• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Андрей Медардович Зайончковский, генерал-лейтенант

В событиях, ознаменовавших собой историю 1850-х гг., одну из главных руководящих сил представляет личность императора Николая Павловича. Непреклонная воля, рыцарский характер, твердость убеждений, любовь к своему государству и желание возвеличить Россию — инстинктивно давали каждому чувствовать, что государь не уклонится от избранного пути.

Император Николай I родился 25 июня 4 1796 г. и сначала был на попечении своей бабки, а после смерти императрицы Екатерины II воспитание Николая Павловича перешло в руки родителей. По смерти отца ребенка окружила сфера суровости, созданная строгостью императрицы Марии Федоровны и черствым характером воспитателя генерала Ламздорфа.

Заботы об обучении и образовании великого князя сосредоточивались в неумелых руках. Сделав все возможное, чтобы оттолкнуть его от учения, воспитатели и педагоги, повинуясь требованиям императрицы матери, прилагали все усилия с целью предостеречь великого князя от увлечения военным делом. Старание это успеха не имело и повлекло за собой то, что и в этой отрасли знаний образование Николая Павловича не получило правильного направления.

Серьезные занятия военными науками начались лишь с 1813 г., но, при отсутствии литературы по тактике и военной истории, в программу военного образования будущего генерал-инспектора по инженерной части не были включены предметы, имевшие целью ознакомить августейшего ученика с требованиями, которые можно предъявлять солдату, как физической и боевой единице, с техникой ведения боя и с прочими элементами войны.

В 1817 г. закончился цикл научных путешествий Николая Павловича и в этом же году он сочетался браком с прусской принцессой Шарлоттой.

Служебная деятельность великого князя до вступления на престол состояла в командовании Измайловским полком, 2-й бригадой 2-й Гвардейской пехотной дивизии (Измайловский и Егерский полки) и с лета 1825 г. этой дивизией, но служба эта вращалась главным образом около муштры солдата.

Будучи же с 1818 г. привлечен к исполнению обязанностей генерал-инспектора по инженерной части, он весь избыток присущей ему энергии посвящал делам Инженерного управления, то просиживая на лекциях офицерских и кондукторских классов и тем пополняя круг своего образования, то занимаясь строительными проектами, то увлекаясь постановкой дела в излюбленном своем детище — Главном инженерном училище.

Но, удаляемый от всего, что выходило за пределы его служебной деятельности, великий князь Николай Павлович не был ознакомлен с делами государственными, не мог принимать участия в правительственных совещаниях и, совершенно не посвещенный в вопросы высшей политики, не зная требований своего времени и внутреннего состояния государства, взошел на престол, будучи почти неизвестен, при общем против него предубеждении; лишь только многочисленные и злые анекдоты о строгости великого князя, распускаемые в обществе недовольными им гвардейскими офицерами, встретили первые шаги Николая Павловича на новом трудном пути. А между тем внутреннее положение России в это время находилось в самом критическом состоянии. И вновь воцарившемуся государю предстояло исправить неисчислимые беспорядки и злоупотребления.

^{Император Николай I, великий князь Михаил Павлович и цесаревич Александр Николаевич. Художник Крюгер}

Результатом либеральных тенденций начала царствования императора Александра I и Заграничного похода в революционную Францию явилось волнение в обществе и отчасти в армии; брожение в войсках вызвало к жизни ряд союзов. К тому же «первый урок на царство», 14 декабря 1825 г., когда картечные выстрелы на Исаакиевской площади прекратили бунт, лег тяжелым, неизгладимым отпечатком на всю жизнь и деятельность императора Николая I.

Любовь Николая Павловича к военному делу не уменьшилась после оцарения. Напротив того, по мере знакомства с жизнью, военная среда сделалась еще более ему симпатичной, так как ее духовная сущность вполне соответствовала нравственному мировоззрению государя.

«Здесь, между солдатами, — говорил он Шнейдеру, — и посреди этой деятельности я чувствую себя совершенно счастливым. Здесь порядок, строгая законность, нет умничанья и противоречия, здесь все одно с другим сходится в совершенном согласии. Никто не отдает приказаний, пока сам не выучится повиноваться; никто без права перед другим не возвышается, все подчинено определенной цели, все имеет свое значение, и тот самый человек, который сегодня сделал мне по команде на караул, завтра идет на смерть за меня. Только здесь нет никаких фраз, нет лжи, которую видишь всюду. Здесь не поможет никакое притворство, потому что всякий должен рано или поздно показать, чего он стоит в виду опасности и смерти. Оттого мне так хорошо между этими людьми, и оттого у меня военное знание всегда будет в почете. В нем повсюду служба, и самый главный командир тоже несет службу. Всю жизнь человеческую я считаю не чем иным, как службою: всякий человек служит».

Одиннадцатилетний мирный период, предшествовавший воцарению Николая Павловича, свел со сцены доблестных представителей освободительных войн и не дал случая выдвинуться молодым силам, получившим практическую подготовку в наполеоновских кампаниях.

В качестве главного советчика по военным делам первое место занял Дибич. Человек бесспорно талантливый, но более всего ловкий, Дибич своей деятельностью преследовал скорее личные интересы, чем пользу дела. Ему не удалось выказать ни твердости убеждений, ни смелости открытой поддержки перед государем своего мнения, если оно шло вразрез с первоначальными мыслями монарха, т. е. тех качеств, которые были столь необходимы сотруднику первых годов царствования Николая Павловича, особенно при отсутствии у последнего «необходимой опытности» и наличии «необходимой поспешности».

Мирное течение военной службы было нарушено в первые годы царствования войнами, сначала Персидской, а потом Турецкой и Польской. Наибольшее впечатление на государя должна была произвести Турецкая война, так как первый год кампании он лично находился при армии, имевшей, однако, особого главнокомандующего — фельдмаршала князя Витгенштейна.

Вскоре за Турецкой войной началась война против польских мятежников.

Прославившийся Забалканским походом Дибич снова стал во главе русской армии. Но ему не удалось поддержать своей славы полководца; неустойчивость в мыслях и нерешительность в действиях отличали Дибича в продолжении всей затянувшейся по его вине кампании.

Переписка государя с главнокомандующим во время этой продолжительной войны является яркой характеристикой военных взглядов императора Николая I. Предлагая Дибичу разные советы, государь настоятельно требовал, чтобы они исполнялись лишь по мере, соответствующей личным взглядам главнокомандующего, которому на месте лучше видны все обстоятельства дела. «Я не австрийский гофкрихсрат и за несколько сот верст не могу давать точных указаний, как действовать», — писал государь.

Война с польскими мятежниками дала возможность государю выказать свои обширные военные дарования и познания в собственноручной записке о плане военных действий, относящейся к началу апреля 1831 г. Граф Паскевич воспользовался почти в полном объеме планом государя.

После подавления Польского мятежа начался продолжительный мирный период, обхватывавший время вплоть до 1849 г., когда, уступая просьбе императора Франца-Иосифа, государь двинул войска для подавления Венгерского восстания.

Прерванное кампанией 1849 г. военное затишье продолжалось затем вновь до Восточной войны 1853–1856 гг. И военная деятельность Николая Павловича за этот период времени должна была сузиться до роли административной и воспитательной с присущей мирной обстановке односторонностью.

Бросая общий взгляд на наши отношения к турецкому Востоку со времени падения Константинополя и до воцарения императора Николая Павловича, невольно приходится прежде всего отметить ту нравственную связь, которая существовала между Россией и подвластными Турции христианскими народностями с первых дней утверждения Оттоманской империи в Европе.

Императрица Екатерина II заключением Кючук-Кайнарджийского мирного договора дала могущественнейший толчок к самостоятельной жизни большинства христианских народностей турецкого Востока. В то же время этот договор предоставил России фактическое право защиты христианских жителей некоторых турецких провинций и нравственное покровительство над всеми подвластными Порте христианами.

Одновременно с этим Россия благодаря успешным войнам императрицы Екатерины II достигла на юге естественных границ.

Величие, приобретенное ею за время царствования императрицы Екатерины II, а главное, обширные восточные проекты наших государственных людей конца XVIII столетия заставили несколько иначе смотреть на миссию России на Ближнем Востоке. И хотя с воцарением императора Александра Благословенного в основу русской политики, в корне подорвавшей доверие к нам христианских народностей, легло сохранение до последней возможности существования слабой Турции, но вышеуказанные проекты и двойственная относительно Порты политика императора Александра Павловича дали возможность созреть общему убеждению в исключительно завоевательных намерениях России относительно Порты Оттоманской.

Вся последующая политика Александра I, сводившаяся к поглощению русских интересов общеевропейскими, не уменьшила недоверия к России, но зато отодвинула ее в делах Востока на второстепенный план. Из числа иностранных дворов, наиболее заинтересованной в исторической миссии, выказала себя Австрия, отличие взглядов которой выяснилось еще с 1700 г., когда рознь между интересами московского и венского дворов обнаружилась вполне; образ ее действий во время наших столкновений с Портой оставался всегда одинаков. Почти в таком же положении находилась и Англия, которая только однажды, во время ее борьбы с Наполеоном, стала на сторону русских требований. К концу же рассматриваемого периода ее влияние не только в Турции, но и среди христианского населения южной части этой империи упрочилось за счет уменьшившегося влияния России. Что же касается Франции и Пруссии, то обе эти державы в русско-турецких делах находили лишь средство давления на Россию в видах тех или других своих интересов. Таково было политическое наследие по делам Востока, которое пришлось принять на себя императору Николаю I.

Первым своим дипломатическим актом Николай Павлович объявил, что в делах внешней политики он будет руководствоваться заветами предшествовавшего царствования и строго придерживаться начал, обеспечивающих мир Европы со времени Венского конгресса. Что же касается до запутанных в то время восточных дел, то государь различал в них две категории фактов, из которых одна представляла многочисленные нарушения Турцией заключенных трактатов и составляла в глазах государя наше частное дело с Портой Оттоманской, другая же касалась событий, в которых были затронуты интересы и прочих европейских государств.

Что касается первых, то государь, не питая никаких честолюбивых замыслов, желал только точного исполнения договоров и, в случае надобности, готов был прибегнуть и даже прибегал, как например в 1828 г., к силе оружия.

Действуя столь энергично и самостоятельно в делах, считавшихся императором частными русско-турецкими, Николай Павлович в греческом вопросе желал видеть Россию поставленной «на одну линию с другими державами-посредницами». И, несмотря на недоверие к политике России, он рядом коллективных представлений в защиту греков, как то было в 1826 г., и даже совместными боевыми действиями, как то было под Навариным, прилагал все усилия к разрешению недоразумений между Турцией и Грецией.

Неудачный исход кампании 1828–1829 гг. и падение влияния центральной государственной власти внутри страны затянули дело реформ в Турции; одну только армию кое-как удалось организовать в тактическом отношении, причем административная ее часть по-прежнему продолжала оставаться в хаотическом беспорядке.

Победы восставшего египетского паши Мехмед-Али в 1831–1832 гг. так подействовали на султана, что, несмотря на господствовавшую в то время политику недоверия к России, он решился обратиться за помощью к императору Николаю I. Однако появление русских знамен и флага у самых ворот Царьграда вызвало такое сильное возбуждение в Париже и Лондоне, что благодаря стараниям англо-французской дипломатии султан предпочел уступить требованиям Мехмед-Али. Дальнейшие дипломатические шаги привели Россию и Турцию к подписанию Ункяр-Искелесийского договора, имевшего целью «взаимную защиту против всякого покушения». При этом правительство обоих государств обещает согласоваться откровенно касательно всех предметов, которые относятся до их обоюдного спокойствия и безопасности, и в этом случае взаимно оказывать существенную помощь. Россия должна была представить Турции в случае надобности армию и флот, а Турция — закрыть проливы.

Договор этот был принят с нескрываемым неудовольствием в Париже и в Лондоне. Английский кабинет начал подыскивать себе союзников, но все его старания не увенчались успехом; Австрия и Пруссия признали Ункяр-Искелесийский договор без всяких оговорок; Швеция предупредила о своем строгом нейтралитете, если дело дойдет до англо-русского столкновения, а правительство Луи-Филиппа согласилось только на военную демонстрацию против России, но не считало возможным вступать с нами в действительную войну. И в Лондоне должны были смириться перед совершившимся фактом.

Однако в 1835 г. деятельность лондонского правительства вновь ознаменовалась целым рядом враждебных нам протестов и, не ограничиваясь пререканием с нашими представителями в Лондоне, министр иностранных дел Англии лорд Пальмерстон преследовал более существенную цель противодействия русскому влиянию в Константинополе, завершившуюся торговым договором Турции с Великобританией, послужившим могучим средством для упрочения в Константинополе влияния держав, которые имели наиболее значительные торговые обороты с Оттоманской империей.

Причины умаления нашего значения на берегах Босфора лежали в руководящих основах нашей политической программы относительно Турции, принятой после 1829 г. Адрианопольский мир ставил нашей целью иметь соседом Турцию слабую и неспособную к внутреннему и внешнему росту, а потому вполне естественно, что мы не могли поддерживать турецких реформ, направленных к укреплению и обновлению империи оттоманов. Напротив того, Великобритания, в лице лорда Пальмерстона, являлась убежденной защитницей живучести Турции и вместе с австрийским министром князем Метернихом считала единственным способом разрешения восточного вопроса установление общеевропейского покровительства над Турцией.

Новая распря Мехмед-Али с султаном давала случай для осуществления этой идеи. Боясь, что возможное поражение турецких войск может принудить султана искать помощи у императора Николая, державами было предложено России принять участие на совещании в Вене по восточному вопросу, на что наш кабинет ответил решительным отказом.

Между тем переговоры султана с Мехмед-Али к желательным результатам не приводили, и новый султан Абдул-Меджид обратился за содействием к представителям держав.

Соглашаясь теперь на свое участие в коллективной гарантии турецко-египетского соглашения, Россия ставила условием отказ морских держав от объявления неприкосновенности владений Турции и их согласие на закрытие проливов для военных судов всех наций.

В этом духе и была закончена конвенция 3 (15) июля 1840 г. между Россией, Австрией, Пруссией, Англией и Турцией. Успехи турок при содействии Англии и Австрии принудили Мехмед-Али принять предложенные ему условия, а симпатизировавшая ему Франция присоединилась к группе европейских государств. 1 июля 1841 г. между Россией, Англией, Австрией, Пруссией, Турцией и Францией была подписана новая конвенция, отличавшаяся от прежней тем, что закрытие проливов являлось обязательным для Турции, «пока Порта находится в мире». Эта оговорка сыграла роковую роль в 1854–1855 гг., когда англо-французский флот стал свободно бомбардировать русско-черноморское побережье.

Балканская наша политика сводилась в это время к руководству управлениями княжеств и к поддержке существующего порядка. Но «агенты русского правительства, — по словам современника, — своими гордыми приемами оскорбляли личность и достоинство князей, унижали чувства народности, делались гонителями всякого свободолюбивого человека, объявили неловкую войну Западу, преследовали того, кто их не раб, превращали дома свои в вертепы интриг и доводили всех благомыслящих людей княжеств до отчаяния; так что народы, любившие Россию, как мать, исполнились неприязнью к их благотворительности». Таковы, в общем, несколько односторонние, выводы современника. Неудивительно, что наше влияние на Турецком Востоке в 1830–1840-х гг. он признает влиянием мнимым. Оно таковым и было на самом деле.

Взамен же русского влияние Англии продолжало возрастать и укрепляться.

Места, связанные с воспоминаниями о важнейших событиях земной жизни Иисуса Христа, с древнейших времен особо почитались христианами.

Победы Миниха и Кючук-Кайнарджийский договор обратили взоры православных восточных христиан к могущественной России. Начатая борьба с франками за обладание Святыми местами с переменным успехом велась до половины XIX столетия, когда она и достигла высшего напряжения. Щекотливое положение Турции в этом споре держав и необходимость удовлетворить совершенно противоположные требования России и Франции принудило ее избрать среднее решение, предложив некоторые уступки католикам взамен за другие уступки в пользу греков.

Однако полумеры турецкого правительства не удовлетворили императора Николая, а все усилившееся влияние при дворе султана посла Франции Лавалета побудило государя принять энергичные меры для удовлетворения своих справедливых требований. После ряда новых настойчивых переговоров была признана необходимой посылка к султану чрезвычайного посольства с генерал-адъютантом князем Меншиковым во главе. Предназначенный в случае войны с Турцией в главнокомандующие, посол помимо чисто дипломатических поручений должен был ознакомиться и с современным состоянием Турции в военном отношении, выбрать удобные для высадки пункты и т. п.

Но всесильный в то время в Константинополе посол Англии лорд Редклиф, посвятивший всю свою продолжительную дипломатическую деятельность борьбе против усиления нашего влияния на Босфоре, объединил вокруг себя дипломатический корпус и заставил турок считаться с его взглядами. По его совету турки разделили наши требования на две категории. Первая касалась вопроса собственно о Святых местах и о правах Православной церкви, а ко второй категории были отнесены наши предложения, могущие, по мнению турок и их английского друга, создать в пользу России такое влияние на христианские народности подданных Порты, которое могло бы вызвать опасность или серьезные неудобства для осуществления верховных прав султана.

Идя навстречу первым нашим требованиям, касавшимся главным образом прав хранения ключей от Вифлеемского храма и права исправления купола на храме Гроба Господня, турки восставали против вторых, особенно возражая против установления между Турцией и Россией конвенции, гарантирующей точно status quo преимуществ православного вероисповедания и Святых мест, находящихся в его исключительном или совместном с другими исповеданиями владении, и представлявшей между прочим русским дипломатическим агентам в Константинополе право делать представления правительству Турции о нуждах греко-российской церкви и ее духовенства.

Затягивая переговоры, турки тем временем успели обеспечить себе заступничество со стороны держав запада. И в то время, когда, приводя в исполнение свою угрозу, князь Меншиков покинул Константинополь, англо-французская соединенная эскадра подошла к Дарданеллам, и турки почувствовали себя в полной безопасности.

К началу Восточной войны военно-сухопутные силы империи состояли из регулярных и иррегулярных войск. Регулярная армия делилась на войска действующие (или линейные), резервные и запасные, местные и вспомогательные.

Действующая пехота разделялась на линейную и легкую (карабинерные и егерские полки и стрелковые батальоны), части, ничем, впрочем, существенно между собой не различавшиеся.

К 1853 г. пехота состояла из 110 полков (от трех до пяти батальонов, шестиротного состава каждый), 9 стрелковых и 84 линейных батальонов. Пехотные полки и часть линейных батальонов сводились в 30 дивизий (по 4 полка) и 6 отдельных бригад; стрелковые же батальоны были приданы непосредственно корпусам.

Кавалерия делилась на тяжелую (кирасирские, драгунские полки) и легкую (уланские и гусарские полки). Всех кавалерийских полков шести- и десятиэскадронных было 59, из которых 23 тяжелых и 36 легких. Полки эти сводились в 15 дивизий.

Полевая артиллерия состояла всего из 135 батарей (106 пеших и 29 конных, все двенадцатиорудийного состава), сведенных в большинстве в 28 пеших и 7 конных бригад. Почти все бригады сверх того сводились в 10 артиллерийских дивизий.

Для снабжения войск огнестрельными припасами имелись 4 летучих и 12 подвижных парков.

Инженерные войска состояли из десяти саперных батальонов четырехротного состава, сводившихся в 3 бригады, и двух конно-пионерных дивизионов, по два эскадрона, возивших с собой понтонные парки.

Высшими войсковыми соединениями являлись корпуса, которых всего имелось 14. Корпуса, в большинстве случаев, состояли из 3 пехотных, 1 кавалерийской и 1 артиллерийской дивизий и 1 саперного батальона. В трех резервных кавалерийских корпусах (из общего числа 14) имелось по 2–3 кавалерийских дивизии. Штаты войсковых частей (230 чел. в роте и 133 коня и 168 рядовых в эскадроне) в отличие от современного состояния этого вопроса не отличались от штатов военного времени и пополнялись в случае мобилизации лишь бессрочноотпускными, которых полагалось на роту 25 человек.

Резервные и запасные войска для пехоты составляли резервные и запасные батальоны, содержавшиеся в незначительных кадрах в составе 1 офицера и 22 нижних чинов каждый. В военное время предполагалось сформировать по 1 резервному и 1 запасному батальону на каждый действующий полк. В кавалерии на каждый полк в военное время формировались резервный и запасный эскадроны. Резервные и запасные части артиллерии составляли в военное время 8 резервных артиллерийских бригад шестибатарейного состава (3 резервных и 3 запасных батареи). Конная артиллерия формировала во время войны резервные и запасные части в составе 12 конно-артиллерийских батарей. Инженерные войска формировали 4 резервных, 2 запасных саперных батальона, 6 понтонных рот с понтонными парками, 1 запасную роту, резервный и запасный конно-пионерные эскадроны.

К войскам местного и вспомогательного назначения нужно отнести местные артиллерийские и осадные парки, гарнизонную артиллерию, осадные инженерные и полевой инженерный парки, корпус внутренней стражи и корпуса жандармов, учебных и образцовых войск. Кроме того, к началу Восточной войны имелось 25 округов поселения кавалерии и 10 округов пехотных солдат.

Помимо регулярных войск в ведении военного министерства находились войска, состоявшие из казаков и инородцев, в числе коих находился и Балаклавский греческий батальон.

Численность русской армии выражалась следующими цифрами: в регулярной армии состояло 27 745 генералов и офицеров и 1 123 583 нижних чина; в иррегулярных войсках числилось 3 647 генералов и офицеров и 242 203 нижних чина. Следовательно, общая численность войск достигала 31 392 генералов и офицеров и 1 365 786 нижних чинов.

Главнейшими особенностями организации армии были следующие:

1) армия состояла из двух, резко отличавшихся по своим качествам, частей — действующей и резервной. И в то время, когда по своему мирному составу почти не отличалась от боевого, кадры резервных и запасных войск не могли служить гарантией их надлежащей и скорой формировки;

2) процент небоевого элемента был слишком велик, составляя 17 % общей численности;

3) обращает на себя внимание разнообразие в составе тактических единиц;

4) существование системы военных поселений не оправдало возлагавшихся на них надежд и чисто военные качества не привились к воинам-пахарям.

Комплектование армии нижними чинами производилось по рекрутскому уставу 1831 г., обязывавшему нести личную повинность только лицам податного сословия. Благодаря этому вся тяжесть военной службы ложилась на беднейшие классы населения, а общинный характер повинности предоставлял армии малопригодный контингент рекрутов.

Сроки действительной службы были установлены от 22 до 25 лет. Прослужившие беспорочно 15 лет увольнялись в бессрочный отпуск, во время которого они ежегодно собирались на один месяц в учебные сборы.

Что касается казачьего населения, то отбывание военной службы было обязательно для всех казаков и срок службы считался 30 лет, причем служба неслась с перерывами, в которые казаки увольнялись на льготу.

Комплектование армии унтер-офицерами благодаря большим срокам службы не встречало затруднений и производилось производством поступивших добровольно и по набору рядовых, а некоторая часть пополнялась из числа кантонистов и окончивших курс учебных частей.

Комплектование армии офицерами производилось при помощи:

1) выпуска из военно-учебных заведений;

2) производства добровольно поступивших на службу;

3) производства нижних чинов, поступивших по набору.

Офицеры первой категории составляли лишь ¹/₃ часть потребного для армии количества офицеров, да и эта треть поступала исключительно на укомплектование гвардии и специальных войск. Главный же контингент офицеров армейской пехоты и кавалерии пополнялся производством из дворян и вольноопределяющихся. Незначительный экзамен для поступления юнкером в армию и дальнейшее производство в офицеры лишь за небольшую выслугу лет делали весьма легким достижение офицерского чина. Нижние чины, поступившие на службу по набору, должны были по прослужении 10–18 лет в звании унтер-офицера сдать особый экзамен при штабе дивизии и отбыть один год испытания по службе.

Вооружение пехоты и кавалерии состояло из гладкоствольного заряжавшегося с дула кремневого ударного ружья семилинейного калибра, дававшего возможность стрелять до 600 шагов. Стрелковые батальоны были вооружены Лютихскими штуцерами (7-лин.) нарезными, заряжавшимися с дула и позволявшими стрелять до 1200 шагов. Медленность заряжания, плохие баллистические качества и плохое состояние оружия делало его малопригодным для употребления в бою.

Полевая артиллерия была вооружена медными, гладкоствольными, с дула заряжавшимися 6- и 12-фунтовыми пушками и ? и ?-пудовыми единорогами, укороченными пушками, приспособленными для стрельбы разрывными снарядами и для стрельбы навесной. Снарядами полевой артиллерии являлись картечь, ядра, картечные и обыкновенные (пустотелые) гранаты. Предельной дальностью при 15 % попадания считалось 500–600 сажен для гранаты и 200–300 сажен для картечного выстрела при 21 % попадания. При таких свойствах огонь этого рода войск не мог служить могущественным средством для подготовки атаки, но, однако, артиллерия наша, «по меткости своей стрельбы и по спокойствию прислуги, оказалась намного выше неприятельской».

В состав осадной артиллерии входили 24-, 18-фунтовые пушки, пудовые единороги, ?, 2- и 5-пудовые мортиры. Снарядами для пушек служили сплошные ядра, единорогам — гранаты, мортирам — бомбы.

Для обороны крепостей употреблялись все орудия как новейших, так и старых образцов, входившие в состав осадной и полевой артиллерии, и, кроме того, 36-фунтовые и 3-пудовые бомбовые пушки. Почти все эти орудия были чугунные, гладкоствольные, с дула заряжающиеся.

В Севастополе, преимущественно для сильного картечного огня, употреблялись во время Восточной войны еще каронады, т. е. 12-, 18-, 36- и 68-фунтовые пушки, применявшиеся также и для навесной стрельбы. Холодным оружием пехоты служил тесак, в коннице — сабля, а у улан, 9-х и 10-х эскадронов драгун, кирасир и казаков — и пики; кавказские казаки вместо пик имели кинжалы.

В обмундировании войск того времени совершенно забывалось главное назначение одежды для солдата: дать ему укрытие от непогоды, сохранить его силы и здоровье и дать возможность удобно передвигаться и удобно действовать оружием.

Ни одному из этих условий обмундирование наших войск не удовлетворяло. В формах одежды преследовалась только одна цель — грозный вид всего строя и воинственный и красивый вид каждого воина, взятого в отдельности. Поэтому войска наряжали в предметы, крайне неудобные, и по большей части не только бесполезные во время войны, но даже и вредные; материалы для обмундирования по большей части были малоудовлетворительные.

Головные уборы у большей части войск состояли из касок черной лакированной кожи, с двумя козырьками, подбородной чешуей, большим гербом и многими медными украшениями. Этот головной убор был настолько стеснителен, что в начале войны разрешено было на походе их бросить и ограничиться только фуражками, которые предназначались в обыкновенное время для домашнего обихода.

Общая же тяжесть всего носимого пехотным солдатом доходила до 77 фунтов, что в значительной степени превышало вес носимого солдатами иностранных армий.

Для продовольствия нижних чинов отпускались ржаная мука или печеный хлеб (3 фунта в день), гречневая крупа (? фунта в день) и мясо (7 фунтов в месяц), соль и винные порции.

Фуражное довольствие было установлено в размере ежедневного отпуска на каждую строевую и артиллерийскую лошадь от 4 до 3 гарнцев овса, от 15 до 10 фунтов сена и от 3 до 2 фунтов соломы.

Все виды довольствия войска получали из двух различных ведомств: провиантского, которое снабжало их провиантом и фуражом, и комиссариатского, снабжавшего войска деньгами, вещами, а также ведавшего хозяйственной частью военно-врачебных заведений и ремонтированием лошадей.

Войсковое хозяйство фактически всецело находилось в руках командиров частей, ближайшими помощниками которых являлись казначей и квартермейстер. Единственные ответчики за продовольствие и состояние имущества своей части, командиры полков являлись как бы комиссионерами, обязанными содержать вверенный их управлению полк за определенную, отпускаемую казной сумму. В каждой отдельной части войск имелась масса своих мастерских, отвлекавших рабочих из строя, как-то: швальня, сапожня, оружейная, слесарная, плотничья, столярная, басонная, лакировальная, кузнечная, а в гвардии и султанная.

В военное время войска продовольствовались при помощи запасов, сосредоточенных в магазинах внутри страны и на базисе, а также при помощи войсковых запасов и средств самого театра войны. Наши войска выступали в поход, имея при себе провиант на 10 дней (на 4 дня — в ранцах и на 6 дней — в полковых провиантских телегах) и в подвижном магазине на 20 дней. Зерновым фуражом кавалерия была обеспечена на 3–4 дня, а артиллерия и обозы — на 6 и более дней. При передвижениях вблизи и вдали от неприятеля войска расходовали свой 10-дневный запас, пополняя его немедленно из местных или подвижных магазинов, а в крайнем случае — реквизициями. Ранцевый же запас позволялось расходовать лишь в исключительных случаях.

Хлебопечение в военное время производилось частью самими войсками в полевых печах, частью же обывателями.

Войсковой обоз подразделялся на комиссариатский (аптечный вьюк, патроны, провиант и прочее хозяйственное имущество), артиллерийский и инженерный. Почти весь обоз имел простую оглобельную упряжку, что составляло один из главных его недостатков.

Лечение воинских чинов в мирное время производилось в военных госпиталях, полковых лазаретах и, за неимением их, в «городских» больницах. К 1 января 1853 г. состояло всего 183 госпиталя и их отделений с 1095 офицерскими и 40 662 для нижних чинов местами. Это число не удовлетворяло общей потребности нашей армии и до 85 тысяч человек ежегодно должны были пользоваться в больницах гражданского ведомства.

При выступлении в поход войска, кроме лазаретов, по положению имели перевязочные припасы на себе, каждый третий солдат: бинт в 4 аршина, компресс в 1 аршин и корпии 12 золотников.

Комплектование войск врачами производилось выпуском из Медико-хирургической академии и из медицинских факультетов университетов. Фельдшера и фармацевты выпускались из фельдшерских школ, состоявших при некоторых госпиталях и комплектовавшихся кантонистами.

Что касается до болезненности в войсках того времени, то за десятилетие с 1841 по 1852 г. средним числом на 1 тысячу человек приходилось в год около 692 заболеваний и 38 умерших, которые таким образом составляли 3,8 % всего наличного состава войск.

Такая смертность превышала почти вдвое смертность в других европейских армиях и втрое — таковую же среди населения России соответствующих возрастов.

Обращаемся теперь к рассмотрению в общих чертах тактического устройства войск.

Пехота. Рота в строевом отношении разделялась на 2 взвода, а каждый взвод — на 2 полувзвода.

Боевыми строями роты и батальона были развернутый трехшереножный строй, предназначавшийся главным образом «для частой и сильной пальбы», колонны, каре и рассыпной строй. Колонны полувзводные, взводные и дивизионные применялись во всех случаях расположения на месте, при маневрировании и атаке. Главнейшим недостатком этих построений являлась глубина колонн, особенно увеличивавшаяся от построения людей в 3 шеренги.

Рассыпной строй употреблялся исключительно для стрельбы и состоял из цепи застрельщиков (28 стрелков в роте) и ее резервов. Когда же число застрельщиков по условиям боя оказывалось недостаточным, то 3 роты батальона становились в 1-ю линию и высылали от себя необходимое число стрелков, а гренадерская рота располагалась в 100–150 шагах в резерве. В цепи люди располагались попарно (чтобы иметь одно из двух ружей всегда заряженным) и подчинялись тактическим условиям, во многом удовлетворяющим современным взглядам на это дело. К сожалению, только рассыпной строй играл в бою второстепенную, вспомогательную роль.

Боевой порядок нескольких батальонов пехоты состоял из двух боевых линий и резерва. Интервалы и дистанции в батальонах 1-й и 2-й линий, построенных в колоннах к атаке (12 шеренг), были 100–300 шагов. Колонна резерва располагалась в 3-й линии на дистанции 400–500 шагов.

Боевые действия пехоты состояли из наступления и обороны. При наступлении боевой порядок строился в таком расстоянии от неприятеля, чтобы последний не мог напасть на выстраивающиеся войска раньше, чем они займут свои места.

Первая линия обычно, строясь «в колоннах к атаке», высылала на 200 шагов вперед застрельщиков; когда боевой порядок придвигался к неприятелю на 250–300 шагов, застрельщики открывали огонь с целью расстроить, «до некоторой степени», сомкнутые части противника и тем подготовить атаку нашим колоннам, причем, если первая наша линия расстраивалась, она сменялась второй, а вторая — резервом.

Этот порядок лишал войска, введенные в дело и надеющиеся на смену, необходимой энергии и узаконивал преступную, с военной точки зрения, систему введения войск в бой по частям.

При обороне развернутая 1-я линия встречала неприятеля огнем, и если огонь не задерживал наступления противника, то 2-я линия проходила сквозь 1-ю и встречала атаку атакой; 1-я же свертывалась в колонны к атаке.

Столь сложное перестроение являлось рискованным, особенно в случае возможного замешательства. Атака конницы отбивалась из каре, располагавшихся в шахматном порядке. За 40–50 шагов открывался батальонный огонь или огонь залпами, после чего брали на руку.

Кавалерия. Строи кавалерии состояли из развернутого, для производства атак; колонн — для маневрирования на поле сражения; походных движений; рассыпного — когда требовалось достигнуть не столько силы удара, сколько быстроты нападения; строя для фланкирования.

Спешивание легкой кавалерии применялось очень редко. Для этой цели употреблялись преимущественно драгуны, выделявшие из 10-эскадронного полка 8-взводный батальон.

Артиллерия. Резких особенностей от нынешнего устава в строевых порядках не было. Огонь полагалось открывать с расстояний верного выстрела с 400–500 сажен и только по густым колоннам допускалась стрельба с 600 сажен.

Большим недостатком артиллерии, усложнявшим вопрос снабжения снарядами, являлось разнообразие калибров в составе батарей, имевших и пушки и единороги.

Для совокупных действий различных родов оружия были установлены так называемые нормальные боевые порядки пехотных и кавалерийских дивизий с их артиллерией, точно устанавливавшие расположение частей, интервалы и дистанции.

Боевых порядков для пехоты существовало четыре, а один назывался резервным. Все они состояли из различного сочетания батальонов в двух боевых линиях и резерве. Артиллерия располагалась равномерно по линии и несколько впереди ее, прикрытая цепью застрельщиков.

При наступлении боевой порядок продвигался к неприятелю на 400–500 сажен, и здесь начиналось артиллерийское состязание. Это время служило для производства рекогносцировки противника и окончательного видоизменения боевого порядка в зависимости от собранных сведений. Подойдя затем к противнику на 300–350 сажен, боевой порядок вновь приостанавливался для производства атаки огнем, а застрельщики завязывали бой. Сопровождая наступающую пехоту, артиллерия также двигалась до картечного выстрела (400–500 шаг.), откуда покровительствовала пехотной атаке. При производстве последней требовалось самое точное соблюдение интервалов, дистанций и равнения.

Движение производилось ускоренным шагом без стрельбы, за 20–30 шагов люди бросались атаку. Вторая линия безостановочно следовала за первой, готовая поддержать или сменить ее. В случае успеха батареи выезжали вперед и открывали огонь по отступающему.

Вообще отличительными чертами нашей тактики того времени были: стремление к действиям большими массами, взгляд на рассыпной строй как на средство вспомогательное, твердость форм боевых порядков, малая их гибкость и применяемость к местности, большая приверженность к точным цифровым данным, малая подготовка атаки огнем и пренебрежение к мерам, уменьшающим потери от огня. Способ действий, требующий стройности движений, требовал и совершенно ровных мест; на местности же пересеченной эти порядки были неприменимы, а другие тактические формы не были предусмотрены уставом.

Общий характер обучения сводится исключительно к выработке из солдат и офицеров составных единиц тех масс войск, которые предполагалось двигать на полях сражений. Все внимание обращалось на обучение действиям в сомкнутом строю, и в этом отношении наша армия доходила до совершенства.

Уставы, изучение которых составляло всю премудрость военного дела, были слишком сложны и объемисты в той своей части, которая была наполнена техническими мелочами и лишь незначительная их часть относилась собственно к боевой стороне дела.

Обучение рекрут лежало исключительно на нижних чинах, учивших их тому, что нужно было для смотра, и потому употребляли все силы солдата на уразумение премудрости тихого учебного шага в три приема, стойки и щегольских ружейных приемов.

