• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Успехи «Халибат» убедили Крейвена в том, что лодка готова начать выполнять задачи по программе «Песчаный доллар». А в военно-морской разведке никто так страстно не желал верить ему, как капитан первого ранга Дж. Бредли. 46-летний Бредли только что возглавил военно-морской шпионаж и теперь регулярно встречался с Крейвеном в своем звуконепроницаемом кабинете, без таблички, на четвертом этаже Пентагона. Вход в кабинет закрывали три ряда дверей на замках. Охраняла вход секретарша, которая не допускала незваных посетителей. Она всегда говорила, что ничего не знает о Бредли и его сотрудниках. В его официальной биографии было обозначено просто управление военно-морских операций ВМС США и ничего более. Из официальных документов нельзя было догадаться, что он прикладывает руку к разработке разведывательных задач для каждой многоцелевой подлодки ВМС США. И ничего не говорило о том, что он был ответственным за планирование первых реальных походов «Халибат».

Бредли и Крейвен знали, что им не удастся бесконечно брать деньги из других управлений для содержания «Халибат» без высокопоставленной поддержки. Риковер уже охотился за ними, частично из-за того, что их подлодка, числившаяся как лодка «специального проекта», была одной из немногих атомных подлодок, которые он с трудом мог контролировать. Нужны были результаты, и как можно скорее, для того, чтобы их идея глубоководных поисков смогла выжить.

Как рассуждал Бредли, все советские ракеты, за запусками и падениями или авариями которых наблюдали другие подлодки, оставались пока всего лишь словами в перечне, если только «Халибат» не докажет свою способность превратить их в нечто большее. В противном случае 70 миллионов долларов и тысячи рабочих часов, потраченных на переоборудование подводного корабля, могут оказаться выброшенными в море.

Советский Союз создавал ракеты сказочными темпами после того, как был вынужден отступить во время ракетного кубинского кризиса. Испытываемые ракеты с пусковых установок в глубине Советского Союза и с подводных лодок падали в Тихий океан. Подлодки США наблюдали за пусками, пытаясь заснять на пленку эти испытания и записать отсчеты измерительных приборов, которые могли бы помочь определить телеметрию нового советского оружия. Эти подлодки рисковали, проникая повсюду, кроме районов, охраняемых советскими кораблями, осуществлявших запуски ракет и контролировавших падения запущенных с земли ракет, остатки которых – кусочки черного металла, – рассеивались по морскому дну. Кусочки черного металла, разбросанные силой приводнения, взрывами, направленными внутрь, и океанскими течениями. Больше всего Бредли был заинтересован в носовых конусах ракет, в которых размещались системы наведения и макеты боеголовок. Они могли бы предоставить хорошие возможности для расчетов размеров оружия, его двигателей и мощности ядерного боеприпаса. Но обнаружение таких кусочков – нелегкая задача.

Во время испытаний «Халибат» доказала способность находить предмет, осторожно опущенный в воду. Но как пойдут у лодки дела в условиях, когда местонахождение искомых объектов весьма приблизительное – где-то в северной части Тихого океана, обычно патрулируемой советскими кораблями? Обнаружение американской лодки в советских водах летом 1967 года могло обернуться катастрофой. Ведь именно в июне этого года США и Советский Союз, казалось, были близки к обмену ударами, когда обе стороны послали в Средиземное море армады кораблей и подводных лодок во время арабо-израильской войны.

Тем не менее Бредли жаждал чуда, и не одного. Он рассчитывал, что «Халибат» отыщет на дне морском много советских сокровищ, выведает столько разведывательных сведений, что у Пентагона не останется иного выбора, как построить флотилию подводных лодок специального проекта. Крейвен желал того же самого, и это объединяло их в единую команду.

Бредли, как и Крейвен, был из «морской» семьи. Оба испытывали благоговейный страх перед неисследованными и опасными океанскими глубинами, так же, как и чувство изумления от уже доказанных и потенциальных способностей «Халибат». Но бруклинская бравада Крейвена была прямой противоположностью среднезападному прагматизму Бредли.

Бредли поступил на службу в ВМФ вовсе не для того, чтобы продолжить многолетние семейные традиции. Накануне Второй мировой войны ему предстояло выбрать между прозябанием в грязных армейских траншеях и доблестными битвами на залитых солнцем морях, а при случае – и обществом хороших девчонок из нашумевшего фильма 1940 года «Моряки и красавицы». Бредли оказался на войне меньше чем через год после окончания военно-морской академии. Несмотря на то, что плавания на дизельных подлодках были очень интересными, он отказался от предложения Риковера перейти на службу на атомные подлодки.

Это был поступок, равносильный отказу от очень выгодного предложения надежных акций таких фирм, как «Ай Би Эм» или «Эй Ти энд Ти». Становилось очевидно, что служба на привилегированных атомных подлодках вскоре станет прямым путем для получения адмиральских звезд для большинства его одноклассников.

Мускулистый, симпатичный и упрямый, он шел в разведку окольными путями. Бредли не водил ни одну из своих дизельных подлодок в шпионские походы. Зато получил практику разведывательной деятельности на дипломатических приемах, заводя знакомства среди военно-морских атташе и дипломатов из других стран в конце 1950-х годов, когда был помощником военно-морского атташе в Бонне. Он оказался на этой работе потому, что в Джорджтаунском университете изучал немецкий язык. В Бонне Бредли изрядно обогатил свой словарный запас, приобретенный еще в 12-летнем возрасте, когда он играл в младшей лиге в футбол за церковную команду в немецком районе городка Сант Луис.

Когда была введена должность начальника отдела подводной войны в управлении военно-морской разведки в 1966 году, оказалось, что у Бредли был друг, помощник начальника управления военно-морской разведки, который и оказал ему содействие. Это был период, когда Риковер не отдавал ни одного подводника с атомных лодок на штабную службу. Эти должности отдавали подводникам с дизельных лодок. Одним из них и оказался Бредли.

Бредли был доволен такой иронией судьбы, так как теперь именно он руководил шпионскими походами атомных подлодок Риковера. И получал от этого определенное удовольствие.

Со своей стороны Риковер не мог простить Бредли его неуважительного отказа стать членом адмиральского общества. Он считал Бредли «пиратом» и очень жалел, что не имеет возможности контролировать его. Но в конце лета 1967 года Бредли был озабочен тем, чтобы доказать, что его шпионская программа может принести хорошие плоды. Его любимые дизельные подлодки занимали второстепенное положение, поскольку Атлантический флот больше не посылал их к советским берегам. У Тихоокеанского флота было меньше подлодок. Он меньше получал и атомных лодок, поэтому довольно энергично использовал дизельные лодки, посылая их как к берегам Советского Союза, так и к побережью Китая: наблюдать там за созданием атомных ракетных лодок. Тихоокеанский флот посылал дизельные подлодки даже для наблюдения за французскими испытаниями ядерного оружия в южной части Тихого океана. Перед самым прибытием Бредли в Вашингтон две американские дизельные подлодки столкнулись с сухогрузами во время разведывательного похода у берегов Вьетнама. (Так же, как и в корейской войне, во вьетнамской было мало морских сражений. Подлодки посылали на несколько разведывательных операций, кроме того, дизельные подлодки использовались для высадки диверсионных партий. В период с 1965 по 1972 гг. подлодка «Перч» и еще две – «Танни» и «Грейбэк» (бывшие лодки с ракетами «Регулус») обеспечивали секретные рейды боевых пловцов на побережье.)

