• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Маис — индейское зерно

Диковинное растение маис довольно быстро обратило на себя внимание испанцев. И не удивительно: ничего похожего в Старом Свете они не видели. Своеобразный, прямо-таки декоративный вид початков, высокие стебли, необычный вкус, то обстоятельство, что лакомиться невиданным злаком можно было и наскоро сварив его в воде, чуть присолив для вкуса, бесчисленное множество блюд из кукурузной муки, которыми потчевали незваных пришельцев, — все это, естественно, было замечено и оценено, тем более, что привычного европейцам хлеба, пшеничного хлеба здесь, на новом континенте, явно не было, и моряки из колумбовых эскадр убедились в том достаточно быстро.

Судя по некоторым свидетельствам, начиная с 1500 года, принялись испанцы завозить на родину семена кукурузы — как и полагалось, через Севилью, главную испанскую гавань, и в городском архиве Севильи нашлись соответствующие документы.

Здесь, в Севилье, находилась Торговая палата, учреждение, о котором говорили, что оно держит в руках ключи к Индиям. Еще со времени Америго Веспуччи была Торговая палата также своего рода навигационной школой и школой картографов.

Ни один корабль не мог выйти без ее ведома из порта, и никто не вправе был ступить на палубу корабля, идущего в Новый Свет без ее разрешения. С особой; тщательностью подбирались кормчие — им ведь доверялись секреты Атлантической службы. От них требовали знания географии, космографии, морского дела, правил кораблевождения и доскональнейшего знания тех строго определенных, раз и навсегда установленных маршрутов, по которым шли корабли в Новый Свет и из Нового Света.

Небыстро совершались путешествия через Атлантику, в те времена. В одиночку суда не пересекали океан: в Гвинейских и Антильских морях разбойничали пираты, и корабли из Севильи, равно как и в Севилью, xoдили большими эскадрами, тридцать-сорок торговых судов и не меньше десятка конвойных, военных. Снарядить такую флотилию было задачей хлопотливой. По три-четыре месяца длились приготовления, да и через океан шли не слишком ходко. Порой приходилось неделями стоять у Канарских островов или у Малых Антильских, пережидая бурю. И штили тоже частенько задерживали флотилии.

Прибыв в Карибское море, корабли обычно расходились: те, котором надобно было попасть в Мексику, поворачивали на северо-запад к Гаване и Вера-Крусу. Остальные направлялись в гавань на Панамском перешейке, носившую звучное название Номбре де Диос — «Гавани господнего имени»; дальше начинался переход посуху, дорогой, проложенной конкистадорами к Панаме, а оттуда вдоль Тихоокеанского побережья добирались в Перу.

В Севилью корабли, знаменитые «золотые» и «серебряные» флотилии, шли из Номбре де Диоса и Вера-Круса мимо Багамских и Азорских островов. Когда огромные галионы, поднимаясь по Гвадалквивиру, подходили к Севилье, отряды копейщиков оцепляли гавань. Выгрузка золота производилась без сторонних наблюдателей. Двойной кордон копейщиков должен был пресекать возможные злоумышления.

Задумывались ли вы когда-нибудь над путями распространения растений, ну хотя бы таких едва ли не во всем мире выращиваемых растений, как картофель, табак, томаты?

Как кукуруза?

Сейчас их можно увидеть буквально повсюду. Мы так к этому привыкли, что само собой разумеющимися кажутся нам и помидоры, которые разводят чуть ли не в Заполярье, а уж о Московской области и говорить нечего; тыквы, мирно зреющие на солнце в наших огородах; фасоль, бобы. Обычные, всем известные, вошедшие, как любят официально писать, во все пищевые рационы, нашедшие себе место во всех книгах, посвященных приготовлению вкусной и питательной пищи, какие же это диковины, что в них необычного?

Однако до колумбовых путешествий во всем Старом Свете о них понятия не имели. И должно было пройти довольно много времени, прежде чем начнут свой победный марш по планете растения, злаки, плоды, многие из которых поначалу представлялись странными попавшим в Новый Свет европейцам и к которым они отнеслись настороженно.

Конечно, Старый Свет со своей пшеницей, рожью, овсом, ячменем, с рисом и многим другим тоже не остался в долгу. Необозримы поля, засеваемые ныне пшеницей в Северной Америке, в Аргентине; выращивают в Новом Свете и другие пришлые культуры.

Известно, в диком виде пшеница встречается в Азии, на Балканах, в Крыму. Одну треть земель, отведенных под зерновые, засевают сейчас пшеницей.

Но вдесятеро больший урожай, чем пшеница, чем любая другая культура на земном шаре (на каждое посаженное зерно — двести пятьдесят зерен!), дает несравненный маис — лучшая культура Америки.

В знак великих заслуг кукурузы в штате Айдахо ей поставлен золотой памятник, единственный на всем земном шаре памятник хлебному злаку.

Впрочем, может, самым лучшим памятником ей служит величайшая, поистине всемирная слава.

Кукурузу знают все.

По своему значению для человека кукуруза стоит на втором месте, уступая разве что рису.

Утверждают, что еще Колумб послал несколько золотистых початков невиданного растения домой. Вероятно, это было во время второго путешествия, в 1494 году.

Вскоре в Италии вышла в свет небольшая книжка. В ней рассказывалось о кукурузе, приводилось ее описание, давались советы по уходу за ней.

Необычное растение разводили в садах, на утеху титулованным и богатым.

Потом оно распространяется на севере Франции, в странах юго-восточной Европы. В XVII веке его начинают выращивать в Молдавии, в Закавказье. Столетием позже в будущей Херсонской губернии, в южной Осетии.

Маис, кукуруза, турецкая пшеница, итальянское зерно, как только не именовали эту культуру.

Зерном, иногда индейским зерном называли ее в США и Латинской Америке. В последние годы там, однако, более употребительно старое название — маис.

…Ты знаешь все об этом городе, ты знаешь его прошлое, ты подготовлен к встрече с ним. И все-таки он потрясает.

Каменные плиты, по которым бежали в тот проклятый день жители Помпеи. Дома. Виллы, храм Изиды, фрески.

Жизнь в городе замерла, так и остались на своих местах посуда, утварь, мебель. В мастерских лежали брошенные впопыхах орудия и изделия, в канцеляриях — таблички. В одной из таверн на столе остались лежать деньги: прежде чем выскочить на улицу, их положил кто-то из посетителей. Археологи нашли в одном из домов хлеб, свежеиспеченный хлеб — без малого двухтысячелетней давности. Его не успели вытащить из печи.

«Хлеб всему голова», — говорит русская пословица.

Хлеб всему голова. Это помимо всего прочего верно еще и в более широком смысле. Именно с одомашниванием злаков, как показали исследования последних лет, начался тот великий процесс, в ходе которого на смену хозяйству, основанному на охоте и собирательстве, пришло хозяйство производящее, основанное на земледелии и скотоводстве.

В Новом Свете единственным злаком и одним из важнейших продуктов питания был маис.

Вплоть до недавнего времени, однако, никто толком не знал, где, когда и каким образом началось его одомашнивание. Его выращивание.

Заметим, вопросы эти имеют принципиальное значение. В том числе и потому, что появление доместицированной кукурузы — одно из первых и наиболее основательных звеньев в той длительной эволюции, которая в конечном итоге привела к становлению высоких культур Центральной и Южной Америки, культур майя, ацтеков, инков. Недаром же их вполне справедливо называют «маисовыми цивилизациями».

