• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

В XX веке на этот вопрос практически все специалисты отвечали отрицательно. Чтобы не быть голословным, я приведу два отрывка из произведений выдающихся советских ученых.

Д. С. Лихачёв:

«Могучие токи нового предвозрожденческого движения захватили собою не только всю Западную Европу, Византию, но также Псков, Новгород, Москву, Тверь, весь Кавказ и часть Малой Азии. На всем пространстве этой колоссальной территории мы встречаемся с однородными явлениями, вызванными развитием демократической жизни в городах и усиленным культурным общением стран. Многие черты этого предвозрожденческого движения сказались на Руси с большей силой, чем где бы то ни было…

Предвозрождение резко изменило культурное лицо Средневековья, принесло огромное тематическое обогащение искусству. Выдвижение на первое место чувств, чувственного опыта, внутренней жизни человека и первые проблемы индивидуализма имели очень большое значение для всего европейского искусства и, в частности, для поразительного по силе изобразительного искусства Новгорода XIV в. Исследователи сравнивали Андрея Рублева с Беато Анжелико, с Чимабуэ, с Перуджино, с Джорджоне, с мастерами сиеннской и умбрийских школ, с мастерами античности, с Рафаэлем и Леонардо да Винчи. И действительно, в творчестве Андрея Рублева есть нечто, что роднит его с лучшими мастерами человечества: глубокий гуманизм, высокий идеал человечности, отличавший и гениев античности, и гениев Возрождения…

Чем объяснить, что за Предвозрождением в России не наступило настоящего Возрождения? Ответ следует искать в общем своеобразии исторического развития России: в недостаточности экономического развития в конце XV и XVI вв., в ускоренном развитии единого централизованного государства, поглощавшего культурные силы, и гибели городов-коммун — Новгорода и Пскова, служивших базой предвозрожденческих течений, и, самое главное, в силе и мощи церковной организации, подавившей ереси и антиклерикальные течения…»

В. Н. Лазарев:

«Термин „Проторенессанс“ (или „Предвозрождение“) — понятие, имеющее четко выраженные хронологические и территориальные рамки. Это итальянская культура второй половины XIII — раннего XIV века, когда в Италии, впервые на европейской почве, начали складываться раннекапиталистические отношения и стал выдвигаться новый класс — буржуазия… Это подлинное Предвозрождение, за которым последовало не менее подлинное Возрождение с его новой гуманистической философией и опиравшимся на науку новым реалистическим искусством…

Нередко термин „Возрождение“ употребляется как равнозначный термину „расцвет“… Но на этой почве легко возникает множество недоразумений. Несомненно, что любая национальная культура знала свою эпоху расцвета. Такие эпохи знали и Армения в X–XI веках, и Грузия на рубеже XII–XIII. Но это далеко ещё не означает, что мы имеем здесь дело с явлениями ренессансного порядка. Это были эпохи наивысшего расцвета в рамках средневековой феодальной культуры. Они никак не были связаны с зарождением раннекапиталистических отношений и с появлением нового класса, который нес с собой новую идеологию…

Из всего сказанного явствует, что XIV век на Руси никак не может приравняться к Предвозрождению. Не говоря уже о том, что за ним не последовало никакого Возрождения, а наоборот, ясно наметилась тенденция ко все большему закрепощению личности, сама эта эпоха, по общему своему характеру, не имеет ни одного опознавательного признака Проторенессанса. В ней нет и намека на появление нового класса и на разложение старых, феодальных отношений, в ней церковное начало, хотя и смягчено, продолжает господствовать в жизни, в ее литературе отсутствует гуманистическое течение, в ее быте не складывается новый индивидуалистический стиль жизни, ее искусство остается чуждым реализму… Сильные стороны искусства рублевской поры в ином — в высокой поэтичности, в чистоте и непосредственности чувств, в глубоком уважении к категориям этического порядка, в подкупающем и современного человека оттенке наивного простодушия и добросердечия…» Между тем для ренессансного мастера типичны иные черты: «смелый разрыв с традицией, победа светского духа над церковным… подчеркивание в образе человека всего земного, настойчивые поиски новых средств художественного выражения — перспективы, светотеневой моделировки… Вот почему совершенно неправомерно применять термин „Предвозрождение“ к древнерусской культуре и предрублевской поры. Это было время великого расцвета русского искусства, но отнюдь не эпохи Проторенессанса». (Из книги Льва Любимова «Искусство Древней Руси», М., 1981, стр. 238–240.)

Две точки зрения на русское искусство, на русскую историю. Л. Любимов считает, что они дополняют друг друга. Это — уже третья точка зрения, которая, дополняя первую и вторую, соглашается с тем, что история Руси-России не имеет права на сам термин «Русское Возрождение», потому что его не было и быть не могло. А я говорю, что Русское Возрождение было, что оно есть в истории евразийской державы и в истории земного шара в целом. Оно есть!

