Абиссинию российский отряд Красного Креста, который отправлялся с гуманитарной миссией в Африку. В этом же году куски парчи отправили для подарков в Китай. В ноябре 1901 г. парчу послали в подарок тибетскому далай-ламе и послу чрезвычайного Марокканского посольства. В феврале 1902 г. шесть кусков парчи для халатов (от торгового Дома Сапожниковых на 1389 руб.) подарили эмиру Бухарскому.

Обширная номенклатура мехов, отраженных в ведомостях Камерального отделения, была «следом» XVIII в., когда драгоценные сибирские меха приравнивались к золоту и бриллиантам. Со второй половины XIX в. количество вещей в Кладовой постоянно сокращалось, а готовые изделия покупались у придворных поставщиков, которым в ходе тендеров продавались меха, поставляемые в императорские резиденции.

Эта кладовая предназначалась для хранения различных каменных изделий, доставляемых с Екатеринбургской и Колыванской фабрик, с Петергофского гранильного завода, императорских фарфоровых, зеркальных и стеклянных заводов. Естественно, и эта кладовая находилась под охраной постоянного воинского караула.²⁶⁹ Пополнение запасов кладовой № 3 обеспечивал Четвертый отдел Камерального отделения – горный, в ведении которого была не только добыча драгоценных камней и металлов, но и все шлифовальные заводы и фабрики.

Именно из этой кладовой членам царской семьи перед Пасхой отправлялись фарфоровые и каменные пасхальные яйца, которые в день Пасхи раздавались охране, слугам и ближайшему окружению²⁷⁰

«Географически» кладовые № 2 и 3 до 1886 г. находились в общем здании Кабинета близ Аничкового дворца. В этом здании, построенном при Николае I, изначально на первом этаже были оборудованы кладовые Кабинета для хранения гранитных изделий и мягкой рухляди. Для кладовых № 2 и 3 архитектор Н.А. Шильдкнехт в 1886 г. построил во дворе, при здании Кабинета, особую кладовую, состоящую из двух частей: одна кладовая поступила в распоряжение Кассы, другая кладовая использовалась для хранения драгоценностей Кабинета и мягкой рухляди.²⁷¹

Во второй четверти XIX в. сложился высочайше утвержденный²⁷² порядок посещения кладовых Камерального отделения Кабинета. Например, заведующий Камеральным отделением мог заходить в кладовые № 2 и № 3 только вместе с их хранителями.

Таким образом, подводя итоги, мы можем констатировать, что в конце XVIII – начале XIX в. ювелирная коллекция российских монархов расширилась настолько, что появилась необходимость в создании специализированных кладовых с соответствующим штатом чиновников-хранителей. Эти кладовые располагались в жилых императорских резиденциях: Кладовая № 1 (Бриллиантовая комната в Зимнем дворце), Кладовые № 2 (ювелирные изделия, коллекция драгоценных камней и меховой рухляди) и № 3 (каменные изделия) на территории Аничкового дворца.

Одним из установлений Министерства являлся Императорский Эрмитаж. К началу XX в. все его драгоценные коллекции официально считались государственной собственностью. Во времена Екатерины II, собирательская деятельность которой и положила начало коллекции Эрмитажа, ни у кого не было и тени сомнений, что весь Императорский Эрмитаж есть личная собственность матушки-императрицы. Начало эволюции отношения императорской семьи к коллекции Эрмитажа как к общенациональной, государственной собственности, можно отнести уже к первой четверти XIX в. При Николае I чиновники Кабинета уже четко разграничивали «собственные» художественные коллекции российских императоров и «государственные» коллекции Императорского Эрмитажа.

При Николае I в Императорском Эрмитаже появляется открытая для публики Галерея драгоценностей. Еще раз подчеркнем, что вещи, находившиеся в Галерее драгоценностей, по своему юридическому статусу являлись государственными и принадлежали Императорскому Эрмитажу. Соответственно все вещи, передаваемые из Бриллиантовой комнаты в Галерею драгоценностей, немедленно меняли свой юридический статус.

