• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

3 апреля 1939 г. верховное командование германских вооруженных сил (ОКВ) издало директиву «О единой подготовке вооруженных сил к войне», содержащую следующие основные положения:

«Задача вооруженных сил Германии заключается в том, чтобы уничтожить польские вооруженные силы. Для этого необходимо стремиться и готовиться к внезапному нападению. О проведении скрытой или открытой общей мобилизации будет дан приказ только в день наступления, по возможности в самый последний момент…

Планирование военных приготовлений должно проводиться с таким расчетом, чтобы осуществление операции было возможно в любое время начиная с 1 сентября 1939 г.». (см. карту 1 на стр. 34){2}

На основании этой директивы было подготовлено и осуществлено стратегическое развертывание германских вооруженных сил против Польши.

В географическом и военном отношении имелись все предпосылки для быстрой победы над Польшей. Восточная Пруссия и другие области Рейха окружали большую часть Польши с севера и запада. Распад Чехословакии расширил район стратегического развертывания германских вооруженных сил, позволив использовать для этой цели Словакию. С западной границы Германии можно было снять крупные силы, а начертание восточной границы использовать для наступления по сходящимся направлениям достаточно большого количества войск, превосходивших противника в вооружении и оснащении. В этом случае Польша не могла бы рассчитывать на благоприятный исход воины, если бы она стала вести борьбу только своими собственными силами. Быстрый успех немцев мог оказаться сомнительным лишь при условии, что окружить польскую армию не удастся и она своевременно отойдет, укрывшись за Наревом и Вислой. Но полякам с их образом мышления такое отступление казалось невероятным. Тщательно замаскированное стратегическое развертывание немецких войск и внезапный прорыв крупных и подвижных соединений в самом начале войны помешали осуществить отход в последний момент.

В результате ряда мероприятий, которые проводились в июле и внешне могли показаться летними маневрами, удалось перебросить в намеченные районы сосредоточения или стратегического развертывания большое количество кадровых войск, укомплектованных по штатам военного времени, не объявляя при этом мобилизации. Таким образом, кадровые дивизии были передислоцированы из Германии на учебные плацы в Восточную Пруссию якобы для «учебных целей», а также под тем предлогом, что они должны были принять участие в праздновании 25-летней годовщины битвы под Танненбергом. Кроме того, развернутые до штатного состава военного времени соединения провели «окопные работы» на польско-германской границе; танковые, легкие и моторизованные дивизии были стянуты в центральную часть Германии для «осенних маневров». Незадолго до 25 августа дивизии, предназначенные для наступления против Польши и не участвовавшие в этих маневрах, были полностью отмобилизованы и переброшены в районы стратегического развертывания. 25 августа германская сухопутная армия была готова к наступлению.

Группа армий «Юг» под командованием генерал-полковника фон Рундштедта включала 14-ю, 10-ю и 8-ю армии и должна была, сконцентрировав крупные силы в полосе 10-й армии, наступать из района Силезии в общем направлении на Варшаву, разгромить стоящие против нее польские войска и по возможности раньше и как можно более крупными силами форсировать Вислу по обе стороны Варшавы с тем, чтобы во взаимодействии с группой армий «Север» уничтожить польские силы, которые к тому времени еще останутся в Западной Польше. Для этого 14-я армия (под командованием генерал-полковника Листа), наступавшая на южном крыле группы армий, должна была сначала рассеять польские части, находившиеся в восточной части Верхней Силезии, а затем, не останавливаясь, развивать успех в направлении на Краков и, кроме того, подвижными силами по возможности скорее захватить переправы через Дунаец. Удар 14-й армии поддерживался особой группировкой, наступавшей с территории Словакии через горы Бескиды.

Главный удар в направлении на Варшаву наносила 10-я армия под командованием генерал-полковника фон Рейнхенау, располагавшая большим количеством танковых и моторизованных соединений.

8– я армия генерал-полковника Бласковица должна была как можно быстрее продвигаться на Лодзь с задачей обеспечить левый фланг стремительно наступающей 10-й армии от возможных действий поляков.

В группу армий «Север» под командованием генерал-полковника фон Бока входили 4-я и 3-я армии. Перед ней была поставлена задача совместными ударами из Померании и Восточной Пруссии установить связь между Восточной Пруссией и Германией. Впоследствии она должна была согласованными действиями всех сил разгромить противника, обороняющегося в районе севернее Вислы, и затем во взаимодействии с группой армий «Юг» уничтожить польские части, которые еще останутся в западной части Польши. Из излучины рек Одера и Варты наступали лишь небольшие силы, чтобы ввести противника в заблуждение и сковать его войска.

Для осуществления этой цели 4-я армия генерал-полковника фон Клюге наносила удар из Восточной Померании и при содействии частей 3-й армии, наступающей из Восточной Пруссии, захватывала восточный берег Вислы в районе Кульм (Хелмно) и ниже. Затем, не теряя времени, она должна была продолжать наступление из района восточнее Вислы через реку Дрвенца в юго-восточном направлении.

Задача 3-й армии генерал-полковника фон Кюхлера заключалась в том, чтобы частью сил помочь 4-й армии форсировать Вислу, основными же силами, сосредоточенными вокруг Нейденбурга{3}, нанести удар по войскам противника, расположенным севернее реки Нарев, разгромить их и, переправившись через реку, развивать наступление на Варшаву и Седлец (Седльце). Планировалось, что переправа через Вислу у Диршау (Тчев) будет захвачена в результате внезапного нападения. На границах Восточной Пруссии с Польшей и Литвой германское командование предполагало оставить только самые минимальные силы.

Для наступления против Польши были развернуты 44 дивизии, в основном кадровые, в том числе все танковые и моторизованные дивизии. Кроме того, с 1 сентября должны были отмобилизовать еще 10 дивизии, которые, однако, в военных действиях участия не принимали. Германские военно-воздушные силы сосредоточили против Польши около 2 тыс. современных самолетов. Они были объединены в 1-й воздушный флот под командованием генерала авиации Кессельринга, поддерживавший северную группу армий, и в 4-й воздушный флот генерала авиации Лёра, который поддерживал южную группу армий. Немецкая авиация должна была прежде всего уничтожить технику и аэродромы польских военно-воздушных сил. После этого ее задачей являлось помешать мобилизации польской армии, налетами на железные дороги сорвать сосредоточение польских войск в Западной Галиции и западнее Вислы, особенно перед 10-й армией, и, наконец, выделить части для непосредственной поддержки наступающих соединений сухопутных войск.

На немецкий военно-морской флот была возложена задача уничтожить или парализовать польский флот, перерезать морские пути, ведущие к польским базам, в частности в Гдыню, нарушить морскую торговлю Польши с нейтральными странами. Наряду с этим он охранял коммуникации между Германией и Восточной Пруссией, а также обеспечивал морское сообщение со Швецией и Прибалтийскими странами.

Не могло подлежать сомнению, что осуществление такого плана должно было привести к быстрой победе над польскими вооруженными силами.

Польский главнокомандующий маршал Рыдз-Смиглы поставил перед собой неразрешимую с военной точки зрения задачу. Он хотел удержать всю территорию Польши, а против Восточной Пруссии предпринять даже наступательные действия. Если бы он решил действовать совершенно иначе, то есть вести только оборонительные действия, используя водные преграды – реки Нарев, Вислу и Сан, – и предотвратить всякую попытку ударами из Восточной Пруссии, Силезии и Словакии окружить польские войска, то тогда по крайней мере имелась бы возможность вынудить противника вести позиционную войну. Польская армия смогла бы продержаться до тех пор, пока натиск западных держав не заставил бы германское командование снять значительные силы с востока и перебросить их на запад. Конечно, такой план означал бы добровольное оставление противнику индустриального района Верхней Восточной Силезии, большинства заводов вооружения и боеприпасов в Западной Польше и лодзинского текстильного района. Большое значение имела заблаговременная организация обороны за названными выше водными рубежами. Если бы она оказалась неподготовленной хотя бы с точки зрения тылового обеспечения, то вскоре всякое снабжение обороняющихся войск прекратилось бы. Но ничего подобного не произошло. Предусмотренное стратегическое развертывание, которое, однако, еще не было закончено к 1 сентября, скорее может быть объяснено следующими намерениями польского командования.

Далекую южную границу Польши должна была оборонять Карпатская армия{4}, состоявшая главным образом из резервных соединений, расположенных уступом между Тарнувом и Львовом. По плану эта армия заканчивала развертывание к 6 сентября. Далее, в районе между Ченстоховом и Неймарктом создавалась группировка (армия «Краков» в составе шести дивизий, одной кавалерийской бригады и одной моторизованной бригады), которая должна была оборонять Верхнюю Силезию и во взаимодействии с группировкой в районе Велюнь (армия «Лодзь» в составе четырех дивизий и двух кавалерийских бригад) воспрепятствовать продвижению германских частей на Варшаву. Позади этих сил в районе Томашув-Мазовецки, Кельце была предусмотрена еще одна группировка (армия «Пруссия» в составе шести дивизий и одной кавалерийский бригады).

Крупные силы (армия «Познань» – четыре дивизии и две кавалерийские бригады) были расположены в районе Познани, с тем чтобы нанести удар с фланга по немецким войскам, наступающим из Померании или Силезии.

На границе с Восточной Пруссией одна небольшая группировка (две дивизии, две кавалерийские бригады) развертывалась в районе Сувалки, другая, более крупная (армия «Модлин» в составе четырех дивизий и двух кавалерийских бригад) – вдоль южной окраины Восточной Пруссии и третья (армия «Помереллен» – шесть дивизий) – в Польском коридоре. Такое распределение сил указывает на замысел предприняв наступление по сходящимся направлениям против немецких войск в Восточной Пруссии. Между тем возможности польской группировки, расположенной в «коридоре», были весьма ограниченными, так как она могла быть быстро скована немецкими войсками, занимавшими исходные позиции в северо-восточной части Померании.

Небольшие резервы (в общей сложности три дивизии и одна кавалерийская бригада) находились у Вислы в районе Варшавы и Люблина.

Такое распыление армии, которая хотела все прикрыть и нигде не была сильной, не могло привести к успеху в войне против превосходящего, целеустремленно наступающего противника. Если вообще стоит говорить о какой-то стратегической ценности этого плана, его следует объяснить только совершенно явной недооценкой сил и возможностей противника. К тому же поляки жили еще отжившими представлениями о способах и формах ведения войны. Они полагали, что по примеру прошлых войн лишь после окончания стратегического развертывания и следующего за ним соприкосновения подвижных частей постепенно развернутся пограничные бои, в ходе которых должны возникнуть необходимые решения и изменения оперативных планов. Однако германское командование не собиралось начинать войну в такой устаревшей форме.

Немецкие войска, начавшие наступление 1 сентября в 4 часа 45 мин., и стартовавшие одновременно авиационные соединения в течение нескольких дней выполнили поставленные перед ними задачи. Немецкие военно-воздушные силы в первый же день наступления уничтожили слабую польскую авиацию на ее аэродромах, создав тем самым условия для стремительного продвижения сухопутных войск. После этого немецкая авиация могла быть использована для достижения других намеченных целей. Большой ее заслугой было то, что она сделала невозможным организованное завершение мобилизации польских вооруженных сил и крупные оперативные переброски сил по железной дороге, а также серьезно нарушила управление и связь противника, так что польское командование оказалось с самого начала, почти бессильным что-либо сделать.

Так же планомерно развивалось наступление немецких армий. К 7 сентября им удалось либо прорвать приграничную оборону противника и уничтожить польские войска прикрытия, либо вынудить их к беспорядочному отступлению с большими потерями.

14– я армия группы армий «Юг» захватила Верхнесилезский промышленный район, обойдя находящиеся там польские укрепления. Частью сил она наступала через горы Бескиды на Тарнув и, уничтожая или преследуя находящиеся перед ней силы противника, вышла с запада к реке Дунаец.

10– я армия своими многочисленными подвижными соединениями, среди которых было несколько танковых дивизий, вклинилась в расположение противника в районе восточнее Оппельн. Уже 2 сентября ее передовые части достигли реки Варта севернее Ченстохова, а затем соединения этой армии устремились на Варшаву и Радом. 7 сентября 10-я армия на широком фронте переправилась через реку Пилица в среднем течении, а ее передовые отряды стояли уже в 60 км юго-западнее Варшавы, между Томашув-Мазовецки и Лодзью.

8– я армия в соответствии со своей задачей обеспечения фланга от сосредоточенных в районе Познани сил противника наступала за 10-й армией, имея построение глубоким уступом влево, и к 7 сентября достигла приблизительно рубежа Ласк, севернее Калиш.

Группе армий «Север» потребовалось всего лишь несколько дней, чтобы установить связь между Восточной Пруссией и Германией. После боев в Тухольской пустоши против упорно оборонявшихся двух польских дивизий и одной кавалерийской бригады, в результате которых было захвачено 100 орудий и взято в плен 16 тыс. человек, 4-я армия 4 сентября вышла к Висле в районе Кульма (Хелмно). Части 3-й армии, наступающие из Восточной Пруссии, 4 сентября после успешных боев на реке Оса ворвались в северный форт крепости Грауденц (Грудзёндз). На следующий день крепость пала. Таким образом, обе немецкие армии соединились, отрезав пути отхода польских войск в «коридоре».

После этого, 4-я армия переправилась через Вислу у Кульма и стала быстро продвигаться к реке Дрвенца, к которой она вышла на широком фронте 7 сентября. Войска правого фланга этой армии достигли района северо-западнее Тори (Торунь).

3– я армия в ходе наступления сначала встретила сильное сопротивление противника в районе севернее Млава, которое она смогла сломить только после перегруппировки своих сил. Но затем и эта армия стала стремительно продвигаться вперед и к 7 сентября достигла реки Нарев по обе стороны Пултуска. Поляки всюду сражались с большим ожесточением. Но при всей их храбрости на поле боя они были не в состоянии исправить безнадежного положения армии. Кавалерийские атаки против немецких танков не могли эффективно восполнить недостаточную противотанковую оборону, как бы успешны ни были во многих местах ночные нападения на сильно растянутые немецкие соединения.

Таким образом, польские дивизии, прикрывавшие границу, были повсюду раздроблены, рассеяны, отрезаны или преследовались немецкими войсками, что привело к образованию скоплений отступающих войск и вследствие этого к созданию мелких и крупных котлов.

Когда польское правительство поняло, что приближается конец, оно 6 сентября бежало из Варшавы в Люблин. Оттуда оно выехало 9 сентября в Кременец, а 13 сентября в Залещики – город у самой румынской границы. 16 сентября польское правительство перешло границу. Народ и армия, которая в то время еще вела последние ожесточенные бои, были брошены на произвол судьбы.

Сразу же после удачного прорыва приграничной обороны польских войск последовали дальнейшие операции немецкой армии. Они привели к окружению и уничтожению почти всех еще державшихся западнее Вислы сил противника. Затем восточнее Вислы 14-я и 3-я армии предприняли новую операцию. Глубокими ударами с юга и с севера они стремились окружить все польские соединения, находящиеся восточнее Вислы или отходящие в этот район.

На юге 14-я армия первоначально продолжала наносить удар в восточном направлении. Ее действия облегчались тем, что 5 сентября в войну вступила Словакия и одна словацкая дивизия перешла границу у Дукельского перевала. На реке Сан соединения 14-й армии встретили сильную оборону, которую они прорвали севернее Санок, а затем 11 сентября форсировали реку. Перемышль был окружен и обойден с двух сторон. Небольшой немецкий передовой отряд 12 сентября достиг района между Грудеком и Львовом. В течение нескольких дней он вел очень тяжелые бои, пока, наконец, к нему на помощь не подошли крупные силы.

Соединения, наступавшие на левом фланге 14-й армии, после захвата Кракова продвигались по обе стороны верхнего течения Вислы и затем переправились на восточный берег в районе Сандомира. После этого была осуществлена переправа через нижнее течение реки Сан. Продолжая движение на восток, эти соединения столкнулись с крупной группировкой противника в районе Рава-Русская, Томашув. Это были остатки польских армий под командованием генерала Пистора, отошедшие сюда с южной границы. Они были остановлены и при содействии других частей армии, подошедших с юга, к 16 сентября окружены и уничтожены.

10– я армия, переправившись через реку Варта, разделилась и образовала как бы два ударных клина. Соединения южного, правого клина направлялись через реку Пилица и, обходя гору Лысица с запада и востока, продвигались на Радом. Здесь был создан первый крупный котел за все время кампании. После нескольких дней боев, в ходе которых 13 сентября войска противника были окружены, остатки пяти польских дивизий, насчитывавшие 65 тыс. человек и 145 орудий, попали в руки победителей.

Последние сразу же после завершения боев продолжали наступление в восточном направлении и переправились через Вислу 15 сентября между устьями рек Сан и Вепш. Продвигаясь дальше через Люблин, они соединились с частями 14-й армии (которые после своей победы под Рава-Русская повернули на север), достигли реки Буг в районе Влодава и 16 сентября установили там связь с передовыми частями 3-й армии, подтягивающимися с севера через Брест. Внешнее кольцо окружения было сомкнуто.

Соединения левого ударного клина 10-й армии между тем продолжали продвигаться к Варшаве. Уже 11 сентября одно танковое соединение, ушедшее далеко вперед, стояло перед самой Варшавой, однако все его атаки были отбиты.

