• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Об уровне выучки командиров, штабов и войск Красной Армии в этот период мы можем судить по таким опубликованным источникам, как посвященные итогам инспектирования войск ряда округов или состоянию боевой выучки отдельных родов войск и категорий комсостава приказы наркома обороны и материалы совещания высшего руководящего состава Красной Армии 23–31 декабря 1940 г.

Оперативно-тактическое мышление. Уровень, на котором находились тут в последний предвоенный год командиры соединений и объединений, охарактеризован в директиве наркома обороны № 503138/оп от 25 января 1941 г. «Об итогах и задачах оперативной подготовки высшего командного состава Красной Армии». «Опыт последних войн, походов, полевых поездок и учений», отмечали составители этого документа, показал, что «высший командный состав» (под ним понимались именно командиры, начальники штабов характеризовались потом особо):

– решения «нередко» принимает «поспешно, без глубокого анализа обстановки»;

– «не всегда» умеет дать «четкую и продуманную формулировку общего замысла и идеи решения»;

– «не всегда» умеет определить «центр усилий» на различных этапах операции;

– «далеко не всегда» концентрирует силы на направлении главного удара;

– «мало думает над тем, как обеспечить внезапность действий»;

– «зачастую не проявляет […] упорства и настойчивости при проведении решения в жизнь» и

– «пренебрежительно относится к вопросам расчета времени и пространства, боевого и материального обеспечения операции»¹.

Что до командиров частей и подразделений, то некоторый свет на уровень их тактического мышления проливает приказ наркома обороны № 0306 от 6 ноября 1940 г. о результатах осенних смотровых учений в 6 из 17 тогдашних военных округов и фронтов – в Прибалтийском особом (ПрибОВО), Одесском (ОдВО), Закавказском (ЗакВО), Сибирском (СибВО) и Забайкальском (ЗабВО) округах и в Дальневосточном фронте (ДВФ). «Пехотные командиры», отмечалось в нем, «не умеют быстро оценивать обстановку и четко ставить задачи на местности»². «Многие командиры действуют по шаблону, – добавил, выступая на декабрьском совещании, командующий войсками ДВФ генерал-полковник Г.М. Штерн, – особенно в отделениях и взводах. Слаба инициатива и слаба самостоятельность, особенно […] когда отделения и взводы не действуют в составе более высоких подразделений». А открывший совещание начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии К.А. Мерецков отметил, что на тактическом учении, прошедшем между 4 и 7 сентября 1940 г. под Брестом, командиры подразделений 125-го стрелкового полка 6-й стрелковой дивизии Западного особого военного округа (ЗОВО; так с 11 июля 1940 г. назывался Белорусский особый) применяли фланговые удары «только после вмешательства высшего начальства»³.

Вывод о «поспешном, без глубокого анализа обстановки» принятии решений был явно навеян опытом не «полевых поездок и учений» 1940 г., а «последних войн и походов» – и прежде всего финской войны. Ведь формулировка этого вывода как две капли воды похожа на процитированную нами в предыдущей главе формулировку приказа наркома обороны № 120 от 16 мая 1940 г. об итогах финской кампании. Да и вообще поспешные решения в большей степени характерны для более нервозной обстановки военного времени.

Что же касается умения «четко и продуманно формулировать общий замысел и идею решения», то онов среде высшего комсостава Красной Армии «не всегда» встречалось и в 1935-м. Проверяя в марте этого года уровень оперативно-тактического мышления семи командиров соединений БВО, работники 2-го отдела Штаба РККА обнаружили, что один из них (командир 27-й стрелковой дивизии К.П. Подлас), дабы сэкономить время на организацию боя, принимает решения только в объеме ближайшей задачи соединения, а решение по последующей задаче оставляет «на потом» (т. е. именно не вычленяет главную идею боя или операции в целом). А отчет об итогах боевой подготовки войск КВО за 1935 год (от 11 октября; в дальнейшем подобные документы будут именоваться годовыми отчетами), по существу, констатировал то же, что и директива от 25 января 1941 г.: решения командирами соединений принимаются «не всегда твердо и уверенно, отсюда неясность формулировок решений»⁴. И это в передовом округе! Да еще и по сообщению документа, чьи составители старались всячески замазать провалы и недостатки!

Если осенью 1940-го принцип концентрации сил на направлении главного удара высшим комсоставом Красной Армии выдерживался «далеко не всегда», то в «дорепрессионном» 1936-м он, похоже, не выдерживался никогда! Ведь, констатируя «имеющееся» «стремление быть везде «сильным»», директива наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. «Об итогах оперативной подготовки за 1936 год и о задачах на 1937 г.» никаких оговорок вроде «иногда», «зачастую», «в ряде случаев» и т. п. не делала…⁵

Невнимание к достижению внезапности командиры соединений Красной Армии также допускали и в 1936-м, когда, например, на мартовских маневрахв Приморье действия войск двух маневрировавших дивизий «протекали в большинстве прямолинейно в открытую, без всяких замыслов и попыток обмануть, ввести противника в заблуждение и тем поставить его в невыгодное положение»⁶, и когда на сентябрьских Белорусских маневрах командир 37-й стрелковой дивизии И.С. Конев, узнав из захваченного приказа о направлении удара «противника», не использовал шанс спутать планы этого последнего контрартподготовкой.

Отсутствие «упорства и настойчивости при проведении решения в жизнь» в среде высшего комсостава Красной Армии встречалось и в 1935-м. То, что командирам соединений «не всегда» удается избежать «нетвердости» при проведении своих решений в жизнь, признали тогда даже составители нещадно лакировавшего действительность годового отчета КВО от 11 октября 1935 г.!⁷

Нежелание учитывать при принятии решения факторы времени и пространства высший комсостав Красной Армии также демонстрировал и до массовых репрессий. Так, в 35-м наличие у своих командиров соединений этого порока вынуждены были признать даже годовые отчеты КВО и ОКДВА от 11 и 21 октября 1935 г. соответственно. Согласно директиве наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г., «случаи неумения принятое правильно решение претворить в жизнь путем постановки подчиненным частям соответствующих решению задач, сообразуясь с местностью, метеорологическими условиями, пространством и временем», в среде высшего комсостава РККА «встречались» и в 36-м⁸. (Именно так действовали, например, «командиры всех степеней» – т. е. и командиры дивизий – на мартовских маневрах 1936-го в Приморской группе ОКДВА⁹.) А 21 ноября 1937 г., на Военном совете при наркоме обороны (далее – Военный совет) командующий войсками БВО командарм 1-го ранга И.П. Белов напомнил, что, принимая решение, командиры всех уровней повсеместно «забывают» предоставить подчиненным время на организацию боя. Как было показано нами в главе 1, подобная практика могла сложиться только до начала чистки РККА…

Неучет при принятии решения возможностей материального обеспечения операции для высшего комсостава Красной Армии также был характерен и в 36-м. Решения на сложные перегруппировки, форсированные марши и даже «на длительное использование в тылу противника механизированных частей, кавалерийских частей и авиадесантов», констатировала директива наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. «Об итогах оперативной подготовки за 1936 год…», принимаются без учета возможностей материального обеспечения этих действий – «легко и просто»…¹⁰ (Один из примеров того – те же мартовские маневры в Приморье).

Неумение быстро оценивать обстановку (т. е. быстро принимать соответствующее ей решение) комсостав советской пехоты отличало и в 1935-м, когда «все заключения» стажировавшихся в Красной Армии японских офицеров были «проникнуты» «характерными указаниями» на «неспособность» командиров РККА «своевременно принять решение при быстрой перемене обстановки»¹¹. Неумение быстро оценивать обстановку для комсостава советской пехоты явно было характерно:

– и в 1936-м – когда «недостаточно быстрое реагирование» командиров подразделений «на данные обстановки» было зафиксировано даже в трех из пяти стрелковых дивизий передового БВО, выучку комсостава которых освещают сохранившиеся источники – в «ударной» (!) 2-й, 37-й и 81-й¹²;

– и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го – когда, согласно годовому отчету округа от 15 октября 1937 г., «медленное принятие решений» «продолжало оставаться» «общим слабым местом» комсостава БВО¹³ и когда, судя по документам 21-й, 40-й и 59-й стрелковых дивизий, в обстановке медленно разбирались и многие командиры другой крупнейшей группировки РККА – ОКДВА.

Тяга пехотных командиров к действиям по шаблону в ОКДВА (из которой и был развернут отличавшийся в 1940-м этой тягой ДВФ) была явью и в 1935-м – когда из двух стрелковых дивизий ОКДВА, действия комсостава которых на тактических занятиях и при решении тактических задач освещают имеющиеся у нас источники, – 21-й и 40-й, она отмечалась в одной, т. е. в 50 % вошедших в выборку, и в 1936-м – когда в 1-й особой и 66-й стрелковых дивизиях командиры не меняли направление атаки даже тогда, когда их подразделения натыкались на изрыгавший свинец дзот или попадали под фланговый огонь «целых групп станковых пулеметов»¹⁴, и в момент начала массовых репрессий – когда командир атаковавшей 5 июля 1937 г. высоту Винокурка 9-й стрелковой роты 63-го стрелкового полка точно так же вел роту в лобовую атаку даже после открытия по ней японцами пулеметного огня с флангов….

Осенью 1940-го Г.М. Штерн отмечал «слабую инициативу и слабую самостоятельность» командиров подразделений ДВФ (особенно отделений и взводов) – но то, что дальневосточные «войска не проявляют нужной инициативности, быстроты действия со стороны командиров батальонов, командиров рот и командиров взводов» (а как явствовало из последующих его слов, и командиров отделений), командующий ОКДВА Маршал Советского Союза В.К. Блюхер констатировал и 10 декабря 1935-го, в выступлении на Военном совете…¹⁵ Отсутствие «умения проявить смелую инициативу», недостаток «инициативы и решительности» для комсостава дальневосточной пехоты были типичны и в 1936-м, когда они выявлялись при всех проверках тактической выучки стрелковых батальонов, устраивавшихся штабами ОКДВА и ее Приморской группы и когда на мартовских маневрах в Приморье «самостоятельных, волевых» командирских решений было отмечено «мало»¹⁶. Косвенно, отметив отсутствие у командиров пехотных подразделений стремления бить врага по частям, эту малоинициативность своего комсостава признал годовой отчет ОКДВА от 30 сентября 1936 г. На то, что их комсостав не проявляет инициативу, в ряде стрелковых дивизий ОКДВА жаловались еще и в канун чистки РККА, весной 1937-го; отсутствие инициативы выказали и оба командира стрелковых рот, участвовавших в конфликте 5–6 июля 1937 г. с японцами у Винокурки (лейтенанты Кузин и Немков)… Как мы могли убедиться в предыдущих главах, безынициативностью командиров пехотных подразделений в «предрепрессионный» период отличалась и вся вообще Красная Армия.

Предпочтение командирами пехотных подразделений фронтальных ударов фланговым в Красной Армии было повсеместным и в 1935-м. «Я наблюдал три округа – Украинский, Московский, Ленинградский», – рассказывал 9 декабря 1935 г. на Военном совете заместитель наркома обороны Маршал Советского Союза М.Н. Тухачевский. И всюду у командиров взводов, рот и батальонов «нет в той мере, как это нужно», «вклинивания во фланг и тыл противнику»¹⁷. Проверив весной 35-го на тактических учениях командиров подразделений 27-й и 96-й стрелковых дивизий соответственно БВО и УВО (будущего КВО), работники 2-го отдела Штаба РККА тоже не зафиксировали «стремления к маневру во фланг противнику», а в 21-й стрелковой дивизии (как выявил проверявший ее в мае штаб Приморской группы ОКДВА) «многие командиры отделений и взводов» вообще «не знали», что в наступательном бою необходимы «удары по флангу»…¹⁸ В 66-й стрелковой дивизии той же армии командиры отделений, взводов и рот демонстрировали это незнание и в августе 1936-го, а в обеих стрелковых дивизиях КВО, по которым сохранилась подробная информация за первую половину 1937-го (в 24-й и 96-й), отсутствие у командиров подразделений «стремления найти фланг противника, атаковать во фланг» зафиксировали на тактических учениях и в «дорепрессионном» феврале 1937-го¹⁹. «Смелых попыток охватить фланги» противника не предпринял и комроты из 63-го стрелкового полка 21-й стрелковой дивизии ОКДВА, проведший бой 5 июля 1937 г. с японцами у Винокурки (лейтенант Кузин). Как видно на примере 21-й и 96-й дивизий, пренебрежение фланговыми ударами в «предрепрессионной» РККА было болезнью хронической…

Таким образом, из изъянов оперативно-тактического мышления комсостава Красной Армии конца 1940 – начала 1941 гг. в «предрепрессионный» период (1935 – первая половина 1937 гг.) в обнаруженных нами источниках не зафиксировано лишь неумение высшего комсостава определить «центр усилий» на различных этапах операции.

Взаимодействие родов войск. Мы помним, что основная практическая работа по осуществлению такого взаимодействия должна была выполняться командирами стрелковых батальонов. Однако, как дали понять, выступая на декабрьском совещании, генерал-инспектор пехоты Красной Армии генерал-лейтенант А.К. Смирнов и командующий 6-й армией Киевского особого военного округа (КОВО) генерал-лейтенант И.Н. Музыченко, к концу 1940-го советский пехотный комбат еще не был «достаточно развитым командиром», чтобы грамотно «увязать свою работу» с артиллеристами и танкистами, был еще в этом отношении «малограмотным», а «порой и неграмотным командиром»²⁰ (в общем, организовать взаимодействие родов войск толком не мог). Фактически о том же заявил на совещании и начальник Управления боевой подготовки Красной Армии (УБП КА) генерал-лейтенант В.Н. Курдюмов: «В организации взаимодействия родов войск на местности [а этим должны были заниматься именно пехотные комбаты. – А.С.] достигнуты [лишь. – А.С.] первоначальные успехи»²¹. Приказ наркома обороны № 0306 от 6 ноября 1940 г. говорит об этом еще определеннее: инспектирование войск пяти округов и ДВФ показало, что «пехотные командиры» «не имеют навыков в организации взаимодействия пехоты, артиллерии и танков»²².

На уровнях выше батальонного основную работу по организации взаимодействия родов войск осуществляют штабы. О них приказ № 0306 высказался не менее резко: «Организация взаимодействия родов войск – слабое место для всех штабов»…²³ А директива наркома № 503138/оп от 25 января 1941 г. заявила еще определеннее: войсковые штабы и армейские и фронтовые управления просто «не умеют организовать взаимодействие родов войск», «особенно в ходе боя и операции [а не только перед их началом. – А.С.]»²⁴. (Последнее обстоятельство С.К. Тимошенко подчеркнул и в своей заключительной речи на декабрьском совещании, 31 декабря 1940 г.: высшему комсоставу и штабам соединений взаимодействие родов войск необходимо отработать «не только на поле боя» (боевые действия на котором проходят в течение нескольких часов), «но и в масштабе сражения, операции и ряде операций в течение длительного времени (дни, недели)»²⁵.)

Взаимодействие между входившими в состав механизированных корпусов и танковых дивизий танками, мотопехотой и артиллерией к концу 1940-го было вообще не отработано. «В этом отношении», указал на декабрьском совещании начальник Главного автобронетанкового управления Красной Армии (ГАБТУ КА) генерал-лейтенант танковых войск Я.Н. Федоренко, есть только «попытки», «только ознакомление, никакого боевого взаимодействия и сплоченности в этих вопросах еще нет»²⁶.

Выводы ноябрьского приказа № 0306 и январской директивы № 503138/оп повторила директива наркома обороны № 34678 от 17 мая 1941 г. «О задачах боевой подготовки военных округов, объединений, соединений, частей на летний период 1941 г.»: «Во всех звеньях [т. е. и в подразделениях, и в частях, и в соединениях. – А.С.] вопросы организации взаимодействия […] в ходе боя отрабатываются поверхностно, особенно слабо отрабатывается взаимодействие между общевойсковыми штабами [т. е. штабами соединений. – А.С.] и специальными родами войск». В частности, «не отработано взаимодействие в бою мотомеханизированных войск с саперными частями, артиллерией и авиацией»²⁷.

И снова: неумение пехотных комбатов организовать взаимодействие родов войск было характерной чертой Красной Армии и в «предрепрессионный» период! В который уже раз процитируем письмо М.Н. Тухачевского К.Е. Ворошилову от 1 декабря 1935 г.: «Баталионы [Михаил Николаевич до конца жизни писал это слово в соответствии с дореволюционной орфографией. – А.С.] все еще не овладели умением организовывать взаимодействие с артиллерией и танками на местности»²⁸ (а постановка танкистам и артиллеристам задач по карте реального взаимодействия добиться не позволяла).

В декабре 1940-го начальник УБП КА В.Н. Курдюмов отметил, что «в организации взаимодействия родов войск на местности [которой должны были заниматься командиры стрелковых батальонов. – А.С.] достигнуты [лишь. – А.С.] первоначальные успехи», но М.Н. Тухачевский констатировал то же самое и в 1936-м, в докладе от 7 октября того года «О боевой подготовке РККА»: в вождении стрелкового батальона во взаимодействии с другими родами войск успехи достигнуты лишь «первоначальные и непрочные»! Организовать взаимодействие родов войск, пояснял замнаркома, комбаты могут только на учении, отрепетированном заранее; без репетиций же (или на незнакомой местности) действия их «резко ухудшаются и зачастую выглядят неграмотными» (т. е. именно такими, какими, по мнению командарма-6 И.Н. Музыченко, они выглядели в 1940-м!)²⁹. Почти все батальонные учения 1936 г. в двух крупнейших военных округах, освещаемые сохранившимися источниками (по КВО таких источников не сохранилось), оценку Тухачевского полностью подтверждают.