Но хотя подобные случаи и укорачивали век господства дизельных лодок, командование рекомендовало командирам атомных лодок рисковать. По мере того как атомные лодки заменяли дизельные, большинство командующих по-прежнему было готово смотреть сквозь пальцы на их вторжения в советские воды и возможность обнаружения, чреватую серьезным конфликтом.

Командующие флотами и Бредли знали, что риск оправдан, если удавалось засечь советские ракетные лодки на выходе из портов. Когда они уже выходили в открытое море, было труднее проследить за ними. Даже установленная сеть подводных гидролокаторов охватывала лишь небольшую часть океанов. Эта проблема становилась все более актуальной, поскольку после нескольких лет тревожных ожиданий Вашингтона Советский Союз начал посылать ракетные лодки, в большинстве своем дизельные, типа «Гольф», на регулярное патрулирование у побережья США. Военно-воздушные силы США нуждались в срочной помощи в деле изучения возможностей советских новейших ракет наземного базирования, испытательные запуски которых проводились в сторону океанов.

Началась операция «Зимний ветер», в ходе которой Бредли было поручено выйти с экипажем подлодки на поиски носового конуса советской межконтинентальной баллистической ракеты. Он рассчитывал, что «Халибат» найдет на дне кусочки ракеты и поставит на том месте импульсный приемопередатчик, а ВМС позже изыщут способ поднять их. Эти импульсные приемопередатчики могли функционировать в течение 7-летного периода, достаточного для того, чтобы команда Крейвена построила один из своих глубоководных аппаратов и с его помощью вытащила обнаруженные предметы.

К этому времени «Халибатом» командовал капитан первого ранга Эдуард Мур, недавний выпускник школы повышения квалификации – подготовительных курсов для перспективных офицеров, где они проходили суровую подготовку к работе с ядерными реакторами. Руководимые любимцами Риковера, эти реакторные курсы состояли из упражнений по приведению человека в состояние отчаяния и безысходности, и кандидатов безжалостно заставляли штудировать учебники. Сам Риковер любил предупреждать кандидатов, что, по крайней мере, треть из них провалится на экзаменах. Он сам и подчиненные ему экзаменаторы дотошно выпытывали у кандидатов подробности из теории электропрерывателей, физики и всего остального, что содержалось в кипах толстых руководств по реакторам, пытаясь отсеять именно треть.

Теперь Мур унаследовал подлодку, а заодно и начальника – с непредсказуемым характером и тайной ненавистью. Мур, человек крепкого телосложения, похожий на борца, воспринял поставленную задачу со спокойной решимостью. Его начавшие седеть волосы поседеют еще больше за время командования лодкой, но он редко жаловался вслух и почти никогда не выражал недовольства в отношении самого Риковера, хотя периодически посылал проклятия в адрес еще более садистских мер подчиненных адмирала. Когда «Халибат» уже прошла более 400 миль на север от острова Мидуэй, только Мур и еще несколько офицеров знали, куда и зачем она идет. Даже специально отобранным и получившим специальный допуск к секретным документам обитателям «пещеры» ничего не было сказано. А их руководителю капитан-лейтенанту Дж. Куку, 36-летнему инженеру-электрику, по совместительству занимавшему должность оперативного офицера и офицера проекта, сказали, что они идут сканировать дно океана на глубине 5500 метров с целью обнаружения объекта размерами не больше, чем мусорная урна.

Все началось не плохо. Экипаж через торпедные трубы лодки выбросил в океан комплект импульсных повторителей, десяток сигнальных устройств. Каждое из этих устройств давало свой уникальный звуковой сигнал, который мог быть приведен в действие дистанционно с подлодки. По мере того как каждый импульсный повторитель достигал дна, штурманы определяли его точное местонахождение по спутниковой навигационной системе.

Когда все это происходило, Крейвена не было на борту лодки. Но там незримо витал его дух. Большинство экипажа «Халибат» верило в его легенду прикрытия о том, что импульсные повторители длиною 2,4 м были на самом деле донными минами. Они были маркированы военными кодами и доставлены на «Халибат» из военно-морских складов боепитания. Крейвен сурово предупредил членов экипажа: о том, что на борту лодки находятся мины, не должен знать никто.

Потребовалось 36 часов, чтобы установить всю сеть импульсных повторителей. После этого опустили одну из «рыб». Большинству моряков сказали, что это новый тип буксируемого гидролокатора. Остальная часть экипажа «специального проекта», сгрудившаяся на маленьком посту управления в «пещере летучих мышей», знала о «рыбе» немного больше.

Видеосигналы не проходили, поэтому делались попытки осмотреть дно с помощью гидролокаторов, работавших на «рыбе». Специалисты сидели, вглядываясь в серые тени, посылаемые на экраны, пытаясь отделить один слой теней от другого, чтобы выделить искомый объект от проплывавших стаек рыб или от камней. Были также экраны, показывавшие цифровые отсчеты расстояния механической «рыбы» от дна. Когда она проплывала над освещенным ею же путем, то делала фотоснимки, которые не мог увидеть никто до тех пор, пока «рыба» не будет поднята на борт лодки.

Положение еще больше осложнилось, когда вышел из строя компьютер «Унивак 1124». Команда «пещеры» была готова к этому. Вооружившись ручными калькуляторами, доставленными на борт инженером фирмы «Вестингауз», бригада специалистов проделала работу вместо компьютера. Еще одна проблема возникла из-за того, что при расчетах Крейвен оставил без внимания так называемый преднамеренный риск. Дело в том, что гидравлический намоточный барабан для троса был меньшего диаметра, чем обычно, чтобы поместиться в промежутке между прочным корпусом и верхней палубой, составлявшем 2,1 метра. Поэтому диаметр барабана мог быть не более 1,8 метра. В результате стальной трос с оплеткой длиною в 7 миль должен был наматываться очень туго, сжатым до предела.

Крейвен рассчитывал, что трос тем не менее должен выдержать нагрузку. Но он кое-что упустил. В целом трос, конечно, отличался прочностью, но он был сделан из отдельных отрезков из свитых пучков проволоки. Отрезки были сварены друг с другом до общей длины 7 миль. Каждая сварка была слабым местом. Именно одно из мест сварки зацепилось за что-то, и в результате часть троса без натяжения заклинила механизм подъема. «Рыба» осталась бесцельно болтаться на конце троса. Отчаянно пытаясь предотвратить потерю второй «рыбы», стоимостью 5 млн. долларов, группа моряков начала совместными усилиями поднимать две тонны алюминия. Им удалось доставить «рыбу» на борт по трубе, через которую ее опускали в глубину. Затем «Халибат» всплыла. В течение трех последующих суток экипаж вытаскивал трос и вытянул все 10 800 метров троса с барабана, уложив его в бесконечную цифру 8 в «пещере летучих мышей». И затем весь трос был перемотан в обратном порядке. Идея заключалась в том, что поврежденная секция останется не размотанной на барабане, когда «рыбу» опустят вниз. Идея сработала, но пока так и не удалось найти ни кусочка ракеты.