Упражнения войск в полевой службе своевременно не производились, хотя этот отдел обучения входил в уставы и требовался как государем, так и наследником. И офицеры и нижние чины терпеть не могли этих занятий, на которые смотрели как на источник излишних мучений, так как они не подлежали поверке на смотрах. Что касается обучения стрельбе, то этот важный отдел военного ремесла как бы совершенно находился в загоне и вызывал больше, чем какой-либо другой отдел, нареканий современников.

На стрельбу смотрели как на излишнее, никому не нужное бремя, и даже производимые ежедневно государем смотры не помогали делу. Отлично было поставлено дело стрельбы лишь в штуцерных и стрелковых батальонах, где стрельбе отводилось должное место. Бою на штыках полагалось обучать во всей армии только застрельщиков.

В одиночном образовании кавалериста, как это ни странно, важную роль играли: пешая выправка, ружейные приемы и маршировка. На обучение людей езде имела большое влияние заботливость эскадронных командиров о лошадях. При обучении эскадронов, полков и более крупных частей все внимание было обращено на стройность движения масс, чистоту уставных построений и церемониальный марш.

В артиллерии и инженерных войсках также много внимания было обращено на стройность движений и церемониальный марш, и лишь хороший состав офицеров сделал то, что эти войска во время Крымской войны стояли на высоте современных требований.

С целью обучения офицеров государь принимал меры к широкому развитию учений с обозначенным противником, маневров, военной игры и бесед по тактике строевых офицеров с офицерами генерального штаба. Но, падая на неподготовленную почву, занятия эти пользы никакой не приносили. Особенно ничтожны были военные познания у высших строевых начальников, заботившихся лишь о хорошем шаге и равнении.

Энергичное дипломатическое воздействие на Турцию, при наличии в ней сильной борьбы влияний между морскими (Англия и Франция) и континентальными (Россия и Австрия) державами, вызвало необходимость поддержать это воздействие и боевой готовностью, на случай неудачи миссии князя Меншикова.

Первые военные распоряжения государя о сборе резервных и запасных частей для приведения в боевую готовность одного корпуса относятся еще к концу 1852 г.

Широкий, правильный военный взгляд государя в отношении самого характера действий выказался в собственноручной записке Николая Павловича по этому вопросу:

«Быстрые приготовления, возможная тайна и решительность в действиях необходимы для успеха», — заключал император свои соображения. Обращаясь к средствам выполнения поставленной цели, государь полагал, что «сильная экспедиция с помощью флота в Босфор и Царьград может все решить очень скоро».

Однако изложенный выше план не встретил сочувствия и поддержки со стороны князя Меншикова; начинаются постепенные уклонения Николая Павловича от своего первоначального плана, постепенные уступки государя мнению своих доверенных советников. Здравый военный взгляд императора Николая ясно сознавал искусственность той обстановки, в которую приближенные к нему лица мало-помалу старались облечь военные операции, и которая, в конце концов, вылилась в форму бесцветного, почти годового сидения в княжествах, энергично поддерживаемого инициатором его светлейшим князем Варшавским, и давшего созреть пагубной для нас Крымской экспедиции союзников.

Окончательный план операций, выработанный государем совместно с князем Варшавским, разделял военные действия на три эпохи.

Первая заключалась в занятии «в залог» Придунайских княжеств, на случай непринятия турками нашего ультиматума. «В этом положении, — писал государь, — держа войска в здоровых лагерях, имея по Дунаю только наблюдательные казачьи посты и в избранном месте резерв или авангард, — будем ждать, какое впечатление занятие сие произведет на турок».

Вторая эпоха наступает тогда, когда и после занятий княжеств Турция будет продолжать упорствовать. Она должна была выразиться в блокаде Босфора, в разрешении, может быть, брать нашим крейсерам турецкие суда, в предложении Австрии занять Герцеговину и Сербию и в объявлении туркам, что, в случае их упорства, государь объявит независимость княжеств и Сербии.

И, наконец, третья эпоха заключалась в приведении вышеназванных угроз в исполнение, чтобы признанием независимости княжеств положить начало разрушению Оттоманской империи.

16 мая 1853 г. высочайше повелено было войскам сосредоточиться на исходных для занятия княжеств пунктах, не переступая, однако, границы. Третий корпус в то же время должен был пододвинуться к предстоящему театру военных действий на смену 4-му корпусу, предназначенному вместе с частями 15-й пехотной и 5-й легкой кавалерийской дивизий для занятия княжеств.

Первые приготовления турок, или, вернее, их будущих союзников, к войне с Россией относятся к 1849 г.

Составленный тогда французским послом в Константинополе генералом Опик план военных операций на случай наступательной против турок войны со стороны Придунайских княжеств и лег в основу действий турецкого главнокомандующего осенью 1853 — весной 1854 г. Предполагалось усилить фортификационными сооружениями обороноспособность Балкан, сформировать под их прикрытием солидные резервы, учредить в Адрианополе главный складочный пункт армии; оставить в Константинополе минимальный гарнизон (очевидный расчет на флоты союзных иностранных держав) и задерживать сколько возможно наши войска на Дунае. Кроме того, предполагалось упорно оборонять Силистрию, после взятия которой одна часть турецкой армии должна отойти на Шумлу, к тому времени усиленную, а другая — к Балканским дефиле, которые и защищать с имеющей намерение подойти туда резервной армией. В случае же прорыва русских через Балканы борьба должна была свестись «к отчаянной храбрости безнадежной защиты». Ограничивавшийся строгой обороной на Европейском театре, турецкий план предусматривал наступательные действия в Азии.

В половине октября 1853 г. число турецких войск, предназначенных против нас, доходило до 143 тысяч человек.

Во главе турецкой армии был поставлен Омер-паша, беглый австриец, кроат по происхождению. Таланты его как полководца во многом уступали его талантам как организатора, сделавшего турецкую армию неузнаваемой, и, действуя против русских, Омер-паша выказал в большой степени осторожность и нерешительность.

К открытию кампании около половины всех турецких войск находилось в четырехугольнике крепостей: Рущук, Силистрия, Варна и Шумла, составляя главные силы и центр армии; на крайнем левом фланге сильнее других был Виддинский отряд — 30 тысяч, правый же фланг, главным образом, охранялся 20-тысячным отрядом, расположенным у Исакчи.

Такое распределение сил объясняется, отчасти, желанием заставить русских растянуть свои войска и прикрыть переправу на правом фланге границы.

В конце сентября 1853 г. стратегическое расположение турецкой армии закончилось.

С этим же временем совпадает и переход турок к открытым враждебным против нас действиям.

Еще ранее, нежели выяснился неудачный исход миссии князя Меншикова, государь счел необходимым принять ряд мер по приведению армии на военное положение с тем, чтобы в случае надобности иметь полную возможность поддержать силой оружия справедливые требования. 4-й и 5-й корпуса были поспешно укомплектованы бессрочно отпускными; 13-й дивизии в Севастополе было приказано изготовиться к отплытию в Закавказье; конница должна была присоединиться к своим корпусам и т. д.

Когда же безуспешность переговоров князя Меншикова сказалась, император Николай 14 июня 1853 г. повелел занять войсками Дунайские княжества.

Для этой цели были назначены 4-й и 5-й корпуса и Дунайская флотилия контр-адмирала Мессера. Общее начальство над этими войсками поручалось генерал-адъютанту князю Михаилу Дмитриевичу Горчакову.

21 июня авангард армии под начальством графа Анреп-Эльмпта переправился через Брут у Леово и через Фальчи, Текуч, Фокшаны двинулся к Бухаресту, отделив наблюдательный отряд к Слободзее.

Театром предстоявших военных действий в Европейской Турции являлись княжества Молдавия и Валахия. Значительная часть первой покрыта второстепенными горными хребтами; реки к востоку от Серета текут в болотистых долинах и имеют негодную для питья воду; по правую же сторону р. Серета горная сторона придает и рекам характер горных потоков.

Прикрытая с севера Карпатами, гористая (более на западе) Валахия была с запада от Сербии и юго-востока от Болгарии отделена р. Дунаем, на берегах которого и совершались важнейшие события кампании 1854 г.

Почва плодородна, особенно в Валахии, лесов мало.

В отношении путей сообщения княжества имели мало дорог шоссейных, но зато многочисленные грунтовые дороги были вполне удобны для движения.

Река Дунай прикрывает границы Валахии от Орсовы до Галаца на протяжении 700 верст, образуя также удобный судоходный путь.

На пространстве от Ольты до Калараша, против Силистрии, левый берег состоит из болотистых плавней и большей частью непроходим. У Силистрии ширина Дуная имеет 360 сажен, но течение здесь весьма быстро, у с. Гура-Яломице, где берега Дуная сильно понижались, ширина доходила лишь до 350 сажен.

Левый берег Дуная весьма мало доступен и неудобен для устройства переправы, а где переправа и была возможна — там стояли крепости Виддин, Рахова, Никополь, Рущук, Силистрия и укрепленные города Систово, Туртукай, Гирсово, Мачин, Исакча, Тульча. Словом, Дунай представлял для турок превосходную оборонительную линию.

В сентябре 1853 г. наши войска расположились в окрестностях Бухареста и считали в своих рядах 55 тысяч человек.

Охранение квартирного района было возложено на авангард графа Анрепа, сборным пунктом которого являлся лагерь на р. Аржисе, между селениями Колибаш и Гостинари. Кроме того, у Обилешти стоял отдельный конный наблюдательный отряд генерала Богушевского.

15 сентября князь Горчаков составил «передовой отдел войск», порученный генералу Данненбергу. Авангард этих войск, которым поручилось охранение Дуная от реки Веде до монастыря Карницели, стал у Одая.

Для общего охранения войск со стороны Малой Валахии у Руссе-де-Веде был расположен правый отряд генерала Фишбаха, в составе 7 батальонов, 2 полков конницы, 2 пеших и конной батарей и одного полка и 3 сотен казаков. С подобной же целью у Будешти был поставлен левый отряд генерала Павлова, приблизительно такой же силы, как и правый. Кроме того, на Нижнем Дунае стоял отряд генерала Лидерса, состоявший из частей 15-й дивизии и расположенный у Рени, Измаила и Килии.

^{Карта театра военных действий в Европе в 1853–1854 гг.}

27 сентября Омер-паша в письме на имя князя Горчакова предложил очистить в 15-дневный срок княжества, в противном случае грозя открытием военных действий. Князь Горчаков ответил, что вести переговоры он не уполномочен.

Опасение перехода турками Дуная большими силами привело князя Горчакова к решению образовать в Слободзее отряд графа Анрепа, силой в 6 батальонов, 10 эскадронов, 6 сотен и 12 пехотных орудий. Этот отряд, совместно с войсками генерала Энгельгардта, расположенными у Браилова, в достаточной степени обеспечивал армию князя Горчакова со стороны Силистрии и, главное, Гирсова, но зато облегчал туркам переправу у Ольтеницы, так как в состав отряда графа Анрепа была взята почти вся пехота отряда генерала Павлова.

Заняв почти одновременно с действиями в Малой Валахии острова у Силистрии и Туртукая и приступив к их укреплению, турки 20 октября открыли враждебные действия и против Журжи; однако попытка их ничем не кончилась, так как наш гарнизон Журжи, лежащей против Рущука и на пути к Бухаресту, был увеличен, а остров распоряжением генерала Соймонова усилен расположением батарей и редутов.

Одновременно с наступательными попытками против левого фланга и центра у Гирсова и Журжи и против правого фланга у Калафата турки перешли к активным действиям и в ближайшем от Бухареста пункте, около Ольтеницы, что и привело к бою здесь 23 октября.

Решительно начатое дело, несмотря на большие потери, причиняемые густым строям наших войск огнем превосходных турецких сил, готовилось закончиться атакой. Поддержанные артиллерией генерала Сикстеля, постепенно переезжавшей на 100, 300 и 250 сажен от неприятеля, наши батальоны стройно приближались к неприятельским укреплениям и, не глядя на громадные потери в рядах и большую убыль среди начальников, чувствовалось, что 6 батальонов селенгинцев и якутцев имеют еще достаточно мощи, чтобы через несколько мгновений быть на валах турецких укреплений.

В это время, однако, было получено приказание корпусного командира генерала Данненберга начать отступление.

Неохотно, но с полным спокойствием повернули наши батальоны назад и отошли за вязкие низины. А турки, убедившись в нашем отступлении, выдвинули из укреплений свою конницу, которая, однако, после первого нашего удачного ядра ускакала обратно. Подобрав раненых и убитых, отряд генерала Данненберга грустно подвигался к Ольтенице, недосчитывая в своих рядах 980 храбрых товарищей. Потери турок в точности неизвестны.

Таковы были печальные результаты первого значительного дела на Дунае, которые явились следствием всех предшествовавших распоряжений, колебаний и противоречий главнокомандующего с одной стороны, а с другой — полной нераспорядительности в бою генерала Данненберга; отсутствие разведки подступов, неправильная оценка неприятельской позиции и сил, направление главной атаки в лоб, вместо того, чтобы ее вести на важный в стратегическом отношении левый фланг; наконец, руководство боем с далекого тыла и, как следствие этого, приказание отступать, когда обстановка давала полное вероятие успеха.

Между тем у Журжи, против Рущука, все попытки турок переправиться разбивались об энергию и храбрость генерала Соймонова.

С начала ноября до конца 1853 г. на всем протяжении Среднего и Нижнего Дуная происходили только редкие незначительные попытки турок делать поиски на наш берег, всегда оканчивавшиеся для них неудачно.

Наша Дунайская армия приняла к этому времени следующее расположение: главные силы, в составе 31 батальона, 7 эскадронов и 92 орудий, были сосредоточены у Бухареста, а остальные войска разбросаны по Дунаю, начиная от его устья в следующих группах: 15? батальона и 16 орудий у Килии, Сатунова и Измаила; 11 батальонов, 8 эскадронов и 36 орудий между Рени и Браиловым; отряд графа Анрепа, 4 батальона, 10 эскадронов и 12 орудий, между Каларашем и Слободзеей; генерал Павлов с 4 батальонами, 8 эскадронами и 16 орудиями против Туртукая; генерал Соймонов с 7 батальонами, 8 эскадронами и 32 орудиями у Журжи; между Систовым и Никополем 8 эскадрилий, 9 отрядов и 4 конных орудия и, наконец, Мало-Валахский отряд генерала Фишбаха, силой в 8 батальонов, 16 эскадронов, 6 сотен и 32 орудия, у Краиово.

^{Расположение 4-го и 5-го пехотных корпусов к концу октября и началу ноября 1853 г.}

Между тем армия наша томилась в ожидании возможности сойтись, наконец, грудь с грудью с врагом, в бесполезных поисках за которым она влекла в течение многих месяцев трудную жизнь.

После этого турки сосредоточили в Калафате до 20–25 тысяч человек при 52 орудиях, обнесли этот пункт двумя линиями весьма солидных укреплений и, опираясь на них, занимались сосредоточением в укрепленный лагерь запасов из окрестных деревень и, главным образом, революционированием местного населения. Все возрастающее влияние их на местных жителей заставило генерала Фишбаха принять при помощи летучих отрядов ряд мер по стеснению круга деятельности турок и ограничению своза продовольствия.

Опасение возможности серьезных здесь столкновений привело князя Горчакова к решению назначить начальником Мало-Валахского отряда графа Анреп-Эльмпта, пользовавшегося славой энергичного начальника. Граф Анреп 8 ноября прибыл в Краиово, а вслед за ним на усиление Мало-Валахского отряда была двинута из-под Бухареста в Краиово 12-я пехотная дивизия. Передвижения частей Мало-Валахского отряда, производившиеся с целью либо усмирения восставших деревень, либо для отогнания неприятельской конницы, набеги коей становились все смелее, свелись в результате к тому, что к 19 декабря он занял следующее расположение: генерал Бельгард с батальоном Тобольского полка, взводом гусар, 2 сотнями добровольцев и 2 орудиями стоял в селе Престав, полковник Баумгартен с таким же отрядом, но без добровольцев, — у села Четати, и главные силы графа Анрепа (3? батальона, 2 эскадрона, 2 сотни и 20 орудий) — у Быйлешти, имея в 10 верстах за собой, в Черее, 10 эскадронов кавалерии. Очевидно, что такое расположение, при котором Бельгард отстоял от Баумгартена на 30 верст и этот последний от графа Анрепа на 25 верст, давало энергичному противнику, владеющему укрепленной позицией у Калафата, возможность разбить наши отряды по частям и, по крайней мере, заставить их принять неравный бой поодиночке.

Это и привело к славному, но совершенно бесцельному делу у с. Четати 19 декабря.

Несмотря на дело 19 декабря, растянутое расположение 7-тысячного отряда графа Анрепа оставалось в том же опасном положении.

Ахмет-паша решил этим воспользоваться и 24 декабря с заходом солнца вывел совершенно скрытно из Калафата отряд в 13 батальонов, 5 рот карабинер, 3 полка конницы и 28 орудий, всего силой около 15 тысяч человек, и сосредоточил их в Модловите. Оставив в последнем пункте 1 батальон, 1 эскадрон и 2 орудия, турки в 4 часа утра 25-го скрытно подошли к с. Четати.

Отряд полковника Баумгартена располагался, не приняв никаких мер предосторожности от внезапного нападения, и неприятель свалился ему как снег на голову.

Селение Четати и смежная с ним деревня Фонтына-Банулуй лежат на гребне высот, составляющих левый берег долины Дуная, шириной в 600 сажен.

Высоты эти круто спускаются к реке и полого в противоположную сторону, кончаясь открытым степным пространством, которое тянется на с. Моцецей и Быйлешти. Обе деревни, Фонтына-Банулуй и Четати, были обнесены со стороны степи большим рвом с насыпью. К северу от Четати находилась позиция, где происходил бой 19 декабря.

На рассвете 25 декабря полковник Баумгартен получил известие о приближении значительных масс неприятельской кавалерии, быстро поднял свой отряд по тревоге и, видя присутствие многочисленной турецкой конницы, приготовился для встречи ее.

Однако две фронтальные атаки турок были отбиты и отхлынули в деревню Морени. Тогда турки решили нанести удар в охват нашего правого фланга, но и здесь не имели успеха.

Во время этого единоборства наши войска несли огромные потери от огня турецких штуцерных.

^{Расположение Мало-Валахского отряда}

К 10 часам в резерве оставалось лишь две роты, из которых одна охраняла обоз. Необходимо было выиграть время, чтобы дать возможность подойти отрядам генерала Бельгарда и графа Анрепа. Достигнуть этого можно было только, заняв соответствующую силам отряда внутреннюю позицию на валах, что и было в полном порядке исполнено отрядом Баумгартена.

Теперь для встречи противника с фронта у нас имелось три роты, а для встречи его с востока и запада, на длинных фасах Четати, по две роты.

Под прикрытием этих рот остальные части продолжали отходить назад на позицию к северу от Четати; наконец, с трудом отбившиеся от турок 3-й и 1-й батальоны с полковым обозом стали подходить к северной опушке Четати, прикрываясь от теснивших с юга турок 4-м батальоном.

Но здесь истомленную трехчасовым боем горку храбрецов ожидало новое испытание.

Турецкая кавалерия обскакала деревню и заняла уже ту позицию, на которую стремился отряд Баумгартена.

На высоте стояло 6 конных орудий, из которых два открыли по нашей пехоте огонь.

Выставив у выхода из селения 4 орудия, Баумгартен собрал роты 3-го батальона и, лично двинувшись с ними против неприятельской конницы, не только обратил турок в бегство, но и взял с боя 2 орудия, а тем временем сюда подошли и прочие два батальона.

Не успели еще наши войска расположиться на позиции, как турецкая конница бросилась отбивать потерянные орудия; попытки эти окончились полной неудачей, но в это время был ранен полковник Баумгартен. Между тем противник возобновил свои атаки и с других сторон. Более часа обстреливал он наше расположение огнем 14 орудий, после чего двинул в атаку свою пехоту. Но трижды повторенный против правого нашего фланга удар не имел успеха, как и атака конницы на наше левое крыло.

Было около 12 часов. Упорный и кровопролитный бой длился уже около четырех часов, патроны подходили к концу, прислуга орудий была почти вся перебита. Чтобы окончательно сломить сопротивление тобольцев, турки решили повести последнюю атаку уже на фронт нашей позиции, т. е. со стороны самой деревни Четати. Эта фронтальная атака должна была быть поддержана атакой с обоих флангов. Все было готово для нанесения этого решительного удара и неизвестно, удалось ли бы храбрецам отразить его… Но в эту минуту турки остановились и начали постепенно оттягивать свои войска назад.

Остатки тобольцев были спасены. Вдали раздался гул оружейных выстрелов.

В 11-м часу 26-го, оттеснив турецкие пикеты, одессцы почти бегом подошли к Фонтына-Баулуй, восточнее которого, около шанцев, турки спешно выстраивали боевой порядок. Около полудня началась сильнейшая канонада между отрядом Ахмет-паши, занимавшего позицию фронтом к д. Моцецей за рвами и насыпью, и войсками генерала Бельгарда, развернувшего обе свои колонны с большим между ними промежутком.

В густых строях, неся большие потери, правая колонна двинулась против турок, открывших сильный огонь картечью с фронта и с фланга. Стремительным натиском турки были выбиты из рвов, но ввиду потерь среди начальников и контратаки свежих турецких войск с фронта и с фланга конницей, хотя и отбитой, оставшиеся без руководства и поддержки роты потеряли силы и начали постепенно отходить.

Одновременно 1-й и 2-й батальоны одессцев с генералом Бельгардом во главе, после подготовки атаки артиллерийским огнем, атаковали центр неприятельской позиции.

Поражаемые с фронта штуцерным огнем, а с фланга картечью, одессцы скоро потеряли убитыми обоих батальонных командиров, приостановились и уже огнем отбили атаку турецкой конницы. В свою очередь наша конница атаковала неприятельскую батарею и заставила ее сняться с позиции.

Между тем довершить удар было нечем, так как весь резерв был израсходован; решение отойти уже назрело, и генерал Бельгард отвел свой отряд из сферы турецкого огня, отразив попытку турок его преследовать. Спустя немного турки получили сведения о движении графа Анрепа и поспешно отошли на Голенцы-Команы и Гунию.

^{Бой при Четати 25 декабря 1853 г.}

Граф Анреп, слыша с 8 часов канонаду, оставался спокойно в Быйлешти и Черее и лишь в полдень, получив от генерала Бельгарда донесение, что под Четати с утра идет сильный бой, спустя два часа после этого двинулся на выручку, но, дойдя до с. Скрипетуль, отряд его остановился, предоставив туркам полную возможность отступить спокойно; здесь граф Анреп возвратился в Быйлешти, приказав отрядам Бельгарда и Баумгартена соединиться в Четати.

Дорого стоил нам этот кровопролитный бой: 22 офицера и 813 нижних чинов были убиты и 1 генерал, 32 офицера и 1161 нижний чин выбыли из строя ранеными. По донесению князя Горчакова потери турок доходили до 3 тысяч человек.

Результатом Четатинского дела явилось решение князя Горчакова обложить Калафат и тем преградить туркам доступ в Малую Валахию. Прибыв в Быйлешти лично, главнокомандующий сделал на месте необходимые распоряжения, после чего Валахский отряд, усиленный втрое и порученный теперь генералу Липранди, занял к 17 января 1854 г. следующее расположение: 12 батальонов, 20 эскадронов и сотен и 66 орудий (генерал Липранди) стали у с. Модловиты и Гунии и 8 батальонов, 10 эскадронов и сотен и 28 орудий (генерал Бельгард) у с. Пояны. В конце января и в феврале конница генерала Липранди предприняла ряд поисков, из которых наиболее удачным был набег на занятое неприятелем с. Чепурени.

У Журжи по-прежнему генерал Соймонов с успехом парализовал все поползновения турок к переходу через Дунай.

Для того чтобы лишить неприятеля возможности переправиться через Дунай, нами решено было уничтожить турецкую флотилию. Это дело было возложено на энергичного и талантливого инженера — генерал-адъютанта Шильдера.

Найдя турецкие суда собранными в устье реки Лом и готовыми к отплытию, генерал Шильдер в ночь с 26-го на 27-е и с 27 на 28 января построил две батареи ниже и выше места расположения флотилии и занял пехотой и артиллерией остров Радоман, откуда с рассветом 28-го орудия открыли огонь. Нанеся существенные потери судам, наши войска вернулись с острова.

В ночь с 29-го на 30-е нами было сооружено еще несколько батарей, которые в течение 5 дней обстреливали Рущукскую флотилию, приведенную, в конце концов, почти в полную негодность. Успех наш был тем более ценен, что в то время, когда с нашей стороны действовало самое большее 7 полых орудий, правда, весьма искусно расположенных, турки имели в своем распоряжении 92 крепостные пушки.

Из числа турецких судов 6 больших сели на мель, семь затоплены, 21 судно разбито и т. п. Наши потери в людях составили 1 офицер раненым, 2 нижних чина убитыми и 14 ранеными. В половине февраля генерал Хрулев зажег калеными ядрами флотилию турок у Систова и Никополя, после чего приступил к подобной же операции у Силистрии.

Работая по ночам, генерал Хрулев возвел к 20 февраля ряд батарей, которые турки решили было срыть, однако их попытки окончились полной неудачей.

В ночь на 21-е наши батареи были исправлены и с утра открыли огонь по городу.

27 февраля генералом Хрулевым были построены батареи для обстрела острова Большого Кичу, а 28-го было предпринято и само наступление в целях очищения острова, не имевшее, однако, успеха ввиду исчезновения ранее существовавшего брода.

На Нижнем Дунае между тем шли деятельные приготовления к переправе. Находившиеся там под начальством генерал-адъютанта Лидерса 25-тысячные войска еще с ноября 1853 г. располагались следующим образом: 1) у Браилова стояло 6200 человек при 14 орудиях; 2) у Галаца — 2800 человек при 6 орудиях; 3) у Рени — 5200 человек и 16 орудий; 4) у Сатунова — до 3500 человек с 8 орудиями и 5) у Измаила — до 7 тысяч человек с 8 орудиями.

Желая ознакомиться с местностью, предназначавшейся для переправы, генерал Лидерс произвел в течение зимы ряд рекогносцировок.

8 декабря турки произвели попытку вытеснить оставленный нами на острове Бындое небольшой отряд, но успеха не имели.

Отказавшись затем временно от покушений против наших войск, турки принялись за постройку батарей на правом берегу Дуная.

В конце января войска 5-го пехотного корпуса были сменены 7-й пехотной дивизией под начальством генерал-лейтенанта Ушакова, а на генерала Лидерса, передвинутого в Восточную Валахию, было возложено охранение пространства вверх по Дунаю до Бордушан включительно и по реке Яломнице до Сарацены.

Сообразно этому, генерал Лидерс расположил свои войска у Галаца, Браилова, Слободзеи и в окрестностях. Имея целью уничтожить турецкие работы по охранению входа в Мачинский рукав, генерал Лидерс построил новую сильную батарею на острове Бындое, открывшую 11 февраля огонь и заставившую замолчать отвечавшую вначале турецкую артиллерию. 18 февраля генерал Лидерс перевел необходимую для будущей переправы часть флотилии в Браилов введя турок в заблуждение демонстрацией.

К началу марта приготовления к устройству переправы генералом Лидерсом были закончены и предстояло только перейти к выполнению самой операции.

Между тем государь, озабоченный положением нашей Дунайской армии, вел со своими приближенными обширную переписку относительно плана кампании на 1854 г. Переписка эта свелась, в конце концов, к тому, что Николай Павлович признал необходимым оставаться в оборонительном положении в Малой Валахии, перейти возможно скорей Дунай в его низовьях, овладеть малыми крепостцами Исакчей, Тульчей и Гирсовым и немедленно приступить к осаде Силистрии, чтобы в ней приобрести твердый пункт на левом фланге, а затем, подняв вверх по реке нашу флотилию, прибегнуть к осаде Рущука.

Однако назначенный 21 февраля новый главнокомандующий всеми вооруженными силами на западной и южной границах князь Варшавский был преисполнен опасений нападения со стороны Австрии, которая могла угрожать нашей коммуникации в Валахии. Он не верил в целесообразность переправы через Дунай и в ряде писем вливал сомнение в душу и без того не обладавшего особой решительностью князя Михаила Дмитриевича Горчакова, на плечи которого должна была лечь вся тяжесть производства переправы, приготовления к которой в конце февраля были уже на исходе. Саму операцию переправы решено было произвести в начале марта в трех пунктах, с целью привлечь внимание турок: в Браилове, Галаце и Измаиле; на всем же остальном, занимаемом нами, пространстве Дуная предполагалось продолжать производство демонстраций.

Переправа в трех пунктах хотя и разобщала наши силы и требовала устройства двух мостов у Браилова и Галаца, но зато помимо привлечения внимания турок давала нам возможность зайти в тыл туркам, занимавшим Мачин, атакованным, кроме того, со стороны Браилова, другой частью наших сил, направленных от Галаца на Гарвань. В первых числах марта в Браилове, под непосредственным начальством князя Горчакова, сосредоточилось 12? батальона, 7 эскадронов, 5 сотен, 52 орудия и понтонный парк; в Галаце, под командой генерал-адъютанта Лидерса — 24? батальона, 8 эскадронов, 6 казачьих сотен и 64 орудия; в Измаиле, под начальством генерал-лейтенанта Ушакова — 14 батальонов, 16 эскадронов, 6 сотен и 50 орудий. При этих войсках, достигавших численностью 45 тысяч человек, состояли два парохода — «Прут» и «Ординарец» и несколько канонерских лодок. Для содействия переправе у Браилова на левом берегу Дуная были сооружены 4 батареи и две на острове Бындое. Местами для переправы были избраны Браилов и Галац ввиду того, что часто разделяющийся на несколько рукавов Дунай соединяется между этими городами в одно русло. Это обстоятельство, при условии командования левого берега, представляло нам удобство обстрела противоположной стороны, особенно у Браилова, где образуемый Дунаем и Мачинским рукавом входящий угол мог нами обстреливаться сосредоточенным огнем. Переправа немного выше Измаила была избрана на узком месте Дуная, где берег, заросший густым камышом, мог скрыть сосредоточение войск. Для обеспечения себя от нападения с моря нашей флотилии было поручено заградить рукава Дуная и соорудить необходимые батареи.

В намеченных пунктах собраны были плавучие средства и материал для устройства мостов. Предположенную на 10 марта переправу, ввиду бурной погоды и утомления войск, перенесли на 11-е.

8 марта, в целях демонстрации, полковник Зуров, с отрядом из 2 батальонов, дивизиона улан и 10 орудий, развел на пространстве 30 верст против Гирсова огни, играл в нескольких местах зарю и сосредоточил перед турецкими батареями до 350 лодок. На другой день усиленной канонадой этого отряда были нанесены значительные потери и разрушения турецким батареям.

10-го с 16 часов началась канонада у Браилова, смолкнувшая лишь с наступлением темноты. 11-го утром турки не отвечали на наш огонь, тоже скоро прекратившийся. В 16 часов, вслед за приказанием начать переправу, канонада снова разгорелась. Немедленно же от левого берега отчалила флотилия с 3 батальонами Замосцского егерского полка, двумя ротами 3-го саперного батальона, 4 орудиями легкой № 8 батареи и 50 казаков, под общей командой начальника штаба Дунайской армии генерал-адъютанта Коцебу. Спустившись от пристани у Карантина вниз по Дунаю, десант, необстреливаемый турками, высадился у пристани Гичети и немедленно рассыпал цепь застрельщиков, двинувшуюся с окончанием высадки к Мачину. Турок нигде на пути видно не было. Только когда генерал-майор Бутурлин с несколькими греческими волонтерами взошел на оставленную неприятелем влево от дороги батарею, скрывавшиеся позади в траншеях турки открыли сильный штуцерный огонь, на который наша цепь стала отвечать. Заметив с нашей стороны приготовления к наводке через Дунай моста, турки открыли огонь из главной береговой батареи по месту его постановки.

В это время наши батареи на острове Бындое и артиллерия десанта генерала Коцебу открыли огонь по ближайшим турецким батареям, а саперы принялись трассировать предмостное укрепление. Турецкая батарея беспрерывно вела огонь по мосту, войскам и по рабочим на предмостном укреплении.

Однако уже спустя 2 часа после начала переправы десант наш был усилен двумя батальонами Люблинского полка, а ночью были перевезены 2 орудия легкой № 8 батареи. Тревожное положение отряда генерала Коцебу сильно облегчилось, когда в ночь на 12-е турки, очистив батареи, стали отходить к Мачину. Поддержанный утром 12-го числа еще 2 батальонами люблинцев, десант выдвинул вперед цепь постов и занял покинутые неприятелем батареи. Наводка же через Дунай моста шла очень медленно. Ветер и сильное течение сносили мостовые суда, на помощь которым пришли канонерские лодки, первоначально поддерживавшие своим огнем высадку десанта, и пароход «Прут».

По этим же причинам в отряде генерал-адъютанта Лидерса, несмотря на самоотверженную работу саперов, мост у Галаца, начатый постройкой вечером 10-го, был готов только в 5 часов 13 марта.

Между тем уже 11-го с рассветом пароход «Ординарец», вооруженный 6 единорогами и имея на борту генерал-адъютанта Лидерса и команду штуцерных, подошел к правому берегу Дуная и своим огнем прикрыл высадку охотников и казаков, одновременно переправлявшихся на Кирлашах. В течение 11 марта большая часть пехоты была уже перевезена на неприятельский берег, а небольшой передовой отряд, после перестрелки с турецкой конницей, занял селение Азаклы. На другой день авангард войск генерал-адъютанта Лидерса, под командой генерал-лейтенанта Гротенгельма, двинулся по дороге к Гарвану. 12-го перевозились на судах главные силы, а 13-го по готовому уже мосту перешли Дунай обозы. Заняв Гарван, авангард генерал-лейтенанта Гротенгельма установил сообщение с Браиловским отрядом, двигавшимся к Мачину, а 14-го и главные силы войск генерала Лидерса сосредоточились к Гарвану.

Получив известие, что турки очистили г. Мачин и двинулись по дороге на Гирсово, князь Горчаков в 7 часов 13-го переправил на судах на правый берег Дуная остальные батальоны, а в 6.30, когда готов был мост, и конницу, и с частью сил направился к Мачину. Так, сравнительно без затруднений и при небольших потерях (ранены у Браилова 2 генерала, 1 офицер и 36 нижних чинов и 6 нижних чинов убиты), совершился переход через Дунай у Браилова и у Галаца.

Тяжелее досталось отряду генерал-лейтенанта Ушакова. Переправа (на собранных 147 лодках и 4 паромах) была намечена в узком месте Сулинского рукава, где береговой тростник мог скрыть сосредоточение войск. 10-го отряд генерала Ушакова сосредоточился на острове Четале, а гусарские — Мариупольский и Белорусский полки и обоз, находившиеся в Измаиле, должны были подойти к месту переправы 11-го утром.

В ночь с 10-го на 11-е суда Дунайской флотилии заняли позиции против турецких батарей, а вся наша артиллерия расположилась вдоль берега, имея штуцерных между орудиями. Пехота же стала позади. С раннего утра 11-го началась сильная артиллерийская канонада. К 10 часам огонь турецких батарей был сильно ослаблен, и генерал Ушаков нашел своевременным начать переправу. Десантные суда, укрывавшиеся до этого за судами флотилии, были переведены лейтенантом Степановым сначала бичевой, а потом на веслах, несмотря на учащенный огонь турецких орудий, к месту посадки и вторые батальоны Могилевского и Полоцкого егерского полков к полудню с 4 орудиями высадились без выстрела на неприятельский берег. За первым эшелоном постепенно была переведена вся остальная пехота и легкая артиллерия. Устроившиеся на правом берегу 2 Могилевских батальона двинулись вправо для наблюдения за береговыми турецкими батареями, а Полоцкий егерский полк с 4 орудиями направился к Сомову-гирлу.

Определив место нашей переправы, неприятель начал собирать на высотах Старой-Тульчи и в камышах около Сомова-гирла свои войска, поставив 8 орудий на скате горы. Энергично наступавшие под командой генерал-майора Копьева, полоцкие егеря опрокинули турок за Сомово-гирло и захватили мост. С целью обеспечить правый фланг, генерал Ушаков приказал могилевцам взять береговые батареи. После захвата легко доставшегося нам ближайшего турецкого редута, могилевцы, наступавшие в полубатальонных колоннах, были встречены картечью и сильнейшим штуцерным огнем.