Возникновение Галереи драгоценностей связано с тем, что во второй четверти XIX в. Зимний дворец окончательно разделяется на несколько зон со своими специфическими функциями. Это были жилые половины императорской семьи, включавшие собственно комнаты императора и императрицы (второй и третий этажи северо-западного ризалита), с детскими комнатами (первый этаж северо-западного ризалита) и комнатами-квартирами ближайшего окружения (например, так называемый «Фрейлинский коридор»), запасными половинами и торжественно-парадными залами. Кроме этого, часть помещений использовалась как хранилище художественных ценностей, получив название Императорского Нового Эрмитажа.

Согласно проекту Л. фон Кленце, три зала около корпуса «Лоджий Рафаэля» подлежали сносу и среди них – «новая» Бриллиантовая комната (№ 2). Находившуюся там коллекцию драгоценностей переместили в одну из галерей, расположенную вдоль Висячего сада в здании Малого Эрмитажа.

В Галерею драгоценностей поступили на хранение художественные предметы и редкости, издавна принадлежащие Императорскому дому и хранившиеся до того времени в Кунсткамере, в Старом Эрмитаже и, отчасти, в Московской Оружейной палате. Кроме этого, в 1856 г. из Бриллиантовой комнаты в Галерею драгоценностей переместили 165 вещей.²⁷³ В Галерее драгоценностей вещи хранились в 26 шкафах и 11 витринах.²⁷⁴ Галерею драгоценностей официально открыли для посещения в декабре 1856 г.²⁷⁵

В связи с переездом сокровищ в здание только что построенного Нового Эрмитажа, составили первый каталог Галереи драгоценностей, в котором сделана первая попытка атрибутировать произведения и зафиксировать их историю. Все эти «наработки» использовались при составлении последнего каталога Галереи драгоценностей Императорского Эрмитажа, составленного в начале XX в., когда в Галерее хранилось уже 6400 уникальных предметов.

Говоря об этом собрании, следует напомнить, что весь нынешний Государственный Эрмитаж буквально вырос из антресолей императрицы Екатерины II на ее личной половине, где она поначалу размещала свою коллекцию редкостей. В письмах к барону М. Гримму эти четыре антресольные комнатки она называла «Императорским Музеимом». Со временем антресольная коллекция разрослась, и если в 1770-е гг. на антресоли были «снесены с четырех концов света золотые и серебряные вещи и драгоценные камни», то к середине 1780-х гг. здесь сконцентрировались восточные редкости, и антресоли стали называться «Китайскими».²⁷⁶

Возвращаясь к Галерее драгоценностей, укажем, что в «шкафу № 13» хранилось «оружие, принадлежащее Особам Российской Императорской фамилии, и предметы, принадлежащие Наполеону I».²⁷⁷ В «шкафу № 9» были расставлены вещи принадлежащие императрице Екатерине II, императору Александру I и другим российским императорам и императрицам.²⁷⁸

От времен Екатерины II среди прочего здесь хранились такие ювелирные курьезы, как «куриное яйцо в золотой оправе с эмалированной надписью». Там же хранилась ложка из кедрового дерева, собственноручно вырезанная Екатериной II во время ее путешествия в Крым.

Следует подчеркнуть, что Романовы помещали в Галерее драгоценностей не просто драгоценные вещи, но памятные семейные реликвии, выполненные из дорогих металлов и усыпанные бриллиантами. В результате фактор мемориальности вещи отчетливо преобладал над материальной составляющей экспоната. Например, на полке № 4 «Полукруглого шкафика 25» хранился «Деревянный ящик для красок, принадлежавший великой княгине Марии Федоровне, впоследствии императрице». Этот ящик был «Украшен портретами детей этой государыни, гравированными Уокером по рисункам великой княгини (21 апреля 1790 г.). Надпись исполнена эмалью».²⁷⁹ Там же хранились детские, весьма «непростые» игрушки российских императоров²⁸⁰

М.Э. Ухтомский. Галерея драгоценностей. 1861 г.