Беда многих мыслителей второй половины XIX и всего XX веков заключается в том, что практически все они были очарованы, околдованы учением Маркса, Энгельса, Ленина. Даже противники этого учения, интересного, талантливого, но далеко не всеобъемлющего, являлись больше марксистами, чем немарксистами хотя бы потому, что почти все из них приняли в том или ином виде учение Маркса, Энгельса об общественно-экономических формациях, учение неверное по сути своей. Это учение вместе с воинствующей материалистической направленностью самого способа мышления Маркса сыграло с приверженцами и яростными сторонниками марксизма, а затем марксизма-ленинизма злую шутку в XX веке, после Великой Октябрьской социалистической революции. Великая революция победила. Большевики устояли перед натиском контрреволюции, Белого движения, затем они в кратчайшие сроки достигли громадных успехов в государственном строительстве, в экономике, и у многих серьезных ученых утвердилось мнение о том, что эти победы советского строя явились следствием марксистско-ленинского учения, и только его. Это была серьёзная ошибка. Большевики победили не только и не столько потому, что они свято чтили заветы Маркса, Энгельса и Ленина. Об этом, впрочем, нужно говорить в других книгах. Здесь важно напомнить читателю, что марксизм-ленинизм крепко сузил мышление ученых XX века, когда настала необходимость создания истории земного шара как единого социально-психологического организма, когда историческая и другие науки накопили весьма приличный запас знаний для создания своего рода периодической исторической таблицы (по типу таблицы Менделеева), которая — я в этом уверен — вывела бы людей на совсем иные просторы знаний о Земле, об обществе, о человеке, нежели те, которые предложил в принципе талантливый Маркс.

Приведённые выше точки зрения выдающихся советских ученых и примирительная позиция Льва Любимова о том, было ли и могло ли быть Русское Возрождение, с точки зрения ложных постулатов Маркса безукоризненны. Русь, а позже Россия, феодальная страна, просто не имела права на свое Возрождение. Вдобавок еще и слишком сильное тяготение русского человека XIII–XVII веков к церкви! Грубо говоря, со свиным-то рылом да в калашный ряд. С феодальным-то общественным строем и с душевной любовью к церкви да в Ренессанс. Ха-ха! Сидите, русские, в своих курных избах и носа оттуда не высовывайте и думать не думайте о Ренессансе, о Возрождении и даже о Проторенессансе, Предвозрождении. Нет у вас раннекапиталистических отношений — значит, не могут у вас быть и творить Рублевы. И точка.

Приблизительно так можно оценивать мнения Д. С. Лихачёва и особенно В. Н. Лазарева.

Приблизительно так должны были оценивать своё искусство народы и страны мусульманского мира, Индостана, Индокитая, Поднебесной, Японии, Южной и Центральной Америки… Господи, сколько шедевров сотворили народы земного шара в XI–XVII веках! Но ведь в мусульманском мире ещё рабство практиковалось в очень широких масштабах — куда им до Ренессанса или хотя бы до Проторенессанса! Но передо мной лежит книга «Mittelasien — Kunst des Islam», von Burchard Brentjes unter Mitarbeit von Karin Ruhrdanz, изданной в Лейпциге в 1979 году. Кто создавал непревзойденные шедевры мирового искусства в странах ислама? Рабы, феодалы, ранние капиталисты, а может быть, коммунисты? А вот, например, книга «Искусство Бирмы», автор-составитель Н. Н. Ожёгов, Москва, 1979 год. Кто творил шедевры на Индостане? А в других цивилизационных центрах земного шара в тот ренессансный период? Кто?

Согласно мнению вышеназванных ученых, Проторенессанс и Ренессанс никак не могли проявиться нигде, кроме Западной Европы, Апеннинского полуострова. А уж в лапотной Руси тем более.

И это очень хорошо, что русские люди в XIII–XVII веках не знали о теории Маркса, слыхом не слыхивали о мнениях очень уважаемых в XX веке ученых! А то бы они, следуя жесткой и неверной логике этих людей и учений, сначала заставили бы Андрея Рублева стать хоть уж совсем ранним, предранним капиталистом, а уж потом заняться писанием икон. Икон, обладателям которых, то есть русским людям, завидуют до сих пор ценители и собиратели живописи.

Но оставим в покое Маркса, который по вполне объективным причинам не знал и не мог знать историю земного шара в объеме, достаточном для более глубинного проникновения в проблемы человека, общества, государства, и уже поэтому начертал в своих трудах, мягко сказать, странные линии жизни нашей планеты. Пора перейти к тем людям, в том числе и к россиянам, к русским людям, которые почему-то не верят, что на их родине в те далекие века могло родиться и родилось столь значительное явления земношарного масштаба, как Русское Возрождение. Почему они так думают? Почему они бегут сломя головы в туристические агентства всякий раз, когда у них появилась лишняя копеечка, и покупают билеты в разные там Италии, Франции и так далее? Почему не очень-то спешат в Восточную Европу разные иностранные туристы?