Потеряв старших начальников, батальоны остановились. Перестроенные в ротные колонны и двинутые на штурм, могилевцы уже почти взобрались на валы, но были отбиты. Заняв рвы и укрепившись за ближайшими деревьями, атакующие батальоны завязали перестрелку с неприятелем, в то время как 4 орудия 2-й легкой батареи открыли огонь картечью. Следивший за атакой Могилевских батальонов, генерал Ушаков поддержал их тремя батальонами Смоленского полка.

Увлекая за собой могилевцев, 3-й и 4-й батальоны смоленцев ворвались в турецкое укрепление и, осеняемые святым крестом, поднятым священником Могилевского полка Пятибоковым, овладели главным валом. Новый сильнейший картечный и штуцерный огонь засевших в редутах турок стал вырывать большие жертвы из рядов штурмующих, но в это время второй батальон смоленцев с другой стороны ворвался в редут, гарнизон которого после этого был переколот. Затем взятие последнего ретраншамента прекратило бой около 1.30.

Овладение береговыми батареями повлекло за собой отступление турок из Тульчи и Исакчи к Бабадагу. У нас было выведено из строя 24 офицера и 725 нижних чинов. Искусно выдуманная и успешно выполненная переправа русских войск через Дунай требовала, казалось, развития дальнейших решительных действий. Но, сдерживаемый инструкциями нового главнокомандующего, князь Горчаков не предполагал двигаться далее Мачина.

Однако полученное 15 марта известие об оставлении турками Гирсова соблазнило князя быстро занять этот пункт, удобный для переправы. Он разрешил захватить его полковнику Зурову, а затем двинул туда и генерал-адъютанта Лидерса со всеми перешедшими Дунай войсками, кроме отряда генерал-лейтенанта Ушакова, расположившего 18 марта свой авангард у Фрикоча, а главные силы — у Бабадага. Выступив 11-го, генерал Лидерс оставил в Мачине 2 батальона, 8 орудий и 1 сотню казаков, а 20-го сосредоточил у занятого уже донскими казаками Гирсова все свои силы.

Но дальнейшее наступление к Силистрии из-за угрожающего положения Австрии задержалось. Боясь ответственности, нерешительный князь Горчаков заколебался, а тем временем 3 апреля в Фокшаны прибыл фельдмаршал князь Варшавский. Как на беду, первым известием, которое он там получил, было сообщение из Вены об угрожающем положении, принимаемом Австрией. На воспаленное воображение Паскевича известие это привело удручающее впечатление. Он немедленно же отозвал из Сербии нашего агента Фонтона и приказал генералу Липранди отойти к Краиову, рассчитывая такими мерами умиротворить Австрию.

В то же время для успокоения государя фельдмаршал делал вид о намерении энергично действовать под Силистрией, приказав пододвинуть туда осадную артиллерию и вызвав генерала Коцебу в Калараш. Собственно этим и кончились сделанные лишь для успокоения государя приготовления к активным действиям на нашем левом фланге. Объехав низовья Дуная, князь Варшавский прибыл в Бухарест, откуда 16 апреля отправил всеподданнейшую записку о положении дел на театре войны. Фельдмаршал считал Нижний Дунай ключом нашей оборонительной позиции, так как неприятель, ворвавшись в гирла реки, мог привести туда всю свою армию и действовать на Дунае, имея сообщение с морем. Крепость Измаил находил слабой, а потому низовья Дуная беззащитными. Считая, что французы высадят в Константинополе или Бальчике 30–40 тысяч своих войск, фельдмаршал полагал, что они легко могут соединиться с 70–80 тысячами турок и, таким образом, иметь в кулаке до 100 тысяч человек. С такой армией союзники, по мнению Паскевича, могли раздавить у Гирсова небольшой сравнительно отряд генерала Лидерса и в несколько переходов быть в Браилове, где могли захватить миллион четвертей хлеба. Если же одновременно с этим австрийцы, объявив нам войну, будут угрожать и нашему правому флангу и тылу, то положение нашей армии было бы так затруднительно, что мы принуждены были бы бежать из княжеств и пробиваться сквозь окружающего нас неприятеля. «В предупреждение столь тяжелого положения, — писал фельдмаршал, — благоразумие требовало бы теперь же оставить Дунай и княжества и стать в другой позиции, где мы можем быть так же сильны, как теперь слабы на Дунае». Позиция должна быть за Серетом, даже за Прутом.

Но до получения разрешения исполнить свое желание отойти за Серет и даже за Прут фельдмаршал считал необходимым сделать обозначенное движение к Силистрии, во исполнение воли государя, требовавшего энергичных действий. С этой целью три батальона из отряда генерала Ушакова были направлены в отряд генерала Лидерса, который должен был их оставить в Гирсовском предмостном укреплении, а сам 18 апреля выступил в Черноводы. Спустя 10 дней отряд генерала Лидерса был двинут вверх по Дунаю, и лишь 4 мая, т. е. спустя почти 2 месяца после переправы через Дунай, наши войска подошли к Силистрии.

Первоначальное распоряжение князя Варшавского об отходе Мало-Валахского отряда к Краиову было впоследствии дополнено требованием отходить за р. Ольту для сближения с Бухарестом.

Несмотря на то что все, по-видимому, говорило, что неприятель уменьшает свои силы на левом фланге, Липранди был оттянут.

Противник с фронта преследовал нас очень слабо и осторожными своими действиями не давал нашему отряду случая разбить его в открытом поле. Не решаясь нападать на русских с фронта, турки задумали двинуться от Никополя на Турно, но это движение закончилось потерей турок в 800 человек и 123 человека взяты в плен; наши потери составили убитыми 18 нижних чинов, ранеными 2 офицера и 58 нижних чинов.

Тем временем отряд генерала Липранди, остававшийся к Краиове, все постепенно уменьшался распоряжениями свыше. Кроме уже отобранной 10-й пехотной дивизии с ее артиллерией (1 бригада для усиления резерва Паскевича, Екатеринбургский полк в Бухаресте, Тобольский — в Турно) ему было приказано отправить 1 бригаду 12-й пехотной дивизии с 2 батареями в Текуч, бугских улан в с. Дорешти и оставаться в Краиове с 2-й бригадой 12-й дивизии, 2 батареями, 2-й бригадой 5-й легкой кавалерийской дивизии, конно-легкой батареей и 2-м казачьим полком.

19 апреля выдвинувшаяся вперед к Радовану регулярная турецкая конница была с успехом атакована казаками генерала Липранди, а произведенная на другой день разведка у Калафата выяснила, что турки в числе 15 тысяч вышли из укрепленного лагеря и расположились у Быйлешти.

Это известие вызвало со стороны главнокомандующего новую группировку Мало-Валахского отряда. Генералу Липранди было предписано отойти на левый берег реки Ольты с таким расчетом, чтобы быть в Слатине 3 мая с 3 полками 12-й дивизии и прочими частями отряда, выделив 4-й полк с батареей и 2 сотнями к Руссе-де-веде для поддержки отряда, расположенного в Турно и для связи этого отряда с отрядом генерала Липранди. 3 мая Мало-Валахский отряд благополучно достиг Слатина и занял наблюдательными постами все течение реки Ольты от Рымника до Турно.

По собранным генералом Липранди сведениям, турки имели в Радоване 3 тысячи конницы с 6 конными орудиями, с передовым отрядом у с. Подати; в Быйлешти 3 батальона с 6 орудиями, а главные силы (около 10 тыс.) вновь отошли в Калафат. Казалось, эти сведения в связи с имеющимися данными об уходе в горы части турецких гарнизонов из Рахова и Никополя могли служить достаточным доказательством того, что турки не предполагают развивать никаких активных действий на нашем правом фланге.

Решившись наконец приступить к осаде Силистрии, фельдмаршал приказал, уезжая в Калараш, объединить в руках генерала Даненберга командование всеми войсками, расположенными в княжестве Валахия.

Крепость Силистрия служила для турок опорным пунктом Нижнего Дуная и прикрывала кратчайший путь от этой реки к Константинополю. Расположена она на низменном мысе правого берега Дуная, ниже которого река образует ряд мелких болотистых островов. Ядро крепости состояло из 10 небольших бастионов с короткими фланками, соединенными куртинами от 150 до 200 сажен длиной. Общее протяжение ограды, состоявшей из вала со рвом, достигало 4 верст. Сила крепости базировалась, главным образом, на фортах, сооруженных на окружающих город высотах в расстоянии 700–1200 сажен от главного вала. Кроме форта Абдул-Меджид, имевшего ров с каменной одеждой и казематированный редюит, все прочие форты были земляные. На юго-востоке, далеко вперед, был выдвинут форт Араб-Табия, который занимал командующую над крепостью высоту. Этот открытый с горжи форт, сыгравший столь видную роль при обороне Силистрии, в апреле только строился и имел бруствер не более 3 футов вышиной, достигший, однако, во время осады 12 футов. К северу от Араб-Табия были сооружены укрепления Еланли-Табия, Дейрмен-Табия, а на высоте между Араб-Табия и Абдул-Меджид — промежуточное укрепление Орбу-Табия; правее и несколько впереди укрепления Абдул-Меджид были расположены люнеты Кучук-Мустафа и Кяхья-Табия. Береговой фронт главного вала на флангах имел 2 батареи. Гарнизон крепости в начале мая состоял из 16 тысяч человек, а на вооружении было от 50 до 120 орудий. Обеспеченная продовольствием на год, крепость имела комендантом энергичного Мусса-пашу, реорганизатора турецкой артиллерии.

Ко времени начала осады Силистрии князь Варшавский имел сосредоточенные у этой крепости 56 батальонов, 30 эскадронов, 15 сотен, 192 полевых, 52 осадных орудия, 2 парохода, отряд канонерских лодок, три артиллерийских парка, осадный инженерный и понтонный парки общей численностью до 65 тысяч человек. Большая часть этих сил (пришедший из Черновод отряд генерал-адъютанта Лидерса) была расположена на высотах, прикрывавших голову моста через Дунай, фронтом на юг и юго-запад и предназначалась для отражения армии Омера-паши, если бы таковая атаковала нас со стороны Шумлы. Избранная позиция прикрывалась с юга Алмалуйским, а с юго-запада несколькими другими оврагами. 8-я пехотная дивизия, предназначавшаяся для действий против крепости, расположилась, перейдя на правый берег Дуная, фронтом к Силистрии, между рекой и правым флангом отряда генерала Лидерса.

Острова Салган и Гола были заняты Камчатским егерским полком, остров Голый — Вознесенским уланским полком, а Кременчугский егерский полк с легкой батареей стоял у моста через р. Борч, за которой были сосредоточены парки и госпиталя. Единственное сообщение правого берега Дуная с Каларашем производилось через болотистый остров Голый и р. Борч, причем за мостами на Дунае необходимо было следить с особенным вниманием ввиду наступающего времени периодического подъема воды в реке.

4 мая наша артиллерия удачно обстреливала северо-восточный угол крепости — бастион Ченгель, а 5-го вечером для обстреливания этого же бастиона были сооружены батареи на острове Салгане. На следующую ночь была заложена первая параллель на расстоянии 700 сажен Арабского форта и в 2,5 версты от главного вала.

Воспользовавшись тем, что крепость с западной стороны обложена не была, турки 8 мая ввели в Силистрию подкрепление в 5 батальонов с 6 орудиями.

В ночь на 9-е начаты были работы по устройству 2-й параллели на расстоянии 350 сажен от форта Араб-Табия. Деятельно производившимися осадными работами руководил генерал-адъютант Шильдер, имея одним из помощников подполковника Тотлебена — будущего героя Севастополя.

При небольших потерях в людях осадные работы продолжались до 16 мая, когда было решено заложить против Араб-Табия участок третьей параллели на расстоянии 80 сажен от бастиона.

15 мая начальствование войсками в траншеях было объединено в лице начальника 8-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Сельвана, в помощь которому были назначены генералы Веселитский, князь Урусов и полковник граф Опперман. Опасения князем Варшавским наступления союзников вызвали сформирование особого рекогносцировочного отряда под начальством князя Бебутова, в составе 4 батальонов, 6 эскадронов, 1 пешей и 1 конной батареи.

^{Переправа русских войск по мосту на каруцах в Молдавии}

Между тем в ночь на 17-е под Силистрией случайно для нас разыгрался высоко драматический эпизод.

С наступлением темноты с нашей стороны начались по обыкновению осадные работы, при этом, ввиду неоднократных вылазок турок, мы начали в последние дни ставить за нашим левым флангом особый дежурный резерв, независимо от траншейного караула и его резервов. В описываемую ночь за левым флангом был поставлен отряд, в составе 2 батальонов, 6 пехотных орудий, 2 эскадронов, 1 сотни и 4 конных орудий, под начальством гвардейской конной артиллерии полковника Костанда. Кроме того, генерал Сельван приказал командиру 2-й бригады его дивизии, генералу Попову, если он услышит ночью сильную стрельбу в траншеях, выстроить свою бригаду и быть готовым к немедленному движению на помощь. Это распоряжение, по-видимому, было вызвано опасностью работ, производимых уже на близком расстоянии от неприятельского укрепления, а также проявленными уже турками энергией и активностью в обороне крепости.

Около полуночи турки вышли из рытвины, находившейся на правом фланге Араб-Табии, и под покровительством сильного огня с форта двинулись против наших работ левого фланга. Генерал Веселитский легко отбил эту атаку двумя находившимися в его руках батальонами. Вслед за вылазкой на левом фланге последовала таковая же на правом, также скоро отбитая.

Между тем форт Араб-Табия замер и не открывал огня. Окружавшие слабохарактерного генерала Сельвана адъютанты фельдмаршала убедили его атаковать, по-видимому, покинутый турками форт. Войска, назначенные для штурма, выстроились в одну линию в колоннах к атаке, тылом к нашим траншеям, отстоявшим от турецкого форта шагов на триста. На правом фланге стал 3-й батальон Алексопольского полка, в центре 3-й батальон Полтавского полка и на левом фланге — 3-й батальон Замосцского полка из отряда полковника Костанда. Батальоны Алексопольский и Полтавский должны были наступать уступом справа, а Замосцский батальон — действовать по усмотрению полковника Костанда. Генералу Попову с резервом приказано было следовать на помощь. Двинувшиеся с барабанным боем на штурм войска заставили встрепенуться все еще молчавших турок, которые теперь встретили наши колонны убийственным картечным и ружейным огнем. Безостановочно продвигавшиеся штурмующие части скоро опустились в 12-футовой глубины ров и, несмотря на то что никаких приспособлений для облегчения эскаладирования укрепления с собой взято не было, через четверть часа все амбразуры с орудиями были в наших руках, и внутри Арабского форта завязалась борьба не на жизнь, а на смерть. Атака русских дошла, по свидетельству Омера-паши, до такого предела, когда обыкновенно всякое сопротивление со стороны гарнизона прекращается. И победа была, безусловно, в наших руках, тем более что еще четыре батальона резерва генерала Попова торопились к месту схватки.

Но в это время где-то раздался сигнал отбоя. Никто на него не обратил внимания, кроме генерала Веселитского, который старался узнать, кто дал отбой. Ничего не узнавши, не найдя старшего начальника, генерала Сельвана, Веселитский отдал приказ трубить отбой, который раздался вскоре властным звуком по всему фронту. Но войска не слушались отбоя и не хотели уступать завоеванного. Пришлось прибегнуть к настойчивым приказаниям, после которых только войска отошли, переправившись с большими потерями через ров и понеся при отступлении большие потери. Генерал Сельван погиб во время штурма, Веселитский и Костанда были ранены.

Но отступлением в траншеи трех батальонов, первоначально штурмовавших Арабское укрепление, еще не окончилось кровавое дело этой ночи. В момент отступления к месту свалки подходил резерв генерала Попова. Не войдя в связь с бывшими впереди начальниками, не разузнав положения дела и не получив никаких приказаний, Попов повел в атаку свой резерв, преимущественно направляя его в охват Арабского форта. И, лишь понеся большие потери и убедившись, что войска Веселитского и Костанда отошли назад, четыре батальона Попова также повернули обратно.

В этом деле мы потеряли убитыми и ранеными 2 генералов, 25 офицеров и 911 нижних чинов. Турки определяют свои потери в 100 человек.

Так кончился этот «бессмысленный и беспорядочный», по словам генерала Коцебу, штурм, придавший бодрости обороняющемуся и задержавший ход работ атакующего.

Осадные работы после Сельванского штурма продолжались в прежнем направлении, причем главное внимание обращалось на подход к Араб-Табия. В ночь на 19-е заложенная еще 16-го числа траншея была продолжена тихой сапой. 21 мая она подошла к форту на 18 сажен. Для того чтобы иметь возможность вести дальше эту работу с наименьшими потерями, в этот день вечером пространство земли между оконечностью траншеи и оврагом, проходившим подле турецкого укрепления, было взорвано, а воронки взрыва коронованы турами. Неприятель открыл огонь со всех батарей и произвел вылазку, но был с уроном отбит.

В эти дни Силистрийский гарнизон понес большую утрату в лице энергичного коменданта Мусса-паши, который был убит осколком бомбы у себя на квартире во время молитвы. Заместителем его явился Гуссейн-паша, бывший комендантом Араб-Табия.

Не решаясь, из-за боязни растянуть блокадный корпус, на полное обложение крепости, князь Варшавский выдвинул на сообщения Силистрии с Шумлой особый отряд генерал-лейтенанта Хрулева, 28 мая под личным начальством фельдмаршала с целью «обозрения отдельных неприятельских укреплений и расположения турецких войск и, вместе с сим, с намерением показать неприятелю значительность наших сил, а главное, показать войскам нашим, каким образом маневрировать и устраиваться в виду неприятеля», было произведено наступление к Силистрии отряда в составе 31 батальона, 32 эскадронов и 8 казачьих сотен, 16 пехотных и 2 конных орудий. Во время этой рекогносцировки одно ядро упало около лошади Паскевича, и он был контужен. Оставшись при войсках до окончания перестрелки, фельдмаршал после этого пересел в дрожки и поехал в Калараш, а войска пошли домой. Во время пути состояние здоровья Паскевича сильно ухудшилось, и он вскоре, сдав командование князю Горчакову, оставил армию.

1 июня в 17 часов при осмотре осадных работ генералом Шильдером ему раздробило правую ногу осколком гранаты, а 1 июня талантливый, обладающий энергией, верой в успех дела и необходимым военным чутьем, «душа осады» инженер Шильдер вследствие полученной раны, скончался.

Осмелевшие благодаря последним событиям турки после 1 июня произвели ряд вылазок, с успехом, однако, нами отбитых. 7 июня полковником Тотлебеном были взорваны, в 17.30 горны под гребнем бруствера Араб-Табия. Действие взрывов было успешно и ими образован удобовосходимый обвал в 20 сажен шириной. Наши батареи начали усиленно обстреливать внутренность укрепления. В ночь с 8-го на 9-е решено было взять штурмом Араб-Табия.

Все приготовления к штурму были окончены, когда подоспело приказание остававшегося еще в яме князя Варшавского: немедленно снять осаду и перейти на левую сторону Дуная. Приказание это было вызвано тем, что 6-го июня фельдмаршал получил письмо государя от 1 июня с условным согласием на снятие осады и в ту же минуту отправил со своим адъютантом графом Протасовым предписание князю Горчакову о снятии осады, мотивированное скорым подходом к Силистрии союзной армии и готовностью Австрии начать военные действия в самом ближайшем будущем.

Уныло встретили войска весть об отходе. Вся осада стоила нам убитыми 6 офицеров и 530 нижних чинов и ранеными 62 офицера и 1925 нижних чинов.

Сделав 9-го и 10-го необходимые приготовления, 11-го наши войска стали переходить Дунай. 12-го с раннего утра было приступлено к разводке ближайших мостов, а 15-го все мосты и суда спущены к Измаилу под прикрытием пароходов и канонерских лодок. Осадная же артиллерия была отправлена сухим путем.

Перейдя Дунай, наши войска расположились следующим образом: 2-я драгунская дивизия — в Урзичены; отряд генерала Лидерса из полутора пехотных дивизий с 3 полками кавалерии — в Калараше; князь Горчаков с 9 и 10 пехотными дивизиями и кавалерийской бригадой — в Урзичены. Вверх от Калараша Дунай охранялся отрядом генерала Данненберга, который имел у Ольтеницы 1 пехотный полк, у Журжи — бригаду и 1 полк конницы и в резерве у Бухареста — бригаду пехоты и кавалерийский полк. Генералу Ушакову было предписано стянуть 15-го числа свой авангард к Бабадагу и все приготовить к поспевшему очищению Тульчинских укреплений, имея свои главные силы у Исакчи. При таком распределении своей армии князь Горчаков считал возможным встретить австрийцев у Проешти с 44 батальонами и 52 эскадронами.

Омер-паша, вслед за получением известия о снятии нами осады Силистрии, приказал всем войскам, находившимся перед Шумлой, продвинуться к Дунаю и направил дивизию Гассан-паши, силой в 15–18 тысяч, к Рущуку, имея целью завладеть Журжей. Этот пункт привлекал с самого начала кампании особое внимание турецкого генералиссимуса и первоначально он предполагал даже устроить в нем на левом берегу Дуная опорный пункт, который должен был сыграть такую же роль, как Калафат на левом фланге турецкого расположения. Отличные действия генерала Соймонова в течение зимней кампании не дали осуществиться предположениям Омера-паши, и теперь, при начавшемся отступлении русской армии, он вновь обратил свое внимание на Журжу. Усиленные работы по постройке там нами новых батарей не смутили турок, которые видели в этом лишь демонстрацию для облегчения спокойного отхода главных сил князя Горчакова на Серет. Армия Омера-паши до выяснения обстановки сосредоточилась следующим образом: один корпус, силой в 41 батальон, 24 эскадрона и 60 орудий, под начальством Измаила-паши у Силистрии; второй корпус, силой в 39 батальонов, 12 эскадронов и 60 орудий, под начальством Гассана-паши у Рущука; третий, силой в 27 батальонов, 24 эскадрона и 55 орудий у Гургенли, в шестичасовом переходе от Шумлы по дороге на Силистрию и, наконец, резерв, силою в 9 батальонов, 6 эскадронов и 18 орудий, оставался в Шумле. Что касается до армий западных держав, то в то время, когда князь Горчаков начал отступательное движение к Урзичени, они еще продолжали сосредоточение к Варне, рассчитывая довершить его к 1 июля. Австрия же по-прежнему оставалась в угрожающем положении.

Получив сведения о сосредоточении 21 июня больших турецких сил у Рущука, князь Горчаков немедля же пододвинул из Урзичени в Колентино 11-ю пехотную дивизию, с ее артиллерией, 1 бригаду 4-й легкой кавалерийской дивизии с конно-легкой № 7 и донской № 9 батареями и донской казачий № 40 полк. 23-го к Журже прибыл генерал Данненберг, которому было поручено начальствование над войсками, обороняющими Дунай выше Туртукая, и, найдя распоряжения генерала Соймонова отвечающими положению вещей, возвратился на другой день в Бухарест.

А между тем турки с 23 по 25 июня предприняли серьезную попытку оттеснить Соймонова от Журжи.

Бой имел самый кровопролитный характер; батальоны по несколько раз ходили в штыки. Офицеры и нижние чины дрались с особым ожесточением. Но они, бросаемые по частям, без общего руководства, могли только грудью своей отстоять прилегающий остров Радоман, не имея сил окончательно столкнуть врага в Дунай.

С наступлением темноты, когда бой затих, турки остались владеть ближайшим к Рущуку берегом Радомана. Наши потери в отряде генерала Соймонова за этот день составили 342 человека убитых, 22 офицера и 653 нижних чина ранеными и контуженными. Турки, даже по свидетельству их самих, потеряли 500 человек убитыми и свыше 1000 человек ранеными.

В ночь на 26-е во Фратешти прибыл с Екатеринославским полком генерал Данненберг, а вслед за ним туда же были направлены три полка 2-й дивизии и бригада конницы с князем Горчаковым. Не уведомленный о приближении подкреплений, генерал Соймонов предполагал, что он предоставлен собственным силам, и, не считая возможным продолжать отстаивать остров Радоман как ввиду сильного утомления войск, так и ввиду превосходства противника в числе, очистил с наступлением темноты острова, а к утру и Журжу, отведя свои войска к Фратешти.

После Журжинского дела князь Горчаков получил от своего двоюродного брата князя А. М. Горчакова, нового русского посла при австрийском императоре, успокоительные относительно Австрии сообщения. Император Франц Иосиф обещал не вводить свои войска в Валахию, пока мы будем в ней находиться. Тогда князь Горчаков стал опасаться наступления на Бухарест союзников. Поэтому главнокомандующий решил сосредоточить все свои силы, кроме частей, стоявших против Австрии в Молдавии и Плоешти, в центральном положении у Фратешти, Желавы и у Обилешти, имея передовые отряды против Туркутая и Силистрии. Находясь в таком положении, он считал возможным встретить союзников с достаточными силами, если бы они решились вступить в Валахию. Большая часть войск — 43 батальона и 32 эскадрона с самим князем Горчаковым во главе, была расположена у Фратешти против Журжи, имея в резерве у Желавы 16 батальонов и 32 орудия; у Обилешти, для прикрытия со стороны Силистрии и Туртукая, был сосредоточен отряд генерала Лидерса, расположенный первоначально у Калараша.

Тем временем турки, не занимая Журжи и Слободзеи, усиленно строили между этими пунктами предмостное укрепление, и когда 1 июля князь Горчаков в своей постоянной нерешительности относительно того, атаковать или не атаковать турок, произвел усиленную рекогносцировку их расположения, то неприятель так успел укрепиться на левом берегу Дуная, что всякая мысль об атаке была отброшена. Приходилось ожидать наступления союзников (что, однако, в их планы не входило), с одной стороны, а с другой нельзя было быть уверенным в нейтралитете Австрии. Поэтому, простояв на избранных позициях до 14 июля, мы начали свой окончательный отход за Серет и Прут.

15 июля наши войска выступили к Бухаресту. 20-го, минуя Бухарест, войска достигли с. Марезены, а затем через Синешти и Кашарени подошли к Бузео 27 июля. Начиная с 1 июля по 16-е наша главная квартира оставалась в Фокшанах, откуда излишние тяжести и больные были отправлены в Яссы. 25 июля в Бузео прибыл отряд генерала Липранди и оттуда двинулся на Фокшаны к Бырлату. 30 июля отряд генерала Лидерса в составе 15-й пехотной дивизии, 3 стрелковых батальонов, трех рот 5-го саперного батальона и Валахской батареи выступил к Браилову, куда и прибыл 30 июля. Отряд же генерала Ушакова продолжал по-прежнему оставаться на правом берегу Дуная.

В конце августа князь Горчаков с главными силами вверенной ему армии переправился на левую сторону Прута у Скулян; затем и войска генерала Ушакова, очистив Добруджу, расположились у Измаила. Вслед за нашим уходом подвигались вперед турки, и 10 августа Омер-паша вступил в Бухарест. Тогда же перешли границу Валахии австрийцы и сменили турок в княжествах по соглашению союзных держав с турецким правительством.

Наша граница с Турцией на Азиатском театре военных действий имела центральным опорным пунктом против Анатолии и в частности против Карса крепость Александрополь.

К северо-западу от Александрополя была расположена крепость Ахалцых, прикрывавшая путь Карс-Ардаган, а к юго-востоку наша граница, со стороны Турции и Персии, обеспечивалась крепостью Эриванью.

Представлявшаяся в виде куртины с двумя флангами, граница наша ограничивалась на севере Чалдырским горным хребтом, а на юге хребтами Агри-Даг и Кара-Даг, по правой стороне Араса. Протекавшая по границе на протяжении 100 верст река Арпачай уже с конца мая была проходима вброд и потому серьезной преграды не представляла.

Самые же крепости были чрезвычайно слабы и, кроме Алексадрополя, кстати сказать, очень неудачно расположенного для овладения ими, правильной осады не требовали. Кроме сухопутной границы на Кавказе, имелась обширная морская граница «Черноморское побережье», права на которое перешли к нам по Адрианопольскому миру. Это приобретение дало нам возможность окружить своими владениями горские племена Кавказа, номинально признававшие власть Порты Оттоманской и подчинить их нашему влиянию.

Открытие военных действий в Азиатской Турции застало врасплох наместника князя Воронцова, доносившего в Петербург, что он не может сосредоточить на границе более 6 батальонов, так как все остальные силы были необходимы для удержания в покорности населения Кавказа.

В ответ на доводы князя Воронцова император Николай «с большой неохотой» отправил морем на усиление Кавказской армии 13-ю дивизию из Севастополя в Сухум. Только когда эта трудная в осеннее время операция благополучно совершилась, прекратились опасения государя за Кавказ.

Но уже в октябре положение вещей представлялось наместнику снова в самых мрачных красках.

Тяжелый недуг, мешавший князю Воронцову принимать деятельное участие в управлении вверенным им краем, слухи о сосредоточении на границе внушительных турецких сил с целью перейти в наступление, удачное нападение на пост Святого Николая до объявления войны и разброска войск были тому причиной.

Удрученное состояние князя Воронцова увеличивалось еще тем, что он должен был, ввиду болезни командира действующего корпуса князя Бебутова, отправить в Александропольский отряд на его место своего начальника штаба князя Барятинского.

К ноябрю войска действующего корпуса на турецкой границе были доведены до 32? батальона, 68 орудий, 10 эскадронов, 21 сотни, 4 дружин и 36 сотен местной милиции. Эти войска были расположены следующим образом:

В Александрополе 7? батальона, 40 орудий, 10 эскадронов, 3 сотни казаков, 3 дружины и 2 сотни милиции. Сюда же между 2 и 16 ноября должны были прибыть 52? батальона и 18 сотен.

В Эривани и ее окрестностях 3? батальона, 8 орудий и 14 сотен милиции. В Ахалкалакском отряде 2 батальона, 2 орудия и 2 сотни милиции. В Ахалцыхском отряде 5 батальонов, 8 орудий, 1 дружина и 6 сотен милиции.

В Гурийском отряде 7 батальонов, 8 орудий и 12 сотен милиции. В Сураме 2 батальона; они вместе с войсками, которые могли освободиться с Гурийского кордона, должны были составить резерв, находящийся в ведении князя Воронцова.

^{План сражения при деревне Баш-Кадыклар 19 ноября 1854 г.}

Силы и расположение турок определились, по нашим сведениям, следующим образом: в Карсе 25 тысяч при 65 орудиях, в Ардагане 7 тысяч при 10 орудиях и в Баязете 5 тысяч при 10 орудиях. Кроме того, отдельная и очень большая часть турецких войск была собрана в Батуме.

30 октября, к вечеру, было получено достоверное известие о том, что главные силы турок придвинулись из Карса к нашим границам и расположились на ночлег между разрушенным городом Ани и Баяндуром.

Князь Барятинский решил немедленно выдвинуться на позицию в 3–4 верстах от Александрополя.

Утром 31 октября турок перед нашим расположением не оказалось, и князь Барятинский, оставив разведывательные части, увел войска обратно.

1 ноября прибыл к отряду выздоровевший князь Бебутов и, узнав, что курды и баши-бузуки вновь занимаются грабежом в наших пределах, двинул генерал-майором князем Орбельяни с 7 батальонами, 28 орудиями, 4 эскадронами, 1 сотней и 1 тысячей милиционеров, чтобы очистить край от грабителей. Выступив 2 ноября, князь Орбельяни, храбрый и решительный, но не имевший практики в вождении значительных масс войск, имел в этот день бой у д. Баяндур с главными силами Абди-паши, который дождался темноты и увел свой отряд на противоположный берег Арпачая. Вместе с подошедшим с наступлением темноты князем Бебутовым, с 3 батальонами, 12 орудиями, 6 эскадронами и 1 сотней казаков, отряд князя Орбельяни отошел ночью в Александрополь, имея выведенными из строя 8 офицеров, 433 нижних чина, в то время как турки потеряли до тысячи человек.

Вся тяжесть боя в деле под Баяндуром легла на артиллерию, и начальники свидетельствовали о меткой и хладнокровной стрельбе наших артиллеристов.

4 ноября, наконец, в Александрополе был получен манифест о войне, и руки главнокомандующего были развязаны.

Почти одновременно с переходом турок в наступление против Александропольского отряда начались их действия и против Ахалцыха. Наши войска в Ахалцыхском районе к 1 ноября располагались следующим образом: в Ахалцыхе — 5 батальонов, 8 орудий, 2 сотни казаков, Гурийская дворянская дружина и Осетинская милиция. В Ахцуре — 1 батальон Белостокского полка, горийская дружина и сотня Осетинской милиции; в Боржоме — 1 батальон Брестского полка и 2 роты Белостокского полка; в Квишхетах — 1 батальон Брестского полка и в Сураме — 2 роты Белостокского полка и обозы 3 полков дивизии.

С 30 октября перед Ахалцыхом, единственным пунктом Ахалцыхского района, оставшимся всецело в наших руках, появились передовые части 18-тысячного корпуса Али-паши.

Это привело к упорным боям сначала отряда князя Адронникова 6 ноября у с. Ахцура с передовыми частями Али-паши, а затем 14 ноября под Ахалцыхом (сел. Суплис).

Преследуя турок на протяжении 5 верст, утомленным, но воодушевленным победой войскам пришлось снова выбивать с позиции турецкий арьергард, открывший картечный и ружейный огонь. Прогнав неприятеля, бросившего 3 орудия за пределы русской границы, наш отряд остановился.

Турки потеряли 11 орудий, много зарядных ящиков, боевых патронов, канцелярию Али-паши и весь лагерь с запасами фуража и провианта; 120 турок было взято в плен и 700 тел предано земле. Наши потери составили 12 офицеров и 340 нижних чинов выведенными из строя.

15-го и 16-го наши войска оставались на позиции, а 17-го отряд, оставив на месте авангард в 1? батальона, 2 орудия и 3 сотни, возвратился в Ахалцых на отдых. Новой победой Ахалцыхский уезд был совершенно очищен от неприятеля, спокойствие было восстановлено и сообщение с Боржомом открыто.

После Баяндурского боя 36-тысячный турецкий корпус Абди-паши отступил за реку Арпачай, но, узнав, что наш отряд вновь отошел к Александрополю, перешел на прежнюю позицию и укрепился на ней, ожидая подкреплений из Карса.

^{Карта театра военных действий в Азии в 1853–1854 гг.}

Отряд князя Бебутова в свою очередь усилился с 4 по 12 ноября двумя батальонами и 2 казачьими полками. Удовлетворяя сердечному желанию войск вступить в бой, в особенности после получения известия о победе князя Андронникова, князь Бебутов решил выступить в ночь с 13 на 14 ноября со своим отрядом для атаки турок на Баяндурской позиции и для изгнания неприятеля из наших пределов.

Узнав о выступлении 14 ноября русских, турки стали отходить, и лишь 17 ноября столкновение наших фуражиров с конницею неприятеля подало мысль, что, вероятно, недалеко и его главные силы.

С вечера 18 ноября лишние обозы были отправлены в Александрополь под прикрытием 1 батальона, 6 орудий и 2 сотен казаков, а 19-го числа отряд князя Бебутова двинулся в 7 часов от с. Баш-Тургеля по Карсской дороге к с. Орта-Кадыклара и Баш-Кадыклара, где по полученным сведениям остановились турки. Отряд, пройдя 20 верст и переправившись через реку Карс-чай вброд у с. Пирвали, в полдень поднялся на высоты, которые далее постепенно спускались к ручью Мавряк-чай. С этих высот нашему отряду открылась благодаря ясной погоде вся неприятельская позиция. Она представляла из себя ряд возвышенностей, имевших общее направление от д. Гамза-Киряк на Баш-Кадыклар. С фронта эта труднодоступная позиция прикрывалась ручьем Мавряк-чай, имевшим обрывистые берега, и д. Угузлы, но зато в тылу у нее протекал ручей Кадыклар, крутые берега которого стесняли маневрирование больших масс войск. Число турок, расположенных на позиции, простиралось до 20 тысяч регулярной пехоты, 3 тысяч регулярной конницы и более 14 тысяч курдов и милиции и 46 орудий.

Наши же силы достигали лишь 12 655 человек по списку с нестроевыми (8 батальонов пехоты и 3 тысячи конницы).

Когда в 10 часов Рейс-Ахмет-паша, командовавший турецким отрядом, получил известие о приближении князя Бебутова, он построил свои войска на левом берегу р. Кадыклар в две боевые линии по 6 батальонов в каждой. На правом фланге стало 16, а на левом — 6 орудий; обе батареи с флангов были прикрыты двумя полками регулярной конницы.

