• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

С разных сторон к форуму шли толпы народа. Когда — то на месте форума было болото, куда жители Рима выгоняли свой скот. Ещё в древние времена болото было осушено, и это ровное и удобное место стало использоваться для народных собраний.

Частое стечение окрестного населения привлекало сюда ремесленников и торговцев. На площади открылись многочисленные лавки. Тогда — то она и получила название «форум», что по — латыни значит рынок.

Но не лавки торговцев привлекали сегодня людей: граждане торопились до восхода солнца попасть на форум, чтобы не остаться в стороне при решении важного вопроса.

Особенно много народа спускалось к форуму по Этрусскому переулку, соединявшему площадь с густо населёнными районами у реки Тибра и проходившему вдоль Палатинского холма, где стояли дома зажиточных граждан. Толпа, шедшая по этому переулку, мимо закрытых ещё в этот ранний час парфюмерных лавок и харчевен, выходила на площадь и поворачивала налево по Священной дороге. По правую руку оставался круглый храм богини Весты, где на алтаре непрерывно горел огонь. Девушки, которые служили этой богине, — весталки, следили за тем, чтобы этот огонь никогда не угасал. Между этими храмами находился трибунал — возвышение, где специальные должностные лица — преторы (претор — должностное лицо, ведавшее судебными делами и следившее за порядком в городе) — публично разбирали судебные дела.

Священная дорога, по которой теперь шла толпа, была уже частью форума. Этот проход около семи метров в ширину отделялся от центральной части площади невысокими лавками и поставленными здесь статуями героев Рима. В центре площади виднелось маленькое невзрачное на вид здание, состоявшее из двух соединённых между собой каменных ворот, обращённых на восток и на запад. Это был храм бога Януса (у древних римлян — божество времени, всякого начала и конца; изображался с двумя лицами, обращёнными в противоположные стороны). По древнему обычаю ворота этого храма должны были быть закрыты; они открывались лишь для молитв о победе, когда государство вело какую — нибудь войну. Но так как римляне постоянно воевали ради грабежа и захвата чужих земель, то за всё время существования республики храм Януса был закрыт всего два раза.

Вся центральная часть форума была заставлена каменными, бронзовыми и мраморными статуями богов и героев Рима. Здесь же росли огороженные красивыми решётками священные растения: фикус, тенью которого, согласно легенде, пользовались основатели города — Ромул и Рем, олива, виноградная, лоза и лотос — египетский цветок, который, по преданию, был древнее самого города.

…Толпа двигалась по Священной дороге к Капитолийскому холму, замыкавшему площадь с северо — запада. На склоне его виднелось большое здание табулярия — государственного архива, а у подножия стоял храм Согласия, где хранилась военная казна. Остальные государственные деньги хранились в находившемся здесь же рядом храме Сатурна. Перед ним проходил Бычий переулок, у которого заканчивалась Священная дорога. Толпа сворачивала направо к рострам — высоким трибунам, с которых ораторы произносили речи. Эти трибуны были украшены носами захваченных у врага кораблей — рострами, откуда и произошло их название. Трибуны были обращены на восток, и перед ними открывалась небольшая неправильной формы площадь, составлявшая тоже часть форума. Она была совершенно свободна от статуй, лавок и храмов, и сюда устремлялись в этот час толпы со всех примыкающих к форуму улиц. Это был комиций, предназначенный для народных собраний. Здесь происходили народные собрания по трибам, в отличие от народных собраний по центуриям, которые собирались за городом, на Марсовом поле. С востока площадь ограничивалась курией Растилия, на стене которой была искусно нарисована сцена, изображающая победу римлян над сицилийцами, а с запада стоял карцер — государственная тюрьма, в подземелье которой происходили допросы и казни.

Не только горожане заполняли сегодня комиций. Ещё с ночи с юга по Аппиевой и Латинской дорогам, с севера по Фламиниевой и Кассиевой, из — за Тибра по Аврелиевой и с востока по дороге Валерия в город потянулись толпы крестьян из окрестных деревень, чтобы принять участие в предстоящем голосовании. Для Рима это была далеко не обычная картина: обычно крестьяне неохотно бросали свои полевые работы ради народных собраний, так как решения, принимаемые на них из — за подкупов и всякого рода обманов, бывали выгодны только небольшой кучке римской знати и ничего не давали народу. Но сегодня всё было иначе. — Смотри, — сказал, обращаясь к своему соседу, коренастый ветеран — старый солдат, с лицом, изуродованным шрамами, — крестьяне так и валят валом. Все побросали работу и только и думают сегодня о государственных делах.

— Да… Я не видел такого со времён Гая Гракха! — согласился сосед, бедно одетый старик, державшийся, однако, бодро и прямо. — Многие крестьяне сидят в городе уже несколько дней, а ведь сейчас в деревне горячая пора.