Хранились в Галерее драгоценностей и современные вещи, поступившие туда при Николае II. Так, в «полукруглый шкафик № 8» поместили знаменитые реплики императорских регалий в уменьшенном виде: две императорские короны²⁸¹, скипетр²⁸², держава. Все эти изделия повторяли оригинал в масштабе 1 к 10 и были украшены бриллиантами и жемчугами. Эти копии императорских регалий изготовили мастера²⁸³ фирмы К. Фаберже в 1900 г. к Всемирной выставке в Париже. На изготовление копий регалий было получено специальное разрешение Кабинета. По итогам выставки К. Фаберже получил золотую медаль выставки и французский орден Почетного легиона. После окончания выставки эти ювелирные изделия поступили в Императорский Эрмитаж по Высочайшему повелению от 22 мая 1901 г.²⁸⁴

При Николае II Галерея драгоценностей пополнилась еще одним раритетом, который ценен не своими ювелирными достоинствами, а «следом», оставленным в истории России. Это золотая табакерка, которой, по устойчивой легенде, был убит Павел I. Массивную, овальную золотую табакерку пожаловала Екатерина II Николаю Александровичу Зубову, старшему брату Платона, который являлся последним фаворитом старевшей императрицы. Именно Николай Зубов первым ударил Павла I массивной золотой табакеркой (1,6 х 8, 6 х 6,2 см) в висок, свашш императора на пол. Эту табакерку²⁸⁵ в 1897 г. выкупили по приказу Николая II из собрания Тапызиных и поместили в качестве исторического раритета в Галерею драгоценностей.

Также там была представлена небольшая, но весьма ценная коллекция произведений эпохи Возрождения. Традиционной частью «ювелирного собрания» Эрмитажа стали «деликатные предметы» XVIII столетия: разнообразные табакерки, мушечницы, туалетцы, нессесеры, часы, веера, флакончики для духов, перстни и прочие изысканные мелочи.

В результате Галерея драгоценностей стала самым крупным в России общедоступным (она функционировала в музейном режиме) собранием памятников ювелирного искусства. В 1850 г. для входа в Галерею драгоценностей отпечатали билеты по рисункам Ф.А. Бруни. Они выдавались по предписанию Придворной конторы «на один только раз, впускать же по оным можно не одно лицо, но семейства и компании». Тогда же начали решаться новые вопросы: систематизация и описание коллекции, режим работы с посетителями, вопросы охраны коллекции.²⁸⁶

«Потенциал» экспонатов, которые периодически передавались в Галерею драгоценностей Императорского Эрмитажа из личных покоев императорской семьи, сохранялся вплоть до 1917 г. Например, одним из таких экспонатов могла со временем стать «маленькая серебряная каретка, запряженная четверкой цугом, каковая двести с лишком лет тому назад принадлежала ребенку, Петру Великому». Эту «каретку» подарил цесаревичу Алексею князь Лев Сергеевич Голицын в Крыму, летом 1912 г. Как отметил мемуарист: «Вещице этой цены не было».²⁸⁷

При всем этом, следует иметь в виду, что, несмотря на статус государственной собственности экспонатов Императорского Эрмитажа, российские монархи довольно свободно оперировали его фондами. Предметы из коллекции Императорского Эрмитажа периодически использовались в качестве государственных подарков на «высочайшем уровне». Например, в 1902 г. Николай II распорядился передать в качестве «высочайшего подарка» в коллекцию королю Италии «И разновидностей генуэзско-крымских серебряных алеров XV в.»²⁸⁸, хранившихся в отделе нумизматики.

19 июля²⁸⁹ 1914 г. Германия объявила войну России. Уже 4 августа 1914 г. русские войска Северо-Западного фронта перешли в наступление в ходе Восточно-Прусской операции. Однако поражение русских армий привело к тому, что к 2 сентября 1914 г. германские войска отбросили 1-ю русскую армию за р. Неман. Это было первое поражение русской армии в Первой мировой войне.

