• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Для оценки уровня боевой выучки РККА в этот период проанализируем информацию, доложенную высшими военачальниками на заседаниях Военного совета при наркоме обороны (далее – Военный совет) 21–29 ноября 1938 г. Многие из отчитывавшихся там явно вняли призыву К.Е. Ворошилова быть «абсолютно честными, правдивыми и, безусловно, откровенными в своих выступлениях, чтобы никаких прикрас, никакого замазывания, никаких смазывающих формулировочек и положений в их выступлениях не было»¹. Это не только повышает достоверность сказанного самими этими военачальниками, но и помогает выявлять «прикрасы, замазывание и смазывающие формулировочки» в выступлениях тех, кто не смог или не захотел изменить что-либо в своем, подготовленном еще до прибытия в Москву докладе.

Оперативно-тактическое мышление. Судя по выступлениям на Военном совете, по крайней мере, высшим командирам РККА осенью 1938-го было присуще отсутствие гибкости мышления – неумение действовать по обстановке, тяга к шаблону. Так, начальник Генерального штаба РККА командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников указал 26 ноября, что комсостав оперативного звена «правильно» разрабатывал план операции «в статике», но, «когда операция переходила в динамику» (т. е. когда складывалась новая обстановка. – А.С.), «затруднялся в принятии решений». О том же докладывал (21 ноября) и командующий войсками Белорусского особого военного округа (БОВО; слово «особый» в названия БВО и КВО было включено 26 июля 1938 г.) командарм 2-го ранга М.П. Ковалев: организуя ввод в прорыв эшелона развития успеха, высший комсостав «очень часто» принимает «решения по какой-то установившейся схеме», «эту схему прикладывают к любой обстановке, не считаясь с той обстановкой, которая имеет место в данном случае»…²

Комсостав Ленинградского военного округа (ЛВО) слабо владел даже и теоретическими основами принятия решений: как доложил 21 ноября комвойсками ЛВО комкор М.С. Хозин, он все еще демонстрировал «недостаточно правильное понимание характера современного боя [выделено мной. – А.С.]»³.

А командующий войсками Киевского особого военного округа (КОВО) командарм 2-го ранга С.К. Тимошенко указал на безынициативность младших командиров его пехоты («младшему комсоставу не привиты навыки действовать решительно и самостоятельно»⁴). Судя по его же указанию на недопустимую «линейность» боевых порядков⁵, безынициативностью отличался тогда и средний, и часть старшего комсостава пехоты КОВО – командиры взводов, рот и батальонов. Ведь вытягивание подразделений в линию означало, что ни один из их командиров не решается искать возможности более быстрого продвижения – нащупывать в обороне противника бреши и другие уязвимые места и бросать туда свое подразделение.

Сообщение Б.М. Шапошникова, пожалуй, впервые (требующее проверки заявление А.Д. Локтионова о «провале» «молодого состава» войсковых штабов Среднеазиатского округа на осенних учениях 1937 г. не в счет) сталкивает нас с фактом реального ухудшения подготовленности командных кадров из-за репрессий 1937–1938 гг. Правда, откат здесь произошел лишь на уровень 1935 г. – когда командиры оперативного звена тоже должны были «затрудняться в принятии решений» при изменении обстановки в ходе операции (ведь, как констатировал в своем докладе от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год и о задачах на 1936 г.» начальник 2-го отдела Генерального штаба РККА А.И. Седякин, в оперативной подготовке тогда «все строилось на шаблоне или натаскивании в формально сложной обстановке. Внутренние же оперативные трудности (химия, инженерная служба, сообщения пополнения, снабжение) затрагивались поверхностно». А согласно директивному письму наркома обороны от 28 декабря 1935 г., «в ряде округов и флотов» не умели тогда и добиться «правильного учета местности и действий противника»⁶ – а значит, должны были и «затрудняться в принятии решений» при контрмерах, предпринимаемых противником). Тем не менее в директиве наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. «Об итогах оперативной подготовки за 1936 год и о задачах на 1937 год» о «затруднениях в принятии решений» в ходе начавшейся операции уже ничего не говорится, т. е. в течение 1936 г. этот недостаток был, по-видимому, изжит. Так что Шапошников был, по всей видимости, прав, указывая, что «недочеты» в оперативной подготовке 1938 г. (в качестве первого из которых он и назвал «затруднение в принятии решений») были обусловлены, помимо организационных неувязок, «обновлением начальствующего состава»…⁷

Об откате на уровень 1935 г. (когда в оперативной подготовке многое «строилось на шаблоне») свидетельствует, по-видимому, и сообщение М.П. Ковалева о тяге к шаблонным решениям, проявлявшейся в 1938-м высшим комсоставом БОВО. Ведь в конце 1936-го упомянутая выше директива № 22500сс не отмечала и этого изъяна.

Но вот «недостаточно правильное понимание характера современного боя», отмеченное в 1938-м у комсостава ЛВО, этот комсостав демонстрировал отнюдь не только в 35-м, когда, по свидетельству выступивших 8–9 декабря 1935 г. на Военном совете комвойсками ЛВО Б.М. Шапошникова и заместителя наркома обороны Маршала Советского Союза М.Н. Тухачевского, батальонные и полковые штабы в этом округе не усвоили дававшую такое понимание «Инструкцию по глубокому бою», когда комсостав там «сплошь и рядом» не использовал «те возможности, которые имеются в войсковых частях» для достижения присущих современному бою «подвижности, гибкости, маневренности и т. д.» и был способен лишь на «трафаретные решения» (опять-таки непригодные для современного боя с его быстро меняющейся обстановкой), когда командиры стрелковых подразделений ЛВО не проявляли жизненно необходимой в этой быстро меняющейся обстановке инициативы⁸. Нет, «недостаточно правильным пониманием характера современного боя» комсостав Ленинградского округа отличался на протяжении всего «предрепрессионного» периода. Ведь, как вытекало из директивы М.Н. Тухачевского от 29 июня 1936 г. и его же доклада от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА», в 36-м и «непрочное» усвоение уставных положений о вождении стрелкового батальона во взаимодействии с другими родами войск (т. е. так, как требует современный бой), и неспособность командиров стрелковых подразделений «к самостоятельному движениию вперед» были характерны для всей Красной Армии!⁹ А на командирских занятиях, проводившихся в Красной Армии зимой и весной 37-го, у комсостава «не вырабатывалось навыков к принятию и проведению смелых и инициативных решений»¹⁰ – этототраженный даже в директивном письме начальника Генерального штаба РККА Маршала Советского Союза А.И. Егорова от 27 июня 1937 г. факт тоже свидетельствует о неблагополучном положении с усвоением принципов современного боя…

Ну, а отмечавшаяся в 1938-м безынициативность младшего (а также среднего и части старшего) комсостава пехоты КОВО, приводившая, в частности, к линейности боевых порядков, т. е. к фронтальному оттеснению войск противника вместо их расчленения и уничтожения, следствием массовых репрессий не была однозначно. «Я наблюдал, – еще 9 декабря 1935 г. рассказывал Военному совету М.Н. Тухачевский, – три округа – Украинский [еще 17 мая разделенный на Киевский (КВО) и Харьковский (ХВО). – А.С.], Московский, Ленинградский. Как наступают? […] Если спуститься, войти в боевой порядок батальона, роты, взвода и посмотреть, как командиры принимают решения, то, к сожалению, этой инициативности, самостоятельности, вклинивания во фланг и тыл противнику до сих пор у нас нет в той мере, как это нужно. Идет равномерное, уравниваемое движение. Отрывов просто боятся. […] Как обстоит дело в Украинском округе (а это передовой округ)? Мне постоянно приходилось видеть, что командир взвода лежа бездействует. Почему он не наступает за танками, если перед ним путь очищен?»¹¹ То же самое было в КВО и в 36-м: из директивы Тухачевского от 29 июня 1936 г. явствует, что к проявлению инициативы, «к самостоятельному движению вперед» младший и средний комсостав пехоты не был тогда способен во всей РККА, а о том, что младший командир пехоты «не решается проявить инициативу, […] не вклиняется [так в документе. – А.С.] в образовавшуюся в боевом порядке пр[отивни]ка брешь и т. п.», Тухачевский писал и в октябрьском докладе «О боевой подготовке РККА»¹². Из двух сохранившихся от первой половины 1937-го документов, освещающих уровень тактического мышления командиров взводов, рот и батальонов КВО, один – приказ по 17-му стрелковому корпусу № 011 от 3 марта 1937 г. об итогах батальонных учений в 71-м и 286-м стрелковых полках (соответственно 24-й и 96-й стрелковых дивизий) – рисует все ту же картину: «Нет стремления найти фланг противника, атаковать во фланг и уничтожить противника, закрыв ему отход»¹³. (То, что подобная картина была тогда типичной, подтверждает и вполне, как мы помним, объективный приказ нового комвойсками КВО командарма 2-го ранга И.Ф. Федько № 0100 от 22 июня 1937 г.: командиров, значится в нем, не воспитывают «в духе инициативы, решительности, смелости»; как правило, им прививают все те же «схему и шаблон в действиях»¹⁴.) «Тактическая подготовка младшего командира», отмечалось в директивном письме А.И. Егорова от 27 июня 1937 г., «страдает теми же недочетами, что и подготовка среднего и старшего командира»¹⁵; следовательно, безынициативностью перед началом чистки РККА отличался и младший комсостав пехоты КВО…

Взаимодействие. Вопроса об умении командиров и штабов организовать взаимодействие родов войск на совете коснулись лишь трое из 16 командующих войсками военных округов, отдельных армий и отдельных корпусов. У них тут картина была безрадостная. По словам командира дислоцировавшегося в Монголии 57-го особого стрелкового корпуса комдива Н.В. Фекленко, его комсостав «научился грамотно ставить определенные задачи» по взаимодействию и использованию различных родов войск, но в организовывавших реализацию этих задач штабах были «еще слабо отработаны вопросы и организация взаимодействия стрелковых войск» с другими¹⁶. В ЛВО дела обстояли еще хуже: М.С. Хозин отметил не только «недостаточное усвоение» пехотными командирами «организации взаимодействия с [другими. – А.С.] родами войск и сохранения его, особенно в динамике боя», но и «недостаточно правильное понимание» комсоставом «характера современного боя» – «особенно по части тактики взаимодействия родов войск»¹⁷. Иными словами, комсостав ЛВО явно не умел даже и «грамотно ставить определенные задачи» по взаимодействию… В Московском же округе (МВО) был полный провал. «Взаимодействие войск в бою, – доложил 21 ноября 1938 г. комвойсками МВО Маршал Советского Союза С.М. Буденный, – оказалось на низком уровне, а вопросы управления этим взаимодействием в ходе боя настолько слабы, что в некоторых случаях мы наблюдали, что рода войск пытались разрешить стоящие перед ними задачи самостоятельно». Так, на осенних маневрах округа общевойсковые начальники лишь «иногда» использовали артиллерию; имелись «случаи, когда артиллерия была заброшена, оперативно ее не использовали»…¹⁸

В других округах дела обстояли немногим лучше: в заключительном выступлении К.Е. Ворошилова 29 ноября прозвучало, что «взаимодействие всех родов войск» в РККА «по-настоящему не отработано», что оно просто «плохо»¹⁹.

Однако начальник 2-го отдела Генштаба РККА А.И. Седякин и замнаркома обороны М.Н. Тухачевский практически то же самое констатировали и 1 декабря 1935 г.! «Непрерывность» «взаимодействия родов войск в подвижных формах боя», указывалось в докладе Седякина «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год…», «еще далеки от действительного совершенства». Командиры стрелковых батальонов, отмечал в датированном тем же числом письме К.Е. Ворошилову Тухачевский, «все еще не овладели умением организовывать взаимодействие с артиллерией и танками на местности»²⁰, а ведь практическое взаимодействие родов войск осуществлялось тогда, напомним, именно на батальонном уровне…

«Плохим» (и уж как минимум «по-настоящему не отработанным») взаимодействие родов войск было в Красной Армии и в 1936-м. «Взаимодействие основных родов войск», констатировалось в директиве наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. «Об итогах оперативной подготовки за 1936 год…», «находится еще не на должной высоте», причем «во многих случаях отсутствует» даже «план действий, увязанный по рубежам и по времени»!²¹ На тактическом уровне (как явствует из доклада М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА») те, кто должен был осуществлятьвзаимодействие родов войск на практике – командиры стрелковых батальонов, не только делали это «зачастую» «неграмотно», но и вообще не особенно стремились организовывать взаимодействие с артиллерией и танками! Согласно тому же докладу точно так же вели себя в 1936-м и командиры и штабы танковых частей и механизированных соединений, бросавшие свои танки в атаку без поддержки и артиллерии (лишь иногда командиры и штабы мехкорпусов использовали артдивизион своей стрелково-пулеметной бригады) и пехоты, и командиры танков непосредственной поддержки пехоты (!), не обращавшие внимания на сигналы целеуказания, подаваемые им пехотинцами…²²

«Плохим» (и уж как минимум «по-настоящему не отработанным») взаимодействие родов войск было в Красной Армии и накануне ее чистки, зимой и весной 1937-го. Как следует из директивного письма А.И. Егорова от 27 июня 1937 г., «полноценное решение» этой проблемы в тот период не всегда достигалось даже на командирских занятиях, а на практике не достигалось вообще: ведь взаимодействие непосредственных организаторов взаимодействия родов войск – штабов стрелковых батальонов и артиллерийских дивизионов – было тогда «не отработано»…²³

То, что отмечавшееся осенью 1938 г. неумение командиров и штабов организовать взаимодействие родов войск было вызвано отнюдь не репрессиями, видно и на материале конкретныхвоенных округов. Рода войск, жаловался в ноябре 1938-го комвойсками МВО С.М. Буденный, пытаются «разрешить стоящие перед ними задачи самостоятельно», но разве не так же поступало на маневрах МВО в сентябре 1936-го командование 5-го механизированного корпуса – бросившее свои БТ-7 на оборонительную полосу «противника» без артиллерийской и авиационной поддержки? На сентябрьских маневрах 1938-го, негодовал Буденный, общевойсковые начальники лишь «иногда» ставили задачи артиллерии, но разве не так же поступал в сентябре 1935 г. на учениях 3-го стрелкового корпуса под Гороховцом такой отнюдь не маленький общевойсковой начальник МВО, как командир 17-й стрелковой дивизии Г.И. Бондарь, двинувший дивизию в наступление без артподготовки? «Слабые навыки в использовании артиллерии» были обнаружены и у общевойсковых командиров проверенной 6—20 июня 1937 г. Управлением боевой подготовки РККА (УБП РККА) 6-й стрелковой дивизии МВО²⁴.

В ЛВО «недостаточное усвоение» пехотными командирами «организации взаимодействия с [другими. – А.С.] родами войск и сохранения его, особенно в динамике боя» и «недостаточно правильное понимание» комсоставом «тактики взаимодействия родов войск» также было налицо не только в ноябре 1938-го, но и в 1935-м, когда, ознакомившись с 56-й стрелковой дивизией ЛВО, М.Н. Тухачевский заключил, что «куча еще недочетов по взаимодействию»²⁵, и когда, как мы видели выше, «Инструкцию по глубокому бою» (предусматривавшему тесное взаимодействия родов войск) в ЛВО не освоили батальонные штабы – эти основные практические организаторы взаимодействия.