…Не могла же кукуруза появиться на свет сразу, «готовенькой», словно Афина из головы Зевса! Должны же были у нее, как и у всех других растений, существовать дикие предки?

Поиски, конечно, велись. И не на Огненной Земле, и не на Аляске, а в тех местах, естественно, где cyществовали хотя бы минимальные, необходимые для произрастания кукурузы условия: кукуруза, как известно, не любит холода и хорошо произрастает там, где за год выпадает не менее трехсот восьмидесяти миллиметров осадков.

Основные зоны распространения кукурузы в Новом Свете не составляли, разумеется, секрета. Было хорошо известно, что кукурузу знали и в Мексике, и на Юкатане, и в Гватемале, и в Перу.

Но все-таки где же, в каком именно уголке этих земель следовало искать исходные формы кукурузы?

Вплоть до начала 40-х годов нашего века ничего определенного на сей счет сказать нельзя было. Твердо известно было только то, что самые ранние из обнаруженных сортов кукурузы — это тысячный год до н. э. Их нашли в Центральной Мексике. Разыскали ранние виды кукурузы и в Перу — примерно семисотого года До н. э. и в одном из юго-западных районов США — последние относились к шестьсот пятидесятому году до н. э.

…Кукуруза — злак, который целиком зависит от человека. Маис не в состоянии размножаться сам по себе. Его нужно высаживать.

Ботаников загадка кукурузы влекла издавна. И среди возможных вариантов решения было такое: у маиса есть некий родственник, известный под названием «теосинта».

Так не теосинта ли предок маиса?

Мысль представлялась заманчивой, тем более, что теосинта нередко встречалась — ее считали сорняком — на кукурузных полях индейцев в Гватемале и западных областях Мексики, и действительно очень напоминала кукурузу.

Соответственно предполагалось, что поскольку теосинта встречается у индейцев-майя, то, очевидно, майя и были теми людьми, которые ее доместицировали.

В споры по поводу теосинты вступил в 10-х годах нашего века сам Лютер Бербанк, всемирно известный селекционер, вырастивший немало новых сортов овощей, фруктов, цветов. Он довольно долго работал с теосинтой и, казалось, достиг успехов: после восемнадцати поколений ему удалось, наконец, получить примитивный маис.

Победа? Бербанк так и думал. Но будучи человеком пунктуальным, решил еще раз проверить исходный материал. И вот тут-то и выяснилось, что все его труды пропали даром, поскольку экземпляр, с которым он начал работу, оказался гибридом теосинты с маисом!

Потом удалось доказать, что теосинта вообще представляет собой гибрид. Гибрид доместицированной кукурузы с еще одним родственным кукурузе растением — трипсакумом. И что древним предком маиса был маис и только маис, способный рассеивать, разбрасывать свои семена.

Ботаника, который в ходе длительных опытов и скрещиваний пришел к таким выводам, звали Полем Мангельсдорфом. Он высказал в 40-х годах нашего века еще одно соображение: искомый древний маис должен некоторыми своими чертами, в частности узкими твердыми зернами, напоминать современный pop corn. С другой стороны, он должен быть схож еще с одним современным сортом кукурузы: pod corn.

Свои теоретические выкладки Мангельсдорф решил промоделировать. Скрестив оба сорта кукурузы, он получил небольшое растение с тоненькими початками; с раскрывающейся к моменту вызревания листвой-оберткой, что давало возможность «продолжить род».

Живой «портрет-робот» был готов. Оставалось только проверить, прав Мангельсдорф или и на этот раз теоретический поиск заветных предков вновь окажется безрезультатным.

Для проверки существовал только один действенный способ: найти и сравнить.

Итак, снова Нью-Мексико. 1948 год. В пещере Летучих мышей, Бад-Кейве, ведет свои исследования студент Гарвардского университета Герберт Дик. Пещера была не очень высока и уходила глубоко в скалу. Как показывало ее название, она служила своего рода прибежищем для стай летучих созданий, и хотя они в общем, не очень беспокоили исследователя, это соседство особого удовольствия ему не доставляло. Вдобавок, чем дальше от входа, тем все ниже становился каменный свод потолка. При каждом взмахе лопаты поднимались клубы пыли.

Но работать надо было. Вооружившись противопылевой маской, Дик продолжал раскопки. В какой-то момент ему стали попадаться невзрачные иссохшие кукурузные початки.

Початки он находил в разных слоях. И початки эти были разные. Одни — насколько можно было судить — казались более древними, находились, так сказать, в «начале линии». Другие были явно более близки к современным формам.

На глубине двух метров Дик делает самую потрясающую свою находку: маленькие плохонькие початки. Початки-заморыши, не более двух-трех сантиметров в длину. И тем не менее, это были несомненно вполне оформившиеся кукурузные початки!

Когда археологи прибегли к радиоуглеродному анализу, выяснилось: примерно три тысячи шестьсот лет до нашей эры.

Ботаникам не составило особого труда доказать, что самая ранняя кукуруза из пещеры «Летучих мышей» представляет нечто среднее между существующими и ныне, известными уже нам pod согn’ом u pop согn’ом.

Подчеркнем еще раз: в пещере явно прослеживалась определенная эволюция кукурузы.

Поиски родоначальных форм кукурузы продолжаяются.

Помните, как в конце прошлого века искал свое «недостающее звено» Дюбуа? Примерно с той же энергией и страстью, и тоже основываясь лишь на общих предположениях, начинает свой поиск знаменитый ныне Ричард Мак-Нейш, один из наиболее известных современных американских археологов.

Сам Мак-Нейш свою удачливость однажды объяснил так: во-первых, нет ничего тайного, что не стало бы явным. А во-вторых, для того, чтобы находить, следует искать. Шутки шутками, но именно Мак-Нейш сумел выявить в начальной истории Нового Света огромной; важности период. А заодно помочь ботаникам разобраться, наконец, в происхождении кукурузы.

Впрочем, право, историки были заинтересованы в последнем ничуть не меньше, чем ботаники.

1945 год. Студент-выпускник Ричард Мак-Нейш готовит дипломную работу и с этой целью собирает материалы о связях местных культур Мексики и юго-востока Соединенных Штатов. Так он попадает в отличающийся жарким климатом засушливый штат Тамаулипас, расположенный на северо-востоке Мексики.

Кустарниковые поросли, выжженные солнцем холмы, редкие деревушки.

В одну из поездок Мак-Нейш обращает внимание на то обстоятельство, что здесь, на склонах гор Сьерра-Мадре, немало сравнительно неглубокого залегания пещер, которые в принципе, конечно же, могли служить жилищем первобытных людей.

Мак-Нейш — человек дела. Коль скоро возникла идея, значит надо ее проверить. Проверить — значит начать разведку.

Именно этим он и будет благополучно заниматься до тех пор, пока не убедится, что при раскопках здесь, в пещерах, встречаются кости различных животных, в том числе и «допотопных», орудия труда, остатки растений, тканей и многое другое. Земля тут сухая и прекрасно сохраняет всякого рода следы былых культур.

Молодому исследователю приходит в голову смелая мысль. Она не только оказалась чрезвычайно плодотворной, что уже само по себе было достаточно важно, но и крутым образом изменила его дальнейшую судьбу.

