• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Часть берберов исповедовала иудаизм, религию, воспринятую ими от сильных израильских соседей, обитавших в Сирии. Среди берберов-иудеев было и племя Джерба, жившее в районе горы Аурас, племя Кахины, убитой арабами в ходе их первых завоеваний.

(Абд аль-Рахман ибн Халдун. История берберов (139б))

Весьма вероятно, что мое происхождение никак не связано с древним Израилем... Хотя после 965 года хазары и лишились своей коллективной силы, вполне возможно, что они сохранили приверженность иудаизму, и нельзя исключить, что многие европейские евреи являются их потомками или же потомками народов, над которыми они властвовали. Быть может, я один из таких евреев? Кто знает? И кого, в конечном счете, это интересует?

(Айзек Азимов. Это была славная жизнь (2002))

Иоганн Вольфганг фон Гёте в свое время назвал архитектуру замершей в пространстве музыкой. Быть может, следует сравнить исторический иудаизм, начиная с IV века н. э., с застывшим архитектоническим строением, стыдливо умолкшим на многие столетия.

Представление об иудаизме как о замкнутой, поглощенной исключительно собой секте, превратившей былую пламенную веру в схоластический талмудический дискурс, вполне соответствует господствующим христианским воззрениям, сыгравшим решающую роль в формировании представления о евреях в западном мире. Донациональная и сионистская историография, отвергая унизительные аспекты этой концепции, на деле рабски ее придерживалась. Она великолепно обслуживала «научную» характеризацию народа как вырванного из естественной среды «этнического» тела, неспособного полноценно функционировать до тех пор, пока не возвратится на территорию, якобы являющуюся его исторической родиной.

На самом деле вплоть до момента, когда иудаизм частично замкнулся на себе, в основном из-за ограничений, наложенных на него христианством, он продолжат смой миссионерский поход в районах, еще не соприкоснувшихся со стремительно распространявшимся монотеизмом. Повсюду — от Аравийского полуострова до славянских земель, Кавказских гор и степей между Волгой и Доном, от домусульманского Иберийского полуострова до окрестностей древнего (разрушенного и отстроенного) Карфагена — иудейская религия продолжала находить новых прозелитов и таким образом упрочивала свое присутствие в истории. В регионах, куда проникал иудаизм, как правило, функционировали культуры, находившиеся различных стадиях перехода от племенного общественного устройства к ранней государственности. Необходимо отметить, что все они были чисто языческими.

Наряду с Сирией и Египтом, Аравия — один из самых близких к Иудее регионов, поэтому неудивительно, что присутствие иудаизма заметно здесь уже в довольно ранний период истории. Прямо на границе Иудеи находилось арабское Набатейское царство, распавшееся вскоре после падения Иерусалима - в 106 году н. э. За пределами Набатии простирался огромный полуостров, по которому кочевали арабские племена; в то же время его пересекали многочисленные торговцы, переправлявшие свои товары с юга на север. Оазисы, располагавшиеся на перепутьях главных Дорог, посещали, в числе прочих, и торговцы из Иудеи: некоторые из них обосновались в этих местах. В своих дорожных мешках они несли не только ценные товары, но и веру в единого Бога, которая, в силу своих духовных преимуществ (всемогущий Создатель, воскрешение мертвых), стала постепенно завоевывать сердца местных идолопоклонников. В Мишне, к примеру, сказано: «Кровавые пятна, принесенные из Рекема, ритуально чисты; рабби Иехуда считает: ритуально нечисты, ибо они (жители Рекема) — сбившиеся с пути прозелиты» (Нида 7: 3). Рекем, по всей вероятности, — населенный пункт в юго-восточном Заиорданье; как мы видим, рабби Иехуда бар Илай сомневался в том, что переход жителей Рекема в иудаизм соответствовал религиозному стандарту. Кроме того, в разных районах северного Аль-Хиджаза были найдены надгробные надписи, принадлежащие иудеям или прозелитам.

Еще до возникновения ислама, в IV веке или в первой половине V века, в период, именуемый в арабской историографии «Джахилия», то есть «эпоха невежества», евреи селились в Тейме, Хейбаре и Ясрибе (позднее — Медина), то есть в самом сердце области Аль-Хиджаз. Накануне зарождения ислама сильные племена, жившие вокруг этих городов, стали перенимать иудаизм у иудейских поселенцев. Наиболее известные из этих племен, те, с которыми Мухаммед конфликтовал в самом начале своего пути, — это Бану-Кайунка, Бану-Надир и Бану-Курайза из окрестностей Ясриба. Вблизи Теймы и Хейбара также проживали племена, принявшие иудаизм. Все они говорили на арабском языке и носили ярко выраженные местные имена. Об атмосфере, в которой жили эти прозелиты, можно судить по позднему рассказу арабского летописца Абдаллы Эль-Бакри (Al-Bakri), писавшего в XI веке. Об одном из племен, обитавших в окрестностях Теймы, он говорит следующее: «Иудеи не позволяли членам племени войти в ворота крепости, если они еще исповедовали другую религию; они могли попасть в крепость лишь после того, как принимали иудаизм»[342].

Следует предположить, что распространение еврейского монотеизма, который тогда еще не был раввинистическим, в немалой степени подготовило почву для последующего возникновения ислама. Несмотря на жесткие столкновения между новой религией и ее предшественницей, несомненно, что именно иудаизм заложил идеологический фундамент мусульманской доктрины. Лучшим тому подтверждением является сам Коран. Священная книга ислама насыщена высказываниями, рассказами и легендами, заимствованными из Библии и обогащенными местной фантазией. Библейские отголоски слышны на всем протяжении книги; здесь появляются ключевые библейские мотивы, такие как «рай» и «шехина» («божественное присутствие»), истории Авраама, Иосифа и Моисея, высказывания Давида и Соломона, именуемых пророками (при этом Коран не упоминает таких великих пророков, как Иеремия и Исайя, а из поздних пророков цитируются лишь Захария и Иона). Иудаизм не был единственной монотеистической религией, проникшей на Аравийский полуостров; христианство соревновалось с ним за сердца местных жителей, иногда довольно успешно, хотя, в конечном счете, концепция святой троицы так и не вошла в мусульманский канон. Стоит отметить, что в духовном пространстве между этими четко очерченными религиозными полюсами процветали многочисленные синкретические культы, например ханифизм. Все вместе они породили бурлящий плавильный котел, из которого вышло новое монотеистическое учение.

Победа ислама в начале VII века, так же как и установление христианского владычества в Средиземноморье, остановила приток прозелитов и положила начало постепенному растворению племен, принявших иудаизм. Не следует забывать, что переход мусульманина в иудаизм был строго запрещен законами новой религии; тот, кто проповедовал такое обращение, равно как и тот, кто покидал ислам, наказывались смертной казнью. С другой стороны, те, кто присоединялись к учению пророка, получали столь соблазнительные привилегии, упомянутые в предыдущей главе, что устоять перед ними было чрезвычайно трудно.

Так или иначе, в период, предшествующий появлению Мухаммеда в центре Аравийского полуострова, иудейская миссионерская деятельность привела к поразительному обращению в иудаизм целого царства, находившегося в его южной части. Это массовое обращение, в отличие от случаев массового перехода в иудаизм, имевших место в Ясрибе или Хейбаре, завершилось образованием устойчивой религиозной общины, сохранившейся до Нового времени, невзирая на временные успехи христианства и последующие победы ислама.

Если социальные коллективы центрального Аль-Хиджаза все еще находились на племенной стадии развития, то в той части Аравии, которую мы сегодня называем Йеменом, уже в первые века новой эры началось становление государственного аппарата, интересы которого требовали введения централизованного религиозного культа.

Уже римляне проявляли интерес к легендарной стране на южной оконечности полуострова, которую они называли «счастливой Аравией». В эпоху Августа они даже пытались направить туда гарнизон, в который входил и отряд из Иудеи, выделенный «щедрым» царем Иродом. Однако это начинание потерпело неудачу, и большинство солдат погибли в палящей пустыне. Название Химьяр (Himyar) принадлежало большому местному племени, в начале II века до н. э. разгромившему своих соседей и постепенно превращавшемуся в племенную монархию. Столицей Химьярского государства был город Зафар (Zafar); оно было известно также как «царство Саба, зу-Райдана, Хадрамаута, Йаманата и арабов гор и равнин». Это длинное и впечатляющее название пользовалось широкой известностью. Римляне сумели наладить какие-то отношения с Химьяром; значительно позднее этого же добились сасанидские цари Персии. Арабская традиция называет химьярского правителя «тубба» (Tubb'a), титул, соответствующий императорскому или королевскому, химьярские надписи именуют его «малик». Правителя окружали административный аппарат, аристократическая элита и вожди племен. Злейшим врагом химьяров было эфиопское царство Аксум (Axum), находившееся на противоположном берегу Красного моря. Аксумцы время от времени переплывали на своих кораблях пролив и грабили богатых соседей.

О том, что химьяры, возможно, посещали Святую землю, свидетельствуют могильники, обнаруженные в 1936 году в ходе раскопок древнего города Бейт-Шеарим неподалеку от Хайфы. Греческая надпись на одной из могильных ниш называет захороненных «людьми из Химьяра». Ясно, что покойные были евреями, поскольку один из них назван «Менах[ем], старейшина общины»; кроме того, рядом с надписью были найдены изображения меноры и шофара. Трудно сказать, каким образом эти химьярские захоронения оказались в Бейт-Шеарим. Предположительно, они относятся к III веку н. э.[343]

Христианский арианский историк Филосторгий (Philostor-gios, 368-433) сообщает, что в середине IV века н. э. император Восточной Римской империи Константин II направил в Химьяр делегацию, которой было поручено крестить тамошних жителей. По словам Филосторгия, делегация столкнулась с ожесточенным сопротивлением местных евреев, но, несмотря на это, химьярский правитель, в конце концов, принял христианство и даже построил в своем царстве две церкви. Трудно оценить степень достоверности этого рассказа. Следует иметь в виду, что примерно в это время в христианство перешло эфиопское царство, так что вполне вероятно, что и в Химьяре шла борьба между соперничающими религиями. Не исключено также, что один из химьярских царей временно обратился в христианство. Но даже если христианство и одержало эту победу, она была недолговечной.

Многочисленные археологические и эпиграфические данные, частью обнаруженные совсем недавно, почти неопровержимо доказывают, что в конце IV века н. э. Химьярское царство действительно отошло от язычества и приняло монотеистическую религию, однако его выбор пал вовсе не на христианство. В 378 году царь Маликариб Йухамин (Malikkarib Yuhamin) возвел несколько зданий с весьма специфическим посвящением: «Волею Господа, владыки небес». В дальнейшем появляются надписи, содержащие выражение «Владыка неба и земли», а также эпитет «рахманан», то есть «рахаман» (милосердный). Этот эпитет применительно к Богу употребляли тогда только верующие иудеи, он появляется и в Талмуде (арам, «рахмана»); лишь позднее, с начала VII века, он был «присвоен» мусульманами в качестве одной из характеристик Аллаха. Хотя его использовали и христиане, жившие в арабском мире, они неизменно присоединяли (к Господу) Сына и Святой дух.

Исследователи довольно долго спорили между собой о характере этого оригинального монотеизма, но их дискуссия завершилась, когда в городе Бейтэль-Ашуаль (Beyt el-Ashwal) была обнаружена новая надпись, относящаяся к эпохе Дариамара Аймана и посвященная сыну Маликариба Йухамина. На двух языках (иврите и химьярском) она была составлена неким Иехудой. Надпись на иврите гласит: «Написал сие Иехуда, благословенной памяти. Аминь. Шалом. Аминь». На химьярском языке написаны следующие слова: «Силою и милостью Господа, сотворившего душу, повелителя жизни и смерти, владыки неба и земли, создателя всего, и с денежной помощью его народа — народа Израиля, и с разрешения его владыки»[344]. Даже если эта надпись и не была сделана по прямому указанию царского дома, она восхваляет царя в терминах иудейской веры, причем автору хорошо известно, что правитель также ее придерживается.

С последней четверти IV века до первой четверти VI века, то есть на протяжении ста двадцати — ста пятидесяти лет (что примерно равно сроку пребывания у власти династии Хасмонеев), Химьяром управляла мощная иудейская монархия. Мусульманская традиция связывает обращение Химьярской царской династии в иудаизм с именем Абу Кариба Ассада (Abu Karib Assad), второго сына Маликариба Йухамина, царствовавшего, по-видимому, с 390 по 420 год. Как повествует легенда, этот царь пошел войной на север полуострова, однако вместо того, чтобы воевать, принял иудейскую веру и вернулся домой с двумя еврейскими мудрецами, после чего начал обращать в иудаизм всех жителей своего царства[345]. Поначалу подданные отказывались принимать новую религию, но затем ему удалось всех их «убедить».

О сыне Ассада, Шарахбииле Йафуре (Sarahbi'il Ya'fur), также сохранилось письменное свидетельство (от 440 года), доказывающее его приверженность иудаизму. На одной из стен огромной Марибской плотины, которую он отремонтировал, выгравированы его имя и титулы, а также рассказ о поддержке, оказанной ему Всевышним, «Владыкой неба и земли». В другой надписи, относящейся к той же эпохе, снова встречается эпитет «милосердный». Это именование Бога появляется и в надписях, сделанных более поздними химьярскими правителями.

История казни Азкира, христианского миссионера из города Награн, расположенного к северу от Химьяра, показывает, какую степень власти обрела иудейская религия «милосердия». Многочисленные арабские легенды повествуют об убийстве этого проповедника. Христианская агиографическая литература говорит о нем как о святом мученике, погибшем от рук евреев. Это событие произошло во время правления химьярского царя Шарахбиила Йакуфа. После того как Азкир возвел молельню, увенчанную крестом, он был схвачен царскими агентами, полностью разрушившими культовое сооружение. Царь пытался убедить его оставить веру в Христа, однако Азкир отказался, после чего был приговорен к смерти. По совету одного из приближенных к царю раввинов было решено казнить Азкира в самом Награне, причем публично. К тому времени христианство успело пустить корни в городе, поэтому было необходимо отвратить местных жителей от пагубного вероучения и запугать их. Если верить легенде, мученик Азкир перед смертью совершил чудеса, которые произвели сильное впечатление на множество людей и оставили глубокий след в церковной традиции[346].

В период, последовавший за смертью Шарахбиила Йакуфа, Химьярское царство потеряло свою мощь, и двое его сыновей не сумели выстоять перед мощным натиском эфиопов. Эфиопская армия вторглась в Химьяр и на какое-то время укрепила положение своих христианских сторонников, по-прежнему живших в стране. Длительное противостояние между Химьяром и эфиопским царством Аксум было вызвано не только религиозными разногласиями, но и столкновением политических и торговых интересов. Аксум находился в сфере влияния Византийской империи, стремившейся контролировать пролив, соединяющий Красное море с Индийским океаном, и обезопасить торговые пути в Индию. Химьяр, издавна враждовавший с империей, решительно противился установлению христианской гегемонии в регионе[347]. Вполне возможно, что столь продолжительная приверженность широких слоев химьярского общества иудейской религии была вызвана этой острой противоположностью интересов. Аристократия и торговцы поддерживали проиудейски настроенную монархию, так как она являлась надежным гарантом экономической независимости. Тем не менее, иудаизм не был достоянием одних лишь аристократических кругов. Согласно многочисленным свидетельствам, он пустил глубокие корни среди различных местных племен. Известно, что благодаря непрерывным контактам иудаизм распространился и по другую сторону пролива, на территории враждебной Эфиопии[348].

После нескольких лет христианской гегемонии иудаизм вернулся «к власти» при посредстве Зу Нуваса (Du-Nawas), последнего иудейско-химьярского правителя. Этот «малик» упоминается в исторических документах особенно часто из-за своей непримиримой вражды к христианству, а также вследствие изнурительной войны, которую он вел с Эфиопским государством. Исторический трактат Прокопия Кесарийского (Procopius, 500-565) «Войны», свидетельство бродячего торговца Козьмы (Cosmas) Индикоплевста под названием «Христианская топография», гимн, составленный настоятелем монастыря по имени Иоганн Псалт (Johannes Psaltes), дошедшая до нас в отрывках «Книга химьяритов», послание сирийского епископа Симеона из Бейт-Аршама (Bet-Arsham)[349] и другие христианские источники изобилуют свидетельствами о мощи иудейского царя, о его жестокости и о гонениях, которым он подвергал всех последователей Иисуса. Существует также немало арабских текстов, подтверждающих эти рассказы, хотя и с меньшим антииудейским пылом[350].

Официальное имя Зу Нуваса было Юсуф Асар Ясар (As'ar Yat'ar). В поздней арабской традиции он получил позорное прозвище «масрук», означающее, по-видимому, «обладатель локонов» — он был известен своими длинными кудрями. Существует легенда о его горьком конце и героическом поражении в последнем бою, в ходе которого он вместе со своим могучим белым конем был поглощен водами Красного моря. Достоверно известно о приверженности Зу Нуваса иудаизму, однако, его принадлежность к царской династии довольно сомнительна. Неизвестна и точная дата его воцарения. Скорее всего, это произошло не позднее 518 года. Ранее столицей Химьяра владел наместник эфиопского царя, и Зу Нувас, укрывшись в горах, начал готовить против него восстание. В результате кровопролитной борьбы он захватил город Зафар и затем подчинил себе все царство. Аристократические круги оказали ему поддержку, а его победа заставила принять иудаизм всех, кто не сделал этого ранее. Одно из свидетельств утверждает, что после того, как Зу Нувас пришел к власти, из Тверии прибыли мудрецы, дабы укрепить Моисееву религию на всей территории Химьяра[351].

Возвращение иудаизма как государственной религии снова вызвало восстание в Награне, где большинство населения составляли христиане. Химьярский царь осадил город и после продолжительной осады захватил его. В боях погибло немало христиан, что дало аксумскому царю Эла Асбеха (Ela Asbeha) необходимый предлог для того, чтобы начать войну против иудейского Химьяра. При полной поддержке со стороны Византийской империи, предоставившей Аксуму корабли, христианские армии пересекли Красное море и в 525 году разбили Зу Нуваса в длительном и кровопролитном сражении. Город Зафар был разрушен, пятьдесят членов царской семьи попали в плен. Иудейское царство в южной части Аравийского полуострова было окончательно уничтожено. Попытка Сайфа Зу Язана (Sayf Du-Yaz'an), одного из потомков Зу Нуваса, поднять еще одно иудейское восстание завершилась неудачей.

Проэфиопский режим, пришедший на смену иудейской монархии, был, разумеется, христианским. Но в 70-х годах VI века н. э. весь регион захватила Персия. По-видимому, это событие предотвратило полную христианизацию Химьяра, хотя, с другой стороны, его население не приняло и зороастризм (за пределами самой Персии мало кто исповедовал эту религию). Известно, что химьярская община прозелитов продолжала существовать в период эфиопского и персидского владычества, поскольку в 629 году, когда в регион вошли войска Мухаммеда, пророк в послании к своим военачальникам предупреждал, что не следует принудительно обращать в ислам местных иудеев и христиан. Судя по типу налога, которым облагались иудеи, многие из них занимались сельским хозяйством. К сожалению, невозможно определить, какая часть их сохранила приверженность иудаизму, а какая приняла религию завоевателей. Можно предположить, что еще ранее немало иудеев перешли в христианство; позднее многие другие обратились в ислам. Тем не менее, как уже отмечалось выше, немало людей продолжали верить в древнего «милосердного» Бога, так что благодаря теологическим связям с духовными центрами в Вавилоне химьярская иудейская община смогла дожить до XX века.

О существовании иудейского царства в южной части Аравийского полуострова было известно еще в XIX веке. Генрих Грец в своей знаменитой книге посвятил ему несколько страниц, опираясь на рассказы арабских историков и христианские свидетельства. Его рассказы о Абу Карибе Ассаде и о Зу Нувасе чрезвычайно красочны[352]. Шимон Дубнов также пишет о Химьяре — не столь многословно, как Грец, зато гораздо точнее с хронологической точки зрения[353]. Сало Барон пошел по стопам своих предшественников и сочинил несколько страниц о «праотцах йеменского еврейства», пытаясь различными способами оправдать их репрессии против христиан[354].

Со своей стороны, поздняя сионистская историография уделяет Химьярскому государству значительно меньше внимания. Так, к примеру, монументальный документальный труд Бенциона Динура «Израиль в изгнании» начинается лишь с «ухода еврейского народа в изгнание» в VII веке н. э., поэтому южноаравийское иудейское царство, существовавшее намного раньше, в него не попало. Некоторые израильские историки подвергали сомнению «качество» иудаизма химьяритов, заведомо отличавшегося от раввинистического; немало других предпочли просто проигнорировать эту неудобную историческую главу[355]. В учебниках, издававшихся после 50-х годов, нельзя было даже упомянуть историю обращения в иудаизм всеми забытой южной монархии, скрытой песками Аравийской пустыни.

Только исследователи, специализировавшиеся на судьбе евреев арабского мира, иногда обсуждали происхождение многочисленных химьярских прозелитов. Среди них стоит упомянуть Исраэль Бен-Зеэва, опубликовавшего еще в Египте конца 20-х годов книгу под названием «Евреи в Аравии». В 1931 году он выпустил ее первое (переработанное) издание на иврите, а в 1957 году - второе, существенно расширенное. Историю Химьярского царства основательно исследовал еще один израильский ученый, Хаим Зеэв Хиршберг, чья книга «Израиль в Аравии» вышла уже в 1946 году. Эти два сочинения подробно описывают судьбу иудеев, живших на юге Аравийского полуострова. Несмотря на национально-апологетическую окраску, оба этих труда отличаются высокой степенью научной достоверности.

В последние десятилетия археологи обнаружили новые эпиграфические материалы. Зеэв Рубин, видный историк из Тель-Авивского университета, является одним из считанных израильтян, продолжающих скрупулезно изучать историю утраченного химьярского времени.

Завершая свое захватывающее описание царства прозелитов, Хиршберг, возможно, самый известный исследователь истории евреев арабского мира, задает следующие вопросы: «Сколько иудеев проживало в Йемене? Каким было их расовое происхождение, являлись ли они потомками Авраама или же происходили от йеменцев, принявших иудаизм?» Хотя у него не было ответов на эти вопросы, он подытожил: «Несмотря на это, были и иудеи, прибывшие из Эрец-Исраэль, а возможно, и из Вавилона; именно они являлись духовным ядром иудейской общины Йемена. Их число было немалым, их значение было велико, они принимали решения по всем вопросам. Когда начались гонения, они сохранили верность своему народу и Торе. Верно, что многие из химьярских прозелитов не сумели выдержать преследований и приняли ислам. В Йемене не осталось ни одного христианина, однако евреи сохранили целостность общины, отделявшей себя от арабов. До сих пор они придерживаются своей веры, невзирая на унижения, которые им приходится терпеть... Многие общины прозелитов, как, например, хазары, ассимилировались и растворились среди других народов, поскольку их еврейское ядро было чересчур малочисленным, однако евреи Йемена остались живым коленом еврейской нации»[356].