Когда «Халибат» в конце октября 1967 года незаметно вошла в порт, Крейвен уже ждал ее в доке. По его расчетам, «Халибат» не должна снова выходить в море с тросом, секции которого сварены. Об этом он упомянул в разговоре с помощником министра ВМС по вопросам исследований и развития. Министерство ВМС стало подыскивать производителей тросов, объясняя им, что нужен бесшовный трос, без сварки, длиною 7 миль для спецпроекта. В Пентагон поступали самые разные предложения: от создателей нефтяного бурового оборудования до производителей лифтов. Один из подрядчиков не выдержал и спросил: «Вы должны сказать мне, что же это за здание такое?»

Ни единой фирмы не нашлось, чтобы ее продукция бесшовного, бессварного троса длиной 11 380 метров соответствовала бы спецификации ВМС. Наконец, компания «US Steel» согласилась модифицировать процесс производства тросов. На это потребовалось три месяца, до января 1968 года. Когда семимильный стальной трос был готов, Бредли решил, что пришло время снова попытаться добыть фрагменты ракеты.

Выход «Халибат» в море совпал со временем, когда северокорейцы задержали и взяли на абордаж американский разведывательный корабль «Пуэбло», который шпионил на поверхности. Он находился в международных водах, перехватывая сигналы радиолокаторов, когда его атаковали корейцы. С точки зрения американцев, это была наглая выходка. Корейцы обстреляли «Пуэбло» из орудий, и экипаж корабля, имевший только легкое оружие, не рискнул открыть ответный огонь. Пытаясь воспрепятствовать экипажу уничтожить шпионское оборудование и документы, корейцы убили одного и ранили троих американцев. В результате корейцы захватили сверхсекретную шифровальную машину, и американские разведывательные службы были убеждены, что эта шифровальная машина будет передана Советскому Союзу.

Но у «Халибат» все началось хорошо. Лодка дошла до местонахождения сети импульсных повторителей без происшествий. На этот раз «рыба» поплыла без заминки. Зернистые изображения от гидролокаторов постоянно мелькали на экранах в «пещере» как смутная репродукция картины далекой планеты, находящейся на глубине более 5 километров.

Подводная лодка и ее экипаж занимались поиском почти два месяца, однако советской ракеты обнаружить не удалось. Затем кабельная система снова вышла из строя, а в электронной системе, которая осуществляла связь с «рыбой», произошло короткое замыкание. В этом не было ничего нового. Экипаж уже давно научился с помощью подручных средств производить ремонт в море. На это уходило не более часа. Проблема заключалась лишь в том, что работать надо было на поверхности. Занимались ремонтом в темноте на палубе, в 3 часа ночи.

До сих пор день для этих людей был сумеречной ночью на глубине 100 метров. Спокойно дрейфуя в подводном мире, они почти не чувствовали, как океан волнуется наверху. Но у капитана первого ранга Мура не было выбора. Экипажу придется встретиться с бурными волнами на поверхности.

Когда он отдавал приказ продуть балластные цистерны, три человека из ремонтной бригады уже надевали неуютные водонепроницаемые костюмы. Среди них был помощник старшего механика Чарли Хаммондс. Он ждал распоряжения командира. Командир наблюдал за движением волн, ожидая момента, когда на палубе не будет воды. Через некоторое время командир кивнул.

«Включи фонарь», – посоветовал старший механик Скитон Нортон, когда Хаммондс готовился выбраться через люк на палубу. Поверх водонепроницаемых костюмов ремонтная бригада имела на себе спасательные жилеты, украшенные стробоскопическим аккумуляторным фонарем в форме противогазной коробки. Эти фонари были созданы для ВВС и входили составной частью в аварийный комплект летчиков-истребителей.

«Я включу его своевременно», – ответил Хаммондс со свойственным ему упрямством. Механик был грубоватым, среднего роста, лысеющим и мускулистым. Он был нелюдимым, но его на лодке ласково называли «дядя Чарли».

«Ты включишь фонарь до того, как выйдешь из люка», – Нортон произнес это самым строгим голосом. Хаммондс знал, что приказ есть приказ, и щелкнул выключателем фонаря.

В ночной темноте и тумане маленький фонарь летчика-истребителя едва освещал лицо Хаммондса, когда он вышел на палубу и закрепил страховочный линь за поручни безопасности, растянутые по всей длине лодки. Он спустился по мокрой темной палубе, затем поднялся на носовую часть рубочных рулей и ухватился за леер. Моряк находился в самом лучшем положении, в каком мог находиться любой подводник, принимая во внимание, что он стоит ночью на верхней палубе подлодки посередине бурного океана.

Затем океан набросился, как бы пытаясь утащить всю лодку обратно в глубины, из которых она только что выплыла. Огромная волна поднялась более чем на 20 метров, накрывая ходовую рубку и заливая потоки воды в центральный пост через открытый люк, переливаясь через палубу и утаскивая за собой Хаммондса. Его потащило к носу лодки, и страховочный линь проскользнул по всей длине поручня. Линь мог бы удержать его на борту, если бы волна не была такая мощная и не утащила человека так далеко. Его понесло к люку в торпедный отсек к очередному зубцу на поручнях, предусмотренному для того, чтобы на нем закреплять гак страховочного линя. Но Хаммондса протащило мимо этого зубца, и он оказался не пристегнутым. Совершенно неожиданно его смыло за борт.

Внутри ходовой рубки та же волна захватила молодого лейтенанта, который повредил обе руки, отчаянно пытаясь удержаться. Когда ему удалось высунуть голову из воды, он увидел, что Хаммондса на палубе нет. Моряки, стоявшие на палубе, стали истошно кричать: «Человек за бортом!» Начался поиск. Он проводился в точном соответствии с профессиональной подготовкой экипажа. Но это была атомная подлодка, на которой экипаж львиную долю времени должен проводить под верхней палубой и под водой. Во времена дизельных подлодок, таких как «Таск» и «Кочино», опасность моряку оказаться за бортом была постоянной угрозой. Теперь она, на первый взгляд, миновала и почти никто из служащих на атомных подлодках не имел опыта в такого рода происшествиях. Очень редко проводили и учения на тему: «Человек за бортом!»

«Кто пропал?» «Что случилось?» «Это Чарли. Мы потеряли Чарли!» Крики продолжались, люди разбегались по своим боевым постам. Один из офицеров подскочил к перископу. Лодку «Халибат» продолжало трясти, и это затрудняло наблюдение.

«Я вижу свет вон там!» – прокричал один из офицеров. «Следи за ним», – приказал командир.

Хаммондс находился приблизительно в 70 метрах, справа по носу. «Халибат» медленно двигалась вперед, немного в сторону от него. «Полный назад! Полный назад!» – крикнул командир, будучи в полной уверенности, что если они потеряют из виду свет фонаря Хаммондса, его уже не удастся найти.

Двигатели заработали на полную мощность, лодка сильно завибрировала, затем дернулась, ее винты взметнули воду, гася инерцию переднего хода. Чей-то голос по громкой связи из машинного отделения прокричал, что двигатели перегреваются.

