Примечания

Взяться за написание данной книги, являющейся исследованием и своеобразным продолжением «Ледокола», меня подвигла неординарная личность Владимира Богдановича Резуна, который, видимо, из-за сверхскромности присвоил себе псевдоним «Суворов». (До этого, в процессе вербовки и работы на англичан, Резун проходил у них всего лишь как «Наполеон». Так же называлась и вся операция по его разработке, один из руководителей которой позже даже стал заместителем генерального директора британской разведки.)

Как очень точно заметил один бывший разведчик (не предатель), чтобы Резун не обвинил меня в связях с СВР (ФБР, НДР, ГДР, БТР и т. д.), как это он фактически сделал в отношении израильского ученого Г. Городецкого, или, что пишу, мол, по указке ГРУ (ЛГУ, ЦРУ, МГУ, ПТУ и т. д.), изложу биографию т. н. «Виктора Суворова» в основном по книге англичанина Г. Брук-Шеперда «Буревестники (!) перестройки».

Владимир Богданович Резун родился в 1947 году в армейском гарнизоне близ Владивостока в семье военнослужащего, выходца с Западной Украины. Отец, Богдан Васильевич Резун, герой-фронтовик, который позже проклянет сына за «правду» о войне и не простит (впрочем, сын окажется [4] «выше этого» – он по такому случаю «претензий» к отцу «не имеет»), во время Великой Отечественной войны был курсантом-стажером противотанковой батареи 637-го стрелкового полка 140-й дивизии 36-го стрелкового корпуса 5-й армии Юго-Западного фронта.

Учитывая, что большинство родственников отца служили в армии (и надо сказать не рядовыми), неудивительно, что в возрасте 11 лет Володя Резун поступил в Калининское суворовское училище, затем в 1965 году в высшую военную школу в Одессе, где вступил в КПСС. По окончании он был направлен на службу в Прикарпатский военный округ.

По его словам, в августе 1968 года в качестве командира роты В. Резун якобы участвовал во вторжении в Чехословакию (это ложь), по возвращении откуда неплохо зарекомендовавший себя в качестве «освободителя» будущий «Виктор Суворов» [5] был направлен в Приволжский военный округ. Оттуда благодаря некоторым полезным связям его протащили в нарушение всех нормативов приема, практически без службы в войсках в Военно-дипломатическую академию Советской Армии.

Позже Резун напишет, что, когда учился в военной академии, «имел возможность (и желание) копаться в архивах». Это окажется очередной ложью. Ни в Центральном архиве Министерства обороны, ни в отделе хранения документов Генштаба следов «копания» и присутствия Резуна не обнаружено. Приведенные им в «Ледоколе» ссылки на архивы взяты из книг других авторов.

По окончании академии Резун был зачислен в Главное Разведывательное Управление Генерального штаба Советской Армии и в 1974 году под гражданским прикрытием в качестве атташе постоянного представительства отделения ООН, направлен в резидентуру ГРУ в Женеве.

Бывший первый заместитель начальника Главного Разведывательного Управления Генерального Штаба генерал-полковник в отставке Анатолий Павлов характеризует Резуна следующим образом: «ГРУ он практически не знает, ибо бывал там периодически в общей сложности в течение 1-1,5 месяца. Не знает он и частей спецназа, т. к. в Приволжском военном округе, где он служил в качестве стажера в разведотделе, таковых просто не было. После окончания специального учебного заведения Резун получил назначение в разведаппарат в Женеве – атташе постоянного представительства отделения ООН. Вот его характеристика за первый год: «Весьма медленно осваивает методы работы, действует разбросанно и нецелеустремленно. Жизненный опыт и кругозор мал. Срок подготовки к решению разведывательных задач [6] продлить…». Его связи в Женеве были мелкими, работа по ним прекращалась. Иногда привлекался к обеспечению работы других разведчиков. Словом, был на «подхвате».

В женевской резидентуре ГРУ «аквариумист» проработал четыре года.

Валерий Калинин, капитан 1-го ранга в отставке, вспоминает: «В 1973-1978 годах по роду работы мне пришлось неоднократно встречаться с Резуном, рассматривать все материалы, связанные с его автобиографическими данными и оперативными документами по его работе в Женеве. В партийной организации среди товарищей выделялся своей чрезмерной активностью в поддержке любых инициативных решений, за что получил прозвище Павлика Морозова, чем очень гордился. (Как тут не вспомнить проклятие родного отца. – Прим. Авт.) Служебные отношения складывались вполне благоприятно; незадолго до исчезновения был повышен в дипломатическом ранге с атташе до 3-го секретаря с соответствующим повышением оклада, в порядке исключения срок пребывания был продлен еще на один год».

Бывшие товарищи Резуна по резидентуре подтверждают, что никаких впечатляющих результатов в вербовочной работе у него не просто не было, но с его «решительностью» и быть не могло. В качестве характерного примера они вспоминают случай, когда Резун принимал участие в тайниковой операции, не зная, что она учебная.

Руководителя операции поразило поведение будущего отважного «ниспровергателя святынь» своего народа; он был бледен, трясся от страха. Вынуждены были остановить машину: «Успокойся, Володя, – это учеба», – объяснили ему. Только [7] после этого «мастер вербовок» пришел в себя. Работа в резидентуре ГРУ начинала казаться ему все более опасной.

Да и позже, весь период работы на англичан, Резун постоянно боялся разоблачения, опасался досрочного отзыва в Москву за бездеятельность.(Он даже оказался неспособен реализовать предложение англичан помочь ему в вербовке иностранца для повышения престижа в резидентуре ГРУ).

Отмечая «муж-женственное» поведение будущего «гей-ниального» писателя, коллеги, по свидетельству бывшего офицера ГРУ А.Кадетова, утверждали, что «он не Резун, а Дристун».

* * *

Немного освоившись в Женеве (по определению Брук-Шеперда – «центре международного шпионажа») отважный капитан Резун начал налаживать контакты с американскими спецслужбами.

Сначала он намекнул «парням из Лэнгли» на глупость Брежнева. «Парней» это не поразило, так как оказалось, что они об этом знали из газет. Скорее их удивила наглость советского «рыцаря плаща и кинжала», взращенного на «совковом» агитпропе и уверенности в непроходимой тупости янки.

Не растерявшись из-за неудачи, сообразительный Резун предложил американским «коллегам» коллекционные монеты. Почему-то они не клюнули и на это. Возможно, они забыли, как в свое время другой предатель – Пеньковский точно так же пытался завербоваться в ЦРУ.

Однако усилия «аквариумиста» все же не пропали даром. Английская разведка (оказавшаяся «прозорливее», чем американская) занялась комбинированным изучением и обработкой Резуна и его жены. Были умело использованы все червоточины [8] в характере Резуна. Британские спецслужбы окружили их своими людьми (соседи по дому, гаражу), на прогулках в парке рядом с женой и детьми Резуна оказывались англичанки и американки.

Наконец, в июле 1977 года капитану удалось завербоваться в английскую разведку. Не американцы, конечно, но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Как правило, подобные вербовки проводились на почве скрытых пороков и склонности к стяжательству. Существенным фактором стала также кинолента, запечатлевшая гомосексуальный акт Резуна с неким Рональдом Фурлонгом.

Видеосъемку «акта» производил бывший агент гитлеровского абвера, ставший после войны благодаря английским покровителям высокопоставленным сотрудником швейцарской контрразведки, Фриц Шварцбергер. Шварцбергер не знал, что Фурлонг, слежку и съемку «частной жизни» которого осуществляли его люди, является офицером английской резидентуры СИС в Женеве. (На которую работал и сам Шварцбергер.)

Проработал Резун на англичан, согласно Бруку-Шеперду, одиннадцать месяцев. В ночь на 10 июля 1978 года Резун исчез. Вместе с ним исчезла жена Резун Татьяна Степановна и двое детей, дочь 1972 года рождения и сын 1976 года рождения.

Как выяснилось позже, они бежали в Великобританию.

Дед Василий, после того как стало известно о предательстве внука, не смог пережить такого удара и вскоре повесился в туалете, оставив после себя клочок бумаги, на котором дрожащей старческой рукой были нацарапаны слова: «Иуда, проклинаю». Отец, как и дед, ушедший из жизни раньше срока, незадолго перед смертью сказал автору сериала «Последний миф» В. Синельникову, что его ставший [9] предателем сын «принес семье больше горя, чем Гитлер».

* * *

Сам Резун объясняет свою измену «неприятием советской системы, шоком после чехословацких событий 1968 года» и, по словам М. Любимова, «прочим навязшим в зубах «джентльменским набором» любого перебежчика, т. к. просто диву даешься, сколько западных шпионов чуть ли не жизнь бескорыстно положили за русскую демократию, правда, удивительно, почему после августа 1991 г. кривая западного шпионажа против демократической России пошла вверх».

Что касается пользы, принесенной Резуном английской разведке, то Брук-Шеперд утверждает, что «он настолько много поведал о спецназе ГРУ, что Запад специально проводил маневры «Смелый защитник» по борьбе с этим всепожирающим монстром».

Интересно только, куда этот спецназ делся? Не его ли «батальон» имел в виду Паша Грачев, когда обещал взять Грозный и одним махом («за два дня») закончить всю чеченскую войну? Следует также отметить, что в то время на ЦРУ работал генерал-майор ГРУ Поляков и другие видные сотрудники ГРУ, затем выданные Эймсом и расстрелянные КГБ, – все это к тому, что вряд ли рядовой сотрудник резидентуры, который, как уже было сказано выше, никогда не имел к спецназу никакого отношения, нанес какой-то существенный ущерб.

Единственное, что четко вырисовывается, – это хорошо развитая фантазия Резуна и склонность к авантюризму а-ля Остап Бендер. Да и причины [10] маневров «Смелый защитник» очень сильно напоминают те, которые послужили созданию «Союза меча и орала».

Впрочем, кое-какую пользу своим новым хозяевам Резун все же принес. В частности, он «сдал» англичанам программы обучения, методы работы, кое-что известное ему о структуре управления, фамилии известных ему разведчиков, т. е., по сути, «завалил» резидентуру в Женеве. После его бегства несколько десятков советских разведчиков пришлось отзывать, перемещать и обустраивать на новом месте.

Советский суд приговорил бывшего капитана ГРУ, перебежчика Владимира Резуна, за измену Родине к расстрелу.

По словам бывшего профессионального разведчика М. Любимова, «сейчас Резун и иже с ним обожают для паблисити поговорить о «вышке». Да, ее получали по приговору военного трибунала почти все перебежчики, однако профессионалы прекрасно знают, что после бегства на Запад убийцы Бандеры в 1961 году закордонные «эксы» были запрещены политбюро (в порядке приятного для любителей мокрых дел исключения убрали лишь Амина во время переворота), о сбежавших предателях говорили с зубовным скрежетом, но никто ликвидировать их не брался, ибо возни много, велик риск политического скандала, к тому же отсутствовал «Запал», как при Хозяине Иосифе.

Помнится, после бегства в Лондон в 1971 году сотрудника КГБ О. Лялина даже ориентировку разослали с фото и указанием сигнализировать (и только!) в случае обнаружения… На этом и закончилось. Где ты, Мстящая Рука КГБ и ГРУ? Чистейший миф. Зато публика-дура до сих пор охает и хватается за голову. Если Резун назовет мне хоть [11] одного предателя – а их сонмы! – которого в последние 30 лет покарала бы пресловутая РУКА за кордоном (не дома, тут она горазда!), я сам готов отрубить себе руку и выслать ему дипломатической почтой через английское посольство. Так что разговоры о «ликвидации» оставим для слабонервных вместе с фильмом, где для воспитания советских разведчиков показывают заживо сожженного в крематории Пеньковского – блестящая художественная находка в «Аквариуме». (Кстати, в современной России смертная казнь отменена.)

Почему-то вспоминается анекдот о «Неуловимом Джо»:

– Вы слышали о Неуловимом Джо, которого не могут поймать уже 25 лет?

– Что, так хорошо прячется?

– Нет. Просто кому он нужен…

* * *

Всплывший в Англии (впрочем, справедливости ради отметим, что он никогда не тонул) Резун наотрез отказался встречаться с представителями советского посольства. (Его жена Татьяна позже будет регулярно всплывать в лондонских психиатрических лечебницах). В Англию по просьбе ГРУ выехал отец предателя – отставной офицер и в течение двух недель просил сына о встрече, но тот письменно и на видеопленке отвечал отказом.

Нельзя не согласиться со словами Г. Замятина, что «ошибки при подборе учеников относятся к разряду концептуальных, а их последствия – катастрофы. Предательство – катастрофа. Если речь идет об одном человеке, то след предательства – стресс – остается на нем пожизненно и проявляется ежечасно в чувствах, во сне, в делах [12] и словах, становится родом навязчивой идеи, повторяется многократно, как запой. Не случайно в небольшом отрывке из книги «Последняя Республика»… слово «бег» и его производные повторяются 44 раза.

В случае с 12 апостолами дело до профессиональной непригодности не дошло. Будучи неверно отобранным, по причине доверчивости Христа, основанной на подобии человека Богу, Иуда не смог познать Учение и сломался, когда занятия подошли к трудной теме – теме прощения врага своего.

Тупик в вере всегда порождает тягу к опыту. И опыт состоялся. Знал ли Христос о грядущем предательстве Иуды? Знал, как всегда. Но «ОН взял». Сам решил и ответил за это. Учитель смертью своей развенчал перебежчика и тем спас людей от некомпетентности.

Ты, Володя (Резун), пошел дальше. Будучи изначально взят непригодным по причине ошибки отбора и поблистав на учебных полях, ты открыл для себя собственную профессиональную непригодность, получив баранку в виде результатов практической работы. Отчаявшись, ты спутал бездушие нового начальника с подозрением в измене и побежал. Не 30 сребреников, а некомпетентность – причина предательства. Ты прав, когда просишь простить тебя. Дело за Господом».

* * *

Еще до своего бегства на Запад Резун познакомился с английским журналистом, редактором военно-технического журнала в Женеве «Международное военное обозрение», уже упоминавшимся опытным педерастом Рональдом Фурлонгом. Причиной знакомства стал определенный оперативный [13] интерес к этому человеку со стороны советских спецслужб.

Однако и английские спецслужбы вели встречную разработку. Анализ этих встреч незадолго до исчезновения Резуна показал, что силы в шпионском поединке были неравны: Резун уступал англичанину по всем параметрам. Поэтому было принято решение запретить Резуну встречи с английским журналистом. События показали, что это решение было принято уже поздно, и дальнейшее развитие событий вышло из-под контроля.

Пока Резун искал с Фурлонгом общий язык, хитроумный британец, как говорится, зашел к муж-женственному капитану (получившему первый гомосексуальный опыт еще в бытность курсантом{1}) с тыла. Кстати, если верить О. Гордиевскому (тоже беглому предателю) и близкому к нему К. Эндрю, то практически все сотрудники британских спецслужб, работавшие с Советами(начиная с семейства Филби) были педерастами. Думается, Гордиевский в данном вопросе достаточно компетентен. Сбежал ведь он не в Гамбург, а в Лондон.

В учебнике «корифея шпионской науки» Фараго, написанном в 1954 году для сотрудников ЦРУ, говорится (пункт 5), что «оптимальным объектом для вербовки является глубоко убежденный в своем высоком призвании литератор, которого осыпают деньгами за производимую им литературу, независимо от того, стоит она того или нет».

Эти слова как нельзя лучше подходят к считающемуся автором почти десятка книг «Виктору Суворову». Недаром, анализируя язык этих изданий, [14] эксперты пришли к тому, что «они написаны разными людьми, скорее, группами людей».

В частности: «специалистами проведено изучение и сопоставление книг Резуна («Суворова») «Аквариум» и «Ледокол». Анализ содержания, фактуры, стиля и целевых установок привел экспертов к однозначному выводу: книги написаны разными людьми, скорее всего, разными группами западных специалистов. В первом случае – от разведки и контрразведки, во втором – оперативно-стратегического звена. Участие лично Резуна чувствуется в отдельных литературных приемах, жаргоне, междометиях, выделениях ключевых слов и фраз крупным шрифтом».

Говоря о книгах Резуна, следует процитировать слова сотрудника ЦРУ Филиппа Эйджи: «Черная пропаганда – это анонимный материал, приписываемый несуществующему источнику, или сфабрикованная информация, приписываемая источнику реальному».

* * *

О «популярности» книг «Виктора Суворова» на Западе среди нормальных людей говорят следующие факты: «День-М» до сих пор не издан на английском языке (!); в действительно демократических западных государствах «трактовка истории» в стиле «Ледокола» негласно преследуется законодательством, все серьезные европейские ученые-историки, и в первую очередь – английские, считают «Ледокол» «откровенной фальшивкой».

Сам собой возникает вопрос: зачем Резуну подобное «сочинительство», да еще в таких количествах? Ответ, думается, прост: чтобы не пополнить [15] ряды английских безработных. Вспомните опыт Шахерезады.

Зачем макулатура, подписанная именем «Виктор Суворов», западным спецслужбам, тоже не является тайной. Миф о кровожадных планах Сталина относительно захвата Германии и всей Европы в июле 1941 года оказался весьма кстати для ряда политиков и профессионалов психологической войны. Западного налогоплательщика надо держать в страхе, чтобы он не жалел денег на борьбу с таким «монстром», как ГРУ; пересмотр ялтинских соглашений нуждается в «документальной основе» и т. д.

С одной стороны, появление «Ледокола» (основой которого стала «сенсационная» статья, опубликованная в 1985 году в издаваемой в Париже на деньги спецслужб эмигрантской газете «Русская мысль») было выгодно тем силам в Европе, которые хотели ослабить пропагандистское влияние горбачевской «перестройки», не допустить потепления политического климата. Миф об извечном коварстве русских, о всегдашних агрессивных планах Кремля мог и дальше подпитывать изрядно потускневший «образ врага».

С другой стороны, в Германии начались бурные дебаты о характере и ходе немецкой истории и природе немецкого нацизма. Частью германских ученых неофашистского толка была предпринята попытка реабилитации нацистского режима.