Как видно из приказа комвойсками КВО командарма 2-го ранга И.Ф. Федько № 0100 от 22 июня 1937 г. (констатировавшего, что весь «командный состав» «не умеет конкретно организовать взаимодействие различных родов войск в условиях сложной боевой обстановки»³⁰) и из доклада штаба ОКДВА об итогах боевой подготовки в декабре 1936 – апреле 1937 гг. (от 18 мая 1937 г.; в дальнейшем – отчет штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г.), взаимодействие родов войск пехотные комбаты этих двух крупнейших военных округов не умели организовывать и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го. Вне всякого сомнения, так было тогда и во всей РККА…

Отмеченное в ноябре 1940-го и январе 1941-го неумение штабов всех уровней организовать взаимодействие родов войск в бою и операции также имело место и в 35-м. «В ряде округов и флотов», указывалось в директивном письме К.Е. Ворошилова от 28 декабря 1935 г., такой «основной и решающий в каждой операции вопрос» как «умение организовать взаимодействие всех сил и средств» «не получил надлежащего изучения и усвоения»³¹. Войсковые штабы 6-го стрелкового корпуса – единственные из тогдашних штабов передового (!) КВО, которые освещаются с этой стороны источниками, – к лету 1935-го не умели наладить даже взаимодействие пехоты с артиллерией (не говоря уже о недавно появившихся танках)… А в передовом же БВО (как признал в своем приказе № 04 от 12 января 1936 г. сам комвойсками этого округа командарм 1-го ранга И.П. Уборевич) «штаб батальона» был тогда «наиболее слабым звеном в подготовке комсостава» – и «особенно в деле взаимодействия пехоты, танков и артиллерии в масштабе роты и батальона»…³²

Неумение штабов организовать взаимодействие родов войск в бою и операции было налицо и в 36-м. Как отмечалось в директиве наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. «Об итогах оперативной подготовки за 1936 год…», «во взаимодействии наземных войск во многих случаях отсутствовал» даже «план действий, увязанный по рубежам и по времени»!³³ Во всех стрелковых дивизиях ОКДВА, по которым сохранилась соответствующая информация (в 34-й, 35-й и 69-й) взаимодействие родов войск в том году штабы организовывали плохо; штабы полков (по признанию годового отчета самой ОКДВА от 30 сентября 1936 г.) добились здесь прогресса лишь в двух из 14 стрелковых дивизий – в 21-й и отчасти в 12-й (и действительно, единственный упомянутый в этой связи источниками конкретный начальник штаба полка ОКДВА – Ужакин из 119-го стрелкового полка 40-й стрелковой дивизии – увязать действия пехоты и танков не сумел, даже решая в январе 1936 г. тактическую летучку…). Штабы дальневосточных танковых частей «для согласовывания действий с другими родами войск» – как признал даже годовой отчет самих же автобронетанковых войск ОКДВА – тоже были «подготовлены слабо»³⁴. Хорошо увязать действия разных родов войск не могли тогда и штабы стрелковых батальонов ОКДВА: ведь, как признал годовой отчет этой армии, их подготовка вообще «оставалась еще на очень низком уровне»…³⁵ В документах того единственного стрелкового корпуса передового КВО, от которого они сохранились за 1936 г. (15-го), мы и то натыкаемся на замечание: «[…] Слабо организуем взаимодействие всех родов войск […]» – сделанное на партсобрании 22 декабря 1936 г. самим начштаба полковником П.И. Ляпиным…³⁶

Правда, проверенный в июле 1936 г. комиссией Управления боевой подготовки РККА (УБП РККА) штаб 2-й стрелковой дивизии БВО взаимодействие родов войск осуществлял грамотно. Но вот в другом передовом округе – КВО еще и перед самым началом чистки РККА «штабы всех родов войск» «для выполнения задач по […] организации взаимодействия родов войск» были подготовлены «слабо»³⁷ (как мы видели в главе 1, оценки констатировавшего этот факт приказа нового комвойсками КВО командарма 2-го ранга И.Ф. Федько № 0100 от 22 июня 1937 г. можно считать вполне объективными)… Как явствует из:

– отчета штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г. (констатировавшего, что батальонные штабы не умеют поддерживать в ходе боя взаимодействие родов войск);

– и материалов проверок в мае или начале июня 1937 г. на штабных учениях штабов 35-й и 105-й стрелковых дивизий (которые «плохо организовывали общевойсковой [т. е. основанный на взаимодействии разных родов войск. – А.С.] бой и плохо управляли приданными специальными [т. е. артиллерийскими и танковыми. – А.С.] подразделениями»³⁸),

так же было тогда и в другом крупнейшем округе – ОКДВА. А то, что «взаимодействие штабов стрелковых батальонов со штабами артдивизионов» в те последние перед началом массовых репрессий месяцы было «не отработано» во всей Красной Армии – об этом было прямо заявлено в директивном письме начальника Генштаба РККА Маршала Советского Союза А.И. Егорова от 27 июня 1937 г.³⁹.

Неумение командиров и штабов поддерживать взаимодействие родов войск после начала боя или операции для Красной Армии тоже было характерно и в 35-м. Согласно докладу А.И. Егорова на Военном совете 8 декабря 1935 г., «практического умения организовать во времени и пространстве необходимое взаимодействие стрелковых, механизированных и авиационных соединений при решении поставленных задач, в различных условиях операции» командирам и штабам еще только предстояло добиться⁴⁰. Что касается боя, то начальник 2-го отдела Генштаба РККА А.И. Седякин в своем докладе от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год и о задачах на 1936 г.» лишь весьма осторожно указал, что «непрерывность […] взаимодействия родов войск в подвижных формах боя» еще далека от действительного совершенства»⁴¹. Действительность, однако, была явно печальнее. Так, в Приморской группе ОКДВА – как признал даже годовой отчет этой группы от 11 октября 1935 г.! – указанная «непрерывность» была не то что «далека от действительного совершенства», а вообще отсутствовала: после начала боя и выполнения ближайшей задачи взаимодействие прекращалось… На Киевских маневрах 1935 г. – несмотря на то что штабы долго и тщательно отрабатывали свои действия на них – точно так же исчезло после начала боя взаимодействие между танковой группой дальнего действия и наступавшим за ней 17-м стрелковым корпусом… А штаб 27-й стрелковой дивизии БВО, как выявилось 17 марта 1935 г. на тактическом учении под Лепелем, не просто «не умел» «организовать взаимодействие родов войск» «в ходе боя и операции», а вообще переставал его организовывать после завязки боя!

Взаимодействие родов войск в ходе начавшегося боя или операции по вине командиров и штабов исчезало и в 36-м. Ведь, как отмечалось в директиве наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. «Об итогах оперативной подготовки за 1936 год…», «в динамике боевых действий в большинстве случаев связь нарушалась»; «как только начинается движение – связь в большинстве случаев прерывается […]»⁴² (а без связи нет и взаимодействия). То же и на тактическом уровне: в одной из двух стрелковых дивизий передового (!) БВО, по которым сохранилась соответствующая информация (в 37-й), пехотные командиры «забывали» в ходе боя ставить задачи артиллерии…

Как мы показали в главе 1, в передовом БВО такая ситуация (когда «при развитии боя в глубину» во взаимодействии родов войск, «как правило, все рвется»⁴³) сохранялась и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го (это подтверждается и опытом штурма Мозырского укрепрайона в ходе февральских тактических учений 23-го стрелкового корпуса). А то, что она сохранялась тогда и в еще одной крупнейшей группировке РККА – ОКДВА, прямо указал отчет штаба этой армии от 18 мая 1937 г.: при перемещении боя в глубину обороны противника взаимодействие родов войск – по вине не имеющего соответствующих навыков или просто не желающего поддерживать взаимодействие комсостава – «резко теряет свою четкость и своевременность по времени и пространству»…⁴⁴

Взаимодействие танков, мотопехоты и артиллерии в танковых соединениях не было отработано не только к концу 1940-го, но и к концу 1936-го, когда, как отмечал в докладе от 7 октября того года «О боевой подготовке РККА» М.Н. Тухачевский, командиры механизированных бригад и корпусов не считали нужным поддерживать атаку своих танков имевшейся в бригаде и корпусе мотопехотой, а комкоры – и артиллерией мехкорпуса (артдивизионом стрелково-пулеметной бригады).

Отмеченная в мае 1941-го «неотработанность» взаимодействия танковых частей с инженерными, артиллерией и авиацией в одной из крупнейших группировок Красной Армии – ОКДВА – была явью и в 35-м, когда даже в годовом отчете автобронетанковых войск этой армии от 19 октября 1935 г. признавалось, что «случаи плохой организации взаимодействия танков с артиллерией и боевой авиацией весьма часты»⁴⁵. Из отчета начальника артиллерии КВО Н.М. Боброва о Киевских маневрах от 25 сентября 1935 г. явствует, что командиры-танкисты этого передового (!) округа не умели тогда взаимодействовать с артиллерией: ведь даже после долго репетировавшихся Киевских маневров артиллеристы заявили о необходимости «теперь же» «основательно поставить» «со штабами и командирами танк[овых] подразделений» «изучение основ [! – А.С.] взаимодействия с артиллерией»!⁴⁶ А из аналогичного отчета начальника войск связи КВО Ю.И. Игнатовича можно заключить, что танковые штабы этого округа не умели наладить четкого взаимодействия и с авиацией: в 45-м механизированном корпусе, значится в черновике этого документа, «не достигнуто еще четкой работы по радио с авиацией усиления [штурмовой и легкобомбардировочной. – А.С.] и обеспечения [истребительной. – А.С.] в воздухе»…⁴⁷

По оценке директивы наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. «Об итогах оперативной подготовки за 1936 год…», «четкой отработки взаимодействия воздушных сил с наземными войсками, особенно с механизированными», не было и в 36-м⁴⁸. На знаменитых Белорусских маневрах взаимодействие устремившихся в оперативный тыл «противника» 5-й и 21-й механизированных бригад с ударной авиацией было, по оценке начальника УБП РККА командарма 2-го ранга А.И. Седякина, «слабо»;⁴⁹ на прошедших в том же сентябре 1936-го маневрах МВО штаб оперативной группы комкора Б.С. Горбачева вообще не организовал поддержку действий 5-го механизированного корпуса с воздуха, а штаб самого мехкорпуса – взаимодействие танков с артиллерией и саперными частями; все танковые командиры и штабы, участвовавшие в мартовских маневрах в Приморской группе ОКДВА, взаимодействие с артиллерией тоже не наладили…

В 45-м механизированном корпусе КВО – одном из четырех таких соединений, имевшихся тогда в РККА, – взаимодействие с артиллерией и авиацией «не отрабатывалось вовсе» и в первой, «дорепрессионной» половине 37-го. В другой важнейшей группировке советских войск (БВО) «взаимодействие танков с артиллерией», как следует из годового отчета этого округа от 15 октября 1937 г., было тогда «усвоено лишь» при решении одной конкретной задачи (при прорыве заранее подготовленной обороны). А в третьей (ОКДВА) командиры-танкисты – как заключил приказ В.К. Блюхера об итогах зимнего периода обучения 1936/37 учебного года – вообще добились «очень слабых» успехов в организации взаимодействия с другими родами войск…⁵⁰

Обеспечение боевых действий. Разведка и охранение «всех видов», отметил на декабрьском совещании начальник УБП КА В.Н. Курдюмов, являются «наиболее слабым местом в подготовке комсостава»⁵¹. «Во всех штабах, – конкретизирует эту оценку приказ наркома обороны № 0306 от 6 ноября 1940 г. об итогах инспектирования пяти округов и ДВФ, – плохо организуется разведка и наблюдение за полем боя. Полученные от разведки данные штабы не умеют обобщать и не делают должных выводов». А «пехотные командиры» «организовать разведку и наблюдение за полем боя» вообще «не умеют»⁵². Последнее подтвердили и тактические учения, прошедшие между 28 августа и 7 сентября 1940 г. в 6-й, 13-й и 42-й стрелковых дивизиях ЗОВО: командиры наступавших подразделений не высылали вперед разведдозоры и не организовывали даже наблюдение за флангами (не говоря уже об их охране). По крайней мере, в 125-м стрелковом полку 6-й дивизии вслепую они наступали даже в насыщенном заграждениями предполье обороны «противника» – разведку высылали, но результатами ее работы не интересовались…

Комвойсками Дальневосточного фронта Г.М. Штерн на декабрьском совещании поведал и о случае игнорирования разведки командирами-танкистами: 45-й танковый полк 31-й кавалерийской дивизии 1-й Краснознаменной армии ДВФ на одном из учений атаковал, «не зная местности», и «половина танков была посажена в пади перед передним краем обороны»…⁵³

Что до тылового обеспечения боевых действий, то, констатировалось в директиве наркома обороны № 503138/оп от 25 января 1941 г., войсковые штабы и армейские и фронтовые управления «не овладели прочно искусством обеспечивать операцию материально-техническими ресурсами и умело организовать армейский и фронтовой тыл»⁵⁴. «О тыле, – указывал на декабрьском совещании заместитель командующего войсками МВО генерал-лейтенант И.Г. Захаркин, – вспоминают только тогда, когда отдают в приказе, когда выполняют схему приказа»; реального же руководства работой тыла нет…⁵⁵

И вновь ничего нового! Об умении командиров и штабов организовать разведку предшественник В.Н. Курдюмова, начальник 2-го отдела Генштаба РККА А.И. Седякин примерно так же, как и Курдюмов, отзывался и в 35-м, когда писал в своем докладе от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год…» про «общий для всех начальников и штабов и чрезвычайно опасный прорыв – слабость разведки»⁵⁶. А директива наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. вообще использовала почти те же самые выражения, что и Курдюмов в декабре 1940-го: «Разведка и обеспечение является наиболее слабым звеном во всех видах боевой подготовки»…⁵⁷

Отмеченная приказом наркома обороны № 0306 от 6 ноября 1940 г. «плохая» организация разведки войсковыми штабами повсеместно отмечалась и в 1935-м – и в том числе в 51-й стрелковой дивизии КВО, которая осенью 1940-го входила в состав охарактеризованного приказом № 0306 ОдВО. Проинспектировавший ее в конце мая – начале июня 1935 г. начальник Управления военно-учебных заведений РККА Е.С. Казанский заключил, что разведка «является наиболее слабым участком в подготовке штабов»⁵⁸ и что в 151-м и 153-м стрелковых полках ее вообще не организуют… «Непрерывности и целеустремленности» разведки не добивались тогда и проверенные 2-м отделом Штаба РККА войсковые штабы БВО (некоторые из которых вошли в 1940-м в состав охарактеризованного приказом № 0306 ПрибОВО). А по признаниям годовых отчетов КВО, Приморской группы ОКДВА и 34-й стрелковой дивизии Приамурской группы ОКДВА (от 11, 11 и 6 октября 1935 г. соответственно) – и командиры и штабы КВО (часть соединений которого оказалась в 1940-м в составе ОдВО) и ОКДВА (предшественницы попавшего в приказ № 0306 ДВФ)…⁵⁹

В штабах передового КВО разведку и в 36-м организовывали так «умело», что составители очковтирательского годового отчета этого округа от 4 октябре 1936 г. и те не решились умолчать о случаях, когда на учениях «противника» не могли обнаружить вплоть до момента подхода его на дистанцию пулеметного огня, а также о том, что перед наступлением разведка ведется с перерывами. (На Полесских маневрах КВО в августе 1936-го штабы дивизий разведку вообще не организовывали; так же зачастую поступали и штабы мехбригад и танковых батальонов на сентябрьских Шепетовских маневрах.) «Неудовлетворительным» «состояние разведслужбы» было в том году – и в том числе и по признаниям годовых отчетов самих же ОКДВА и ее 20-го стрелкового корпуса – и в штабах батальонов, полков и обоих освещаемых с этой стороны источниками соединений ОКДВА (35-й стрелковой дивизии и 20-го стрелкового корпуса)⁶⁰. Штабы «14-го стрелкового» (77-го стрелкового полка 26-й стрелковой дивизии) и 8-го механизированного полков на мартовских учениях 1936-го в Приморье разведку вообще не организовывали… Во всех освещаемых с этой стороны источниками соединениях БВО (5-й, 33-й, 37-й и 43-й стрелковых дивизиях и 18-й механизированной и 1-й тяжелой танковой бригадах) штабы в 1936-м, как правило, либо ставили перед разведкой неконкретные задачи, либо не ставили вообще никаких!

В передовом КВО (как заключал приказ его комвойсками № 0100 от 22 июня 1937 г.) «вопрос организации непрерывной разведки» «продолжал оставаться» «наиболее слабым местом в подготовке штабов» еще и перед началом чистки РККА⁶¹. То, что войсковые «штабы не научились еще достаточно искусно организовывать и вести разведку», было признано тогда и в отчете штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г.⁶². А в единственном освещаемом источниками стрелковом корпусе тогдашнего БВО – 23-м – на корпусных тактических учениях в конце февраля 1937 г. штабы не смогли даже конкретно поставить задачу на разведку Мозырского укрепрайона, который корпусу предстояло штурмовать…

Осенью 1940-го в Одесском, четырех других округах и в ДВФ «полученные от разведки данные» войсковые штабы «не умели обобщать и не делали» из них «должных выводов», а в предшественнице ДВФ – ОКДВА они «не умели произвести вдумчивого и глубокого анализа разведывательных данных» и «очень часто» делали из них «неверные или в лучшем случае неточные выводы» и в 1935-м. А в Киевском округе (часть войск которого в 1940-м вошла в состав Одесского) штабы «медленно и недостаточно умело» обрабатывали разведданные и в 1936-м (в обоих случаях перед нами признания годовых отчетов самих округов!)⁶³.

Неумение командиров пехотных подразделений организовать разведку и наблюдение также многократно фиксируется источниками и в «предрепрессионный» период. Так, о непонимании командирами подразделений необходимости вести разведку непрерывно, о неумении их поддерживать связь с высланной разведкой и организовать наблюдение за полем боя вынуждены были доложить Москве даже составители «парадного» годового отчета КВО от 11 октября 1935 г. «Слабо», «неудовлетворительно», а то и вообще никак не организовывали разведку и командиры всех стрелковых батальонов ОКДВА, результаты проверок которых на тактических учениях в 1936 г. освещены источниками⁶⁴, а командиры всех таких батальонов БВО (из состава 37-й стрелковой дивизии) в ходе боя ставить задачи разведке переставали. Не справились с организацией разведки укрепрайона и командиры рот и взводов передового батальона 13-го стрелкового полка 5-й стрелковой дивизии на больших тактических учениях БВО под Полоцком в октябре 1936-го… В первой, «дорепрессионной» половине 1937-го неграмотно ставили задачи разведке и все освещаемые с этой стороны источниками пехотные комбаты КВО (из состава 24-й и 96-й стрелковых дивизий), не сумели толком организовать разведку и два из трех командиров батальонов и рот, участвовавших в пограничном конфликте 5–6 июля 1937 г. у Винокурки, – командир 2-го батальона 63-го стрелкового полка 21-й стрелковой дивизии ОКДВА капитан В.О. Кощеев и командир его 4-й стрелковой роты лейтенант Немков…

Вождение пехотных подразделений в наступление без разведки в БВО (будущем ЗОВО) также отмечалось и в марте 1935-го (на Лепельском учении 27-й стрелковой дивизии), и в октябре 1936-го – в 5-й и 43-й стрелковых дивизиях на больших тактических учениях под Полоцком. 2-я стрелковая рота 127-го стрелкового полка 43-й дивизии, наступая 4 октября 1936 г., как и 125-й полк 6-й дивизии в сентябре 1940-го – в предполье укрепрайона, точно так же наткнулась на не обнаруженные разведкой заграждения и «была бы в действительности уничтожена»…⁶⁵ Разведку в наступательном бою не вели и командиры рот и батальонов, выведенных в марте 1936 г. на маневры Приморской группы ОКДВА.

Незаинтересованность в получении данных от разведки в среде комсостава Красной Армии также встречалась еще до ее чистки. Как можно заключить из выступления командующего войсками МВО Маршала Советского Союза С.М. Буденного на Военном совете при наркоме обороны 21 ноября 1937 г., по крайней мере, в этом округе и в 36-м была типичной ситуация, когда «разведку организуют, высылают, а как только она ушла, о ней и забыли. Никто ею не интересуется, никто от нее ничего не требует»⁶⁶.