Итак, нельзя ли попробовать раздобыть здесь, в Тамаулипасе, данные, которые могли бы прояснить некий, давно уже интересующий ученых вопрос? Вопрос о том, существовала ли в свое время в Мезоамерике (под этим подразумевается географическая область, в которую входит центральная и южная Мексика, а также Гватемала и Белиз, западные районы Сальвадора и Гондураса) докерамическая, доформативная стадия, фаза, на протяжении которой мезоамериканские индейцы постепенно, шаг за шагом одомашнили маис, фасоль, кабачки, тыкву и другие растения и злаки?

Тремя годами позже Мак-Нейш снова возвращается в Тамаулипас.

…Сейчас результаты работ Мак-Нейша изложены в двух публикациях, обсуждались, и неоднократно, на симпозиумах, вошли, как принято говорить, в золотой фонд науки. Да и что удивительного: действительно, крупнейшие, основополагающие открытия сделал ученый, во многом по-новому представил огромной важности период в истории значительных областей Нового Света.

Но тогда еще все только начиналось.

В пещере Ла-Перра, расположенной в одном из каньонов Сьерры Тамаулипаса, Мак-Нейш в одном слое со всевозможными хозяйственными отбросами, относящимися примерно к 2500 г. до н. э., находит початок. За ним последовали другие.

Это происходит всего лишь несколькими месяцами позднее находок Дика.

Более древние початки весьма походили на те, описание которых составил Мангельсдорф; те же, что были найдены в относительно более близких к нашему времени слоях, напоминали уже одомашненные виды.

Мак-Нейш продолжает исследования поблизости от Ла-Перры, затем переносит раскопки в другие уголки северо-восточной Мексики. Он находит то початки кукурузы, то отдельные зерна, но проку от этих находок в общем немного, поскольку все они примерно такого же возраста, как и найденные ранее.

Коль скоро, прикидывает Мак-Нейш, к северу oт Мехико никак не отыскивается кукуруза, возраст которой можно было бы отнести ко временам более древним, чем три тысячелетия до нашей эры, то, может быть, ее там просто и нет? А посему не разумнее ли пeренести раскопки южнее?

Именно это он и делает в 1958 году. Но ни в Гондурасе, ни в Гватемале не находит ни одной мало-мальски перспективной пещеры.

Годом позже вместе со своей поисковой группой oн возвращается в Мексику, в штат Чиапас.

Уточним. В 1953 году ученым удалось получить, наконец, подтверждение тому немаловажному факту, что кукуруза в диком виде росла в Америке издавна, и что она, несомненно, является американским растением.

Восемьдесят тысяч лет — так примерно определили возраст найденной на глубине в семьдесят метров, в одной из буровых скважин в Мексике, пыльцы дикой кукурузы.

Восемьдесят тысяч лет назад, а может быть, и больше, росла в долине Мехико кукуруза! Задолго до появления в Новом Свете людей — теперь в этом можно было не сомневаться.

Много ли стоили утверждения некоторых исследователей о том, что чуть ли не с собой привезли кукурузу первопроходцы Америки?

Всякие раскопки — это эксперимент. И они не всегда завершаются так, как того хочется исследователю.

Ни в Чиапасе, ни в Мехико Мак-Нейш не находит никаких следов доместицированной кукурузы, которые относились бы ко временам, более давним, чем третье тысячелетие до нашей эры.

Но Мак-Нейш — исследователь упорный. Он продолжает поиски в районе, расположенном к югу от Мехико, затем — к северу от Чиапаса.

«Два дополнительных соображения, — напишет впоследствии в одной из своих статей ученый, — помогли мне сузить ареал поиска. Во-первых, вряд ли на искомых землях должна была быть в избытке влага, а во-вторых, скорее всего, искать следовало в районе высокогорья — именно там, по мнению Мангельсдорфа, должна была произрастать дикая кукуруза».

Три района намечает для дальнейшего исследования Мак-Нейш. Один — в южной части штата Оахака, другой — в Геррере и третий — в южной Пуэбле.

Поскольку в Оахаке Мак-Нейш не находит ничего интересного для себя, он отправляется (дело было уже в 1960 году) на разведку в сухую горную долину Техуакана.

Это — в штате Пуэбла, на юге Мексики.

Кто не знает такую игру: «холодно» — «горячо»? В принципе Мак-Нейш вроде бы правильно определил направление поиска. Но, увы, все еще по-прежнему «холодно» и «холодно».

Тридцать восемь пещер осматривают ученые. И все безрезультатно.

Наступает черед тридцать девятой.

Это была узкая расселина неподалеку от одной из деревушек в южной части долины Техуакана. Деревушка называется Кошкатлан.

21 февраля 1961 года археологи находят здесь шесть кукурузных початков. «По меньшей мере три из них, — напишет Мак-Нейш, — были примитивнее и древнее любой из когда-либо найденной мною до этого кукурузы».

Сделанные в лаборатории Мичиганского университета радиоуглеродные анализы показали: пять тысяч шестьсот лет.

«Горячо»? Безусловно.

Дальнейшие раскопки продолжались три года: была создана большая комплексная экспедиция, в которую вошли геологи, ботаники, зоологи, географы, этнографы и другие специалисты. Долина Техуакана стала золотым дном для исследователей. Здесь, впервые на Американском континенте удалось осуществить то, о чем давно мечтали ученые: восстановить по археологическим данным картину жизни далеких предков современных мексиканцев. И чем дальше в глубь земную уходили слои, тем все более интересные и важные вещи открывались взору исследователей.

Забегая несколько вперед, заметим, помимо пещери Кошкатлан остатки древнего зерна были найдены еще в четырех пещерах: Сан-Маркое, Пуррон, Текарраль Эль Риего Ист — все в Пуэбле.

За четыре сезона (1961–1964) экспедиция собрала бездну свидетельств о былой человеческой деятельности в Техуакане. Многие тысячи обломков и остатков костей, в том числе и костей таких впоследствии вымерших в Новом Свете животных, как антилопы и лошади; более восьмидесяти тысяч дикорастущих растений, двадцать пять тысяч зерен маиса.

Самые значительные находки были сделаны в пещере Кошкатлан.

Двадцать восемь слоев жизни насчитали в ней археологи. Самые ранние из этих слоев относились к десятому тысячелетию до нашей эры.

Сведения, собранные в Кошкатлане, дополнили другие данные, полученные в пещере Пуррон. Там двадцать пять слоев следовали один за другим беспрерывно — от седьмого тысячелетия до н. э. — до пятисотого года н. э.

Многообразная мозаика археологических находок дала в руки ученых неоценимый материал, с помощью которого им удалось восстановить историю одомашнивания кукурузы и перехода к оседлой жизни в одном из главных центров высоких культур Нового Света.

Четыреста пятьдесят четыре археологических памятника охватывали чуть ли не все периоды истории Мезоамерики со времени появления здесь, в южных районах Мексики, людей.

…Сначала (примерно с десятого тысячелетия до н. э. и до середины седьмого) это немногочисленные, вероятно, связанные родством, группы. Эти группы кочуют, люди передвигаются по долине с места на место в поисках пищи, и пищей им служит всякая живность: зайцы, черепахи, мыши, птицы. Ну и растения, клубни, корни, ягоды. Иногда, но в общем не слишком часто, людям удается поохотиться на более крупную дичь: сохранившихся еще в ту пору лошадей, антилоп.

