|
||||
|
|
Гана (Вагаду) Вплоть до последних десятилетий рождение Ганы относили к VIII в. н. э. Впервые «Страну золота» Западной Африки упомянул географ багдадского халифа ал-Фазари в конце VIII в. Западноафриканская устная традиция говорит о расположенной там стране Вагаду, которую большинство, в первую очередь африканских историков, отождествляет с Ганой. Зарождение этого государства должно быть отнесено к более раннему периоду, к IV–V вв. Нехемия Левцион, ныне наиболее авторитетный исследователь Западной Африки (и один из тех неафриканских по происхождению историков, которые склонны идентифицировать Гану и Вагаду), выяснил, что в I–IV вв. н. э. северосуданские племена-предки народов волоф, серер, сонинке и сонгай- поддерживали прямые связи с народами Северной Африки, что, по его мнению, ускорило развитие государственности, хотя в ее основе лежало просто расширение сферы власти берберских племен. Исходя из некоторых археологических находок последних лет, можно предполагать, что местоположение древней Ганы обрело конкретные черты уже в IV в. Раскопки, вероятно, дадут в ближайшем будущем новые материалы для освещения этого вопроса. Первый историк, который, как можно полагать, побывал в Гане, был Ибн Хаукал, посетивший это царство предположительно в 970 г. Однако к его путешествию и отчету о нем следует относиться с осторожностью. Известно, что он отправился в путешествие из Багдада и, вероятно, достиг излучины Нигера или территории Ганы, но достоверно мы знаем лишь то, что Хаукал добрался до Аудагоста на окраине Сахары.[4] Во всяком случае, Ибн Хаукал рассказывает, что царь Ганы был «богатейший царь мира благодаря имеющимся у него богатствам и запасам золота, добытого в прежние времена для предшествовавших ему царей и для него самого». Современные историки африканского происхождения, в том числе Дж. Т. Ниань, придают важное значение упоминанию Хаукала о древности этого государства. Оно дает основание думать, что Гана возникла уже давно, за столетия до Ибн Хаукала. Предположение это обоснованно: богатейшим человеком в мире не станешь в мгновение ока, особенно если золотые прииски расположены не на собственной земле. Главными областями древней Ганы были на севере Аукар, а на юге — Ход. О размерах государства дает кое-какие сведения известный арабский хронист Ал-Бекри. По его данным, река Сенегал служила границей между Ганой и ее западным соседом — царством Текрур. На юг Гана простиралась до окраин золотоносных земель Бамбука[5] (но не включала эту богатую область); на востоке граница Ганы доходила до Нигера, а на севере — до берберского Аудагоста. В стране, кроме черных и берберов, жили их потомки от смешанных браков. На первоначальной территории Ганы существовали маленькие племенные государственные образования, в том числе основанные народом сараколе Абакуну и Вагаду; про них известно, что в X в. они создали единое государство и его власть простиралась на Текрур и Аудагост.[6] Из этих маленьких государств наиболее интересно Вагаду, занимающее главное место в западносуданской устной традиции. Те историки, которые отрицают идентичность Вагаду и Ганы, основываются на том, что легенды о Вагаду, как и всякие легенды, слишком неопределенны, чтобы иметь силу исторического источника. По их мнению, легенда — это героический эпос в духе Гомера, и на его основе бессмысленно рисовать историческую картину. Не касаясь вопроса о достоверности легенд вообще, можно сказать, что легенды о Вагаду напоминают в какой-то мере скандинавские саги и финские руны, которые редко кто считает надежным описанием истории. Наиболее радикально настроенные историки африканского происхождения хотели бы вообще отказаться от названия «Гана», которое они считают «чуждым», привнесенным арабами и европейцами, и употреблять только название Вагаду. Эти историки получили поддержку у некоторых археологов, а также европейских историков. Бесспорного решения этого вопроса вряд ли можно будет достичь в ближайшее время. Легенда о Вагаду Хотя легенды, рассказываемые о Вагаду, не могут считаться надежным источником-таковыми они никогда и не считались, — но они дают все же хорошую картину той мощной, интересной и богатой культурной традиции, которую создал западноафриканский образ жизни.[7] Легенда о Вагаду, как и почти все легенды, имеет много версий, но сюжет в них в общих чертах одинаков. В центре легенд стоит Динга, который, по версии, записанной М. Делафоссом, восходил к библейским Давиду, Соломону и Иову, а непосредственно происходил от Киридион Тамаганке. Говорят, что Динга прибыл с востока с 300 священнослужителями, главой которых был Карабара Диадиане, праотец клана судуро. Прибыв в Западный Судан, Динга сначала поселился в Дженне,[8] где он женился на женщине по имени Сета Хуле Дафе и прожил с ней 27 лет. Брак их остался бездетным, и Динга вновь пустился в странствия, пока не попал в деревню Диага или Диа. Здесь он женился на Ассакуле Судоро, которая родила ему троих детей. Один ребенок умер, а от двух других — Диа Фуне и Диагаба Фуне — пошли предки двух кланов сонинке (кланы дюикине и соре). Из деревни Диага Динга продолжил свое странствие в провинцию Кинги и остановился в Дагара; она находилась во власти Духа вод. Динга померился с ним силой, послав своих людей принести воды из ближайшего источника. Дух запретил брать воду, и Динга пошел сам решать этот спор. Поначалу, казалось, для Динги все шло хорошо, своим волшебством он лишил Духа зрения, но немного спустя к тому вернулись силы, и он так заколдовал Дингу, что тот ослеп и оглох. Динга позвал тогда на помощь главу священнослужителей Карабара Диадиане, который разрешил дело тем, что лишил Духа слуха и зрения. Теперь Духу ничего не оставалось, как заключить мир с пришельцами и позволить им жить в этой местности. Для закрепления сделки Дух предложил в жены Динге трех своих дочерей. Динга согласился и женился на Диангана Боро, Катана Боро и Синангеле Гунехусо. Они родили ему 15 детей, одним из которых был знаменитый змей Вида.