Ответ лежит на поверхности земли русской — огромной!

Представьте себе Италию: 300 тысяч квадратных километров (Апеннинский полуостров занимает всего 149 квадратных километров, а именно на Апеннинском полуострове сосредоточены почти все шедевры Итальянского Возрождения). Сравните ее с областями, окружающими Московскую область: около 380 тысяч квадратных километров российского бездорожья. Но ведь это только малая часть того пространства, на котором развивалось Русское Возрождение! Есть еще Новгород, Псков, Вятка, другие русские земли. В каждой из областей в XIII–XVII веках творили выдающиеся мастера, в каждой из областей можно найти шедевры храмостроительства, иконописи, прикладного искусства. Но — Русь, но Россия! Огромная страна, не имеющая ко всему прочему тех экономических преимуществ, которые имели в обозначенные века обитатели Апеннинского полуострова, представляющего собой этакий громадный морской порт, пирс, к которому со всего Средиземноморья шли корабли с товарами из самых разных стран Европы, Азии, Африки. Апологеты марксистского учения говорят о каких-то ранних капиталистах, нередко забывая при этом, что экономическое могущество итальянских многочисленных государств во многом зависело именно от международной торговли. Но, на мой взгляд, об этом забывать серьезным людям не стоит. Другое дело, как распорядились жители Апеннинского полуострова торговыми дивидендами. Тут любому думающему человеку следует признать, что распорядились они своим богатством прекрасно, одарив род человеческий всем тем, что сконцентрировано в красивом слове «Ренессанс». И при этом нужно сказать Италии спасибо!

Чего греха таить, не каждому богатенькому человеку, народу удавалось пустить деньги в такое красивое дело, нужное всем землянам. Чаще бывало наоборот: получил бешеные денежки и в кабак, и на балы, и в игорные дома. И нет ни денежек, ни богатенького еще вчера человека, народа.

У русского человека в XIII–XV веках и денег лишних не было, и Орда мешала мыслить свободно, творчески, и территория была огромной — попробуй-ка, освой её, да получи с нее прибыль! И торговать-то ему по-крупному было не с кем. О раннекапиталистических отношениях я вообще не говорю, не до них было русскому человеку, даннику Орды. Какой уж тут Ренессанс. «Не до жиру, быть бы живу», — так мог думать несильный народ, оказавшись в подобной ситуации. Русский народ думал иначе. И жил он иначе. Жил он, мечтая.

Я не могу обойтись без громких слов и считаю, что в писательской работе иной раз они просто нужны. Я говорю так: «Там, в 1292 году, когда началось Русское Возрождение строительством церкви Николы на Липне близ Новгорода, там родилась та сила народного духа, которая через 669 лет запустила в космос Юрия Гагарина». Я так считаю. И никто меня не сможет переубедить.

В коротком очерке я попытаюсь обосновать своё мнение о том, что Русское Возрождение как явление земношарного масштаба имело место в мировой истории.

Русское Возрождение началось одновременно с возвышением Москвы над Русью, над русскими княжествами. Поэтому на примере развития будущей столицы евразийской державы можно проиллюстрировать и общерусское явление — возрождение русского духа, воли, желания русских людей жить полнокровной жизнью сильного народа.

В конце XIII века Даниил Александрович, князь Московский построил, как считают некоторые исследователи, в Москве церковь Спаса-на-Бору, а также основал Данилов и Богоявленский (в 1296 году) монастыри.

Юрий Данилович расширил Московское княжество, взял Можайский удел. Вся Москва-река стала принадлежать Московскому княжеству.

Уже в 1308 году Москва представляет собой мощную крепость.

Во время правления Ивана Калиты началось переустройство Москвы как великокняжеского города. По совету митрополита Петра князь расширил и укрепил на Боровицком холме Кремль. В летописи под 1331 годом говорится о пожаре 3 марта: «бысть пожар — погоре город Кремник на Москве». После второго, зафиксированного летописными источниками пожара, 3 июня 1337 года началось строительство нового города, были сооружены стены Кремля из дуба.

В августе 1325 года митрополит всея Руси Петр и Московский князь Иван Данилович заложили в Москве первую каменную церковь Успения Богородицы (Успенский собор). Храм должен был стать главной святыней города. На него переносилось благословение церкви Успения Богородицы, возведенной во Владимире Андреем Боголюбским. Первую в Москве каменную церковь освятили 15 августа 1327 года, на Успеньев день. В течение последующих шести лет было построено еще несколько каменных храмов.

В 1329 году, по некоторым данным в 1333 году, Иван Данилович повелел построить в честь своего ангела и ангела сына своего каменную церковь Иоанна Лествичника (на месте этой церкви в настоящее время стоит колокольня Ивана Великого). Этот храм возводили всего три месяца. В том же году построили церковь в честь Поклонения веригам Петра (она являлась приделом Успенского собора).