В эти дни создалось критическое положение на северном фланге 8-й армии, которое временно отразилось и на 10-й армии. Требовалась вся гибкость и осмотрительность германского командования, чтобы без лишних потерь исправить это положение и разгромить противостоящие польские соединения. Ядром последних были четыре дивизии и две кавалерийские бригады армии «Познань», которые до сих пор не были использованы ни для нанесения удара по 4-й немецкой армии в северном направлении, ни для действий против фланга наступающих на Варшаву немецких войск. Когда поляки почувствовали, что их обходят с тыла, они решили отойти на Варшаву. При этом польские дивизии встретили сильно растянутую 30-ю немецкую дивизию, которая обеспечивала северный фланг 8-й армии, наступавшей через Лодзь. Польские войска повернули на юг и на широком фронте атаковали немецкую дивизию. Другие польские силы, которые в результате предыдущих боев на севере и на юге были оттеснены в район западнее Варшавы, соединились с познаньской группировкой и усилили ее. Не только 8-я армия вынуждена была повернуть на север для отражения этих ударов, наносимых с исключительной смелостью и безрассудством очутившихся в безнадежном положении людей, но даже части 10-й армии получили приказ прекратить движение на Варшаву, чтобы атаковать силы противника с востока и впоследствии отрезать им пути отхода на Варшаву. Соединения 4-й армии, которые наступали севернее польской группировки вдоль Вислы на юго-восток, повернули на юг и, переправившись у Плоцка через Вислу, окружили, сперва частично, польские войска с севера. Прежде чем это произошло, 8-й армии с 9 по 11 сентября пришлось вести тяжелые оборонительные бои с польскими войсками, без конца предпринимавшими попытки пробиться на юг. Но кольцо окружения постепенно сужалось. 16 сентября поляки совершили последнюю отчаянную попытку прорыва у Лович, затем их силы были сломлены. Оттесненные в район между реками Висла и Бзура, 19 сентября остатки девятнадцати польских дивизий и трех кавалерийских бригад во главе с командующим генералом Бортновским, всего около 170 тыс. человек, сложили оружие. Последняя группировка противника на западном берегу Вислы была ликвидирована.

Пока исправлялось критическое положение, в котором единственный раз за всю кампанию очутились немецкие войска, соединения 4-й армии, оставшиеся севернее Вислы, продолжали наступление на юг и окружили с севера и запада крепость Модлин (во время первой мировой войны – Новогеоргиевск). 3-я армия, действовавшая на направлении главного удара группы армий «Север», наступала уже восточнее Вислы. Она продвигалась вслед за танковым корпусом Гудериана, который после прорыва польской обороны в Тухельской пустоши был немедленно переброшен через Восточную Пруссию и введен в бой левее 3-й армии для параллельного преследования отходящих польских войск. 9 сентября эта армия переправилась через реку Нарев в районе Ломжа и затем неудержимо устремилась на юг. 11 сентября она переправилась через реку Буг в районе Вышкува и восточнее. Затем 3-я армия, глубоко обойдя Варшаву с востока, повернула через Седльце на запад, чтобы окружить столицу и перерезать пути отхода вдоль Вислы. Между тем подвижные соединения Гудериана продвигались на юго-восток. Один немецкий передовой отряд прорвал 14 сентября линию фортов Бреста и пробился к цитадели. Однако только после подхода более крупных сил сопротивление гарнизона были сломлено к 17 сентября. В этот день другие части корпуса, продолжавшие наступать в южном направлении в обход Брест-Литовска, достигли Влодавы и установили там связь с передовыми частями 10-й армии.

13 сентября в руки немецких войск перешла небольшая крепость Осовец на северо-востоке Польши. В тот же день одна из польских дивизий, отрезанная от остальных польских сил, вынуждена была сложить оружие в районе Острув-Мазовецки.

Теперь оставалось только окружить Варшаву с запада, но после окончания битвы под Кутно это не представляло трудностей.

19 сентября польская кампания фактически закончилась. Варшава, несмотря на неоднократные предложения немцев прекратить бессмысленную борьбу, держалась до 28 сентября, хотя была сильно разрушена артиллерийским огнем и бомбардировками.

21 сентября по предложению немцев во время согласованного местного перемирия из города были эвакуированы представители дипломатических миссий и 1200 иностранцев. 30 сентября капитулировала крепость Модлин, а 2 октября последнее сопротивление поляков было сломлено: небольшой военный порт Хель сдался после упорного боя, в котором особенно отличилась немецкая морская пехота.

В войне, длившейся 18 дней, польская армия была совершенно уничтожена. 694 тыс. человек попали в плен к немцам, 217 тыс. человек – к русским. Остальные, возможно около 100 тыс. человек, спаслись бегством через границы Литвы, Венгрии и Румынии. Количество убитых поляков, вероятно, никогда не будет точно установлено.

Германские вооруженные силы успешно закончили свою первую «молниеносную войну». Новые тактические и оперативные принципы оправдали себя на практике, во всяком случае против противника, уступающего не только в технике, но и в тактике и искусстве управления войсками, против противника, который своими безответственными в оперативном отношении действиями в значительной степени ускорил быструю победу немецких войск.

Все это должно было способствовать тому, чтобы война развивалась точно по заранее намеченному плану. Великий прусский стратег Мольтке когда-то писал: «Ни один оперативный план не остается неизменным после столкновения войск с главными силами противника. Только профан может надеяться в ходе войны последовательно и до конца проводить заранее сложившуюся, тщательно продуманную во всех деталях идею».

Действительно, были люди, которые уподоблялись такому профану. И все же германское командование нарушило вечные истины своего великого учителя. Оно понимало, что теория Мольтке предполагает наличие двух приблизительно равных по силам противников, которые имеют одинаковые принципы управления войсками и которые после первого столкновения армий еще сохраняют свободу оперативного маневра – то есть Мольтке имел в виду нормальный случай ведения войны. В польской же войне ни одной из этих двух предпосылок не было. Поляки значительно уступали немцам в силах и средствах, их принципы управления войсками, если оно вообще осуществлялось, давно устарели, свобода оперативного маневра была ими потеряна с первого дня. Поэтому германское командование не видело в этом примере обязательного рецепта для победы, действительного и на будущее. Тот факт, что подобный метод оправдал себя также в 1940 г. объяснялся как тем, что французы не сделали из польской войны должных выводов, так и приблизительно аналогичной разницей в силах и средствах. Тогда настоящие профаны объявили Гитлера «величайшим полководцем всех времен». Но в России не существовало уже таких условий, какие были во время Польской и Западной кампаний: немецкие армии не могли в ходе концентрического наступления окружить и уничтожить противника, глубина района операций не определялась ни сухопутными границами, ни морскими берегами, немцам не удалось добиться решающего перевеса в первых же операциях. Наоборот, немецкие войска затерялись на огромном пространстве и встретили упорного противника. Это была опять «нормальная» война, а, следовательно, теория Мольтке вновь стала действительной. Гитлер видел только внешнюю сторону Польской кампании и был окрылен достигнутым успехом. Для германского военного командования победа также не была неожиданностью. Победой были довольны, но в то же время сознавали ее весьма относительную ценность и давали ей холодную, трезвую оценку. Германское командование не упустило из виду и значение небольших потерь. Небольшие потери являются, конечно, признаком хорошей боевой подготовки и умелого командования, но они также свидетельствуют о том, что было лишь немного ожесточенных боев, являющихся истинным критерием для оценки боеспособности войск.

Немецкий народ потерял 10 572 человека убитыми, 30 322 ранеными, 3409 пропавшими без вести. Он воспринял эти сравнительно небольшие цифры потерь с большим облегчением, но не смог их правильно истолковать. Пропаганда искусно использовала их для того, чтобы еще больше укрепить доверие народа к его руководителям и психологически настроить его на продолжение войны.

Когда уже не приходилось сомневаться в успешном для Германии исходе войны с Польшей, Советский Союз решил, что пришло самое подходящее время, чтобы извлечь первую пользу из договора, заключенного с Германией одновременно с пактом о ненападении. 17 сентября русские войска перешли польско-русскую границу на всем ее протяжении. Правительство Советского Союза следующим образом обосновало свои действия: «Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это значит, что польское государство и его правительство фактически перестали существовать. Тем самым прекратили свое действие договора, заключенные между СССР и Польшей. Предоставленная самой себе и оставленная без руководства, Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих, создать угрозу для СССР. Поэтому, будучи доселе нейтральным, Советское правительство не может больше нейтрально относиться к этим фактам».

Русские соединения, отмобилизованные в начале сентября, не встречали организованного сопротивления. В тех местах, где с характерным для поляков фанатизмом вспыхнула борьба, как, например, восточнее. Белостока и Бреста, а также в районах Ковеля и Львова, который так и не был взят немцами, сопротивление было вскоре сломлено. При этом последние остатки польской армии попали в плен частично к немцам, частично к русским. К 21 сентября в руки русских попало 217 тыс. поляков; среди них находились и офицеры, значительная часть которых вскоре после этого погибла в Катыни{5}.

В ходе военных действий немецкие войска, естественно, продвинулись значительно восточнее согласованной в Москве демаркационной линии, проходившей за реками Нарев, Висла и Сан. Тогда Советский Союз потребовал скорейшего очищения положенной ему территории. В районе северо-западнее Львова, где немецкая 14-я армия еще вела боевые действия, в период с 21 по 26 сентября даже создалось критическое положение, когда остатки польских дивизий и кавалерийских бригад, которые пробились от границы Восточной Пруссии до этого района, пытались прорвать фронт двух немецких армейских корпусов, чтобы проложить себе путь в Венгрию. После ожесточенных боев оставшиеся в живых 4 тыс. человек предпочли немецкий плен русскому.

Свое формальное завершение оккупация Польши нашла в русско-германском договоре о дружбе и границе, который был заключен 28 сентября снова в Москве. Со стороны Германии его подписал министр иностранных дел. Это соглашение устанавливало сферы интересов обеих держав и означало для Германии отказ от всякого влияния в Финляндии, Латвии, Эстонии, Литве и Бесарабии. Советский Союз готовился предпринять дальнейшие шаги для распространения своей власти на новые области. Демаркационную линию, установленную в Москве в августе месяце с учетом преобладания польского населения в районах между Вислой и Бугом, отодвинули обратно к Бугу. Область, расположенная восточнее этой реки, была передана Советскому Союзу.

Гитлер использовал победу Германии для перенесения германско-польской границы, вызывавшей сильные опасения. Он не ограничился старой границей германской империи 1914 г., а передвинул восточно-прусскую границу вплотную к воротам Варшавы и включил район до города Лодзь, переименованного в Литцманштадт, в Вартскую область, занимавшую территорию старой Познанщины. Это проникновение далеко вглубь страны и присоединение исконно польских земель было не только внешнеполитическим бременем. Оно привело также к осуществлению «расовой политики» и переселению, классификации на различные категории проживавших в Польше немцев и всем вытекающим отсюда обоюдоострым явлениям, которые отразились и на вооруженных силах. Впоследствии в немецкой армии была категория таких солдат, чьи ближайшие родственники еще считались «политически подозрительными» и «в расовом отношении неполноценными».

Маленькое остаточное польское государство было объявлено генерал-губернаторством, столицей его стал Краков. Всякая самостоятельная жизнь Польши прекратилась. Действие «расовой политики» было здесь еще злее, чем в новых германских областях. Угнетение всего польского, а также начавшееся уже тогда преследование евреев вызвали вскоре сильные противоречия между военными служебными инстанциями и политическими и полицейскими исполнительными органами. Оставленный в Польше в качестве командующего войсками генерал-полковник Бласковиц в докладной записке выразил резкий протест против этих действий. По требованию Гитлера он был смещен со своего поста.

Германия и Советский Союз стали теперь соседями. Вначале каждое из двух государств проводило свою собственную политику, направленную на то, чтобы не ущемлять интересов партнера, если они вообще непосредственно затрагивались. В глазах всего мира политическое сотрудничество этих двух держав, по-видимому, стало еще более тесным, так как после заключения договора о дружбе и границе они опубликовали совместное заявление о том, что «ликвидация настоящей войны между Германией, с одной стороны, и Англией и Францией, с другой стороны, отвечала бы интересам всех народов».

В меморандуме английскому военному кабинету от 25 сентября Черчилль дал следующую оценку обстановки: «Русские теперь граничат непосредственно с Германией, и оголение Восточного фронта для Германии совершенно невозможно. Там должна быть оставлена большая немецкая армия. Насколько мне известно, генерал Гамелен оценивает ее численность минимум в двадцать дивизий. Но их может быть и двадцать пять или еще больше. Поэтому Восточный фронт существует, по крайней мере, потенциально».

В этом склонны усматривать своего рода целенаправленный оптимизм, который уже заранее ставит преграду всякой, быть может, зарождающейся в военном кабинете мысли положить конец войне. В действительности же с востока очень скоро были сняты все боеспособные войска, не считая незначительные оккупационные войска, состоявшие из контингентов старых возрастов, и полицейские части. С военной точки зрения -Восточный фронт уже не существовал; война теперь велась только на одном фронте.

Гитлер решил возможно скорее использовать создавшееся положение, которого с нетерпением ждали уже десятки лет, без всяких шансов на его осуществление, и, оставив небольшие войска прикрытия на востоке, направить всю мощь германских вооруженных сил против Запада.

Относительно западных стран в «Директиве № 1 о ведении войны» говорилось следующее:

«Ответственность за развязывание войны следует целиком возложить на англичан и французов. На незначительные нарушения границ нужно вначале ответить действиями чисто местного порядка.

Обещанный нами Голландии, Бельгии, Люксембургу и Швейцарии нейтралитет должен строго соблюдаться.

Если Англия и Франция начнут военные действия против Германии, то задача действующих на Западе вооруженных сил будет заключаться в том, чтобы путем сохранения сил обеспечить предпосылки для победоносного завершения операций против Польши. В соответствии с этой задачей необходимо, насколько возможно, уничтожать вооруженные силы противника и его экономический потенциал. Начинать наступление только по моему приказу.

Сухопутные силы удерживают Западный вал и готовятся к предотвращению его обхода с севера в случае, если западные державы нарушат нейтралитет Бельгии и Голландии».

Протяженность фронта от Базеля до германско-люксембургской границы составляла 400 км, а оттуда до Рейна северо-западнее Везеля – еще 250 км. (см. карту 2)

Для выполнения своей задачи группа армий «Запад» под командованием генерал-полковника Риттер фон Лееб, действовавшая на этом сильно растянутом фронте, имела в распоряжении 8 кадровых и 25 резервных и ландверных дивизий. Последние еще нужно было отмобилизовать, и их нельзя было считать полностью боеспособными ни с точки зрения технического оснащения, ни с точки зрения боевой подготовки. Танковых соединений группа армий «Запад» не имела. Западный вал (линия Зигфрида), который значительно уступал в мощности линии Мажино и частично еще строился, не являлся непреодолимым препятствием для противника, решившегося на наступление, и не мог компенсировать недостаточное количество используемых сил. Последние были развернуты на следующих рубежах: 7-я армия (командующий генерал артиллерии Долльман) вдоль Рейна от Базеля до Карлсруэ, 1-я армия (командующий генерал-полковник фон Витцлебен) – от Рейна до люксембургской границы, заняв Западный вал. Небольшая оперативная группа «А» под командованием генерал-полковника барона фон Гаммерштейна охраняла границы с нейтральными государствами до города Везель.

Черчилль совершенно правильно пишет в своих мемуарах: «Несмотря на огромный рост мощи Германии после Мюнхенского соглашения, германское верховное командование, пока Польша не была побеждена, было очень озабочено положением на Западе. Только деспотическая власть Гитлера, его сила воли и престиж, которым он был обязан своей уверенности в правильности принятого политического решения, побудили или заставили генералов пойти на риск, представлявшийся им неоправданным».

Когда 3 сентября Франция объявила войну, она собиралась оборонять только границу с Германией. Войска заняли линию Мажино, за ней расположили небольшую «армию прикрытия». Но мобилизация всей сухопутной армии еще только начиналась. Для ее осуществления и для стратегического развертывания всех отмобилизованных войск был назначен трехнедельный срок. Сокращение этого срока было, по мнению французов, мало вероятным. Зато они считали целесообразным предпринять наступление до окончания стратегического развертывания, как только будут собраны достаточные силы.

Первые две дивизии английского экспедиционного корпуса могли прибыть на континент лишь в первой неделе октября, еще две – во второй половине октября. На другие английские дивизии пока не приходилось рассчитывать. Для французов это также служило основанием не начинать наступательных действий, всю тяжесть которых они должны были нести одни. Немаловажным, может быть, даже главным фактором, удерживавшим французов от наступательных действий, было, наконец, то, что они боялись сильного превосходства немцев в воздухе, и уже по этой причине хотели избежать всякого активного ведения войны.

Таким образом, поляки были оставлены на произвол судьбы, и произошло как раз то, на что рассчитывал Гитлер. Французы ограничились несколькими атаками местного значения в предполье Западного вала. Поскольку последний не везде следовал изгибам границы и был проведен как можно более прямо, а немецким войскам было приказано вести осторожные действия, то французы сумели сравнительно легко занять два выступающих вперед участка – участок «Варндт» юго-западнее Саарбрюккена и выступ границы между Саарбрюккеном и Пфальцским лесом. Наступление на этом последнем участке, предпринятое 13 сентября, временно вызвало у немцев боязнь прорыва французских войск в направлении на Цвейбрюккен и заставило срочно стянуть резервы к угрожаемому участку.

Когда после окончания войны с Польшей стала заметной переброска немецких соединений, высвободившихся на Востоке, французы начиная с 3 октября стали очищать большую часть занятой ими пограничной зоны. Они не хотели ставить под удар выдвинутые вперед силы и отошли к государственной границе, а частично и за нее. Немцы последовали за ними и были немало удивлены плохо подготовленными в инженерном отношении полевыми позициями.

В сводке германского верховного командования от 18 октября были объявлены общие потери немцев на Западном фронте: 196 человек убитыми, 356 ранеными и 144 пропавшими без вести. За этот же период было взято в плен 689 французов. Кроме того, было потеряно 11 самолетов.