Выдающаяся аккуратность изложения химьярской истории вплоть до этого финального пассажа и доскональное следование оригинальным источникам на всех этапах ее изучения делают эти последние строки неуместными и даже абсурдными. Вместе с тем они заслуживают цитирования, поскольку позволяют проследить характер и направление сионистской историографической мысли в том, что касается проблемы прозелитизма. Хиршберг не имел абсолютно никаких данных о том, какую часть тех или иных слоев химьярского общества составляли «иудеи по рождению и по крови» и были ли они вообще, равно как и о происхождении тех, кто сохранил приверженность своей вере. Тем не менее, этноцентрический императив пересилил его исторический профессионализм, а потому в завершающей главе исследования ему потребовался «голос крови». Ведь в противном случае читатели уважаемого востоковеда могли подумать, что йеменские евреи являются, не дай бог, потомками Зу Нуваса и его воинственных аристократов, а вовсе не отпрысками милосердных Авраама, Ицхака и Якова, фантастических «праотцев» всего мирового еврейства.

Хиршберг с его этнобиологическим пафосом, разумеется, не был исключением. Почти все исследователи, писавшие о зарождении еврейской общины Йемена, приписывали ей «политкорректную» родословную, восходящую к древним жителям Иудеи. Некоторые утверждали, что после разрушения Первого храма многие иудейские изгнанники оказались не только в Вавилоне, но и в Южной Аравии. Другие говорили, что йеменские евреи ведут свое происхождение непосредственно от царицы Савской. По их мнению, сексуальная гостья царя Соломона вернулась домой в сопровождении «еврейских придворных», которые с исключительным энтузиазмом исполняли заповедь «плодитесь и размножайтесь». Судя по всему, царица Савская оставила огромное число наследников, поскольку эфиопы также считали своих царей ее прямыми потомками.

Таким образом, история химьярских прозелитов была оставлена сиротливо прозябать на обочине израильской системы образования, и выпускники средних школ не имеют о ней ни малейшего представления. Судьба мощного иудейского царства, в свое время наводившего страх на соседей, оказалась весьма печальной: прямые потомки его стесняются, все остальные боятся даже упоминать о его существовании[357].

Не только химьяриты исчезли из израильской национальной памяти. Происхождение их североафриканских единоверцев также старательно игнорируется и замалчивается. Если йеменские евреи, согласно национальной мифологии, являются потомками приближенных царя Соломона или, на худой конец, вавилонских изгнанников, то евреи Магрнба либо также оказываются потомкам иудеев, изгнанных после разрушения Первого храма, либо ведут свое происхождение от испанских евреев, обладающих, как известно, блестящей родословной. Если верить легендам, они были «изгнаны» из Иудеи, «опустевшей» после разрушения Второго храма, непосредственно на западную оконечность Средиземноморья.

В предыдущей главе уже говорилось о проникновении иудаизма в Северную Африку и о крупном восстании против Рима, происшедшем в 115-117 годах н. э. В ходе этого мессианского антиязыческого восстания появился эллинистический иудейский царь по имени Лукуас (некоторые историки именуют его Андреасом), сумевший на некоторое время овладеть провинцией Киренаика (Cyrenaica), находившейся северо-восточной части нынешней Ливии. В своих стремительных разрушительных набегах его отряды доходили до самой Александрии. Согласно историческим свидетельствам, этот религиозный мятеж отличался непомерной жестокостью, предвосхитившей характер будущих монотеистических конфликтов, и был безжалостно подавлен римлянами[358]. Это поражение уменьшило масштабы иудейского прозелитизма в Киренаике, хотя и не остановило его полностью. В провинции по-прежнему жило немало иудеев и прозелитов, но, что для нас существеннее, иудаизм из-за тягот восстания и вызванных его подавлением репрессий начал распространяться на запад.

В III веке н. э. подозрительный рабби Осия (Гошеа), живший в Святой земле, был все еще недоволен североафриканскими прозелитами и, согласно Иерусалимскому Талмуду, спрашивал: «Следует ли принимать ливийских прозелитов лишь в третьем поколении»? (Килаим 38: 8). В отличие от него выдающийся аморай Рав (Аба бар Айво) утверждал примерно тогда же: «От Тира до Карфагена люди знают Израиль и его отца небесного; западнее Тира и восточнее Карфагена люди не знают ни Израиль, ни его отца небесного» (Минхот 110а)[359].

Долговременное успешное распространение иудаизма в северной Африке, по-видимому, связано с тем, что здесь еще оставалось население финикийского происхождения. Хотя Карфаген был разрушен еще в середине II века до н. э., очевидно, что многие его жители пережили это событие. Город отстроили заново, он довольно быстро восстановился и снова стал важным торговым портом. Куда в таком случае исчезли пунийцы, то есть африканские финикийцы, массово населявшие прибрежные районы? В свое время некоторые исследователи, в том числе выдающийся французский историк Марсель Симон, выдвинули предположение, согласно которому значительная их часть приняла иудаизм; отсюда его исключительное влияние в Северной Африке[360].

Не будет безосновательным предположить, что близость языка Пятикнижия к древнефиникийскому языку, а также то, что многие финикийцы были обрезаны, существенно способствовало их массовому обращению в иудаизм. Прибытие из Иудеи пленных рабов после разрушения Второго храма, по-видимому, ускорило этот процесс. Древнее финикийское население, происходившее из Тира и Сидона и испокон веков враждебное Риму, очевидно, радушно приняло изгнанников-бунтовщиков и охотно восприняло их необычное вероучение. Марсель Симон добавляет, что проиудейские взгляды императорской династии Северов, происходившей из Северной Африки, также способствовали росту популярности прозелитизма.

Так или иначе, распространение иудаизма в Северной Африке стало едва ли не самым большим успехом этой религии в Средиземноморье. Если в III—IV веках н. э. число прозелитов в Египте, Малой Азии, Греции и Италии, то есть в главных центрах античной цивилизации, существенно упало, то на побережье Магриба общины приверженцев иудаизма нисколько не уменьшились. Археологические и эпиграфические данные свидетельствуют о том, что иудейская религиозная жизнь продолжала оставаться оживленной. В Кумрате, неподалеку от развалин древнего Карфагена, были найдены многочисленные могилы III века н. э., украшенные латинскими, иногда — ивритскими (они же финикийские) буквами, рядом с которыми непременно изображена менора (семисвечник). Кроме того, по всему региону встречаются в немалом количестве надгробия прозелитов, носивших латинские или греческие имена. Мы знаем, что покойные исповедовали иудаизм, лишь потому, что сообщение об этом соседствует с их нееврейскими именами. На месте древнего города Наро (нынешний Хамам-Лиф недалеко от города Тунис) археологи раскопали развалины синагоги того же периода. На ее стенах сохранились изображения светильников, меноры и шофара; ее мозаичный пол украшен следующей надписью: «Раба твоя девица Юлия из Наро отреставрировала эту мозаику на свои средства в святой синагоге Наро». Далее указаны имена главы синагоги и его сына; нисколько не удивительно, что первого зовут Рустикий, а второго — Асторий.

И в Северной Африке многие из тех, кто сблизился с иудаизмом, так и остались полупрозелитами, «богобоязненными» или, как их стали называть позднее, «чтителями неба» (Coelicolae). В Новом Завете упоминаются «богобоязненные», иудеи и прозелиты, прибывшие в Иерусалим из «частей Ливии, прилежащих к Киринее» (Деяния 2: 10). В дополнение к этому в различных городах процветали, соревнуясь между собой, пестрые синкретические секты. Из всего этого религиозного хаоса вышло постепенно формирующееся христианство, чье положение в регионе, как и во всех остальных частях Средиземноморья, постоянно укреплялось. Два выдающихся христианских теолога, Тертуллиан (Tertullianus, 160-230) и более поздний Августин (Augustinus, 354-430), как известно, были уроженцами Африки.

Тертуллиан был чрезвычайно обеспокоен влиянием, которым пользовался иудаизм в его родном городе Карфагене. Его глубокое знание Библии и иудейских традиций ясно демонстрирует, до какой степени еврейская религиозная культура была распространена в этих местах. Его яростные инвективы в адрес прозелитов свидетельствуют о том, что иудаизм продолжал успешно завоевывать приверженцев среди местного населения. Он пытался объяснить успех иудейского вероучения тем, что, в отличие от гонимого христианства, оно разрешено римским законом и, следовательно, его легче принять. Хотя Тертуллиан, пусть изредка, уважительно высказывается об иудеях, особенно об иудейских женщинах из-за их скромного поведения, по отношению к прозелитам он не испытывает ничего, кроме праведного гнева. По его мнению, они выбрали иудейскую религию исключительно из соображений удобства, поскольку теперь могут предаваться безделью в святую субботу[361].

В более поздних источниках, у Августина и особенно в сочинениях христианского поэта Коммодиана (Commodianus), также можно обнаружить многочисленные свидетельства борьбы, которую христианство вело с влиятельным иудаизмом. Августин, к примеру, дискутировал с «чтителями неба», являвшимися, по-видимому, промежуточной иудеохристианской сектой и рассматривавшимися церковью как еретики и даже безбожники. Коммодиан, время жизни которого неизвестно, в своем сборнике поэм под названием «Наставления» подверг язвительным нападкам многочисленных прозелитов. Он обрушил на них град насмешек из-за их вопиющей культовой непоследовательности и метаний между различными вероучениями.

Относительное усиление Римской церкви было на время приостановлено нашествием вандалов. Эти пришедшие из Европы германские племена контролировали Северную Африку в период между 430 и 533 годами. Они создали государство, господствующей религией которого было христианство арианского толка. У нас очень мало данных о положении североафриканских иудейских общин в век вандальского владычества, однако, достоверно известно, что отношения верующих иудеев с арианскими общинами были гораздо лучшими, нежели с формирующимся католицизмом. Возвращение в регион Византийской империи в VI веке н. э. восстановило прежнее верховенство церкви, вследствие чего усилились гонения на безбожников и еретиков. По всей вероятности, византийские завоевания побудили многих живших на побережье иудеев, собственно, пунийцев, принявших иудаизм, бежать вглубь континента или перебраться в более западные области. Эта миграция положила начало новому удивительному этапу массового прозелитизма.

Трудно сказать, что имел в виду Ибн Халдун, выдающийся арабский историк, живший в XIV веке, когда писал: «[По-видимому,] часть берберов следовала обычаям иудаизма, религии, воспринятой ими от сильных израильских соседей, живших в Сирии. Среди иудеев-берберов были члены племени Джерба (Djeraou), обитавшего в районе горы Аурас. Это было племя Кахины, погибшей от рук арабов в ходе их первых завоеваний. Вот другие иудейские племена: Нафуса (Nefouca) из африканских берберов, а также Фенделава (Fendelaoua), Медиона (Medioun), Белула (Behloula), Гиата (Ghiatha) и Фазаз (Fazaz) из берберов дальнего (западного) Магриба. Идрис I, потомок Эль-Хасана, сына Эль-Хасана, завоевавшего Магриб, очистил страну от ранее господствовавших здесь религий, а также упразднил независимость племен»[362].

Ибн Халдун, видимо, полагал, что, по крайней мере, некоторые из берберов, издревле проживавших в Северной Африке, являются потомками древних финикийцев или каких-то иных жителей Ханаана, перебравшихся сюда из Сирии и принявших иудейскую веру (в другом месте он приводит рассказ, приписывающий части берберов химьяритское происхождение)[363]. Как бы там ни было, перечисленные им племена прозелитов были большими и влиятельными, а их владения охватывали значительную часть североафриканского региона. Племя Джерба проживало на плато Аурас, племя Нафуса жило в районе нынешнего города Триполи, территория Медиона находилась в западной части современного Алжира, Фенделава, Белула и Фазаз населяли земли, примыкавшие к древнему городу Фес (нынешнее Марокко). Несмотря на массовую исламизацию, последовавшую за арабскими завоеваниями, территории обитания этих племен более или менее соответствуют местоположению еврейских общин, сохранившихся в Северной Африке вплоть до прошлого века.

Распространенные среди всех берберских племен культурные практики с давних времен укоренились в религиозной жизни евреев Северной Африки (речь далеко не только о магических амулетах). Не все североафриканские евреи говорили между собой по-арабски — для многих из них родным языком во все времена был берберский. Следует задаться вопросом: не являлись ли берберские прозелиты, наряду с их предшественниками — пунийскими прозелитами, а также незначительным числом иудейских изгнанников, предками нынешней североафриканской еврейской общины? Напрашивается еще один вопрос: в какой степени массовое обращение берберского населения в иудаизм стало причиной резкого роста численности испанского еврейства в период арабских завоеваний и в последующие годы?

Ибн Халдун неоднократно пересказывает в своих трудах сагу о сопротивлении, оказанном арабским завоевателям царицей Дахией эль-Кахиной (Dihya-el-Kahina), царицей горного Аураса. Эта перешедшая в иудаизм предводительница берберов считалась колдуньей, отсюда и ее прозвище «жрица» (Kahina), имеющее, по-видимому, пунийское или арабское происхождение. Она железной рукой управляла своим государством, а когда в 689 году мусульмане возобновили попытки завоевать Северную Африку, она объединила несколько сильных берберских племен и сумела нанести поражение огромному войску Хасана бен аль-Нумана (Hassan ben al-Numaan). В течение пяти лет царица проводила политику выжженной земли, разрушая до основания города и деревни вдоль всего побережья. Затем в Аурас прибыла новая многочисленная арабская армия, уничтожившая войска отважной берберской воительницы. Она погибла в бою, а ее сыновья приняли ислам и присоединились к завоевателям. Так завершилось многолетнее правление царицы Кахины, о котором сложены мифы. Память о ней до сих пор окутана таинственным ореолом.

Ибн Халдун не был единственным арабским историком, донесшим до нас удивительные приключения Дахии эль-Кахины. Многие более ранние арабские авторы, начиная с IX века, подробно описывали перипетии ее борьбы с арабскими завоевателями. Багдадец Аль-Вакиди (al-Waqidi) акцентирует внимание на ее жестоком обращении с подданными; Халифа ибн Хаййат аль-Усфури (Khayyat al-Usfuri) датирует ее поражение 693 годом; персидский историк Ахмад аль-Баладури (al-Baladhuri) также вкратце упоминает о ее войне с мусульманами, а живший в Египте Абд аль-Хакам подробно рассказал о деяниях сына царицы, который, как и она, вел войну с завоевателями[364]. Мусульманские историки, более поздние, чем Ибн Халдун, продолжали писать о царице-прозелитке, и их сочинения легли в основу современных исследований.

Личность и деяния иудеоберберской царицы обросли многочисленными легендами. В колониальную эпоху французские авторы нередко обращались к древним мифам, чтобы «освежить» в исторической памяти то обстоятельство, что арабы некогда захватили Северную Африку, а местное население вело с ними отчаянную борьбу. В постколониальный период Кахина, напротив, стала и для арабов, и для берберов гордой национальной героиней, древним прообразом Жанны д'Арк. Поскольку в арабской литературе эта царица упоминается как таинственная иудейка, ею увлеклись и сионистские историки. Некоторые из них описывали ее подвиги столь страстно, что могло показаться, будто речь идет о позднем воплощении пророчицы Деборы.

Нахум Слушч (1872-1966), неутомимый сионистский исследователь североафриканского еврейства, защитивший свою докторскую диссертацию в Париже, был первым, кто попытался превратить Кахину в центральную фигуру современной еврейской мифологии[365]. Уже в 1909 году он опубликовал два эссе, посвященные берберским евреям, а также статью под названием « Расовое происхождение Кахины»[366]. По его мнению, Северную Африку населяли многочисленные евреи, прибывшие из Иерусалима и фактически господствовавшие в регионе задолго до появления здесь мусульманских завоевателей. Слушч считал, что царица-воительница Кахина не могла быть «всего лишь» обращенной в иудаизм берберкой. Она просто обязана быть «расовой» еврейкой!

В 1933 году Слушч объединил и дополнил свои ранние публикации, а затем издал их на иврите в виде отдельной книги. «Дахия эль-Кахина (Юдит ха-Коэнет) — героическая глава из истории еврейской диаспоры в степях «черного континента»[367] — так называлось это сочинение, содержавшее интереснейшие исторические сведения, изложенные в несколько романтическом духе и разбавленные фольклорными преданиями и красочными легендами, заимствованными автором из арабских и французских историографических источников. Могущественное и благородное племя Джерба (Слушч называет его «гера»), жившее в горах Аураса и управлявшееся царицей Кахиной, по мнению автора, было «народом, напрямую происходившим от расы Израиля»[368]. Прежде чем осесть в этом районе, «геры» жили в Ливии, а еще раньше — в Египте. Священники-коэны, старейшины племени, прибыли в нильскую страну уже во времена царя Иосии, изгнанные фараоном Нехо. У евреев Дахия — ласкательная форма имени Йеудит, так что она, несомненно, происходила из рода коэнов. Хотя в иудейской религиозной традиции женщина не может исполнять священнические обязанности, в данном случае «геры» поддались ханаанейскому влиянию и назвали ее «священнослу-жительницей» — «кахиной».

Слушч рассказал и о том, что еврейская предводительница была красива и сильна. Ее восхваляли, говоря, что она «красива как конь и сильна как борец»[369]. Хотя французские исследователи постоянно сравнивали Кахину с Жанной д'Арк, в отличие от Орлеанской девственницы-христианки, она не отличалась целомудренным нравом. Из арабских источников Слушч почерпнул сведения о том, что «она предавалась плотской любви со всей пламенностью ее юной натуры», а потому трижды меняла мужей. Беда состояла в том, что эти мужья не принадлежали к ее иудейскому племени. Известно, что один из них был бербером, а другой — греком (то есть византийцем). Естественно спросить: могла ли правоверная еврейка выйти замуж за необрезанного иноплеменника, да еще неоднократно?

Слушч разрешил эту проблему, объяснив, что иудаизм берберов отличался от раввинистического, известного своей суровостью, поэтому берберские иудейские обычаи были весьма многообразны: «Кахина оставалась верна древнему — существовавшему "до Эзры" — варианту веры своих предков, распространенному среди израильских изгнанников, рассеянных по просторам африканского континента. Этот иудаизм еще не отделял один народ от другого и допускал браки с соседями. Для него была недостижима особенная степень "фарисейской" закрытости, характеризовавшая общины римских и арабских городов»[370].

Таким образом, Слушч сумел удержаться на «этноцентрических» позициях — легендарная амазонка и окружавшие ее священнослужители все-таки принадлежали к «правильной» расе, признав при этом, что простолюдины из других иудео-берберских племен были всего лишь прозелитами. Он считал, что гибкая религиозная политика и синкретизм способствовали распространению иудаизма и превратили его в доисламскую эпоху в чрезвычайно популярное вероучение. Несмотря на явную неортодоксальность берберских иудеев и их религиозные «странности», они (как и их потомки), несомненно, принадлежат к «еврейскому народу». Слушч, по его собственным словам, отправился в Африку на поиски «братьев по нации» и действительно убедился в том, что «существует только один еврейский народ»[371].

Уже знакомый нам Хиршберг, ученый куда более осторожный и надежный, нежели Слушч, стал вторым исследователем, попытавшимся разрешить загадку берберских прозелитов и их царицы Кахины.

Во введении к первому тому его «Истории евреев Северной Африки» он писал: «Нужно признать, что воззрение, приписывающее подавляющему большинству магрибских евреев берберское происхождение, имеет определенный вес. Это воззрение прочно укоренилось во всевозможных "книгах путешествий" и проникло в недавно вышедшие исторические труды. Никто не попытался подвергнуть его всестороннему анализу... Исторические источники рисуют здесь иную ситуацию, нежели в случаях с химьярскими прозелитами в Южной Аравии или хазарами на берегах Волги. Мы знаем, что подавляющее большинство химьяритов, принявших иудаизм, перешли в ислам во времена Мухаммеда, и в Южной Аравии сохранились лишь иудеи, ведущие свое происхождение от Авраама. Известно также, что хазарские прозелиты совершенно исчезли, не оставив после себя следов. Можно ли, в таком случае, считать, что одни лишь берберы в Северной Африке сохранили верность иудаизму, когда свидетельства об их обращении буквально тают в воздухе?»[372]

После того как Хиршберг пресек какую-либо историческую связь между йеменскими евреями и Химьяром и превратил «отсутствие связи» в «общеизвестный» исторический факт, он поставил перед собой важнейшую задачу — выяснить происхождение евреев Северной Африки. Будучи усердным и вдумчивым исследователем, он не хотел игнорировать неудобные исторические проблемы, от которых с легкостью отмахивались большинство его коллег. Немало ранних арабских историков писали о принятии берберскими племенами иудаизма в нейтральном тоне, не одобряя его и не осуждая, это заставляет предположить, что этот рассказ содержит какую-то долю истины. Поскольку евреи, по мнению Хиршберга, никогда не занимались миссионерством, ясно, что именно присутствие еврейских общин в местах обитания берберов стало фактором, побудившим последних принять иудаизм.

Впрочем, читатели Хиршберга могли спать спокойно — он нашел способ их утешить. По-видимому, прозелиты составляли в этих общинах лишь незначительное меньшинство. В самом деле: в еврейских источниках почти нет свидетельств об обращении берберов в иудаизм; берберский язык не оставил заметных следов в письменной иудеоарабской культуре; Библия не была переведена на берберский. Тот факт, что иудеи вскоре после мусульманского завоевания перешли на арабский язык, в то время как берберы довольно решительно противились языковой «культуризации», доказывает отсутствие у иудейского населения Северной Африки берберских корней. История царственной прозелитки не имеет особого значения, ибо ее действия не согласовывались с духом иудаизма; в конечном счете, она не принесла евреям никакой пользы. Ее настоящее имя — «Кахия»; арабские авторы попросту исказили его, превратив в «Кахину»[373].

Хиршберг, разумеется, прекрасно знал, что отсутствие у берберов развитой письменной культуры привело к тому, что в арабской литературе и в письменном арабском языке Северной Африки практически нет следов берберского влияния. Он знал также, что существует немало имен, родовых прозвищ, суеверий и обычаев, общих для приверженцев иудаизма и берберов-мусульман (обливание водой прохожих в праздник Шавуот — берберский обычай; относительно свободный статус еврейских женщин Магриба гораздо больше соответствует берберской, нежели арабской традиции, и т. д.). В одних еврейских общинах фамилия «Коэн» не встречается вовсе, в других так зовут едва ли не всех членов общины, при том, что среди них нет ни одного «Леви»; эта «странность» вполне может указывать на единовременный акт коллективного обращения в иудаизм. Известно также, что берберские племена, перешедшие в ислам, продолжали следовать определенным иудейским традициям, например, воздерживаться от разжигания огня в субботнюю ночь или от употребления в пищу квашеного теста в ходе весеннего праздника. Это последнее обстоятельство лишь укрепило уверенность Хиршберга в непогрешимости его тезиса. Он решительно заявил: «Раннее христианство полностью исчезло из Северной Африки, тогда как иудаизм сохранился на протяжении всей истории. Необходимо признать, что ислам приняли не только берберы-христиане, но и берберы-прозелиты. Остались лишь евреи, являвшиеся потомками Авраама»[374].