Организацией наблюдения за флангами в Красной Армии, согласно докладу начальника 2-го отдела Генштаба РККА А.И. Седякина от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год…», часто пренебрегали и в 35-м. А в БВО (будущем ЗОВО, в котором это было отмечено в августе – сентябре 1940-го) еще и в октябре 1936-го так поступали, например, командиры подразделений 109-го и 111-го стрелковых полков 37-й стрелковой дивизии на смотровых учениях и подразделений 5-й и 43-й дивизий на больших тактических учениях под Полоцком.

Неумение командиров и штабов организовать охранение в Красной Армии фиксировалось и на маневрах Приморской группы ОКДВА в марте 1936-го (где на марше в долинах охранение не освещало не только противоположные склоны, но и гребни окаймляющих долину хребтов), и на Полоцких учениях БВО в октябре того же года, и на учениях 23-го стрелкового корпуса БВО под Мозырем в «дорепрессионном» феврале 1937-го (где боковое охранение вообще не выставляли)…

Разведка местности командирами-танкистами, как видно из доклада того же А.И. Седякина «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год…», часто не проводилась и в 35-м. «Пренебрежительное отношение к систематическому изучению местности», на которой предстоит действовать танкам, тогда не было (по дипломатичному выражению составителей годового отчета округа от 11 октября 1935 г.) «полностью изжито» даже в передовом и больше других насыщенном танками КВО…⁶⁷ В 1940-м на Дальнем Востоке в неразведанной заболоченной пади застряла половина машин 45-го танкового полка, но в сентябре 1935-го на маневрах Приморской группы ОКДВА в неразведанной пойме речки Чахезу точно так же было «посажено» 90 % танков 2-й механизированной бригады…⁶⁸

К концу 1940-го войсковые штабы и управления армий и фронтов слабо умели «обеспечивать операцию материально-техническими ресурсами» и «организовать армейский и фронтовой тыл», но та же картина была здесь и в 35-м. «В ряде округов», констатировалось в директивном письме К.Е. Ворошилова от 28 декабря 1935 г., «организация бесперебойного снабжения войск» в ходе операции «не получила надлежащего изучения и усвоения»⁶⁹. «Мы на учениях убеждались, – подтверждал, выступая 9 декабря 1935 г. на Военном совете заместитель начальника Генштаба РККА В.Н. Левичев, – что мехбригады и мехкорпуса, достигшие в условиях [военной. – А.С.] игры огромных успехов в смысле вторжения в оперативную глубину противника, на третий день оставались без горючего». («Этот вопрос, – признал 20 января 1936 г. начальник автобронетанковых войск КВО Н.Г. Игнатов, – у нас еще не отработан и нами, по сути дела, еще не совсем ясно понимается»…⁷⁰) О том, что «в динамике боя управление тылом легко нарушается и прекращается», писал в своем докладе от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год…» и А.И. Седякин…⁷¹ А составители годового отчета (от 11 октября 1935 г.) такой важнейшей группировки РККА, как ОКДВА, вынуждены были признаться – хоть и стремились по возможности скрыть свои провалы – в том, что их войсковые штабы вообще «не научились управлять тылом»!⁷²

Неумение «обеспечивать операцию материально-техническими ресурсами» и «организовать армейский и фронтовой тыл» советские штабы отличало и в 36-м. «Отсутствует планирование тылом», – косноязычно, но недвусмысленно отмечалось в директиве наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. «Об итогах оперативной подготовки за 1936 год…»; «тыл действует сам по себе, войска – сами по себе, а в результате даже на маневрах люди не получают пищи по суткам»…⁷³ «Во всех родах войск еще слабо с организацией тыла на всю операцию», – признавалось даже в отчаянно приукрашивавшем действительность годовом отчете КВО от 4 октября 1936 г.; того, что «организация тыла» «остается» «слабым местом в управлении» их соединениями, не решились скрыть и составители годового отчета ОКДВА от 30 сентября…⁷⁴

Согласно директивному письму начальника А.И. Егорова от 27 июня 1937 г., штабы «были слабо подготовлены по вопросам тыла» и накануне чистки РККА⁷⁵.

В 1940-м советские командиры и штабы учитывали вопросы тылового обеспечения лишь формально, только чтобы соблюсти схему составления боевого приказа, но в ОКДВА, согласно годовым отчетам самой же этой армии, они поступали так и в 1935-м и 1936-м, когда, приняв решение и подписав приказ, «забывали» отдать тыловикам нужные распоряжения…

Больше того, если в 40-м командиры и штабы хотя бы вспоминали, принимая решение, о необходимости тылового обеспечения, то в 35-м они зачастую не думали о тыле вообще! «Важнейшие решения командования, – указывал в своем докладе от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год…» А.И. Седякин, – особенно в кризисные этапы боя, органически с устройством тыла очень редко связываются». «Значение оперативного тыла, – признали и составители «отлакированного» годового отчета КВО от 11 октября 1935 г., – все еще остается слабым местом в оперативной подготовке значительной части общевойсковых командиров и штабов»…⁷⁶ То же и в 36-м, когда в ОКДВА штабы соединений часто забывали о вопросах тыла, принимая решения в процессе боя, а штабы полков и батальонов, как правило, – и перед боем, когда на мартовских маневрах в Приморье так же поступали и командиры, когда характеризуемые с этой стороны источниками командиры и штабисты БВО (из частей 2-й и 37-й стрелковых дивизий) вопросы тылового обеспечения тоже обычно «упускали» и «забывали»…⁷⁷ В 45-м механизированном корпусе КВО «работа тылов» на тактических занятиях «не учитывалась» и в первой, «дорепрессионной», половине 1937-го⁷⁸.

Управление войсками. На уровнях ниже батальонного оно осуществлялось непосредственно командирами подразделений – но командиры отделений, взводов и рот, отмечал на декабрьском совещании начальник УБП КА В.Н. Курдюмов, «командирских навыков», «как правило», не имеют⁷⁹. И действительно, осеннее инспектирование пяти округов и ДВФ выявило, что «не освоено управление взводом и ротой в наступательном бою»⁸⁰. То же вскрылось и при инспектировании боевой подготовки 6-й, 13-й и 42-й стрелковых дивизий ЗОВО 28 августа – 7 сентября 1940 г. (показавшем, кстати, что навыков управления войсками нет и у комбатов): комроты и комбаты не умели выбирать места для своих командных пунктов, располагаясь обычно непосредственно в боевых порядках, откуда они не могли наблюдать за всем своим подразделением («командир роты, – пенял С.К. Тимошенко на разборе учения 6-й дивизии 7 сентября, – как правило, находится впереди»⁸¹), службой связных командиры подразделений пользоваться тоже не умели (да и вообще ее не налаживали), а сигнализацию не применяли…

При осеннем инспектировании пяти округов и ДВФ вскрылось, что у командиров пехотных подразделений нет также «навыков в организации взаимодействия огня и движения»; то же показали и сентябрьские учения 6-й и 13-й дивизий ЗОВО, где станковые пулеметы, находясь в боевых порядках наступающей пехоты, «беспрерывно меняли позиции и фактически не поддерживали» пехоту огнем⁸². По меньшей мере командиры отделений – и не в ряде округов, а во всей Красной Армии – не умели управлять и движением как таковым. («Наша беда, – замечал на декабрьском совещании генерал-инспектор пехоты А.К. Смирнов, – заключается в том, что наш командир отделения… не приучен… держать» положенные интервалы между бойцами в цепи⁸³.) Кроме того, указал на том же совещании (имея в виду тех же командиров подразделений) К.А. Мерецков, «большинство командного состава не умеет организовать управление огнем в различных видах боя»⁸⁴.

В проинспектированных осенью 1940-го пяти округах и ДВФ было обнаружено также «недостаточно твердое управление» танковым взводом⁸⁵.

Что же касается выучки таких органов управления войсками, как штабы, то инспектирование осенью 1940 г. пяти округов и ДВФ показало:

– что «подготовка штабов корпусов и дивизий – слабая» (судя по тому, что выучка проверенных между 28 августа и 7 сентября 1940 г. штабов 2-й, 6-й, 13-й, 27-й и 42-й стрелковых, 29-й моторизованной и 4-й танковой дивизий, 1-го стрелкового и 6-го механизированного корпусов «требовала дальнейшей упорной работы по их совершенствованию», а штабы 14-го мехкорпуса и его дивизий «имели слабую подготовку» еще и к лету 1941-го, такой же она была и в ЗОВО; с поправкой на заинтересованность источника информации – замкомвойсками МВО генерал-лейтенанта И.Г. Захаркина, доложившего на декабрьском совещании об «удовлетворительной» выучке своих дивизионных и корпусных штабов, – можно считать, что так же обстояло дело и в Московском округе);

– что «подготовлены слабо и не слажены» также и штабы танковых соединений и частей и

– что «особенно плохо подготовлены штабы стрелковых полков и батальонов» (на декабрьском совещании о том же доложили замкомвойсками МВО И.Г. Захаркин и комвойсками Приволжского военного округа (ПриВО) генерал-лейтенант В.Ф. Герасименко, а генерал-инспектор пехоты А.К. Смирнов заявил, что «большинство наших штабов до штаба полка включительно представляет» людей, которые «в известной степени» являются лишь «более или менее квалифицированными порученцами своего командира [т. е. что батальонные и полковые штабы не подготовлены во всей Красной Армии; в стрелковых батальонах ЗОВО штабов тогда, как правило, вообще не имелось. – А.С.]»)⁸⁶.

Эти общие оценки конкретизировала директива наркома обороны № 503138/оп от 25 января 1941 г., отметившая, что «войсковые штабы, армейские и фронтовые управления»:

– плохо сколочены, неудовлетворительно организуют взаимодействие между своими отделами, отделениями и работниками;

– «не овладели высокой культурой штабной службы», оперативные документы готовят медленно и низкого качества (из-за чего «боевые приказы, оперативные, разведывательные и тыловые сводки, как правило, запаздывают, и содержание их не отвечает требованиям»);

– «не имеют твердых навыков в подготовке справок и расчетов, необходимых командиру для принятия решения» (разрабатывая их «медленно» и «неточно»);

– «организуют управление лишь в стабильном положении, но не умеют обеспечить непрерывность управления в ходе операции и восстанавливать его при нарушении»;

– пренебрегают контролем за исполнением распоряжений и информированием вышестоящих штабов и соседей об обстановке⁸⁷.

Вернемся теперь к командирам. К концу 1940-го советские отделенные, взводные и ротные «командирскими навыками», «как правило», не обладали, но, по свидетельству заместителя начальника, ведавшего боевой подготовкой 2-го отдела Штаба/Генштаба РККА С.Н. Богомягкова, неумение командиров отделений, взводов и рот управлять своими подразделениями Красную Армию отличало и в 35-м. «Надо в 36 г. тащить за уши низовое звено: комроты, комвзвода, комотделения», – написал он 22 сентября 1935 г. на полях доклада о результатах инспектирования 43-й стрелковой дивизии БВО, прочитав там о случае, когда командир роты не смог реализовать свое решение из-за неумения управлять подразделением. «Эти важнейшие вопросы касаются всей армии», – прямо заметил он спустя несколько дней про все, что было выявлено в 43-й дивизии (и в том числе про «неотработанность» у командиров отделений, взводов и рот командного языка)…⁸⁸

Согласно докладу М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА» командиры стрелковых отделений «слабо руководили в бою» своими подразделениями и в 36-м⁸⁹.

«Командир нетвердо управляет и командует частью в тактической обстановке», – констатировалось в директивном письме А.И. Егорова от 27 июня 1937 г.⁹⁰. Поскольку термином «часть» руководители РККА тех лет иногда обозначали и подразделение (тот же Тухачевский свою изложенную нами в предыдущем абзаце оценку сформулировал так: младший командир «слабо руководит в бою своей частью»), а тот раздел письма Егорова, откуда взята процитированная фраза, посвящен не только старшему, но и среднему комсоставу, можно полагать, что фраза относилась и к командирам подразделений (а может быть, и исключительно к ним). Следовательно, «командирские навыки» у командиров взводов и рот были слабыми и накануне чистки РККА. Как было показано нами в главе 6, источники, освещающие тогдашний уровень выучки комсостава трех крупнейших военных округов – КВО, БВО и ОКДВА, – это полностью подтверждают.

Слабыми командные навыки были тогда и у командиров отделений: как указывалось в письме А.И. Егорова от 27 июня, «тактическая подготовка младшего командира страдает теми же недочетами, что и подготовка среднего и старшего командира»⁹¹.

Осенью 1940-го в Красной Армии было «не освоено управление взводом и ротой в наступательном бою», но в передовом (!) БВО его не освоили и до чистки РККА – когда и в 27-й стрелковой дивизии на Лепельском учении в марте 1935-го, и в 43-й стрелковой на тактическом учении под Идрицей в сентябре 1935-го, и в «ударной» (!) 2-й стрелковой на Белорусских маневрах 1936 года командиры наступающих взводов и рот этими последними, по существу, вообще не управляли, когда «основной (и почти единственной)» произносившейся ими командой было «громкое «Вперед», повторяемое всеми от командира батальона до командира отделения»…⁹² Управление наступающими взводом и ротой тогда было не «освоено» и во всей Красной Армии: ведь упомянутое выше сообщение о неумении командира роты 43-й дивизии управлять своим подразделением в наступательном бою замначальника 2-го отдела Штаба РККА С.Н. Богомягков прокомментировал 22 сентября 1935 г. словами: «Это общая беда»…⁹³

Неумение комсостава управлять взводами и ротами в наступательном бою проявилось и на маневрах, прошедших в марте 1936-го в Приморской группе ОКДВА. А в БВО, как явствует из годового отчета этого округа от 15 октября 1937 г., «управление боевыми порядками взвода и роты» оставалось «на низком уровне» и перед началом массовых репрессий⁹⁴.

Осенью 1940-го в ЗОВО управление стрелковым батальоном комбатами было «не отработано»⁹⁵ – но, по оценке 2-го отдела Штаба РККА, «посредственное» (в силу «слабости командиров батальонов») «управление боем в батальоне» для БВО (будущего ЗОВО) было характерно и в 1935-м. А в 1936-м – как следует из доклада М.Н. Тухачевского от 7 октября того года «О боевой подготовке РККА» – неумение, по крайней мере, части пехотных комбатов (тех, кто на учениях «выпускает управление из своих рук»⁹⁶) управлять батальоном было проблемой всей Красной Армии. Управление стрелковым батальоном во всей Красной Армии было «не отработано» и перед началом чистки РККА: ведь, как мы показали выше, вывод директивного письма А.И. Егорова от 27 июня 1937 г. о том, что «командир нетвердо управляет и командует частью в тактической обстановке», относится и к командирам подразделений.

Осенью 1940-го в ЗОВО командиры рот и батальонов пытались управлять непосредственно из боевых порядков (не только теряя при этом возможность эффективно управлять, но и напрасно подвергая себя опасности), но в 110-м стрелковом полку 37-й стрелковой дивизии – одном из восьми полков БВО, о выучке комсостава которых в 36-м сохранились конкретные сведения – они поступали так и в октябре 1936-го. («В 1-м же бою убьют», – заметил наблюдавший за их действиями на тактическом учении командир 23-го стрелкового корпуса комдив К.П. Подлас…⁹⁷). Так же, как и ротные 125-го полка ЗОВО в сентябре 1940-го – впереди своих бойцов, шел и комроты-9 63-го стрелкового полка ОКДВА, проведший бой 5 июля 1937 г. с японцами у Винокурки.

Осенью 1940-го в ЗОВО командиры взводов, рот и батальонов не готовили и не умели пользоваться службой связных и не применяли сигнализацию – но соответственно в 50 % и 100 % освещаемых с этих сторон источниками стрелковых дивизий БВО (будущего ЗОВО) эти пороки бытовали и в 1936-м. Правда, в первом случае в выборку вошли всего две (2-я и 81-я), а во втором – всего одна (37-я) дивизия, но, думается, результат можно все-таки считать показательным – по аналогии с двумя другими крупнейшими округами. Ведь в 1935-м ячейки управления (т. е. связных) не готовили, а сигнализацию игнорировали и в обоих освещаемых с этой стороны источниками соединениях ОКДВА (18-м стрелковом корпусе и 34-й стрелковой дивизии). В КВО в 1936-м ячейки управления были плохо подготовлены в обеих его стрелковых дивизиях (44-й и 45-й), по которым сохранилась хоть какая-то информация за тот год. Из четырех стрелковых дивизий КВО, о выучке тогдашнего комсостава которых хоть что-то известно, в двух, освещаемых источниками лучше других (24-й и 96-й), «управление сигналами во взводе и роте» было «не отработано» еще и на момент начала массовых репрессий, к июлю 1937-го…⁹⁸ А в двух таких же стрелковых дивизиях ОКДВА (21-й и 40-й) еще и тогда были плохо подготовлены ячейки управления (т. е. «служба связных»)…

Осенью 1940-го в ПрибОВО, ОдВО, ЗакВО, СибВО, ЗабВО и ДВФ командиры пехотных подразделений не умели организовать взаимодействие огня и движения, но, как отмечал 22 сентября 1935 г. замначальника 2-го отдела Штаба РККА С.Н. Богомягков, «неотработанность взаимодействия огня и движения» по вине «комроты, комвзвода, комотделения» была «общей бедой» РККА и в 35-м…⁹⁹

Как было показано нами в главе 6, в трех самых крупных военных округах – КВО, БВО и ОКДВА – с организацией взаимодействия огня и движения командиры пехотных подразделений, как правило, не справлялись и в 36-м. Еще и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го эта организация не давалась и командирам подразделений обоих стрелковых полков БВО (111-го и 156-го), о тактической выучке тогдашнего комсостава которых сохранились сведения; согласно отчету штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г., «слабой натренированностью» в управлении подразделением на боевой стрельбе (где отрабатывалось как раз взаимодействие огня и движения) еще тогда отличался и комсостав Особой Дальневосточной…¹⁰⁰

В сентябре 1940-го командиры пулеметных подразделений 6-й и 13-й стрелковых дивизий ЗОВО не умели организовать поддержку огнем пехотной атаки, располагая пулеметы в боевых порядках пехоты и заставляя их то и дело менять позиции, но командиры пулеметных взводов 110-го стрелкового полка 37-й стрелковой дивизии БВО (будущего ЗОВО) столь же неграмотно действовали на тактическом учении и в октябре 1936-го. Они тоже загнали свои «максимы» внутрь боевого порядка наступавшей роты – так что поддержать ее огнем пулеметы не смогли ни перед атакой, ни в ходе атаки. А в 1935-м командиры пульвзводов и пульрот оставляли пехоту без поддержки огнем даже на знаменитых, «образцово-показательных» Киевских маневрах! Правда, там они совершали другую ошибку – опаздывали с выдвижением пулеметов вперед в ходе пехотной атаки, – но результат был тот же…

К концу 1940-го командиры стрелковых отделений не умели сохранять интервалы между бойцами в цепи, но в передовом (!) БВО они не умели делать этого и в 1936-м (когда даже на «образцово-показательных» Белорусских маневрах командиры наступавших отделений «не в состоянии были удержать» бойцов «в разумных рамках организованного боевого порядка для атаки» и из отделений получались «толпы»¹⁰¹).