[9] Перед своей смертью Динга хотел оставить наследником старшего сына, Тере-Кине, который жил в Дагара. Ослепший Динга позвал Тере-Кине и попросил угостить его жареным мясом; за трапезой он намеревался передать сыну царский талисман, с помощью которого тот сумел бы стать властелином. Однако разговор с Тере-Кине услышал глава священнослужителей Карабара Диадиане. Так как он был в наилучших отношениях с Боро Диабе, старшим сыном от Катана, второй жены Динги, он решил с помощью козней сделать его наследником Динги.[10] Карабара Диадиане поспешил к Диабе и велел ему быстро достать для отца жаркое, а также одеться в шкуру животного, чтобы Динга принял его за Тере-Кине, поскольку тот был заметно более волосат, чем Диабе. Диабе все сделал, как ему было велено; и вскоре предстал перед отцом с блюдом из барана и одетым в снятую с животного шкуру. Когда Диабе поздоровался с отцом, тот узнал его по голосу, но, ощупав сына, решил, что он все же ошибся, и счел его за Тере-Кине. Когда Тере-Кине принес из леса добычу и узнал об обмане Диабе, он пригрозил, что убьет брата. Но Динга запретил ему это и в утешение дал волшебный инструмент, с помощью которого Тере-Кине мог вызывать дождь. Позже некий вестник сообщил Диабе, что он станет повелителем большого вагадуского царства в Кумби. После смерти Динги Диабе ушел из Дагара на восток, взяв с собой среди прочего 40 молодых кобыл. Пересекая пустыню, Диабе попал в страну гиен; там он спросил у вождя гиен Турукуле Фадига, знает ли он место под названием Кумби. Предводитель ответил, что место с таким названием существует и именно в тех краях, куда направляется Диабе. Затем Диабе пришел в страну грифов и встретил там слепого и ослабевшего от старости грифа. У него он также спросил дорогу в Кумби. Птица сказала, что готова проводить туда Диабе, если к ней вернутся силы и отрастут выпавшие перья. Но для этого гриф должен ежедневно в течение 40 дней есть печень молодой кобылы. Диабе резал одну кобылу за другой, пока от табуна ничего не осталось, а к грифу вернулись силы и оперение. Как птица и обещала, она проводила Диабе в Кумби. Странствуя день и ночь, они в конце концов пришли к большому дереву, и гриф, опустившись на него, сообщил, что они прибыли на место. Диабе приказал своим людям срубить дерево, и, когда оно упало, из колодца, бывшего в его тени, появился большой змей. Одновременно из ветвей дерева упал длинный барабан, который играл сам собой. На звук барабана со всех сторон стали собираться люди верхом на гнедых лошадях, общим числом 9999.[11] Прибывшие заспорили, кому быть среди них повелителем, и решили, что выбор сделают с помощью барабана: царем выберут того, кто сумеет через отверстие в дне барабана дотронуться до кожи, затягивающей другой его конец. Только у Диабе пальцы дотянулись до мембраны, и его единодушно выбрали царем. Когда Диабе избрали царем, змей, выползший из колодца, спросил, не узнает ли его Диабе. Так как Диабе его не узнал, то змей сообщил, что он — Вида из Вагаду, которого родила Диангана Боро. Далее змей добавил, что позволит Диабе вместе с его людьми остаться в Кумби только в том случае, если он будет давать ему каждый год 100 красавиц. При этом условии он останется в колодце и не будет пугать людей. Диабе не согласился на эти условия, и они стали торговаться. В конце концов сошлись на том, что Диабе и его войско могут оставаться в Кумби, если каждый год будут отдавать змею самую красивую девушку. В качестве ответной службы змей обещал, что каждый год в течение 20 дней с неба будет идти золотой дождь, так, чтобы его вдоволь хватило на всех. Жизнь в Вагаду процветала, и вожди четырех кланов этой земли собирались ежегодно в Кумби, чтобы каждый по очереди давал по красавице змею Вида. Соглашение со змеем соблюдалось при многих царях.