• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Жалоба армян на власть франков

Множество знатных людей, удостоенных различных титулов, закончили свои дни в темнице, в цепях и мучениях. У многих были выколоты глаза, отрублены нос или руки, отрезаны детородные органы, некоторые испустили дух на кресте. Франки избивали невинных младенцев из ненависти к их родителям. Эти многочисленные и невыразимые мучения были вызваны лишь корыстным желанием овладеть богатствами, имеющимися у армян. Так самыми беззаконными и самыми ужасными способами они причиняли горе этим краям. Этим они были заняты ежеминутно; умами их овладели злоба и обман; они почитали все злые дела и не помышляли о том, чтобы творить добро или совершить благое дело. Мы хотели бы перечислить их злодеяния, но не осмелились сделать это, потому что находимся в их власти.

(Матвей Эдесский)

Большая крестоносная армия отдыхала в Марате после трудного перехода через Антитавр, когда ее догнал Балдуин Булонский. Его приключения в Киликии, ссоры с Танкредом свидетельствовали, скорее, о его твердом желании обосноваться на Востоке, чем идти освобождать Гроб Господень.

Не прошло и двух дней после его приезда, как он снова решил попытать судьбу; на этот раз он мог взять не более двухсот рыцарей и такое же число пехотинцев. С этим маленьким отрядом он последовал за человеком, о котором самые древние хроники говорят, как о проклятом, — за армянином Пакрадом. Когда крестоносная армия пришла в Константинополь, он находился в плену у василевса, сбежал из-под стражи и примкнул к латинской армии, когда она осаждала Никею, где и вошел в свиту честолюбивого и решительного барона Балдуина Булонского, одного из братьев Готфрида Бульонского.

Пакрад был одним из тех армян, которые вели в Киликии и горах Антитавра сложную политику лавирования между Византийской империей, турецким султанатом Персии и анатолийскими эмирами. Мечтая возродить величие армянской нации, он пытался использовать войско лотарингцев, чтобы заложить основы государства; что касается Балдуина, он понял, что в случае, если его будет сопровождать и вести Пакрад, он сможет заручиться безоговорочной поддержкой армянского населения, чтобы захватить власть.

Дабы немного обрисовать личность того, кто станет первым королем Иерусалима и настоящим основателем арденнской династии, Гильом Тирский рассказывает, что Пакрад денно и нощно уговаривал Балдуина решиться последовать за ним; он соблазнил его легким завоеванием плодородных земель и повел в район Турбесселя (Телл Башира) и Раванделя (Раван Дана) по дороге, идущей из Мараша в Антиохию (зимой 1097 г.).

Завоевание, действительно, прошло легко; присутствие крестоносцев послужило своего рода катализатором для христианского населения, которое принялось самостоятельно изгонять мусульманские гарнизоны. Мятежи распространялись так быстро, что основные крепости пали еще до того, как мусульмане смогли отреагировать должным образом. За короткий промежуток времени вся страна оказалась во власти латинянина, который, разумеется, доверил ее защиту армянской знати, столь единодушно оказавшей ему помощь!

Пакрад получил город Равандель, но, быть может, слишком поспешив, этот армянин попытался захватить значительную часть добычи и дошел до того, что вступил в сговор с турками. «Верный друг» был разоблачен, его пытали, наконец, изгнали… но не раньше, чем получили обратно доверенные ему земли.

Попытка наладить франко-армянское сотрудничество провалилась прежде, чем ее стали принимать всерьез, но Балдуин и его рыцари удерживали достаточно прочно обширную территорию, ограниченную с востока Евфратом. Река, казалось, играла роль границы создававшегося франкского княжества, однако будущее Балдуина лежало по другую сторону Евфрата. Балдуин получил призыв о помощи от одного христианина, правителя большой крепости Эдессы (Урфы); армянин по имени Торос с помощью интриг стал правителем этого большого месопотамского города, но продолжал подвергаться нападкам со стороны соседей-мусульман, которые вели с ним партизанскую войну. Поэтому Торос, дабы ослабить давление соседей-эмиров на Эдесские земли, решил обратиться за помощью к франку.

И вновь в основу попытки наладить сотрудничество между франками и армянами легло недопонимание: Торос звал наемников, которым мог заплатить благодаря собственным сокровищам и богатым доходам от Эдессы. Что же касается Балдуина, знатного западного барона, то он и не думал работать на какого-то «местного военачальника», который в глазах северофранцузского феодала был всего лишь выскочкой.

Оставив верных людей охранять завоеванную страну, Балдуин взял с собой восемьдесят всадников. Турки, контролирующие территорию между Евфратом и Эдессой, тотчас же узнали о его планах и попытались остановить его продвижение. Удачно избежав одной из многочисленных засад на дороге, франки были вынуждены укрыться в небольшом укреплении, удерживаемом одним представителем мелкой армянской знати. Продержав осаду три дня, турки отошли к Самосате (Самсате). Тогда Балдуин вновь направился по дороге в Эдессу, где жители приветствовали его самым трогательным образом. Духовенство встретило его крестным ходом, сам Торос вышел к нему за стены города, а ликующие горожане кричали и пели под звуки барабанов и труб. Теплота оказанного приема убедила Балдуина в том, что он «был послан провидением» этому народу, слишком долго терпевшему мусульманское присутствие. Поэтому, когда Торос заговорил о том, чтобы взять его на службу в качестве наемника, он пригрозил все бросить и снова перейти Евфрат, чтобы посвятить себя защите новых владений. Торос был вынужден уступить: он отдал ему в пожизненное пользование половину ежегодных доходов и поступлений от города, вместе с обещанием наследования ему после смерти, так как у него не было ни сына, ни дочери. Этого было все же недостаточно, ибо горожане, чья благосклонность бесспорно принадлежала гордому барону, требовали, чтобы Балдуин принял непосредственную власть над городом. В самой большой церкви Эдессы перед всем народом прошла странная церемония усыновления: «Нагой Балдуин должен был проскользнуть между телом и рубахой старого куропалата Тороса, прижав его к груди, и скрепить договор поцелуем». Та же церемония должна была произойти между Балдуином и женой Тороса. Отныне булонский авантюрист мог рассчитывать получить в дальнейшем Эдессу в наследство, но ему надо было еще выполнить свои обещания и, в первую очередь, победить турок, чтобы освободить население от многочисленных податей, которые они должны были платить. Эдесса страдала от тяжелых налогов, поскольку за полусвободу, которой добился Торос для города, куропалат платил мусульманским эмирам золотом и серебром. Как только горожане убедились в возможности выступать с позиции силы, они отвергли осторожные, но дорогостоящие маневры Тороса. Они дошли даже до того, что стали упрекать его, будто он душит их налогами, наполняющими, по их мнению, его собственный карман.

Самым крупным гонителем христиан Эдессы был турецкий эмир из Самосаты Бальдук, контролировавший на анатолийском плато дорогу на Эдессу и охранявший одну из лучших переправ через реку. Не было таких притеснений, которым бы Бальдук не подверг горожан христиан: количество налогов, податей и принудительных работ увеличивалось по его прихоти, а при малейшем промедлении он уничтожал сады и поля. Эмир совершенно не боялся вооруженного восстания горожан, ибо позаботился о том, чтобы взять значительное количество заложников — детей из лучших христианских семей. «Горожане умоляли князя-союзника [Балдуина] не только избавить их от притеснений Бальдука, но и вернуть им детей» (Гильом Тирский). Неудивительно, что Балдуин, о власти которого над толпой мы уже знаем, постарался удовлетворить их просьбы; но, быть может, Гильом Тирский попытался обозначить таким образом заключение союза между франкским военачальником и христианами Эдессы, ставшее предпосылкой отстранения куропалата от власти…

Армянский хронист Матвей Эдесский рисует нам портрет Тороса: «Тем временем армянский вождь Константин приехал из Гаргара. Через несколько дней куропалат направил их (Балдуина и Константина) осаждать Самосату и вести войну с эмиром Бальдуком… Неверные одержали победу и поразили франков, как и местных жителей. На поле осталось около тысячи человек. Битва состоялась на второй неделе Великого поста. Когда Балдуин вернулся, он нашел предателей, лживых советников, которые замыслили вместе с ним погубить Тороса. Последний отнюдь не заслужил такой участи, ибо много послужил городу. Благодаря его ловкой осторожности, хитрой изобретательности и отваге город был спасен от порабощения свирепым и жестоким народом мусульман. Сорок заговорщиков, взявшихся свершить этот Иудин поступок, пришли ночью в дом Балдуина и, посвятив его в свои преступные планы, пообещали отдать ему Эдессу. Балдуин дал свое согласие. Тогда они явились к армянскому вождю Константину. В пятую неделю поста он поднял против Тороса множество людей, которые в воскресенье учинили разгром в доме приближенных куропалата и захватили верхнюю часть цитадели. На следующий день заговорщики вновь собрались, чтобы окружить то место, где скрывался Торос, и яростно нападали на него. Находясь в безвыходном положении, Торос сказал им, что если они дадут клятву освободить его, он отдаст им цитадель и город, а сам с женой уйдет в Мелитену. Он дал им кресты из Варага и Макеноц, и Балдуин поклялся на этих почитаемых святынях посреди церкви Св. Апостолов, что не причинит ему никакого вреда… После того, как граф принес эту клятву, призывая в свидетели всех святых, Торос передал ему цитадель, и Балдуин вступил в нее в сопровождении всех знатных горожан… В следующий вторник, праздник сорока мучеников Севастии, жители города, вооруженные мечами и толстыми палками, толпой кинулись на Тороса и сбросили его с крепостной стены в разъяренную толпу разбушевавшейся черни. Те яростно набросились на него, и он закончил жизнь в ужасных мучениях, пронзенный мечами. Это было страшное преступление перед лицом Господа. Привязав его веревкой за ноги, они с позором протащили его через городские площади, затем воткнули его голову на копье, изрыгая проклятия, и поставили это копье напротив церкви Спасителя, построенной некогда апостолом Фаддеем. Из года в год Господь своей рукой будет карать преступный город».

Итак, Балдуин стал владетелем Эдессы; разумеется, сокровища, «терпеливо» накопленные Торосом, перекочевали в его сундуки. Бывший каноник Ахена и Льежа, безденежный младший сын, авантюрист первого крестового похода стал князем богатых восточных земель и обладателем сокровищ, которые пойдут как на то, чтобы защищать владения, так и на то, чтобы унять угрызения совести некоторых крестоносцев, перед которыми отныне открывались два пути: либо продолжать долгий путь на Иерусалим, либо служить повелителю плодородной Эдессы (март 1098 г.).

Внезапное богатство, свалившееся на Балдуина, вызвало бурную реакцию; самым любопытным, безусловно, было поведение турка Бальдука — он продал ему крепость Самосату за 10000 безантов, что дало возможность графу вернуть жителям Эдессы их детей, которых турок держал в качестве заложников.

Территориальная экспансия графства вписывалась в ряд случайностей крестового похода; Балдуин не только не приобрел ничего значительного, пока франкское ополчение стояло под Антиохией, но еще и должен был противостоять ужасному натиску армии султана, которой командовал Кербога. Для мусульман осада Эдессы стала стратегической ошибкой, но Кербога, атабек Мосула, был так уверен в победе, что захотел для начала искоренить франкские владения, находящиеся вблизи его собственных земель. Осада длилась с 4 по 25 мая 1098 г., и время, потерянное под стенами Эдессы, спасло основную армию, дав ей возможность овладеть Антиохией.

Гибель мусульманского войска, напавшего на крестоносцев, подняла боевой дух франков, а долгая остановка войск в районе Антиохии сыграла на руку новому графу: он очень нуждался в западных воинах, желательно — лотарингцах, чтобы упрочить свое господство и подчинить себе знатных армян, которым не мог простить напоминания о том, что они помогали ему прийти к власти. Поэтому он набрал множество воинов-простолюдинов, которых нанял на службу, выплачивая им жалование деньгами Тороса, а также рыцарей и мелких феодалов, которых щедро одарил фьефами.

Привлечение франкских воинов намного увеличило военную мощь создававшегося государства. Однако очень скоро армянское население будет выступать против того, что приглашенные ради пользы княжества латиняне отстраняли их от военной и политической власти.

Считая себя ограбленными тем самым властителем, которому они столь легкомысленно предались, несколько крупных лиц армянской общины Эдессы организовали заговор, чтобы свергнуть его. Они сговорились с соседями — турецкими эмирами — и для вящей безопасности перевезли свое имущество в крепости, которые все еще принадлежали им. Заговор уже близился к осуществлению, когда его раскрыли. Реакция булонца была скорой и отличалась особой жестокостью, призванной устрашить возможных предателей. Организаторам выкололи глаза, простых исполнителей искалечили, а затем изгнали из города, отобрав все имущество. Множество армян было брошено в тюрьму, за них был назначен выкуп в двадцать тысяч безантов золотом. Время, когда армянское население служило опорой графу, полностью прошло, и брак Балдуина с дочерью одного армянского вельможи из горных районов уже не мог создать видимость обратного.

Среди крестоносцев никто не сомневался в выгоде того, что было сделано в Эдессе; поэтому Балдуин даже не явился на совет предводителей похода, созванный 5 ноября 1098 г. в церкви Св. Петра в Антиохии. Он не участвовал в походе на Иерусалим, предпочтя посвятить себя расширению владений.

С конца 1099 г. графство достигло наибольших размеров, включив в себя территории, расположенные по обоим берегам Евфрата (несмотря на то, что очень долго эта река служила границей между Востоком и Западом). Это положение придало Эдесскому государству первостепенную значимость с точки зрения стратегии, но экспансия на восток, т. е. к Мардину, Дьярбакиру, Мосулу и далее к Багдаду, политическому центру Халифата, вызвала резкий отпор мусульман.