К концу 1940-го «большинство» командиров пехотных подразделений не умело организовать управление огнем «в различных видах боя», но, согласно докладу начальника 2-го отдела Генштаба РККА А.И. Седякина от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год…», командиры подразделений не умели управлять огнем и в 35-м. «Не отработано управление огнем во взводе, стрелковой роте», – подтвердил, выступая 8 декабря 1935 г. на Военном совете, А.И. Егоров;¹⁰² о том же свидетельствуют и результаты проверок весной и осенью 35-го войск двух самых передовых военных округов (УВО/КВО и БВО) и единственный сохранившийся отчет стрелковой дивизии ОКДВА (34-й) за 1935 г.

Как мы видели в главе 1, в трех самых крупных военных округах командиры пехотных подразделений почти повсеместно не умели управлять огнем и в 36-м. В том, что у комсостава пехоты КВО «нет еще достаточно прочных навыков в сознательном управлении огнем», не решились тогда не признаться даже такие очковтиратели, как составители годового отчета этого округа от 4 октября 1936 г.!¹⁰³

Даже и в последние перед началом чистки РККА месяцы неумение командиров пехотных подразделений управлять огнем было налицо и в обоих стрелковых полках БВО (111-м и 156-м), тактическая выучка комсостава которых в первой половине 1937-го освещается источниками, и (см. главу 6) в огромной и местами уже ведущей бои с японцами ОКДВА…

Осенью 1940-го командиры танковых взводов «нетвердо» управляли своими подразделениями, но, согласно приказу наркома обороны № 00105 от 3 ноября 1936 г., «вопросы управления и связи» «внутри» танкового взвода «оставались недоработанными» и в 1936-м¹⁰⁴.

Ну, а штабы? Из директивы наркома № 503138/оп от 25 января 1941 г. явствует, что армейские управления тогда были подготовлены слабо, но точно так же обстояло дело и в 35-м. «Армейские управления военного времени [в мирное их тогда не содержали. – А.С.], – указывалось в директивном письме К.Е. Ворошилова от 28 декабря 1935 г., – по своей подготовленности находятся на низком уровне…»¹⁰⁵

Приказ наркома обороны № 0306 от 6 ноября 1940 г. (подтвержденный в этой части и директивой наркома № 503138/оп от 25 января 1941 г.) констатировал «слабую» выучку войсковых штабов в целом, но о том, что войсковые штабы «все еще слабы», что «кадры штабных командиров слабы по своей подготовке», замнаркома обороны М.Н. Тухачевский писал К.Е. Ворошилову и за полтора года доначала чистки армии, 1 декабря 1935 г.!¹⁰⁶ Поскольку далее директива наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. констатировала, что «органы управления еще не научились правильно организовывать управление в подвижных фазах операции», поддерживать связь с войсками и налаживать взаимодействие внутри штаба¹⁰⁷, постольку выучка войсковых штабов РККА была слаба и в 36-м… По крайней мере, в огромной ОКДВА, как отмечалось в приказе В.К. Блюхера об итогах зимнего периода обучения 1936/37 учебного года, «в обстановке значительного насыщения войск техническими средствами» (т. е. в обстановке, характерной для современного боя) «штабы со своей задачей справлялись плохо» еще и в последние перед началом массовых репрессий месяцы…¹⁰⁸

Осенью 1940-го выучка штабов стрелковых корпусов и дивизий была «слабой», но во всех дивизиях и корпусах передовых (!) УВО/КВО и БВО, по которым сохранилась соответствующая информация (27-й, 44-й и 51-й стрелковых дивизиях и 6-м, 8-м и 15-м стрелковых корпусах), эта выучка, как мы видели в главе 1, была слаба еще и в 35-м, когда эти штабы плохо владели техникой штабной службы и/или плохо справлялись с управлением войсками. Про штакор-15 – единственный, от которого сохранились протоколы партсобраний, этих откровенных разговоров о положении дел, его начальник 22 декабря 1935 г. заявлял, что «с таким штабом воевать нельзя»…¹⁰⁹ Слабой была в том году и выучка штабов дивизий еще одной важнейшей группировки РККА – ОКДВА. Ведь годовой отчет этой армии от 21 октября 1935 г. и тот признал, что «в горно-лесистой местности» (на которой дальневосточникам и предстояло воевать) штабы ее дивизий с управлением «не справляются»…¹¹⁰

Из доклада М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА» следует, что именно по вине штабов управление стрелковыми соединениями находилось «на неудовлетворительном уровне» и в 36-м¹¹¹. То, что их дивизии в бою управляются «несколько слабее», чем «неплохо» (т. е. плоховато) указали даже всячески стремившиеся замазать недостатки составители годового отчета КВО от 4 октября 1936 г.!¹¹²

Осенью 1940-го штабы танковых соединений и частей были подготовлены «слабо» и «не слажены», но если бы в 1935–1936 гг. было иначе, подчеркнули бы составители приказа наркома обороны № 00105 от 3 ноября 1936 г., что «вопросы управления и связи как внутри танкового батальона [т. е. танковой части. – А.С.]», «так и внутри мехсоединения» весь год «оставались недоработанными»?¹¹³ В самом деле, на сентябрьских маневрах 1936-го в МВО «очень слабой во всех частях» была работа штабов и 5-го механизированного корпуса и обоих танковых соединений последнего (13-й и 14-й механизированных бригад)¹¹⁴. «Подготовка штабов мехчастей и особенно танковых б[атальо]нов стрелковых дивизий в большинстве неудовлетворительная», – прямо сознался перед Москвой в своем годовом отчете от 30 сентября 1936 г. штаб ОКДВА (предшественницы ДВФ, где осенью 1940-го было то же самое)¹¹⁵.

Что до «неслаженности», то в передовом и располагавшем четвертью всех тогдашних мехбригад РККА БВО сколоченность штабов танковых соединений была, согласно годовому отчету этого округа от 15 октября 1937 г., «нечеткой» и к моменту начала чистки РККА¹¹⁶.

К осени 1940-го в ЗОВО были найдены «особенно слабо» сколоченными недавно сформированные штабы 6-го механизированного корпуса и его 4-й танковой дивизии¹¹⁷, но «недостаточная» сколоченность штабов вновь сформированных танковых соединений (10-й, 16-й, 18-й и 21-й механизированных и 1-й тяжелой танковой бригады) в БВО (будущем ЗОВО) отмечалась и в 1936-м¹¹⁸ (разница в степени критичности оценок легко объясняется тем, что «особенную слабость» констатировала инспекция Наркомата обороны, а о «недостаточности» доложило политуправление самого округа – в своем годовом отчете от 5 октября 1936 г.).

В начале 1941-го штабы 22-й и 30-й танковых дивизий 14-го мехкорпуса ЗОВО были подготовлены «слабо» – но в «дорепрессионном» январе 1937-го штабы 8-й механизированной бригады (которую в 1939 г. переименовали в 29-ю легкотанковую и на базе которой в 1941-м сформировали 22-ю танковую дивизию) и ее частей были, по заключению обследовавшего бригаду полкового комиссара К. Бышевского, вообще «не подготовлены» (то, что на Полесских маневрах КВО в конце августа 1936 г. штаб 8-й мехбригады «совсем ничего не делал для войск», выявил и начальник УБП РККА А.И. Седякин…)¹¹⁹. А штабы 4-й механизированной бригады (которую в 1939 г. переименовали в 32-ю легкотанковую и на базе которой в 1941-м сформировали 30-ю танковую дивизию) и ее частей, как явствует из доклада, подготовленного политотделом бригады к бригадному партсобранию 21 апреля 1937 г., «не умели организовать и обеспечить проведение в жизнь решения командира» еще и перед началом чистки РККА¹²⁰.

Осенью 1940-го выучка штабов стрелковых полков и батальонов была «особенно плохой», но в большинстве полковых и во всех батальонных штабах УВО/КВО, БВО и ОКДВА, по которым сохранились соответствующая информация (а это штабы 79-го, 80-го, 153-го и 8-го и 9-го колхозных стрелковых полков, полков 40-й и 44-й стрелковых дивизий, три из девяти батальонных штабов 79-го, 132-го и 286-го стрелковых полков и батальонные штабы 40-й и 1-й и 2-й колхозных стрелковых дивизий и 22-го стрелкового полка), она была такой (или приближающейся к такой) и весной – летом 1935-го, когда штабы батальонов управлять войсками были вообще не в состоянии, а большинство полковых проводило в жизнь решения командования с большим трудом или вообще бой не организовывало и боем не управляло. В БВО, по оценке 2-го отдела Генштаба РККА, штабы батальонов были «особенно слабы» и к концу 1935-го; впрочем, подытожил 9 декабря 1935 г. на Военном совете оценивавший войсковые штабы М.Н. Тухачевский, с батальонами «обстоит плохо» везде…¹²¹

«Слабую подготовку» большинства штабов стрелковых батальонов констатировала и директива наркома обороны № 400115с от 17 мая 1936 г.¹²². Из десяти конкретных батальонных штабов передового (!) БВО, материалы проверки которых в том «дорепрессионном» году сохранились (из состава 4-го, 5-го, 109-го, 111-го, 143-го и 241-го стрелковых полков), слабое управление войсками было зафиксировано в девяти! То, что в местами уже воевавшей ОКДВА выучка штабов стрелковых батальонов находилась тогда «на очень низком уровне», признали даже стремившиеся скрыть как можно больше своих провалов составители годового отчета этой армии от 30 сентября 1936 г., а то, что в 37-й стрелковой дивизии БВО штаб батальона был «слабым звеном в общей системе подготовки штабов» – даже составители годового отчета дивизии от 1 октября 1936 г.!¹²³

Поскольку, как констатировалось в директивном письме начальника А.И. Егорова от 27 июня 1937 г., «штабы полков, батальонов» «как органы управления боем не сколачивались», батальонные и полковые штабы в Красной Армии были слабы и в последние перед началом чистки РККА месяцы. Как можно заключить из отчета штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г., управление стрелковыми батальонами в ней было тогда «неудовлетворительным» именно по вине батальонных штабов; о том, что «особенно стоит на низком уровне подготовка штабов батальонов», мы читаем и в тогдашних документах того единственного из корпусов КВО (17-го), от которого они сохранились…¹²⁴

Осенью 1940-го в стрелковых батальонах ЗОВО штабов, как правило, вообще не имелось, но как минимум один большой военный округ, почти не имевший штабов стрелковых батальонов, в СССР был и в 1936-м: в тогдашней ОКДВА эти штабы в большинстве случаев состояли из одного начштаба…

К началу 1941-го штабы отличала плохая сколоченность, но, судя по тому, что:

– в начале 1935 г. в войсковых штабах ОКДВА не было ясности, «кто и кому передает предварительные распоряжения, кто наносит обстановку на карту, кто в это время готовит посыльных, кто готовит связистов к выходу для проведения новых линий связи, кто одновременно готовит указания по тылу и целый ряд других одновременно подготавливаемых данных по организации боя», а

– «недостатки» в «подготовке органов управления в соединениях ОКДВА» были тогда «общими для всей РККА»;¹²⁵

войсковые штабы в Красной Армии были плохо сколочены и в начале 35-го. (Показательно, что среди тех, для которых мы располагаем прямыми указаниями на их «неслаженность», был тогда и штаб приграничного (!) 8-го стрелкового корпуса передового (!) КВО, а в передовом же БВО войсковые штабы – как констатировалось в сводке политуправления этого округа от 1 октября 1935 г. об итогах окружных маневров – отличались «недостаточной организованностью и четкостью в деле управления войсками» еще и осенью того года¹²⁶.)

Плохо сколоченными штабы в Красной Армии были и в 36-м – когда директива наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. прямо констатировала, что «взаимодействие между всеми звеньями в органах управления в достаточной степени не отработано»…¹²⁷ «Недостаточность увязки и взаимодействия в работе между главнейшими отделениями штабов» своих соединений признали даже составители «парадного» годового отчета КВО от 4 октября 1936 г.¹²⁸, а в ОКДВА в том году плохо сколоченными были как минимум 60 % штабов стрелковых корпусов (штакоры-20, -26 и -43), половина штабов механизированных бригад (штабриг-23), а также все дивизионные и полковые штабы, о выучке которых удалось найти конкретную информацию.

Как мы уже видели, согласно директивному письму А.И. Егорова от 27 июня 1937 г., штабы стрелковых батальонов и полков в Красной Армии были не сколочены и перед началом массовых репрессий.

К началу 1941-го штабы «не овладели высокой культурой штабной службы», но, по А.И. Егорову, нехватка у штабистов конкретных практических навыков осуществления их функций входила в перечень «общих для всей РККА» «недостатков» «подготовки органов управления в соединениях» и в начале 1935-го¹²⁹. И действительно, «культурой штабной службы» весной – летом того года «не овладели» и во всех штабах стрелковых корпусов передового КВО, и в штабе проверенного Москвой 5-го стрелкового корпуса передового же БВО, и во всех проверенных Москвой штабах дивизий и бригад этих округов (4-й, 8-й, 27-й, 44-й и 51-й стрелковых дивизий и 4-й мехбригады). Согласно годовому отчету Приморской группы ОКДВА от 11 октября 1935 г., отсутствие практических навыков и автоматизма в осуществлении своих функций для работников ее войсковых штабов были характерны и к осени.

«Высокой культуры штабной службы» в Красной Армии явно не было и в 36-м, когда даже в передовом КВО, как доложил 4 октября 1936 г. в Москву сам этот округ, не было «ни одного штаба, где основные работники» «обладали бы в полной мере практикой работы»! (И действительно, все войсковые штабы КВО, участвовавшие в августе в Полесских маневрах, продемонстрировали начальнику УБП РККА А.И. Седякину «недовыученность в технике управления»)¹³⁰. В войсковых штабах ОКДВА, как признал даже отчет штаба этой армии от 18 мая 1937 г., «порядок и жесткая дисциплина в работе» «отсутствовали» и в последние перед началом чистки РККА месяцы; нехваткой штабной культуры отличались тогда и два из трех освещаемых источниками войсковых штаба передового КВО (штабы 72-го и 287-го стрелковых полков)…¹³¹

К началу 1941-го штабы медленно и некачественно готовили оперативные документы (и в том числе боевые приказы), но во всех корпусных, дивизионных, бригадных и батальонных и в половине полковых штабов УВО/КВО и БВО, по которым сохранилась соответствующая информация за весну – лето 1935-го (в штабах 6-го, 8-го и 15-го стрелковых корпусов, 5-й, 27-й, 43-й, 44-й и 51-й стрелковых дивизий, 4-й механизированной бригады и ее танковых батальонов, 79-го, 80-го и 153-го стрелковых полков и в трех из девяти батальонных штабов 79-го, 132-го и 286-го стрелковых полков) боевые документы и распоряжения также готовились и отдавались слишком медленно (либо быстро, но некачественно), а то и вообще не готовились и не отдавались. А о том, что в выпускавшихся войсковыми штабами УВО/КВО документах тогда часто допускались небрежности, мы читаем даже в «парадном» годовом отчете КВО от 11 октября 1935 г. (в переводе на русский это означает, что документы в штабах этого передового округа готовили низкого качества – и не часто, а как правило. В самом деле, в начале сентября даже в «ударных» дивизиях КВО – 24-й и 44-й стрелковых, – штадивы, имея массу времени, составили приказы на наступление «исключительно небрежно»¹³² или вообще неграмотно). Медленность и/или недостаточную четкость выпуска их войсковыми штабами документов и передачи распоряжений признали тогда и годовые отчеты ОКДВА, ее 18-го и Особого стрелковых корпусов и ее автобронетанковых войск (соответственно от 21, 10, 17 и 19 октября 1935 г.).

Не лучшей картина была и в 36-м. «[…] Все еще много времени теряется на передачу приказов и донесений благодаря несовершенству штабной работы», – констатировалось в подведшем итоги учебного года приказе наркома обороны № 00105 от 3 ноября 1936 г.¹³³. Штаб 16-го стрелкового корпуса передового БВО ухитрился запоздать с подготовкой приказа на наступление даже на Белорусских маневрах 1936 г., к действиям на которых готовился целый месяц! Подготовку боевых приказов и доведение их до войск затягивали (тратя подчас на то и другое до 26 часов!) и все штабы дивизий и полков передового же КВО, участвовавшие в августе 1936-го в Полесских маневрах; с доведением приказов до подразделений часто запаздывали и штабы мехбригад КВО (а также их танковых батальонов), выведенные в сентябре на Шепетовские маневры…

Войсковые штабы БВО «несвоевременное» доведение командирских решений до войск отличало еще и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го¹³⁴.