[12] Мир был нарушен только в царствование Магана Кайа, когда юноша по имени Мамади Сефе-Доколе, то есть Мамади Молчаливый, решил отказаться отдать змею свою красавицу невесту Сива Ялабаретту. Когда наступил день жертвоприношения, Мамади вместе с другими пошел к колодцу Вида, взяв с собой меч, которым он решил убить змея. Народ хорошо знал, что Вида обыкновенно трижды высовывает голову из колодца, прежде чем захватить предложенную ему девушку. Когда по обыкновению довольная и торжествующая голова Вида дважды уже появилась из колодца. Мамади занял позицию, и, когда голова змея появилась в третий раз, он отрубил ее. К удивлению Мамади, змей, однако, не умер, а через минуту из колодца появилась новая голова, которую Мамади также отрубил. Всего Мамади пришлось отрубить семь голов, прежде чем Вида умер. Умирая, он воскликнул: «О Мамади, Вагаду теперь погибнет! Семь лет страна не получит ни капли дождя». Умирающий Вида предрек еще, что и золота с неба больше не будет. Последняя голова змея, по преданию, улетела в Буре, оттого там и возникли богатые золотые россыпи. Убив змея, Мамади бежал на быстроногом скакуне. За ним послали погоню, и Вагане Сохо поймал его. Но, в конце концов, Вагане решил помиловать Мамади, так как он приходился ему родственником. После смерти Вида Вагаду опустело: из-за отсутствия дождей земля превратилась в пустыню, и страну наводнили шайки разбойников, которые занимались грабежом местных жителей. Народ сонинке рассеялся, и на территории старого Вагаду воцарилась безудержная анархия. В сказаниях о Вагаду есть очевидные совпадения с библейским рассказом об Исааке, Исаве и Иакове. В начале версии, которую опубликовал Делафосс, при упоминании о праотцах имеется прямая ссылка на персонажи Библии — Давида, Соломона и Иова.[13] В других версиях такие намеки отсутствуют: говорится только, что Динга пришел с востока; в некоторых случаях его родиной называется Йемен. В легенде о Вагаду есть и другое совпадение с известным в Европе сказанием: сражение Мамади с Вида явно напоминает сражение св. Георгия с драконом. Делафосс полагал, что княжество было основано в VIII в. По его мнению, легенда, сохранившаяся в устной передаче, все-таки в какой-то мере отражает историческое прошлое. Историки наших дней толкуют легенду по-разному. Согласно одному толкованию, смерть Вида означала смерть старой, анимистической культуры африканцев, а засуха на плодородных землях — распространение ислама в Западном Судане. Такое толкование, пожалуй, поддерживает датировку Делафосса. Однако определение времени исторических событий и оценка исторических процессов на основе устной традиции очень трудны. По версии Делафосса, например, жизнь Вида в принципе равна человеческому веку. Змей умер в то время, как его «сводный брат» Кайа Маган царствовал в Вагаду. По другой версии, Вида прожил 1044 года! Левцион продолжает историю Вагаду — Ганы, опираясь на арабские хроники, и пишет о купце-сонинке по имени Мана Маган Ниахате, которому надоела анархия, наступившая после гибели Вагаду; он сам организовал из своей челяди и жителей местных деревень войско, с помощью которого разбил шайки разбойников. После этого он вступил на престол в Диаре и положил начало династии Ниахате. По Левциону, из этого клана со временем сложилось государство Coco, ставшее позже вассалом Мали. В XIII в. клан Ниахате был отстранен от власти династией Диавара. По некоторым преданиям сонинке, в ранних приключениях Динга принимал участие также раб по имени Биранин Тункара, из потомков которого вышли доверенные придворные царя Вагаду. Один из его потомков стал даже царем. Это был Фаре Бирама Тункара, который правил в Мема. С точки зрения государственно-политической, эта область не имела большого значения, но позже, в XIII в., она упоминается как место изгнания Сундиаты, основателя малийского государства.[14] Название Вагаду иногда считается произошедшим от слова «ваго», которое обозначало высший класс страны. Есть мнение, что оно значило просто «государство стад рогатого скота», что указывает на хорошие пастбища в этой области. Хотя эта западносуданская область могла быть сколько угодно хороша для скотоводства и сколько бы скот ни приносил дохода казне, Вагаду — Гана осталась бы, по всей вероятности, забытой в мировой истории, если бы она не была расположена в месте, стратегически важном с точки зрения караванных путей и международной торговли. И предметом этой торговли было именно золото, которое в IX в. привело к процветанию государства Сонинке. Сахарская торговля золотом Благосостояние древней Ганы основывалось не на использовании природных богатств страны, а на таможенных сборах с караванной торговли. Через Сахару везли золото, медь, соль и рабов. По караванным путям переправляли слоновую кость, орехи кола, страусовые перья, кожи и некоторые предметы роскоши. Самыми важными среди этих товаров и почти равными по стоимости были золото, которое везли из Западного Судана в страны Средиземноморья, и соль, которую везли с севера на юг. Большая часть золота, проходившего через Гану, добывалась на приисках Бамбука, местности между реками Сенегал и Фалеме. Другие золотоносные земли Западной Африки были расположены южнее, в Буре, на верхнем Нигере (благодаря этому золоту позже разбогатели малийские цари). Существовали также прииски на границе тропических лесов в области Лоби и прииски Акана, внутри области тропических лесов, откуда золото нашло путь в Европу через европейские торговые фактории, зародившиеся на побережье Гвинейского залива. Ни одно из этих западносуданских месторождений не было слишком богатым. Золотоискателями были по большей части обыкновенные земледельцы, которые добывали золото в свободное время. Доходы от этого никогда не были особенно велики: настоящие сокровища накапливались у посредников, например царей Ганы. Обмен между скупщиками золота и поставщиками происходил на основе так называемой немой торговли. Обмениваемые товары, то есть золото и предметы, необходимые золотоискателям, и, прежде