Участник так называемого «спора историков» профессор Нольте, например, призвал «отказаться считать нацизм необычным и не имеющим оправдания явлением», приводя пример «параллелизма в истории других стран, в частности «классовые убийства», совершавшиеся большевиками, и «искоренение [16] Сталиным целых групп населения». Тот же Нольте расценивал внешнюю политику Гитлера как «вполне рациональную и отвечавшую интересам немецкого государства ввиду угрозы с Востока..» В этих условиях идеи Резуна были с восторгом подхвачены многими неофашистами из числа т. н. «ревизионистов», в том числе и в Германии.

Например, искреннее удивление у западных ученых вызвало сообщение известного американского историка – «ревизиониста» о том, что «взгляды Резуна не являются в США политически корректными», в то время как в России они фактически положены в основу одного из наиболее «политически корректных» и «прогрессивных» изданий, выпущенных на грант Фонда Форда.

Однако «случай» в Германии сложнее – те, кто там поддерживает Резуна, пытаются каждый раз отмежевываться от неонацистов, которые видят в «Ледоколе» оправдание не столько Германии, сколько именно нацизма и Гитлера.

«Неонацисты в Германии вынуждены вести себя очень осторожно из-за опасности постоянных преследований со стороны властей, но их товарищам за границей легче. Английский неонацистский журнал «Руна» (The Rune) поместил восторженный отклик на английский перевод «Ледокола» своего ведущего автора Пола Балларда, который явно не специалист в области истории. Поэтому неудивительно, что Баллард ограничился лишь пересказом отдельных положений книги. Столь же восторженно оценил ее известный канадский публицист немецкого происхождения Эрнст Цюндель, не скрывающий своих симпатий к германской стороне в годы войны и также не являющийся ученым-историком». [17]

По словам Г. Городецкого, книга Резуна «написана в процветающем жанре заговорщицкой психологии. Она внушает читателю, что значимые события нельзя объяснить обычными категориями; теория заговора, или заговорщицкий менталитет, превосходит ординарные свидетельства. Заговорщицкая психология, или «история, рассказанная в виде народного мифа», исключительно действенна во время перехода от тоталитаризма к демократии. Теория заговора в том или ином обличий легко завоевывает умы и не воспринимает опровержения, с особой силой она проявляется при объяснении ключевых моментов истории, насыщенных информацией и фактами и тем самым подверженных постоянным ревизиям».

Резун, видимо, недаром начал занятие информационно-аналитической работой с написания глубокомысленного реферата «Сионизм и разведка». Фактически теория заговора предназначена для работы с т. н. низовым уровнем массового сознания («кухонные» разговоры, сплетни, слухи и т. п.). В литературе подобного сорта обычно действуют всемогущие злодеи (Фантомас, Фу Манчи, Мировое правительство и т. д.), организующие всевозможные заговоры («сионистские», «империалистические», «масонские» и т. п.).

В «Ледоколе» роль злодея Фантомаса отводится Сталину, ну а заговор соответственно не «сионистский», а «коммунистический». В данном случае неважно, соответствует ли написанное действительности.

Утвердившись в массовом сознании благодаря своей доходчивости, «народный миф» готовит почву для появления «документов», «оправдывающих», [18] например, пересмотр территорий. Вескость ему, как правило, придают самолеты «миротворцев».

В принципе, «Ледокол» представляет собой попытку на основе одной из версий Гитлера, прозвучавшей в его обращении 22 июня 1941 года, показать, что истинными виновниками второй мировой войны были Сталин, СССР, Россия, коммунисты. Эту версию Геббельс впервые озвучил на пресс-конференции в Берлине 22 июня 1941 года. По заданной схеме подобраны многочисленные повторяющие друг друга сведения, давно опубликованные в СССР или за рубежом, но представленные тенденциозно, сенсационно. Например, Гитлер изображен как инструмент в руках Сталина («ледокол»).

Из этого следует, что Резун и те, кто стоит за его спиной, поставили себе неразрешимую задачу – опровергнуть добытые мировой наукой за пятидесятилетний период знания об истоках и причинах второй мировой войны.

Есть банальный исторический анекдот. Царь Петр I въезжает в город Архангельск, а колокола не звонят. Он спрашивает об этом у встречающего городничего. Тот оправдывается: «Тому есть 21 причина. Первая – в городе нет колоколов. Вторая…». «Хватит, первой причины хватит», – остановил его царь.

Сегодня критика «Ледокола», «Дня М» и других книг «Виктора Суворова» сводится к этому анекдоту. Резун «доказывает», что Сталин хотел напасть на Гитлера первым и «опоздал» всего на неделю. В те годы в СССР официальной причиной поражения в начале войны была версия Жукова – [19] Сталин, дескать, Советский Союз не готовился к отражению удара. Поэтому приказы Тимошенко и Жукова на подготовку к обороне были недоступны историкам. Сейчас они известны, и весь труд Резуна по этой причине перестал стоить выеденного яйца. Бессмысленно приводить остальные причины неправоты главного утверждения этих двух опусов.

Г. Городецкий (профессор истории, директор Каммингсовского Центра по изучению России и Восточной Европы Тель-Авивского университета, президент Израильской ассоциации славистиков. Образование, полученное в Еврейском университете в Иерусалиме, завершил защитой докторской диссертации, посвященной советской внешней политике 20-х годов. В 1979-1980 гг. работал в Колледже Св.Антония (Оксфорд), в 1986-1987 гг. – в центре Вильсона (Вашингтон). В 1986-1993 гг. – академический советник Штабного колледжа Сил обороны Израиля) в своей книге «Миф «Ледокола», кстати, хотя и обсуждает «Ледокол» и «День М» более широко, но в конечном итоге тоже сводит разговор к этому прямому подтверждению.

Кстати, в связи с этим возникает резонный вопрос: зачем же тогда Городецкий написал свою книгу? Может быть, он «честный историк»? Отнюдь. Когда речь идет о пропаганде против СССР, он не стесняется. Скажем, не моргнув глазом, врет, что Рудольф Гесс умер, хотя тот был убит в тюрьме, врет, что документы переговоров Гесса с правительством Британии в мае 1941 года доступны сегодня историкам, хотя значительная часть этих документов в 1987 г. была снова засекречена до 2017 г. Тогда почему же он тратит силы на разоблачение такого же, как он, пропагандиста? Резун не прав? Ну и что? Можно же сделать вид, что его не читал. [20]

Дело в том, что, по словам Ю. Мухина, пропаганды, как и рекламы, не бывает «вообще». Пропаганда специально направляется на определенные группы, поскольку одни и те же сведения у разных групп населения вызывают противоположный результат.

«Виктор Суворов» предназначен для читающей части граждан СССР с минимальным интеллектуальным запасом. Эти люди интересуются историей поверхностно и не в состоянии ни понять фактов, ни оценить выводов. Для них А.Дюма с «Тремя мушкетерами» – тоже историк. А бойкий стиль письма Резуна и обилие этих «фактов» делают для них его идеи убедительными.

Но есть ведь и другая группа читателей – тех, кто сам способен оценить факт. У этих «Виктор Суворов» оставит такое чувство омерзения от его глупости, что это чувство не может быть не переложено и на остальных западных «честных историков». Вот Городецкий и вынужден открещиваться от Резуна, зная, что его собственную книгу – онаученную, т. е. написанную суконным языком с библиографией – первая группа читателей все равно читать не будет.

Сходная ситуация и с академиком Академии военных наук и профессором МГИМО МИД РФ Анфиловым, который, похоже, настолько брезглив, что книжки Резуна и не читал. Только так можно объяснить его вольное обращение с материалом, если он пишет: «Наличие большого количества танков отнюдь не свидетельствует о подготовке агрессии». А ведь Резун этого никогда не утверждал. Создается впечатление, что, публикуя статьи Анфилова, наша «свободная пресса» пытается подсунуть под Резуна академика с целью оправдать то, что автор «Ледокола» всех называет дураками и [21] дать ему подсказку написать еще одну книгу, на этот раз с названием «Последствия генетической катастрофы в России». Впрочем, зная стиль Резуна, можно предположить, что он назовет ее «Родовая травма».

* * *

Однако давайте предположим, что «В. Суворов» прав. И что же доказано? Только одно – СССР готовился к наступательным действиям в будущей войне. Между тем требовалось доказать совершенно другое, а именно: Сталин готовил агрессию. Лишь дилетанты могут считать, что это одно и то же. Кстати, эта недопустимая для исследователя подмена предмета доказательства отно сится не только ко всей системе аргументации Резуна, но и к военно-техническим аспектам книг «Виктора Суворова».

Представляется, что для специалиста обнаружение искажений и ошибок в абсолютном большинстве основных положений его книг, а также подбор весомых контраргументов не представляет сложной научной задачи. Сам Резун и его хозяева, видимо, это хорошо понимают, что и заставляет их делать упор на эмоции, свойственные, как правило, непрофессионалам. Услугу оказывают им и те, кто, идя у них на поводу, начинают поносить и проклинать «Ледокол» (к чему «Виктор Суворов», собственно, и призывает). Только в такой обстановке невежество и обман могут преобладать над знаниями, логикой и здравым смыслом.

Например, «Ледокол»: «в марте 1918 года Ленин заключает Брестский мир с Германией и ее союзниками. В это время положение Германии уже безнадежно. Понимает ли это Ленин? Конечно, поэтому и подписывает мир…». Если Ленин так все [22] прекрасно «понимает», то зачем подписывает – чтобы Россия не была в числе победителей Первой мировой войны? Да, все это «понимает», видимо, один лишь Резун.

Здесь, по словам А. Ланщикова, налицо почти медицинский синдром: простой жизненный факт (победил народ, но не коммунизм) вызывает одинаковое отторжение и у коммунистов-ортодоксов, и у ортодоксов-некоммунистов. Первые, кажется, готовы погибнуть, удушив в объятиях Победу. Вторые не прочь закопать ее вместе с коммунизмом – в одной могиле.

Тут они вновь сходятся лоб в лоб, как на Курской дуге. Ведь та и другая сила сознательно зашорены и взнузданы своими агитационно-пропагандистскими задачами. И при таком вот повороте отчетливо видно: новейшая концепция, изложенная в «Ледоколе», есть не что иное, как ТЩАТЕЛЬНО ВЫВЕРНУТЫЙ наизнанку «Краткий курс истории ВКП(б)». Ведь и метод-то един: либо взвалить все на Гитлера и Запад (и тогда Сталин с коммунизмом хорошие), либо – на Сталина ( и тогда не Гитлер и Запад, но «величайший гений» и СССР абсолютно плохие).

Действительно, обычно две части формулы, описывающей действие и противодействие, объединены знаком равенства. Именно этот знак и видит Резун. Но манипулировать математическими знаками в отрыве от физической и исторической сути формулы – худший вид мошенничества, т. к. это мошенничество псевдонаучное, не различающее причину и следствие лишь для того, чтобы поменять их местами и объявить защищающегося агрессором. [23]

Глава 2. Если завтра война, если завтра в поход

И на нашей земле мы врага разгромим

Малой кровью – могучим ударом
(Из советской песни)

Почти все, что удается извлечь из многих страниц «Ледокола» о Первом и Втором стратегических эшелонах, – это лишь то, что за короткий срок в СССР осуществили ударную перевозку гигантского количества вчера еще невоенного народа. Мыслилось, как сенсационное разоблачение «Великого захватнического плана Сталина и Жукова», а получилось как панегирик наркому путей сообщения Кагановичу.

* * *

Если бы Сталин действительно стремился к нанесению упреждающего удара, ему непременно нужно было достигнуть внезапности нападения, как это сделал Гитлер. Кстати, Сталину тогда не понадобилось бы заранее объявлять о своих наступательных намерениях 5 мая 1941 года.

Вместе с тем при цельном рассмотрении этих событий, внимательном анализе решений и действий сторон накануне войны во всей их сложности и противоречивости многие решения советского руководства если и нельзя оправдать, то можно понять.

Сталин был уверен в том, что Гитлер, учитывая опыт Первой мировой войны, не станет воевать [45] одновременно на два фронта, не решится начать войну против СССР, не разделавшись с Англией и Францией. Хотя после быстрого поражения англо-французских войск и капитуляции Франции летом 1940 г. второй фронт против Германии, по существу, перестал существовать, Сталин по-прежнему полагал, что Германии выгоднее, используя договор о ненападении с СССР, вначале покончить с Великобританией, а потом уже нападать на Советский Союз. Поэтому ему представлялось, что сосредоточение германских войск у наших границ осуществляется не для нападения, а с целью оказания давления на СССР, чтобы вынудить его пойти на уступки.

В свою очередь и Сталин намеревался действовать аналогичным способом. Частичное отмобилизование 800 тыс. резервистов, выдвижение нескольких армий из глубины и многое другое было рассчитано не только на усиление группировок войск, но и на демонстрацию собственной военной мощи и сдерживание Гитлера.

Судя по опровержению, которое было дано ТАСС 9 мая 1941 г., можно предположить, что переброска резервных армий из глубины, которая даже не маскировалась, а, напротив, как бы специально упоминалась в этом «опровержении», была больше политической, а не военной акцией с целью оказать сдерживающее действие на правящие верхи Германии.

Примечательно, что многие перебрасываемые дивизии отправлялись недоукомплектованными личным составом, техникой и материальными запасами, предполагалось это сделать в новых районах их сосредоточения. Потому что главная цель заключалась в имитации перегруппировки, а не в реальном наращивании усилий. В одной из бесед со своим окружением Сталин сослался на Чингисхана, [46] излюбленным приемом которого было устрашение противника путем распространения слухов о неслыханной силе его армии.

Характерно, что на закрытых совещаниях, где речи произносились не для широкой аудитории и не для пропаганды, а по-деловому рассматривались вопросы состояния обороны страны, тон доклада начальника Генштаба и указаний Сталина был уже совсем другим.

Жуков с большой обеспокоенностью докладывал, что большинство стрелковых дивизий укомплектованы личным составом на 40-60 %, количество новой авиационной техники составляет 21 %, новых танков – 15 %. Многие танковые и механизированные дивизии вообще были укомплектованы танками на 15-20%. Говорилось, что для доукомплектования войск приграничных военных округов до штатов военного времени надо провести общую мобилизацию и в целом для приведения Вооруженных сил в боеспособное состояние нужно еще минимум 1,5-2 года.

* * *

Слово Резуну:

«…В апреле 1941 г… тайно развернуто пять воздушно-десантных корпусов. 12 июня 1941 г. в Красной Армии создается Управление воздушно-десантных войск, а в августе – еще пять воздушно-десантных корпусов. После полного укомплектования каждая из этих трех армий должна была иметь в своем составе 2350 танков, 698 бронемашин, свыше 4000 орудий и минометов, более 25 000 солдат и офицеров. Ни в Германии, ни в какой другой стране мира не было ничего подобного. Каждая из этих армий по количеству танков была равна половине Вермахта…» [47]

Или вот о знаменитом и мощном Втором эшелоне, который должен был, как предполагает автор «Ледокола», в несбывшейся наступательной войне Сталина уже в августе 41-го захватить плацдарм на Одере:

«Каждая армия Второго стратегического эшелона создавалась… – в районе концлагерей (ГУЛАГа); мужики там к порядку приучены, в быту неприхотливы и забрать их из лагерей легче, чем из деревень…».

А теперь расшифруем. Резун как бывший военный разведчик, пусть и бежавший в Великобританию, не может не знать:

1) что отдать приказ о создании или развертывании можно не только в один день, но в одну минуту – но в один день и даже месяц создать такое в реальности невозможно;

2) про одни и те же три армии нельзя одновременно утверждать три взаимоисключающиеся вещи:

а) будто каждая уже в реальности равна половине вермахта;

б) будто каждая могла такой стать только после полного укомплектования;

в) что (тут логично) ни в какой стране мира (в том числе и в СССР на июнь 1941-го года) не было ничего подобного.

А что было? Сильномогучий Второй эшелон. Из зеков. С командирами-зеками. Про которых, поминая попутно офицера и зека Солженицына, Резун утверждает: «Каждый из них – горящий желанием делом и кровью… вернуться на высоты, с которых Сталин его сверг».

Теперь послушаем самого Солженицына:

«Но вот наступила самая справедливая война при самом справедливом строе – и вдруг обнажил наш [48] народ десятки и сотни тысяч ПРЕДАТЕЛЕЙ… А это прежде всего те, по чьим семьям и по ком самим прошлись гусеницы Двадцатых и Тридцатых годов… Или сам тонул и выныривал по лагерям и ссылкам, тонул и выныривал… Обо всех таких у нас говорят… с презрительной пожимкой губ: «обиженные советской властью», «бывшие репрессированные», «кулацкие сынки», «затаившие черную злобу к советской власти».

Не будем обсуждать, как, кого и насколько несправедливо обидели. Возьмем факт: обидели (и обиделись!) сотни тысяч, миллионы. Из этого факта следует другой факт: Сталин, даже не будучи гением, а будучи просто не олигофреном, физически не мог надеяться на «ударную силу», сформированную из фактически обиженных и потенциально затаивших злобу – а не то что делать ставку на них при захвате «плацдармов» на Одере. Уж они бы ему такие «плацдармы» наподдавали, если б не были вкраплены в кадровые соединения и части!

Из вышесказанного вытекает третий факт: либо бывший офицер-«аквариумист» В.Б. Резун был никудышным офицером и разведчиком, либо он вновь солгал, объявив плодотворную гипотезу заведомо исчерпывающей правдой. Ведь должен же любой мало-мальски соображающий офицер и разведчик отличать:

1) перевозку в эшелоне (время в пути) от создания стратегического эшелона (месяцы, а то и годы);

2) «бригады» зеков от профессионально обученных батальонов;

3) и, наконец, приказ (директиву) о формировании армий от самого кропотливого формирования?.. [49]

* * *

Таким образом, если взвесить все политические и военно-стратегические обстоятельства того времени, то можно сказать со всей определенностью: объективно упреждающий удар со стороны СССР в 1941 г. исключался по нижеследующим причинам.

Прежде всего, не было никакого документального подтвержденного политического решения о превентивной войне против Германии. Цитаты из высказываний Ленина 1915 или 1920 гг., последующих советских лидеров ничего не доказывают, ибо политические решения принимаются исходя не из громких лозунгов, а в соответствии с конкретной, сложившейся на данный момент обстановкой. Уже одного этого обстоятельства достаточно для опровержения версии Геббельса-Резуна, т. к. без подобного официального решения никто войну начать не мог.