Обеспечение боевых действий. Выступления, затрагивавшие вопрос об умении комсостава организовать разведку, вскрыли здесь такие провалы, что можно говорить о непонимании советскими командирами образца осени 1938 г. самого назначения разведки! «Разведка в большинстве случаев ведется только перед фронтом, – доложил, например, 22 ноября командующий войсками Калининского военного округа (КалВО) комдив И.В. Болдин. – Флангов разведчики не ищут»²⁶ (а значит, добавим, и не выполняют задачи разведки – выяснить силы, действия и намерения противника. Ведь этот последний может сосредоточить свои усилия именно на флангах). Но задачи разведчикам ставит вышестоящий командир или начальник штаба… В 57-м отдельном стрелковом корпусе командиры и штабы совершали другую ошибку, не позволявшую разведке выполнить свою задачу: они не добивались непрерывности ведения разведки. Надо ли говорить, что устаревшие сведения о противнике точно так же не позволяют командиру принять соответствующее обстановке решение, как и отсутствие сведений вообще?.. Но больше всего потрясает прозвучавшее 25 ноября 1938 г. заявление командира 5-го механизированного корпуса БОВО комдива М.П. Петрова о том, что «перед боем и в бою надо научить и ввести в практику [выделено мной. – А.С.] танковую разведку»²⁷. Из этого следует, что, по крайней мере, в 5-м мехкорпусе (объединявшем тогда 5-ю и 10-ю механизированные бригады) танковые командиры и штабы разведку вообще не организовывали!

В обоих выступлениях, где характеризовалось умение командиров и штабов организовать тыловое обеспечение боевых действий, оценка этому умению была дана поистине уничтожающая. В МВО, доложил 21 ноября С.М. Буденный, «аппараты управления» рот, батальонов, полков и дивизий «не сумели» «материально обеспечить боевую работу войск». А командующий 1-й отдельной Краснознаменной армией (до 28 июня 1938 г. – Приморская группа ОКДВА, а до 4 сентября 1938 г. – 1-я (Приморская) армия Дальневосточного Краснознаменного фронта) комкор Г.М. Штерн признал 23 ноября, что его командиры «в лучшем случае еле-еле грамотны в вопросах тыла» и «многих вопросов, связанных с работой тыла», вообще не знают…²⁸

Но пренебрежение освещением флангов и непрерывностью ведения разведки, как отмечалось в докладе А.И. Седякина от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год…», в Красной Армии было обычным делом и в 35-м. Еще и в 1936-м непрерывности ведения разведки, как признавалось в докладе самого же штаба округа об итогах боевой подготовки в 1935/36 учебном году (от 4 октября 1936 г.; в дальнейшем подобные документы будут именоваться годовыми отчетами или отчетами за такой-то период), не добивались и в передовом КВО. Не добивались ее тогда и в одной из двух проверенных на этот счет стрелковых дивизий (37-й) передового же БВО (в другой – 33-й – разведку вообще не организовывали), а в стрелковых дивизиях БВО, выведенных в октябре 1936-го на большие тактические учения под Полоцком, 5-й и 43-й – игнорировали и ведение разведки на флангах (об этом говорит тот факт, что там не организовывали даже простого наблюдения за флангами). Кстати, 43-я стрелковая в 1938 г. вошла в состав Калининского округа, так что комвойсками КалВО тоже жаловался на то, что было в его войсках и до чистки РККА… То, что забвение принципа непрерывности разведки было порождено отнюдь не чисткой РККА, хорошо видно и из формулировок приказа по КВО № 0100 от 22 июня 1937 г. («Наиболее слабым местом в подготовке штабов продолжает оставаться [выделено мной. – А.С.] вопрос организации непрерывной разведки») и годового отчета БВО от 15 октября 1937 г. (в танковых частях и соединениях «осталось» [выделено мной. – А.С.] неумение осуществлять «непрерывное ведение разведки»)²⁹.

Практиковавшееся в 1938-м командирами-танкистами 5-го мехкорпуса полное игнорирование разведки для советских танкистовтакже было обычным и до чистки РККА. Как мы помним из главы 1, в 1936-м без разведки в бой ходили и 8-й механизированный полк 8-й кавалерийской дивизии ОКДВА на мартовских маневрах в Приморье, и 15-я механизированная бригада КВО на сентябрьских Шепетовских маневрах, и 18-я механизированная и 1-я тяжелая танковая бригады БВО на октябрьских Полоцких учениях…

А что изменилось с «предрепрессионных» времен в умении (точнее, неумении) командиров и штабов МВО и ОКДВА наладить тыловое обеспечение войск? Из заявления того же С.М. Буденного на Военном совете 21 ноября 1937 г. («тыл остается темным местом и [выделено мной. – А.С.] на сегодняшний день у наших командиров всех рангов»³⁰) явствует, что «аппараты управления» подразделений, частей и соединений МВО «не умели материально обеспечить боевую работу войск» и до чистки РККА. А в ОКДВА – даже согласно лакировавшим действительность годовым отчетам дальневосточников! – «штабы не научились управлять тылом», а командиры «забывали» отдавать распоряжения по тылу и в 1935-м, штабы соединений в процессе боя, а штабы частей и батальонов и в период организации боя такой забывчивостью страдали и в 1936-м³¹. Согласно докладу штаба армии об итогах боевой подготовки за декабрь 1936 – апрель 1937 гг. от 18 мая 1937 г.?(в дальнейшем – отчет штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г.), штабы дальневосточных частей и соединений умели «удовлетворительно» управлять только «тылами, действующими не в полном составе и не в подвижных формах боя»³² – т. е. в реальной боевой обстановке они и перед самым началом чистки РККА тыловое обеспечение организовать не умели… Разве нельзя сказать об этом «дорепрессионном» комсоставе ОКДВА то же, что Г.М. Штерн сказал о «пострепрессионном» – что он «в лучшем случае еле-еле грамотен в вопросах тыла» и «многих вопросов, связанных с работой тыла» (как, к примеру, организовать тыловое обеспечение войск «в подвижных формах боя».), вообще не знает?

Управление войсками. Целый ряд выступлений указывает на то, что командиры стрелковых подразделений в РККА осенью 1938 г. плохо или вовсе не умели управлять боевыми порядками своих взводов, рот и батальонов и организовывать подготовку и поддержку атаки огнем. Так, в МВО комсостав пехоты только-только начал понимать, как должно быть организовано «взаимодействие боевых порядков»; в КалВО он это, возможно, и понимал, но на практике на «увязку огня с движением» «должного внимания не обращал». Судя по сказанному комвойсками КОВО (где «управление боем взвода, роты и даже батальона» вообще было «слабо») и БОВО (где налицо была «недостаточная отработка взаимодействия огня и движения подразделений во взводе, роте»)³³, те же проблемы были и в этих округах. Командир 2-й стрелковой дивизии БОВО комбриг С.И. Еремин – единственный выступивший на совете общевойсковой комдив – отметил, что его «командный состав еще плохо овладел управлением огнем»³⁴. А в Закавказском военном округе (ЗакВО), как заявил 22 ноября его комвойсками комкор И.В. Тюленев, комсостав «иногда» вообще «не знал, что нужно делать в процессе боя, особенно ближнего»!³⁵

Выступление комвойсками КОВО С.К. Тимошенко вскрывает и непосредственную причину «неудовлетворительного управления» стрелковыми подразделениями – плохое владение или даже незнание техники управления, нехватка элементарных командирских навыков. «Командир, – отмечал Семен Константинович, – стремится «управлять ногами» [т. е. отдавать все распоряжения лично, перебегая от одного своего подразделения к другому. – А.С.], быть везде самому, не использует ячейку управления и штаб». «Слаба» и «топографическая подготовка комсостава» (о том, что комсостав «недостаточно точно и правильно ориентируется на местности», что топография у него «является больным вопросом», говорили и комкор-57 Н.В. Фекленко, и заместитель командующего войсками МВО комдив И.Г. Захаркин; в 5-м мехкорпусе БОВО, отмечал его командир М.П. Петров, ведущие танковых колонн «как только сошли с дороги, так и заблудились»)…³⁶

Что же до штабов, обеспечивающих управление частями и соединениями, то все затрагивавшие этот вопрос констатировали одно и то же: «аппараты управления» батальонов, полков и дивизий (т. е. их штабы) не умеют «по-настоящему управлять войсками в бою» (комвойсками МВО С.М. Буденный); на осенних маневрах «штабы работали плохо» (член Военного совета МВО дивизионный комиссар А.И. Запорожец); «мы сейчас таких сколоченных штабов, способных к управлению войсками в бою, не имеем» (комвойсками ЛВО М.С. Хозин); «штабы не являются еще полноценными органами управления» (комкор-57 Н.В. Фекленко); «подготовка штабов стоит на низком уровне» (комвойсками ЗакВО И.В. Тюленев); «штабы руководить как следует боевыми операциями, а стало быть, войной, не смогут» (К.Е. Ворошилов)³⁷.

Ворошилов назвал и непосредственную причину подобной недееспособности войсковых штабов: они «по-прежнему не слажены и плохо натренированы»³⁸. В Среднеазиатском военном округе (САВО) штабы затрачивали на отработку боевых документов так много времени, что командующего войсками округа комкора И.Р. Апанасенко на совете буквально прорвало: «Безбожно забирают время своей документацией, командиру дивизиона и роты время [так в документе; имеется в виду время на организацию боя. – А.С.] не остается, вернее, остается только на то, чтобы заиграть в трубу и идти [в атаку. – А.С.]»³⁹. На неумение штабов составлять документацию иначе, как затрачивая массу времени, жаловался и комвойсками КОВО, а на общую слабую подготовленность штабистов – и командующий 2-й отдельной Краснознаменной армией (сформированной 28 июня 1938 г. из войск Приамурской группы ОКДВА и до 4 сентября 1938 г. именовавшейся 2-й армией Дальневосточного Краснознаменного фронта) комкор И.С.?Конев.

Комвойсками ЛВО отметил, что его штабные командиры не только «не имеют навыков в штабной работе», но и не обладают необходимым штабисту тактическим кругозором – что тоже не позволяет им выполнять «свои функциональные обязанности по управлению войсками» в боевой обстановке (о том, что «основа современной операции штабами усвоена поверхностно», заявил и комвойсками КОВО)⁴⁰.

Однако, согласно докладу А.И. Седякина от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год…», организовывать взаимодействие огня и движения командиры стрелковых подразделений Красной Армии не умели и в 35-м. Явно не на высоте находилось у них тогда и управление боевыми порядками. «Во время наступления, – констатировал 8 декабря 1935 г. на Военном совете начальник Генштаба РККА А.И. Егоров, – иногда отмечается слабая дисциплина боевых порядков, большое сгущение таковых»⁴¹ (еще раз отметим, что извинительное «иногда» было скорее всего вставлено лишь благодаря стремлению Александра Ильича сглаживать острые углы – стремления, хорошо заметного при сопоставлении его доклада с докладом Седякина…). Та же картина в РККА явно была и в 36-м: подведший итоги учебного года приказ наркома обороны № 00105 от 3 ноября 1936 г. отметил, что «нет иногда должного и непрерывного огневого обеспечения атаки» (а значит, и правильного чередования огня и движения атакующих подразделений.) и что в пехоте «все еще имеет место скученность боевых порядков»⁴² (сравнение текста приказа с посвященным тем же итогам докладом замнаркома М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА» показывает, что слова «иногда» и «имеет место» опять-таки появились лишь в силу желания избежать слишком больших доз критики…). Не лучше, чем в 38-м, обстояли здесь дела и в самый канун чистки РККА, к лету 1937-го. «Командир, – прямо констатировалось в директивном письме А.И. Егорова от 27 июня 1937 г., – нетвердо управляет и командует частью в тактической обстановке [т. е. в условиях боя. – А.С.]»…⁴³

То, что до чистки РККА командиры стрелковых подразделений управляли этими последними не лучше, чем в 38-м, видно и на материале конкретных округов и соединений. В МВО в 1938-м комсостав пехоты не умел, как мы видели, организовать «взаимодействие боевых порядков»; формулировка эта не совсем ясная, но если имелось в виду взаимодействие огня и движения боевых порядков, то его, по данным 2-го отдела Генштаба РККА, в МВО плохо умели организовать и в 1935-м. А если С.М. Буденный хотел сказать об управлении собственно движением боевых порядков пехоты, то в первой же проверенной УБП РККА перед самым началом чистки РККА, 6—20 июня 1937 г., стрелковой дивизии МВО (6-й) комсостав выказал «слабые навыки в управлении войсками» вообще⁴⁴.

Комсостав пехоты КалВО в 1938-м «не обращал должного внимания» на «увязку огня с движением», но в 43-й стрелковой дивизии этого округа «взаимодействие огня и движения» было «недоработано» и осенью 1935-го («Слаб начсостав в ротном звене», – прокомментировал это место доклада об инспектировании 43-й начальник 2-го отдела Генштаба РККА С.Н. Богомягков). А в 48-й стрелковой – и весной 1936-го (когда первое же проверенное в ней стрелковое отделение атаковало без учета «возможностей и технического оснащения противника», т. е. явно без чередования перебежек с залеганием и подготовкой следующего броска огнем ручного пулемета)⁴⁵. (В то время обе эти дивизии входили в состав БВО.)

Комсостав пехоты ЗакВО в 1938-м «иногда» вообще не знал своих обязанностей «в процессе боя», но не показательно ли, что «предрепрессионной» весной 1937-го такие командиры (в лице, например, многих командиров 115-го стрелкового полка 39-й стрелковой дивизии) встречались (как мы видели в главе 2) и в ОКДВА, кадры которой были, по выражению ее командующего Маршала Советского Союза В.К. Блюхера, «особыми»?

В Киевском округе «слабость» управления боем стрелковых подразделений тоже была характерной не только для 1938-го, но и для «предрепрессионной» первой половины 1937-го, когда она была отмечена во всех четырех стрелковых дивизиях КВО, по которым сохранилась соответствующая информация. О 100-й дивизии проверявший ее в мае или июне 1937 г. командир 8-го стрелкового корпуса сказал это прямо (налицо «слабость командного состава в управлении подразделениями»), командир батальона, проверенного в марте в 134-м стрелковом полку 45-й дивизии, управлял «вопреки всем уставным требованиям», а на прошедших 19–22 февраля в 71-м и 286-м стрелковых полках (соответственно 24-й и 96-й дивизий) батальонных учениях комроты и комбаты «управление при наступлении» вообще теряли⁴⁶…

В Белорусском округе «недостаточная отработка взаимодействия огня и движения подразделений во взводе, роте» была недостаточной и в течение всего «предрепрессионного» периода:

– и в 1935-м – когда она была зафиксирована в двух из трех стрелковых дивизий, проверенных 2-м отделом Штаба/Генерального штаба РККА (в 27-й и 43-й);

– и в 1936-м – когда, по оценке командующего войсками округа командарма 1-го ранга И.П. Уборевича, основная масса командиров его стрелковых взводов «плохо» умела взаимодействовать в атаке с пулеметной ротой⁴⁷ и когда в трех из пяти проверенных УБП РККА стрелковых дивизий БВО (во 2-й, 37-й и 81-й) командиры взводов и рот зачастую либо совсем не управляли взаимодействием огня и движения (благо просто не организовывали поддержку атаки огнем), либо управляли этим взаимодействием явно слабо (так как слабо или совсем не управляли огнем своих подразделений);

– и в первой половине 1937-го – когда, согласно годовому отчету округа от 15 октября 1937 г., «управление боевыми порядками взвода и роты» «по-прежнему» «оставалось на низком уровне» и когда в обоих стрелковых полках БВО, о тактической выучке тогдашнего комсостава которых сохранились хоть какие-то сведения (в 111-м и 156-м полках 37-й стрелковой дивизии), организация «взаимодействия огня и движения» еще в первой половине мая была «слабым местом»⁴⁸.

В 1938-м командиры стрелковых подразделений 2-й стрелковой дивизии БОВО «плохо» умели управлять огнем, но тот же изъян был зафиксирован и комиссией УБП РККА, проверявшей 2-ю в июле 1936-го.