Эта цифра показывает, насколько ограниченными в то время были действия авиации обеих сторон, не выходившие за рамки разведывательных полетов. Французы требовали от англичан прекратить воздушные налеты на Германию, так как они боялись ответных налетов на свои незащищенные промышленные предприятия.

В то время как французы хотели сохранить это промежуточное состояние между войной и миром, у Гитлера Созревали новые планы. Под впечатлением быстрого успеха в Польше он решился как можно скорее начать наступление на Западе. В конце сентября он сообщил об этом решении главнокомандующим сухопутными, военно-морскими и военно-воздушными силами. Генерал-полковник фон Браухич был совершенно не согласен с таким поворотом событий. Он, как и другие руководители сухопутной армии, испытывал сильное разочарование: планы Гитлера, заверявшего, что удастся ограничиться войной только с Польшей, не оправдались. Решение Гитлера казалось ему тем более нецелесообразным, что военные действия, которые на Западе почти совсем не велись, теперь активизировались немцами, хотя не были исчерпаны последние возможности прийти к соглашению с Западом. Еще больше Браухича беспокоило то, что наступление на Западе можно было предпринять, только нарушив торжественно гарантированный Германией нейтралитет Бельгии, а также, вероятно, и Голландии. Германию снова ждала ненависть за нарушение нейтралитета, так гибельно сказавшаяся на ее судьбе в первую мировую войну. Но совершенно независимо от этого ни он, ни его начальник генерального штаба не верили в необходимость наступления. Нежелание Франции вести войну уже проявилось достаточно открыто, и не было никаких признаков, указывающих на возможность изменения такой позиции в будущем. Наоборот, многое говорило за то, что еще больше усилится стремление Франции положить конец войне, ставшей, по ее мнению, бесцельной. Наряду с этими принципиальными политическими соображениями у генерал-полковника фон Браухича были и серьезные опасения чисто военного характера. Он не был убежден в том, что германская сухопутная армия является достаточно сильной и боеспособной, чтобы добиться решающей победы на Западе. Поскольку ему казалось, что бесполезно убеждать Гитлера, выдвигая политические аргументы, он решил со всей прямотой изложить ему свои сомнения только как военный специалист. Если они подействуют, то будет выиграно время и в политическом отношении. Опасения Браухича в основном сводились к следующему. Танковые соединения, получившие большую нагрузку в Польше, сильно нуждались в переформировании. Легкие дивизии нужно было преобразовать в танковые дивизии. Многочисленные резервные дивизии и дивизии ландвера не были полностью пригодными к ведению оборонительных действий, не говоря уже о невозможности использовать их для наступления. Они настоятельно нуждались в дальнейшем обучении и модернизации своего вооружения. Представлялось сомнительным, сможет ли военная промышленность покрыть огромный спрос на боеприпасы, который возникнет при ведении крупной войны, продолжающейся несколько месяцев. Браухич не побоялся также указать на недостаточный наступательный дух, который выявился в Польше, по крайней мере, у некоторых не вполне подготовленных дивизий. Эти слова попали в самое чувствительное место. Гитлер чувствовал себя так, как будто его лично оскорбили: ведь эта критика представляла нападки на успехи национал-социалистского воспитания, за которое он чувствовал себя ответственным и в положительных результатах которого он был убежден. Разногласия привели к серьезному раздору между Гитлером и Браухичем, и это осталось уже навсегда. Давно существовавшая между ними скрытая неприязнь теперь стала открытой и впоследствии обострила противоречия делового характера в области руководства операциями.

В своих военных решениях Гитлер не терпел возражений, особенно после того, как его предложение о мире от 6 октября не нашло отклика у западных держав. Его замыслы были наиболее отчетливо выражены в директиве от 9 октября 1939 г., в которой говорилось:

1. Если в ближайшее время станет известно, что Англия и Франция не хотят прекратить войну, то я приму решение вскоре начать активные и наступательные действия.

2. Длительное выжидание приводит не к устранению нейтралитета Бельгии и, может быть, Голландии, а все больше усиливает военную мощь наших врагов, подрывает веру нейтральных стран в конечную победу Германии и не способствует тому, чтобы привлечь на нашу сторону Италию в качестве военного союзника.

3. Поэтому для дальнейшего ведения военных действий приказываю:

а) на северном фланге Западного фронта подготовить наступление через территорию Люксембурга, Бельгии и Голландии. Наступление должно быть предпринято как можно большими силами и как можно скорее;

б) цель этой операции – уничтожить по возможности более крупные соединения французской армии и союзников, стоящих на ее стороне, и одновременно захватить как можно больше территории Голландии, Бельгии и Северной Франции, чтобы создать плацдарм для успешного ведения воздушной и морской войны против Англии и расширить предполье жизненно важной Рурской области.

Несмотря на свои опасения, главнокомандующий сухопутными войсками поручил генеральному штабу разработать «директиву Гельб о стратегическом развертывании», которую он подписал 29 октября.

В своем первом варианте этот план не был претворен в жизнь. В нем говорилось, что направление главного удара немецких войск проходит по обе стороны Льежа, то есть значительно севернее, чем это было в операции, действительно проведенной в мае 1940 г.

Директива заканчивалась распоряжением группам армий «Б» и «А» сосредоточить свои войска таким образом, чтобы они за шесть ночных переходов могли занять исходные позиции для наступления.

Главнокомандующий сухопутными силами последовал приказу Гитлера, но не оставил мысли помешать его осуществлению. Он нашел полнейшее понимание и поддержку лиц, с которыми он ближе всего сталкивался по службе, а также у занимавших высокие посты генералов сухопутных войск. Все они считали, что количество и качество имеющихся сил не позволяли надеяться на решающий успех. Не говоря уже о всех других опасениях, остановленное противником наступление должно было привести к гибельной позиционной войне.

Несомненно, что Гитлер не прислушался к голосу военных, хотя желательнее для него наступление осенью не было проведено. 7 ноября он приказал «после доклада о состоянии погоды и транспорта», чтобы начало наступления было отложено натри дня. Это была первая из двенадцати последующих отсрочек дня «Д» (дня Начала операции) за период с 9 ноября 1939 г. по 20 января 1940 г. Наконец, наступившая суровая зима 1939/40 г. заставила окончательно отложить наступление до весны 1940 г. Внешне главной причиной всех отсрочек оставалось «состояние погоды». Во всяком случае, длительный период хорошей погоды имел исключительно важное значение для действий авиации как решающего фактора успеха. Постоянные отсрочки наступления действовали на войска и главное командование сухопутных сил почти как война нервов. Настоятельно необходимая боевая подготовка была крайне затруднена. Учебные программы, рассчитанные на длительный период обучения, стали бессмысленными, так как каждый день приходилось ожидать начала войны. Переброски в учебные лагеря для проведения стрельб должны были производиться с учетом возможности своевременного сбора в районах исходных позиций. Штабы и войска нее время находились в нервном напряжении. И все же для обучения и сколоченности соединений, в противоположность французской армии, в ту зиму было сделано исключительно много. Независимо от того, были ли согласны высшие военные руководители в это время, как и впоследствии, с решениями Гитлера или не одобряли его решений, их чувство ответственности перед войсками оставалось всегда одинаковым. «Саботаж» военных планов они никогда бы не могли совместить со своей совестью. Подобного рода слухи относятся к области фантазии или, главным образом в более поздние годы, являются злонамеренным вымыслом.

Гитлер знал, насколько сильным – и не только у верхушки сухопутной армии – был внутренний протест против его замыслов. Это можно было понять уже из необычного для военного приказа политического обоснования директивы от 9 октября. 23 октября 1939 г. он обратился с большой речью к видным генералам сухопутной армии и авиации, а также к адмиралам. Против них как военных специалистов он, конечно, ничего не мог возразить. Он сделал им даже комплимент, сказав, «что нынешнее командование много лучше, чем в 1914 г.» Наконец, используя примеры из далекой истории, он попытался идеологически привлечь их на свою сторону. Гитлер дал понять, что конфликт с Западом рано или поздно должен все равно произойти, если Германия хочет завоевать необходимое жизненное пространство. Всякий другой путь означает, по его мнению, смерть нации. Если воздерживаться от насилия по отношению к внешнему миру, то неизбежно придется ограничить рождаемость. Это – величайшая трусость. Принципиально он создал вооруженные силы не для того, чтобы не воевать. «Решение воевать было во мне всегда».

Но и международная обстановка, по его мнению, заставляет действовать. Никто не знает, как долго просуществует пакт с Советским Союзом, обеспечивающий прикрытие с тыла. Усиление лагеря противников Америкой сейчас еще не имеет существенного значения. Но время работает на противников, и они никогда не заключат мира, если соотношение сил станет менее благоприятным для Германии. Несомненно, Англия и Франция предприняли бы наступление, если бы они были достаточно подготовлены, и затем оказали бы нажим на Бельгию и Голландию, чтобы вынудить последних запросить у них помощи. Тогда Рурская область, эта ахиллесова пята Германии, окажется в величайшей опасности.

Удар на Западе будет означать, по его словам, не отдельный эпизод, а завершение войны в целом. В боеспособности германских вооруженных сил он глубоко убежден. Он был очень сильно оскорблен, когда услышал, что германская армия никуда не годится. «Я не выношу, когда говорят, что в германских вооруженных силах не все благополучно». Во всяком случае, командование должно показывать пример фанатической решительности.

Во всех своих выступлениях он всегда выдвигал себя на первый план: «Как последний фактор я должен, при всей моей скромности, назвать свою собственную незаменимую персону. Я убежден в силе своего ума и в своей решимости. Войны всегда оканчиваются только уничтожением противника. Думать иначе непростительно». Форма, в которой он взял на себя смелость решить судьбу немецкого народа, была просто дерзкой. «Я поднял немецкий народ на большую высоту, хотя нас сейчас во всем мире ненавидят. Это достижение я ставлю на карту. Я должен выбирать между победой и уничтожением. Я выбираю победу. Мое решение неизменно. Я предприму наступление на Францию и Англию в самом скором времени и в наиболее благоприятный момент».

Гитлер еще никогда не высказывался так открыто. Каждому слушающему его должно было стать ясно, что только победа или поражение ожидает немецкий народ, возглавляемый таким фанатиком. Конечно, число тех, кто давал себя ослепить и увлечь, было незначительно. Дальновидных людей, трезво смотрящих на вещи, он не мог убедить. Неверие в решающий успех немедленного наступления на западе, о котором прежде всего шла речь, вообще было невозможно рассеять. Верно также и то, что военные, занимавшие ответственные посты, имели правильнее представление о положении дел. Успехи, достигнутые весной 1940 г., не доказывают обратного, потому что решающие факторы, которые сделали их тогда возможными, отсутствовали осенью 1939 г. Здесь опять неизбежно возникает вопрос, мог ли кто-нибудь, совершив акт насилия, изменить этим судьбу. Главнокомандующего сухопутными силами в ту зиму постоянно терзали мучительные сомнения, должен ли он действовать. Но позже, когда эти сомнения были преодолены, остался открытым практически более сложный вопрос о том, могло ли быть осуществлено устранение Гитлера и каким образом это можно было сделать. Всякий контакт с врагами, так же как и саботаж планов Гитлера, главнокомандующим заранее исключался. Покушение не входило в его расчеты по соображениям морального порядка. На что же, в таком случае, надо было направить главные усилия? Конечно, немецкий народ внутренне не был готов к длительной мировой войне с сомнительным исходом, воспоминания о 1914 г. пугали его и заставляли бояться предполагаемого нарушения Германией нейтралитета ряда стран. Но вера в «фюрера» в широких массах народа была слишком глубока, партийный аппарат крепко держал в своих руках народ, опутанный сетями пропаганды. Станет ли повиноваться армия? Как поведет себя авиация, флот, как вообще практически осуществить государственный переворот? Исторический анализ, может быть, покажет, что в тот момент имелась одна из последних, пожалуй, самая последняя возможность изменить ход истории. Будут также утверждать, что выход всегда находился там, где его искали достаточно настойчиво. Но следует и отдать должное невероятной душевной борьбе, которую нельзя себе даже представить, а также почти непреодолимым трудностям практического осуществления.

Растущая мощь армий западных стран, а также сомнения в том, позволит ли оперативный план от 29 октября достигнуть чего-нибудь еще, кроме более или менее крупного первоначального успеха, привели в последующие месяцы к пересмотру плана совместно всеми высшими командными инстанциями и штабами групп армий. Пересмотр касался главным образом решающего вопроса: как добиться уничтожения всех сил противника, находящихся севернее Соммы? Этого, по-видимому, нельзя было осуществить, если главный удар нанести через Бельгию по обе стороны Льежа. Если бы не удалось, как в Польше, прорвать оборону противника первым же ударом и в Бельгии произошло бы простое оттеснение сил, то возникла бы опасность организованного отхода противника или даже позиционной войны. Ударная сила войск могла оказаться достаточной, чтобы выйти к Ла-Маншу, что имело исключительную важность для последующего ведения войны против Англии. Однако не позднее чем у укрепленной франко-бельгийской границы наступление, предположительно, должно будет остановиться.

Значительно более эффективной обещала стать операция, в ходе которой наступающие войска уже с самого начала охватывали все силы противника, расположенные на территории Бельгии и Северной Франции, и создавали как можно скорее угрозу с тыла. Еще в начале ноября был запланирован удар группы моторизованных соединений. Предусматривалось, что этот удар будет представлять собою нечто большее, чем отвлекающую операцию и, «используя безлесную полосу по обе стороны Арлона и Флоранвиля, должен быть нанесен в направлении на Седан с задачей внезапно захватить западный берег реки Маас в районе Седана и юго-восточнее и этим самым создать благоприятные предпосылки для дальнейшего развития операций». Такой удар служил намеком на необходимость коренной переделки предыдущего оперативного плана. На последней особенно настаивал – и даже доложил об этом Гитлеру – генерал фон Манштейн, бывший тогда начальником штаба группы армий «А». Идея об изменении плана еще только обсуждалась, когда 10 января 1940 г. один офицер германской авиации вылетел в качестве курьера с важными документами из Мюнстера в Кельн вопреки категорическому приказу пользоваться в таких случаях только железной дорогой. Самолет сбился с курса и совершил посадку на территории Бельгии. Прежде чем пассажирам удалось уничтожить документы, они были окружены бельгийцами и взяты в плен. Теперь немцы должны были учитывать, что план наступления войск правого крыла немецких армий стал известен противнику.

Это происшествие послужило последним толчком к тому, чтобы отказаться от прежнего оперативного плана и разработать новый, который вначале казался почти неосуществимым. Он сводился к смелому замыслу предпринять наступление тремя танковыми группами, вначале на фронте только 60 км между Мальмеди и Люксембургом, через трудно проходимые лесистые Арденны с их многочисленными глубокими долинами, тянущимися с севера на юг. Затем немецкие войска должны были неожиданно для противника, по всей вероятности занимавшего подготовленную оборону, форсировать реку Маас между Динаном и Седаном. Полагали, что, если даже этот удар будет успешно осуществлен – а это зависело от многих случайностей, – решающий успех будет возможен только в том случае, если одновременно крупные англо-французские силы, стоящие на юго-западной границе Бельгии, выступят против немецких армий, наступающих на Голландию и Бельгию, и будут скованы последними прежде, чем противник поймет смертельную опасность, которую представляет для него удар на Маасе южнее Намюра. Нельзя было также упускать из виду, какие крупные резервы французы смогут ввести в центре приблизительно в районе Ретель, чтобы создать угрозу южному флангу наступающих немецких войск, переправившихся на левый берег реки Маас. «Внезапный удар на Седан – это такая операция, в которой можно самому потерпеть поражение», – так отозвался Иодль в феврале о новом плане.

Однако, несмотря на все возникавшие сомнения для достижения оперативной внезапности, нельзя было придумать ничего лучше этой смелой операции. Поэтому о ее подготовке был отдан приказ.

Положение на фронте оставалось спокойным. Продолжались поиски разведчиков, имевшие задачей захват пленных, командование пополняло свои Сведения о составе и расположении войск противника и о моральном состоянии французских войск. Англичане до середины октября четырьмя дивизиями (два армейских корпуса) заняли позиции на бельгийско-французской границе между Мольд и Байёль, то есть вдали от фронта. В этом районе проходил почти сплошной противотанковый ров, прикрываемый фланкирующим огнем дотов, расположенных на 1000 м одни от другого. Эта позиция, которая сооружалась как продолжение линии Мажино на случай прорыва немецких войск через Бельгию, зимой 1939/40 г. была закончена. Начиная с ноября на Саарский фронт каждые три недели прибывал один полк, а в начале мая туда была переброшена целая дивизия.

В декабре во Франции была сформирована пятая дивизия из ранее прибывших частей, а в первые месяцы 1940 г. из Англии прибыли еще пять дивизий, так что британский экспедиционный корпус вырос до 10 дивизий. В тылу английских войск было создано почти 50 аэродромов с цементными взлетно-посадочными полосами. Многочисленные дороги соединяли английские позиции с портом снабжения Нантом.

Если англичане и немцы зимой развернули широкую подготовку к предстоящим действиям, то французская армия этим совершенно не занималась. Собственное наступление командование планировало предпринять не раньше осени 1941 г. В наступление противника не особенно верили. Войска вообще не нацеливались на ведение войны. Широко распространенное меткое выражение «drole dе guerre» – «странная война» – было характерным для отношения французов к войне и к родине. Черчилль, который с момента возникновения войны входил в состав английского военного кабинета как морской министр и с самого начала боролся за возможно более активное ведение военных действий, был очень озабочен событиями во Франции, так изменившейся с 1918 г. 19 сентября он писал премьер-министру Чемберлену: «Я так сильно настаиваю на доведении английской армии до 50-55 дивизий потому, что сомневаюсь, чтобы французы согласились с таким распределением нагрузки, которое возлагало бы на нас ведение войны на море и в воздухе, а на них – всю тяжесть потерь в воине на суше. Я считаю уместным сообщить французам о нашем намерении. Но вопрос о том, достигнем ли мы этой цели на 24-м, 30-м или 40-м месяце, должен оставаться открытым».