Хотя это продвижение на восток, как кажется, вполне отвечало требованиям священной войны, также верно и то, что оно было единственно возможным, поскольку на западе княжество Антиохийское не оставляло эдессцам ни малейшей надежды на присоединение новых земель; на юге эмират Алеппо по своей воле или насильно стал зависеть от Антиохии, хотя оба эти государства и продолжали враждовать между собой. Итак, умерить аппетиты правителя Эдессы оставалась способна лишь мусульманская Месопотамия. На севере графство граничило с небольшими армянскими владениями в Антитавре, которые изначально помогали латинянам. Однако вскоре, раздраженное суровостью франкского господства, армянское население стало оказывать сопротивление. Через некоторое время единичные выступления переросли в едва прикрытую войну с вторгшимися чужеземцами. В результате сложилась следующая ситуация: открытая война на востоке, настороженное наблюдение на юге и тайное сопротивление на севере.

По отношению к восточным латинским государствам Эдесса взяла на себя роль, которую приписывают ей все хронисты — «оплота христианства». Судьбой ей будет предначертано пасть после того, как ее богатые земли будут разграблены, жители изгнаны (мусульмане — франками, христиане — из-за долгой франко-турецкой войны), а крепости разрушены.

Помимо маленьких армянских владений враждебной к Эдесскому графству была хорошо защищенная турецкая Анатолия. Граф Эдесский, однако, сумел там закрепиться, взяв под свое покровительство город Мелитену (Малатью), христианский островок, захлестываемый волнами анатолийских турок. Первым на помощь жители города позвали Боэмунда Антиохийского, но он попал в засаду и был захвачен в плен грозным турецким эмиром. Тогда, чтобы уладить дела христиан, в путь пустился граф Эдесский. За три дня форсированного марша он преодолел расстояние между Эдессой и Мелитеной, пройдя через трудные горные перевалы. Его внезапное появление обратило турок в бегство. Затем граф укрепил христианский город, стоящий на вершине плато, оставил там небольшой гарнизон и вернулся в Эдессу.

На пути в столицу графу встретился гонец из Иерусалима: его брат Готфрид умер, и лотарингские бароны, его приближенные, обосновавшиеся в Иудее, обратили взор к брату почившего — они просили его поспешить приехать, чтобы принять корону, которую Готфрид не возложил на себя из-за своей скромности, мудрости и набожности.

Балдуин быстро собрал двести всадников и восемьсот пехотинцев. Прежде чем пуститься в долгий путь к Святому граду, он препоручил свои земли одному из родственников, двоюродному брату, в течение длительного времени делившему с ним превратности пути: это был Балдуин дю Борк, или дю Бург, сын графа Гуго де Ретеля.

Поспешность, с какой граф Эдесский отправился в Иерусалим и покинул прекрасное владение, которое с упорством и настойчивостью создавал сам, еще раз показывает нам решительный характер первого короля Иерусалима. Разумеется, армянские приближенные, вассалы первого франкского правителя Эдессы не так просто объясняют ответ на призыв палестинских баронов: «Балдуин передал этот город другому Балдуину, называемому дю Бургом. Обложив жителей Эдессы данью и собрав непомерные суммы, он купил в Иерусалиме корону своего брата Готфрида».

Балдуин дю Бург попытался продолжить политику своего предшественника, но поскольку анатолийские турки отбили у него крепость Мелитену, он был вынужден, как и его последователи, отказаться от надежды закрепиться на анатолийском плато. Поэтому франкам пришлось направить силы на Сирию и Месопотамию. Еще долгое время неудачи крестовых походов будут зависеть от невозможности обосноваться в Анатолии, что позволило бы проложить наземный путь между Западом и государствами крестоносцев в Леванте.

Конечно, нормандцы из Антиохии тоже попытались прорваться на плато, казалось, им удача улыбалась дольше, чем жителям Эдессы, но византийцы и турки, сменяя друг друга, все же изгнали их из Сирии. Анатолия осталась в руках турок и византийцев, и франкские колонии стали чахнуть из-за отсутствия притока людских сил.

Чтобы получить ощутимые результаты при продвижении на восток, графам Эдессы должны были помочь войска других крестоносных государств, особенно их соседи из Антиохии. Поэтому Балдуину дю Бургу нужно было дождаться освобождения Боэмунда, чтобы перейти в наступление. Однако неожиданно помощь пришла со стороны одного из его родственников, Жослена де Куртене, приехавшего в Эдессу; граф Балдуин передал ему значительную часть всего государства: все владения по эту сторону Евфрата, кроме Самосаты, со стратегическим центром в городе-крепости Турбесселе. Для себя граф оставил территории Осроены, гораздо более плодородные, но также и более доступные турецким налетам со стороны Дьярбакира или отдаленной Джазиры. К тому же Балдуин дю Бург все же продолжал рассчитывать на возобновление крестового похода, который уничтожил бы ислам в его земле, в Мосуле, Багдаде и Персии. Благодаря активности мосульских турок и эмиров Дьярбакира, у нового графа Эдессы крепло убеждение, что мусульманская опасность и надежды на экспансию франков находятся на востоке.

Весной 1104 г. началось осуществление планов по возобновлению крестового похода. Было решено направиться на восток, потому что Боэмунд, наконец, был свободен, а между турками начались распри. Вот как описывает это время Михаил Сириец: «Они открыто собрались большим числом в Эдессе и проводили дни, говоря промеж себя о странах и разделе городов, которые, как только они бы их захватили, должны были отойти тому или другому. Пока они теряли время в подобных разговорах, турки собрались, чтобы сразиться с ними. Франки выступили им навстречу, недовольные одни другими из-за раздела страны. Когда они подошли к Харрану, жители города вышли им навстречу и вынесли им ключи. Балдуин, граф Эдесский, в вотчине которого находился Харран, не пожелал взять ключи из страха, что когда он зайдет в город, его союзники разграбят и разорят его. Поэтому они оставили его и продолжили путь еще более разобщенными из-за того, что не вошли в Харран, чтобы оставить там свою поклажу».

Что касается сражения, о нем повествует Матвей Эдесский: «Мусульмане пошли войной на христиан, во главе их стояли Джекермиш, эмир Мосульский и Сукман, сын Артука. Франкские вожди, узнав о приближении неверных, радостно выступили им навстречу. Они находились в двух днях ходьбы от города, в месте, называемом Озульд. Вскоре завязавшаяся битва превратилась в кровавое и ужасное побоище. Мусульмане одержали верх и обрушили на христиан кары разгневанного бога. Тогда пали больше тридцати тысяч христиан, и местность обезлюдела. Балдуин и Жослен были захвачены и уведены в плен. Двое других вождей [Боэмунд и Танкред] спаслись бегством в Эдессу. Сильнее всего удручало христиан Эдессы то, что жители Харрана, отрезав отступление остаткам войска, избежавшего смерти от рук неверных, окружили гору и равнину и убили всех бегущих числом до десяти тысяч. Глубокая скорбь, стенания, печаль и рыдания — вот какое зрелище являла собой Эдесса. Все христианские поселения пребывали в отчаянии. Балдуин был приведен в Мосул, а Жослен — в Хазанкейф, к Сукману, сыну Артука».

Сражение при Харране для франков стало настоящим бедствием. Рыцари Эдессы были убиты или брошены в темницы Мосула или Гисн Кайфы (Хазанкейфа). Возобновление крестового похода закончилось всеобщим поражением! «Для мусульман это была великая победа, равной которой до сих пор не было; боевой дух франков ослаб, их численность уменьшилась, их сила притупилась, как и их оружие, а боевой дух мусульман окреп, их рвение, с которым они защищали свою веру и сражались против неверных, усилилось и отточилось; народ поздравил себя с этой победой и утвердился во мнении, что франки были осмеяны и удача от них отвернулась» (Ибн аль-Каланиси).

Если бы победители действительно желали того, графство Эдесское, первое латинское государство Востока, исчезло бы еще в 1104 г.; но в мусульманском лагере начались ссоры. В то время как Джекермиш пытался завоевать столицу графства, Сукман довольствовался грабежами небольших христианских городов: благодаря конному отряду туркменов, переодетых во франков и размахивающих оружием графских воинов, ему удалось овладеть множеством небольших крепостей.

В это время Боэмунд присоединил к своему княжеству владения Жослена. Танкред со своей стороны возглавил оборону Эдессы; став во главе армянских пехотинцев, за которыми следовала хорошо организованная конница, он опрокинул лагерь осаждавших и наголову разбил их (июнь-июль 1104 г.). Боэмунд, напротив, не знал, что ему делать, ибо и византийцы и турки из Алеппо перешли в наступление.

Положение Антиохии было настолько серьезным, что Боэмунд передал правление Танкреду, а сам отправился на корабле на Запад в надежде организовать новый поход на Восток. Танкред же доверил Эдессу своему родственнику Ричарду де Принчипато.

Хотя бароны отчаянно защищали владения двух узников, они не прикладывали никаких усилий, чтобы освободить их самих. Значительные доходы от графства приходились очень кстати для покрытия затрат на оборону.

Разорение, чинимое нормандскими баронами, в высшей степени раздражало местных христиан, которые, впрочем, жалели о том, что их правители находятся в плену: жители Турбесселя явились в Гиен Кайфу, чтобы выкупить своего сеньора Жослена. Обретя свободу, последний начал переговоры, чтобы освободить своего сюзерена Балдуина дю Бурга, отдав за него астрономический выкуп в 70000 золотых монет и заключив в правильной и надлежащей форме союз с его тюремщиком атабеком.

Оказавшись на свободе, Балдуин и Жослен попытались вернуть свои владения, но нормандцы ничего не желали знать и затягивали дело. Пришлось прибегнуть к силе. Граф Балдуин, Жослен, мусульманские союзники и армянские воины встретились на поле с объединенными войсками Танкреда и правителя Алеппо… Две тысячи христиан сложили головы в этой схватке, и Балдуин потерпел разгром: «Когда жители Эдессы узнали о поражении, они впали в отчаяние. Они сожалели о Балдуине, считая его убитым. Тогда в церкви Св. Иоанна был созван совет, на котором присутствовал Бабиос, франкский архиепископ города, посовещаться, что делать далее, ибо они опасались, что Эдесса достанется Танкреду, который, вне сомнений, передаст ее Ричарду; а когда последний занимал Эдессу, то он погубил множество людей. На этом совете жители приступили к архиепископу со словами: „Пусть ваши люди и наши охраняют крепость, пока мы не узнаем, кто станет ее властителем и будет нами управлять". На следующий день прибыли Балдуин и Жослен, которые осведомились о том, какие речи велись на этом совете. Они сочли их весьма опасными и обвинили баронов в злонамеренности. Они приказали разорить дома множества жителей и выколоть глаза невиновным людям. Они подвергли жестоким наказаниям христиан, ибо франки легко верили самым клеветническим наговорам и находили удовольствие в том, чтобы проливать невинную кровь. Он пожелали выколоть глаза армянскому епископу Стефану; но жители, зная, что его не в чем упрекнуть, выкупили его за сумму в тысячу тахеганов» (Матвей Эдесский).

Военные действия между франками Эдессы и Антиохии прекратились, однако, примирение носило лишь внешний характер, и множество свидетелей говорят о том, что соперники продолжали затевать интриги друг против друга, призвав на помощь турок. По словам Матвея, «Балдуин продолжал строить козни против Танкреда». Альберт Ахенский, находящийся в тесных отношениях с лотарингцами, открыто обвиняет Танкреда в том, что он натравил турок на Эдессу: «ех instinctu et suggestione Tancredi» (по побуждению и внушению Танкреда).

Для мусульман пробил час джихада; после года приготовлений новый атабек Мосула Мавдуд пустился в путь по повелению сельждукского султана Персии (1110 г.): «Мавдуд расположил свои войска на всей равнине Эдессы. Он со всех сторон окружил город и солдатами покрыл горы и холмы вокруг. Весь Восток встал под его знамена. Все народы спасались бегством и покидали страну, оставляя ее безлюдной, а осажденные, подвергавшиеся нескончаемым нападениям, пришли в великое уныние. В течение ста дней они находились в тяжелейшем положении и крайней тревоге. Измученные атаками, они страдали от голода. Подступы к городу и выход из него удерживались полчищами врагов. Местность вокруг была завалена трупами, все пожирал огонь. Мавдуд разорил сады за городскими стенами и разрушил до основания монастыри, возвышавшиеся на горе» (Матвей Эдесский).

Чтобы дать отпор первому столь крупному со времен Кербоги исламскому наступлению, король Иерусалимский вновь созвал франкское ополчение и форсированным маршем выступил из Иерусалима. Мавдуд снялся с лагеря, отошел километров на двадцать и принялся ждать…

Франкская помощь, конечно же, ослабила натиск турок на Эдессу, но никаким важным стратегическим результатам не увенчалась. Сам король Иерусалимский, несмотря на привязанность к созданному им Эдесскому государству, не мог долго держать войска вдали от своей столицы, над которой нависала угроза со стороны Египта. Как только помощь уйдет, наступление мусульман возобновится, и земли за Евфратом будут захвачены.

Крепости (и в первую очередь, Эдесса) были укреплены, снабжены провизией, и туда было направлено множество воинов, чтобы отражать будущие нападения. Вставал вопрос о судьбе простых христиан, крестьян, тысячами искавших спасения за крепостными стенами. И хотя было невозможно прокормить столько ртов во время осады, и речи быть не могло о том, чтобы отправить их обратно в разрушенные и сожженные деревни; это означало бы отдать их в рабство мусульманам.