Поскольку столица империи – Петербург – находилась в относительной близости от района военных действий, то на высочайшем уровне принимается решение об эвакуации императорских регалий и коронных бриллиантов из хранилищ Камерального отделения Кабинета Е.И.В. Это было вполне оправданное решение, поскольку речь шла не просто о бриллиантах и каратах, а о важнейших символах власти императорской России.

После этого решения драгоценности уложили в специальные сундуки, и эти восемь сундуков в сопровождении помощника заведующего Камеральной частью Бантышева отправили (21–23 июля 1914 г.) по Николаевской железной дороге в распоряжение Московского дворцового управления. 24 июля 1914 г., прибывшие из Зимнего дворца, сундуки, в которых были упакованы коронные драгоценности, принял хранитель Оружейной палаты Московского Кремля В.К. Тру-товский. В числе восьми сундуков, вывезенных из Петербурга, были два сундука с коронными драгоценностями (без номеров). В сундуках № 4 и 5 были упакованы родословные книги и документы.

Кроме восьми сундуков с ценностями из Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца, были и другие сундуки, в которых поместили наиболее значимые ценности из Кладовой № 2. Так же вывезли и ценности, принадлежавшие семье Николая II на правах личной собственности. В сундуке № 9 находились вещи запаса кладовой Камеральной части и драгоценности великих княжон, дочерей Николая II. В сундуках № 12,13 и 14 были упакованы вещи от камер-фрау М.Ф. Герингер и ковчег от фамильных документов. Все эти сундуки поместили в Оружейную палату вместе с другими ящиками с эвакуированными ценностями Камерального отделения, поступившими в распоряжение Московского дворцового управления.

Пока в этой истории все правильно и логично. Единственное, что вызывает вопросы, – лихорадочная поспешность эвакуации. К этим восьми сундукам не прилагалось никаких описей или акта передачи.²⁹⁰ Это противоречило всем инструкциям, поскольку речь шла о перемещении важнейших предметов, за хранение которых отвечало Камеральное отделение. Еще раз напомним, что война с Германией началась 19 июля, а уже 24 июля императорские регалии и коронные бриллианты оказались в Москве. За эти несколько военных дней ни о какой угрозе Петербургу не могло быть и речи. Кстати говоря, подобное решение об эвакуации ценностей Оружейной палаты Московского Кремля в Сибирь также приняли в первые дни Великой Отечественной войны.

До 1917 г. эти ящики несколько раз вскрывались. К ним, по распоряжению Управляющего Кабинетом, допускались только два человека: помощник заведующего Камеральным отделением Бантышев и камер-фрау императрицы Александры Федоровны Мария Федоровна Герингер. При этом никаких письменных распоряжений не давалось и все делалось по словесному распоряжению императрицы. Сундуки вскрывались в 1915–1916 гг., для того чтобы достать из них те или иные драгоценности.

Когда в марте 1917 г. Николай II подписал отречение, то все Романовы весьма озаботились судьбой своих «пакетов» и «ящиков», хранившихся в кладовых Камерального отделения Кабинета. Поэтому летом 1917 г. о Камеральном отделении часто упоминалось в приватных беседах и в официальной переписке Романовых. Хотя Камеральное отделение Кабинета Его Императорского Величества было официально ликвидировано одновременно с ликвидацией самого Кабинета 26 февраля (1 марта) 1918 г.

После Февральской революции 1917 г. и отречения Николая II Временное правительство среди огромного количества первоочередных вопросов, требовавших безотлагательных решений, не забыло о судьбе ценностей, хранимых в Камеральном отделении Кабинета. Поэтому уже 17 марта 1917 г. Канцелярия бывшего Министерства Императорского двора по приказанию комиссара Временного правительства потребовала немедленно «сообщить… подробные и самые точные описи находящегося в подведомственных бывшему Кабинету Его Величества установлениях ценного, художественного и иного имущества, составляющего личную собственность бывших Государынь императриц, детей быв. Императора и членов быв. Императорского Дома».²⁹¹