Естественно, во французском и английском генеральных штабах предавались мыслям, как следует встретить возможное наступление немцев. Было совершенно ясно, что оно могло иметь успех только при использовании бельгийской и, очевидно, голландской территории. Военные переговоры с Бельгией были затруднены тем, что эта страна, которая после первой мировой войны тесно примкнула в военном отношении к западным державам, в 1936 г. снова вернулась к своей традиционной политике нейтралитета. К тому же бельгийское правительство еще 23 июня 1939 г. заявило о своем нежелании вести какие бы то ни было переговоры с западными державами по линии генерального штаба. Хотя бельгийцы строили оборону на удержании прежде всего германско-бельгийской границы, однако они упорно не хотели пустить в свою страну войска западных держав до фактического нарушения нейтралитета Германией. Они, как и голландцы, все еще надеялись на то, что войне можно положить конец, прежде чем она станет реальностью. С этой целью оба правительства 7 ноября 1939 г. сделали воюющим странам предложение о посредничестве, «чтобы облегчить возможные переговоры». В своем ответе западные державы подчеркивали, что их целью является восстановление Польши и Чехословакии, в то время как Германия обещала «тщательное рассмотрение» ноты.

По вопросу о том, какие действия следует предпринять в случае наступления немецких войск через Бельгию и Голландию, между Англией и Францией возникли длительные разногласия, которые начались сразу же после окончания войны с Польшей. Их исход должен был иметь очень большое значение для успеха немецкой операции. Англичане вначале считали, что очень неосторожно продвигать левое крыло союзников до рубежа Живе, Намюр, Антверпен, если бельгийцы не допустят занятия этого рубежа до начала немецкого наступления. Поэтому они думали, что гораздо лучше остановить немцев на заранее подготовленных позициях у франко-бельгийской границы. Но французы не были удовлетворены таким решением. 17 ноября 1939 г. заседавший в Париже союзный верховный военный совет принял следующее решение: «Ввиду необходимости задержать германские вооруженные силы на рубеже, находящемся как можно дальше к востоку, важно направить все силы на то, чтобы в случае нападения немцев на Бельгию удержать линию Маас, Антверпен». Это решение приводило к тому, что четыре армии левого крыла: 9-я и 1-я французские армии, английский экспедиционный корпус и 7-я французская армия, в случае немецкого наступления на Бельгию должны были немедленно вступить в Бельгию и Голландию. В результате подвижные резервы союзников располагались и фактически использовались только на западном крыле. Сторонником этого плана был прежде всего генерал Гамелен, главнокомандующий французскими вооруженными силами, в то время как генерал Жорж, командующий французскими армиями на северо-востоке, предпочитал расположить крупные подвижные силы в качестве резервов за центром фронта.

Содержание немецких документов, захваченных в январе 1940 г. в Бельгии, по-видимому, еще больше утвердило западные державы в их решении. Когда в апреле 1940 г. стало ясно, что немецкие войска готовятся к наступлению, французский военный кабинет еще раз принял решение о вступлении войск в Бельгию. Французы придерживались той точки зрения, что без 20 бельгийских дивизий нельзя обойтись и что рубеж Маас, Антверпен обладает наименьшей протяженностью. Указанное мероприятие, по их мнению, было наиболее быстрым способом ликвидировать превосходство немецких войск и добиться позиционной войны, в которой французы видели спасение своей страны. На заседании союзного верховного военного совета было решено оказывать сильный нажим на бельгийское правительство в том направлении, чтобы оно своевременно потребовало вступления союзных армий. Германское командование знало о сосредоточении крупных сил союзников на франко-бельгийской границе. Теперь важно было только то, чтобы союзники в решающий момент оказали немцам самую настоящую услугу, введя свои лучшие силы в наименее выгодном в оперативном отношении месте.

Прежде чем все это произошло, Германия всеми имеющимися у нее силами начала войну на море против Англии. Тем временем и в других частях Европы уже велись военные действия.

В свое время Гитлер надеялся, что с Англией войны не будет, однако теперь пришлось примириться с иной действительностью. Правда, островное государство в самом ближайшем будущем не могло быть опасным на суше, в частности, оно было не в состоянии выполнить обязательства, данные легкомысленно Польше. К тому же английская авиация была недостаточно сильна, чтобы создать сразу серьезную угрозу. Морская блокада, которую, конечно, могла сразу начать Англия, была бы более обременительной, но, безусловно, ей не удалось бы изолировать Германию в такой степени, как это было в последние годы первой мировой войны.

Советский Союз был не только нейтральным, но обязался отправлять большое количество сырья и продовольствия в обмен на промышленные товары. Италия объявила себя невоюющим государством и этой формулой, выражающей больше, чем нейтралитет, проявила свою особую доброжелательность. Юго-Восточная Европа не принимала участия в войне. Она поставляла много сельскохозяйственных продуктов и сырья. Таким образом, значительная часть европейского рынка была открытой. Только положение с горючим с самого начала вызвало серьезные опасения. Моторизация армии, авиация и переход флота на жидкое топливо требовали, как и вся экономика страны, миллионов тонн горючего. В самой Германии нефти добывалось сравнительно немного; кроме этого, можно было рассчитывать только на румынскую нефть и небольшие запасы горючего сланца в Эстонии. К крупным нефтеносным районам мирового значения можно было добраться только по морю, а на море господствовал английский флот. В целом объявление войны Англией на первых порах не означало смертельной опасности. Однако это не могло служить основанием для успокоения в будущем. Раз Англия твердо решила вести войну до победного конца с напряжением всех своих сил и в надежде на поддержку со стороны Соединенных Штатов, то она должна быть побеждена, если Германия хочет прийти к миру. Для такой войны Германия не была подготовлена. Это явствовало из директивы военно-морскому флоту о ведении войны против Англии.

Она состояла из краткой фразы: «Военно-морской флот ведет борьбу с торговым флотов противника, главным образом с английским».

Из 57 немецких подводных лодок более половины были слишком малы, чтобы действовать в Атлантике. Подводные лодки, которые вели боевые действия, надо было периодически сменять, часть требовалась для обучения команд для новых подводных лодок, некоторые лодки нуждались в ремонте, так что после введения большого количества подводных лодок в самом начале войны в первые месяцы в среднем действовали только шесть-семь лодок.

Иногда для борьбы с торговым флотом противника можно было использовать «карманный» линкор. Предпринять что-либо большее германские военно-морские силы были пока не в состоянии.

Авиация во всяком случае оказала немалую помощь в борьбе с английским торговым флотом, чего не было. в первую мировую войну. Самолеты могли атаковать торговые суда противника, а при благоприятных условиях – и военные корабли, минировать входы во вражеские порты и совершать налеты на сами порты. Поэтому в директиве № 1 в отношении германской авиации говорилось следующее:

«Военно-воздушные силы имеют своей задачей в первую очередь воспрепятствовать действиям французской и английской авиации против германских сухопутных сил и жизненного пространства Германии.

В войне против Англии военно-воздушные силы должны быть использованы для нарушения снабжения Англии по морю, разрушения ее военно-промышленных объектов, уничтожения отправленных во Францию транспортов с войсками. Необходимо использовать благоприятные возможности для нанесения эффективных ударов по скоплениям английских кораблей, в особенности линкоров и авианосцев.

Налеты на Англию должны подготавливаться с таким расчетом, чтобы при любых обстоятельствах был исключен неполный успех, как следствие использования ограниченных сил».

Конечно, все эти задачи могли быть выполнены лишь частично. К тому же большое количество немецкой авиации было вначале занято в Польше.

В надежде еще отвлечь Францию от союза с Англией Гитлер ограничил действия военно-морского флота по уничтожению английских кораблей перед французскими портами, что причиняло много неудобств французам. Атаки на Францию с воздуха должны были вообще прекратиться.

Несмотря на ограничения, установленные в отношении подводной войны, и потенциальную слабость подводных сил, германский военно-морской флот начал войну против Англии со свойственным ему энтузиазмом. Первые успехи были весьма многообещающими. К 23 сентября 1939 г. общий тоннаж потопленных английских судов достиг 232 тыс. брутто-регистровых тонн (брт). но это объяснялось главным образом временно сложившейся благоприятной обстановкой. Первая волна подводных лодок, начавших боевые действия, была необычайно велика. Они встретили большой поток судов, возвращавшихся в начале войны в свои страны, Англию и Францию; торговые суда противника не были вооружены, и оборона их была недостаточно хорошо организована.

Вскоре англичане неожиданно начали принимать контрмеры. В конце октября германское военно-морское командование в докладной записке отмечало, что результаты борьбы с торговым флотом противника, проводимой подводными лодками и надводными кораблями, хотя и следует признать удовлетворительными в военном отношении, но при данной форме ведения этой борьбы они являются совершенно недостаточными и не могут оказать решающего влияния на исход войны.

«Поток судов, осуществляющих ввоз в Англию, которым удалось избежать захвата или уничтожения, – говорится далее в докладной записке, – следует еще рассматривать в настоящее время как совершенно достаточный для удовлетворения военно-экономических нужд Англии». Это была трезвая оценка, и звучала она совершенно иначе, чем радиосообщения, сопровождаемые пением воинственной песни «Идем на Англию», как бы они ни свидетельствовали о подъеме и наступательном духе храбрых немецких моряков. Причины недостаточно интенсивного уничтожения английских торговых судов было определить нетрудно: они заключались в том, что было слишком мало подводных лодок и рейдеров, подводные лодки вследствие ограничения их действий международными соглашениями использовались далеко не полностью. Для уничтожения торговых судов противника и разрушения портов ввоза авиация применялась в очень ограниченных масштабах. К этому следовало прибавить организованно проведенные оборонительные мероприятия англичан. Они перешли к системе охранения транспортных судов крейсерами, эсминцами и самолетами, меняли пути конвоев, проводя их в стороне от обычных морских коммуникаций, вооружили большинство своих торговых судов, так что подводные лодки вынуждены были применять против них торпеды. За всеми прибрежными водами велось наблюдение с воздуха, для борьбы с подводными лодками использовались самолеты, отчасти во взаимодействии с эсминцами и траулерами. Против немецких рейдеров в Атлантике действовало большое количество крейсеров в северной и южной части Атлантического океана.

Германский штаб руководства войной на море сделал из всего этого вывод, что «продолжительных и очевидно решающих действий против Англии следует ожидать только после осуществления новой широкой программы строительства подводных лодок и, следовательно, сосредоточения на этом усилий всей военной промышленности, а также после большого увеличения военно-воздушных сил, необходимых для ведения войны против Англии».

Пока же не приходилось ожидать от немецкой авиации каких-либо действий решающего значения. Строительство необходимого количества дальних бомбардировщиков Ю-88, которые могли бы действовать над западной частью Британских островов и в Атлантике, предполагалось закончить только весной 1940 г. Штаб руководства войной на море был настроен более скептически и считал, что выполнить программу строительства этих бомбардировщиков. раньше осени 1940 г. не удастся. О том, что конструкция самолета типа Ю-88 окажется неудачной, в то время еще не было известно.

Чтобы при имеющихся силах можно было, по крайней мере, использовать все возможности, германский военно-морской флот, указывая на то, что англичане нарушили основные пункты Лондонского соглашения от 1930 г. о действиях торговых судов в военное время, настаивал на усилении подводной войны, то есть на отмене некоторых ограничений, касающихся в особенности потопления без предупреждения торговых судов противника и нейтральных стран. При этом главнокомандующий военно-морскими силами не хотел сразу объявлять запрещенную «неограниченную подводную войну», а начал постепенно ослаблять ограничения, что больше соответствовало практической необходимости. Был проведен ряд мероприятий, которые, в частности, должны были заставить суда нейтральных стран отказаться от захода в английские порты.

Помимо всех этих мер, которые если и могли дать результаты, то только через длительное время, штаб руководства войной на море надеялся, что удастся нанести большие потери противнику при помощи нового боевого средства – магнитной мины. О ее применении был дан приказ после того, как в начале октября выяснилось, что на изменение позиции Англии не приходилось рассчитывать. Постановка этих мин, взрыв которых вызывался воздействием магнитного поля корпуса корабля, даже не соприкасающегося непосредственно с миной, а проходящего близко над ней, производилась самолетами и кораблями. Зимой 1939/40 г. мины были поставлены у восточных берегов Англии немецкими эсминцами, вспомогательными судами и самолетами. Их внезапное появление означало вначале для Англии очень серьезную опасность. Потери судов от мин, поставленных у входов в порты, сразу резко увеличились. Это внушало большие опасения, тем более, что суда подрывались даже там, где, как полагали, мины были только что уничтожены. Магнитизация средств подводной войны не была новостью для англичан, но то, что ее применили к тяжелым донным минам, явилось для них неожиданностью. Англичанам было трудно принять соответствующие контрмеры, пока они не знали устройства мины. Последняя обладала одним недостатком: она могла действовать только на сравнительно небольших глубинах. Поэтому вскоре в руки англичан попали две немецкие магнитные мины. Однажды заметили, как немецкий самолет ставил мины на мелководье недалеко от берега. Применяя максимальные меры предосторожности, удалось обезвредить выловленные мины и узнать их конструкцию. Теперь, чтобы ограничить потери от этих мин до терпимых размеров, требовалось только время и, конечно, большая затрата материальных средств и рабочей силы. Англичане работали со всей настойчивостью, которую они всегда проявляют, когда чувствуют себя в смертельной опасности. Они изобрели методы траления новых мин и совершенствовали их. Сначала суда размагничивали, пропуская ток через кабель, идущий вокруг корпуса корабля, а с течением времени пришли к более простым методам. К концу года опасность, по-видимому, была в основном преодолена. Это средство борьбы можно было бы эффективно использовать гораздо дольше, если бы оно не было применено в тот момент, когда имеющиеся запасы, возможности изготовления и размеры производства этого оружия были еще ограничены.

Другим средством борьбы с английским торговым флотом была поддержка надводными кораблями действий подводных лодок против судов противника. Наряду с нападениями на английские морские коммуникации в Северном море, связывающие Англию с Норвегией, такие рейдеры отправлялись и в далекие океаны. Еще в конце августа, прежде чем началась английская блокада и охрана районов севернее Англии, два броненосца «Дейчланд» и «Граф Шпее» вышли в Атлантику. В качестве рейдеров оба эти корабля, которых за границей называли «карманными» линкорами, были наиболее подходящими и представляли большую опасность для слабо охраняемых конвоев и отдельных судов. Англичанам с целью борьбы против немецких «карманных» линкоров оставалось только сформировать несколько поисково-ударных групп, для чего были привлечены все английские авианосцы, несколько линкоров, линейных и тяжелых крейсеров. Каждая из этих групп должна была быть достаточно сильной, чтобы задержать и уничтожить немецкий «карманный» линкор. Это мероприятие требовало большого напряжения сил от английского военно-морского флота, который, кроме того, должен был теперь выделять линкоры и крейсера в качестве дополнительного охранения при проводке конвоев в северной части Атлантического океана.

Все эти оборонительные мероприятия противника были вызваны только тем, что немецкие военные корабли начали действовать на морских коммуникациях мирового значения. Задача германского флота заключалась в том, чтобы нарушать нормальное судоходство и уничтожать торговые суда противника всеми возможными средствами, однако вступать в бой с силами противника, даже если они окажутся слабее, только в том случае, когда это будет способствовать выполнению главной задачи. Немецкие военные корабли должны были часто менять свое местонахождение в районе действий, при случае даже выбирать отдаленные участки, короче говоря – всячески усиливать неуверенность противника и его опасения за свои конвои.

«Дейчланд», который крейсировал в северной части Атлантического океана, в особенно опасном районе, добросовестно придерживался этих указаний. Поэтому он ограничивался почти исключительно тем, что беспокоил противника и сковывал его силы. Этот корабль потопил только два торговых судна и в начале ноября 1939 г. возвратился в Германию. После его возвращения Гитлер потребовал, чтобы корабль был переименован в «Лютцов»: он боялся, что потопление «Дейчланда» может оказать неблагоприятное психологическое воздействие.

Совершенно иначе проходило плавание «карманного» линкора «Граф Шпее». 30 сентября близ порта Ресифи у восточной оконечности Бразилии он потопил английский пароход. Английское адмиралтейство встревожилось. К середине октября были сформированы и распределены в южной части Атлантического океана многочисленные поисково-ударные группы с задачей воспрепятствовать действиям немецкого корабля. Однако «Граф Шпее» продолжал выполнять свою задачу очень искусно. Иногда он находил себе жертву, затем опять исчезал надолго в бесконечных просторах океана. 15 ноября он потопил небольшой английский танкер у острова Мадагаскар – теперь он находился уже в Индийском океане. Однако командиру казалось, что будет целесообразно существенно изменить район действий. Обогнув мыс Доброй Надежды, он снова пошел в Южную Атлантику. Немецкий корабль действовал уже в течение нескольких месяцев, а англичане все еще не знали, с кем они имели дело: они искали «Адмирала Шеера».

Когда «Граф Шпее» возвратился в южную часть Тихого океана, английская поисково-ударная группа в составе двух тяжелых и двух легких крейсеров несла охранение в районе Ла-Плата и Рио-де-Жанейро, полагая, что броненосец рано или поздно здесь появится. 13 декабря тяжелый крейсер«Эксетер» и легкие крейсера «Аякс» и «Ахиллес» находились перед устьем реки Ла-Плата, когда рано утром заметили «Графа Шпее». Английский крейсер «Эксетер» имел 210-мм орудия, два легких крейсера – только 150-мм, тогда как у «Графа Шпее» были 280-мм орудия.