В другом конце площади большая толпа народа прислушивалась к ожесточённому спору между рослым крестьянином и стройным юношей, принадлежавшим, судя по изысканной одежде, к знати.

— До сих пор консулы выбирались только из знатных родов, и эти консулы возвеличили римский народ и сделали его господином мира, — высокомерно глядя на крестьянина, говорил юноша — аристократ. — Марий же — простой крестьянин, и с его стороны было неслыханной дерзостью добиваться должности консула. Этот неотёсанный солдат даже не знает греческого языка, на котором говорят все образованные люди, не изучал греческую литературу. Только слепота народа, не понимающего собственных выгод, привела к тому, что он в этом году смог стать консулом.

— Не многого стоят все эти ваши знатные консулы, — возражал крестьянин. — Вот уже пятый год, как они не могут покончить с этим жалким нумидийским царьком Югуртой, который их всех подкупает. Какой позор для великого Рима! Римские консулы за деньги продают Югурте кровь своих солдат. Да за одно это их всех надо отдать под суд и отправить в изгнание…

— Как ты смеешь ругать всех римских полководцев из — за нескольких продажных мерзавцев! — воскликнул молодой аристократ. — Разве благородный Метелл не сражается сейчас в Нумидии против Югурты и не наносит ему поражение за поражением? Вашему Марию не дают, покоя успехи Метелла. Ему самому хочется получить пост командующего нашей армией. Теперь, когда великий Метелл разбил Югурту, Марий хочет воспользоваться его победами и присвоить себе славу, которая по праву должна принадлежать Метеллу. Ради этого Марий уже добился консульства вопреки воле сената. Но командования армией Марию не видать как своих ушей: ведь сенат уже давно постановил, что независимо от того, кто будет консулом, вести войну в Нумидии должен Метелл — единственный полководец, который сумел добиться там успеха. После решения сената никто не имеет права лишить Метелла командования.

— Не хвались заранее, — ответил крестьянин. — Недавно нобили кричали, что Марию не быть консулом, а теперь он — консул. Народ решит исход голосования, и по воле народа Марий получит и командование в Нумидии, сколько бы вы ни кричали, что такое решение незаконно. На этот раз вы нас не запугаете!

В этот момент началось жертвоприношение, и толпа смолкла.

На трибуне появился претор, одетый в тогу, окаймлённую широкой красной полосой. Впереди него стояло шесть ликторов, державших на плечах обвязанные красными ремнями связки розог. В этот день в народном собрании председательствовал претор. Один консул, Кассий Лонгин, находился при армии на севере, а второй консул, Марий, не мог быть председателем, так как дело касалось его лично. В случае отсутствия консулов главой Рима считался городской претор.

— Да будет наше собрание успешно, благополучно и счастливо! — громко провозгласил претор, обращаясь к народу. — Пожелаете ли вы, сограждане, утвердить предложение народного трибуна Тита Манлия Манцина о передаче командования армией вновь выбранному консулу Гаю Марию? Пусть трибун прочтёт своё предложение.

— Сограждане! — начал Манлий Манцин. — Пятый год идёт тяжёлая война в Нумидии с вероломным царём Югуртой. Никогда со времён Ганнибала не терпел римский народ столько позорных поражений. Нынешний командующий, честолюбивый Цецилий Метелл, нарочно затягивает войну, чтобы продлить срок своей власти. Гай Марий обещал скоро закончить войну победой и доставить Югурту в Рим живым или мёртвым. Марий получил консульство не подкупами и обманами, а благодаря своим заслугам и испытанной храбрости. Он изучал военное искусство в военном лагере и на поле боя, начав службу с самых низших должностей. Только высокомерие нобилей мешало ему получить заслуженные им почести. Солдаты пишут из Африки, что война не будет окончена, пока во главе армии не встанет Гай Марий. Я предлагаю выполнить это, требование народа.

Так как в народном собрании не полагалось обсуждать предложения должностных лиц, то по сигналу, данному трубой, приступили к голосованию по трибам. Трибы голосовали по очереди, в определённом порядке.

Голосовавшие должны были пройти по узким мосткам, огороженным с двух сторон. Здесь стояли специальные контролёры, которые выдавали проходящим по две дощечки. На одной были написаны первые буквы слов «согласен с предложением», на другой — «оставить по — старому». Подходя к концу мостков, граждане бросали соответственно своему желанию одну из дощечек в избирательную урну. Неиспользованная дощечка потом выбрасывалась. Чтобы не было злоупотреблений, около урны также стояли контролёры. Пройдя урну, проголосовавшие попадали в обширный, окружённый плетнём загон, откуда они не имели права выйти до конца голосования своей трибы. Это делалось для того, чтобы никто не мог проголосовать два раза.