Некоторые «историки» говорят, что, мол, отсутствие документального подтверждения вызвано тем, что Сталин следов не оставлял. Какой же надо обладать фантазией, чтобы представить, что целое государство может вступить в войну без всяких утвержденных на самом высоком уровне документов и распоряжений правительства? На основе чего проводить всеобщую мобилизацию, перевод экономики в стране на военное положение и т. п. и т. д.?

Почему-то для войны с Финляндией такое решение было. Принимались соответствующие документы и в правительстве, и в ЦК ВКП(б). (Например, на отмобилизование 800 тыс. резервистов, по другим крупным военным мероприятиям.) А в большую войну с Германией СССР, если верить «Ледоколу», должен был вступать лишь по устному указанию Сталина? [50]

Не принималось политическое решение вступить в войну с Германией и по другой причине. Советское руководство не могло не понимать, что СССР и его армия еще не готовы воевать. Экономика на военные рельсы переведена не была. Главная ударная сила сухопутных войск – механизированные корпуса – не могла быть использована для наступления ввиду недостаточной укомплектованности танками, артиллерией и автомобилями. Положение могло измениться в лучшую сторону не ранее чем через год. В целом Красная Армия находилась в стадии коренной реорганизации. Советскому Союзу было крайне необходимо оттянуть конфронтацию хотя бы на один-два года, к чему всячески стремился Сталин.

О несостоятельности версии о превентивной войне свидетельствуют и немецкие источники. В частности, запись в дневнике, сделанная за неделю до войны Геббельсом, гласит: «В Восточной Пруссии у нас все так сконцентрировано, что превентивный удар русской авиации нанес бы нам тяжелые потери. Но им на это не хватит решимости».

Помимо сказанного выше, Гитлер до последнего момента продолжал свою политическую игру, пытаясь склонить на свою сторону Англию, где имелись влиятельные прогерманские силы. Именно для контакта с ними был направлен туда Гесс в мае 1941 года.

Следует учесть, что обстановка в то время была чрезвычайно сложной, противоречивой и не способствовала однозначным выводам. Это сейчас некоторые историки выкладывают перед собой только те данные, которые говорили о готовящемся нападении со стороны Германии. К сожалению, так поступили при отборе материалов для солидного [51] сборника уникальных документов, изданного фондом «Демократия». На деле же в то время не меньше, а в некоторые периоды даже больше поступало донесений о том, что Германия предполагает направить свои первоочередные усилия против Англии или даже на Ближний Восток, и войны против СССР может и не быть.

Например, советский посол в Лондоне Майский после беседы 13 июня 1941 г. с Криппсом, послом Великобритании в СССР, который говорил ему о неизбежности войны Германии против СССР, тем не менее, сообщил в Москву: «Вся картина… кажется мне более чем гипотетической… Я по-прежнему считаю германскую атаку по СССР очень маловероятной».

Данные о начале войны у советского руководства были самые разноречивые. Поступали сведения, в том числе и о датах возможной агрессии – 14, 21 мая, 15, 21 июня. Сроки проходили, а нападения не было. Все это вызывало сомнения. Как известно, Сталин больше всего опасался того, что малейшая неосторожность или провокация лишат его всяких шансов на оттяжку сроков начала войны.

И неудивительно. Практически все донесения о том, что Гитлер принял решение о нападении на СССР, как правило, сопровождались выводом, что это может случиться только после окончания войны с Англией. Обобщив ряд таких донесений, тогдашний глава ГРУ Голиков 20 марта 1941 г. в докладе Сталину сделал вывод: «Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже может быть германской разведки». (Кстати, в плане [52] Генштаба от 11 марта 1941 г. отмечалось, что документальных данных о конкретных намерениях противника у советского военного командования нет.)

Берия угрожал «стереть в лагерную пыль» авторов донесений о возможном нападении Германии и заверял вождя: «Я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 г. Гитлер на нас не нападет».

Со стороны гитлеровского командования, в свою очередь, велась изощренная кампания по дезинформации. Распространялись данные о том, что начиная с 15 мая начнется массированная переброска немецких войск от границ СССР на запад. Что Гитлер готовится к личной встрече со Сталиным в июле и т.д. При таких обстоятельствах Сталин всячески избегал шагов, которые спровоцировали бы войну.

Ну и, наконец, для нанесения упреждающего удара необходима готовая, отмобилизованная и развернутая армия, но, по изложенным выше соображениям, Сталин не хотел идти на полное мобилизационное и оперативное развертывание вооруженных сил. Без этого начинать войну невозможно.

Если к тому же учесть, что после советско-финской войны было уволено из Красной Армии 686 тыс. человек, призванных из запаса, запрещено даже сбивать германские самолеты, нарушающие наше воздушное пространство, если, наконец, даже после того как агрессия против нашей страны началась, войскам отдается приказ отразить наступление противника, но госграницу не переходить, то ни о каком готовившемся советском нападении не могло быть и речи (стоит только вдуматься: готовить упреждающий удар и с началом войны требовать от войск – границу не переходить!). [53]

Получалась довольно сложная и на первый взгляд противоречивая картина. С одной стороны, решительные наступательные заявления. С другой – постановка приграничным округам оборонительных задач, серьезные уступки фашистской Германии в последние месяцы перед войной (резкое увеличение поставок сырья и продовольствия Германии; безоговорочное принятие советской стороной 15 апреля всех немецких предложений по пограничным вопросам; закрытие 9 мая в Москве диппредставительств стран, оккупированных Германией; публикация 14 мая сообщения ТАСС, опровергавшее возможность германского нападения, и многое другое). Или такое парадоксальное явление: резервные армии из глубины страны выдвигаются вперед, а дивизии первого эшелона остаются в городках, к границе не выходят и не занимают предназначенных им рубежей{2}. [54]

Попытки командующих выдвинуть к госгранице хоть какие-то дополнительные силы жестко пресекались. Причем действовавшие по принципу «заставь дурака богу молиться» чиновники в погонах объявляли их паникерами, наказывали – и не только в партийном и служебном порядке. Так, командир артиллерийского полка 10-й армии 17 июня 1941 г. на партсобрании сказал: «Может быть, это наше последнее собрание в мирных условиях». Поскольку это противоречило сообщению ТАСС от 14 мая 1941 г., его обвинили в панических настроениях и на следующий день арестовали. 23 июня дело командира рассматривали в Смоленске, когда немцы уже бомбили город. Но что из того! Логика следователей была проста: раз было сообщение ТАСС, что нападения ждать не следует, то – бомбят, не бомбят – исходить надо именно из этого.

Как отмечал Г. К. Жуков: «… Введение в действие мероприятий, предусмотренных оперативным и мобилизационным планами, могло быть осуществлено только по особому решению правительства. Это особое решение последовало лишь в ночь на 22 июня 1941 года, да и то не полностью».

Что значит «не полностью»? При рассмотрении подготовленной Генштабом директивы о приведении войск в боевую готовность Сталин вначале заметил: «Такую директиву давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений». [55]

Глава 3. Если завтра война, если завтра в поход – 2

«Советскому Союзу пришлось вести оборонительную войну на своей территории ».
(В. Суворов. «Ледокол»)

В этой главе разберемся с вопросом – какими были накануне войны планы советского командования или, иначе говоря, готовило ли оно упреждающий удар по Германии.

Прежде всего, следует отметить, что главная военно-политическая цель советского руководства состояла в том, чтобы любой ценой избежать войны или хотя бы оттянуть ее начало до 1942 г., выиграть тем самым время и завершить подготовку страны и вооруженных сил к обороне.

До сих пор не удалось обнаружить плана превентивной войны против Германии, утвержденного высшим руководством Советского Союза. (Причем такого утвержденного плана стратегического развертывания для нанесения упреждающего удара по Германии не было не только в советском Генштабе, но и в военных округах. Последние никаких задач на этот счет не получали (см. задачи фронтов к началу войны)).

Пока подобный план существует лишь в воображении сотрудников британских спецслужб, которые в качестве «документального свидетельства» его существования приводят наметки похожего (по [56] их мнению) плана, которые были приняты 15 мая 1941 года.

О том, что накануне Великой Отечественной войны планов нападения на Германию не было и в войсках, свидетельствует и то обстоятельство, что если бы они были, то их бы обнаружили при отступлении Красной Армии в 1941-1942 гг. Тогда немцы внезапно захватывали тысячи секретных документов. Случись такое, геббельсовская пропаганда незамедлительно опубликовала бы их в оправдание агрессивных действий гитлеровцев и их союзников. Однако такие документы не были обнаружены даже к Нюрнбергскому процессу.

Зато, например, в Турции в 1940-1941 гг. уже вовсю распространялись карты «Великого Турана» с включением советских Закавказья и республик Средней Азии. А премьер-министр турецкого правительства Сарджоглу в беседах с немецкими дипломатами открыто заявлял: «Как турок я страстно желаю уничтожения России. Русская проблема может быть решена [57] Германией, только если будет убито по меньшей мере половина всех живущих в России русских».

* * *

9 января 1941 г. В Бергхофе на совещании военных руководителей с участием Кейтеля, Браухича и Йодля Гитлер «освежил» свои взгляды, изложенные в директиве № 21 («Барбаросса»):

«Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии… Приказ о стратегическом развертывании вооруженных сил против Советского Союза я отдам… за восемь недель до намеченного срока начала операций. Приготовления, требующие более продолжительного времени, следует начать уже сейчас и закончить к 15.05.41 г.»

Гитлер снова напомнил собравшимся о слабости вооруженных сил Советской России, представляющих собой «глиняный колосс без головы», но предупредил генералов о недооценке русских, о том, что необходимы «жесточайшие прорывы». Завершая выступление, Гитлер сказал: «Когда начнется эта операция, мир затаит дыхание».

* * *

С 1925 по 1940 гг. в Генеральном Штабе РККА было разработано (переработано) 15 вариантов различных стратегических планов и ни в одном из них не предусматривалось нападение на какую-либо страну. И только в «Соображениях по стратегическому развертыванию», подготовленных Жуковым к 15 мая 1941 г., предусматривалось упреждающим ударом Юго-Западного и части сил Западного фронтов сорвать развертывание и переход в наступление немецко-фашистских войск.

Этот документ родился, видимо, под впечатлением речи Сталина 5 мая 1941 г. перед выпускниками военных академий. Он не подписан ни наркомом обороны, ни начальником Генштаба. Не был он одобрен и Сталиным. Все разговоры о том, что он скрытно осуществлялся, – досужие выдумки и не подтверждаются никакими документами. Достаточно напомнить, что все решения о частичной мобилизации, выдвижении резервных армий и другие были приняты до разработки «Соображений по стратегическому развертыванию».

«В своей секретной речи 5 мая 1941 г., – по словам Резуна, – Сталин заявил, что «война с Германией начнется не ранее 1942 г.» Кроме выпускников академий в Кремле находилось много других представителей. «Вдобавок содержание секретной [59] сталинской речи, – продолжает врать автор, – было сообщено всем советским генералам и полковникам».

Здесь просто следует сказать, что в речи на приеме в Кремле ничего подобного Сталин не говорил, а поэтому и сообщать «всем советским полковникам и генералам» было нечего{3}.

Но что больше всего удивляет, так это наглость Резуна, когда он на основе выступления Сталина 5 мая 1941 г. или заявления Жданова делает «сенсационные» открытия об их «наступательных» настроениях. Не стоило для этого предпринимать столь титанические усилия. Ни для кого не секрет, что до войны вся советская военная доктрина была пропитана наступательным духом. Даже в полевом уставе 1939 г., было сказано: если нам войну навяжут, Красная Армия будет самой нападающей из всех армий мира.

* * *

В своей речи перед выпускниками военных академий в Кремле 5 мая 1941 года Сталин сказал следующее:

«Мирная политика – дело хорошее, мы до поры до времени проводили линию на оборону – до тех пор, пока не перевооружили нашу армию… Нам необходимо перестроить наше воспитание, нашу пропаганду в наступательном духе».

Объективно оценить данную цитату без контекста невозможно. Следует помнить, что Сталин [60] выступал перед людьми, которые пришли из войск, окончили академии и возвращались в армию уже весьма подкованными в военном отношении.

Основная мысль выступления сводилась к тому, что армия за годы их учебы значительно изменилась, выпускники почти не узнают ее. Дальше ведь он сказал – это главная, ключевая фраза, – что, проводя оборону нашей страны, мы обязаны действовать наступательным образом.

Тем не менее за эту фразу сейчас цепляются те, кто хочет «доказать», что Сталин призывал к наступательной войне, к нападениюна Германию. На самом деле эта фраза соответствует нашей военной доктрине, политическая часть которой гласила, что СССР ни на кого не собирается нападать, но если на него нападут, то агрессор получит уничтожающий удар, будет отброшен от границ Советского Союза и разгромлен.

* * *

«С приходом Г. К. Жукова в Генеральный штаб, – пишет Резун, – была разработана [61] важная директива. Два месяца директива находилась в Генеральном штабе, а 5 мая 1941 года была передана в штабы приграничных военных округов на исполнение… Советские маршалы об этой совершенно секретной директиве часто говорят, но не цитируют ее. За полвека в печать из всей совершенно секретной директивы попала одна лишь фраза: «быть готовым по указанию Главного командования нанести стремительные удары для разгрома противника, перенесения боевых действий на его территорию и захвата важных рубежей» (здесь в тексте дается ссылка на книгу В. Анфилова «Бессмертный подвиг»). Будь в той директиве одно слово об обороне, маршалы и коммунистические историки не преминули бы его цитировать. Но весь остальной текст директивы от 5 мая для цитирования никак не подходит». Отдав директиву 5 мая, [62] Сталин (уже Сталин, а не Жуков!) тут же занял пост главы советского правительства для того, чтобы самому лично дать сигнал на выполнение директивы. Гитлер дал своим войскам приказ на выполнение директивы немного раньше».

Идея предупредить нападение Германии, как в личной беседе с историком В. Анфиловым рассказывал Георгий Константинович Жуков, возникла у военных руководителей в связи с вышеупомянутой речью Сталина, в которой он говорил о возможности действовать наступательным образом. Данное выступление, по словам маршала, в обстановке, когда враг сосредоточивал силы у наших границ, подтолкнуло его и С. Тимошенко к идее разработать директиву, предусматривающую предупредительный удар. Конкретная задача была поставлена А.Василевскому, который и стал автором разработки плана. [63]

Василевский писал:

«…считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие войск. Первой стратегической целью действий Красной Армии поставить разгром главных сил немецкой армии, развертываемых южнее Брест Демблин…

Последующей стратегической целью – наступать из района Катовице в северном или северо-западном направлении, разгромить крупные силы врага центра и северного крыла германского фронта и овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии».

Иначе говоря, в мае 1941 года был предложен план контрнаступления. Наступательные задачи фронтам, армиям, дивизиям не определены, а следовательно, и наступление еще не планируется и на этом уровне не готовится. По опыту войны для подготовки только фронтовой операции требовалось обычно не менее двух недель. Например, подготовка войны с Японией осуществлялась три месяца.

Следует также иметь в виду, что план 15 мая 1941 г. не предусматривал нанесение упреждающего удара именно в 1941 г. В нем рукой заместителя начальника Генштаба Красной Армии Н. Ф. Ватутина был вписан абзац, в котором говорилось о необходимости «начать строительство укрепрайонов на тыловом рубеже Осташков, Почеп и предусмотреть строительство новых укрепрайонов в 1942 г. на границе с Венгрией, а также продолжать строительство укрепрайонов по линии старой госграницы». [64]

Данная наступательная разработка Василевского не входила в противоречие с действовавшим в то время «Планом обороны государственной границы 1941 г.» и в значительной мере опиралась на уже созданные оборонительные группировки.

15 мая тот доложил проект директивы наркому обороны и начальнику Генштаба. Однако они с Тимошенко, вспоминал далее Жуков, документ не подписали:

«Решили предварительно доложить Сталину. Так он буквально прошипел, услышав о предупредительном ударе по немецким войскам: мол, вы что, с ума сошли, немцев хотите спровоцировать? Мы сослались на складывающуюся у границ обстановку на его выступление 5 мая. Так я сказал это, услышали нарком и начальник Генштаба в ответ, чтобы подбодрить присутствующих, чтобы они думали о победе, а не о непобедимости немецкой армии, о чем трубят газеты всего мира!»

На одном из заседаний Политбюро Сталин упрекнул и наркома обороны Тимошенко в том, что тот слишком прямолинейно понял его речь 5 мая 1941 г., слишком буквально воспринял наступательный дух этого выступления. «Это я сказал для народа, – заметил Сталин, – надо же бдительность поднять. А вам надо понять, что Германия никогда не пойдет одна воевать». И добавил: «Если вы будете на границе дразнить немцев и войска двигать без нашего разрешения, тогда головы полетят – имейте в виду». (Об этом же Жуков и Тимошенко говорили и на разборе учения в Белорусском военном округе в 1955 г.)

* * *

В фильме, показанном по НТВ 20 декабря 1999 г., демонстрировалась карта (якобы упреждающего [65] удара) с направлением стрел через всю Европу. Карта, приложенная к записке Жукова от 15 мая 1941 г., имеет очень мало общего с той, что увидели телезрители. На самом деле карта из телефильма отображает замысел оперативно-стратегической игры, проведенной в Генштабе в январе 1941 г., и взята из книги маршала Захарова «Накануне военных испытаний». Это не только явный подлог, но и элементарное военное невежество.

На военных играх 1941 г. действия в начале войны вообще не отрабатывались. Обстановка создана на 15-й день гипотетического конфликта, когда «Западные» (германская армия), развязав агрессию, продвинулись на глубину до 100-150 км, а наши войска, перейдя в контрнаступление, восстановили положение. Иначе говоря, «война» уже шла, и ни о каких упреждающих ударах не могло быть и речи. Решения на наступательные действия по ходу игры по условно созданной учебной обстановке принимались, таким образом, уже как бы в разгар развернувшихся «сражений».

«Барбаросса», план наступления на СССР, был утвержден Гитлером 18 декабря 1940 года, то есть за 6 месяцев до начала войны. Если верить, что более мудрый Сталин – по Резуну – считал СССР вполне подготовленным к нападению на Германию 6 июля 1941-го, то соответствующий, подробно проработанный государственный план должен был быть принят в Кремле не позднее января того же года. Но и в начале мая 1941-го единственным советским государственным планом являлся «План обороны государственной границы 1941 г.», по которому не исключалось вторжение, – правда, ограниченных сил противника, – в пределы Советского Союза на глубину 15-30 км. После этого должны были вступить в действие механизированные [66] корпуса, имевшиеся почти во всех армиях прикрытия. Они должны были нанести совместно с другими силами и средствами ответно-встречный удар и завершить разгром противника на чужой территории. Данный план не предусматривал превентивного удара по врагу.

