• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Лейтенант НКВД товарищ Кузнецов сидел под мостом вместе со своим красноармейцем Сидоровым. Лейтенант был мокр до нитки, провалился в какую-то яму в реке. Осенний ночной ветер пронизывал насквозь. Наверху всё было тихо. И в голове лейтенанта Кузнецова, казалось, всё было ясно: бродяга завёл всех в засаду. Потом эта ясность стала слегка затуманиваться.

Нет, на засаду не похоже. Если бы была засада, то всех конвоиров просто перестреляли бы при спуске к реке. Один приличный стрелок с автоматом и – кончено. Завтра здесь будут следственные агенты. От этой публики не укроется ничто. По-видимому, бродяга придумал историю с гнилыми шпалами только для того, чтобы избавиться от него, Кузнецова. Может быть, у него всё-таки был хоть один сообщник. Нет, опять не похоже, тогда бродяге нечего было бы кидаться в воду, да ещё с прикованным к нему конвоиром.

Рассматривая события с этой точки зрения, товарищ Кузнецов понял, во-первых, то, что бродяга его одурачил и, во-вторых, то, что если бы он, Кузнецов успел бы бродягу подстрелить, то ещё были бы какие-то шансы избавиться от личной ответственности. В данном же положении этих шансов не было никаких. Прибудет следствие и установит всё так, как если бы следственные агенты всё время сидели бы в кустах и всё фотографировали бы. Тут будут и следы машины, и следы конвоя, и какие-то трупы в реке… В лучшем случае Кузнецову грозила ответственность за тяжкий служебный промах. А в худшем?

Группа отправилась по личному приказанию Бермана, а личные распоряжения Бермана были очень категорическими. Значит, дело было не из пустяковых. Что, если вместо обвинения в промахе, будет предъявлено обвинение в соучастии? Товарищ Кузнецов очень хорошо знал традицию данного учреждения – лучше запытать на смерть десяток невинных, чем пропустить одного подозрительного, не говоря уже о виновном. Товарищ Кузнецов не был так наивен, чтобы не видеть всей подозрительности этого происшествия. Что же дальше?

Лейтенант Кузнецов сидел под мостом, дрожал от холода и всё думал. Конечно, проще бы всего – бросить всё и скрыться в тайге. По своей работе в учреждении он знал, как много всякого беспаспортного и подозрительного люда шатается по гигантской территории от Оби до Охотского моря и от Ледовитого Океана до Южного Алтая. Скрыться, заняться золотоискательством, кто в тайге найдёт? Но тогда что будет с семьей?

У лейтенанта Кузнецова была жена и дочь. Женой он, правда, интересовался мало, она была не первой и, вероятно, не совсем последней. Но к двухлетней дочке лейтенант питал чувства, которые для него были новы. Сам-то он сбежит. Семья останется. И по советскому правосудию отвечать будет семья. Лейтенант представил себе девочку погибающей от голода в какой-нибудь колонии беспризорных детей, только тогда весь ужас его положения предстал перед ним во всей его прозаической обнаженности. Словом, так: или он, или дочурка. Третьего выбора, по-видимому, не было.

Лейтенант Кузнецов сидел под мостом, дрожал от холода и сырости и всё думал. Наконец, выход, такой простой и ясный, был найден…

– Ну, что-ж, товарищ Сидоров, давай вылезать.

– Слушаюсь, товарищ командир.

Цепляясь за мокрые камни берега, оба вылезли на мост. Здесь, на мосту, ветер был ещё более пронзительным, скудные звёзды скупо и нехотя, словно по карточкам, освещали ущелье.

Никаких подозрительных звуков слышно не было.

– Пройди осторожно на ту сторону моста и посмотри, что там, – приказал лейтенант.

– Слушаюсь, товарищ командир.

Сидоров осторожно двинулся вперед. Лейтенант поднял свой пистолет и, целясь в самую верхушку Сидоровского черепа, спустил курок. В лучший мир Сидоров перешёл самым комфортабельным из всех возможных путей – без всяких предисловий.

В течение нескольких дальнейших минут лейтенант Кузнецов развивал стремительную деятельность. Простреленный череп Сидорова он свесил за край моста, чтобы кровь не запачкала его обмундирования. Потом стащил с трупа сапоги, штаны, гимнастерку и прочее, разделся и снова оделся во всё Сидоровское, включая и белье, кстати, всё это было сравнительно сухим. Свою собственную фуражку он прострелил сзади и внутренность её вымазал Сидоровскою кровью, сбросил её с моста, но не в воду, а на берег. Потом всё своё обмундирование он связал в узел, поднял с настила моста чью-то валяющуюся фуражку и исчез в тайге, приблизительно по тому же направлению, по какому исчез и Стёпка.