всего соль, переходили от владельца к владельцу, и при этом они не видели друг друга. Товарообмен происходил на открытых лесных полянах, куда одна сторона приносила свои товары, а затем скрывалась в лесу, в то время как другая сторона приходила смотреть, что оставлено на поляне, и в свою очередь оставляла там товары соответствующей стоимости. Если обе стороны оказывались довольны предложенным, сделка завершалась. Иногда пришедшие с севера купцы пытались обмануть партнеров, но, как правило, обмен велся честно. Общий объем торговли золотом в Западной Африке оценить трудно. Как арабские хроники, так и устная традиция в этом отношении ненадежны. Но, видимо, большая часть золота, имевшего хождение в те времена в Северной Африке и Европе, была африканского происхождения. Испанец Абу Хамид ал-Гарнати описывал торговлю солью и золотом следующим образом: «Они выходят в путешествие из Сиджильмасы и пересекают пустыню так, как если бы это был океан, имея с собой проводников, которые находят дорогу по звездам и скалам… Они берут с собой припасов на шесть месяцев и когда прибывают в Гану, то развешивают соль и продают ее за соответствующую единицу золота, согласно закону спроса и предложения». Некоторый намек на размах торговли золотом дает Ибн Хаукал. Он рассказывает о купце из Сиджильмасы, который был должен собрату по занятиям из Аудагоста 42 тысячи золотых динаров. Известно, что золотой динар весил 4,729 г; следовательно, можно вычислить, что речь идет о 200 кг золота! Если бы торговля золотом не была установившейся, надежной и обеспеченной, вряд ли такой заем мог быть получен.[15] Другой пример изобилия золота при дворе царства Ганы приводит ал-Идриси, живший в XII в. По его рассказу, среди сокровищ двора был слиток золота примерно в 30 фунтов (почти 15 кг), к которому прикрепляли повод царской лошади. Слухи все более и более увеличивали размер этой драгоценной коновязи: через две сотни лет Ибн Халдун, рассказывая о том же самом золотом слитке (который царь сонинке к тому времени продал в Египет), утверждает, что он весил тонну! Двор царя Ганы и Кумби
Такими словами рисовал Гану уроженец Кордовы, принадлежавший к мавританской верхушке, Абу Убейд ал-Бекри в своей известной книге «Пути и государства», написанной около 1067 г. Вторая половина Ганы, в которой жили африканцы-анимисты и располагался царский дворец, находилась в шести милях от мусульманской части города. В этой «правительственной» части, которую арабы называли «аль-Габа» (роща, лес), поскольку ее окружал священный лес анимистов, в отличие от мусульманской части города не было каменных домов. Согласно хроникам, разные верования, то есть анимизм и ислам, существовали в Гане в полном согласии. Черные цари позволяли мусульманам вести среди негров проповедь ислама и оплачивали их услуги придворным кругам, прежде всего в области экономики, так как у мусульман в то время был явно больший опыт международной торговли, чем у африканцев. Благосклонное отношение царя Ганы к исламу подтверждается тем, что и в аль-Габа была построена мечеть, предназначенная для гостей из высших мусульманских кругов. Но, несмотря на мирное сосуществование, здесь были и определенные ограничения: мусульманам запрещалось ходить в священный лес, где находились священные реликвии анимистов и жили священные змеи. Нарушителя ждала смерть. Картина Ганы и ее столицы, сохраненная в устной традиции, почти совпадает с описанием ал-Бекри. Рассказывается, что в восточной части города стоял дворец царя — Кумби Калата, на запад от него лежала Кумби Салех, или часть города, предназначенная для торговцев, ремесленников, иностранцев. Еще западнее был Кумби Диуфи, где держали скот и рабов. Исследователи устной традиции сообщают, что в Кумби не было деревьев, кроме находящихся вокруг священного колодца Вида неподалеку от царского дворца. Город раскинулся так широко, что из конца в конец надо было ехать верхом целый день, а идти пешком — неделю. Упоминаемый аль-Бекри главный город Ганы уже давно пытаются разыскать археологи. Французский колониальный чиновник Боннель де Мезьер в 1914 г. начал раскопки в Южной Мавритании и нашел развалины на месте, которое теперь называют Кумби Салех. Но для систематических раскопок средства были получены только в 1939 г., и вторая мировая война прервала работы в самом начале. Исследования были продолжены только через 10 лет. Тогда работами руководили Поль Томассе и Раймон Мони. В 1951 г. они нашли следы развитого мусульманского города, в котором, по их оценке, жило около 30 тысяч жителей. Однако нет уверенности, что найден именно тот город, о котором писал аль-Бекри. По мнению Р. Мони, Кумби Диуфи, то есть часть города, отведенная для скота и рабов, находилась, исходя из археологических данных, примерно в 30 км от Кумби Салех к югу. Большого различия между устной традицией и археологическими свидетельствами здесь нет. Согласно материалам раскопок, торговая часть Кумби Салех была основана в IX в., а царская Кумби Калата — еще раньше. Несмотря на свое арабское происхождение, аль-Бекри признавал блеск царского двора африканцев и отдавал должное той власти, которую имел царь Ганы, а также военным силам страны. Царь Ганы может собрать войско более чем в 200 тысяч воинов, из них 40 тысяч лучников.