* * *

Тем не менее, рассматривая майский план 1941 г., Резун делает однозначный вывод о «подготовке Красной Армии к наступлению». «В тот же день (5 мая 1941 года) в совершенно секретной директиве (уж врать, так врать. – B.C.) командующие приграничными округами получают указание быть готовыми к агрессии в любой момент» – пишет он.

Здесь следует сказать, что с 5 по 14 мая приграничным военным округам были направлены директивы Генштаба, определявшие задачи по обороне госграницы. В них указывалось:

«а) упорной обороной полевых укреплений по госгранице районов:

1) не допустить вторжения как наземного, так и воздушного противника на территорию округа;

2) прочно прикрыть отмобилизование, сосредоточение и развертывание войск округа».

Люди, не посвященные в вопросы оперативного планирования и их практической реализации, полагают, что стоит собраться и поговорить высшему руководству о тех или иных желательных, на их взгляд, способах действий армии – и сразу все это осуществится. Но после утверждения стратегического плана Генштаба для разработки соответствующих планов объединений, соединений и частей (с допуском ограниченного количества исполнителей) и практической организации их выполнения [67] при самой интенсивной и напряженной работе требуется не менее 3-4 месяцев. Совершенно очевидно, что замысел действий, изложенный в докладной от 15 мая 1941 г., если бы он даже был утвержден, ни при каких обстоятельствах до конца 1941 г. не мог быть реализован на практике.

Общая стратегическая идея плана стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза не носила агрессивного характера. Его замысел отражал не наступательную, а скорее зонтичную доктрину.

В целом смысл разработанных под руководством Жукова «Соображений» от 15 мая 1941 года состоит в следующем: не отдавать инициативы противнику, постараться упредить его и навязать ему свою волю.

Согласно плану предусматривалась оборона на 90% всей протяженности фронта в течение почти месяца, и только затем в зависимости от условий предполагались наступательные боевые действия. Иначе говоря, войскам прикрытия согласно замыслу зонтичной доктрины должна ставиться задача прикрыть прочной обороной развертывание своих войск, выявить состав наступающих войск противника, определить направление главных и других ударов для уточнения задач главным силам своих войск.

Следует отметить, что в любом Генштабе стратегическое планирование должно предусматривать различные варианты действий. Применительно к обстановке 1941 г. такие действия советских Вооруженных Сил могли потребоваться после начала германской операции по форсированию Ла-Манша. Несмотря на существовавшие разногласия, Советскому Союзу нельзя было допустить поражения [68] Англии. В такой ситуации пришлось бы оказать ей помощь.

(Кстати, в ряде публикаций приводится директива Генштаба приграничным округам от 11 мая 1941 г. о готовности к наступлению в случае начала массированного вторжения немецких войск на Британские острова. Об этом говорил Тимошенко на учении в Белоруссии в 1957 г. Но подлинник этого документа в архивах пока не удается найти.)

Напоследок отметим, что именно оборонительный план (а не наступательная разработка) был доведен до каждого приграничного военного округа, каждой армии, каждого соединения. И командующие и командиры знали: боевые задачи вверенных им войск – в обороне. [69]

Глава 8. …Але юш недлуго…{9}

«Не немцы, а поляки ворвутся вглубь Германии в первые же дни войны!»
(Заявление польского посла в Париже Ю. Лукасевича в беседе с министром иностранных дел Франции Ж. Бонне, 18 августа 1939 года)

«Не Гитлер, а поляки начали Вторую мировую войну».
(Герхардт Зилль , «Нужно было выжить во что бы то ни стало»)

В главе «Ледокола» «Зачем Сталин разделил Польшу» нагорожено такое, что невольно задаешься вопросом: читал ли Резун что-нибудь о политических и военных переговорах в 1939 году, об отношении польского правительства к Советскому Союзу? Общеизвестно, например, что польское правительство не хотело пропустить советские войска на свою территорию в случае нападения Германии, что и послужило причиной прекращения военных переговоров СССР с Англией и Францией.

Утверждая то, что пакт о ненападении – это «сговор Сталина с Гитлером о совместной войне с Польшей», Резун пишет:

«Гитлер начал войну против Польши, а Сталин заявил, что его войска еще [141] не готовы… Гитлер начал войну и оказался в одиночестве. Вот и первый результат для Гитлера: он и только он виновник Второй мировой войны… а Сталин нет… На Западе выпущено множество книг с идеей: Сталин был к войне не готов, а Гитлер готов. А на мой взгляд, готов к войне не тот, кто об этот громко заявляет, а тот, кто ее выигрывает, разделив своих врагов и столкнув их лбами. Только летом 1940 года Гитлер понял, что его обманули. Он пытался переиграть Сталина, но было слишком поздно».

Во все это можно было бы поверить, если не знать, что к этому времени армия Гитлера завоевала почти всю Европу.

* * *

29 сентября 1938 года премьер-министр Великобритании Н.Чемберлен заключил аналогичный пакт с Гитлером:

«Мы, Фюрер и Канцлер Германии и Премьер-Министр Великобритании… – объявлялось в официальном документе, составленном 30 сентября, – рассматриваем подписанное вчера соглашение как символизирующее волю обоих народов никогда больше не вступать в войну друг против друга».

Сталин всего лишь повторил содеянное за год до того Чемберленом. Причем подписывая пакт о ненападении, Сталин прямо заявил немецкой делегации, что «мы не забываем того, что вашей конечной целью является нападение на нас».

Во время перестройки, с подачи главного идеолога ЦК КПСС Яковлева у нас стали много писать о неких «секретных протоколах». Заметим в этой связи, что о них не упоминали ни сам Гитлер, обычно публиковавший все документы, способные очернить каждую очередную жертву своей агрессии, ни главный участник переговоров в Москве [142] И. Риббентроп, которому было явно выгодно использовать «протоколы».

Разве не странно: архив Риббентропа сохранился, а «секретного протокола» не оказалось? Если пакт о ненападении от 23 августа 1939 года был ратифицирован немецким рейхстагом и Верховным Советом СССР, приобрел юридическую силу, то «секретный протокол» не обсуждался ни рейхстагом, ни Верховным Советом, а следовательно, не имел и не имеет никакой юридической силы. Как можно, например, человеку, считающему себя ученым-историком, писать о соблюдении законности в международных делах, проходя мимо столь серьезных фактов?

Кстати, перед заключением пакта с Германией в августе Сталин еще раз попытался договориться с Западом. В результате по словам английского историка Б. Лиддел Гарта:

«Единственный шанс избежать войны теперь заключается в том, чтобы заручиться поддержкой России – единственной страны, которая могла оказать Польше непосредственную помощь и служить сдерживающей силой для Гитлера. Однако английское правительство проявило уклончивость и неискренность… Пагубную роль сыграли также возражения Польши и других малых стран против помощи со стороны России».

* * *

Всем известно, что к войне готовились обе стороны. Это никогда не было секретом. И как не готовиться было, особенно нам, у чьих границ стояли полчища немцев. К этому времени, начав с Австрии в марте 1938 г., Гитлер к концу 1939-го (сентябрь) захватил четыре страны, в 1940-м – восемь и в 1941 (по апрель) еще три. В итоге к июню 1941 г. Гитлер подчинил себе свыше 50 млн. [143] человек, способных встать под ружье. На него работала промышленность всей Западной Европы. Думаю, что эти цифры о чем-то говорят.

«При всем уважении к германской армии, – пишет Резун, – необходимо признать, что она к серьезной войне была катастрофически не готова» Так оценивается армия, которая завоевала пол-Европы, за шесть недель разгромившая Францию. Тем более что в июне 1941 года соотношение сил на советско-германском фронте было следующим:

Германия – 5,5 млн. чел., СССР – 2,9 млн. чел. (численность вооруженных сил).

* * *

В датированном декабрем 1938 года докладе 2-го (разведывательного) отдела главного штаба Войска Польского подчеркивалось:

«Расчленение России лежит в основе польской политики на Востоке… Поэтому наша возможная позиция будет сводиться к следующей формуле: кто будет принимать участие в разделе. Польша не должна остаться пассивной в этот замечательный исторический момент. Задача состоит в том, чтобы заблаговременно хорошо подготовиться физически и духовно… Главная цель – ослабление и разгром России» (Z dziejow stosunkow polsko-radzieckich. Studia i materialy. ТЛИ. Warszawa, 1968. S.262, 287).

А вот выдержка из состоявшейся 28 декабря 1938 года беседы советника посольства Германии в Польше Р. Шелии с только что назначенным посланником Польши в Иране Я. Каршо-Седлевским:

«Политическая перспектива для европейского Востока ясна. Через несколько лет Германия будет воевать с Советским Союзом, а Польша поддержит, добровольно или вынужденно, в этой войне [144] Германию. Для Польши лучше до конфликта совер¬шенно определенно стать на сторону Германии, так как территориальные интересы Польши на западе и политические цели Польши на востоке, прежде всего на Украине, могут быть обеспечены лишь путем заранее достигнутого польско-германского соглашения. Он, Каршо-Седлевский, подчинит свою деятельность в качестве польского посланни¬ка в Тегеране осуществлению этой великой вос¬точной концепции, так как необходимо в конце концов убедить и побудить также персов и афган¬цев играть активную роль в будущей войне про¬тив Советов. Выполнению этой задачи он посвятит [145] свою деятельность в течение будущих лет в Тегеране» (Год кризиса, 1938-1939: Документы и мате¬риалы. Т. 1. 29 сентября 1938 г. – 31 мая 1939 г. М., 1990. С. 162).

Из записи беседы министра иностранных дел Германии И.Риббентропа с министром иностран¬ных дел Польши Ю. Беком, состоявшейся 26 янва¬ря 1939 года в Варшаве:

«Г-н Бек не скрывал, что Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Черному морю» (Там же. С. 195).

* * *

1 сентября 1939 года нападением Германии на Польшу началась вторая мировая война.

Объявившие 3 сентября войну Германии польские «союзники» Англия и Франция, имевшие на западной границе с немцами кроме отмобилизо¬ванных кадровых дивизий свыше 3 тысяч танков (в то время как у нацистов там не было ни одного танка!), ни на сантиметр не двинули свои войска, чтобы спасти от полного разгрома свою «союзни¬цу» Польшу.

Война, объявленная ими Германии 3 сентября 1939 года, тотчас приняла характер «странной войны».

«Мы избежали военной катастрофы только по¬тому, – говорил на Нюрнбергском процессе быв¬ший начальник штаба оперативного руководства вермахта Йодль, – что ПО французских и англий¬ских дивизий оставались в полном бездействии про¬тив 23 германских дивизий на западе…».

Демобилизованных военнослужащих француз¬ское командование направило на «линию Мажи-но» – систему французских долговременных ук¬реплений на границе с Германией, общая протяженность которых составляла 400 километ¬ров, глубина – 6-8 километров. [146]

Над этими укреплениями висело французское полотнище: «Пожалуйста, не стреляйте, мы не стреляем!» Вскоре и над немецкими окопами появилось полотнище со словами: «Если вы не будете стрелять, мы тоже стрелять не будем!» И не стреляли! Немцы стреляли много. На Востоке. По польским городам, войскам, мостам…

Только 9 декабря английская экспедиционная армия понесла первые потери – был убит один капрал…

Более того, 12 сентября во французском городке Абвиль состоялось секретное совещание представителей генеральных штабов Англии и Франции, принявшее окончательное решение о том, что армии западных «союзников» Польши не примут против Германии никаких военных действий.

Впрочем, англичане кое-что все-таки «предприняли». После заявления британского премьера Н. Чемберлена американскому послу в Лондоне Дж. Кеннеди о том, что «Америка вынудила Англию вступить в войну», на Британских островах был создан особый трибунал, куда вызывались все немцы, находившиеся в Англии, в том числе выступавшие против Гитлера или бежавшие из Германии от преследований нацистов, после чего их интернировали и отправляли в концлагеря. (Наиболее тяжелыми были условия содержания в концлагере на о. Мэн.) Часть интернированных переправлялась за океан, в Канаду, где их содержали в специальном концлагере под Квебеком.

У. Черчилль писал в мемуарах, что через 2 недели боевых действий польская армия как организованная сила прекратила свое существование. Передовые, моторизованные части вермахта если и встречали какое-то организованное сопротивление, то лишь в первые два-три дня войны. В основном [147] это было время, когда польская кавалерия («лучшая в Европе») мужественно бросалась в атаки, чтобы «изрубить в капусту» немецкие танки. «Лучшие в Европе» кавалеристы были убеждены, что большинство «панцеров» сделано из фанеры для устрашения, т. к. у немцев просто не могло быть «такого количества металла». Когда же они разобрались наконец, что металла оказалось достаточно, главным кличем мужественных польских уланов стал клич: «Панове уцекай!», который дружно подхватывали и остальные войска.

* * *

На практике обычно выходит так, что виновницей войны признают побежденную сторону. Если же встать на строгую историческую точку зрения, то Вторую мировую войну начали Франция и Англия, объявившие 3 сентября 1939 года войну Германии. По словам Г. Городецкого, «односторонние английские гарантии безопасности, данные Польше 31 марта 1939 года, являются важной вехой на пути к пакту Риббентропа-Молотова и первым залпом второй мировой войны»! Это исторический факт. А факты, как когда-то любил говорить товарищ Сталин, упрямая вещь. Правда, находчивые люди тут же добавляли «Тем хуже для фактов».

Поклонник Резуна может сказать: «Германия первой напала на Польшу, а уж потом Англия и Франция…» все это так, однако следует заметить, что сначала Гитлер предъявил Польше некоторые территориальные требования. И если, по словам А. Ланщикова, был возможен Мюнхен-38, то почему бы не могло быть Мюнхена-39? Я понимаю, поляки не чехи, поляки народ гордый и воинственный… Однако помимо особенностей польского [148] национального характера существовала еще франко-польская конвенция от 19 мая 1939 года, согласно которой «Франция предпримет наступательные действия против Германии остальной массой своих войск пятнадцать дней спустя после начала общей французской мобилизации».

Однако 23 августа 1939 года, то есть через 4 месяца после подписания конвенции с Польшей, французский генерал Гамелен вдруг докладывает своему правительству о том, что серьезные наступательные операции армия не сможет проводить ранее чем через два года.

А вот что говорил на Нюрнбергском процессе немецкий фельдмаршал Кейтель:

«Мы, военные, все время ожидали наступления французов во время польской кампании и были очень удивлены, что ничего не произошло… При наступлении французы натолкнулись бы лишь на слабую завесу, а не на реальную немецкую оборону».

«Если мы не потерпели крах в 1939 году, – вторил Кейтелю генераль Йодль, – то только благодаря тому, что во время польской кампании приблизительно 110 французских и английских дивизий, дислоцированных на Западе, не предпринимали ничего против 23 немецких дивизий».

Американский журналист Уильям Ширер – свидетель прихода Гитлера к власти и последующих событий в Европе – в своей книге «Взлет и падение третьего рейха» задастся естественным вопросом:

«Тогда почему французская армия, располагавшая на Западе подавляющим превосходством… не предприняла наступление, как письменно обещали генерал Гамелен и французское правительство?»

И ответит на этот вопрос так:

«Тому было много причин: пораженческое настроение французского [149] высшего командования, правительства и народа; память о том, как была обескровлена Франция в Первую мировую войну, и стремление при малейшей возможности не допустить подобной бойни…»

Я, господин Резун, и далее буду ссылаться на свидетельства этого журналиста из США, ставшего потом историком, так как, не будучи европейцем, то есть лицом заинтересованным, ему было легче оставаться на позициях объективности, чем его европейским коллегам. Главный исторический труд У.Ширера «Взлет и падение третьего рейха» был впервые издан у нас в 1991 году.

А вот как оценивает У. Ширер положение на Востоке:

«Гитлер развязал войну против Польши и выиграл ее, но куда в большем выигрыше оказался Сталин… Советский Союз получил половину Польши и взялся за Прибалтийские государства (по первоначальной договоренности, Литва попадала в сферу германских интересов, но Сталину все же удалось ее отмежевать в свою пользу). Даже польские нефтеносные районы Борислав, Дрогобыч, на которые претендовал Гитлер. Сталин выторговал у него, великодушно пообещав продавать немцам эквивалент годовой добычи нефти в этих районах. Почему Гитлер согласился заплатить русским столь высокую цену? Очевидно, что он пошел на это, чтобы удержать Советский Союз от консолидации с западными союзниками».

Тут следует добавить, что Сталин в дебюте получил очень солидный козырь – западный, то есть второй фронт, пусть и бездействующий. Обманутая союзниками Польша потеряла все, что только можно было потерять. Возникла своего рода пауза, и казалось, что новую мировую войну можно погасить в ее начальной фазе. [150]

«Сегодня пресса открыто говорит о мире, – записал в своем дневнике 20 сентября 1939 года тогда еще молодой журналист У.Ширер. – Все немцы, с кем разговаривал, совершенно уверены, что не пройдет и месяца, как у нас будет мир. У всех приподнятое настроение. За день до этого в парадно украшенном Гильдхалле слушал… речь фюрера. «У меня нет никаких военных целей против Англии и Франции, – заявил он. – Мои симпатии на стороне французского солдата. Он не знает, за что сражается». А затем он призвал Всемогущего, благословившего немецкое оружие, «ниспослать другим народам понимание того, насколько бесполезной будет эта война… и натолкнуть их на размышление о мирном благоденствии».

Пройдет три недели, и У.Ширер сделает такую запись:

«В Берлине «мирные беспорядки». Рано утром берлинская городская радиосеть сообщила, что английское правительство пало и теперь немедленно начнутся переговоры о перемирии. Когда этот слух распространился, в городе началось ликование. На овощном рынке старые торговки на радостях подбрасывали кочаны капусты вверх, ломали стойки и направлялись в ближайшие пивные выпить в честь мира».

