• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Это было в четвертом часу ночи, когда Пентагон казался почти вымершим. Только через несколько часов начнет он свою деятельность, когда солнце станет припекать асфальтобетонный ров, окружающий почти 14 гектаров земли, отведенной под это здание.

Джеймс Бредли сидел в своем кабинете, на четвертом этаже кольца «Е» Пентагона за тремя парами закрытых на замок дверей. Никого из его сотрудников в анфиладе соседних кабинетов не было. Вторая половина 1970 года, шел уже четвертый год его пребывания в должности начальника отдела подводной войны управления разведки ВМС США. Именно в эти часы раннего утра он мог немного вздремнуть, погрузившись в тишину своего кабинета.

Джеймса обуревали мысли, граничившие с фантастикой, – планы новых миссий для подводной лодки «Халибат». Они должны потрясти разведывательное сообщество даже больше, чем фотографии утонувшей советской подлодки, так поразившие президента Никсона и, к несчастью, воображение ЦРУ.

Бредли собирался послать «Халибат» в самую середину моря, которое Советский Союз считал своим внутренним морем, с задачей захватить самую желанную для американской разведки добычу. Закрывая на мгновение глаза, он почти представлял себе эту добычу: подводный телефонный кабель, пучок проводов общим диаметром около 5 дюймов.

Но что это за пучок проводов! Бредли представил себе кабель, который проходит от Петропавловска, базы советских атомных подлодок, по дну Охотского моря, затем соединяется с наземными кабелями, идущими в штаб Тихоокеанского флота во Владивостоке и далее в Москву.

Если бы «рыба» с подлодки «Халибат» с ее камерами смогла найти этот кабель, если бы экипажу удалось организовать подслушивание телефонных разговоров, идущих по нему, то США вторглись бы в самые сокровенные советские секреты. Тогда можно было бы слушать о планах и разочарованиях советских лидеров, то есть получать разведывательные данные, несравнимые с данными от любого шпиона или даже от новейших спутников-шпионов, летающих над Кремлем.

Бредли почти слышал слова, текущие по этой линии связи: технический анализ без пропагандистского налета; проблемы советских подлодок – информация, которая облегчит проведение слежки за ними; тактические планы патрулирования, которые приводят советские подлодки с их ракетами к берегам США. Если его задумки верны, то американцам удастся украсть даже советские оценки испытательных полетов межконтинентальных баллистических ракет и ракет морского базирования, которые падали на полуостров Камчатка и в северную часть Тихого океана. Может быть, кабель даст возможность проникнуть и в замыслы советского командования.

Конечно, советская сторона будет рассматривать вторжение «Халибат» в Охотское море как пиратский акт. Если ее обнаружат, то скорее всего возьмут на абордаж или даже уничтожат, учинив международный скандал, который может положить конец хрупкому движению к разрядке.

Существовало еще одно большое препятствие. У Бредли не было доказательств, что этот кабель вообще существует. Даже если бы он и существовал, то где его искать на дне акватории Охотского моря общей площадью 611 тысяч квадратных миль?! Бредли и сам видел несерьезность своей затеи. Как представить эту идею руководящим кадрам Белого дома, министерства обороны, разведки, Государственного департамента, от которых зависит дать санкцию на такую опасную операцию? Как им объяснишь, что лишь на основании своей интуиции он собирался послать «Халибат» на поиски этого призрачного кабеля?

Но Бредли считал, что это была довольно основательная интуиция. После многих лет наблюдения за Советским Союзом американская разведка знала, что руководящий состав советского Министерства обороны настоятельно требовал постоянных докладов от своих подчиненных на местах. Советские военные тщательно кодировали большинство информации, посылаемой по воздуху, чтобы воспрепятствовать перехвату. Если предположения Бредли правильны, советские адмиралы и генералы должны быть слишком властными и раздражительными, чтобы терпеть множество шифровальщиков, и без того перегруженных огромным объемом работы. Они, конечно, хотели бы иметь и настаивали на том, чтобы иметь прямые и простые способы связи, а единственным простым и безопасным способом были телефонные переговоры по системам армированных кабелей.

Любая телефонная линия, установленная между материком и базой подлодок в Петропавловске, должна была проходить по дну Охотского моря. В конце концов, Петропавловск был небольшим одиноким портом на Камчатке, изолированным от Большой земли Охотским морем. Само Охотское море было почти пустынным, за исключением нескольких рыболовных траулеров и изредка появляющихся подлодок, производивших испытания ракет. Советская сторона должна была считать это море безопасным для себя, полагая его закрытым с одной стороны изгибом Камчатки, а с другой – восточным побережьем материка, подобно тому, как Чесапикский залив плотно облегается восточным побережьем США. Проход подлодок противника или его надводных кораблей возможен здесь только через узкие мелководные проливы между советскими Курильскими островами. По тревоге эти проливы могли быть легко перекрыты.

Но даже если кабель и проходил там, то где именно? Где на этом огромном морском пространстве лежит кабель, толщина которого могла быть всего около 12 см?

Бредли выбросил из ума все карты, отбросил официальные оценки, советские памятные записки и брифинги, которые в Вашингтоне так отвлекают разведку от работы. Он закрыл глаза, забыл на время о делах насущных и в его голове пронеслись воспоминания детских лет. Мама как-то брала его с собой на прогулку по Миссисипи на речном пароходе. Юный Джеймс долгие часы проводил в рулевой рубке, разглядывая разные знаки, стоявшие на берегу реки. На большинстве знаков указывались расстояния до ближайших пристаней и названия местности. Но было несколько знаков, на которых было написано: «Проходит кабель. Не бросать якорей». Мальчику объяснили, что эти знаки предназначены для того, чтобы какой-нибудь идиот не бросил в том месте якорь и не порвал бы телефонный или другой кабель, лежащий на дне реки.

Бредли открыл глаза, и внезапно его осенила мысль: если такие знаки развешивали на берегу Миссисипи, так почему бы им не быть на побережье Охотского моря? Вот как можно спланировать одну из самых рискованных операций по телефонному пиратству в холодной войне. Именно знаки, расставленные где-то на безлюдных советских берегах, гласящие: «Внимание! Здесь проходит кабель» будут указывать «Халибат» направление на источник информации.

Это был необычный для Вашингтона способ разработки разведывательной операции. Но воображение у Бредли всегда было богатым, иногда даже слишком богатым для военных людей, большинство из которых в своих действиях привыкло лишь к беспрекословному подчинению. Он же мечтал о возможности вести подслушивание подводных линий связи почти с того момента, когда получил подлодку «Халибат» под свой контроль. Бредли со своими подчиненными провел много времени, обсуждая возможности «Халибат» в отношении мистических подводных линий связи. Они просмотрели множество карт и пришли к выводу, что наиболее перспективными в этом смысле районами являются три. Это советские военно-морские базы, отделенные от Москвы многими милями водного пространства, Балтийское, Охотское и Баренцево моря.