В резерве расположились 8 батальонов пехоты и полк регулярной конницы с орудиями. Иррегулярная конница, курды и баши-бузуки расположились в больших массах правее позиции, в лощинах у с. Гамза-Киря и на левом фланге выше с. Угузлы. Князь Бебутов, произведя рекогносцировку, решил обойти левый фланг противника, стать на Карсской дороге и оттуда нанести туркам удар, лишив их пути отступления.

Был первый час дня, когда князь Бебутов приказал отряду спуститься к с. Угузлы и построить боевой порядок.

Первой линией, которую составили 3 батальона, 2 саперные роты и 16 орудий, командовал генерал Кишинский, второй линией, из 4 батальонов, начальствовал князь Багратион-Мухранский. Для охранения нашего правого фланга от многочисленной турецкой конницы было направлено к верховью оврага 6 эскадронов нижегородских драгун и 3 сотни с 4 конными орудиями под начальством князя Чавчавадзе. Для охранения левого фланга было выдвинуто к с. Гамза-Киряк 4 эскадрона драгун, 700 казаков и 4 конных орудия под начальством генерала Багговута.

1? батальона, 8 пехотных орудий и 5 сотен казаков составили резерв, прикрывавший вместе с тем и обоз.

С наступлением князя Бебутова перешел к активным действиям и Рейс-Ахмет-паша. Две своих линии он перестроил в одну и занял ими берег Мавряк-чая от с. Гамза-Киряк до с. Угузлы, а резерв из 8 батальонов, 8 орудий и полка регулярной конницы был направлен в обход нашего правого фланга между с. Угузлы и Караял.

Это новое распределение неприятельских войск заставило князя Бебутова изменить свое первоначальное предположение и нанести удар на ближайший, т. е. правый фланг турецкого расположения. Нашей первой линии было приказано подвинуться к д. Угузлы. Турки упорно наступали, и только дружный удар в штыки 1-го батальона Егерского князя Воронцова полка и 2 рот Кавказского стрелкового батальона опрокинул в овраг неприятельские колонны.

Вышедшая влево 2-я линия, не дойдя полверсты до неприятеля, передохнула на балке и перестроилась к штурму. После личной рекогносцировки князь Багратион подъехал к войскам и воодушевил их. Колонне надлежало спуститься в овраг и подняться на высоту для взятия батареи под картечным огнем орудий и батальным огнем пехоты. Стройное движение наших войск, наступавших держа ружья на руку, с развернутыми знаменами и барабанным боем, произвело заметное впечатление на турок. Выдержав 3 залпа из орудий, эриванские карабинеры отбросили штыками вышедшую им навстречу пехоту и с криком «ура» ударили на правый фланг неприятельской батареи. И после жаркой рукопашной схватки знамя 2-го батальона карабинер было водружено поручиком Менделеевым и штабс-капитаном Кавтарадзе на неприятельской батарее.

Колонна гренадер, наступавшая в то время правее карабинер, ослабленная значительным уроном и особенно потерями среди офицеров, была встречена на подъеме на батарею значительными силами неприятеля.

Заметив критическое положение гренадер, князь Бебутов лично повел в бой свой последний резерв — 2 роты эриванцев и взвод легкой батареи.

Картечный огонь приостановил турок, а князь Бебутов, устранив замешательство в колонне гренадер, двинул их на батарею, где после дружной атаки они примкнули к эриванцам. Взятая 16-я батарея вознаградила мужество наших войск. В этой атаке приняла участие и конница нашего левого фланга.

Генерал Багговут опрокинул двинувшуюся против него турецкую конницу и устремившихся за нею курдов и в самую решительную минуту сражения смело перенесся через реку и вышел по горному скату на плато, занятое правым крылом неприятельской армии.

Сотник Кульгачев со взводом донской батареи опередил конницу и, подскакав к фланговому батальону турок на 50 сажен, осыпал его картечью. Драгуны врубились в каре, построенное турками и, пробив его угол, разметали батальоны шашками. Тем временем казаки опрокинули регулярный кавалерийский полк, взяли знамя и заскакали в тыл туркам.

Эти одновременные удары поколебали неприятеля и, дрогнув, он обратился в бегство.

Когда эти описанные действия происходили на нашем левом фланге, то неприятель в центре продолжал оказывать упорное сопротивление колонне генерала Кишинского.

Выбив неприятеля из селения, отряд генерала Кишинского переправился через овраг и скоро примкнул к флангу левой колонны, уже стоявшей на взятых батареях. Во время боя на нашем фронте и левом фланге конница нашего правого фланга, под начальством командира нижегородцев князя Чавчавадзе, выдержала натиск несоразмерных превосходных сил, направленных в обход нашего правого фланга (2 уланских полка, 8 пехотных батальонов, сопровождаемых толпами курдов).

Сознавая всю опасность замыслов неприятеля, князь Чавчавадзе построил своих драгун с 4 донскими орудиями в боевой порядок, направив дивизион казаков против курдов.

После залпа двух наших орудий, подскакавших на картечный выстрел к приближавшейся турецкой коннице, неприятельские уланы были обращены в бегство двумя дивизионами драгун, а пикерный дивизион опрокинул за овраг 4 пехотных батальона. Едва наши драгуны отошли на прежнюю позицию, как новой атакой пришлось рассеивать оправившихся улан и подоспевшую пехоту. 4 орудия составили трофеи второго удара.

Описанный бой покрыл неувядаемой славой доблестных нижегородских драгун, в продолжение 2,5 часа отбивавших атаки превосходного противника. В 15.30 бой повсеместно прекратился, и конница левого фланга двинулась преследовать разбитого неприятеля; колонна генерала Кишинского отправилась на Баш-Кадыклар, а гренадеры — на Орта-Кадыклар.

Турки, покинув лагерь, бежали к Карсу. Прекратив поздним вечером преследование, наши войска нашли приют в покинутом турецком лагере. Мы потеряли 8 офицеров и 308 нижних чинов убитыми, 1 генерала, 48 офицеров и 920 нижних чинов ранеными.

Неприятель оставил убитыми свыше 1500 человек, общая же потеря турок достигла 8 тысяч человек. В руках победителей остались 24 орудия, 13 зарядных ящиков, знамя, 13 значков, масса лошадей и оружия.

В награду за победу князь Бебутов получил орден Георгия 2-го класса, Багговут, князь Багратион-Мухранский и князь Чавчавадзе — ордена Святого Георгия 3-го класса, 10 штаб- и обер-офицеров были награждены орденами Георгия 4-го класса, а на каждую роту, батарею и дивизион дано было по 10 крестов.

Урок, полученный неприятелем под Баш-Кадыларом, сделал то, что ни турки, ни курды, ни баши-бузуки не осмеливались целую зиму нарушить спокойствие на нашей границе.

9 февраля князь Воронцов представил, согласно воле государя, свои предположения о плане кампании на 1854 г. Наместник сознавался, что в истекший осенний период кампании у него не было общих предположений о действиях против турок, и цель заключалась в том, чтобы отбросить противника подальше от нашей границы, что и было с успехом достигнуто случайно собранными отрядами. Так как турки после этого сосредоточили значительные силы против Гурии, Ахалцыха, Ахалкалака и Эривани, то и нам волей-неволей приходилось разбросать свои войска по всей, растянутой на 700 верст, пограничной полосе, группируя их у поименованных пунктов.

Князь Воронцов полагал выделить отряд в Гурии по его отдаленности в самостоятельный, а остальным войскам действовавшего корпуса поставить задачей овладение Карсом, Ардаганом и Баязетом. Однако открыть наступательные действия в глубь Малой Азии князь Воронцов находил возможным лишь в случае мира с западными державами, так как, не обеспечив себя предварительно на всем протяжении правого фланга, мы не могли, по его мнению, и думать о широких наступательных действиях. Одобрив план наместника, государь признал необходимым увеличить отряд, расположенный в Гурии, Мингрелии и Имеретии, до 20 батальонов, подчинив его князю Андронникову. Действующий же корпус должен был, до выяснения намерений неприятеля на нашем правом фланге, ограничиться защитой границы. Однако волнения последнего года, окончательно подорвавшие здоровье князя Воронцова, не дали ему возможности осуществить намеченный план действий и, прося освободить себя от непосильной при болезненном состоянии работы, он 3 марта отбыл из Тифлиса, сдав временно должность генералу Реаду.

Имея в виду, что из числа назначенных на Кавказе 18-й и 17-й пехотных дивизий, прибытие второй из них было отменено, генерал Реад распределил свои войска следующим образом:

Центр Кавказской линии — 17 батальонов, 16 пехотных и 8 конных орудий и 12 сотен;

Владикавказский округ — 13? батальона, 8 орудий и 6 сотен;

Левый фланг линии — 14 батальонов, 20 пехотных и 10 конных орудий и 32 сотни;

Прикаспийский край — 24 батальона, 8 пехотных, 2 горных и 2 конных орудия и 30 сотен;

Лезгинская линия — 10 батальонов, 2 пехотных, 8 горных и 4 конных орудия, 5 пехотных и 19 конных сотен.

Итого для борьбы с горцами предназначалось 78? батальона, 104 сотни и 106 орудий, кроме 11 батальонов и 12 орудий, оставленных в Тифлисе.

В действующие на турецкой границе войска входили:

Самостоятельный отдел войск князя Андронникова из отрядов Гурийского — 13 батальонов, 16 пехотных и 8 конных орудий, 9 сотен казаков, 26 пехотных и 3 конных сотни милиции, и Ахалцыхского — 7? батальона, 16 пехотных и 4 горных орудия и 6 сотен казаков. Всего у князя Андронникова — 25? батальона, 44 орудия, 15 сотен казаков и 29 сотен милиции.

Действующий корпус князя Бебутова из отрядов: Ахалкалакского — 2? батальона, 4 пехотных орудий, 3 сотни казаков и 1 сотни милиции, главного Александропольского — 18? батальона, 48 пехотных и 16 конных орудий, 26 эскадронов, 21 сотни казаков, и Эриванского — 6? батальона, 8 пехотных орудий, 6 сотен казаков и 2 сотни милиции. Всего у князя Бебутова — 27? батальона, 76 орудий, 26 эскадронов, 30 сотен казаков и 3 сотни милиции.

Таким образом, на турецкой границе всего предполагалось сосредоточить — 53 батальона, 120 орудий, 26 эскадронов, 45 сотен казаков и 32 сотни милиции. В общем резерве оставалось 4 батальона, 8 пехотных и 4 конных орудия.

Кроме того, в Черномории, под начальством генерала Хомутова, находилось 25? батальона, 90? сотни и 50 орудий, распределенных на два отряда — Таманский и Закубанский. Что касается до турецкой армии, то она, устроившись на зиму и получив подкрепления, имела главные силы в 60 тысяч человек, расположенными под стенами Карса, а отдельные корпуса стояли в Батуми, занимая авангардом Озургеты, и в Баязете.

27 мая обулетский бек Гассан-паша, став во главе озургетского турецкого авангарда силою в 12 тысяч человек при 4 орудиях, начал наступление на с. Нигоити, где стоял авангард подполковника князя Эристова, силою в 2? батальона, 4 орудия и 10 сотен Гурийской милиции, который и разбил наголову Гассан-пашу.

Получив известие о победе при с. Нигоити, князь Адронников двинулся с главными силами своего отряда 29 мая к с. Озургеты, а оттуда — вслед за отступившим за р. Чолок неприятелем; на р. Чолок князь Андронников разбил 4 июня турок под начальством Селима-паши, в числе 34 тысяч человек, наголову.

Трофеями этой славной победы служили 13 орудий, много знамен, имущество 3 лагерей и масса пленных. Потери турок достигли 5 тысяч человек, наши — 1500 человек.

Сражение на р. Чолок совершенно расстроило Батумский корпус и обеспечило край, вверенный попечению князя Андронникова.

Не менее успешны были наши действия и на левом фланге в Эриванском отряде.

Сосредоточив свой отряд у Амарата, начальник Эриванского отряда, барон Врангель, первоначально охранял Эриванскую губернию от неприятельских покушений. 18 июня отряд этот в составе 5 батальонов, 12 орудий, 9 сотен милиционеров перешел к Игдырю, затем 22-го продвинулся до Орговского поста, откуда, после небольшого дела, 23 июня отошел обратно к Игдырю, где и простоял в бездействии до половины июля.

Получив разрешение перейти в наступление, отряд барона Врангеля в 2 часа ночи 16 июля выступил с целью скрытно занять перевал через хребет Агри-Даг, в шести верстах от которого в долине расположился вышедший из Баязета корпус Селима-паши. Здесь, у небольшого озера Чин-гина, решительно атаковав превосходного в силах (у турок 12 тыс., у нас — 3 тыс.) врага, барон Врангель разбил его наголову.

4 орудия, несколько знамен, масса всевозможных запасов и два турецких лагеря достались в руки победителей. Потери турок достигли 3 тысячи человек, наши — 400 человек, причем был ранен и сам барон Врангель. Конница преследовала неприятеля на протяжении 3 верст, после чего, ввиду чрезмерного утомления коней, была остановлена, и отряд расположился на ночлег биваком на месте турецкой позиции, откуда была видна вся Баязетская долина.

Турки, очистив Баязет, бежали безостановочно к Вану.

На следующий день барон Врангель двинулся к Баязету, который и занял 19-го числа.

Найдя там большие запасы, он частью увез их, частью уничтожил, и, не рискуя оставаться со столь малыми силами в таком удалении от нашей границы, отошел назад и занял позицию на Абаз-Гельском перевале. Расположение в этом пункте давало возможность господствовать над караванным путем из Персии, а самое движение барона Врангеля по направлению к Карсу должно было оказать содействие князю Бебутову.

Александропольский отряд, имея целью двигаться в пределах Турции по направлению к Карсу, выступил 15-го июня с начальником князем Бебутовым и вновь назначенным его помощником князем Барятинским во главе.

20 июня корпус князя Бебутова, в составе 17 батальонов, 26 эскадронов, 72 орудий, 14 сотен казаков и 14 сотен милиции, перешел через Карс-чай и остановился на ночлег в 10 верстах от этой реки между селениями Палдерваном и Кюряк-Дара. До турецкого лагеря у Хаджи-Вали оставалось 15 верст. Здесь, в близком соседстве от турок, Александропольский отряд простоял свыше месяца, не предпринимая никаких активных действий.

^{План сражения при деревне Кюряк-дара 24 июля 1854 г.}

22 июля командующий Анатолийской армией Зафир-паша получил сведение о поражении Баязетского отряда и о намерениях барона Врангеля соединиться с князем Бебутовым для совместных действий. Желая предупредить усиление Александропольского отряда, Зафир-паша решил утром 24-го атаковать князя Бебутова на его позиции. С этой целью обозы были отправлены к Карсу, а войскам было приказано пододвинуться ночью к русской позиции, а на рассвете ее атаковать. Для этого отряд Абдурахман-паши, в составе 5 батальонов, горной батареи и 2 эскадронов, должен был в полночь направиться на высоты Кара-Яла и овладеть этим пунктом. Правая колонна под начальством Керима-паши, силой 19 батальонов, 16 эскадронов и 30 орудий, должна была выступить вслед за Абдурахман-пашой, направиться к подошве Кара-Яла и развернуть боевой порядок влево от предыдущего отряда. Левая колонна, под командой генерала Кмети, в составе 22 батальонов, 22 эскадронов и 48 орудий, выступившая вслед за правой, должна была взять направление от Хаджи-Вали на Ингедери и выстроить боевой порядок в уступной форме справа, примыкая к левому флангу правой колонны. Артиллерия, массированная в 4 большие батареи, должна была занять интервал между колоннами, имея за собою резерв в составе 4 батальонов и 2 кавалерийских полков. Баши-бузуки, около 8 тысяч, человек двигались на обоих флангах.

Князь Бебутов, узнав о приготовлениях турок к выступлению, но не зная цели их движения, решил в случае наступления противника предупредить его в поле, в случае же его отхода к Карсу — идти к этому пункту через Мешко и ударить туркам во фланг.

Перед рассветом 24-го наш отряд (усиленный 15 июля 2 батальонами и 6 орудиями) с авангардом из стрелкового батальона, 3 сотен казаков и 2 сотен охотников вытянулся на позиции и приготовился к движению. Таким образом, 18 тысяч наших сил должны были вступить в бой с 34–36 тысячами турок в случайной для обеих сторон обстановке. Пройдя три версты по направлению на Мешко, передовые цепи Александропольского отряда заметили на волнистой равнине, отделявшей нас от турецкого лагеря, движущиеся нам навстречу массы. В то же время на отрогах Кара-Яла, где был наш редут, не занятый нами по случаю перехода в наступление, показались турки. Князь Бебутов приказал рассыпать цепь, коннице выдвинуться вперед, а пехотным колоннам зайти правым плечом и стать на позиции. Когда наша передовая конница развернулась на ближайшем берегу лощины, пересекавшей поле сражения по вогнутой к стороне турок дуге, то и неприятельская кавалерия, в свою очередь, также заняла противоположный берег, к которому уже спешили головные части турецкой пехоты.

Князь Бебутов быстро оценил обстановку и, видя растянутое на 8 верстах расположение турок, решил прорвать центр армии Зафира-паши. Тем временем наши пехотные части, исполняя данное им приказание, зашли правым плечом и стали на указанной позиции, имея в первой линии Белевский и Эриванский полки, а за ними Гренадерский и Тульский. Батареи выехали в интервалы первой линии. Шесть эскадронов новороссийских драгун и сводный линейный казачий полк с № 6 Донской батареей стали на правом фланге, остальная конница — в резерве. Вслед за этим князь Бебутов образовал под начальством генерала Белявского отряд из 5 батальонов и 8 орудий с приказанием штурмовать Кара-Ял и выбить оттуда турок, а для прикрытия этой атаки справа были выдвинуты вперед 16 эскадронов и 6 сотен. Через несколько минут на поддержку генерала Белявского были двинуты 2 батальона Тульского полка, а гренадерская бригада, назначенная для удара против неприятельского центра, выдвинулась вперед на окраину лощины.

Открывшая еще в 17.15 огонь, артиллерия Кемира-паши начала в 18 часов с продвижением вперед правой турецкой колонны наносить нам существенный вред.

Около этого времени генерал Белявский, получивший приказание, отменявшее атаку Кара-Яла, занял позицию у подошвы этой горы и открыл по неприятельским колоннам штуцерный и артиллерийский огонь.

Едва только пехота генерала Белявского дала нашей коннице опорную точку, как начальствовавший здесь кавалерией генерал Багговут приказал тверским драгунам атаковать главную батарею правого крыла турок.

Молча веденная атака под картечным огнем с фронта и фланга отбросила передовые турецкие батальоны, и скоро, изрубив прислугу, драгуны были уже на орудиях. Вынесшиеся было из резерва баши-бузуки и повернувшие за ними уже однажды помятые батальоны были обращены в бегство. Исполнив задачу, тверцы увезли 4 неприятельских орудия и отошли за нижегородцев.

В свою очередь турки пожелали отвлечь стремительную атаку натиском на другом пункте и направили три штуцерных батальона и улан против отряда генерала Белявского. Скоро наш левый фланг должен был перейти к обороне, и чувствовалось, что ему, может быть, не удастся устоять против решительного натиска отборных турецких войск.

Заметив опасность положения, стоявшие невдалеке нижегородские драгуны кинулись в шашки на штуцерные батальоны, а дивизион № 7 Донской батареи есаула Кульгачева, снявшись с передков непосредственно перед неприятельской пехотой, обдал ее картечью. Но, не глядя на град пуль и беспрерывные атаки наших драгун, турки захватили часть орудий Кульгачева и не выпустили их до тех пор, пока силы не оставили последнего из оставшихся в живых. Но, сломив геройство турецкой пехоты, нижегородцы недосчитали в своих поредевших от потерь рядах 23 из общего числа 33 офицеров.

Тем временем генерал Белявский справился с уланами и пошел в штыки на правый фланг пехоты турок; нижегородцы снова понеслись в атаку и к 8 часам правое турецкое крыло окончательно дало тыл. Преследовать дивизию Кемира-паши было невозможно, так как колонна генерала Мети вошла уже в боевую линию и угрожала правому нашему флангу. Туда спешно был направлен генерал Багговут с дивизионом Тверского полка и тремя сотнями казаков.

Когда разыгралось дело у генерала Белявского, то князь Бебутов двинул в 7 часов гренадерскую бригаду с тремя батареями для прорыва центра боевого порядка турок.

Спустившись в лощину, гренадеры заняли первоначально позицию в 450 сажен от противника. Затем, медленно и стройно продвигаясь вперед, бригада начала нести сильные потери от перекрестного огня расположившихся по охватывающей дуге турок, направивших, кроме того, сюда свою конницу.

Но трудное положение бригады сильно облегчилось с отступлением правого турецкого фланга, и предводимые князем Барятинским гренадеры ринулись в атаку.

Турки не дрогнули и, осыпаемые картечью снявшейся в 60 сажен нашей артиллерии, пошли сами в атаку. Схватка была жаркая и долговременная. Однако с трудом, но все же гренадеры сломили вдвое превосходного врага и, одной угрозой подвергнуть 2-ю линию батальонов участи первой, заставили турок отойти. В этот момент, когда правый фланг уже бежал, а центр был сломлен, к полю сражения начала подходить левая колонна, сбившаяся с пути и грозившая теперь охватить наш правый фланг. Этой колонне предшествовали массы баши-бузуков, поддержанные регулярной конницей и артиллерией.

Здесь было 6 эскадронов новороссийских драгун с Донской № 6 батареей, 9 сотен линейных казаков и еще правее 10 сотен милиции. К 8 часам турки сосредоточили на своем левом фланге от 14 до 16 батальонов, 3 батареи и несколько уланских полков. Выставив 2 сильные батареи, турки громили фронт нашей конницы перекрестным огнем; их пехота стояла в несколько линий на близкий пушечный выстрел; массы баши-бузуков, поддержанные регулярной конницей, полком пехоты и батареей, обходили и теснили оконечность нашего правого фланга. Время дальше терять было нельзя, и принявший начальство над правым флангом генерал Багговут решил перейти в наступление. Усиленный 6 ротами Ряжского полка, 4 орудиями, дивизионом тверских драгун, 3 сотнями казаков и ракетами, правый фланг выстроился в боевой порядок.

Брошенные в баши-бузуков несколько ракет заставили их отхлынуть, вслед за чем наша конница пошла в атаку. Баши-бузуки и подкрепившие их уланы были смяты, отброшены, прислуга конной турецкой батареи была изрублена.

На державшийся за конницей полк пехоты были направлены роты Ряжского полка, но, встреченные сильным огнем, они приостановились. Видя это, турки перешли в контратаку. Но бросившийся на них дивизион тверских драгун заставил неприятельскую пехоту повернуть назад, а Ряжские роты вновь перешли в наступление. Между тем князь Бебутов, видя, что центр турок прорван, что князь Барятинский с отрядом генерала Бриммера зашел уже правым плечом вперед и стал в тылу запоздавшей отступлением левой колонны турок, решил ввести в дело последний резерв — 2 батальона Тульского полка, 8 орудий и 4 эскадрона новороссийских драгун. Став во главе этого отряда, маститый воин князь Бебутов лично повел его против сопротивляющегося еще противника и довершил полное поражение армии мушира Зафира-паши. В первом часу дня прекратилось преследование ввиду полного изнеможения людей. Благодаря этому остатки неприятельской армии, несмотря на совершенное ее поражение, успели спастись, собрались к Карсу и послужили основанием для новых формирований. Трофеями победы были 15 орудий, 6 знамен, множество оружия и свыше 2 тысяч пленных. Общие потери турок достигли 10 тысяч человек, у нас же выбыло из строя около 3 тысяч. Князь Бебутов в награду за эту победу был награжден в чине генерал-лейтенанта орденом Святого Андрея Первозванного. 4 августа войска наши начали отходить к своим границам и в ноябре расположились на квартиры у Александрополя, а позднее разошлись на широкие квартиры в окрестностях Александрополя, Тифлиса, Ахалкалаки и Делижана. Прочие же отряды в наступившую зиму были расквартированы следующим образом:

Ахалкалакский — в окрестностях Ахалкалак;

Ахалцыхский — в окрестностях Ахалцыха и на пространстве между Ахалцыхом и Сурамом;

Гурийский — в окрестностях Кутаиса и на пространстве от Сурама до устья речки Техуры, впадающей в Рион.

Если до осени 1854 г. враги России имели в борьбе с нею более обширные, но менее определенные цели ослабить русское влияние в Европе, то с этого времени цели их хотя и сузились, но зато приобрели более определенную форму — раздавить могущество России на Черном море. Предполагалось положить окончательный предел ее дальнейшему поступательному движению на юг, с целью захвата проливов, или же хотя бы только замедлить это движение на много лет.

В действительности же борьба за Черное море вылилась в форму борьбы за Севастополь, базу и место стоянки нашего, грозного в то время для Турции, Черноморского флота.

Крымский полуостров, сильно вдающийся неправильным четырехугольником в Черное море, соединяется с материком узким Перекопским перешейком, шириною около 18 верст.

С севера на юг полуостров имеет протяжение около 200 верст, а с запада на восток в самом широком месте — 300 верст. С трех сторон Крым омывается Черным морем, а северо-восточная его часть — Азовским морем и озером Сиваш или Гнилым морем. Сравнительно мало изрезанные берега Крыма, а также почти повсеместное мелководье у берегов образуют весьма немного заливов и бухт, удобных для якорной стоянки. К числу последних надо отнести на северо-западном берегу бухту Ак-Мечетскую, далее, на юго-западном участке, Евпаторийский рейд, который, однако, совершенно открыт и имеет грунт, затрудняющий стоянку судов на якоре, затем Севастопольский рейд и гавань и глубокий Балаклавский залив — из числа заливов: Ялтинского, Алуштинского, Суданского и Феодосийского — только последний вполне удобен для якорной стоянки. Омывая далее южный берег Керченского полуострова, Черное море через Керчь-Еникальский пролив, длиной 40 верст и шириной в самом узком месте 4,5 версты, соединяется с Азовским. Азовское море, мелководное у берегов и неудобное поэтому для судоходства, омывает северный берег Керченского полуострова до Арабатской стрелки, отделяющей его от озера Сиваш.

Несколько уширивающаяся на севере стрелка отделяется от материка Геническим проливом.

Крымский полуостров делится по рельефу местности на две неравные и резко отличающиеся части — горную и степную; часть, простирающаяся на 15–60 верст от морского берега внутрь страны, горная и занимает около одной трети всей поверхности; остальное пространство полуострова степное.

Главный хребет Крымских гор тянется вдоль южного берега и большей частью в недалеком от него расстоянии. Как он, так и параллельные ему второстепенные хребты, круто обрываются к югу и, напротив, полого спускаются к северу. Высшая часть хребта Чатыр-Даг — 5000 футов.

Близ Феодосийской бухты главный хребет почти прерывается, сохраняя слабую связь с горными возвышенностями Керченского полуострова.

Из рек северного склона Крымского хребта наиболее замечательны: р. Черная, протекающая по болотистой Инкерманской долине, Бельбек, Кача и Алма, долины которых покрыты виноградниками.

Все названные реки не судоходны и представляют затруднения для переправы лишь в период дождей и таяния снега.

Хорошими путями сообщения Крым во время Восточной войны был до крайности беден. До 1854 г., за исключением шоссе, построенного вдоль южного берега на протяжении около 100 верст от с. Таушан-Базар, у подошвы Чатыр-Дага, до Севастополя, все прочие пути сообщения состояли из грунтовых дорог. Средоточием всех путей в Крыму был Симферополь, от которого дороги расходились в следующих направлениях: 1) из Симферополя на Перекоп, главный почтовый, торговый и военный путь, по которому производились все сношения Крыма с прочими частями империи; 2) из Севастополя на Евпаторию и Ак-Мечеть; 3) из Симферополя через Бахчисарай до Севастополя; главное сообщение Севастополя с остальным полуостровом и с внутренними областями империи. (Дорога эта находилась в весьма дурном состоянии и пролегала то по каменистой горной, то по глинистой местности, то по болотистым низменностям.); 4) от предыдущей дороги ветвь, отделяющаяся близ Бахчисарая и направляющаяся на Балаклаву; 5) Симферополь, Карасу-Базар, Феодосия, Керчь; 6) Симферополь, Чангарский мост (соединяющий Крым и материк в наиболее узком месте оз. Сиваш), Харьков; 7) от Феодосии по Арабатской стрелке, по паромной переправе через пролив Геническ на материк. Кроме того, из Севастополя, Евпатории, Карасу-Базара и Феодосии шли дороги, которые выходили на главный путь из Симферополя в Перекоп.

Население Крымского полуострова до войны превышало 430 тысяч человек, что составляло 811 человек на квадратную милю. Большая часть населения состояла из татар, остальные же были караимы, жившие преимущественно в городах, немцы-колонисты в Феодосийском и Симферопольском уездах, греки в Балаклаве, небольшое число русских переселенцев, болгаре, армяне и евреи. Жители степей занимались преимущественно скотоводством, главным же занятием жителей горной части Крыма являлось садоводство. Селения (аулы) татар по тесноте и загрязненности помещений для расположения в них войск не годились.

В общем Крым не представлял удобств ни в смысле путей сообщения, ни в целях расквартирования, ни в отношении снабжения всеми припасами, за исключением мяса, имевшегося в достаточном количестве.

Подвоз морем прекратился с началом войны, а сухопутные пути были труднодоступны.

Окрестности Севастополя, на которых преимущественно сосредоточились военные операции 1854–1855 гг. и потому заслуживающие более подробного описания, ограничиваются на севере р. Бельбеком, на западе и на юге Черным морем и на востоке Балаклавской бухтой и отрогами главного хребта Крымских гор. В очерченном районе, в отличие от остальной части полуострова, очень извилистый берег моря образует несколько бухт. Таковы Севастопольский рейд, в 6 верст длины, от 250 до 450 сажен ширины и от 35 до 63 футов глубины, по своим качествам один из лучших в мире. Северный и южный берега бухты, образуемые уступами гор, высоки, скалисты и обрывисты, но к морю понижаются. Северный берег образует несколько выдающихся мысов и малых бухт, в которые впадают короткие и неглубокие балки: Северная, Сухая, Куриная, Панаиотова, Голландия, Сухарная, Маячная и Графская. Южный берег образует три большие бухты, глубоко вдающиеся в материк: Килен-балочную или Килен-бухту, Южную, очень удобную, и Артиллерийскую. Из них Южная бухта совершенно защищена от всех ветров и представляет превосходную естественную гавань, в которой помещался весь Черноморский флот. От Артиллерийской бухты к востоку морской берег, постепенно понижаясь до Херсонесского мыса, образует еще несколько более или менее обширных бухт: Карантинную, Херсонесскую, Казачью, Песочную, Камышевую и Стрелецкую.

От Херсонесского мыса берег круто поворачивает на юго-восток, постепенно возвышается и переходит в отвесные и местами нависшие обрывы, образующие у Булуклавы весьма удобную, но, однако, со стесненным выходом в море, бухту.

Самые ближайшие окрестности Севастополя большим рейдом и рекою Черной разделяются на 2 части. Южная, или так называемый Херсонесский полуостров, от Севастополя постепенно повышается к востоку и у верховьев Большого рейда обрывается уступом Сапун-гора, составляющим 12-верстную неприступную позицию, обращенную фронтом к востоку.

Херсонесское плато, сильно изрезанное балками, идущими по направлению с юго-востока на северо-запад, делится глубокой Сарандинакиной балкой на 2 части с различным характером. Восточная часть представляет, сравнительно с западной, более пересеченную местность с глубокими балками и крутыми берегами этих балок, именно: Килен-балка протяжением до 4 верст. Пространство между Килен-балкой, рейдом и рекою Черной состоит из Инкерманских высот. Почти параллельно с Килен-Балкой идет Доков овраг. Местность между Килен-балкой и Доковым оврагом представляет длинный хребет с тремя отдельными высотами: ближайшая к городу — Малахов курган, далее высота Камчатского люнета и на одной линии с ними у устья Микрюковой балки (одно из разветвлений верховьев Килен-Балки) высота Виктория или Микрюкова.

Следующая балка, Лабораторная, соединяющаяся в устье с Сарандинакиной. Хребет между Лабораторной балкой и Доковым оврагом также образует две высоты: Бамборскую, ближайшую к городу, и Воронцовскую, в версте от первой.

Наконец, упомянутая выше Сарандинакина балка, которая идет почти по прямому направлению с юга на север, длиною в 6 верст, до впадения в Южную бухту. Она, соединяясь у своего устья с Лабораторной балкой, образует довольно обширную низменность, называемую Пересыпь.

С правой стороны Сарандинакина балка принимает в себя две другие — Хомутовку и Делагардиеву. Высота, находящаяся между Лабораторной, Сарандинакиной и Делагардиевой балками, называется Зеленой горой.

Западная часть Херсонесской возвышенности гораздо обширнее и местность на ней менее пересечена.

Почти параллельно Сарандинакиной балке здесь тянется Карантинная балка с менее крутыми и почти повсюду удобовосходимыми берегами. Возвышенное плато между Сарандинакиной и Карантинной балками называется Куликовым полем.

Отсюда берут начало: Городской овраг, пересекающий город и впадающий в Артиллерийскую бухту; Загородная балка, пролегающая к западу от города, и Кладбищенская лощина. Между Карантинной балкой и вершиной городского оврага находится отдельная продолговатая высота с пологими скатами, называемая Рудольфовой горой. К западу от Карантинной балки местность, называемая Новой Землей, принимает более ровный характер; из пересекающих ее балок самые значительные — Стрелецкая и Камышевая, впадающие в бухты того же наименования.

Почва Херсонесского полуострова представляет пласты твердого известняка, местами совершенно обнаженного, местами же покрытого тонким слоем глины и растительной земли, перемешанной с хрящом.

Растительностью и водой местность бедна до крайности и только Килен-балочная высота и верховья Доковой и Лабораторной балок были покрыты дубняком и колючим кустарником, все же остальное пространство представляло голую степь. Местность между восточной оконечностью Херсонесского плато, Сапун-горой, балаклавскими высотами и ближайшими отрогами главного хребта образуют живописную и плодородную Балаклавскую долину, которая постепенно понижается к Черной речке, образуя ряд отдельных холмов; наиболее значительные из них — Федюхины высоты. Местность к северу от большого рейда и долины реки Черной, ограниченная рекою Бельбеком и притоком Черной-Шулею, составляет часть второстепенного хребта, параллельного Яйле.

Восточную часть ее составляет Каралевская гора, лежащая между Бельбеком и Каралевским ущельем. Далее в прямом направлении на протяжении 10 верст тянутся Мекенаиевы горы, образуя ближе к бухте многочисленные балки.

Этот горный массив образует еще одну, более слабую, позицию фронтом на север по левому берегу Бельбека.

На южном преимущественно берегу Севастопольского рейда расположен основанный в 1784 г. г. Севастополь. Находясь почти в средоточии Черного моря, в выдающемся положении нашего прибережья и представляя все удобства для стоянки многочисленного флота, он составляет важный стратегический пункт как для оборонительной, так и для наступательной войны.

Южная сторона Севастополя разделялась на Городскую сторону, лежащую к западу от Южной бухты, и Корабельную, расположенную к востоку от нее.

К началу Восточной войны Севастополь, будучи главным военным портом на юге России, был снабжен всем необходимым для флота. Там было прекрасное, так называемое, Лазаревское адмиралтейство, доки, водопровод, окружный арсенал, деловые дворы, провиантские магазины, лаборатория, значительный склад орудий, пороха и прочих припасов, сухарный завод, казармы для морских чинов и два госпиталя. В городе насчитывалось до 2 тысяч каменных домов и до 40 тысяч жителей, почти исключительно русского, близко стоявшего к флоту, населения.

По своим природным свойствам Севастополь дает массу положительных данных для сильной обороны со стороны моря и крайне неудобен для обороны с суши. Разделенный большим рейдом, как непроходимой вброд рекою, на две части, северную и южную, он требует для своей обороны сравнительно большого числа войск.

Северный берег рейда командует городом и всеми морскими сооружениями, а потому обладание им равносильно владению рейдом и портом. В юго-восточной своей части город окружен командующими высотами, которые постепенно повышаются до Сапун-горы, отстоящей от него в 9–10 верстах. Наиболее удобная для обороны западная часть, где местность менее пересечена.

Что касается обороны рейда с моря, то к началу Восточной войны она уже была совершенно закончена и состояла из 8 сильных батарей. Из них казематные — Константиновская, Михайловская и отчасти каменная, отчасти земляная — батарея № 4, были на северном берегу рейда, а Павловская, Николаевская, № 8, в связи с 7-м бастионом, Александровская и № 10 — на южной стороне рейда. Кроме Александровской батареи, которая была частью каменная, частью земляная, и земляных батарей № 8 и № 10, остальные были каменные, казематные.