К началу 1941-го штабы «не имели твердых навыков в подготовке справок и расчетов, необходимых командиру для принятия решения» (разрабатывая их «медленно» и «неточно»), но в передовом КВО штабисты не умели «быстро и правильно производить необходимые расчеты» и в «дорепрессионном» 1935-м (ведь даже стремившиеся втереть Москве очки составители годового отчета этого округа вынуждены были признать тогда, что делать это у них умеют «не все еще штабные командиры»…¹³⁵). Та же картина была в этом округе и в 1936-м, когда подготовку данных для командира там затягивали абсолютно все полковые и дивизионные штабы, выведенные на августовские Полесские маневры…

К началу 1941-го штабы не умели обеспечить непрерывность управления – но, согласно директивному письму К.Е. Ворошилова от 28 декабря 1935 г., по крайней мере, «в ряде округов» проблема «непрерывности управления» в ходе операции «не получила надлежащего изучения и усвоения» и в «дорепрессионном» 35-м. Начальник 2-го отдела Генштаба РККА А.И. Седякин в докладе от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год…» констатировал, что «еще далека от действительного совершенства» и «непрерывность управления» «в подвижных формах боя» (т. е. что управление в ходе боя тогда часто терялось). Войсковые штабы, подтвердил в датированном тем же числом письме К.Е. Ворошилову М.Н. Тухачевский, «отстают от развития событий в бою»¹³⁶. Неумение штабов соединений обеспечить «непрерывность управления в горно-лесистой местности» признал тогда и годовой отчет дислоцированной среди гор и тайги ОКДВА¹³⁷, а факты потери штабами управления войсками – даже безбожно «лакировавший» действительность годовой отчет КВО (в самом деле, такое бывало даже на тщательно репетировавшихся Киевских маневрах)…

Непрерывность управления штабы в Красной Армии не обеспечивали и в 36-м: ведь, как отмечалось в директиве наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г., они не умели тогда «планово и правильно использовать все средства связи» – из-за чего «в динамике боевых действий в большинстве случаев связь нарушается»¹³⁸. Два из трех полковых штабов КВО, о которых сохранилась информация за первую, «дорепрессионную» половину 1937-го (72-го и 286-го стрелковых полков) непрерывность управления не умели обеспечить и тогда; так же обстояли дела и в войсковых штабах единственного освещаемого источниками тогдашнего корпуса БВО (23-го стрелкового)…

К началу 1941 г. штабы пренебрегали контролем и информацией – но в такой находящейся почти что на боевом положении группировке РККА, как ОКДВА, они делали это и в 1935-м. Из доклада М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА» видно, что с задачей вовремя информировать вышестоящее командование штабы частей и соединений не справлялись (и не справлялись именно из-за недооценки ее важности) и в 36-м. Не справлялись с ней и два из трех полковых штабов передового КВО, о которых сохранилась информация за первую, «дорепрессионную» половину 1937-го (72-го и 287-го стрелковых полков), а «отсутствие четкого контроля выполнения приказа старшего начальника» в эти последние перед началом чистки РККА месяцы было характерно для всех штабов передового БВО…¹³⁹

Стрелково-артиллерийская выучка. Проверив в ноябре 1940 – январе 1941 г. комсостав 24 артиллерийских полков Ленинградского (ЛВО), Прибалтийского особого, Западного особого, Одесского, Северо-Кавказского (СКВО) и Закавказского военных округов, Инспекция артиллерии Красной Армии выявила, что командиры и огневых взводов, и батарей, и дивизионов «плохо» знают теорию стрельбы и правила стрельбы. В 15 артполках из 24 комсостав получил у нее по стрелково-артиллерийской подготовке «плохо», а в девяти остальных – «посредственно»¹⁴⁰. Правда, бо?льшая часть артиллерийских командиров, участвовавших в сентябрьских тактических учениях в ЗОВО (из состава 6-й, 13-й и 42-й стрелковых дивизий), «показала в целом неплохую подготовку к производству» даже и «сложных стрельб», но другая часть – из 131-го легкого артполка 6-й дивизии и двух из девяти батарей 108-го легкого артполка 42-й дивизии – оказалась «не подготовленной к выполнению боевых задач» вообще¹⁴¹. На декабрьском совещании «низкую» или даже «очень низкую степень» стрелково-артиллерийской подготовки своих командиров-артиллеристов признали также командующий Дальневосточным фронтом Г.М. Штерн и начальник артиллерии ДВФ генерал-лейтенант артиллерии Н.А. Клич¹⁴².

Как видим, стрелково-артиллерийская выучка комсостава советской артиллерии в конце 1940 – начале 1941 г. была слаба. Выступления участников декабрьского совещания позволяют уточнить, что крылось за этой оценкой. Если простыми стрельбами, констатировал начальник Генштаба Красной Армии К.А. Мерецков, артиллерия овладела «удовлетворительно», то стрельбы в сложных условиях (ночью, в дыму и вообще «в условиях пониженной видимости») «в большинстве артиллерийских частей не отработаны»; «стрельбы по движущимся целям и на самооборону» «в большинстве частей» отработаны «плохо», дистанционная стрельба не освоена. О том же говорили и Г.М. Штерн и Н.А. Клич – многие командиры батарей у которых имели по стрелково-артиллерийской подготовке «неуд». «Стрелять умеют, – отметил Штерн, – но в простых условиях, в составе артиллерийских групп, в составе полков [т. е. там, где «командир батареи является простым техническим исполнителем» указаний артиллерийских штабов. – А.С.], но в боевых [которые зачастую оказываются сложными. – А.С.] условиях стреляют очень слабо […]». «Наши командиры батарей будут, конечно, стрелять, – более дипломатично указал Клич, – будут выполнять огневые задачи в простой обстановке, но […] для наших командиров решение сложных стрелковых задач рациональным расходом боеприпасов [т. е. прицельным огнем, а не огнем по площадям. – А.С.] является делом очень трудным. И не всегда в сложной боевой обстановке и проводя стрельбы в сложных условиях (как то: стрельба в горах, стрельба с большими смещениями и т. п.) – командиры батарей будут выполнять так, как это нужно». Причиной тому было плохое знание теории стрельбы, не позволяющее обосновать применение правил стрельбы, а значит, и «сознательно решать огневые задачи»¹⁴³.

Но знание комсоставом советской артиллерии теории стрельбы, как констатировал 8 декабря 1935 г. на Военном совете А.И. Егоров, было «недостаточным для обоснования правил стрельбы» и в 35-м!¹⁴⁴ Судя по двум из трех крупнейших военных округов (БВО и ОКДВА; материалы по КВО не сохранились), оно было таким и в 36-м. В двух из трех полевых артполков БВО (5-го, 33-го и 37-го), материалы проверок выучки комсостава которых за тот год сохранились, командиры отличались либо недостаточным умением применять аналитический метод пристрелки (т. е. слабостью теоретической подготовки), либо слабым знанием правил стрельбы – т. е. теми же недостатками, что и комсостав 24 артполков, проверенных (в том числе и в бывшем БВО – ЗОВО) в конце 40-го – начале 41-го. А в докладе помощника начальника 2-го отдела штаба ОКДВА майора В. Нестерова от 8 ноября 1936 г. «О подготовке артиллерии ОКДВА в 1936 году» прямо указывалось, что командиры-артиллеристы этой армии «плохо знают теорию стрельбы»…¹⁴⁵

Соответственно стрельбы в сложных условиях (ночью, в дыму и вообще «в условиях пониженной видимости») советским командирам-артиллеристам должны были не даваться и в 35-м. Они не должны были даваться им и в 36-м (когда, как отмечал в докладе от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА» М.Н. Тухачевский, «во всех частях» так и не удалось разрешить на практике вопрос о подготовке топографической основы для стрельбы по невидимой цели¹⁴⁶ и когда применять необходимый для таких стрельб аналитический метод подготовки данных не умела даже часть лучших командиров батарей – тех, что были направлены на Всеармейские стрелково-артиллерийские состязания). И не давались! В том, что «стрельбы при сложных условиях дают в большинстве своем неудовлетворительные результаты», призналось тогда (в докладе Москве от 5 мая 1936 г.) даже политуправление передового КВО! Как выяснил в июне 1937 г. новый комвойсками КВО И.Ф. Федько, только в простых условиях («по прекрасно видимым мишеням» и в светлое время суток) там умели стрелять и к началу чистки РККА…¹⁴⁷

В конце 1940-го командиры-артиллеристы ДВФ не умели стрелять в сложных условиях – но, согласно составленным в апреле 1937 г. в штабе ОКДВА или аппарате ее начарта «Материалам по боевой подготовке артиллерии» и приказу В.К. Блюхера об итогах зимнего периода обучения 1936/37 учебного года, только в простых условиях, «теряясь в сложных (плохое наблюдение, крестящий веер, отрыв одного снаряда и т. д.)», комсостав дальневосточной артиллерии мог стрелять и накануне чистки РККА. Не владея (за исключением «незначительного количества» лиц) аналитическим методом подготовки данных, он – точно так же, как и в конце 1940-го! – не отработал тогда ни стрельбу на поражение по ненаблюдаемым целям, ни стрельбу ночью…¹⁴⁸

Ввиду плохого знания теории стрельбы общий уровень стрелково-артиллерийской выучки комсостава советской артиллерии также был в целом неудовлетворительным и в «предрепрессионный» период. Правда, из доклада М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА» можно заключить, что в 36-м он оказался удовлетворительным: командиры батарей и дивизионов, по Тухачевскому, стреляли тогда «удовлетворительно», а «резко отставали в своей огневой подготовке» лишь командиры огневых взводов¹⁴⁹. Но здесь надо сделать поправку на широко распространенное тогда в артиллерии РККА (см. главу 3) очковтирательство. Из пяти артиллерийских полков ОКДВА (12-го, 40-го, 59-го, 69-го и 92-го), материалами проверок выучки которых в 1936 г. мы располагаем, в четырех стрелково-артиллерийская выучка комсостава оказалась именно неудовлетворительной (и только в одном – 12-м – ее признали хорошей)…

В конце 1940-го уровень стрелково-артиллерийской выучки комсостава артиллерии ДВФ был «низким» (причем «неудовлетворительные оценки» имели здесь и «многие из командиров батарей»)¹⁵⁰, но то же самое констатировал и приказ В.К. Блюхера об итогах зимнего периода обучения 1936/37 учебного года: «Большинство комсостава (в том числе и командиров батарей) в стрелковом отношении подготовлены слабо»¹⁵¹.

Тактическая выучка. Осеннее инспектирование ПрибОВО, ОдВО, ЗакВО, СибВО, ЗабВО и ДВФ выявило, что штабы артиллерийских частей – эти организаторы «боя артиллерии в интересах общевойскового боя» – «подготовлены слабо и не слажены». (Так же обстояли тогда дела и в МВО – начальник артиллерии которого генерал-майор артиллерии И.А. Устинов на декабрьском совещании доложил, что штабы его артполков плохо умеют обработать данные об обстановке и поэтому затягивают подготовку документов, необходимых командиру полка для принятия решения.) Ноябрьско-январское инспектирование артиллерии ЛВО, ПрибОВО, ЗОВО, ОдВО, СКВО и ЗакВО показало то же самое и в отношении штабов артиллерийских дивизионов¹⁵².

Как отметил на декабрьском совещании генерал-инспектор артиллерии Красной Армии генерал-лейтенант артиллерии М.А. Парсегов, «недостаточно подготовленными в тактическом отношении» были тогда и вообще все «артиллерийские командиры всех степеней». (Начарт ДВФ Н.А. Клич подчеркнул, что «рационально и правильно разрешать тактические задачи для обеспечения пехоты и танков» у него не умеет и командир дивизиона, являвшегося в условиях Дальнего Востока основной тактической единицей артиллерии.) Соответственно «управление массированным огнем» в артиллерии Красной Армии «достигнуто» тогда тоже еще не было, а дивизионная артиллерия была «недостаточно инициативна и не творческа» в деле помощи пехоте¹⁵³.

М.А. Парсегов указал также на «совершенно неудовлетворительную» организацию артиллерийской разведки и отсутствие у командиров-артиллеристов «навыков наблюдения» «с тем, чтобы постоянно искать противника». Из-за отсутствия опыта в наблюдении целей и слабой организации разведки, подчеркнул выступавший за Парсеговым начальник артиллерии КОВО генерал-лейтенант артиллерии Н.Д. Яковлев, командирам батарей, которым «не дают цели» – приходится «переходить на площадную стрельбу»…¹⁵⁴

В конце 1940 – начале 1941 г. штабы артполков и артдивизионов были слабо подготовлены и не сколочены, но в таком крупнейшем военном округе, как ОКДВА, они были слабо подготовлены и в 1935-м. Ведь их тогдашний комсостав не только не мог организовать артиллерийскую поддержку контрудара, но и не знал элементарной тактики пехоты (которую он должен был поддерживать или которую должен был помочь разгромить огнем своих частей или подразделений)! В одном из двух проверенных тогда же на этот счет корпусов передового КВО (6-го и 8-го стрелковых) слабо подготовленными артиллерийские штабы были признаны прямо… В передовом БВО они были такими и в 1936-м. В обоих освещаемых с этой стороны источниками тогдашних полевых артиллерийских полках этого округа (33-м и 37-м) штабы дивизионов были либо плохо сколочены, либо (как и штаб 33-го артполка – единственный штаб артполка БВО, о котором сохранились сведения за этот год) не умели управлять огнем в ходе боя…

Во всех трех крупнейших военных округах подготовленность штабов артдивизионов и артполков была слабой и непосредственно перед началом чистки РККА, к июню 1937-го. Для БВО (будущих ЗОВО и части ПрибОВО, в которых это отмечалось и в 1940–1941 гг.) это видно из того, как дает понять (см. главу 6) годовой отчет округа от 15 октября 1937 г., в его артиллерии тогда была «недоработана техника и практика сосредоточения массированного огня», а для КВО – из приказа комвойсками округа № 0100 от 22 июня 1937 г., констатировавшего, что в артиллерии «слаба подготовка по управлению огнем»¹⁵⁵. А неудовлетворительную выучку штабов и артдивизионов и артполков ОКДВА отчет штаба этой армии от 18 мая 1937 г. признал прямо!

В конце 40-го тактическая выучка комсостава советской артиллерии была «недостаточной», но, как явствует из доклада М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА», тактическая выучка советских «артиллерийских командиров всех степеней» была слабой и в 36-м (когда, в частности, «тактическая работа командиров дивизионов совместно с пехотой» была «совершенно недостаточной», штабы начальников артиллерии стрелковых дивизий – «слабы», а использование старшими артиллерийскими начальниками артиллерии РГК – не отработано)¹⁵⁶. В ОКДВА, согласно составленным в апреле 1937 г. в штабе ОКДВА или аппарате ее начарта «Материалам по боевой подготовке артиллерии», тактическую выучку командиров-артиллеристов «следовало считать неудовлетворительной» и накануне чистки РККА¹⁵⁷. На первую половину 37-го надо распространить и оценку, данную годовым отчетом БВО от 15 октября 1937 г.: «Командный состав артиллерии в тактическом отношении подготовлен недостаточно»¹⁵⁸. Ведь все перечисленные в обоснование этой оценки изъяны (слабая отработка взаимодействия с другими родами войск и сосредоточения огня, плохие наблюдение и разведка) у комсостава артиллерии БВО встречались – как мы видели в главе 1 – еще в 1936-м… Как минимум недостаточной была накануне чистки РККА и тактическая выучка команди-

ров-артиллеристов третьего крупнейшего военного округа (КВО). Ведь, как констатировал приказ комвойсками КВО № 0100 от 22 июня 1937 г., к тому времени они не только отличались «слабой подготовкой по управлению огнем», но и «не отработали» даже и «главнейших вопросов взаимодействия» с другими родами войск…¹⁵⁹

К концу 1940 г. командиры артдивизионов ДВФ не умели грамотно решать «тактические задачи для обеспечения пехоты и танков» – но они явно не умели этого делать:

– и в 1936-м – когда комсостав даже тех артчастей ОКДВА, которые отбыли специальный лагерный сбор, в тактической подготовке «больших успехов не добился» (и, в частности, не отработал управление огнем дивизиона);¹⁶⁰

– и «дорепрессионной» же весной 1937-го – когда «неудовлетворительной» тактической выучкой отличался весь вообще комсостав дальневосточной артиллерии.

Управление массированным огнем в советской артиллерии явно не было достигнуто и в 35-м, когда даже передовые КВО и БВО доложили Москве (в годовых отчетах КВО от 11 октября и политуправления БВО от 21 октября 1935 г.), что управление огнем артиллерийской группы (которое «есть основа управления огнем массированной артиллерии») отработано у них только «удовлетворительно»¹⁶¹ (с поправкой на особенности источника – скорее всего неудовлетворительно)… Управление массированным огнем артиллерии не было достигнуто и в 36-м. «Практически, – указал в своем докладе от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА» М.Н. Тухачевский, – этот важный вопрос во всех частях еще не разрешен и не закреплен»…¹⁶² В передовом БВО «техника и практика сосредоточения массированного огня» была (как мы показали в главе 6) «недоработана» и к моменту начала массовых репрессий; управлять массированным огнем не могли тогда уметь и в передовом же КВО (в нем, как мы видели, вообще была «слаба подготовка по управлению огнем» артиллерии), и в ОКДВА (где были неудовлетворительно подготовлены органы управления массированным огнем – артиллерийские штабы).

К концу 1940-го советская дивизионная артиллерия была недостаточно инициативна при оказании помощи пехоте, но она явно была такой и в 1936-м (когда провела крайне мало совместных с пехотой тактических учений).

В конце 40-го в советской артиллерии была «совершенно неудовлетворительной» организация разведки, но (как прямо констатировал 9 декабря 1935 г. на Военном совете инспектор артиллерии РККА Н.М. Роговский) точно такой же она была и в 35-м. В передовом БВО артиллерийскую разведку (как мы попытались обосновать выше) плохо организовывали еще и к моменту начала чистки РККА (на тактических учениях 23-го стрелкового корпуса под Мозырем в феврале 1937 г. она подчас и вовсе не проводилась…). Точно так же обстояли тогда дела и в передовом же КВО. В конце 40-го артиллерийская разведка там организовывалась слабо и «не давала целей» командирам батарей – но из приказа комвойсками КВО № 0100 от 22 июня 1937 г. мы видим, что «вопросы организации и ведения разведки в процессе боя всеми средствами в условиях незнакомой местности [т. е. в тех условиях, в которых придется действовать на войне. – А.С.]» в этом округе не были отработаны и к началу чистки РККА…¹⁶³

В конце 1940-го у комсостава советской артиллерии отсутствовали «навыки наблюдения», но и они отсутствовали у него еще и до чистки РККА! Вспомним заявление, сделанное 21 ноября 1937 г. начальником артиллерии РККА Н.Н. Вороновым: «Артиллеристы до сих пор [выделено мной. – А.С.] наблюдать не умеют»…¹⁶⁴

Техническая выучка. Она известна нам лишь для ДВФ. «Я должен доложить, – прямо заявил на декабрьском совещании Г.М. Штерн, – об очень поверхностных знаниях материальной части артиллерии и снарядов даже старшим командным составом»¹⁶⁵.

Но в «дорепрессионном» 1936-м ситуация здесь была не только не лучше, но едва ли не хуже! «Усвоение матчасти – слабо; знание снарядов и взрывателей – неудовлетворительно; […] уход за матчастью и эксплоатация матчасти – неудовлетворительно», – характеризовал в докладе от 8 ноября 1936 г. «О подготовке артиллерии ОКДВА в 1936 году» дальневосточных командиров-артиллеристов майор В. Нестеров из штаба ОКДВА;¹⁶⁶ то же самое этой армии пришлось доложить (в годовом отчете от 30 сентября 1936 г.) и Москве! Не лучше, чем к концу 1940-го, обстояли здесь дела и накануне чистки РККА. «Техническая подготовка ком[андного] состава и в первую очередь знание своей материальной части, – констатировали в апреле 1937-го в «Материалах по боевой подготовке артиллерии» блюхеровские штабисты, – лучше, чем в прошлом году, но еще слабы»¹⁶⁷.

Сведений об их выучке опубликованные источники почти не содержат. Из них известно лишь, что осеннее инспектирование пяти округов и ДВФ выявило «недостаточную грамотность» командиров инженерных частей «в тактическом отношении»¹⁶⁸.

Но в ОКДВА (по другим округам сведений у нас нет) тактическая грамотность комсостава инженерных войск была недостаточной и в 35-м (причем устанавливается это не по материалам проверок Москвы, а по годовому отчету самих же «инжвойск» ОКДВА от 8 октября 1935 г., признавшему, что его комсостав недостаточно овладел навыками управления своими подразделениями в условиях маневренного боя и не проявляет гибкости и оперативности в содействии другим родам войск). Показательно также то, что в «дорепрессионном» же 1936-м комсостав единственной освещаемой с этой стороны нашими источниками инженерной части трех крупнейших военных округов – 44-го саперного батальона 44-й стрелковой дивизии КВО – плохо представлял себе тактическое назначение того, что строил!