«Продолжайте выполнять команду!» – ответил на это командир. Он знал, что движение задним ходом на больших оборотах в течение длительного времени может привести к перегреву турбин, но был убежден, что «Халибат» выдержит. Она была сконструирована для чрезвычайных маневров. Кроме того, был только один выбор – рисковать. Нужно было во что бы то ни стало спасти Хаммондса.

К этому моменту наблюдение велось уже через два перископа – старшим помощником командира и старшиной-рулевым. Они всматривались в темноту, отчаянно пытаясь удержать в поле зрения отдаленный свет маленького фонаря Хаммондса, пока другие устанавливали более мощный прожектор.

Четыре водолаза надели водонепроницаемые костюмы и побежали в ходовую рубку. Двое вышли на палубу и спрыгнули в воду. Еще один стоял под люком ходового мостика в своем водонепроницаемом костюме, готовый прыгнуть в океан, если кто-нибудь из других водолазов попадет в беду.

Кок пробирался к «пещере летучих мышей», крича, что он собирается подтащить «рыбу». «К черту „рыбу“», – огрызнулся командир. Кок все-таки продолжал двигаться.

Командир вышел на рубочный руль с биноклем и сам стал следить за фонарем Хаммондса.

Вода заливала глаза и уши Хаммондса, и он не мог видеть, что «Халибат» надвигается на него. И тут он услышал голос вдали: «Держись, старшина, мы тебя спасем». Хаммондс расслабился. Это было самое нужное в тот момент. В водонепроницаемом костюме переохлаждение не грозило, а вот стоит человеку поддаться панике, это может кончиться плохо. Он поплыл в сторону голоса, как ему казалось, голоса командира, и даже после того, как его маленький фонарь погас, продолжал двигаться в том же направлении. Через несколько мгновений «Халибат» оказалась рядом с ним. Водолазы спрыгнули в воду и обвязали его тросом под руки. Затем моряка вытащили на борт. Он находился в ледяной воде 15 минут, и командир понимал, что только счастливый случай спас Хаммондса. Как только Чарли спустили через люк вниз, доктор Вит начал «лечить» его коньяком, самым эффективным средством на борту лодки.

Хаммондс продолжал беспрестанно повторять: «Я ничего не мог видеть. Я ничего не мог видеть». Он ужасно дрожал, доктор Вит дал ему еще коньяку. Затем Хаммондса перенесли в горячий душ, чтобы согреть, потом уложили в койку. Прошло несколько часов, пока прошел шок. За это время кто-то прикрепил плакаты у его койки и по всей лодке с надписями: «С возвращением, Чарли!» «Как прошло увольнение на берег?»

Но Хаммондс утратил чувство юмора. Его товарищи по экипажу из года в год будут на своих традиционных встречах рассказывать и пересказывать легенду о его ужасном купании, но Хаммондс никогда не показывался там, чтобы его послушали. Пока они были в море, Хаммондс удивлял всех тем, что выходил на палубу, как будто бросая вызов океану. Этого от него никто не ожидал. Как и любой другой человек, он мог бы оставаться внизу, в безопасности от крутых волн. Но пока Хаммондс был на лодке, а это продолжалось еще месяц, он отказывался поддаваться страху.

В начале апреля капитан первого ранга Мур повернул лодку домой. Он возвращался с пустыми руками. Не удалось отыскать ни одной ракеты, или хотя бы ее фрагмента. Но зато командир возвращался, не потеряв ни одного человека. Это достижение он не променял бы ни на что. Кроме того, ему вот-вот должен был представиться случай компенсировать свою неудачу и неудачу лодки.

«Халибат» вошла в Перл-Харбор 11 апреля 1968 года, в 68-ю годовщину со дня покупки ВМС первой подводной лодки. Рядовые моряки находились на балу в честь «Дня рождения подводных лодок», а офицеры собрались в королевском гавайском отеле, который местные жители называли «Розовая леди», на пляже Вайкаки. Там они выпили три или четыре ящика шампанского, которые кто-то припрятал под их столом, и ящик ликера, прихваченный из адмиральского люкса.

Пока они шумно праздновали, начала разыгрываться удивительная история. Около дюжины советских кораблей вышли в Тихий океан и медленно продвигались, прощупывая океан активными гидролокаторами. Было очевидно, что они что-то искали. Вскоре стало ясно, что они искали что-то свое. У них пропала подводная лодка.

Американская подлодка «Барб» (бортовой номер SSN-596) паслась у советского порта Владивосток, когда начались эти неистовые поиски. Командир «Барб» Бернард Каудерер раньше не видел ничего подобного. Четыре или пять советских подлодок срочно вышли в море и начали активный поиск гидролокаторами. Эти подлодки погружались, всплывали на перископную глубину и снова погружались.

Советские корабли словно забыли о бдительности, о скрытности поиска. Эфир заполнили крики: «Красная звезда», выходи на связь! «Красная звезда», отвечай! «Красная звезда», отвечай, отвечай!

На берегу американские агенты собрались вокруг мониторов электронного перехвата и прослушивали эти передачи. «Барб» вела наблюдение, сохраняя радиомолчание. С берегового командного пункта поступило краткое указание: «Оставаться на позиции». Каудерер почувствовал разочарование. У него по плану было возвращение домой, и он собирался присутствовать в синагоге на митцвахе своего единственного сына. Но теперь его сын станет мужчиной без него. Каудереру было запрещено объяснять сыну, почему он не смог прибыть домой.

По мере того как «Барб» и другие разведывательные корабли прослушивали эфир, стало очевидно, что у советских кораблей не было ни малейшего понятия, где искать свою подлодку. А в Вашингтоне Бредли полагал, что он знает, где ее искать.

Долгое время возглавляемый Бредли отдел подводной войны проводил безуспешные наблюдения за непонятными шифрами связи советских подводных лодок, которую военно-морская разведка никак не могла раскодировать. Советские подлодки имели сложные радиопередатчики, которые спрессовывали их сообщения в радиоимпульс длительностью меньше секунды. Бредли полагал, что ключ к поиску пропавшей советской субмарины может находиться в этих нерасшифрованных микроимпульсах.

Офицеры разведки рассчитали, что такого рода радиосигналы посылались с советских ракетных подлодок по приближении и убытии из районов патрулирования, находящихся вдоль побережья США, в пределах дальности стрельбы ракет. Соединенные Штаты следили за этими сигналами и записывали их на пленку, задействовав целую сеть радиоприемных станций, созданных по германской технологии. Десятки антенн были размещены на тихоокеанском побережье США и на Аляске.

Впоследствии уже не имело значения, что эти микроимпульсы не могли быть декодированы. Массу информации можно было получить даже из записанного свиста и треска. Незначительные отклонения в частоте отличали одну советскую подлодку от другой. Советские ВМС были так строго организованы, что их подлодки никуда не уклонялись от заданного маршрута. Разведка США следила за тем, как они шли по всему 4000-мильному пути от Камчатки до одного из главных квадратов патрулирования – в 750-1000 милях к северо-западу от Гавайских островов. Микроимпульс обычно посылался, когда лодка доходила до подводного маркерного радиомаяка на выходе из прибрежных вод Камчатки. Другой импульс посылался при пересечении международной линии смены дат, около 2000 миль от Советского Союза, на долготе 180?. Третий микроимпульс обозначал прибытие в квадрат патрулирования.