Все эти батареи, вооруженные 533 орудиями, обстреливали взморье и рейд фронтальным, фланговым и тыльным огнем.

Для обороны же Севастополя с суши было сделано очень мало и, надо признать, что город с этой стороны был совершенно не укреплен. Так, во исполнение проекта укреплений города 1837 г., на южной стороне рейда были выполнены следующие работы: оборонительные казармы для закрытия горж на местах бастионов № 1, 5 и 6, почти законченный бастион № 7 и оборонительные стены между бастионом № 7 и местами бастионов № 6 и 5. На местах рвов проектированных бастионов № 3, 4 и 6 были сделаны небольшие валики. Кроме того, была сделана тыльная оборонительная стенка позади батареи № 8 и бастиона № 7 между артиллерийскими зданиями.

На северной стороне имелось единственное Северное укрепление, построенное еще в 1818 г. и оставшееся до Восточной войны без изменения. Оно имело вид восьмиугольного форта с боками от 80 до 100 сажен. Укрепление не было применено к местности и не было анфилировано с высот, лежавших к северу от него, и само почти не доставляло никакой обороны впереди лежащей местности.

Бруствера укреплений осыпались, развалились и совершенно утратили свою первоначальную профиль.

Ни одно из укреплений сухопутной стороны к 1853 г. не было вооружено, а на береговых батареях хотя орудия и были установлены, но все же не в полном числе.

Практическую стрельбу гарнизонная артиллерия производила только из двух ближайших к морю батарей, для остальных же не было определено ни углов возвышения, ни действительности выстрелов. На каждое орудие имелось по 160 боевых зарядов, из которых в готовом виде на батареях было по 115 для бомбовых пушек и единорогов и 55 для мортир. Во всей крепости не было ни одной снаряженной бомбы. Таким образом, ко времени начала военных действий с Турцией оборонительная сила Севастополя не соответствовала необходимой безопасности этого ключа к владычеству России на Черном море и базе нашего флота. Но, пропуская подробности, строительные предположения и сам постепенный ход работ по укреплению Севастополя, посмотрим, в каком же состоянии находились в действительности укрепления Севастополя ко 2 (14) сентября, когда вражеская нога впервые вступила на землю Таврического полуострова.

Укрепления со стороны моря оставались те же, что были и в 1853 г. Они были усилены лишь на северном берегу башней, воздвигнутой усердием морского подрядчика отставного поручика Волохова, имевшей целью препятствовать неприятелю обстреливать с моря в тыл Константиновскую батарею; в тылу же ее была построена земляная батарея Карташевского на 5 крепостных орудий. Кроме того, вдоль рейда были построены: земляная батарея № 1, на мыску между Константиновской и Михайловской батареями, Двенадцати-Апостольская, Парижская и Святославская.

Сухопутные же укрепления находились в следующем состоянии: на южной стороне самым сильным укреплением был 6-й бастион, начатый постройкой только зимой и еще не оконченный.

По устройству 5-го бастиона ничего сделано не было и лишь возведенная там башня была приспособлена для артиллерийской обороны и снабжена 11 орудиями.

Оборонительная стенка между 7,6-м и 5-м бастионами была закончена и вооружена 14 орудиями.

Левее 5-го бастиона, на берегу городского оврага, был построен и вооружен редут Шварца (№ 1).

Для заграждения промежутка между редутами Шварца и 4-м бастионом было устроено три завала. Первый из них, начинаясь у редута, спускался в городской овраг и закрывал выходы улиц; в четырех местах за ним было поставлено 8 орудий. Второй завал пересекал Балаклавскую дорогу и был вооружен 4 полевыми орудиями. Третий завал, вооруженный двумя 24-фунтовыми пушками, поднимался по крутизнам на Бульварную высоту.

От 4-го бастиона, вооруженного 17 орудиями, был устроен вдоль окраины большого бульвара каменный завал, на оконечности которого у Грибка (беседка над обрывом высоты) была построена слабая батарейка № 2 (Грибок); у вершины Южной бухты, на Пересыпи, были устроены 4 батарейки; на Бомборской высоте, на месте, назначенном для 3-го бастиона, была устроена батарея, в виде редута с отрезом. Для фланкирования левого фаса батареи, построенной на месте 3-го бастиона, была построена у восточного угла сада Прокофьева маленькая батарея Будищева (№ 3) в виде каменного завала.

Позади этой батарейки была устроена у восточных ворот морского госпиталя другая батарейка — Госпитальная (№ 4).

На Малаховом кургане, кроме башни, никаких сооружений возведено не было.

На месте 2-го бастиона на голой скале была устроена 6-орудийная батарея для действия по Килен-балочной высоте. По обе стороны этой батареи тянулись каменные завалы, примыкавшие к садовой ограде в Ушаковой балке. На месте 1-го бастиона была также возведена 4-орудийная батарея полевой профили. Казарма 1-го бастиона была вооружена 9 полупудовыми единорогами.

На Корабельной стороне была устроена, кроме этих укреплений, линия каменных завалов, которая простиралась от ограды морского госпиталя к Доковой стене и далее через морской остров к ограде общественного сада в Ушаковой балке.

^{Перевозка морского орудия на сухопутное укрепление. С картины И. Прянишникова}

Все описанные укрепления южной стороны были весьма слабы и удовлетворяли лишь до известной степени условию отражения только немногочисленного десанта. На вооружении их, совместно с сухопутной частью бастиона № 7 и батареи № 10, было всего 145 орудий.

Причины неготовности Севастополя должны быть отнесены к инертности князя Меншикова и к отсутствию должной энергии начальника инженеров генерала Павловского.

Далее к числу причин неготовности Севастополя относятся отсутствие искусных и энергичных руководителей, недостаток шанцевого инструмента и прочих запасов сухопутного ведомства. Самая же значительная доля вины должна лечь на князя Меншикова, не умевшего объединить местных деятелей, лить в них должную энергию и настоять на быстрой и планосообразной работе.

К концу марта 1854 г. в окрестностях Севастополя были сосредоточены: Волынский пехотный полк — 4 батальона, Минский пехотный полк — 3 батальона; резервная бригада 13-й пехотной дивизии — 8 батальонов; 6 саперный батальон — 1 батарея; Черноморский резервный линейный батальон — 1 батарея; Киевский гусарский полк — 4 эскадрона; Вейммарнский гусарский полк — 12 эскадронов; 14-я артиллерийская бригада — 12 орудий и конно-легкая № 12 батарея — 6 конных орудий, всего 17 батальонов, 12 эскадронов, 12 полков и 6 конных орудий.

Князь Меншиков решил из всех этих войск, за исключением 8-го батальона резервной бригады, образовать действующий в поле отряд для отражения неприятельских покушений к высадке и к нападению на Севастополь с береговой стороны. В состав отряда должна была войти и 2-я бригада 17-й пехотной дивизии с ее артиллерией, по прибытии ее в Крым.

Все эти силы князь Меншиков решил сосредоточить на Бельбеке, предназначив для обороны собственно города и укреплений северного берега резервную бригаду с 4 полевыми орудиями и батареей горных единорогов, сводный флотский батальон и нестроевые команды сухопутного и морского ведомства.

Кроме этих войск в Крыму находились: в Феодосии — 4-й батальон Минского полка, 2 роты Таврического гарнизонного батальона и 4 орудия 14-й артиллерийской бригады — всего 1? батальона, 4 орудия; в Керчи — около батальона местных войск и в резерве между этими пунктами 4 эскадрона Вейммарнского гусарского полка. Отряд этот находился под начальством генерала Жабокрицкого.

Государь особенно беспокоился за оборону восточной части Крыма. Благодаря этому с приходом в Крым 1 бригады 17-й пехотной дивизии князь Меншиков, по сношению с наказным атаманом войска Донского генералом Хомутовым, расположил войска для обороны восточной части Крыма следующим образом: в Керчи — 3 батальона, казачий полк и батарея; в Феодосии — 3? батальона, казачий полк и батарея и в Арчине — в резерве 4 батальона, казачий полк и донская батарея. Всего, таким образом, на Керченском полуострове сосредоточивалось 10? батальона, 3 казачьих полка и 3 батареи и, кроме того, полк гусар передвигался в Карасу-базар. Общее начальство над этими войсками генерал Хомутов оставлял в своих руках.

^{У Балаклавы}

В начале июля из абордажных судовых команд были сформированы 2 резервных батальона, а из орудий, снятых с судов, — подвижная десантная батарея.

Помимо этого предполагалось, что если противник начнет высаживаться поблизости от Севастополя (на что потребуется дней 5), то генерал Хомутов, пройдя 200 верст в 5–6 переходов при условии, что ранцы повезут на подводах, успеет подойти и ударить ему в тыл.

Прибытие 6-й дивизии еще больше увеличило радужное настроение князя Меншикова, и он писал, что хотя слухи о высадке и продолжаются, но что со стороны союзников было бы благоразумным не пускаться в подобную рискованную экспедицию.

Прибывающую дивизию командующий войсками решил расположить следующим образом: одну бригаду на Альме у с. Бурлюк, а другую в Симферополе, чтобы иметь возможность оказать помощь Хомутову в случае неприятельского десанта на Азовском берегу.

Успокоение Меншикова передалось и в С.-Петербург.

К 1 сентября 1854 г. общее число сухопутных вооруженных сил в Крыму было следующее: местных войск — 19? батальона и действующих — 51? батальона, 17 эскадронов, 27 сотен, 108 орудий — всего 51 тысяча человек. Действующие войска подразделялись на 2 группы, из которых на самом полуострове под непосредстенным начальством князя Меншикова находилось: 42? батальона, 16 эскадронов, 11 сотен и 84 орудия, числом 35 тысяч человек.

Из общего числа войск князя Меншикова в окрестностях Севастополя находилось: 26 батальонов, 3 сотни и 42 орудия. Между Качею и Алмой — 8 батальонов, 8 эскадронов и 32 орудия; на аванпостах 6 сотен и остальные — у Симферополя, на пути из Перекопа.

Войска, состоявшие под начальством генерала Хомутова, были разделены на 2 отряда и резерв. Феодосийский отряд генерала Жаборицкого, силой в 2? батальона, 6 сотен и 8 орудий. Керченский отряд генерала Тимофеева, силой в 2? батальона, 6 сотен и 8 орудий и резерв у Арчина, силой в 4 батальона, 1 эскадрона, 6 сотен и 8 орудий. Князь Меншиков мог, таким образом, при появлении неприятеля сосредоточить в окрестностях Севастополя из всего находящегося на полуострове числа войск не более 30 тысяч человек.

В распоряжении командующего войсками находилась, кроме того, большая часть Черноморского флота, личный состав которого доходил до 18 500 человек, в том числе 416 офицеров.

Если же сюда прибавить состав арсенальных, портовых и лабораторных рот, ластовых экипажей и прочих, то число чинов флота, находившихся в Севастополе, достигало до 24 500 тысяч человек. Но из всего этого числа моряков для сухопутной обороны города предназначалось 418 человек артиллерийской прислуги и 3600 человек разных команд, в том числе были и 4 десантные роты.

К 1 сентября 1854 г. неприятельский флот доставил к берегам Евпатории Союзную армию, достигавшую 60 тысяч при 134 полевых и 72 осадных орудиях. Из общего числа союзников около 30 тысяч человек (40 бат., 2 эск., 6–8 п. ор.) приходилось на долю французов, около 22 тысяч человек (32 бат., 10 эск., 54 ор.) — на долю англичан, а 7 тысяч человек при 12 орудиях составляли турки.

В тот же день трехтысячный отряд неприятеля вытеснил из Евпатории слабосильную команду егерей-тарутинцев и захватил в складах 60 тысяч пудов пшеницы, обеспечив армию этим провиантом на четыре месяца.

Со 2 по 6 сентября союзники высаживали свои войска на берег между Евпаторией и деревней Кюнтоуган совершенно в мирных условиях, так как попыток помешать с нашей стороны не предпринималось. Русская армия, руководимая своим главнокомандующим, адмиралом-князем Меншиковым, силой в 35 тысяч человек (42? бат., 27 эск. и 84 орудия), сосредоточилась на левом берегу р. Альма, на пути высадившихся союзников к Севастополю. «Не признав возможным атаковать высаженные войска на плоском берегу, обстреливаемом с флота», князь Меншиков решил померяться силой с противником на занятой им выгодной позиции, прикрывавшей путь к цели действий неприятеля — к Севастополю.

Располагаясь по обе стороны дороги Евпатория — Севастополь, Альминская позиция представляла из себя плато левого берега р. Альма, высотой 150–350 футов с весьма крутыми, обрывистыми, труднодоступными даже для пехоты скатами на участке от устья до селения Алматамак, составлявшего левый фланг нашей позиции; выше этого селения возвышенности левого берега сворачивают к югу и отходят от реки, приобретая постепенно характер открытых террас.

В центре позиции фронт ее пересекался у селения Бурлюк спадающей к р. Альма балкой, по которой проложена главная Евпаторийская дорога. К востоку от этой дороги находится довольно значительная возвышенность, отдельный холм которой отстоял от реки в 300 сажен, составляя крайний правый фланг нашей позиции.

Высоты левого берега Альмы представляли все удобства обзора и обстрела обширной равнины правого берега, покрытый густыми виноградниками, садами и селениями (Алматамак, Бурлюк и Тарханлар) лишь непосредственно у реки.

Альма проходима во многих местах в брод, мост же (деревянный) имелся лишь против селения Бурлюк. Выгодными сторонами позиции являлись: 1) командование впереди лежащей местностью (обзор, обстрел); 2) скрытое расположение наших войск; 3) обстрел с моря затруднялся благодаря высотам на нашем левом фланге.

К числу недостатков позиции надо отнести: 1) растянутость — 7 верст, хотя левый фланг мог обороняться в силу своей труднодоступности весьма небольшими силами; 2) укрытия правого берега (сады, селения) могли служить защитой врагу.

И без того сильная позиция на Альме могла, конечно, быть доведена средствами фортификации до высокой степени обороноспособности, но несмотря на избыток времени, средств и рабочих, ничего в этом отношении сделано не было.

Пространство от моря до левого фланга нашего расположения, т. е. до дороги Алматамак — Аджибулат, обеспечивалось только батальоном Минского полка, высланного к д. Аклес с целью мешать возможной высадке в бухте Улукул. Обход нашего левого фланга считался ввиду его труднодоступности невозможным.

Интересно то обстоятельство, что прежде ежедневно к бухте Улукул высылался батальон с четырьмя орудиями, а к старому Татарскому укреплению на утесе левого берега Альмы — 1 рота.

С вершины этого утеса, почти вовсе недоступного, вьется лишь одна искусственная тропинка к реке, и преградить здесь наступление неприятелю представлялось делом весьма легким. Но в роковой день сражения ни к бухте, ни к утесу не было выслано ни войск, ни наблюдателей.

К востоку от дороги Алматамак — Аджибулат по обрыву Альмы располагались в ротных колоннах 5-й и 6-й батальоны Белостокского и Брестского полков, имея за собой Тарутинцев в колоннах к атаке. Московский полк, составляя вместе с 4 батареями 17-й артиллерийской бригады резерв участка, располагался в версте за его серединой.

В центре позиции у подошвы гор и почти над самым виноградником левого берега Альмы стояли легкие № 1 и № 2 батареи 16-й артиллерийской бригады. Позади них на полугорке стоял построенный в колоннах к атаке Бородинский полк. На правом участке позиции, восточнее Евпаторийской дороги, на северо-западном склоне имеющейся там возвышенности стояла в эполементе, в расстоянии картечного выстрела от Бурлюкского моста, батарейная № 1 батарея 16-й артиллерийской бригады; за нею — егерский великого князя Михаила Николаевича полк (ныне Казанский); на вершине той же горы в эполементе стояла № 3 батарея 14-й артиллерийской бригады, а правее ее — Суздальский пехотный полк, с легкой № 4 батареей той же бригады. На южном склоне горы во второй линии были расположены Владимирский и Углицкий полки и за ними в резерве — батарейная № 5 и легкая резервная № 4 донская батарея. Казаки, располагаясь за правым флангом, прикрывали его.

6-й стрелковый, 6-й саперный и сводный морской батальон были рассыпаны в садах деревень Бурлюк и Алматамак. Общий резерв, располагавшийся в ложбине при Евпаторийской дороге, составляли 3 батальона Минского полка, Волынский полк с легкой № 5 батареей 17-й артиллерийской бригады и гусарская бригада 6-й кавалерийской дивизии. Командование войсками, размещенными в центре и на правом фланге (вправо от Евпаторийской дороги), было вверено генералу князю Горчакову[1], войсками же левого фланга командовал генерал-лейтенант Кирьяков.

Неприятельская армия, закончив приготовления, 7 сентября выступила к р. Альма и после небольшого авангардного дела остановилась невдалеке от нашей позиции, с целью атаковать ее с рассветом 8-го.

Сообразно этому 4 дивизии французов и 1 дивизия турок должны были составить правое крыло атакующих войск, левое же состояло из пяти английских дивизий, еще левее которых должна была следовать конница Кардигана.

Союзники предполагали атаковать, пользуясь превосходством сил, одновременно позицию русских с фронта, обойти дивизией Боске наш левый фланг и нанести решительный удар нашему правому флангу, также обойдя его. В целях одновременности действий выступление дивизии Боске с ночлега было назначено в 5.30, англичанам — в 6 часов, прочим войскам — в 6.30. Однако до 9 часов наступление Боске и остальных французских дивизий сильно тормозилось тем обстоятельством, что англичане, ожидая почему-то вторичного приказания, только в 9 часов двинулись с мест ночлега. Тогда и генерал Боске, успевший уже произвести тщательную разведку местности зуавами и алжирскими стрелками, перешел в наступление двумя колоннами. Правую колонну составила бригада генерала Буа, двинутая по отмели вдоль Морского берега, а левую — бригада генерала д'Отмара, направленная по пролегавшей в овраге тропинке. Генерал Боске шел во главе левой колонны.

Зуавы быстро поднялись на утесы левого берега, а один их батальон немедленно продвинулся к дер. Улукул и, найдя ее свободной, занял. Когда наступавшая под прикрытием стрелков и огня с пароходов дивизия Боске развернулась на высотах левого берега Альмы, прочие войска союзной армии построили боевой порядок. Против с. Алматамак развернулись французы, имея в 1-й линии дивизии Канробера и Наполеона, а дивизии Форе и турецкую, двинутую по пути правой колонны генерала Боске, — во 2-й линии.

Против селения и моста через Альму выстроились в боевой порядок англичане. У них в 1-й линии были дивизии Эвенса и Броуна, а во второй — Энгленда и Герцога Кембриджского. Резерв, составленный из дивизий Каткара и бригады конницы Кардигана, расположился за левым флангом. Боевой порядок союзников прикрывался огнем 3 батарей и цепи рассыпанных впереди штуцерных.

Сосредоточение дивизии Боске к нашему левому флангу было замечено с 8 часов. Видя наступление спускающихся к реке батальонов, главнокомандующий переехал на левый фланг как раз в тот момент, когда враг уже преодолел высоты правого берега. Между тем зуавы рассыпали цепь и, обойдя второй батальон Минского полка, открыли в тыл ему огонь.

Посланный на помощь батальон московцев встретили успевшие устроиться пять батальонов дивизии д'Отмара, а новое подкрепление в лице всего остального Минского полка нарвалось уже на 10 батальонов подоспевшей бригады Буа. Огонь с судов и превосходство в силах сломили отвагу русских батальонов. Загнув флангом к позиции, Минский полк и Московский батальон неоднократно повторяли попытки штыками сбросить в реку наступавшего неприятеля, но, не принимая атаки и пользуясь превосходством вооружения, французы безнаказанно расстреливали ряды русских.

В то время, когда загорелся бой на левом фланге, маршал С. Арно приказал французским дивизиям начать наступление с фронта. Преимущество вооружения союзников скоро склонило успех боя на строну французов, и сначала штуцерные 3-го батальона Московского полка, занимавшие селение Алматамак, а потом и весь Московский полк, спустившийся с высот в долину Альмы с целью обстрелять наступающие французские колонны, понес громадные потери, а безрезультатный огонь наших ружей не мог остановить наступление дивизий Канробера и принца Наполеона.

Англичане вступили в бой позднее французов и притом вышли не против правого фланга русской позиции, а развернулись с фронта на селения Бурлюк и Тарханлар. Слабо занятые нашими стрелками сады правого берега Альмы скоро перешли в руки неприятеля.

Овладев правым берегом, союзники перешли в наступление с фронта сразу всеми силами. Перешедшие вброд Альму батальоны понесли тяжелые потери от огня упорно оборонявшихся русских стрелков и 4-й легкой батареи 17-й артиллерийской бригады.

Не успевшие подать на высоты свою артиллерию наступавшие дивизии воспользовались помощью генерала Боске, приславшего одну батарею.

В то же время маршал С. Арно поддержал наступавшие войска дивизией генерала Форе, направив одну ее бригаду на содействие генералу Боске, а другую генералу Канроберу.

^{План сражения на р. Альма 8 (20) сентября 1854 г.}

Высланная в голову колонн артиллерия успела повлиять на исход боя на этом участке поля сражения, и около 14 часов наше левое крыло отошло.

Около этого времени медленно, но в образцовом порядке подходили к с. Бурлюк английские колонны лорда Раглана.

Наши отступившие части подожгли селение (Бурлюк), а саперы, видя продолжающееся наступление неприятеля, кинулись разрушать мост, «но совершенно в этом не успели». Однако и англичане, понеся громадные потери, на некоторое время залегли.

Вынесшаяся было к мосту бригада Кардигана не выдержала нашего огня и отхлынула. Но стрелки противника, продвинувшиеся вперед и залегшие в виноградниках и за камнями, довели огонь до высшего напряжения, и Бородинский полк с легкими батареями, понеся огромные потери, понемногу стал отходить. Новое наступление англичан в 15 часов было встречено огнем батарейной № 1 батареи 16-й артиллерийской бригады. Первые же, с большим трудом переправившиеся 5 английских батальонов, были двинуты для атаки этой укрытой эполементом батареи. Для защиты ее двинулись два батальона Казанского полка. Но когда они миновали батарею, то тем самым, заслонив ее огонь, лишили себя огневой поддержки, дали передохнуть англичанам, которые, не приняв атаки, стали издали расстреливать наступавших русских. Бессильные против английского огня Казанские батальоны стали отходить, а на их плечах на батарею ворвались англичане. Два новых батальона Владимирского полка, не ожидая, пока враг устроится в эполементе, ударили на англичан и штыками погнали их к реке. Безостановочно наступавшие владимирцы с генералами князем Горчаковым и Квицинским во главе скоро начали обстреливаться с фланга двумя английскими орудиями, в то время когда с фронта трещали штуцера подкрепленных подошедшими поддержками и начавших устраиваться англичан.

Охватив наступавших, неприятель поставил владимирцев под перекрестный огонь и в несколько минут вырвал из среды полка всех офицеров и громадное число рядов. Израненный, несомый на носилках, генерал Квицинский стал возвращать из боя остатки славного полка, рассчитанного после сражения лишь на 4 роты.

Суздальский и Углицкий полки прикрыли отступление наших войск, а неприятель с возвышенностей былой нашей позиции громил отходящие по дороге за правым флангом наши колонны. Одновременно с правым крылом и центром отходили вдоль долины Улукуль и части левого крыла.

Для заполнения образовавшегося в середине промежутка, несколько позади места расположения нашего главного резерва, развернулись: Волынский полк с тремя выехавшими на позицию батареями, гусары и казаки. Этот арьергард принудил утомленного и расстроенного боем неприятеля прекратить преследование.

Двойное превосходство врага в силах, важное преимущество в вооружении, неиспользование нами всех средств фортификации в целях возможного усиления позиции, недостаточность разведки, не выяснившей возможности обхода нашего левого фланга, отсутствие наблюдения за флангами и за движением неприятельских колонн и, наконец, разрозненность в действиях частей нашего боевого порядка, не имевших общего руководства и предоставленных самим себе, сделали свое дело и, понеся громадные потери в 5709 человек (1200 убитыми, 3174 ранеными и 735 без вести пропавшими), наша армия 9 сентября отошла к Севастополю.

Озабоченный обороной Севастополя с моря, князь Меншиков в день Альминского сражения приказал генерал-адъютанту Корнилову затопить у входа на рейд несколько кораблей. Желая сразиться на море с врагом, генерал-адъютант Корнилов всячески боролся против затопления. Прервав собранный им совет из флагманов и капитанов, также высказавшихся за потопление судов, — Корнилов произнес: «Готовьтесь к выходу; будет дан сигнал, кому что делать».

Но, настаивая на своем, главнокомандующий предложил Корнилову оставить Севастополь и хотел уже отдать приказ о потоплении кораблей вице-адмиралу Станюковичу. «Остановитесь, — крикнул Корнилов, — это самоубийство то, к чему вы меня принуждаете. Но, чтобы я оставил Севастополь, окружаемый неприятелем — невозможно. Я готов повиноваться вам». 10-го состоялось распоряжение, а утром 11-го на местах затопленных кораблей «Сизополя», «Варны», «Силистрии», «Уриила», «Флоры», «Селафиила» и «Три Святителя» плавали лишь обломки рангоутов.

11 сентября у главнокомандующего созрело решение предоставить оборону Севастополя резервным батальонам, саперам и морякам, а с прочими войсками отойти к Бахчисараю, где занять фланговую позицию на случай движения неприятеля к Севастополю и в то же время обеспечить себе сообщение с Перекопским перешейком, а оттуда и с внутренними губерниями. Командование расположенными в Севастополе войсками князь Меншиков передавал начальнику 14-й пехотной дивизии генерал-лейтенанту Моллеру-второму; оборона северной стороны поручалась генерал-адъютанту Корнилову, а южной — вице-адмиралу Нахимову. Во исполнение распоряжения главнокомандующего войска Севастопольского гарнизона 13 сентября были расположены следующим образом:

а) на северной стороне: в северном укреплении — 6 тысяч человек под начальством капитана 1-го ранга Бартенева; у правого ретраншамента — до 2200 человек капитана 1-го ранга Зарницкого; у левого ретраншамента и в балке северной пристани — 3200 человек вице-адмирала Новосильского; на Константиновской батарее — 800 человек и прислуга на батареях: Константиновской, Карташевского, Волохова, Пестича и № 4;

б) на южной стороне: 5800 нижних чинов и прислуга батарей — легкой № 4 (14-й арт. бриг.), 2-й морской подвижной и 4 орудий резервной бригады 13-й пехотной дивизии.

^{П. С. Нахимов в Севастополе. С картины И. Прянишникова}

В то же время начатые еще со 2 сентября усиленные работы по приведению крепости в оборонительное состояние, производившиеся под руководством недавно прибывшего в Севастополь полковника Тотлебена, шли самым усиленным темпом.

Утомление войск и необходимость наладить эвакуацию больных и раненых, устроить тыл, задержали союзников на берегах Альмы до 11 сентября. В этот день в 7 часов союзники двинулись к р. Кача, после ночлега на которой было предположено атаковать северное укрепление. Однако полученные сведения об устройстве новых батарей на северной стороне и о потоплении кораблей, лишавшем союзников содействия флота, повлияли на изменение плана атаки крепости, и 13 сентября, когда авангард союзников подходил уже к Бельбеку, ими решен был переход на южную сторону. Между тем в ночь с 11-го на 12-е авангард князя Меншикова двинулся к хутору Мекензи, Отаркой и далее к северу от Севастополя, в то время, когда союзники переходили с северной стороны Севастополя на южную.

13 сентября у хутора Мекензи конница союзников столкнулась с частью нашего обоза, следовавшего в хвосте колонны князя Меншикова и захватила 25 повозок. 14-го, оставив авангард генерала Жабокрицкого в Отаркой, князь Меншиков отошел к р. Кача по дороге на Бахчисарай, а союзники, перейдя на южную сторону, заняли: французы — Федюхины высоты, а англичане — Балаклаву, после отчаянного сопротивления последней роте Греческого батальона. Базу свою французы устроили в Камышевой бухте, а англичане — в Балаклаве, которую князь Меншиков считал недоступной для судов большого ранга.

14 сентября в командование союзными войсками вступил генерал Канробер вместо заболевшего холерой, свирепствовавшей в союзной армии, и скоро умершего маршала С. Арно.

Убедившись в переходе союзников на южную сторону, генерал-адъютант Корнилов списал еще 6 тысяч человек с судов и принял на себя, по просьбе генерал-лейтенанта Моллера-второго и вице-адмирала Нахимова, официально должность начальника штаба обороны, а фактически и все руководство ею.

Работы по укреплению южной стороны пошли с удвоенной энергией; гарнизон ее был доведен до 6 тысяч человек при 23 орудиях; гарнизон же северной стороны был соответственно ослаблен и составлял 3,5 тысячи человек. На судах было оставлено 3 тысячи матросов.

Князь Меншиков, убедившись после перехода союзников на южную сторону в безопасности своих сообщений с внутренними губерниями, 18 сентября вернулся к Севастополю и расположился на северной его стороне.

^{Опрос пленных. С картины В. Маковского}

Первая рекогносцировка союзниками укреплений южной стороны относится к 15 сентября. Глазам разведчиков представилась картина кипучей деятельности осажденных. Ряд новых укреплений, батарей, траншей, завалов не мог не вызвать удивления. После рекогносцировки было принято мнение английского инженера Бургона, стоявшего за правильную осаду и говорившего, что штурмовать укрепления, не подготовив атаки их огнем тяжелых осадных орудий, легкомысленно. Вслед за решением прибегнуть к правильной осаде союзники изменили свое первоначальное расположение и заняли следующие места: французы — 3-я и 4-я дивизии (г. Форе) — между Стрелецкой бухтой и Сарадинакиной балкой в расстоянии 2,5–3 верст от города и фронтом к бастионам 4, 5, 6-му и 7-му; правее французов стали англичане — на левом фланге 3-я дивизия Ингленда, в центр — 4-я дивизия Каткарта и легкая Броуна; на правом, занимая обрывы Сапун-горы против развалин Инкермана, 2-я дивизия Леси-Эванса; за легкой дивизией стояли парки, первая дивизия герцога Кембриджского и конница.

Остальные две французские дивизии — первая и вторая, под начальством генерала Боске, и турецкая дивизия составили обсервационный корпус, расположенный на обрывах Сапун-горы фронтом к Балаклаве и Федюхиным высотам. На обсервационный корпус возлагалась задача охранять армию со стороны Черной речки. Французы имели промежуточную базу в Камышевой и Казачьей бухтах, а англичане базировались на Балаклаву. Численность союзников к 19 сентября достигла 67 тысяч человек (41 тысяча французов, 20 тысяч англичан и 6 тысяч турок). Постепенно подходившие подкрепления усиливали также и русскую полевую армию и гарнизон Севастополя, достигший к концу сентября 30 тысяч человек.

Энергия полковника Тотлебена и усердие гарнизона привели к тому, что в период с 14 сентября по 4 октября вновь были построены 20 батарей, вдвое увеличено вооружение, составлявшее теперь 341 орудие, и впереди некоторых бастионов и Малахова кургана были заложены фугасы и построены засеки. В этот период времени наши батареи обстреливали неприятеля, а гарнизоном производились вылазки с целью беспокоить устраивавшегося на позициях врага.

Наконец, закончив свои предварительные работы, в пасмурную и ветреную ночь с 27 на 28 сентября, французы заложили 1 параллель на Рудольфовой горе в 400 сажен от 5-го бастиона; англичане, построив двумя ночами раньше две батареи для обстреливания Малахова кургана и батарей Ландкастеровскими орудиями, в ночь с 28-го на 29-е заложили первую параллель на Воронцовой высоте и горе Зеленой в 700 сажен от бастиона № 3. К 4 октября 53 французских и 73 английских орудия готовы были открыть огонь из батарей по осажденным. Штурм был предположен 5-го после подготовки его огнем артиллерии.

Канонада началась с 6–7 часов 5 октября и спустя час уже оборонительные казармы 5-го и 6-го бастионов и Малахова кургана оказались сильно поврежденными; стоявшие за парапетом орудия 5-го бастиона и на башне приведены к молчанию. Но и французам был причинен изрядный вред; так, береговая батарея № 10 сбила 3 неприятельских орудия, на неприятельской № 4 батарее был нами взорван пороховой погреб, на 1-й — зарядный ящик.

Около 11 часов бомбардировка на французском фронте стихла. На нашем левом крыле особенно пострадал 3-й бастион, где выбыли из строя последовательно 6 командиров и дважды была сменена прислуга у орудий, третья часть которых была сбита. В 15 часов на 3-м бастионе взорвался погреб, обратив укрепление в груду камней; в 4-м взорвался ящик на Малаховом кургане.

Вред, нам нанесенный, не был бы особенно велик, если бы не смерть доблестного генерал-адъютанта Корнилова. Показываясь беспрерывно в опаснейших местах и не сдаваясь на убеждения беречь себя, он возражал: «Что скажут обо мне солдаты, если сегодня меня не увидят». Проехав к Малахову кургану, встреченный восторженными криками матросов 44-го флотского экипажа, Корнилов спокойно отдавал распоряжения, наблюдая за врагом. Исполнив, казалось, все, он сошел с Малаховой башни, подошел к Кремальерной батарее, чтобы сесть на лошадь и поехать в Ушакову балку, где стояли резервы. В это время ядро ранило его в ногу у живота. «Отстаивайте же Севастополь», — сказал он окружающим и потерял сознание. Очнувшись в госпитале, он говорил свидетелям своей кончины: «Скажите всем, как приятно умирать, когда совесть спокойна, — и спустя немного: — Благослови, Господи, Россию и Государя, спаси Севастополь и флот». И уже в агонии услышав голоса о том, что англичане будто бы принуждены к молчанию, вскричал «ура» и, более в себя не приходя, скончался.

Когда бомбардировка нашего правого крыла прекратилась и огонь поддерживался лишь англичанами, вступили в дело корабли неприятельской эскадры, но от этой бомбардировки они пострадали более, нежели крепостные верки.

Видя безуспешность морской атаки, союзники скоро прекратили бой и лишь англичане вели огонь на сухопутном фронте до наступления полной темноты. Убыль наша в день первого бомбардирования составила 1250 человек, союзники потеряли 868 человек. Напрасные жертвы осаждающих, не достигших серьезного результата, вселили уныние в их ряды и привели к сознанию, что только медленной осадой им удастся овладеть Севастополем.

Неудача союзников, напротив, подняла дух осажденных, увеличила их силы и желание отстоять кусок родной земли. Обращаясь к причинам неудачных действий французов, необходимо отметить, что сосредоточенное расположение батарей на Рудольфовой горе приводило к необходимости вести обстрел нашей позиции по расходящемуся вееру, тогда как нам приходилось вести огонь по ветру сходящемуся, что в смысле сосредоточения огня несравненно выгоднее.

Достигнутые же англичанами успехи объясняются тем, что действие их орудий с фронта сопровождалось огнем фланговым и частью даже тыльным.

Ночь с 5-го на 6-е была нами употреблена на исправление повреждений и на приведение в относительно оборонительное состояние бастиона № 3. А французы в эту ночь и день вывели участок первой параллели от Рудольфовой горы к капители 4-го бастиона, обнаружив тем свое намерение прибегнуть к правильной осаде. Рассвет 6-го принес нам новую бомбардировку бастионов № 3, 4 и Малахова кургана со стороны английских батарей. Потери 3-го бастиона вновь достигли 543 человек. Затем, начиная с 7 по 13 октября, ежедневно с нашей стороны в ответ на неприятельскую канонаду выпускалось от 10 до 12–14 тысяч снарядов.

Устройство траверсов и блиндажей, искусство опытных сигнальщиков, предупреждавших о летящих на укрепления снарядах, значительно уменьшили наши потери, достигшие за сутки в среднем 254 человека. Кроме того, громадную роль сыграло чрезвычайно удачное расположение новых батарей, строившихся под руководством Тотлебена. Едва союзники построят батарею, как за ночь Тотлебен выстраивал против нее две, и тем не давал им возможности приобрести перевеса в огне.

Не ограничивавшийся одной пассивной обороной, доблестный гарнизон Севастополя стал прибегать к вылазкам. Мешая неприятелю производить ночные работы, охотники, в большинстве случаев участвовавшие в этих опасных предприятиях, держали неприятеля в постоянном тревожном ожидании нападения. Активные наши выступления влияли прекрасно на дух защитников, и число желающих принять участие в вылазках росло. Так, в ночь с 8 на 9 октября нашим морякам удалось заклепать 7 французских орудий на Рудольфовой горе. В этой вылазке погибли славной смертью лейтенант Троицкий и князь Путятин.