План командира английского соединения сводился к тому, чтобы открыть огонь по немецкому кораблю с большой дистанции и с разных направлений с целью не дать ему возможности вести ответный сосредоточенный огонь. Английские корабли начали быстро приближаться к своему противнику. Последний вначале подумал, что против него находятся только легкий крейсер и два эскадренных миноносца и полным ходом пошел им навстречу. Это заблуждение стало роковым для немецкого корабля. Он мог бы, используя большую дальнобойность и мощь огня своей артиллерии, держать три вражеских корабля на значительном расстоянии и потом уйти от них, не получив крупных повреждений. Немецкий корабль быстро оказался в радиусе действия артиллерии сначала крейсера «Эксетер», а затем и обоих легких крейсеров. «Граф Шпее» так тяжело повредил «Эксетер», что последний временно потерял способность маневрировать. Одна башня и все приборы управления кораблем в боевой рубке вышли из строя. Продолжать бой тяжело поврежденный английский корабль уже не мог. Но и «Граф Шпее» получил сильные повреждения. Его командир решил зайти для ремонта в порт, считая, что без этого корабль не может продолжать выполнение своей задачи. Поэтому он зашел в устье Ла-Платы и надеялся произвести ремонт в уругвайском порту Монтевидео, чтобы затем опять выйти в море. Оба английских крейсера остановились перед портом и стали ожидать появления немецкого корабля. Крейсер «Эксетер» был совершенно не способен вести боевые действия. Его место занял равноценный корабль «Кумберленд», который с максимальной быстротой совершил переход от Фолклендских островов до Монтевидео и в ночь на 14 декабря подошел к Ла-Плате. Уругвайское правительство под английским нажимом не разрешило «Графу Шпее» ремонтировать повреждения, которые ограничивали его мореходные качества. Этим судьба немецкого корабля была решена. Его уход из Монтевидео представлялся невозможным. В случае интернирования в дружественном Англии Уругвае «Граф Шпее» мог попасть в руки англичан. Поэтому командир немецкого корабля, связавшись предварительно с Берлином, решил затопить корабль вне гавани на реке Ла-Плата. Сам он покончил жизнь самоубийством. Этим он хотел показать, что в сравнении с желанием сохранить свою команду от бесполезной смерти забота о собственной жизни не была для него важной. Броненосец за три месяца своего плавания потопил девять судов общим тоннажем 50 тыс. брт.

Появление немецких рейдеров в Атлантическом океане, может быть, не могло существенно нарушить торговлю Англии и ведущуюся в интересах Англии торговлю нейтральных стран. Несмотря на это, англичане успокоились и вздохнули с облегчением, когда узнали, что после уже известного им возвращения «Дейчланда» и гибели «Графа Шпее» Атлантический океан стал опять свободным от надводных кораблей противника.

Кроме всего прочего, это означало, что престиж Англии как морской державы не был поколеблен. За несколько недель до гибели «Графа Шпее» англичан сильно встревожили смелые действия командира подводной лодки И-47 капитан-лейтенанта Прина. Ему удалось в ночь с 14 на 15 октября проникнуть на внутренний рейд Скапа-Флоу и потопить стоявший там на якоре линкор «Ройял Ок» водоизмещением 30 тыс. т. Этот подвиг был совершен благодаря тщательному планированию боевого похода со стороны командующего подводными силами и ценным разведывательным данным, полученным аэрофотосъемкой. Они позволили обнаружить узкий проход через многочисленные заграждения у входа в базу. Несколькими днями позже на эту военно-морскую базу предприняли налет немецкие самолеты. Они уже не нашли здесь флота и бомбили только совершенно разбитый блокшив. Два нападения, предпринятые одно за другим, показали англичанам, насколько уязвима была база, в которой находились их ценнейшие корабли. Флот был временно распределен по другим гаваням, пока оборонительные сооружения Скапа-Флоу основательно укреплялись против атак с моря и с воздуха.

Значительных потерь крупных кораблей англичане не несли ни от немецких подводных лодок, ни от воздушных налетов, ни от мин. Кроме линкора «Ройял Ок», самой тяжелой потери, 17 сентября немецкой подводной лодкой был потоплен авианосец «Корейджиес» в Бристольском заливе. 21 ноября в заливе Ферт-оф-Форт наскочил на мину новый крейсер «Белфаст», 4 декабря такая же участь постигла линкор «Нельсон» при входе в залив Лох-Ю. Однако оба эти корабля удалось привести в порт и устранить повреждения. Потери мелких кораблей не превышали допустимых пределов, хотя, безусловно, они затрудняли действия английского флота, осуществлявшего блокаду Германии и, кроме того, вынужденного выделять крупные силы для охранения транспортов. Предусмотренные в директиве эффективные воздушные налеты на скопления судов противника нигде не предпринимались. Английская зенитная артиллерия и авиация были достаточно сильными, чтобы удержать германские военно-воздушные силы от рискованных налетов, при которых ожидаемые потери ни в какой степени не оправдывались возможными результатами. Вообще в первую зиму войны германская авиация не играла большой роли в борьбе с английским торговым флотом главным образом потому, что радиус действия истребителей был недостаточным и они не могли сопровождать бомбардировщиков до цели.

Германский торговый флот исчез с океанов. Часть судов сумела своевременно вернуться в немецкие порты. Но 323 судна общим тоннажем 750 тыс. брт вынуждены были укрыться в нейтральных портах, откуда часть их позднее ушла, прорвав блокаду. 41 судно общим тоннажем 225 тыс. брт было затоплено командой или попало в руки противника. Одно из самых крупных немецких торговых судов «Европа» находилось как раз в Бремерхафене. «Бре-мену», стоявшему в Нью-Йорке, после полного приключений перехода, который он совершил до Мурманска через Северный Ледовитый океан, удалось в середине декабря прийти в немецкий порт. Судно «Колумбус», пытавшееся таким же путем добраться до Германии, было замечено канадским эсминцем у побережья Северной Америки северо-восточнее Виргинии. Прежде чем оно было захвачено, его потопил сам капитан.

В общем, первые шесть месяцев морской и воздушной войны против Англии и Франции, а также борьбы с торговыми судами нейтральных стран, заходившими в английские и французские порты, характеризуются большим количеством потопленных судов. По немецким данным, тогда было потоплено 496 судов общим тоннажем 1,8 млн. брт. Кроме того, 354 нейтральных судна общим тоннажем 607 811 брт были приведены в немецкие порты для определения того, должны ли они быть захвачены с точки зрения призового права. Союзники утверждали, что нетто-тоннаж английского торгового флота, то есть разница между тоннажами потопленных и вновь построенных судов, составляла только 200 тыс. брт. Однако англичане не понимали того, что главного наступления против их морских коммуникаций следовало ожидать лишь в 1940 г., когда полностью развернулось строительство немецких подводных лодок.

Еще не высохли подписи под германо-советским договором о границах и дружбе от 28 сентября 1939 г., как русские в тот же день заключили с Эстонией, по-видимому, заранее подготовленный «пакт о взаимной помощи», предусматривавший оказание взаимной помощи в случае нападения со стороны третьей державы. Такие же «договоры» были подписаны 5 октября с Латвией и 11 октября с Литвой. Общим в этих договорах было то, что Советский Союз обязался поставлять оружие и боеприпасы Прибалтийским государствам и что обе стороны обещали не заключать договоров, направленных против другого партнера. Суверенитет договаривающихся сторон ни в коем случае не должен был нарушаться.

Однако Эстония должна была предоставить Советскому Союзу право на размещение гарнизонов и сооружение военно-морских баз на островах Эзель (Сарема) и Даго (Хиума), а также в Балтийском порту (Палдиски) и, кроме того, передать в распоряжение русской авиации несколько аэродромов.

В Латвии предусматривалось создание русских авиационных и военно-морских баз в портах Либава (Лиепая) и Виндава (Вентспилс). Латвия должна была также разрешить установку русских береговых батарей для обороны Рижского залива.

Наконец, Литва должна была смириться с размещением гарнизонов Красной Армии и организацией русских аэродромов на своей территории. После того как Советский Союз в сентябре 1939 г. присоединил к себе восточную часть Польши, которую он требовал еще в 1920 г., теперь и прибалтийские провинции старой царской России фактически опять вошли в сферу влияния русских. Одновременно русские ликвидировали [67 – Схема 1] всякую угрозу со стороны южной часта Финского залива для военно-морской базы Кронштадт.

Теперь Советский Союз хотел поступить с Финляндией так же, как он поступил с тремя прибалтийскими странами. Здесь русские не в первый и не в последний раз в долгой истории взаимоотношений между этими пародами встретили упорное сопротивление. 5 октября они предложили финнам послать в Москву представителен для переговоров, в цели которых, учитывая недавние события с Прибалтийскими государствами, не могло быть сомнений. На переговорах русские потребовали сдачу им в аренду порта Ханко в северо-западной части Финского залива, некоторые острова, расположенные перед южным побережьем Финляндии, а также предложили отодвинуть проходящую у самого Ленинграда финскую границу на Карельском перешейке и передать Советскому Союзу западную часть полуострова Рыбачий на побережье Северного Ледовитого океана. В качестве компенсации они предложили крупный, но не представляющий ценности участок территории на русско-финской восточной границе. Финны, чтобы показать свою добрую волю, были готовь к некоторым уступкам, которыми русские, однако, не удовлетворились. Особенно они настаивали на своем требовании в отношении Ханко, на которое финны не согласились. Хотя Молотов в конце октября в одной из своих речей предупреждал финнов о тяжелых последствиях, которые повлечет за собой отклонение русских требований, они оставались непреклонными. После без успешных попыток прийти к соглашению переговоры 13 ноября закончились не приведя ни к каким результатам. Советский Союз, несомненно, остался не доволен таким исходом. Финляндия начала мобилизацию и усилила свои войска на Карельском перешейке.

Здесь 26 ноября произошел один из тех «инцидентов», которыми так богат последний период истории. Было заявлено, что финны якобы вели через границу артиллерийский огонь. Предложение финнов о совместном расследовании было отвергнуто Советским Союзом. Через день он заявил о расторжении пакта о ненападении с Финляндией. 29 ноября русские констатировали новые «нападения финских войск» на свою территорию, порвали дипломатические отношения и 30 ноября начали давно запланированную войну.

Так, независимо от войны между Германией и западными державами, но отчасти благодаря ей, возник новый очаг войны на севере Европы.

Обоснование русскими своего наступления было составлено в знакомых ставших широко распространенными выражениях. Русское радио сообщило что Советский Союз после «неоднократных провокаций» со стороны Финляндии начал военные действия. Уже 30 ноября были совершены воздушные налет на столицу Финляндии Хельсинки и ее аэродром, а также на Ханко и Лахти Русские военные корабли в ряде мест обстреляли южное побережье Финляндии. Казалось, что положение финнов в военном отношении безнадежно, что русский колосс, вне всякого сомнения, сокрушит их в течение нескольких недель.

Вооруженные силы крупной державы с ее 180-миллионным населением противостояли маленькому государству с населением всего 3,5 млн. человек» Никто, кроме самих финнов, не думал, что пройдет более трех месяцев, прежде чем русские достигнут своей цели. Вначале русское командование начал наступление с четырех направлений, используя сравнительно небольшие силы из своих неисчерпаемых резервов.

Наиболее сильная 7-я армия (шесть-восемь стрелковых дивизий, крупны танковые соединения и тяжелая артиллерия) наступала на линию Маннергейма – глубоко эшелонированную, хорошо оборудованную в инженерном отношении систему долговременных оборонительных сооружений и укреплений полевого типа на Карельском перешейке.

Чтобы поддержать наступление 7-й армии и позднее нанести удар во фланг и в тыл линии Маннергейма, менее крупная 8-я армия была развернута севернее Ладожского озера.

Приблизительно в середине восточной границы протяженностью около 1600 км, там, где находится наиболее узкая часть Финляндии, заключения между восточной границей и Ботническим заливом, должна была нанести удар 9-я армия, чтобы продвинуться через Кемиярви и Суомуссалми на Торнио и Оулу у Ботнического залива и разрезать территорию Финляндии на две части.

Наконец, 14-я армия, сосредоточенная на Крайнем Севере, имела задачу захватить западную часть полуострова Рыбачий, занять Печенгу (Петсамо) и продвигаться на юго-запад.

Финны правильно определили эти уязвимые места на своей границе и соответственно расположили свои слабые силы. Из армии мирного времени, насчитывавшей 33 тыс. человек и имевшей три дивизии, и из шюцкора, организации милиционного типа численностью 100 тыс. человек, они создали вооруженные силы в составе десяти дивизий и семи смешанных бригад общей численностью около 300 тыс. человек. Из современного вооружения финны имели не более 150 самолетов, несколько танков и зенитных батарей.

Во главе вооруженных сил Финляндии стоял маршал Маннергейм. Он прослужил много лет в царской армии, но в 1918 г. возглавлял освободительную борьбу против большевиков и считался освободителем финнов от русского гнета.

Свои основные силы финны расположили перед линией Маннергейма, проходящей в 30 км от границы. Эти силы, как и войска, выдвинутые в район севернее Ладожского озера для обеспечения фланга, находились под командованием генерала Эквиста.

Другие, значительно меньшие силы располагались в районах Кухмо и Салла против 9-й русской армии, а также на севере близ Петсамо. [70 – Схема 2]

Оснащение, вооружение и тактика финской армии были приспособлены к ведению боевых действий в условиях суровой зимы на местности с многочисленными озерами и большими лесными массивами. Сила обороны финнов заключалась в умелом использовании мощных естественных препятствий. Этим объясняются удивительные успехи, достигнутые финской армией в первые месяцы войны, несмотря на численное превосходство противника.

Фронтальное наступление, предпринятое русскими на Карельском перешейке сначала слишком слабыми силами, было остановлено еще в предполье линии Маннергейма искусными действиями упорно оборонявшихся финнов. Прошел весь декабрь, а русские, несмотря на беспрерывные атаки, не могли добиться существенных успехов. Они завязли в предполье финских укреплений.

Но и на протянувшейся на сотни километров восточной границе русским нигде не удалось добиться решающих успехов. Они пришли к заключению, что требуются значительно большие силы, чем предполагалось вначале, чтобы победить противника – маленького, но воюющего чрезвычайно искусно и ожесточенно.

В январе 1940 г. усиление русскими своих войск еще не отразилось на ходе боев, наоборот, почти всюду русские потерпели неожиданные неудачи. Успехи первого месяца войны сильно воодушевили финнов, их тактика полностью оправдалась, они вели активную оборону все более храбро, нанося русским значительные потери. В то время как на линии Маннергейма борьба приобрела ярко выраженный позиционный характер, финнам удалось уничтожить одну за другой две русские дивизии, которые в начале января попытались продвинуться на Суомуссалми. Они дали русским, которые в ледяную стужу двумя длинными колоннами двигались через леса с глубоким снежным покровом, вначале несколько углубиться, затем обошли их с флангов лыжными частями, отрезали пути отхода и совершенно уничтожили раздробленные на отдельные группы и лишенные всякого снабжения войска. Вооружение и снаряжение обеих дивизий досталось финнам в качестве трофеев. В районе севернее Ладожского озера финские войска даже перешли в наступление. Им удалось отбросить противника до 40 км обратно к государственной границе и этим самым ликвидировать угрозу линии Маннергейма с севера. Правда, на Крайнем Севере был потерян город Печенга, но финны и здесь могли еще держаться. В январе русские предприняли несколько очень интенсивных воздушных налетов, особенно на Хельсинки, чтобы сломить волю финнов к сопротивлению.

Таким образом, финны могли бы испытывать глубокое удовлетворение от результатов этого второго месяца войны, если бы их не угнетали заботы о будущем. В то время как у русских имелись неисчерпаемые резервы и могло быть только вопросом времени, когда они, наконец, введут превосходящие силы, людские ресурсы финнов были очень ограниченными, к тому же их войска постепенно все больше таяли и были крайне переутомлены боями. Тщетно финны искали помощи извне. Пожалуй, симпатии всех европейских народов были на стороне храброго маленького народа. Но Германия была связана пактом с Советским Союзом, а западные державы пока не хотели вмешиваться, так как они опасались вызвать этим еще большее сближение Советского Союза с Гитлером. Когда же они приняли другое решение, было уже слишком поздно. Около двух батальонов шведских добровольцев, действовавших у Петсамо, – вот все войска, которые получила Финляндия от иностранных государств. Помощь военной техникой была значительно большей. Англия, Франция и Швеция в течение войны прислали вместе 500 самолетов, 100 зенитных и 75 противотанковых пушек, большое количество боеприпасов и много других военных материалов. Но какой бы необходимой ни была такая поддержка, иссякающие людские резервы не могли быть компенсированы даже еще большим количеством техники.

В начале февраля стало заметно сказываться превосходство русских. Русские по-прежнему хотели прорвать фронтальным ударом линию Маннергейма и с этой целью увеличили численность 7-й армии в три раза. 1 февраля 7-я армия предприняла первую попытку осуществить прорыв, начав наступление после мощной артиллерийской подготовки. Используя большое количество танков, русские беспрерывными атаками в течение двух дней пытались прорвать финскую оборону. Но все атаки разбивались о непоколебимую стойкость финнов. Наконец 5 и 7 февраля русским удалось в нескольких местах вклиниться в расположение финских войск. 11 февраля они развернули наступление по всему фронту и добились новых успехов. Мощь финской обороны была сломлена. Чтобы предотвратить прорыв, 13 февраля финны начали отводить войска правого фланга линии Маннергейма в район восточнее Выборга. Вследствие этого устойчивость обороны финских войск, правый фланг которой упирался в сильно укрепленный полуостров Бьёркё, на юге была нарушена.