Это было похоже на то, если бы они говорили: «Мы уходим…» «Мы достигли долготы 180?…», «Мы находимся в квадрате…». Промежуточные доклады продолжались и по пути возвращения на Камчатку, и сотрудники Бредли полагали, что они почти слышали в сигналах просьбы подготовить свежие овощи, радостную встречу в порту и хороший стол с родными и близкими.

Теперь команда Бредли искала записи этих сигналов и почти сразу же нашла то, что искала. Подводная лодка типа «Гольф II», одна из дизельных подлодок, переоборудованных, чтобы нести на борту ракеты и выпускавшаяся до первых атомных лодок с баллистическими ракетами типа «Зулу», вышла из порта 24 февраля 1968 года. Подлодка давала радиосигналы как обычно, до тех пор, пока не достигла середины маршрута. Затем передача сигналов прекратилась. Не было сигнала, когда она достигла долготы 180?. Ничего не говорило о том, что она всплыла. Ничего не доносилось такого, что можно было бы принять за просьбу о достойной встрече, о благополучном возвращении домой.

Бредли срочно сообщил эту новость высшему командованию ВМС: Советский Союз потерял подлодку, одну из тех, которые имеют на вооружении по три баллистические ракеты. Он полагал, что лодка погибла между тем местом, откуда она послала свой последний микросигнал, и тем, где ожидался следующий сигнал, но его не оказалось. А советские корабли и близко не вели поисков от того района, который указал Бредли.

А что, если США первыми смогут найти эту лодку? Там, в одном месте, будут находиться советские ракеты, шифры и множество технологической информации, и Бредли полагал, что у него есть все средства, чтобы найти эту лодку. «Халибат» не смогла отыскать сравнительно небольшой фрагмент ракеты, но лодка-то представляет собою куда более крупную цель.

Командир «Халибата» Мур и старший группы специалистов из «пещеры летучих мышей» Кук были срочно вызваны в Вашингтон. Их ожидали контр-адмирал Ф. Бешани, заместитель начальника морских операций по вопросам подводной войны, Крейвен и Альберт Бютлер, который руководил работами на «Халибат». «Мы получили сведения, что Советский Союз, возможно, потерял подлодку в Тихом океане», – заявил Бешани, как только Мур и Кук вошли. Затем он добавил несколько подробностей и дал указание экипажу «Халибат» идти на поиски советской подводной лодки типа «Гольф».

Из своего кабинета Бешани быстро повел всех к министру ВМС Полю Нитце. На этот раз их с пристрастием расспросили о неисправностях на «Халибат», которые не позволили в предыдущем походе найти фрагменты советской ракеты. Крейвен, затаив дыхание, слушал, как красноречиво Кук заговаривал зубы министру, и даже подумал, что он сам не смог бы рассказать лучше. Кук заверил министра, что экипаж «Халибат» найдет эту лодку, если ему предоставят возможность сделать это. Правда, не было особой необходимости усиленно рекламировать «Халибат», так как у ВМС все равно не было другого корабля, который мог бы предпринять подобную попытку поисков, пока советские корабли еще не подошли к району предполагаемой катастрофы. Оптимизм Кука передался министру ВМС, и тот сразу же поехал в Белый дом, чтобы получить разрешение на проведение операции.

Крейвену, Муру и Куку оставалось только молиться, чтобы получить окончательное «добро». Через несколько часов министр ВМС позвонил Бешани. Тот вызвал Мура, Кука и Крейвена в свой кабинет и объявил: «Вам поставлена новая задача». (Когда Крейвен и его команда начали подыскивать фотоматериалы о советских подлодках и возможности изучить советскую технологию по подводным снимкам крупным планом и по другим фотографиям, имевшимся у подводных сил адмирала Риковера, то убедились, что американской национальной безопасности был нанесен ущерб. С точки зрения секретного делопроизводства эти снимки казались совершенно безобидными. Группа подводников с подлодки «Барб», которая перехватывала сообщения о поисках советской подлодки типа «Гольф», создала книгу в память о многих месяцах, проведенных в море в предыдущем походе в 1967 году. На некоторых фотоснимках несколько моряков с «Барб» сфотографировались на фоне двигателей и некоторых частей ядерного реактора. Когда Риковер услышал об этом, он взъярился и настоял на том, чтобы все фотографии его реакторов и любых их частей оставались под высшим грифом секретности. Когда Риковер уже успокоился, взволновалась остальная часть руководства ВМС. Адмиралы начали отчаянно пытаться вернуть сто двенадцать уже разосланных книг. Телефонные звонки, меморандумы пошли по всему тихоокеанскому флоту от командира «Барб» до командующего подводными силами на Тихом океане, от офицеров-подводников в Вашингтоне и снова к Риковеру. Была задействована криминалистическая лаборатория, ее попросили определить, нельзя ли вымарать фотографии таким образом, чтобы скрыть недозволенные детали реактора. ФБР пришло к выводу, что с помощью определенных химических процессов можно смыть вымарки, и эти детали снова проявятся. Почти через девять месяцев после начала этой паники командование ВМС установило, что секретный фон на фотографиях можно механически убрать и после этого книги можно возвратить экипажу подлодки «Барб».)

Крейвену предстояло собрать данные, которые могли бы уточнить местонахождение советской подлодки. Он был убежден, что обязательно должны быть и другие акустические свидетельства тонущей подлодки. Связался с Дж. Келли, руководителем сети подводных шумопеленгаторов, которые ВМС устанавливали по всем океанам.

Подчиненные Келли прослушали множество записей подводных шумопеленгаторов в поисках свидетельств трагедии: мощный грохот направленного внутрь взрыва с последующими менее мощными взрывами вкупе указывают на то, что подлодка падает на дно океана. Но в процессе поисков люди Келли не нашли каких-либо серьезных отклонений, указывавших на мощный взрыв, направленный внутрь. Однако был небольшой всплеск на их бумажных лентах, небольшой подъем, указывающий на один громкий хлопок. Это произошло именно в том районе, где, по мнению Бредли, советская лодка пошла на дно.

А что, если, рассуждал Крейвен, подлодка заполнилась водой до того, как она достигла запредельной глубины? Она в этом случае продолжала бы тонуть без резкого, оглушающего, ослепляющего и разрушающего треска стали. Ее смерть должна быть более спокойной. Крейвену нужно было узнать, какие звуки издает тонущая подлодка с открытыми люками, когда океанская вода заполняет ее и выравнивает внешнее и внутреннее давление еще до того момента, когда она достигнет запредельной глубины. Был лишь один способ узнать это.

Крейвен и Бредли уговорили командование ВМС утопить подводную лодку, смерть которой можно было бы зафиксировать. Им дали старую дизельную подлодку, которая счастливо избежала поражения бесчисленными японскими торпедами во время Второй мировой войны. Теперь она погибнет бесславно.

И до этого подлодки времен Второй мировой войны топились в качестве мишени в ходе практических торпедных стрельб. Но те лодки были в движении, с работающими двигателями и заклиненными рулями. Было что-то благородное в такой смерти – быть утопленной единственным выстрелом, умереть как доблестный старый боевой конь.