В 1330 году на Боровицком холме, на территории княжеского двора, была возведена каменная церковь Спаса Преображения, богато украшенная иконами, сосудами, узорочьями. Здесь со временем собралось много книг, сюда из Данилова монастыря перевели по приказу Ивана Калиты иноков и архимандрита. В Спасо-Преображенском монастыре хоронили московских княгинь.

В 1333 году на краю Боровицкого холма на месте деревянной возвели каменную церковь Михаила Архангела, служившую усыпальницей для великого князя и его потомков.

В 1337 году в местечке, впоследствии названном Малой Лубянкой, построили церковь Иоанна Предтечи. (Некоторые ученые не согласны с тем, что данный храм был построен в годы правления Калиты).

Строительство каменных церквей в последние годы жизни Ивана Даниловича было прекращено, что вполне объяснимо многими причинами, в том числе и московскими пожарами, которые отнимали много сил и средств у москвичей, и крупными работами по обустройству города. Об этом пишут поздние летописцы: «Постави князь Иван Данилович Калита град древлян Москву, тако же и посады в нем украсив и слободы, и всем утверди».

В начале 40-х годов в Москве возрождается каменное строительство. В 1344 году в Москве, а не во Владимире, Ростове или Суздале возобновляется искусство монументальной росписи церквей в Северо-Восточной Руси. Приглашенные митрополитом Феогностом греки расписали за одно лето Успенский собор в Кремле. Собор Архангела Михаила украшали писцы великого князя, руководили работами Захарий, Иосиф, Николай. На деньги первой жены Семена Гордого литовской княжны Айгусты (Анастасии) в 1345 году мастером Гойтаном была расписана церковь Спаса-на-Бору. Затем мастера украсили фресками церковь Иоанна Лествичника.

В Москве при Семене Гордом стало развиваться ювелирное искусство, иконное дело, гончарное, другие виды искусств и ремесел.

В 1345 году мастер Борис отлил три больших и два маленьких колокола, опережая в этом деле другие города. Согласно летописным сведениям, за несколько лет до этого Новгородский епископ Василий приглашал к себе из стольного града мастера Бориса с его людьми для отливки колокола на Софийский собор. Во времена правления Семена Гордого появилась бумага тряпичная, заменившая пергамент. В те же годы монах Сергий основал под Москвой знаменитую Троицкую лавру…

Во время великого княжения Дмитрия Донского в Москве были основаны монастыри Вознесенский, Рождественский, Симонов и церковь Рождества Богородицы, что на Сенях во дворце.

Симонов монастырь основал Феодор, племянник преподобного Сергия Радонежского. Старый Симонов монастырь имел храм Рождества Богородицы, близ Медвежьего, или Лосиного, озерка (впоследствии Лизин пруд); а когда боярин Симонов из рода Головиных пожертвовал землю для монастыря, то он был перенесен на новое место, где построили храм Успения.

Возвратившись после Куликовской битвы в Москву, Дмитрий Донской основал в 1380 году Высоко-Петровский монастырь при существовавшей ещё со времён Ивана Калиты церкви Боголюбской Богоматери в селе Высоцком.

Существует мнение о том, что этот великий князь основал монастырь Николы Старого, по имени которого получили название Никольские ворота Кремля и улица Никольская.

В 1386 году мать князя Владимира Андреевича Серпуховского, княгиня Мария Кейстутьевна, основала на холме у реки Неглинной Рождественский монастырь, в котором ее и погребли.

Великая княгиня Евдокия в 1380 году основала в Кремле церковь Рождества Богородицы в память победы русского воинства на поле Куликовом. Она же, будучи инокиней Евфросиньей, основала в 1407 году Вознесенский монастырь на месте княжьего терема. Отсюда, стоя на крыльце, она провожала Дмитрия Ивановича на битву.

Во время правления Дмитрия Донского в Москве появились новые ремесла и производства. Освоение огнестрельного оружия привело к необходимости строительства собственного порохового завода. Качественно (в художественном и технологическом отношении) улучшилась чеканка монет.

Во время великого княжения Василия Дмитриевича Москва продолжала развиваться, хотя и не столь быстрыми темпами, о которых могли мечтать жители города до нашествия Тохтамыша.

В 1393 году великая княгиня Евдокия основала церковь Рождества Богородицы. На этом месте раньше стояла небольшая деревянная церковь Воскрешения Лазарева. Теперь она стала приделом у алтаря с южной стороны. В тот же год Василий Дмитриевич возвел в восточной стороне великокняжеского дворца церковь Благовещения.

На рубеже XIV–XV веков в Москве развивается искусство книги, увеличивается число русских иконописцев.

В городе развивалось литейное, чеканное, ювелирное дела. В Москве раньше, чем, например, в Пскове, умели лить свинцовые доски для покрытия храмов. Работали в столице прекрасные золотых дел мастера.