Это так называемая фаза Ахуереада. В те давние годы в долине росли высокие травы, и все окрест напоминало степь. Похолоднее, чем ныне, был и климат.

Где-то около 6500 года до н. э. наступает следующий этап: археологи дали ему название Эль Риего, по названию пещеры, в которой были найдены соответствующие слои. К тому времени климат уже успел измениться, и долина приобрела свое нынешнее обличье. Похоже, что в этот период — а он продолжался добрых полторы тысячи лет, вплоть до пятого тысячелетия до н. э. — жители долины стали объединяться в большие группы и не столько для охоты, сколько для хозяйственных дел, связанных со сбором растений и овощей.

…Представляется, что пятое тысячелетие до н. э. стало в жизни древних насельников Мезоамерики переломным. От охоты с капканами все больше переходят они к сбору дикорастущих, пригодных для еды растений. Одним из таких природой подаренных яств оказался кабачок, семядоли которого, в отличие от безмерно горького «мяса», были более или менее съедобными.

Кто именно из населявших тогда долину Техуакана людей стал первым селекционером тыквы? По всей вероятности, сделали это женщины, весьма возможно, что не в одном месте, а в разных уголках. Факт остается фактом: за три тысячелетия до того, как в Египте начали возводить пирамиды, на землях, лежащих по другую сторону Атлантического океана принялись выращивать кабачки и тыквы.

Это же так несложно — разрыхлить землю и посадить!

Это было несложно, но это было актом революционным.

Широчайшие дали откроются перед жителями Нового Света, удивительные возможности. Вслед за тыквой, за кабачками, а может быть, и одновременно с ними начнут люди выращивать здесь так называемый чилийский перец, хлопок, авокадо.

Начнут (в особенности в следующую эпоху — Кошкатлан, в промежутке между пятью тысячами и тремя с половиной тысячами лет до н. э.) жители Техуакана выращивать и другие растения.

Население прибавлялось, и нужно было чем-то кормиться.

В числе культивируемых теперь растений появляется новое, невиданное ранее: высокий стебель, тоненький крохотный початок, маленькие, твердые, удлиненной формы зерна.

Еще до сравнительно недавнего времени все истоки начальных основополагающих свершений человечества, в том числе и возникновение земледелия, связывали, как правило, с цивилизациями великих рек, в частности, великих рек на Ближнем Востоке.

Сейчас с этим мифом пришлось расстаться.

Точно так же, как и с бытовавшими представлениями о каком-то едином центре — «откуда все и пошло», — о каком-то одном народе-первооткрывателе, первым начавшим обрабатывать землю, разводить скот, выращивать домашние растения.

Как не без остроумия заметил французский историк Анри де Сен Бланка, первый этап неолитической революции начался вскоре после окончания второй мировой войны. Это в те годы американский ученый Роберт Брейдвуд во время предпринятых им в Курдистане раскопок находит, к своему удивлению, остатки древних поселений, возраст которых явно нарушал все принятые до того даты, относящиеся к возникновению земледелия.

Сделанные им открытия свидетельствовали, по меньшей мере, о трех положениях.

Во-первых, о том, что начала земледелия и скотоводства относятся ко временам, значительно более ранним, чем это себе представляли.

Во-вторых, о том, что земледелие возникло вовсе не там, где это предполагалось.

Наконец, о том, что указанные изменения происходили несколько иным образом, чем считалось.

Сам термин «неолитическая революция» для обозначения переворота, который привел к тому, что от охоты и собирательства люди перешли к земледелию и скотоводству, был еще в 1945 году предложен английским археологом Гордоном Чайльдом. Неолитической он назвал ее потому, что эта революция совершилась во времена неолита, а это, как известно, означает новокаменный век.

В последующие годы выяснится: собственно говоря, неолитическая революция началась еще в мезолите, в среднекаменном веке.

Но термин остался.

…Человек перестал брать только то, что ему в готовом виде давала отнюдь не всегда достаточно щедрая природа. Он начал сам, своим трудом приумножать богатства земли — растительные и животные.

Итак, 1952 год. Роберт Брейдвуд приступает к раскопкам раннеземледельческого поселения Джармо в северной Месопотамии. Исследования показывают: более восьми тысяч лет назад возделывали тут пшеницу двух сортов; разводили коз и овец, а позднее и свиней. В Шанидаре, пещере, найденной в Загросских горах в Курдистане, в слое на сей раз еще более раннем — примерно десятое тысячелетие до н. э. — археологи тоже находят — невиданное дело! — зерна ячменя и пшеницы.

Они находят ступки, песты, терки. Они находят жатвенные ножи.

Помимо земледелия население здешних мест занималось и скотоводством.

Не только в горах Загросса, не только в Анатолии, но и в горных районах нынешних Сирии, Ливана, Палестины находят центры древнего земледелия и скотоводства археологи.

Они отыскивают следы древних земледельцев в поселениях Буз-Мордех (7500–6750 лет до н. э.) и Али Кош (6750–6500 лет до н. э.) в Юго-Западном Иране,

Следы древних земледельцев находят и в Советском Союзе. В 50-х годах неподалеку от Ашхабада В. М. Массон, ныне доктор исторических наук, заведующий сектором Азии Института археологии Академии наук СССР, раскапывает неолитическое поселение шестого тысячелетия до нашей эры Джейтун — один из центров древнейшей в нашей стране раннеземледельческой культуры. К шестому тысячелетию до н. э. относятся начала так называемой трипольской культуры в Молдавии и на Правобережной Украине. Здесь выращивали пшеницу-однозернянку, начали приручать быков и свиней.

Тысячелетием позже возникнет еще один очаг раннеземледельческой культуры — на Кавказе.

Находят следы древних земледельцев и в других уголках мира.

Уже к началу 60-х годов нашего века становится непреложно ясно, что в X–VI тысячелетиях до н. э. на Ближнем Востоке, Среднем Востоке, в Средней Азии возникает экономика нового типа, направленная на производство пищи, а не на присвоение готовых продуктов.

Именно в это время земледельцы и скотоводы стали производить и на Ближнем Востоке, и в других местах больше, чем это было необходимо для удовлетворения минимальных жизненных потребностей. Появляется то, что на языке политэкономии впоследствии получит название прибавочного продукта.

По мере расширения археологических изысканий выяснялось, что все большее количество земель следует отнести к зоне первоначального возникновения земледелия. На Ближнем Востоке сейчас эта зона тянется длину на добрых две тысячи километров. Судя по последним находкам, к ней, очевидно, следует причислить и Прикаспий, и Балканы, и некоторые уголки Туркмении. Имеются также веские основания, говоря о зоне зарождения земледелия, включить в нее и Африку от Сенегала до Эфиопии, и обширные области Юго-Восточной Азии. И уж, разумеется, значительные районы Центральной и Южной Америки.

Еще одно. В отличие от того, как это себе представляли ранее, вовсе не с долинами рек было связано возникновение земледелия, а с горными районами и предгорьями.

В горных долинах родилось земледелие, впрочем, как и скотоводство. Там, где росли в диком состоянии злаки и паслись стада диких баранов, козлов, кабанов, быков. Таких зон было несколько.