Уже завтра тут, конечно, будет следственная группа. Единственный след, который она найдёт от старшего лейтенанта Кузнецова – это его фуражка, простреленная сзади и наполненная кровью и мозгом. В списках Средне-Сибирского отдела НКВД фамилия Кузнецова будет заменена чьей-то иной, семья получит что-то вроде пенсии, а сам Кузнецов будет считаться погибшим на посту. Всё очень правильно. Вопрос об угрызениях совести не обсуждался ни на одном партийном собрании, и этот вопрос был товарищу Кузнецову чужд совершенно. Он никогда не читал Гоббса, но и без Гоббса знал, что человек человеку хуже, чем волк, человек человеку – чекист.

Пройдя по тайге ночь почти ощупью, и день – почти бегом, бывший старший лейтенант Кузнецов разложил костёр, сжёг на нём всё своё бывшее обмундирование, разметал и рассеял его пепел, и начал новую жизнь, с которой мы, может быть, ещё столкнемся…

Секретарь Троицкого парткома, товарищ Нечапай, отправляясь рано утром по служебным делам, первым открыл голый труп на мосту, перевёрнутый вездеход под мостом и что-то вроде трупа под вездеходом. Охваченный служебным рвением и чувством сенсации, с замиранием сердца он позвонил в Неёлово. Но так как там, кроме дежурного офицера, не было никакого стоящего начальства, то товарищ Нечапай был слегка разочарован. Впрочем, несмотря на это разочарование, товарищ Нечапай проявил значительную административную деятельность: поставив на мосту караул, сам отправился вниз по реке с дюжиной вооруженных комсомольцев для поисков дальнейших следов или жертв нападения. В нескольких десятках метров вниз от моста группа обнаружила на отмели реки труп очень основательного гражданина, с отрубленной на запястье левой рукой и со страшной раной под грудью. Труп был вытащен из воды и осторожно положен на берегу, товарищ Нечапай знал, как опасно путать оставленные преступниками следы их деятельности. Дальнейшие поиски вниз по реке не дали ничего. Метрах в пятистах две речки сливались в одну, достаточно многоводную и быструю, и найти там что-нибудь было затруднительно. Товарищ Нечапай, впрочем, приказал нескольким комсомольцам пройти ещё километров десять вниз по реке, и сам вернулся в Троицкое.

В Троицком оказалось, что ему из Неёлова звонили “разов с двадцать”, как сообщил об этом дежурный по комитету. Нечапай предпочел избавить Неёлово от двадцать первого звонка, и позвонил сам. Дежурный по отделу был, видимо, не в духе.

– Куда это вас черти носили, товарищ Нечапай?

– Не черти, а по службе. Реку осматривали.

– Не ваше это дело. Приготовьте транспорт. Часа через два прибудут власти.

– Сколько властей?

– Приедет товарищ Берман – это раз.

У Нечапая даже дыхание захватило: сам Берман! Значит, дело первостепенной важности. Теперь ему, Нечапаю, нужно уж в грязь лицом не ударить, кто знает, какие возможности может открыть хотя бы и не очень близкое знакомство с Берманом.

Но дежурный по отделу продолжал:

– Потом прибудет товарищ Медведев со следственной группой, потом, должно быть двое или трое с собаками. Приготовьте транспорт от выгона к мосту, все прибудут на самолётах.

И Берман, и Медведев, и на самолётах! Ну, держись, товарищ Нечапай, такой оказии, может быть, во всю остальную жизнь не представится!

– А на когда транспорт приготовить?

– Товарищ Берман уже вылетел, будет, надо полагать, часа через два. Товарищ Медведев – попозже. Я ещё позвоню через полчаса.

– Так я через полчаса снова буду у аппарата.

В течении тридцати минут товарищ Нечапай проявлял неслыханную административную деятельность. В результате её на огромный и гладкий, как стол, выгон у Троицкого были отправлены единственная в Троицком рессорная коляска для начальства и, запас беды не чинит, полдюжины телег для простых смертных. Через полчаса товарищу Нечапаю было сообщено, что товарищ Берман будет через час – полтора, товарищ Медведев – почти в то же время, может, минут на десять попозже.