Но эта старая подлодка была отдана воде для того, чтобы инженеры с помощью сети подводных гидрофонов записали звуки ее погружения. Она умирала тихо, как и ожидали Крейвен и Бредли. Теперь они рассуждали так: если подлодка со всеми открытыми люками и открытыми водонепроницаемыми переборками пошла на дно беззвучно, то другая подлодка могла тонуть и с небольшим хлопком, потому что одна из водонепроницаемых переборок могла быть задраена. Итак, собрав данные от подводных гидрофонов, которые зафиксировали в свое время хлопок, Келли и Крейвен путем триангуляции пришли к выводу, что наиболее вероятная точка гибели советской подлодки имеет координаты 40? северной широты и 180? долготы. Это как раз в 1700 милях к северо-западу от Гавайских островов, где глубина океана более трех миль.

Бешани все еще не был убежден до конца. Он полагал, что обязательно должен был произойти взрыв, направленный внутрь. Его сомнения подтверждались и тем, что в указанном районе или поблизости от него не было советских кораблей. Других сомнений у него не было. И поэтому он дал «добро» на направление «Халибат» в точку, указанную Крейвеном. (По иронии судьбы, именно «Халибат» направлялась на поиски советской подлодки. Советский Союз был убежден, что его подлодка погибла в результате столкновения с американской подлодкой «Суордфиш» (бортовой номер SSN-579), единственной лодкой, которая была переоборудована по образу и подобию «Халибат» в 1960-е гг. В Советском Союзе обратили внимание, что вскоре после того, как был потерян контакт с советской лодкой, «Суордфиш» вошла в порт Йокосуки с поврежденным рубочным рулем и перископом. Много лет спустя, когда командир «Суордфиш» Джон Ригсби услышал об этом, он был удивлен. Ему и в голову не приходило, что в Советском Союзе обратили внимание на то, что «Суордфиш» имела повреждения. Он утверждал, что «Суордфиш» столкнулась с дрейфующей льдиной в Японском море, очень далеко от того места, где погибла советская лодка. Он был удивлен еще и тем, что кто-то мог заметить погнутый перископ на «Суордфиш», потому что в то время глаза всех были устремлены на вершину горы Фудзияма, которая выглядела особенно великолепно в день прихода «Суордфиш» в порт. Но, по-видимому, советская разведка следила в тот день не за красотами природы.)

Выход был назначен на 15 июля 1968 года. Приказы о целях похода держались в секрете даже от тех, кто был на борту лодки. Даже обитателям «пещеры летучих мышей» сообщили очень мало. Большинство полагало, что возвращаются обратно для продолжения поисков советской ракеты, которую не нашли в прошлый раз.

Когда опустили «рыбу», гидролокационная муть снова заменила изображения от видеокамеры, которая все еще не работала. Наблюдение за монотонными милями, наматываемыми на непрерывную склеенную ленту, вызывало головокружение. Люди ощущали резь в глазах от многочасового высматривания неясных очертаний чего-либо инородного океанскому дну. Рабочие смены длились не более 90 минут. После смены на светло-голубых стенах «пещеры» морякам чудились кривляющиеся привидения.

Днем и ночью «Халибат» ходила взад-вперед в квадрате, который указали Бредли и Келли. Оставалось исследовать еще 5 миль. Советская подлодка могла дрейфовать довольно далеко, пока прошла свои три мили до дна.

Каждые шесть дней «рыбу» поднимали в лодку, чтобы вынуть фотопленку и проявить ее. Проходили недели, а результатов не было. Но в данный момент все изменилось…

«Командир Мур, командир Мур!» – это неожиданно закричал корабельный фотограф из маленькой фотолаборатории в полной уверенности, что они искали ракету. Он был ошеломлен и уверен, что нашел свою цель. Это был прекрасный снимок рубочного руля подводной лодки. Фотограф так сильно дрожал, что у Мура возникло подозрение, что тот может потерять сознание. Вот он первый успех «Халибата» – картина стального гроба почти сотни советских моряков.

По приказу Мура «рыбу» снова опустили в той же точке, где был сделан снимок рубочного руля. Советская подлодка выглядела так, как будто кто-то осторожно привел ее сюда, на более чем пятикилометровую глубину океанского дна, и припарковал.

Гидролокатор и камера быстро просматривали все в этом районе, и с каждым погружением «рыбы» собирались новые детали. На одной из фотографий, позади рубки советской подлодки, была видна пробоина от взрыва, диаметром около 3 метров. Похоже, что когда лодка была еще на поверхности, произошел взрыв, который и был записан сетью подводных гидрофонов в виде хлопка. Взрыв, по-видимому, произошел от скопления водорода, в то время, когда шла подзарядка сернокислотных аккумуляторных батарей весом 450 тонн. Несмотря на серьезные повреждения, лодка выглядела в основном в сохранности.

На снимке были хорошо видны небольшие крышки сорванных с люков двух ракетных шахт. Внутри первой шахты маячила изогнутая труба, где когда-то покоилась боеголовка. Во второй шахте боеголовка полностью отсутствовала. Третья шахта была не тронута.

Затем камера «рыбы» обнаружила еще кое-что, и это «кое-что» потрясло даже Мура. Это были останки моряка, по-видимому, рядового, молодого парня, лежащего вдоль своей подлодки в одиночестве. Его товарищи, очевидно, были захоронены внутри. Одна нога погибшего была сломана и согнута почти под прямым углом, скорее всего в результате взрыва, уничтожившего лодку. Может быть, это и убило моряка, или, возможно, он захлебнулся, когда опускался на трехмильную глубину. Парень, должно быть, находился на верхней палубе, когда подлодка погибла. Он был одет в штормовую одежду, коричневую меховую куртку, застегнутую по горло, ватные брюки и черные тяжелые военные ботинки. Теперь эта одежда согревала его окоченевшие белые кости.

Кости, голый скелет – все это казалось неправдоподобным, поскольку, по словам специалистов, почти ничто не живет так глубоко в океане. Но было что-то еще на этих фотографиях. Крошечные, плотоядные червяки извивались вокруг тела, уже съеденного по кусочкам.

Никто из тех, кто видел советского молодого подводника и кто рассматривал 22 тысячи фотографий, привезенных «Халибат» домой 9 сентября 1968 года, не мог забыть его.

Бредли дал кодовое наименование этим снимкам «Бархатный кулак» – в честь мягкого способа, каким они были выхвачены из океана. Многие миллионы долларов, которые были вложены в «Халибат», наконец-то окупились. Он бросился с добычей прямо к начальнику военно-морской разведки Ф. Харлфингеру, который занял эту должность, пока «Халибат» еще находилась в море.

До этого Харлфингер был заместителем начальника разведуправления министерства обороны по сбору информации («сбором» в разведывательных кругах называлась и обыденная кража). Работал несколько лет с сирийцами и израильтянами. Им удалось тогда украсть советский реактивный истребитель Ми Г. Во время вьетнамской войны команда Харлфингера передала министерству обороны советскую ракету класса «земля-воздух». Его люди умудрились также своровать советскую ракету в Индонезии и двигатель от советского самолета, упавшего недалеко от Берлина.

Но фотографии советской подлодки были беспрецедентными. Что касается Харлфингера, то для него представление этих фотографий президенту США было идеальным первым шагом в новой должности. По указанию Харлфингера Бредли создал монтаж из 40 фотографий, чтобы показать высшим чинам ВМС и в Белом доме. Первому монтаж показали командующему подводными силами Бешани.