Проведенные осенью 1940 г. инспекторские смотры войск МВО, ЗОВО, КОВО, ПрибОВО, ОдВО, ЗакВО, СибВО, ЗабВО и ДВФ вскрыли неумение командиров-связистов учитывать в своей деятельности тактическую обстановку, недостаточное умение их организовывать радиосвязь («особенно радиосвязь взаимодействия родов войск») и слабое умение выполнять обязанности специалистов по связи (дежурного по связи, начальника узла связи, начальников направлений связи и др.) в войсковых штабах¹⁶⁹. А проверка ряда штабов и соединений ЗОВО, осуществленная в конце августа – начале сентября 1940 г. С.К. Тимошенко, выявила, что «начальники связи в дивизиях и корпусах вообще не умеют организовывать связь и планировать использование средств связи»¹⁷⁰.

Сразу отметим, что сведений о квалификации «предрепрессионных» начальников связи дивизий и корпусов нам обнаружить не удалось. Но то, что тактическая подготовленность комсостава войск связи не достигла еще нужного уровня, начальник Генштаба РККА А.И. Егоров (чей доклад 8 декабря 1935 г. на Военном совете отличался, как мы помним, смягченными формулировками выводов!) отмечал и в 35-м!¹⁷¹ Неумение увязать свою работу с ходом боевых действий, с тактической обстановкой, которым отличались в том году командиры-связисты такой крупной группировки РККА, как ОКДВА, признали даже составители годового отчета войск связи этой последней от 7 октября 1935 г.! Как было показано нами в главах 1 и 3, в крупнейших военных округах тактическая выучка комсостава была слаба и в «дорепрессионных» 1936-м и первой половине 1937-го.

Недостаточное умение командиров-связистов организовывать радиосвязь (и особенно радиосвязь взаимодействия родов войск) в Красной Армии также было налицо и в 35-м, когда, как отмечал 8 декабря 1935 г. на Военном совете А.И. Егоров, не удалось отработать организацию связи в подвижных армейских группах (немыслимую без использования радио). Та же картина была тут и в 36-м: как констатировала директива наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г., с началом продвижения войск в ходе боя или операции «связь в большинстве случаев прерывается»¹⁷².

Слабая подготовленность дежурных по связи и начальников узлов связи в войсковых штабах также была явью и в 35-м, когда ее признали даже годовые отчеты войск связи ОКДВА, передового (!) КВО от 7 и 11 октября 1935 г. соответственно. Она была характерна для Красной Армии и в 36-м: из доклада М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА» явствует, что связисты войсковых штабов не могли самостоятельно отличить важные документы от маловажных…

Тактическая выучка. Как дал понять на декабрьском совещании комвойсками ПриВО В.Ф. Герасименко, выучка одиночного бойца советской пехоты к концу 1940-го «не стояла на должной высоте». Командующий 6-й армией КОВО И.Н. Музыченко был более резок: «Мы получаем слабо обученного бойца. […] Боец […] не обучен»¹⁷³.

Соответственно слабой была тогда и выучка пехотных подразделений. Осенние тактические учения 1940 г. в КОВО, ЗОВО, других приграничных округах и МВО показали, что и одиночный боец, и мелкие подразделения плохо умеют вести ближний бой, преодолевать заграждения, блокировать доты и дзоты, пренебрегают самоокапыванием и маскировкой¹⁷⁴ (в частности, плохо маскировались окопы, отрытые на сентябрьских учениях бойцами 6-й и 13-й стрелковых дивизий ЗОВО). По-видимому, на учениях в ЗОВО, на которых присутствовал начальник Генштаба Красной Армии К.А. Мерецков, было выявлено и неумение бойцов применяться к местности и передвигаться перебежками от укрытия к укрытию. «Боец, – рассказывал Мерецков на декабрьском совещании, – бежит не столько, сколько нужно, а до тех пор, пока [не. – А.С.] почувствует усталость, и он иногда вынужден останавливаться на открытой местности под огнем противника»¹⁷⁵.

«Боевые порядки в наступательном бою, – отмечалось в приказе наркома обороны № 15119-с от 27 сентября 1940 г. об итогах августовско-сентябрьской инспекции наркомом войск ЗОВО, – совершенно не отработаны. Наблюдается большая скученность и беспорядочность в движении пехоты, часто последняя наступает толпой […]» (то, что наступающая пехота «часто группируется толпой около танков», бросилось в глаза и сопровождавшему С.К. Тимошенко К.А. Мерецкову). О том, что «пехота еще наступает густым боевым порядком, который приносит в бою очень большие потери», докладывал на декабрьском совещании и комвойсками ДВФ Г.М. Штерн¹⁷⁶.

На осенних тактических учениях в ЗОВО, ПрибОВО, ОдВО, ЗакВО, СибВО, ЗабВО и ДВФ обнаружилось также, что пехота «слабо осуществляет разведку и наблюдение за полем боя»¹⁷⁷, а начальник УБП КА В.Н. Курдюмов на декабрьском совещании указал, что войска не умеют не только атаковать укрепрайон, но и оборонять его.

Положение не изменилось и к началу Великой Отечественной. К концу зимнего периода обучения 1940/41 учебного года, констатировалось в приказе наркома обороны № 34678 от 17 мая 1941 г., «боец и отделение [в зимний период сколачивались именно эти подразделения. – А.С.] не научены искусно действовать в полевых условиях»¹⁷⁸.

Однако выучка одиночного бойца-пехотинца в Красной Армии, как мы показали в главе 6, была слаба и в 35-м (когда этот боец «оказывался неумелым в боевых действиях»¹⁷⁹). «Слабая подготовка одиночного бойца» советской пехоты прямо констатировалась и в 36-м (в директиве наркома обороны от 17 мая 1936 г.), и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го (вновь процитируем директивное письмо А.И. Егорова от 27 июня 1937 г.: «Одиночный боец в своей подготовке не имеет твердых навыков в перебежках, переползаниях, в выборе места для стрельбы, наблюдения и проч. Особенно слабы маскировка и самоокапывание»)¹⁸⁰.

То, что из-за слабой одиночной выучки бойца в Красной Армии «тактически подготовлены слабо» и пехотные подразделения – отделение, взвод и рота – также констатировалось (помполитом 3-го стрелкового корпуса МВО Т.К. Говорухиным) и в 1935-м; то, что не только «бойцы одиночные», но и «отделения и взводы недоучены», начальнику УБП РККА А.И. Седякину бросилось в глаза и в 1936-м – на знаменитых Белорусских и менее известных Полесских маневрах. «Тактическая выучка войск, особенно бойца, отделения, взвода, машины, танкового взвода, роты не удовлетворяет меня», – докладывал он 11 сентября 1936 г. К.Е. Ворошилову свои впечатления от Белорусских маневров…¹⁸¹ К маю 1941-го отделение в пехоте не было «научено искусно действовать в полевых условиях» – но в передовом КВО так было и весной 1936-го: 5 мая того года политуправление округа призналось перед Москвой, что в действиях стрелковых отделений на полевых занятиях «нет достаточной маскировки, подвижности и сноровки»¹⁸². В двух крупнейших военных округах – БВО и ОКДВА – так было и накануне чистки РККА. Осуществлявшаяся в начале учебного года подготовка отделения и взвода, читаем мы в годовом отчете БВО от 15 октября 1937 г., «не доведена до конца и имеет ряд недочетов», а начальник штаба ОКДВА комкор С.Н. Богомягков в мае 1937 г. констатировал «недостаточную подготовку» «мелких подразделений»…¹⁸³

Осенью 1940-го советские пехотинцы плохо умели вести ближний бой – но они плохо умели это делать и в 1936-м. Ведь то, что «вопросы ближнего боя находятся» у них «лишь в стадии освоения», что их пехота имеет лишь «слабые навыки ближнего боя», вынуждены были тогда признать даже стремившиеся втереть Москве очки составители годовых отчетов двух крупнейших округов – КВО и ОКДВА (соответственно от 4 октября и 30 сентября 1936 г.)¹⁸⁴. А в передовом (!) БВО атакующая пехота демонстрировала вместо ближнего боя «огульное, мало осознаваемое по тактическому своему смыслу, движение вперед» даже на пресловутых Белорусских маневрах 1936 г. (прямое свидетельство относится лишь ко 2-й стрелковой дивизии, но «подготовка дивизий» в БВО «отличалась» тогда «большой равномерностью», а в обеих его стрелковых дивизиях, по которым сохранились сведения о тактической выучке бойцов за предыдущий, 1935 год – 27-й и 43-й, – «распоясывание» «вместо ближнего боя» бытовало еще и тогда¹⁸⁵). Как показали в октябре 1936 г. большие тактические учения под Полоцком, пехотинцы БВО плохо умели тогда вести ближний бой и в обороне…

В ОКДВА (сведений по КВО и БВО не сохранилось) «совершенное отсутствие» у пехотинцев «навыков и практических сноровок в искусстве ведения ближнего боя» констатировалось еще и перед самым началом массовых репрессий – в отчете штаба Особой Дальневосточной от 18 мая 1937 г.¹⁸⁶.

Осенью 1940-го советская пехота неумело преодолевала заграждения, но в 43-й стрелковой дивизии БВО так было и в октябре 1936-го, на больших тактических учениях под Полоцком. А пехотинцы ОКДВА в 1935-м плохо умели преодолевать даже препятствия полевого городка (не то что настоящего укрепрайона)…

Осенью 1940-го советские пехотинцы неумело блокировали доты и дзоты, но бойцы 5-й и 43-й стрелковых дивизий БВО, штурмовавшие в октябре 1936-го на учениях Полоцкий укрепрайон, вообще не умели их блокировать и в открытую ломились на амбразуры!

Осенью 1940-го советские пехотинцы пренебрегали самоокапыванием и маскировкой, но о том, что «маскировка и лопата во время наступления нередко применяется слабо», А.И. Егоров докладывал Военному совету еще 8 декабря 1935 г.¹⁸⁷ (что стояло за словом «нередко» – это видно из того, что «лопатой во время наступления» пренебрегали тогда даже на «образцово-показательных» Киевских маневрах – и не где-нибудь, а в «ударной» 24-й стрелковой дивизии! А плохое умение маскироваться весной 1935-го было зафиксировано в 4 из 6 стрелковых дивизий УВО/КВО, БВО и ОКДВА, материалы проверок тактической выучки которых в этот период сохранились, а осенью – в 2 из 3 проверенных тогда УБП РККА стрелковых дивизий БВО и в обоих стрелковых соединениях ОКДВА, от которых сохранились отчеты за 1935 год…).

В пехоте передового (!) КВО «достаточной маскировки» не было (см. выше) и весной «дорепрессионного» 1936-го (по крайней мере, в выведенном тогда на Полесские маневры 15-м стрелковом корпусе) и в конце августа. В БВО тогда плохо маскировались бойцы 3 из 5, а в ОКДВА – 4 из 7 стрелковых дивизий, материалы проверок тактической выучки которых в 1936 г. сохранились (во всех трех «белорусских» они не желали еще и окапываться…). Выше мы уже привели цитату из директивного письма А.И. Егорова от 27 июня 1937 г., свидетельствующего, что «маскировка и самоокапывание» в пехоте Красной Армии были «особенно слабы» и к началу ее чистки.

Осенью 1940-го пехотинцы ЗОВО не умели передвигаться, применяясь к местности, перебежками, но так же было и весной 1935-го, когда это неумение зафиксировали в обеих стрелковых дивизиях БВО (будущего ЗОВО), материалы проверок тогдашней тактической выучки которых сохранились (в 27-й и 37-й). В двух из трех проверенных тогда УБП РККА стрелковых дивизий БВО (во 2-й и 33-й) этим искусством не владели и к июлю «дорепрессионного» 1936-го.

Осенью 1940-го в ЗОВО и ДВФ отмечалась скученность боевых порядков наступающей пехоты, но она отмечалась в БВО и ОКДВА и в 1936-м (соответственно в 3 из 5 и в 3 из 7 их стрелковых дивизий, по которым сохранились материалы проверок тактической выучки за тот год). На мартовских маневрах этого года в Приморье «большая скученность боевых порядков» была зафиксирована и в частях трех других дальневосточных дивизий, а на сентябрьских Белорусских «толпами из отделений» вместо разреженных цепей атаковала даже «ударная» 2-я стрелковая дивизия (так же, видимо, атаковали и прочие: ведь выучка дивизий БВО отличалась тогда «большой равномерностью»)¹⁸⁸. «Недостаточная подготовка» одиночного бойца и мелких подразделений и в БВО и в ОКДВА отмечалась, как мы видели, и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го – а значит, боевые порядки атакующей пехоты должны были быть там скученными еще и перед самым началом чистки РККА…

Осенью 1940-го советские пехотинцы (и в том числе в ЗОВО и в ДВФ) «слабо» умели вести разведку и наблюдать за полем боя – но в Приморской группе ОКДВА (будущей 1-й Краснознаменной армии ДВФ), а также, по крайней мере, в одной из трех стрелковых дивизий Приамурской группы (будущей 2-й Краснознаменной армии ДВФ) они «слабо» делали это и в 1935-м! «Незакрепленностью навыков в ведении разведки» бойцы-пехотинцы ОКДВА (как вынужден был признать даже годовой отчет этой армии от 30 сентября 1936 г.) отличались и в 36-м¹⁸⁹. Из восьми стрелковых дивизий БВО/ЗОВО, о тактической выучке пехотинцев которых в 1936 г. что-либо известно, в двух (2-й и 43-й) разведку вести не умели, а еще в двух – отличавшихся безынициативностью бойцов (33-й и 37-й) – должны были не уметь. Наблюдение же пехотинцы БВО, как явствует из годового отчета этого округа от 15 октября 1937 г., «слабо отработали» еще и перед началом чистки РККА…¹⁹⁰ Судя по тому, что с наблюдением (см. выше все ту же цитату из письма А.И. Егорова от 27 июня 1937 г.) тогда было плохо во всей РККА, «слабо отработано» оно было и у пехотинцев ОКДВА; в ряде соединений этой армии весной 1937-го жаловались и на неумение бойцов вести разведку…

Неумение бойцов-пехотинцев действовать при обороне укрепленного района также проявлялось не только осенью 1940-го, но и осенью 1936-го, когда пехотинцы 27-й стрелковой дивизии БВО, оборонявшие в ходе больших тактических учений под Полоцком Полоцкий укрепрайон, плохо умели вести ближний бой в обороне.

Огневая выучка. Начальник Генштаба Красной Армии К.А. Мерецков на декабрьском совещании оценил ее как «плохую». Только пехота МВО за стрельбу из всех видов стрелкового оружия имела тогда «хорошо», да в ДВФ 47 из 64 проверенных частей получили «положительную оценку» (части и подразделения 1-й Краснознаменной армии ДВФ, отметил Мерецков, «уверенно стреляют из винтовок и станковых пулеметов»). Зато в ПриВО из 15 проверенных по огневой подготовке частей на «неуд» отстрелялись 9, в Уральском военном округе (УрВО) – 15 из 18, в ЛВО – 25 из 30, в ЗОВО – 51 из 54!¹⁹¹

Конечно, всем полученным в 1940-м оценкам по огневой подготовке безоговорочно верить нельзя: по крайней мере, многие из «положительных», как и раньше, могли быть получены только благодаря очковтирательству при организации стрельб и/или фальсификации их результатов заинтересованными инстанциями. Но даже если предположить, что хорошие результаты, показанные в 1940-м пехотой МВО и ДВФ, завышены, то ухудшения по сравнению с «предрепрессионным» периодом все равно не получится! Ведь в 1935-м огневая подготовка пехоты МВО была, по оценке 2-го отдела Генштаба РККА, не на отличном и даже не на хорошем, а на «элементарном» уровне!¹⁹² Из заявления, сделанного 21 ноября 1937 г. на Военном совете комвойсками МВО Маршалом Советского Союза С.М. Буденным (о том, что в большинстве частей округа огневая выучка «продолжает оставаться [выделено мной. – А.С.] на весьма низком уровне»¹⁹³) явствует, что точно такой же она была и в 1936-м, и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го… В предшественнице ДВФ – ОКДВА – огневая выучка бойца-пехотинца на протяжении всего «предрепрессионного» периода также была неудовлетворительной…

В 1940-м бойцы 1-й Краснознаменной армии ДВФ «уверенно стреляли из винтовок и станковых пулеметов», а вот в «дорепрессионном» 1935-м (как признали даже составители отчета ОКДВА за тот год) настоящего автоматизма в действиях с оружием пехотинцы-дальневосточники не добились. Что «основная масса бойцов в огневом отношении отработана совершенно неудовлетворительно», штабу ОКДВА пришлось констатировать и в конце «дорепрессионного» 1936-го¹⁹⁴. О какой «уверенной стрельбе из станковых пулеметов» могла тогда идти речь, если в проверенных в мае 1936-го учебных (!) батальонах, представлявших пять из десяти стрелковых дивизий Примгруппы ОКДВА (будущей 1-й армии ДВФ) станковые пулеметчики плохо умели даже подготовить «максим» к стрельбе (не говоря уже о нахождении и устранении задержек), если в учебных батальонах шестой дивизии этого не умели еще и в октябре, а в проверенном в августе линейном батальоне седьмой дивизии не могли даже толком заряжать и наводить пулемет?

А о какой «уверенной стрельбе из винтовок и станковых пулеметов» могла идти речь в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го, если даже майские и июньские проверки показали штабу ОКДВА, что «основные практические навыки при стрельбе из оружия красноармейцами усваиваются нетвердо, поверхностно»?¹⁹⁵

В ЗОВО в 1940-м 94,4 % проверенных стрелковых частей стреляли на «неуд», но немногим лучше были и результаты, показанные пехотой БВО (будущего ЗОВО) в «предрепрессионном» мае 1937-го, когда за стрельбу из винтовки «неуд» получили 64,2 % стрелковых полков округа, за стрельбу из ручного пулемета – 88,1 %, за стрельбу из станкового – 92,9 %¹⁹⁶ (часть, неудовлетворительно стрелявшая из двух видов стрелкового оружия из трех, и общую оценку по огневой подготовке получала неудовлетворительную). Впрочем, как мы показали в главе 1, крайне низкой огневая выучка пехоты БВО была на протяжении всего «предрепрессионного» периода.

Огневая выучка пехоты Красной Армии в целом в 1940-м была «плохой», но разве не плохой она была и в «дорепрессионном» 1935-м, когда в 4 военных округах из 10, по которым есть соответствующие сведения (Московском, Северо-Кавказском, Приволжском и Сибирском), она, по оценке 2-го отдела Генштаба РККА, находилась «на элементарном уровне»¹⁹⁷, а еще как минимум в трех (КВО, БВО и ОКДВА) была, как показано нами в главе 1, либо неудовлетворительной, либо приближавшейся к таковой?