Хиршберг ухитрился забыть о том, что согласно его собственным этнорелигиозным схемам арабы также происходят от «семени великого праотца». Однако эта типичная ошибка представляется второстепенной. Гораздо существеннее его непрестанные попытки доказать, что евреи являются «народом-расой», покинувшим свою родину и скитающимся по миру, попытки, как мы видели, превосходно согласующиеся с центральным императивом сионистской историографии. Неспособность подняться над этой «органической» идеологией, направлявшей всю его исследовательскую деятельность, раз за разом подрывала ценность его научных трудов. Именно эта ущербная идеология до сих пор является «научным источником», подпитывающим базисные концепции, содержащиеся в официально признанных израильской системой образования учебниках истории.

Андре Натан Шураки, родившийся в Алжире израильско-французский историк и общественный деятель, гораздо меньше беспокоился о чистоте своего происхождения. Поэтому в его книге «История евреев Северной Африки» сделан важный историографический сдвиг: «В то время как последние общины христиан-берберов исчезли в XII веке, североафриканские прозелиты сохранили приверженность иудаизму до наших дней. Многие считают, что примерно половина нынешних североафриканских евреев являются их прямыми потомками»[375].

Разумеется, Шураки, так же как и Хиршберг, не располагал абсолютно никакими данными, позволявшими определить, какую долю нынешнего еврейского населения Магриба составляют потомки берберских прозелитов (с одинаковым успехом можно было приписать им и девять, и девяносто девять процентов). Книга Шураки впервые вышла в свет в 50-е годы на французском языке, а не на иврите, причем автор явно пытался придерживаться линии, общей для французских историков Магриба. В то время трудно было отмахнуться от широко распространенного представления о раннем иудаизме как о религии, занимавшейся активной миссионерской деятельностью. Поэтому благодаря его книге ивритские читатели более позднего периода познакомились с гораздо менее этноцентрической и несравненно более трезвой версией происхождения евреев Северной Африки. Книга подробно говорит о миссионерских усилиях, предпринятых, чтобы побудить пунийцев принять иудаизм, а также, не смущаясь, связывает рост влияния иудейского вероучения на всей территории Северной Африки с массовым прозелитизмом берберов. Рассказывает Шураки и об иудейке Кахине. Признавая, что царица угнетала и своих иудейских подданных, он все же делает восторженный вывод: «Последние сражения еврейского народа (до наступления Нового времени) произошли вовсе не в период борьбы с римлянами, в I веке н. э. на территории Эрец-Исраэль. Вероятно, будет правильнее сказать, что они имели место в VII веке, в ходе войн с арабами на африканской земле»[376].

Вскоре мы увидим, что Шураки подвел излишний национальный пыл: битвы «еврейского народа» с арабами в VII веке были отнюдь не последними. Хазары незадолго до своего массового обращения в иудаизм замедлили победоносное шествие ислама куда сильнее, чем Кахина и ее иудеоберберское войско. Более того, они добились этих успехов уже после того, как стихли последние отголоски сражений в Северной Африке. Но перед тем как перейти к обсуждению этих восточных «еврейских изгнанников» (Волга и Дон, как известно, протекают восточнее Северной Африки), необходимо отметить, что важнейший аргумент в пользу теории, полагающей евреев Магриба потомками берберов-прозелитов и обращенных в иудаизм арабов, сопровождавших исламские армии, пришел из лингвистики.

Пол Векслер, профессор Тель-Авивского университета, занимался в основном испанскими евреями, но поскольку история этой обширной общины уже на самом раннем этапе тесно сплетается с судьбой североафриканских евреев, ему удалось пролить на обе проблемы совершенно новый свет. В своей захватывающей книге «Нееврейские корни испанского еврейства» тель-авивский лингвист утверждал, что «испанские евреи являются в основном потомками арабов, берберов и европейцев, принявших иудаизм в период между началом образования первых еврейских общин в Западной Азии, Северной Африке и Южной Европе и примерно XII веком»[377]. Вероятно, среди них были и потомки выходцев из Иудеи, однако они, по-видимому, представляли собой незначительное меньшинство. Естественно спросить, каким образом Векслер пришел к этому «еретическому» выводу, открыто противоречившему воззрениям, безраздельно господствовавшим в платившем ему зарплату университетском мире?

Векслер утверждал, что вопиющее отсутствие исторических свидетельств о ранних этапах образования еврейских общин на Иберийском полуострове вынуждает нас опираться на лингвистические и этнографические данные. Превратившись в «археолога от лингвистики», он виртуозно проследил историю древних языковых элементов, сохранившихся в текстах и в разговорных языках вплоть до настоящего времени, и пришел к заключению, что происхождение евреев Испании является удивительно гетерогенным и практически не связано с древней Иудеей. Большая часть их прибыла в Европу из Северной Африки в начале VIII века, в ходе мусульманского завоевания. В языке и культуре иберийских евреев отслеживаются слова, уходящие своими корнями в иудеоарабскую языковую среду древнего Магриба, а также отзвуки берберских обычаев. И если с филологической точки зрения основное влияние оказал арабский язык, то в культурно-религиозном и демографическом плане основным был берберский элемент[378].

С другой стороны (здесь Векслер делает свое важнейшее открытие), иврит и арамейский язык начали активно появляться в иудейских текстах лишь в X веке, причем в формах, исключающих возможность длительного автохтонного языкового развития. Иными словами, эти языки не были «привезены» в Испанию в I веке н. э. иудейскими изгнанниками или эмигрантами. В первом тысячелетии новой эры европейские иудеи не знали ни иврита, ни арамейского! Лишь после того как ислам канонизировал классический арабский язык, а христианство — средневековую латынь, иудаизм начал использовать свой «святой язык» в качестве элитарного культурного кода[379].

Не исключено, что теория Векслера способна залатать огромную «дыру», присутствующую во всех национально-ориентированных израильских историографических трудах. До сих пор ни один «лицензированный» исследователь не сумел разумным образом объяснить, каким образом возникла в Испании огромная процветающая еврейская община, неизмеримо превосходящая по своей численности все прочие средневековые центры сосредоточения еврейского населения, будь то в Италии, в Южной Галлии или в Германии.

По всей вероятности, иудаизм был «завезен» на Иберийский полуостров (как и в другие имперские колонии в северо-западной части Средиземноморья) в первые столетия новой эры, прежде всего солдатами, рабами и римскими торговцами-прозелитами. В Новом Завете Павел сообщает своей будущей пастве: « Как только предприму путь в Испанию, приду к вам» (Рим 15: 24). Скорее всего, он собирался проповедовать перед первыми иудеохристианскими общинами, начавшими формироваться в Испании. Из решений Эльвирского собора мы узнаем, что в ГУ веке н. э. на юге Западной Европы все еще был широко распространен монотеистический синкретизм[380]. Позднее, в основном в VII веке, притеснения, которым подвергались евреи и иудейские прозелиты в испанском Вестготском государстве, заставили многих из них эмигрировать в Северную Африку. Очень скоро история расквиталась с вестготами сполна.

В завоевании Испании мусульманами, начавшемся в 711 году, участвовали в основном берберские отряды. Резонно предположить, что среди них было немало прозелитов, заметно увеличивших численность уже существовавших к тому времени испанских еврейских общин. Христианские источники этого периода осуждают предательское поведение евреев различных городов, восторженно приветствовавших завоевателей, которые формировали из них вспомогательные отряды. И действительно, ввиду массового бегства христиан мусульмане поставили евреев, их конкурентов, управлять многими городами.

В сборнике исторических документов «Израиль в изгнании» Динур приводит множество цитат из арабских летописей, подтверждающих сведения, содержащиеся в христианских источниках. Например: «Третий отряд, высланный против Эльвиры, осадил Гренаду, столицу этого государства, захватил ее и поставил там гарнизон, состоявший из евреев и мусульман. Это же происходило везде, где были евреи... Захватив Кармону, Муса двинулся на Севилью... После многомесячной осады Муса взял город, и христиане бежали в Вайю. Поставив в Севилье еврейский гарнизон, Муса пошел на Мариду. Что же касается Тарика, то, когда он увидел, что город Толедо опустел, он собрал в нем евреев и оставил их там вместе с несколькими своими людьми. Сам же он продолжил путь к Вади эль-Хаджар»[381].

Тарик ибн Зияд (Tariq ibn Ziyad), первый верховный военачальник и мусульманский правитель на Иберийском полуострове (Гибралтар назван его именем), был бербером. Он прибыл в Испанию с семитысячным войском; спустя короткое время его армия выросла до двадцати пяти тысяч человек за счет местных жителей. Динур сообщает, что «среди них было немало евреев». Вынужденный опираться на выводы испанских исследователей, сионистский историк неохотно признает, что, по мнению некоторых из них, «все берберы, принимавшие участие в арабском завоевании Испании, были иудейскими прозелитами»[382].

Разумеется, стало бы чрезвычайным преувеличением утверждать, будто завоевание Испании изначально являлось согласованным совместным начинанием мусульманских и иудейских берберов. Однако, как мы видим, плодотворное сотрудничество между двумя религиями на Иберийском полуострове началось на первых же этапах вторжения, причем есть основания предполагать, что привилегированный статус иудеев открыл перед ними новые пути укрепления своих общин. Вместе с тем иудеи имели возможность обращать в свою веру язычников и христиан лишь на самых первых порах арабского владычества, когда христианская гегемония закончилась, а массовая исламизация еще не началась[383]. Начиная с IX века поток прозелитов постепенно уменьшается, хотя и не прекращается полностью.

С другой стороны, исламизация не препятствовала дальнейшей эмиграции в Испанию приверженцев иудаизма из Южной Европы и, в особенности, с североафриканского побережья. Ицхак Баер в своей значительной книге об испанском еврействе восторженно отметил: «Создается впечатление, что арабская Испания стала убежищем для евреев»[384]. Таким образом, иудейская община росла демографически за счет двух одновременных факторов — обращения местного населения в иудаизм и массового наплыва иммигрантов и завоевателей. Она пережила культурный расцвет благодаря своему удивительному симбиозу с чрезвычайно терпимой арабской культурой, сформировавшейся в государстве Аль-Андалус, а затем в возникших на его месте княжествах. Жизнь евреев в мусульманских государствах доказала возможность «мультиконфессионального» сосуществования в постепенно ожесточавшемся монотеистическом средневековом мире, характер которого выражался, как правило, в унижении, а зачастую и в жестоких преследованиях приверженцев «чужой» религии. В этот самый период на другом конце Европы существовало еще одно государство, отличительным качеством которого было полное отсутствие религиозного фанатизма.

В середине X столетия н. э., в разгар «золотого века» испанского еврейства, Хасдай ибн Шафрут (Hasdai ibn Shaprut, 915^-975). врач и крупный политический деятель при дворе Кордовского халифа Абд эль-Рахмана III, отправил письмо хазарскому царю Иосифу бен Аарону. Слухи об огромной иудейской империи, находящейся на восточной оконечности Европы, распространились по всему свету и дошли до еврейской элиты западной части континента. Ее любопытство было распалено до предела: неужели наконец-то появилось иудейское царство, неподвластное мусульманским и христианским государям?

После короткого вступительного стихотворения во славу хазарского правителя (акростиха, составленного Менахемом ибн Саруком, секретарем Хасдая и первым ивритоязычным поэтом Иберийского полуострова) Хасдай в нескольких строках рассказывает о себе (разумеется, как об одном из иерусалимских изгнанников), описывает царство, в котором живет, и лишь затем переходит к сути: «[Так продолжалось дело,] пока не доставили мне известие посланцы, (пришедшие из) Хорасана, купцы, сказавшие, что существует царство у иудеев, называющихся именем аль-Хазар. Я не поверил словам их и сказал (себе): "Они говорят мне подобные вещи только ради того, чтобы расположить меня (к себе) и войти в близость ко мне". Я был в изумлении от таких слов, пока не пришли посланцы (из) Кустантинии с подарком и письмом от царя их к нашему царю. Я спросил их об этом деле, и они ответили мне, что действительно дело обстоит так и что имя царства — аль-Хазар; что между аль-Кустантинией и их страной пятнадцать дней пути, но что "сухим путем между нами (и ими) находится много народов"; что имя царя, царствующего (теперь над ними), Иосиф... Когда я услыхал это, меня охватила радость, мои руки окрепли, и надежда стала тверда. Я преклонился и пал ниц пред Богом небес, и стал присматриваться, как бы найти надежного посланца, чтобы послать в вашу страну и узнать истину, узнать о здоровье моего господина, царя, и о здоровье его рабов, наших братьев. Это было, однако, трудно вследствие дальности места»[385].

Далее Хасдай описывает многочисленные затруднения, связанные с отправкой этого письма, и, в конце концов, задает содержательные вопросы. Именно: из какого племени происходит царь? Как устроено его царство? Переходит ли царская власть по наследству, как у праотцев Пятикнижия? Каковы размеры царства? Кто его враги и над кем оно владычествует? Отменяет ли война необходимость соблюдения субботы? Каков климат царства? И так далее. Любопытство Хасдая не знало предела, и он деликатно просил за это прощения.

Мы не знаем, сколько времени прошло до того, как хазарский царь соблаговолил ответить. Однако в нашем распоряжении находится письмо, в котором Иосиф в меру своих возможностей отвечает на часть заданных ему вопросов и, среди прочего, рассказывает о своем происхождении и о границах царства: «Ты спрашиваешь в своем письме, из какого народа, какого рода и племени мы (происходим). Знай, что мы (происходим) от сынов Иафета, от сынов его сына, Тогармы... У него записано, что в его дни предки мои были малочисленны. Но Всесвятой, благословен Он, дал им силу и крепость. Они вели войну с народами, которые были многочисленнее и сильнее их, но с помощью Божией прогнали их и заняли их страну... После того прошли поколения, пока не явился у них царь по имени Булан. Он был человек мудрый и богобоязненный, уповавший всем сердцем (на Бога). Он устранил из страны гадателей и идолопоклонников и искал защиты и покровительства у Бога... Царь собрал всех князей и рабов своих и весь свой народ и рассказал им все это. Они одобрили это, приняли (новую) веру и стали под покровительство Шехины... После этих событий воцарился из сыновей его царь по имени Обадья. Он был человек праведный и справедливый. Он поправил царство и укрепил веру согласно закону и правилу. Он выстроил дома собрания и дома учения и собрал множество мудрецов израильских...»[386]

Затем следует волшебно-мифологическое изложение процесса принятия иудаизма, а также причин, побудивших предков царя Иосифа предпочесть его двум другим монотеистическим религиям. Далее он описывает местоположение своего царства, его размеры, состав его населения, степень угрозы, исходящей от его врагов (русских и потомков Исмаила), и все это — тоном, исполненным глубокой веры в божественную природу Торы и ее предписаний.

Из-за некоторых литературных излишеств и вставок более позднего происхождения, нежели основной текст, некоторые историки одно время полагали, что эти письма, в особенности ответное послание царя Иосифа, не были написаны в X веке, но являются подделкой или литературной переработкой, выполненной мусульманскими авторами. Существуют два варианта послания царя Иосифа — сокращенный и расширенный (последний, по-видимому, был окончательно отредактирован в XIII веке). Однако различные термины, появляющиеся в сокращенном варианте письма, не входят в арабский лексикон, стало быть, автор этого документа не принадлежал к мусульманской культуре. Кроме того, специфическое использование ивритского «оборотного вава» в глаголах прошедшего времени однозначно указывает, что письмо Хасдая и ответное послание Иосифа были написаны разными людьми. Хотя текст, вышедший из-под пера хазарского правителя, по-видимому, прошел через руки многочисленных переписчиков и толкователей, основная содержащаяся в нем информация представляется достаточно достоверной, тем более что она подтверждается арабскими источниками той же эпохи и, следовательно, не может считаться литературным вымыслом[387].

Как бы там ни было, существует немало свидетельств, указывающих, что уже в конце XI века, несмотря на затрудненность межгосударственных коммуникаций, разнообразные копии обоих писем имели широкое хождение в еврейском интеллектуальном мире. Некоторые, правда, сомневались в точности сведений, содержащихся в этих копиях. Например, рабби Иехуда бен Барзилай из Барселоны, не веривший, что письма копировались аккуратно, писал: «Мы уже видели несколько вариантов письма, которое хазарский царь Иосиф бен Аарон ха-Коэн написал рабби Хасдаю бен Исааку. Нам неизвестно, соответствует ли истине что-либо из сказанного в этом письме...» Но даже этот ученый, известный своей недоверчивостью и презрением к всякого рода легендам, признает: «Хазары стали прозелитами и имели царей-прозелитов. Я слышал, что все это написано в книгах исмаилитов, живших в ту пору». Поэтому он также скопировал письмо царя Иосифа и представил отрывок из него своим читателям[388].

Практически несомненно, что рабби Иехуда Галеви в XII веке был знаком с этой перепиской. Во вступительной части книги «Кузари» он рассказывает, что хазарский царь перешел в иудаизм в ходе «мозгового штурма», предпринятого представителями трех монотеистических религий. Эту историю почти целиком заимствована из послания царя Иосифа[389]. Следует добавить, что Равад (рабби Авраам бен Давид), один из основателей провансальской каббалистической школы, бывший на двадцать лет моложе Иехуды Галеви, писал о Восточной Европе следующее: «Там жили хазарские народы, обратившиеся в иудаизм. Их царь Иосиф послал письмо князю рабби Хасдаю бен Исааку бен Шафруту, в котором сообщал, что он и весь его народ следуют указаниям раввинов». Далее прославленный каббалист свидетельствует о том, что в городе Тулитула (Толедо) он встретил мудрецов, сообщивших о своем хазарском происхождении и о том, что они неукоснительно соблюдают раввинистические законы[390].

Если историю химьярских и берберских прозелитов удалось почти полностью вытравить из израильского общественного сознания, то в случае хазар замалчивание неудобных исторических фактов оказалось несколько более проблематичным.

Во-первых, в современном секулярном сознании все еще присутствует книга «Кузари», теологическое сочинение Иехуды Галеви, написанное в 1140 году. Это сочинение чрезвычайно ценилось в еврейской традиции, а в сионистской культуре обрело канонический статус из-за его особой связи со Святой землей.

Во-вторых, многочисленные свидетельства о Хазарском царстве можно обнаружить в самых разнообразных источниках: арабских, персидских, византийских, русских, армянских, еврейских и даже китайских. Все они подтверждают, что это царство обладало большим могуществом, а главное, многие из них подробно описывают его удивительное обращение в иудаизм.

И наконец, историческое положение Хазарского царства и судьба, постигшая его подданных после того, как оно исчезло с лица земли, привлекли столь пристальное внимание еврейской историографии в Восточной Европе с самого момента ее зарождения, что она продолжала заниматься этой темой на протяжении десятилетий. Сионистские «реконструкторы прошлого» долго не знали, что делать с хазарской проблемой, и некоторые из них углубились в нее с должной серьезностью. И лишь с возникновением и укоренением в Израиле механизмов насаждения памяти, не ранее чем через десятилетие после образования еврейского государства, интерес к этой теме стал постепенно угасать, пока не пропал почти полностью.

Хотя средневековая Хазария существовала в далеких, почти легендарных краях, и ее не воспели, тем самым увековечив, талантливые теологи вроде авторов Библии, упоминания о ней во внешних источниках гораздо многочисленнее, обширнее и разнообразнее, нежели свидетельства о царстве Давида и Соломона. Нет нужды говорить, что по своим размерам Хазария многократно превосходила любое царство, когда-либо существовавшее на территории Иудеи; кроме того, она была гораздо могущественнее, чем государство Химьяр или пустынное царство Дахии эль-Кахины.

Хазары имели захватывающую историю. Она начинается в IV веке н. э. с нескольких кочевых племен, сопровождавших гуннов в их грандиозном переселении на Запад. Ее следующий этап — создание гигантской степной империи в Поволжье и на Северном Кавказе. Она завершается в XIII веке, когда натиск монголов уничтожил последние остатки этого некогда величественного царства.

Хазары представляли собой коалицию мощных кланов тюркского или гунно-болгарского происхождения. При переходе к оседлому образу жизни они смешались со скифами, ранее населявшими горные и степные районы между Черным и Каспийским морями (последнее на протяжении долгого времени называлось «Хазарским морем»). Их царство на пике своего могущества объединяло множество племен и языковых групп. Хазары властвовали над многочисленными подданными — от аланов и болгар до мадьяр и славян, — платившими им дань. Их владения простирались от Киева на северо-западе до Крыма на юге, от устья Волги до современной Грузии.

Начиная с VI века н. э. персидские, а затем и мусульманские источники рассказывают о событиях, сопутствовавших зарождению Хазарской империи: хазары вторгались в приграничные районы царства Сасанидов и грабили их жителей. Во время своих набегов они достигали окрестностей города Мусул, находящегося на территории современного Ирака. В начале VII века, в период правления персидского царя Хосроя II (Khosrau), было подписано соглашение, закрепленное брачным союзом с дочерью хазарского хана. Это соглашение позволило персам построить мощные укрепления в Кавказских горных проходах. Остатки этих укреплений, предназначенных для отражения хазарских набегов, сохранились до сих пор. Из армянских и византийских источников мы узнаем, что впоследствии Хазарское царство вступило в союз с Византийской империей против персов. С этого момента хазары вошли в историю как один из важнейших элементов, определявших расстановку сил в регионе. В своей книге «История императора Ираклия», написанной в VII веке, армянский епископ Себеос рассказывал: «После того (вельможи армянские) возмутились и (привлеченные) китайцем Тчепетухом, пошли служить великому Хагану, царю северных стран. Тогда по повелению царя их Хагана с востока они отправились на северо-запад, чтоб соединиться с войсками Тчепетуха. Пройдя через проход Джора с огромным войском, они пошли на помощь к царю греческому»[391].

Каган (титул верховного правителя Хазарии) имел обширные связи с Византийской империей. Уже император Юстиниан II, живший в изгнании в Крыму, бежал в конце VII века в Хазарию и женился на хазарской принцессе, при крещении получившей имя Теодора и впоследствии ставшей влиятельной императрицей. Это был не единственный брачный союз между двумя царствами. В более позднем сочинении «Об управлении империей», написанном в X веке, император Константин Багрянородный (Porphyrogenitus, 904-959) привел множество интереснейших сведений о хазарах. В частности он отмечал, что «василевс Лев (III)... заключил с каганом Хазарии брачную сделку, взял его дочь в жены (своему сыну Константину V) и навлек таким образом великий позор и на державу ромеев. и на себя самого, ибо отменил обычаи предков и поставил их ни во что»[392].