После большого военного совета король и верховные бароны приняли решение эвакуировать беднейшее население; чтобы сохранить количество рабочих рук, необходимых для обработки земельных владений, было решено переселить их за Евфрат. Снова река начала играть роль преграды и границы между Востоком и Западом. «Вскоре вся франкская армия пришла в Самосату. Все жители Эдессы и окрестностей включая женщин и детей, которые искали убежища в городе, вышли из нее, чтобы пойти за франками… Мавдуд преследовал их от Эдессы до Евфрата, повсюду проливая кровь и истребляя живущих в городах и деревнях. Дойдя до берега реки, он устроил ужасное избиение. Франкские войска уже переправились на ту сторону. Верующие пали, сраженные мечом. Многие утонули. Те, кто бросился в воду и пытался добраться до другого берега вплавь, не сумели этого сделать. Еще более значительное число людей кинулось к кораблям. Пять или шесть из них пошли ко дну, ибо каждый хотел найти для себя место. В этот день вся земля Эдессы была разорена и обезлюдела. Франки, стоявшие на западном берегу, видели эти трагические события и, не имея возможности остановить их, проливали горькие слезы. Мавдуд вернулся обратно, с множеством пленных и неизмеримой добычей» (Матвей Эдесский).

Богатая Осроена была разорена, ибо пришедшие уничтожили земли и убили крестьян-христиан. Конечно, укрепленные города остались нетронутыми, но откуда было взять деньги, чтобы заплатить оборонявшим их войскам? Опустошенные войной фьефы не могли больше компенсировать расходы, обеспечивать войска вооружением и пропитанием во время долгих кампаний.

Защиту городов за Евфратом, разумеется, могли оплачивать доходы с земель, расположенных на другом берегу реки, но ужасный поход атабека Мавдуда положил начало общему движению против крестоносцев: в тот день, когда земли Сиро-Палестины будут так же разорены военными кампаниями и перестанут приносить урожай, франкский феодализм исчезнет.

Боэмунд покоряется Алексею Комнину(договор в Дураццо)

Поэтому отныне я буду преданным слугой Вашего Величества, как и Вашего любезного сына и самодержца, Иоанна Порфирородною. Я ополчусь на всякого, кто осмелится противостоять Вашему владычеству, будь сей отступник христианином или же чуждым нашей религии, из тех, кого мы именуем язычниками (ст. 2).

Я буду оберегать все принадлежащие Вам земли, все города большие и малые, даже острова, одним словом, все земли и моря, находящиеся под Вашей властью от Адриатического моря до Леванта, включая великую Азию, повсюду, где простираются ромейские пределы (ст. 6).

Что же до Танкреда, моего племянника, я буду вести с ним беспощадную войну, если он не пожелает отринуть враждебные чувства, которые питает к Вашим Величествам, и отдать города, которые принадлежат Вам. Когда эти города будут возвращены с его согласия или без оного, я сам стану их властителем, управляя ими по Вашей воле. Что же до городов помимо тех, которые были мне даны, в том числе и Лаодикея Сирийская, я передам их Вашему скипетру (ст. 12).

Теперь нужно перечислить в этом документе территории и города, которые Ваши императорские Величества, избранные Господом, дадут мне: город Антиохию со всеми укреплениями и окрестными угодьями, как и Сен-Симеон, расположенный на берегу моря… стратигиды Ворзе, Артах и Телух со всеми укреплениями, равно как и Германикею с небольшими городами, которые ей подчиняются; Черная гора, все крепости па ней вся равнина, что расстилается у се подножия, кроме, разумеется, территории Рубенидов Льва и Феодора, армянских поданных Вашей Империи (ст. 18).

Существуют также земли, которые Ваши Величества вывели из-под власти князя города Антиохии, ибо пожелали взять их под свою власть: город Тарс, город Адана, поселения Мамистра, Анаварза, одним словом, вся территория Киликии, равно как и стратигида Лаодикея Сирийская (ст. 21).

Следующие условия касательно Эдессы не следует обходить молчанием… Это графство также отходит мне целиком и полностью со всеми крепостями и всеми территориями, которые ему подчиняются (ст. 25).

(Анна Комнина)

Основы будущего княжества Антиохийского были заложены еще во время наступательных действий большой армии крестоносцев. Мы рассказали о многочисленных осложнениях, которые были вызваны соперничеством Боэмунда и Раймунда Тулузского, боровшихся за право владения городом и прилегающими территориями. После возобновления крестового похода лотарингцы, фламандцы и лангобарды надолго задержались в огромном городе, прежде чем решиться направиться к Иерусалиму. Боэмунд несколько дней сопровождал Готфрида и графа Фландрского, а затем внезапно вернулся в Антиохию. В действительности он опасался императорского нападения на город, который все с большей уверенностью считал своим. Это опасение было отнюдь не беспочвенным, поскольку прежде чем направиться к Иудее, Раймунд Сен-Жилльский препоручил Латтакию (в античности Лаодикею Сирийскую, а в средние века — Ла Лиш) своим византийским союзникам. Более того, в этом городе находился лучший во всей Северной Сирии порт, гораздо более безопасный, чем ненадежная бухта порта Св. Симеона (Судена). Это место обеспечивало зарождавшемуся нормандскому государству естественный выход к морю: доверив Латтакию византийцам, граф Тулузский задушил в зародыше нормандские стремления к развитию Антиохии. Для империи Алексея Комнина Латтакия, находящаяся в непосредственной близости от Кипра, была идеальной базой для похода на Северную Сирию. Если бы Боэмунд со своими войсками участвовал в походе на Иерусалим, нет никаких сомнений, что византийский корпус, которому помогли бы оставшиеся в Антиохии провансальские гарнизоны, без труда присоединил бы большой сирийский город к Империи. Поэтому нормандский вождь предпочел следить за сохранностью своих владений, а не гоняться за химерами священной войны и освобождения Святого Гроба.

Первой принятой мерой безопасности было изгнание из Антиохии провансальских гарнизонов (обосновавшихся во дворце Баги-Зияна и в башнях у ворот Моста), это произошло, как только Раймунд Сен-Жилльский достаточно углубился в земли Палестины. Вторым этапом — попытка овладеть Латтакией, но город был укреплен, там было много воинов и достаточно провизии; нехватка кораблей усложняла задачу. Нормандец не имел под рукой ни одной эскадры, чтобы блокировать порт, поскольку латинские суда, курсируя вдоль берегов Финикии и Палестины, снабжали поход продовольствием.

Однако помощь неожиданно пришла с моря: пизанский флот, насчитывающий двести кораблей, которыми командовал архиепископ Пизы Даимберт, направился на Восток с целью поддержать поход. Эта армада начала набивать руку, грабя и убивая обитателей византийских островов — Корфу, Кефалонии и Занты; немного позже она взяла большую добычу в Эгейском море, а точнее — в Самосе, после чего преследуемая императорским флотом под командованием нашего старого знакомого византийского турка Татикия направилась на юго-восток. Этот наполовину пиратский, наполовину крестоносный флот тщетно пытался пристать к берегам Кипра и, когда ему это не удалось, присоединился к войскам Северной Сирии. С первой встречи Даимберт и Боэмунд почувствовали взаимную симпатию и решили помогать друг другу во всех начинаниях. Первой задачей союзников стало завоевание Латтакии. В то время, когда Боэмунд осаждал городские стены с суши, пизанский флот отрезал выход к морю и завладел укрепленной внешней гаванью. Все бы пошло как нельзя лучше, если бы граф Тулузский, одержав победы в Палестине, именно в этот момент не появился в Северной Сирии. Он яростно накинулся как на Даимберта, так и на Боэмунда, которого знал как человека беспринципного и жадного до наживы. Нормандец и слышать не хотел о том, чтобы отдать завоеванный город, но Даимберт сумел вывернуться, обратив все в сцену из итальянской комедии. Он выступил навстречу Раймунду, стал петь дифирамбы героям, освободившим Гроб Господень, а на слова Раймунда Сен-Жилльского, упрекавшего его за нападение на христианский город, отвечал, что Боэмунд описал ему византийцев как еретиков, турецких приспешников и врагов Святой Церкви Христовой (на Корфу, Занте и Кефалонии, на Самосе, Родосе и Кипре у пизанцев, конечно же, не было случая убедиться, что перед ними находились христиане)! «Поскольку доблестный граф Тулузский, самый знаменитый предводитель христианского ополчения, утверждал обратное, флот поспешил снять осаду, а сам Даимберт просил прощения за свою ошибку!» Итак, граф Раймунд смог войти в Латтакию, где Тулузский стяг развевался рядом с императорскими знаменами.

Подведем итог расстановке сил, сложившейся в Северной Сирии. Латтакия находилась в руках Раймунда Тулузского, все больше и больше поддерживающего интересы Византии. Пизанский флот зимовал на нормандской территории, ожидая прихода весны, чтобы начать приносящие добычу военные операции. Боэмунд хватался за малейшую возможность увеличить свои владения; будучи одним из тех немногих исторических предводителей похода, кто еще не дошел до Иерусалима, он пускается в путь в 1099 г., чтобы встретить в Святом граде праздник Рождества. Даимберт и граф Эдесский Балдуин Булонский сопровождают его. Сила этой армии была столь значительна, что на протяжении всего пути никто не искал с ними стычки.

В Иерусалиме Боэмунд в свою очередь изыскивает возможность оказать услугу Даимберту, выдвинув его на пост патриарха Иерусалима (хроники, в основном неблагосклонно расположенные к церковной партии, лицом которой стал этот властный прелат, часто намекали на значительную сумму, благодаря которой архиепископ Пизы смог заставить замолчать совесть некоторых людей). Арнульф де Роол, первый избранник на патриарший престол, был столь нелюбим, что его выборы легко были признаны недействительными.

Во владениях Готфрида, хорошего воина, но посредственного политика, установилась сильная и воинственная церковная власть, решительно настроенная заставить восторжествовать цель Церкви, прелатов и клириков и создать вокруг Иерусалима новую вотчину Св. Петра. Существование едва возникшего латинского государства Иерусалима было поставлено под угрозу, и все из-за поступков Боэмунда, самого эгоистичного и самого заинтересованного в походе барона.

В главе, посвященной королевству Иерусалимскому, мы рассмотрим последствия этих церковных притязаний.

Оставив Готфрида и Даимберта вдвоем, Боэмунд и Балдуин отправились на берег Иордана, чтобы встретить праздник Богоявления, а затем выступили на Северную Сирию.

Возвратившись в Антиохию, нормандский князь выступил с войском против владений мелика Ридвана: отряды антиохийских всадников объездили их во всех направлениях и, продолжая совершать налеты, осмелились дойти почти до южных предместий Алеппо. Принадлежавший Византии Мараш (тогда Германикея, во главе которой стоял армянин Татул, носящий пышный титул «Царя царей») тоже подвергся нормандскому нападению. Эта попытка расширить владения на север была вполне предсказуема, ибо Мараш, к которому вплотную подходил хребет Антитавра, преграждал путь в плодородную долину, что простиралась от Антиохийского озера до гавани Св. Симеона. Город был уже готов сдаться Боэмунду, когда последний получил призыв о помощи от христиан Мелитены. Нормандцы немедленно отправились в путь, так как не могли упустить такую заманчивую возможность закрепиться на анатолийском плато. Эмир Каппадокии, осаждавший Мелитену (Малатью), был предупрежден о появлении франков и устроил несколько засад на дорогах, ведущих к плато. Нормандское войско было застигнуто врасплох, окружено, попало под ливень и, в конце концов, погибло. Боэмунд и Ричард были взяты в плен, закованы в цепи и уведены в Мелитену. Тот, кого арабы называли «Меликом» франков, был разбит и взят в плен разбойничьим отрядом туркмен! Это событие стало местью за крупные поражения анатолийских мусульман во времена первого крестового похода.

Прежде чем его увели, Боэмунд догадался отправить гонца в Эдессу, последний принес графу Балдуину его кольцо, символ власти над Антиохией. Узнав о поражении, Балдуин собрал войска и пришел в Мелитену. Победитель Мелик Гази Гюмюштекин не ожидал его появления и перевез закованных в цепи пленников в свое орлиное гнездо в Никсар (Неокесарию). Быть может, Балдуин Эдесский и принял бы правление над Антиохией, но гонцы из Иерусалима предлагали ему корону! Как мы видели, он доверил Эдессу своему приближенному Балдуину дю Бургу и явился в Иудею. Антиохия осталась без защитника. Рыцари, обыватели, мещане и клирики, хранившие верность правлению нормандцев, вспомнили о военных качествах Танкреда, племянника их властителя, который стал князем Галилеи, вассалом и наместником Готфрида Бульонского. Танкред был счастлив, когда его вызвали в Антиохию, и он смог покинуть Палестину в тот момент, когда храброго Готфрида сменил Балдуин Булонский, его соперник по Киликии и личный враг.

Не колеблясь, Танкред бросил свое владение в Галилее (оно было оставлено за ним на три года и три месяца, по истечении этого срока король мог им распоряжаться по своему усмотрению) и прибыл в Антиохию, которую, впрочем, смог получить только после того, как дал обязательство соблюдать права своего дяди Боэмунда. Едва взойдя на престол, Танкред начал военные действия. Но на этот раз ослабевшие турки Алеппо могли вздохнуть свободнее: правитель Антиохии направился в Киликию; через проход Байлан (ныне Белен) он дошел до Александретты (Искандеруна) и за время одного блестящего похода изгнал византийцев из Киликии: Мамистра, Адана и Таре признали его владычество. (Заметим, что византийцы, которые не смогли помочь крестоносцам под Антиохией, располагали достаточным количеством времени, чтобы вновь занять Киликию, освобожденную от турок Балдуином Булонским и Танкредом!)