Италия по-прежнему продолжала вести свои торговые дела с Францией и Англией, а министр иностранных дел Чиано отметит: «Для Муссолини мысль о том, что Гитлер ведет войну и – что еще хуже – выигрывает ее, просто невыносима».

Но более всех жаждали мира французы (большинство кабинета министров высказалось в пользу мирной конференции). И это понятно. В результате поражения во франко-прусской войне (1870) Франция вынуждена была уплатить Германии контрибуцию в размере 5 миллиардов франков, а вот [151] в результате победы в Первой мировой войне «союзнический долг» Франции Соединенным Штатам и Англии в четыре раза превышал ту пятимиллиардную контрибуцию. Но если во время Первой мировой войны Франция жаждала реванша, то теперь, кроме мира, она ничего жаждать не могла.

Следуя логике Резуна, стоит агрессию назвать упреждением, и агрессор тут же перевоплощается в жертву. Но в этом случае и агрессию Германии против Польши с тем же успехом можно назвать упреждением. А почему нет? В сложившейся вначале 1939 года ситуации Польша под давлением Англии могла пойти на союз со Сталиным, и через неделю Красная Армия появилась бы вблизи германо-польских границ, а Восточная Пруссия вообще оказалась бы окруженной советско-польскими войсками. Фантазия? Ничего подобного.

Еще 3 апреля 1939 года, когда и в помине не было никакого советско-германского пакта, Ллойд Джордж, выступая в палате общин, заявил:

«Если Россию не привлекли только из-за определенных чувств поляков, которые не хотят мириться с присутствием русских у себя в стране, мы должны поставить такое присутствие в качестве условия, а если поляки не готовы принять это единственное условие, при котором мы можем оказать им результативную помощь, то они сами должны нести ответственность».

Сразу и не поймешь, почему этот разумный призыв старейшего государственного деятеля Англии был тогда проигнорирован. Но ведь мог быть и не проигнорирован. Что тогда?

А тогда, возможно, вторая мировая война и не состоялась бы, а если и состоялась, то раскручивалась [152] бы уже по другому сценарию. Ведь никто даже и пальцем не пошевелил, когда 22 марта 1939 года Гитлер и адмирал Редер отплыли на линкоре «Дойчланд» в Мемель, а в это время в Берлин призвали полномочных представителей литовского государства и заставили их подписать соглашение, на основании которого Клайпеда (Мемель) и Клайпедский край вошли в состав третьего рейха. Гитлеру давалось понять, что для движения на Восток зеленый свет ему открыт.

Точно так же ему сдали бы и Польшу, да и всю Прибалтику. Вот тогда Сталин стал бы очень послушным, тогда бы он принял любые условия союзников, в том числе и условия послевоенного мира. Нет, не дурак и трус был Невилл Чемберлен, он смотрел далеко вперед. Только вот не дожил он до того счастливого дня, когда Гитлер схватился со Сталиным.

В своей прекрасной статье «Ледокол идет на таран» А. Ланщиков пишет:

«Вам, господин Резун, удалось уйти от советского агитпропа, но Вы тут же попали в крепкие объятия другого, который, по сути дела, стал Вашим соавтором. Вы до назойливости часто повторяете одно и то же: Сталин готовился к наступательной войне против Гитлера. Вы пошли на умышленную подтасовку, вырвав из всего исторического контекста одну только проблемку: «Гитлер – Сталин» и попытались в угоду интегрированному агитпропу доказать, будто Гитлер всего лишь упредил Сталина – истинного агрессора. Я хорошо понимаю немцев, которые хотят «отмыться»: потому-то они и издали Вашу книгу 8 (восемь) раз. Вероятно, им еще больше понравятся мои предыдущие рассуждения о том, что в войне с Польшей они тоже только «упреждали». [153]

Сейчас и у нас в стране обычно дело представляется так, что 23 августа Сталин неожиданно заключил договор с Гитлером, а Гитлер так же неожиданно 1 сентября того же года напал на Польшу.

На самом деле никаких неожиданностей не было. Еще 24 октября 1938 года Риббентроп на устроенном в честь польского посла в Германии Липского обеде сообщил своему «коллеге» о желании Гитлера построить автомагистраль и двухколейную железную дорогу, которые соединили бы Восточную Пруссию с остальной Германией, а также передать Данциг немцам. Собственно говоря, Данциг был «вольным» городом, находящимся на территории Польши, и его судьбой должна была заниматься Лига Наций. Но Германия к тому времени уже вышла из Лиги, а «мюнхенский сговор» практически ее похоронил.

Дипломатическая тяжба затянулась, но вот 21 марта 1939 года Риббентроп ультимативно заявил Липскому: «Польша должна понять, что она не может балансировать между Россией и Германией». О том, какие перспективы сулило немцам склонение Польши в сторону Советской России, мы уже говорили, так что беспокойство Риббентропа имело под собою реальную почву.

31 марта Чемберлен заявил в палате общин о том, что Англия и Франция «предоставят польскому правительству всю возможную помощь, какую в силах оказать, если Польша подвергнется нападению». А немецкие генералы по приказу Гитлера уже отрабатывали операцию «Вайс», направленную против Польши.

«Односторонняя гарантия, данная Англией Польше 31 марта, вероятно, помогла Сталину убедиться в том, что Англия предпочитает союз с поляками союзу с Россией и что Чемберлен, как и в [154] случае с Мюнхеном, намерен отстранять Советский Союз от решения европейских проблем… Чемберлен решился на этот рискованный шаг, даже не рассчитывая на помощь России, предложения которой о совместных действиях против Гитлера он отклонял дважды в течение одного года».

Это, господин Резун, пишет все тот же американский журналист У.Ширер, который особых симпатий к Советскому Союзу, кажется, не испытывал».

В итоге, по словам израильского ученого Г. Городецкого, «односторонние английские гарантии безопасности, данные Польше 31 марта 1939 года, являются важной вехой на пути к пакту Риббентропа-Молотова и первым залпом второй мировой войны»!

Сталин как только мог пытался форсировать переговоры с англичанами и французами, но те всячески пытались затянуть их. Министра иностранных дел Англии Галифакса приглашали в Москву, но тот постоянно ссылался на занятость (чем?). А 18 августа, то есть за две недели до начала второй мировой войны, министр иностранных дел Польши заявил английскому послу, что «Красная Армия не заслуживает внимания с военной точки зрения». Но именно эта «точка зрения» интересовала Лондон и Париж.

Сталин пытался затянуть переговоры с Германией, но Гитлер как только мог форсировал их. Наконец он делает решительный шаг: шлет личное письмо Сталину, в котором просит срочно принять министра иностранных дел Германии. Тут уж Сталин уклониться не мог и дал свое согласие. 23 августа Риббентроп был в Москве, и в тот же день министры иностранных дел Германии и Советского [155] Союза подписали знаменитый пакт, о котором так много говорят и по сей день и в связи с которым так о многом умалчивают.

Например, о том, что в случае заключения англо-франко-советского военного договора и возникновения войны между союзниками и Германией СССР пришлось бы воевать на два фронта, поскольку условия «тройственного пакта» (Берлин-Рим-Токио) обязывали и Японию открыть военные действия против Советского Союза. События в районе Халхин-Гола лишний раз подчеркнули готовность японцев скрестить оружие с Красной Армией. А вот сближение с Германией такую возможность практически исключало, так что с точки зрения военно-политической для Советского Союза было предпочтительнее заключить союз с Германией и тем самым нейтрализовать Японию. К тому же определенные круги в Японии считали, что главным объектом в будущей войне должен стать не Советский Союз, а Юго-Восточная Азия, так что Стране восходящего солнца было где удовлетворить свой разыгравшийся боевой дух. И однако Сталин продолжал искать прочного и надежного союза с Англией и Францией до тех пор, пока окончательно не убедился в нежелании Чемберлена и Даладье брать на себя такие обязательства.

* * *

Итак, 23 августа 1939 года был подписан советско-германский договор о дружбе и ненападении, или пресловутый «пакт Молотова-Риббентропа». Условиями подписания пакта Сталин устами Молотова выдвинул требования предоставить СССР кредит в 300 млн. марок сроком на 7 лет под 4,5 % годовых! [156] Помимо этого, советская сторона потребовала пустить их делегации на все военные заводы Германии и разрешить им отобрать все образцы самого современного оружия, приборов, боеприпасов и техники. А затем на сумму этого кредита (!) поставить нам лицензии на производство этого оружия и техники, а также изготовить станки и оборудование для оснащения советских заводов по производству этого оружия.

По свидетельству американского историка А. Буллока:

«Немцы выходили из себя по поводу того, что они считали лицензированным шпионажем и вообще были ошеломлены, когда увидели, чего хотят русские. Соглашение предусматривало поставки из Германии промышленных товаров и оборудования в обмен на сырьевые материалы. Советский список почти полностью состоял из военных материалов и включал не только взятые на вооружение новейшие самолеты, артиллерию и корабли, но также и те, которые находились в разработке на общую сумму свыше 1 000 млн. марок. Кончилось тем, что русские потребовали поставить все к концу 1940 года, и этот срок совершенно не укладывался в планы германской кампании на этот год. Немцы протестовали, утверждая, что если только советское правительство не изменит своих требований, то вся сделка не состоится. 19 декабря Микоян ответил: «Советское правительство считает поставку всего списка единственным удовлетворительным эквивалентом поставок сырьевых материалов, которые в нынешних условиях Германия не получит иным способом на мировом рынке…»

Когда договор наконец 11 февраля подписали, список военных материалов, предусмотренных к [157] поставке немецкой стороной, все еще составлял 42 машинописные страницы, напечатанные через полтора интервала и включающие, например, прототипы всех новейших немецких самолетов, военных судов и полных установок для все еще державшихся в секрете химических и металлургических процессов, а также уголь…

В течение марта русские приостановили поставки зерна и нефти, ссылаясь на то, что германская сторона не выполнила своих обязательств по углю и что не поступило ни одного из обещанных самолетов. Стремясь восстановить доверие, Гитлер подписал указ, отдававший приоритет поставкам оружия в Советский Союз даже за счет вермахта».

* * *

А теперь попробуем ответить на такой вопрос: «Легко ли Сталин пошел на союз с Гитлером?» Я говорю: «Нет!» [158]

Во-первых, Сталину хорошо были известны и «Майн Кампф», и последующие выступления Гитлера, и его беспощадная борьба с коммунистами, и содержание антикоминтерновского пакта, да и многое другое. С 1933 года в третьем рейхе велась бешеная антисоветская пропаганда, а в Советском Союзе антифашистская.

Во-вторых, Сталин понимал, что на Западе Гитлеру практически делать было нечего, никакие глобальные проблемы там не решались (поэтому-то в 1940 году Гитлер и не оккупировал Францию полностью). Проблемы жизненного или, как теперь принято говорить, экономического пространства решались для Германии только на Востоке и в первую очередь за счет отторжения от Советского Союза Украины и Кавказа.

В-третьих, фактически разрушалась вся система Коминтерна, во всяком случае, раскол в европейских компартиях становился неизбежным и невольно поднимался авторитет и влияние Троцкого.

В-четвертых, за шесть лет пребывания Гитлера у власти Сталин как яростный борец с фашизмом обрел громадный авторитет не только у коммунистов, но и у всех европейских антифашистов. В руках Сталина оказался и такой козырь: в ночь на 10 ноября 1938 года в Германии прошли еврейские погромы («Неделя битых стекол»), а Сталин к тому времени уже заявил иностранным корреспондентам, что в Советском Союзе антисемитизм преследуется по закону, предполагающему даже высшую меру наказания.

Исходя из этих положений, можно с уверенностью сказать, что Сталину было не так-то легко пойти на союз с Гитлером. Более того, теперь он вынужден был устранить Троцкого, потому как в [159] создавшейся ситуации Троцкий мог перетянуть на свою сторону не только Коминтерн, но и широкое антифашистское движение.

Кстати, давно пора понять, что подобного уровня политические убийства проводятся не по чьей-то личной прихоти, а из соображений более серьезного порядка. К 1940 году Троцкий вновь встал на позиции «истинного марксизма», то есть вновь стал считать, что построение социализма в одной стране невозможно, что социалистическая революция должна произойти одновременно во всех странах. Из этого автоматически следовало, что большевики-сталинисты в России – это авантюристы, которые ведут и страну, и дело коммунизма во всем мире к гибели. Следовательно, по Троцкому, нужно было вернуть в Россию капитализм, дать ему «дозреть» до настоящей революции, которая, как якобы учил Маркс, произойдет сразу и во всем мире. Чтобы вернуть капитализм в Россию, в 30-е годы был лишь один путь – захватить в ней власть и, поскольку «своих» капиталистов практически не осталось, пригласить иностранных капиталистов, рядом с которыми, мол, сформируется и рабочий класс. Для достижения этой цели, как и в 1917 году, все средства были хороши. В том числе и взаимодействие с гитлеровской Германией. (Ведь не брезговал же Ильич брать в свое время у германского кайзера сребреники. Да и транспортом попользовался.)

* * *

23 августа в Европе, действительно, взорвалась настоящая политическая бомба. Но, спрашивается, почему Англия и Франция имели право договариваться с Гитлером, а вот Советский Союз – [160] не имел? Или еще вопрос: почему Чемберлен и Даладье могли дать Гитлеру на съедение другие страны, а Сталин не мог? В чем разница? А разница была. В Европе прекрасно понимали, что в любом случае Англия станет отсиживаться на своих островах, Франция спрячется за «линию Мажино» и только Советский Союз сможет реально противостоять Гитлеру, сплотив вокруг себя все антифашистские силы. И вдруг все эти надежды разом рухнули.

3 сентября 1939 года, то есть через день после нападения Гитлера на Польшу, в 11.00 ~~Англия первой~~ объявила войну Германии. Через 5 часов Франция послушно последовала ее примеру. Таким образом три великие европейские державы вступили между собой в вооруженный конфликт, что означало открытие второго тура мировой войны – двадцатилетняя передышка окончилась.

Итак, чем могли помочь Польше вступившие в мировую войну Англия и Франция? Естественно, наступлением на франко-германском фронте. Но «защитники» Польши ни о каком наступлении даже не помышляли. И не случайно, что одни эту войну (сентябрь 1939 – май 1940 ) называли «странной», а другие «сидячей». Так, к примеру, счет своим потерям на франко-германском фронте Англия откроет 9 декабря, то есть лишь три месяца спустя после начала войны, – когда погибнет английский капрал.

Война как-то медленно набирала свои обороты. Как уже говорилось, и во время германо-польской кампании, и по окончании ее постоянно велись закулисные переговоры о заключении мира. Фактически осенью 1939 года по-настоящему никто еще не был готов к широкомасштабной войне. И в сложившейся ситуации Сталин неожиданно получает в [161] руки серьезный козырь: Советский Союз по-прежнему не воевал, но второй фронт в Европе, хотя и бездействующий, все же существовал. Правда, козырь этот, как говорится, был ловленый: брось он его на стол, и кто знает, какой бы ход сделал восточный партнер Гитлера – Япония. А когда в мае-июне 1940 года, не оказав почти никакого сопротивления, вдруг капитулировала Франция, перспектива воевать на два фронта стала угрожать уже не Гитлеру, а Сталину.

Резун пишет:

«Тут же германские, а за ними и советские войска вступают в Польшу (не следует так гнать, между этими «вступлениями» Англия и Франция объявили войну Германии и демонстративно бездействовали). Официальное советское объяснение: «Польша превратилась в поле для разных неожиданностей». Что ж, эта угроза ликвидирована бескорыстным актом советского правительства, Красной Армии и НКВД».

Сарказм «аквариумиста» в данном случае отчетливо заменяет и факты, и аргументы. В принципе это равноценно утверждению, что англо-американские войска, высадившиеся в 1944 году во Франции, обходились без спецслужб и без карательных подразделений, возложив на себя обязанности последних.

И совсем уж словно для «Пионерской правды»:

«Казалось бы, чего же проще: мир с Германией подписан, где же запутанность ситуации? Но Сталин настойчиво повторяет свое предостережение не верить кажущейся простоте, быть готовым к неожиданностям, к каким-то резким поворотам и изменениям».

В данном случае Резун выглядит большим сталинистом, чем сам товарищ Сталин, когда-то бодро сказавший: «Нет таких крепостей, которые не [162] могли бы взять большевики». Мир подписан, и можно лезть на печку…

* * *

К 17 сентября 1939 г. после захвата Германией собственно польских земель под угрозой оказались оккупированные Польшей западнорусские земли Белоруссии и Украины. К этому дню, по словам 3. Кеэте, польские войска уже потерпели полное поражение. Как отмечает историк Дж. Гросс (в вышедшей в издательстве Принстонского ун-та в 1988 г. монографии), в то время, когда Советская Армия вступила на землю Западных Белоруссии и Украины, польская администрация на этих территориях была совершенно дезорганизована в результате поражения польских войск и наплыва беженцев. Ввиду враждебного отношения к польским оккупантам местного населения они начали создавать отряды «гражданской самообороны» (зверства которых: массовые расстрелы, вырезанные на спинах и других частях тела звезды и т. д. ничем не уступали тому, что после будут здесь же вытворять гитлеровцы). В свою очередь местные жители «вооружались против поляков и польских властей. Широкомасштабная гражданская война была предотвращена, – пишет американский историк, – только благодаря быстрому вводу советских войск…»

По словам историка А. Д. Маркова, «в восточнопольских землях украинцы, белорусы и евреи нередко организовывали повстанческие отряды… нападая на отступавшие от немцев польские части… Непольское население превращало польские знамена, отрывая от них белые полосы, в красные, засыпало цветами колонны Красной Армии… указывало места, где поляки прятали оружие, участвовало [163] в обезвреживании небольших польских частей» и т. д. Это «непольское» население составляло «по разным источникам» от 67 до 90 процентов!

События 1939 года свидетельствуют, пишет А. Д. Марков, что «политика интернационализма с ленинским пренебрежением к вопросу о границах стала изменяться в сторону возвращения территорий, которыми когда-либо владели не только Российская Империя, но и Киевская Русь». В своей работе он отмечает, что «Западноукраинские и западнобелорусские земли… в X-XI вв. входили в состав Киевской Руси. Причем уже в 981 г. князю Владимиру I пришлось вести борьбу с поляками за города Перемышль, Червень и др».