Что до техники управления и командирских навыков, то «управление ногами» (а не через ячейку управления или штаб) среди командиров стрелковых подразделений Украинского/Киевского округа обычным делом было и весной 1935-го (когда один из двух комбатов, проверенных в УВО на тактическом учении 2-м отделом Штаба РККА, не подошел в бою к своему штабу ближе чем на сто метров), и в 1936-м (когда в обеих освещаемых источниками с этой стороны стрелковых дивизиях КВО – 44-й и 45-й – командиры подразделений совершенно не заботились о подготовке своих ячеек управления). Точно так же еще и до чистки РККА хромала в УВО/КВО и топографическая подготовка комсостава. Так, к 1936 г. ориентироваться по карте в КВО не умели даже… командиры-разведчики танковых частей! «Вы с этим встретитесь, – подчеркивал 16 января 1936 г. на Первом окружном совещании стахановцев начальник автобронетанковых войск КВО Н.Г.?Игнатов, – в целом ряде частей, и в Новоград-Волынске, и в Житомире, и в Проскурове и т. д.»⁴⁹. В середине июля 1937-го (когда репрессии еще не затронули основную толщу комсостава) «весьма слабая топографическая подготовка» была обнаружена у всех командиров, проверенных на этот счет в 24-й и 96-й стрелковых дивизиях – в обеих дивизиях КВО, о подобных проверках в которых нам что-либо известно из источников!⁵⁰

Сведениями об уровне топографической грамотности «дорепрессионного» комсостава МВО и тех соединений Забайкальского военного округа (ЗабВО), из которых осенью 1937-го сформировали 57-й особый корпус, мы не располагаем, но более чем вероятно, что и там этот уровень был не выше, чем в 1938-м. Ведь еще перед самым началом чистки РККА, весной 1937-го, он был низким во всей Красной Армии! «Топографическая грамотность комсостава еще слабая», – прямо констатировалось в директивном письме начальника Генштаба РККА А.И. Егорова от 27 июня 1937 г.⁵¹.

Комсостав 5-го мехкорпуса БОВО (т. е. 5-й и 10-й мехбригад) в 1938-м не умел ориентироваться на местности, но в 5-й мехбригаде многие командиры не умели этого и в 1936-м. «[…] Отдельные танки и даже танковые взводы, – отмечал, описывая в своем отчете о Белорусских маневрах атаку 1-й тяжелой танковой и 5-й механизированной бригад 10 сентября 1936 г., штаб БВО, – в силу недостаточного умения ориентироваться на пересеченной местности из танка, отрывались, чем значительно задержали сосредоточение в районах сбора после атаки артиллерии [ «противника». – А.С.]»⁵². Перед началом чистки РККА, в первой половине 1937-го, неумение командиров-танкистов ориентироваться вообще было характерно для всего Белорусского округа: оно отмечалось тогда в трех из четырех его танковых соединений, по которым сохранилась хоть какая-то информация об уровне выучки комсостава в тот период (в 3-й, 4-й и 18-й мехбригадах).

То же и с выучкой штабов. В ноябре 1938-го К.Е. Ворошилов считал, что «руководить как следует боевыми операциями» штабы не смогут, но смогли бы они это сделать в «дорепрессионном» 1935-м? Согласно письму М.Н. Тухачевского Ворошилову от 1 декабря 1935 г. войсковые штабы в РККА были «слабы, отставая от развития событий в бою», и «кадры штабных командиров» были тогда «слабы по своей подготовке». Высшие штабы – как вытекало из доклада А.И. Егорова на Военном совете 8 декабря 1935 г. – тоже не могли «руководить как следует боевыми операциями», ибо не умели здесь самого главного – не обладали «практическим умением организовать во времени и пространстве необходимое взаимодействие стрелковых, механизированных и авиационных соединений». (Армейские управления военного времени, прямо указывалось в письме наркома обороны высшим должностным лицам РККА от 28 декабря 1935 г., «по своей подготовленности» «находятся на низком уровне»…⁵³)

А могли ли штабы «руководить как следует боевыми операциями» в «дорепрессионном» же 1936-м? Что касается войсковых, то директива наркома обороны № 400115с от 17 мая 1936 г. констатировала слабую подготовку большинства батальонных штабов, а из доклада М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА» вытекало (как мы видели в главе 1), что неудовлетворительность управления стрелковыми соединениями обусловлена именно плохой подготовленностью штабов этих соединений. Из замечания приказа наркома обороны № 00105 от 3 ноября 1936 г. о «недоработанности» «вопросов управления и связи» в танковых частях и соединениях⁵⁴ явствует, что «руководить как следует» боевыми действиями не умели и танковые штабы… Высшие же штабы в 1936-м «руководить как следует боевыми операциями» не могли однозначно: как отмечалось в директиве наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. «Об итогах оперативной подготовки за 1936 год…», они не умели тогда организовать не только взаимодействие родов войск и взаимодействие между соединениями вообще, но и просто «правильно организовывать управление в подвижных фазах операции» (и, в частности, «планово и правильно использовать все средства связи»)⁵⁵.

Войсковые штабы (о высших для этого периода сведений найти не удалось) «руководить как следует боевыми операциями» не смогли бы и перед самым началом чистки РККА – весной 1937-го. Относительно батальонных и полковых в директивном письме А.И. Егорова от 27 июня 1937 г. прямо отмечалось, что «как органы управления боем» они в РККА тогда «не сколачивались»⁵⁶, а малая пригодность к такому управлению штабов соединений видна из тогдашнего уровня их подготовленности в трех крупнейших военных округах. В самом деле, к лету 37-го:

– в КВО (как констатировалось в отнюдь не сгущавшем краски приказе нового комвойсками И.Ф. Федько № 0100 от 22 июня 1937 г.) абсолютно все войсковые штабы были «слабо подготовлены для выполнения задач по управлению боем»;

– в БВО абсолютно все войсковые штабы (как видно из годового отчета округа от 15 октября 1937 г.) «продолжали» несвоевременно доводить (в конкретизированном, естественно, виде) решение командира до войск (т. е. не выполнять одну из главных своих функций) и не контролировать как следует выполнение приказов старшего начальника (а штабы мехбригад еще и не были достаточно сколочены), и, наконец;

– в ОКДВА (согласно материалам к отчету штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г. и приказу В.К. Блюхера об итогах зимнего периода обучения 1936/37 учебного года) «навыки организации и управления боем в большинстве штабов» «стояли невысоко»; абсолютно все войсковые штабы там «удовлетворительно работали» только «в несложной обстановке», а в условиях «значительного насыщения войск техническими средствами» (т. е. в обстановке, характерной для боевых действий конца 30-х гг.) «со своей задачей справлялись плохо»⁵⁷.

Ничего не изменилось здесь по сравнению с «предрепрессионным» периодом и в МВО (сведениями о «дорепрессионном» состоянии войсковых штабов в других округах из тех, чьи комвойсками критиковали в ноябре 38-го эти штабы, мы не располагаем). В 38-мштабы батальонов, полков и дивизий МВО не умели «по-настоящему управлять войсками в бою» и «плохо» работали на осенних маневрах – но на таких же маневрах, прошедших в этом округе в 36-м, «работа штабов» была «очень слабой во всех частях» даже в таком элитном соединении, как 5-й механизированный корпус⁵⁸. И корпусной и бригадные штабы там именно «не умели по-настоящему управлять войсками в бою»: первый не смог добиться гибкости управления «в различной боевой обстановке», а вторые – организовать взаимодействие между своими батальонами…⁵⁹ А разве не показательно, что в последние перед началом массовых репрессий дни, 6—20 июня 1937 г., в единственной известной нам с этой стороны дивизии тогдашнего МВО (6-й стрелковой) практических «навыков в управлении боем» не хватало ни дивизионному, ни полковым, ни батальонным (которые даже и не были сколочены) штабам?⁶⁰

Отмеченные К.Е. Ворошиловым «неслаженность» войсковых штабов РККА образца 1938 г. и «плохая натренированность» их работников были реальностью и в 35-м, когда (как подчеркивал 9 декабря 1935 г. на Военном совете М.Н. Тухачевский) в войсковых штабах толком не знали, «кто и кому передает предварительные распоряжения, кто наносит обстановку на карту, кто в это время готовит посыльных, кто готовит связистов к выходу для проведения новых линий связи, кто одновременно готовит указания по тылу и целый ряд других одновременно подготавливаемых данных по организации боя», когда в РККА еще не был «выработан практический штабной работник»⁶¹. Из доклада Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА» и приказа наркома обороны № 00105 от 3 ноября того же года явствует, что «несовершенство штабной работы» (т. е. все те же «плохая натренированность» штабистов в практическом осуществлении своих функций и «неслаженность» штабов) отличали Красную Армию и в 36-м⁶². Даже в такой важнейшей стратегической группировке РККА, как КВО, согласно годовому отчету этого округа от 4 октября 1936 г., тогда не было «ни одного штаба, где основные работники» «обладали бы в полной мере практикой работы», а «увязка и взаимодействие в работе между главнейшими отделениями штабов» были «недостаточны»!⁶³ Судя по двум из трех крупнейших военных округов, так было и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го (отчет штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г. прямо констатировал «отсутствие порядка» в работе своих войсковых штабов⁶⁴, а в КВО техника штабной службы была тогда несовершенна во всех трех войсковых штабах, которые освещаются с этой стороны сохранившимися источниками – 72-го стрелкового полка 24-й стрелковой дивизии и 286-го и 287-го стрелковых полков 96-й стрелковой).

Сведениями по САВО мы не располагаем, но во втором из округов, о которых известно, что в ноябре 38-го их штабисты чересчур медленно отрабатывали боевую документацию – Киевском, этот изъян опять-таки был налицо и до чистки РККА. Летом 1935-го им страдали все войсковые штабы КВО, по которым сохранилась информация об этой стороне их выучки (6-го и 15-го стрелковых корпусов, 51-й стрелковой дивизии и ее 153-го стрелкового полка), в августе 1936-го – все дивизионные (штадивы-7, -46 и -60) и полковые штабы, участвовавшие в Полесских маневрах, а в первой половине 1937-го – два из трех войсковых штабов КВО, о выучке которых в тот период сохранилась какая-то информация (72-го и 287-го стрелковых полков). В штабе 7-й стрелковой дивизии на Полесских маневрах срочный (!) приказ на отход писали четыре часа, а на составление и доведение до полков приказа на оборону линии реки Припять ушло… 26 часов!⁶⁵

Общая слабая выучка, характерная в 1938-м для штабистов 2-й отдельной Краснознаменной армии, также не контрастирует с уровнем выучки «дорепрессионных» штабистов войск Приамурской группы ОКДВА (объединенных в 1938-м во 2-ю армию). В самом деле, еще и в 1936-м:

– подготовленность штабов стрелковых батальонов (как признал даже годовой отчет армии от 30 сентября 1936 г.) была «на очень низком уровне» во всей ОКДВА;⁶⁶

– в половине линейных танковых частей Приамурской группы (в отдельных танковых батальонах 35-й и 69-й стрелковых дивизий) выучка штабистов выглядела «особенно плохо» даже на фоне общей «слабой» подготовленности штабов дальневосточных танковых частей и даже по оценке годового отчета самих автобронетанковых войск ОКДВА;⁶⁷

– в одной из четырех стрелковых дивизий группы (35-й) штабисты совершенно не умели взаимодействовать друг с другом и организовывать радиосвязь; в другой дивизии (34-й), а также в одном из двух стрелковых корпусов группы (20-м) войсковые штабы тоже были плохо сколоченными, а штабисты третьей дивизии (69-й) даже не умели выбрать место для КП и организовать перемещение этого последнего.

Еще и в последние перед началом чистки РККА месяцы в войсковых штабах 69-й стрелковой дивизии отсутствовали «штабная четкость и культура», штабы ее стрелковых батальонов были «совершенно не сколочены»⁶⁸, а дивизионный и полковые штабы 35-й стрелковой (о других приамурских войсковых штабах этого периода соответствующей информации нет) выпускали документацию невысокого качества…

В 1938-м в Киевском округе «основа современной операции штабами» была «усвоена поверхностно», но более чем вероятно, что так же обстояли там дела и в 1936-м. Ведь составители годового отчета КВО от 4 октября 1936 г. прибегли, освещая этот вопрос, к подозрительно расплывчатой формулировке: «общий характер действий современных армий в сложных условиях операции и боя» его штабы представляют себе «в целом довольно [выделено мной. – А.С.] ясно и правильно»⁶⁹. Что может крыться за такой расплывчатостью, показывает следующий пример: сначала составители бодро заявляют, что штабы их соединений «ОВЛАДЕЛИ УПРАВЛЕНИЕМ В ПОДВИЖНОМ БОЮ И В СЛОЖНЫХ УСЛОВИЯХ», а затем указывают, что:

– штабы дивизий и корпусов недостаточно отработали и мало практиковались в организации управления во встречном бою (т. е. в бою в сложных условиях!);

– штабы «не всегда верно применяют», «в зависимости от обстановки», различные средства связи (что важно как раз «в подвижном бою и в сложных условиях», когда обстановка часто меняется!);

– штабы «не имеют достаточных средств передвижения и управления, которые бы отвечали современному бою», «в силу чего» штабы «часто находились не там, где им надлежало быть по ходу операции» (как же они могут управлять в подвижном бою?), а

– «при встречных и наступательных операциях не единичны случаи, когда штабы таких подвижных [! – А.С.] войск, как конница и мотомехвойска», «просто отставали от своих войск» (вот так они «овладели управлением в подвижном бою»)…⁷⁰

Иными словами, «общий характер действий современных армий в сложных условиях операции и боя» штабы КВО в 1936-м, вполне возможно, представляли себе отнюдь не «ясно» и не «правильно»… В ЛВО штабистам также не хватало тактического кругозора не только в 1938-м, но еще и в 1935-м, когда, согласно уже не раз цитировавшемуся нами заявлению тогдашнего комвойсками этого округа Б.М. Шапошникова, батальонные и полковые штабы там еще не усвоили «Инструкцию по глубокому бою» (т. е. основы современной для тех лет тактики).

Стрелково-артиллерийская выучка. Выступление начальника Генерального штаба РККА Б.М. Шапошникова, отметившего 26 ноября 1938 г., что советская артиллерия «стреляет преимущественно по площадям»⁷¹, заставляет нас признать стрелково-артиллерийскую выучку тогдашних советских командиров-артиллеристов не более чем посредственной. Ведь стрельба по площадям означала, что командиры не владеют методами, позволяющими поражать плохо или вовсе не наблюдаемые цели… Наш вывод подтверждает и факт всего лишь «удовлетворительной» (читай: посредственной) стрелково-артиллерийской выучки комсостава артиллерии такой важнейшей стратегической группировки, как Киевский округ, прямо признанный 22 ноября командующим войсками КОВО С.К. Тимошенко. Не лучше стреляли тогда и командиры-артиллеристы Сибирского округа (СибВО), а также комсостав полковой артиллерии Северо-Кавказского округа (СКВО) и командиры артдивизионов МВО: результаты итоговых стрельб (зависящие прежде всего от квалификации командира батареи или дивизиона) оказались там – как и в артиллерии КОВО – лишь «посредственными»…⁷²

Правда, комвойсками САВО И.Р. Апанасенко доложил на совете, что его артиллерия стреляет «неплохо»; если верить двум другим командующим, так же обстояли дела и в артиллерии ЛВО (в различных видах которой от 58 до 70 % итоговых стрельб были, по утверждению М.С. Хозина, выполнены на «хорошо» и «отлично»), и в батареях дивизионной артиллерии МВО (из которых, по С.М. Буденному, хорошие и отличные результаты на итоговых стрельбах показали 63 %)⁷³. Но верить этим оценкам и цифрам нельзя. Напомним прозвучавшее на таком же совете годом ранее заявление начальника артиллерии РККА комкора Н.Н. Воронова, согласно которому советские артиллеристы не просто «сильно заражены очковтирательством», а практикуют его в таких масштабах, что очковтирательство в РККА нужно ликвидировать «в самую первую очередь» у артиллеристов. Поэтому утверждения командующих войсками САВО, ЛВО и МВО не могут служить доказательством хорошей стрелково-артиллерийской выучки комсостава артиллерии этих округов и тем более не могут поколебать наш вывод о посредственности этой выучки в артиллерии тогдашней РККА в целом.