Попытка русских прорвать оборону на левом фланге севернее Ладожского озера не удалась. С наступавшей здесь дивизией между 20 и 23 февраля произошло то же самое, что и с двумя дивизиями, которые в предыдущем месяце были уничтожены в районе Суомуссалми. Она была отрезана, раздроблена на отдельные группы и уничтожена финнами. Слишком поздно присланную ей на помощь русскую танковую бригаду 1 марта постигла та же участь. Это были выдающиеся успехи, которые, однако, не могли оказать решающего влияния на положение финских войск на главном направлении. Русские, располагая там подавляющим превосходством в силах, продолжали наступление. Они искусно использовали замерзшее море южнее Выборга, обошли город, окружили его и начали продвигаться вдоль побережья на запад. Война грозила стать маневренной; целью русских был захват столицы Финляндии, и финны, исчерпавшие все свои резервы, уже не могли противопоставить своему противнику достаточное количество войск. Потери убитыми, ранеными и пропавшими без вести составляли 20 процентов общей численности армии (300 тыс. человек). Избежать дальнейших жертв в этой войне, ставшей для финнов безнадежной, было невозможно.

7 марта Маннергейм выступил в финском военном совете за то, чтобы начать с русскими официальные переговоры, для которых Москва уже зондировала почву. Может быть, признаки поддержки финнов Англией и Францией явились главным фактором, побудившим Советский Союз изменить свою позицию, причем русские не столько боялись военной помощи финнам, сколько утверждения западных держав в Северной Европе. После того как 8 марта в Москву отправилась финская делегация и русские 11 марта овладели городом Выборг, 13 марта военные действия прекратились.

Подписанный в тот же день договор о мире требовал от Финляндии очень больших жертв, но сохранил ее самостоятельность и позволил этой стране избежать судьбы ее южных соседей.

Твердую волю финского народа не могло не признать даже правительство в Кремле. Правда, его претензии далеко превышали требования, выставленные в октябре 1939 г. Советский Союз получил весь Карельский перешеек, включая город Выборг. Дуга финской границы, выгибавшаяся севернее Ладожского озера на восток, была срезана по ее хорде, узкая центральная часть Финляндии еще больше сузилась в результате перемещения границы на запад. Весь полуостров Рыбачий отошел к русским. Финны должны были отдать Ханко на тридцать лет в аренду Советскому Союзу, который имел право создать там военно-морскую базу. Финляндия могла иметь в водах Северного Ледовитого океана в районе Печенги только небольшие корабли береговой охраны. Это были очень тяжелые условия, но зато Финляндия оставалась суверенным государством, Престиж русских в военном отношении сильно поколебался, хотя с самого начала было ясно, что финнам не избежать поражения. Спрашивалось: почему удалось достигнуть успеха только после трехмесячных кровопролитных боев? Конечно, наступление было начато слишком слабыми силами. Но русские в течение всей войны проявили такую тактическую неповоротливость и такое плохое командование, несли такие огромные потери во время борьбы за линию Маннергейма, что во всем мире сложилось неблагоприятное мнение относительно боеспособности Красной Армии. Несомненно, впоследствии это оказало значительное влияние и на решения Гитлера. И все же слишком мало учитывали недостаточно искусное командование, не обращали внимания на то, как упорно сражались советские части, стойко державшиеся даже в безнадежном положении и бывшие довольно сильным противником в обороне.

Действия Советского Союза в области политики, наоборот, не могли вызывать никаких кривотолков как до начала конфликта, так и во время войны, Они раз и навсегда показали всему миру, чего он должен ожидать там, где Советский Союз может действовать по собственному усмотрению.

Когда 3 декабря Финляндия обратилась к еще существовавшей тогда Лиге Наций с просьбой о защите и оказании поддержки. Лига Наций призвала Москву прекратить военные действия и принять посредников. Москва отвергла это предложение, заявив, что Советский Союз вовсе не ведет никакой войны с Финляндией, а живет в мирных отношениях с «Финляндской демократической республикой, с которой он 2 декабря 1939 г. заключил договор о взаимопомощи и дружбе». Это созданное в Териоки правительство просило Советский Союз 1 декабря о помощи для «совместного устранения опасного очага войны, который в Финляндии создан ее бывшими правителями», поэтому бывшие правители не имеют больше права обращаться в Лигу Наций. Лига Наций не поддалась этой софистике и 15 декабря после длительных совещаний постановила, что Советский Союз своими действиями сам исключил себя из состава этого международного органа и поэтому не является больше его членом. Одновременно Лига Наций обратилась к каждому своему члену с настоятельным призывом оказать Финляндии такую помощь в людях и технике, какую только может оказать каждое государство. Вместо необходимой вооруженной помощи, предусмотренной в таких случаях уставом Лиги Наций, была предпринята слабая мера – обращение к членам Лиги Наций. Крупные державы, несмотря на сильное возмущение малых государств, не допустили совместных действий против Советского Союза, потому что это не входило в их политические расчеты. Когда война в Финляндии неожиданно приняла затяжной характер, Англия и Франция изменили свою точку зрения. Они решили оказать Финляндии помощь, чтобы таким окольным путем утвердиться в Северной Скандинавии и воспрепятствовать германскому импорту шведской руды; но они опоздали со своим решением.

Скандинавским вопросом в Англии и Германии занялись вскоре после начала войны, причем это не было связано с русско-финским конфликтом. Обе державы не сомневались, что территория Норвегии имела особо решающее значение для того, чтобы перерезать жизненно важные для противника морские коммуникации. В Англии, которая решила вести войну до уничтожения господства Гитлера, Черчилль в сентябре 1939 г. выразил следующую точку зрения: Скандинавию необходимо освободить только от угрозы германского вторжения, чтобы она тем самым совершенно автоматически вошла в британскую систему, если бы даже у нее не было желания принимать активное участие в войне. Гарантия нейтралитета Норвегии ему казалась несовместимой с английскими интересами уже потому, что немецкие торговые суда, несмотря на превосходящие силы английского флота, могли беспрепятственно использовать нейтральные воды для транспортирования руды из Нарвика. Черчилль и английское адмиралтейство неустанно настаивали на минировании прибрежных вод Норвегии. Меморандум от 16 декабря 1939 г. развивал эти положения и наряду с минированием ставил вопрос об оккупации Нарвика и Бергена. «Никакое формальное нарушение международного права, если мы при этом не совершаем бесчеловечных актов, не может лишить нас симпатии нейтральных стран», – говорится в меморандуме. «От имени Лиги Наций мы имеем право – и это даже наш долг – временно лишить силы как раз те законы, которым мы хотим придать особое значение и соблюдение которых хотим обеспечить. Малые нации не должны нам связывать руки, если мы боремся за их права и свободу». Не в первый раз Англия от имени человечества нарушила священные принципы международного права, мешавшие ей вести войну.

Наступление русских дало в руки Черчилля новый аргумент для решительных действий в Северной Скандинавии. Он приветствовал, по его собственным словам, повеявший теперь свежий бриз как средство использовать стратегическое преимущество, которое получит Англия, лишив Германию возможности ввозить жизненно важную для последней шведскую руду. Британский кабинет пока не поддавался влиянию своего экспансивного морского министра. Все же он поручил главнокомандующим армией, флотом и авиацией составить планы оказания поддержки Финляндии, а также разработать операции против возможного вторжения немцев в Южную Норвегию.

Между тем в Англии и Франции усиливалось стремление воспользоваться русско-финским конфликтом как предлогом для высадки десанта в Северной Норвегии. 15 января 1940 г. французский главнокомандующий генерал Гамелен указал своему премьер-министру на то, как важно было бы создать новый театр военных действий в Скандинавии. Он предлагал высадить войска союзников в Печенге и захватить порты и аэродромы на западном побережье Норвегии. В случае необходимости можно было развернуть более широкие боевые действия вплоть до захвата шведских рудников Елливаре. 27 января союзный верховный военный совет в Париже принял решение сформировать для помощи Финляндии две английские дивизии и одно французское соединение, которые из политических соображений должны были носить название добровольческих. Английский премьер-министр считал высадку десанта в Петсамо нежелательной, а высадку в Нарвике, наоборот, очень целесообразной, особенно для того, чтобы создать угрозу рудникам в Елливаре. Но когда, разработав планы и закончив организационные приготовления, уже хотели приступить к действию, война в Финляндии закончилась – раньше, чем ожидалось. Однако незадолго перед этим, в середине февраля, англичане создали инцидент с немецким пароходом «Альтмарк», чтобы иметь удобный случай проверить, в какой мере можно нарушить нейтралитет Норвегии, встречая с ее стороны лишь платоническое сопротивление. Пароход «Альтмарк» неоднократно снабжал топливом «Графа Шпее» в южной части Атлантического океана и имел на борту около 300 британских моряков с захваченных или потопленных судов. В начале февраля ему удалось прорвать английскую блокаду в районе между Исландией и Фарерскими островами. Теперь, возвращаясь в Германию, он появился в норвежских прибрежных водах. Англичане считали, что будет нарушением нейтралитета, если английские моряки будут доставлены в Германию таким путем, и поручили флотилии эсминцев захватить – даже в нейтральных водах – пароход«Альтмарк». Немецкий пароход нашел убежище в маленьком норвежском фиорде между Ставангером и Кристиансанном. Два английских эсминца последовали за ним и, несмотря на сопротивление двух норвежских канонерских лодок, проникли в фиорд. Затем они взяли немецкое судно на абордаж, освободили пленных, которые, к их удивлению, чувствовали себя превосходно, и взяли в плен часть немецкой команды; остальным немецким морякам удалось укрыться на берегу. Мнения относительно того, кто действительно нарушил нейтралитет, были противоречивы. Очевидно, воюющие стороны были склонны истолковывать инцидент так, как отвечало их интересам. Это неизбежно вело к тому, что отныне каждая сторона стала ожидать от противника всяких незаконных действий и делала отсюда вывод о необходимости предупредить такие действия. Неоднократно выражавшееся англичанами мнение, что, когда ведется война с Гитлером, всякий нейтралитет теряет моральное право на свое существование, должно было значительно облегчить Гитлеру обоснование нарушенного им нейтралитета.

Черчилль продолжал упорно добиваться своей цели. Ему удалось получить согласие Чемберлена, который считал необходимым «предпринять теперь какие-нибудь активные действия», и Рейно, нового французского премьер-министра. 28 марта на заседании союзного верховного совета в Лондоне было решено 5 апреля произвести минирование норвежских прибрежных вод и в ожидании реакции Германии погрузить на корабли английскую бригаду и французские войска, чтобы захватить Нарвик и по железной дороге продвигаться к шведской границе. Другая группа должна была высадиться в Ставангере, Бергене и Тронхейме, чтобы помешать противнику использовать эти опорные пункты. Вследствие непосредственно не связанных с норвежским предприятием разногласий с французами английский кабинет отложил минирование на 8 апреля.

Минирование произвели в назначенный день между 4 час. 30 мин. и 5 час. в трех местах, но только в 5 час. 30 мин. было сообщено об этом нотой норвежскому правительству. В указанной ноте английское и французское правительства упрекали германское правительство в том, что оно своим характером ведения войны на море и в воздухе явно нарушает права нейтральных стран, чтобы этим нанести удар союзным державам, и одновременно настаивает на строжайшем соблюдении нейтралитета во всех тех случаях, когда ему это выгодно. Поэтому союзные правительства пришли к убеждению, что при этих условиях даже незаконные средства становятся законными. Они не могут больше терпеть такого положения, когда Германия получает средства для продолжения войны и когда преимущества, которые дает рейху торговля с Норвегией, наносят союзникам ущерб.

Тем временем германское верховное командование осуществило операцию против Норвегии и Дании под названием «Везер-юбунг». Она уже давно была разработана с учетом всех «за» и «против» и затем тщательно подготовлена.

10 октября 1939 г. главнокомандующий военно-морскими силами генерал-адмирал Редер впервые указал Гитлеру на значение Норвегии в войне на море против Англии. Оккупация норвежских баз Англией, говорил он, представляет серьезную опасность для Германии. Она означала бы овладение входами в Балтийское море, угрозу с фланга действиям германского флота на Северном море и германской авиации, совершающей налеты на Англию, а также дала бы Англии возможность оказывать сильное давление на Швецию. Оккупация этих баз Германией, наоборот, открыла бы ворота в северную часть Атлантического океана и сделала бы невозможным постановку английских минных заграждений, которые в 1917-1918 г. так сильно мешали действиям подводных лодок{6}. В докладной записке, представленной в это же время адмиралом Деницем, отмечалось, как благоприятно отразилось бы на действиях подводных лодок в Атлантике сокращение расстояний от их баз до районов боевых действий в результате захвата подходящего порта на западном побережье Норвегии, например, Тронхейма. Редер, в свою очередь, выступал за захват Нарвика.

«Таким образом, – пишет Черчилль в своих мемуарах, – оба морских штаба на основании стратегических соображений пришли к одинаковым решениям».

У Редера сложилось впечатление, что Гитлер сразу понял значение Норвегии и теперь займется этим вопросом.

Однако более актуальное значение этот вопрос приобрел только в декабре. Потому ли, что Гитлер в октябре твердо решил как можно скорее перейти в наступление на Западе, для которого ему тогда срочно потребовались бы все силы; или потому, что он в те время еще боялся всякого расширения войны, не представлявшегося ему настоятельно необходимым; или, наконец, по той причине, что он хотел теоретически разработать и основательно проверить возможность практического осуществления этой операции, – но в Германии пока не спешили. Это время использовалось для того, чтобы в штабе оперативного руководства вооруженными силами закончить разработку подготовляемой операции. Вопрос о Норвегии был снова поднят лишь во время визита Квислинга, который еще до войны находился в контакте с Розенбергом и в декабре прибыл в Берлин. Квислинг убеждал Розенберга «что-нибудь предпринять, чтобы соединить судьбу Норвегии с судьбой Великой Германии», просил денег для подпольного движения, с помощью которого он хотел свергнуть существующее норвежское правительство; он утверждал, что связан с влиятельными норвежскими офицерами, и заверял, что после того, как возглавит правительство, будет призывать Германию защищать Норвегию, чтобы опередить англичан. Редер, который также познакомился с Квислингом, считал, что некоторые его сообщения заслуживают внимания, и посоветовал Гитлеру принять Квислинга. 14 декабря состоялась беседа Квислинга с Гитлером. Гитлер подчеркнул, что с политической точки зрения для него было бы наиболее желательной совершенно нейтральная позиция Норвегии, как и всей Скандинавии. Он не намеревался расширять театры военных действий, чтобы втянуть в войну и другие страны. Если же противник будет готовиться к расширению войны с целью еще больше изолировать германское государство и создать для него еще большую угрозу, он, Гитлер, естественно, будет вынужден предпринять оборонительные меры. Такие высказывания Гитлера следует оценивать с максимальной осторожностью. Он всегда стремился маскировать свои истинные намерения и сообщать своему собеседнику только то, что ему казалось необходимым для достижения определенного, хорошо продуманного впечатления. При подготовке Норвежской операции он считал особенно важным соблюдение во всем строжайшей секретности. Поэтому лучше всего было высказываться весьма неопределенно. Возможно, в то время он хотел быть только готовым ко всяким случайностям и не стремился брать на себя инициативу. Как бы то ни было, в день переговоров с Квислингом, 14 декабря, был дан приказ о подготовке к операции. Месяц спустя Кейтель по поручению Гитлера отдал еще один приказ, содержащий следующие основные положения:

«Фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами желает, чтобы разработка плана проводилась дальше под его личным и непосредственным руководством и в теснейшей связи с общим планом войны.

Из этих соображений фюрер поручил мне принять руководство дальнейшими подготовительными работами.

Для этого при верховном командовании вооруженных сил создается рабочий штаб, который одновременно представляет собой ядро будущего штаба по руководству операцией.

Вся дальнейшая разработка проводится под кодовым наименованием «Везер-юбунг».

Этот приказ имел большое принципиальное значение, далеко выходящее за рамки запланированной операции и связанное с разногласиями, начало которых относилось еще к тому времени, когда Бломберг был военным министром, а барон фон Фрич – главнокомандующим сухопутной армией. Учитывая исключительно важную роль, которую, по их мнению, призвана сыграть сухопутная армия в любой будущей войне, как Фрич, так и его преемник Браухич и начальник генерального штаба Бек, а позднее Гальдер надеялись, что сухопутная армия окажет решающее влияние на ход войны. Они полагали, что верховное командование вооруженных сил (ОКВ) должно представлять собой как можно более узкий круг лиц, осуществляющих руководство операциями. ОКВ как орган военного министра, сначала Бломберга, а позднее Гитлера, должно было только в общих чертах разрабатывать планы стратегического развертывания и будущих операций. Поэтому боролись решительно против всякого расширения верховного командования вооруженных сил, намеренно расширяли генеральный штаб сухопутных сил как оперативный и организационный орган по мере роста сухопутной армии и стремились не допустить появления в сухопутных силах каких-либо органов управления войсками по линии ОКВ.

Действительная нехватка офицеров генерального штаба была желательным аргументом против подобных планов верховного командования вооруженных сил. Конечно, против такого мнения в век войн в трех измерениях можно было привести веские возражения. Но командование сухопутной армией имело в виду ограниченную оборонительную войну на континенте, и не случайно мнения, выраженные его представителями, исходили из того, чтобы не дать военным советникам Гитлера целиком попасть в руки таких людей, как Бломберг, от которых можно было ожидать опасных уступок по отношению к планам Гитлера. Практически спор тогда затих. Верховное командование вооруженных сил осталось небольшим, главным образом координирующим оперативным органом, который ограничивался тем, что замыслы Гитлера формулировал в директивах и перепроверял, отвечают ли оперативные планы армии, флота и авиации основной мысли директив.