По устной традиции, у царя было целых четыре барабана, у каждого из них свое назначение: золотым барабаном он собирал потомков Динга, серебряным — знать своей земли, медным — свободных граждан, а железным — рабов. По словам знаменитого малийского гриота Ва Камисоко, чтобы созвать рабов, по обычаю, сначала играли на флейте, сделанной из берцовой кости человека, а потом били в железный барабан.[16] Хронист Махмуд Кати, ведущий свое происхождение из племени сонинке, которое господствовало в стране во времена процветания Ганы, начал в 1519 г. собирать материал для труда, повествующего о государстве его предков. В этом сочинении-«Тарих ал-Фатташ», что означает «История ищущего», — рассказывается об аудиенции царя Ганы примерно так же, как у аль-Бекри. Согласно Кати, царь принимал своих подданных ежевечерне, после того как «тысяча вязанок хвороста была собрана для костров», пламя которых освещало все, «от неба до земли». Престолом царю служил помост из красного золота, откуда он приказывал слугам принести для подданных пищу и питье в количестве, «достаточном для 10 тысяч душ». Изобилие пищи было не единственной чертой широкого размаха. Как рассказывает Кати, у царя Ганы была тысяча лошадей, у каждой из которых были своя подстилка для сна, медный сосуд для мочи и трое слуг.[17] Согласно аль-Бекри, в ганском дворце был строгий и четкий этикет: мусульмане в знак своего подданства хлопали в ладоши, а анимисты посыпали головы пеплом. Несомненно, подданные царя, будь то анимисты или мусульмане, имели достаточное основание выражать господину почтение и покорность: западноафриканский царь, как и вообще африканские сакральные цари, был в полном смысле слова самодержцем, в руках которого находилась сама жизнь подданных. Рисуя картину власти ганского царя, английские историки Роланд Оливер и И. Д. Фейдж опираются на арабского хрониста аль-Мухаллаби, жившего в X в., который писал о властителях народа Загава и их полу божественном положении в традиционном африканском обществе. У Оливера и Фейджа были основания полагать, что обрисованная аль-Мухаллаби картина в целом не противоречит истине.
Аль-Бекри подробно описывает похороны царя Ганы, поскольку этот обряд красноречиво говорит о его положении в обществе:
Общественный строй Ганы достаточно точно обрисован в устной традиции. В стране господствовал царь — тунка (его называют иногда маган, или кайа маган, что, как говорят, значит «властитель золота»). Как явствует из вышеприведенных выдержек, царь считался полу божественным существом. Народ верил, что через посредство царя он может общаться со своими предками. Полагали также, что царь может в какой-то мере влиять на силы природы. (Вспомним «способность» Тере-Кине вызывать дождь.) Следом за царем стоял высший класс. К нему в первую очередь принадлежали три группы, которые составляли армию царя: суба — воины, имевшие репутацию непобедимых, их называли иногда также магасуба, то есть царские воины; кагоро, что значит «уничтожающие деревни»; это были элитарные части войска царя, которые набирались из людей кланов Дантиохо, Магасса, Камара и Фофана; магаси — царская конная гвардия, которая сопровождала его во всех передвижениях. Простой народ делился на малые группы в зависимости от рода занятий. Кроме черных, в стране жило некоторое количество мусульман — арабов и берберов, которые обычно служили царскими чиновниками. Важнейшей задачей чиновничества был надзор за экономикой государства, сбор налогов и пошлин. Пошлины, которые платили царю Ганы, известны: с каждого осла с вьюком соли, ввозимой в страну, царю платили золотой динар; с каждого вьюка соли, который вывозили из страны, — два золотых динара; с каждого ввозимого груза меди взималась пошлина в пять мискалей. Мнения историков о размере мискаля расходятся: одни считают его равным золотому динару, то есть 4,729 г золота, другие — одной восьмой золотой унции, то есть 3,57 г золота. Кроме установленного размера пошлин, в стране действовали различные законы и распоряжения в области государственной экономики. Хотя золотоносные земли были расположены за территорией Ганы, царь постановил, что все найденные в стране или привезенные в нее золотые самородки принадлежат ему, в то время как золотой песок народ может хранить у себя. Существовал также запрет на вывоз золота из страны. Альморавиды и гибель Ганы Процветание Ганы длилось почти два добрых столетия, приблизительно с 850 по 1076 г. Подъем начался, когда племя сонинке оттеснило от власти берберов, и закончился, когда одна группа берберов — Альморавиды — завоевала и уничтожила столицу Ганы. Достоверных сведений об эпохе процветания Ганы мало. Даже дата разграбления столицы Ганы, завершившего эпоху ее расцвета — 1076 г., — выводится из других исторических событий. Однако все историки единодушны в том, что наибольшего могущества Гана достигла в конце X в., подчинив себе важнейший торговый центр берберов-санхаджа — Аудагост, и заставив его платить дань. Речь идет о несомненном расширении границ страны. По Ибн Хаукалу, Аудагост, который, как сейчас полагают, лежал на месте современного Тегдауста, был на расстоянии 10–20 дней пути от Ганы на запад, и аль-Бекри подтверждает это. Предполагается, что Аудагост был основан в VI в. н. э. Его значение росло благодаря удобному с точки зрения караванных путей местоположению. Одним из признаков технического развития города было то, что там, по словам аль-Бекри, пользовались искусственным орошением. Санхаджа сами понимали значение своего оазиса и потому старались объединять силы против возможных нападений извне. В IX в. некоторые группы санхаджа (в том числе племена лемтуна, месуфа