Плодом этого нетрадиционного династического брака, заключенного в 733 году, стал будущий император Лев IV, получивший прозвище Льва Хазара. Брак Константина V стал венцом политических уз, связывавших два могущественных государства. В результате долгих войн хазарам удалось остановить продвижение мусульман на север. Таким образом, Византия оказалась надолго защищенной от флангового удара с востока, способного привести к ее преждевременному падению.

Сочинения различных арабских летописцев (нередко переписывавших друг друга) содержат описания многочисленных сражений между мусульманами и хазарами. Ибн аль-Атир (al-Athir, 1160-1233) сообщает, что «они вели между собой жесточайшую войну, и ни одна из сторон не желала отступать. Затем хазары и турки взяли верх над мусульманами... После того как погиб Аль-Джарах, хазары попытались овладеть (всей страной), а потому продолжили продвигаться вглубь нее, пока не достигли Мусула»[393]. Эта победа была одержана хазарами в 730 году, однако мусульмане вскоре нанесли ответный удар. В результате огромной концентрации сил и новых сражений арабская армия вытеснила упорного врага со своей территории. Будущий халиф Марван II (Marvvan), встав во главе отборного войска, вторгся в Хазарию и в обмен на свое отступление заставил кагана принять ислам. После этого арабская армия отошла вглубь Кавказских гор, ставших окончательной границей между Хазарией и мусульманским миром. Как мы увидим далее, временная исламизация языческой Хазарии не стала существенным событием в ее истории, хотя многие из ее подданных действительно примкнули к вероучению Мухаммеда.

Согласно большинству свидетельств, в Хазарском государстве существовала весьма оригинальная двойственная структура власти, разделенной между верховным сакральным лидером и светским политическим руководителем. Ахмад ибн Фадлан (Fadian), арабский писатель и дипломат, в 921 году отправившийся в страну волжских булгар по поручению халифа Аль-Муктадира (al-Muqtadir), по пути пересек Хазарию и оставил после себя множество ценных наблюдений.

О жизни хазар и об их политическом устройстве он пишет: «Что же касается царя хазар, которого называют хакан, то, право же, он не показывается иначе, как (раз) в каждые четыре месяца появляясь в (почетном) отдалении. Его называют великий хакан, а заместителя его — хакан-бек. Это тот, кто предводительствует войсками и управляет ими, руководит делами государства, и заботится о нем (государстве), и появляется (перед народом), и ему изъявляют покорность цари, находящиеся с ним по соседству. И он входит каждый день к великому хакану смиренно, проявляя униженность и серьезность»[394].

Географ и летописец Аль-Истахри (al-Istakhri), сочинение которого датируется примерно 932 годом, приводит дополнительные сведения, на этот раз гораздо более яркие и колоритные: «Что касается управления ими и правителя, то глава их называется "хакан-хазар". Он выше царя хазарского, но его самого назначает царь. Когда они желают поставить кого-нибудь этим ха-каном, то приводят его и начинают душить шелковым шнурком. Когда он уже близок к тому, чтобы испустить дух, говорят ему: "Как долго желаешь царствовать?" — он отвечает: "Столько-то и столько-то лет". Если он раньше умрет [то его счастье], а если нет, то его убивают по достижении назначенного числа лет царствования. Хаканство является исключительной принадлежностью известных семей. У хакана власть среди хазар только номинальная, и его только величают, когда входят к нему. Посещают его только по необходимости. При входе к нему входящий падает перед ним ниц, поклоняется ему и становится вдали, пока хакан не разрешит ему приблизиться... А назначаются на хаканство только иудеи»[394a].

Другие арабские источники также подтверждают наличие в Хазарии двух ветвей власти — духовной и светской. Это политическое устройство было весьма эффективным, так как позволяло окружить мистическим ореолом великого кагана и одновременно с этим избрать в качестве «бека» (своего рода военного вице-короля) наиболее доблестного и одаренного принца. Священный ореол, окутывавший кагана, не мешал ему содержать гарем из двадцати пяти жен и шестидесяти наложниц. Не стоит трактовать это обстоятельство как дань библейской «соломоновой» традиции.

Резиденцией хазарских правителей была столица Итиль, располагавшаяся в дельте Волги неподалеку от Каспийского моря. К несчастью, изменение речных русл и резкое повышение уровня Каспия привели к затоплению города, точное местоположение которого неизвестно по сей день. Вследствие этого вся царская документация (если она существовала) была утеряна, и исследователи Хазарии вынуждены довольствоваться почти исключительно внешними источниками. Итиль состоял в основном из шатров и деревянных домов; только жилище правителя было построено из кирпича.

Вот каким образом аль-Истахри описывает хазарскую столицу: «Хазар — это имя страны, а столица ее Итиль; равным образом Итиль — имя реки, текущей по городу из страны русов и булгар. Город Итиль делится на две части: одна часть на западном берегу реки по имени "Итиль", и это большая часть, а другая на восточном берегу. Царь живет в западной части... Величина этой части [города] в длину около фарсаха, и окружает ее стена. Постройки этого города разбросаны, и жилищами в нем служат войлочные палатки, за исключением некоторых жилищ, выстроенных из глины. У них есть рынки и бани...»[395]

Хотя жители города уже не были кочевниками и пастухами, как их предки, однако каждую весну они переселялись в сельскую местность для проведения земледельческих работ. С наступлением холодов они возвращались в столицу, где зима была мягче из-за близости к морю.

Аль-Истахри пишет в этой связи: «Летом все горожане выходят к своим посевам; посевы их находятся близко и в отдалении на 20 фарсахов. Они приезжают на повозках к реке или к месту вблизи города и переправляют то, что соберут у реки, на судах, а из близких к городу мест на повозках. Главную часть их пищи составляют рис и рыба, а то, что вывозится из их страны, а именно: мед, воск и шерсть, они сами получают из стран русов и болгар...»[396]

Аль-Истахри упоминает еще один хазарский город: «У хазар есть также город по имени Семендер. В нем много садов, и говорят, что они содержат около 40 тысяч лоз»[397]. Мы знаем, что этот город был столицей Хазарии до того, как правители перенесли свою резиденцию в Итиль. Известно также, что одним из главных промыслов населения Хазарии была рыбная ловля.

Хотя хазары энергично занимались выращиванием риса, рыбной ловлей и виноделием, львиная доля государственных доходов поступала от налогов. Через Хазарию проходил Великий шелковый путь; кроме того, она владычествовала над Волгой и Доном, по которым перевозились торговые грузы. Дополнительным источником прибыли были тяжкие поборы, которыми облагались покоренные племена. Кроме того, хазары были известны как преуспевающие купцы, торговавшие в основном мехами и невольниками. Постоянно растущее богатство позволяло им содержать сильную и хорошо обученную армию, державшую в страхе население всей южной Руси и (современной) Восточной Украины.

До сих пор рассказы арабских летописцев сходятся между собой и вполне соответствуют сведениям, содержащимся в письме царя Иосифа. Однако в том, что касается языка хазар, остается некоторая неопределенность. Ясно, что среди множества покоренных хазарами племен и народностей встречались носители самых разнообразных языков и диалектов. Однако каким был язык царской администрации и хазарского населения, сосредоточенного вокруг центров политической власти? Аль-Истахри вслед за Аль-Бакри пишет: «Хазарский язык отличается от языка турок и персов, и вообще с ним не сходен ни один из языков известных народов»[398]. Тем не менее, большинство исследователей полагают, что разговорный язык хазар представлял собой смесь гунно-болгарских и иных диалектов тюркского языка.

Священным языком и языком письменного общения хазар был иврит — это не вызывает никаких сомнений. Об этом свидетельствуют и немногочисленные хазарские документы, находящиеся в нашем распоряжении. Арабский ученый Ибн аль-Надим, живший в Багдаде в конце X века, подтверждает: «Что же касается тюрков и хазар... то у них нет (своей) письменности, а хазары пишут на иврите»[399]. В Крыму были даже найдены надписи, сделанные ивритскими буквами на языке, не принадлежащем к семитской группе. Две ивритские буквы («шин» и «цадик») в итоге перешли в кириллицу, вероятно, вследствие длительного владычества хазар над русами.

Естественно спросить: почему хазары не адаптировали для коммуникативных и религиозных нужд греческий или арабский язык? Почему они перешли в иудаизм, в то время как все их соседи массово обратились либо в ислам, либо в христианство? И еще один вопрос: когда началось удивительное коллективное обращение хазар в иудаизм?

Среди немногочисленных дошедших до нас собственно хазарских источников есть важный документ, условно именуемый исследователям «Кембриджским». В отличие от письма царя Иосифа, к которому многие исследователи долго относились скептически, подлинность этого документа почти не оспаривалась. «Кембриджский документ» — это письмо, написанное на иврите хазарским евреем, жившим при дворе царя Иосифа. Оно было найдено в «генизе» Каирской синагоги и опубликовано в 1912 году[400]. С тех пор оно хранится в библиотеке знаменитого британского университета. У нас очень мало сведений об авторе письма и его адресате. Скорее всего, оно было написано в X веке; не исключено, что это еще один ответ на обращение Хасдая. Хотя текст письма носит отрывочный характер и многие слова в нем стерлись, оно содержит массу ценной информации.

После нескольких недостающих строк в письме говорится следующее: «...Армении. И бежали от них наши предки... потому что не могли выносить ига идолопоклонников. И приняли их к себе... [казарские], потому что люди казарские жили сперва без закона. И остались... без закона и письма. И они породнились с жителями (той) страны и [смешались с язычниками] и научились делам их. И они всегда выходили вместе с ними на [войну] и стали одним (с ними) народом. Только завета обрезания они держались, и [некоторые из них] соблюдали субботу. И не было царя в стране казар, а того, кто одерживал победы на войне, они ставили над собой военачальником, (и продолжалось это) до того самого дня, когда евреи вышли с ними по обыкновению на войну, и один еврей выказал в тот день необычайную силу мечом и обратил в бегство врагов, напавших на казар. И поставили его люди казарские, согласно исконному своему обычаю, над собою военачальником»[401].

Далее, как и в послании Иосифа, рассказывается о диспуте между мусульманином, христианином и иудеем и о том, что царь разумно отдал предпочтение иудейскому вероучению.

По-видимому, эта литературно-историческая модель была популярна в те времена, поскольку в ранних русских летописях рассказывается, что киевский князь Владимир перешел в христианство после теологического диспута, разумеется, завершившегося иначе, нежели хазарский. Арабский писатель той же эпохи также сообщает о принятии иудаизма хазарским царем после бурной теологической дискуссии. Правда, он объясняет царский выбор тем, что иудейский мудрец нанял убийцу, отравившего мусульманского теолога, прежде чем тот успел изложить свои доводы. Таким образом, «иудей привлек царя в лоно своей религии и обратил его в иудаизм»[402].

В продолжении письма, как и в его начале, предлагается интересная с исторической точки зрения гипотеза о зарождении иудейского прозелитизма среди хазар: «И покаялись израильтяне вместе с людьми казарскими полным раскаянием. И стали приходить иудеи из Багдада и Хорасана и земли греческой, и поддержали людей страны, и те укрепились в завете отца множества [Авраама]. И поставили люди страны одного из мудрецов судьей над собою. И называют они его на казарском языке каганом, поэтому называются судьи, которые были после него, до настоящего времени каганами. А главного князя казарского они переименовали в Савриила»[403].

Возможно, Саврнил — имя, принятое знаменитым царем Буланом (упомянутым в письме Иосифа) после обращения в иудаизм. Разумеется, следует относиться к этим историям с большим сомнением. По-видимому, драматические описания обращения хазар в иудаизм — лишь легенды, служившие для религиозной пропаганды. Упоминание еврейской иммиграции как фактора, существенно ускорившего приток прозелитов, гораздо важнее для понимания хазарской истории. Прибытие верующих иудеев из Армении, из различных областей современного Ирака, из Хурсана (юго-восточной Персии) и Византийской империи, по-видимому, стало исходной точкой обращения Хазарского царства в иудаизм. Иудейские миссионеры были вытеснены из районов, где господствовали победоносные монотеистические конфессии, христианство и ислам, и переместили свою деятельность в места обитания язычников. В Хазарии, как и повсюду, где происходили всплески иудейского прозелитизма, массовое обращение в иудаизм началось с того, что иммигранты сумели убедить многих языческих соседей в превосходстве своего вероучения. Мощный процесс привлечения прозелитов, начавшийся в Хасмонейском царстве в II веке до н. э., достиг своего апогея в VIII веке н. э. в Хазарии.

Хазарский рассказ об иммиграции иудеев находит подтверждение и в арабской литературе. Арабский летописец Аль-Масуди (Al-Mas'udi, 895-956) писал: «Иудеями являются: царь, его окружение и хазары его рода. Царь принял иудейство во время правления халифа Харуна аль-Рашида. Ряд евреев примкнул к нему из других мусульманских стран и из Византийской империи. Причина в том, что император, правящий ныне, то есть в 332 год Хиджры (943 год), и носящий имя Роман, обращал евреев своей страны в христианство силой и не любил их [...], и большое число евреев бежало из Рума в страну хазар»[404].

Харун аль-Рашид — аббасидский халиф, живший с 763 по 809 год н. э. Что же до «императора», то речь идет, видимо, о Романе I Лакапине, правившем Византией с 920 по 944 год. Этот отрывок дает основание предполагать, что сближение Хазарского царства с иудаизмом было постепенным, причем первый этап его пришелся на VIII век. Мы уже знаем, что в этот период хазарское войско в своих походах проникало в Армению и достигало Мусула (в нынешнем Курдистане). В этих областях все еще жили иудейские общины, сохранившиеся со времен древнего царства Адиабена (Hadyab) и разбросанные по всей территории Армении. Вполне возможно, что именно тогда хазары впервые соприкоснулись с Моисеевым учением, а на обратном пути в Хазарию армию уже сопровождало некоторое число верующих иудеев. Кроме того, известно, что прозелиты, носившие греческие имена, проживали на всем северном побережье Черного моря, особенно в Крыму[405]. Позднее часть из них бежала, спасаясь от жестоких преследований византийских императоров.

Иехуда Галеви в книге «Кузари» называет точную дату обращения хазар в иудаизм — 740 год. Нет никакой уверенности в том, что эта датировка верна. Христианское свидетельство, записанное примерно в 864 году в западной части далекой Франции, утверждает, что «все хазары (Gazari) соблюдают иудейские обычаи»[406]. Ясно, что где-то между серединой VIII и серединой IX столетия хазары примкнули к иудейскому вероучению и превратили его в свой государственный культ. Следует предположить, что обращение в иудаизм не произошло (чудесным образом) в одночасье, а представляло собой длительный и постепенный процесс. Даже в спорном письме царя Иосифа хазары приходят к иудаизму не сразу, а поэтапно: царь Булан убеждается в истинности Моисеевой религии и становится иудеем, однако только царь Обадья, являвшийся не сыном, а внуком или правнуком Булана, «укрепляет иудаизм согласно закону и правилу», возводит синагоги и дома учения, а также признает авторитет Мишны и Талмуда. В этом письме также сообщается, что Обадья вызвал издалека иудейских мудрецов для того, чтобы они укоренили истинную веру в сердцах его подданных.

Если в XIX веке в исследовательских кругах еще существовали определенные сомнения, то сегодня никто не оспаривает самый факт обращения хазар в иудаизм. Стремительно распространявшаяся концепция монотеизма достигла Кавказа и степей, расположенных в низовьях Волги и Дона (сегодняшний юг России), и сумела внушить местным правителям и племенной аристократии, что вера в единого и неделимого Бога обладает многочисленными преимуществами. Однако по-прежнему неясно, почему хазары предпочли иудаизм двум другим монотеистическим религиям, предъявляющим своим адептам гораздо меньше ритуальных требований. Если отбросить в сторону обаятельную религиозную пропаганду, содержащуюся в письме царя Иосифа, в «Кембриджском документе» и в книге Иехуды Галеви, остается одно-единственное объяснение, уже доказавшее свою эффективность в случае с южноаравийским царством Химьяр (принявшим иудаизм). Стремление сохранить независимость перед лицом мощных, жаждущих экспансии империй, таких как православная Византия или мусульманский Аббасидский халифат, побудило хазарских правителей вооружиться иудаизмом как средством идеологической обороны. Если бы хазары приняли ислам, они превратились бы в подданных халифа. Сохранение языческих верований навлекло бы на них войну на уничтожение с мусульманами, не признававшими за идолопоклонниками права на существование. Обращение в христианство, разумеется, заставило бы их надолго подчиниться Византии. Кроме того, медленный и поэтапный переход от древнего шаманизма, распространенного в этих областях, к иудейскому монотеизму, по-видимому, способствовал укреплению и централизации устойчивого государственного аппарата.

Одним из крупнейших коллекционеров документов, имеющих отношение к хазарам, был русский караим Авраам Фиркович (Firkovitch, 1786-1874)- Этот неутомимый исследователь являлся религиозным фанатиком; он активно манипулировал различными документами (вставляя и убирая интересующие его фрагменты), священными книгами и надгробными надписями, пытаясь доказать, что Хазарское царство приняло не раввинистическую, а караимскую версию иудаизма. Таким образом, несмотря на впечатляющие масштабы проделанной им собирательской работы, он нанес немало вреда: дискредитировал многие исторические материалы и породил в ученых кругах настоящую паранойю. Позднее его фальсификации были выявлены другими исследователями (в основном знаменитым историком Авраамом Элияху Гаркави). Критическое изучение архивов Фирковича показало, что поздний хазарский иудаизм вовсе не был караимским. Даже если наряду с талмудическим иудаизмом на просторы Хазарского царства, особенно в Крым, проникло и караимство, ясно, что основы иудейского хазарского культа были более или менее раввинистическими. Историческое становление караимского вероучения произошло слишком поздно, чтобы сыграть решающую роль в принятии хазарами иудаизма; еще труднее предположить, что караимство завоевало хазар позднее, когда те уже были иудеями. При этом необходимо помнить, что в период принятия хазарами иудаизма копии Талмуда все еще были очень редки, что позволяло многим прозелитам возвращаться к древним культам, а иногда и к таким практикам, как жертвоприношения. В крымской Фангории (Phangoria) в одном из пещерных могильников были найдены остатки скелета, облаченного в кожаные одежды, сходные по стилю с одеяниями служителей Иерусалимского храма, которые, как известно, подробно описаны в Библии.

Удивительнейшей особенностью восточного иудейского царства, слава о котором жива до сих пор, был его религиозный плюрализм, унаследованный от распространенных в регионе политеистических древнешаманских верований. Аль-Масуди сообщает своим читателям: «В хазарской столице по правилу семь судей; два из них для мусульман; два — для хазар, которые судят в соответствии с Торой; два — для христиан, которые судят в соответствии с Евангелием, и один для саклабэс [булгар], русов и других язычников, которые судят согласно языческому [обычаю]»[407].

Имеются вполне достоверные свидетельства о том, что под властью Хазарского каганата иудеи обитали бок о бок с мусульманами, христианами и язычниками, а синагоги, мечети и церкви соседствовали друг с другом во всех центральных городах Хазарии. Об этом рассказывается, например, в описании города Семендер, оставленном Ибн Хаукалем (Ibn Hawqal) и датируемом 976 годом: «Его населяли мусульмане и прочие, в городе у них были мечети, у христиан храмы, а у иудеев — синагоги»[408].

Тем не менее Якут аль-Хамави (Yaqut al-Hamawi, 1179-1229), основываясь на рассказе Ибн Фадлана, пишет: «У мусульман в этом городе [Итиле есть] соборная мечеть, в которой они совершают молитву и присутствуют в ней в дни пятниц. При ней [есть] высокий минарет и несколько муэдзинов. И вот, когда в 310 году X. [922 году] до царя хазар дошла [весть], что мусульмане разрушили синагогу в усадьбе аль-Бабунадж, он приказал, чтобы минарет был разрушен, казнил муэдзинов и сказал: "Если бы, право же, я не боялся, что в странах ислама не останется ни одной неразрушенной синагоги, обязательно разрушил бы [и] мечеть"»[409].

Иудейская солидарность время от времени брала верх над принципом религиозной терпимости, хотя и не упраздняла его полностью. Когда в период правления императора Романа I Лакапина в Византийской империи стали притеснять иудеев, царь Иосиф в отместку подверг гонениям беззащитных хазарских христиан. Несмотря на это, Хазарский каганат, так же как и мусульманское Андалузское царство, исповедовал мягкую модель монотеизма. Хазарам была чужда атмосфера непримиримости, присущая тогдашней христианской цивилизации; разумеется, они были далеки и от «тоталитарных» устремлений Хасмонейского царства. Мусульмане и христиане служили в армии кагана и даже освобождались от участия в боях в тех случаях, когда врагами оказывались их единоверцы.

«Кембриджский документ» подтверждает содержащуюся в письме Иосифа информацию о том, что каганы носили еврейские имена. В царском послании упоминаются цари Езекия, Манассия, Исаак, Зевулон, Менахем, Вениамин и Аарон. В «Кембриджском документе» фигурируют хазарские цари Вениамин и Аарон, что укрепляет, во всяком случае, частично, наше доверие к сведениям, приведенным в письме Иосифа.

Автор « Кембриджского документа» пишет: «В нашей стране говорят, что предки наши происходили из колена Симеонова, но мы не знаем, верно ли это»[410]. Общая для всех прозелитов склонность возводить свое происхождение к мифологическим библейским праотцам была присуща и хазарам. Они также пытались вообразить себя потомками одного из колен Израиля. Новое религиозное сознание постепенно становилось преобладающим у потомков прозелитов; с течением времени оно побороло прежнюю племенную идентичность, связанную с идолопоклонством. На этом этапе языческие культы вызывали у новоявленных монотеистов стойкое отвращение. Последующие поколения уже не сомневались в своем высоком (разумеется, совершенно вымышленном) происхождении. Поэтому Хазарское царство считало себя в большей степени иудейским, нежели хазарским; именно в этом качестве оно запечатлено в русском эпосе того времени: не хазарская, а «жидовская земля» наводила страх на славянских соседей.

Жажда искусственной священной родословной порождала новые культурные явления. В списке хазарских царей, приводимом в письме Иосифа, фигурирует имя «Ханукка». В «Кембриджском документе» упоминается военачальник по имени «Песах». Имена, восходящие к названиям праздников, не встречались ни в Библии, ни в Хасмонейском царстве. Не было их и среди хи-мьяритов и их потомков, равно как и в далекой Северной Африке. Позднее такие имена переместятся на запад — в Россию, Польшу и даже Германию.