Затем он направил все усилия на Латтакию, которую осаждал в течение полутора лет, т. е. весь 1101-й и половину 1102 г. Если Боэмунд был в плену, то граф Тулузский вместе с подкреплением на этот раз находился где-то на северо-востоке Анатолии, и уже ничто не могло спасти город от Танкреда. С захватом города нормандское княжество Антиохии наконец-то получило хороший порт, необходимый для поддержания сношений с латинским Востоком.

Подобное посягательство на Византию — как на переднюю часть Киликии, так и на Латтакию — обозначили резкий поворот в политической жизни государства Антиохии. Поскольку графство Эдесское помогало удерживать натиск месопотамского джихада, а турецкое государство Алеппо было ослаблено в военном и моральном плане, — там торжествовала еретическая секта — княжество почти не воевало с мусульманским миром; но, столкнувшись с постоянными притязаниями Империи на собственную территорию, самую важную франкскую колонию в Северной Сирии, оно было вынуждено начать изматывающую войну против власти Константинополя. Как же далеко было то время, когда христиане одним фронтом сражались с исламом! Как мы скоро увидим, Империя ответит на военные операции нормандцев, заключив формальный союз с исламским миром — как с опаснейшей месопотамской властью, так и с фатимидским государством Египта.

Перед лицом политической и военной угрозы усиление нормандской пропаганды, направленной против Империи, будет выглядеть в порядке вещей: результатом ее станут взятие Константинополя в 1204 г. и падение Византии. Западные историки будут искать самые разные предлоги, чтобы заклеймить действия четвертого крестового похода; мы же просто хотим констатировать тот факт, что западная реакция на выпады Константинополя логически вытекает из череды предательств, совершенных Византийской империей по отношению к крестоносцам.

Когда до византийцев дошла весть, что их грозный противник Боэмунд взят в плен, они стали питать надежду в скором времени завоевать Антиохию. Чтобы обеспечить успех мероприятия, они попытались сделать невозможное — заставить Мелика Гази, данишмендского эмира Каппадокии, передать пленного нормандца им. Названная цена — 260 000 динаров — была немыслима даже для такого богатого государства, как Византия. Переговоры уже близились к завершению, когда в них вмешался третий участник: султан Икония, соперник Данишмендов в Анатолии, но их союзник в борьбе против франков потребовал половину выкупа, поскольку он тоже яростно боролся против первого крестового похода.

Находящемуся в темнице Боэмунду удалось подкупить нескольких стражников, которые сообщали ему о результатах ведущихся торгов. Не желая ни при каких условиях попасть в руки имперской армии, он велел сообщить эмиру, что он может ему помочь в этом вопросе, ибо у него уже есть определенные соображения на этот счет.

Мелик спустился в темницу к Боэмунду. Он рассчитывал получить выкуп, но отнюдь не желал делиться им с султаном Икония. Пленник заметил, что византийцы являются их общими врагами, и чтобы изгнать их из Анатолии, им необходимо сотрудничать. Затем Боэмунд предложил, чтобы выкуп, по крайней мере, равный той сумме, на которую претендовал иконийский султан, т. е. 130 000 динаров, заплатили за него франки. Тотчас же было заключено соглашение, и нормандский князь обрел свободу сразу же после того, как его подданные из Антиохии доставили первую часть золота в мае 1103 г.

Ибн аль-Асир утверждал, что освобождение Боэмунда причинило мусульманам столько бед, что они свели на нет память об услугах, оказанных Меликом Гази исламизму! Всего лишь четыре месяца спустя после освобождения Боэмунда турки, живущие на анатолийском плато, начали истреблять друг друга: «До нас дошли вести, что султан Икония поссорился с Данишмендом, повелителем Мелитены (сыном Мелика Гази); он был принужден выступить на него и нанести тому поражение: армия Данишменда была побеждена, его воины разбиты наголову. После этого султан Икония вновь отправился в путь и, как говорят, пришел в Сирию» (Ибн аль-Каланиси). Военная хитрость Боэмунда принесла результаты, превзошедшие все ожидания!

Едва вернувшись в княжество, Боэмунд снова принялся теснить турок Алеппо. Чтобы вновь наполнить деньгами сундуки и вернуть долги, возникшие в результате его освобождения, ему было необходимо победить, захватить добычу и пленников, потребовать за них огромный выкуп и обложить всех непомерной данью.

Именно этими сложностями объясняется поспешность, с которой нормандцы стремились возобновить крестовый поход. Мы рассказали об этой попытке в главе, посвященной графству Эдесскому. Поражение франков на юге Харрана поставило под угрозу все франкские колонии Северной Сирии. Оно остановило франкское наступление на плодородную Месопотамию, точно так же, как поражение проконсула Красса, нанесенное ему парфянами на том же поле битвы (Карр — это античное название Харрана), лишило римлян надежды завоевать Восток.

Мелик Алеппо Ридван со своей конницей наблюдали за сражением у Харрана; в целях безопасности он, однако, оставался на западном берегу Евфрата. Такое поведение объясняется недоверием, питаемым Ридваном к заявлениям официального ислама, с которым он порвал все отношения. Тем не менее, как только было объявлено о победе, они без промедления поскакали, чтобы напасть на франкские крепости, угрожавшие Алеппо. При помощи восставших жителей-мусульман они сумели захватить их одну за другой. Подобное восстание было вполне естественно для мусульман, но часто случалось и такое, что христианское население, как армяне, так и сирийцы, присоединялись к мятежу. Важная крепость Артах, опора Антиохии, была сдана мелику Алеппо армянами, которые позвали его из ненависти к тирании франков. Положение франкской Антиохии было трудным!

Мятежи местных жителей вспыхивали как зажженная солома: Эльбистан, самая северная крепость княжества, взбунтовалась и призвала на помощь турок. Располагаясь между Марашем и Мелитеной, она контролировала имеющий большую значимость проход между Киликией, Анатолией, Сирией и Месопотамией. Но дадим слово армянскому хронисту Матвею Эдесскому; «Народ терпел такие притеснения, что решил жестоко за них отомстить. Жители перешли на сторону неверных. Отправив им тайное послание и призвав в свои стены конный отряд, они объединились и осадили крепость. „Уходи к своему народу, сказали они вождю франков, и да пребудет с тобой Бог". При этих словах франки словно дикие звери в гневе бросились на жителей, и завязалась всеобщая резня. Триста франков поплатились за бедствия, которые они причинили этому краю. Земля под их ногами стала бесплодной и была покрыта одним лишь терновником. Виноградники и деревья погибли, равнины покрылись чертополохом, источники иссякли. Они положили конец любви и радости, царившим между друзьями. Всюду проникли вероломство и ненависть». Не стоит понимать обвинения, выдвигаемые монахом Матвеем против франков буквально: между тем временем, когда Боэмунд завладел Эльбистаном, и поражением при Харране прошло самое большее семь месяцев, этого периода явно недостаточно, чтобы довести землю до состояния, описанного в приведенном выше отрывке. Но в любом случае можно безошибочно утверждать, что власть франков стала невыносимой для местных христиан. Поэтому, когда византийский император тоже воспользовался поражением при Харране, чтобы перейти в наступление в Киликии, узнав об этом, армяне, греки и сирийцы неожиданно подняли восстание. Нападение облегчалось еще и тем фактом, что Империя всегда владела средиземноморским побережьем Исаврии до устья Каликадноса (ныне Гексу) с двумя мощными крепостями в Силифке (Селевкии) и Корикосе. «Что же касается Монастра (византийского главнокомандующего), он занял Лонгиниаду, Таре, Адану, Мамистру и, наконец, всю Киликию…» (Анна Комнина).

Как будто этого было недостаточно, византийская эскадра напала на Латтакию: «Кантакузин уже завладел портом и городом, однако, акрополь, который в наши времена принято называть кулой, оставался в руках кельтов, числом в пятьсот пехотинцев и сто всадников». Боэмунду удалось прорвать оцепление: «Он взял сколько смог пропитания, пришел в Лаодикею и как можно скорее передал провизию в кулу… одновременно он уничтожил виноградники, произраставшие возле стен, чтобы они не мешали движению латинской конницы. Приняв эти меры, он отошел и вернулся в Антиохию, а в это время Кантакузин прилагал все силы к осаде, прибегал к тысячам уловок, к смелым нападениям, осадным машинам и не давал передышки латинянам, находившимся в цитадели» (Анна Комнина). Результат труда нормандцев разваливался прямо на глазах!

Боэмунд, повторяя Танкреда, все более видел в Византийской империи своего главного врага: он принял решение перейти через море и, собрав на Западе многочисленные войска, выступить с походом против Константинополя. Засим он призвал Танкреда из Эдессы, снова препоручил ему правление и отбыл в южную Италию (ноябрь—декабрь 1104 г.).

В Европе Боэмунд повел активную антивизантийскую пропаганду; он явился к политическим вождям средневекового Запада и попытался убедить их в необходимости уничтожить христианский Восток, чтобы обеспечить выживание франкских колоний и сохранить результаты подвигов первого крестового похода. Он собрал деньги и войска, а затем, следуя замыслам своего отца Роберта Гвискара, пересек Адриатическое море и сразу же осадил город Дураццо. После долгой и изнурительной борьбы Боэмунд был побежден войсками Алексея Комнина и вынужден заключить мир на унизительных условиях.

Отныне нормандский князь являлся всего лишь вассалом византийского императора; он обещался вернуть территории, некогда принадлежащие Империи, и впредь все свои завоевания совершать с разрешения самодержца, Вот последнее требование, выдвинутое византийским гением интриги: Боэмунд употребит силу против Танкреда, если последний не будет соблюдать условия договора. На деле Боэмунд отдал захваченные территории Империи, а в обмен получил разрешение вновь отвоевывать земли у мусульман. Потерпев крах, бывший князь Антиохии больше не вернется на Восток, он скроется в своих итальянских владениях, где и умрет, а по поводу даты его смерти споры между специалистами ведутся до сих пор. Средневековая Европа, содрогавшаяся при рассказах о подвигах нормандского героя, никогда не забудет о том, что он был разбит при Дураццо благодаря турецким войскам, которые предоставил в распоряжение Алексея Комнина его союзник сельджукский султан Икония.

После того, как Боэмунд покинул Восток, его преемнику досталось государство, чье политическое и военное положение было практически безнадежным, а казна окончательно опустела. В первую очередь Танкред обратился к самым богатым жителям Антиохии, местным христианам — в основном, армянам, — прося их добровольно заплатить ему большую дань. Должно быть, его аргументы были весьма убедительны, поскольку спустя короткое время князь-регент набрал рыцарей, сержантов и туркополов и выступил в поход. Зная об осторожности и педантичности, присущих нормандскому князю (он был одним из немногих предводителей похода, ни разу не побывавшим в мусульманском плену), не стоило ожидать от него необдуманных сражений, победа в которых зависит от воли случая; скорее, следовало рассчитывать на политику дальнего прицела, которая проводилась им в жизнь с настойчивостью и достойной внимания последовательностью.

Турки Алеппо первыми напали на ослабленное государство; они же первыми и пострадали от контрнаступления Танкреда. Весной 1105 г. победа, одержанная на открытой местности над войсками Мелика Ридвана, вернула Танкреду Артах (Артезию). Год спустя Танкред, который прекрасно разбирался в отношениях между мусульманами, сумел захватить важную крепость Апамею (Фемию или Калаат эль-Мудик) в среднем течении Оронта. За время этой долгой и трудной осады нормандский гарнизон Латтакии, сильно теснимый византийцами, сдал крепость. Византийско-мусульманский сговор в очередной раз сыграл свою роль! Некоторые панегиристы Византии ссылаются на случайное совпадение. Но через несколько месяцев факты будут очевидны: византийцы и мусульмане заключали между собой союзы и соглашения в надлежащей форме. Танкред нанял пизанский флот, чтобы совершить пиратский налет на Левант, С его помощью отвоевание Латтакии завершилось к середине 1108 г., и, в соответствии с договоренностью между союзниками, пизанцы получили одну улицу в Антиохии и один район в Латтакии вместе с торговыми рядами, церковью Св. Николая, складами и торговыми лавками в порту. Плюс ко всему им была дана полная свобода торговли в княжестве, которому они не платили никаких налогов.

Продолжая восстанавливать Антиохийское княжество, Танкред захватил Киликию и завоевал Мамистру (Мисис). Ему понадобилось четыре года терпеливого труда, чтобы возвратить нормандскому государству былое могущество, хотя ему не удалось вернуть утраченные земли: значительная часть Киликии оставалась у Византии, а контроль над дорогами, ведущими на Анатолийское плато, перешел к турецким эмирам, Данишмендам и Сельждукидам.

Тяжелое положение нормандцев в Северной Сирии объясняет ту жадность, с которой они относились к большим доходам графства Эдесского. Проведя четыре года в темнице, Балдуин дю. Бург объявил о желании получить обратно свое имущество: хитрый нормандец дал ему тридцать тысяч динаров в качестве выкупа, но оставил за собой фьеф; однако соглашался вернуть и его взамен на формальное признание своего господства. Это самоуправство юридически основывалось на византийском диктате, навязанном Боэмунду после поражения при Дураццо. Статья 25 этого договора гласила: «Следующие условия касательно Эдессы не следует обходить молчанием… Ибо… это графство также отдано мне лично, и мне позволено… передавать его тому, кому пожелаю, разумеется, при условии, что новый повелитель будет подчиняться приказу и воле Ваших Величеств, как вассал, облеченный той же властью и тем же величием, принимая и исполняя те же обязательства, которые я принял по отношению к Вам». Так как Боэмунд не вернулся в Антиохию, договор стал «ipso facto» недействительным; но как его преемник мог остаться безразличным, зная об этом притязании на землю Эдессы?