Но на стрельбу по площадям артиллерия РККА явно была обречена и в «предрепрессионный» период. Ведение огня по ненаблюдаемым целям предполагает хорошее знание теории стрельбы, а оно у комсостава советской артиллерии и в 1935-м было, по оценке Генштаба РККА, «недостаточным для обоснования правил стрельбы»⁷⁴. Неумение применять аналитический метод подготовки данных, используемый при стрельбе по ненаблюдаемым целям, среди командиров-артиллеристов РККА было широко распространено и в 1936-м (когда оно обнаружилось даже у некоторых из тех, кто был отобран для участия во Всеармейских стрелково-артиллерийских состязаниях командиров батарей!), и в первой половине 1937-го, когда даже в таком стратегически важном военном округе, как ОКДВА, аналитическим методом владело лишь «незначительное количество» командиров-артиллеристов (а основная масса по-прежнему «терялась», если плохо наблюдала цель, и «не отработала» «стрельбу на поражение ненаблюдаемых целей») и когда артиллерия была «приучена» стрелять только «по прекрасно видимым мишеням» даже в передовом КВО!⁷⁵

Соответственно стрелково-артиллерийская выучка комсостава артиллерии Киевского округа была не более чем удовлетворительной не только в 1938-м, но и перед началом чистки РККА. Как, впрочем, и в 35-м (когда даже сильно приукрашивавший действительность годовой отчет КВО от 11 октября 1935 г. признал, что «математическая малограмотность» командиров-артиллеристов, не позволявшая им овладеть теорией стрельбы, а значит, и решать сложные огневые задачи, только уменьшилась, но не исчезла), и в 36-м (когда политуправление КВО в своем докладе от 5 мая 1936 г. не решилось скрыть от Москвы, что артиллерийские «стрельбы при сложных условиях дают в большинстве своем неудовлетворительные результаты», а составители сильнейшим образом «отлакированного» годового отчета от 4 октября 1936 г. – что командир дивизиона в округе «еще не может быть признанным хорошо подготовленным», и когда очковтирательство в артиллерии КВО цвело столь пышным цветом, что уверениям отчета в «хорошем» умении стрелять командиров батарей верить невозможно⁷⁶. К примеру, в 60-й стрелковой дивизии был случай, когда командир 1-го дивизиона 60-го артиллерийского полка капитан Ористов заранее сообщил стреляющим командирам батарей координаты их наблюдательного пункта и огневых позиций их батарей. В одной из полковых батарей той же дивизии при стрельбе по танкам командирам орудий засчитывали и те пробоины в мишени, которые были сделаны стрелявшими до них. В 100-й стрелковой дивизии артиллеристам ставили мишени увеличенного размера, а в одной из полковых батарей перед стрельбой подменили самих стрелявших – вместо младших командиров срочной службы поставили на орудия сверхсрочников. А в элитной 44-й стрелковой фальсифицировали отчетность: если артиллерийская стрельба оказывалась удачной, ее оформляли как зачетную, а если стреляли плохо – как учебную…).

Точно так же и результаты итоговых стрельб артиллерии Киевского округа были «посредственными» не только в 1938-м, но и в 1936-м. То, что эти стрельбы выполнили на «посредственно» дивизионы и артгруппы, признали даже изо всех сил скрывавшие свои провалы составители отчета КВО за 1936 г., а приведенные ими сведения о хороших в целом результатах батарейных стрельб являются, как мы только что отмечали, явными приписками.

Что же касается посредственной стрелково-артиллерийской выучки, отличавшей в 38-м командиров-артиллеристов СибВО, комсостав полковой артиллерии СКВО и командиров артдивизионов МВО, то в «дорепрессионном» 35-м во всех этих округах огневая подготовка артиллерии (определяемая прежде всего стрелково-артиллерийской выучкой комсостава) находилась, согласно докладу А.И. Седякина от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год…», вообще «на элементарном уровне»⁷⁷. Соответственно и в 36-м – первой половине 37-го она вряд ли смогла подняться выше той же посредственной отметки…

Тактическая выучка. В РККА, указывал 29 ноября 1938 г. К.Е. Ворошилов, «плохо взаимодействие родов войск», но «особенно плохо взаимодействие артиллерии с обслуживаемыми ею другими родами войск», «как сами артиллеристы признают, а неартиллеристы особенно вопиют об этом, она, к сожалению, плохо связана с пехотой, плохо взаимодействует с конницей, с танковыми войсками»⁷⁸. То же еще 23 ноября признал и начальник артиллерии РККА комкор Н.Н. Воронов: «Взаимодействие артиллерии с наземными войсками и с авиацией неудовлетворительно»⁷⁹. А ведь это взаимодействие организуют командиры и штабы! С учетом того, что, по Воронову, комсостав артиллерии еще и плохо управлял своими подразделениями (и на марше и в бою), а также плохо организовывал артиллерийскую разведку и наблюдение (не ставя, например, перед наблюдателями конкретных задач), тактическую выучку советских команди-

ров-артиллеристов образца осени 38-го можно с уверенностью охарактеризовать как неудовлетворительную.

Такой оценке, в общем, не противоречат и сведения, сообщенные командующими войсками округов. С.К. Тимошенко охарактеризовал тактическую выучку комсостава артиллерии КОВО как удовлетворительную, но комвойсками СКВО комкор В.Я. Качалов признал, что его дивизионная артиллерия «подготовлена для ведения огня» только «в стабильном положении, маневр колесами отработан слабо» и что «не достигла маневренности» и полковая артиллерия⁸⁰ (т. е. признал, что комсостав артиллерии СКВО тактически подготовлен плохо.)…

И снова: «взаимодействие артиллерии с обслуживаемыми ею другими родами войск» было явно плохим и в 36-м. Согласно докладу М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА», «слабой стороной подготовки» артдивизионов была тогда «совершенно недостаточная тактическая их работа совместно с пехотой»⁸¹, а практическая работа по организации взаимодействия с другими родами войск в артиллерии лежала именно на командире и штабе дивизиона… Из заявления К.Е. Ворошилова на Военном совете 27 ноября 1937 г. о том, что «взаимодействие артиллерии с пехотой и другими родами войск остается [выделено мной. – А.С.] слабым»⁸², следует, что слабым оно было и в первой, «дорепрессионной» половине 37-го.

Что касается умения командиров-артиллеристов управлять своими подразделениями, то, согласно упомянутому выше докладу Тухачевского, в дивизионной артиллерии «управление массовым огнем» (т. е. управление подразделениями, огонь которых массировался) и в 36-м было отработано лишь теоретически – а «практически» этот вопрос «во всех частях» был «не разрешен и не закреплен». Явно не лучше обстояли здесь дела и в первой половине 37-го: ведь «подготовка» комсостава артиллерии «по управлению огнем» (как установила в первой половине июня проверка нового комвойсками КВО И.Ф. Федько) была тогда «слаба» даже и в передовом Киевском округе⁸³.

О положении дел с организацией в «предрепрессионный» период артиллерийской разведки весьма красноречиво, на наш взгляд, свидетельствуют три факта. В 1935-м даже в такой стратегически важной группировке, как ОКДВА, комсостав штабов артиллерии не просто слабо организовывал эту разведку, но и, по словам начальника артиллерии армии В.Н. Козловского, «не знал «зачастую», «где и что искать». В единственном сохранившемся от 1936-го акте инспекторского смотра боевой подготовки артиллерийской части передового (!) БВО (37-го артполка 37-й стрелковой дивизии) мы сразу же натыкаемся на фразу: «Недостаточное внимание уделено артразведке, как на марше, так и во время боя». А еще в одном передовом округе – КВО – «вопросы организации и ведения разведки в процессе боя всеми средствами» были (как установила все та же проверка И.Ф. Федько) «не отработаны» и в самый канун чистки РККА, к июню 1937-го⁸⁴…

Уже из сказанного в двух предыдущих абзацах видно, что тактическая выучка комсостава артиллерии Киевского округа была не более чем удовлетворительной, не только в 38-м, но и к моменту начала массовых репрессий (когда, согласно все тому же приказу И.Ф. Федько № 0100 от 22 июня 1937 г., этот комсостав «не отработал» еще и «главнейшие вопросы взаимодействия» с другими родами войск, и организацию топографической разведки…⁸⁵). Никак не более чем удовлетворительной была эта выучка и в 1935–1936 гг. Ведь в 35-м в КВО (как признал даже его отчет за этот год) было лишь удовлетворительно отработано управление огнем артгруппы, а тактические занятия артиллерии отличались низким качеством. А в 36-м – как опять-таки сознались составители соответствующего годового отчета – командиры дивизионов в КВО «не могли быть признаны хорошо подготовленными», начальники штабов артполков «плохо» руководили службой связи, а «тактическое применение батальонных и полковых орудий» было отработано «слабо»…⁸⁶

Техническая выучка. Признав в своем выступлении 23 ноября 1938 г., что техническая выучка артиллерии РККА «плохая», Н.Н. Воронов признал тем самым, что она плоха и у комсостава. Показательно, что такую же оценку («техническая подготовка слабая») выставил на этот раз своим командирам-артиллеристам и С.К. Тимошенко, настаивавший (см. выше), что в стрелково-артиллерийском и тактическом отношении они все же подготовлены удовлетворительно (т. е. выше, чем в среднем по РККА.)…⁸⁷

Но о том, что комсостав советской артиллерии «технически подготовлен чрезвычайно слабо», Военный совет слышал (от инспектора артиллерии РККА Н.М. Роговского) и 11 декабря 1935 г.⁸⁸. Судя по ситуации в двух важнейших военных округах, явно не лучшей была эта подготовленность и в последующие «предрепрессионные» месяцы. Техническая выучка командиров-артиллеристов ОКДВА в ноябре 1936-го была охарактеризована (майором В. Нестеровым из 2-го отдела штаба этой армии) как «плохая», а в апреле 1937-го (в «Материалах по боевой подготовке артиллерии», составленных в том же штабе или в аппарате начальника артиллерии ОКДВА) как «слабая»⁸⁹. Как было показано нами в главе 1, такой же оценки заслуживали и технические знания, демонстрировавшиеся в 36-м комсоставом артиллерии БВО, а из оговорки годового отчета БВО от 15 октября 1937 г. (знания в области ухода за матчастью артиллерии у командиров «еще [выделено мной. – А.С.] во многих случаях неудовлетворительны»⁹⁰) явствует, что та же картина была в этом округе и в последние перед началом чистки РККА месяцы.

Частые в то время случаи прекращения работы средств связи в динамике боя начальник Управления связи РККА комбриг И.А. Найденов в своем выступлении 25 ноября 1938 г. объяснил тем, что «начальники частей и подразделений связи сами еще недостаточно хорошо подготовлены в тактико-техническом отношении»⁹¹. Из уточнения «сами» следует, что не лучше (а скорее даже хуже) были подготовлены и другие командиры-связисты. Но если уровень их подготовленности был таким, что они не могли обеспечить поддержание бесперебойной связи в процессе боя, то, думается, следует говорить не о «недостаточно хорошей», а о посредственной технической и тактической выучке тогдашних советских командиров-связистов.

Однако в «дорепрессионный период» эта выучка была еще хуже! Даже согласно годовому отчету войск связи ОКДВА от 7 октября 1935 г. (который, понятно, мог и приукрасить положение дел), техническая выучка дальневосточных командиров-связистов была тогда лишь удовлетворительной (читай: посредственной), а по тактике даже и такой оценки заслуживали только командиры батальонов и рот связи и начальники связи стрелковых полков, прочие же были подготовлены неудовлетворительно. В другом крупнейшем военном округе – Киевском, – как признал даже его сильно «отлакированный» годовой отчет от 11 октября 1935 г., была тогда неудовлетворительной тактическая выучка начальников узлов связи. Вне всякого сомнения, и техническая, и тактическая выучка командиров-связистов была тогда не более чем удовлетворительной и в РККА в целом – ведь она не превышала в ней этого уровня еще и в 1936-м. В КВО тогда, согласно даже годовому отчету этого округа от 4 октября 1936 г., до 60 % комначсостава войск связи «требовали серьезной доработки» в технической подготовке; факт слабости технической выучки тогдашнего комсостава войск связи ОКДВА также (хоть и косвенно) признал даже отчет этой армии за 1936 г., деликатно отметивший, что «техническая подготовка» командиров-связистов «упирается в слабость общеобразовательного уровня». А единственный сохранившийся здесь источник по БВО – отчет о поверке комиссией УБП РККА хода боевой подготовки 2-й стрелковой дивизии 3–8 июля 1936 г. констатировал, что «преобладающее большинство» командиров-связистов 2-й дивизии «слабо» знает электротехнику и радиотехнику, у командиров-радистов «нет еще должных навыков, даже в подготовке раций к действию», а командиры-телеграфисты показали «неудовлетворительную» работу на аппаратах Морзе⁹².

Что же до тактической выучки, то даже нещадно лгавший отчет КВО за 1936 г. не решился заявить, что вопросы организации связи его командиры-связисты усвоили более чем на «вполне удовлетворительно». В БВО – судя по сохранившимся источникам – тактическая выучка командиров-связистов была тогда такой же неудовлетворительной, что и техническая: проверив 8—23 июня 1936 г. отдельные батальоны связи 16-го стрелкового корпуса и 2-й и 81-й стрелковых дивизий, отдел связи БВО нашел, что в первых двух из них тактико-специальная выучка (т. е. знание тактики войск связи) у комсостава слабая, а в третьем комсостав не отработал положенных специально-тактических задач (т. е. тоже не блещет тактической выучкой). А у командиров-связистов 2-й стрелковой дивизии в начале июля выявили и неграмотность в области общей тактики – комиссия УБП РККА обнаружила там такой «общий пробел в подготовке комсостава», как неумение работать с картой…⁹³ В ОКДВА прошедшее 14–17 июля 1936 г. учение войск связи Приморской группы выявило такие изъяны в тактической выучке комсостава, что ликвидировать их вряд ли удалось и к зиме. Командиры батальонов связи не умели организовывать связь в продолжение всего перемещавшегося в пространстве боя, почти все командиры плохо умели работать с картой и отрабатывать оперативные документы… О комсоставе же подразделений связи стрелковых частей можно судить по тому, что на тактическом учении, прошедшем в первых числах апреля 1936 г. в 1-й особой стрелковой дивизии – единственном, которое имеющиеся источники характеризуют с интересующей нас сейчас стороны, – этот комсостав показал, что не способен организовать связь ни в наступлении, ни во встречном бою, ни даже на марше и не умеет маневрировать средствами связи… То, что «работа всех видов связи» в Красной Армии «тактически недостаточно гибкая», отмечалось и в приказе наркома обороны № 00105 от 3 ноября 1936 г.⁹⁴.

Как было показано нами в главе 1, тактическая выучка комсостава войск связи РККА (для выводов по технической источников недостаточно) оставалась не более чем удовлетворительной и непосредственно перед началом массовых репрессий.

Выучку командиров инженерных войск выступавшие на совете не освещали.