В конце XIV века Москва стала быстрыми темпами развивать производство огнестрельного оружия. Русский генерал В. Г. Федотов, специалист по истории артиллерии, считает датой рождения русской артиллерии 1382 год.

В Москве, на Подоле «великого посада» неподалеку от церкви Николы Мокрого, развивалось кожевенное и сапожное дело, а также косторезное дело.

Даже неполный перечень ремесел и производств, развивавшихся в Москве на рубеже XIV–XV веков, а также продолжающееся, пусть и не быстрыми темпами, строительство каменных церквей, великолепное убранство храмов, основание в столице иконописных школ говорит о том, что город представлял собой сложный административно-хозяйственный организм, постоянно расширяющийся вместе со столицей.

В 1404 году на башне великокняжеского дворца серб Лазарь из Афин поставил первые в Москве часы с боем. Они обошлись казне в 150 рублей.

В 1407 году Евдокия основала Девичий монастырь неподалеку от Фроловских ворот и заложила там церковь Вознесения. Этот храм строился под наблюдением великих княгинь Софьи Витовтовны, Марьи (вдовы Василия Темного) шестьдесят лет.

В 1404 году в Симоновом монастыре была освящена каменная церковь Успения. Строилась она 26 лет. Средств на возведение дорогостоящих каменных храмов не хватало, и все же в Вознесенском, Рождественском, Сретенском монастырях появляются новые сооружения.

В 1409 году Едигей нанес экономике Заокской земли страшный урон, каменное строительство в Москве становится редкостью вплоть до княжения Ивана III. Большое влияние оказала на замедление строительства каменных церквей «последняя распря великих князей», продолжавшая с 1433 по 1462 годы.

В 1411 году в Дорогомилове на своем дворе Ростовский епископ Григорий возвёл каменную церковь Благовещения.

В Москве за годы правления Василия II Васильевича Темного было построено немного каменных храмов, о чем говорил ещё И. Е. Забелин. В своей книге «История города Москвы» он перечислил следующие постройки:

«В 1450 году Владимир Ховрин заложил на своем дворе церковь каменную Воздвижения, на месте первой церкви, каменной же, что распалась в пожаре 1445 года.

В тот же год митрополит Иона заложил на своем дворе палату каменную, а в ней потом, как упомянуто, устроил домовую церковь Положения Ризы Пресв. Богородицы.

В 1458 году построена в Кремле на Симоновском подворье церковь Введения с палатою.

В 1459 году пристроен небольшой придел у южных врат Успенского собора во имя Похвалы Богородицы.

В 1460 году построена на Троицком подворье в Кремле церковь Богоявления.

В 1461 году построена в Кремле же у Боровицких ворот церковь Рождества Иоанна Предтечи.

В 1462 году была поновлена стена городная от Свибловы стрельницы до Боровицких ворот каменем, предстательством Василия Дмитриевича Ермолина…

В духовной великого князя Василия Темного 1462 года упомянута каменная церковь Егорья на Посаде (Георгиевский монастырь). По случаю пожара в 1472 году упомянута церковь Богоявленное, чудное, как его именовали (Богоявленский монастырь)».

В 1462 году, а по некоторым данным в конце XIV века неподалеку от Кремля, в местечке, чуть позже названном Псковской Горкой, на улице Варварке, стояла церковь Покрова Божьей Матери, которую (церковь) часто называли по приделу церковью Георгия Великомученика (страстотерпца).

«Известна каменной с 1462 года» другая церковь Георгия Великомученика на Большой Дмитровке.

С 1460-х годов известна церковь Георгия Великомученика, что в Старых Лучниках.

Строились в Москве и другие каменные и деревянные храмы, здания.

Осенью 1471 года митрополит Филипп повелел готовить камень на строительство в Кремле нового Успенского собора взамен обветшавшего, возведённого во времена Ивана Калиты. Пока готовился материал, мастера-каменосечцы Ивашка Кривцов и Мышкин ездили во Владимир обмерять храм, возведённый Андреем Боголюбским и Всеволодом. В апреле 1472 года они сделали разметку нового храма, который по задумке Филиппа должен был иметь формы Владимирского, но превосходить его в длину, ширину и высоту на полторы сажени, то есть на три с половиной метра. Серьезная задача стояла перед строителями. Выкопали они рвы, «набили в их подошву сваи и потом положили основание зданию кладкой». Вроде бы все грамотно сделали Ивашка Кривцов и Мышкин, но одна незадача случилась с русскими строителями: забыли они секрет раствора извести, которым скреплялись камни. Во времена Андрея Боголюбского раствор получался густой, застывая, он становился крепче камня.

Но разве можно было строителям, каменщикам (!) забыть одну из главных составляющих каменного строительства — секрет раствора?! Что же это за строители?