Из них Охотское море являло собой наиболее неприглядную картину. Покрытое слоем льда в течение девяти месяцев в году, оно было таким же мрачным и холодным, как Петропавловск, где атомные подлодки и арсеналы ракет были упрятаны среди построенных еще в прошлом веке обветшалых зданий. Советские военно-морские офицеры жили в однообразных дешевых железобетонных домах, среди убежищ гражданской обороны и приемников радиолокаторов. Чем больше Бредли размышлял об Охотском море и базе подлодок на Камчатке, тем больше убеждался, что «Халибат» предназначена идти именно туда. Но за все четыре года его руководства операциями подлодки «Халибат» еще не были разработаны безопасные способы, позволяющие ее экипажу покидать лодку на глубине 100–130 метров и ходить по дну, чтобы добраться до кабеля и наладить подслушивание. Бредли пришлось ожидать, когда уровень развития техники будет соответствовать требованиям его воображения, и, наконец, это произошло.

Паника после гибели подлодки «Трешер» заставила ВМС вложить большие деньги в глубоководные исследования. Это привело к переоборудованию «Халибат», выработке новой программы подготовки водолазов, в том числе глубоководников. Давний друг Бредли, Джон Крейвен, длительное время руководил этими работами, вплоть до своей отставки из ВМС. Под руководством Крейвена возможности водолазов работать на больших глубинах расширялись невиданными темпами.

Проблема заключалась в преодолении страха. Дело в том, что воздух, столь благодатный на поверхности, может убить водолаза на глубине. На стометровой глубине воздух сжимается настолько, что в легких человека будет содержаться в десять раз больше кислорода и азота, чем в том же объеме на поверхности. В таких объемах кислород становится токсичным, а азот приобретает свойства наркоза. Специально тренированные водолазы ВМС и ученые экспериментировали с рецептами нового состава атмосферы для водолазов на глубине, в которой большую часть кислорода и весь азот замещали гелием, который, как известно, не токсичен. При подъеме водолаза из глубины можно изменить пропорции газов, чтобы удовлетворять увеличивающуюся потребность организма в кислороде на меньшей глубине. После проведения опытов над животными этот способ был испытан в условиях подводной лаборатории (Sea Lab). B помещенной на глубину 60 метров лаборатории жизнь оказалась неуютной и опасной. Во время одного из испытаний произошла авария на трубопроводе. Лаборатория накренилась, но находившиеся в ней водолазы выжили, пользуясь новой воздушной смесью.

Все шло хорошо, пока в одной из подводных лабораторий не произошла утечка воздуха, в результате чего погиб водолаз, производивший там ремонт. Это была не та реклама, в которой нуждались ВМС после гибели «Трешер». И программа «Sea Lab» была бесцеремонно прекращена. Со стороны казалось, будто ВМС прекратили все работы в этом направлении. На самом же деле научно-исследовательская работа потихоньку продолжалась. Бредли и Крейвен подготовили для использования водолазами «Халибат» новую воздушную смесь и новые приемы насыщения атмосферы в процессе погружения.

«Халибат» в то время находилась на судоверфи Маре-Айленд, около Сан-Франциско. В нее монтировали передвижную модель подводной лаборатории – компрессионную камеру, в которой водолазы будут акклиматизироваться к давлению воды, если им будет предстоять прогулка по морскому дну с целью подслушивания советского подводного кабеля. Но до этого «Халибат» должна поплавать над дном Охотского моря. Бредли нужны были соответствующие средства и политическая поддержка, необходимые для такой экспедиции.

Отдел Бредли все еще был своеобразной расчетной палатой для всех шпионских подводных операций. Он и его офицеры собирали заявки от руководящего состава Агентства национальной безопасности, Пентагона и Белого дома. Бредли имел право решать, проведение каких операций будет способствовать выполнению этих заявок: слежение за советскими подлодками, наблюдение за испытаниями ракет, перехват электронных сигналов… (Некоторые из этих операций были так же далеки от обычных разведывательных операций, как и воображение Бредли о подводном кабеле, и не все они увенчались успехом. В начале 1970-х годов группа подлодок была направлена в Сицилийский пролив расследовать то, что, по мнению американской разведки, было советской попыткой установить подводную систему, подобную американской системе подводных гидрофонов. Причем советская система казалась более сложной, чем те гидролокационные буи, которые британские корабли расстреляли за несколько лет до этого. Сначала была послана подлодка «Таллиби» (бортовой номер SSN-597), которая и нашла подозрительный кабель, подвешенный высоко над дном. Затем туда послали подлодку «Лейкон» с задачей зацепить этот кабель, но попытка оказалась безуспешной. После этого послали подлодку «Си Хорс» (бортовой номер SSN-669) и мини-подлодку Риковера NR-1. «Си Хорс» с помощью своего гидролокатора наблюдала кабель и направляла к нему экипаж мини-подлодки, состоявший из двух человек. Пожалуй, это была первая операция мини-подлодки. Наконец, мини-подлодка подошла достаточно близко и выяснила, что предмет, который принимали за советскую подводную систему, на самом деле оказался итальянским телефонным кабелем, затонувшим еще в годы Второй мировой войны.)

После этого Бредли предстояло «продать» эти операции командующим флотами, за которыми все еще оставалось последнее слово, посылать или не посылать подлодки. И если посылать, то куда. Бредли уже десятки раз летал то в Перл-Харбор, то в Норфолк, то в Йокосуки (Япония) для инструктажа командиров и принятия от них докладов по возвращении из операций. И он заслужил их уважение и доверие. Более того, сама смелость операции по подслушиванию кабеля окажется скорее всего привлекательной для этих людей.

А вот согласование этого вопроса в Вашингтоне требовало больше усилий. Бредли знал, как добиться уважения в этом столичном городе, где информация считается валютой и распространяется по аморфному принципу: «только та, которая необходима для исполнения прямых служебных обязанностей». В этом городе ваш вес в обществе оценивается вашей возможностью доступа к информации. И Бредли успешно пользовался этим, предлагая доступ к информации в обмен на одобрение своего проекта, подавая факты в обрамлении туманных романтических чудес подводного мира.

Идея Бредли о поисках советского кабеля выглядела привлекательно. Если этот кабель действительно существует, то обнаружение его и перехват информации дадут его отделу выход на очень высокий уровень и такое финансирование, которое не могла бы принести ни одна из задуманных ранее операций. Бредли начал уже подсчитывать свой успех в долларах.

Пока его программа имела деньги, у него и власти было больше, чем у любого другого капитана первого ранга. Он докладывал о своих делах только контр-адмиралу Харлфингеру, начальнику военно-морской разведки, и через него адмиралу Зумвольту, начальнику военно-морских операций. И тем не менее Бредли оставался капитаном первого ранга в Вашингтоне, где полно адмиралов, и простым офицером разведки в столичном городе, где старшие «спуки» докладывают лично президенту США. Немало адмиралов возмущалось тем, что Бредли не посвящает их в свои секреты. Один чин, особо влиятельный в Пентагоне, настаивал, чтобы лично он утверждал каждую операцию, связанную с отправкой в море шпионской подлодки. Бредли посчитал невозможным выполнять эту директиву. «Вы отдали мне приказ, который является незаконным, – заявил он, когда встретился с раздраженным адмиралом. И затем добавил: – Между прочим, я работаю не на вас».