Вступившие на территорию «крэсов всходних» как освободители, советские войска избегали, где это было возможно, столкновений с польскими частями. Начальник штаба при ставке главнокомандующего польской армией генерал В. Стахевич в донесении отмечал: «Советские солдаты не стреляют в наших, всячески демонстрируют свое расположение…» Зам. начальника штаба генерал Ю. Яклич в те дни записал в дневнике: «Большевики на рассвете перешли границу танковыми и моторизованными частями. Танки идут открыто с белыми флагами… Наша армия дезориентирована. Одни оказывают упорное сопротивление, другие пропускают советские войска. Те обходят их и продвигаются дальше».

Польша развалилась «до пояса», разбежалась «на все четыре стороны», как говорится «с налету, с повороту».

Л. Мосли в книге «Утраченное время» отмечал:

«В 1939 году Польша представляла собой государство в Европе, воссозданное по Версальскому договору из лоскутов территорий, которые принадлежали [164] России, Австро-Венгрии, Пруссии и Германии… Подлинно польская территория была значительно меньше той, на которую претендовали польские правители. На востоке они проникли еще дальше – на территорию Украины и Белоруссии, захватив огромные территории, которые никогда не были польскими землями».

То, что произошло в 1939 г., было в своем историческом смысле не агрессией СССР против Польши, а ликвидацией польской агрессии.

Недаром выступивший 1 октября 1939 г. по радио У.Черчилль заявил: «То, что русские армии должны были находиться на этой линии, было совершенно необходимо для безопасности России против немецкой угрозы. Во всяком случае, позиции заняты и создан восточный фронт, на который нацистская Германия не осмеливается напасть».

Все западные исследователи констатируют, что инциденты во время вступления частей Красной Армии имели локальный характер и широких размеров не принимали. Отмечается также и тот факт, что советские войска продвигались нарочито медленно, что давало возможность польским частям отходить к румынской границе. Особенно медленно шло продвижение на юг от Львова. Гитлеровцы, как признавал впоследствии германский посол в Бухаресте Фабрициус, «были в ярости от того, что русские не постарались как можно быстрее закрыть румынский коридор для польских властей и армии…». Большинство этих же исследователей приходит к выводу, что действия Советского Союза ничего не могли изменить, поражение Польши в войне с Германией было практически свершившимся фактом.

22 сентября 1939 г. английским и французским генштабами был подготовлен рапорт, квалифицировавший [165] действия СССР по отношению к Германии как упреждающие и отмечавший, что они были предприняты лишь тогда, когда стало очевидным окончательное поражение Польши, с которой история сыграла злую шутку. Как подметил американский историк Б. Будурович, в июне 1936 г. Польша препятствовала принятию международных санкций против фашистской Италии, захватившей территорию Абиссинии (Эфиопии) именно ввиду того, что последняя, по словам Ю. Бека, якобы «перестала существовать как государство».

Таким образом, все геополитические конструкции польского диктатора маршала Пилсудского оказались хрупкими и недолговечными. Речь Посполита так и не возродилась. Ее начал душить и добил тот политик, с которым Пилсудский первым в Европе в 1934 году заключил пакт о ненападении, – Гитлер. Который не желал делиться в Европе местом и начал новую мировую бойню с войны против Польши – государства, когда-то открывшего дипломатическое признание третьего рейха. Пилсудский своими руками готовил гибель Польши, не разглядев в Гитлере и третьем рейхе геополитических соперников. [166]

Глава 13. Боевой опыт

Каждая ошибка имеет фамилию, имя и отчество
(И.В. Сталин)

К 1941 году реорганизация нашей армии, ее численный рост требовали огромного количества офицеров. Проблему пытались решать расширением сети военных училищ (в 1939 году в сухопутных войсках было 63 военных училища, к началу войны – более 130. Всего в стране было 203 училища, 19 военных академий) с сокращением сроков обучения, что, разумеется, привело к падению качества подготовки командиров всех степеней.

Впрочем, даже через сокращенную подготовку прошли далеко не все лейтенанты, капитаны, полковники и генералы РККА. Так, накануне войны среди командиров полков Западного военного округа лишь 10,5 % закончили академии, только 32,1 % – военные училища. Остальные 57,4 % командовали полками после «курсов усовершенствования» (в дивизиях дело обстояло едва ли не хуже: 16,6 %, 8,4 %, 75 %. Из шестнадцати командиров корпусов девять человек имели высшее военное образование, четверо – среднее, трое закончили ускоренные курсы).

На низовом уровне нехватка офицеров носила буквально катастрофический характер. Армии приходилось довольствоваться командирами с шестимесячным сроком обучения, выпускниками полковых школ. Впрочем, не хватало и их. [214]

С учетом подобных трудностей, вызванных быстрым ростом численности вооруженных сил, например, если у нас танкистами становились вчерашние колхозники, только-только севшие на трактор, то у Гитлера – квалифицированные рабочие, которых было очень много.

Не следует забывать, что Германия имела после США самый мощный станочный парк в мире, могла производить самые современные виды вооружений, техники… Если она захватила чешские заводы Шкода, которые до этого снабжали вооружением и Англию, и Францию, то нам свои заводы надо было строить, обучать людей. Тем более что немецкая армия приобрела и опыт боевых действий. Мало иметь хорошие танки, хорошие самолеты – нужно еще и обучить, вооружить опытом тех, кто способен применить их в бою.

14 июня 1941 года начальник Генерального штаба генерал армии Жуков докладывал Сталину:

«По разведывательным данным, немецкие дивизии укомплектованы и вооружены по штатам военного времени. В составе их дивизий имеется от 14 до 16 тысяч человек. Наши же дивизии, даже 8-тысячного состава, практически в два раза слабее немецких».

* * *

Как известно, готовность к войне включает в себя не только материальную базу, но и моральное состояние личного состава вооруженных сил. В связи с этим можно отметить, что Красная Армия потеряла за первые два месяца войны около 650 тыс. человек убитыми. Иначе говоря, столько же, сколько русская армия за три года Первой мировой войны, тем не менее сохранила боеспособность, управляемость и [215] способность посредством контрнаступления добиться поворота войны в свою пользу.

Если исходить из того, что политическое руководство Советского Союза выполнило свои обязанности по подготовке страны к оборонительной войне (см. приложения), то тогда, рассуждая логически, получается, что главным виновником поражений 1941-1942 гг. является военное руководство СССР, говоря более конкретно, – тогдашний советский генералитет.

Впрочем, такая ситуация имела свои исторические аналоги. В частности, аналогичное положение дел имело место и в царской России как накануне, так и в ходе Первой мировой войны. Как отмечал в своих мемуарах занимавшийся в 1915-1917 гг. вопросами тылового снабжения на различных участках русско-германского фронта С. Е. Трубецкой: «За многочисленные поражения русской армии в Первой мировой войне главную ответственность несет высший командный состав». Далее он отмечал:

«Как самое общее правило, наша рота била немецкую роту, полк бил полк, с дивизией дело обстояло уже хуже, а дальше чем выше войсковая единица, тем больше у нас было шансов на поражение. Из таких фактов можно сделать заключение, что наше высшее командование по качеству уступало противнику. Один бывший начальник штаба одной из армий Н. Н. Стогов, споря со мной в 20-х годах в Париже, тем не менее, высказал суждение, которое я хорошо запомнил. Рассказывая об одной крупной военной операции, он сказал: «Войск навезли массу. Знаете, когда много войск, начинаешь бояться: не провернешь». С болью в сердце я читал позже самоуверенные заявления высших военных властей, начиная с военного министра и начальника Генерального штаба на секретных заседаниях 1912 г. [216], посвященных выяснению вопроса нашей дипломатической и военной подготовки. Наши военные говорили на них о «полной готовности нашей армии». Насколько выше в этом отношении стояли наши моряки с их осторожными, а не легкомысленными «ура-патриотическими» заявлениями» {10}.

Но генералами не рождаются, ими становятся, проходя, как правило, всю лестницу офицерских званий. Поэтому пороки генералитета коренятся в пороках офицерского корпуса той или иной страны. Вот как описывал состояние офицерского корпуса России конца XIX века известный русский общественный и политический деятель, в прошлом кадровый офицер, С. М. Степняк-Кравчинский в своей книге «Русская грозовая туча» (1886 г.):

«Состав русского офицерства сильно отличается от того, что мы привыкли связывать с представлениями о военной касте. Наш офицер – прямая противоположность чопорному прусскому юнкеру, идеалу современного солдафона, который кичится своим мундиром, относится к муштровке солдат с серьезностью совершающего богослужение священника. В России армейские офицеры – непритязательные люди, совершенно лишенные чувства кастового превосходства.

Они не испытывают ни преданности, ни ненависти к существующему строю. Они не питают особой привязанности к своей профессии. Они становятся офицерами, как могли бы стать чиновниками или врачами, потому что в юном возрасте родители отдали их в военную, а не в гражданскую школу. И они остаются на навязанном им поприще, ибо надо где-то служить, чтобы обеспечить [217] себя средствами на жизнь, а военная карьера, в конце концов, не хуже любой другой. Они делают все, чтобы спокойно прожить жизнь, отдавая по возможности меньше времени и труда своим военным обязанностям. Разумеется, они жаждут повышения в звании, но предпочитают ожидать производства в следующий чин в домашних туфлях и в халате. Они не читают профессиональной литературы, и если по долгу службы подписались на военные журналы, то журналы эти годами у них лежат неразрезанными.

Если наши военные вообще что-либо читают, то, скорее, периодическую литературу. Военный «ура-патриотизм» совершенно чужд нашей офицерской среде. Если вы услышите, что офицер с энтузиазмом говорит о своей профессии или одержим страстью к муштре, то можно поручиться, что он болван. С такими офицерскими кадрами армия не способна предельно развивать свои агрессивные качества» {11}.

Однако даже этот, пусть и непрофессиональный по духу, но, тем не менее, кадровый офицерский корпус русской армии, получивший систематическое военное образование, был фактически целиком выбит за три года Первой мировой войны.

В частности, к осени 1917 г. русские офицеры, получившие военное образование, до лета 1914 года составляли 4%, остальные 96% – были офицерами военного времени. При этом дворяне среди офицеров военного времени составляли 5%, выходцы из крестьян – 80% {12}. [218]

* * *

К концу 17-го года основу офицерского корпуса русской армии составляли выпускники школ прапорщиков, которые создавались с осени 1914 г. по осень 1916 г. и прошли 3-4-месячный курс обучения.

Эти школы комплектовались первоначально лицами, имевшими хотя бы неполное среднее образование или отличившимися в боях солдатами и унтер-офицерами, имевшими хотя бы начальное образование. В дальнейшем в школы прапорщиков принимали и с начальным образованием, а солдат-фронтовиков даже просто грамотных. Выпускники данных школ считались офицерами военного времени и не могли производиться в чины выше штабс-капитана, а после окончания войны подлежали немедленному увольнению в запас {13}.

На практике этот запрет часто не соблюдался, и многие из выпускников школ прапорщиков 1914-1916 гг. к концу 1917 г. имели чины капитана или даже подполковника.

Всего в 1914-1917 гг. из школ прапорщиков было выпущено 81426 прапорщиков, на ускоренных курсах при военных училищах и Пажеском корпусе – 53785 прапорщиков. Произведено в прапорщики на фронте за боевые отличия 11494 солдата и унтер-офицера. Общее количество произведенных в прапорщики в 1914-1917 гг. – 220 тыс. человек.

Таким образом, становится понятным, почему большинство офицерского корпуса русской армии вступило в ряды Красной Армии. Сознательно или бессознательно, они понимали, что в случае победы белых, реставрации дореволюционных порядков [219] дальнейшая служба в армии для них будет закрыта. А после увольнения с военной службы они в лучшем случае пополнят собой маргинальные слои сельской интеллигенции и чиновничества, а в худшем – снова будут пахать землю.

Именно эта категория унтер-офицеров и офицеров военного времени, 1890-1900 гг. рождения, выходцев из среды среднего крестьянства, с начальным и изредка неполным средним образованием в 20-30-е годы составила основную часть командного состава Красной Армии, а к 1940 г. составляла и основную массу генералов Красной Армии.

Чисто мужицкая цепкость и неуемное стремление пробиться наверх, не считаясь с количеством чужих отдавленных ступней, сочетались у них с присущим русскому зажиточному крестьянству подобострастием к начальству и презрением к нижестоящим. Все это, вкупе с низким уровнем общего и военного образования и фельдфебельско-унтерским типом личности, делало их малоспособными к самостоятельному повышению своего общеобразовательного и военно-профессионального уровня. Их основные интересы лежали за пределами воинской службы, сводясь к самоутверждению посредством усиления внешних признаков власти.

В фондах Музея героической обороны и освобождения Севастополя хранится машинописныйтекст воспоминаний И. М. Цальковича, который в 1925-1932 гг. был начальником управления берегового строительства Черноморского флота. В одном из разделов своих воспоминаний он между прочим отмечал, что в середине 20-х годов командный состав ЧФ делился на две равные части. Одна состояла из бывших кадровых офицеров царского флота, другая – из бывших кондукторов, флотских [220 – иллюстрация][221] фельдфебелей, унтер-офицеров и боцманов. Обе эти части сильно враждовали друг с другом, единственное, что их объединяло – «Стремление выжить матросню из Севастопольского дома военморов им. П. П. Шмидта (бывшее Офицерское собрание)».

Понятно, что с такими задачами было не до повышения своего профессионального уровня. При таком генералитете – из числа бывших фельдфебелей и унтеров, наиболее ярким и всесторонним воплощением которого является личность Г. К. Жукова, генерала армии в 1941 г. – удивительно не то, что Красная Армия терпела поражения, а то, что они не приобрели еще более катастрофического характера.

Красную Армию во многом спасло то, что уровень военного искусства гитлеровского генералитета оказался также намного ниже того, какой имели кайзеровские генералы во время Первой мировой войны. Об этом мимоходом упомянул в своих мемуарах К. К. Рокоссовский.

Это подтверждается конкретными фактами. Когда в апреле 1918 г. один из германских корпусов, направленных в Крым с целью его захвата, столкнулся на Перекопском перешейке с частями Красной Армии Крыма, то командовавший им генерал Кош не стал штурмовать занимаемые красноармейскими частями выгодные позиции в лоб, а предпочёл обойти их вброд, через Сивашское озеро, выйдя таким образом в тыл оборонявшимся.

Спустя 33 года, в сентябре-октябре 1941 г., такое решение просто не пришло в голову командующему штурмовавшей перекопские укрепления 11-й немецкой армии генерал-полковнику Манштейну. Он предпочел гнать свои дивизии в лоб на перекопские укрепления, потеряв при их взятии за два месяца 10 тыс. солдат и офицеров убитыми, или [222] столько же, сколько все германские вооруженные силы потеряли в 1939 г. во время захвата Польши. Мысль о возможности обойти советские позиции вброд через Сиваш не пришла в голову Манштейну и спустя 10 лет, когда он писал мемуары «Утерянные победы».

Впрочем, такое понижение оперативно-тактического уровня германского генералитета вполне объяснимо. Имея 16 лет (1919-1934 гг.) армию в количестве 100 тысяч человек, без боевой авиации, танков и тяжелой артиллерии, нельзя было не утратить определенные навыки в вождении крупных масс войск.

* * *

Победы Красной Армии стали возможны только тогда, когда в 1941-1942 гг. под влиянием военных неудач существенно обновился ее генеральский корпус. Когда генеральские звания и должности стали получать родившиеся в 1901-1910 гг. полковники, которые поступили на службу в Красную Армию рядовыми красноармейцами в годы гражданской войны или в 20-е годы. Наиболее известным из этого поколения генералов Красной Армии является И. Д. Черняховский, который начал в 1941 г. войну в звании полковника, а погиб в 1945-м в звании генерала армии.

Генералы, которые начинали свою военную карьеру красноармейцами в годы гражданской войны или в 20-е годы, относились к подчиненным без фельдфебельско-унтерского хамства и гораздо лучше воевали.

Весьма показательна в этой связи биография Героя Советского Союза И. К. Провалова. В 1927 г. он – рабочий-шахтер, в возрасте 21 года призывается в Красную Армию. В 1929 г. командиром [223] пулеметного расчета принимает участие в боях с китайцами на КВЖД. После окончания действительной военной службы в 1930 г. поступает в пехотное училище. В 1932-1936 гг. командует взводом, ротой. В 1937 г. оканчивает курсы среднего командного состава и в звании капитана назначается начальником штаба стрелкового полка. Спустя год, в августе 1938-го, он, командуя 120-м стрелковым полком 40-й стрелковой дивизии, участвует в штурме сопки Заозерная в ходе советско-японского конфликта на озере Хасан. Во время одного из боев получает тяжелое ранение и в госпитале узнает о присвоении ему звания Героя Советского Союза и о досрочном производстве из капитанов в полковники.

Однако такой головокружительный взлет не вызвал у него переоценки своих возможностей, и когда после его выхода из госпиталя, командующий советскими войсками на Дальнем Востоке комкор Штерн предложил ему должность командира дивизии, то 32-летнего свежеиспеченного полковника охватили такие раздумья:

«Итак, мне предлагали командовать дивизией. Я понимал, что боевой опыт у меня есть, но он никак не мог компенсировать недостаточность моего военного образования. По сути дела, оперативное искусство было для меня за семью печатями. Попав в госпиталь, в избытке имея время для размышления, я пришел к выводу, что главная моя задача – учиться. Родилась мечта об академии им. Фрунзе» {14}.

Когда Провалов в ответ на предложение Штерна принять командование дивизией сказал, что желает поступить в академию, то тот воспринял это как личное оскорбление. Затем аналогичная сцена повторилась в разговоре с начальником [224] управления по командному и начальствующему составу НКО армейским комиссаром 1-го ранга Щаденко. И только проявленная Проваловым воля, настойчивость позволили ему настоять на своем и поступить в академию. Свой рассказ об этом Провалов заключил следующим мнением:

«Когда я летел в Сталино, я вдруг представил себе, что 383-ю стрелковую дивизию прибыл формировать тот самый свежеиспеченный полковник из 1938 года. Вот после академии – в самый раз».

В свете вышесказанного любопытно, что из пяти маршалов 1937 года лишь Буденный, невзирая на славу и чины, в возрасте 49 лет закончил академию. У остальных «руки не дошли».