«Американская технология потрясающая», – подумал Бешани, испытав первое прикосновение к результатам проекта «Бархатный кулак». Он всегда будет сравнивать подлодку «Халибат» с вертолетом, зависшим на высоте 5000 метров с небольшой камерой на конце троса, делающей снимки в густом тумане.

Вскоре после этого Харлфингер представил фотографии президенту США Джонсону, который был поражен так, что офицеры военно-морской разведки еще многие месяцы поздравляли друг друга.

В январе 1969 года Ричард Никсон был приведен к присяге как новый президент США. Вскоре после этого в кабинете Бредли раздался телефонный звонок. Это был Харлфингер. «Немедленно в Белый дом! И захвати „Бархатный кулак“ с собой», – прозвучало в трубке.

Александр Хейг, в то время заместитель советника президента по национальной безопасности Генри Киссинджера, хотел сам посмотреть фотографии. Хейг был так потрясен, что потребовал, чтобы он лично стал хранителем «Бархатного кулака». Бредли обратился за помощью к Харлфингеру, вытащив того с совещания: «Хейг хочет хранить у себя материалы». «Пошли его к черту», – ответил начальник разведки.

Но проигнорировать Хейга было непросто. Это, как говорится, легче сказать, чем сделать. «Он хочет показать материалы своему боссу и боссу того босса», – уточнил Бредли. Харлфингеру не нужно было объяснять, что босс босса Хейга это новый президент США. Харлфингер достаточно долго был связан с политикой, чтобы понять: на этот раз придется уступить.

«Ну, хорошо, – смягчился он и добавил: – Фотографии можно оставить у Хейга, но только на 24 часа». Этого времени было достаточно, чтобы Хейг принес материалы Киссинджеру. Затем уже Киссинджер представил их Никсону. Никсон пришел в восхищение. И слух об этом восхищении дошел до ЦРУ.

Аналитики из ЦРУ уже давно интересовались, как обычные шпионские подлодки умудрялись добывать важнейшую информацию. Однако руководство подводными шпионскими операциями оставалось за ВМС. Но теперь ЦРУ и его директор Ричард Хелмс вдруг энергично заинтересовались океанскими глубинами. Хелмс, в стиле ЦРУ, начал готовить взятие этого дела под свой контроль. Сначала он создал новый уровень бюрократии, так называемое «Агентство по связи», которое по замыслу должно было объединить ресурсы военно-морской разведки и ЦРУ. Агентство будет называться «Национальный отдел подводной разведки». Уже не впервые ЦРУ проводило подобные мероприятия. В 1961 году ЦРУ решило совместно с ВВС руководить операциями спутниковой разведки путем создания совместного предприятия, названного «Национальный разведывательный отдел».

Предполагалось, что национальный отдел подводной разведки будет состоять на равной основе из сотрудников ВМС и ЦРУ. Что касается высших чинов, то это так и было. Директором отдела назначили Джона Уорнера, нового министра ВМС в администрации Никсона. Бредли предполагалось назначить начальником штаба. Руководителем аппарата ЦРУ в новом агентстве стал Карл Дакетт, заместитель директора ЦРУ по науке и технологии. Но уже с момента создания отдела ЦРУ фактически взяло все руководство в свои руки. Бредли удалось ввести в отдел всего несколько человек. Весь его штат в подводной военно-морской разведке насчитывал около дюжины специалистов. У ЦРУ не было таких ограничений. Агентство назначило в штат нового отдела 8 человек своих сотрудников на постоянной основе и еще несколько консультантов.

Но вот незадача. Уже очень скоро Бредли и Крейвен стали понимать, что прикомандированные сотрудники ЦРУ не могут отличить подводную лодку от подводной горы. К этому времени у Бредли и Крейвена уже созрел план, каким образом достать все ценное, что находилось на борту советской подлодки. Идея заключалась в том, чтобы послать мини-подлодку – с целью захватить ядерную боеголовку, сейф, содержащий шифры и коды, а также приемопередатчики, работающие микроимпульсами, чтобы ВМС смогли, наконец, декодировать все сообщения, которые перехватывались и просто накапливались. Они уже доказали, что корпус советской лодки можно открыть, не разрушив ничего внутри его.

Пригласили армейских саперов, чтобы проверить свои предположения. Различные хрупкие и легковоспламеняющиеся предметы прикрыли стальной плитой и поместили в бассейн с водой. Пластическая взрывчатка была прикреплена на небольшом участке закрывающей плиты и взорвана. Взрыв проделал небольшой вход в стальной пластине, оставив почти не тронутыми предметы, находившиеся за плитой.

Это все, что требовалось сделать, чтобы открыть небольшой ход и войти внутрь. Все остальное можно оставить в лодке, похороненной в море. Военная разведка следила за строительством советских подводных лодок подобных утонувшей, в течение десяти лет делая фотоснимки из космоса. Военно-морская разведка знала советскую подлодку этого типа вплоть до последнего болта и гайки. Ракеты, которыми эта подлодка запускала свои ядерные боеголовки, были примитивными, с дальностью полета только 750 миль. И Советский Союз и США уже производили ракеты с дальностью полета 1500 миль. Вряд ли имело смысл пытаться совершать невыполнимую работу по подъему тысяч тонн уже устаревшего оборудования со дна океана. Потребовались бы годы, чтобы создать соответствующее оборудование для подъема подобной массы.

Карл Дакетт и его сотрудники вежливо выслушали краткое изложение этого плана. Но когда они вернулись со своим ответом, Крейвен и Бредли чуть не лишились дара речи. ЦРУ предлагало поднять лодку целиком и намеревалось построить для этого самоходный кран.

Крейвен и Бредли не могли в подобный бред поверить. Дело в том, что подлодка, по-видимому, ударилась о дно на скорости 200 узлов, то есть с ускорением погружения равным 21,3 м/сек. Она может только казаться неповрежденной, но на деле такая же хрупкая, как замок из песка. Ткни его достаточно сильно, и он рассыплется.

Возможно, Бредли со своими расчетами был прав, но у ЦРУ была солидная опора в Вашингтоне. И обычно это агентство имело все, что хотело. Даже когда то, что оно хотело, по мнению Харлфингера, было безумной фантазией. (Бывший директор ЦРУ Ричард Хелмс впоследствии говорил, что он никогда не слышал об альтернативном плане, предложенном Крейвеном и Бредли.)

Однако ЦРУ не было одиноко в своем энтузиазме. Начальник военно-морских операций Томас Мур любил огромные, захватывающие воображение высокотехнологичные проекты, и он был очарован планом ЦРУ. По его мнению, это удобный случай украсть целую подлодку и расквитаться с Советским Союзом за захват северокорейцами «Пуэбло». Кроме того, Мур не был уверен, что по методу Бредли и Крейвена можно достать все основное оборудование с лодки.