В каждой из этих зон, подчеркивает известный американский агроном Джек Харлан, происходил самостоятельный процесс доместикации тех или иных злаков и растений.

В том-то и дело, что существовало несколько очагов формирования древних земледельческо-скотоводческих культур.

А как начался переход к земледелию и скотоводству — и вообще, и в частности — в Новом Свете?

Не будем изображать науку всезнайкой. Здесь многое еще надо изучать, здесь еще непочатый край для размышлений и исследований. Но некоторые общие контуры выявляются, и все несомненнее становится, что свою немаловажную роль сыграло, очевидно, изменение климата.

И ничего удивительного! Особенности внешней среды — и климат, и рельеф, и растительность, и животный мир — все это со счета не сбросишь. Энгельс имел все основания сказать, что «в понятие экономических отношений включается… и географическая основа, на которой эти отношения развиваются… а также, конечно, внешняя среда, окружающая эту общественную форму».

…Много данных свидетельствуют о том, что пятнадцать — двенадцать тысяч лет назад на нашей планете наступило резкое потепление. Ледник, покрывавший, мы уже упоминали об этом, почти всю Канаду и едва ли не большую часть Соединенных Штатов Америки (а также значительную часть Северной Европы), стал отступать.

Это не могло не отразиться на растительном и животном мире. И не только в Европе. Но и на Ближнем Востоке, где, как известно, ледника не было, и в Восточном Средиземноморье, и в Северной Африке, и в Иране, и даже в Индии.

И уж конечно — в Новом Свете.

Первоначальные насельники Америки — мы знаем это — были охотниками на крупного зверя. Мамонт, прежде всего мамонт, вот, собственно, основа основ их хозяйственной деятельности. От того, удачна ли будет охота, во многом зависело существование людей.

Снега, тундра.

Человек по необходимости — куда денешься! — начинает все чаще заселять пещеры (хотя, несомненно, знает и другие дома — из мамонтовых костей; умеет укреплять стены полуземлянок большими каменными плитами). Пещеры дают хоть какую-то защиту от холода и непогоды.

В пещере более или менее тепло. Сюда, к очагу, приносят добытую в охотничьем поединке живность.

…Зверь хитер и ловок. Но человек смышленнее.

У него есть орудия и оружие. У него есть еще одно важное преимущество: люди действуют сообща.

Некоторые историки считают, что образовалось своего рода сообщество: «человек — мамонт». Так же, как впоследствии в других уголках Нового Света возникло сообщество «человек — бизон».

Сообщество в том смысле, что мамонт был для первоначальных жителей Нового Света основным источником пищи, нет, больше — существования.

Какая это была великолепная добыча! Гора мяса жира, костей, сухожилий, костного мозга, бивней. Огромная, покрытая толстым слоем меха шкура! У некоторых экземпляров до тридцати квадратных метров. Все находило себе применение в хозяйстве: попади только в сердце, в желудок, брюшную полость, чтобы; рухнул на колени трех с половиной метровый гигант, весь заросший космами, прикрывавшими уши и глаза.

Конечно, существовали ловчие ямы; вероятно, свою роль в загонной охоте играл и огонь. Но большое значение имело и изобретение новых видов оружия, усовершенствование старых.

Сейчас несомненным представляется то обстоятельство, что именно в конце палеолита, с той поры как человек разумный заселил обширные территории земли, началась и своеобразная революция в технике. Кстати говоря, находки последних лет показали, что считавшийся еще совсем недавно каноническим возраст гомо сапиенса в тридцать пять тысяч лет следует увеличить по меньшей мере на десять-пятнадцать тысяч лет.

Ударные орудия — топоры, мотыги — оснастили рукоятками. То же самое сделали с режущими инструментами. Это увеличило приложение полезной энергии. С помощью копьеметалки можно было метать дротики на восемьдесят-сто метров. И копье летело быстрее, чем брошенное рукой.

Происходит совершенствование и обособление различных технических областей (обработка дерева — это одно, камня — это другое, притом камни тоже, как известно, бывают разные, и соответственно нужен был различный подход и в оббивке, и в скалывании, и расщеплении); появляются и коренные принципиальные изменения.

Где-то тринадцать-двенадцать тысяч лет назад, в связи со смягчением климата, а возможно, и в силу ряда других причин мамонты начали исчезать. Не исключено, что в уменьшении поголовья мамонтов немалую роль сыграл и человек. Начали исчезать, причем это происходило медленно, счет шел на века и века, и шерстистые носороги, и другие крупные животные, на которых так долго и так в общем удачливо охотился человек в Новом Свете.

Живности стало меньше. Она нередко требовала иной охоты.

Это в ту пору важнейшим оружием становятся лук и стрелы. И все большее значение приобретают каменные ножевидные пластины.

Их делали из камня, обсидиана, яшмы.

Это тот же отщеп, но только с более параллельными краями. Притупи один из краев пластины — и вот он, нож. Действенна здесь была и новая техника. Дабы получить такую пластину, ударяли каменным молотком-отбойником через костяной или роговой посредник по специально подготовленному участку ядрища.

На пластинках почти всегда видны ровные грани, похожие на грани карандаша. У ножевидной пластины они еще более четкие.

Пластины не широки — обычно от половины до полутора сантиметров. Но есть и шириной в два-три миллиметра.

Это — вкладыши. Были еще и просто мелкие отщепы. И те и другие вставлялись в кинжалы, дротики, копья, ножи.

Вероятно, еще до того, как люди принялись выращивать злаки, был изобретен для сбора дикорастущей пшеницы и ячменя жатвенный нож, своего рода прообраз серпа.

В своем наиболее характерном обличий он представлял собой нож с тремя удлиненными пластинами-клавишами. Лезвия в него впрессовывались лишь с одной стороны. И на краю его делалось утолщение, чтобы придерживать сноп.

Наверно, с помощью аналогичных орудий убирали урожай кукурузы и индейцы.

Как и в других местах, неолитическая революция в Новом Свете происходила небыстро. Но, раз начавшись, пусть медленно, а все-таки неуклонно шла перестройка.

…На протяжении первой стадии в шестом-седьмом тысячелетиях до н. э. культивируемые растения в Техуакане, по подсчетам Мак-Нейша, составили от нуля до шести процентов всей употребляемой пищи.

Следующий этап (пять тысяч-три тысячи четыреста лет назад) — 14 процентов.

Тысячелетием позже — 25 процентов.

После 1500 года до н. э. — 40 процентов. И по-прежнему все еще значительна — 31 процент — была доля диких растений.

Так называемая неолитическая революция длилась тысячелетия. И тем не менее она была колоссальным скачком, величайшим переворотом.

Исторически этот переворот в Новом Свете, как везде, подготавливался всем предшествующим развитием человека и человеческого общества.

По мнению Джека Харлана, Техуакан сам по себе вряд ли был центром развития земледелия, здесь слишком сухо. Скорее всего открытия, происходившие в других местах, иногда находили свое отражение и тут. «Сама по себе долина, — пишет он в большой статье, посвященной проблеме возникновения земледелия, напечатанной в 1976 году в журнале «Сайнтифик Америкен», — находилась вне основного потока сельскохозяйственных нововведений».