Русские строители! Очень способные, талантливые. Они за трое суток, не на спор, а просто так, по привычке, рубили резные терема неописуемой красоты, они тепло дерева, его возможности, его душевную ценность знали лучше всех в мире. Разве что японские да китайские мастера могли на равных с ними соперничать в искусстве деревянного зодчества. Но давно уже пришло на Русь время камня, кирпича, материала более долгопрочного, хотя и трудоемкого. Время! С XI века стоят на Руси каменные храмы.

До 1238 года русские люди освоили секреты каменного храмостроения, возвели шедевры мирового искусства. В 1471 году митрополит Филипп не мог найти на Руси людей, сохранивших секрет раствора извести! Жидкую какую-то известь делали Ивашка Кривцов да Мышкин. Но хоть жидкий, а все же раствор! Надо работать. Отказываться нельзя.

К 1474 году «к весне… церковь виделась „чудна вельми и превысока зело“, уже была доведена до сводов, которые осталось только замкнуть, чтобы на них соорудить верх большой, — среднюю главу». Ну, уж с этой задачей справились бы русские мастера, если бы их раствор не подвел. 20 мая на закате рухнула северная сторона храма и половина западной стороны.

В чём же дело? Кто виноват в катастрофе?

Кто-то из летописцев сваливает все на землетрясение, которое якобы случилось в тот час. Кто-то упрекает мастеров за то, что они клали стены по старинке (возводился каркас из внутренних и внешних стенок, а между ними укладывались камни, заливаемые раствором). Некоторые обвиняют высокую лестницу, пристроенную к северной несчастной стороне.

А мастера из Пскова похвалили коллег (стены, мол, красивые, гладкие), да поругали раствор извести. Но когда им предложили возвести знаменитый храм, они отказались, довольствуясь другими заказами — церквями поменьше. Почему? Плохой раствор извести не позволял им соорудить громадный храм? А может быть, что-то еще, более существенное? В Пскове и Новгороде и не без помощи немцев возводили они церкви, красивые, надежные. Но Успенский собор, задуманный митрополитом, был при внешней простоте сооружением чрезвычайно сложным! Тут одними золотыми руками, волей, желанием ничего не сделаешь.

Тут нужен был опыт! Многовековой.

В конце июля 1474 года Иван III отправил в Венецию Семена Толбузина (первого посла русского в Западной Европе). Тот на следующий год вернулся на родину с Аристотелем Фиораванти (Муролем ещё звали его), знаменитым зодчим, инженером. Он, единственный из венецианских мастеров, согласился поехать в Восточную Европу учить русских строительному делу и другим премудростям.

Муроль-Аристотель осмотрел развалины, похвалил каменщиков за гладкость кладки, поругал известь, очень «неклеевитую», да и камень, рыхловатый для такого дела. А затем принялся крушить уцелевшие от «странного землетрясения» стены.

Поставил он около одной стены высокий из трех сосновых бревен треножник, повесил на него на канатах дубовую дубину с носом, окованным железом, привязал с другой стороны веревки прочные, и, с их помощью раскачивая дубовую толстую дубину, стали рабочие крушить стены. Эка, невидаль! За 25–30 веков до рождения Муроля такими баранами пользовались греки, римляне, китайцы и другие народы. И ордынцы, при взятии русских городов использовали бараны. Это русские люди должны были помнить. Забыли. Ходили они на стройку, как на концерт.

В начале июня Аристотель начал копать траншеи под основание храма, соорудил кирпичный заводик неподалеку от Андроникова монастыря. Русские мастера старательно запоминали секреты итальянского мастера, и дело быстро продвигалось. Он научил их работать с кирпичом, показал, как делается раствор, который, если вечером его замесишь, то утром он тверже камня станет.

Обо всех тонкостях и хитростях этого гения говорить надо в других книгах, но почему так отстали русские от европейских соседей?! Почему, хоть не погасла свеча, да нить знаний, навыков мастерства прервалась? Почему? Потому что Орда мешала русскому народу жить. Она ворвалась на Русь великим ураганом, смела все подчистую, увела в плен мастеров. Это бы ладно, подобные ураганы народы не убивают. Но затем она на двести с лишним лет нависла густым смогом над Восточной Европой, погрязшей к тому же в распре, избиваемой то и дело чумой. В такой ситуации выжить, сохранив в себе своё лучшее — национальныи дух, удавалось далеко не всем народам, оказавшимся в подобном несчастном положении. Русские люди сохранили свое русское, и об этом говорить лишний раз нелишне хотя бы потому, что нет-нет да и появляются разные теории о благотворном влиянии «ордынского присутствия» в Восточной Европе, о великой пользе этой самой дани, которая — не нашествие Батыя, а именно дань! — чуть было не превратила русский народ в стадо покорных овец. Ордынская дань могла лишить людей (от черни до великих князей) того жизненного стимула, который так нужен любому из рода человеческого. Она мешала мыслить творчески, всеохватно. Она не позволяла думать о будущем, творить это будущее. Она пыталась даже мечту жить по-человечески, то есть творчески, искоренить из русского народа. Но именно это, последнее, сделать ей не удалось.

