• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Командир-подводник однажды договорился со своей женой, что когда он будет находиться в море, в определенное время ночи каждый из них будет смотреть на одну и ту же звезду. Но она точно не знала, когда ее муж сможет поднять свою подводную лодку на перископную глубину, когда ему удастся взглянуть на небо. Каждую ночь в обусловленный час она смотрела на их звезду, прекрасно понимая, что в это время он, по всей видимости, бесшумно продвигается в глубинах океана. Ею двигала надежда, что, по крайней мере, хотя бы однажды их взгляды сойдутся на их звезде. Это продолжалось каждую ночь до тех пор, пока муж не вернулся домой.

Этим двоим повезло. Нервное напряжение, вызванное длинными месяцами в море, и плотная завеса секретности приводили к тому, что многие пары распадались. Ни один анализ итогов подводной войны не может обойтись без учета человеческого фактора. Подводники отдавали месяцы, годы, а то и десятилетия тому, чтобы построить наилучшую систему обороны против ядерной угрозы с моря.

Подводники изо всех сил старались отслеживать передвижения советских ракетных подлодок. Только с помощью подлодки можно идти за советским подводным крейсером, следить за работой его экипажа и стараться выяснить, куда он направится в случае получения приказа на проведение залпов. Постепенно, по крупицам, накапливался опыт. Но как только появлялся новый тип советских подлодок или изменялась тактика слежения за ними, почти все приходилось начинать заново.

Подводники, помимо прочего, заглядывали в умы советского военного руководства. Опытный командир американской подлодки мог мысленно представить себя на месте командира советской лодки и понять его психологию.

Особый флот подлодок, оборудованных устройствами для прослушивания телефонных кабелей, позволял узнавать, как советские морские военачальники описывали свои неудачи, подвергали критике отдельные операции и реагировали на угрозу американского ядерного удара. Это была редкая и очень важная возможность понять своего противника именно в тот момент, когда обе сверхдержавы могли начать войну одним нажатием кнопки.

Агенты, спутники, самолеты-шпионы вкупе с подводными силами – все работали на сбор информации о советской военной технике: что именно строится и каковы тактико-технические параметры новинок. Однако понять психологию русских было гораздо труднее. В конце концов, даже прослушивание телефонных разговоров не могло полностью раскрыть мысли советского руководства или отразить масштабы политического и экономического кризиса, разгорающегося в этой всегда загадочной для западного человека стране. Но записи перехвата представляли собой наилучший из имеющихся разведывательных инструментов, даже несмотря на то, что собранная и доставленная на базу информация зачастую была месячной давности.

Люди, «обслуживавшие» эти кабели под водами Баренцева и Охотского морей, знали, что они серьезно рискуют. Система самоуничтожения лодки постоянно напоминала им об этом. Даже конкуренты военно-морской разведки – высшие офицеры ЦРУ – признавали, что прослушивание телефонных кабелей было самой опасной из всех долгосрочных разведопераций эпохи «холодной войны». Эксклюзивность и окружавшая их аура опасности вызывали особое уважение.

В то время когда спутники заменили собой большинство самолетов-шпионов и сделали процесс сбора разведданных более безопасным и деликатным, подводные лодки продолжали напрямую противостоять Советскому Союзу. И это выделяло подлодки в отдельную категорию как среди средств сбора разведывательной информации, так и среди всех вооруженных сил. Подводники прекрасно знали, что они являются частью особенного рода войск, который не просто действует против условного противника в каких-то военных играх, а реально сталкивается с врагом практически ежедневно.