^{На бастионе. С картины В. Маковского}

В ночь на 10-е французы повели подступы против капители 4-го бастиона, редута Шварца и успели заложить участок 2-й параллели.

В первой половине октября наши силы достигли 65 тысяч человек и в самом недалеком будущем, с подходом 10-й и 11-й дивизий, должны были возрасти до 80–90 тысяч. К этому же времени численность союзников доходила до 70–85 тысяч человек. Если принять во внимание растянуто положение союзников и необходимость прикрывать осадные работы, то для нас являлось весьма выгодным предпринять наступление на базу англичан — Балаклаву — и тем поставить союзников в затруднительное положение. Гарнизон Балаклавы состоял из 3350 англичан и 1000 турок, последние занимали редуты (шесть), которые составляли внешнюю линию укреплений и были расположены на холмах, отделяющих Балаклавскую долину от долины Черной речки. Вторую линию укреплений, внутреннюю, составлял ряд батарей, соединенных траншеями.

^{П. С. Нахимов 5 октября на батарее. С картины И. Прянишникова}

Для атаки Балаклавы был отряжен 16-тысячный отряд генерала Липранди, первоначально сосредоточившийся в Чоргуне.

Начатое в 6 часов русскими наступление, поддержанное канонадой, через час уже увенчалось взятием редутов, поспешно покинутых турецким гарнизоном. На выручку бежавшим туркам была устремлена конная бригада Скерлета, а затем и Кардигана. Дело свелось к кавалерийскому бою, в котором удачной фланговой атакой Еропкин со своим сводным уланским полком разбил английскую конницу.

Подход французских войск на выручку заставил генерала Липранди только удержать в своих руках редуты 1, 2 и 3 и, не двигаясь далее, тем самым прекратить сражение. Потери наши составили 550 человек, союзников — 598.

Значение боя было, конечно, главным образом моральное, поднявшее бодрое настроение в войсках. И только остается пожалеть, что эта операция была предпринята без достаточных для полного успеха сил, которые можно было сосредоточить, подождав подхода 10-й и 11-й дивизий. Тогда следовало одним могучим ударом лишить англичан их базы, к охране которой до сей поры они относились не столь внимательно.

Союзники, обеспокоенные Балаклавской операций, ослабили после нее бомбардировку Севастополя и сосредоточили все свое внимание на обеспечении промежуточной базы англичан. Обсервационный корпус пододвинулся к англичанам, 1-й французской дивизии приказано быть готовой оказать англичанам необходимое содействие.

Усиленные осадные работы французов пододвинули к 20 октября их траншеи до 100 сажен к 4-му бастиону, тогда как траншеи медленно действовавших англичан остановились в версте от бастиона № 3.

^{Осада Севастополя. Штурм 17–22 октября 1854 г.}

22-го в состав Севастопольского гарнизона влилась 10-я дивизия. Полученные около этого времени сведения о предположенной в начале ноября атаке города вынудили князя Меншикова озаботиться подготовкой Севастополя к штурму и принятием необходимых мер на случай очищения города. С подошедшими частями 10-й и 11-й дивизий общее количество русских в Крыму достигло 90—100 тысяч человек, тогда как союзники насчитывали лишь 70 тысяч. Казалось, момент для действий назрел, и главнокомандующий решил перейти в наступление всеми силами.

Исходя из того что успешная атака неприятельского расположения может быть достигнута при одновременном нападении на правый фланг, центр, с целью его прорвать, и левый фланг, с целью приковать к месту расположенные там неприятельские силы, князь Меншиков распределил предназначенные для наступления войска следующим образом:

1) действующий отряд г. Севастополь — 29 батальонов, 1 казачья сотня, 38 орудий — всего 19 тысяч человек, под начальством генерал-лейтенанта Соймонова, должен был начать наступление из Килен-балки в 6 часов;

2) отряд с Инкерманской горы, генерал-лейтенант Павлова, силой в 20,5 батальона, 96 орудий, всего 16 тысяч человек, должен был выступить в 6 часов, восстановить Инкерманский мост и быстро следовать на соединение с генерал-лейтенантом Соймоновым. Общее руководство этими двумя отрядами возлагалось на генерала Данненберга;

3) Чоргунский отряд генерала князя Горчакова, силой в 16 батальонов, 52 эскадрона, 10 сотен, 88 орудий, всего 20 тысяч человек, имел назначение отвлекать внимание союзников и должен был овладеть одним из подъемов на Сапун-гору;

4) гарнизон — имел задачу содействовать наступлению огнем и в случае замешательства у неприятеля захватить батареи противника; для обеспечения от неприятеля Бахчисарайской дороги на Мекензиевой горе был оставлен отряд около 6 тысяч при 36 орудиях.

Отрядам генералов Соймонова[2] и Павлова предстояло наступать сперва по узкому, 350 сажен шириной, плато между долиной Черной речки и Килен-балки и далее к единственно доступному участку неприятельского расположения между вершинами Каменоломного оврага и другого, впадающего в Килен-балку. Дождь, сопровождающийся сильным ветром, испортил окончательно дороги, но помог скрытному сосредоточению наших войск к исходным пунктам, начавшемуся еще с 2 часов ночи. К 6 часам отряд генерал-лейтенанта Соймонова уже построился в версте от правого неприятельского фланга фронтом к 2-й английской дивизии генерала Лесси, расположение которой было обеспечено тремя весьма слабыми укреплениями.

При первых же выстрелах со стороны Килен-балки не ждавшая атаки дивизия Лесси (при 12 орудиях) стала в ружье, примкнув свой правый фланг к редуту № 1, а левый — к верховьям Килен-балки. С трудом преодолевая размокший грунт, расстреливаемые нарезным оружием англичан русские медленно, но безостановочно продвигались вперед. В течение часа вторая английская дивизия была значительно усилена и ко времени атаки достигла 12–13 тысяч человек.

Осилив естественные препятствия, два батальона тобольцев с двумя батальонами Колыванского полка опрокинули бригаду Паннефазера, овладели редутом № 2 и заклепали 2 орудия. В то время подошедший к Инкерманскому мосту еще в 5 часов и задержанный возобновлением переправы, генерал Павлов только начал переходить реку Черную, между тем егеря 10-й дивизии окончательно расстроили передовые полки бригад Паннефазера и Буллера, а два батальона Екатеринбургского перешли верховья Килен-балки, атаковали бригаду Кондригтона и захватили 4 орудия, но, наткнувшись на превосходные силы и не поддержанные с тылу, принуждены были отойти.

Одновременно остановились, а скоро и отошли понесшие большие потери егеря 10-й дивизии, прикрытые Бутырским и Углицким полками, за правым флангом которых находились в резерве Владимирский и Суздальский полки.

Огонь 38 орудий помог нашим батальонам отступить и расположиться вне выстрелов.

В 8 часов на занятые англичанами высоты взобрались Тарутинский и Бородинский полки, ведя атаку под прикрытием канонады генерала Соймонова на правый фланг бригады Адамса.

Решительно атакованные англичане подались назад, а тарутинцы захватывают редут № 1. Отошедшая бригада Адамса стала издали расстреливать тарутинцев и, нанеся последним громадные потери, атаковала их. Поредевшие тарутинцы покинули редут, но, едва успев восстановить порядок и сомкнуть ряды, они новой атакой отбрасывают англичан.

Однако к бригаде Адамса успели подойти 6 свежих батальонов гвардии, за ними устроившаяся бригада Паннефазера, и волна ослабленных тарутинцев откатилась к Каменоломному оврагу.

Рукопашный бой сменился канонадой. Развернув свои силы, англичане имели на правом фланге у вершины Каменоломного оврага гвардейскую бригаду Бентика, редут № 1 занимали Кольдстримы, в центре стали бригады Адамса и Паннефазера, на левом фланге была бригада Буллера. Бригада Кондригтона расположилась на левом берегу Килен-балки. Кроме того, к полю сражения должны были скоро подойти вызванные еще в 7 часов прибывшим к месту боя лордом Рагланом дивизии Каткара и Джона Кемпбеля.

Генерал Боске, обеспокоенный движением Чоргунского отряда, первоначально приготовился встретить атаку князя Горчакова, но потом, видя, что деятельность его ограничивалась одной канонадой, разгадал демонстративный характер и принял все меры к тому, чтобы перевести возможно большее количество войск к решительному пункту поля сражения.

В 8.30 на Килен-балочное плато взошли батальоны Охотского полка и, видя перед собой развернувшегося врага, бросились на него, не ожидая подхода прочих батальонов и артиллерии отряда генерала Павлова. Встреченные канонадой и сильным штуцерным огнем англичан, стрелки Охотского полка были первоначально оттеснены; но, поддержанные 4-м саперным батальоном, опрокинули неприятельских стрелков и прикрыли развертывание колонны Инкерманского отряда. За Охотским полком развернулись Якутский и Селенгинский полки, имея впереди и влево 32 орудия. Огонь нашей артиллерии, сосредоточенный по неприятельской № 1 батарее, сильно способствовал взятию ее штыками охотцев, понесших, однако, ужасные потери от перекрестного огня англичан.

Прибывший в этот момент на поле сражения генерал Каткарт со своей дивизией немедленно двинул в обход охотцев бригаду; но атака ее была отбита селенгинцами. Приблизившись неосторожно к батарее № 1 и рассчитывая найти там англичан, генерал Каткарт неожиданно для себя был атакован Охотским полком и поддержавшими его якутцами и селенгинцами. Громадные потери среди начальствующих лиц и выбытие из строя четверти состава нижних чинов, при полном израсходовании резервов, заставили англичан прибегнуть к помощи французов, от содействия которых до сей поры они отказывались.

Но стихийное наступление 11-й дивизии не удалось остановить и прибывшим передовым частям французов с генералом Бурбаки во главе. Уже расстроенные боем ряды англичан и французов, перемешавшись, подались назад. Успех на решительном пункте поля сражения, казалось, был уже обеспечен.

Оставалось только отвлечь внимание противника на прочем фронте, приковать к местам своего первоначального расположения силы союзников при помощи вылазки из Севастополя и энергичного наступления Чоргунского отряда, — и победа была бы в руках русских… Но произведенная из Севастополя вылазка, по малочисленности принимавших в ней участие сил, особого влияния на ход боя не оказала, а руководимые князем Горчаковым 20 тысяч человек Чоргунского отряда оставались равнодушными зрителями разыгрывавшейся на Инкермане драмы.

Половина всех сил Чоргунского отряда была оставлена князем Горчаковым на правом берегу речи Черной в то время, когда другая половина была растянута на пространстве от Федюхиных высот до Балаклавского редута № 1. Подобное расположение отряда обусловливало полную невозможность энергичного наступления и ему оставалось ограничиться безвредной, продолжавшейся до 9 часов, канонадой; с 9 часов и до 14 часов обе стороны лишь наблюдали друг за другом. В 16 часов князь Горчаков расположил свой отряд в долине Черной речки.

Бездеятельность Чоргунского отряда позволила генералу Боске выделить значительные силы на поддержку англичан и уже с 11 часов 12 тысячам пехоты и многочисленной коннице князя Горчакова были противопоставлены 5 батальонов бригады Эспинаса силой 3200 человек.

^{Сражение под Инкерманом 24 октября (5 ноября) 1854 г.}

Новые французские силы совместно с англичанами навалились на поредевшие и истомленные продолжительным боем полки 11-й дивизии. Уступая громадному превосходству в силах, части отряда генерала Павлова начали понемногу отходить. Не введенными в бой у нас были лишь полки Бутырский, Углицкий, Владимирский и Суздальский. Первым двум предстояло прикрыть отступление 11-й дивизии, а вторые должны были расположиться вдоль саперной дороги, по которой тянулась наша расстроенная боем артиллерия. В 13 часов на смену отступавшим были выдвинуты Владимирский и Суздальский полки и грудью своею прикрыли отходящие части.

^{Отбитие штурма. С картины В. Маковского}

Скоро, однако, потери заставили и это свежее прикрытие отступить вслед за прочими войсками, из которых артиллерия вместе с вышедшими из Севастополя частями направилась к мосту на Килен-балке, а части отряда генерала Павлова — к речке Черной.

Провожая отступающих штуцерным огнем, стрелки противника, пользуясь кустарником, слишком приблизились к нашим батареям и едва не захватили несколько орудий. Лишь находчивость Тотлебена, своевременно рассыпавшего роту Углицкого полка, поддержанную затем батальоном Бутырского и двумя батальонами владимирцев, дала возможность выиграть время и под прикрытием огня нескольких выкаченных на позицию орудий, спасти нашу артиллерию, успевшую втянуться за оборонительную линию лишь в 20.30.

^{Затишье на бастионе. С картины В. Маковского}

Потери наши были для того времени колоссальны: 6 генералов, 289 офицеров и 11 669 нижних чинов выведены из строя. Союзники потеряли 4500 человек. Главными причинами нашей неудачи надо признать:

1) неиспользование всех сил, имевшихся в распоряжении князя Меншикова; полки Тобольский, Волынский, 8 батальонов 13-й резервной дивизии, многочисленная конница, моряки, отряд князя Горчакова, отряд на Мекензиевой горе — почти вовсе не приняли участия в бою, а силы переименованных частей составляли треть общего числа войск;

2) неясность диспозиции, приведшая к тому, что колонны действовали без всякой связи и вступали в бой по частям;

3) преступную бездеятельность князя Горчакова, предоставившего генерала Данненберга самому себе.

Все же результатом Инкерманского сражения явилось то обстоятельство, что союзники отказались временно от всяких штурмов Севастополя и перешли к правильной осаде.

Союзники, несмотря на успех в сражении при Инкермане и несмотря на подход 31 октября новых подкреплений, отказались, однако, на некоторое время от решительных действий и обратили самое серьезное внимание на обеспечение своего расположения от наших покушений.

С конца октября в окрестностях Севастополя сильно ухудшилась погода. Вместе с тем отсутствие теплой одежды в наступившие ненастные и дождливые ночи и частые бури с проливными дождями развили болезненность среди союзников, и холера стала уносить большое количество жертв. В ночь на 2 ноября весь лагерь союзников затопило ливнем, бурей сорвало палатки, а на море значительное число судов было потоплено и разбито.

Разрушения, причиненные в эту ночь осадным работам, заставили неприятеля заняться их исправлением, прекратив на время ведение новых подступов.

Принятые нашей администрацией меры достаточно обеспечили защитников теплой одеждой, и только бессменное расположение людей на позиции изнуряло гарнизон Севастополя, давая возможность развиваться лихорадкам и желудочным заболеваниям.

Усиливая свою циркумвалационную линию, союзники особенно прочно укрепили Килен-балочную высоту, создав, кроме уже имевшихся, ряд новых редутов, получивших общее название «Черных редутов», предназначавшихся для обстреливания подступов от Килен-бухты и Черной речки.

В то же время были усилены укрепления впереди Балаклавы и на Сапун-горе.

Ослабление огня осадных батарей дало возможность передохнуть и гарнизону, который в свою очередь использовал конец октября и начало ноября для ряда работ по укреплению оборонительной линии. Так, Малахов курган был обращен в сомкнутое укрепление, были сомкнуты горжи некоторых бастионов, устроены завалы, искусственные препятствия и т. п.

Начатые в ночь на 7 ноября атаки небольших частей союзников на наши завалы впереди укреплений вначале успеха не имели, но в ночь на 9 англичанам удалось овладеть завалами на Зеленой горе и устроить из них траншею на протяжении 100 сажен. Чтобы не дать возможности англичанам утвердиться на оконечности Зеленой горы, с нашей стороны были приняты меры для возможно сильного обстреливания противника и производились частые вылазки охотниками преимущественно из моряков и черноморских пластунов, которые облюбовали это занятие, сделав из него род спорта, вносившего некоторое разнообразие в томительные дни обороняющегося… Первое место среди молодцов-охотников бесспорно принадлежало матросу 30-го флотского экипажа Петру Кошке[3], которого так и тянуло на какой-нибудь отчаянный подвиг. То, незаметно подкравшись к неприятелю, он снимает часового, то спасает от вражеского поругания труп убитого товарища, то, ворвавшись в траншею противника, захватывает с собой пленного.

Кроме обстрела неприятельских работ и вылазок, обороняющийся часто прибегал к устройству ложементов, состоявших из небольших участков траншей, закладывавшихся посредством летучей сапы впереди оборонительной линии и на таком расстоянии от неприятельских работ, чтобы производству их можно было бы мешать ружейным огнем. Впервые ложементы были заложены перед редутом Шварца и в период между 20 и 24 ноября количество их достигло семи. Затем, по мере распространения французской атаки к стороне Карантинной бухты, ложементы были устроены на всем протяжении от Городского оврага до упомянутой бухты и на других участках оборонительной линии.

Вместе с тем нами было усилено вооружение правого фланга обороны и построен ряд батарей и новых редутов: Чесменский, Ростиславский и Язоновский; вообще продолжавшееся до половины декабря затишье было использовано в полной мере и оборонительная линия возможно усилена.

Еще со времени Инкерманского боя французы заложили на левом фланге перед третьей параллелью полупараллель и из нее также вывели вперед несколько подступов, приблизивших неприятеля к исходящему углу люнета Шварца на 210 сажен.

Но продвинуться к нам ближе им не удавалось.

Это заставило полковника Тотлебена опасаться, что французы спустились под землю и ведут под бастион мины с целью его взорвать. Тогда полковник Тотлебен приказал и с нашей стороны спуститься минами, чтобы идти навстречу неприятелю.

С тех пор и до падения Севастополя перед четвертым бастионом велась очень упорная минная война, и так успешно для нас, что французы принуждены были бросить свои попытки овладеть 4-м бастионом и обратить все усилия на Малахов курган.

Заведовал минными работами с нашей стороны штабс-капитан Мельников, который постоянно находился в минных галереях под землею, постоянно следил за неприятельским минером и, подпуская его незаметно поближе к себе, взрывал заложенные камуфлеты, разбивал на большое пространство его галереи, заставляя начинать эту кропотливую работу снова.

Самое сильное впечатление произвел на французов наш первый камуфлет, взорванный 22 января. Услышав 18 января работу неприятельского минера, наши минеры заложили заряд в 12 пудов и неожиданно для противника взорвали его.

Когда последовал взрыв, то с нашей стороны было слышно, как подземный гул удалялся в стороне неприятеля, и потом в его траншеях показались пламя и дым. Французы были так ошеломлены неожиданным взрывом, что в испуге выскочили из своих закрытий и были встречены сильнейшим картечным огнем наших орудий, заранее приготовленных для этой цели.

10 февраля нашим минерам удалось совершить редкий подвиг: саперный унтер-офицер Федор Самокатов, работая в галерее, наткнулся на неприятельскую мину и занял 12,5 сажени ее открытой силой с командой, состоящей всего из четырех минеров и фейерверкера с ракетами.

Постоянной удачей отличалась для нас минная война, но и дорого же стоила она труженикам-саперам, которым целые месяцы приходилось жить под землею, в узких галереях, где нельзя было выпрямиться, при полном недостатке свежего воздуха, да к тому же каждую минуту ожидать, что неприятельский взрыв живого похоронит в обширной могиле.

Производившиеся в течение всей зимы вылазки предпринимались нами с целью мешать ночным работам неприятеля.

Но наибольшую славу заслужил постоянный участник вылазок лейтенант Бирюлев, отличавшийся замечательной отвагой и распорядительностью.

Ряд его заслуг был отмечен производством Бирюлева в капитан-лейтенанты и назначением флигель-адъютантом к его императорскому величеству.

Уступая настояниям государя и военного министра в необходимости перейти к решительным действиям, князь Меншиков решил штурмовать Евпаторию с целью лишить союзников этого пункта высадки.

Произведенная генералом Хрулевым 5 февраля 1855 г. попытка штурмовать Евпаторию благодаря сильному гарнизону, солидным укреплениям и достаточной артиллерии не удалась.

Несмотря на жестокий огонь обороняющегося, наши войска подошли было к самому рву города, но, найдя ров наполненным водой, принуждены были отойти, так как лестницы оказались короткими.

Известие о неудаче под Евпаторией застало государя на одре болезни.

Поручая наследнику ответить князю Меншикову, государь высказал свое огорчение о напрасных потерях и, изверившись в способности командовавшего войсками в Крыму, высочайше уволил его по болезненному состоянию от должности. Начальствование Крымской армией было вверено генерал-адъютанту князю Горчакову-второму.

В начале осады союзники главную атаку вели на укрепление городской стороны и вспомогательную — на третий бастион. Но 20 января 1855 г. на военном совете Ниель указал на важное значение Малахова кургана, командовавшего всею Корабельною слободкою, гаванью и сообщениями с Северною стороною; с овладением Малаховым курганом, по мнению генерала Ниеля, представлялась возможность обстреливать с тыла оборонительную линию, что в свою очередь должно было повлечь падение Севастополя.

26 января против Малахова кургана была заложена на расстоянии 840 сажен первая параллель и начаты постройкой 2 батареи.

В целях возможного замедления успеха неприятельских работ против Малахова кургана нами было решено занять лежащие впереди Малахова кургана и за Килен-балкою высоты. Подробно обследовав местность за Килен-балкою и выбрав место для укрепления, вечером 10-го в Троицкую балку свезли шанцевый инструмент и туры, а полковник Тотлебен с капитаном Тидебель разбили редут в 400 сажен от неприятеля и в 450 сажен впереди 2-го бастиона, названный в честь селенгинцев Селенгинским.

Французы в ночь с 11-го на 12-е повели самое решительное нападение на этот редут, но селенгинцы и волынцы, под начальством генерала Хрулева, с помощью парохода «Владимир» отбили блестяще все попытки французов.

Столь же успешно 17 февраля в 100 сажен впереди Селенгинского редута был выстроен редут Волынский, а 26-го вырос в 315 сажен от Малахова кургана Камчатский люнет, имевший назначением обстреливать местность между Килен-балкою и Доковым оврагом, подступы французов за Килен-балку и англичан впереди 3-го бастиона.

Сооружение Камчатского люнета, составившего центр нашей контр-параллели, простиравшейся к северо-востоку до Большой бухты и к юго-западу до Лабораторной балки, заставило французов безотлагательно приступить к осадным работам против Зеленой горы. И в ночь на 1 марта французы заложили параллель в расстоянии 225–350 сажен от Камчатского люнета. Для замедления в устройстве подступов неприятеля нами закладывались ложементы, и кровавая борьба за обладание каждой пядью земли возобновлялась почти что каждой ночью.

7 марта смерть унесла доблестного защитника Севастополя контр-адмирала Истомина.

Все свои силы отдавая на укрепление и удержание Малахова кургана, он примирился с необходимостью умереть, отстаивая родину, и пал смертью храбрых, возвращаясь с осмотра Камчатского люнета.

8-го на северную сторону прибыл вновь назначенный командующий войсками князь Горчаков.

С целью уничтожить левый французский подступ, пододвинувшийся на 40 сажен к нашим ложементам у Камчатского люнета, решено было произвести, под начальством генерал-лейтенанта Хрулева, большую вылазку с войсками численностью около 5 тысяч человек. Кроме этой главной вылазки предполагалось сделать против англичан две другие, вспомогательные. Однако ввиду начавшейся перестрелки условленный сигнал барабанным боем услышан не был, и вспомогательные вылазки капитана 2 ранга Будищева и лейтенанта Бирюлева произошли несколько позднее, хотя и с обычным успехом.

Предназначенные для главной вылазки батальоны расположились следующим образом: впереди Камчатского люнета находились 2 батальона Камчатского полка, левее их 2 Днепровских батальона, прочие же были выстроены по сторонам люнета.

Быстро выбив французов из ложементов, камчатцы ворвались на их плечах в траншею, и здесь завязался страшный рукопашный бой. Тогда же саперы принялись за возобновление ложементов.

Не давая возможности приблизиться неприятельским резервам, прочие Камчатские батальоны штурмовали левый подступ, прогнали французов, а рабочие и моряки разрушили неприятельские сооружения; одновременно два Днепровских батальона успешно атаковали средний французский подступ.

Когда работа моряков была уже окончена, командовавший передовыми батальонами полковник Голиков стал отводить свои части.

Перешедшие в наступление французы были встречены свежими частями из резерва и ударами во фланг батальонами левой колонны.

Когда же в тылу противника раздался ружейный огонь штуцерных отряда Будищева, то, окончательно ошеломленный, он бежал, очистив первую параллель и побросав орудия.

Достигнув цели вылазки, генерал Хрулев с большим трудом увел упоенные успехом и рвавшиеся вперед войска.

Противник должен был заняться исправлением повреждений, а мы тем временем усиливали нашу оборонительную линию.

11 марта, после описанной выше вылазки, назначено было перемирие для уборки убитых.

Как только взвились белые флаги, возвещавшие перемирие, то целые массы русских и французов бросились навстречу друг другу, приветствуя врагов, покрывших себя во время ночной схватки неувядаемой славой. Но насколько наши солдаты любили французов, настолько же недружелюбно относились они к холодным англичанам, с которыми никогда не хотели здороваться.

После 10 марта удачный опыт применения контр-апрошей был к 28 марта распространен на всем пространстве против правой французской и обеих английских атак между рейдом и Лабораторной балкой.

К этому же времени был заключен постройкой ряд новых батарей, сооружено до 140 блиндажей, вмещавших по 6 человек, усилено артиллерийское вооружение новых укреплений и в самом составе гарнизона были произведены перемены. Численность защитников к концу марта достигала 48 487 человек, и из них в строю находилось 34 тысячи штыков и 9 тысяч артиллеристов.

Не переставая время от времени обстреливать Севастополь, союзники между тем готовились к усиленной бомбардировке города. И на второй день Пасхи, 28 марта, в 5 часов, по сигналу ракетой открыли огонь французские орудия, а через час к ним присоединились и батареи англичан. Началось второе бомбардирование, более ужасное и более продолжительное, чем первое. Весь город — старики, женщины и дети — кинулись к Николаевской батарее, единственному прикрытию от всюду падавших снарядов.

Во все время этого второго десятидневного бомбардирования главной целью для союзников служили редут Шварца и 3-й, 5-й и 4-й бастионы. Особенно страдал последний. Несколько раз на нем заменяли все вооружение, а к вечеру 1 апреля и сам бастион был приведен в такое состояние, что его пришлось почти что вновь восстанавливать. Помимо бомбардировки союзники вели борьбу за обладание ложементами впереди редута Шварца и 4-м и 5-м бастионами, переходившими из рук в руки. Но все же к концу бомбардировки — к 7 апреля — ни одного из укреплений оборонительной линии не перешло врагам. А все преимущества были на стороне противника. Их охватывающее положение допускало вести сосредоточенный огонь; перелет снарядов наносил вред городу, тогда как наши перелеты пропадали даром; мы, ожидая штурма, должны были держать резервы вблизи боевых линий, а союзники имели на позициях лишь артиллерийскую прислугу; наконец, изобилие запасов, безнаказанно подвозимых удобным морским путем, доставило нашим врагам возможность выпустить за 10 дней 160 тысяч снарядов, тогда как мы выпустили лишь 80 тысяч. В результате в то время, как наши враги потеряли во время бомбардировки 1850 человек, мы лишились 6130 человек убитыми и ранеными.

Самоотверженная работа медицинского персонала, руководимого профессорами Пироговым и Гюббенетом, спасла жизнь многим, а преисполненные христианской любви заботы о раненых сестер Бакуниной, Барщевской и Мещерской с госпожой Стахович во главе облегчали страдания героев-севастопольцев.

Начиная с 7-го французы начали производить ряд покушений к образованию из воронок от взрывов горнов сплошной траншеи перед 5-м бастионом. С целью этому помешать решено было на пространстве перед бастионом возвести ряд контр-апрошей.

Предприятие это было блестяще с боем выполнено генерал-лейтенантом Хрулевым, начавшим работы с наступлением ночи 11 апреля и на другую ночь окончательно их завершившим. В последующие дни новые ложементы были вооружены девятью 6-фунтовыми мортирами.

19 апреля французы, атаковав большими силами наши контр-апроши впереди редута Шварца, овладели ими после упорного боя с Волынцами. Попытка наша отобрать ложементы за недостаточностью назначенных для этой цели сил потерпела неудачу. Со своей стороны и неприятель, несмотря на достигнутые успехи, ограничивался, в ожидании имевших подойти подкреплений, ведением подступов и постройкой новых батарей. Обороняющийся старался всеми силами замедлить приближение врага и в сою очередь сооружал батареи, а вылазками разрушал сооружения союзников, поддерживая в них тревожное настроение.

Израсходованные во время второго бомбардирования артиллерийские запасы были пополнены и в Севастополь подвезено 27 тысяч пудов пороха и 2 миллиона патронов.

В конце апреля и в начале мая армия союзников усилилась 15-тысячным сардинским корпусом и 25-тысячным резервным корпусом французов.

Несогласия среди союзных начальников сперва привели к решению предпринять экспедицию в восточную часть Крыма, но потом категорическое приказание императора Наполеона III заставило союзников, силы которых в Крыму достигли 170 тысяч человек, перейти к решительным действиям против Севастополя.

Обсуждая план действий, предложенный Наполеоном III, союзные военачальники его не одобрили, а генерал Канробер просил себя освободить от командования армией и 7 мая сдал ее генералу Пелисье. С вступлением в должность нового главнокомандующего союзный флот, деятельность которого до сей поры ограничивалась доставкой к армии подкреплений, артиллерии и разных припасов, получил назначение отплыть с корпусом в 16 тысяч человек к восточным берегам Крыма. В то же время генерал Пелисье наметил пунктом будущей решительной атаки Малахов курган, считая, что овладение им отдаст в руки союзников и самый Севастополь.

Занятие французами ложементов впереди редута Шварца предоставило им возможность поражать во фланг 4-й бастион и в тыл Язоновский редут, а с занятием Кладбищенской высоты неприятель мог бы поражать 5-й бастион, правый фас люнета Белкина, а также выходы из города между 6-м и 5-м бастионами.

Укрепление Кладбищенской высоты являлось для нас поэтому существенной необходимостью.

Генерал Тотлебен предложил устроить параллельно ограде кладбища траншею в 200 сажен и соединить ее ходом сообщения с люнетом Белкина, а генерал Хрулев нашел необходимым устройство контр-апрошей у Карантинной бухты.

В ночь на 9 мая начаты были работы, и к утру ложементы были соединены, и на левом фланге французских подступов оказался наш укрепленный лагерь. Угроза левой французской атаке, ближайшие траншеи которой анфилировались нами, побудили генерала Пелисье к решению немедленно атаковать наши контр-апроши.

10-го днем французы готовились к атаке, а вечером, в то время, когда полки Подольский, Орловский и два батальона Житомирского собрались для работ и прикрытия контр-апрошей, французы открыли артиллерийский огонь и начали в больших силах выходить из траншей. Завязался упорный пятичасовой рукопашный бой, и лишь незадолго до рассвета французы отошли в свои траншеи, успев занять лишь часть наших контр-апрошей.

У Карантинной бухты ложементы и траншеи трижды переходили из рук в руки, но все же в конце концов французы ими овладели.

Жестокий и продолжительный бой стоил нам 78 офицеров и 2438 нижних чинов, выбывших из строя; французы потеряли 2303 человека.

Казалось, что значение контр-апрошей как средства активной обороны было неоспоримо, но, боясь больших потерь, князь Горчаков отказался от дальнейшего отстаивания кладбищенских траншей, гарнизон их был значительно уменьшен, и в следующую же ночь они перешли в руки неприятеля, захватившего их с боя, причем у нас из строя были выведены 415 человек.

Союзный флот в течение мая месяца, а потом снова в июле, августе и сентябре произвел вторжение в Азовское море.

Наши слабые гарнизоны Керчи, Арабата, Геническа, Таганрога, Мариуполя и других пунктов побережья, где могли, оказывали посильное сопротивление, в противном случае уходили, уничтожая запасы, орудия и взрывая укрепления. Между прочим, Керчь, занятая неприятельским десантом, осталась в его руках.

Вслед за взятием кладбищенских траншей генерал Пелисье решил немедленно приступить к атаке Корниловского бастиона[4]. Однако первоначально союзникам предстояло овладеть передовыми укреплениями нашего левого фланга, а именно: Селенгинским и Волынским редутами и Камчатским люнетом.

Взятие их и было поставлено ближайшею задачей, выполнить которую было предположено 26 мая. В штурме редутов должны были принять участие 39 батальонов, причем правая колонна генерала Лаваранда направлялась на Волынский редут, левая генерала Фальи — на Селенгинский; Камчатский люнет должны были штурмовать 6 батальонов бригады Вимпфена с резервом в 5 батальонов.

С нашей же стороны всего для обороны редутов, участь которых должна была решиться, и люнета имелось первоначально 5,5 батальона и штуцерные.

В течение 25 и 26 мая велась бомбардировка города и укреплений Корабельной стороны. В 19 часов 26-го взвилась сигнальная ракета, и стоявшая в 300 шагах от Волынского редута колонна столь стремительно бросилась на штурм, что почти без потерь ворвалась в укрепление.

Одновременно же был атакован и Селенгинский редут. 450 человек Муромского полка, составлявшие гарнизон его, не могли противостоять во много раз превосходному в силах врагу и после отчаянного сопротивления, потеряв убитым коменданта редутов капитан-лейтенанта Шестакова, майора Белякова и большую часть людей, отошли к Забалканской батарее.

Подкрепленные своим другим батальоном, муромцы не смогли, однако, удержаться и здесь, и батарея также перешла в руки французов. Но скоро командир Полтавского полка со своим батальоном вернул в наши руки батарею, несмотря на потерю половины людей, и даже захватил французскую гаубицу. Непосредственно перед атакой на Камчатский люнет туда прибыл Нахимов. Едва наши артиллеристы успели стать к орудиям, а Полтавский батальон занял банкет, как расположенная левее люнета 4-орудийная батарея была захвачена алжирскими стрелками, а сквозь амбразуры с фронта ворвался 50-й линейный французский полк. Начался упорный бой внутри люнета. Окруженный неприятелем, Нахимов еда не погиб в ужасной схватке, и только стеной загородившие его полтавцы и моряки отстояли обожаемого начальника. Полтавцы дрались отчаянно, несмотря на то что силы врага все прибывали. Только когда и с тылу показался неприятель, горсть храбрецов, оставшихся в живых, решила отойти. Преследовавшие отступавших вплоть до Малахова кургана французы могли бы при решительности им завладеть, но, потерпев неудачу, они дали нам возможность выиграть время и подвести резервы.

Когда французы впервые заняли Камчатский люнет, англичане кинулись на контр-апроши у каменоломни впереди 3-го бастиона. Борьба за обладание ими продолжалась очень долго, но в конце концов они остались за врагом.

Потери наши в людях составляли 175 офицеров и 5274 нижних чина, выведенных из строя, союзники потеряли 276 офицеров и около 5500 нижних чинов.

На следующий день французы принялись за работу по переустройству контр-апрошей в 3 и 4 параллели, начали сооружать на редутах и люнете батареи и вскоре летучей сапой заложили против Малахова кургана 5-ю параллель на расстоянии 250 сажен от Корниловского бастиона.

Англичане в свою очередь продвинули траншеи из каменоломни на 115 сажен от 3-го бастиона, а в каменоломне соорудили батарею.

Мы также не отставали от противника в энергии ведения работ и возвели ряд новых батарей, исправили повреждения валов и амбразур, очистили рвы и т. п.

Поставив себе целью взять Малахов курган, союзники усиленно готовились к его штурму с одной стороны, а с другой не оставляли и город без внимания, и в продолжение пяти дней, с 25 по 30 мая, Севастополь вновь выдержал по счету третье бомбардирование, не уступавшее по интенсивности огня и количеству выпущенного чугуна двум первым.

Штурм, согласно воле Наполеона III, был назначен на 6 июня, годовщину сражения при Ватерлоо.

Предполагалось напрячь возможные усилия для взятия Малахова кургана и затем двинуть 25-тысячный отряд на Мекензиевы высоты по направлению к Бахчисараю. Руководство штурмом было поручено генералу Реньо-де-Сент Анжели. Непосредственно для штурма предназначалось 30 тысяч французских войск и 14 тысяч англичан, всего 44 тысячи человек. Отряд же генерала Боске, двигавшийся по р. Черной на сообщение нашей армии, составили дивизии: Канробера, Каму, Дюлака, резервная Гербильона и вся конница.