Подвести итог главы дадим ярому «антикоммунисту» – Василю Быкову. В опубликованной им в 1995 году статье, посвященной «цене» войны и крайне резко «обличающей» методы ее ведения, В. Быков вместе с тем утверждает исходя из своего военного опыта:

«Существует распространенный миф о том, что неудачи первого периода войны вызваны, кроме прочего, репрессиями среди высшего комсостава Красной Армии… Но ведь репрессировали не всех… И первые же месяцы войны показали полную неспособность прежнего командования… Очень скоро на полководческие должности по праву выдвинулись другие командиры… и, как ни странно, именно на их опыте кое-чему научился и Сталин. Может быть, впервые в советской действительности идеологические установки были отодвинуты в сторону…» {15} [225]

Глава 19. Зачем обзывать самолет шакалом?{16}

Единственным критерием при решении вопроса, должна ли пропаганда оперировать правдой или ложью, – является правдоподобие.
(И. Геббельс)

В странном для исследователя тоне выдержано описание легкого бомбардировщика и разведчика Су-2 («День-М», гл. 3 «Про Иванова»). В середине 30-х годов но инициативе И. В. Сталина был объявлен конкурс на многоцелевой самолет – легкий бомбардировщик, штурмовик, фронтовой разведчик. Его девизом стала фамилия «Иванов». Резун утверждает, что Сталин присвоил будущим машинам свой псевдоним и определил их назначение – агрессия, внезапное нападение в целях быстрого подавления противника.

Резун посвятил Су-2 почти две главы в «День-М» («Про Иванова» и «Крылатый Чингисхан»). В них он пытается выдать творение П. О. Сухого за некое секретное чудо-оружие Сталина, которое не сработало будто бы только потому, что Гитлер опередил советского вождя и первым нанес внезапный удар. Якобы бомбардировщик по проекту «Иванов» создавался исключительно для вероломного [264] нападения на противника, а в оборонительной, войне, которую пришлось вести Советскому Союзу начиная с 22 июня 1941 г., он оказался никому не нужен.

Какие только клички не дает Резун в своих книгах одномоторному ближнему бомбардировщику: «воздушный шакал», «крылатый Чингисхан», «небесный убийца», «доказывая», что японские «Накадзима» Б-5Н, нанесшие в декабре 1941 года успешный удар по американской базе на Гавайях Перл-Харбор, очень похожи на самолеты конкурса «Иванов». У читателя непременно должно возникнуть ощущение, что ему открывают некие страшные тайны советской авиапромышленности, а также стратегии и тактики ВС Красной Армии.

Вряд ли есть смысл награждать эту вполне обычную машину эпитетами «самолет-агрессор» и «крылатый шакал». Есть неточности и преувеличения в истории создания Су-2 по «В. Суворову», однако особый интерес вызывает сравнение Су-2 с японскими бомбардировщиками авианосного базирования. Логика его рассуждений (если отбросить эмоции) примерно такова: в СССР и Японии в одно время были созданы примерно одинаковые по внешнему виду самолеты. Японцы однажды использовали свой для внезапного нападения (речь идет о Перл-Харборе). Значит, и СССР делал свою машину для той же цели, а следовательно, намеревался начать агрессию. Это сходство, кажется, и есть его единственный аргумент. Некорректность рассуждений очевидна. Однако, поскольку такой прием весьма характерен для писаний Резуна, есть смысл разобрать этот случай детально.

Что же представлял из себя самолет «Иванов», он же АНТ-51, или СЗ (сталинский заказ), или Су-2 [265] и насколько сказанное Резуном в отношении Су-2 соответствует действительности?

В ВВС различных стран были самолеты непосредственной поддержки наземных войск. Наши машины этого назначения Р-5 и Р-ЗЕТ к середине 30-х годов уже устарели. Для замены их более совершенными и был объявлен конкурс, который выиграл АНТ-51 (Су-2), созданный П. О. Сухим, работавшим под руководством А. Н. Туполева. В нем принимали участие Н. П. Поликарпов, Д. П. Григорович и другие конструкторы, но лучшим был признан образец П. О. Сухого. Он представил самолет на испытания раньше, чем соперники.

Ветераны авиапромышленности говорили, что девиз «Иванов» подразумевал массовость самолетов, которых должно быть так много, как Ивановых и России. Все эти самолеты были схожи по аэродинамической и компоновочной схемам. По подобным же схемам были созданы американские Валти В-11 и японский «Накадзима» Б-5Н. Успех налета на Перл-Харбор был обеспечен не качеством боевых машин, а беспечностью американского командования, плохой разведкой и низкой боеготовностью армии. Создавать для этого специальный самолет – нелепость, что Резун как офицер с высшим военным образованием должен был бы понимать.

АНТ-51, или Су-2, было построено немного, так как С. В. Ильюшин в это время предложил проект самолета того же назначения, но с более высокими боевыми данными и, главное, лучше защищенного от огня наземных средств поражения.

* * *

А теперь обратимся к «первоисточнику» и проанализируем некоторые абзацы книги Резуна. [266]

«Были построены самолеты «Иванов» Немана, «Иванов» Поликарпова, «Иванов» Сухого… Каждый конструктор ревниво оберегал все секреты от соперников, но у каждого советского конструктора вырисовывался все ТОТ же «крылатый шакал»: легкий бомбардировщик по виду, размерам и летным характеристикам, больше похожий на истребитель. Каждый советский конструктор независимо от своих конкурентов выбрал все ту же схему: низконесущий моноплан, двигатель один – радиальный двухрядный с воздушным охлаждением. Каждый советский конструктор предлагал свой вариант «Иванова», но каждый из них удивительно похож на своих незнакомых собратьев по духу и замыслу. И это не чудо: просто всем конструкторам поставили одну задачу: создать машину для определенного вида работы, для той самой работы, которую через несколько лет проведут японские самолеты в небе Перл-Харбора. А раз работа предстоит та же самая, то и инструмент для ее выполнения каждый конструктор создает примерно одинаковый».

На самом деле «Ивановы» разных конструкторов как раз заметно различались. Так, Н. Н. Поликарпов отстаивал в том числе вариант высокоплана, полагая, что «парасоль» обеспечит отличный обзор для экипажа, что очень важно для многоцелевого самолета. «Иванов» Д. П. Григоровича выделялся необычным способом крепления двигателя к мотораме.

Когда конструкторы представляли комиссии свои эскизные проекты, то все они были выполнены под моторы жидкостного охлаждения М-34 (АМ-34), а не под двухрядную «звезду», как утверждает Резун. [267]

Вряд ли можно говорить, что советские «Ивановы» планировали использовать для такой же работы, как и японские «Накадзима» B5-N, поскольку у нас нигде не упоминалось о борьбе с морскими целями, а фирма «Накадзима» получила задание разработать палубный торпедоносец для базирования на авианосцах.

Резун пишет:

«Японский самолет B-5N был создан для ситуации, когда ему никто в небе не мешает бомбить. B-5N страшен слабым и беззащитным, страшен при внезапном нападении. Страшен, как стая свирепых кровожадных гиен, которые не отличаются ни особой силой, ни скоростью, но имеют мощные клыки и неожиданно нападают на того, кто слабее, против того, кто не ждет нападения и не готов его отражать. А при чем тут наш родной советский «Иванов»? А при том, что он почти точная копия японского воздушного агрессора «Накадзима» B5-N».

Утверждение о «почти точной копии» «японца» в Советском Союзе более чем сомнительно. За исключением весьма отдаленного внешнего сходства в этих самолетах мало общего. С таким же успехом можно назвать Ла-5 «почти точной копией» FW-190 или наоборот.

Начнем с того, что B5-N прежде всего не бомбардировщик, а торпедоносец. Его создавали для действий над акваторией морей и океанов, что определило требования к конструкторам. В ряде случаев, например при атаке американских авианосцев «Лексингтон» и «Йорктаун» во время боев в Коралловом море в мае 1942 г., японские летчики умело преодолевали мощную ПВО союзников, так что нельзя считать этот самолет пригодным лишь для нападения на беззащитные цели. [268]

* * *

«Группы из десятков Ju-87 наносили внезапные удары по «спящим» аэродромам и этим ударом очищали себе небо… »Иванов» создавался позже Ju-87. Поэтому характеристики «Иванова» были выше, и конструктивно два самолета сильно отличалисъ. Но по духу и замыслу, по способам применения и по отводимой им роли Ju-87 и «Иванов» – близнецы. А самолету «Накадзима» B5-N «Иванов» – родной брат не только по замыслу и по духу, но и по основным характеристикам».

«Группы из десятков Ju-87», атакующие советские приграничные аэродромы, являлись не более чем распространенным штампом. По отчетам германских «воздушных флотов вторжения», эти типы машин не участвовали во внезапной атаке районов базирования нашей авиации 22 июня 1941 г. К тому же «Юнкерсы-87» нельзя считать близнецами «по духу, замыслу, способам применения и отводимой им роли» с нашими Су-2, поскольку последние не были предназначены для ударов с пикирования, а Ju-87 абсолютное большинство атак выполняли, стремительно снижаясь над целью. Следовательно, при конструировании машин закладывались совершенно разные запасы прочности.

В тактико-технических требованиях к советским «Ивановым» и японским торпедоносцам для флота практически нет общих пунктов. Если от наших конструкторов требовалось достигнуть скорости 420-430 км/ч, практического потолка в 9000-10000 м, нормальной дальности в 2000 км, при бомбовой нагрузке 200-500 кг и вооружении из трех-пяти пулеметов, то перед специалистами фирмы «Накадзима» стояла задача: размах крыла самолета не должен превышать 16 м, а в сложенном [269] положении – 7,5 м для соответствия габаритам авианосных лифтов-самолетоподъемников, вооружение должно состоять из 800-килограммовой авиационной торпеды или аналогичного запаса бомб на внешней подвеске; с этой нагрузкой крейсерская нормальная продолжительность полета задавалась в 4 часа, а в качестве стрелкового вооружения японские моряки посчитали достаточным установить лишь один подвижный пулемет у стрелка. Что же здесь общего?

Подвох в данном случае заключается в том, что из объемной и, что очень важно, малознакомой массовому читателю предметной области выхватываются нужные автору произвольные факты. Реальная степень связи между ними особого значения не имеет, важна лишь минимальная ассоциация (в данном случае – некоторая внешняя схожесть нашей и японской машин). Простор для выводов полный! Не имеет никакого значения то, что сходство чисто внешнее – в реальности самолет корабельного базирования практически всегда отличается по многим важным характеристикам.

Совершенно игнорируется, что удар по Перл-Харбору задумывался в 1940 году, реально подготавливался с января 1941, а японские бомбардировщики создавались за несколько лет до этого. Наконец, логические выводы не проверяются на других фактах из истории авиации.

Если бы это было сделано, то в разряд агрессоров попали бы (по теории Резуна) Великобритания с самолетами: «Бэттл» и «Файрфлай», Швеция с ASJA Б-5, Польша с ПЗЛ-46, США с «Хеллдивером» и даже нейтральная Швейцария с С-3603. Добавим сюда Канаду, Аргентину, Перу, Иран и Нидерланды (они покупали Б-5 у шведов). [270]

Все эти боевые машины были созданы в период 1935-1941 гг. У каждой из них один мотор, 2 (реже 3) члена экипажа, взлетный вес от 3 до 6 тонн, скорость от 300 до 500 км в час. Все несут примерно одинаковое вооружение – несколько пулеметов и 500-1000 кг бомб. Даже размер серии близок – несколько сот самолетов (исключение у американцев и англичан – они выпустили по несколько тысяч).

Выводы о корректности рассуждений автора «Ледокола» и «Дня-М» каждый может сделать сам. Суть же вопроса совершенно ясна: какой бы вид боевых действий вы не планировали – наступление, оборону, встречный бой или паническое бегство – легкий бомбардировщик (штурмовик), действующий на малой высоте над передним краем по заказам пехоты, вам необходим. Этот простой тезис воплотился во все вышеперечисленные самолеты, а также наш Су-2 и немецкий Ю-87. Сходная конструкция самолетов палубной авиации определялась в основном не близостью решаемых задач, а ограничениями, накладываемыми особенностями авианосного базирования.

* * *

Резун:

«Много было у Сталина псевдонимов. Одни отсеклись, забылись и стерлись, другие остались. Псевдоним «Иванов» оставался до самого конца и использовался в ситуациях экстраординарных. Все это я рассказываю вот к чему: однажды, в 1936 г., Сталин собрал авиационных конструкторов у себя на ближней даче, угостил со всем кавказским гостеприимством, а потом поставил задачу: построить самолет (конечно, лучший в мире) под названием «Иванов». [271]

Приведенные выше фразы построены на домыслах. Псевдонимом «Иванов» Сталин пользовался наряду с другими. Согласно документам Ставки ВГК, условной фамилией «Иванов» он подписывал документы примерно год: с мая 1943 по май 1944 г. О сборе авиаконструкторов на ближней даче история умалчивает. Более того, сам конкурс на создание самолета «Иванов» в том виде, как он первоначально задумывался, не состоялся.

Еще одна цитата:

«Итак, каким же рисовался Сталину идеальный боевой самолет, на разработку которого он отвлекает своих лучших конструкторов, как создателей бомбардировщиков, так и создателей истребителей? Сам Сталин объяснил свое требование в трех словах – самолет чистого неба. Если это не до конца ясно, я поясню в двух словах – крылатый шакал».

Здесь за эмоциями Резун пытается скрыть непонимание того, как вырабатывались задания на проектирование самолетов. Никогда Сталин не высказывал требований к конструкторам: «Создать самолет чистого неба». Во всяком случае найти подобные документы не удалось. Да и что это означает, понять трудно, а эпитет «крылатый шакал» мало проясняет суть дела. Для формулирования задания на разработку боевых машин существовали компетентные структуры в составе ВВС, которые, являясь заказчиками, и составляли тактико-технические требования к будущему самолету.

«В ходе работ над проектом «Иванов» чья-то невидимая, но властная рука направляла тех, кто уклонялся от генерального курса. На первый взгляд вмешательство на высшем уровне в работу конструкторов – это просто прихоть капризного барина. Например, некоторые изобретатели хотели [272] ставить на опытные образцы по две огневые точки: одна – для защиты задней верхней полусферы, другая – для защиты задней нижней полусферы. Таких конструкторов поправили – обойдемся одной точкой, заднюю нижнюю полусферу защищать незачем. Некоторые предполагали прикрыть экипаж и важнейшие узлы броневыми плитами со всех сторон. Их тоже поправили: прикрывать надо только снизу и с бортов. Павел Сухой свой «Иванов» в первом варианте сделал цельнометаллическим. «Попроще, – сказал чей-то грозный голос. – Попроще! Крылья пусть остаются металлическими, а корпус можно сделать и фанерным. Упадет скорость? Ничего. Пусть падает».

Приходится снова не соглашаться с «аквариумистом»: «большая политика» далеко не всегда определяет те или иные технические решения. Все три варианта «Иванова», создававшиеся как «Сталинское задание», или СЗ-1, СЗ-2 и СЗ-3, имели две подвижные оборонительные установки для защиты задней полусферы – нижнюю и верхнюю.

В ходе испытаний последней машины выяснилось, что штурману трудно покидать самолет с парашютом в экстренных случаях, поэтому нижнюю установку МВ-2 сняли, оставив широкий люк в полу фюзеляжа. В таком виде самолет и запустили в серийное производство. Надо отметить, что замена металлического фюзеляжа на фанерный была вынужденной мерой.

Наша страна испытывала нехватку алюминия, поэтому смешанную конструкцию имел не только Су-2, а большинство тогдашних советских боевых самолетов. Кстати, деревянный фюзеляж увеличил вес серийных ББ-1, но никак не сказался на скоростных характеристиках. [273]

* * *

Резун:

«Некоторые конструкторы предлагали экипаж из трех человек: летчика, штурмана и стрелка. Опять одернули: хватит двоих – самолеты противника мы внезапным ударом уничтожим на земле, поэтому стрелку в воздухе все равно делать будет нечего. И штурману работы немного. Потому что мы будем действовать плотными группами, как разъяренные осы: смотри на ведущего, следуй за ним, действуй, как он. Так что работу штурмана и стрелка можно совместить; за счет этого добавить бомбовую нагрузку. Все оборонительные возможности снижаются, все наступательные повышаются».

Однако проекты советских многоцелевых одномоторных самолетов с самого начала предусматривали экипаж из двух человек. Столько же авиаторов располагалось в кабинах построенных ранее Р-5, P-Z и Р-10 – именно их были призваны заменить самолеты «Иванов». Во всех машинах за летчиком располагался штурман-стрелок, иначе называемый летчиком-наблюдателем (летнабом). Ни бомбовое, ни стрелковое вооружение в ходе эволюции ББ-1 (Су-2) добавлено не было. Так что если оборонительные возможности самолета снизились за счет снятия брони и нижней люковой установки на довоенных серийных образцах, то наступательные не возросли.

* * *

«В максимальной степени сталинские требования выполнил авиаконструктор Павел Осипович Сухой. Он стал победителем конкурса. В августе 1938 г. «Иванов» Сухого под маркой ББ-1 (ближний бомбардировщик первый) пустили в серию сразу на двух заводах. Затем его начали производить на третьем: строился гигантский четвертый завод, а кроме того, заводы, производившие другие типы самолетов, были готовы по приказу переключиться на производство «Иванова». В сентябре 1939 г. группа Сухого в знак поощрения была выделена в самостоятельное конструкторское бюро. В 1940 г., после введения новой системы индексаций, «Иванов» в честь своего создателя получил название Су-2. Это был первый серийный самолет одного из величайших авиационных конструкторов XX века. До 22 июня самолетами Су-2 были полностью укомплектованы 13 авиационных полков, в каждом по 64 самолета».

Казалось бы, здесь приводятся общеизвестные факты из биографии главного конструктора и его КБ. Но решение Комитета обороны о запуске в серию ближнего бомбардировщика П. О. Сухого под обозначением ББ-1 было принято в конце марта 1939 г., в августе того же года Сухого назначили главным конструктором, а в мае 1940 г. предоставили опытную базу в подмосковных Подлипках.

К июню 1941 г. наша авиапромышленность сдала военпредам только 413 Су-2 (из расчетов Резуна выходит примерно вдвое больше), а к началу войны полностью был оснащен этими самолетами только один 135-й бап и еще семь авиаполков получили по несколько «сушек».