И в статье, и в вышедшей в 1975 году книге Харлана красной нитью проходит мысль о том, что доместикация растений, равно как и одомашнивание животных, более или менее одновременно происходила во многих районах мира и начиналась примерно в одно и то же время.

Высоко в Андах, на полдороге от Куско до Лимы, лежит долина Аякучо.

Нет человека в Латинской Америке, который не знал бы этого названия. Здесь 8 декабря 1824 года произошла решающая битва: бойцы за независимость разгромили последнюю крупную группировку испанских колониальных войск.

Долина находится на высоте трех с половиной километров. В этом высокогорном районе в конце 60-х годов обосновался со своей экспедицией Роберт Мак-Нейш.

Ученого интересуют совершенно определенные вопросы. В том числе и вопрос: что делалось в долине Аякучо в давние времена. Ну, скажем, примерно в те же времена, к которым относятся его собственные археологические раскопки в Пуэбле?

Существуют охотники за микробами, за растениями, за звездами, да мало ли еще за чем — люди науки, посвятившие жизнь решению той или иной важной, нужной человечеству проблемы. Подвижничество? Конечно. Подвижничество во имя науки, во имя великих целей.

Мак-Нейш — из той же породы одержимых. В соломенной выгоревшей шляпе, в поблекших джинсах, стареньком пиджачке и цветастой застиранной рубашке он днюет и ночует на раскопе.

По сути дела культурная флора древних народов стала изучаться систематически лишь в последнее десятилетие. По одним им ведомым признакам разыскивают палеоботаники древние семена, и порой не только в хранилищах или в сосудах, а и в комочке земли, приставшем к щепочке, в обломке сырцового кирпича, в глинистой промазке, в растительных остатках.

Всего не перечислить: здесь целая наука. Одна из многих, которые нужны на раскопе для того, чтобы вырешить или хотя бы найти пути решения тех проблем, ради выяснения которых год за годом, как в свое время в Мексике, будут тут вести исследования.

Одна из важных задач — реконструкция древней природной среды, тщательное картографирование памятников.

Итак, речь идет прежде всего о том, когда началось земледелие в Андах.

…Интересные данные, как и во время работ в Техуакане, дает анализ капролитов. Исследователи получают неплохое представление о том, в частности, чем питались жители Аякучо в седьмом-шестом тысячелетиях до н. э. Конечно, они охотились. Хотя здесь в те времена крупные животные, вроде бы, повывелись. Ho зайцы, сурки и другая живность попадались довольно часто.

Занимались жители Аякучо и собирательством. Но не только собирательством.

Насколько можно судить, здесь уже начали выращивать и домашнюю фасоль, тыквы. Возможно, тыквы и перец были одомашнены до фасоли. Появляются в рационе местных племен «ползучие бобы», употребляется агава, различные травы, кактусы.

Только для сравнения.

В пещере Окампо, в Тамаулипасе кабачки, тыквы, вьющаяся фасоль были найдены в слоях, относящихся к седьмому тысячелетию до н. э. В Техуакане — в слоях, относящихся к шестому тысячелетию. И мы упоминали о присутствии в этих слоях в Кошкатлане маиса.

Следы маиса в Аякучо относятся к более позднему времени, но тоже не столь уж позднему: четвертое-третье тысячелетия до н. э.

Заметим, в Иерихоне, Палестине появление первых злаков относится тоже к седьмому тысячелетию. Ту же цифру примерно в 6700 дают известные нам раскопки в Джармо и Али-Кош.

Помимо Мексиканского очага безусловно существовал, и это один из основных выводов Мак-Нейша, также и. Перуано-Боливийский очаг земледелия.

Провидчески прав был известный советский ученый Н. И. Вавилов, который еще в начале 30-х годов выделил на территории Латинской Америки эти два основных очага первичного одомашнивания растений.

С переходом к производящей экономике население значительно увеличивается. Вот один только пример (мы заимствуем его из интересной книги В. М. Массона «Экономика и социальный строй древних обществ»). В одной из небольших областей Центрального Перу численность населения для эпохи рыболовов и охотников, приблизительно в пятитысячном году, равнялась пятидесяти-ста человекам. Около 2500 года до н. э. (время введения первых культивируемых растений) — сто-сто семьдесят пять человек. Около 1900 года до н. э. (время широкого распространения маиса) — 1500–2000 человек.

Собираемый урожай, и в первую очередь урожай кукурузы, дает возможность жителям, разумеется, в сочетании с собирательством, и в Мезоамерике, и в Перу более успешно, чем в предыдущие времена, сводить концы с концами.

…Нет, право, нелегкая была жизнь у тех племен, которые продолжали (а ведь некоторые из них продолжают и поныне — в дебрях Амазонки, например) зависеть от доброхотства природы. Отнюдь не всюду водилась в достатке дичь, и отнюдь не всегда удавалось заполучить ее, хотя и искусны были охотники. Орехи считались деликатесной пищей, точно так же, как и растения из семейства кактусовых — туны, их съедобные плоды напоминают смокву. А то ведь приходилось употреблять в пищу и мало-мальски съедобные водоросли и всякого рода коренья, в поисках которых надо было порой преодолевать немалые расстояния. И нередки были и такие времена, когда и пауков, и муравьиные яйца, и червяков употребляли в пищу изголодавшиеся люди. Смалывали кости и другие остатки от рыб, змей — и тоже ели.

С возделываемыми растениями жить, конечно, было надежнее.

Не забудем, в Новом Свете не было ни быков, ни буйволов, исчезли к этому времени и лошади; не знали здесь и колеса (разве что на игрушечных повозках). Маис сажали на расчищенных от зарослей участках, взрыхляли почву с помощью примитивных заостренных палок с закаленным на огне концом или позднее — мотыг с каменным наконечником.

Когда поле истощалось, нередко переходили на другой участок, и все начиналось сначала. И все же эффект был достаточно велик.

…В 2300 примерно году до н. э. в Пуэбле, в долине Техаукана, начинается новый период, период Пуррон. Одной из основных его отличительных особенностей становится увеличение числа гибридных сортов маиса. Вплоть до 1500 года до н. э. продолжался этот период. И продукты земледелия начинают играть все большую роль.

И впервые во время фазы Пуррон в долине Техуакана стали выделывать пусть грубую, пусть толстостенную посуду из глины!

Постоянные поселки знаменуют относящееся примерно к тысяча пятисотому году до н. э. начало следующего периода — периода Ахальпан. К тому времени, когда он завершится, население Пуэблы, и не только Пуэблы, выходит на ту финишную прямую развития, которая с необходимостью приводит к образованию раннеземледельческих культур — основе последующего развития местных «цивилизаций маиса».

Базирующееся на возделывании маиса хозяйство. Оседлый образ жизни. Постоянные поселки. И пусть смутно, но уже видны контуры последующих высоких достижений.

…На этом, наверное, можно было бы и завершить эту главу. Мне, однако, хочется рассказать вам еще одну историю.

Право, она того стоит.

Приметное имя получил один из прадедов, простой пастух, который, однако, оказал немаловажную услугу королю.

…В ту пору шли войны с маврами — дело происходило еще в двенадцатом столетии, — и королевское войско попало в неприятную ситуацию: оказалось в окружении, и самое время было разомкнуть неприятельское кольцо. А для этого не худо было бы изыскать возможность ударить противнику в тыл.