и годдала) образовали, видимо, своего рода федеративное государство, в первую очередь для защиты своих позиций от живущих на севере берберов-зената и расположенное на юге Ганы. Из этих племен наиболее важным было лемтуна, которое пришло в мавританский Адрар в 750-х гг. и оттуда переселилось в Аудагост. По данным Ибн Халдуна, прибытие этих скотоводов на границу Западного Судана нарушило царившее там равновесие сил и спокойное сосуществование племен, принадлежавших к разным расам: в Мавритании жили тогда как берберы, так и черные, которых пришельцы обратили в ислам и заставили платить подати новым господам. Правда, вождь лемтуна по имени Телагаги или Тикла, а также его преемник Тилутан, который правил в 830-х гг., расширили границы владений племени лемтуна за счет черных племен. Гана тем не менее сумела противостоять агрессивным попыткам Тилутана. Это указывало на военный характер государства Ганы, так как, по данным Ибн Аби Зара, Тилутан имел армию в 100 тысяч мехаристов. После Тилутана вождем скотоводов стал ал-Абрин бен Булер Тибустан (которого Ибн Аби Зар считает внуком Тилутана и которого он называет ал-Атар и Илетан). Он еще крепко держал бразды правления, но уже при его преемнике Темине династия рухнула, как повествуется, из-за внутренних противоречий, следствием чего был распад свободного союза скотоводов и подъем Ганы в качестве гегемона. В 961–971 гг. в Аудагосте правил санхаджа по имени Тин Ярутан, власть которого простиралась на два месяца пути и которому, согласно аль-Бекри, платили дань 20 черных вождей племен. Ибн Хаукал, который побывал в Аудагосте в 951 г., называет его Тинбарутан ибн Исфершари и рассказывает, что его отношения с царем Ганы были сердечными. Хорошие дипломатические отношения в те времена могли быстро превращаться в открытую вражду, что и произошло между Аудагостом и Ганой, так как рассказывают, что Тин Ярутан снабдил царя Масини войском в 50 тысяч мехаристов и направил его завоевывать царство Аугам (то есть, как полагают, Гану). Говорят, что военный поход Тарина увенчался успехом: царь Аугама был убит; хроника добавляет к этому, что женщины той страны покончили с собой, чтобы не попасть в руки вражеской армии. Поражение Ганы — если черное царство Аугам действительно было Ганой — было кратковременным. Внутренние распри в Аудагосте ослабили этот город-оазис настолько, что Гана сумела покорить его примерно в 990 г. В то время Аудагост был процветающим городом и центром земледелия, где культивировали финиковую пальму. Кроме фиников, горожане разводили дыни и виноград. Город изобиловал и духовными плодами: по аль-Бекри, Аудагост был полон мечетей и в нем жило много знаменитых мусульманских ученых. Большую часть населения города составляли берберы. Для физического труда использовали черных африканских рабов, которых покупали у соседних племен. На рынках города, кроме фруктов и меда, покупаемого у соседних черных племен, продавали овец и крупный рогатый скот. Аль-Бекри превозносит кулинарное искусство поваров Аудагоста и живо описывает прелести женщин города-оазиса: «Здесь видишь молодых девушек с красивыми лицами, у них гибкие станы, крепкие груди, тонкие талии, широкие плечи, пышные бедра…» Арабский автор восхищался также дешевизной рынка: «За один мискаль здесь можно купить десять баранов», но тут же сетовал на чрезмерное оживление: «Шум так велик, что едва слышишь, что говорит сосед». Описание рынка аль-Бекри заканчивает упоминанием платежных средств: «За покупки здесь платят золотым песком, так как нет металлических денег». Аудагост недолго оставался под властью Ганы. Начало крушения первого золотого государства черных обычно относят ко времени хаджжа, который совершил в Мекку в 1036 г. вождь санхаджа Йахья ибн Ибрахим, зять и преемник знаменитого вождя племени лемтуна Тарсина. На обратном пути он остановился в Кайруане, расположенном на территории современного Туниса. Здесь произошла его встреча с мусульманским ученым из Феса Абу Имраном Мусой, которая произвела на него глубокое впечатление. Абу Имран, напротив, не пришел в восторг, обнаружив, что познания вождя в области ислама весьма скудны, причем этот пришедший из пустыни пилигрим утверждал, будто он самый ученый мусульманин в своей стране. Йахья и сам знал, что ислам его народа весьма «слаб», и потому спросил, не знает ли Абу Имран учителя, который отправился бы в суровые условия пустыни, чтобы обучать его народ. Никто из учеников Абу Имрана не пожелал отправиться вместе с Йахьей, но в исламской школе города Нафиси нашелся человек по имени Абдаллах ибн Ясин, который взял на себя эту миссию. Абдаллах был ревностным и фанатичным учителем. Его аскетичность, а также взгляды на традиционные обычаи жителей пустыни (в частности, на число жен) оказались для санхаджа чересчур ригористичными. После смерти Иахьи ненависть к иноземному учителю вылилась в открытый мятеж: дом Абдаллаха был сожжен, а сам учитель с восемью учениками изгнан. Среди этих учеников было двое потомков царя Телагаги из племени лемтуна: Йахья ибн Омар и его брат Абу Бакр. Абдаллах поселился со своими учениками в крепости на побережье Атлантики и полностью ушел в религию. Это вызвало среди местного населения, и прежде всего людей из племени лемтуна, внимание и восхищение, и за короткий срок вокруг Абдаллаха образовалась община в тысячу человек. Тогда он счел число своих приверженцев достаточным, чтобы обращать в свою веру других членов этих племен. Последователи Абдаллаха получили название ал Мурабитун (те, кто сражается за истинную веру). От него и происходит наиболее известное название этой группы — Альморавиды. Поначалу последователи Абдаллаха