Несмотря на все это, остается открытым важнейший вопрос: составляли ли хазарские иудеи большинство среди монотеистов каганата? Имеющиеся в нашем распоряжении свидетельства противоречивы. Некоторые арабские авторы утверждают, что хазарские иудеи были меньшинством, правящей элитой государства. Аль-Истахри, к примеру, отмечает, что «иудеи составляют меньшинство, магометане и христиане — большинство, однако царь и его придворные — иудеи»[411]. Другие арабские летописцы, напротив, сообщают, что все хазары — иудеи. Якут аль-Хамави вслед за Ибн Фадланом, наиболее достоверным историком данного периода, пишет: «Хазары и царь их — все иудеи»[412]. Аль-Масуди подтверждает: «Иудеями являются царь, его окружение и хазары его рода»[413]. Вполне возможно, что мощное племя хазар приняло иудаизм почти целиком, в то время как другие племена примкнули к иудейскому вероучению лишь отчасти; при этом многие их члены перешли в ислам или в христианство или же остались язычниками.

Каким было настоящее число хазарских прозелитов? У нас нет данных, позволяющих ответить на этот вопрос. Одна из основных проблем исторической науки состоит в том, что мы слишком мало знаем о верованиях простого народа. Большинство традиционных еврейских историков, равно как и значительная часть советских национально ориентированных исследователей, постоянно утверждали, что в иудаизм перешли только царская семья и аристократическая элита, а широкие массы хазарского населения либо остались верны язычеству, либо предпочли принять ислам. Однако не следует забывать, что в VIII, IX и X столетиях далеко не все европейские крестьяне были настоящими христианами, так что на самых низких ступенях средневековой иерархической лестницы вера в Христа оказывается очень шаткой. С другой стороны, известно, что в местах, где господствовали монотеистические вероучения, рабы почти всегда были вынуждены перенимать религию своих хозяев. Зажиточные хазары, владевшие многочисленными невольниками, разумеется, обращали их в свою веру (об этом, кстати, ясно говорится в письме царя Иосифа). Многочисленные надгробные надписи, найденные на территории Хазарии, свидетельствуют о широкой распространенности иудейского вероучения, имевшего, правда, яркие синкретические признаки[414].

Хазарское царство хранило приверженность иудаизму на протяжении слишком длительного периода времени (от двухсот до четырехсот лет, по разным оценкам), чтобы господствующий культ мог оставаться достоянием одних только высших слоев населения, не будучи хотя бы частично воспринятым широкими массами. Трудно предположить, что хазарский иудаизм в точности соответствовал всем талмудическим правилам, но, по крайней мере, некоторые культовые практики наверняка были широко распространены в хазарском обществе. В противном случае иудейство хазар не вызвало бы столь пристального интереса во всем регионе и не удостоилось бы многочисленных подражаний. Известны, к примеру, случаи обращения в иудаизм среди аланов, ираноязычных племен, живших в северной части Кавказа, то есть в районе, контролировавшемся хазарами. В «Кембриджском документе» отмечается, что в ходе одной из многочисленных войн, которые хазары вели со своими соседями, «только царь алан был подмогою [для хазар, так как] часть их (тоже) соблюдала иудейский закон»[415].

Так же обстояло дело и с большим племенем каваров, отколовшимся от хазар, присоединившимся к мадьярам и перебравшимся вместе с ними на запад. Мадьяры (предки современных венгров) были подвластны Хазарскому царству до своего переселения в Центральную Европу. Кавары, изначально входившие в хазарский племенной союз, по неизвестным причинам взбунтовались против кагана, объединились с мадьярами и покинули Хазарию. Мы знаем, что среди них было немало прозелитов, роль которых в становлении Венгерского царства и формировании на его территории иудейской общины весьма существенна[416].

Помимо письма царя Иосифа и объемного «Кембриджского документа» существует еще один хазарский письменный источник, также найденный в Каирской «генизе» и хранящийся в библиотеке Кембриджа. Этот документ, обнародованный лишь в 1962 году, свидетельствует о распространении иудаизма в славянских зонах «хазарского влияния»[417].

Примерно в 930 году из Киева было отправлено письмо с просьбой о помощи местному иудею Якову бар Ханукке, который, к несчастью, совершенно разорился. Это письмо, написанное на иврите, подписано как традиционными еврейскими именами, так и именами хазарско-тюркскими. Носители всех этих имен представляли, как утверждается в письме, иудейскую общину Киева. На полях письма стоит надпись, сделанная тюркскими знаками и означающая: «Прочитано». Это послание является практически неоспоримым доказательством того, что в городе, которому суждено было вскоре стать столицей первого Русского государства, с древних времен жили хазарские прозелиты. Возможно даже, что их праотцы и были основателями города, поскольку этимология названия «Киев» восходит к тюркскому диалекту. Не случайно в древней городской стене был широкий проем, называвшийся «Жидовские ворота». Через него можно было попасть в кварталы с характерными названиями — «Козары» и «Жидове»[418].

Другой ранний источник, свидетельствующий о массовом обращении хазар в иудаизм, имеет, как ни странно, караимское происхождение. Примерно в 937 году Яаков Киркисани, ученый путешественник, великолепно знавший местности, прилегавшие к Хазарии, написал на арамейском языке следующий комментарий к словам книги Бытия «Да распространит Бог Иафета» (9: 27): «Слова Библии о том, что вселится он (Иафет) в шатры Шема, следует толковать как возвышающие (Иафета). Некоторые толкователи могут счесть, что речь идет о хазарах, принявших иудаизм»[419].

Это караимское свидетельство — далеко не единственное, указывающее, что обращение хазар в иудаизм не было «восточной фантазией» ученых арабов. Помимо послания Хасдая ибн Шафрута и замечаний Равада, хазары неоднократно упоминаются и в сочинениях рабби Саадии Гаона, проживавшего, как известно, в Багдаде. Мы уже отмечали в предыдущей главе, что он горько оплакивал переход в ислам иудейского населения Святой земли. Обрадовался ли он, узнав, что в качестве компенсации в иудаизм обратилось целое царство? Можно предположить, что он отнесся с подозрением к новоявленным иудеям, объявившимся далеко к северу от Вавилонии, к приверженцам Моисеева учения, которые были суровыми воинами и наездниками, время от времени казнили своих царей и активно занимались работорговлей. Опасение, что «дикие» иудеи не в полной мере приняли законы Торы и предписания Талмуда, по-видимому, отвратило от них этого непримиримого идеологического противника караимов. В своих сочинениях, датируемых X веком, он говорит об обращении хазар в иудаизм как о явлении само собой разумеющемся, всего один раз упоминает о кагане и вскользь сообщает о некоем иудее Исааке бен Аврааме, отправившемся в Хазарию, чтобы там поселиться[420].

Позднее, примерно в начале XII века, рабби Петахия из германского города Регенсбурга решил совершить путешествие в Багдад. По пути он миновал Киев, Крым, а также различные местности, являвшиеся частью Хазарии, переживавшей свой закат и значительно сократившейся.

В книге воспоминаний об этом путешествии, написанной одним из его учеников, мы находим следующие строки: «На пространстве одного дня ходьбы в стране кедарской тянется рукав морской, отделяющий страну эту от земли хазаров. Там существует обычай, что женщины день и ночь оплакивают с причитаниями своих умерших отцов и матерей... Настоящих евреев нет в земле кедаров, а живут там только миним (еретики). Когда р. Петахия спросил их, почему они не верят поучениям мудрецов, они отвечали: "Потому что этому предки нас не учили". Накануне субботы они нарезают весь хлеб, который едят в субботу, едят его впотьмах и сидят весь день на одном месте. Молитва их в этот день состоит только из чтения псалмов, и когда рабби Петахия прочел им наши молитвы и молитву после еды, установленные Талмудом, то это им очень понравилось; причем они сказали, что отроду не слыхали и не знают, что такое Талмуд»[421].

Эти дорожные воспоминания рабби Петахии подтверждают тезис о присутствии караимства в регионе, а также указывают на чрезвычайно расплывчатый синкретический характер иудаизма, распространившегося среди обитателей степей.

Позднее, по возвращении в Багдад, Птахия поведал иную историю: «Этим семи царям мешехским явился однажды ангел во сне и потребовал, чтоб они оставили свою веру и свой закон и приняли учение Моисея, сына Амрамова, угрожая в противном случае опустошением их земли. Но они не обратили на это внимания; когда же ангел начал приводить свою угрозу в исполнение, тогда цари мешехские со всеми своими подданными приняли иудейскую веру и отправили к ректору багдадской академии послов с просьбою прислать им учителей Закона. Вследствие сего ученые и все бедные евреи отправились в Мешех обучать жителей и детей их Торе и Талмуду Вавилонскому; и теперь еще переселяются туда из земли египетской мудрецы их обучать. Р. Петахия видел послов царей мешехских, когда они отправлялись на могилу Иезекииля, прослышав о совершаемых там чудесах и о том, что все молящиеся на этой земле бывают услышаны»[422].

Последние дни иудейского царства, клонящегося к упадку? Отчаянная приверженность религии предков, сохранившейся с древних времен, когда государство находилось в зените славы и величия? Трудно сказать наверняка, поскольку наши сведения о состоянии дел в Хазарии в XII веке крайне скудны.

Когда именно погибла обширная Хазарская империя? В прошлом многие полагали, что это произошло во второй половине X века. Киевское княжество, из которого выросло первое Русское государство, в течение многих лет находилось в зависимости от Хазарии. В X веке оно укрепилось, вступило в союз с Византийской империей и обрушилось на своих сильных хазарских соседей. Киевский князь Святослав в 965 (или 969) году напал на хазарский город Саркель, контролировавший реку Дон, и молниеносно его захватил. Укрепленный Саркель, построенный в свое время под руководством византийских инженеров, занимал столь важную стратегическую позицию, что его падение означало закат иудейской империи. Тем не менее, вопреки широко распространенному мнению, эта победа русов не привела к гибели Хазарии.

Мы не знаем точно, какая судьба постигла в ходе этого противостояния столицу империи Итиль, ибо имеющиеся у нас сведения крайне противоречивы. Некоторые арабские источники рассказывают о разрушении города. Другие свидетельствуют, что он существовал и после поражения, нанесенного русами. Поскольку большая его часть состояла из палаток и деревянных домов, можно предположить, что он был отстроен заново. Как бы там ни было, со второй половины X века Хазария перестала играть господствующую роль в регионе. Владимир, младший сын Святослава, распространил свое владычество вплоть до Крыма, а заодно принял христианство — шаг, имевший важнейшие последствия для Русского государства. Его союз с Византией способствовал разрыву отношений, связывавших ее с Хазарией, и в 1016 году объединенная русско-византийская армия нанесла еще один удар по иудейскому царству[423].

Отныне русская церковь была отчасти подчинена Константинопольскому патриарху, однако этот «священный союз» просуществовал не очень долго. В 1071 году сельджуки, постоянно усиливавшиеся племена тюркского происхождения, разгромили большую византийскую армию; через некоторое время распалась и Киевская Русь. О судьбе Хазарии в этот период, то есть в конце XI столетия, нам известно крайне мало. В различных источниках по-прежнему встречаются упоминания о хазарских воинах, состоящих на службе в иноземных армиях, однако о самой Хазарии нет почти никаких сведений. Важно отметить, что вскоре пал и Аббасидский халифат, также не устоявший под натиском сельджуков. Завершился период интеллектуального расцвета в регионе, вследствие чего количество арабских летописей сильно сократилось.

Империи нередко появлялись и исчезали на протяжении человеческой истории. Монотеистические религии, как уже говорилось в первой главе, имеют гораздо более длинный жизненный цикл. В период между распадом первобытных общин и наступлением Нового времени религиозная идентичность значила для людей гораздо больше, нежели туманная принадлежность к империям, царствам или княжествам. Христианство на своем победоносном историческом пути похоронило немало политических режимов; то же можно сказать и об исламе. Почему иудаизм должен составлять исключение? Он пережил падение Хасмонейского царства, распад Адиабены и Химьяра и героическое поражение Дахии эль-Кахины. Он сохранился и после гибели последней иудейской империи, стоявшей на Черном и Каспийском морях.

Уменьшение политического влияния Хазарии не повлекло за собой гибели иудейских общин ни в ее центральных городах, ни на периферии, уходившей далеко вглубь славянских земель. Продолжение иудейского присутствия подтверждается многочисленными свидетельствами. Рассказ Петахии из Регенсбурга — не единственный документ, подтверждающий, что иудеи сохраняли приверженность своей религии в горах, в степях, на берегах рек и на территории Крыма. Христианские источники также указывают, что последователи Моисеева учения продолжали жить в самых различных местах[424].

Многочисленные «местные» войны, происходившие на степных просторах между Каспием и Черным морем, не приводили к полному исчезновению народностей и религий. Однако монгольское нашествие под предводительством Чингисхана и его сыновей в начале XIII века радикально изменило политическую, культурную и даже экономическую морфологию Западной Азии и Восточной Европы. На территориях, вошедших в Золотую Орду, возникли новые государства, среди которых, вероятно, была и крошечная Хазария. Однако монголы не владели в достаточной степени методами обработки огромных завоеванных ими земель и не заботились о сохранении необходимых для продолжения жизни источников пропитания. Произошедшее в ходе завоеваний разрушение речных оросительных систем, при помощи которых возделывались рис и виноград, повлекло за собой массовую миграцию населения, на целые столетия лишившую степную полосу значительной части ее жителей. Среди многочисленных беженцев были и хазарские иудеи, вместе с соседями двинувшиеся в направлении западной Украины и в конце концов добравшиеся до Польши и Литвы. Только хазары, жившие в Кавказских горах, сумели удержаться на своих землях, обработка которых была основана в основном на дождевом орошении. После первой половины XIII века Хазария больше не упоминается — она окончательно исчезает в пучине истории.

О хазарах в свое время писали Исаак Маркус Йост и, чуть позднее, хорошо знакомый нам Генрих Грец. Единственными осколками хазарского прошлого, доступными исследователям XIX века, были письма Хасдая и царя Иосифа. Важно помнить, что, несмотря на глубокие различия в национальном самосознании Йоста и Греца, их объединяло германское высокомерие по отношению к восточноевропейской культуре и прежде всего к восточноевропейским евреям. Кроме того, их работы по воссозданию еврейского прошлого затрагивали преимущественно духовные аспекты жизни. У хазар, оставивших после себя крайне скудное наследие, не было никаких шансов произвести впечатление на этих сугубо германских интеллектуалов. Йост вообще не верил в подлинность письма царя Иосифа. Грец, никогда не скупившийся на красочные описания, утверждал, что до своего обращения в иудаизм хазары являлись «примитивными идолопоклонниками... и их религиозные практики были порождением невоздержанности и распутства»[425]. Это типичная риторика еврейского историка, связывавшего большинство случаев «стирания» прошлого с тем, что многочисленные прозелиты, примыкавшие к иудаизму на разных этапах истории, были лишь временными «наростами» на теле «избранного народа».

Присущий Грецу позитивистский взгляд на историю не позволял ему усомниться в подлинности переписки Хасдая с хазарским царем, так же как и в достоверности библейских преданий. Время от времени его охватывала гордость при мысли о политической мощи хазарских иудеев; кроме того, он был убежден, что иудейская религия распространилась среди самых широких слоев населения. И все же для Греца хазарский прозелитизм был преходящим и второстепенным явлением, не повлиявшим в долгосрочной перспективе на «историю Израиля»[426].

Но если историки из «ашкеназской земли» (Германии) не придавали хазарам особого значения, восточноевропейские исследователи смотрели на дело совершенно иначе. В России, Украине и Польше как русские ученые еврейского происхождения, так историки-неевреи живо интересовались затерянным иудейским царством. В 1834 году В. В. Григорьев, один из основателей факультета востоковедения в Санкт-Петербурге, опубликовал исследование о хазарах, в котором утверждал: «Необыкновенным явлением в Средние века был народ хазарский. Окруженный племенами дикими и кочующими, он имел все преимущества стран образованных: устроенное правление, обширную цветущую торговлю и постоянное войско... Как светлый метеор, ярко блистала она (Хазарская империя) на мрачном горизонте Европы и погасла, не оставив никаких следов своего существования»[427]. Предположение о том, что первые ростки русской государственности зародились под влиянием иудейского царства, в начале XIX века еще не казалось недопустимым. Благодаря этому первопроходческому труду другие историки начали проявлять интерес к теме и публиковать исследования, проникнутые симпатией к Хазарскому царству и представляющие его прошлое во всем блеске. В этот период русский национализм еще пребывал в дремлющем состоянии, а потому исследователи не считали зазорным проявлять великодушие по отношению к древним экзотическим соседям восточных славян.

Эти исследования вызвали широкий резонанс и в еврейской среде. Уже в 1838 году хазары были упомянуты в книге Иосифа Перла «Испытующий праведника», содержащей сорок один «респонс», в которых раввины обсуждают различные аспекты еврейской жизни[428]. В послании № 25 рассмотрены существовавшие в то время сомнения по поводу самого факта хазарского прозелитизма, а также научные аргументы, доказывающие достоверность сведений, содержащихся в письме Хасдая (но не в письме царя Иосифа). В своем «респонсе» некий другой раввин выражает радость в связи с тем, что хазары действительно существовали[429]. Интерес к Хазарии не угасал на протяжении всего XIX века, а во второй его половине он даже возрос.

Так, например, в 1867 году появились две книги, прямо или косвенно затрагивающие хазарскую тему: небольшое сочинение Иосифа Иехуды Лернера под названием «Хазары», а также книга «Об языке евреев, живших в древнее время на Руси» Авраама Гаркави[430]. Лернер нисколько не сомневался в подлинности еврсйско-хазарской переписки и не считал нужным подвергать ее критическому анализу. Кроме того, он был знаком с некоторыми арабскими летописями и использовал их для своей исторической реконструкции. Самый интересный момент в его очерке — нежелание датировать падение Хазарского царства 965 годом. По его мнению, иудейское царство продолжало существовать в Крыму, а возглавлял его правитель по имени Давид. Самостоятельная иудейская власть окончательно рухнула только в 1016 году, после византийского завоевания, а многочисленные иудеи, жившие в этом регионе, примкнули к караимству[431]. В заключительной части своего сочинения Лернер выступает в защиту Авраама Фирковича, обвинявшегося, как уже было сказано, в фальсификации иудейских надгробных надписей. Это, разумеется, укрепляет предположение, что Лернер и сам принадлежал к караимской общине.

Одним из самых непримиримых критиков Фирковича и его «караимских» теорий был Авраам Гаркави, пионер еврейской историографии в России. Гаркави, в 1877 году назначенный заведующим отделом еврейской литературы и восточных рукописей при Санкт-Петербургской императорской библиотеке и занимавший эту должность до конца своей жизни, был осторожным и вдумчивым исследователем. Его сочинение «Об языке евреев, живших в древнее время на Руси», а также другие работы, посвященные хазарам (в особенности не переведенные на иврит «Сказания еврейских писателей о хазарах и хазарском царстве»), высоко ценятся в исследовательских кругах. Гаркави был убежден, что в Хазарии обитало множество иудеев, придерживавшихся раввинистического иудаизма. Именно он в 1874 году обнаружил в собранной Фирковичем коллекции рукописей «пространную» версию письма царя Иосифа. Благодаря глубоким познаниям в таких областях, как культура и литература Востока, Гаркави стал одним из крупнейших исследователей хазарской проблемы. Бок о бок с ним работал перешедший в христианство еврейский востоковед Даниил Абрамович Хвольсон (Chwolson, 1819-1911). Эти ученые вели бурную научную полемику[432].

К моменту, когда за Дубновым закрепился статус выдающегося еврейского историографа, накопилось немало исторических материалов, связанных с Хазарией. В 1912 году был опубликован «Кембриджский документ»; в первой половине XX века переписка Хасдая с царем Иосифом стала восприниматься как относительно достоверный исторический источник, несмотря на многочисленные переработки, которым подверглись оба письма. В своем монументальном труде «Всемирная история евреев» Дубнов отводит хазарам гораздо более заметное место, нежели почти проигнорировавшие их Йост и Грец[433]. Он скрупулезно пересказывает все этапы становления Хазарского царства и, взяв за основу письмо царя Иосифа и арабскую летописную традицию, красочно описывает добровольное обращение хазар в иудаизм. Дубнов, как и Грец, был восхищен могуществом Хазарии; тем не менее, он счел необходимым подчеркнуть, что в иудаизм перешли лишь аристократические круги, тогда как средние и низшие слои населения сохранили приверженность язычеству, исламу или христианству. В отдельном приложении он представил подробный библиографический анализ и пришел к выводу, что хазарский вопрос является «одной из самых запутанных проблем в истории еврейского народа»[434]. Отчего хазарская страница еврейской истории представляется Дубнову более сложной, чем остальные? Он не дал ответа на этот вопрос. Несомненно, в его рассказе о хазарах проскальзывает растерянность, причины которой остаются неясными. Можно лишь высказать естественное предположение: раз хазары не являются «этнобиологическими отпрысками народа Израиля», их истории нет места в еврейском метанарративе.

В начале своего становления советская власть поощряла хазарские исследования, и молодые ученые с воодушевлением взялись за реконструкцию догосударственного периода русской истории. С начала 20-х и до второй половины 30-х годов происходил подлинный расцвет хазарской историографии, не избегавшей при изложении своих результатов даже прямой апологетики. Симпатия советских исследователей к хазарам была вызвана тем, что их империя не подчинялась ортодоксальной церкви и отличалась чрезвычайной терпимостью по отношению ко всем существовавшим тогда религиям. Исследователям нисколько не мешало то, что Хазария была иудейским государством — тем более что многие из этих последовательных марксистов происходили из еврейской среды. Отчего не добавить каплю еврейской гордости к чаше пролетарского интернационализма, наднационального в своей основе, если хазарская тема предоставляет такую возможность? Тем не менее, самые заметные достижения в этой области принадлежали историкам, не имевшим еврейских корней.

В 1932 году Павел Коковцов осуществил первое критическое издание «еврейско-хазарских документов». Несмотря на выказанные им сомнения по поводу достоверности некоторых из них, это издание послужило толчком для дальнейших исследований, а также для проведения археологических раскопок в нижнем течении Дона. Раскопки возглавил молодой археолог Михаил Артамонов (1898-1972), издавший в 1937 году книгу под названием «Очерки древнейшей истории хазар». Это сочинение оставалось в русле традиционной русско-советской симпатии к хазарскому нарративу и похвально отзывалось о древних царях, стоявших у истоков Киевской Руси.

Внимание, уделявшееся хазарской теме в Советском Союзе, и ключевая роль Хазарии в истории юго-восточной Европы не могли не повлиять на работу зарубежных ученых еврейского происхождения. Так, например, в промежутке между двумя мировыми войнами известный польско-еврейский историк Ицхак Шифер (Schipper, 1884-194З) посвятил хазарам немалое количество глав в своих книгах. Сало Барон в колоссальном сочинении также подробно осветил историю каганата. И если у Дубнова хазарская эпопея является лишь частным (хотя и легитимным) эпизодом «еврейской истории», то в работе Барона, написанной во второй половине 30-х годов, она неожиданно приобретает огромное значение.