Дорогу указал пастух — горную, малоприметную тропу, а чтобы королевские солдаты ничего не перепутали, вбил в нужном месте шест и водрузил на него коровью голову.

Все свершилось как нельзя лучше. Король разбил в той битве мавров (впрочем, до окончательной победы должно было пройти еще около трехсот лет, ее незадолго до открытия Америки одержат Фердинанд и Изабелла), а пастух получил дворянство. И привилегию носить фамилию Кабеса де Вака, что по-русски означает «Коровья голова».

Многое, однако, должно было еще произойти в мире, прежде чем праправнук отважного пастуха попадет в Новый Свет.

И все-таки он оказался там: открытия за океаном не давали покоя многим яростным душам, и выходец из захудалого рода Альваро Нуньес Кабеса де Вака был в их числе.

Все новые и новые корабли подходили к Кубе, Пуэрто-Рико, Эспаньоле, и не иссякал поток искателей приключений, стремившихся в новонайденные земли.

…Кортес успел уже сокрушить государство ацтеков и завоевать Мексику.

Шел 1527 год.

Легенда была давней. Еще более давней, чем подвиг Коровьей головы. Когда она возникла — никто не знает и до сих пор. Рассказывали, будто некий архиепископ вместе с другими беженцами, приверженцами церкви, покинув Испанию в начале восьмого века, — арабы-мусульмане принялись в те годы завоевывать Пиренеи, — направил свой корабль на запад и поселился на дальнем острове, где-то в Атлантике. Со временем остров получил название Антилия. В просторечьи его иногда называли еще и островом Сети Сидади, что по-португальски (епископ был из Португалии) означало семь городов.

Мартин Бехайм, известный картограф, чьей картой пользовался Колумб, на созданном им глобусе в 1492 году так и написал: «Он (остров. — А. В.) был заселен в 734 году… архиепископом из Порту, в Португалии, который бежал из Испании от неверных вместе с шестью епископами и другими христианами — мужчинами и женщинами на корабле, с имуществом, скотом и скарбом».

Бехайм поместил остров далеко к западу от Канарских островов.

Но некоторые современные исследователи считают, что не резон смешивать Антилию с островом Семи городов, что это разные острова, а вернее — разные легенды.

Да, легенды, потому что так и не разыскали по настоящее время Антилию. (Впервые, как утверждают, она появилась на карте в 1425 году). И то, что ее не нашли, некоторые фантазеры использовали в своих целях: это ведь та самая Антилия, которую Льюис Спенс объявил Атлантидой!

В том, что картографы в те времена порой помещали (нередко предположительно) на своих картах несуществующие острова — не было ничего удивительного. Ведь в конце концов карта или глобус отнюдь не всегда отражали реальное положение дел: что-то по мере открытий добавлялось, что-то отметалось. Нередко просто неверными оказывались почерпнутые картографами из старых карт, из описаний древних или средневековых: путешественников сведения.

Ни Колумб, ни другие мореплаватели его времени никаких островов с семью городами не нашли.

Но после захвата Мексики все казалось возможным. Тем более, что никто в ту пору понятия не имел — в том числе и сами индейцы, населявшие Мексику, — о том, что же за страны, если они существуют, расположены к северу от захваченных территорий, что там? Неведомый континент? Острова? Безбрежное море?

Почему бы в конце концов там не быть и «Семи городам Сиболы»? Городам, о которых некий Педро де Кастаньеда, ссылавшийся на рассказы раба-индейца, находившегося в 1530 году в услужении у Нуньо де Гусмана, бывшего губернатора Новой Испании, напишет, что они ни в чем не уступают Мехико! Целые улицы в этих городах населены золотых и серебряных дел мастерами. Золота — хоть отбавляй.

…Дабы достичь эти города, нужно преодолеть пустыню. Сорок дней пути отделяют Кубу от благословенных островов.

Сорок дней пути, если двигаться между двумя океанами, Атлантическим и Тихим, в северном направлении.

Гусману это кажется легко достижимым. Сорок дней пути. Пустяк!

Он снаряжает большую экспедицию, в ее состав входит четыреста человек, и отправляет ее вдоль Сьерра Мадре на поиски Сиболы.

Но экспедиция завершается неудачно. Приходится возвратиться восвояси.

Единственное, чем может похвастать Гусман — это основание нового опорного пункта. Город получает название Кульякан.

Это возле юго-восточного берега Калифорнийского залива.

В северном направлении, вернее, в северо-западном, движется в те годы еще один человек, Альваро Нуньес де Вака.

Путешествие это, однако, продолжалось не сорок дней, а восемь лет.

В 1530 году до окончания его одиссеи оставалось еще шесть лет.

А началась она…

А началась она с того, что в 1527 году бывший участник испано-французских сражений, в Италии (не удивляйтесь — Италия была в ту пору раздробленной, и на протяжении добрых шестидесяти пяти лет Испания и Франция вели на ее территории, стремясь подчинить страну, опустошительные войны), бывший военный комендант одного из городков близ Неаполя, бывший чиновник на службе у герцога Медина-Сидония получает назначение на должность казначея в экспедицию Панфило де Нарваэса. Одновременно (ему были вручены соответствующие полномочия) Альваро Нуньес де Вака должен был занять и место королевского прокурора в будущей провинции Флорида.

Будущей, потому что по-прежнему непокоренной остается столь близко расположенная от Кубы Флорида, хотя официально она еще в 1513 году была присоединена к Испании. Неудачей окончились и попытки де Кордовы в 1517 году, и попытка Алонсо де Пинеды в 1519 году продвинуться в глубь территории. Безрезультатной — очень уж сильным было сопротивление местных индейцев — оказалась и вторая экспедиция Понса де Леона — в 1521 году.

Экспедиция Панфило де Нарваэса тоже терпит провал. Не последнюю роль в этом, вероятно, сыграло то обстоятельство, что слишком неточными были представления испанцев о конфигурации береговой полосы.

Так или иначе, но после гибели большинства участников экспедиции, в том числе и самого Нарваэса, завоеватели попали в незавидное положение.

Четверо человек, дрожащих от холода, голодных, держат совет на безлюдном клочке земли, вероятно, на нынешнем полуострове Веласко, юго-западнее Гальвестона: Кабеса де Вака, Андрео Дорантес, Алонсе дель Кастильо и Эстеванико, мавр или негр, слуга Дорантеса.

Они еще не знают, что им уготовано.

1528 год.

Ученые до сих пор спорят, предлагая различные варианты маршрута де Ваки и его спутников. Совершенно точно пройденный путь, вероятно, восстановить невозможно. Да и не важна в конечном итоге, наверное, тут абсолютная точность. Гораздо важнее другое: поразительной силы документ об этом походе, составленный по окончании путешествия Кабесой де Вакой, дает поистине уникальные сведения о совершенно неведомых в ту пору европейцам землях.

Память у этого человека была удивительной. Не имей возможности ничего записывать, он тем не менее сумел восстановить все, что он и его спутники видели на своем восьмилетнем пути от Флориды до Калифорнии. Это единственное в своем роде описание быта, нравов, жизни индейских племен Северной Америки до прихода белых завоевателей.

Впрочем, поход, путешествие — по отношению к этому периоду жизни де Ваки слова неточные. Скитания его вероятнее всего так и надо называть скитаниями, хотя в конечном итоге он и его спутники совершили удивительнейшее деяние: первыми, пусть не в самом широком месте, но все-таки от океана до океана пересекли, идя с востока на запад, Североамериканский материк.