В целях подготовки штурма 5 июня союзники открыли 4-е бомбардирование, направляя огонь на Корабельную сторону, 4-й бастион, батареи Северной стороны и рейд. Огонь союзников был столь действителен, что уже к 9 часам на Корниловском, 1-м и 2-м бастионах и ближайших батареях половина амбразур была завалена и много орудий и людей выбыло из строя. С 15 часов дня бомбардировка была распространена и на Городскую сторону. Ночью в обстреливании города, береговых батарей и судов на рейде приняли участие и неприятельские пароходы.

На другой день канонада раздалась уже с 3 часов, и скоро получились донесения о сосредоточении неприятеля в больших силах.

Согласно диспозиции, правая колонна союзников, составленная из дивизий Майрана и батальонов гвардейских стрелков, должна была направиться на 1-й и 2-й бастионы: левая колонна, дивизии Брюне и Отемара, направлялась на Малахов курган; 15 батальонов гвардии составляли главный резерв и должны были штурмовать 3 английских дивизии.

Начатое бомбардирование спустя немного времени, ввиду нашего молчания, объясненного слабостью, было прекращено, и генерал Пелисье решил произвести штурм немедленно с рассветом. Но бой завязался ранее, нежели он подал условленный сигнал ракетами.

Получив сведения о сосредоточении неприятеля против командуемого им левого фланга, князь Урусов приказал пробить тревогу, расположил боевые части на банкетах, пододвинул резервы и выслал разведывательные патрули, скоро открывшие присутствие колонны генерала Майрана. Последний, боясь лишить французов выгоды нечаянного нападения, пошел на штурм за четверть часа до подания условленного сигнала.

Огонь с 1-го и 2-го бастионов и с пароходов нанес противнику столь значительные потери, что французы не выдержали и подались назад. Прибыв на Ландкастеровскую батарею, Пелисье поддержал отступающую колонну раненого и сдавшего командование генерала Майрана 4 гвардейскими батальонами и дал сигнал 3 ракетами к общему наступлению. В этот момент дивизия Майрана еще не успела устроиться после беспорядочного отступления, а части левой колонны не были готовы к наступлению. Наконец колебавшаяся левая колонна двинулась на куртину между 2-м бастионом и Малаховым курганом, на курган и батарею Жерве, а англичане устремились на 3-й бастион.

Несмотря на ужасный огонь обороняющих, французы перешли было через ров и стали приставлять к нему лестницы.

Но два Суздальские батальона, поддержанные прибывшими из резерва штуцерными Якутского и Селенгинского полков, сбросили врага с куртины и отбили с большими для французов потерями две их новые атаки.

Части, предназначавшиеся для штурма Корниловского бастиона, дважды приближались на сто шагов ко рву укрепления, но страшный штуцерный и картечный огонь полевых, стрелявших через банкет, орудий заставлял их отходить.

Между тем бригада Ниеля, после упорного боя со слабым батальоном Полтавского полка, захватила батарею Жерве и домики на западном скате Малахова кургана. Таким образом, неприятель успел прорваться сквозь нашу оборонительную линию.

Сознавая опасность положения, генерал Хрулев повел случайно встреченную роту Севского полка и остатки Полтавского батальона выбивать французов из домов. Отчаянно защищался враг, но, воодушевленные генералом Хрулевым, севцы и полтавцы все же выбили французов и захватили 9 офицеров и до 100 нижних чинов пленными.

Все подходившие подкрепления, за отбитием штурма на других пунктах, направлялись в распоряжение генерала Хрулева, и скоро батарея Жерве была нами отбита и осталась за нами, несмотря на две последующие атаки на нее генерала Ниеля.

Англичане двинулись на штурм 3-го бастиона в 3.30. Лишь 400 шагов отделяло их от наших укреплений. При выходе из траншей, не имевших приготовленных ступеней, в рядах английских войск нарушился порядок, и штурмовые колонны, превратившиеся в толпу, смешались с подошедшими резервами.

Ударившая по головным частям противника наша картечь и залпы штуцерных заставили было англичан отойти, однако, устроившись, они направили одну колонну на батареи Будищева и Яновского, а другую непосредственно на 3-й бастион. Под страшным огнем, неся громадные потери, особенно среди начальствующих лиц, англичане разбирали засеку, рубили палисады и неоднократно бросались на укрепление, но безуспешно.

Таков же был результат попыток англичан овладеть батареями на Пересыпи. Ряд неприятельских атак был постоянно отражаем огнем картечи и прикрытия.

К 6 часам штурм был отбит повсюду, и вслед за тем открылась канонада с обеих сторон. В целях демонстрации во время приступа на Корабельную сторону генерал Боске выдвинулся было на позицию между сс. Кучка и Шулю, против левого фланга наших войск, расположенных на Мекензиевых высотах, но скоро снова отошел назад.

На другой день, 8 июня, состоялось перемирие для уборки тел и раненых. Всего за время усиленного бомбардирования и штурма у нас было выведено из строя 98 офицеров и 4728 нижних чинов. Союзники потеряли до 7 тысяч человек.

Неудачу штурма наши союзники сваливали на генерала Майрана, ранее сигнала двинувшегося на приступ. Справедливее, однако, отнести причину поражения неприятеля к общей его неподготовленности для нанесения решительного удара.

Государь щедро наградил защитников Севастополя. «Скажите им, — писал император Александр II, — что я и вся Россия ими гордимся».

Едва передохнув от пережитых ужасов бомбардирования и штурма, гарнизон Севастополя с 7-го числа вновь принялся за работы по оборонительной линии. К сожалению, 8 июня был надолго выведен из строя главный и неутомимый руководитель оборонительных сооружений генерал Тотлебен. Рана в ногу навылет два месяца продержала в постели доблестного инженера, что, конечно, не могло не отразиться на успехе наших работ.

Тем не менее заместители генерала Тотлебена — Гарднер, Тидебель и Геннерих — делали свое дело, и к 3 августа Севастополь усилился рядом новых оборонительных сооружений и батарей, снабженных соответственными орудиями как на сухопутном фронте, так и на северном берегу большой бухты.

Неудача принудила союзников напрячь все усилия для того, чтобы подойти траншеями как можно ближе к оборонительной линии, приобрести перевес над нашей артиллерией и, усилив огонь по рейду, лишить наши пароходы возможности занимать выгодные для действия позиции.

В то время, когда энергично веденные работы союзников шаг за шагом приближали их траншеи к нашим укреплениям, а новые его батареи, расположенные в самом близком расстоянии от оборонительной линии, громили обороняющегося, последний всеми силами старался замедлить осадные работы и, расходуя в день около 1700 артиллерийских снарядов и до 12 тысяч ружейных патронов, нес все же большие потери и гарнизон постепенно таял.

Наиболее чувствительный удар гарнизону Севастополя был нанесен смертью деятельного руководителя обороны адмирала Павла Степановича Нахимова. Прибыв по служебным делам на Малахов курган, он не внял просьбам подчиненных покинуть опасное место и, взяв трубу, стал наблюдать за неприятелем. Скоро пули заметивших его неприятельских стрелков стали ложиться все ближе, ближе и, наконец, одною из них он был смертельно ранен в висок. С его смертью не стало души обороны. «Всем почувствовалось, — писал один из участников обороны, — что недостает более объединяющей силы и той крепости убеждения в необходимости держаться до крайности».

Упорно преследуя намеченную цель, атакующий усиленно обстреливал Городскую сторону Севастополя и траншеями приближался к Корабельной стороне. Англичане устроили на Зеленой горе новую параллель по окраине высот, обращенных к южной бухте, и начали выводить ход вперед из 4-й параллели.

Французы в свою очередь приближались к Малахову кургану и 2-му бастиону.

Продвигаясь далее вперед из устроенного ими на расстоянии 75 сажен от бастиона плацдарма, они подошли между 5 и 12 августа к бастиону на 40–60 сажен, а к Малахову кургану — на 50 сажен. Обороняющиеся же главное свое внимание в этот период осады обратили на внутреннюю оборону укреплений, сооружая батареи во 2-й линии и устраивая ретраншаменты на Малаховом кургане, 2-м бастионе и в других пунктах.

Помимо артиллерийского огня в числе средств борьбы обороняющимися по-прежнему применялись частые вылазки, заставлявшие атакующего держать в траншеях сильные караулы, и подземная война продолжалась впереди 4-го и 5-го бастионов люнета Шварца и Малахова кургана. Для упрочения сношений с армией и облегчения доставки в город припасов в половине июля начали, а к 18 августа закончили постройкой мост на плотах через Большую бухту. Потери наши со дня штурма 6 июня по 4 августа составили около 12? тысячи человек.

В конце июля на усиление Крымской армии на реку Качу подошли 4-я, 5-я пехотные и 7-я резервная дивизии, а 2-я и 3-я гренадерские дивизии, стоявшие у Балты и Ольвиополя, двинулись к Перекопу. Кроме того, в состав Перекопского отряда поступили Тульское и Орловское ополчение, 17 же дружин Курского ополчения направились в Крым.

«Ежедневные потери неодолимого Севастопольского гарнизона, — писал государь 20 июля 1855 г. князю Горчакову, — все более и более ослабляющие численность войск ваших, которые едва заменяются вновь прибывающими подкреплениями, приводят меня еще более к убеждению, выраженному в последнем моем письме, в необходимости предпринять что-либо решительное, дабы положить конец сей ужасной бойне, могущей иметь, наконец, пагубное влияние на дух гарнизона.

В столь важных обстоятельствах, дабы облегчить некоторым образом лежащую на вас ответственность, предлагаю вам собрать из достойных и опытных сотрудников ваших военный совет. Пускай жизненный вопрос этот будет в нем со всех сторон обсужден, и тогда, призвав на помощь Бога, приступите к исполнению того, что признается выгоднейшим».

28 июля военный совет состоялся и на нем князем Горчаковым были предложены вопросы: 1) какое действие предпринять и 2) в какое время.

Письменные мнения были представлены на другой день, причем большинство высказалось в пользу наступления со стороны р. Черной, с чем согласился и главнокомандующий.

Но, решаясь на атаку неприятеля, князь Горчаков не верил в успех задуманного дела и не без основания колебался приступить к его выполнению.

Занятая противником позиция на левом берегу р. Черной располагалась на возвышенностях, правую часть которых составляли Гастфортовы, а левую Федюхины высоты. Полого спускаясь к Балаклавской долине, они напротив круто обрывались к реке, прикрывавшей неприятельскую позицию, и представляли все выгоды для обороняющегося. Кроме р. Черной позиция союзников прикрывалась водопроводным каналом с покрытыми каменною одеждою берегами. Переход через канал был возможен только по мостикам.

^{5-я мушкетерская рота Севского полка возвращается со штурма}

На р. Черной имелось два моста: каменный, Трактирный, прикрытый слабым предмостным укреплением и расположенный на дороге от Мекензивых высот к Балаклаве, и деревянный, на дороге от позиции союзников к Телеграфной горе, занятый передовым постом сардинцев под прикрытием эполемента.

На занятых сардинскими войсками, в числе 9 тысяч при 36 орудиях под начальством генерала Ламармора, Гастфортовых высотах было построено несколько батарей, а Федюхины высоты, для обороны которых предназначались расположенные там 18 тысяч французов при 48 орудиях под начальством генерала Гербильона, были усилены ложементами для стрелков.

Между Гастфортовыми и Федюхиными высотами стояла конница генерала Морриса силою в 20 эскадронов; у Кадикиой располагалась английская дивизия Скерлета — 30 эскадронов; турецкий корпус в 10 тысяч человек с 36 орудиями занимал высоты правее селения Комары и, наконец, в Байдарской долине стояли биваком 20 эскадронов, 2 батареи и 12 конных орудий генерала д'Алонвиля.

Диспозиция для атаки неприятеля распределяла наши силы следующим образом:

1) правое крыло генерал-адъютанта Реада, силой в 25? батальона, 14 эскадронов и сотни и 62 орудия, всего 14 833 человека и 62 орудия, должно было с наступлением сумерек 3 августа спуститься с Мекензиевой горы и стать в резервном порядке правее дороги на высоте нового редута. С рассветом 4-го войска генерала Реада, выстроив 7-ю и 12-ю пехотные дивизии в боевой порядок и имея конницу в резерве, должны были двинуться к р. Черной и, обстреливая Федюхины высоты, приготовиться форсировать переправу через р. Черную.

^{После бомбардировки. С картины И. Прянишникова}

^{Мальчик Пищенко. С картины В. Маковского}

Для переправы через р. Черную и атаки Федюхиных высот генерал Реад должен был ожидать приказания главнокомандующего, а по овладении Федюхиными высотами выстроить боевой порядок фронтом частью к Сапун-горе, частью к стороне неприятеля; после боя предписывалось укрепиться на занятых позициях;

2) левое крыло генерал-лейтенанта Липранди, силой в 30? батальона, 2 сотни, 70 орудий, Греческий легион, всего 15 899 человек, должны были в сумерки 3 августа выступить двумя колоннами (левая — генерала Липранди, 11 батарей, 28 орудий за генералом Реадом и правая — генерала Бельгарда, 13? батальона, 2 сотни, 42 орудия на Юкары-Каралез и Чоргун). Правая колонна, спустившись с горы, должна была построить резервный порядок левее большой дороги и на высоте большого редута, а левая скрыто расположиться на ночь на Мокрой луговине.

С рассветом 4 августа генерал Липранди должен был атаковать. Телеграфную гору, а генерал Бельгард, выдвинув одну батарею для обстреливания Телеграфной горы, а другую для обстреливания долины Чоргуна и Гастфортовой горы, должен был быстро наступать к Чоргуну. По занятии Телеграфной горы генерал Липранди должен был приготовиться и ждать приказания для переправы и атаки Гастфортовых высот;

3) главный пехотный резерв генерал-лейтенанта Шепелева, силой в 30? батальона и 36 орудий — всего 18 968 человек и 36 орудий, должен был 3-го прибыть с Бельбека на Мекензиеву гору, а 4-го за 2 часа до рассвета выступить и стать за войсками генерала Реада;

4) артиллерийский резерв полковника Челокаева (76 орудий) должен был следовать и располагаться за пехотным резервом;

5) главный кавалерийский резерв генерала от кавалерии Шабельского в 50 эскадронов, 9 сотен, 28 орудий, всего 8195 человек и 28 орудий, должен был по выступлении с Бельбека следовать до с. Шули за колонной генерала Бельгарда и расположить 34 эскадрона левее артиллерийского резерва, а 16 эскадронов должны были остаться у с. Шули.

Всего для действий против союзников предназначалось 47 622 штыка, 10 263 сабли, 224 пеших и 48 конных орудий.

Кроме того, для охранения левого фланга предназначалось 6 батальонов, 18 эскадронов и сотни и 12 орудий генерала-майора Миттона. Отряд этот, скрытно сосредоточившись у с. Кучки, должен был высылать разъезды по всем направлениям; для обеспечения тыла к с. Ени-Сала был выслан отряд из 14 эскадронов и сотни при 4 орудиях под начальством генерал-майора Халецкого; наконец, для прикрытия с востока северной части Севастополя и для демонстрации к нижней части р. Черной и к Сапун-горе был назначен отряд генерал-майора Попова-первого силой в 6? батальона, 3 сотни и 16 орудий.

Помимо полевых войск главнокомандующий предполагал в случае успеха привлечь к сражению и защитников Севастополя. Сильная и своевременная вылазка могла бы довершить поражение союзников.

Движение в ночь с 3-го на 4-е было произведено вполне скрытно, и войска без помехи сосредоточились к указанным в диспозиции исходным для атаки пунктам.

С рассветом артиллерия колонн генерала Липранди и Реада открыла канонаду. Но, видя, что снаряды наши рвутся, не достигая неприятеля, генерал Реад приказал прекратить огонь. Спустя немного времени к генералу Реаду прискакал адъютант главнокомандующего, посланный еще до открытия огня нашею артиллериею и передал, что «пора начинать».

Введенный в заблуждение, генерал Реад, понимая это приказание, имевшее в виду лишь открытие огня, как указания начать атаку неприятеля, отдал распоряжение для движения вперед.

На левом нашем фланге бой начался с 4 часов, когда войска генерала Бельгарда заняли позицию на высотах против с. Карлоки, где 10 орудий открыли огонь по Телеграфной и 14 — по Гастфортовой высоте и на горе правого берега реки Шули, где легкая № 8 батарея начала громить укрепление Телеграфной горы с тыла.

Колонна же генерала Липранди выстроилась правее войск генерала Бельгарда, против Сардинских укреплений. Выдвинутая против неприятельского фронта батарейная № 3 батарея 17-й артиллерийской бригады приняла участие в перекрестном обстреле укреплений сардинцев, а двинутый спустя немного 4-й батальон Тарутинских егерей скоро погнал перед собою неприятеля и овладел Телеграфной горой. Немедленно же огонь нашей артиллерии был перенесен на собравшегося у Чоргунского моста неприятеля и по Гастфортовой высоте.

Успешные действия нашего левого фланга побудили князя Горчакова решиться на атаку Гастфортовой высоты, и 5-я дивизия, стоявшая в резерве, получила приказание поддержать наступление левого крыла. Но уже подъезжая к отряду генерала Липранди, главнокомандующий получил донесение с правого фланга, что «предмостное укрепление взято, и французы бегут».

Тогда князь Горчаков, недоумевая о случившемся, приказал генералу Реаду «атаковать Федюхины высоты, выждав прибытие 5-й дивизии», которая вместе с тем передавалась в его распоряжение.

После описанного недоразумения с приказанием начать дело, генерал Реад направил укреплению, прикрывавшему Трактирный мост, 3 полка следовавшей вдоль большой дороги 12-й дивизии.

Одесский полк с полковником Скюдери во главе быстро заставил французов очистить укрепление, и скоро наши войска перешли реку, а за нею и водопроводный канал по мостикам; цепь стрелков Одесского полка уже взошла, не глядя на картечь, на уступ средней Федюхиной высоты и захватила неприятельскую батарею. Но большие потери одессцев, храбрый командир которых также пал смертельно раненным, не дали им возможности развить успех, а подошедшие французам подкрепления помогли противнику удержать высоту в своих руках.

Азовский полк, атаковавший восточную Федюхину высоту, нарвался на превосходные силы, которые, перейдя в свою очередь в атаку, оттеснили с большими потерями 12-ю дивизию за реку.

Таков же был результат наступления 7-й дивизии, штурмовавшей западную Федюхину высоту и своевременно не поддержанной резервами.

Главнокомандующий, пользуясь подходом резервов, решил повторить атаку свежими силами. Генералом Реадом в бой был двинут один Галицкий егерский полк, который, естественно, и разбился о бригаду Фальи, поддержанную полками Клера. Новые подкрепления, присланные в распоряжение генерала Каму, и 8 батарей, расположившихся на Федюхиных высотах, громили вводившиеся в бой по частям полки нашей 5-й дивизии.

За Галицким полком в атаку был двинут Костромской, после его отхода послали снова Галицкий, снова перешедший реку и канал, но принужденный отступить. За Галицким пошел на штурм Вологодский полк. Снова предмостное укрепление, переходившее несколько раз из рук в руки, было нами взято. Под сильным ружейным огнем вологодцы взобрались было даже на высоты, но, атакованные несколькими неприятельскими колоннами, принуждены были отойти за реку, и французы окончательно утвердились в предмостном укреплении.

К 8 часам громадные потери среди начальников, в числе которых генерал Реад был смертельно ранен, и большая убыль в рядах правого крыла заставили князя Горчакова, с целью отвлечения неприятеля, приказать генералу Липранди атаковать восточную Федюхину высоту 1-й бригадой 17-й пехотной дивизии.

Спустившись с Телеграфной горы, 1-я бригада 17-й дивизии под начальством генерал-майора Гриббе перешла вброд реку и канал и взобралась на гору.

Однако к расположенным здесь 4 ротам французов успели подойти 8 батальонов 62-го и 73-го полков, но шедшие в голове бутырцы, смененные затем ввиду больших потерь Московским полком, все же сломили неприятеля и достигли его лагеря. Здесь к французам подошел на помощь 14-й егерский полк и спешила сардинская бригада Моллара.

Обессиленная бригада 17-й дивизии, потеряв раненым своего командира, принуждена была отойти под прикрытием Бородинского полка на Телеграфную гору.

К 10 часам, видя бесплодность наших разрозненных атак, князь Горчаков приказал отвести войска, беспрерывно терпевшие от артиллерийского и штуцерного огня, от реки Черной на расстояние пушечного выстрела, имея левый фланг на Телеграфной горе.

Урон наш в бою составил свыше 8 тысяч человек убитыми, ранеными и без вести пропавшими; в том числе 3 генерала были убиты и 4 ранены. Союзники потеряли около 2 тысяч человек.

Не веря в успех задуманного боя, князь Горчаков нерешительно руководил войсками, переменив раз навсегда намеченный пункт атаки, и потерял почву под ногами из-за происшедшей путаницы в передаче приказаний; войска вводились в дело частями, резерв запоздал и в результате — новая неудача и громадные потери.

С 5 августа союзники начали пятое усиленное бомбардирование Севастополя. Обычно огонь открывался залпами, затем до полудня продолжался сильный батальный огонь, после чего наступал перерыв от 2 до 3 часов, которым пользовались защитники с целью подвезти снаряды на батареи и произвести исправления в разрушенных сооружениях.

Перед вечером неприятель сова открывал огонь, и бомбы продолжали сыпаться всю ночь на всем пространстве оборонительной линии.

В течение 5 и 6 августа противник производил до 17 тысяч выстрелов в сутки, тогда как мы имели возможность израсходовать за оба дня лишь около 15 тысяч снарядов.

Ежедневные потери в тысячу человек привели к необходимости усилить гарнизон 4-й пехотной дивизией, увеличившей число защитников на 7500 человек, и тремя дружинами Курского ополчения.

Кроме бомбардировки, неприятель прибегал по ночам к фальшивым тревогам, заставляя защитников покидать закрытия, выходить на банкеты в то время, когда по ним сосредоточивался усиленный огонь.

8-го, в последний день пятого усиленного бомбардирования, Севастополь посетил главнокомандующий и своим хладнокровием в минуты опасности поддержал силы обороняющихся. В течение 7 и 8 августа число снарядов, выпущенных союзниками, достигало 10–12 тысяч в день, мы же сделали за это время 7 тысяч выстрелов. С 9-го по 24-е обстрел Севастополя ослабел, и потери гарнизона сократились до 500–700 человек в сутки.

15 августа была окончена постройка, начатая 2-го числа того же месяца, моста на плотах через Большую бухту, строившегося как на случай необходимого отхода на Северную сторону, так и для ускорения подхода подкреплений и подвоза снарядов с Северной стороны.

Пользуясь превосходством своей артиллерии, неприятель медленно, но непрерывно пододвигался вперед.

К 24 августа французы закончили 7-ю параллель и приблизились к контр-эскарпу 2-го бастиона на 22 сажени; к Малахову кургану неприятельские работы подошли на 18 сажен; к 3-му бастиону англичане приблизились на 81 сажень. Кроме того, в весьма близком расстоянии от оборонительной линии был сооружен ряд новых батарей.

Во второй половине августа неприятель приблизился на 60 шагов к контр-эскарпам бастионов Корнилова, 2-го и 4-го и на 85 шагов к бастиону № 5.

22-го августа на совете союзных генералов решен был штурм Севастополя. Для того чтобы осажденный не мог составить себе представление относительно времени и направления штурма, решено было с 24-го начать новую бомбардировку, перенося огонь на различные пункты крепости. 3 дня продолжалась канонада, превосходившая по своей силе все прежние бомбардировки.

Число выстрелов противника за 24-е число достигало 40 тысяч, и из рядов обороняющегося выбыло 2 тысячи человек; 25-го неприятель выпустил 52 тысячи снарядов, мы потеряли 2? тысячи человек; в городе вспыхнули пожары, исправления становились невозможными. 26-го 50 тысяч снарядов разорвалось в осажденном городе, последовало несколько взрывов пороховых хранилищ, и 3 тысячи защитников выбыли из рядов.

К вечеру 26-го приготовления союзников к штурму были закончены, но производство его было отложено до полудня 27-го, т. е. до такого времени, когда атака для русских должна быть более всего неожиданной.

Разработанный генералом Боске план атаки Севастополя сводился прежде всего к овладению Малаховым курганом. Для этого войска правой французской атаки были разделены на 3 колонны, из которых левая, генерала Мак-Магона, силой в 19 батальонов, направлялась непосредственно на Малахов курган; средняя, генерала Ламотружа, силой 21 батальон, предназначалась для атаки куртины между Малаховым курганом и 2-м бастионом, и правая, генерала Дюлака, силой 20 батальонов, должна была штурмовать 2-й бастион.

Штурм 3-го бастиона предоставлялся англичанам, которые выделили для этой цели около 11 тысяч человек под начальством генерала Кондрингтона.

Разделенные также на три штурмовые колонны, войска левой французской атаки под общим начальством генерала де Салль направлялись против 5-го бастиона.

Кроме того, должны были содержаться сильные резервы пехоты и артиллерии, готовые оказать помощь в нужном направлении, и были приняты меры для охранения тыла союзных войск.

Всего для атаки Корабельной стороны предназначалось около 39 тысяч штыков, на городскую сторону направлялось 18? тысячи, и около 63 тысяч человек составляли резерв и охрану тыла.

В гарнизоне же Севастополя насчитывалось 49 тысяч человек, из которых городскую сторону обороняли около 17 тысяч человек, под начальством генерал-лейтенанта Семякина, и Корабельную сторону около 23 тысяч человек, под командой генерал-лейтенанта Хрулева.

Канонада 27 августа напоминала бомбардировку предыдущих дней, но к полудню все ближайшие к нашим укреплениям траншеи наполнились перебегавшими из задних параллелей неприятельскими колоннами и ровно в 12 часов без всякого предупредительного сигнала по сверенным часам вся дивизия Мак-Магона с криками «да здравствует император» стремительно кинулась к Малахову кургану и, перебежав 40 шагов, отделявшие их от Корниловского бастиона, взобралась на обвалившийся бруствер. В то же время прочие колонны правой французской атаки ринулись на штурм 2-го бастиона и куртины.

Гарнизон Корниловского бастиона, состоявший из 4 батальонов Модлинского, Пражского, Замосского и Люблинского полков (последний отсутствовал) силой 1400 человек, укрывшись за траверсами, обедал, а когда, по оклику оставленных на банкетах часовых: «Французы!», схватился за оружие, то пришлось уже выбивать устраивавшегося на бруствере неприятеля. За ворвавшимися на бастион 1-м зуавским и 7-м линейным полком стали прибывать все новые и новые силы, и скоро, не глядя на отчаянное сопротивление обороняющихся, дравшихся штыками, банниками и камнями, французы, подавляя своей численностью, овладели сперва валгангом перед башней и влево до куртины, батареей около башни и пробрались уже в тыл ретраншамента.

Атакованные за горжею бастиона Пражскими ротами, французы первоначально подались назад, но поддержанные 20-м и 27-м линейными полками снова потеснили защитников Малахова кургана, и скоро неприятельские знамена были водружены на Корниловском бастионе и соседних батареях. Остатки батальонов Пражского, Модлинского и Замосского полков, отстаивая каждую пядь земли, отстреливались из-за ретраншамента, схватывались врукопашную на площадке перед горжею, но французы постепенно вытесняли храбрецов и к часу дня завладели Малаховым курганом окончательно. Но еще многие доблестные защитники сидели в блиндажах, завалив в них входы, а поручик Юний и подпоручики Дальниченко и Базевич с 30 нижними чинами засели в башне и, отчаянно сопротивляясь, нанесли большие потери неприятелю.

Распространившись влево от Корниловского бастиона, французы ударили во фланг батареи Жерве и оттеснили Казанский полк за вторую линию; дальнейшее наступление неприятеля сдержали подошедшие с городской стороны Костромской и Галицкий полки.

Атака 2-го бастиона, занятого 2 батальонами Олонецкого полка, была произведена при обстоятельствах, тождественных атаке Малахова кургана. Но здесь, увлеченные первым успехом, полки бригады Сен-Поля занялись преследованием отходивших в Ушакову балку Оленецких рот и, не закрепив за собой захваченного бастиона, были выбиты из него контратакой капитана 3-го саперного батальона Лебедева, собравшего остатки Олонецкого полка, майора Ярошевича с Белозерским батальоном и генерал-майора Сабашинского, приведшего Кременчугский батальон из резерва. Расстроенная бригада Сен-Поля отошла в беспорядке.

Несколько позднее была произведена атака на куртину между 2-м и Корниловским бастионами.

Атаковавшая ее дивизия де-Ламотт-Ружа первоначально сломила упорство 2 батальонов муромцев и 2 олонецких батальонов. После жаркой схватки, которой командовавший Муромским полком подполковник Пшик был тяжело ранен, а командир Олонецкого полка, окруженный французами, был захвачен в плен, неприятель прорвался через 2-ю линию и достиг уже Корабельной слободки. Но здесь к опасному месту подоспел генерал Хрулев с Шлиссельбургским и Ладожским полками и при содействии прискакавшей еще несколькими минутами раньше 5-й легкой батареи 11-й артиллерийской бригады под начальством капитана графа Тышкевича французы были задержаны.

Немедленно же в контратаку двинулся 3-й батальон Шлиссельбургского полка, 2 батальона Севского полка, за ними Ладожский полк, а с фланга на неприятеля ударили вышедшие из Ушаковой балки Черниговский и Кременчугский полки и Полтавский батальон.

Дружным натиском французы принуждены были отдать в наши руки захваченную часть куртины и укрыться в параллелях.

Однако спустя немного времени неприятель повторил тем же порядком атаку на 2-й бастион и куртину, но расстроенный огнем батарей Парижской и Лабораторной, неприятель хотя и взобрался на бруствер, но скоро был отброшен, а пароходы «Херсонец», «Владимир» и «Одесса» своими выстрелами довершили поражение французов. Пытавшиеся выехать на позицию неприятельские батареи полковника Сути, потеряв раненым своего командира, большую часть прислуги и лошадей, быстро были приведены в расстройство, и французы, оставив на месте 4 орудия, еле спасли остальные благодаря содействию осадных батарей, расположенных против куртины, и ружейному огню с Малахова кургана, поражавшему наши войска во фланг и тыл. Громадные потери в рядах Черниговского и Кременчугского полков, занимавших куртину и расстреливаемых с Корниловского бастиона (ранены оба командира полков Нейдгардт и Закгаузен), принудили генерал-майора Сабашинского отвести от рокового места бесцельно гибнувшие батальоны и поставить их за второй оборонительной линией.

Тогда поддержанные бригадой Марона французы снова кинулись на валы. Свежие 15-й и 96-й линейные полки уже успели водрузить свои знамена на 2-м бастионе, но генерал Сабашинский, воодушевляя своих людей, в несколько минут штыками обратил французов в бегство. Генерал Марон и большое число офицеров легли при этой схватке, но результат борьбы не изменил положение вещей, и в руках противника по-прежнему оставался лишь бастион Корнилова и ближайшая к нему часть куртины.

Англичане предприняли штурм 3-го бастиона вслед за овладением французами Малаховым курганом. Их штурмовым колоннам предстояло первоначально перебежать 300 шагов, отделявших их от контрэскарпа исходящего угла 3-го бастиона, гарнизон которого составляли два батальона Владимирского полка, а невдалеке на смежных батареях располагались 2 суздальских и 2 якутских батальона, 47-я дружина Курского ополчения, 6-й сводный резервный батальон и 2 батальона Камчатского полка. Кроме перечисленных частей на Пересыпи стоял Охотский полк (2 бат.), а в резерве, за бастионом, Селенгинский полк (2 бат.).

Несмотря, однако, на потери, англичане ворвались на полуразрушенный бастион и вытеснили из него владимирцев.

Пользуясь тем, что англичане не пошли далее, подполковник Артемьев и капитан Коршун с частями Камчатского, Суздальского и Якутского полков и подполковник Венцель с остатками владимирцев ударили на англичан; полковник Мезенцев по своей инициативе привел на выручку свой Селенгинский полк, и хотя сам и пал смертью героя, но враг был отброшен и бастион перешел в наши руки. Одними пленными англичане потеряли до 150 человек. Вторичная атака англичан, поддержанных сильными резервами, была отбита уже одним огнем. Также не имели успеха английские атаки и на смежные с 3-м бастионом батареи.

Наступление частей левой французской атаки началось в 14 часов. На 5-й бастион и люнет Белкина двинулась бригада Трошю, а на редут Шварца, оборонявшийся батальоном Житомирского полка, направилась бригада Кустона.

Несмотря на сильные потери от огня, причем генерал Трошю был ранен, французы миновали 5-й бастион по глубокому оврагу и залегли в 40 шагах от люнета Белкина, но взорванные под неприятелем каменоломные фугасы скоро обратили его в бегство. Атака на 5-й бастион велась довольно вяло, и залегших за бруствером французов сбросили батальоны Белостокского и Подольского полков.

От люнета Шварца французов отделяли 50 шагов, быстро перейдя которые, они ворвались через амбразуры на первый фас люнета и оттеснили защитников. Огонь с 5-го бастиона и люнета Белкина задержал на некоторое время дальнейшее продвижение неприятеля, чем и воспользовался командир Житомирского полка для того, чтоб контратакой двух своих батальонов сбросить французов в ров. Вторичную попытку овладеть люнетом встретил командир Екатеринбургского полка подполковник Веревкин. Понеся громадные потери и оставив 90 пленных, французы возвратились в свои траншеи.

Расстройство войск заставило союзного главнокомандующего отложить атаку 4-го бастиона и прекратить попытки к овладению 5-м бастионом и прилегающими к нему укреплениями.

Таким образом к 15 часам неприятель успел овладеть частью куртины и Малаховым курганом. Отступая шаг за шагом, гарнизон Малахова кургана столпился на последней его площадке.

Скоро туда приблизился генерал Лысенко с полками Орловским, Елецким и Брянским, а спустя немного с Ладожским полком подошел и генерал Хрулев. Спешившись и ведя голову узкой колонной, обстреливаемый алжирскими стрелками, к горже бастиона, генерал Хрулев едва не достиг траверса, за которым залегли французы, но рана, а потом контузия вывели его из строя.

Груды тел завалили горжу, но сменяя друг друга генерал Лысенко, генерал Юферов, полковник Галкин, флигель-адъютант Воейков, полковник Черемисинов, подпоручики Насакин, Постников стремились вернуть утраченное укрепление и падали ранеными или убитыми; все усилия и жертвы оказались напрасными и бастион остался в руках врага.

Около 17 часов на вторую линию против кургана прибыл главнокомандующий и, лично убедившись в невозможности вернуть захваченный бастион, решил очистить Севастополь и в 6-м часу отдал приказ об отводе войск на Северную сторону.

Причиной этому послужило то обстоятельство, что потери наши, достигшие в последние дни осады 2? тысячи человек в день, неминуемо должны были бы с приближением противника к нашей оборонительной линии значительно увеличиться, и не прошло бы и 2 недель, как остатки защитников все равно принуждены бы были очистить Севастополь. Главнокомандующий решил воспользоваться отбитием штурма почти на всех пунктах и произвести трудную операцию перевода войск на север, что могло бы не удасться при другом положении вещей.

Диспозиция для отступления была разработана начальником штаба гарнизона князем Васильчиковым. Она предусматривала: 1) оставление охотников от пехоты и артиллерии для поддержания стрельбы, имевшей целью скрыть наше отступление, для порчи орудий и взрыва пороховых погребов; 2) занятие внутренних баррикад для прикрытия отступления; 3) сам порядок отвода войск с оборонительной линии и пр.

Отступление началось в 19 часов, когда взвилась первая сигнальная ракета.

Войска, оборонявшие Городскую сторону, переправлялись через Большую бухту частью по мосту, частью на суднах. С Корабельной же стороны защитники переправлялись через Южную бухту на судах и по малому мосту. Раненые, которых нельзя было перевезти, были оставлены при письме князя Горчакова союзному главнокомандующему и предавались милосердию неприятеля.

Всю ночь продолжалась переправа, совершавшаяся при сильном северо-восточном ветре. Чрезвычайных трудов стоило генералу Бухмейеру, строителю моста, генерал-майору Белявцеву, на которого было возложено наблюдение за переправой по мосту, и капитану 2-го ранга Воеводскому соблюсти в таком трудном деле относительный порядок, тем более что заметивший наше отступление неприятель, не решавшийся, боясь взрывов, преследовать наши войска, обстреливал большой мост навесно бомбами.