Через некоторое время министр обороны М. Лэйрд окончательно одобрил план ЦРУ, признавая при этом, что «некоторые считают это безумной идеей». Лэйрд попытался объяснить, на основании чего он принял это решение. Создание приспособления для подъема советской подводной лодки со дна Тихого океана может дать США возможность поднимать и собственные подлодки в случае их гибели. Лэйрд проконсультировался с Ховардом Хьюзом, затворником, миллиардером, судостроительная компания которого получила контракт от ЦРУ на постройку корабля, который будет пытаться поднять утонувшую субмарину со дна океана. Этот корабль будет называться «Гломар Эксплорер», а попытка подъема лодки получила кодовое наименование «Проект Дженнифер».

Крейвен наблюдал за этими ожесточенными спорами, удивляясь больше всего тому, что национальной разведывательной программой руководят политики. Возможно, он был циничным, заявляя о своей уверенности в том, что ЦРУ ищет проект с целью направить сотни миллионов долларов Хьюзу, чтобы расплатиться с политическими долгами Никсона.

Как бы там ни было, Никсон охотно утвердил план ЦРУ, а Крейвену и Бредли оставалось только перешептываться о своем несогласии. Их никто не желал слушать. Единственное, что Крейвен получил за свой протест, – это отстранение от участия в операции. Крупнейшему глубоководному предприятию суждено было осуществляться без деловых рекомендаций человека, который сделал это предприятие возможным. А также без командира подлодки «Халибат» Мура. Риковеру представился удобный случай для того, чтобы расквитаться с теми людьми, которые не допускали его в свою вотчину. Адмирал не предпринимал никаких действий (хотя и был готов к этому), когда предшественник Мура заявлял, что имеет больше власти над подлодкой «Халибат», чем отдел военно-морских реакторов Риковера. Риковер спокойно наблюдал со стороны, как десятки миллионов долларов расходовались на «Халибат». Его мало волновали нападки конгрессменов, обеспокоенных тем, что бюджет в тридцать миллионов долларов на постройку мини-лодки NR-1 разросся до 60 миллионов. Он спокойно воспринял, как Никсон наградил «Халибат» почетной грамотой Президента, высшей наградой для подлодки, как Мур был награжден медалью «За выдающуюся службу» за обнаружение утонувшей советской подлодки.

Между тем все это время специалисты Риковера по реакторам на судоверфи очень внимательно следили за «Халибат». Экипаж лодки так волновало это пристальное внимание, что Мур подозревал: моряки делают ошибки специально для того, чтобы люди Риковера могли что-то записать и с чувством исполненного долга покинуть лодку. Экипаж не очень делился с ним своими переживаниями, но Мур знал, что напряжение передается и им. Он также знал, что вопрос лишь времени, когда Риковер получит искомую информацию. Риковер готовился послать строгое предупреждение всем атомным подлодкам, независимо от того, какие задачи они выполняют. Пусть знают: независимо от их достижений и успехов, они не могут изолироваться от него и от его офицеров по безопасности.

Первая возможность адмиралу представилась, когда в один из дней 1969 года, ранним утром «Халибат» переместили на судоверфь Маре Айленд около Сан-Франциско. В ее реакторе заменяли топливные элементы, а внимание офицеров было отвлечено на дополнительное переоборудование с целью расширить возможности лодки в проведении глубоководных операций. Именно на этот день и был запланирован визит Риковера на «Халибат», только никто из экипажа не знал, в котором часу адмирал прибудет. Командир лодки Мур находился на берегу в своей квартире, в шести кварталах от дока, когда адмирал прибыл на судоверфь Маре Айленд, одетый как обычно по-граждански.

Первая стычка Риковера произошла с двумя морскими пехотинцами, которые отказались пропустить его через ворота верфи. Никакой проблемы не возникло бы, знай часовые Риковера в лицо. Но они знали только его фамилию. Все, что он в этом случае должен был сделать, – предъявить свое удостоверение личности. Риковер пришел в ярость от того, что кто-то на базе подводных лодок мог не узнать его. Он толкнул ворота и вошел. Как позже рассказывали Муру, адмирал быстро пошел по пешеходной дорожке. Часовые последовали за ним. Его догнали и снова попросили показать удостоверение личности. На этот раз адмирал предъявил удостоверение, и его пропустили. Он сразу же бросился в кабинет Роберта Метцгера, своего старшего инспектора по безопасности реакторов на верфи Маре Айленд. Будучи все еще раздраженным, Риковер решил, что ему самому не стоит идти на «Халибат». Вместо себя он послал своего представителя, который приехал с ним из Вашингтона. Поступая таким образом, Риковер инспирировал повторение того, что случилось с ним самим.

Конечно, любой на «Халибат» сразу узнал бы Риковера, и никто не стал бы спрашивать у него удостоверение личности. Но никто здесь не знал его представителя. Поэтому молодой вахтенный на верхней палубе сделал то, что ему и положено по инструкции. Он подошел к представителю Риковера и попросил предъявить удостоверение личности. Затем вызвал дежурного офицера, который в конечном счете не разрешил представителю адмирала находиться на лодке.

Когда Мур услышал обо всем этом, он немедленно разыскал Риковера. Адмирал не дал ему возможности смягчить обстановку. Вместо этого он рявкнул: «Мур, вам следует побеспокоиться о своей карьере! – Затем он грозно спросил: – А что вы собираетесь сделать с дежурным офицером, который не пускал нас?»

Риковер не давал себе труда лично инспектировать «Халибат». Но на подлодке чувствовался его гнев. Постоянные инспекции хода обслуживания реактора «Халибат» продолжались. Экипаж «Халибата» знал, что всегда можно что-то найти, если обращать пристальное внимание на малейшие действия, например, не на месте лежал гаечный ключ или недостаточно четко соблюдалась какая-то инструкция и т. п.

Через три месяца после стычки с Риковером Мура отстранили от командования «Халибат». Хотя это отстранение было оформлено как обычный перевод на другую должность, мало кто сомневался в том, что за этим переводом стоял Риковер. «По моему мнению, это был один из многочисленных неразумных поступков в отношении персонала, на которые этот джентльмен был способен, – сказал контр-адмирал Уолтер Смол, в то время командующий подводными силами на Тихом океане. – Риковер был готов уволить любого по своему собственному желанию, независимо от того, были или нет у него на то полномочия».

Многие из офицеров, служивших под началом Мура, предпочли уволиться из ВМС. Некоторые – в знак молчаливого протеста против такого отношения к их командиру. Другие – просто чтобы избежать бесконечных придирок. Даже врач Вит, который с помощью коньяка приводил в чувство Чарли Хаммондса, попал под огонь инспекторов Риковера. Те посчитали, что документация о радиационном облучении экипажа оформлялась не так, как положено.

Мур был переведен в Пентагон в глубоководную группу и по иронии судьбы в конце службы был в составе команды, которая подбирала задачи для любимой мини-лодки Риковера NR-1.

Риковер подстроил увольнение Мура, но не отделался от него. И несмотря на то, что в ВМС была «эра Риковера», Мур все же получил звание капитана первого ранга, наряду с остальными офицерами его выпуска. У него было слишком много положительных аттестаций, слишком много достижений, чтобы кто-нибудь, в том числе и Риковер, мог отказать ему в присвоении этого звания.

Но главное было в другом. Мур потерял свою подлодку. Это было странное «вознаграждение». За проведение самой смелой в ВМС подводной разведывательной программы Мур больше никогда не будет снова командовать на море.