Адмирал очень долго смотрел на Бредли расширенными глазами и, наконец, произнес: «Ну хорошо. На этот раз тебе это сошло. Но я скажу тебе, Бредли, одну вещь. Ты никогда не станешь адмиралом». «Ну что ж, быть по сему», – ответил на это Бредли. А потом с солдатской четкостью повернулся кругом и ушел.

Бредли больше всего волновала борьба с ЦРУ за право контролировать «Халибат». Это ведомство уже захватило себе руководство всеми операциями, связанными с затонувшей советской подлодкой типа «Гольф», и все еще ожидало, когда Ховард Хьюз закончит строительство монолитного спасательного судна, чтобы попытаться вытащить эту подводную лодку из ее океанской могилы. Большая часть этой работы осуществлялась через отдел национальной подводной разведки, совсекретный военно-морской отдел, находящийся под руководством ЦРУ. Хуже того, ЦРУ с дьявольским упорством передавало новости о лучших операциях подводных лодок, при этом присваивая себе их заслуги.

Когда все эти операции были всецело под контролем Бредли, лишь несколько высших государственных деятелей в Вашингтоне знали, что Советский Союз потерял подводную лодку, а «Халибат» нашла ее. Теперь же он видел, как офицеры ЦРУ, прикомандированные к национальной подводной разведке, свободно раздают разрешения на публикацию. Фотографии операции «Бархатный кулак», возможности подлодки «Халибат», а также другие шпионские операции быстро становились главным аттракционом в цирке, в котором иметь билет на шоу было более важным, чем само представление, а демонстрация наклеек с различными грифами секретности делала зрелище чрезвычайно привлекательным.

В каждом брифинге Бредли усматривал потенциальную возможность утечки информации. Он хотел быть единственным, кто докладывает советнику президента США Генри Киссинджеру или его первому заместителю, генералу А. Хейгу, и то только в соответствующее время. Бредли усиленно стремился получить доступ к этим двум весьма влиятельным людям. Он исходил из своих представлений о том, что в соперничестве с коллегами Киссинджер является наиболее информированным человеком, который контролирует все, что касается внешней политики, а также секретных мероприятий, затрагивающих внешнюю политику. Бредли знал, что Киссинджер сам отбирает то, что лично будет представлять Никсону. Пока операции Бредли приносят ключевую разведывательную информацию, доступ к Киссинджеру и Хейгу ему открыт. Это стало ясно, когда в прошлый раз он ходил докладывать Киссинджеру о перспективах использования подлодки «Халибат».

Киссинджер опоздал тогда на полчаса. Он вошел в кабинет, сел в кресло, откинулся, положил одну ногу на стол перед собой, а вторую вытянул в направлении Бредли. «Ну, хорошо, – сказал он с явным немецким акцентом. – У вас 10 минут. Начинайте доклад».

Бредли знал, что лучше не съеживаться от страха. И спокойно произнес: «Доктор Киссинджер, я не могу сделать это за 10 минут. Если у вас в распоряжении всего 10 минут, то мне придется уйти и вернуться в другой раз. Потому что за 10 минут мы только потеряем ваше и мое время».

«Ну, ну. Вы начинайте, а я скажу, когда остановиться».

Они проговорили более 45 минут. Бредли показалось, что это была его важная победа. Теперь Бредли, уже капитан первого ранга, рассчитывал, что его предложение о поисках советского кабеля подводной связи представит исключительный интерес для Хейга. Тот доложит о нем Киссинджеру, а советник президента по национальной безопасности с удовольствием расскажет обо всем Никсону. Бредли больше ни с кем не хотел делиться о своих намерениях, пока не будет разработан четкий план действий. Он известил только тех, кому было абсолютно необходимо это знать – командующего Тихоокеанским флотом и Харлфингера, начальника военно-морской разведки.

По существующим правилам Бредли должен был представлять свой план «комитету 40» под председательством Киссинджера. В составе этого комитета были высшие чиновники государственной безопасности, включая председателя объединенного комитета начальников штабов и директора ЦРУ. Задача комитета заключалась в том, чтобы оценивать все секретные зарубежные операции, начиная с проникновения ЦРУ в страны третьего мира и кончая сверхсекретными акциями по подслушиванию Кремля. Предыдущие президенты тоже имели подобные комитеты. А после инцидента с «Пуэбло» рутинные операции, такие как набеги подлодок в советские прибрежные воды или разведывательные полеты самолетов, включались в ежемесячный список для рассмотрения комитетом. Члены комитета проводили заключительный обзор, после чего ставили на бумаге свою пометку «Одобрено».

Но более опасные операции, такие как план перехвата важнейшей советской линии связи, подлежал более детальному обсуждению, в ходе которого операция должна была пройти главный из тестов: стоит ли риска потенциальная выгода? А самые рискованные операции должны представляться президенту страны для окончательного утверждения. Основная работа «Комитета 40» заключалась в том, чтобы обеспечить тест на здравый смысл, отсечь все лишнее, что зачастую диктуется лишь азартным стремлением к сбору сенсационной информации. Короче говоря, этот комитет был органом надзора, предназначенным быть выше местнических интересов, соперничества между ведомствами, диктаторских замашек и неизменного соблазна авантюр всех видов, от храбрости до глупости.

Но этот идеал зачастую оказывался не более чем благим пожеланием. Комитет почти никогда не отказывал в одобрении какой-либо операции. И разведывательные ведомства и вооруженные силы знали, что они могли обойти остальных членов комитета, если им удавалось согласовать вопрос с Киссинджером, который по своему усмотрению мог использовать комитет или игнорировать его. Иногда лично одобрив операцию, он проводил голосование комитета по телефону, закулисным путем. А то и вообще не считал нужным это делать.

Киссинджер дал всем понять, что лично займется вопросом подслушивания. Это устраивало Бредли и Харлфингера, которые тогда, весной 1971 года, были очень довольны освобождением от формальных слушаний в «Комитете 40». Им было нетрудно представить, как бы выглядели эти слушания: «Где вы видели эти знаки?», «Вы сказали на Миссисипи?», «Итак, капитан первого ранга Бредли, вы говорите, что вам пришло все это в голову, когда вы в одиночестве сидели в своем кабинете в 3 часа ночи?», «А не злоупотребили ли вы виски накануне вечером?» Естественно, освобождение от столь тягостной процедуры было большим счастьем для Бредли.