Однако ценой страшных усилий к 8 часам переправа была почти закончена и на Северную сторону двинулись последние, составлявшие резерв, полки Азовский, Одесский, Волынский, Минский и наконец Тобольский. Вслед за окончанием переправы мосты были разведены, а последние уцелевшие суда грозного когда-то Черноморского флота потоплены.

На Северной стороне войска расположились для отдыха и постепенно приводились в порядок. А город, в котором столько было пережито, подожженный, пылал и временами оттуда доносились взрывы погребов и батарей.

Только 29-го, когда развалины Севастополя погасли, неприятель занял город.

Потери наши в день штурма 27 августа достигали 13 тысяч человек выбывшими из строя, в то время как союзники потеряли около 10 тысяч человек.

В общем, за 11-месячную оборону у нас выбыло из строя около 102 тысяч человек. Если к этому прибавить потери в 26 тысяч человек, понесенные в сражениях при Альме, Балаклаве, Инкермане, Евпатории и Черной, и 8? тысячи умерших от болезней, то общая убыль выразится около 136? тысячи человек. Но из этого числа около 53? тысячи выздоровели и вернулись в строй и, таким образом, безвозвратно покинули ряды 83 тысячи человек. Союзники лишились около 73 тысяч человек, из которых на долю французов приходилось 46 и на долю англичан 25 тысяч человек.

^{Подвиг матроса Шевченко. С картины В. Маковского}

Общая численность собранной у Севастополя армии с окончанием обороны достигла 115 тысяч человек и по приведении войск в порядок была распределена следующим образом:

правое крыло — генерал-адъютант граф Остен-Сакен — располагалось частью на северной стороне рейда (10 и 12 див.), частью на Инкерманских высотах (11 и 15 рез. дивизии), и для наблюдения за морским берегом (5 эск. и сот.) от Константиновского форта до мыса Лукулл;

центр — генерал-лейтенант Липранди — был расположен частью в промежуточном лагере между Инкерманской и Мекензиевой позициями (4 и 5 див.), частью на Мекензиевой горе (16 и 17 див.), и кроме этого на Бельбеке у с. Зеленкиой стояло 4 эскадрона;

левое крыло, общий резерв — генерал от артиллерии Сухозанет — на позиции в ущелье Юкара-Каралес.

^{Смерть П. С. Нахимова. С картины В. Маковского}

Союзники же располагались от Байдарской долины к селению Чоргун и далее по реке Черной и по южному берегу Большой бухты.

Французский главнокомандующий предпринял в течение 30 августа и 3 сентября безуспешные попытки обойти наш левый фланг; затем им было решено произвести демонстрацию со стороны Евпатории, где 8 сентября, к 15 тысячам расположенных в этом пункте турок, высадились три полка французской конницы с конной батареей под командой генерала де Алонвиля.

17 сентября де Алонвиль внезапно атаковал стоявший на отдыхе с размундштученными лошадьми за оврагом у с. Кенегез и Кангил отряд генерала Корфа и, воспользовавшись оплошностью улан, опрокинул нашу конницу и, захватив 6 орудий, отошел к Евпатории.

Затем союзники, решив выманить нашу армию нападением на какой-либо важный пункт Черноморского побережья, остановились на Николаеве, в котором были расположены важнейшие после Севастополя заведения для Черноморского флота. 25 сентября около 10 тысяч союзников, посаженных на 90 судах, отплыли из Севастополя к Николаеву. С нашей стороны оборона всего побережья от Одессы до Перекопа была возложена на Южную армию генерала Лидерса силой до 70 тысяч человек.

Появившись в вид Одессы 26 сентября, неприятельский флот в начале октября подошел к устью Днепровско-Бугского лимана, вход в который запирался двумя крепостями: Кинбурном и Очаковым, расположенными на двух противоположных, отстоявших друг от друга на 5 верст, берегах. 3 октября союзный флот начал бомбардировку Кинбурна, а 5-го, после того как расположенные на косе батареи были приведены к молчанию, а крепость была объята пламенем, — девять неприятельских паровых фрегатов прошли в значительном удалении от Очакова мимо Кинбурна и расположились к северо-востоку от крепости в то время, когда линейные корабли открыли огонь вдоль Кинбурнской косы.

К вечеру безвыходное положение горящей и лишенной в силу того, что большая часть артиллерии была подбита, возможности защищаться крепости, привело ее коменданта к решению согласиться на предложение и сдаться. В половине октября неприятель, занявший и укрепивший Кинбурн, отплыл в Камыш и Балаклаву, оставив в крепости на зиму небольшой гарнизон.

Окладением Кинбурном и закончилась предпринятая союзниками экспедиция к Николаеву.

В конце октября император Александр II, предварительно осмотрев сооружавшиеся в Николаеве работы, прибыл в Бахчи-Сарай, главную квартиру Крымской армии, и в продолжение 4 дней осматривал укрепления Северной стороны и объезжал войска, имея целью «лично поблагодарить их за геройскую оборону Севастополя».

Дальнейшие действия союзников по занятии Севастополя выразились в маневрировании их на небольшом расстоянии все с той же целью выманить нашу армию с занятых позиций. С октября наступило полное бездействие, нарушаемое только незначительными рекогносцировками.

Проведенная в Крыму зима дорого обошлась союзникам и особенно французской армии, санитарное состояние которой, из-за отсутствия хорошо оборудованных теплых помещений, было отчаянное. С апреля 1855 г. у французов насчитывалось больных до 218 тысяч человек, из числа которых 130? тысячи заболели лихорадкой и тифом и 11? тысячи человек — холерой.

Англичанами было своевременно обращено внимание на болезненность и смертность в войсках и, если последняя достигала более 50 % наличного состава армии в первую половину кампании, то во вторую от болезней умирало 6 человек на тысячу.

1 января 1856 г. князь Горчаков, получивший вследствие тяжкой болезни князя Паскевича назначение на должность главнокомандующего Западной армией, сдал начальство Крымскими войсками, а на его место был назначен генерал-адъютант Лидерс. Несколько ранее, в конце 1855 г., Крымская армия была реорганизована, часть войск была отправлена во внутренние губернии, а в Крым были введены новые силы. Изменено было и самое расположение войск. Кроме того, были предприняты инженерные работы с целью усилить оборону важнейших пунктов Крыма. Так, был сооружен укрепленный лагерь в Перекопе, устроены батареи и вырыты траншеи у Геническа, прикрыт укреплениями Чонгарский мост и т. п.

В санитарном отношении положение наших войск по оставлении Севастополя улучшилось, и только дружины ополчений Орловского, Калужского и Тульского, страдая от тифа и лихорадок, к началу марта 1856 г., т. е. спустя 5 месяцев после своего прибытия, не досчитывались из 40 730 нижних чинов 21 347 поступивших в госпиталь.

Общая цифра заболевших в нашей армии достигла 183? тысячи человек, из которых 101? тысячи болели тифом и лихорадкой и 19 тысяч — холерой.

В конце 1854 г. наместником Кавказа и главнокомандующим отдельным Кавказским корпусом был назначен генерал-адъютант Муравьев-первый. Престарелый, но со славным боевым прошлым и чрезвычайно энергичный, генерал Муравьев объехал за зиму и весной расположенные на линии и в действующем корпусе войска и, приняв ряд мер по усилению последних, расположил их следующим образом:

а) главные силы (21? бат., 28 эск., 49 с. и 10 батр. — всего 24? т. и 76 орудий) под начальством генерал-лейтенанта Бриммера — у Александрополя (здесь же был и наместник);

б) отряд правого крыла (12 бат., 1 дружина, 15 сот. милиции и 2 батр. — всего 10 200 человек и 16 орудий) генерал-лейтенанта Ковалевского занимал Ахалцых и Ахалкалаки;

в) отряд левого крыла (4 бат., 16 сот., 1 батр. — всего 5 т. человек и 8 орудий) генерал-майора Суслова располагался у подошвы Арарата.

Турецкая Анатолийская армия, предназначенная для обороны Карса и прикрытия путей к Эрземуру, в начале 1855 г. имела 20 тысяч войск в Карсе, 6 тысяч человек у Сурб-Оганеса, 1? тысячи человек в Эрзеруме и небольшие отряды в Ардагане, Ольте и Кагызмане; кроме того, отдельный Батумский корпус был разбросан по Черноморскому побережью вплоть до Сухума.

Главными объектами наших действий в Анатолии должны были явиться крепости Карс и Эрзерум.

Сравнительная малочисленность нашего действующего корпуса и недостаток материальной части привели к тому, что из числа способов к овладению Карсом была избрана блокада и при этом неполная.

Предположено было, став на пути Карс — Эрзерум, окружить крепость посредством сильных подвижных конных отрядов с артиллерией; занять крепость Ардаган, через которую проходило сообщение Карса с Батумом, и город Кагызман, узел путей; лишить неприятеля собранных на пути к Эрзеруму запасов и затем, вместе с Баязедским отрядом, неожиданно напасть на Вели-пашу.

24 мая выступил из-под Александрополя авангард, а 26-го и главные силы, сосредоточившиеся 3 июня в окрестностях Агджы-Кала и Займа.

27-го двинулся к Ардагану отряд генерала Ковалевского, а отряд генерала Суслова в то же время должен был следовать по долине верхнего Ефрата.

4 июня следовавший при главных силах генерал Муравьев произвел усиленную рекогносцировку Карса, причем наши казаки имели удачное столкновение с конницею турок. Главнокомандующий, присоединив к главным силам большую часть Ахалцыхского отряда, предпринял 6 июня фланговый марш от Агджы-Кала к селению Махараджих с целью выйти на сообщение Карса с Эрзерумом, что и было выполнено без помехи.

Начавшиеся дожди ограничили деятельность наших войск отдельными поисками, и только, когда погода несколько прояснилась, 16 июня генерал Муравьев, для ближайшей угрозы неприятельским сообщениям, перевел свой отряд в село Каны-Кев.

11 июня Вели-паша отступил к Эрзеруму.

Ожидая подкреплений с Кавказа с целью двинуться к Эрзеруму, генерал Муравьев предпринял удачную экспедицию на Саганлуг для уничтожения турецких запасов.

Постепенно стесняя круг действий гарнизона Карса, генерал Муравьев перевел 30 июня свой корпус на левый берег Карса, в с. Тикме. 3, 7 и 10 июня легкими отрядами был произведен ряд нападений на турецких фуражиров и организованы поиски позади Карса.

16 июля подошли подкрепления: 3 батальона, взвод легкой № 8 батареи и несколько сотен. Желая уничтожить отряд Вели-паши, укреплявшегося у с. Керпи-Кев, генерал Муравьев решил снова перейти Саганлуг и атаковать турок, направив против них с другой стороны отряд генерала Суслова, но медленные и сложные маневры этой операции позволили Вели-паше благополучно уйти по Эрзерумской дороге за хребет Деве-Бойну.

От дальнейшего наступления к Эрзеруму, овладеть которым мы, вероятно, могли, но не были бы в состоянии удержать, генерал Муравьев решил отказаться, и 25-го началось обратное движение наших войск.

Возвратясь, генерал Муравьев, ввиду того, что сообщения Карса с окрестною страною все же окончательно прекращены не были, расположил войска на весьма выгодной для лагеря местности у с. Чифликая по обе стороны Карс-чая и приступил к совершенному обложению крепости.

Состояние верков Карса к этому времени было следующее: на командующих Шорахских высотах были устроены два редута, Тахмас-Табия и Тепе-Табия, вооруженные артиллерией и соединенные ретраншаментом, имевшимся и влево от Тахмас-Табия по склону горы; вправо же от Тепе-Табия до Баши-бузукской горы тянулись вооруженные артиллериею окопы так называемых Ренисоновских линий; для обороны Чахмахского оврага на горе Ширшане имелась батарея Тетек-Табия.

В общем, простиравшаяся по кругу на 17 верст обширная линия укреплений хотя и не соответствовала силам гарнизона, но, будучи хорошо устроенной, доставляла укреплениям взаимную оборону и возможность упорной защиты.

Гарнизон крепости составляли 20 тысяч турок и 6 тысяч баши-бузуков.

С началом тесной блокады, совпавшей с 1 августа, наши войска были расположены главным образом на позиции у Чифликая и вокруг крепости на протяжении 50 верст. Связанные разъездами отдельные отряды скоро почти совершенно прекратили сообщение крепости с окрестною страною.

Получив сведения о движении из Батума высадившейся там 30-тысячной армии Омера-паши на выручку Карса, генерал Муравьев решился предупредить турок штурмом крепости, направив главную атаку на Шорахские и Чахмахские высоты и вспомогательную — против нижнего лагеря.

Для производства штурма войска распределялись следующим образом.

Левая колонна под начальством генерала Ковалевского, слой около 3 тысяч пехоты, 1? тысячи конницы, 16 орудий и 8 ракетных станков, должна была сосредоточиться у Обсервационной горы и оттуда двинуться против правого крыла Ренисоновских линий, выждав наступление правой колонны; промежуточная колонна генерал-лейтенанта князя Гагарина, силой 2200 человек, собравшись впереди села Шорах, должна была двинуться в промежуток между Яриман и Тахмас-Табиями, действуя в связи с прочими колоннами; правая колонна генерал-майора Майделя, силой 6 тысяч человек пехоты, 400 человек конницы и 20 орудий, должна была собраться у горы Стол и оттуда начать атаку в 4 часа.

Общий резерв, 5 тысяч человек пехоты, 500 человек конницы и 22 орудия, имел сборным пунктом сел. Кюмбет, а с началом штурма должен был перейти к подошве горы Муха.

Кроме того, для атаки Чахмахских высот был назначен отряд генерала Базина силой 2? тысячи пехоты, 2300 человек конницы, 16 орудий и 8 ракетных станков и для демонстрации против нижнего лагеря отряд графа Нирода силой 1? тысячи человек пехоты, около 2 тысяч конницы и 18 орудий.

16 сентября были закончены все содержавшиеся в тайне приготовления, и ночью войска выступили к сборным пунктам для того, чтобы на рассвете двинуться на штурм. Однако незадолго до назначенного времени случайный выстрел в колонне генерала Ковалевского возбудил внимание неприятеля, открывшего скоро артиллерийский огонь и занявшего стрелками ложементы.

Построенные в ротные колонны войска генерала Ковалевского почти бегом направились против неприятельских окопов. Но крутость горы оказалась длиннее, нежели рассчитывали, и скоро утомленная первая линия перешла в шаг, в то время когда штуцерный огонь турок стал вырывать страшные жертвы из ее рядов. Вторая линия, нагнав первую, смешалась с нею и, потеряв почти всех начальников, расстроенная перекрестным огнем турок, остановилась в нескольких шагах от неприятельских укреплений. Генерал Ковалевский бросился вперед, размахивая саблей, за ним устремились смельчаки, но скоро все пали под ударами турок во главе со своим начальником, смертельно раненным.

^{Защитник Севастополя Петр Тоболов, бомбардир}

^{Фельдфебель 1-й роты Белостокского полка}

В довершение бедствия задние ряды открыли по туркам огонь и поставили передних между двух огней. Скоро весь скат покрылся трупами.

Колонна князя Гагарина также перешла в наступление вслед за открытием турками огня.

Едва пехота наша стала подниматься по отлогости, ведущей к позиции турок, как огонь их благодаря заранее отмеченным расстояниям сделался невыносимым. Однако охотники, под командой подпоручиков Яцына I и Симонова, кинулись на люнет Ярым-Ай и овладели им при поддержке следовавшего за ними батальона Ряжского полка; но и этот успех, основанный на отчаянной смелости охотников, оказался непрочным.

Столь же печальна была участь и колонны генерала Майделя.

Полковник Серебряков с одним батальоном мингрельцев атаковал промежуток между Юксес-Тобия и Тахмас-Табия; майор Баум с другим Мингрельским батальоном направился правее Тахмас-Табия.

Отряды полковника Моллера и майора Баума под сильнейшим огнем неприятеля ворвались в ретраншамент, выбили турок и захватили 4 орудия.

Генерал Майдель в свою очередь повел в атаку грузинских гренадер. Овладев лагерем турок, гренадеры бросились на соседнюю с Тахмас-Табия батарею и взяли с бою 4 орудия; затем генерал Майдель направил карабинер на Тахмас-Табию, а мингрельцев — на Юскес-Табию.

Между тем наступление батальона полковника Серебрякова встретило большое препятствие в виде крутизны подъема, приводившего мингрельцев к необходимости не раз останавливаться, чтобы перевести дух. Когда рассвело, головные части увидели перед собой в 80 саженях турецкие укрепления Тахмас-Табия и Юскес-Табия и, не имея времени поджидать, пока вся колонна, частью примкнувшая к эриванцам колонны полковника Моллера, подтянется, пошли на штурм последнего, слабейшего редута, но, к сожалению, были отбиты, потеряв тяжело раненным полковника Серебрякова.

Расстреливаемые ружейным и картечным огнем войска наши несли страшные потери, а турки, отразив нападение колонн генерала Ковалевского и князя Гагарина, начали стягивать значительные силы против генерала Майделя, вскоре раненного.

Ряд начальников, его сменивших, выбыл из строя из-за смертей или ран. Несколько раз повторялись настойчивые атаки колонны генерала Майделя на редут, но перекрестный огонь турок и отсутствие лестниц сводили на нет отчаянную храбрость войск.

Узнав о неудаче наших атак на Шорахские высоты, главнокомандующий двинул туда из резерва 2 белевских и 2 грузинских батальона; вместе с тем общее командование назначенными для штурма войсками поручалось генерал-майору Броневскому.

Двинутые в атаку белевцы потерпели неудачу; новая атака вступившего в командование, вместо раненого Броневского, полковника Ганецкого-второго, бросившегося вперед со знаменем в руках, докатилась до валов редутов для того, чтобы снова без успешного результата поглотить массу жертв и громадный процент начальников убитыми и ранеными.

Желая использовать ослабление неприятеля на его правом крыле, генерал Муравьев приказал князю Дондукову-Корсакову, вступившему в командование колонной генерала Ковалевского, возобновить атаку неприятельских укреплений. Новое наступление, расстрел, потери и отход назад.

Печальный результат штурма был очевиден, но прекращение атак могло подвергнуть опасности отряд генерала Базина, с успехом штурмовавшего Чахмахские высоты, и потому генерал Муравьев колебался отдать приказ об общем отступлении.

Проводником в колонне генерала Базина служил прекрасно изучивший местность знаменитый генерал Бакланов. Благодаря ему пехота скрытно приблизилась к турецким укреплениям на картечный выстрел и, ответив на огонь турок грозным «ура», сразу овладела передовым редантом.

Затем, направив артиллерийский огонь на следующее укрепление и тем подготовив себе атаку, генерал Базин успешно его штурмует, за вторым тем же порядком берется третий редант, после чего решено было выждать результат атаки прочих колонн.

Около этого времени генерал Муравьев вновь решил овладеть Тахмас-Табией и тем вступить в связь с колонной генерала Базина.

В 8.30 подполковник Кауфман-второй двинулся с 1 батальоном Рязанского полка на Шорахские высоты для штурма Тахмас-Табии; присоединив к себе охотников из расстроенных рядов колонны генерала Майделя, подполковник Кауфман взял по дороге с боя два небольших каменных редута, но при дальнейшем наступлении попал со своим сборным отрядом под перекрестный огонь турок.

Насчитывая, по отправлении раненых, в своем распоряжении лишь до 500 человек, подполковник Кауфман все же отважился на штурм Тахмас-Табии. Двинувшийся вперед батальон рязанцев, оказался отрезанным от пути отступления и после неудачной попытки овладеть намеченным укреплением решился идти на соединение с генералом Базиным.

Между тем генерал Базин, осведомившись в 10 часов о неудаче штурма крепости прочими нашими войсками, начал постепенно выводить свои части из занятых укреплений и, отразив несколько раз попытки турок его преследовать, благополучно избег опасности, захватив 3 орудия, 2 знамени и 11 значков.

Едва он узнал об опасном положении Рязанского батальона, как дальнейшее отступление приостановил и для содействия подполковнику Кауфману выслал генерала Бакланова.

В 10 часов к лагерю у Чифликая вернулся подполковник Кауфман с многострадальным Рязанским батальоном, уцелевшим только благодаря энергии и находчивости своего начальника.

Что касается отряда графа Нирода, то им был предпринят ряд демонстраций, существенно, однако, на ходе боя не отразившихся.

Выдвинув в 11 часов 2 батальона из резерва, генерал Муравьев приказал генералу Бриммеру выступить к Шорахским высотам и в случае, если он по обстоятельствам дела на месте найдет возможным штурмовать Тахмас-Табию, то возобновить ее атаку, или прикрыть отступление прочих войск. Генерал Бриммер остановился на втором решении и, приняв меры по уборке раненых, благополучно вывел войска из боя.

Потери наши были громадны и составляли:

4 генерала, 248 офицеров и 7226 нижних чинов выведенными из строя. Урон неприятеля не достигал и 1? тысячи человек.

Главнейшими причинами неудачи надо считать:

1) неправильный выбор пункта главной атаки на Тахмас-Табию, являющуюся одним из наиболее сильных укреплений и не имевшую укрытых подступов;

2) ведение повторных атак небольшими силами;

3) нарушение необходимой тишины, лишившее нас элемента внезапности, важнейшего в подобной обстановке;

4) потерю в самом начале боя многих начальников.

На Черноморском побережье, на Гурийском театре, по левому берегу Ингура расположились русские войска под начальством князя Мухранского в составе 8? батареи, 12 орудий, 11 сотен и 3? тысячи милиции, всего 9200 человек при 12 орудиях; кроме того, для обороны Гурии близ Озургет занимал позицию на Аскетских высотах генерал-майор Бруннер с 5 батальонами и 6 орудиями, всего силой до 2? тысячи человек, и при нем Рачинская дружина и Гурийское ополчение; для обороны устья Риона на правом берегу были расположены Азовские казаки и 3 сотни мингрельской милиции, и на левом — 3 сотни императорской милиции.

Против него действовал Омер-паша с отрядом силой в 20 тысяч человек при 37 орудиях, высадившийся в Сухум-Кале. Несмотря на громадное превосходство своих сил (силы Омер-паши увеличились скоро до 40 тысяч человек, высадившимися у Редут-Кале; кроме того, на р. Чолок стояло 20 тысяч человек, составлявшие Батумский корпус Мустафа-паши), он действовал нерешительно.

Однако Омер-паша, несмотря на тройное превосходство в силах, медлил энергичными действиями, а тем временем начались ливни, реки выступили из берегов, мосты оказались сорванными, дороги непроходимыми и вторжение турок в Закавказье стало затруднительным.

С присоединением 8 ноября генерал-майора Бруннера и подходом подкреплений из Грузии силы Гурийского отряда возросли до 22 батальонов.

20 ноября Омер-паша продвинулся до реки Чехура и на следующий день, совершив при очень трудных условиях переправу, 22-го достиг с. Абаши в нескольких верстах от реки Цхени-Цхале.

Новые ливни не дали возможности Омеру-паши вступить в бой с нашими войсками до 25 ноября, когда, получив сведения о падении Карса, он, быстро снявшись с бивака, начал отступление.

Что касается до Батумского корпуса, то Мустафа-паша неоднократно высылал отряды для перехода через нашу границу, но все они терпели неудачу. А с отступлением Омера-паши все части Батумского корпуса собрались к Батуму.

Также не имела успеха диверсия турок со стороны Эрзерума. Высадившийся в Трапезунде, Селим-паша привел с собой лишь 1200 человек турок, а двинувшийся на соединение с ним из Эрзерума Вели-паша принужден был отступить ввиду движения ему навстречу отряда генерала Суслова.

Неудача штурма 17 сентября только укрепила генерала Муравьева в намерении добиться овладения Карсом.

Немедленно же были приняты меры по усилению блокады крепости, по замещению убыли в начальствующих лицах, по отправке раненых, заготовке продовольствия и устройству войск на зимнее время.

Русский лагерь обратился в целый город с хорошо оборудованными постройками, домиками, землянками, люди не терпели недостатка в довольствии и были тепло одеты.

Между тем положение гарнизона Карса становилось невыносимым, холера вырывала огромное количество жертв, развился голод, появилась масса перебежчиков.

Генерал Вильямс предложил туркам пробиться через блокадную линию. Но на собранном Муширом военном совете единогласно было постановлено сдать крепость, и 15 ноября Мушир прислал на имя генерала Муравьева письмо, в котором говорилось, что для ведения переговоров об оставлении крепости назначен Ферик Вильямс-паша.

Им были подписаны условия сдачи, заключавшиеся в своих главных пунктах в следующем:

1) крепость сдается с полным своим вооружением;

2) гарнизон, сдавшись военнопленным, выходит из крепости, сложив предварительно оружие в укреплениях, офицеры сохраняют шпаги;

3) милиция, редифы и нестроевые отпускаются по домам и обязуются честным словом не сражаться против русского императора.

На другой день, 16 ноября, произошла самая сдача, причем пленные были накормлены, а редифы под конвоем отправлены в Саганлуг.

Вслед за принятием крепости в ней и окружающей области было введено русское управление, облегчено бедственное положение жителей, участь больных и раненых вверена попечению врачей, приняты меры для отправления пленных в Россию, а также по выступлению войск на зимние квартиры, причем в качестве гарнизона в Карсе оставлялась 2-я бригада 18-й пехотной дивизии с 2 батареями и несколькими казачьими сотнями под начальством генерала-майора Фетисова.

Прочие войска постепенно выступили на Кавказ и частью расположились по своим старым квартирам, частью на границе, а 13-я дивизия составила в Ахалцыхе отряд на случай наступления Омера-паши.

Начальником Карсской области был назначен полковник Лорис-Меликов, заботы коего о занятой нами стране были оценены как жителями, так и Султаном.

30 ноября генерал Муравьев выехал в Тифлис, куда прибыл 7 декабря, и спустя несколько дней удостоился получить Высочайший рескрипт с благодарностью кавказским войскам и с награждением его орденом Св. Георгия 2-й степени.

В конце 1855 г. армии наши, готовые продолжать борьбу, занимали:

западная и средняя — под начальством князя Горчакова — Прибалтийский край, Финляндию и Царство Польское;

южная — генерал-адъютанта Лидерса — южную границу государства и Крымский полуостров; на Кавказе стоял отдельный Кавказский корпус генерала Муравьева.

Всего, кроме Кавказского корпуса, в западной и южной армиях было 585 батальонов, 388 эскадронов, 84 казачьих полка силой, не считая артиллерии, в 600 тысяч человек.

За этою массой войск стояли многочисленные резервы и ополчение.

Однако, несмотря на полную готовность нашу, государь соглашался заключить мир и тем прервать не обещавшие нам никаких выгод военные действия.

Дипломатические переговоры о прекращении кровопролития были начаты еще при жизни императора Николая I, поручившего их князю А. М. Горчакову. Готовый на некоторые уступки, Николай Павлович поставил, однако, непременным условием, чтобы не было предложено ничего несовместного с честью и правами России.

Совещания уполномоченных Франции, Англии, Австрии, Турции и России открылись в Вене 3 марта 1855 г. Несогласия между представителями держав и чрезмерные их требования побудили нас вступить в непосредственные сношения с Францией в Париже. Этот шаг возбудил недоверчивость императора Франца-Иосифа, и он решительным своим выступлением потребовал исполнения нами следующих одобренных Францией и Англией четырех пунктов:

1) совершенная отмена русского покровительства в Дунайских княжествах;

2) свобода судоходства по Дунаю;

3) объявление Черного моря нейтральным;

4) обеспечение прав и льгот христиан, подданных Порты, без нарушения независимости и достоинства Турции.

Кроме того, по требованию союзных держав Австрия предложила и 5-й пункт: «Воюющие державы предоставляют себе право предъявить на общую пользу Европы особенные условия сверх четырех прежних».

Наше правительство приняло эти пункты, как предварительные условия мира, оговорившись, что соглашается на них только из желания положить предел кровопролитию, прекратив прискорбную для человечества и цивилизации борьбу и восстановить мир на пользу России и Европы. Протокол о принятии нами пяти пунктов был подписан в Вене 20 января, а 13 февраля 1856 г. открылся Парижский конгресс из представителей Франции, Англии, Австрии, Сардинии, Турции, России, а потом и Пруссии.

В начале совещаний было заключено перемирие по 31 марта.

После долгих обсуждений выработанных в Вене пунктов 18 марта 1856 г. трактат о заключении мира между Россией с одной стороны и Турцией с ее союзниками с другой был подписан в Париже, и тяжелая, но полная геройских подвигов, прозванная в честь защитников Черноморской твердыни, Севастопольская кампания 1853–1856 гг. окончилась.

Князь Александр Сергеевич Меншиков, правнук светлейшего князя Ижорского, любимого вельможи Петра Великого, был от природы одарен блестящими способностями, быстрым соображением и, правда, острым, но зачастую злым языком. Как человек большого ума, князь Меншиков, поставленный во главе многих отраслей государственного управления, должен был бы оставить потомству хоть какие-либо положительные следы своей деятельности. Но их не видно ни в одном из тех дел, во главе которых становился князь Александр Сергеевич. А деятельность его была обширна и, главное, разнообразна.

1826 год застает князя посланником в Тегеране, в 1828 г. он назначается начальником Главного морского штаба его императорского величества; в первом походе Турецкой войны 1828–1829 гг. он овладел Анапой, участвовал в осаде Варны; в 1831 г. был назначен генерал-губернатором Финляндии; перед открытием Восточной войны князя посылают с чрезвычайным поручением в Константинополь и, наконец, уже 65-летним стариком он командовал сухопутными и морскими силами в Крыму.

^{А. С. Меншиков}

Непомерное себялюбие, громадное самолюбие и самомнение, обширная начитанность, отсутствие привязанности к чему бы то ни было и к кому бы то ни было, недоверчивость к окружающим, неуменье распознавать людей и несомненная личная храбрость — вот в немногих словах характеристика князя Меншикова.

Служба князя Михаила Дмитриевича Горчакова началась в рядах лейб-гвардии артиллерийского батальона, спустя два года после поступления в который он уже в 1809 г. участвовал в походе против персов, а потом в походах 1812, 1813 и 1814 гг., отличившись в сражении при Бородине и Бауцене.

^{М. Д. Горчаков}

Достигнув за 10 лет службы чина полковника, князь Михаил Дмитриевич был переведен в свиту его императорского величества по квартирмейстерской части, и с этих пор начинается штабная служба князя Горчакова, столь печально отразившаяся на его характере в 1853–1855 гг., когда он впервые стал самостоятельным главой армии.

Особенно повлияла на него в этом отношении служба при князе Варшавском, не терпевшем никакой самостоятельности в подчиненных.

Потеряв самоуверенность, несмотря на личную храбрость, князь стал бояться ответственности и перед государем, и перед общественным мнением, а это, конечно, не могло не отражаться на отдаваемых распоряжениях. Благородный, прямодушный, доверчивый к людям и заботливый о солдате, Горчаков заслужил среди последних прозвище Честный князь. Да и вообще одаренный, богатый сведениями, опытностью, поэт в душе, князь Горчаков терялся на каждом шагу; рассеянный, забывчивый, суетливый, он при всех высоких душевных качествах своих был обречен на бессилие, и сам, как бы сознаваясь в том, жаловался на то, что «судьба сулила ему пережить целый ряд дел доблестных, много дней кровавых, но немного дней радостных».

К сожалению, князь свое «счастье» перенес и на командуемую им армию, которая понесла не столь много лишений от тяготы похода и боевых трудов, сколько от суеты излишних передвижений, тревог и ошибок, исходивших от главной квартиры.

Сказочная оборона Севастополя перестанет быть легендарной, если принять во внимание, кто стоял во главе защитников города и славного Черноморского флота, над которым столько в свое время потрудился адмирал Михаил Петрович Лазарев, воспитавший и подготовивший России целую массу лиц, способных с достоинством продолжать его работу и с пользой служить родному делу. Среди них особую славу заслужили адмиралы Нахимов и Корнилов.

Павел Степанович Нахимов 19-летним мичманом поступил на фрегат «Крейсер», отправлявшийся под командой Лазарева к кругосветное плавание. Эта случайная встреча имела влияние на всю его последующую жизнь и службу.

Нахимов обладал редкой способностью отличать все тонкости наклонностей своих подчиненных, снисходить к их слабостям, заглядывать в их душу, взвешивать их побуждения.

^{Адмирал П. С. Нахимов}

Этот неоцененный дар сделал его чрезвычайно влиятельным на сослуживцев. Благодаря своему умению и любви говорить с матросами и своей способности подмечать черты каждого из них, Нахимов сделался знатоком человеческого достоинства, умел действовать на слабую сторону своих подчиненных, говорить с ними по душам, трогать и направлять их своим логичным словом.

Такой способ сближения с подчиненными не уменьшал его видимой требовательности в служебном отношении и внушать к нему одинаковые чувства любви и уважения со стороны всех его подчиненных.

Отличительная черта характера Нахимова и его служебных воззрений состояла именно в том, что он в каждом матросе видел прежде всего человека, а не машину, и старался развить прежде всего духовную силу.

Нахимов хорошо сознал, что одна техническая сторона дела, хотя бы доведенная до тонкости, не поддержит чести флага в те критические минуты, которые требуют полного подчинения чувств человека высшим чувствам защитника чести и славы своей родины и флота.

Нахимов считался лучшим моряком обоих наших флотов, Черноморского и Балтийского. Только одной этой чести он и добивался, а на все остальное смотрел с равнодушием философа.

Такой характер и система Павла Степановича дали ему ту нравственную силу, которая двигала обожавших его матросов на подвиги неимоверные.

Совсем с иным оттенком характера был другой помощник Лазарева, Владимир Алексеевич Корнилов. Человек блестящих способностей, образованный, честолюбивый, энергичный, Корнилов в молодости своей стоял на распутье между светской жизнью столицы и служебной карьерой. Счастливый случай столкнул его в минуту этого перелома с Михаилом Петровичем Лазаревым, и с тех пор имена их обоих стали неразрывны. Корнилов не только был обязан Лазареву своим перерождением, но и воспитанием, морским образованием и движением по службе. Из Владимира Алексеевича получился отличнейший администратор, превосходный моряк и человек, умевший повелевать и влиять на массы.

^{Вице-адмирал В. А. Корнилов}

Но влияние это было основано на несколько иных началах, чем у Павла Степановича Нахимова. Его воздействие не исходило из глубины его сердца, а было следствием выработанной системы, непоколебимой энергии и природного таланта повелевать.

Владимир Алексеевич нелегко подчинял свои убеждения воле и власти другого человека, который не разделял с ним его мнений и воззрений.

Корнилов обладал умением употреблять с пользой способности и самолюбие подчиненных; каждый офицер имел у него на корабле свое место и свою обязанность, с личной ответственностью.

Система обучения у Корнилова была совершенно иная. Он ни в чем не хотел отстать от Нахимова, но достигал этого равенства усиленным и очень часто чрезмерным утомлением людей, заставляя их чуть не десятки раз проделывать какое-либо трудное упражнение.

В служебных отношениях с офицерами Корнилов отличался необыкновенной требовательностью. От его зоркого взгляда не ускользал малейший промах, который всегда ставился виновнику на вид словесно или письменно и иногда в довольно жесткой форме.

«Контр-адмиралов у нас много, — говорил Лазарев о Корнилове, — но нелегко избрать такого, который соединял бы в себе и познания морского дела, и просвещение настоящего времени и которому без опасения можно было бы в критических обстоятельствах доверить и честь флага, и честь нации».

^{Герой обороны Севастополя в Крымскую войну военный инженер Э. И. Тотлебен}

Если Корнилов и Нахимов, закончившие свою жизненную и служебную карьеру при обороне Севастополя, составляли душу этой обороны, то ум инженерной обороны этого «многострадального города» бесспорно принадлежит Эдуарду Ивановичу Тотлебену, начавшему здесь свою блестящую карьеру. Тотлебен, талантливый ученый генерал-адъютанта К. А. Шильдера, соединял вместе с несокрушимой энергией замечательные дарования полевого инженера. Благодаря ему Севастопольская оборона стала образцом не только величия духа, выказанного русским народом в неравной борьбе за честь своей родины, но и примером соединения этого величия с гениальной инженерной обороной самого активного характера.

Примечания:

1

Брат главнокомандующего Дунайской армией.

2

По предположению колонна генерала Соймонова должна была следовать по левому берегу Килен-балочного оврага, но на деле произошла путаница из-за названия — правый или левый берег.

3

Вдова его находилась на попечении Севастопольского комитета.

4

Малахов курган по повелению императора Николая I после смерти Корнилова был переименован в Корниловский бастион.