Разве не плохой она была и в «дорепрессионном» же 1936-м, когда боевые стрельбы подразделений проводились в обстановке, не имеющей с реальным боем ничего общего, а индивидуальная стрелковая выучка советских пехотинцев, как показывают материалы трех крупнейших военных округов (КВО, БВО и ОКДВА), явно не дотягивала до выставленной ей в докладе М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА» удовлетворительной оценки?

Разве не плохой она была еще и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го, когда в трех крупнейших и в трех следующих за ними по численности войск (МВО, ЛВО и ХВО) военных округах она была (как было показано нами в главе 1) «на низком» или «весьма низком» уровне?

Тактическая выучка. Осенние учения, отметил на декабрьском совещании К.А. Мерецков, показали «удовлетворительную тактическую подготовку танковых подразделений»¹⁹⁸. Однако в следующей своей фразе начальник Генштаба Красной Армии признал то, что никак не вязалось с подобной оценкой (но что тем не менее констатировалось и в приказе наркома обороны № 0306 от 6 ноября 1940 г. об итогах инспектирования пяти округов и ДВФ, и в докладе, сделанном на декабрьском совещании начальником ГАБТУ КА Я.Н. Федоренко), – что танковые подразделения плохо умеют взаимодействовать с пехотными. «Основной недочет в действиях танков, – указал Мерецков, – заключается в том, что они недружно предшествуют пехоте: часть танков отстает во время атаки, а другие далеко отрываются вперед, вследствие чего взаимодействия танков с пехотой на поле боя не получается»¹⁹⁹.

Второй крупнейший изъян в тактической выучке членов танковых экипажей (отмеченный и в ноябрьском приказе № 0306, и в декабрьском докладе Я.Н. Федоренко) заключался в неумении их ориентироваться на местности и наблюдать за полем боя – а следовательно, и вести разведку. «Пустишь танк в разведку, – живописал начальник ГАБТУ КА, – он пройдет вокруг леса, болота, экипаж выйдет и не знает, где юг, где север»…²⁰⁰ О том, что у него «очень слаба» «танковая разведка», доложил на декабрьском совещании и комвойсками ДВФ Г.М. Штерн²⁰¹.

Однако не более чем удовлетворительной тактическая выучка танковых подразделений в Красной Армии была и в 1935-м, когда хорошие результаты на учениях показывали лишь подразделения, действовавшие (ради экономии моторесурсов) «с обозначенной материальной частью», т. е. в уменьшенном в 3–4 раза против штатного составе («Подъем частей в целом, – справедливо указывалось в годовом отчете автобронетанковых войск ОКДВА от 19 октября 1935 г., – несомненно, даст некоторое снижение показателей сколоченности […]»²⁰²).

Не более чем удовлетворительной тактическая выучка советских танковых подразделений была и в 1936-м. Ведь в одном из трех крупнейших советских военных округов (ОКДВА) она была тогда удовлетворительной (оценки, полученные осенью 36-го за тактическую подготовку 80 % дальневосточных танковых частей, примерно в равных долях распределились между «хорошо», «удовлетворительно» и «неудом»²⁰³), а в двух других (КВО и БВО) – в которых, между прочим, состояло больше половины всех танков РККА – неудовлетворительной. («Тактическая выучка […] машины, танкового взвода, роты не удовлетворяет меня», – отметил, пронаблюдав за Белорусскими маневрами 1936 г., начальник УБП РККА А.И. Седякин; по меньшей мере в трети отдельных танковых батальонов стрелковых дивизий БВО – в тех четырех, которые передали по роте в 4-ю мехбригаду, – она была «слабой» и по определению самих белорусских танкистов;²⁰⁴ на Полесских и Шепетовских маневрах КВО боевые порядки атакующих танков расстраивались точно так же, как и на Белорусских; подразделения мехбригад, выведенных на Шепетовские маневры, плохо, как дал понять сам комвойсками КВО командарм 1-го ранга И.Э. Якир, умели действовать в ближнем бою; вся вообще боевая выучка 45-го механизированного корпуса КВО в июле 1936-го была оценена как неудовлетворительная…)

Не более чем удовлетворительной тактическая выучка советских танковых подразделений была и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го, когда (как констатировалось в директивном письме А.И. Егорова от 27 июня 1937 г.) в танковых частях не были сколочены даже взводы (а в таких крупнейших военных округах, как БВО и ОКДВА, – даже и экипажи!).

Умение танковых подразделений взаимодействовать с пехотными было слабым не только в конце 1940-го, но и весной 1935-го – когда даже у подразделений отдельного танкового батальона «ударной» 44-й стрелковой дивизии КВО и танкетного батальона ее 132-го стрелкового полка этой дивизии (предназначавшихся именно и только для поддержки пехоты!) было зафиксировано «полное отсутствие представлений по вопросам общевойскового боя…²⁰⁵

Умение советских танковых подразделений взаимодействовать с пехотными было слабым и в 1936-м, когда даже на знаменитых Белорусских маневрах машины отдельного танкового батальона «ударной» 2-й стрелковой дивизии БВО (в точности как и на учениях 1940 г.) «отставали от пехоты хронически», а участвовавшие в Полесских маневрах танковые батальоны 7-й, 46-й и 60-й стрелковых дивизий передового (!) КВО взаимодействию с пехотой обучены вообще не были!²⁰⁶

Согласно директивному письму А.И. Егорова от 27 июня 1937 г. (подтверждаемому здесь, в частности, документами КВО и ОКДВА), взаимодействие с другими родами войск советские танкисты не отработали и к началу чистки РККА.

Навыки наблюдения из танка, как констатировал 8 декабря 1935 г. на Военном совете тот же А.И. Егоров (и как подтверждают годовые отчеты КВО и автобронетанковых войск ОКДВА от 11 и 19 октября 1935 г. соответственно), у танкистов Красной Армии были слабы и в 35-м. «Из рук вон плохими», как отмечал в своем докладе от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА» М.Н. Тухачевский, они были и в 36-м²⁰⁷. «Посредники при танковых частях жаловались, что молодой танковый командир очень плохо наблюдает из танка», – подчеркнул на разборе сентябрьских Шепетовских маневров и комвойсками КВО И.Э. Якир²⁰⁸. И не только молодой – начальник штаба 3-го танкового батальона 17-й механизированной бригады «красных» старший лейтенант Коломеец подвел две свои роты на 200 метров к «синим» Т-26 и только тогда заметил эти последние (которые в реальном бою уже давно расстреляли бы не один из его БТ-7 – и прежде всего выделявшийся похожей на лосиные рога поручневой антенной танк самого начштаба). В другой раз 17-я мехбригада, имея задачу атаковать 15-ю, атаковала по пустому месту – командиры ее БТ-7 так и не заметили «синие» Т-26. Такой же удар в пустоту нанес 13 сентября 1936 г. и 2-й танковый батальон 15-й мехбригады: командиры его Т-26 не видели, где находятся те, кого они должны атаковать, эскадроны 2-й кавдивизии «красных»… Наконец, из директивного письма А.И. Егорова от 27 июня 1937 г. (подтверждаемого здесь, в частности, документами БВО и ОКДВА) видно, что наблюдение из танка советские танкисты не отработали и перед началом чистки РККА.

Неумение танкистов ориентироваться на местности в БВО – в котором состояло около четверти всех танков РККА! – было обычным явлением и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го. А в 1936-м (по крайней мере, в 2 из 7 его танковых соединений – в 1-й тяжелой танковой и 5-й механизированной бригадах) танкисты этого округа не могли ориентироваться на пересеченной местности даже на тщательно отрепетированных Белорусских маневрах!

Неумение танкистов вести разведку в Красной Армии проявлялось и в сентябре 1935-го (на маневрах в Приморской группе ОКДВА), и в сентябре 1936-го (на знаменитых Белорусских маневрах)… Как констатировалось в директивном письме А.И. Егорова от 27 июня 1937 г. (подтверждаемом здесь, в частности, приказом командующего ОКДВА об итогах зимнего периода обучения 1936/37 учебного года), неотработанность действий в разведке для советских танкистов была характерна еще и перед самым началом чистки РККА… (Как видим, у танкистов-дальневосточников разведка тоже была «очень слаба» не только в 1940-м, когда на это жаловался комвойсками ДВФ, но еще и до массовых репрессий.)

Огневая выучка. Осенние проверки 1940 г., осуществлявшиеся и окружным командованием, и Москвой, показали, что в большинстве танковых соединений танкисты стреляют на «хорошо» и «отлично», но в 20 % соединений и частей индивидуальная стрелковая выучка оказалась плохой. Кроме того, в танковых войсках Красной Армии совсем не были отработаны боевые стрельбы в составе подразделений²⁰⁹.

Но даже если результаты индивидуальных танковых стрельб осени 1940-го завышены, они все равно не окажутся ниже тех, что были показаны в «дорепрессионном» 1935-м, когда (как признал 8 декабря 1935 г. на Военном совете сам начальник Генштаба РККА), даже заранее зная, какие и где покажутся перед ними мишени, танкисты Красной Армии не смогли получить оценку выше «вполне удовлетворительно»²¹⁰. О многом говорят здесь и годовые отчеты КВО и политуправления БВО (от 11 и 21 октября 1935 г. соответственно). Всячески расхваливая выучку своих танкистов, об их успехах в огневой подготовке эти отчеты почему-то молчат…

Не выше, чем в 1940-м, результаты индивидуальных танковых стрельб должны были быть и в «дорепрессионном» 1936-м – когда в одном из трех крупнейших военных округов (КВО) они оказались неудовлетворительными даже согласно его собственному годовому отчету (из пулемета, признали его составители, танкисты КВО стреляют лишь на «удовлетворительно», а из пушки – еще «слабее»…²¹¹), а в другом (ОКДВА) танковые части получили по огневой подготовке лишь «удовлетворительно»…

Не выше, чем в 1940-м, результаты индивидуальных танковых стрельб должны были быть и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го, когда у танкистов КВО огневая подготовка была, по словам приказа комвойсками округа № 0100 от 22 июня 1937 г., «на низком уровне»²¹², а почти во всех освещаемых источниками тогдашних танковых частях БВО результаты стрельб были тоже неудовлетворительными.

Боевые стрельбы в составе подразделений танкисты Красной Армии тоже не отработали не только в 1940-м, но и (как явствует из директивного письма А.И. Егорова от 27 июня 1937 г.) перед началом чистки РККА.

Техническая выучка. «Отмечается, – докладывал на декабрьском совещании К.А. Мерецков, – вполне удовлетворительная подготовка водительского состава к вождению в горно-лесистых и болотистых условиях местности»²¹³.

Если эта оценка не основывалась на результатах, показанных отдельными, специально натасканными экипажами, то по сравнению с «предрепрессионным» периодом вообще был налицо явный прогресс! Ведь летом 1935-го водить танк в горно-лесисто-болотистой местности не умели даже в Приморской группе ОКДВА (которой именно в такой местности и предстояло воевать!), а осенью и в Примгруппе, и в БВО с его лесистым ландшафтом уверенно вести машину через лес могло лишь абсолютное меньшинство механиков-водителей – те, чьи машины только и выводились тогда на тактические учения… Во всех танковых частях и соединениях ОКДВА, по которым сохранилась соответствующая информация (2-й и 23-й механизированных бригадах и отдельных танковых батальонах 40-й, 59-й и 66-й стрелковых дивизий), вождением в горно-лесистой местности большинство «мехводителей» не овладело и в «дорепрессионном» же 1936-м. А на тактических учениях, устроенных в июне 1937 г. новыми комвойсками КВО И.Ф. Федько, выяснилось, что «мехводители» этого округа и к началу чистки РККА были «не натренированы, не научены ходить в условиях лесистой местности», что они вообще «ходят только по ровному месту, а если местность чуть усложняется, препятствия берут с большим трудом». Конечно, уточнял 4 августа 1937 г. на совещании политработников РККА вновь назначенный членом Военного совета КВО корпусной комиссар Е.А. Щаденко, «нам показали образцы спортсменов такие [так в документе. – А.С.], которые перепрыгивали болотные препятствия неплохо, но когда часть целую приняли, то оказалось, что она не подготовлена»²¹⁴. (Напомним, что в этих трех округах – КВО, БВО и ОКДВА – находилась бо?льшая часть всех танков Красной Армии.) Впрочем, что говорить об умении преодолевать лес и болота, если, согласно директивному письму А.И. Егорова от 27 июня 1937 г., вождением танкисты не только в КВО, но и во всей тогдашней РККА вообще «овладели только по ровной и слегка пересеченной местности»!²¹⁵

В части выучки одиночного бойца-артиллериста осенью 1940-го вызывали нарекания лишь артиллерийские разведчики (с их, как отметил начарт ДВФ Н.А. Клич, «ненатренированностью в своем деле») и наблюдатели (не знавшие «демаскирующих признаков боевых объектов» и не имевшие «навыков наблюдения»). По крайней мере, в ДВФ «особенно слабым» было тогда и умение личного состава оборудовать огневые позиции в инженерном отношении и маскировать их²¹⁶.

Что касается выучки артиллерийских подразделений, то осеннее инспектирование ПрибОВО, ОдВО, ЗакВО, СибВО, ЗабВО и ДВФ выявило, что в их артиллерии слабо сколочены дивизионы (а также и полки). А вот артиллерия 99-й стрелковой дивизии КОВО и 123-й – ЛВО на сентябрьских тактических учениях продемонстрировала «высокую организованность и слаженность» орудийных расчетов, позволившую развить хороший темп огня²¹⁷.

О степени выучки «дорепрессионных» артиллерийских разведчиков сведений найти не удалось, но артиллерийские наблюдатели, как следует из выступления начальника артиллерии РККА комкора Н.Н. Воронова на Военном совете 22 ноября 1937 г., были плохо подготовлены и до чистки РККА.

Пренебрежение окапыванием орудий в артиллерии ОКДВА (будущего ДВФ) было, по словам начарта этой армии В.Н. Козловского, «общим явлением» и в 1935-м;²¹⁸ маскировка же, как выявилось на состязаниях батарей полковой и дивизионной артиллерии Приморской группы ОКДВА в марте 1937 г., была повсеместно слаба и в последние перед началом чистки РККА месяцы.

Что касается сколоченности дивизионов и артполков, то показательно, что оба освещаемых источниками с этой стороны «предрепрессионных» дивизиона БВО (из состава 33-го, в 1940 г. оказавшегося, кстати, в составе упомянутого выше ПрибОВО, и 37-го артполков) были в 1936 г. не сколочены (для дивизиона 37-го полка это устанавливается по неумению его штаба управлять подразделением в боевой обстановке)… В ОКДВА осенью 1936-го две трети дивизионов – те, что занимались не боевой подготовкой, а строительством, «как подготовленные боевые подразделения» вообще «не существовали»!²¹⁹

123-я стрелковая дивизия была сформирована только в 1939 г., а об уровне подготовленности «дорепрессионных» орудийных расчетов 99-й стрелковой (и каких бы то ни было других соединений Киевского округа) информации не сохранилось.

Осеннее инспектирование пяти округов и ДВФ показало, что выучка их инженерных частей – «посредственная» и что «в лучшую сторону по подготовке выделяются корпусные саперные батальоны»²²⁰. Конкретизируя на декабрьском совещании эту общую оценку, комвойсками ДВФ Г.М. Штерн указал, что его саперы достигли «значительных успехов» в деле инженерного обеспечения обороны, но «свои важнейшие задачи в наступательном бою» выполнять «не умеют»²²¹. Подобная ситуация была, видимо, характерна и для инженерных войск других округов; так, в приказе наркома обороны № 15119-с от 27 сентября 1940 г. отмечалось, что саперные части ЗОВО, оборудовавшие для сентябрьских учений предполье оборонительной полосы, «во всех случаях заслуживают положительную оценку», а вот понтонные части «работают еще плохо. Мосты наводят очень медленно»²²².

Но в ОКДВА/ДВФ (сведений по другим округам обнаружить не удалось) выучка частей инженерных войск была не более чем посредственной и в 35-м (хотя бы из-за признанной годовым отчетом самих же «инжвойск» ОКДВА от 8 октября 1935 г. «недостаточности полевой выучки»²²³ и слабого овладения саперным делом). А в «дорепрессионном» 36-м и в ОКДВА, и в одном из двух саперных батальонов КВО и БВО, выучку которых оценивают сохранившиеся источники (в отдельном саперном батальоне 44-й стрелковой дивизии КВО), эта выучка была оценена даже не как посредственная, а как неудовлетворительная! В КВО (сведений по БВО и ОКДВА нет) она была в лучшем случае посредственной и к моменту начала чистки РККА: раздел «Тактика инженерных войск», констатировалось в приказе комвойсками КВО № 0100 от 22 июня 1937 г., «в инженерных войсках не пройден»…²²⁴

В 1940-м саперы ДВФ освоили инженерное оборудование обороны – а вот в «дорепрессионном» 1935-м бо?льшая их часть (входившая в состав Примгруппы ОКДВА) службу заграждений, по признанию годового отчета самих же «инжвойск» ОКДВА, отработала слабо. А в «дорепрессионном» 1936-м снизился и этот невысокий уровень: как констатировала составленная в штабе армии «Краткая характеристика результатов боевой подготовки войск ОКДВА […] за 8?¹/² месяцев 1936 г.», «общее состояние подготовки инженерных войск» – «неудовлетворительное»…²²⁵

В 1940-м саперы ДВФ не умели выполнять «свои важнейшие задачи в наступательном бою», но с такой из этих задач, как наведение мостовых переправ, они (как вынуждены были доложить Москве даже составители годового отчета ОКДВА от 11 октября 1935 г.) не справлялись и в 35-м. А часть их (саперы Приамурской группы ОКДВА) не умела решать и другую задачу инженерного обеспечения наступления – прокладку колонных путей и дорог в горно-лесистой местности… В «дорепрессионном» 1936-м переправочное дело в саперных частях ОКДВА, как значится в упомянутой в предыдущем абзаце «Краткой характеристике…», стали знать еще хуже!

Осенью 1940-го саперы ЗОВО хорошо справлялись с устройством заграждений, а вот в единственной саперной части «дорепрессионного» БВО/ЗОВО, о выучке которой сохранились хоть какие-то сведения, – отдельном саперном батальоне 37-й стрелковой дивизии это дело, даже по словам годового отчета самой дивизии от 1 октября 1936 г., освоили лишь на «удовлетворительно»…

Из приказа наркома обороны № 0360 от 20 декабря 1940 г., констатировавшего, что, согласно результатам осеннего инспектирования военных округов, «подготовка частей связи может быть признана удовлетворительной только в части индивидуальной подготовки некоторых категорий специалистов», можно понять, что выучка указанных частей была тогда неудовлетворительной. Впрочем, говоря о рядовом составе, приказ отметил лишь «недостаточность» у связистов практических навыков в работе в сложных метеоусловиях и ночью, в определении и устранении повреждений в телефонных и телеграфных аппаратах и на линиях, слабую подготовленность телеграфистов и телефонистов, обслуживающих определенные типы аппаратуры и телефонных станций и плохую работу телеграфистов-линейщиков («линии строятся плохо и небрежно»)²²⁶. В.А. Анфилов указывает также на то, что перед началом войны «личный состав частей связи был недостаточно подготовлен к эксплуатации радиосредств»²²⁷.