Гнусное состояние — данная зависимость — отбросило русский народ в начало XI века, когда он, увидев красоту православных храмов, очарованный ею, стал строить в городах и селениях неземную красоту. Спустя четыре с половиной века он все начинал сначала, с барана, разбивающего стены его, народа, ошибок. Это тяжелый труд — начинать сначала. Это невозможно было сделать, если бы угасла мечта, если бы не было церкви на Липне, каменных храмов, пусть не сложных с точки зрения архитектуры, которые упрямо возводились в Восточной Европе и в начале XIV века, и в XV веке.

Иван III Васильевич и митрополит Филипп, как когда-то Калита и Петр, Дмитрий Иванович, Владимир Андреевич и митрополит Алексий, очень вовремя поняли, что «волну уныния и страха» можно сбить радостью творчества, созидательным трудом. Они прекрасно распорядились имеющимися у них средствами, не жалели денег на зарубежных мастеров. Вместе с Успенским величественным собором росла радость и гордость людей, которые готовились к важнейшему событию — к освобождению от ордынской зависимости.

Впрочем, великий князь деньги в Орду давно не возил и не собирался делать это.

Возведенный Аристотелем Фиорованти Успенский собор возвышался над старыми и новыми строениями Кремля, Москвы, и любому человеку, мало-мальски чувствующему красоту рукотворную и земную, бросалась в глаза дисгармония неудачного сочленения величественного здания храма и низких, ветхих построек, окружавших его. Все понимали, что Успенский собор — это лишь начало новой архитектуры, нового устройства города, новой государственной идеи, идеологии, в том числе и строительной идеологии. Иван III замыслил крупные работы на Боровицком холме и в других районах города. Но не хватало на Руси, истрёпанной ордынским «присутствием», внутренней распрей и волнами чумы, своих мастеров. Аристотеля же Иван III перебросил на важнейшее для того времени дело: пушечное и колокольное литье. Ему нужны были пушки — для побед, колокола — для озвучивания радостей жизни. Великий князь посылал людей в Италию и к немцам с приказом привозить оттуда мастеров. Но время шло быстро, а чужеземные зодчие, инженеры, художники думали долго. Пришлось задействовать псковских строителей. 6 мая 1484 года они по заказу Ивана III начали возводить в Кремле на месте старого дворцовый храм Благовещения. Он строился пять лет. В тот же год мастера из Пскова стали строить для митрополита церковь Ризоположения. 31 августа 1486 года её освятили.

В 1485 году итальянские зодчие начали возведение кремлёвских стен и башен. Строительство этого сложного архитектурного и фортификационного сооружения осуществляли подъезжавшие в разное время в Москву Марко Руффо (Марк Фрязин), Антонио Джиларди (Антон Фрязин), Пьетро Антонио Салари (Петр Фрязин) и Алоизо ди Каркано (Алевиз). Десять лет понадобилось мастерам, чтобы в целом закончить работу. Кремлевские стены и башни явились великолепной огранкой еще полностью не сформировавшегося комплекса на Боровицком холме и господствующим ядром новой Москвы, столицы крупной державы. Окончательное архитектурное оформление Кремлевских стен и башен Кремлевской крепости завершилось в 1508 году сооружением глубокого рва, выложенного белым камнем и кирпичом «со стороны торга и Красной площади», а со стороны Неглинной — устройством прудов, «из которых по рву Неглинная была соединена с Москвою-рекою, так что крепость со всех сторон окружилась водою и Кремль стал островом».

В 1485 году каменные хоромы стали строить большие бояре.

Итальянские мастера параллельно со строительством Кремлевской крепости возводили на территории Кремля Набережную палату, Грановитую палату…

В 1492 году Иван III наконец-то решил строить каменное здание для жилья, переехал на время с семьей во двор Ивана Юрьевича Патрикеева, затем, когда началась разборка деревянных хором, построил себе временное жильё за восточной стороной Архангельского собора. Два пожара 1493 года в Кремле на шесть лет приостановили работы, и закладка каменного дворца произошла лишь в 1499 году. Возведением так называемого Теремного дворца руководил Алевиз Фрязин. Он закончил работу уже после смерти Ивана III, в 1508 году.

В середине лета 1506 года Василий III заложил в Кремле кирпичную церковь Николая Чудотворца на месте деревянной церкви Николы Льняного. Через девять недель, 1 октября, храм был освящен. Его назвали Николой Гостунским по чудотворной иконе, которую поставил в церкви великий князь.

Василий III в 1514 году приказал Алевизу Фрязину построить каменные и кирпичные церкви на Посаде.