пытались обратить берберов путем страстных проповедей, но, поскольку это не принесло ощутимого успеха, Абдаллах назначил Йахью ибн Омара командующим войском и отправил его на священную войну. Первым объектом ее в 1042 г. стал народ годдала. Успех Альморавидов был великолепен и распространялся подобно взрывной волне. Однако аскеза Абдаллаха и строгие предписания, которые касались, в частности, военной добычи и насилия, оказались не по вкусу обращенным берберам. В результате все движение распалось. Сам Абдаллах вернулся в Сиджильмасу к своим духовным учителям. Последние были так восхищены успехами своего ученика, что собрали ему новую армию — 30 тысяч человек, часть которой составляла конница. С помощью этого воинства Абдаллах сумел быстро покорить одно за другим ряд берберских племен, пока вся Западная Африка, от Средиземного моря до Сенегала, не оказалась под властью Альморавидов. В 1054 г. войска Абдаллаха овладели Аудагостом, принадлежавшим до тех пор Гане. Победа досталась легко благодаря внутренним противоречиям в городе: пришедшие с севера арабские купцы не любили купцов берберских, при этом и те и другие ненавидели черных сонинке, которые держали в своих руках власть. Сражения потребовали жертв и среди руководства Альморавидов: верный военачальник Абдаллаха Йахья, который когда-то бежал вместе с ним от преследований племени годдала, погиб в 1056 г. в битве при Атаре против тех же годдала. Сам Абдаллах умер на следующий год, отправившись по просьбе своих учителей сражаться против арабов Марокко. После этого руководство всем движением полностью перешло к брату Йахья — Абу Бакру. Стремясь укрепить свое господство, Альморавиды часто были вынуждены сражаться сразу на нескольких фронтах. Результатом был раскол движения. Абу Бакр стремился укрепить позиции секты на юге, и одной из логических частей этой задачи было нападение на столицу Ганы Кумби. О сражении известно только, что сонинке, несмотря на яростное сопротивление, были разбиты. Одной из причин поражения считается то, что не все племена сохраняли верность центральному правительству в Кумби. Жозеф Ки-Зербо полагает, кроме. того, что войско Ганы (200 тысяч человек) не было регулярной армией. Хронисты не сообщают точных данных о годах покорения и разграбления Кумби. По косвенным данным, считается, что это произошло в 1076 г. Как полагают, царь Кумби должен был с этого времени платить дань Альморавидам. Хотя Альморавиды победоносно вели войны — в 1102 г. их власть простиралась от реки Эбро в Испании до берегов Сенегала в Африке, — они не сумели извлечь пользы из своих побед и создать почву для процветающей империи. В Гане их власть ощущалась более всего в насильственном обращении населения, за которым последовала поверхностная исламизация региона. Наиболее существенным и непосредственным следствием перехода столицы Ганы в руки Альморавидов был постепенный упадок государства сонинке и обретение самостоятельности их вассалами. Сразу после покорения, уже на следующий год, от Ганы отделились coсo, которые позже, через добрых сто лет, вновь вышли на арену — прежде всего благодаря своим познаниям о железе и мастерскому изготовлению оружия, — что сыграло важную роль в истории Западного Судана. Альморавиды недолго активно удерживали власть. Абу Бакр, который пытался примирить живущие в пустыне различные берберские племена, умер от отравленной стрелы в 1087 г. Тогда Гана имела возможности для нового возвышения, но время государства золота уже прошло: из-за походов Альморавидов торговые караваны изменили свои пути. Вместо Кумби Салеха они стали ходить через Томбукту, Гао и Дженне. Сокращение торговли умалило и власть Ганы: недавно еще мощное государство золота превратилось в маленькое и непритязательное владение, типичное среди многих таких же крохотных западносуданских государств. И когда царь coco Сумангуру Конте в 1203 г. завоевал страну и ограбил ее столицу, исчезли последние следы былого величия Ганы.[18]      
Примечания:1 Подробнее о путешествии Ганнона рассказывает, в частности, Жозеф Ки-Зербо. См.: Ki-Zerbo J. Histoire de l'Afrique Noire. D'Hier a'Demain, Paris, 1978. — Прим. авт. 4 Достоверно известно сейчас лишь то, что Ибн Хаукал не пересекал Сахару, а сведения об Аудагосте получил на северном краю пустыни — в Сиджилмасе. — Прим. ред. 5 Бамбук (Бамбудугу) — район между реками Бакой и Бафинг, от слияния которых образуется река Сенегал. — Прим. ред. 6 Этноним сараколе считается синонимом сонинке. Он означает «белый» или «красный», что считается указанием на берберов, а иногда даже евреев. В «Тарих эс-Судан» (XVII в.) говорится, что в Вагаду вначале властвовала династия 44 «белых царей», власть которых кончилась примерно в 750-х гг. н. э. В ходе веков белые смешивались со своими черными подданными, пока цвет кожи властителей и подданных не стал одинаковым, темным. Подобные же, по большей части позднего происхождения, указания на белых предков встречаются в преданиях и других западноафриканских племен. Историки склонны положительно относиться к этим намекам вследствие своей принципиальной позиции — им трудно поверить, что в Африке были сравнительно развитые общества до прихода извне, например, арабов, в Западный Судан. Однако результаты проведенных в Западной Африке археологических раскопок (в частности, находка так называемой терракоты из Нока) показывают, что там существовали высокоразвитые культуры за столетия до прихода ислама на эти земли. Терракотовые скульптуры, отражающие высокий уровень культуры Нок, датируются VI в. до н. э. — III в. н. э. Подробнее о культуре Нок см.: Fagg B.E.B. The Nok Culture. — 1956. — Прим. авт. 7 Даже к тем