Старания византийцев, попытавшихся посеять раздор между латинскими баронами Северной Сирии, увенчались ошеломляющим успехом: притязание Антиохии на Эдессу отравило жизнь обоих государств, поставив их на край гибели. Чтобы дать отпор амбициям князя Антиохийского, Балдуин дю Бург будет вынужден отвоевывать свое графство с оружием в руках: дабы преуспеть в этом деле, он не будет гнушаться никакими союзами, даже с турецкими эмирами, самыми воинственными и поэтому самыми опасными противниками латинских поселений. Мы уже видели, что соперничество между князьями переросло в святотатственную войну, где каждый из участников, заручившись поддержкой турецких союзников, с легким сердцем грабил земли противника. Положение становилось все более трагическим; поэтому духовенство, последний оплот доктрины крестовых походов, попыталось усмирить враждующих: «Во время борьбы между Танкредом и Балдуином патриарх (речь идет о Бернаре де Балансе, патриархе Антиохии), который играет для христиан ту же роль, что и имам для мусульман, и которому никто не смеет перечить, вмешался в это дело» (Ибн аль-Асир).

Государство Эдесское было целиком передано его законному владельцу, но заключение враждебных союзов и военные действия продолжались. По воле случая Балдуин и Танкред снова сойдутся в битве как враги, и каждый будет отчаянно сражаться, более заботясь о верности своим мусульманским союзникам, чем общим интересам людей с Запада, живущих на враждебном им Востоке.

Соперничество между Эдессой и Антиохией приобрело особенно опасный характер, когда в 1110 г. атабек Мавдуд повел в наступление большую мусульманскую армию. Поначалу Танкред не стремился оказывать помощь Эдессе; но времена, когда каждый барон поступал по своему усмотрению и в своих интересах, закончились. Отныне существовал король Иерусалима, который следил за общими владениями христиан на Востоке и принудил Танкреда присоединиться к спешившей на помощь королевской армии.

Потерпев неудачу, грозный князь Антиохии попытался повторить эдесскую операцию по захвату власти и в Триполи. Там тоже его ожидал провал благодаря бдительности иерусалимского короля; у нас будет возможность рассказать о перипетиях этого предприятия в следующей главе, посвященной графству Триполи.

Когда попытки расширения территории за счет владений соседей-франков окончились поражением, Танкред вернулся к традиционной политике борьбы с византийцами и турками. Мусульманская хроника Ибн аль-Каланиси рассказывает нам, что в 1110 г. нормандский князь вел активную деятельность: «В тот год Танкред вышел из Антиохии со своим войском и своим разбойничьим отрядом и — да покинет его Бог — направился к пограничным крепостям Сирии; он овладел Тарсом и близлежащими землями и изгнал оттуда наместника повелителя греков, а потом вернулся в Антиохию. Затем он выступил на Шейзар и обложил этот город данью в десять тысяч динаров, причинив разорение всему краю; потом осадил Гиен эль-Акрад и вынудил гарнизон сдать его, после чего направился в Аркас».

Поскольку вы слышали рассказ о деяниях других баронов, теперь необходимо, чтобы вы узнали о том, что случилось с графом Раймундом в городе Тортоса, который он завоевал. Он постоянно расширял свои владения в ущерб врагам, стремясь оттеснить неверных и насадить веру Иисуса Христа. На расстоянии двух миль от города Триполи он выбрал величественный холм и укрепил его, выстроив на вершине мощную крепость. Холм был назван Мон-Пелерен, это имя он носит до сих пор. Благодаря этому замку он причинил столько бедствий живущим в Триполи и прочим туркам этой местности, что они более не могли ему противостоять; большинство, в конце концов, признали себя подданными доблестного графа. Не только жители окрестных городов, но и самого Триполи не осмеливались противиться его приказам и повиновались ему, как если бы он был властителем всего края.

(Гильом Тирский)

Раймунд Сен-Жилльский, первый барон, присоединившийся к организованному папой крестовому движению, зарекомендовал себя как один из самых опытных воинов похода. Его характер сформировался благодаря образованию, богатству, положению барона, наконец, покровительству папы, и он резко контрастировал с авантюризмом большинства его соратников. Будучи недоверчивым, граф Тулузский отказался дать вассальную присягу византийскому императору. Вскоре он стал раздражать других баронов своими требованиями при выборе общего направления движения армии; перед Антиохией они предпочли ему князя Тарентского, что в результате подтолкнуло Раймунда, этого потенциального врага Византии, к заключению союза с Константинополем. Этот предводитель похода, обладающий непостоянным и беспокойным характером, пожелал создать свое собственное государство в Северной Сирии: возмущение пехотинцев и простолюдинов в Маарат ан-Нумане вынудило его продолжить поход на Палестину. Он попытался вновь стать верховным главнокомандующим крестоносцев, предложив другим баронам взять их на свое содержание, но тем временем настойчиво продолжал попытки закрепиться в Северной Сирии (в области Тортосы и Аркаса). Магнаты тоже возмутились и потребовали решительного и скорого наступления на иудейское плато. В который раз Раймунду пришлось оставить свою мечту о создании своего государства на Востоке. Энергия и ловкость, проявленные им на последнем этапе похода, не сумели склонить на его сторону даже его спутников, которые, когда речь зашла об установлении христианской власти в Иерусалиме, предпочли ему Готфрида Бульонского. Надежды Раймунда Сен-Жилльского не осуществились; кипя злобой, он увел свои войска в Северную Сирию. Если в Тортосе постоянно находился провансальский гарнизон, то византийские войска из Латтакии должны были удерживать натиск Боэмунда и его союзников — пизанцев. Мы уже рассказали об упреках, обращенных графом Тулузским к патриарху Даимберту. Как только осада была снята, византийцы и провансальцы установили в Латтакии совместное правление. Все же это лишь ненадолго отодвинуло нормандскую угрозу: Боэмунд и его войска ждали лишь удобного момента. Чтобы оказывать сопротивление нормандским соперникам, Раймунд Сен-Жилльский должен был для начала упрочить связь с василевсом: в июне 1100 г. он прибыл в Константинополь, где император оказал ему роскошный прием. Заключенный меж ними союз предполагал измену латинскому христианству, ибо его первой целью являлось изгнание из Леванта столь воинственных и опасных для сирийского ислама нормандцев. Для графа Тулузского пойти на этот шаг означало поступиться интересами Запада в пользу империи: единственным преимуществом было то, что провансальский барон надеялся получить что-то вроде должности «вице-короля», императорского легата на всей завоеванной или подлежащей завоеванию Сиро-Палестине.

Василевс, чью изворотливость мы уже имели возможность оценить, решил поручить своему союзнику командование значительными войсками: в Константинополь стекались многочисленные западноевропейские отряды; они выступили, едва разнеслась весть о завоевании Иерусалима и победе христиан. Алексей Комнин сумел заставить их принести вассальную присягу в обмен на то, что он поможет им дойти до Сирии. Поставить Раймунда Сен-Жилльского во главе этих воинственно настроенных и недисциплинированных войск казалось ему верхом ловкости, поскольку в этом случае ненавидимые в Византии западные воины сражались бы во славу империи ромеев.

Первые появившиеся войска, лангобарды, которыми руководил архиепископ Миланский, достигли «Царьграда» в марте 1101 г. Конечно же, известность провансальского барона была необычайно высока, но лангобардских простолюдинов занимали только подвиги знаменитого итало-нормандского героя Боэмунда, а он как раз был заточен в отдаленной крепости в горах на северо-востоке Анатолии. Народное давление было столь велико, что волей-неволей граф Сен-Жилльский был вынужден повести крестоносцев к Никсару, чтобы освободить своего личного врага, князя Антиохийского. Первая победа возле Ангоры (нынешней Анкары) обеспечила ему контроль над плато, но как только он дошел до восточных гор, последовали столкновения за столкновениями, вплоть до полного разгрома армии, которая попала в тщательно приготовленную анатолийскими эмирами засаду.

Раймунду, его византийским проводникам и нескольким приближенным удалось спастись, обратившись в поспешное бегство. Измученные, они достигли византийских аванпостов в районе Синопа, на Черном море. Отчаявшись и потеряв уважение соратников, граф Тулузский предстал пред грозные очи самодержца, который вот уже некоторое время немилостиво относился к неудачливому союзнику.

Вторая армия под предводительством графа Гильома II Неверского попыталась осадить Иконий и была разбита в ущельях Тавра; несколько уцелевших, потеряв все свое имущество, добрались до Антиохии в сентябре 1101 г. Анатолийская преграда встанет на пути и третьей экспедиции, возглавляемой Гильомом IX Аквитанским и Вельфом IV Баварским. Можно без преувеличения заявить, что эти три мощные армии буквально растворились при переходе через турецкую Анатолию. В действительности, только первый крестовый поход смог разрушить анатолийскую преграду: это было в первый и последний раз, так как турецкие эмиры, живущие на плато, отныне стали пресекать всякую попытку проникнуть в Сирию наземными путями.

Не следует заблуждаться: перекрытие дороги в Анатолию будет иметь самые пагубные последствия для будущего франкских государств. Систематическое уничтожение крестоносных воинств, чье прибытие обеспечивало приток населения, сильно отразится на жизни франкских колоний в Леванте. В этом деле не последнюю роль сыграл мелик Ридван из Алеппо: этот турецкий правитель понял, что нужно было любой ценой уничтожить подкрепление, идущее с Запада, поэтому он отправил свои войска в далекую Анатолию, чтобы помочь своим турецким собратьям с плато, когда Танкред с антиохийскими войсками угрожал их столице.

Латинские колонии будут оставаться неполноценными из-за слабого демографического притока. Ограниченные возможности морского пути никогда не смогут компенсировать нехватку людей, вызванную крахом, который потерпели экспедиции, призванные заселить только что захваченные крестоносцами земли. В первые годы вторжения франков на Ближний Восток самые серьезные удары по настоящей колонизации были нанесены турецкими эмирами Анатолии. Во имя турецкого народа или ислама? Вопрос остается открытым.

После череды поражений Раймунд в сопровождении нескольких знатных рыцарей, уцелевших в сражении, поднялся на борт судна в Константинополе, чтобы плыть в Сирию. Они высадились в гавани Св. Симеона, где нормандцы поспешили поддержать неудачливых крестоносцев, а сам граф Тулузский был задержан и заточен в тюрьму под предлогом, что из-за него сгинули все экспедиции, которые он вел по территории Анатолии. Танкред освободил его лишь после того, как тот торжественно отрекся от земель в Северной Сирии, т. е. от зарождавшегося нормандского государства.

И вот знаменитый Раймунд Сен-Жилльский оказался далеко не в самом лучшем положении крестоносца, только что сошедшего на берег. Оставив на этот раз гегемонистские притязания, он приложил все силы, чтобы заполучить владения в местности, которая понравилась ему еще, когда он проходил по ней впервые, С 1102 г. он обосновался в Тортосе и осадил Триполи. Хронист Ибн аль-Каланиси описывает этот год так: «Фахр аль-Мольк Ибн Аммар, правитель Триполи, направил нам послание, в нем он просил помощи в борьбе против графа Сен-Жилльского, осаждавшего Триполи с франкской армией, и обращался с настойчивой просьбой прислать ему в поддержку и подкрепление войска Дамаска; сия просьба была удовлетворена, и армия направилась в его земли. Он обратился с призывом и к эмиру — правителю Хомса, который тоже прибыл со своей армией. Эти великие числом войска собрались вместе и направились к Тортосе. Франки бросились на них, обе армии приблизились и сошлись в битве. Мусульманские войска были разбиты многобожниками и потеряли множество людей; те, кто смогли спастись, вернулись в Дамаск и Хомс, потеряв при этом своих воинов».

В литературе часто встречается утверждение, что Раймунд образовал государство якобы самостоятельно; быть может, это и красиво, но неверно, ибо всяческую помощь в этом ему оказывали византийцы, его верные союзники. Плодородный имперский дукат Кипра снабжал их продовольствием, необходимым для строительства деревом, рабочими и золотом, поддерживающим рвение провансальцев. Вот как описывает поселение Раймунда у Триполи Анна Комнина. Этот греческий текст гораздо больше приближен к экономической и политической реальности, чем латинские тексты, повествующие о тех же событиях: «Когда граф Сен-Жилльский приехал, он поднялся в горы и занял вершину холма напротив Триполи, составлявшего часть Ливанской гряды, чтобы использовать его как укрепление и перекрыть реку, что текла по его склонам в Триполи. После этого он сообщил о своих деяниях василевсу и просил его возвести могучую цитадель, пока из Хорасана не пришли значительные силы, с которыми ему предстояло сразиться. Василеве поручил строительство цитадели дуке Кипрскому, велел ему без промедления отправить по морю все необходимые материалы, равно как и строителей, которым было приказано возвести крепость в том месте, где укажет граф Сен-Жилльский». Это место стало называться Мон-Пелерен (Гора Паломника).