Тактическая выучка. Выступление К.Е. Ворошилова 29 ноября 1938 г. указывает на безусловно слабую тактическую выучку тогдашнего одиночного бойца-пехотинца: «Войска все еще не научены должным образом владеть лопатой, пользоваться местностью [т. е. применяться к ней. – А.С.], маскироваться. […] Мы не умеем по-прежнему вести ближнего боя». Правда, из дальнейших слов наркома можно заключить, что, по крайней мере, часть этих оценок была навеяна его личными впечатлениями от сентябрьских маневров МВО⁹⁵, однако выступления ряда командующих войсками и членов военных советов округов подтверждают, что тактическая выучка одиночного бойца пехоты была тогда слаба во всей Красной Армии. Так, окапываться плохо умели пехотинцы не только МВО, но и КалВО, и ЗакВО (а возможно, и ЛВО, где «работа лопатой» «получила свое место главным образом» только после выхода приказа наркома обороны № 0165 от 27 августа 1938 г.⁹⁶). Ближний бой был плохо отработан не только в МВО, но и в БОВО (где его подменяла простая беготня толпой – «вали валом, потом разберем»⁹⁷), и в ЛВО (где рядовой пехотинец еще и не был приучен наблюдать за полем боя); плохая маскировка была характерна и для пехоты БОВО. (Правда, по словам комвойсками этого последнего М.П. Ковалева, общая тактическая выучка бойца-пехотинца была там все же удовлетворительной, но подозрительно, что о неумении маскироваться Ковалев умолчал; об этом изъяне доложил лишь член Военного совета БОВО дивизионный комиссар И.В. Рогов…) В КОВО о слабости выучки бойца пехоты говорило отмеченное С.К. Тимошенко плохое умение действовать в разведке, дозоре, сторожевом и походном охранении – словом, везде, где от бойца требовалось проявлять инициативу и самостоятельность…

Слабой приходится признать и тактическую выучку тогдашних подразделений пехоты РККА. Об этом говорит уже то, что они все еще не умели добиться слаженного «взаимодействия огня и движения» в ходе пехотной атаки. «До сих пор у нас огонь сам по себе, а движение само по себе, причем огонь ведется так, что поражает своих людей»⁹⁸, – подытожил 29 ноября К.Е. Ворошилов; этот изъян в выучке своей пехоты признал даже комвойсками БОВО М.П. Ковалев, явно не настроенный на то, чтобы быть «абсолютно честным, правдивым и, безусловно, откровенным в своем выступлении»… А в «особом» же Киевском округе подразделения даже не были хоть мало-мальски сколочены: боевые порядки пехоты КОВО образца осени 1938 г. «отличались скученностью»!⁹⁹

Но о том, что «маскировка и лопата во время наступления нередко применяется слабо», а «применение к местности боевых порядков не всегда удовлетворительно» – обо всем этом начальник Генштаба РККА А.И. Егоров докладывал Военному совету еще 8 декабря 1935 г.!¹⁰⁰ Вновь подчеркнем, что оценки этого доклада были явно сглаженными, и слова «нередко» и «не всегда» Александру Ильичу, вероятно, следовало бы опустить… Из 12 стрелковых дивизий УВО/КВО, БВО и ОКДВА, сведениями о тактической выучке пехоты которых в 1935 г. мы располагаем (12-й, 21-й, 27-й, 29-й, 34-й, 37-й, 40-й, 43-й, 44-й, 51-й, 96-й и 3-й колхозной), плохая маскировка была прямо зафиксирована в 9, а в 6 проверяющие отметили слабое применение к местности… В «дорепрессионном» же 1936-м из 5 стрелковых дивизий передового БВО, чью тактическую выучку освещают источники (2-й, 33-й, 37-й, 48-й и 81-й), неумение бойцов маскироваться было отмечено в 3, слабые навыки применения к местности – в 4, пренебрежение самоокапыванием – в 3; из 7 таких же дивизий ОКДВА (12-й, 59-й, 66-й, 69-й, 92-й, 104-й и 105-й) – соответственно в 4, 2 и 2 (в действительности, видимо, в бо?льшем числе: судя по признаниям годового отчета самой ОКДВА от 30 сентября 1936 г., в материалах проверок семи дальневосточных дивизий были перечислены не все недостатки этих соединений). В передовом КВО (как доложило 5 мая 1936 г. Москве политуправление самого этого округа) «достаточной маскировки» бойца на поле боя еще весной 36-го не могли добиться нигде…¹⁰¹

Ну а в последние перед началом чистки РККА месяцы с указанными выше навыками у советских бойцов-пехотинцев было не только не лучше, но едва ли даже не хуже, чем в 1938-м! «Особенно слабы маскировка и самоокапывание», – так характеризовало тактическую выучку тогдашней пехоты РККА директивное письмо А.И. Егорова от 27 июня 1937 г.¹⁰². Зимой и весной 37-го, вторит ему отчет БВО за этот год, боец «не получил необходимых навыков» «в маскировке и самоокапывании» (а также и «не был достаточно обучен правильному использованию местности»). «Лопата во всех видах боевой деятельности применяется редко и неумело», – отмечает и приказ по КВО № 0100 от 22 июня 1937 г.¹⁰³. В приказах по 17-му и 23-му стрелковым корпусам – единственным в КВО и БВО, от которых сохранилась документация за первую половину 1937 г., – мы находим не только полное подтверждение этих оценок (пехоте проверявшейся на этот счет 37-й стрелковой дивизии 23-го корпуса «навыки самоокапывания», как показали проверки, не были «привиты» ни в апреле, ни к 11 июня, «элементы маскировки» – еще и, по крайней мере, в апреле, а в 17-м корпусе лопата и в середине июля применялась именно «редко»), но и указание на то, что в Киевском округе пехотинец не умел тогда применяться к местности точно так же, как и в Белорусском (в проверенных 13–16 июля частях 24-й и 96-й стрелковых дивизий 17-го корпуса бойцы оказались так и не наученными «умело передвигаться при наступлении способами, зависящими от характера местности»)…¹⁰⁴ Согласно приказу В.К. Блюхера об итогах зимнего периода обучения 1936/37 учебного года, неумение окапываться под огнем противника было тогда характерно и для пехотинцев ОКДВА, а жалобы командиров на неумение бойцов маскироваться мы находим в документах четырех из 12 тогдашних стрелковых дивизий Блюхера (21-й, 40-й, 59-й и 105-й).

Данных о «дорепрессионном» положении дел с самоокапыванием в ЗакВО, МВО и ЛВО у нас нет, но в двух других конкретных военных округах, чье командование жаловалось в 1938-м на плохое умение своих пехотинцев окапываться и/или маскироваться – Белорусском и Калининском (образованном в 1938-м из части Белорусского), этого умения с «дорепрессионных» времен, как видим, не убавилось. Добавим, что из перечисленных выше в числе 12, по которым есть сведения о тактической выучке их пехоты в 1935 г., четырех дивизий БВО – 27-й, 29-й, 37-й и будущей «калининской» 43-й, – с маскировкой было плохо во всех четырех.

А в отношении умения пехоты вести ближний бой между БОВО образца 1938 г. и «предрепрессионным» БВО сходство вообще абсолютное! Проверенная на этот счет в марте 1935-го 27-я стрелковая дивизия БВО – в точности как и пехота БОВО в 38-м! – вместо ближнего боя продемонстрировала точно такое же простое движение толпой по принципу «вали валом, потом разберем» – «стихийное равномерное лобовое наступление», «стихийное движение, расстреливаемое противником»… На знаменитых Белорусских маневрах 1936 г. точно такое же «огульное, мало осознаваемое по тактическому своему смыслу, движение вперед» показывала и «ударная» (!) 2-я стрелковая дивизия; возможно, так же атаковали там и другие (как отметил наблюдавший за маневрами начальник УБП РККА командарм 2-го ранга А.И. Седякин, подготовка дивизий в БВО отличалась тогда «большой равномерностью»…). Согласно годовому отчету округа от 15 октября 1937 г., «необходимых навыков в передвижении и перебежках» (т. е. в важнейших элементах все того же ближнего боя) боец-пехотинец в БВО «не получил» и в первой половине 37-го…¹⁰⁵

Сведений о ведении ближнего бой пехотой «предрепрессионных» МВО и ЛВО у нас нет, но можно уверенно сказать, что – как и в случае с маскировкой, самоокапыванием и применением к местности – неумением вести этот бой пехота тогда отличалась во всей РККА. В самом деле, еще в 36-м так было во всех трех крупнейших военных округах. О БВО было сказано выше, а для КВО и ОКДВА это вынуждены были признать даже составители таких очковтирательских документов, как отчеты названных округов за 1936 год! «Вопросы ближнего боя, – скрепя сердце указали авторы «киевского» отчета, – находятся еще в стадии освоения […]». Составители отчета ОКДВА были еще откровеннее: для «тактической подготовки подразделений пехоты» характерны «слабые навыки ближнего боя»…¹⁰⁶ То, что советский боец-пехотинец «не имеет твердых навыков в перебежках, переползаниях» и других элементах ближнего боя, отмечалось и в директивном письме начальника Генштаба РККА А.И. Егорова от 27 июня 1937 г.¹⁰⁷. (Как мы видели выше, так было даже в передовом БВО, а в ОКДВА «навыки и практические сноровки в искусстве ближнего боя» у пехоты, по признанию отчета штаба этой армии от 18 мая 1937 г., «отсутствовали» тогда «совершенно»!¹⁰⁸)

Что же касается отмеченного в ноябре 1938-го плохого умения бойцов КОВО действовать в разведке, дозоре и охранении, то в «предрепрессионный» период эти пороки тоже были присущи пехоте всей РККА! Напомним оценку приказа наркома обороны № 00105 от 3 ноября 1936 г.: «Разведка остается [выделено мной. – А.С.] слабым местом подготовки большинства частей и соединений»¹⁰⁹. А в последние перед началом чистки РККА месяцы – как значится в директивном письме А.И. Егорова от 27 июня 1937 г. – советский боец-пехотинец слабо усвоил даже действия в дозоре и охранении; что же говорить о более сложных действиях в разведке?

«Взаимодействие огня и движения» пехотных подразделений в Красной Армии также хромало не только в 38-м, но и в 35-м. «Во время наступления», докладывал 8 декабря 1935 г. Военному совету А.И. Егоров, «иногда отмечается» «недостаточное взаимодействие стрелковых подразделений с пулеметными». Слово «иногда» и здесь явно приукрашивало действительность. Указанное явление встречалось даже на долго репетировавшихся частями передового (!) КВО Киевских маневрах – где станковые пулеметы не раз отставали от своей наступавшей пехоты. Из четырех стрелковых дивизий передового же БВО, тактическую выучку пехоты которых в 1935 г. освещают источники, изъяны во взаимодействии огня и движения отмечались в одной, а в другой (27-й) это взаимодействие отсутствовало в принципе! В Приморской группе ОКДВА (т. е. в главной группировке советских войск на Дальнем Востоке) «вопросы взаимодействия пулеметного огня и движения пехоты в условиях гор и тайги» (т. е. в обычных для тамошнего театра условиях), по оценке приказа командующего группой № 0517 от 15 ноября 1935 г., тоже были тогда «отработаны» «недостаточно»…¹¹⁰

Еще и в 1936-м из 7 стрелковых дивизий ОКДВА, тактическую выучку пехоты которых в том году освещают источники, слабое умение сочетать огонь и движение было отмечено в 3, а в передовом (!) БВО – как видно из процитированных четырьмя абзацами выше впечатлений А.И. Седякина от Белорусских маневров 1936 г. – взаимодействие огня и движения вообще отсутствовало! За первую половину 1937-го из всех войск БВО документация сохранилась только по 23-му стрелковому корпусу, но и в ней мы обнаруживаем констатацию того факта, что сочетать огонь и движение пехота (даже в первых числах июня!) не умеет. То же следует и из отчета штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г., указавшего на плохое взаимодействие между стрелками и пулеметчиками (которые должны были подготавливать и прикрывать бросок стрелков вперед) внутри отделения и между отделениями (т. е. и между стрелковыми и пулеметным) во взводе (роты и батальоны тогда еще не сколачивали). Сведений по КВО у нас нет, но и из данных по двум другим крупнейшим округам можно заключить, что разбираемый нами сейчас изъян для советской пехоты был типичен и накануне чистки РККА.

Сказанное в двух предыдущих абзацах избавляет нас от необходимости особо отмечать, что неумение пехоты сочетать огонь и движение не было следствием репрессий и в том конкретном округе, который признался в этом неумении на Военном совете 1938 г. – Белорусском.

Скученность боевых порядков, характерная в 1938-м для пехоты Киевского округа, также отличала эту пехоту и до чистки РККА. То, что «в наступлении зачастую отмечаются случаи слишком большого сгущения боевых порядков», не решился отрицать даже безбожно замазывавший свои недостатки годовой отчет КВО от 11 октября 1935 г. (в самом деле, «скопления значительных пехотных групп, хорошо наблюдаемых обороняющимися за 1?¹/²—2 километра», не удалось избежать даже на тщательно репетировавшихся Киевских маневрах 1935 г.!)¹¹¹. Тактическая подготовка роты, взвода и отделения, докладывал 1 сентября 1936 г. К.Е. Ворошилову А.И. Седякин свои впечатления от Полесских маневров КВО, «за некоторыми исключениями, не на высоте предъявляемых Вами требований». Поскольку то же самое начальник УБП РККА сообщал и после прошедших две недели спустя Белорусских маневров, на которых пехота наступала «толпами из отделений»¹¹², можно заключить, что скучивание при наступлении в КВО имело место и на Полесских маневрах, в августе 1936-го… В одной из двух стрелковых дивизий этого округа, о тактической подготовке пехоты которых за первую половину 1937 г. сохранились подробные сведения (в 96-й), «боевые строи и порядки» командование ее 17-го стрелкового корпуса нашло «неотработанными» еще и 3–4 июня; таким образом, скучивание боевых порядков в КВО было обычным делом и перед самым началом чистки РККА.

Огневая выучка. На Военном совете ее уровень более или менее четко охарактеризовали 8 из 15 командующих войсками военных округов и отдельных армий. Если верить их выступлениям, то в четырех округах – Московском, Белорусском, Калининском и Харьковском – огневая выучка пехоты была тогда неудовлетворительной (в БОВО и ХВО она приближалась к удовлетворительной, но в КалВО бойцы-пехотинцы плохо стреляли из двух видов стрелкового оружия из трех, а в МВО все проинспектированные части и из винтовки, и из ручного, и из станкового пулемета отстрелялись исключительно на «неуд»). Еще в четырех округах – Ленинградском, Киевском, Северо-Кавказском и Среднеазиатском – пехота согласно докладам их командующих вытянула огневую на «удовлетворительно» (для трех последних округов это следует из того, что в СКВО и САВО из винтовки стреляли хорошо, из станкового пулемета – посредственно и из ручного – плохо, а в КОВО соответственно посредственно, посредственно и плохо¹¹³). Но при этом в ЛВО две из шести стрелковых дивизий имели за огневую «неуд», а ручным пулеметом «не овладели» пехотинцы всего округа…¹¹⁴

По-видимому, об удовлетворительности огневой выучки своих пехотинцев хотели сказать и командующие войсками СибВО и ЗакВО, первый из которых сообщил лишь, что из станкового пулемета у него стреляют на «отлично», а из ручного «хуже», а второй – что две из шести его стрелковых дивизий имеют по огневой подготовке уже не «неуд», как в 1937-м, а «удовлетворительно» и что из винтовки «во всех частях округа» 40–60 % бойцов стреляют на «отлично»¹¹⁵. (Если бы при всем том огневая выучка их пехоты в целом тянула на «хорошо», то комкоры С.А. Калинин и И.В. Тюленев, конечно, не преминули бы так прямо и доложить.)