сведениям устной традиции, которые кажутся точными, надо относиться с осторожностью. Так, например, цифры дают только общее представление о количествах, о которых идет речь. Если традиция говорит о 9999 всадниках, то можно предполагать, что это было довольно значительное подразделение — если фольклорный рассказ можно считать описывающим действительность. Как уже доказала Уиннифрид Галлоуэй в своей достойной внимания книге, рассматривающей традицию и ее истолкование, определенные числа, например семь, повторяются в фольклоре очень часто. В то же время следует помнить, что устная традиция в некоторых случаях сумела сохранить невероятно точные и подтвердившиеся впоследствии данные, поэтому какие-либо обобщения, касающиеся фольклора, небезопасны. Следует, далее, обратить внимание на то, что и арабские хроники, которые историки иногда склонны считать более надежными источниками, чем фольклор, во многих случаях также основываются на сохранившихся легендах, которые были записаны на каком-то определенном этапе. Изложенную в нашей книге легенду о Вагаду опубликовал в 1913 г. заслуженный исследователь истории Африки М. Делафосс. В его версии имя Динга употребляется в форме Динья. — Прим. авт. 8 Раскопки, проведенные в 1977 и 1981 гг. в Дженне американскими археологами Сьюзен и Родериком Макинтош доказали, что Дженне на самом деле более древний город, чем думали ранее. Старый Дженне-Джено восходит к нескольким глинобитным хижинам примерно середины III в. до н. э. К IX в. н. э. он вырос в город с 10 тысячами жителей. Старый Дженне начал приходить в упадок в XV в., в то время как поблизости начал развиваться современный Дженне. Именно раскопки подтверждают возможность того, что Динга мог поселиться и жить в Дженне, хотя арабские хроники не упоминают Дженне в числе особо древних городов. — Прим. авт. 9 Детьми Динги, рожденными от Диангана Боро, были: 1) Тере-Кине, который стал прародителем клана Сохона, 2) Тере-Калле, оставшийся бездетным, 3) Лампаке Мохамаду Буда Иоре — праотец клана Берете, 4) Вагара Гиде, основатель клана Сенега, 5) Туга Мади Кабуда, основатель клана Дьябира, 6) Вагаду Вида, который был змеем. От Катаны Боро у него были: 1) Маган Диабе Сиссе, 2) Маган Тане Сиссе, 3) Маган Тане Фанканте Сиссе, 4) Маган Мамди Сиссе, Маган Кайа Сиссе (во время владычества которого, по рассказам, погибло Вагаду). От брака с Сианагиле Гунехусо: 1) Доиссе, прародитель одной ветви клана Дуаих, 2) Мамади, предок клана Туре-Канкадиабе, 3) Фа Сире, основатель клана Кумма, и 4) Матам, у которого не было потомства. — Прим. авт. 10 По другой версии легенды, помощником Диабе был раб по имени Сударо. — Прим. авт. 11 Для воссоединения на место прибыли, в частности, следующие основатели племен сонинке: основатель клана Сохо — Вагане Сохо; Диамера Сохона, который стал основателем клана Дьягурага; основатель клана Силла — Маха Думбе Силла; и Гумате Фаде, основатель клана Яресси. Клан Сохо расселился в Диаре, Диамера Сохона со своим кланом — в деревне Вега, лежащей в окрестностях Масины; власть его, как рассказывают, простиралась до Гессене в Бакуну; Маха Думбе Силла поселился в Губа и Яфера, неподалеку от Каматинга; Гумате Фаде — в деревне Фаллу, поблизости от Бередугу. — Прим. авт. 12 После Диабе царем Вагаду, согласно легендам, стал его брат Маган Тане, после которого на трон взошел Маган Тане Фанконте. После его смерти царем стал Маган Мамади, а затем Маган Кайа, во времена которого Вагаду, как говорят, было разрушено. — Прим. авт. 13 Такие совпадения в значительной мере могут быть объяснены позднейшим влиянием ислама, в догматике которого библейские персонажи занимают довольно заметное место. Иначе говоря, перед нами, так сказать, вторичная (или даже «ложная») традиция. — Прим. ред. 14 По версии гриота Диара Силла, которую сохранил Мамаду Сумаре и которую вместе с ним изучала Жермен Дитерлен, Динга жил сначала в Аравии. По роду занятий Динга был охотник и воин. По версии Силла, его первую жену звали Фатун Ганесси. Главным богатством Динги были три кувшина. В самом большом из них, называвшемся мама кубахе, хранился материал, из которого был сотворен мир. Этот самый важный кувшин всегда хранили в одном и том же месте. Кувшины поменьше Динга брал с собой в походы. Один из них был предназначен для вызывания дождя и грозы. Диара Силла рассказал далее, что, утратив право первородства, Тере-Кине поселился с 300 рабами в Тринга, где и женился. После смерти змея Вида и гибели Кумби от засухи сонинке переселились, по версии Диара Силла, на 200 км южнее, где построили город Кури. — Прим. авт. 15 Согласно такой стоимости золотого динара, основанной на исследованиях Р. Мони, уточненный размер долга составлял 196, 618 кг золота. — Прим. авт. 16 Ва Камисоко принимал участие в семинарах, которые проводились в 1970-х гг. в Нигере и Мали, и были посвящены древним царствам африканцев; участники семинаров имели уникальную возможность задавать вопросы непосредственно хранителям устной традиции. Отчеты об этих беседах убедительно показывают, какое огромное количество сведений могут держать в своей памяти гриоты. — Прим. авт. 17 Блеск двора Ганы в «Тарих ал-Фатташ» отчасти объясняется тем, что Кати сам происходил из древнего царства сонинке: по-человечески понятно, что он не хотел рисовать картину жизни своих предков и их царского двора слишком непритязательной. — Прим. авт. 18 Хронология, предложенная в этой главе, в основном та же, что дает в своем труде И. Спенсер Тримингем. См.: Triminghem J. A History of Islam in West Africa, London, 1962. — Прим. авт. |
|
||
|
Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное |
||||
|
|
||||