Наряду с составлением списков «личной собственности» была составлена «Ведомость драгоценным вещам, находящимся в Кладовой бывшего Кабинета Его Императорского Величества». Полная инвентаризация драгоценных вещей закончилась летом 1917 г. В указанной ведомости перечисляется огромное количество различных ювелирных изделий с «разносом» цен в тысячи рублей. Например, в Кладовой хранилось 4 фельдмаршальских жезла стоимостью в 2500 руб. каждый; пять обер-камергерских ключей стоимостью от 2605 до 3300 руб.; 143 сабли с надписью «За храбрость» стоимостью от 1000 до 1500 руб.; 17 орденов Св. Андрея Первозванного и 41 комплект орденских знаков этого же ордена для «не христиан» стоимостью 5186 руб. каждый. Там же хранились знаки для статс-дам (от 5000 до 5400 руб.) и фрейлин (от 250 до 620 руб.). Бесчисленные посохи, панагии, кресты на клобуки, крестильные крестики (16–19 руб.), миниатюры, медали, медальоны, настольные, табакерки, перстни, булавки, портсигары, запонки, бинокли призматические (по 63 руб.).

Хранились в Кладовой Камеральной части и уникальные вещи, штучной ювелирной работы. Например, такие как «диадема украшенная бриллиантами» стоимостью в 51 268 руб. или «диадема лучистая, украшенная бриллиантами» стоимостью в 35 700 руб. К сожалению, в этой ведомости приведены только названия ювелирных изделий и их стоимость, без всяких дополнительных описаний. Но и этот сухой бухгалтерский список впечатляет, как впечатляет и итоговая цена всех этих «кабинетных» предметов, составившая 1 484 068 руб. 47 коп.²⁹²

Судьбой императорских сокровищ озаботилась и «демократическая интеллигенция». Вскоре после Февральской революции 1917 г. создается «Комиссия по делам искусства», во главе с М. Горьким, впоследствии преобразованная в «Особое совещание по делам искусств при комиссаре Временного правительства». В подчинении этого «Особого совещания» оказалось бывшее Министерство Императорского двора.²⁹³

В сентябре 1917 г. по просьбе владельцев драгоценностей – «граждан Романовых», была организована ревизия предметов, пакетов и ящиков, хранившихся в кладовых Камерального отделения. Это оказалось довольно сложной процедурой, поскольку значительную часть ценностей после начала Первой мировой войны вывезли на хранение в Москву.

Начало этой проверки отчасти связанно и с тем, что 1 августа 1917 г. семью Николая II вывезли из Петрограда в Тобольск. В середине сентября 1917 г. бывший обер-гофмаршал Императорского двора П.К. Бенкендорф, представлявший финансовые интересы семьи императора, отправил комиссару Временного правительства, курировавшему бывшее Министерство Императорского двора Ф.А. Головину письмо, к которому приложил список «сданных в разное время в Камеральный отдел бывшего Кабинета Его Величества драгоценностей, принадлежащих бывшей императрице Александре Федоровне… расписки в получении которых находятся у бывшей камер-фрау М.Ф. Герингер». В письме обозначалась не только принципиальная позиция по вопросу о собственности на хранящиеся ценности: «За исключением коронных бриллиантов все эти предметы составляют частную собственность бывшего Государя, бывшей Императрицы…», но и содержалась следующая просьба: «По поручению владельцев покорно прошу хранить их в Камеральном Отделе бывшего Кабинета Его Величества до того времени, когда возможно будет получить их обратно».²⁹⁴

Ни А.Ф. Керенский, ни В.Ф. Головин не возражали против такой постановки вопроса, признав, что все ценности действительно принадлежат Николаю II и членам его семьи. Дальнейшая переписка между Бенкендорфом и Головиным посвящалась исключительно уточнению списка хранимых ценностей. Последними письмами они обменялись в октябре 1917 г., буквально за неделю до того, как большевики взяли власть в свои руки, чем и поставили точку как в дискуссиях по перечню ценностей, так и по вопросу об их принадлежности.