Когда первая триба, проголосовав, очутилась в загоне, контролёры унесли избирательные урны для подсчёта голосов в особое помещение, находившееся тут же на форуме. Сразу же начала голосовать вторая триба, потом третья… Голосование продолжалось до позднего вечера.

Выпущенные из загонов, усталые от жары и толкотни, граждане первых триб разбрелись по форуму. Некоторые закусывали в харчевнях, кто победнее покупали пищу и кружку вина прямо на площади у уличных разносчиков. Некоторые, подстелив плащи, улеглись прямо на землю, в тени строений. Многие оживлённо беседовали. Кое — где снова вспыхнули споры.

— Хорошо, что голосование теперь тайное, — задумчиво говорил своим соседям высокий старик, беседовавший раньше с ветераном. — Я ещё помню, как в дни моей молодости контролёры просто опрашивали голосующих и отмечали точкой в своих таблицах, за что подан голос. Какие это давало возможности знати! Аристократы становились рядом с контролёрами, и, боясь их, мы часто голосовали не за то, за что хотели. Я, как сейчас, помню, как нас заставили утвердить триумф аристократу Эмилию Павлу. Многих из вас ещё не было на свете, когда это произошло.

— Такие вот трусы, не заботящиеся ни о чём, кроме своего желудка, и губят государство, — сердито закричал на старика крестьянин, споривший утром с аристократом. — Богачи подкупают вас подачками. Недаром Марий, когда он ещё был народным трибуном, запретил «подарки» накануне голосования. Да и подлоги при подсчёте избирательных дощечек оставались бы, если Марий не провёл бы закон о дополнительных контролёрах из народа. Он не думал тогда, как ты, о своей личной выгоде. Ведь ему пришлось вступить в борьбу со всем сенатом, и он не побоялся пригрозить тюрьмой самому консулу, попытавшемуся воспрепятствовать проведению этого закона. Только благодаря контролю мы сможем отстоять наши интересы и передать командование нашему защитнику — Марию.

— Не очень — то надеюсь я на этого защитника, — негромко продолжал рассуждать старик. — Много уже было на моей памяти богачей, бравшихся защищать народ. А как только добьются почётной должности, сразу и забывают про все обещания. Где им понять нашу нужду? Марий уже породнился со знатью, женившись на Юлии — дочери аристократа Цезаря. Он выступил против раздачи государством дешёвого хлеба, и, помяните моё слово, он ещё покажет себя и будет не менее жестоким к беднякам, чем самые заядлые аристократы…

Крестьянин уже не слышал этих слов. Вместе с группой друзей он громким криком приветствовал сообщение контролёров, закончивших подсчёт голосов в первых двадцати трибах. В восемнадцати из них большинство высказалось за предложение о передаче командования Марию.

При вынесении решения народного собрания считалось, что каждая триба в целом имеет один голос. Таким образом, принятым считалось то предложение, за которое высказывалось большинство триб.

Теперь стало ясно, что независимо от результатов подсчёта голосов в последних пятнадцати трибах предложение народного трибуна Манцина будет утверждено народным собранием и станет законом. Граждане начали расходиться с форума. Почти все были довольны результатами голосования, и только среди небольших групп нобилей и их сторонников слышался ропот. Особенно негодовал стройный юноша в изысканной одежде.

— То ли дело было раньше! — ораторствовал он. — Сенат и консулы вносили предложения, а народ послушно их утверждал. Теперь не так. Чернь совсем распоясалась! Опять народное собрание нарушило постановление сената. Так дело может зайти далеко! Марий только и думает о том, как насолить нобилям. Говорят, он задумал принимать в армию бедноту, не имеющую никакого имущества и готовую за деньги служить кому угодно. Пора положить конец его необузданной наглости, иначе республика погибнет.

— Как знать? — возражал ему шедший с ним рядом аристократ в сенаторской одежде. — Не так уже страшен этот Марий. Он ведь связался с народом только потому, что знать не желает принять его в свою среду. Зависть и честолюбие сделали его вождём демократов; честолюбие и корыстолюбие могут заставить его перейти на нашу сторону. А наёмная — армия, которую он, по слухам, собирается создать, может помочь нам обуздать чернь, особенно если эта армия окажется в наших руках. Народ у нас в Риме никогда не имел власти и иметь не будет. В крайнем случае, если Марий не образумится, найдётся и среди нас хороший полководец, который, опираясь на эту армию наёмников, сумеет установить порядок в республике. Для нас лучше диктатор, чем господство черни!

Юноша почтительно молчал, слушая слова старого сенатора…