Товарищ Берман представлялся Нечапаю в ореоле какой-то далёкой таинственной и почти всемогущей власти, что, вообще говоря, соответствовало действительности. И, кроме того, огромной, сановитой фигурой, что, как мы уже знаем, действительности не соответствовало. Поэтому, когда из самолёта вылез товарищ Берман, плюгавый, потёртый, “сушёный”, как впоследствии определил его Нечапай, Нечапай не сразу признал в нём всемогущее начальство.

– А товарищ Берман где? – спросил он у невзрачного человека.

Невзрачный человек поднял на Нечапая свои буравящие глаза.

– Это я. Что у вас столько подвод стоит?

У Нечапая стало как-то холодновато на душе: вот прошляпил!

– Товарищ Медведев сейчас прибудет.

– Как это сейчас?

– Точно так. Мне по телефону из Неёлова сообщили. Минут через десять после вас…

Товарищ Берман не проявил никакого удивления. Это значило только то, что у Медведева были основания помешать Берману первым лопасть на место происшествия. Основания были довольно прозрачны: если на месте происшествия окажутся следы виновности людей Неёловского отдела, то Медведев постарается их замести. Довольно ясна была и техника: Медведев просто вызвал самолёты в Лесную Падь, кстати, это было по дороге в Троицкое, вероятно, более быстроходные самолёты, вот они уже поблескивают на горизонте своими серебряными крыльями.

Товарищ Берман, не говоря с Нечапаем ни слова, направился к коляске, сел в неё и закурил папиросу. Товарищ Нечапай остался стоять на выгоне. Через несколько минут снизился первый самолёт и товарищ Медведев, разминая на ходу свое тучное тело, подошёл к Нечапаю.

– Это вы открыли происшествие?

– Точно так, товарищ Медведев.

– Хорошо сделали, что поставили караул. Что ещё нашли?

– Ещё труп, я уже докладывал.

– И больше ничего?

– Больше покамест ничего.. Послана группа дальше по реке.

– А лес осмотрели?

– Никак нет. Боялся, наши затопчут там всё.

– Тоже правильно. Вы – молодцом!

В груди товарища Нечапая расцвели всякие административные предвкушения: похвала Медведева чего-то стоила. Потом снизились ещё два самолёта. Из одного вылезли трое мрачных и делового вида людей, вооруженных какими-то аппаратами в кожаных футлярах и сумках. Из второго – тоже трое, не менее мрачных и деловых людей с тремя собаками-ищейками. Все они, кроме того, были вооружены коротенькими автоматами, таких Нечапай ещё не видал, это были “томмиган”.

Товарищ Медведев влез в коляску, в которой уже сидел Берман.

– А вы, товарищ Нечапай, езжайте с нами. Садитесь вот сюда.

Нечапай сел на облучок, и весь транспорт тронулся. Коляска слегка обогнала телеги, и перед мостом Медведев попридержал кучера:

– Стой здесь, не то мы рискуем испортить следы.

Берман не говорил ничего. Мрачные и деловые люди с аппаратами слезли шагов за сто до моста, один пошёл по дороге, двое – по лесу справа и слева дороги. У моста они соединились, по-видимому, не найдя ничего, заслуживающего внимания.

На мосту, свесившись простреленной головой над его краем, лежал голый труп. Сыщики сфотографировали, осмотрели, перевернули его, но ничего загадочного не нашли: ясно, выстрел в затылок с очень небольшого расстояния. В трупе Медведев опознал одного из подведомственных ему солдат отдела. Потом сыщики осмотрели и сфотографировали дорогу, следы людей и автомобиля на густом слое грязи, покрывавшем настил моста, сняли мерки с этих следов и, вообще, проделали целый ряд манипуляций, значение которых осталось для товарища Нечапая несколько таинственным. Внизу, на берегу речки точно таким же образом осмотрели труп огромного мужчины. Уже и поверхностный осмотр обнаружил страшную резаную рану под грудью и пулевую рану без входного отверстия: человеку всадили в живот штык винтовки и из этой же винтовки выпустили пулю в упор. Кроме того, у человека оказалось перерубленным запястье. Кисть руки так и не была найдена.

Потом с помощью верёвок, комсомольцев и коней товарища Нечапая был перевёрнут вниз дном и вытащен на берег вездеход, и под ним обнаружен ещё один труп и тоже с головой, раздробленной выстрелом сзади и почти в упор. Лицо товарища Медведева стало постепенно затуманиваться.