Всегда присутствовал огромный риск, что какой-то несчастный случай с подлодкой может дестабилизировать обстановку и разжечь настоящий военный конфликт. Время от времени публично высказывалось мнение, что такое может произойти всякий раз, когда подлодку засекали в советских территориальных водах, и что за любым подводным столкновением обязательно последует акт возмездия. Вне всякого сомнения, командиры некоторых подлодок, в погоне за высокой оценкой, брали на себя слишком много. Однако когда ВМС США и разведуправления взвешивали возможность жесткого противодействия со стороны СССР, то исходили из следующего: русские ведь тоже засылают к нам своих шпионов. Адмирал Джеймс Д. Уоткинс, бывший глава военно-морских операций и министр энергетики, однажды заметил: «Шпионов время от времени обнаруживают. Ну и что? В этом нет ничего удивительного – в эту игру вовлечены все». Он продолжил: «До тех пор, пока мы, проводя разведоперации, явно не нарушаем принятых нами соглашений или международных договоров, которые мы подписали, игра будет считаться справедливой. За это нам не надо извиняться. Мы должны делать это – ведь это наша работа».

Однако следует признать, что в словах адмирала «явно не нарушаем» и «подписанных нами договоров» присутствует двойной стандарт.

Когда оглядываешься назад, становится ясно, что даже самые жесткие подводные контакты ни разу не разожгли серьезного кризиса и что Советский Союз в своей игре пользуется теми же правилами. В то время когда Соединенные Штаты проникали в советские секреты, подключаясь к телефонным кабелям, Советский Союз также занимался сбором разведывательной информации. Он завербовал Джона Уолкера и создал шпионскую сеть, занимавшуюся кражей кодов, позволивших СССР заглядывать в самое сердце американских ВМС.

Попытки Советского Союза совладать с милитаристской машиной США, в особенности – создать флот ракетных подлодок, способных ускользнуть от американских многоцелевых лодок во время первых залпов предполагаемой ядерной войны, нанесли серьезный урон бюджету страны. Однако гонка вооружений стоила очень дорого и США, поскольку сотни миллионов долларов были затрачены на строительство и оснащение порядка двух сотен ядерных подводных лодок и на расширение сети подводных гидрофонов (SOSUS). Тем не менее собранная разведывательная информация позволила сэкономить большие суммы, определив точнее, что именно необходимо для американской оборонной системы. А теперь, когда «русский медведь» оказался выпотрошенным, когда «холодная война» закончилась, оказалось, что планы американских ВМС по строительству новых подлодок нарушились, и бюджет подводных сил был сильно урезан.

Но моряки будут продолжать выходить в море, будут шпионить за своим мнимым противником, хотя такого противника можно найти разве что в горячих точках стран третьего мира. На сегодняшний день ни одна страна не представляет для США такой опасности на море, какую представлял в свое время Советский Союз. Когда конгресс США подходит к вопросу сокращения бюджета спецслужб, лишь слегка уменьшенного по сравнению с уровнем времен «холодной войны», становится ясно, что подводные силы ожидает дальнейшее сокращение.

Тем временем и Россия и США столкнулись с новыми затратами – на списание части ядерных подлодок и поиск способов утилизации реакторов, приводивших их в движение. У России есть еще большее ярмо – практически невыполнимая задача очистки Баренцева моря от отживших свой век реакторов, корпусов и радиоактивных деталей со старых подлодок, затопленных в водах, омывающих северный остров Новая Земля.

Есть кое-что еще, что объединяет Россию и США. Режим секретности подводных операций, поддерживавшийся обеими сторонами на протяжении всей «холодной войны», оставил незаживающие раны, особенно у тех семей, которые потеряли своих людей в ходе этих операций. Так, например, военно-морские силы не смогли ответить на вопрос о судьбе своих подлодок, потерянных в 1968 году, – ни американские о подлодке «Скорпион», ни русские – о подлодке типа «Гольф». (Советское обозначение К-129.)

Советские официальные лица были настолько настойчивы в своем желании похоронить секрет лодки «Гольф», что просто посчитали ее экипаж пропавшим без вести и отказывались отметить его заслуги и хотя бы назначить пенсию семьям «погибших при исполнении боевого задания». Вдовы получили лишь по 1500 рублей единовременного пособия и по 58 рублей на каждого ребенка или недееспособного члена семьи погибшего.