Совершенно ясно, что осадить такой крупный город, как средневековый Триполи, было отнюдь не просто, поэтому граф Раймунд попытался заинтересовать и привлечь на свою сторону любого латинянина, прибывающего на Восток: торговцев, солдат, паломников и всевозможных искателей приключений. Таким образом он нанял большой генуэзский флот, стоящий на якоре возле Латтакия. Испытав на прочность за несколько дней крепостные стены Триполи, союзники пали духом. Тогда граф Тулузский привел их к прибрежной крепости Джебайл (античному Библосу): «Они напали на нее, осадили и вошли внутрь, даровав горожанам жизнь. Но как только город оказался в их власти, они поступили коварно, и, не сдержав обещания защищать город, которое дали раньше, начали притеснять население, захватывать имущество и сокровища, наносить обиды и чинить расправы» (Ибн аль-Каланиси).

В уплату за активную поддержку с моря генуэзцы получили треть завоеванного города. В дальнейшем мы увидим любопытные изменения, произошедшие в этой небольшой сеньории, известной под названием Жибле (франц.). Хотя Раймунд Сен-Жилльский и владел землями, прилегающими к Триполи, сам город оказывал сопротивление, отбивал все атаки и сумел выстоять, обеспечив благодаря золоту подвоз продовольствия со стороны моря (богатство этого предприимчивого и активного города было притчей во языцах, так же как и искусство торговли арабско-еврейского населения). Горожане Триполи не просто выдерживали натиск графа Тулузского, но часто сами переходили в наступление. Основной задачей осажденных, разумеется, стало разрушение замка Мон-Пелерен. 12 сентября 1104 г. они чуть было не добились своего: «Из Триполи пришла весть, что Фахр аль-Мольк Ибн Аммар, властитель этого города, выступил с войсками и горожанами и двинулся на крепость, которую граф Тулузский построил, чтобы следить за ними; их нападение застало защитников крепости врасплох; они принялись убивать их, отдали крепость на разграбление, сея повсюду разрушение и пожар, и, захватив великое множество оружия, денег, драгоценных тканей и серебра, вернулись в Триполи целыми и невредимыми, принеся богатую добычу» (Ибн аль-Каланиси).

Некоторые мусульманские хронисты утверждают, что Раймунд Сен-Жилльский так никогда и не оправился от этого поражения. И если он и не умер от последствий сражения, то все же был вынужден существенно ослабить блокаду, поскольку несколько недель спустя после неожиданного нападения оба лагеря договорились, что франки сохранят завоеванные владения, но будут пускать в город путешественников и торговцев и дадут возможность подвозить продовольствие. Эти незамысловатые условия на самом деле означали победу жителей Триполи. Достаточное снабжение позволяло поддерживать промышленную деятельность города, которая являлась источником благополучия и процветания. Сохранение производства обеспечивало денежные поступления, необходимые для уплаты огромных сумм за подвоз провизии (в тяжелые времена ее привозили из Египта, с Кипра или даже из нормандского княжества Антиохии), и оплаты жалованья гарнизону. Однако эта уступка была временной, поскольку удержание позиций христианами позволяло в случае необходимости снова сомкнуть блокаду.

Смерть Раймунда Сен-Жилльского пришлась как раз на время перемирия, 22 июня 1105 г. Наследовал почившему графу его ближайший родственник, Гильом Иордан, граф Серданский, который тотчас же возобновил военные действия. Преемник графа продолжил линию тулузской политики, намеченной его предшественником: сохранял верность союзу с Византией, поддерживал нейтрально-настороженные отношения с нормандцами из Антиохии, продолжал осаду Триполи и, двигаясь через ущелье Хомса, вел наступательные действия на богатые земли в долине Оронта.

Затянувшаяся осада города вынудила Ибн Аммара также заключать определенные союзы: фатимидский Египет только и ждал подходящего случая, чтобы присоединить город к своей империи, да и турецкие повелители Дамаска и Хомса тоже были готовы начать войну с франками, если Триполи отойдет к ним… Ибн Аммар попытался освободить город, наняв в Джазире туркменские банды кочевников. Но это был напрасный труд, ибо чтобы вести джихад, ему не хватало твердости.

С отчаяния Ибн Аммар решился воззвать к самым влиятельным людям ортодоксального ислама: к султану, светскому правителю, и халифу, блюстителю веры. Поэтому весной 1108 г. он выехал в Багдад: «Сын Аммара, отправившись в путь, взял с собой дары, которые человек его положения обычно никогда не держал в руках; это были драгоценные ткани, редкие вещи, породистые лошади. Когда кади прибыл в окрестности Багдада, султан приказал всем эмирам выйти ему навстречу и оказать ему всяческие почести; в то же время он выслал ему свою лодку с подушкой, на которой имел обыкновение восседать сам. Султан расспросил его о положении, в котором он находился, о бедах, которые принесла ему борьба с неверными, и об опасностях, которым он подвергался во время этой войны. Кади обрисовал ему положение вещей, силы неприятеля и длительность выдерживаемой осады. Он добавил, что если султан даст армию, чтобы она сопровождала его, он сможет добиться такого успеха, о котором можно только пожелать. Султан пообещал дать ему просимое» (Ибн аль-Асир, Полный свод всеобщей истории).

Ибн Аммар поручил оборону Триполи одному из двоюродных братьев, но из осторожности приказал приближенным и мамлюкам из личной охраны следить за ним. Также из предосторожности он приказал выдать войскам полугодовое жалование вперед, а взамен потребовал принести ему торжественную клятву в верности. Едва кади отправился в поход, как вышеупомянутый двоюродный брат поднял мятеж и хотел присоединиться к фатимидскому халифу Египта: но его час еще не настал, и мятежник был брошен в темницу, несколько дней спустя его отправили в горную крепость, управляемую верными людьми Ибн Аммара.

Сельджукский султан сдержал обещание помочь Триполи: он выслал войска под командованием нескольких крупных эмиров, но вместо того, чтобы сразу же направить их к осажденному городу, он приказал им идти в Мосул, чтобы смирить непокорного атабека.

Войска султана теряли время в северной Месопотамии, а несчастный Ибн Аммар, терзаемый нетерпением и досадой, снова направился в Сахель. Сопровождаемый конницей из Дамаска, он готовился пересечь земли, подконтрольные крепости Мон-Пелерен, когда узнал, что новый заговор против его власти увенчался успехом: «Жители Триполи отправили послание к Аль-Афдалу в Египет, чтобы попросить его прислать по морю вместе с кораблями, полными зерна и другой провизии, правителя, которому они передали бы город. Они получили этого правителя, посланного Аль-Афдалом вместе с зерном. Как только он прибыл и обосновался в городе, он захватил всю семью и приближенных Фахра аль-Молька Ибн Аммара, все сокровища, его мебель и вещи и отправил их по морю в Египет. Затем кади направился к порту Джабалы, вошел туда, и население подчинилось его власти» (Ибн аль-Каланиси).

Такова была печальная участь единственного арабского политика, который мужественно противостоял надвигающейся волне франков. Его упорные попытки сопротивления не получили никакой поддержки от правящих кругов мусульманского мира, погрязших в междоусобицах: владения сельждукского султана ограничивались иранским плато и долиной Месопотамии, а халифа интересовал только его соперник, фатимидский правитель Каира; оба они легко перенесли потерю сирийского Сахеля. Продолжительное продвижение франков нельзя объяснить без ссылки на разложение правящих кругов ислама. Ибн Аммар, руководивший сирийской обороной, заронил зерна сопротивления в погруженные в летаргию умы. Бесчинства дикого и безжалостного завоевания пробудили исламское население, непосредственно столкнувшееся с нашествием франков. Вместе с этим в умах все неотступнее появлялась мысль о необходимости начать джихад, священную войну против неверных.

После того, как Ибн Аммар был смещен египетским правителем, Гильом Иордан более не сомневался в скорой победе, но одно-единственное событие поставило под вопрос ожидаемый успех предприятия. Через три года после смерти отца Бертран, старший сын графа Сен-Жилльского приехал на Восток, чтобы заявить о своих правах на отцовское наследство. Притязания его поддерживали сорок провансальских галер с 4000 рыцарями и сержантами на борту. Тесные отношения с Генуей дали ему возможность усилить эскадру внушительным подкреплением в восемьдесят кораблей. Тулузский претендент сумел заключить союз с мощной лигурийской республикой, пообещав выделить ей часть прибыли и предоставить торговые льготы в отвоеванном государстве.

Экспедиция бросила якорь у берегов Греции и тут же принялась грабить окрестности. Император Алексей, узнав, что разбой чинился под предводительством сына его преданного союзника, приказал вызвать его в Константинополь. Он принял его весьма пышно, осыпал дарами и возобновил с сыном тот же самый договор, что был заключен и с отцом. Когда отношения между византийцами и провансальцами вновь наладились, флот направился на Восток: естественно, генуэзцы, как обычно, зашли в гавань Св. Симеона. Танкред, правитель тех мест, тепло принял претендента на наследство, изыскивая при этом способ как-нибудь с выгодой для себя использовать эту свежую прекрасную армию. С юношеской пылкостью Бертран заявил о перешедших ему от отца правах на Антиохию, Латтакию и большую территорию, контролируемую Раймундом Тулузским во время продвижения первого крестового похода. Уклоняясь от прямого ответа на слишком прямолинейные требования, правящий князь Антиохии призвал гостя объединить усилия, чтобы изгнать византийцев из Киликии. Бертран отказался под предлогом недавно заключенного союза с василевсом. Поняв, что сын, как и отец, стал византийским агентом и что его приезд означает новое вмешательство имперской политики в дела латинского Востока, нормандец сбросил маску и велел Бертрану покинуть его государство в кратчайшие сроки. Эскадра подняла паруса и пришла в Тортосу, где Бертран сразу же взял бразды правления в свои руки. Провансальские гарнизоны, немного поколебавшись, вскоре присоединились к нему; они не могли противостоять сыну человека, которого любили и которому верно служили! Воодушевленный первым успехом, тулузец потребовал у Гильома Иордана отдать ему Мон-Пелерен. Не обращая внимания на категорический отказ графа Серданского, он начал двойную осаду: Триполи, расположенного на полуострове, и гарнизона Мон-Пелерена.

Граф Серданский обратился к Танкреду и обещал принести ему вассальную присягу в обмен на военную поддержку. Князь Антиохии прибыл со всеми рыцарями и присоединился к Гильому Иордану в районе Тортосы. Увидев грозившую ему опасность, Бертран призвал короля Иерусалимского: он требовал королевского суда, чтобы вернуть себе отцовское наследство, и объявил себя вассалом короля за это наследство. Балдуин I, честолюбивый и решительный авантюрист первого крестового похода, и не думал упускать возможность значительно увеличить сферу влияния иерусалимского трона. Поэтому он дал знать Танкреду и Гильому Иордану, что отныне Бертран и его владения находятся под его защитой. Он призвал всех участников спора на торжественное собрание возле Триполи. Король желал использовать этот момент, чтобы раз и навсегда уладить различные междоусобицы, вспыхнувшие между обосновавшимися в Сирии франкскими баронами: граф Эдесский Балдуин дю Бург упрекал Танкреда за присвоение его владений, а Бертрана раздражала политика «свершившегося факта», на которой настаивал граф Серданский.

Королевское собрание началось в июле 1109 г.: противники высказали свою точку зрения, а Балдуин разрешил их споры, приказав баронам примириться. Наследство Раймунда Сен-Жилльского было разделено на две части: северная с центром в Тортосе и Аркасе отошла Гильому Иордану, а южная вместе с Триполи (когда последний будет взят), Мон-Пелереном и Джебайлом — Бертрану.

В связи с этой проблемой, типичной для латинских колоний, мы бы хотели обратить внимание на прекрасное знание мусульманами событий, происходящих в мире франков: «Сын графа Сен-Жилльского пришел по морю из страны франков в сопровождении шестидесяти кораблей, на борту которых были франки и генуэзцы, и встал у Триполи. Между ним и графом Серданским начались распри; Танкред, сеньор Антиохии, пришел на выручку и принял сторону графа Серданского; наконец, прибыл король Балдуин, сеньор Иерусалима со своей армией, и восстановил мир. Франки со всем ополчением осадили Триполи, стали нападать и теснить горожан, придвинув свои башни к крепостным стенам. Когда жители города увидели, что они пошли на приступ, то пали духом и признали, что поражение их было неотвратимо; их силы слабели, уступая место отчаянию, ибо египетский флот, который должен был доставить провизию и подкрепление, запаздывал, припасы, привезенные им, истощились, а попутного ветра все не было, как пожелал того Всевышний, предрешающий исход всего происходящего. Франки… взяли город в тяжелой битве в понедельник 12 июля. Они разграбили все, что смогли найти, мужчин бросили в темницу, а женщин и детей увели в рабство; они забрали всю мебель, еду, книги и все, что нашли в библиотеках знатных людей… Правителю города и части воинов была сохранена жизнь, потому что до нападения они попросили пощады; как только город был взят, им даровали свободу, и несколько дней спустя они прибыли в Дамаск. Что же до горожан, судьба их была печальна: победители захватили их имущество и извлекли из тайников их сокровища; этих людей ожидали большие несчастья и мучительные пытки. Франки и генуэзцы договорились, что одна треть города отойдет генуэзцам, а две другие — графу Сен-Жилльскому; королю Балдуину отдали все, что он пожелал взять» (Ибн аль-Каланиси).

Египетский флот прибыл в Тир через восемь дней после падения Триполи; никогда еще египтяне не снаряжали подобного флота, как в этот раз для защиты и обороны Триполи: воины, корабли, военные строительные материалы, провизия — все это имелось в огромном числе; что касается продовольствия, людей и денег, их количества хватило бы на то, чтобы поддерживать город, все прибрежные крепости и местное население, подчиняющееся египетской власти, в течение года. Флот находился некоторое время возле побережья и раздавал провизию. Жители Тира, Сидона и Бейрута принимали эту помощь и жаловались на свое ненадежное положение и на неспособность противостоять нападениям франков. Но флот не мог оставаться дольше и отправился обратно к Египту, как только подул попутный ветер. Больше египтяне не станут предпринимать никаких действий против «земли Триполи», как назвали ее латиняне.