С советской точки зрения, любое вторжение в Охотское море было совершенно незаконным. Хотя США считали значительную часть этого моря международными водами. А поиск знаков на советском побережье обязательно будет проходить в международно-признанной трехмильной зоне территориальных вод, и проникновение туда «Халибат» будет расценено как нарушение суверенитета Советского Союза.

Бредли надеялся, что Киссинджер не обратит внимания на то, что момент для проведения столь рискованной операции выбрано не самой лучший. Ведь «Халибат» будет нарушать советский суверенитет именно в то время, когда президент Никсон напялил на себя тогу миротворца. Президент США выступил по национальному телевидению с заявлением о том, что он лично спас заходившие в тупик переговоры о контроле над вооружениями, вступив в секретную переписку с генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Брежневым. С учетом всего этого Бредли шел на доклад к Хейгу с большими опасениями. Как можно короче он обрисовал Хейгу план операции по поиску кабеля. «Если мы найдем его, мы сумеем найти и возможность прослушивать», – заверил Бредли Хейга. – Кроме того, стоит и второстепенная задача – поиск фрагментов нового типа советских крылатых ракет. Они установлены на советских подлодках, ведущих наблюдение за американскими авианосцами.

Хейг не задал ни одного вопроса, не сделал никакого предупреждения об осторожности. Он даже не удосужился представить Бредли Киссинджеру. Вместо этого коротко сказал: «Держите нас в курсе операции».

Бредли понял, что получил полное официальное одобрение, которое и требовалось. Несомненно, Хейг проинформирует Киссинджера. Получилось, что самый рискованный план ВМС оказался одобренным самым простым способом. «Халибат» направлялась в Охотское море.

К концу лета 1971 года переоборудование «Халибат» было почти завершено. В дополнение к огромному горбу («пещера летучих мышей»), который в свое время вдохновил на «превращение ее в лодку так называемого специального проекта», к ней добавили еще бугор для секретного, очень важного оборудования, остроумно скрытого на верхней палубе.

Заголовки в местной газете объявили о завершении установки дополнительного приспособления, особо выделив тот факт, что ВМС сняли завесу секретности, окружавшую «Халибат». Газеты писали, что теперь «Халибат» будет маткой для первого после гибели «Трешер» спасательного глубоководного аппарата. Фактически этот «бугор» вовсе не был глубоководным спасательным аппаратом. Он являлся декомпрессионной, шлюзовой камерой для водолазов. Ее приварили в том месте, где водолазы начнут дышать газовой смесью, разработанной в морской лаборатории («Sea Lab»). И именно в этой шлюзовой камере они будут готовиться к выходу на работу под водой.

В эти последние недели перед выходом «Халибат» офицеры отдела Бредли начали наносить анонимные визиты на судоверфь Маре-Айленд. Большинство экипажа «Халибат» знало их просто как людей из Вашингтона. Так их представлял экипажу командир лодки Макниш.

Даже в последние дни перед выходом в направлении Охотского моря, в октябре 1971 года, экипаж не знал почти ничего о месте назначения. Было известно только, что лодка выходит в море на 3 месяца. Рядовые подводники, как всегда перед дальним походом, с особым усердием заполняли бары в окрестностях Сан-Франциско. Некоторые из них лишь несколько месяцев назад отпраздновали окончание средней школы. Другие были опытными старшинами, ветеранами зловонных дизельных подлодок или первых атомных лодок. Вместе они проводили свою последнюю ночь на берегу, в районе, где сильно пьяный моряк отнюдь не был редкостью.

В присутствии своих жен и подруг, наблюдавших за происходящим, они упивались в баре до чертиков. Пили до тех пор, пока не начинали сбрасывать с себя одежду и голыми танцевать на столах в баре «Лошадь и корова». Этот бар был излюбленным местом, которое между собой они называли «Уинни и Муу». Полутемные комнаты, стены увешаны фотоснимками подводных лодок, частенько звучал клаксон, предварявший очередную порцию спиртного. Повсюду валялись украденные с подводных лодок предметы оборудования: шкафчики подводников, значки, тарелки, официальные вымпелы, часть корпуса торпеды, якорь. Если бы все это увидели военно-морские контрразведчики, они могли прийти в ужас.

По– видимому, Шноркель Пэтти тоже находилась там: она всегда присутствовала на этих прощальных вечеринках. В течение десятка лет Пэтти побывала и матерью, и старшей сестрой, и любовницей множества подводников. Она без всяких объяснений представляла, что ожидает моряков в походе, и наставляла других молодых женщин, осмеливавшихся посещать этот вульгарный бар, не задавать подводникам вопросов куда, почему и зачем они уходят в поход. Она была той женщиной, которая успокаивала вернувшихся домой подводников. Похожая на известную кинозвезду, молодую Мэй Уэст, она была и Марией Магдалиной в среде подводников.

В ответ на это мужчины и молодые парни за эти годы подарили ей сотни эмблем серебряного дельфина, так тяжело достававшихся им. У нее скопилось огромное количество зажигалок с эмблемами подлодок. Подводники обожали свою Пэтти.

Клаксон прозвучал как сирена, напоминающая завывание волка, сливающееся с криками больного осла. Подводники выпили еще. Стали разговаривать громче, затем еще громче. А потом в бар вошел безобидный маленький дурачок, одетый только в нижнее белье. До этого все воздерживались от раздевания. Теперь же решили, что верхняя одежда ни к чему, и бесцеремонно сбросили ее.

Разгоряченные виски ветераны сбросили брюки, взобрались на стойку бара и стали поворачиваться вокруг, демонстрируя татуировки гребных винтов на каждой ягодице, словно на корме лодки. Легенда гласила, что эти татуировки гарантируют безопасный и скорый поход. Особенно вульгарным выглядело то, что гребные винты как бы приводились в движение длинным бумажным хвостом, прикрепленным к единственному возможному месту между обнаженных ягодиц. Хвосты поджигались, подводники начинали бегать, создавая дымовые кольца вокруг бара, и это превращалось в ритуальный танец «горящей задницы».

Таким образом они отмечали предстоящий выход из судоверфи. Это были и поминки по утерянной свободе. Вот так экипаж подлодки «Халибат» начинал одну из самых важных шпионских операций периода «холодной войны».

Вечеринка закончилась за несколько часов до того, как «улыбающийся Джек» – Макниш дал заключительную команду – всем на борт корабля. «Улыбающийся Джек» было прозвище, данное экипажем своему командиру за усмешку, которая обычно сопровождала его ворчание или скрип зубами. Рот широко открывался только во время беды. И мало кто из экипажа мог припомнить, что видел 38-летнего командира по-настоящему смеющимся. Ни теперь, ни пять лет назад, когда он служил на лодке старшим помощником командира. Эта усмешка будет неизменной в течение месячного перехода подлодки «Халибат» к Охотскому морю.