Несмотря на свой базисный этноцентризм, Барон изо всех сил пытается расколоть «хазарский орешек» и вплести его ядро в историю «еврейского народа». Стараясь определить место хазар в непрерывном еврейском нарративе, он выдвинул предположение, что массовая еврейская миграция в районы, подвластные Хазарскому каганату, сделала их население смешанным — иудео-хазарским[435]. В остальном его повествование о хазарах отличается научной основательностью и опирается на подавляющее большинство известных в то время источников. В более поздних изданиях книги, выходивших с конца 50-х годов, он дополнил созданную им историческую картину многочисленными новейшими исследованиями и открытиями.

То же самое сделал и Бенцион Динур в своей антологии источников «Израиль в изгнании». В издании, вышедшем в свет в 1961 году, помимо впечатляющего собрания цитат из переписки Хасдая и царя Иосифа, «Кембриджского документа», а также арабских и византийских летописей, приведены многочисленные научные комментарии и масса новейшей информации. Хазарская история, занимающая в книге более пятидесяти страниц, трактуется Динуром совершенно однозначно: «царство хазар», «иудейская страна» и «иудейские города» на ее территории имеют огромную историческую важность. Они прочно вплетены в канву еврейской истории и оставили глубокий отпечаток в жизни народа Израиля, невзирая на свою «оторванность» от его «магистрального пути»[436].

К этому заключению можно было прийти, лишь исходя из предположения, что в Хазарии издавна обитали «настоящие» иудеи («племенная еврейская община»), благодаря которым все царство перешло в иудаизм. Следовательно, иудейская миграция в Хазарию не сводилась к эпизодическим появлениям здесь (как в чужой стране) немногочисленных беженцев, сумевших благодаря своим талантам обратить местное население в иудаизм. По мнению Динура, «приток евреев в эту страну носил непрерывный характер; эти евреи составляли важную прослойку общества и укрепляли его иудейский элемент»[437]. Теперь, когда нам точно известно, что среди хазар было немало евреев «по рождению и по крови», мы можем спокойно гордиться их территориальной и военной мощью, радоваться мысли о существовании старинного иудейского государства, своего рода средневекового Хасмонейского царства, но значительно более могущественного.

Обновленная хазарская историография, представленная у Барона и Динура, в значительной степени опирается на обширное исследование Авраама Полака. Его книга «Хазария — история иудейского царства в Европе», вышедшая в издательстве «Бялик» в 1944 году, почти сразу удостоилась двух переизданий (последнее — в 1951 году). Это был первый всеобъемлющий труд, посвященный хазарскому вопросу. Несмотря на то, что тель-авивский муниципалитет счел ее достойной престижной премии, в определенных кругах она была принята с настороженностью и недоверием. Все без исключения рецензенты восторгались широтой размаха и научной глубиной этого исследования. В самом деле, Полак, родившийся в Киеве, свободно владел русским, турецким, классическим арабским, древнеперсидским, латинским и, по-видимому, греческим языками. Это позволяло ему поразительно свободно ориентироваться в историческом материале. Тем не менее, некоторые его коллеги сочли неприемлемой «историческую карусель» Полака — выражение, появившееся в заголовке одной из газетных статей набросившихся на книгу[438]. В статье утверждалось, что автор перегрузил свой нарратив бесчисленными деталями и сделал на базе находившихся в его распоряжении источников больше выводов, чем следовало. Действительно, эта критика в определенной степени оправдана: создавая свою хазарскую Вселенную, Полак руководствовался теми же позитивистскими принципами, которые вдохновляли израильских историков в ходе реконструкции истории периодов Первого и Второго храмов. Однако он делал это гораздо талантливее, так что его тезисы трудно оспорить.

По мнению некоторых критиков, наиболее существенный грех Полака состоял в его главной предпосылке. Израильский исследователь решительно утверждал, что подавляющее большинство евреев Восточной Европы происходит из районов, где когда-то владычествовала Хазарская империя. «Непонятно, какую особую честь он усматривает в приписываемом нам тюркско-монгольском происхождении и почему он предпочитает его еврейскому»[439], — жаловался тот самый «национальный» рецензент, у которого закружилась голова от «исторической карусели».

Такого рода критика не мешала Барону и Динуру широко цитировать книгу Полака и относиться к ней как к последнему слову в хазарской историографии. Все это, разумеется, при условии, что в историческую фабулу Полака удастся «пересадить» «этнобиологическое» ядро будущего хазарского еврейства. По этой причине издательство «Бялик» поместило на обложке книги красноречивую декларацию, призванную успокоить настороженного читателя: «Эта держава (Хазария) была иудейской не только из-за своей религии, но и потому, что там жило многочисленное израильское население, среди которого хазарские прозелиты составляли незначительное меньшинство». Если в этом огромном царстве прозелиты играли малозаметную (по сравнению с «этническими евреями») роль, тезис об иудейской Хазарии уже не идет вразрез с сионистским метанарративом и приобретает гораздо большую легитимность.

Сам Полак, несмотря на свою «национальную безответственность», отчасти осознавал эту проблему и пытался подсластить преподнесенную им горькую пилюлю утешительными этноцентрическими высказываниями: «В этой стране были еврейские поселения еще до обращения хазар в иудаизм и даже до начала хазарских завоеваний. Здесь имел место процесс перехода в иудаизм нехазарского населения. Происходила и иммиграция евреев из других стран, в особенности из мусульманской Центральной Азии, восточного Ирана и Византии. Таким образом, там появилось многочисленное еврейское население, лишь отчасти состоявшее из хазарских прозелитов. Что же до культурного облика этого населения, он сформировался в основном под влиянием более древних иудейских общин, существовавших в Крыму и на северном Кавказе»[440].

В конце 40-х и начале 50-х годов такая формулировка более или менее удовлетворяла требованиям национальной историографии. Как мы уже видели, Динур также счел нужным одобрить «смелый» шаг Полака. Необходимо помнить, что Полак был ярым сионистом, задействовавшим свои таланты и языковые познания на службе в израильской военной разведке. В конце 50-х годов он возглавил кафедру изучения Ближнего Востока в Тель-Авивском университете и опубликовал ряд сочинений, посвященных арабскому миру. Однако этот независимо мыслящий исследователь не терпел компромиссов. Хотя по мере формирования еврейской исторической памяти его научный подход становился все более маргинальным, он до конца своих дней продолжал отстаивать свою новаторскую работу.

С 1951 года и до сего дня на иврите не было опубликовано ни одной исторической книги о хазарах. «Хазария» Полака также ни разу не была переиздана. До конца 50-х годов его сочинение продолжало оставаться легитимным источником ссылок для израильских исследователей, но и этот статус оно в последующие годы постепенно потеряло. Два исключения - скромная магистерская диссертация и проходная семинарская работа (которая все-таки была опубликована)[441]. Израильская академия полностью онемела; она бездействует уже более пятидесяти лет. Любое упоминание о хазарах воспринималось обществом как проявление лунатизма, а зачастую и как угроза. Только в 1997 году Эхуд Яари, известный телевизионный аналитик, долгие годы грезивший о могуществе хазар, выпустил документальный мини-сериал, хотя и очень осторожный, но все же насыщенный захватывающей информацией[442]. Еще раньше были написаны два художественных романа, смаковавшие военную мощь и величие Хазарии[443].

Чем же было вызвано столь длительное замалчивание хазарской темы? Помимо господствующею в израильском обществе этноцентрического восприятия истории, накладывающего свой отпечаток на все аспекты еврейского национального самосознания, можно предложить два дополнительных гипотетических мотива. Не исключено, что волны деколонизации, захлестнувшие мир в 50-60-е годы, побудили тогдашних израильских мифотворцев отмежеваться от хазарского прошлого. Опасение, что легитимность сионистского проекта может серьезно пострадать в случае, если еврейские поселенцы окажутся не исконными «сынами Израиля», а потомками хазар, сопровождалось и более глобальным страхом: делегитимация могла затронуть само право государства Израиль на существование! Можно выдвинуть и другое объяснение, вовсе не обязательно исключающее первое (хотя и несколько отодвигающее момент, когда израильское общество «остыло» к хазарам). Установление военного контроля над многочисленным палестинским населением, представлявшим реальную опасность для израильского национального мифа, привело к усилению этнизации, что существенно сказалось на политике формирования национальной идентичности в 70-е годы. Необходимость придать четкость и незыблемость идентификационным границам означала абсолютную недопустимость любого упоминания о Хазарии. Как бы там ни было, во второй половине XX века связь между хазарами и «народом Израиля», вернувшимся, как известно, на «историческую родину» после двухтысячелетних скитаний по миру, становилась все слабее, пока не оборвалась окончательно.

Израильская «эпоха молчания» во многом напоминала ситуацию, сложившуюся в Советском Союзе, хотя в стране победившего социализма хазарскую тематику табуировали поколением раньше. С момента выхода в свет сочинения Артамонова в 1937 году и до 60-х годов здесь почти не было публикаций о хазарах; немногочисленные напечатанные статьи являлись в основном декларативными попытками отмежеваться от хазарской истории и представить ее в неприглядном свете. Вовсе не случайно существование странного восточного иудейского царства стало восприниматься как нарушение марксистско-ленинской исторической логики и вопиющее посягательство на «русский национальный характер», возрожденный Сталиным. «Пролетарский интернационализм» 20-х и первой половины 30-х годов еще до начала Второй мировой войны уступил место русскому национализму. А после 1945 года, в эпоху зарождения «холодной войны» и усиленной русификации районов, где жило нерусское население, эта идея приобрела жесткий этноцентрический характер.

Все русские, а затем и советские исследователи, ранее писавшие о Хазарии, были объявлены «буржуазными историками», игнорирующими славянский народный характер, а потому не придающими должного значения Киевской Руси. В конце 1951 года даже центральный партийный орган, газета «Правда», недвусмысленно заявил о необходимости предать общественной анафеме «паразитических» хазар и их сбивающих с толку апологетов. В обличительной статье, появившейся в этой газете, историк П. Иванов[444] проанализировал слабые стороны хазарской историографии и решительно заявил: «Нашим предкам не раз приходилось с оружием в руках защищать родную землю от набегов степных орд. Древняя Русь разгромила Хазарский каганат, освободила от его засилья исконные славянские земли и вызволила из-под хазарского ига вятичей и другие славянские племена»[445]. Наиболее жестким нападкам подвергся Артамонов, в прошлом демонстрировавший неуместную симпатию к хазарам и их культуре и отводивший им позитивную историческую роль в становлении русской государственности. На заседании ученого совета Института истории Академии наук СССР, состоявшемся вслед за этой публикацией, было решено, что газета «Правда» абсолютно права в своем подходе к хазарской проблеме. С этого момента тормоза были отпущены, и хазары превратились в нечистых и отвратительных существ, к несчастью, по чистой случайности соприкоснувшихся с русской историей. Только в 60-е годы, когда сталинистский лед отчасти оттаял, хазарские исследования начали осторожно возобновляться, однако и теперь они носили ярко выраженный националистический, а иногда и антисемитский характер[446].

В то время как в Израиле и Советском Союзе, странах, имеющих самое прямое отношение к хазарской истории, исследования на эту тему были жестко табуированы, на Западе продолжали выходить в свет новые материалы. Уже в 1954 году британский исследователь Дуглас М. Данлоп написал обширную и исчерпывающую монографию об иудейской Хазарии, опубликованную издательством Принстонского университета. В своем труде Данлоп, глубокий знаток арабской литературы, проявил чрезвычайную осторожность в том, что касается дальнейшей судьбы хазар после распада их империи[447]. В 1970 году Петер Гольдман представил обстоятельную докторскую диссертацию на тему: «Хазары — их история и язык в зеркале мусульманских, византийских, кавказских, еврейских и русских древних источников». Отдельные фрагменты этой диссертации увидели свет в 1980 году[448].

В 1976 году Артур Кестлер заложил литературную бомбу под названием «Тринадцатое колено», переведенную на многие языки и вызвавшую широчайший резонанс. В 1982 году появилось исследование Нормана Голба и Омельяна Прицака «Хазаро-еврейские документы X века», в котором представлен критический взгляд на хазарскую проблему. В 1999 году вышло в свет научно-популярное сочинение «Евреи Хазарии» Кевина Алана Брука. Этот автор, не принадлежавший к академическим кругам, создал подробный интернет-сайт, полностью посвященный Хазарии и его изысканиям в области хазароведения[449]. Появилось немало публикаций на испанском, французском и немецком языках. Кроме того, многие из упоминавшихся здесь книг были переведены в последние годы на русский, турецкий и персидский языки[450]. Тем не менее, ни одна из них не удостоилась перевода на иврит, если не считать сочинения Кестлера, опубликованного в 1999 году в Иерусалиме частным издательством. Но и оно намеренно не распространялось через книжные магазины — издатель попросту боялся за себя[451].

Помимо этих книг в прошедшие десятилетия появились десятки эссе и статей, не говоря уже об отдельных главах втех или иных трудах, и все они под разными углами рассматривали хазарскую историю и ее связь с историей евреев. В 1999 году в Иерусалиме даже состоялась научная конференция, в которой участвовали в основном зарубежные исследователи. Доклады, прочитанные на этой конференции, до сих пор не опубликованы, и само это мероприятие не вызвало особого интереса в местных научных кругах. Хотя в конце 80-х и 90-х годах прошлого века идеологическое давление ослабело, израильские историки не возобновили хазарские исследования и не пробудили у своих учеников интерес к этой тематике.

Хотя хазарская тема и отпугивала израильских историков и ни один из них не потрудился посвятить ей собственное исследование, сенсационная книга Кестлера «Тринадцатое колено» взбесила их и вызвала множество гневных откликов. Что до ивритоязычных читателей, то они в течение многих лет не имели доступа к самой книге и вынуждены были знакомиться с ней по этим ядовитым нападкам.

Артур Кестлер (1905-1983), в молодости убежденный сионист и сотрудник лидера «ревизионистов» Владимира (Зеэва) Жаботинского, разочаровался со временем и в поселенческом проекте, и в еврейском национальном движении. Проникшись неприязнью к Сталину, он отошел и от коммунистических идеалов, которые на некотором этапе разделял, и превратился в заклятого врага Советов. При этом он никогда не переставал поддерживать государство Израиль и беспокоиться о судьбе оказавшихся в нем еврейских беженцев. Всю свою жизнь он испытывал глубокое отвращение к расизму вообще и антисемитизму в частности; свой литературный талант он посвятил борьбе с этими явлениями. Почти все его книги переведены на иврит и имели большой успех. Одной из причин, побудивших его написать «Тринадцатое колено», было стремление хотя бы перед смертью нанести идеологическое поражение Гитлеру и его наследию.

По его мнению: «...ощутимое большинство выживших евреев всего мира имеет восточноевропейские — а значит, возможно, именно хазарские корни. Если это так, то их предки пришли не с Иордана, а с Волги, не из Ханаана, а с Кавказа, когда-то считавшегося колыбелью арийской расы, и генетически состоят в более тесном родстве с гуннами, уйгурскими и венгерскими племенами, чем с потомками Авраама, Исаака и Иакова. Если это правда, то понятие "антисемитизм" утрачивает смысл, становится простым следствием недопонимания между убийцами и их жертвами. Так, Хазарская империя, контуры которой медленно проступают из тьмы прошлого, приобретает черты жесточайшей мистификации, когда-либо совершенной Историей»[452].

В 70-е годы Кестлер не мог решить, являются ли неашкеназские евреи потомками жителей древней Иудеи и можно ли считать хазарский прозелитизм уникальным явлением в еврейской истории. Он еще не осознавал, до какой степени борьба с антисемитским расизмом способна подорвать основы сионистского национального мифа.

Кестлер наивно полагал, что, четко обозначив свою политическую позицию в завершающей части книги, он сможет спокойно почивать на лаврах: «Я сознаю опасность неверной интерпретации моих доказательств: меня могут обвинить в том, что я отрицаю право государства Израиль на существование. Но это право опирается не на гипотетическое происхождение еврейского народа и не на мифический Завет Бога Аврааму, а на международный закон, то есть на резолюцию Генеральной Ассамблеи ООН от 1947 г. Какими бы ни были этнические корни израильских граждан и какие бы иллюзии они на сей счет ни питали, их государство существует dejureиdefacto,так что устранено оно может быть только путем геноцида[453]»[454].

Увы, это не помогло. В 70-е годы поселенческая деятельность на оккупированных территориях приобрела огромный масштаб, и если бы Израиль не держал в руке Библию и не хранил в памяти миф об «изгнании еврейского народа», было бы трудно оправдать[455] аннексию арабского Иерусалима и массированное заселение Западного берега Иордана, сектора Газы, Голанских высот и даже Синая. Артур Кестлер, обнаживший природу коммунизма в своей знаменитой книге «Слепящая тьма», так и не осознал, что сущность сионизма неразрывно связана с мифологическим прошлым и идеей «этнической» общности. Кроме того, он не предполагал, что после войны 1967 года подвергнется столь же яростным нападкам со стороны сионистов, как некогда со стороны сталинистов. И для тех, и для других он неожиданно стал страшным предателем.

Израильский посол в Великобритании назвал выход в свет книги Кестлера «антисемитской выходкой, совершенной на деньги палестинцев»[456]. Орган Всемирной сионистской организации журнал «Жизнь диаспоры» (Бе-Тфуцот Xa-Гола) иронично заметил, что «этот космополит, по-видимому, начал интересоваться своими корнями», и добавил, что Кестлер, всерьез опасавшийся забвения, «почувствовал, что еврейская тема, поданная в парадоксальном ключе и с немалым талантом, способна вернуть ему утраченную популярность»[457]. Сионистский печатный орган был глубоко обеспокоен тем, что «эта книга в силу своей экзотичности и авторитета Кестлера привлекает многочисленных еврейских читателей, не обладающих историческими познаниями и критическим чутьем, а потому воспринимающих теорию Кестлера и вытекающие из нее выводы как они есть»[458].

Цви Анкори, профессор кафедры «истории Израиля» в Тель-Авивском университете, сравнил Кестлера с «злокозненным» немецким исследователем Яковом Фалльмерайером (Fallmerayer). Этот ученый еще в XIX веке выдвинул предположение, что современные греки происходят не от древних эллинов, а от славянских, болгарских, албанских и других племен, заполонивших Пелопоннес и за сотни лет смешавшихся с его прежними жителями. По мнению Анкори, можно лишь гадать, какие психологические мотивы побудили Кестлера позаимствовать «устаревшую и давно опровергнутую» теорию Полака, способную, однако, нанести Израилю немалый ущерб[459]. Коллега Анкори по университету профессор Шломо Симонсон несколько позже высказал подозрение, что причиной, побудившей Кестлера написать книгу о хазарских иудеях, стал кризис идентичности, который он, эмигрант из Восточной Европы, пережил при столкновении с британской культурой. «Вовсе не удивительно, — добавил этот видный израильский историк, — что в недавно опубликованном сочинении, посвященном "еврейской самоненависти", Кестлеру отведено важное место»[460]. Симонсон, как и Анкори, не забыл подчеркнуть, что «корнем зла», то есть первоисточником «давно развенчанного заблуждения» о происхождении восточноевропейского еврейства (от хазар), является их тель-авивский коллега профессор Полак.

Увы, ни Полак, бывший профессиональным историком, ни Кестлер, на это даже не претендовавший, не были первооткрывателями тезиса, утверждавшего, что подавляющее большинство евреев Восточной Европы ведет свое происхождение от хазар. Необходимо подчеркнуть, что эта концепция, с 70-х годов воспринимавшаяся как скандальная и антисемитская, в той или иной степени разделялась ранее многими исследовательскими кругами, в том числе сионистскими, хотя и не была полностью консенсуальной, ибо шла вразрез с общепринятым этноцентризмом.

Например, уже в 1867 году во введении к своей книге «Оязыке евреев, живших в древнее время на Руси» прославленный еврейский исследователь Авраам Гаркави заметил, что «первые евреи, прибывшие в окрестности Негева из России, были выходцами из греческих городов, располагавшихся на побережье Черного моря, или из Азии, а не уроженцами Ашкеназской земли, как склонны верить многие авторы»[461]. По мнению Гаркави, миграционные волны привели в Россию и германских евреев, а поскольку они составляли большинство, языком восточноевропейских евреев стал идиш. Однако еще в XVII веке они разговаривали на славянском языке! Даже Шимон Дубнов, правда до того, как он превратился в известного и «солидного» историка, в письме, датируемом 1897 годом, задавался вопросом: «Откуда же изначально прибыли евреи в Польшу и Россию — из западных стран или из Хазарии и Крыма?»[462] По его мнению, ответ будет получен лишь тогда, когда археология сделает значительный шаг вперед и снабдит историческую науку новыми данными.

Игнац Шифер, видный историк и известный польский сионист, на протяжении длительного времени полагал, что «хазарский тезис» наилучшим образом объясняет массовое присутствие евреев в Восточной Европе. В данном случае его мнение совпадало с мнениями целой плеяды польских исследователей, евреев и неевреев, писавших о зарождении первых иудейских общин в Польше, Литве, Белоруссии и Украине. Шифер, как и другие, полагал, что на территории иудейской Хазарии жили и «аутентичные» евреи, способствовавшие развитию ремесел и торговли этой могущественной империи, простиравшейся между Волгой и Днепром. При этом он не сомневался, что именно влияние иудаизма на хазар и восточных славян привело к возникновению в Восточной Европе крупных еврейских общин[463].

Мы уже видели, что Сало Барон, соглашаясь с Полаком, посвятил немало страниц освещению хазарской проблемы. Невзирая на свой «органический» этноцентризм, он, в виде исключения, отбросил в случае с хазарами стандартную линейную концепцию еврейской истории. Он не мог оставить без внимания мнения большинства польских историков, работавших в период между двумя мировыми войнами; еще труднее было проигнорировать монументальное сочинение израильского Авраама Полака.

Поэтому он выдвинул следующую концепцию: «Еще до потрясений, вызванных монгольскими завоеваниями, равно как и после них, Хазария направляла многочисленные делегации в непокоренные славянские страны и тем самым способствовала становлению крупных иудейских центров в Восточной Европе... Таким образом, иудейское государство, чьи представительства были разбросаны по всей Восточной Европе, на протяжении своего многолетнего существования (740-1250 годы) и далее оказывало значительное влияние на еврейскую историю, гораздо большее, чем мы можем себе представить.