Раздел графства оставался в силе лишь несколько недель, потому что Гильом Иордан погиб в стычке меж оруженосцами. Латинские хронисты, обычно столь многословные, так осторожно рассказывают о данном эпизоде, что это наводит на мысль о подготовленном покушении. Как бы там ни было, Бертран поспешил захватить северную часть графства. На этот раз государство Триполи обрело свои территориальные границы; политически же оно зависело от Иерусалимского королевства: его экспансия была направлена на богатые земли Хомса и долину Оронта, но также и на долину Боке, с которой граф Бертран весной 1110 г. согласно договору желал получить треть урожая.

Когда наладились связи между Иерусалимом и Триполи, византийско-провансальские отношения потеряли свою актуальность: поэтому жители Империи не могли рассчитывать на военную поддержку во время кампаний против нормандского княжества Антиохии. Отношения между Триполи и Антиохией улучшились, так что Танкред на смертном ложе передаст свою молодую и прекрасную жену, принцессу Цецилию, молодому французскому аристократу, несшему службу при нормандском дворе: это был Понс Триполийский, сын Бертрана, внук Раймунда Сен-Жилльского. Страница была перевернута!

Гильом Тирский и средневековая география

Акра: Этот город возвышается на берегу моря, на земле, которая зовется Финикия. У него есть гавань, весьма надежная и защищенная крепостными стенами, но корабли могут в полной безопасности бросить якорь и вне стен. Город находится между горой и морем. Земли там плодородные, хорошо обработанные, на них произрастает превосходная пшеница. Там течет река под названием Бель.

(Книга 10, 25)

Бейрут: Это город, стоящий на берегу моря между Сидоном и Джебайлом. Он находится в ведении архиепископа Тирского. Когда римляне владели всем миром, они покровительствовали городу, признав за ним привилегии и освободив от пошлин; по крайней мере, так написано в книге законов, называемой Дигестами… Возле этого города есть прекрасный сосновый лес, который зовут Пинуа.

(Книга 11, 13)

Сидон: Он лежит на морском берегу между Бейрутом и Тиром в провинции Финикия. Это весьма красивый и древний город. Основал его Сидон, сын Ханаана, и в латинском языке город носит его имя. Подчиняется он архиепископу Тирскому. Старые тексты много о нем рассказывают, там родилась царица, основавшая Карфаген.

(Книга 11, 14)

Крестоносцы освободили Иерусалим от владычества Фатимидского халифата. Вспомним, что египтяне захватили город благодаря франкскому вторжению в Левант и последовавшему за этим разгрому турок; Палестина была присоединена к Империи в своих традиционных географических рамках: от Газы до реки Собаки (Нахр эль-Кельб). Но они ограничились тем, что оставили гарнизоны лишь в крупных городах, обойдя вниманием небольшие поселения и всю сельскую местность. Для историков такой подход не является чем-то неожиданным, ибо в египетской политике от Рамзеса II до султанов-мамлюков и от Мухаммеда Али до представителей «Колониального управления» Палестина всегда считалась защитной зоной на границе с долиной Нила. Естественно, Фатимиды не могли допустить, чтобы христиане захватили центр их палестинских владений. Всего лишь через несколько недель после взятия Иерусалима крестоносцами большое египетское войско выступило из Аскалона. Франки оказали яростное сопротивление и отбили нападение, но из-за раздоров между военачальниками им не удалось овладеть ни Аскалоном, ни Арсуфом, которые, кстати сказать, были готовы сами сдаться. Несколько месяцев спустя вышедшие от храма Гроба Господня войска долго будут осаждать Арсуф, который выдержит все их атаки. Франкам явно не хватало военного флота, они не могли захватить порты палестинского побережья.

Рассмотрим теперь ту сложную ситуацию, в которой оказались франки, волею судеб обосновавшиеся на иудейском плато. Основной их задачей было расширить занимаемую территорию: Танкред обратил взоры к Галилее, а Готфрид — к землям вокруг Иерусалима. Турки из Дамаска оказывали им слабое сопротивление, а местные бедуины или крестьяне были не в состоянии противостоять таким искушенным воинам, какими были франки. Дорога из Иерусалима до Яффы проходила через Лидду и Рамлу и была единственным путем сообщения, соединявшим Святой град с морем; франки должны были очистить окрестности от разбойников-бедуинов, которые подстерегали процессии паломников, и обеспечить безопасность продвижения. Чтобы латинский флот, доставляющий подкрепление, провизию и людей, мог легко подойти к берегу, им необходимо было расширить контролируемую прибрежную полосу. Такое постепенное наступление на фатимидские владения неизбежно должно было вызвать резкую реакцию египтян.

Неудачная осада Арсуфа привела к тому, что захватить порты без участия латинского флота стало практически невозможно; поэтому, как только последний прибыл, уже ничто на свете не могло остановить осаду ни одной крепости на фатимидском побережье. Появление венецианской эскадры летом 1100 г. дало латинянам возможность перейти в наступление, и даже смерть защитника Гроба Господня отсрочила атаку всего на несколько дней, поскольку 20 августа союзники уже заняли Хайфу (Caiffas). Египетский гарнизон, находящийся в этой крепости, отчаянно пытался оказать сопротивление, население — по большей части еврейское — помогало ему, всячески поддерживая и воодушевляя. Увлеченные исследователи долго изучали эту жестокую битву. Была выдвинута следующая гипотеза: сражение было якобы спровоцировано евреями, бежавшими с юга Франции; они прибыли в Левант, чтобы скрыться от притеснений, вызванных яростным антисемитизмом, появившимся в то же время, что и идея священной войны. Вопрос остается открытым, поскольку большинство хронистов, как мусульманских, так и латинских, ни слова не говорят о сопротивлении и резне в Хайфе. Завоеванный город достался Танкреду, князю Галилейскому, но венецианцы получили то, о чем упоминалось в соглашении: четверть завоеванного города и рынки в городах, уже принадлежавших христианам.

С восшествием на трон Балдуина, графа Эдесского, программа лотарингской династии продолжала неукоснительно выполняться, но борьба получила новый импульс: сильный характер короля обратил на себя внимание не только палестинских франков, но и местных мусульман, которые совершили невозможное, чтобы взять его в плен, когда он направлялся из Эдессы в Иерусалим. Имея лишь небольшой отряд, брат Готфрида нанес поражение войску турецкого мелика (правителя), в пятьдесят раз превышавшему его собственное. Решительность Балдуина I (коронованного в Рождество 1100 г. в церкви Девы Марии в Вифлееме), разумеется, свидетельствовала о том, что теократические помыслы Даимберта будут в скором времени сведены на нет.

В 1101 г. к берегам Леванта прибыл большой генуэзский флот; король принял их необычайно благосклонно, привез команду в Иерусалим, чтобы отпраздновать Пасху, а затем поспешил приставить всех к делу, начав осаду фатимидского порта. Генуэзцы, уже привыкшие к совместным военным операциям, потребовали отдать им треть добычи, как в движимом имуществе, так и в деньгах, и передать в полную их собственность торговую улицу с торговыми рядами.

Арсуф первым испытал на себе право союзников. Прежде чем началась атака, испуганные горожане пожелали капитулировать. Балдуин позволил им вместе с семьями уйти в Аскалон, взяв все, что они могли унести. Королевские войска сопровождали беглецов до аскалонских владений, защищая их от банд, состоявших из дезертиров и искателей приключений, отбросов всевозможных армий, колесивших в то время по Палестине.

В самом начале мая франкская армия подошла к Цезарее и тотчас же начала осаду крепости, также находившейся во власти фатимидского халифа. Как мы уже говорили, генуэзские капитаны прекрасно владели искусством сооружения осадных орудий: поэтому в дело пошли камнеметы и катапульты: «Наши возвели деревянный замок, возвышавшийся над стенами и башнями города. Осаждавшие, поднявшись на вершину этого сооружения, могли сколько угодно стрелять из лука или арбалета по любой цели, находящейся внутри стен» (Гильом Тирский).

После 15 дней жестокой осады город был взят с первого же приступа при помощи лестниц. Простые воины, надежды которых получить большую добычу в Арсуфе не оправдались, на этот раз рассчитывали взять все своими собственными руками. Посему город стал свидетелем необычайно зверских, кровавых и варварских сцен. Некоторые современные историки пытаются смягчить их, дабы сохранить ореол святости крестового похода; другие (особенно французы) вменяют это в вину итальянским морякам, которых влекла жажда наживы, третьи проводят границу между рыцарями и народным ополчением, перекладывая ответственность за произошедшее на «простолюдинов». Как бы то ни было, подобное избиение, сравнимое лишь с битвой за Харам аль-Шариф, стирает черты, присущие священной войне, свидетельствуя о ведении колониального завоевания. «Нападающие спустились в город, затем открыли ворота перед королевской конницей, которая на всем скаку ворвалась в Цезарею. Паломники обшарили все части города, убивая мусульман, встречавшихся им на пути, не разбирая ни возраста, ни пола. Они вламывались в дома, убивали жителей и их семьи… Они ломали двери и перегородки, исследовали стены, чтобы найти замурованные в них сокровища; действительно, последних было неисчислимое множество. Некоторые жители думали, что им удалось избегнуть гибели: чтобы спасти жалкие крохи богатства, они глотали золотые безанты и драгоценные камни. Когда христиане узнали об этой хитрости, они безжалостно убили всех мусульман, вспарывая им животы и вытаскивая сокровища из кишок».

И славный прелат Гильом Тирский заключает: «Из-за этой хитрости погибло много горожан. Но тем, кто не пытался спрятать сокровища, была сохранена жизнь».

Жители города, подвергшиеся нападению, собирались толпами на площадях и в местах, где, как им казалось, они могут избежать смерти. В одной части города находился храм, некогда построенный царем Иродом в честь императора Цезаря Августа. В этом здании было полно драгоценностей, стены его были сплошь мозаичные, покрытые золотыми листами. Во время осады в алтаре укрылось множество людей, искавших убежища; они думали, что там они находятся в полной безопасности, ибо это принадлежащее их религии здание считалось священным. «Наши пехотинцы сломали двери и ворвались внутрь. Избиение прекратилось только тогда, когда не осталось ни одной жертвы. Крови было столько, что она доходила до колена. Под ногами, затрудняя проход, валялись трупы. Сие зрелище было невыносимо даже для закаленных воинов. Когда грабили этот храм, нашли вазу необычайной красоты, вырезанную из светло-зеленого камня и обработанную как снаружи, так и изнутри. Генуэзцы посчитали, и так считают до сих пор, что это огромный изумруд. Они взяли ее в свою часть добычи, увезли в Геную и передали в собор, где она находится по сей день. Также были убиты все жители города. Пощадили только юных невинных девушек и маленьких детей. Король приказал вынести всю добычу на берег. Генуэзцы получили третью часть; король определил свою долю, но простым солдатам и бедным паломникам тоже досталось много сокровищ. Оба городских бальи[9] были приведены к королю: первый отвечал за охрану города и ведение военных дел, на их языке мусульмане называли его «эмиром», второй ведал административными делами, вершил суд и разрешал тяжбы: его звали „кади". Король потребовал за них большой выкуп, поэтому приказал заковать их в цепи и строго охранять» (Гильом Тирский).

Египтяне не могли не отреагировать на потерю двух владений в Палестине, тем более что их изгнание из опорных пунктов на побережье могло отразиться на всех возможных завоеваниях в будущем. Чтобы заставить франков ослабить блокаду Цезареи, они сформировали большой диверсионный отряд, выступивший из Аскалона. Когда он дошел до равнины Рамлы, Цезарея пала; тогда отряд вернулся обратно, чтобы переждать сильную жару.

Июнь, июль и август прошли в ожидании. Король следил за фатимидскими гарнизонами с равнины Яффы. В середине августа египтяне ускорили приготовления. 5 сентября франки тоже стали готовиться к выступлению, чтобы стать лагерем в окрестностях Рамлы, откуда им было бы удобно наблюдать за дорогами на Яффу и Иерусалим. Сражение было назначено на 6-е число. 290 рыцарей и 900 пехотинцев выглядели довольно жалко по сравнению с многочисленными фатимидскими войсками, но их боевой дух был непоколебим; за короткой клятвой последовало общее отпущение грехов и короткое королевское напутствие: «Если будете убиты, вас ждет венец мучеников. Если победите — вечная слава. Если же кто-то попытается бежать — Франция слишком далеко!» (Фульхерий Шартрский).

Балдуин разделил войска на пять корпусов: если три первых были почти полностью уничтожены в схватке с врагами, то два последних, которые возглавлял лично король и перед которыми шел, неся хоругвь «Животворящего Креста», епископ Жерар, смяли цепь атакующих египтян и захватили вражеский лагерь; Балдуин под страхом смертной казни запретил останавливаться в нем ради грабежа. Преследование прекратилось только тогда, когда показались стены Аскалона. Победа франков была полной! Следующие дни были посвящены поиску беглецов и сбору большой добычи.