– Здесь, товарищ Берман, – сказал один из сыщиков, – никаких посторонних следов нет.

– Им и неоткуда быть.

– Ясно, – сказал Медведев, – никакой засады тут и в помине не было. Но тогда, значит, ваш бродяга как-то ухитрился ликвидировать пять человек.

– Не пять, а пока только три.

– Боюсь, найдут и ещё двух.

– Так что разрешите доложить товарищ Медведев, – сказал Нечапай, – там, внизу, речка впадает в другую, воды там много, а лодок нет, я послал за лодками в соседний колхоз.

– Во всяком случае, – сказал Медведев, – соучастие этих двух не найденных исключается абсолютно. Но как этот ваш бродяга ухитрился ликвидировать пять человек?

– Сопровождение было недостаточно.

Медведев пожал плечами и несколько секунд молчал.

– Нет, не могу сказать, для засады и двадцати человек могло оказаться недостаточным. Но для сопровождения одного безоружного арестанта пяти человек за глаза довольно.

– Тем не менее, вот видите…

Однако, Берман был относительно доволен. Засада могла бы означать катастрофу. Индивидуальный побег давал ещё кое-какие шансы. Берман сошёл с моста, сел в коляску и закурил. Медведев стоял на мосту, расставив ноги и наблюдая за неторопливой и основательной деятельностью сыщиков. Осмотрев мост, они спустились под него, обнаружили там следы Кузнецова и Сидорова, ножевые порезки на сваях моста и пришли к Берману, имея, в сущности, довольно точную картину всего происшедшего. По-видимому, лейтенант Кузнецов решил почему-то проверить, выдержат ли сваи двухтонный вес вездехода. Кузнецов взял с собою одного красноармейца. Наверху остались четверо: шофёр, бродяга, боров, и ещё один красноармеец. Последние двое, судя по следам на настиле моста, сошли с машины. Следовательно, бродяга очутился лицом к лицу только с двумя. Перипетии борьбы Стёпки с боровом и красноармейцем можно было восстановить с достаточной степенью точности: следы ног, следы упавших тел, кровь и так далее. Отрубленная рука борова ясно указывала на то, что бродяга остался цел. Смятый и сорванный мох на камнях берега показывал на его дальнейшее направление – обратно к мосту. Гибель шофёра и автомобиля объяснялась.

– Ну, что? – спросил Медведев.

– Очень много натоптано, товарищ начальник. Вот тут следы офицерских подошв, совсем около трупа. А ушли только солдатские подошвы. Вот тут кто-то сидел, может быть, переодевался. Нашли офицерскую фуражку, прострелена и вся в крови, вот поглядите.

Фуражка имела очень неаппетитный вид, но Медведев видывал и не такие виды. Он с торжествующим видом обернулся к Берману:

– Ну, вот видите, Кузнецовская фуражка тоже прострелена сзади.

Берман с осторожной брезгливостью взял в руки новое вещественное доказательство и стал его осматривать с чрезвычайной внимательностью. Медведев стоял, расставив ноги, и на душе у него снова начинало накипать раздражение:

– Значит, кто-то ликвидировал и Сидорова, и Кузнецова. Ясно, как апельсин.

Медведеву Берман не ответил ничего. Экономным движением руки он подозвал к себе Нечапая.

– Вы, товарищ, скачите сейчас же в Троицкое и передайте в Неёлово по телефону мой приказ: сейчас же опечатать квартиру старшего лейтенанта Кузнецова.

Медведев даже побагровел от негодования.

– А это зачем?

– А затем, товарищ Медведев, – сказал Берман официальным тоном, – что эта фуражка была прострелена пустой. Посмотрите на выходное отверстие – ни одного осколка черепной кости.

Трудно было бы подсчитать, сколько простреленных черепов видел и продуцировал на своём веку товарищ Медведев. Поэтому, взяв в руки простреленную фуражку, он понял сразу: Сидорова застрелил старший лейтенант Кузнецов. Но зачем?

Как бы услышав его невысказанный вопрос, Берман сказал по-прежнему кратко и официально:

– Самое вероятное – боязнь ответственности и попытка замести следы. Но могут быть и другие объяснения… Сколько дней хода до перевала?

– Хорошего хода – дня четыре.

– Значит, верхом дня три?

– Точно так.

– Но полоса альпийских лугов начинается раньше?

– Точно так, но не намного.

– Ну, значит, остаётся авиация…