Из Хазарии иудеи стали массово перебираться в обширные степные районы Восточной Европы. Эта миграция происходила как в период расцвета Хазарского царства, так и после его заката... После побед Святослава и последовавшего за ними упадка хазарского государства многочисленные беженцы из разрушенных областей, среди которых было немало иудеев, стали искать убежища именно в тех странах, из которых вышел завоеватель. Там они столкнулись с израильтянами, пришедшими с запада и с юга. Совместно с этими иммигрантами из Германии и Балкан хазарские иудеи начали закладывать основы новой еврейской общины. Эта община, достигшая пика своего процветания в Польше XVI столетия, превосходила все прочие центры сосредоточения еврейского населения как по своей численности, так и по экономической и культурной мощи»[464].

Барон не был «ненавидящим себя евреем», и, конечно же, он не был антисионистом. Тем более все это верно по отношению к его иерусалимскому коллеге Бенциону Динуру. Тем не менее, Динур, в 50-е годы занимавший пост израильского министра просвещения, решительно присоединился к Барону и Полаку и занял совершенно четкую позицию по вопросу о происхождении восточноевропейского еврейства: «Русские завоевания не привели к полному разрушению Хазарского царства, но они урезали его территорию и пошатнули его могущество. Это царство, принимавшее еврейских иммигрантов и беженцев из различных уголков диаспоры, по-видимому, само стало источником зарождения одной из крупнейших диаспор в мире, именно еврейской общины в России, Литве и Польше»[465].

Сегодняшние читатели, разумеется, будут удивлены, узнав, что человек, руководивший в 50-е годы формированием израильской национальной памяти, видел в Хазарском царстве «источник зарождения» восточноевропейского еврейства. Увы, и в данном случае риторика Динура имела ярко выраженную этнобиологическую окраску. Динур, так же как и Барон, увязывал обращение Хазарского царства в иудаизм с появлением на его территории многочисленных иудеев «по рождению и по крови». Тем не менее следует помнить, что гипотеза, согласно которой львиная доля населения, говорившего на идиш, прибыла в Восточную Европу не из Германии, а с Кавказа, из волжских степей, с побережья Черного моря и из славянских стран, вплоть до 60-х годов считалась общепринятой, не вызывала возмущения и не считалась «антисемитской». Поворот произошел уже в 70-е годы.

Высказывание итальянского философа Бендетто Кроче (Сгосе, 1866-1952), утверждавшего, что «любая история есть, прежде всего, история времен своего написания», давно уже превратилось в клише. Увы, оно совершенно точно характеризует взаимоотношения сионистской историографии с еврейским прошлым. Завоевание «города Давида» в 1967 году непременно должны были осуществить прямые потомки Давида — ни в коем случае не отпрыски воинственных обитателей волжских и донских степей, южноаравийских пустынь или берегов Северной Африки. Другими словами, «единый и неделимый Израиль» как никогда нуждался в «едином и неделимом еврейском народе».

Как известно, традиционная сионистская историография утверждает, что восточноевропейские евреи пришли из Германии (до этого они «временно» жили в Риме, куда были насильственно переправлены из «Эрец-Исраэль»). В качестве страны исхода такой «общекультурный центр», как Германия, был куда предпочтительнее «отсталых» районов Восточной Европы. Сочетание «органических» представлений о рассеянном, скитающемся народе с престижной страной исхода всегда имеет идеологический эффект. Точно так же как евреи арабского мира имеют обыкновение называть себя «сефардами» (то есть «испанцами»), восточноевропейские евреи предпочитают называть себя «ашкеназами» (то есть «немцами»). Хотя не существует исторических свидетельств, указывающих на еврейскую миграцию из Западной Германии в восточную часть европейского континента, тот факт, что в Польше, Литве и России евреи разговаривали на идиш, служил неоспоримым доказательством их германо-еврейского, то есть ашкеназского, происхождения. Действительно, язык восточноевропейских евреев состоял на 80% из немецких слов. Каким образом хазары и славяне, изъяснявшиеся на тюркских и славянских диалектах, восприняли идиш в качестве своего основного языка?

Уже Исаак-Бер Левинзон, родоначальник еврейского просвещения в России, писал в своей книге «Увещание израильтянам», опубликованной в 1828 году: «И поведали нам старейшины, что несколько поколений тому назад наши соплеменники в этих краях разговаривали только на русском языке, а еврейско-ашкеназский язык, на котором мы разговариваем сегодня, не был тогда распространен среди здешних евреев»[466]. Гаркави также был убежден, что до XVII века подавляющее большинство восточноевропейских евреев изъяснялось на славянских диалектах.

Полак, долго изучавший эту проблему, предложил несколько ее решений — частью удачных, частью не очень. Его предположение о том, что хазарские прозелиты, прежде всего те, что жили в Крыму, говорили на древнеготском языке, все еще распространенном здесь вплоть до XVI века и похожем на идиш гораздо больше, чем тогдашний немецкий, не представляется убедительным. Однако другое выдвинутое им объяснение звучит вполне логично. В ходе германской колонизации «восточных земель» в XIV и XV веках здесь были основаны крупные торговые и ремесленные немецкоязычные города. В результате немецкий язык распространился среди тех, кто начал посредничать между новообразованными центрами экономической власти и местными аристократами и крестьянами, продолжавшими говорить на славянских языках[467].

Примерно четыре миллиона немцев эмигрировали в Польшу из Восточной Германии. Они стали первыми восточноевропейскими буржуа и привезли с собой католическое духовенство. Евреи, прибывшие в основном с востока и с юга, не только из самой Хазарии, но и из славянских областей, находившихся под ее влиянием, заняли особое место в системе разделения труда, начавшей оформляться с первыми признаками модернизации. Подавляющее большинство евреев, от сборщиков налогов и зажиточных чеканщиков монет (были найдены серебряные монеты с отчеканенными на них польскими словами, записанными, однако, ивритскими буквами) до скромных извозчиков, резчиков по дереву или меховщиков, находились на промежуточных позициях в общественной пирамиде и соприкасались с культурными и языковыми особенностями различных классов. Не исключено, что некоторые из этих умений евреи вывезли из Хазарии.

Кестлер весьма красочно описал эту ситуацию: «Можно себе представить, как ремесленник из местечка, какой-нибудь сапожник или лесоторговец обращается на ломаном немецком к заказчикам, на ломаном польском — к крепостным чужого имения, а дома смешивает наиболее выразительные словечки из обоих этих языков с древнееврейским, изобретая на ходу собственный, приватный язык. Как эта мешанина была обобщена и стандартизована — пусть гадают лингвисты...»[468]

Более поздняя и численно менее значительная миграция иудейских элит из Германии на Восток, включавшая в основном знатоков Торы и Талмуда, то есть раввинов и учащихся ешив. способствовала окончательному становлению нового разговорного языка и формированию единых канонов иудейского культа. Религиозные элиты, по-видимому, приглашенные с Запада, были носителями символического капитала, так что многие стремились приблизиться к ним. Именно это, в конечном счете, и привело к расширению и распространению немецкого лексикона. Не стоит, однако, забывать, что глагол «молиться», ключевое слово для любого культа, сохранился в идише в старом тюркском варианте: «давнен». Как и многие другие слова, оно не пришло из германского диалекта.

Признавая весомый языковый вклад, привнесенный иммигрантами с Запада, следует все же отметить, что идиш вовсе не тождественен немецко-еврейскому языку, развившемуся в еврейских гетто Западной Германии.

Еврейское население этой страны было сосредоточено в Рейнской области, поэтому немецко-еврейский язык позаимствовал многие выражения и слова из местных французских и германских диалектов. В восточном идише нет никаких следов их присутствия. Уже в 1924 году немецкий лингвист Матиас Мизес утверждал, что идиш никоим образом не может иметь западногерманские корни. Однако в интересующий нас период евреи жили именно в этом районе Германии, а не в восточной ее части[469].

В последние годы тель-авивский лингвист Пол Векслер опубликовал результаты более углубленных исследований, подтверждающих, что появление идиша не было результатом миграции евреев с Запада. Идиш имеет славянскую основу, а большая часть его словаря почерпнута из диалектов, имевших хождение на юго-востоке Германии. Таким образом, идиш возник из того же источника, что и сербский (сербо-лужицкий) язык, развившийся в пограничных районах, где смешивались между собой славянские и германские диалекты. Так же как и идиш, этот язык почти полностью исчез в XX веке[470].

С демографической точки зрения тезис, утверждающий, что еврейство Восточной Европы имеет западногерманские корни, также наталкивается на серьезные трудности. Число иудеев, живших на территории между Майнцем и Вормсом или между Кельном и Страсбургом в XI, XII и XIII веках, было крайне незначительным. Мы не располагаем точными данными, но, по различным оценкам, их было от нескольких сотен до нескольких тысяч — никак не больше. Нельзя исключить, что некоторые из этих иудеев перебралась на восток (например, во времена крестовых походов), однако свидетельств такой миграции не существует.

Кроме того, известно, что беженцы, спасавшиеся от погромов, как правило, не уходили далеко и вскоре возвращались в места своего прежнего обитания. В любом случае, речь может идти лишь о мизерном числе мигрантов, далеко не достаточном для образования крупных еврейских общин Восточной Европы. Еще один важный вопрос: если евреи Польши, Литвы и России действительно пришли из Западной Германии, как утверждает израильский историографический истеблишмент, то почему именно на Востоке они пережили столь драматический демографический всплеск, в то время как численность еврейских общин западной части Европы практически не изменилась? Ведь речь идет о временах, не знавших никаких методов ограничения рождаемости! Быть может, Восток «выгодно отличался» условиями жизни — обилием продуктов, санитарными условия и т. д. — от «обнищавшего, голодного и грязного» Запада? Говоря серьезно, нищета и скученность еврейских кварталов восточноевропейских городов благоприятствовали быстрому демографический росту никак не больше, чем условия жизни в британских, французских или германских городах.

Тем не менее именно в Восточной Европе произошел необъяснимый демографический взрыв, приведший к тому, что на пороге XX века евреи, говорившие на идиш (вернее, на разных диалектах идиш), составляли свыше 80% от еврейского населения всего мира.

Хазарское царство исчезло совсем незадолго до появления первых признаков еврейского присутствия в Восточной Европе. Трудно не усмотреть связи между этими двумя событиями. Хотя евреи Украины, России, Польши, Литвы и Венгрии начисто забыли свою хазарскую или славянскую предысторию и, так же как потомки химьярских и североафриканских прозелитов, «помнят» лишь об «исходе из египетского рабства», существуют разнообразные факты, указывающие на их истинное историческое происхождение. Дело в том, что по мере своего продвижения на запад приверженцы иудаизма оставили немало следов.

Уже в 20-х годах прошлого века Ицхак (Игнац) Шифер собрал на территории Украины, Трансильвании, Истрии, Польши и Литвы названия местностей, содержащие различные вариации слов «хазар» и «каган». Оказалось, что такие названия весьма многочисленны[471]. Кроме того, существуют имена и фамилии, уходящие корнями в хазарскую или славянскую культуру и не имеющие никакого отношения к Западной Германии. К примеру, имена, являющиеся одновременно названиями животных, такие как «Цви» (олень). «Балабан» (ястреб), «Зеэв» (волк) и «Дов» (медведь), не встречались ни в Иудее, ни в Химьяре, ни в Северной Африке, ни среди испанских евреев — а только среди восточноевропейских евреев. Лишь существенно позже они пришли в Западную Европу. Кроме такого рода «косвенных следов» налицо социологические и антропологические особенности, присущие только восточноевропейскому еврейству и не имеющие аналогов на Западе.

Основы общинной и экономической жизни «местечка», типичные для еврейского населения, говорящего на идиш (специфическая структура местечек, по-видимому, способствовала сохранению различных диалектов этого языка), совершенно не соответствуют схеме еврейского существования в Рейнской области и ее окрестностях. Начиная с II века до н. э., когда началось широкое распространение иудаизма, иудейские религиозные общины процветали в основном на периферии крупных и мелких городов, изредка в деревнях. Однако в Западной и Южной Европе евреи никогда не создавали отдельных поселений. Местечко, размеры которого могли быть достаточно велики, позволяло еврейскому населению вести обособленный образ жизни и полностью отгородиться от своих соседей не только в том, что касается религиозных норм и обычаев, но и в отношении более секулярных аспектов культуры, таких как язык, стилистика оформления молитвенных домов и т. д.

В центре еврейского местечка располагалась синагога с двойным куполом в форме пагоды, архитектура которой носила ярко выраженный восточный характер (в данном случае — отнюдь не «ближневосточный»). Евреи Восточной Европы одевались совершенно иначе, чем их единоверцы во Франции или в Германии. Ермолка (слово тюркского происхождения) и штраймл (надеваемая поверх нее меховая шапка) вызывают гораздо больше ассоциаций с жителями Кавказа и степными всадниками, нежели со знатоками Талмуда из Майнца или с торговцами из Вормса. Оба эти предмета, впрочем, как и длинный шелковый халат, надеваемый в основном в субботу, не похожи на одежду белорусских или украинских крестьян. Тем не менее эти и другие вопросы, связанные с морфологией повседневной культуры и бытовой истории восточноевропейского еврейства, — от особенностей традиционной кухни до специфики юмора, от стиля одежды до популярных напевов — очень редко затрагивались исследователями, сосредоточенными на конструировании «вечной истории» «народа Израиля». Они затруднялись признать то крайне неудобное обстоятельство, что «общей еврейской культуры» никогда не существовало, а была лишь «народная идиш-культура», напоминавшая культуры соседних народов куда больше, нежели культурные практики еврейских общин Западной Европы или Северной Африки.

Потомки еврейских обитателей «идишлэнда» живут сегодня в основном в Америке или в Израиле. Кости миллионов других в изобилии усеивают те места, где в прошлом столетии Гитлер учинил беспрецедентную но своим масштабам массовую бойню. Поистине поразительно, какие неимоверные усилия и средства вложили израильские создатели исторической памяти в увековечение гибели восточноевропейских евреев и какое вопиющее отсутствие интереса было проявлено по отношению к богатейшей (или нищей, в зависимости от точки зрения) культурной жизни, бившей ключом в «идишлэнде», прежде чем он был безжалостно стерт с лица земли. Это не может не навести на грустные мысли о политико-идеологической роли современной историографии.

Чрезвычайная малочисленность социологических, лингвистических и антропологических работ, посвященных повседневной жизни польских и литовских местечек и охватывающих длительные периоды истории, именно новаторских исследований, а не любительских фольклорных игр, равно как и отказ от проведения дорогостоящих археологических проектов в южной России и на Украине, проектов, ставящих своей целью обнаружение останков Хазарии, отнюдь не случайны. Никто не хочет переворачивать камни, из-под которых могут выскочить ядовитые скорпионы, способные нанести непоправимый ущерб столь бережно хранимому имиджу нынешнего «этноса» и его территориальным притязаниям. Создатели национальной истории вовсе не считают своей целью изучение культур минувших эпох. Ее основное предназначение состоит по сей день в конструировании единой идентичности и решении текущих политических задач.

«История имеет дело с книгами, а не с явлениями», — мог бы сказать умный, национально-ориентированный исследователь, всю жизнь корпевший над религиозными, государственными и идеологическими текстами, созданными представителями самых узких элит прошлого. Он был бы полностью прав, если бы речь шла о традиционной историографии. Однако появление исторической антропологии привело к медленному, но неуклонному разрушению упрощенных национальных метанарративов.

Зачастую кажется, что большинство ученых, специализирующихся на «истории еврейского народа», все еще не слышали об этом виде историографии. Беда в том, что углубленное изучение образа жизни и способов коммуникации в еврейских общинах прошлого неизбежно обнажит следующий «недопустимый» факт: по мере того как в процессе исследования мы удаляемся от религиозных догм и продвигаемся в сторону разнообразных повседневных практик, становится все заметнее, что у приверженцев иудаизма в Азии, Северной Африке и Европе никогда не было общего этнографического секулярного знаменателя. Мировое еврейство испокон веков представляло собой влиятельную религиозную культуру, правда, состоявшую из различных течений. Но оно никогда не было скитающейся и отчужденной «нацией».

Немалая ирония заключается в том факте, что мужчины и женщины, принявшие иудаизм, жили на территории между Волгой и Доном задолго до того, как в этих местах появились русские и украинцы, точно так же как иудейские прозелиты Галлии жили там еще до вторжения франкских племен. Аналогичная ситуация имела место и в Северной Африке, где принятие пунийцами иудаизма предшествовало арабским завоеваниям, или на Иберийском полуострове, где иудейские религия и культура процветали задолго до Реконкисты. Вопреки мифам, некогда созданным христианскими юдофобами и воспринятым современными антисемитами, по лабиринтам истории никогда не скитался «проклятый народ-этнос», изгнанный из Святой земли за убийство Божьего сына и ставший непрошенным гостем среди других «народов».

Иудейский монотеизм объединил в разные времена, до и после начала новой эры, множество культурно-языковых групп - от потомков прозелитов, обитавших на просторах Средиземноморья и в царстве Адиабена, до отпрысков химьяритов, берберов и хазар. Все эти социумы сформировались в удаленных друг от друга географических областях и шли различными историческими путями. Многие из них покинули лоно иудаизма, другие же, напротив, настойчиво хранили приверженность этой религии и, несмотря на многочисленные потрясения и невзгоды, пронесли свою веру вплоть до Нового времени.

Безвозвратно ли утеряна химьяритская, берберская и хазарская история? Насколько вероятно появление новой историографии, способной вернуть этих древних иудеев, преданных забвению «потомками», в реальную историю, сделать их легитимной частью коллективной памяти?

Формирование нового комплекса знаний всегда напрямую связано с национальной идеологией, в эпоху которой он зарождается. Осознание истории, выходящее за рамки нарратива, возникшего на начальных этапах становления нации, может найти отклик в социуме, лишь если оно перестает восприниматься как таящее угрозу. Когда нынешняя коллективная идентичность становится само собой разумеющейся, обретает твердую почву под ногами и перестает цепляться в страхе за мифическое прошлое, чтобы сохранить равновесие, когда идентичность перестает быть самоцелью и становится точкой отсчета — лишь тогда в историографии наступает кардинальный перелом.

Допускает ли проводящаяся в Израиле в начале XXI века политика идентичностей возникновение новых исторических парадигм в изучении происхождения и истории различных иудейских общин? Мне трудно дать однозначный ответ на этот вопрос.

Примечания:

3

Эдип и Антигона, как известно, живы и поныне.

4

Отмечу, что греческое слово «история» (???????) означает, как ни странно, не науку о прошлом, а науку вообще — «расследование, узнавание, установление». Иными словами, оно обозначало изначально любое эмпирическое исследование; именно поэтому Плиний Старший мог, никого не удивив, назвать свою научную энциклопедию «Естественной историей». И вот страшно подумать, что мы сделали с этим благородным понятием.

34

Renan E. Qu'est-ce qu'une nation? — Marseille: Le Mot et le Reste, 2007. — P. 34-35.

35

Рассмотрению этой проблемы посвящены следующие книги: Davis H. Nationalism and Socialism. Marxist and Labor Theories of Nationalism to 1917. — New York: Monthly Review Press, 1967; Ephraim Nimni. Marxism and Nationalism. Theoretical Origins of a Political Crisis. — London: Pluto Press, 1991; Haupt G., Lowy M., Weill С. Les Marxistes et la question nationale, 1848-1914. — Paris: Maspero, 1974.

36

Сталин И. В. Сочинения. — М.: Тверь, 1946-2006 — Т 2 — С 298-299.

37

Сталин И. В. Сочинения. — М.: Тверь, 1946-2006 — Т 2 — С. 296.

38

Критические замечания Джона Брейи по поводу марксистского подхода заслуживают особого интереса. См. Breuilly J. Nationalism and the State. — New York: St. Martin's Press,1982. — P.21-28.

39

Deutsch К. W. Nationalism and Social Communication. — New York: M.I.T, 1953.

40

Deutsch К. W. Nationalism and its Alternatives. — New York: Knopf, 1969.

41

Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. — М.: КАНОН-пресс-Ц, 2001. — С. 30.

42

Геллнер Э. Нации и национализм. — М.: Прогресс, 1991. — С. 38.

43

См в частности, Hall J. A. (ed.). The State of the Nation. Ernest Gellner and the Theory of Nationalism. — Cambridge: Cambridge University Press. 1998.

44

Швейцарская модель подробно рассматривается в следующей книге: Kohn Н. Nationalism and Liberty. The Swiss Example. — London: Allen and Unwin,1956, а также в другом более позднем труде: Zimmer О. A Contested Nation. History, Memory and Nationalism in Switzerland,1761-1891. — Cambridge: Cambridge University Press, 2003.

45

Геллнер Э. Нации и национализм. — М.: Прогресс, 1991. — С. 132.

46

Геллнер Э. Нации и национализм. — М.: Прогресс, 1991. — С. 25.

47

Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года. — СПб.: Алетейя, 1998. — С. 20.

342

Цит. по: Барон С. Социальная и религиозная история народа Израиля. IV. — Рамат-Ган: Массада, 1960. — С. 61 (на иврите).

343

Об обнаружении могил в Бейт-Шеарим рассказывается в книге Хиршберга X. 3. Израиль в Аравии — история евреев Химьяра и Хиджаза. — Тель-Авив: Бялик, 1946. — С. 53-57 (на иврите).

344

Разумеется, под словом «народ» здесь подразумевается религиозная община, а не национальная общность. См. об этом статью Гойтейна Ш. Д. Ивритско-химьярская двуязычная надпись // Тарбиц. — 1972. — 41. — С. 151-156 (на иврите).

345

См. Lecker M. The Conversion of Himyar to Judaism and the Jewish Banu Hadl of Medina // Jews and Arabs in Pre-and Early Islamic Arabia. — Aldershot: Ashgate,1998. — P. 129-136, а также статью в этой же книге: Judaism among Kinda and the Ridda of Kinda. — P. 635-650.

346

Христианский документ, описывающий эти события, приводится в статье Рубина З. «Мученик Азкир» и борьба межу иудаизмом и христианством в Южной Аравии в V веке н. э. // Оппенхеймер А., Кашер А. (ред.). От поколения к поколению с конца библейского периода до написания Талмуда. — Иерусалим: Бялик, 195. — С. 251-285 (на иврите).

347

Об интересах, которые преследовала в этом регионе Восточная Римская империя, см. Rubin Z. Byzantium and Southern Arbia: The Policy of Anastasius//FrenchD.H., Lightfoot C. S. (eds.). The Eastern Frontier of the Roman Empire, British Archaeological Reports.— 1989. — 553. — P. 383-420.

348

Вполне возможно, что распространение иудаизма из Химьяра в Аксум способствовало массовому притоку прозелитов и образованию общины «фалашмура». Известно, что Библия была переведена на язык геэз между IV и VI веками н. э. Могло ли случиться, что в X веке н. э. обратившееся в иудаизм племя сумело захватить власть под предводительством царицы, именуемой по традиции Иудит или «Гудит»? Эта «история» чересчур насыщена легендами, не подкрепленными письменными источниками, а потому любые предположения на этот счет являются крайне проблематичными. См. статью Каплана С. Историческое введение — становление общины «фалашмура» // Кориналъди М. (ред.). Еврейство Эфиопии — идентичность и традиция. — Иерусалим: Реувен Масс, 1988. — С. 5-12 (на иврите).