Во время Польской кампании Браухич командовал без существенного вмешательства Гитлера; почти то же самое можно было сказать до сих пор и относительно руководства войной на Западе, с той только разницей, что Гитлер принял более активное участие в подготовительных мероприятиях. Теперь приказ, касающийся Норвегии, опять возбудил старый спор, и он был решен в пользу верховного командования вооруженных сил. Следствием этого стало опасное дублирование высших органов управления. В дальнейшем возникли так называемые театры военных действий верховного командования вооруженных сил, где главное командование сухопутных сил (ОКХ) было совершенно отстранено даже от руководства операциями на суше, и театры военных действий главного командования сухопутных сил, на которых руководство такими операциями сохранялось за главнокомандующим сухопутными силами. Правда, общее руководство осуществлял Гитлер, особенно после того, как в декабре 1941 г. после отставки Браухича он занял пост главнокомандующего сухопутными силами. Однако неясность в организации высших органов управления фактически еще продолжала существовать, вызывала бесконечные разногласия и передалась даже нижестоящим инстанциям. В связи с приказом от 27 января 1940 г. главное командование сухопутных сил с большим беспокойством следило за дальнейшим развитием событий: оно видело, что играет все более скромную роль в общем руководстве войной, ограничено своими театрами военных действий как исполнительный орган и должно выделять из состава сухопутных сил войска для других театров, а это все больше противоречило его понятиям экономии сил и их сосредоточения на решающем направлении ив решающем месте. Каким бы естественным этот приказ ни казался теоретически, практически он был решающим шагом к беспрепятственному «полководчеству» Гитлера.

Новый рабочий штаб собрался 5 февраля. К 1 марта его подготовительные мероприятия приняли такой размах, что стало возможным издание специальной директивы. Тем временем произошел инцидент с кораблем «Альтмарк», усиливший в Гитлере подозрение относительно возможности новых нарушений норвежского нейтралитета со стороны Англии. Пункт 1-й директивы очень хорошо резюмирует стратегические соображения немцев и англичан

«Развитие событий в Скандинавии требует осуществить все приготовления к тому, чтобы частью вооруженных сил оккупировать Данию и Норвегию. Это должно воспрепятствовать англичанам утвердиться в Скандинавии и на Балтийском море, обеспечить нашу базу руды в Швеции и расширить для военно-морского флота и авиации исходные позиции против Англии».

Эта директива выражает также надежду придать этому предприятию характер мирной оккупации. Соответствующие меры будут приняты в начале операции, и если это потребуется, им будет придана необходимая сила посредством демонстрации мощи германских военно-морских и военно-воздушных сил. Несмотря на это, возникающее сопротивление должно быть сломлено с применением всех средств вооруженной борьбы.

Руководство этой операцией было поручено генералу пехоты фон Фалькенхорсту, который как командующий «группой 21» был подчинен в оперативном отношении непосредственно Гитлеру.

Директива содержала следующие основные положения относительно подготовки к намеченным действиям:

«Переход границы в Дании и высадка десанта в Норвегии должны происходить одновременно. Операция должна готовиться как можно скорее и как можно большими силами. В случае если противник завладеет инициативой в Норвегии, должны быть немедленно предприняты контрмеры. Наибольшую важность имеет то, чтобы наши мероприятия были неожиданными для северных государств и для западных противников. Это следует учитывать при всех подготовительных мероприятиях, особенно при подготовке судов для транспортировки войск, инструктировании и погрузке. Если приготовления к погрузке уже не могут быть сохранены в тайне, командирам и войскам следует указать ложные места назначения. Войскам могут быть указаны истинные цели только после выхода кораблей в море».

О самом проведении операции в директиве говорилось следующее:

«В Дании важно быстро захватить материковую часть и остров Зеландию и овладеть подходами к Балтийскому морю. В Норвегии необходимо действиями флота и авиации внезапно захватить важнейшие участки побережья».

Поскольку подготовительные мероприятия в этом направлении проводились уже в течение нескольких месяцев, необходимые распоряжения были сделаны в короткий срок. 7 марта Гитлер одобрил окончательный план операции. До этого он еще некоторое время не мог решить, является ли эта операция вообще правильной в политическом и необходимой в военном отношении. а также нельзя ли ее предпринять после предполагаемого наступления на Западе. Это было невозможно, так как начиналась весна. Редер еще несколькими неделями раньше указывал на то, что необходимо начать операцию как можно скорее: 7 апреля наступит новолуние, а после 15 апреля ночи станут слишком короткими. При дальнейшей отсрочке оперативные возможности флота окажутся очень ограниченными. Эти соображения наряду с новыми сообщениями о намерениях англичан и французов имели решающее значение.

С точки зрения моряков высадка и, в случае ее успеха, закрепление десантов в многочисленных пунктах западного побережья Норвегии вплоть до самого Нарвика, да еще на виду у многократно превосходящих сил английского флота, были невероятно дерзким предприятием. Непременным условием являлось использование всех без исключения боевых кораблей. Тем более необходимо было проводить операцию при максимально благоприятных условиях. Несмотря на это, моряки справедливо спрашивали, сколько из участвующих в операции кораблей будет потеряно.

При проведении этой операции было важно следующее: силы, переброшенные по морю неожиданно для противника, должны были иметь достаточно большую численность, чтобы преодолеть сопротивление норвежских войск и сдерживать атаки англичан до тех пор, пока в захваченные порты по суше или по воздуху не будут подброшены подкрепления. Дело в том, что морским путем через Скагеррак можно было пользоваться только до тех пор, пока вблизи не было английского флота. Кроме того, было важно впоследствии захватить все крупные порты на западном побережье Норвегии, тем самым затруднив англичанам высадку десанта в будущем.

Движение транспортов, которые должны были доставлять тяжелую боевую технику и первые грузы для снабжения войск, организовывалось точно по намеченному графику. Суда должны были выходить из портов погрузки небольшими группами с такой разницей во времени, чтобы высадка десанта, несмотря на различные расстояния до портов, расположенных между Осло и Нарвиком, произошла везде одновременно, то есть чтобы везде немецкие войска могли использовать момент внезапности.

Но наибольший шанс на успех заключался в том, что Англия при ее подавляющем превосходстве на море считала осуществление операции такого масштаба невозможным для Германии. Насколько благоприятно оценивали тогда в Англии создавшуюся обстановку, свидетельствует весьма оптимистическая речь Чемберлена, произнесенная им 4 апреля. Обращаясь к членам консервативной партии, он иронически отмечал, что Гитлер вследствие своей бездеятельности за последние полгода упустил возможность осуществить новый аншлюсе. Однако несколько дней спустя английскому премьер-министру было уже не до насмешек.

В соответствии с разработанным графиком еще за несколько дней до 9 апреля – даты операции «Везер-юбунг», которая должна была начаться ровно в 5 часов, – транспорты с артиллерией и другими тяжелыми грузами, замаскировавшись под торговые суда, вышли из портов, держа курс на Нарвик. За ними, за один или за два дня до начала [83 – Схема 3] операции и каждый раз с наступлением темноты, была отправлена основная масса транспортов, с интервалами в зависимости от расстояния до портов выгрузки. Таким же образом действовал» корабли военно-морского флота, которые имели на борту войска, предназначенные для высадки, и одновременно должны были обеспечивать и поддерживать действия десантников.

7 и 8 апреля были днями наивысшего напряжения. Удастся ли добиться внезапности? Немцы даже не догадывались, что собирались предпринять англичане 8 апреля в норвежских водах. К какому бы решению они пришли, если бы знали, что, учитывая возможную реакцию немцев на запланированную постановку мин в норвежских водах, весь английский флот стоял в английских военных гаванях под парами и в полной боевой готовности?

При том тщательном наблюдении, которое вели англичане перед своей операцией, было неудивительно, что одна английская подводная лодка еще вечером 7 апреля сообщила о замеченной ею в проливе Скагеррак немецкой эскадры, в составе которой находился один тяжелый крейсер; эскадра держала курс на мыс Линнеснес на южном побережье Норвегии. Это были корабли, шедшие в Нарвик, которые слишком рано вышли в море. Немедленно была объявлена боевая тревога на всех кораблях английского флота. В 20 час. 30 мин. флот метрополии (три старых линкора, два крейсера и десять эскадренных миноносцев) покинул Скапа-Флоу, а несколько позже 2-я эскадра крейсеров вышла из порта Розайт. 1-й эскадре крейсеров было приказано выгрузить уже находившиеся на борту войска и как можно скорее следовать за другими соединениями. Не было никакой возможности получить истинную картину того, что замышляли немцы. Англичане предполагали, что немцы лишь неожиданно сумели предпринять энергичные контрмеры против еще не начавшегося минирования и что, возможно, придется выдержать бой с немецкими линейными кораблями. Дальше этого англичане в своих предположениях не шли. Именно поэтому уже погруженные войска были опять выгружены. И все же Лондон мог бы иметь основания для подозрений. 3 апреля в Лондоне были получены сообщения о большом скоплении немецких войск в порту Росток, а вскоре после этого из Стокгольма сообщили, что, по сведениям шведского посла в Берлине, в Штеттине и Свинемюнде сосредоточены войсковые транспорты общим тоннажем 200 тыс. т. Затем 8 апреля стало известно о том, что накануне ночью у побережья Норвегии был потоплен транспорт с войсками. Многим из находившихся на борту удалось добраться до берега; они были в военной форме и сообщили, что направлялись в Норвегию, чтобы помочь норвежцам защитить свою страну от нападения Англии и Франции. Даже это известие, которое в самой Норвегии привело к мобилизации, не заставило Лондон принять никаких новых контрмер. Там хотели сначала дождаться результатов столкновений на море и, очевидно, были полностью поглощены мыслями о своих собственных действиях, которые начались в то же утро. 8 апреля была довольно значительная облачность. Авианосцев в распоряжении не имелось. Таким образом, за день удалось получить лишь очень скудные разведывательные данные. Английский эскадренный миноносец, который, сбившись с курса, оторвался от своего соединения, занятого постановкой мин, сообщал в 8 час. о том, что в районе севернее Тронхейма он натолкнулся на эскадренный миноносец противника, а позднее – на превосходящие силы противника; в 9 час. 45 мин. связь с ним прекратилась. Как было впоследствии выяснено, в условиях плохой видимости он вдруг увидел прямо перед собой германский тяжелый крейсер «Адмирал Хиппер» и, поскольку ему не оставалось другого выхода, таранил его и затонул. Все другие немецкие военные корабли и транспорты, устремившиеся к местам высадки десантов, нигде не встретили английских военных кораблей. Так прошло два критических дня.

Рано утром 9 апреля германские послы в Осло и Копенгагене вручили правительствам Норвегии и Дании одинаковые по содержанию ноты, в которых вооруженное выступление Германии было обосновано вынужденной необходимостью защитить обе нейтральные страны от якобы предстоящего в самое ближайшее время нападения англичан и французов и предупредить замышляемое ими распространение войны на территорию Скандинавии. Целью германского правительства, говорилось в ноте, является мирная оккупация обеих стран. Всякое сопротивление, однако, будет беспощадно подавлено и приведет лишь к напрасному кровопролитию. Протест, немедленно выраженный англо-французской стороной против германского обвинения, кажется довольно странным теперь, когда стало ясно, что западные державы, если бы они не перенесли начало своих действий с 5 на 8 апреля, оккупировали бы Норвегию раньше немцев. Но если во время войны такие мероприятия были возможны, то остается непонятным, как могли обе западные державы на Нюрнбергском процессе обвинять руководителей Германии в планировании и проведении агрессии против Норвегии и заставить своих членов трибунала включить это обвинение в приговор.

Дания подчинилась требованию Германии почти без сопротивления. Предназначенные для оккупации силы – одна ландверная и одна полицейская дивизии – перешли датско-германскую границу и быстро достигли линии Фредерисия, Эсбьерг, Миддельфарт, Нюборг на острове Фюн. Воздушно-десантные войска заняли аэродром Ольборг, который имел исключительно важное значение для последующих действий немецкой авиации в Норвегии. Корсёр на западном побережье Зеландии был оккупирован силами, переброшенными по морю. Таким образом, важнейшие входы в Балтийское море – проливы Малый и Большой Бельт – оказались в руках немцев. На железнодорожном пароме из Варнемюнде в Гессер (южное побережье острова Фальстер) был переправлен бронепоезд, который сразу прошел до Вордингборга. Другие силы, доставленные морским путем, овладели Копенгагеном. Три небольших транспорта с войсками под охраной нескольких самолетов подошли к Копенгагену и ошвартовались у набережной. Прибывшие на них два батальона немецких войск быстро разоружили слабый гарнизон датской столицы.

С оккупацией Дании была ликвидирована всякая опасность для коммуникаций находящихся в Норвегии немецких войск, если, конечно, эти коммуникации не проходили через Северное море. Именно по этой причине и было необходимо оккупировать Данию.

Что же касается норвежского правительства, то оно хотя вначале и оказывало сопротивление, однако не относилось совершенно отрицательно к намерениям немцев занять страну. Только после того как Гитлер, оккупировав Осло, стал упорно настаивать на назначении премьер-министром Квислинга, о котором в Норвегии существовали самые спорные мнения, переговоры, вначале развивавшиеся успешно, потерпели крах. Шесть небольших по численности норвежских дивизий, к тому же рассредоточенных по всей стране, имели мало шансов на то, чтобы отразить внезапные атаки немецких десантов. Однако они все же надеялись продержаться до тех пор, пока в полной мере не проявится превосходство господствующих на море западных держав.

В течение всего дня 9 апреля английский флот стремился выяснить обстановку и вступить в бой с немцами. На Крайнем Севере погода снова благоприятствовала немцам. Яростные порывы ветра поднимали огромные волны, снежный буран резко ограничивал видимость, сильная качка снижала скорость хода. Ранним утром линкор «Ринаун» заметил корабли «Шарнгорст» и «Гнейзенау», но оба они тут же исчезли за плотной пеленой снега и тумана. Англичане даже не надеялись, что смогут выполнить приказ атаковать силы немецкого флота у Бергена, так как искать фиорд было опасно: корабли могли подорваться на минах или подвергнуться налетам авиации противника. Действительно, немецкая авиация атаковала английские корабли в открытом море, потопила один эскадренный миноносец, повредила линкор «Родней» и два крейсера. Только одной английской подводной лодке удалось потопить близ Кристиансанна легкий немецкий крейсер «Карлсруэ». Кроме того, легкий крейсер «Кенигсберг» был потоплен в Бергене английскими самолетами.

Итак, англичанам нигде не удалось воспрепятствовать действиям немцев.

Самое сильное сопротивление немцы встретили в районе Осло. Когда крейсер «Блюхер» рано утром шел по Осло-Фиорду, имеющему длину 110 км, он был обстрелян норвежскими береговыми батареями и затонул. Командир «Блюхера» и находившийся на нем командир дивизии оставались на корабле до последнего момента и подобно большинству членов команды и солдат, которые транспортировались на «Блюхере», вплавь добрались до берега. С введением в бой авиации и воздушно-десантных войск завязались ожесточенные бои за береговые укрепления, которые удалось захватить только к исходу дня. Между тем в результате смелой и внезапной атаки воздушно-десантных войск, высаженных на аэродроме Форнебу, был захвачен город Осло. Чтобы овладеть укреплениями в Кристиансанне, пришлось высадить десант силою до одного батальона.

В общем, день 9 апреля принес полный успех. При поддержке и под прикрытием крупных сил авиации, а также 7 крейсеров, 14 эскадренных миноносцев и других судов в Осло, Кристиансанне, Ставангере, Бергене, Тронхейме и Нарвике было высажено в общей сложности до 10 тыс. человек, составлявших первый эшелон трех дивизий. Единственный пригодный аэродром на западном побережье – Сола, близ Ставангера – тоже находился в руках немцев. Он должен был играть важную роль в боях, которые предстояло теперь вести с англичанами.

Масштаб и смелость этого предприятия были для англичан весьма неожиданными. Может быть, только решительные действия англичан могли бы еще изменить положение, если бы им удалось быстро определить и немедленно использовать слабые стороны немецкого плана оккупации Норвегии. Если бы англичане сумели выбить немцев из Тронхейма, это имело бы решающее значение. В таком случае немецкие войска не смогли бы долго держаться и в Нарвике. Подобные действия западных держав, возможно, еще позволили бы им добиться своей главной цели, которую преследовала планируемая на 8 апреля операция: помешать немцам использовать порты западного побережья Норвегии для перевозки руды. Однако в результате всех нерешительных и замедленных действий последние возможности, которыми еще располагали западные державы для достижения своей цели, были, по-видимому, упущены.

Французы вначале совсем не были обеспокоены событиями в Норвегии. Они тешили себя надеждой, что на севере может возникнуть более крупный театр военных действий, который постепенно будет требовать все больших сил обеих сторон, так что активизации боевых действий на франко-германском фронте или совсем не будет, или она начнется не так скоро. Поэтому они были готовы принять участие в действиях на новом театре в такой степени, которая определялась количеством сил, отведенных немцами с франко-германского фронта.

Такие соображения так же мало соответствовали стремительному характеру ведения военных действий Германией, как и приказ, отданный 9 апреля начальникам главных штабов всех видов английских вооруженных сил: немедленно подготовить десантную операцию для захвата у немцев портов Бергена и Тронхейма, которая должна была начаться после выяснения обстановки. Англичане хотели выделить для этой операции одиннадцать батальонов, из которых два должны были отправить еще вечером 9 апреля, а остальные – через три-четыре дня или даже позднее. Французы обещали выделить дивизию альпийских стрелков, которая, как предполагалось, будет готова к погрузке на суда через два-три дня.