В 1508 году великий князь переселился в кирпичный дворец и повелел расписать дворцовую церковь Благовещения мастеру Феодосию Денисьеву с братией. После этого Василий приказал «украсить стенописью» Успенский собор. Работа была закончена 27 августа 1515 года. Церковь Благовещения расписал русский мастер Федор Едикеев.

В столицу русской державы продолжали прибывать выписываемые из Италии мастера: архитекторы и пушечные литейщики, техники по металлическому производству (литья колоколов, украшения икон окладами, изготовления церковной и домашней утвари), серебряных и золотых дел мастера.

Большое внимание Василий уделял развитию искусства литья колоколов. В 1503 году Петр Фрязин отлил колокол, на который, не считая олова, пошло только меди 350 пудов. В 1532 году Николай Фрязин отлил колокол уже в 500 пудов. На следующий год отличился Николай Немчин: его колокол весил 1000 пудов.

Понимая, что пришла пора переустройства многих русских городов, Василий III организовал и в значительной степени финансировал строительство каменных стен в Нижнем Новгороде, Туле, Коломне и Зарайске.

В 1543 году Петр Фрязин (Малый) возвел церковь в Кремле при колокольне Ивана Великого (Святого), заложенной ещё в 1532 году, но окончательно построенной в 1600 году: храм Воскресения, который достраивали уже русские зодчие, в 1552 году приделав к храму лестницы. К этому времени отечественные строители, переняв секреты мастерства у зарубежных архитекторов и инженеров, «выработали свой самобытный, своеобразный русский стиль церковных построек, превращая старозаветные типы и образы своих деревянных строений в кирпичные сооружения с прибавкою к ним фряжских образцов, что касалось мелких деталей по преимуществу в так называемых обломах по отделке и украшению поясов, карнизов и всяких подзоров».

В 1561 году Иван IV Васильевич возвел для сыновей во дворце особые хоромы с храмом Сретения Господня.

В 1563–1564 годах над папертями Благовещенского собора были надстроены четыре придела.

В 1565 году неподалеку от колокольни Ивана Великого построена Посольская палата.

Во времена Ивана Грозного было основано много городов в разных районах и областях.

В 1550 году Иван IV организовал поход на Казань. Взять мощную крепость по неопытности не смог, снял осаду, вернулся в Москву.

В 1552 году царь вновь отправился на Казань. Военные действия продолжались с 13 августа по 2 октября, когда Казань в результате прекрасно подготовленного штурма пала. За это время произошло много боев и крупных сражений.

Каждая победа русских под Казанью отмечалась в Москве возведением рядом с церковью Троицы-на-Рву деревянной церкви, посвященной тому святому, день которого совпадал с днем сражения. То были первые крупные победы страны Московии после Куликовской битвы и «безбитвенной» победы во время «стояния на Угре». Строители понимали величайшую значимость событий, качественно преображавших русское государство. Победы расковывали творческую мысль зодчих и строителей. Они рубили небольшие храмы с невиданным воодушевлением, что отражалось на внешнем облике церквей. Семь крупных побед одержали воины Ивана Васильевича под Казанью. Семь церквей возвели мастера.

Царь подивился смелой красоте сооружений и комплекса церквей в целом и приказал Барме и Постнику Яковлеву (некоторые ученые считают, что это одно лицо — Иван Яковлевич Барма) построить вместо деревянных точно такие каменные храмы. Мастера соорудили одно общее для всего комплекса основание и возвели вокруг центрального храма на месте деревянных каменные церкви и еще одну — восьмую — тоже каменную церковь. Получился храм «оригинальнейший во всем свете по своей архитектуре». Действительно — уникальное творение разума, рук человеческих. Построить такое чудо на склоне холма, на «горке», могли исключительно смелые люди. Сотворить такие неожиданные формы могли только гении и только в момент исключительного вдохновения. Любой читатель может убедиться в этом, пройдя неспешно вокруг храма Василия Блаженного и осматривая его «пошажно» со всех сторон. Что ни шаг, что ни ракурс, то новый сюжет, новая мысль, новая идея. И никакого давления, полное ощущение свободы. Свободы, которая способна творить чудеса. В общих контурах храма ни одной симметричной фигуры. Тем не менее ощущается в любом ракурсе завершённость, внутренняя сила, устойчивость, надежность и одновременно крылатость, легкость, невесомость.

Многоликость храма на едином основании — не идея ли многонациональной державы, на пути к которой был сделан первый шаг: к Московии присоединено Казанское ханство.

Движение истории земного шара удивительно логично. В истории создания Москвой евразийской державы много логичного. Храм Василия Блаженного, построенный «на горке», на склоне Боровицкого холма, в самом начале сложного движения национального русского государства к Российской империи, являет собой, помимо всего иного, еще и запечатленную в камне идею империи. Даже сам склон символизирует некую энергетическую линию, соединяющую Европу, в те времена мощную, потенциально более сильную, чем другие части света, и Сибирскую Азию, которая в предыдущие века растеряла могучий потенциал…