Могущественный визирь Египта Аль-Афдал был решительно настроен приложить все силы к освобождению Палестины. В мае 1102 г., спустя всего лишь семь месяцев после падения Рамлы, новая египетская армия вышла из Аскалона, она состояла из двадцати тысяч египтян и суданцев. Как и во время предыдущей кампании наступающие войска дошли до равнины Рамлы. Король, не имея достаточно сведений, решил, что речь идет всего лишь о небольшом нападении; он вышел навстречу с одним-единственным гарнизоном Святого города, не дожидаясь ни войск Самарии, ни Галилеи, ни отрядов паломников, находящихся в Яффе. Следует сказать в его оправдание, что он не мог даже предположить, как Аль-Афдал мог за столь короткий срок собрать новую армию.

Франков застали врасплох. Даже бегство не представлялось возможным: если бы они повернулись спиной к неприятелю, арабы непременно окружили бы и зарубили их. Небольшое христианское войско пошло в атаку прямо на врага: это была настоящая бойня старых рыцарей, верных соратников герцога Готфрида. У тех, кому удалось избежать смерти, не было иного выхода, как искать спасения в башне Рамлы. Эта башня только-только была построена по королевскому приказу; она обеспечивала надежное укрытие от мародеров, но не могла выстоять под напором целой армии! Положение было безнадежным. Поэтому когда настала ночь, король в сопровождении нескольких оруженосцев решил рискнуть. Его спутников догнали. Лишь он один сумел добраться до гор, где скитался несколько дней, остерегаясь фатимидских отрядов, обходивших окрестности. Башня Рамлы была захвачена на следующее утро, а тех, кто находился внутри, убили или взяли в плен; но королевство не было уничтожено, потому что король оставался невредим.

Вот мусульманское объяснение произошедших событий: «Египетские армии вышли из Египта, чтобы оказать помощь правителям прибрежных крепостей в борьбе против нападавших на них франкских отрядов. Когда Балдуин, граф Иерусалимский [арабы долго не будут признавать правителя Иерусалима королем], узнал об их появлении, он выступил навстречу с франкской армией, состоящей из семисот рыцарей и пехотинцев, которых он выбрал сам. С ними он напал на египетскую армию, но Бог даровал ей победу над противником, который полностью был разбит. Египтяне убили большинство рыцарей и пехотинцев, а Балдуин укрылся в Рамле. Его преследовали и окружили, но он, переодевшись, выбрался из города не будучи замеченным и, ускользнув от преследователей, добрался до Яффы. Его спутники были преданы мечу, а солдаты и воины, захваченные в Рамле, были убиты или обращены в рабство и уведены в Египет» (Ибн аль-Каланиси).

После двух суток утомительной езды король, наконец, добрался до Арсуфа. То, что он выбрал маленький порт, было несомненной удачей: фатимидская армия, занятая осадой Яффы, отправила туда маленький отряд, который принялся грабить богатые фруктовые сады в его окрестностях; однако попытаться проникнуть в город было бы крайне рискованно. С военной точки зрения Яффа могла удерживать натиск, но смерть короля, в которой никто не сомневался, подорвала боевой дух осажденных. В Иерусалиме появлялись явные признаки деморализации: несколько франков призывали всех отступить к побережью, где в случае, если положение станет слишком тяжелым, каждый из них рассчитывал найти себе место на корабле.

Чтобы добраться до Яффы, Король взошел на борт небольшой лодки, принадлежащей английскому пирату, который приехал попытать счастья в Леванте. С неслыханной отвагой последний повел свое судно в самую гущу фатимидской эскадры, борющейся со встречным ветром, и, насмехаясь над громоздкими судами осаждающих, доставил Балдуина целым и невредимым к причалу порта!

С его появлением оборона возобновилась, тем более, что стало прибывать подкрепление: войска Галилеи и Самарии, арьербан Иерусалима, спешили на помощь своему сеньору; постоянно приплывали новые пилигримы. 27 мая Балдуин с новыми силами перешел в наступление. Уверенные в своем численном и техническом превосходстве, осаждающие позволили христианам построиться и продвинуться вперед: вопреки всем ожиданиям победа осталась за франками, а фатимидские войска в беспорядке со всех ног кинулись в Аскалон.

Эта победа еще раз доказала, что фатимидский Египет был не в состоянии вернуть себе Палестину; несмотря на то, что его человеческие, материальные и денежные ресурсы были неисчерпаемы, династия была ослаблена дворцовыми интригами, а человек, удерживающий реальную власть, великий визирь Аль-Афдал, имеющий армянские корни, вел джихад не так, как подобает истинному правоверному… Некоторые историки с богатой фантазией будут говорить о его «зове христианской крови»; мы же просто считаем, что этого сделавшего карьеру выскочку в основном заботило сохранение его власти над Египтом, а непримиримая борьба против франков в Сиро-Палестине не могла послужить к увеличению его личной славы. Неожиданная победа при Яффе все же не внесла определенности, поскольку египтяне крепко удерживали Аскалон. Единственный результат военного триумфа нашел свое выражение в строчках, вышедших из-под пера Тирского: «Lors fu li roiames empais entor set mois» (затем королевство жило в мире примерно семь месяцев).

Но мир этот был крайне неустойчивым, ибо корабли, находящиеся в фатимидских портах, только и ждали подходящей возможности напасть на христианские суда, что и произошло зимой 1102 г., когда внезапная буря прибила к берегу Леванта несколько кораблей, везущих паломников на Восток. Жители Сидона, Акры и Аскалона уничтожили всех. Пока христиане не могли контролировать все побережье, таких происшествий вполне можно было ожидать. Король, сделавший свои выводы из этой трагедии, попытался весной следующего 1103 г. осадить Акру. Отсутствие флота вынудило его отступить, как только город получил продовольствие и подкрепление, доставленные эскадрами Тира и Сидона. Возможность возобновить осаду представилась ему через год, когда генуэзский флот, тот самый, что помог Раймунду Сен-Жилльскому овладеть Джебайлом, отправился на юг, чтобы совершить паломничество. Балдуин нанял его на службу, заключив самую выгодную по сравнению со всеми предыдущими сделку: в случае победы граждане лигурийской республики получали третью часть из доходов от таможни Акры, треть сборов с товаров, прибывающих по морю, торговую улицу, где они имели право своего суда, наконец, свою церковь. За несколько лет произошли значительные изменения: торговые республики стали умерять свои притязания (просят одну улицу вместо трети города, полученной ими два года назад), но взамен получили крупные денежные выплаты. Это легко понять, ибо ограниченные демографические ресурсы торговых республик не позволяли им занимать большие кварталы, дарованные в побежденных городах. Им вполне хватало улицы, на которой располагались торговцы, менялы и склады для больших товаров; к тому же чаще всего эти анклавы обладали всеми правами, касающимися экстерриториальности, С другой стороны, рента, выплачиваемая серебром или золотыми монетами, была необходима, чтобы финансировать торговые операции экспансии в Леванте. В Александрии и Константинополе за покупку расплачивались монетами высокой пробы. «Также в том месяце стало известно, что Балдуин, король франков и властитель Иерусалима, решил осадить прибрежную крепость Акру, напав на нее с земли и с моря, в чем ему помогли генуэзцы со своими кораблями; это они с помощью девяти сотен кораблей завладели прибрежным городом Джебайл (Жибле). Они осадили город, окружив ее со всех сторон, и тотчас же завязалась битва, длившаяся до тех пор, пока правитель города и его воины уже не имели более сил сопротивляться, а жители были слишком слабы, чтобы продолжать сражение; тогда город был взят приступом. Правитель, эмир Захр ад-Дула Бина аль-Джуайуши, бежал из крепости, поскольку был не в состоянии оборонять ее и обеспечить ее защиту» (Ибн аль-Каланиси).

Разумеется, великий визирь Аль-Афдал должен был нанести ответный удар: в августе 1105 г. он собрал в Аскалоне новую армию. Внушительный флот, один из самых красивых, что когда-либо выходили из фатимидских военных портов, должен был упрочить его превосходство на море, а многочисленное войско турецких лучников из Дамаска придавало движению размах «исламского фронта». На этот раз у франков было время приготовиться, и столкновение снова имело место в окрестностях Рамлы. 27 августа 1105 г. после продолжительного сражения, шедшего с переменным успехом, турецкая и египетская конница обратилась в бегство, а пехота была уничтожена на месте, Узнав о поражении сухопутных войск, египетский флот поспешил укрыться в тех палестинских портах, которые все еще находились во власти Фатимидов.

Это выступление против крестового похода в 1105 г. станет последней серьезной попыткой Фатимидов изгнать франков из Палестины. Египетский халифат показал свое богатство и свою слабость: вскоре франки нападут на Египет. Много позднее, когда египетские армии вновь направятся в Палестину, во главе их будет стоять курдский султан [Саладин], безусловно, удачливый полководец, но помимо этого еще и борец за «истинную веру», и его единодушно поддержит весь исламский мир. Но не будем забегать вперед, в настоящее время первый король Иерусалима стремится уничтожить одно за другим пиратские логова, каковыми являлись фатимидские порты Бейрут, Сидон, Тир и Аскалон.

Как мы уже видели, Триполи пал в 1109 г.; Бейрут с помощью смешанной генуэзской и пизанской эскадры был взят в 1110 г. Египетский флот не смог вовремя прийти на помощь ни к одной из этих крепостей; его попытка вернуть Бейрут позорно провалилась, как провалилась и молниеносная атака «диверсионного отряда», выступившего из Аскалона на Иерусалим в надежде застать воинов Святого города врасплох.

Год 1110-й также ознаменовался падением Сидона. Латинян связывала с этим городом старая вражда: во время прохода первой экспедиции серьезное столкновение породило ненависть между жителями города и крестоносцами. К тому же в его порту находили убежище пираты, нанесшие очень большой ущерб западным флотилиям. Наконец, в сидонский гарнизон стекались дезертиры: например, бывшие солдаты Раймунда Сен-Жилльского, обратившиеся к этому способу в надежде пополнить свой кошелек в Леванте. Как настоящие отступники, они перегнули палку, возводя хулу на Деву Марию и Христа и оскверняя выливаемыми помоями хоругвь «Животворящего Креста», во главе с которой королевские войска обходили в торжественной процессии стены вражеского города (во время первой осады Сидона в 1108 г.).

Вот рассказ о взятии Сидона, написанный жителем Дамаска Ибн аль-Каланиси: «Объявили, что некий франкский король пришел с моря, приведя более шестидесяти кораблей с воинами, чтобы завершить паломничество и начать войну с Исламом. Так как он направлялся к Иерусалиму, Балдуин вышел ему навстречу и они решили вместе напасть на мусульманские страны. Вернувшись в Иерусалим, они начали осаду прибрежной крепости Сидон 3-го Раби II 504 (19 октября 1110 г.) и окружили его с суши и с моря. Египетский флот стоял на якоре возле Тира, но он не смог прийти на помощь Си-дону. Франки построили башню и с ее помощью атаковали город; она была обвязана виноградной лозой, покрыта коврами и свежими бычьими шкурами, защищавшими ее от камней и смолы; обеспечив таким образом ее защиту, они принялись с перерывами в несколько дней передвигать ее с помощью колес, на которых она стояла.

Когда наступил день сражения и когда башню придвинули к крепостной стене, франки воспользовались ею, чтобы начать атаку; они поместили туда воду и уксус на случай пожара, как и все, необходимое для сражения. Когда жители Сидона увидели их приготовления, их решимость ослабла. Они отправили к франкам своего кади и старейшин города, чтобы те просили Балдуина сохранить всем жизнь. Он внял их просьбам… Осада длилась сорок семь дней».

В следующем 1111 г. Балдуин напал на Тир и Аскалон, два последних фатимидских порта в Сиро-Палестине. Египетский правитель был далеко не блестящим полководцем. «Он вступил с ним в переговоры, и они порешили, что король, получив денежный выкуп, отступит, не нанеся никакого вреда городу. Он больше был склонен к торговле, чем к войне, и поддался соблазну заключить перемирие и обеспечить безопасность путей сообщения» (Ибн аль-Каланиси). Аскалон признал над собой франкский протекторат, в то время как Тир, расположенный на полуострове и верный античной традиции, готовился к ведению войны.

Настойчивость, с которой проводилась королевская политика, принесла свои плоды: прибрежная полоса оказалась в руках христиан; гарнизоны двух последних фатимидских крепостей были заперты в своих стенах, эскадры не решались напасть со стороны моря, где безраздельно царили латинские эскадры.

Утрата превосходства на море нанесла тяжелый удар не только по престижу египетской политики, но и по мусульманской торговле в восточном Средиземноморье: «В этом году стало известно, что группа странствующих торговцев покинула Тиннис, Дамьетту и Старый Каир, взяв с собой множество товаров и денег, ибо тяготились пребыванием в Египте и спешили уехать. Поскольку военный египетский флот не мог выйти в море, они попытались уплыть сами, но столкнулись с франкскими судами, которые обыскали их корабли и забрали деньги и товары, стоившие более ста тысяч динаров. Торговцев взяли в плен и принудили заплатить выкуп из того имущества, которое оставалось у них в Дамаске и других городах» (Ибн аль-Каланиси). Экономический застой, последовавший за франкским нашествием, сильно ударил по деловым мусульманским кругам. От Александрии до Алеппо и от Каира до Багдада торговцы с базаров, погонщики верблюдов, ремесленники и менялы будут клясть некомпетентность и беспечность своих политических руководителей, проявленные при ведении войны против франков.

Священная война, целью которой было отвоевание потерянных земель, станет единственным возможным средством на какой-то срок избавиться от безработицы. Чтобы вложить в души людей желание начать ее, деловым кругам следовало заручиться поддержкой религиозных деятелей. Когда последние были найдены, новые союзники объединили усилия, чтобы вынудить князей мусульманского города поддержать программу завоевания.

Примечания:

9

Здесь: представители городских властей. (Примеч. ред.)