Огневая выучка пехоты 1-й и 2-й отдельных Краснознаменных армий (т. е. бывшей ОКДВА) тоже была тогда максимум удовлетворительной. Ведь стрелковое оружие там, как установили инспектирующие из УБП РККА, не было приведено к точному бою, а в 34-й стрелковой дивизии 2-й армии в августе 1938-го даже среди бойцов, выделенных для отражения предполагавшегося нападения японцев, оказались «не умеющие стрелять из винтовки и даже открыть замок [затвор. – А.С.]»…¹¹⁶

Таким образом, даже если опираться на самоотчеты командующих войсками округов, из которых, конечно, отнюдь не все сумели внять призыву наркома не допускать «никаких прикрас, никакого замазывания, никаких смазывающих формулировочек и положений», – даже и в этом случае огневую выучку советской пехоты образца осени 1938 г. следует охарактеризовать как среднюю между удовлетворительной и неудовлетворительной. Если же учесть старые традиции безбожного многоуровневого очковтирательства в огневой подготовке, то оценкой должен быть «неуд», и только «неуд».

В этом мнении нас укрепляет и явно неудовлетворительное умение тогдашних пехотинцев РККА применять ручные гранаты. Ведь даже в «особом» Белорусском округе младшие командиры и те сплошь и рядом не умели правильно, до конца, ввинтить в гранату запал или забывали выдернуть перед броском предохранительную чеку – из-за чего на одном из тактических учений с боевой стрельбой не разорвалось почти 50 % из более чем 180 брошенных младшими командирами гранат. («Гранатометанием как огневым видом боевой подготовки, – вынужден был констатировать 21 ноября 1938 г. комвойсками БОВО М.П. Ковалев, – мы еще не овладели»¹¹⁷.)

Но что изменилось здесь по сравнению с «предрепрессионным» периодом? Огневая выучка пехоты Киевского округа не более чем удовлетворительной была не только в 1938-м, но и в 1935-м. В самом деле, весной того года из трех стрелковых дивизий, проверенных в УВО/КВО 2-м отделом Штаба РККА, одна (44-я) получила по огневой подготовке «хорошо», а две (51-я и 96-я) – только «удовлетворительно» (при этом в 96-й, как и в КОВО образца 1938 г., плохо владели станковым пулеметом). Из оценок по огневой подготовке, приведенных в годовом отчете КВО от 11 сентября 1935 г., и то следует, что «киевская» пехота заслуживала тогда за огневую максимум «вполне удовлетворительно»¹¹⁸. А поскольку отчет сильно лакировал действительность, а очковтирательство в огневой подготовке в округе И.Э. Якира было развито (см. главу 1) как ни в каком другом, истинной оценкой мог быть даже и «неуд»… Согласно годовому отчету КВО от 4 октября 1936 г., огневая выучка его пехоты тянула на «хорошо», но (не говоря уже о возможности фальсификации цифр в самом отчете) это были результаты инспекторских стрельб, на которых, как мы видели в главе 1, части И.Э. Якира систематически втирали очки. Известно, например, что на инспекторских стрельбах 1-го батальона 132-го стрелкового полка 44-й стрелковой дивизии в сентябре 1936 г. командиры рот старшие лейтенанты Мирный и Веретельников и командиры взводов лейтенанты Иванов и Голубик – с ведома комбата капитана К.П. Трощия – осуществляли подмену стреляющих: если боец отстрелялся хорошо, его выводили на линию огня еще раз, в составе другого подразделения. Кроме того, комсостав там организовал и фальсификацию пробоин в мишенях; так же поступили тогда и на инспекторских стрельбах в 1-м батальоне 70-го стрелкового полка 24-й стрелковой дивизии (где для этой цели использовали напильник и свайку), а стрелявших подменили и в 60-й стрелковой… Известные же нам контрольные стрельбы, проводившиеся без предупреждения, стрелковым частям КВО в 1936 г. приносили лишь от от 2 до 3,5 балла¹¹⁹. Так что огневая выучка пехоты КВО была не более чем удовлетворительной и в 36-м… Ну, а в первой половине 1937-го она однозначно была не на удовлетворительном, а «на низком уровне»! Все сохранившиеся от этого периода документы частей и соединений полностью подтверждают эту оценку приказа нового комвойсками КВО № 0100 от 22 июня 1937 г. На «плохую стрельбу», на «низкий уровень огневой подготовки» постоянно жаловались тогда на партсобраниях 2-го батальона 135-й стрелково-пулеметной бригады; о «низких показателях по огневой подготовке» наперебой говорили и на апрельской партконференции 60-й стрелковой дивизии. «Мы имеем результаты стрелковой подготовки тоже неважные […], – отметило в своем отчете за период 20 января – 23 июня 1937 г. бюро ВЛКСМ 131-го стрелкового полка 44-й стрелковой дивизии, – стреляем плохо». Одну и ту же картину выявляли и результаты проверок штабом 17-го стрелкового корпуса частей 24-й и 96-й стрелковых дивизий. Так, итоги стрельб, проведенных 28 марта – 5 апреля 1937 г. в 71-м стрелковом полку 24-й дивизии и 287-м стрелковом – 96-й, показали, «что качество огневой подготовки резко снизилось в сравнении с прошлым (1936) годом»; «очень низок» оказался и результат стрельб, проведенных в 96-й дивизии 7—10 июня, а проверка итогов 4-го периода обучения, осуществленная 13–16 июля, выявила, что огневая выучка слаба и в 96-й и в 24-й…¹²⁰

Огневая выучка пехоты Белорусского округа в 38-м только приближавшаяся к удовлетворительной, также была такой и в 35-м. Даже по данным, доложенным тогда в Москву (в годовом отчете от 21 октября 1935 г.) политуправлением БВО, половина итоговых оценок стрелковых дивизий по огневой подготовке была неудовлетворительными, еще четверть – удовлетворительными и только четверть – хорошими¹²¹. Если же мы учтем широко распространенную в округе И.П. Уборевича практику ослабления требований к стреляющему бойцу, то истинной оценкой огневой выучки пехоты БВО в 1935 г. вообще окажется чистый «неуд». (Если, отмечал в сентябре 1935 г., проверив боевую подготовку 29-й стрелковой дивизии БВО, помощник инспектора пехоты РККА Р.С.?Циффер, к части, привыкшей получать за стрельбу «хорошо», «полностью и без всяких послаблений предъявляются все требования, результаты начинают колебаться и, как правило, не поднимаются выше «удовлетворительно»…¹²²») Судя по итогам инспекторских стрельб 2-й и 37-й стрелковых дивизий (по которым только и сохранились сведения и которые выбили лишь от 1,6 до 3,3 балла¹²³), «неуда» по огневой пехота БВО заслуживала и в 1936-м. А за первую половину 1937-го ей эту оценку фактически и поставили. Результаты итоговых для зимнего периода обучения майских стрельб, указывалось в отчете БВО за 1937 г., у «подавляющего большинства частей низкие»…¹²⁴ Таким образом, огневая выучка пехоты Белорусского округа после чистки РККА абсолютно не ухудшилась. (Если принять на веру утверждение М.П. Ковалева о том, что осенью 1938-го эта выучка приближалась к удовлетворительной, то получится, что ситуация даже улучшилась; впрочем, Ковалев явно выдавал желаемое за действительное…)

Все сказанное о БВО относится и к Калининскому округу, чьи войска до 1938 г. входили в состав Белорусского.

Огневая выучка пехотинцев-дальневосточников, даже если судить о ней по итоговым оценкам частей и соединений, содержащимся в годовых отчетах ОКДВА от 21 октября 1935 г. и 30 сентября 1936 г.¹²⁵, была однозначно неудовлетворительной и в 1935-м, и в 1936-м. Согласно отчету штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г. и отражавшей результаты майских и июньских проверок справке «Состояние боевой подготовки войск ОКДВА к 15 июля 1937 г.», в последние «предрепрессионные» месяцы эта выучка была удовлетворительной, но анализ других документов заставляет признать ее приближающейся к «неуду». Ведь, во-первых, из 13 стрелковых дивизий Блюхера 7 к маю и 5 к июлю заслуживали здесь только «неуда», а во-вторых, многие из тогдашних удовлетворительных баллов были получены лишь благодаря очковтирательству. «Мы привыкли в той или иной степени сделать [так в документе. – А.С.] отступление от уставов, наставлений, у нас вошло в привычку округлить результаты стрельбы, чтобы тем самым повысить общий балл […]», – прямо говорил в конце апреля 1937-го на дивпартконференции командир 32-й стрелковой дивизии полковник Н.В. Смирнов…¹²⁶ Что же до конкретных фактов, приведенных на Военном совете 1938-го, то, как мы видели в главе 2, не приведенным к точному бою стрелковое оружие было и во многих дальневосточных частях, проверенных в 1936-м. А отсутствие элементарных навыков обращения с оружием, вскрытое в 1938-м в 34-й стрелковой дивизии, у ее бойцов было налицо и в «дорепрессионном» феврале 1937-го – и тоже в подразделении, выделенном для отражения возможного нападения японцев! В этом подразделении – 1-м батальоне 102-го стрелкового полка – не умели тогда набивать патронами ни магазины ручных пулеметов, ни ленты к станковым, а также укладывать эти ленты в патронные коробки…

Огневая выучка пехоты МВО и ХВО также тянула на «неуд» не только в 1938-м, но в «предрепрессионный» период. В МВО в 35-м ее уровень, по оценке начальника 2-го отдела Генштаба РККА А.И. Седякина, вообще был «элементарным»; «на весьма низком уровне», заявил 21 ноября 1937 г. на Военном совете комвойсками МВО С.М. Буденный, она «продолжала оставаться [выделено мной. – А.С.]» и в 37-м¹²⁷. А С.К. Тимошенко, доложив 22 ноября 1937 г. тому же совету о неудовлетворительности огневой выучки пехоты своего ХВО, отметил, что по сравнению с предшествующим (т. е. «дорепрессионным». – А.С.) временем эта выучка не улучшилась, но не упомянул и об ухудшении…

Явно не ухудшилась в результате массовых репрессий и огневая выучка пехоты СКВО, СибВО и ЛВО. В двух первых она еще в 35-м находилась (по оценке того же доклада А.И. Седякина от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год…») «на элементарном уровне». Подняться с него выше чем на удовлетворительный, на котором пехота обоих округов числилась здесь в 38-м, за полтора остававшихся до чистки РККА года было явно нереально (как мы видели, этого не удавалось добиться тогда даже и передовым округам). А в ЛВО – как явствует из доклада его комвойсками П.Е. Дыбенко на Военном совете 21 ноября 1937 г. – пехотинец к лету 37-го слабо отработал элементарные приемы обращения с оружием. В таких условиях огневая выучка «предрепрессионной» пехоты ЛВО никак не могла быть более чем удовлетворительной (т. е. быть выше, чем в 38-м)…

В ЗакВО (как мы видели в главе 1) пехота в «предрепрессионные» годы не имела «неуда» по огневой подготовке только благодаря очковтирательству. В САВО, по крайней мере, из ручного пулемета на «неуд» тоже стреляли не только в 38-м, но и в течение всего «предрепрессионного» периода: задачи по стрельбе из ДП, отмечал в ноябре 37-го на Военном совете комвойсками САВО А.Д. Локтионов, не выполняются «из года в год»…¹²⁸

Плохое владение ручной гранатой, демонстрировавшееся в 38-м пехотинцами Белорусского округа, явно было характерно для них и в 36-м. Ведь вряд ли случайно те два стрелковых полка БВО, об успехах которых в гранатометании в «предрепрессионный» период сохранились сведения (110-й и 111-й), в октябре 1936 г. имели здесь неудобосказуемые 1,4–1,8 балла…¹²⁹

Физическая подготовка. Штыковым боем, отмечал 29 ноября К.Е. Ворошилов, в РККА в 1938-м «по-настоящему не занимались»^129а. В МВО, подтверждал С.М. Буденный, штыковым боем к осени 1938-го «по-настоящему» «не овладели»¹³⁰; по-видимому, так же обстояло дело и в ЛВО, где этим боем занялись только осенью…

Однако в первой, «предрепрессионной» половине 1937-го штыковой бой в РККА (как отмечалось в директивном письме А.И. Егорова от 27 июня этого года) был вообще «не отработан»!¹³¹ По крайней мере, для пехоты ОКДВА (по другим округам сведений за 1935–1936 гг. нет) неумение работать штыком было характерно на протяжении всего «предрепрессионного» периода. В 35-м «неудовлетворительное» владение штыком не решился скрыть от Москвы даже отчет ОКДВА за этот год;¹³² слабую подготовленность своей пехоты по штыковому бою констатировал и отчет ОКДВА за зимний период обучения 1935/36 учебного года (от 17 мая 1936 г.).

Тактическая выучка. Судя по выступлениям тех, кто хоть как-то затрагивал этот вопрос, в тактическом отношении танковые части и подразделения РККА осенью 1938-го были подготовлены не более чем удовлетворительно. Согласно докладам соответствующих командующих войсками, в ЛВО сколоченность танковых экипажей, взводов и рот была тогда вполне удовлетворительной, а батальонов – удовлетворительной; в СКВО танковые роты и эскадроны были сколочены уже только удовлетворительно, а танковые батальоны и полки – еще «хуже». Примерно так же, по-видимому, обстояли дела и в МВО (где «личный состав» «добился слаженности работы» только «экипажа, взвода и роты»), а в КалВО «кое-как» было отработано только «действие экипажа», а уже «роты не отработаны совершенно»…¹³³

Но ведь в первой, «дорепрессионной» половине 37-го – как явствует из сообщения директивного письма А.И. Егорова от 27 июня 1937 г. о неотработанности в танковых войсках РККА боевых стрельб (т. е. тактических учений с боевой стрельбой) даже во взводном масштабе – в Красной Армии не были как следует сколочены даже и танковые взводы! В тех танковых батальонах, которые в 1938 г. передали (вместе со стрелковыми дивизиями, в состав которых они входили) из Белорусского в Калининский округ, роты вряд ли были сколочены и в 36-м. Ведь все четыре танковые роты, переданные в конце 1936 г. отдельными танковыми батальонами стрелковых дивизий БВО в 4-ю механизированную бригаду, «в тактическом отношении» оказались подготовлены «слабо»¹³⁴. А взяли их из четырех разных батальонов… Сведениями о «дорепрессионном» уровне сколоченности танковых подразделений МВО, ЛВО и СКВО мы не располагаем, но пример передового БВО впечатляет…

Огневая выучка. Даже если допустить, что отчитывавшиеся на совете командующие войсками округов не приукрашивали ситуацию, огневую выучку советских танкистов образца осени 1938 г. в целом все равно придется признать не более чем удовлетворительной. Комвойсками КОВО (как и командир 57-го особого стрелкового корпуса) доложил, что его танковые части стреляют хорошо, но в двух других крупнейших группировках войск РККА – белорусской и дальневосточной – танкисты однозначно стреляли на чистый «неуд». Ведь то, что в БОВО результаты стрельбы из 45-мм танковых пушек (стоявших на подавляющем большинстве танков округа) были «плохими», признал на совете сам комвойсками этого округа М.П. Ковалев, докладу которого вообще-то был присущ откровенно «парадный» тон… А на Дальнем Востоке, доложил участвовавший в инспектировании танковых войск 1-й и 2-й отдельных Краснознаменных армий комбриг С.М. Кривошеин, командиры башен не только «плохо стреляют», но и «зачастую не знают пушек», а первая же проведенная комиссией боевая стрельба «дала неудовлетворительные результаты»¹³⁵.