«Дорепрессионное» положение дел с большинством упомянутых в приказе № 0360 аспектов выучки связистов имеющимися у нас источниками не освещается, но выучка частей связи только с натяжкой могла быть признана удовлетворительной и тогда, хотя бы из-за повсеместного и значительного – упомянутого даже в приказе наркома обороны № 00105 от 3 ноября 1936 г. об итогах 1935/36 учебного года и в директивном письме А.И. Егорова от 27 июня 1937 г. об итогах зимнего периода обучения 1936/37 учебного года – искажения связистами передаваемой информации.

В ОКДВА (сведений по другим округам у нас практически нет) телеграфисты-линейщики в мае «дорепрессионного» 1936-го в целом (как показали проверки в ряде частей) были подготовлены на «хорошо», но уже осенью того же года их выучка была не лучше, чем в 1940-м: прокладывавшиеся ими проводные линии устойчивой связи, как правило, не обеспечивали. Судя по документам соединений Особой Дальневосточной, не лучше работали они и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го…

В начале 1941 г. советские радисты были «недостаточно подготовлены к эксплуатации радиосредств», но и в 1935-м даже в передовом КВО радиостанции содержались так, что не были постоянно готовы к работе, а в передовом БВО – так, что 45 % полковых раций к концу года требовали ремонта²²⁸. А в «дорепрессионном» 1936-м в КВО матчасть радиоаппаратуры плохо знали даже в элитной 44-й стрелковой дивизии и в той единственной части связи этого округа (отдельном батальоне связи 15-го стрелкового корпуса), от которого сохранились такие правдивые источники, как протоколы комсомольских собраний… В двух из трех проверенных в 1936-м УБП РККА частей связи БВО (отдельных батальонов связи 16-го стрелкового корпуса и 2-й и 81-й стрелковых дивизий) радисты либо плохо знали устройство радиостанции, либо слабо владели техникой передачи. И только в третьем крупнейшем округе – ОКДВА – знание радиостанции и навыки работы на ней оценивались тогда в целом на «удовлетворительно». Впрочем, единственная проверка выучки радистов ОКДВА, материалы которой сохранились, осуществленная в марте 1937 г. в подразделениях связи 69-го артполка 69-й стрелковой дивизии, показала, что батарейные радисты не только не знают материальную часть радиостанции, но и не в состоянии ее настроить… А в КВО и БВО накануне чистки РККА умение эксплуатировать радиосредства, как отмечалось в приказе комвойсками КВО И.Э. Якира № 051 от 7 апреля 1937 г. и как явствует из столь же плохого, как и в КВО, содержания радиоаппаратуры связистами БВО, было откровенно неудовлетворительным (т. е., возможно, даже хуже, чем в начале 1941-го).

Как видим, и в последние перед началом Великой Отечественной месяцы боевая выучка Красной Армии была не хуже, чем до репрессий 1937–1938 гг. В некоторых аспектах – даже лучше!

¹ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2–1). М., 1994. С. 224–225.

² Там же. С. 194.

³ Там же. Т. 12 (1). М., 1993. С. 82, 16. То, что Мерецков, говоривший вообще-то об августовских и сентябрьских смотровых учениях в целом, имел в виду именно учение в 6-й стрелковой дивизии, явствует из того, что описанный им случай имел место при преодолении предполья оборонительной полосы, а преодоление предполья в августе – сентябре отрабатывалось именно на учении 6-й дивизии (за которым Мерецков к тому же наблюдал лично).

⁴ Российский государственный военный архив (далее – РГВА). Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 40.

⁵ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 202. Л. 12 об.

⁶ Там же. Ф. 36393. Оп. 1. Д. 12. Л. 61 об.

⁷ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 40.

⁸ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 202. Л. 12.

⁹ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 589. Л. 176.

¹⁰ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 202. Л. 11.

¹¹ Там же. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 117.

¹² Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 214. Л. 56–55 (листы дела пронумерованы по убывающей), 39; Ф. 37464. оп.1. Д. 11. Л. 63.

¹³ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2529. Л. 152.

¹⁴ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 575. Л. 69.

¹⁵ Там же. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 166.

¹⁶ Там же. Ф. 36393. Оп. 1. Д. 12. Л. 122 об., 249 об., 61 об.

¹⁷ Там же. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 116.

¹⁸ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 12; Ф. 36393. Оп. 1. Д. 4. Л. 52.

¹⁹ Там же. Ф. 900. Оп. 1. Д. 269. Л. 51.

²⁰ См.: Русский архив. Великая Отечественная. Т. 12 (1). С. 31, 58.

²¹ Там же. С. 35.

²² Там же. Т. 13 (2–1). С. 194.

²³ Там же.

²⁴ Там же. С. 224–225.

²⁵ Там же. Т. 12 (1). С. 368.

²⁶ Там же. С. 41.

²⁷ Там же. Т. 13 (2–1). С. 271.

²⁸ РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 325.

²⁹ Там же. Оп. 36. Д. 4227. Л. 32–33.

³⁰ Там же. Д. 2611. Л. 249 об. (1 об.).

³¹ Там же. Ф. 62. Оп. 3. Д. 41. Л. 38.

³² Там же. Ф. 37464. Оп. 1. Д. 13. Л. 18 об.

³³ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 202. Л. 11.

³⁴ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 1049. Л. 105.

³⁶ Там же. Ф. 40334. Оп. 1. Д. 204. Л. 58.

³⁷ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2611. Л. 249 об. (1 об.).

³⁸ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 614. Л. 89 об. (первый из двух листов этого дела, имеющих номер 89).

³⁹ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 60.

⁴⁰ Там же. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 16.

⁴¹ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 361.

⁴² Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 202. Л. 11 и об.

⁴³ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2529. Л. 151–152.

⁴⁴ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 584. Л. 24 об. – 25.

⁴⁵ Там же. Д. 574. Л. 103.

⁴⁶ Там же. Ф. 25880. Оп. 4. Д. 45. Л. 374.

⁴⁷ Там же. Л. 389.

⁴⁸ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 202. Л. 12 об.

⁴⁹ Там же. Д. 213. Л. 56, 58.

⁵⁰ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. Ноябрь 1937 г. Документы и материалы. М., 2006. С. 221; РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2529. Л. 151–152; Ф. 33879. Оп. 1. Д. 614. Л. 87 об. (второй из двух листов этого дела, имеющих номер 87).

⁵¹ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 12 (1). С. 35.

⁵² Там же. Т. 13 (2–1). С. 194.

⁵³ Там же. Т. 12 (1). С. 83. В стенограмме доклада Штерна 31-я кавдивизия ошибочно названа 3-й.

⁵⁴ Там же. Т. 13 (2–1). С. 225.

⁵⁵ Там же. Т. 12 (1). С. 49.

⁵⁶ РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 361.

⁵⁷ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 202. Л. 12 об.

⁵⁸ Там же. Ф. 62. Оп. 3. Д. 36. Л. 18.

⁵⁹ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 406, 40, 43; Ф. 33879. Оп. 1. Д. 574. Л. 20, 135, 136.

⁶⁰ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 1460. Л. 230 об.; Д. 583. Л. 9; Д. 575. Л. 128.

⁶¹ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2611. Л. 249 об. (1 об.).

⁶² Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 584. Л. 26 об.

⁶³ Там же. Д. 573. Л. 11; Ф. 9. Оп. 36. Д. 1759. Л. 82–83.

⁶⁴ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 587. Л. 21, 50; Д. 582. Л. 2; Д. 575. Л. 130; Ф. 36393. Оп. 1. Д. 12. Л. 249 об.

⁶⁵ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 213. Л. 93.

⁶⁶ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. Ноябрь 1937 г. С. 30.

⁶⁷ РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 43.

⁶⁸ Там же. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 156, 169.

⁶⁹ Там же. Ф. 62. Оп. 3. Д. 41. Л. 38.

⁷⁰ Там же. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 142; Ф. 9. Оп. 29. Д. 268. Л. 133.

⁷¹ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 362.

⁷² Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 573. Л. 8.

⁷³ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 202. Л. 12, 11.

⁷⁴ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 1759. Л. 67; Ф. 33879. Оп. 1. Д. 583. Л. 6.

⁷⁵ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 60.

⁷⁶ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 362, 40.

⁷⁷ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 214. Л. 55; Ф. 37464. Оп. 1. Д. 12. Л. 48, 57. 67.

⁷⁸ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2611. Л. 250 (2).

⁷⁹ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 12 (1). С. 36.

⁸⁰ Там же. Т. 13 (2–1). С. 193.

⁸¹ Цит. по: Анфилов В.А. Дорога к трагедии сорок первого года. М., 1997. С. 87.

⁸² Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2–1). С. 17.

⁸³ Там же. Т. 12 (1). С. 312.

⁸⁴ Там же. С. 26.

⁸⁵ Там же. Т. 13 (2–1). С. 193.

⁸⁶ Там же. С. 177, 194; Т. 12 (1). С. 32, 49, 75, 78; Сандалов Л.М. Стояли насмерть // Военно-исторический журнал. 1988. № 10. С. 12.

⁸⁷ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2–1). С. 225–226.

⁸⁸ РГВА. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 196. Л. 204, 184.

⁸⁹ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4227. Л. 30.

⁹⁰ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 62.

⁹¹ Там же. Л. 59.

⁹² Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 196. Л. 153.

⁹³ Там же. Л. 204.

⁹⁴ Там же. Ф. 9. оп.36. Д. 2529. Л. 169.

⁹⁵ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2–1). С. 177.

⁹⁶ РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4227. Л. 33.

⁹⁷ Там же. Ф. 37464. Оп. 1. Д. 12. Л. 100.

⁹⁸ Там же. Ф. 900. Оп. 1. Д. 269. Л. 170.

⁹⁹ РГВА. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 196. Л. 204.

¹⁰⁰ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 584. Л. 28 об. – 29.

¹⁰¹ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 213. Л. 47.

¹⁰² Там же. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 7.

¹⁰³ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 1759. Л. 88.

¹⁰⁴ Там же. Ф. 4. Оп. 15а. Д. 422. Л. 34 об.

¹⁰⁵ Там же. Ф. 62. Оп. 3. Д. 41. Л. 39.

¹⁰⁶ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 325.

¹⁰⁷ Там же. Ф. 31983. Оп. 2 Д. 202 Л. 11 и об.

¹⁰⁸ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 614. Л. 86 (второй из листов этого дела, имеющих номер 86).

¹⁰⁹ Там же. Ф. 40334. Оп. 1. Д. 196. Л. 100.

¹¹⁰ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 573. Л. 11.

¹¹¹ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4227. Л. 35–36.

¹¹² Там же. Д. 1759. Л. 81.

¹¹³ Там же. Ф. 4. Оп. 15а. Д. 422. Л. 34 об.

¹¹⁴ Цит. по: Соколов Б. Михаил Тухачевский. Жизнь и смерть красного маршала. Смоленск, 1999. С. 344.

¹¹⁵ РГВА. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 583. Л. 8.

¹¹⁶ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2529. Л. 176–177.

¹¹⁷ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2–1). С. 177.

¹¹⁸ РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2244. Л. 35 (листы отчета имеют отдельную пагинацию).

¹¹⁹ Там же. Д. 2733. Л. 2; Ф. 31983. Оп. 2. Д. 213. Л. 67.

¹²⁰ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2344. Л. 47.

¹²¹ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 406; Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 120.

¹²² Там же. Ф. 62. Оп. 3. Д. 40. Л. 49.

¹²³ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 583. Л. 7; Ф. 37464. Оп. 1. Д. 11. Л. 76.

¹²⁴ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 584. Л. 27; Ф. 900. Оп. 1. Д. 269. Л. 166.

¹²⁵ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 185. Л. 18, 22.

¹²⁶ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 219. Л. 439.

¹²⁷ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 202. Л. 11.

¹²⁸ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 1759. Л. 72.

¹²⁹ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 185. Л. 22. Ср.: Там же. Л. 19–18 (листы дела пронумерованы по убывающей).

¹³⁰ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 1759. Л. 147; Ф. 31983. Оп. 2. Д. 213. Л. 65.

¹³¹ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 584. Л. 27 и об.

¹³² Там же. Ф. 25880. Оп. 4. Д. 45. Л. 181.

¹³³ Там же. Ф. 4. Оп. 15а. Д. 422. Л. 34 об.

¹³⁴ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2529. Л. 152.

¹³⁵ Там же. Оп. 29. Д. 213. Л. 45.

¹³⁶ Там же. Ф. 62. Оп. 3. Д. 41. Л. 38; Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 361, 325.

¹³⁷ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 573. Л. 7.

¹³⁸ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 202. Л. 11.

¹³⁹ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2529. Л. 152.

¹⁴⁰ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2–1). С. 234–235.

¹⁴¹ Там же. С. 177. В приказе наркома обороны № 15119-с от 27 сентября 1940 г. речь шла не о комсоставе, а об артиллерийских частях и подразделениях. Но успешность сложных стрельб зависит прежде всего от стрелково-артиллерийской выучки командира батареи.

¹⁴² Там же. Т. 12 (1). С. 82–83, 89.

¹⁴³ Там же. С. 83, 89, 90, 55.

¹⁴⁴ РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 8.

¹⁴⁵ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 579. Л. 412.

¹⁴⁶ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4227. Л. 36–37.

¹⁴⁷ Там же. Д. 1854. Л. 202; Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. Ноябрь 1937 г. С. 53.

¹⁴⁸ РГВА. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 614. Л. 58, 87 и об. (второй из листов этого дела, имеющих номер 87).

¹⁴⁹ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4227. Л. 33–34.

¹⁵⁰ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 12 (1). С. 89.

¹⁵¹ РГВА. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 614. Л. 87 (второй из двух листов этого дела, имеющих номер 87).

¹⁵² Русский архив Великая Отечественная. Т. 13 (2–1). С. 194, 235.

¹⁵³ Там же. Т. 12 (1). С. 38, 39, 90.

¹⁵⁴ Там же. С. 37–38, 55–56.

¹⁵⁵ РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2529. Л. 174, 250 (2).

¹⁵⁶ Там же. Д. 4227. Л. 34, 36–37.

¹⁵⁷ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 614. Л. 57.

¹⁵⁸ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2529. Л. 174.

¹⁵⁹ Там же. Д. 2611. Л. 250 (2).

¹⁶⁰ Там же. Ф. 36393. Оп. 1. Д. 12. Л. 304.

¹⁶¹ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 105; Д. 214. Л. 131; Оп. 36. Д. 1413. Л. 481 об.

¹⁶² Там же. Оп. 36. Д. 4227. Л. 36–37.

¹⁶³ Там же. Д. 2611. Л. 250 (2).

¹⁶⁴ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. Ноябрь 1937 г. С. 165.

¹⁶⁵ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 12 (1). С. 83.

¹⁶⁶ РГВА. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 579. Л. 413.

¹⁶⁷ Там же. Д. 614. Л. 59.

¹⁶⁸ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2–1). С. 193.

¹⁶⁹ Там же. С. 198.

¹⁷⁰ Там же. С. 178.

¹⁷¹ РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 10.

¹⁷² Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 202. Л. 11 об.

¹⁷³ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 12 (1). С. 58, 75.

¹⁷⁴ Анфилов В.А. Указ. соч. С. 93–94.

¹⁷⁵ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 12 (1). С. 16.

¹⁷⁶ Там же. Т. 13 (2–1). С. 177; Т. 12 (1). С. 17, 82.

¹⁷⁷ Там же. Т. 13 (2–1). С. 177, 193.

¹⁷⁸ Там же. С. 270.

¹⁷⁹ РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 220. Л. 262.

¹⁸⁰ Там же. Ф. 62. Оп. 3. Д. 40. Л. 49; Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 58.

¹⁸¹ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 220. Л. 262; Ф. 31983. Оп. 2. Д. 213. Л. 47, 42.

¹⁸² Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 1854. Л. 205.

¹⁸³ Там же. Д. 2529. Л. 169; Ф. 33879. Оп. 1. Д. 620. Л. 26.

¹⁸⁴ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 1759. Л. 87; Ф. 33879. Оп. 1. Д. 583. Л. 11.

¹⁸⁵ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 213. Л. 43, 41; Д. 196. Л. 75 об.

¹⁸⁶ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 584. Л. 26.

¹⁸⁷ Там же. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 7.

¹⁸⁸ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 218. Л. 8; Д. 213. Л. 47, 41.

¹⁸⁹ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 583. Л. 11.

¹⁹⁰ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2529. Л. 169.

¹⁹¹ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 12 (1). С. 26..

¹⁹² РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 409.

¹⁹³ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. Ноябрь 1937 г. С. 31.

¹⁹⁴ РГВА. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 579. Л. 402.

¹⁹⁵ Там же. Д. 614. Л. 81 об. (второй из двух листов этого дела, имеющих номер 81).

¹⁹⁶ Подсчитано по: Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2529. Л. 170–172.

¹⁹⁷ Там же. Оп. 29. Д. 213. Л. 409–418.

¹⁹⁸ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 12 (1). С. 18.

¹⁹⁹ Там же. С. 18–19.

²⁰⁰ Там же. С. 42.

²⁰¹ Там же. С. 82.

²⁰² РГВА. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 574. Л. 102.

²⁰³ Там же. Д. 1049. Л. 72, 105; Д. 582. Л. 3, 12, 29, 48, 58; Д. 1460. Л. 230 об.; Д. 1058. Л. 265.

²⁰⁴ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2344. Л. 46.

²⁰⁵ Там же. Оп. 29. Д. 213. Л. 19.

²⁰⁶ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 213. Л. 46, 68.

²⁰⁷ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4227. Л. 34.

²⁰⁸ Там же. Ф. 25880. Оп. 4. Д. 80. Л. 483.

²⁰⁹ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 12 (1). С. 41.

²¹⁰ РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 8–9.

²¹¹ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 1759. Л. 94.

²¹² Там же. Д. 2611. Л. 249 об. (1 об.).

²¹³ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 12 (1). С. 18.

²¹⁴ РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 62. Л. 430, 431; Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. Ноябрь 1937 г. С. 51.

²¹⁵ РГВА. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 56.

²¹⁶ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 12 (1). С. 37, 89; Т. 13 (2–1). С. 193.

²¹⁷ Там же. Т. 12 (1). С. 17.

²¹⁸ РГВА. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 574. Л. 271.

²¹⁹ Там же. Д. 582. Л. 3, 11, 54, 58.

²²⁰ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2–1). С. 193.

²²¹ Там же. Т. 12 (1). С. 82.

²²² Там же. Т. 13 (2–1). С. 176, 178.

²²³ РГВА. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 574. Л. 331.

²²⁴ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2611. Л. 250 об. (2 об.).

²²⁵ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 579. Л. 552.

²²⁶ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2–1). С. 198.

²²⁷ Анфилов В.А. Указ. соч. С. 109.

²²⁸ РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 229.