349

Важный фрагмент из этого послания приводится в статье Хиршберга X. 3. Евреи в странах ислама // Лазарус-Яфе X. (ред.). Главы из истории арабов и исламской религии. — Тель-Авив: Изд-во Решафим, 1970. — С. 264 (на иврите).

350

Об этих источниках см. Бен-ЗеэвИ. Евреи в Аравии. — Иерусалим: Ахиасаф, 1957. — С. 47-72 (на иврите).

351

См. ХиршбергX. 3. Иудейское царство в Химьяре // Иешаягу И., Тоби Й. (ред.). Еврейство Йемена, обзорные и исследовательские материалы. — Иерусалим: Бен-Цви, 1975. — С. 25 (на иврите).

352

Грец Ц. История евреев от древнейших времен до современности.III.— Тель-Авив, 1955. — С. 168-174 (на иврите).

353

Дубнов С. М. История еврейского народа на Востоке. — М.; Иерусалим: Мосты культуры / Гешарим, 2006. — Т. 3. — С. 283-290.

354

Барон С. Социальная и религиозная история евреев. IV. — Рамат-Ган: Массада, 1960. — С. 61-64 (на иврите).

355

См., к примеру: Тоbi Y. The Jews of Yemen.—Leiden: Brill, 1999. — P. 3-4.

356

Хиршберг X. 3. Израиль в Аравии — история евреев Химьяра и Хиджаза. С. 111.

357

Йеменские историки, напротив, рассматривают евреев Йемена как «неотъемлемую часть йеменского народа. Эти люди обратились в иудаизм, живя на своей родине, которая в свое время славилась религиозной терпимостью». Цитата взята из письма Аль-Кодаи Мухаммеда Хатама и Бен-Салема Мухаммеда, «Сионизм глазами йеменцев», опубликованного в газете «Ха-Арец» 15 октября 1999 года (изначально это письмо появилось на страницах газеты Yemen Times). Как это ни удивительно, в Иерусалиме есть улица, названная именем Зу Нуваса.

358

См., к примеру, Диона Кассия в книге: Stern M. (ed.). Greek and Latin Authors on Jews and Judaism. II. — Jerusalem: The Israel Academy of Sciences and Humanities, 1980. — P. 385-386.

359

Карфаген находится к западу от Тира, а Тир, соответственно, к востоку от Карфагена. Этот талмудический пассаж, бессмысленный с географической точки зрения, прекрасно иллюстрирует тот известный фундаментальный факт, что талмудические и средневековые еврейские источники систематически путали оси «север-юг» и «запад-восток». Иными словами, Тир, с их точки зрения, находился к западу (а не к северу) от Иерусалима, а Геркулесовы столбы (Гибралтар) — к северу (а не к западу) от Карфагена. Если бы мудрецы Талмуда знали географию, оставаясь при своей геометрии, путь на восток от Карфагена вел бы, с их точки зрения, на юг, в глубину Африки. — Прим. ред. русского издания.

360

См. Simon M. Recherches d'Histoire Judeo-chretienne. — Paris: Mouton. 1962. — P. 44-52.

361

Его отношение к иудаизму в полной мере проявилось в тексте под названием «Aduersus Iudaeos», приведенном в английском переводе в книге: Dunn G. D. Tertullian. — London: Routledge, 2004. — P. 63-104. О сведениях, которые можно почерпнуть из его высказываний о карфагенских иудеях, см. Aziza С. Tertullien et le judaisme. — Paris: Les Belles Lettres, 1977. — P. 15-43.

362

Ibn Khaldoun. Histoire des Berberes et des dynasties musulmanes de l'Afrique septentrionale. — Paris: Geuthner,1968. — P. 208-209.

363

Ibid. P. 168,176.

364

Об этих авторах см. в следующей книге: Наппоит A. Colonial Histories, Post-Colonial Memories. The Legend of the Kahina, A North African Heroine. — Portsmouth: Heinemann, 2001. — P. 2-15, а также в статье Хиршберг X. 3. Берберская «кахина» // Тарбиц. — 1957. — 27. — С. 371-376 (на иврите).

365

До него этой темой занимался французский еврей Дэвид Казес (Cazes). утверждавший, что могущественная царица Кахина вовсе не была иудейкой, а наоборот, преследовала евреев. Ведь общеизвестно, что «сыны Израиля» на протяжении всей истории были слабым и гонимым народом, и невозможно представить их в роли жестоких тиранов. См. об этом: Наппоит A. Colonial Histories, Post-Colonial Memories. The Legend of the Kahina, A North African Heroine. P. 51-55.

366

Slouschz N. Unvoyage d etudes juives en Afrique. Judeo-Hellenes et Judeo-Berberis. — Paris: Imprimerie Nationale, 1909; La race de la Kahina // Revue Indigene. Organe des Interets des Indigenes aux Colonies. — 1909. — 44. — 573-583.

367

Слушч H. Дахияэль-Кахина- героическая глава из истории еврейской диаспоры в степях «черного континента». — Тель-Авив: Аманут, 1933 (на иврите).

368

Слушч Н. Указ. соч. С. 31.

369

Слушч Н. Указ. соч. С. 61.

370

Слушч Н. Указ. соч. С. 68-69.

371

См. введение к другой его книге: Слушч Н. Еврейская диаспора в Северной Африке с древнейших времен до современности. — Иерусалим: Кав Лекав, 1946. — С. 2 (на иврите).

372

Hirschberg H. Z. A History of the Jews in North Africa. — Vol. I. — Leiden: Brill, 1974. — P. 12-13.

373

Hirschberg H. Z. A History of the Jews in North Africa. — Vol. I. — Leiden: Brill, 1974. — P. 94-97.

374

Хиршберг X. 3. Берберы-прозелиты в Северной Африке // Сион. — 1957. — XXII. — С. 19 (на иврите). См. также: Chetrit J. Schroeter D. Les rapports entre Juifs et Berberes en Afrique du Nord // P. Balta, C. Dana, R. Dhoquois-Cohen (dir.). La Mediterranee des Juifs. — Paris: L'Harmattan, 2003. — P. 75-87.

375

Chouraqui A. N. Les Juifs en Afrique du Nord. — Paris: PUF, 1952. — P.50.

376

Chouraqui A. N. Les Juifs en Afrique du Nord. — Paris: PUF, 1952. — P. 50.

377

Wexler P. The Non-Jewish Origins of the Sephardic Jews. — New York: SUNY, 1966. — P. XV.

378

Wexler P. The Non-Jewish Origins of the Sephardic Jews. — New York: SUNY, 1966. — P. 105-106.

379

Ibid. P.118.

380

См. Рабелло А. М. Евреи в Испании до арабских завоеваний в зеркале законодательства. — Иерусалим: Залман Шазар, 1983. — С. 29-30 (на иврите). Об отношении вестготов к иудейскому прозелитизму см. главу « Jewish Proselytism» в книге Katz S. The Jews in the Visigothic and Frankish Kingdoms of Spain and Gaul (1937). — New York: Kraus Reprint, 1970. — P. 42-56.

381

Динур Б. Израиль в изгнании. I, книга 1. С. 16-17.

382

Там же. С. 24-25. Динур отсылает читателей к книге Saavedra Е. Estudio sobre la invasion de los arabes en Espana. — Madrid: Progreso Editorial, 1892. — P. 89.

383

Gerber J. S. The Jews of Spain. A History of the Sephardic Experience. — New York: The Free Press, 1992. — P.19.

384

Баер И. История евреев в христианской Испании. — Тель-Авив: Ам Овед, 19б5- — С. 15 (на иврите). В качестве иллюстрации к этому утверждению Баер рассказывает о христианском священнике Бодо (Bodo), который в 839 году н. э. прибыл в Сарагосу, где обратился в иудаизм и взял себе имя Элиэзер.

385

Цит. по: Коковцов П. К. Письмо еврейского сановника Хасдая ибн Шафрута к хазарскому царю Иосифу // Еврейско-хазарская переписка в X веке. — Л., 1932. — С. 7-19.

386

Цит. по: Коковцов П. К. Ответное письмо хазарского царя Иосифа // Еврейско-хазарская переписка в X веке. — Л., 1932. — С. 26-33.

387

О степени подлинности этих писем см. Dunlop D. M. The History of the Jewish Khazars. — New Jersey: Princeton University Press, 1954. — P. 125-170.

388

Цит. по: Асаф С. Рабби Иехуда из Барселоны о письме хазарского царя Иосифа // Источники и исследования по истории Израиля. — Иерусалим: Рав Кук, 1946. — С. 92-99 (на иврите).

389

См. Галеви И. Кузари. — Иерусалим: Шамир, 1990.

390

Книга традиций Авраама бен Давида // Порядок мудрецов и летопись времен. — Иерусалим: копия с книги, хранящейся в Оксфорде, 1967. — С. 78-79 (на иврите).

391

Епископ Себеос. История императора Ираклия. Отдел III. глава XIX / Пер. с армянского К. Патканьяна. - СПб., 1862.

392

Багрянородный К. Об управлении империей. — Глава 13. — М.: Наука 1991.

393

Цит. по: Динур Б. Израиль в изгнании. I, книга 2. — С. 48 (на иврите).

394

Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу // Русские летописи. - Т. 2. Воскресенская летопись. — Рязань, 1998. — С. 451-490.

394a

Караулов Н. А. Сведения арабских географов IX и X вв. по P.X. о Кавказе, Армении и Адербейджане: Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. — Вып. 29. — Тифлис, 1901. — С. 51.

395

Караулов Н. А. Указ. соч. С. 41.

396

Караулов И. А. Указ. соч.

397

Караулов И. А. Указ. соч.

398

Караулов Н. А. Указ. соч.

399

Muнopcкuu В. Ф. История Ширвана и Дербенда X-XI вв. — М., 1963. — С. 142.

400

Schechter S. An Unknown Khazar Document // Jewish Quarterly Review. — 1912. — III. — p. 181-219.

401

Цит. по: Коковцов П. К. Отрывок из письма неизвестного хазарского еврея X века // Еврейско-хазарская переписка в X веке. С. 32-35.

402

Цит. по: Кестлер А. Тринадцатое колено. Крушение империи хазар и ее наследие. — СПб.: Издательская группа «Евразия», 2001. — С. 65.

403

Коковцов П.К. Отрывок из письма неизвестного хазарского еврея X века // Еврейско-хазарская переписка в X веке. С. 32-35.

404

Цит. по: Минорский В. Ф. История Ширвана и Дербенда X-XI вв.- М., 1963. — С. 193.

405

Полак А. Хазария — Тель-Авив: Бялик, 1951. — С. 107 (на иврите).

406

См. встатье: Golden Р. В. Khazaria and Judaism // Nomads and their Neighbors in the Russian Steppe. — Aldershot: Ashgate, 2003. — P.134. Опозиции, датирующей обращение хазар в иудаизм 861 годом н. э., см. следующий очерк: Zuckerman С. On the Date of the Khazars. Conversion to Judaism and the Chronology of the Kings of the Rus Oleg and Igor // Revue des Etudes Byzantines. — 1995. — 53. — P. 237-270.

407

Цит. по: Минорский В. Ф. История Ширвана и Дербенда X-XI вв. с. 194-195.

408

Цит. по: Караулов Н. А. Сведения арабских писателей о Кавказе. Армении и Азербейджане: IX. Ибн-Хаукаль // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. — Вып. 38. — Тифлис, 1908.

409

Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу // Русские летописи. — Т. 2. Воскресенская летопись. — Рязань, 1998. — С. 451-496.

410

Коковцов П. К. Отрывок из письма неизвестного хазарского еврея Xвека. В рассказе еврейского путешественника Эльдада xa-Дани (IXвек) хазары также рассматриваются как потомки десяти колен: «Колено Симеона и половина Манассии в стране Хазар, находящейся на расстоянии 6 месяцев пути от Иерусалима... Они неисчислимы и собирают дань с 25 царств». Цит. по.: Авраам Этитейн(ред.). Ельдад xa-Дани. — Пресбург, 1891. — С. 25 (на иврите).

411

Цит. по: Динур Б. Израиль в изгнании. I, книга 2. — С. 44. См. также: Полак А. Хазария. С. 285.

412

Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу // Русские летописи. — Т. 2. Воскресенская летопись. — Рязань, 1998. — С. 451-496.

413

Цит. по: Полак А. Хазария. С. 287.

414

Полак А. Хазария. С. 158-176.

415

Коковцов П. К. Отрывок из письма неизвестного хазарского еврея X века. В конце XII века «неутомимый путешественник» Веньямин Тудельский упоминаетеврейскую общину, обитающую на земле алан. См. Бен-Натан Адлер М. (ред.). Книга путешествий раввина из Туделы. — Иерусалим: Изд-во студенческой организации Еврейского университета, 1960. — С. 31 (на иврите).

416

О роли каваров см.: КестлерА. Тринадцатое колено. Крушение империи хазар и ее наследие. С. 80-85.

417

Об этом документе, а также о других источниках на иврите см.: Golb N., Pritsak О. Khazarian Hebrew Documents of the Tenth Century. — Ithaca: Cornell University Press, 1982.

418

О киевском письме и начальных этапах существования еврейской общины в этом городе см. главу «Противостояние или слияние: славяне, хазары и евреи в эпоху зарождения Киевской Руси» в книге: Раба Й. Начинания и преобразования — земля Израиля и народ Израиля в духовном мире средневековой Руси. — Тель-Авив: Изд-во Института изучения диаспоры, 2003. — С. 46-61 (на иврите). В этой связи стоит прочесть также следующую статью: Brutzkus J. The Khazar Origin of Ancient Kiev // Slavonic and East European Review. — 1994. — III, 1. — P. 108-124.

419

Цит. по: Ландау M. Сегодняшний статус хазарской проблемы // Сион. — 1953. — XIII. — С. 96 (на иврите).

420

Гаркави А. Э. (ред.). Ответы гаонов. — Берлин, 1887. — С. 278 (на иврите).

421

Кругосветное странствие рабби Петахии Регенсбургского // Три еврейских путешественника. — М.: Мосты культуры, 2004.

422

Кругосветное странствие рабби Петахии Регенсбургского // Три еврейских путешественника. — М.: Мосты культуры, 2004.

423

См. Dunlop. The History of the Jewish Khazars, op. cit. P. 251.

424

См. Барон С. Социальная и религиозная история евреев. IV. — Рамат-Ган: Массада, 1960. — С. 177-180 (на иврите), а также в книге Полака. Хазария. С. 219-222.

425

Грец Г. История евреев от древнейших времен до современности. III. — Тель-Авив, 1955. — С. 211 (на иврите).

426

Грец Г. История евреев от древнейших времен до современности. III.— Тель-Авив, 1955. — С. 210, 212.

427

Григорьев В. В. О двойственности верховной власти у хазаров // Россия и Азия. — СПб., 1876. — С. 66.

428

Перл  Й. Испытующий праведника. — Прага: Ландау, 1838 (на иврите).

429

Перл  Й. Испытующий праведника. — Прага: Ландау, 1838С. 89-91,93.

430

Первая книга была сразу же опубликована на иврите, в то время как вторая первоначально вышла в свет на русском языке и только спустя два года была переведена на язык Библии. См. Лернер И. Хазары — статья об их истории, отображенной в летописных источниках. — Одесса, 1867; Гаркави А. Об языке евреев, живших в древнее время на Руси, и о славянских словах, встречаемых у еврейских писателей. — Вильно. 1867.

431

Лернер И. Хазары — статья об их истории, отображенной в летописных источниках. С. 21.

432

К числу исследований, проведенных до Первой мировой войны, следует добавить еще один важный труд: Kutschern H. V. Die Chasaren. Historische Studie. — Vienna: A. Holzhausen, 1910.

433

Дубнов Ш. Всемирная история еврейского народа. IV. — Тель-Авив: Двир, 1962. — С. 140-147 (на иврите).

434

Дубнов Ш. Всемирная история еврейского народа. IV. — Тель-Авив: Двир, 1962. — С. 272.

435

Барон С. Социальная и религиозная история евреев. IV. С. 167.

436

Динур Б. Израиль в изгнании. I, книга 2. С. 3.

437

Динур Б. Израиль в изгнании. I, книга 2. — С. 4.

438

Эшколи А. 3. Историческая карусель // Мознаим. — 1944. — XVIII  С. 298-305, а также брошюра 6, с. 348-352 (на иврите).

439

Эшколи А. 3. Историческая карусель // Мознаим. — 1944. — XVIII  С. 382.

440

Полак А. Хазария. С. 9-10.

441

Лиор И. Хазары в зеркале советской историографии. — Рамат-Ган: Изд-во университета Бар-Илан, 1973 (на иврите). Автор семинарской работы — Захары М. Хазары — их обращение в иудаизм и история в еврейской историографической литературе. — Иерусалим: Хен. 1976(на иврите, второе издание вышло в 2002 году).

442

Царство хазар с Эхудом Яари. — Иерусалим: Израильское телевидение, первый канал, 1997.

443

Узиэлъ М. Демоны Хазарии и девушка Деби / Пер. с иврита К. Бауха. Серия «Мастера израильской прозы». — Тель-Авив: Книга-Сэфср. 2006: Бар-Шалом X. К седьмому небу. — Тель-Авив: Массада. 1948 (на иврите).

444

Согласно неплохо обоснованной, но документально не подтвержденной теории, под этим псевдонимом скрывался сам Сталин (естественно, вместе со своими литературными сотрудниками). Во всяком случае, несомненно, что имя сочинителя статьи скрыто псевдонимом (другими словами, статье не потрудились подобрать реального автора), ибо «историка П. Иванова» не существует. В то же время фамилия «Иванов» — известный псевдоним Сталина. Так или иначе, эта статья могла выйти только по прямому указанию диктатора. — Прим. ред. русского издания.

445

Иванов П. Об одной ошибочной концепции // Правда. — 1951. — 25 декабря. — С. 3.

446

Артамонов, в 50-е годы покаявшийся в том, что в 30-е годы не обладал должной национальной сознательностью, в 1962 году опубликовал новую книг. «История хазар», на сей раз в полной мере проникнутую патриотическим духом, а местами даже носящую антиеврейский характер.

447

Dunlop D. М. The History of the Jewish Khazars. — New Jersey: Princeton University Press, 1954.

448

Golden P. B. The Q'azars. Their History and Language as Reflected in the Islamic, Byzantine, Caucasian, Hebrew and Old Russian Sources. — New York: Columbia University, 1970. См. также другую его книгу: Khazar Studies. An Historico-Philological Inquiry into the Origins of the Khazars. — Budapest: Akademiai Kiado, 1980.

449

Brook К. A. The Jews of Khazaria. — Northvale: Jason Aronson. 1999: www.khazaria.com.

450

Kitroser F. E. Jazaria. El imperio olvidado por la historia. — Cordova: Lerner Ediciones, 2002; Jacques Sapir, Jacques Piatigorsky (eds.). L'Empire khazar Vlle-XIe siecle. L'enigme d'un peuple cavalier. — Paris: Autrement, 2005: Andreas Roth.Chasaren. Das Vergessene Gro?riech der Juden. — Stuttgart: Melzer, 2006.

451

Вчастной беседе со мной анонимный издатель принес свои извинения и объяснил, что не решается заняться распространением книги, поскольку израильское общество еще до нее не дозрело.

452

Кестлер А. Тринадцатое колено. Крушение империи хазар и ее наследие. — СПб.: Издательская группа «Евразия», 2001. — С. 17.

453

Нам пришлось внести изменение в русский перевод книги Кестлера. В нем в конце цитаты стоит вместо оригинального «путем геноцида» вялое и ошибочное «насильственным путем». — Прим. ред. русского издания.

454

Кестлер А. Тринадцатое колено. Крушение империи хазар и ее наследие. — СПб.: Издательская группа «Евразия», 2001. — С. 182.

455

Даже в собственных глазах. — Прим. ред. русского издания.

456

Цит. по: Piatigorsky J. Arthur Koestler et les Khazars: L'histoire d'une obsession // L'Empire Khazar. P. 99.

457

Маргалит И. Артур Кестлер «отыскал» тринадцатое колено // Бе-Тфуцот xa-Гола. IX. — 1978. — 83-84. — С. 194 (на иврите).

458

Маргалит И. Артур Кестлер «отыскал» тринадцатое колено // Бе-Тфуцот xa-Гола. IX. — 1978. — 83-84. — С. 194 (на иврите).

459

Анкори Ц. Истоки и становление ашкеназского еврейства // Направления — журнал о еврействе и сионизме. — 1981. — XIII. — С. 29-31 (на иврите).

460

Симонсон Ш. Тринадцатое колено // Михаэль — анналы еврейской диаспоры. — 1997. — XIV. - С. LIV-LV(на иврите).

461

Гаркави А. Об языке евреев, живших в древнее время на Руси, и о славянских словах, встречаемых у еврейских писателей. — Вильно, 1867. — С. 1 (на иврите).

462

Дубнов Ш. Искать и исследовать. — Одесса: Абба Дохна, 1892. — С. 10 (на иврите).

463

Поскольку большинство сочинений Шифера были написаны на польском и на идише, можно получить достаточно полное представление о его подходе к хазарской проблеме с помощью следующей книги: Litman J. The Economic Role of Jews in Medieval Poland. The Contribution of Yitzhak Schipper. — Lanham: University Press of America,1984. — P. 117-116.

464

Барон С. Социальная и религиозная история народа Израиля. IV. — С. 174-175.

465

Динур Б. Израиль в изгнании. I, книга 2. — С. 5.

466

Вер-Левинзон И. Увещание израильтянам. II, глава 3. — Иерусалим: Изд-во центра им. Залмана Шазара, 1977. — С. 33, примечание 2 (на иврите).

467

Полак А. Хазария. С. 256-257.

468

Кестлер А. Тринадцатое колено. Крушение империи хазар и ее наследие. С. 178.

469

Meses M. Die jiddische Sprache. — Berlin: Benjamin Harz, 1924.

470

Wexler P. The Ashkenazic Jews. A Slavo-Turkic People in Search of a Jewish Identity. — Columbus: Slavica Publishers,1993. См. также главу «The Khazar component in the language and ethnogenesis of the AshkenazicJews» в книге: Two-tiered Relexification in Yiddish. — Berlin: Mouton de Gruyter, 2002. — P. 513-541.

471

Lewicki Т. Kabarowie (Kavvarowie) na Rusi, na Wcgrzechi w Polsce we wczesnym sredniowieczu // Labuda G., Tabaczynski S. (eds.). Studia nad etnogeneza Slowian i kultura Europy wczesno-sredniowiecznej. 2. — Wroclaw: Zaklad im. Ossolinskich, 1988. — P. 77-87.