Почти месяц «Халибат» добиралась до Охотского моря. Любая другая многоцелевая подлодка прошла бы этот путь за пару недель. Но реактор на «Халибат» постройки 1950-х годов не мог обеспечить скорость более 13 узлов. Кроме того, тормозил приваренный к корпусу ложный глубоководный спасательный аппарат. Большую часть пути «Халибат» шла со скоростью 10 узлов, следуя по дуге большого круга. Двигаясь на север к Алеутским островам, затем на юг через Берингов пролив, подлодка в конце концов достигла Охотского моря.

Пройти в Охотское море оказалось сложно. Потребовалось несколько часов для преодоления одного из мелководных проливов, где-то между северной частью гряды Курильских островов и южной оконечностью полуострова Камчатка. Оттуда можно было наблюдать в перископ за действующим вулканом. Однако делать это не рекомендовалось, поскольку одного-единственного зайчика от перископа было достаточно, чтобы противолодочный самолет или корабль обнаружил лодку.

Теперь экипаж знал, где находится. Командир сам сказал об этом. Он предупредил, что во время этой операции водолазы будут выходить из лодки. Однако ни словом не обмолвился о советском подводном кабеле. Вместо этого он объявил, что лодка пришла на это место для того, чтобы найти фрагменты новой советской смертоносной ракеты класса «корабль-корабль». Только Макниш, его офицеры, водолазы и еще несколько человек из так называемой «команды специального проекта» знали, зачем на самом деле они прибыли туда.

«Халибат» медленно пошла на перископной глубине вдоль советского побережья. Каждые три часа «Халибат» шла, выписывая букву «S», поворачивала то вправо, то влево. Лодка описывала полную циркуляцию, чтобы выявить возможную слежку.

Поиски продолжались более недели. Ничего не было обнаружено. Затем они увидели на берегу, в северной части Охотского моря, один из знаков, о которых говорил Бредли. На знаке было предостережение: «Не бросать якорей. Здесь кабель», или что-то в этом роде на русском языке.

По приказу командира «рыба» была опущена из «пещеры летучих мышей». На этот раз проблем с видео не было. Изображения, которые приходили от камер «рыбы», были зернистые, с примесями серого налета, но более четкие, чем те, что поступали от гидролокатора во время поисков затонувшей советской подлодки. Теперь на мониторе можно было видеть расплывчатые изображения даже гигантского охотского краба, а на фотографиях – мелкую рыбу, облака люминесцентных планктонов и даже крошечных медуз, когда они попадали в лучи света от фонарей механической рыбы. Все, что находилось на расстоянии 1–2 метра от камеры и ламп освещения, тонуло в мутной воде и, независимо от размеров, отражалось на мониторах в темно-серых тонах.

Затем показалось, что песок на дне слегка приподнят, появился холмик длиною около метра, затем холмик исчез, появился вновь и опять исчез. Сначала операторы подумали, что это какая-то пунктирная линия на сером фоне, но снова и снова попадались серые холмики и эпизодические проблески черного цвета. На дне что -то находилось, почти полностью закрытое песчаным илом.

«Халибат» направилась вдоль этой линии. Видеоизображения высвечивались на мониторах, а фотокамера на «рыбе» снимала 24 кадра в секунду. Затем «рыбу» подняли в лодку, «выпотрошили», зарядили новую пленку и опустили снова. На фотопленке изображения должны быть более четкими, чем крупнозернистые на видеоэкране. Но корабельный фотограф не мог проявить фотопленку до тех пор, пока «Халибат» не подвсплывет, чтобы через шнорхель провентилировать токсические газы из фотолаборатории. Наконец, Макниш дал распоряжение, и «Халибат» всплыла под покровом ночи. Фотограф совместно с офицером из спецпроекта стал проявлять фотопленку. На кадрах пленки появились цветные фото советского подводного кабеля.

Теперь экипажу «Халибат» предстояло найти плоскую полосу на дне моря, чтобы опустить два грибообразных огромных якоря – один с носа, а другой с кормы. Макниш искал такое место за пределами трехмильной зоны. Судьбу лучше не искушать. Поэтому он выбрал место в северной части Охотского моря, в 40 милях от западного берега Камчатки. После длительного маневрирования лодка была мягко уложена почти на кабель.

Водолазы ждали в декомпрессионной камере, дыша кислородно-гелиевой смесью, их организмы привыкали к повышенному давлению. Затем они одели свои просторные комбинезоны, в которых было достаточно места для шлангов, проходивших к их ногам, рукам, обвивавших все тело. Помпа из подлодки начнет подавать горячую воду по этим шлангам, как только они покинут камеру. Теплая вода, проходя по шлангам, будет обогревать водолазов. В ноябре вода в Охотском море холодная.

Водолазы обернули теплоизоляцией газовые патрубки, поскольку бессмысленно согревать тело, когда дышишь холодной газовой смесью. Наряду со шлангами, тросами и кабелями, по которым водолазы обеспечивались воздухом, теплом, связью и электроэнергией, был еще один прочный аварийный линь, с помощью которого, в случае чрезвычайных обстоятельств, водолазов можно срочно втащить в лодку. На случай обрыва подачи воздуха на поясах водолазов были прикреплены маленькие баллоны, содержащие газовую смесь для обеспечения автономного дыхания в течение трех или четырех минут.

Наконец все готово к их выходу из лодки через наружный люк. В центральном посту командир мог видеть, как они, похожие на космонавтов, шли по морскому дну. Едва освещая путь ручными фонарями, водолазы проложили прозрачную тропу через мутную воду к кабелю связи. Добравшись до него, они с помощью сжатого воздуха начали счищать с кабеля ил и песок. Как только кабель был очищен, водолазы стали прикреплять к нему подслушивающее устройство длиною около метра, в котором находился магнитофон с большим запасом пленки. Рядом с этим устройством расположился цилиндр с литиевым аккумулятором. Отдельная муфта, закрепленная вокруг кабеля, будет тщательно прослушивать идущую по кабелю информацию. Перехват будет вестись на принципе индукции. Никаких надрезов кабеля, никакой опасности короткого замыкания из-за проникновения в кабель морской воды.

Внутри лодки экипаж вел наблюдение за течением воды, каждые 15 минут регистрируя показания приборов. «Халибат» качалась на якорных канатах, и рулевые пытались удерживать ее на постоянном уровне в течение нескольких часов, пока водолазы прикрепляли записывающее устройство к кабелю. После того как подключение было произведено, «спуки» собрали, казалось, достаточное количество образцов советской телефонной и телеграфной связи, идущей по кабелю.

Ничто не предвещало, что все произойдет так легко. Кабель был найден без единого зацепа троса, буксирующего «рыбу». Экспедиция прошла настолько гладко, что экипаж будет оставаться в полной уверенности в том, что их лодка совершенно случайно наткнулась на кабель. В конце концов, ведь им же говорили, что целью похода в Охотское море был поиск фрагментов советских ракет. Теперь, как бы в оправдание этих слов, Макниш повернул «Халибат» в направлении советского испытательного полигона.