Ирина Журавина, потерявшая своего мужа на лодке «Гольф», отказывалась принимать эти деньги, поскольку была не согласна с условиями, которые ей предлагало советское правительство.

К моменту исчезновения лодки «Гольф» Ирина работала на таможне в аэропорту. Ее работа заключалась в досмотре иностранной прессы с целью цензуры и конфискации. Невольно она начала читать запрещенные издания, рискуя тем самым угодить в тюрьму. Из года в год она продолжала читать западные газеты, надеясь однажды узнать о судьбе лодки и о том, как погиб ее муж.

За семь лет до того, как «Халибат» обнаружила утонувшую советскую подлодку «Гольф», Журавина наткнулась в одном западном журнале на отчет экипажа судна «Гломар» о попытках поднять останки «Гольф». Так она узнала, что подлодка, на которой служил ее муж, утонула и что американцы ее обнаружили, пытались поднять и вытащили на поверхность тела, по крайней мере, шести человек, шести моряков, которым грязная политика не позволила вернуться домой. Когда она обратилась к советскому правительству за подтверждением этого факта, она получила отказ.

Андрей Кобзарь, сын командира лодки, получал такие же уклончивые ответы на свои запросы о судьбе отца – Владимира Ивановича Кобзаря. В конце концов он обратился в американское посольство в Москве, надеясь хоть что-то узнать. Однако американские дипломаты, твердо придерживаясь договора с Кремлем о неразглашении, хранили обет молчания. Через два года после распада СССР Роберт М. Гейтс, готовясь к первому официальному визиту в Москву в качестве директора ЦРУ, решил сделать «широкий жест». В ЦРУ распространилась информация о том, что команда «Гломар» сняла на видео похороны шестерых членов экипажа лодки «Гольф». Гейтс добился разрешения привезти эту пленку в Москву и передать ее Борису Ельцину. Спустя две недели эти кадры были показаны по российскому государственному телевидению. Семьи погибшего экипажа лодки «Гольф» увидели, как американские матросы стоят в почетном карауле под звуки государственных гимнов обеих стран, и что американцы включили в эту траурную церемонию русскую поминальную молитву. Кобзарь, Журавина и остальные были потрясены и тронуты тем, что американцы – их давние враги – хоронили их близких с такими почестями. Но пленки было недостаточно, как недостаточно было и рассекреченных фотографий подлодки «Скорпион», чтобы утешить семьи, потерявшие своих близких.

И в России, и в США семьи погибших, да и оставшихся в живых, требовали большего. Они настаивали на снятии грифа секретности с материалов об этих лодках. Одним хотелось лишь упокоить души своих близких, другие же хотели получить ответы на вопросы, которые длительное время были под запретом. Им важно было понять: неужели действительно нужно было заплатить такую высокую цену?

Похоже, что вся гонка ядерных вооружений была чистым безумием, и подводные лодки, занимавшиеся разведоперациями, играли в ней наиважнейшую роль. Ужасно то, что эти лодки пропали лишь из-за технических неполадок и спешки. Но как только ядерные ракеты были размещены на подлодках, возникла необходимость отслеживать и контролировать их передвижения. Иначе ни одна из сторон не чувствовала себя в полной безопасности. Советский Союз считал своей задачей всячески скрывать перед США количество аварий, произошедших с его атомными подводными лодками. А Соединенные Штаты, в свою очередь, утаивали информацию о том, насколько уязвимы были их подводные силы.

Когда на кон ставится так много, режим повышенной секретности начинает оправдывать себя. Однако практика показывает, что секретность, становясь навязчивой идеей, может превратиться в самоцель, а сам процесс ее соблюдения может оказаться настолько увлекательным, что будут забыты важнейшие уроки прошлого, особенно по мере ухода в мир иной поколения, пережившего «холодную войну». Теперь, с окончанием «холодной войны» и началом нового этапа подводного шпионажа, стоило бы оглянуться назад и переоценить то, что длительное время скрывалось под грифом секретности.