Это были нелегкие для де Ваки годы. Так же как его спутники, он был рабом и знахарем; был бродячим купцом. Нередко, переходя из племени в племя, продвигались они, хотя и небыстро, все дальше и дальше на запад,

И настал день, когда на берегу одной из бесчисленных рек — де Вака уже давно потерял им счет — он случайно в разговоре узнает, что неподалеку находятся белые пришельцы. И ничего хорошего о них индейцы сказать не могут: пытались вторгнуться в индейскую деревушку, ловят рабов.

Был март 1536 года.

В конце концов де Ваке удается разыскать единоверцев. Потом в Мехико и он, и его товарищи вновь и вновь будут рассказывать о своих нелегких приключениях. Их будут слушать, переспрашивать: интересно ведь! И задавать один и тот же вопрос, а что же страна Сибола? Удалось ли вам в ней побывать?

Картина, которую оставил нам де Вака (книга его, кстати говоря, в 1975 году вышла в русском переводе) многолика. Его интересует буквально все.

Словно живые, проходят перед нами пейзажи далекой земли: «По всей стране встречаются огромные деревья; там много светлых лесов, в них растут ореховые и лавровые деревья… а также кедр, можжевеловое дерево, дуб и падуб, сосна, низкие пальмиты такой же породы, как в Кастилии… Из животных там встретились следующие: олени трех видов, кролики и зайцы, львы (пумы) и медведи и другие дикие звери. Мы видели также одно животное, которое носит своих детенышей в сумке, расположенной у него на животе; и детеныши все время сидят в сумке, пока не научатся сами искать себе пищу; а если случается им встретить человека, когда они ищут еду, то мать не убегает, пока не соберет их всех в сумку».

Кабеса де Вака, как всегда, точен: речь идет об опоссуме, том самом диковинном животном, которое и поныне вызывает удивление тех, кто его видит.

А вот еще одно описание: «Там много оленей (антилоп)… водятся там и коровы, я видел их три раза и пробовал их мясо; по величине они показались мне такими же, как и коровы в Испании. Рога у них маленькие, похожие на бараньи, шерсть очень длинная, густая, как у мериноса, грубая, бурого или черного цвета; мяса же у них больше, чем у наших коров, и на вкус оно показалось мне лучше. Из шкур маленьких коров индейцы делают накидки, а из больших изготовляют обувь и круглые щиты. Эти коровы приходят откуда-то с севера и доходят до самого побережья Флориды; а когда они идут, то растягиваются по всей той земле на четыреста с лишним лиг (около двух тысяч километров), и по всему этому пути, по долинам, где они проходят, к ним выходят люди, живущие в этих местах, кормятся ими и оставляют на земле большое количество шкур».

Неправда ли — какое впечатляющее описание! Де Вака был первым европейцем, увидевшим бизона. И впервые в Европе и о бизоне, и об опоссуме узнали именно из его книги. Она вышла в 1542 году.

Впервые в Европе из его книги узнали и о многом-многом другом. О разнообразных племенах, населяющих виденные им обширные земли — примерно пять тысяч миль, такова была длина его пути. О многообразии языков. О трудной жизни, которую ведет большинство индейских племен: те месяцы, когда поспевали туны, плоды кактуса-опунции были для них праздничными. Наконец-то можно было хоть как-то утолить голод.

Сытнее жили племена, возделывавшие маис, бобы.

Через огромные массивы лесов проходили путешественники, через прерии, через пустыни, горы.

…Они видели небольшие деревушки. «Города? Городов не было. Нам они не встречались», — говорит де Вака.

«Но может быть, вы слышали о них?» — допытываются у путешественников.

Еще во Флориде незваным пришельцам говорили о том, что на севере есть города. Но может быть, говорили, лишь для того, чтобы избавиться от завоевателей? Или направить их в земли своих старых врагов? Правда, то же самое случалось слышать и во время дальнейших странствий: города с домами в пять-шесть этажей находятся на северо-западе, где-то в той стороне, где садится солнце.

Как ни неопределенны сведения, они попадают на благодатную почву.

В 1539 году вице-король Мексики Антонио де Мендоса посылает на север, на рекогносцировку некоего брата Марка из Ниццы — монаха, успевшего уже до того проделать вместе с Писарро завоевательный поход в Перу.

Вместе с Марком, в качестве проводника и переводчика, отправляется Эстеванико. Кабеса де Вака — в Испании. Ему предстоят еще многие приключения: он будет губернатором Рио де Ла-Платы, его обвинят в измене и даже отправят в кандалах, как в свое время и Колумба, на родину. Он будет освобожден, затем снова осужден, сослан на восемь лет в Северную Африку, помилован до истечения срока, назначен на пост судьи в Севилье — поистине удивительными бывали порой судьбы людей той эпохи.

Устав от выпавших на их долю приключений, женившись, осели в Мексике другие два участника похода.

…Рекогносцировка заканчивается гибелью Эстеванико, Он попытался нарушить запрет индейцев войти в их город.

Письмо, написанное монахом по возвращении из рекогносцировки вице-королю, носило несколько странный характер. Упоминавшийся уже нами Педро Кастаньеда утверждает, что брат Марк вообще не подъезжал к городу ближе, чем на сто шестьдесят миль.

Вряд ли он прав. Но в том, что святой отец соизволил несколько преувеличить увиденное, никаких сомнений нет. Впрочем, судите сами: «Насколько можно было разобраться с того холма, на котором мы находились, поселение это больше, чем город Мехико… мне представляется, что это самый большой и наилучший город изо всех тех, которые были открыты до сих пор».

И это писал человек, своими глазами видевший Мехико!

…Последовала новая экспедиция, на сей раз под водительством Франсиско Васкеса Коронадо, коменданта города Кульякана.

Мы не будем в подробностях описывать этот завоевательный поход. Он начался весной 1540 года и в конечном итоге привел к захвату испанцами обширных земель в Северной Америке — всей юго-западной территории нынешних США. Но прежде всего под власть захватчиков попадают плодородные земли индейцев суньи.

Конкистадоры пересекли Аризону и Нью-Мексико, добрались до Канзаса. Они были первыми из европейцев, увидевшими знаменитый Гран-Каньон.

В месте, указанном отцом Марком, они действительно нашли город.

Город не имел ничего общего с легендарной Сиболой: Не был он похож и на удачливого соперника Мехико. Несомненным, однако, представлялось то, что здесь действительно было большое поселение, построенное из камня и глины на уступах скалы. Дома непосредственно примыкали друг к другу, напоминая соты. Они были расположены на разных уровнях, крыши у них были плоские и нередко служили основанием для лестниц, ведущих в соседние дома.

Пуэбла, поселением станут называть испанцы такие поселки. Они были самыми крупными населенными пунктами в этом краю. И воздвигали их не только на холмах, но нередко и в чистом поле.

Индейские племена, обитавшие в этих поселениях, получили название пуэбло-индейцев. Племена здесь жили разные, по преимуществу земледельческие.

Маис, бобы, индейка — вот, что составляло истинное богатство этих преодолевших доисторическую ступень собирательства и охоты племен.

Они создали самую развитую культуру Северной Америки.