Там глубина оказалась несколько больше, чем в районе кабеля. Тем не менее «рыба» с «Халибат» быстро обнаружила место, где светло-желтый песок на дне океана был усеян серыми и черными электронными деталями и небольшими черепками обшивки ракет. «Халибат» нашла то место, куда падали советские ракеты.

Эта операция была тоже важной, поскольку эти новые советские крылатые ракеты представляли огромную угрозу американским авианосцам. Ракеты имели новый вид инфракрасной системы наведения, которой американские ВМС не могли противодействовать. Бредли уже посылал три стандартные многоцелевые подлодки в Охотское море с задачей попытаться подойти поближе к району проведения испытаний ракет. Задача состояла в том, чтобы записать частоты инфракрасного устройства, а также нового вида радарного альтиметра, позволяющего ракете буквально скользить над водной поверхностью, вне зоны поражения обычным противоракетным вооружением США. Если на обычных многоцелевых подлодках прикрепить к перископам приспособления, посылающие на ракеты тепловые импульсы, можно будет определить, какие частоты будут отражаться. Задача оказалась невыполнимой. На этом этапе ВМС так отчаянно стремились узнать что-либо об этих ракетах, что даже посылали «Суордфиш» с созданным для «Халибат» гидролокатором, прикрепленным к ее корпусу, для осмотра морского дна на мелководье. Тот гидролокатор работал так устойчиво, что «Суордфиш» могла просматривать мелководье в пределах 10 метров от дна, практически не снижая скорости.

Но только «Халибат» могла посылать людей за борт для подбора чего-либо со дна. И вот теперь из нее снова вышли водолазы, на сей раз, чтобы кусок за куском собирать фрагменты ракет. Они надеялись найти одно из инфракрасных устройств или один из альтиметров. Водолазы собирали куски в огромный контейнер, прикрепленный к стальному днищу лодки. Когда контейнер был заполнен сотнями осколков ракет, водолазы поднялись в декомпрессионную камеру и ожидали там окончания длительного декомпрессионного процесса. Там они оставались значительную часть времени, которое потребовалось «Халибат», чтобы вернуться на базу Маре-Айленд. Лодка пришвартовалась у пирса через месяц после выхода из Охотского моря.

Еще до того, как экипаж «Халибат» сошел на берег, пленки с записью перехвата советского подводного кабеля были уже на пути в агентство национальной безопасности в форт Мид, куда министерство обороны посылало большинство электронной разведывательной информации, получаемой подлодками и другими шпионскими судами, для дешифрования и анализа. Для изучения советских шифров были привлечены несколько крупнейших математиков и других ученых. Там также работали тысячи специалистов русского языка и аналитиков, сосредоточенно изучавших расшифрованную информацию. Между тем фрагменты ракет были направлены в секретную лабораторию министерства энергетики. В большую пустую комнату лаборатории поставили несколько корзин с обломками ракет. В течение нескольких месяцев инженеры лаборатории подбирали из корзин осколки и укладывали их на длинную доску и, наконец, составили почти целую шестиметровую плоской формы ракету.

Но среди всей массы обломков инженерам не удалось найти необходимую ВМС инфракрасную систему наведения. Возможно, это приспособление разбивалось в мелкие кусочки при подходе ракеты к месту падения. Но радарный альтиметр и другие важные компоненты были найдены, что позволило инженерам попытаться разработать контрмеры, которые, как они надеялись, будут способны заставить советские крылатые ракеты падать в океан еще до достижения своей цели.

Агентство национальной безопасности сообщило Бредли о записанной с кабеля информации. Его предположения подтвердились. По этому кабелю шла ценнейшая информация: переговоры между базой подводных лодок и высшим руководством советских ВМС, многие из которых шли открытым текстом или были закодированы совершенно элементарным кодом.

Добытая из кабеля информация заметно отличалась от большинства разведсведений, получавшихся США из других источников. Разрастающаяся сеть спутников-шпионов, разведывательных самолетов, подслушивающих станций и подлодок наблюдала и слушала информацию о передвижении войск, строительстве военных баз и походах советских кораблей в районах учений. Но даже самая передовая система подслушивания, наподобие спутника-шпиона «Райолайт», запущенного в 1970 году, не могла проникнуть в проводные телефонные линии. Несколько американских спутников-шпионов с задачей подслушивания были сфокусированы на Москву и советское северное побережье. Но ни один не был нацелен в направлении Тихоокеанских баз, которые были связаны подводным кабелем через Охотское море.

Конечно, американская агентура иногда поставляла кое-какие сведения для психоанализа. Шпионские страсти с тайниками, ночными встречами на темных московских улицах, поисками путей постоянного подслушивания разговоров между советскими военными лидерами – всем этим США занимались десятилетиями. Но результаты оказались весьма ограниченные. Система антенн, установленная на крыше американского посольства в Москве, перехватывала разговоры Брежнева о его здоровье, а также разговоры других членов Политбюро об автомобильном движении, о сексуальной жизни, но советские лидеры предпочитали говорить о государственных секретах по другим линиям связи, а не по мобильному телефону, который легко подслушивается.

Теперь же перехват кабеля обеспечил возможность узнавать непосредственно о том, чего опасаются советские ВМС, их планах, оценках собственных успехов, неудачах и намерениях. Потенциальные возможности подслушивания кабеля в Охотском море еще предстояло оценить. Эти первые записи были лишь отдельными фрагментами разговоров и докладов, которые велись в течение нескольких дней на нескольких из десятков линий, идущих в этом подводном кабеле.

Бредли ясно представлял себе следующий шаг. Он хотел прослушивать как можно больше линий связи, хотел прикрепить к кабелю прибор, который мог бы вести непрерывную запись в течение нескольких месяцев и даже в течение года. Этот прибор должен функционировать в Охотском море даже тогда, когда «Халибат» стоит у пирса на базе Маре-Айленд.

Сотрудники Бредли связались с лабораторией телефонной компании Белл. Ее инженеры были знакомы с коммерческими подводными телефонными кабелями и начали разработку значительно более мощного подслушивающего устройства.

Новый прибор тоже работал на принципе индукции, но только он был огромным. Его длина составляла более 6 метров, ширина около метра, весил он около 6 тонн и имел ядерный источник энергии. Прибор был способен перехватывать электронные частоты одновременно с десятков телефонных линий в течение многих месяцев. «Халибат» могла поставить этот аппарат на кабель и через год вернуться, чтобы его забрать.

Оставлять после себя доказательство вторжения было рискованно, но группа Бредли мотивировала свое предложение тем, что даже если советская сторона и обнаружит подслушивающий прибор, то США могут утверждать, что устройство, работающее на принципе индукции, было легальным. По американским законам, поправка к Конституции США, запрещающая незаконный поиск и захват, не относится к электротоку, излучаемому зданиями, жилыми домами или кабелями.