Но огневая выучка танкистов Белорусского округа была явно неудовлетворительной и в 1935-м. Иначе почему годовой отчет политуправления БВО от 21 октября 1935 г., прямо-таки трещащий о прекрасном умении командиров управлять танковыми частями и подразделениями и о хорошей выучке механиков-водителей, о каких бы то ни было успехах в огневой подготовке танкистов молчит; больше того, вместо рассказа об успехах начинает жаловаться на отсутствие хорошей методики огневой подготовки и недостаточный отпуск боеприпасов? Наши подозрения подтверждает и сообщение А.И. Егорова на Военном совете 8 декабря 1935 г.: даже стреляя на знакомой местности и по знакомым мишеням, танкисты Красной Армии в том году не смогли добиться результата выше «вполне удовлетворительно»… «Неуда» огневая выучка танкистов БВО явно заслуживала и накануне чистки РККА: в двух из трех танковых частей/соединений, результаты проверок огневой выучки которых в первой половине 1937 г. нам известны (отдельном танковом батальоне 52-й стрелковой дивизии и 3-й механизированной бригаде), она была именно такой, а в третьей части (учебном батальоне 10-й мехбригады) еле-еле дотягивала до удовлетворительного уровня…

На Дальнем Востоке, согласно годовому отчету самих же автобронетанковых войск ОКДВА от 19 октября 1935 г., «командир башни, являющийся ответственным хозяином башни как в смысле умелого владения оружием, так и по образцовому уходу за оружием», не был «выработан» и в 35-м¹³⁶. Не лучше, чем в 38-м, обстояли здесь дела и в 36-м, когда командиры башен в ОКДВА стреляли только с ровных площадок и только по мишеням, местонахождение которых было заранее известно, и когда они (как признал отчет автобронетанковых войск ОКДВА за 1936 г.) еще не освоили стоявшую на большей части дальневосточных танков 45-мм танковую пушку 20К образца 1932/34 г. Не лучше, чем в 38-м, обстояли здесь дела и в первой, «дорепрессионной» половине 37-го – когда теорию огневого дела и матчасть танкового вооружения командиры башен знали на «неуд» даже в лучших из дальневосточных танковых частей (во 2-й механизированной бригаде) и когда они неудовлетворительно же (как констатировал отчет штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г.) ухаживали за пушками и готовили их к стрельбе…

А в Киевском округе, если, конечно, принять на веру утверждение С.К. Тимошенко о хорошей стрельбе, показанной его танкистами в 38-м, огневая выучка танковых войск после чистки РККА даже улучшилась! Ведь то, что в «дорепрессионном» 36-м эта выучка была просто неудовлетворительной, фактически не решились отрицать даже безбожно лакировавшие действительность составители годового отчета КВО от 4 октября 1936 г. (из пулемета, написали они, танкисты округа стреляют лишь на «удовлетворительно», а из пушки – «слабее», чем из пулемета¹³⁷)! Из вполне объективного приказа нового комвойсками И.Ф. Федько № 0100 от 22 июня 1937 г. следует, что «на низком уровне» огневая выучка танкистов КВО находилась и в самый канун чистки РККА¹³⁸.

Техническая выучка. Об уровне технической выучки своих танкистов также поведало лишь меньшинство выступавших на совете командующих войсками округов. Тем не менее ясно (и весьма показательно!), что в двух из трех крупнейших группировок войск Красной Армии – все в тех же белорусской и дальневосточной – с этой выучкой дела обстояли неудовлетворительно (или практически неудовлетворительно). Ведь, как признался тот же М.П. Ковалев, в танковых войсках БОВО, за исключением участвовавшей в сентябре 1938-го в больших Минских учениях 4-й механизированной бригады, «вождением в полевых условиях овладели недостаточно»¹³⁹. О том, что стояло за этой формулировкой, можно судить по тому, о чем поведал командир 5-го механизированного корпуса БОВО М.П. Петров: ведя машину по полю боя (а не по танкодрому!), механики-водители быстро сбивались с указанного им боевого курса, так как не умели преодолеть встречавшиеся им естественные препятствия и пытались их объезжать; в итоге танки разбредались кто куда… Кроме того, доложил комвойсками БОВО, «плохо налажена парковая служба и эксплуатация машин, в связи с чем мы имеем частые аварии»¹⁴⁰. Ну, а в 1-й и 2-й отдельных Краснознаменных армиях, констатировал на совете проверявший их танковые войска комбриг С.М. Кривошеин, «мехводители водить машины не умеют»…¹⁴¹

Но «недостаточное» овладение «вождением в полевых условиях» в танковых войсках Белорусского округа было налицо и летом и осенью 1936-го, когда в обеих освещаемых с этой стороны источниками механизированных бригадах БВО (5-й и 21-й) «недостаточную техническую грамотность мехводителей по вождению машин в трудных полевых условиях» не смогли изжить, даже специально натаскивая их по 7—20 дней перед Белорусскими маневрами (и разбив только в 5-й мехбригаде девять БТ-5)¹⁴². В 21-й мехбригаде маневры все равно «дали скачок аварийности»¹⁴³, а танки 5-й мехбригады на этих знаменитых маневрах сбивались с боевого курса точно так же, как и в «пострепрессионном» 1938-м, когда бригада находилась уже в составе 5-го мехкорпуса М.П. Петрова!

Во всех танковых соединениях БВО, об уровне тогдашней технической выучки которых сохранилась хоть какая-то информация, «практика вождения машин» в полевых условиях была «недостаточной» и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го. Больше того, в числе этих соединений – наряду с 3-й и 10-й механизированными и 1-й тяжелой танковой бригадами – была и не отличавшаяся в 1938-м этим недостатком 4-я мехбригада!

(Как видим, еще и до чистки РККА сбиваться с боевого курса должны были танки и другой мехбригады, входившей в 1938 г. в состав 5-го мехкорпуса БОВО – 10-й.)

На частые аварии командование Белорусского округа также жаловалось и в 1935-м (когда только по данным, доложенным самими частями и соединениями, стремившимися по возможности скрывать ЧП от окружного командования, в аварии и катастрофы в танковых частях и соединениях БВО попало от 5,3 до 9,7 % танков – и все по вине личного состава¹⁴⁴). Эксплуатация и парковая служба, судя по тем двум танковым частям, по которым только и сохранилась интересующая нас информация, в БВО были плохо налажены и в 1936-м. Слабые навыки эксплуатации техники, присущие личному составу одной из этих частей (отдельного танкового батальона 37-й стрелковой дивизии), не решился замолчать даже годовой отчет дивизии от 1 октября 1936 г., а в другой (в одном из танковых батальонов 4-й механизированной бригады) танки эксплуатировали и обслуживали так, что к июлю 1936-го они (как ничтоже сумняшеся признался в марте 1937 г. на активе Наркомата обороны бывший командир этой части майор П.М. Арман) были не на ходу на все 100 %!¹⁴⁵ Такая же случайная выборка за первую половину 1937-го (образованная данными по 3-й и 4-й механизированным и 1-й тяжелой танковой бригадам, учебному батальону 10-й мехбригады, отдельному танковому батальону 81-й стрелковой дивизии и 27-му механизированному полку 27-й кавдивизии) свидетельствует, что парковая служба и эксплуатация в танковых войсках БВО были плохо налажены и в последние перед чисткой РККА месяцы: явно хорошей постановка этого дела оказалась тогда лишь в одном соединении, зато неудовлетворительной или «плохой» – в трех частях и соединениях.

В Приморской группе ОКДВА (будущей 1-й отдельной Краснознаменной армии) «мехводители» не умели вести танки по местности, на которой им предстояло воевать (горно-лесисто-болотистой), и в июне 1935-го, и в марте 1936-го. В четырех танковых частях ОКДВА, освещаемых с этой стороны источниками (отдельные танковые батальоны 40-й, 59-й и 66-й стрелковых дивизий и 2-й танковый батальон 23-й мехбригады), такая картина была и осенью 1936-го, а по крайней мере, в трети дальневосточных танковых частей (в батальонах 23-й мехбригады и в отдельных танковых батальонах 35-й [одна из четырех линейных танковых частей Приамурской группы ОКДВА, т. е. будущей 2-й Краснознаменной армии. – А.С.], 59-й, 66-й и 92-й стрелковых дивизий) механики-водители тогда вообще освоили лишь «элементарные вопросы» или «основы» вождения¹⁴⁶, т. е. не умели водить танк точно так же, как и в 1938-м… Из 10 танковых частей и подразделений ОКДВА, по которым нашлась соответствующая информация за первую, «дорепрессионную» половину 1937 г. в 5 (учебный батальон 23-й мехбригады, отдельные танковые батальоны 59-й, 92-й и 105-й стрелковых дивизий и бронетанковая рота отдельного разведбатальона 40-й стрелковой дивизии) танки тоже умели водить плохо.

Те из выступавших на совете, кто касался вопроса о выучке одиночного бойца-артиллериста и артиллерийских подразделений, говорили почти исключительно о подразделениях. Подготовленность этих последних осенью 1938 г. не могла считаться более чем удовлетворительной уже в силу отмеченной 23 ноября начальником артиллерии РККА Н.Н. Вороновым «недостаточности» «полевой выучки артиллерии»¹⁴⁷. Повсеместной была неудовлетворительная маскировка орудий; командующие войсками КОВО и САВО отметили также медленное развертывание артиллерийских подразделений на огневых позициях (читай: слабую полевую выучку расчетов)… А в ЗакВО осенью 1938-го даже не были еще сколочены батареи!

О слабой же подготовке одиночного бойца артиллерии говорит отмеченное военным комиссаром Артиллерийского управления РККА комбригом Г.К. Савченко плохое знание правил чистки орудий.

Мы не располагаем источниками, содержащими итоговую оценку полевой выучки артиллерии РККА (или конкретных военных округов) в «предрепрессионный» период. Но все обнаруженные нами документы, освещающие выучку бойцов и подразделений артиллерии ОКДВА в 1935 г., указывают и на «слабую» маскировку огневых позиций (по сделанному в октябре признанию начарта ОКДВА В.Н. Козловского, самоокапыванием у него «пренебрегали», «как общее явление»¹⁴⁸), и на неумение расчетов 45-мм противотанковых пушек быстро и точно поражать быстродвижущиеся цели – в общем, именно на слабую полевую выучку артиллеристов. (По КВО и БВО какой-либо информации о тогдашнем уровне выучки бойцов и подразделений артиллерии обнаружить не удалось.) Явно слаба была полевая выучка артиллерии ОКДВА и в 1936-м. Ведь у большей части батарей дивизионной и полковой артиллерии и взводов батальонной артиллерии, работу которых на тактических учениях в том году освещают источники, эта выучка оказалась именно такой (батареи 76-мм дивизионных и полковых пушек медленно развертывались на огневых позициях и изготавливались к стрельбе, а взводы батальонной артиллерии, т. е. 45-мм противотанковых пушек, еще в мае 36-го были «слабо сколочены не только для стрельбы по быстро двигающимся целям, но и по неподвижным огневым точкам»…¹⁴⁹). Несколько лучшей оказалась в 1936-м полевая выучка артиллерии БВО (по КВО сведений опять не нашлось): проверенные летом в 33-й стрелковой дивизии батареи дивизионной артиллерии и расчеты батальонных 45-мм пушек, как правило, «в поле действовали неуверенно», не умели маскировать орудия и быстро маневрировать колесами, но осенью в 5-м артполку 5-й стрелковой дивизии даже инспектора из Артиллерийского управления РККА отметили высокие темпы изготовки к открытию огня, а в 37-м артполку 37-й стрелковой (как признал только что получивший его под свое начало командир 23-го стрелкового корпуса комдив К.П. Подлас) «личный состав для действий в боевой обстановке» был «натренирован»¹⁵⁰. Но в среднем полевая выучка охарактеризованных выше артиллерийских подразделений двух округов была в 36-м такой же недостаточной, как и у артиллерийских подразделений РККА в 38-м…

В ОКДВА эта выучка была слаба еще и в первой, «дорепрессионной» половине 37-го, когда все выведенные в марте на состязания батареи полковой и дивизионной артиллерии Приморской группы (представлявшие все девять ее стрелковых дивизий) медленно развертывались, медленно же изготавливались к стрельбе и слабо маскировались. Столь стабильная слабость полевой выучки артиллерии одного из важнейших военных округов должна указывать на то, что и в целом в «предрепрессионной» РККА эта выучка была по меньшей мере «недостаточной», т. е. не выше, чем в 38-м…

Из сказанного в двух предыдущих абзацах видно, что еще и в «предрепрессионный» период для артиллерии РККА были характерны и другие два недостатка, отмечавшиеся в ней в 1938-м, – неудовлетворительная маскировка орудий и медленное развертывание подразделений на огневых позициях.

Что же касается отмечавшегося в 1938-м плохого знания бойцами-артиллеристами правил чистки орудий, то в «дорепрессионном» 1936-м их плохо знали даже в 44-м артполку элитной 44-й стрелковой дивизии КВО, а в ОКДВА, похоже, повсеместно (в проверенных в том году артполках ее стрелковых дивизий и артдивизионах ее стрелковых полков, составлявших свыше половины общего их количества, уход за орудиями осуществлялся, как правило, на «неудовлетворительно» и «удовлетворительно»).

Хоть какие-то сведения об их выучке на совете сообщило только командование МВО и ЛВО, где эта выучка была никак не выше удовлетворительной. Саперные части ЛВО, летом традиционно занимавшиеся строительством приграничных укрепленных районов, не были должным образом подготовлены к сооружению переправ и полевых укреплений, а в МВО саперы не только «посредственно» строили дороги и мосты, но и «посредственно» же освоили свою технику¹⁵¹.

Сведениями по «предрепрессионным» инженерным войскам МВО и ЛВО мы не располагаем, но в таком важнейшем округе, как ОКДВА, дела и в 35-м обстояли не лучше, чем в ЛВО в 38-м. Саперные части там точно так же много времени отдавали постройке укрепрайонов, точно так же (как признал годовой отчет самих же «инжвойск» ОКДВА от 8 октября 1935 г.) обладали «недостаточной полевой выучкой»¹⁵² и точно так же (как доложил уже штаб ОКДВА) недостаточно освоили сооружение переправ. А в «дорепрессионном» же 1936-м, как признал даже отчет ОКДВА за этот год, этот «недостаточный» уровень подготовки по саперному и переправочному делу понизился (из-за продолжавшегося отвлечения инженерных войск на строительство) еще больше…

Характеризуя 25 ноября 1938 г. выучку бойца-связиста, начальник Управления связи РККА комбриг И.А. Найденов указал, что «по развертыванию проволочных средств связи и радио и по работе на аппаратуре нормативы в основном выполняются, отстают части 1-й и 2-й армий»¹⁵³. Однако качество работы радиста, телеграфиста и телефониста определялось не только быстротой подготовки аппаратуры к работе и количеством передаваемых в минуту знаков, но и процентом искажений при передаче – а об этом последнем Найденов ничего не сказал. Предположить, что проблемы искажений не было, мешает признание командующего войсками такого не самого отсталого округа, как Ленинградский, М.С. Хозина, отметившего, что при работе ключом радисты округа дают «очень большой процент искажений»…¹⁵⁴ С учетом еще двух фактов – удовлетворительной, по Хозину, выучки частей связи ЛВО и сообщения комвойсками Калининского округа И.В. Болдина о «приличной» специальной и «плохой» тактической выучке его связистов¹⁵⁵ – вряд ли будет ошибкой счесть, что выучка бойцов и подразделений войск связи РККА осенью 1938 г. в целом не превышала строго удовлетворительного уровня.

Но примерно та же картина была в РККА и в «предрепрессионный» период. В подводивших итоги соответственно 1935/36 и зимнего периода обучения 1936/37 учебного года приказе наркома обороны № 00105 от 3 ноября 1936 г. и директивном письме начальника Генштаба РККА от 27 июня 1937 г. невыполнение связистами нормативов по времени развертывания аппаратуры и передачи не отмечалось, но в отличие от выступавшего в 38-м И.А. Найденова признавалось, что работа и радистов, и телеграфистов, и телефонистов отличается «неточностью передач», большим процентом искажений¹⁵⁶. Связисты КалВО в 1938-м обладали «приличной» специальной и «плохой» тактической выучкой, но в 1936-м у связистов БВО (из части войск которого в 38-м создали КалВО) были плохи и та и другая! Во всех трех частях связи БВО (отдельных батальонах связи 16-го стрелкового корпуса и 2-й и 81-й стрелковых дивизий), о тогдашнем уровне выучки которых сохранилась информация, радисты и/или телеграфисты и телефонисты допускали при передаче массу искажений, а в батальоне связи элитной (!) 2-й дивизии (другие на этот счет не проверялись) связисты были плохо подготовлены и в тактическом отношении – не умели толком ни ползти, таща телефон и катушку кабеля, ни преодолевать с тем же грузом препятствия… (Сведениями о «предрепрессионной» выучке связистов ЛВО мы не располагаем.)