Но самым выгодным местом для нанесения удара англичане считали Нарвик. Здесь немецкие силы были изолированы, и энергичные действия могли привести к быстрому успеху. Если бы сверх этого удалось пробиться к шведской границе, то можно было бы пренебречь нейтралитетом Швеции и проникнуть до железорудного района Елливаре. Черчилль ухватился за эту мысль со свойственным ему темпераментом. Однако обстановка была еще неясной. Сколько немецких военных кораблей скрывалось в длинном и разветвленном фиорде, в восточной части которого находился Нарвик? Какие силы уже высажены? Этого англичане не знали. Норвежские лоцманы говорили о шести кораблях, более крупных, чем те пять английских эскадренных миноносцев, которые 10 апреля получили приказ войти в фиорд. Последние встретили там пять немецких эскадренных миноносцев, из которых два они потопили, а три вывели из строя. Затем сбоку, где начиналась одна из ветвей фиорда, внезапно появились еще пять немецких эскадренных миноносцев. Они, в свою очередь, уничтожили два английских корабля, а двум другим причинили настолько тяжелые повреждения, что те не смогли продолжать бой и ушли в открытое море вместе с единственным неповрежденным эскадренным миноносцем. Черчилль, однако, не унимался. Он направил к берегам Норвегии новые силы. 12 апреля, несмотря на неблагоприятные метеорологические условия, с прибывшего туда авианосца «Фьюриес» стартовали пикирующие бомбардировщики, однако их действия были неэффективными. На следующий день под прикрытием самолетов вместе с девятью эскадренными миноносцами в фиорд вошел старый, но модернизированный, вооруженный 380-мм орудиями линкор «Уорспайт». Эти корабли атаковали уцелевшие немецкие эскадренные миноносцы и потопили их. Планировалась высадка десанта, однако из боязни встретить сопротивление превосходящих сил немцев и подвергнуться ударам их авиации высадку не осуществили, хотя на «Уорспайте» сложилось мнение, что достаточно будет сравнительно небольших сил, чтобы разбить немцев. Положение последних действительно было весьма затруднительным. Генерал Дитль высадился лишь с одним полком, который был доставлен на эсминцах без тяжелого оружия и артиллерии. Транспорты, на борту которых находилась эта техника, были потоплены англичанами, не достигнув места своего назначения. Для усиления войск была переброшена по воздуху всего лишь одна батарея горной артиллерии. Команды потопленных эсминцев представляли собой желательное пополнение, но только для пехоты. В то самое время, когда англичане стали думать о внезапном нападении на Нарвик, в ставке Гитлера были получены сообщения о прибытии в Харстад, расположенный перед самым Нарвиком, на Лофотенских островах, крупных английских сил. Но немцы еще не знали, что, кроме этого, одна английская бригада уже находилась на пути в Норвегию. Гитлер был встревожен и уже хотел, не веря в сколько-нибудь удачный исход операции, дать генералу Дитлю приказ пробиваться на юг. Большого труда стоило Йодлю отговорить его от осуществления этой «безрассудной идеи».

К счастью, в это же самое время сомнения возникли и у англичан. В течение нескольких дней они не могли прийти ни к какому решению. Лондон предостерегал от чрезмерно поспешных действий и требовал от всех сил, сосредоточенных перед Нарвиком, самой тщательной подготовки десантной операции. Вскоре после этого английская бригада была выгружена в Харстаде. Командующий морскими силами в районе Нарвика адмирал лорд Корк тщетно пытался убедить генерала, командовавшего сухопутными войсками, высадить десант, обещая ему полнейшую поддержку флота. Генерал указал на наличие у противника большого количества пулеметов и заявил, что высадка с кораблей хотя и возможна, так как противник пока не предпринимает никаких действий, однако не на виду у немецких войск. 17 апреля Лондон оказал сильный нажим на обоих командующих. Генерал продолжал упорствовать и выставил еще один довод: прежде чем думать о высадке и о ведении боев на берегу, необходимо переждать распутицу.

Гитлер в этот день опять потерял спокойствие. Он намеревался или приказать соединению, находящемуся в Нарвике, отойти на юг, или эвакуировать его из Нарвика на самолетах. Йодль объяснил ему, что отход на юг невозможен, а переброска соединения по воздуху может производиться лишь очень небольшими группами, принесет большие потери в самолетах и будет большим моральным ударом для генерала Дитля. Лондон терял терпение по значительно большим причинам. 20 апреля лорд Корк принял командование всеми английскими силами, то есть также и сухопутными войсками. Он предпринял разведывательный полет над районом Нарвика – и его охватили сомнения. Трудности ведения боевых действий в условиях почти полного бездорожья при глубине снежного покрова 1,5 м были гораздо большими, чем он это себе представлял. К этому прибавлялось и то, что ни одно из соединений, предназначенных для действий в Норвегии, не было оснащено для ведения боев на местности с глубоким снежным покровом, не говоря уже о том, что войска не обладали достаточной боевой выучкой. Колебания англичан были на руку немцам: они в это время энергично занимались подготовкой к обороне.

Так же медленно, как и на севере, велась англичанами и подготовка к захвату Тронхейма, который было решено осуществить 9 апреля. Прошла почти целая неделя, прежде чем стало ясно, как нужно действовать. Вначале казалось, что пройдет предложение Черчилля высадить морской десант в районе Тронхейма. Однако при тщательном анализе операции представители армии и флота высказали такие глубокие сомнения в возможности преодолеть узкий фиорд длиной 40 км, да еще учитывая превосходство противника в воздухе, что этот план, к горькому разочарованию Черчилля, 18 апреля был отменен. Решили предпринять наступление на суше с целью окружить Тронхейм ударами с севера и с юга. Силы, которые должны были выполнить эту задачу, высадились еще 14 апреля в Намсусе, в 160 км севернее Тронхейма, и 13 апреля в районе Ондальснеса, в 250 км к югу от порта. 17 апреля английский корабль «Саффолк» безуспешно пытался вывести из строя особенно мешавший англичанам аэродром Сола близ СТавангера. На обратном пути его в течение семи часов непрерывно атаковали немецкие самолеты, и «Саффолк» с поврежденной кормовой частью с большим трудом достиг спасительной гавани Скапа-Флоу.

Каким бы многообещающим ни казался теоретически план овладения Тронхеймом путем его охвата с севера и с юга, на практике его было очень трудно осуществить. Те два маленьких порта, которые, к счастью, оказались еще не занятыми, имели очень незначительные возможности для разгрузки. Войска были сформированы наспех и, не говоря уже о танках, почти не имели артиллерии. Они должны были ограничиваться лишь самыми примитивными транспортными средствами, так как выгрузка мощных моторизованных средств передвижения не предполагалась.

Здесь англичанам впервые стало ясно, как мало значит в век авиации господство на море без одновременного господства в воздухе. В портах можно было производить выгрузку только ночью. Боевые корабли и специально прибывшие вспомогательные суда, вооруженные зенитными пушками, тщетно старались в течение дня отбить воздушные налеты на порты. Английских самолетов, базирующихся на авианосцы, было гораздо меньше, чем немецких; к тому же последние угрожали и самим авианосцам. Единственный пригодный аэродром находился в руках немцев. Попытка устроить посадочную площадку для нескольких истребителей на замерзшем море южнее Ондальснеса полностью провалилась, так как все находившиеся на ней самолеты были немедленно уничтожены.

Вскоре после этого слабость в воздухе отразилась и на действиях сухопутных войск.

С тактической точки зрения казалось сравнительно просто использовать высадившиеся в Намсусе войска для наступления в южном направлении. Правда, из-за непроходимого скалистого берега они должны были идти обходным путем, но зато их флангу не угрожали немецкие войска. Значительно в более трудном положении находились войска в районе Ондальснеса: наступая на Тронхейм через Домбос, они должны были учитывать наличие немецких войск в своем тылу, а кроме того, и угрозу с фланга. Дело в том, что сразу после захвата норвежской столицы и разоружения норвежских дивизий, формировавшихся в районе Осло, 196-я немецкая дивизия, усиленная моторизованными разведывательными подразделениями и небольшими танковыми частями, начала продвижение вдоль шоссейной и железной дорог на Тронхейм, чтобы установить сообщение с портом по суше. Немецкие войска, усиленные впоследствии горными стрелками, должны были преодолевать сопротивление норвежцев и прокладывать себе путь через узкие долины. Во многих местах противник устроил большие завалы из деревьев, разрушил мосты. Но они все же продвигались вперед достаточно быстро, чтобы создать угрозу с фланга наступавшим через Домбос на Тронхейм английским войскам. Последним не оставалось ничего другого, как прийти на помощь отступавшим из Домбоса норвежцам. Высаженная раньше других английских частей 148-я пехотная. бригада была брошена без артиллерии и тяжелого оружия на Лиллехаммер. 23 апреля она понесла очень большие потери в боях против немцев, которые имели превосходство в технике и применяли более умелую тактику, и вместе с норвежцами в полном беспорядке откатилась назад на северо-запад. Тогда командующий английскими войсками вынужден был направить на выручку разбитым войскам 15-ю пехотную бригаду, для того чтобы замедлить продвижение немцев.

Однако Гитлер и в этом случае оказался едва ли не самым лучшим союзником англичан. Он боялся, что силам, наступавшим из Осло, не удастся своевременно достигнуть Тронхейма. Разрушенные мосты, как казалось нетерпеливому Гитлеру, восстанавливались слишком медленно, хотя сами войска даже по оценке их противников обладали высоким наступательным духом и проявляли невиданную храбрость и находчивость. Он требовал, чтобы в этом районе больше ни одно моторизованное соединение не вводилось в бой. Лишь после того как 23 апреля у пленного командира 148-й английской пехотной бригады были захвачены важные документы, значение которых далеко выходило за рамки чисто местных событий, настроение в ставке немецкого командования стало опять «оптимистическим».

Еще 22 апреля на заседании союзного верховного военного совета занимались обсуждением фантастических планов, считали очень успокоительным тот факт, что уже 13 тыс. человек высадились в Намсусе и Ондальснесе. Была запланирована высадка еще нескольких французских дивизий и одной танковой бригады, а также одной английской территориальной дивизии, и еще раз решили захватить Тронхейм и Нарвик. Однако дальнейший ход событий безжалостно перечеркнул эти запоздалые планы.

Правда, англичане продвинулись от Намсуса к Тронхейму на 80 км. Но затем они были охвачены с фланга немецкими войсками, многократно усиленными с воздуха и давно создавшими вокруг Тронхейма большой плацдарм, и были вынуждены повернуть обратно. Измотанные, полузамерзшие и разочарованные, они возвратились в Намсус, где тем временем высадился французский полк альпийских стрелков. Но это подкрепление не внесло никаких изменений в общую обстановку. Превосходство немецкой авиации в воздухе сделало невозможным всякое длительное пребывание союзных войск в Намсусе, так как не было никаких шансов ликвидировать это превосходство. 28 апреля был отдан приказ об эвакуации Намсуса, и к вечеру 2 мая войска оставили порт. Немецкая авиация потопила один английский и один французский корабль из числа эскадренных миноносцев, обеспечивавших погрузку на суда.

Не лучше было и положение англичан в районе Ондальснеса. Они также вынуждены были эвакуироваться, потому что значительно уступали противнику в технике, не имели опыта ведения боевых действий в труднопроходимой горной местности, не располагали никакой авиационной поддержкой. Кроме того, немецкие войска, которые начали продвижение из Тронхейма, угрожали зайти им в тыл и отрезать пути отхода. В ночь с 30 апреля на 1 мая английские войска, в том числе и жалкие остатки 148-й бригады, погрузились на суда в Ондальснесе. В это же время было сломлено и последнее сопротивление норвежских войск в районе Тронхейма.

Итак, попытка западных держав оказать быструю помощь норвежцам и закрепиться в Центральной Норвегии не удалась. Теперь англичане со свойственным им упорством стремились осуществить еще одно предприятие – захват Нарвика. «Если нам не удастся захватить Нарвик, – заявил Черчилль 20 апреля, – то это будет означать большую катастрофу, так как Германия тогда будет иметь в своих руках железорудные месторождения». Шансы на успех в Нарвике казались благоприятными. Английский флот господствовал на море, необходимые сухопутные силы могли быть подброшены в любом количестве. И в воздухе положение для англичан было намного лучше. Немцы в Нарвике вынуждены были рассчитывать только на имевшиеся у них силы. Подкрепления можно было подбросить лишь по воздуху, да и то очень незначительные. Снабжение воздушным путем было ограничено. Временами недостающую артиллерию приходилось заменять авиацией. Правда, сразу после эвакуации Намсуса из Тронхейма на север был направлен один армейский корпус в составе одной горной и одной пехотной дивизий. Но прошло несколько недель, прежде чем корпус, продвижение которого тормозили сопротивление норвежцев и беспокоящие действия английских десантов, преодолел по плохим дорогам 650 км. Несмотря на все усилия и страстное желание оказать помощь товарищам, находившимся в трудном положении, он не смог изменить их судьбу.

К 12 мая силы западных держав перед Нарвиком сильно возросли. Надоевшая всем весенняя распутица тоже окончилась, и условия для передвижения по суше стали более благоприятными. Поэтому союзники решили нанести немецким войскам сокрушительный удар. Они имели в распоряжении английскую бригаду, три батальона французских альпийских стрелков, два батальона иностранного легиона, четыре польских батальона и норвежские войска численностью 3500 человек. Бьерквик, расположенный севернее Нарвика в боковом фиорде, был взят одновременным ударом сухопутных войск с севера и морского десанта с юга. У северной оконечности фиорда Ромбак немцы отошли на восток и одновременно отбили попытки противника высадить десант в районе Нарвика. В следующие дни союзники усилили свой натиск севернее фиорда Ромбак. Английские военные корабли продвинулись до восточной оконечности фиорда и обстреляли Хуннален.

Тем временем произошла уже давно назревавшая катастрофа западных держав в Бельгии и Северной Франции, которая сказалась и на событиях в Нарвике. Нельзя было распылять силы, посылая большее количество войск для проведения операции на таком удаленном театре, как норвежский, нельзя было выделить достаточно крупные силы флота для поддержки и материально-технического обеспечения подобной операции, учитывая, что смертельная опасность угрожала самому существованию английского экспедиционного корпуса во Франции. Поэтому 24 мая высший союзный совет решил сконцентрировать все силы на французском театре военных действий и отказаться от действий в районе Нарвика. Предполагалось только захватить порт Нарвик и немедленно его разрушить, после чего союзные войска должны были оставить захваченный район. Немецкие войска, которые отчаянно сопротивлялись превосходящим силам противника, даже не подозревали, как быстро придет конец их бедственному положению. 28 мая Нарвик пришлось сдать союзникам, в первые дни июня они еще сильно потеснили немецкие войска у железной дороги восточнее Хуннален. Им казалось, что скоро сопротивление немецких войск будет окончательно сломлено.

Чтобы облегчить положение своих войск, германское командование решило направить к Нарвику свои линкоры «Шарнгорст» и «Гнейзенау». 4 июня оба корабля покинули Киль и сразу же натолкнулись на транспорты союзников. День 8 июня был для них очень успешным. Во второй половине дня им удалось потопить вспомогательный крейсер тоннажем 19 840 брт и большой танкер грузовместимостью 5666 брт. В 16 час. они встретили гораздо более важную цель – авианосец «Глориес» водоизмещением 22 500 т, шедший в сопровождении двух эскадренных миноносцев. Напрасно английские самолеты-торпедоносцы пытались подняться с палубы авианосца. Прежде чем они смогли это сделать, немецкие корабли открыли огонь и пламя сразу же охватило носовую часть авианосца. Безуспешными оказались и попытки обоих эсминцев под прикрытием дымовой завесы вывести пострадавший авианосец из зоны воздействия более мощной артиллерии немецких линкоров. Тяжело поврежденный «Глориес» затонул в 17 час. 40 мин. Эскадренные миноносцы постигла такая же участь, однако затонувший последним эсминец «Акоста» еще успел торпедировать линкор «Шарнгорст», причинив ему тяжелое повреждение. Оба немецких линкора вынуждены были прекратить так успешно начатый поход и вошли в порт Тронхейм.

В тот же день была закончена эвакуация района Нарвика. 24 тыс. англичан, французов и поляков были погружены на суда и четырьмя конвоями возвращались в Англию и Францию. С этой же целью на борт английского крейсера в Тромсё поднялись король Норвегии и члены его правительства.

Вся Норвегия была в руках немцев. О том, как могло это произойти, Черчилль делает следующие откровенные признания: «Превосходство немцев в планировании, командовании и энергичности было очевидным. Они неуклонно осуществляли свой план операции. Они умели мастерски использовать все возможности, которые давало им применение крупных сил авиации. К тому же превосходство немецкого солдата, особенно в мелких стычках, было очевидным. В Нарвике пестрый по составу наспех сформированный отряд в 6 тыс. человек на протяжении шести недель держал под угрозой союзные войска, насчитывавшие более 20 тыс. человек. В этой Норвежской операции действия наших лучших войск, шотландской и ирландской гвардии, были парализованы энергичными, находчивыми и хорошо обученными молодыми солдатами Гитлера». Решающее значение для победы немцев в Норвегии имело господство в воздухе. Значение последнего англичане почувствовали лишь в ходе операции. Потребовалось еще много горьких уроков, пока, наконец, это поняли англичане, а позднее – американцы и сделали из этого практические выводы. Но впоследствии хорошо организованное взаимодействие обоих видов вооруженных сил обеспечило им то превосходство, благодаря которому они могли идти от победы к победе.