По этому вопросу юристы ВМС написали совершенно секретные документы. Это юридическое крючкотворство может показаться наивным, но оно сопровождает почти все секретные операции. В конце концов, именно США все время настаивали на том, чтобы другие страны действовали на основе морали и в рамках международного права.

Когда работа по созданию нового аппарата была завершена, он предстал в виде огромной трубы, напичканной внутри миниатюрными электронными схемами, способными работать в течение многих недель.

Настало время для Бредли пройти через процесс официального утверждения, которого он избегал, когда кабель был всего лишь плодом воображения на основе детских воспоминаний. Если «Халибат» собирается оставить доказательство вторжения в Охотском море, то проекту уже недостаточно устного одобрения со Стороны Киссинджера и Хейга. Несмотря на трения Бредли с ЦРУ, оказалось не так сложно получить согласие представителей этого ведомства, работавших совместно с ним. Они были так увлечены постройкой «Гломар Эксплорер», что не возражали оставить за Бредли операцию по перехвату кабеля. Итак, в начале 1972 года Бредли представлял «Комитету 40» подводную лодку «Халибат», в то время как американской общественности представлялись подробности инициатив Никсона и Киссинджера по мирному урегулированию во Вьетнаме и их исторической поездки в КНР.

Время было благоприятное для получения одобрения операции. Переговоры о сокращении стратегических наступательных вооружений были на грани либо успеха, либо провала. Киссинджер и Зумвольт, начальник военно-морских операций, открыто ссорились. Дело в том, что во время переговоров о сокращении вооружений Киссинджер совершил очевидную ошибку, позволившую Советскому Союзу иметь опасное превосходство в количестве подлодок с баллистическими ракетами. Во время секретных переговоров, в отсутствие своих военных советников, он спонтанно согласился не требовать ограничений на советское массовое строительство новых подлодок типа «Дельта», вооруженных баллистическими ракетами с дальностью стрельбы 4000 миль и превосходящих подлодки типа «Янки». Зумвольт был в ярости, он был убежден, что Никсон и Киссинджер готовы пойти на что угодно, чтобы заключить соглашение до начала выборной президентской кампании. Зумвольт добивался, чтобы Киссинджер исправил свою ошибку на переговорах своим одобрением создания в США более мощной подлодки с баллистическими ракетами типа «Трайдент».

И Зумвольт добился своего. (Зумвольт получил еще одно преимущество. Шпионские подлодки в середине 1972 года заслужили признательность в лице Никсона и Киссинджера за то, что обнаружили одно из редких советских вмешательств в войну во Вьетнаме. Вскоре после объявления Никсоном о минировании гавани Хайфон, Советский Союз послал три подлодки типа «Эхо II» к берегам Вьетнама. После того как их обнаружили американские подлодки, Вашингтон послал сообщение в Москву, чтобы советские подлодки убирались домой или они будут уничтожены. И советские подлодки ушли.)

Теперь начальник военно-морских операций был явно за то, чтобы «Халибат» вернулась в Охотское море. Представляя на заседании «Комитета 40» операцию с «Халибат», Бредли почти не говорил о риске. Он разыграл целый спектакль. Развернув карту Охотского моря, показал на ней знаки на берегу, указывающие наличие кабеля. Затем провел на карте маршрут прокладки кабеля. Потом с большой уверенностью заявил, что по кабелю проходит весьма важная информация об операциях и создании советских подлодок с баллистическими ракетами. Его рассуждения о степени риска ограничились лишь опасностью, грозящей водолазам, шагающим по дну моря.

Бредли не сказал комитету, откуда ему стало известно, что этот кабель действительно существует. Он ни словом не обмолвился о том, что с молчаливого согласия Хейга «Халибат» уже побывала у этого кабеля. Единственное, в чем он заверил комитет, так это в том, что ВМС не начнут операцию до тех пор, пока не будет полной уверенности в том, что прослушивание кабеля технически обеспечено.

Когда Бредли закончил выступление, было очевидно, что он покорил комитет. Операция по перехвату информации с кабеля была одобрена, и «Халибат» пошла в свой второй поход в Охотское море 4 августа 1972 года. На этот раз Макниш решил проинформировать экипаж о настоящих целях операции и о риске, с которым она связана. Он рассказал о черных ящиках, размещенных на носу, в корме и в середине лодки, в которых находится взрывчатка. В случае, если «Халибат» будет задержана в Охотском море, то ни лодка, ни экипаж не будут захвачены, поскольку все приготовлено к самоуничтожению.

Конечно, такой подробный инструктаж противоречил общим правилам соблюдения конспирации. Большинство экипажа не должно было знать, куда идет лодка и зачем. Но Макниш решил сделать это, поскольку лодка уходила в море на 6 месяцев, и предстоял риск, бесподобный в мирное время. В разговорах между собой экипаж стал называть место своего назначения «Ошкош».

«Халибат» довольно легко нашла кабель. Командир отдал приказ, и два огромных якоря были сброшены с кормы и с носа лодки. Водолазы выбрались на дно, и уже через несколько часов «спуки» стали прослушивать голоса из кабеля. Они даже давали наушники своим близким друзьям – послушать русскую речь.

Макниш держал «Халибат» в зависшем состоянии над кабелем, по крайней мере, около недели. Затем, оставив подслушивающее устройство с записывающей аппаратурой, «Халибат» вышла из Охотского моря и взяла курс на о. Гуам, чтобы вернуться снова через месяц и забрать записи, которые накопятся за время ее отсутствия.

Отдых на Гуаме проходил без происшествий, за исключением последнего вечера. Весь экипаж, не находившийся на вахте, пошел в бар. Никто не помнит, кто первый произнес вслух то, что, по-видимому, у большинства было на уме. От страха или под влиянием выпитого, один из моряков нарушил завесу молчания и задал вопрос: «Зачем, черт возьми, мы забираемся в советский огород и подслушиваем военную линию связи в мирное время? Почему мы рискуем жизнью во имя операции, в проведении которой США никогда не признаются? Почему плаваем на лодке, командир которой заявил, что в любой момент может взорвать ее? Почему мы должны плавать на лодке, которая может исчезнуть, и семьи не узнают, как и почему мы погибли?»

Начавшийся разговор принимал оживленный характер. Страх, злость и беспокойство смешались вместе. Часть подводников, казалось, впервые осознала, что то, чем они занимаются, может привести их к гибели. Затем кто-то предложил заявить командиру, что они не хотят возвращаться в Охотское море. Другой выразил ту же мысль, но другими словами. Потом выпили еще пива и все вместе пошли на пирс. И один за другим спустились через люк в лодку, понимая, что ничего не станут говорить своему командиру о том, что не собираются возвращаться в Охотское море. Стали разбредаться по своим койкам и частью по своим боевым постам.

Вскоре все уже были на борту лодки, за исключением старшины группы вспомогательных механизмов Джона Уайта. Он стоял на пирсе, заявляя, что не собирается спускаться в лодку. Джон добровольно пошел служить на подводную лодку и так же добровольно уходит с этой службы.