Таким образом, и к моменту окончания массовых репрессий – осенью 1938 г. – уровень боевой выучки РККА по сравнению с «предрепрессионным» периодом не изменился. Единственным обнаруженным нами исключением было некоторое снижение уровня оперативно-тактического мышления комсостава оперативного звена, затруднявшегося теперь в принятии решений в динамике боевых действий. И это несмотря на то, что чистка РККА и в 1938-м (как напомнил в ноябре на Военном совете К.Е. Ворошилов) «повлекла за собою и не могла не повлечь огромную передвижку командного состава». Так, в КОВО весной – осенью 1938 г. сменилось 80 % командиров стрелковых дивизий (12 из 15) и 50 % командиров механизированных бригад (3 из 6), в БОВО только с апреля по ноябрь 1938 г. состав командиров батальонов и артдивизионов обновился на 50 %, состав командиров рот, батарей и эскадронов – на 55 %, а в танковых частях РККА (как заявил на ноябрьском Военном совете начальник Автобронетанкового управления РККА комкор Д.Г. Павлов) «весь командный состав обновился. На большие должности вступил молодой, не имеющий достаточного опыта начальствующий состав. Однако этот молодняк с боевой подготовкой справился»¹⁵⁷. Последнее (как видно из тех же выступлений на совете) было явной натяжкой, но, призна?ем мы, «молодняк» справился с боевой подготовкой не хуже, чем его репрессированные предшественники.

¹ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 г. Документы и материалы. М., 2006. С. 35.

² Там же. С. 158, 73.

³ Там же. С. 53.

⁴ Там же. С. 90.

⁵ Там же.

⁶ Российский государственный военный архив (далее – РГВА). Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 357; Ф. 62. Оп. 3. Д. 41. Л. 38.

⁷ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 г. С. 158.

⁸ РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 72.

⁹ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4227. Л. 32; Ф. 62. Оп. 3. Д. 40. Л. 90.

¹⁰ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 61.

¹¹ Там же. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 116.

¹² Там же. Ф. 62. Оп. 3. Д. 40. Л. 90; Ф. 9. Оп. 36. Д. 4227. Л. 30.

¹³ Там же. Ф. 900. Оп. 1. Д. 269. Л. 51.

¹⁴ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2611. Л. 249 об. (1 об.).

¹⁵ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 59.

¹⁶ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 г. С. 110, 111.

¹⁷ Там же. С. 54, 53.

¹⁸ Там же. С. 42, 41.

¹⁹ Там же. С. 242.

²⁰ РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 361, 325.

²¹ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 202. Л. 12 об., 11.

²² Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4227. Л. 32–33, 37–38.

²³ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 61. 60.

²⁴ Там же. Д. 246. Л. 34.

²⁵ Там же. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 120.

²⁶ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 г. С. 106.

²⁷ Там же. С. 152.

²⁸ Там же. С. 42, 120.

²⁹ РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2611. Л. 249 об. (1 об.); Д. 2529. Л. 176.

³⁰ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. Ноябрь 1937 г. документы и материалы. М., 2006. С. 27.

³¹ РГВА. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 573. Л. 8; Д. 574. Л. 20–21; Д. 583. Л. 6, 11.

³² Там же. Д. 584. Л. 27 об.

³³ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 г. С. 43, 69, 90, 106, 169.

³⁴ Там же. С. 128.

³⁵ Там же. С. 103.

³⁶ Там же. С. 169, 111, 152, 138.

³⁷ Там же. С. 42, 200, 54, 111, 103, 242.

³⁸ Там же. С. 242.

³⁹ Там же. С. 100. В подготовленной для К.Е. Ворошилова «Справке по выступлениям на Военном совете за 21–26.ХI.1938 г. (по п[ункту] 1-му повестки)» эти слова ошибочно приписаны командующему войсками СибВО комкору С.А. Калинину. (Там же. С. 200.)

⁴⁰ Там же. С. 200, 54.

⁴¹ РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 7.

⁴² Там же. Оп. 15а. Д. 422. Л. 34 об.

⁴³ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 62.

⁴⁴ Там же. Д. 246. Л. 34.

⁴⁵ Там же. Д. 196. Л. 205; Д. 214. Л. 138–137 (листы дела пронумерованы по убывающей).

⁴⁶ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2611. Л. 75; Ф. 37929. Оп. 1. Д. 27. Л. 96; Ф. 900. Оп. 1. Д. 269. Л. 51.

⁴⁷ Там же. Ф. 37464. Оп. 1. Д. 26. Л. 3.

⁴⁸ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2529. Л. 169; Ф. 37464. Оп. 1. Д. 26. Л. 54.

⁴⁹ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 268. Л. 126.

⁵⁰ Там же. Ф. 900. Оп. 1. Д. 26. Л. 171.

⁵¹ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 62.

⁵² Там же. Д. 215. Л. 63.

⁵³ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 325; Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 16; Ф. 62. Оп. 3. Д. 41. Л. 39.

⁵⁴ Там же. Ф. 4. Оп. 15а. Д. 422. Л. 34 об.

⁵⁵ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 202. Л. 11 и об.

⁵⁶ Там же. Д. 203. Л. 60.

⁵⁷ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2611. Л. 249 об. (1 об.); Д. 2529. Л. 152; Ф. 33879. Оп. 1. Д. 620. Л. 3; Д. 614. Л. 86 (второй из двух листов этого дела, имеющих номер 86).

⁵⁸ Цит. по: Соколов Б. Михаил Тухачевский. Жизнь и смерть красного маршала. Смоленск, 1999. С. 344.

⁵⁹ РГВА. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 213. Л. 16.

⁶⁰ Там же. Д. 246. Л. 17.

⁶¹ Там же. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 120.

⁶² Там же. Оп. 15а. Д. 422. Л. 34 об.; Ф. 9. Оп. 36. Д. 4227. Л. 35–36.

⁶³ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 1759. Л. 147, 72.

⁶⁴ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 584. Л. 27 об.

⁶⁵ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 213. Л. 67.

⁶⁶ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 583. Л. 7.

⁶⁷ Там же. Д. 1049. Л. 105.

⁶⁸ Там же. Д. 614. Л. 38, 39.

⁶⁹ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 1759. Л. 67.

⁷⁰ Там же. Л. 107–108, 72.

⁷¹ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 гг. С. 161.

⁷² Там же. С. 170, 195, 94. Даже по тем данным, что привел, отчитываясь на совете, сам С.М. Буденный, 63 % итоговых дивизионных стрельб в артиллерии МВО было проведено лишь на «удовлетворительно» и «плохо». (См.: Там же. С. 42.)

⁷³ Там же. С. 101, 170, 42. В подготовленной для К.Е. Ворошилова «Справке по выступлениям на Военном совете за 21–26.XI.1938 г. (по п[ункту] 1-му повестки)» указанное утверждение И.Р. Апанасенко ошибочно приписано командующему войсками СибВО комкору С.А. Калинину. (Там же. С. 171. Ср.: С. 101, 94.)

⁷⁴ РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 8.

⁷⁵ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 614. Л. 58, 87 и об. (второй из двух листов этого дела, имеющих номер 87); Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. Ноябрь 1937 г. С. 53.

⁷⁶ РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 106; Ф. 9. Оп. 36. Д. 1854. Л. 202; Оп. 36. Д. 1759. Л. 91, 92.

⁷⁷ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 409, 413, 417. Из контекста доклада видно, что, оценивая огневую подготовку военных округов, Седякин имел в виду подготовку и пехоты и артиллерии (для МВО и СКВО это указано прямо).

⁷⁸ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 г. С. 242.

⁷⁹ Там же. С. 124–125.

⁸⁰ Там же. С. 91.

⁸¹ РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4227. Л. 34.

⁸² Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. Ноябрь 1937 г. С. 317.

⁸³ РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4227. Л. 36–37; Д. 2611. Л. 250 (2).

⁸⁴ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 574. Л. 272; Ф. 37464. Оп. 1. Д. 12. Л. 75; Ф. 9. Оп. 36. Д. 2611. Л. 250 (2).

⁸⁵ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2611. Л. 250 (2).

⁸⁶ Там же. Д. 1759. Л. 91, 92, 110.

⁸⁷ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 гг. С. 125, 170.

⁸⁸ РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 258.

⁸⁹ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 579. Л. 413 об.; Д. 614. Л. 59.

⁹⁰ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2529. Л. 174.

⁹¹ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 гг. С. 133.

⁹² РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 1759. Л. 110; Ф. 33879. Оп. 1. Д. 583. Л. 19; Ф. 31983. Оп. 2. Д. 214. Л. 49–48 (листы дела пронумерованы по убывающей).

⁹³ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 214. Л. 48.

⁹⁴ Там же. Ф. 4. Оп. 15а. Д. 422. Л. 34 об.

⁹⁵ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 гг. С. 242, 245.

⁹⁶ Там же. С. 54.

⁹⁷ Там же. С. 152.

⁹⁸ Там же. С. 245.

⁹⁹ Там же. С. 90.

¹⁰⁰ РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 7.

¹⁰¹ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 1854. Л. 205.

¹⁰² Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 58.

¹⁰³ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2529. Л. 169; Д. 2611. Л. 249 об. (1 об.).

¹⁰⁴ Там же. Ф. 37464. Оп. 1. Д. 26. Л. 49, 66; Ф. 900. Оп. 1. Д. 269. Л. 170.

¹⁰⁵ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 196. Л. 178, 75 об.; Д. 213. Л. 45, 41; Ф. 9. Оп. 36. Д. 2529. Л. 169.

¹⁰⁶ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 1759. Л. 87; Ф. 33879. Оп. 1. Д. 583. Л. 11.

¹⁰⁷ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 58.

¹⁰⁸ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 584. Л. 26.

¹⁰⁹ Там же. Ф. 4. Оп. 15а. Д. 422. Л. 34 об.

¹¹⁰ Там же. Ф. 36393. Оп. 1. Д. 4. Л. 203.

¹¹¹ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 53; Ф. 4. Оп. 15а. Д. 409. Л. 182.

¹¹² Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 213. Л. 69. Ср.: Там же. Л. 42, 47.

¹¹³ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 г. С. 91, 101, 195. Согласно протоколу утреннего заседания 22 ноября 1938 г., комвойсками КОВО С.К. Тимошенко привел совсем другие данные об огневой выучке своей пехоты: «Стрельба из винтовки и станкового пулемета хорошая, из ручного посредственная». (Там же. С. 90.) Однако приписывание этого сообщения командующему Киевским округом следует признать ошибкой того, кто вел, или скорее того, кто в марте 1939-го редактировал протокол (выступление Тимошенко не стенографировалось). Ведь предположить ошибку в том документе, на который опираемся мы – в подготовленной для К.Е. Ворошилова «Справке по выступлениям на Военном совете за 21–26.XI.1938 г. (по п[ункту] 1-му повестки)», – невозможно. Да, в этой справке то, что говорили одни выступавшие, тоже иногда приписывалось другим (см. прим. 39 и 73 к настоящей главе). Но в данном случае утверждение о том, что из винтовки и станкового пулемета пехотинцы округа стреляют посредственно, а из ручного – плохо, приписанное «Справкой» командующему войсками КОВО С.К. Тимошенко, – могло принадлежать только этому последнему: ведь, уточняя сказанное, докладчик привел сведения по 19-му и 131-му стрелковым полкам, а эти части дислоцировались тогда именно в КОВО (входя в состав соответственно 7-й и 44-й стрелковых дивизий этого округа).

¹¹⁴ Там же. С. 59, 54.

¹¹⁵ Там же. С. 94, 103.

¹¹⁶ Там же. С. 123, 164.

¹¹⁷ Там же. С. 70.

¹¹⁸ См.: РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 108–109.

¹¹⁹ Там же. Оп. 36. Д. 1955. Л. 39; Д. 1854. Л. 202; Д. 1725. Л. 135–136; Д. 1919. Л. 125; Ф. 1417. Оп. 1. Д. 285. Л. 115; Ф. 3367. Оп. 1. Д. 3. Л. 22.

¹²⁰ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2611. Л. 249 об. (1 об.); Ф. 37928. Оп. 1. Д. 14. Л. 19, 30; Ф. 40334. Оп. 1. Д. 212. Л. 181; Ф. 3369. Оп. 1. Д. 7. Л. 52; Ф. 900. Оп. 1. Д. 269. Л. 69, 126, 169.

¹²¹ См.: Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 214. Л. 130.

¹²² Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 196. Л. 214–213 (листы дела пронумерованы по убывающей).

¹²³ Там же. Ф. 37464. Оп. 1. Д. 11. Л. 144; Д. 12. Л. 62, 71, 84; Ф. 31983. Оп. 2. Д. 214. Л. 53.

¹²⁴ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2529. Л. 170–172.

¹²⁵ См.: Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 211. Л. 356; Д. 574. Л. 138, 428; Д. 575. Л. 30, 37–38, 93, 139, 139а; Д. 582. Л. 8, 19–20, 44, 53, 62; Д. 583. Л. 30; Д. 584. Л. 308–309; Д. 587. Л. 18, 21, 32, 49, 54, 58, 161–162, 164, 187, 188, 211; Д. 1460. Л. 133 об.; Ф. 36393. Оп. 1. Д. 12. Л. 249; Ф. 34352. Оп. 1. Д. 2. Л. 147.

¹²⁶ Там же. Ф. 36393. Оп. 1. Д. 51. Л. 14.

¹²⁷ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 409; Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. Ноябрь 1937 г. С. 31.

¹²⁸ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. Ноябрь 1937 г. С. 82.

¹²⁹ РГВА. Ф. 37464. Оп. 1. Д. 12. Л. 62, 71.

^129а Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 г. С. 245.

¹³⁰ Там же. С. 42.

¹³¹ РГВА. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 58.

¹³² Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 573. Л. 18.

¹³³ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 г. С. 55, 91, 42, 106.

¹³⁴ РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2344. Л. 46.

¹³⁵ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 г. С. 70, 125.

¹³⁶ РГВА. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 574. Л. 112–113.

¹³⁷ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 1759. Л. 94.

¹³⁸ Там же. Д. 2611. Л. 249 об. (1 об.).

¹³⁹ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 г. С. 70.

¹⁴⁰ Там же.

¹⁴¹ Там же. С. 125.

¹⁴² РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 1753. Л. 287.

¹⁴³ Там же. Д. 2121. Л. 76.

¹⁴⁴ Там же. Ф. 37464. Оп. 1. Д. 13. Л. 6.

¹⁴⁵ Там же. Ф. 9. Оп. 41. Д. 6. Л. 84.

¹⁴⁶ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 582. Л. 29, 49, 58; Д. 1049. Л. 80.

¹⁴⁷ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 г. С. 125.

¹⁴⁸ РГВА. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 574. Л. 143, 271.

¹⁴⁹ Там же. Ф. 36393. Оп. 1. Д. 12. Л. 123.

¹⁵⁰ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 214. Л. 35; Ф. 37464. Оп. 1. Д. 12. Л. 75.

¹⁵¹ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 г. С. 54, 59, 42.

¹⁵² РГВА. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 574. Л. 331.

¹⁵³ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 г. С. 132.

¹⁵⁴ Там же. С. 56.

¹⁵⁵ Там же. С. 56, 106.

¹⁵⁶ Там же. Ф. 4. Оп. 15а. Д. 422. Л. 34 об.; Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 57.

¹⁵⁷ Там же. С. 236, 182, 67, 134.