После подавления попытки государственного переворота генералов во главе с Верховным главнокомандующим Л.Г. Корниловым в августе 1917 г. и «большевизации» Советов, которые начали готовить свой государственный переворот, руководство Кабинета поставило перед Временным правительством вопрос о необходимости срочной эвакуации всех ценностей, хранимых в Камеральном отделении из Петрограда в Москву. Временное правительство согласилось с аргументами руководства Камерального отделения, после чего началась практическая подготовка к эвакуации огромных ценностей.

Напомним, что предшествующая эвакуация ценностей Кабинета осуществлялась в 1812 г. Повеление Александра I об эвакуации ценностей состоялось после того, как войска Наполеона 2 сентября 1812 г. вошли в Москву, откуда так и не успели вывезти из Кремля колоссальные ценности, собиравшиеся на протяжении веков. Прецедент учли и уже 11 сентября 1812 г. Управляющий Кабинетом в документе с грифом «Секретно» подготовил предложения по эвакуации ценностей Кабинета из Петербурга.

В документе предлагалось подготовить к эвакуации из Петербурга прежде всего «денежную казну» (160 000 червонных и 1 500 000 серебром). Во-вторых, к эвакуации готовились «разные вещи из III Отделения Кабинета». В-третьих, «вещи, назначенные в приданое великим княжнам Марии Павловне и Екатерине Павловне и назначенные Анне Павловне». Кроме этого, эвакуировались именные указы из архива императора Петра I. Весной 1813 г. вывезенные ценности возвратили из г. Вытегры в кладовые Кабинета.²⁹⁵ После этого, вплоть до 1914 г., а затем до сентября 1917 г., ценности Камерального отделения Кабинета оставались в Петербурге.

15 сентября 1917 г. спецпоезд «для нагрузки эвакуируемого из Петрограда в Москву ценного имущества б. Дворцового ведомства» был подан к 8 часам утра на товарную станцию Николаевской железной дороги. Эвакуируемые ценности быстро погрузили, и к 17 сентября 1917 г. их уже разместили в кладовых Оружейной палаты Московского Кремля под надежной охраной.²⁹⁶ Второй эшелон ушел 6 октября 1917 г., третий предполагалось отправить в Москву около 25 октября.

Подводя итоги, можно констатировать: во-первых, что жесткая, законодательно оформленная система материального обеспечения членов императорской семьи формируется двумя высочайшими указами 1797 и 1886 гг. Согласно этим указам не только определены суммы ежегодного «жалованья» членов Императорской фамилии, соответственно их месту в семейной иерархии, но и определены источники его финансирования – Государственное казначейство и Департамент уделов. Кроме этого, в 1886 г. разросшаяся императорская семья была разделена на две категории: великих князей и княгинь и князей и княгинь императорской крови, что также связано с корректировкой семейного «жалованья».

Во-вторых, «установления», связанные с повседневным обслуживанием императорской семьи, в 1826 г. были сведены в мощную структуру – Министерство Императорского двора, через которую «прокачивались» колоссальные финансовые потоки.

В-третьих, одним из зримых символов превращения Московского царства в Российскую империю стал комплекс коронационных регалий, сформировавшийся на протяжении XVIII в. не только усилиями придворных ювелиров, но и политиков. Сама же процедура коронации впитала в себя как традиции Московского царства, так и новые, имперские политические реалии.

В-четвертых, при Императорском дворе возникают структуры, которые профессионально занимались «производством» и хранением колоссальных ценностей, являвшихся зримыми символами мощи Российской империи. В рамках этих структур возникает иерархия должностных лиц, несших персональную ответственность за эти ценности. Кладовые (№ 1, 2, 3) Камерального отделения Кабинета Е.И.В. становятся главными центрами концентрации этих колоссальных богатств.

В-пятых, формируются жесткие нормы и традиции высочайших пожалований, которые были зримыми символами признания профессиональных успехов высших сановников империи в глазах правящего императора и членов его семьи.