Никто этого не ожидал. Уайт уже отслужил более 19 лет. Он был тем человеком, который работал усерднее своих подчиненных. Возможно, пиво ударило ему в голову, но он не выглядел настолько пьяным, чтобы разрушать свою карьеру, когда оставался всего один год до выхода на полную пенсию. Тем не менее что-то толкнуло его на принятие такого решения. Он отказывался объяснять причину и тогда на пирсе, и потом. «Халибат» ушла из порта без него. Самолетом Уайта отправили в Калифорнию, где он был уволен со службы с хорошей аттестацией.

На пути в Охотское море старшины поначалу только и говорили об Уайте. Однако вскоре они с разрешения «спуков» уже слушали советские телефонные переговоры, иногда даже понимая смысл или догадываясь, о чем могла идти речь.

Операция вступила в заключительный этап. У них был приказ – набрать как можно больше информации, затем оставить подслушивающее устройство для продолжения автоматической записи советских переговоров в течение многих месяцев, до следующего прихода «Халибат».

Сейчас же они зависли над кабелем на неделю, время достаточное, чтобы драматический уход Уайта сгладился монотонностью повседневной жизни: вахта, обед, игра в карты, сон, вахта, завтрак, игра в карты, сон и т. д. К этому времени лодка находилась в отрыве от дома уже 5 месяцев. И многие подумывали, не пора ли домой?

Монотонная жизнь неожиданно прервалась. Шторм на поверхности моря начал достигать глубины. Водолазы оказались в ловушке за бортом. Они не могли забраться в декомпрессионную камеру, поскольку «Халибат» то держалась на туго натянутых якорных канатах, то натяжение ослабевало и лодку ударяло о морское дно. Все, что могли сделать водолазы, так это отойти на безопасное расстояние и наблюдать за лодкой со стороны.

Рули глубины для удержания лодки на одном уровне были бесполезны. Прибор натяжения якорных канатов показывал натяжение от 4500 кг до 22 тысяч, затем 0, после этого 4500 кг, затем увеличение до 22 тысяч кг и снова 0. Прошло два часа. Раздался громкий треск. Оба стальных якорных каната лопнули с такой легкостью, как будто были резиновые.

Водолазы за бортом наблюдали, как «Халибат» начала медленно всплывать. Они были связаны с лодкой воздушными шлангами. Было понятно, что они погибнут, если лодка вытащит их наверх до того, как они смогут пройти в декомпрессионную камеру. Если же отрубят шланги, то задохнутся без подачи воздуха. Внутри лодки вахтенный офицер сразу понял, какая серьезная опасность угрожает водолазам, и немедленно отдал приказание: «Срочное погружение». «Халибат» начала набирать тонны воды, заполнив балластные цистерны за считанные секунды. Лодка днищем опустилась на песок. Водолазы забрались в декомпрессионную камеру.

Ужасающее погружение было закончено. Но не было уверенности в том, что лодка сможет оторваться от илистого песка. Камни царапали корпус. «Боже, мы здесь останемся навсегда», – пробормотал один из механиков сквозь сжатые зубы.

«А какого черта мы здесь оказались?» – пробормотал другой. «Халибат» продолжала лежать на дне еще несколько дней. Шторм утих, но Макниш и не собирался пытаться подвсплывать. Он считал, что лодка должна вернуться домой с полностью записанными лентами, если она вообще вернется домой. Когда же Макниш, наконец, дал команду на всплытие, то оказалось, что достаточно было продуть цистерны срочного погружения, чтобы лодка оторвалась ото дна.

Пересечение Тихого океана прошло без происшествий. Бредли получил сообщение из агентства национальной безопасности США, из которого стало ясно, что «Халибат» открыла «золотую жилу». Были записаны разговоры по 20 линиям одновременно. В агентстве их все удалось электронно разделить. Получена информация о тактике проведения операций и планах, о проблемах снабжения, включая доклады о дефектах, которые могут усилить шумность подлодок, в том числе и ракетных лодок, подобных лодкам типа «Янки», которые начинают патрулирование в Тихом океане. Кроме того, стали известны решения, принятые на высоком уровне, какое патрулирование должно проводиться и какие подлодки будут направляться к берегам США. Записаны обсуждения проблем комплектования личным составом, проблем боевой подготовки и многих других проблем.

Вторая попытка перехвата информации через кабель подтвердила и одно опасение. Оказалось, что по кабелю шло мало информации об испытаниях ракет. Бредли возлагал большие надежды на получение информации о падении наземных и морских межконтинентальных баллистических ракет. Но в целом этот кабель оказался действительно «золотой жилой» разведывательных сведений.

Тем не менее предстояло внести несколько изменений в процесс подслушивания. Лаборатории телефонной компании Белл поставили задачу запрограммировать следующую аппаратуру для подслушивания таким образом, чтобы она была настроена на наиболее важные линии связи и чтобы записывающая аппаратура могла включаться и выключаться с целью экономии энергии. Идея программирования заключалась в том, чтобы запись шла только в то время, когда идет наиболее ценная информация.

Отдел Бредли все-таки был вынужден допустить адмирала Риковера к своей программе, по крайней мере в ограниченных пределах, несмотря на его тайную ненависть к «Халибат» и ее прежнему командиру. Бредли нужно было получить разрешение от Риковера на внесение значительных изменений в конструкцию лодки. Он хотел избежать повторения инцидента, в котором чуть не погибли водолазы «Халибат». Для этого на лодке должны иметься приспособления на днище в виде выносных лыж, с тем чтобы ей не приходилось удерживаться над кабелем на якорных канатах. «Халибат» тогда будет способна приземляться на дно моря, когда пойдет в Охотское море в 1974 и 1975 годах.

Детали технического устройства подлодки «Халибат» не интересовали верха разведывательного сообщества, а вот записи перехвата представляли для них большой интерес. ВМС взяли руководство операцией в свои руки, поскольку ни один агент, ни одна стандартная шпионская подлодка не могли собрать столь ценную информацию, какую привозила «Халибат».

Агентство национальной безопасности присвоило всем предстоящим операциям кодовое наименование «Вьющиеся колокольчики». Бредли будет планировать еще несколько таких операций, и другие подлодки будут переоборудованы по образу и подобию «Халибат» для походов в Охотское море.

Но Бредли не суждено будет знать из первых рук, какие плоды приносили его усилия. Агентство национальной безопасности станет предоставлять ВМС детальные обзоры полученной информации, но не даст прослушать ни одной минуты записи этой информации на пленке. Агентство решило, что Бредли, который открыл этот кабель в своем воображении, предвидел знаки, указывающие на него, с большими усилиями добыл фонды и разрешение на проведение первых операций, не заслужил хотя бы маленькой привилегии послушать пленку, чтобы получить удовольствие от результатов своих усилий. Посчитали, что ему нет необходимости слушать и нет необходимости знать.