«Сталинский замысел: создать самолет, который можно выпускать в количествах, превосходящих все боевые самолеты всех типов во всех странах мира вместе взятых. Основная серия «Иванова» планировалась в количестве 100-150 тысяч самолетов. Вот мы и подошли к главному. Сталин планирует выпустить самолет самой большой в истории человечества серией. Это не [275] самолет для оборонительной войны. Это самолет-агрессор».

Еще «убедительнее» выглядел бы этот абзац, если бы ближних бомбардировщиков (которые являются «агрессорами» по определению в отличие, скажем, от гражданских самолетов) Сталин задумал построить, скажем, миллион. Но в архивах нет ничего даже отдаленно похожего на приводимые Суворовым цифры.

7 декабря 1940 г., когда ББ-1 удалось в целом освоить в производстве, вышло совместное Постановление Совета Народных Комиссаров и ЦК ВКП(б) «О программе выпуска самолетов, авиамоторов и авиационных винтов на 1941 г.». Согласно этому чрезвычайно важному документу за весь 1941 год планировалось выпустить тремя заводами всего 1150 ближних бомбардировщиков Сухого. Уже в ходе войны планы несколько раз корректировали, но «гигантский четвертый авиазавод» (какой ?!) подключать к программе Су-2 никогда не собирались.

Резун неоднократно пишет: не важно, что в действительности получилось, а важно, что замышлялось, то есть не важно, что говорили или подписывали советские руководители, а важно, о чем они думали. Но, к сожалению, мы (в отличие от Резуна) не обладаем способностью читать мысли давно покойных советских лидеров. Да и вообще подобное занятие относится скорее к мистике (или к шарлатанству), а не к истории.

«Возникает вопрос об истребителях прикрытия. Бомбардировщик в бою, особенно ближний бомбардировщик, действующий над полем боя и в ближайшем тылу противника, должен прикрываться истребителями. Если бы вместе с Су-2 было заказано соответствующее количество истребителей [276] прикрытия, то Су-2 можно было бы использовать в любых ситуациях, например, для нанесения контрударов по агрессору, напавшему на Советский Союз. Но истребители в таких количествах не были заказаны, поэтому была только одна возможность использовать Су-2 в войне – напасть первыми на противника и нейтрализовать его авиацию. Другого применения беззащитным Су-2 нет. Вот почему решение о выпуске минимум СТА ТЫСЯЧ легких бомбардировщиков Су-2 было равносильно решению НАЧАТЬ ВОЙНУ ВНЕЗАПНЫМ УДАРОМ ПО АЭРОДРОМАМ ПРОТИВНИКА»

– пишет Резун.

На самом деле в «Программе выпуска самолетов…» говорилось, что план выпуска истребителей новых типов на 1941 г. составляет 8510 машин, в то время как бомбардировщиков всех типов – 6070 штук.

С началом боевых действий цифры корректировались в пользу истребителей. То, что в начальный период войны нечем было прикрыть ударные самолеты, объяснялось внезапным нападением противника в первую очередь на аэродромы, где базировалась истребительная авиация, и плохой организацией боевых вылетов со стороны командного состава.

Вопрос, почему Су-2 можно было использовать только для внезапного нападения на аэродромы противника, а аналогичные по летным данным и назначению польские PZL 23, английские «Бэттлы», японские Ki-32 или, скажем, итальянские Ва-65 оказались вполне пригодны для выполнения самых разнообразных задач, остался открытым.

«Су-2, как и «Ивановы» других конструкторов, был многоцелевым: легкий бомбардировщик, тактический разведчик, штурмовик. Конструкция была [277] предельно простой и рациональной. Су-2 годился к массовому производству больше, чем любой другой самолет в мире… Управление Су-2 было двойным – и для летчика, и для сидящего за ним штурмана-стрелка. Поэтому не надо было выпускать учебный вариант самолета: каждый боевой Су-2 был доступен летчику любой квалификации: гражданскому пилоту и девчонке из аэроклуба. От летчиков не требовалось ни владения высшим пилотажем, ни умения летать ночью, ни умения хорошо ориентироваться на местности и в пространстве. Им предстояла легкая работа: вылететь на рассвете, пристроиться к мощной группе, лететь по прямой и заходить на цель».

Отчеты заводов и строевых частей показывают, что Су-2 не был ни простым в производстве, ни слишком легким в освоении. Так, себестоимость одной построенной в Харькове машины после того, как удалось отладить технологический процесс, составляла 430 тыс. рублей, то есть Су-2 стоил в 1,6 раза дороже, чем цельно-металлический двухмоторный СБ!

Что касается «владения высшим пилотажем», то для экипажа бомбардировщика это звучит довольно глупо. Не рассчитан самолет для этого и не предназначен. А что Су-2 был относительно прост в управлении, то к этому, как известно, стремится любой авиаконструктор. Тем не менее ряд операций, например заход на посадку, было необходимо тщательно отрабатывать с летным составом, чтобы избежать происшествий. То, что большинство экипажей все-таки успели хорошо обучить пилотированию Су-2, во многом определило сравнительно низкий уровень потерь среди этих машин и их долгую фронтовую жизнь. [278]

* * *

Резун:

«Осенью 1940 г. в Бессарабии под Котовском формировался наш 211-й ближнебомбардировочный авиационный полк, вооруженный самолетами Су-2… Самолет производил сильное впечатление. Бомбардировщик, а вид, как у истребителя – небольшой, компактный, красивый» (здесь Резун приводит отрывок из воспоминаний маршала авиации И. И. Пстыго, опубликованных в книге Л. М. Кузьминой: «Генеральный конструктор Павел Сухой»). В этом отрывке следует обратить внимание на время и место формирования полка: это рядом с Румынией, это против Румынии. Это наш «крылатый шакал» готовится вцепиться в горло тому, кто слабее».

В первые месяцы войны ВВС Красной Армии действительно осуществили немало рейдов против стратегических объектов на территории Румынии. К ним привлекали бомбардировщики СБ, ДБ-ЗФ, Пе-2 и даже входившие в состав «звена Вахмистрова» истребители И-16 с бомбами, подвешенные под крылом ТБ-3. Однако бомбардировщики Су-2, в том числе из 211-го бап, в этих налетах не участвовали. Видимо, основная причина состояла в том, что экипажи части не успели в достаточной степени освоить «сушку», ведь программа изучения машины в полку была рассчитана до сентября 1941 г.

«В 1941 г. Красная Армия применила грозное и совершенно необычное оружие: наземные подвижные реактивные установки залпового огня БМ-8 и БМ-13, которые вошли в историю как «Сталинские органы», или «катюши». Они стреляли снарядами М~8 (калибр 82-мм) или М-13 (калибр 132-мм). Залп нескольких установок – это лавина огня [279] со скрежетом, ревом и грохотом. Многие германские солдаты, офицеры и генералы свидетельствуют, что это было жуткое оружие. Реактивные снаряды М-8 и М-13 применялись также и на многих типах советских самолетов, в основном на Ил-2 и Ил-10. Но мало кто помнит, что реактивные снаряды первоначально разрабатывались для самолетов «Иванов», группы которых должны были стать «летающими батареями». Реактивные снаряды были грозным оружием, особенно если его применяли внезапно сразу десятки самолетов с предельно малой высоты».

Как известно, реактивное оружие на наших самолетах впервые применили в ходе боев над рекой Халхин-Гол в августе 1939 г. Тогда ряд истребителей оснастили снарядами РС-82, а некоторые СБ приспособили для установки под крыльями более мощных PC-132. После успешных испытаний планировалось вооружить этим оружием определенную часть наших самолетов, но реально перед войной реактивные снаряды устанавливали только на И-15 бис, И-153 и И-16, которые предназначались для использования в роли штурмовиков. Затем основным «потребителем» ракет стали Ил-2.

В число типов самолетов, на которые устанавливали (или планировали установить) «эрэсы», Су-2 не входил до осени 1941 г., не говоря уже о том, что для них не разрабатывалось специально никакого оружия, не считая кассет для мелких бомб. Даже после успешных испытаний лишь единичные экземпляры этого самолета получили реактивное оружие, хотя для него заводы выпускали подвески.

«Идея крылатого Чингисхана не умирала. Советские конструкторы никак не хотели от нее отказаться. В 1943 г. конструктор Дмитрий Томашевич [280] выдал давно начатый, но из-за германского нападения и эвакуации поздно завершенный штурмовик «Пегас»… Простота и дешевизна – на самом последнем пределе. Самолет могла строить любая мебельная фабрика. Причем потоком. При этом «Пегас» нес две 23-мм автоматические пушки, крупнокалиберный пулемет и бомбу в 500 кг. Летчик был прикрыт броней, защищавшей его от пуль крупнокалиберных пулеметов и даже от 20-мм снарядов. Броней были прикрыты бензобаки и другие жизненно важные узлы. Бензобаки в случае необходимости сбрасывались. Огневая мощь и надежная защита от огня с земли делали этот поистине самый дешевый и простой из всех самолетов грозным противником».

Самолет Сухого, по крайней мере в том виде, как он был запущен в серию, являлся ближним бомбардировщиком. Этим определялись бронирование, наступательное и оборонительное вооружение, решение вопросов живучести и др. Обстоятельства вынудили применять Су-2 в первом периоде войны для штурмовки немецких войск, но сравнивать Су-2 со «специальными» штурмовиками, такими, как Ил-2, Су-6 или «Пегас», в принципе неправомерно.

Кстати, с 1934 по 1939 год (время разработки Су-2) удельный вес легкобомбардировочной, штурмовой и разведывательной авиации в советских ВВС снизился с 50 до 26 %, что прямо противоречит тезисам Суворова. Пресловутых Су-2 выпустили немногим более 800. Невнимание к армейской авиации было ошибкой – в первые же дни войны таких самолетов потребовалось очень много. Выпуск Ил-2, явившегося блистательным развитием упомянутого тезиса и заменившего над полем боя Су-2, стал приоритетнейшей! задачей авиационной промышленности с начала до конца войны. Широко [281] известна телеграмма Сталина осени 1941 г.: «Самолеты Ил-2 нужны нашей Красной Армии как воздух, как хлеб…» За войну их выпустили больше, чем любых других боевых машин.

Подводя итог, надо сделать вывод, что реальные факты из истории Су-2 никак не соответствуют той легенде, которую придумал об этом самолете Резун и его британские друзья. Ближний бомбардировщик Сухого был вполне типичным продуктом своей эпохи, воплощением принятых тогда во всем мире концепций боевого применения авиации.

Среди самолетов подобного класса можно вспомнить, помимо уже названных, немецкий «Хейнкель» Не-170, японские Ki-15, Ki-30 и Ki-51 или американские «Валти» V-11 и Кертисс «Шрайк». Даже у шведов в начале 40-х годов состояла на вооружении аналогичная машина – одномоторный двухместный легкий бомбардировщик-моноплан SAAB 17. Может быть, нейтральная Швеция, следуя логике «аквариумиста», которая ни с кем не воевала вот уже полторы сотни лет, тоже в глубокой тайне готовила внезапную массированную агрессию против соседей? [282]

Заключение.

Помнит Вена, помнят Альпы и Дунай…

«Drang nach Osten» («Натиск на Восток») – возникшая еще в раннем средневековье западная (германская) концепция колонизации восточных земель.
(Энциклопедия третьего рейха )

Пчелы летят на мед. Стада ищут траву погуще. А люди… Люди ведут себя по-разному. Есть те, кто трудится и создает своим трудом благополучие, а есть те, кто хочет всего, сразу и на халяву.

Если взглянуть в глубь веков, то можно увидеть это на примере Древней Греции и Древнего Рима, Древней Персии и Карфагена. Эти государства существовали за счет грабежа завоеванных народов, за счет превращения их в рабов. В это же время на восточноевропейских равнинах существовали княжества, где люди просто жили и трудились, не пытаясь завоевать соседей и превратить их в рабов. Если мы посмотрим на времена более близкие, то опять обнаружим: бесчисленных Карлов 12-х, Сигизмундов и Стефонов Баториев, целый легион римских пап, шайки «цивилизованных» шведов, всеевропейские орды 1-го и 3-го (осаждавшего Севастополь) Наполеонов, дивизии кайзера и фюрера.

Все они прикрывали свои грабительские намерения рассуждениями о «цивилизованности», «истинности [290] веры» и т. п. Такое постоянство натиска Запада на Восток заставляет задуматься – в чем же тут дело? Что толкало этих «цивилизованных», «демократичных», богатых западных европейцев грабить и убивать якобы нищих варваров? Многие – утверждают, что причина в том, что славянский мир и Западная Европа принадлежат к разным цивилизациям.

Один из крупнейших представителей западной историософии – Арнольд Тойнби писал в 1947 году:

«На Западе бытует понятие, что Россия – агрессор… в XVIII веке при разделе Польши Россия поглотила львиную долю территории; в XIX веке она угнетатель Польши и Финляндии… Сторонний наблюдатель, если бы таковой существовал, сказал бы, что победы русских над шведами и поляками в XVIII веке – это лишь контрнаступление… в XIV веке лучшая часть исконной российской территории – почти вся Белоруссия и Украина – была оторвана от русского православного христианства и присоединена к западному христианству… Польские завоевания исконной русской территории… были возвращены России лишь в последней фазе мировой войны 1939-1945 годов. В XVII веке польские захватчики проникли в самое, сердце России, вплоть до самой Москвы и были отброшены лишь ценой колоссальных усилий со стороны русских, а шведы отрезали Россию от Балтики, аннексировав все восточное побережье до северных пределов польских владений. В 1812 году Наполеон повторил польский успех XVII века… Германцы, вторгшиеся в ее пределы в 1915-1918 годах, захватили Украину и достигли Кавказа. После краха немцев наступила очередь британцев, французов, американцев и японцев, которые в 1918 [291] году вторгались в Россию с четырех сторон. И, наконец, в 1941 году немцы вновь начали наступление, более грозное и жестокое, чем когда-либо. Верно, что и русские армии воевали на западных землях, однако они всегда приходили как союзники одной из западных стран в их бесконечных семейных ссорах. Хроники вековой борьбы между двумя ветвями христианства, пожалуй, действительно отражают, что русские оказывались жертвами агрессии, а люди Запада – агрессорами… Русские навлекли на себя враждебное отношение Запада из-за своей упрямой приверженности чуждой цивилизации».

* * *

Наш народ нашел в себе силы для того, чтобы коллективно признать действительно имевшие место темные пятна в своей истории. Но заокеанским заклятым «друзьям» и их европейским союзникам, как старым, так и новым, этого оказалось мало.

Осуществляемая ими попытка фальсификации истории, цель которой – возложение ответственности за развязывание второй мировой войны на русский народ, является попыткой скрыть очень неприятную для Европы и ее репутации правду. Правду о том, что гитлеризм был лишь крайне тяжелой формой болезни, болезни, которой с 1918 по 1945 год была больна вся Европа. И название этой болезни – фашизм!

Но в совершенных фашизмом преступлениях насильно «раскаялась» лишь побежденная Германия. Остальные же, как западно-, так и восточно-европейские страны, не только не нашли в себе на это сил, но и ухитрились обвинить в них тех, благодаря кому эпидемия фашизма, захлестнувшая не [292] только Европу, но и весь мир, была подавлена, – русский народ.

А ведь в Европе, между двумя мировыми войнами, модель тоталитарного режима фашистского или полуфашистского типа была в большой моде.

* * *

Первым фашистским лидером и одновременно главой первого в мире фашистского государства Италия стал 28 октября 1922 года Бенито Муссолини. Буквально сразу же, после прихода к власти, дуче начал секретное перевооружение Германии, Болгарии и ряда стран, которые возникли на месте бывшей Австро-Венгерской империи. Режим Муссолини также начал снабжение оружием адмирала Хорти в Венгрии и ряда крайне правых профашистских организаций Австрии.

Не ограничиваясь экспортом оружия и идеологии, итальянские фашисты начали проводить и местный инструктаж. В частности, начиная с 1926 года непосредственно в Италии стали проходить подготовку венгерские солдаты.

Сразу же после прихода к власти в Италии фашистов начались секретные переговоры между Ватиканом и их правительством, завершившиеся заключением в 1929 году Латеранских договоров, а римский первосвященник Пий XI заявил, что Муссолини – это «человек, посланный нам самим Провидением!»

В это же время будущий польский фюрер, маршал Пилсудский, напав на лежащую в руинах, из-за гражданской войны и интервенции, Россию, удачно отхватил у нее часть территорий. Согласно подписанному в 1921 году Рижскому договору» [293] новая граница прошла почти под самым Минском, а белорусским и малороссийским крестьянам вновь пришлось оценить все «прелести» «европеизации», принесенной «панами» из почти «цивилизованной» Польши на кончиках сделанных в Англии и Франции штыков и сабель.

Однако Польша не ограничилась ни подарками Версальского договора (1918 г.), ни захватами на Востоке. Поэтому режим пана Пилсудского, организовав беспорядки в Верхней Силезии, оккупировал и ее (вместе с Катовице). Следует отметить, что на этих территориях проживало большее количество немецкого населения. Но и это было еще не все. Кроме всего вышеперечисленного, Польша захватила у Австрии Галицию. Все эти «подвиги» было нетрудно совершить, так как Россия и Германия были поставлены на колени и побеждены собственными революциями, а Австро-Венгрия с благословения Англии расчленена победителями. [293]

В 1923 году в результате государственного переворота был установлен фашистский режим правительства Цанкова в Болгарии.

В том же году в Испании генералом Прима де Риверо был совершен военный переворот. В результате его был разгромлен парламент, отменены социально-политические свободы и конституционные гарантии, распущены политические партии, а власть перешла в руки военной хунты. В Италии фашистами была распущена палата депутатов, начались массовые аресты коммунистов.

5-16 октября 1925 года в швейцарском городе Локарно состоялась представительная конференция с участием Великобритании, Франции, Германии, Италии, Бельгии, Польши и Чехословакии. Достигнутые на ней соглашения открыли путь для вступления Германии в Лигу Наций в 1926 г. с предоставлением ей постоянного места в совете организации наряду с Англией, Францией, Японией и Италией. Это обеспечивало формальное равноправие побежденной страны с державами-победителями, позволяя ей добиваться отмены военных статей Версальского мирного договора и легализации своих вооружений.

Ушедший было с политической арены маршал Пилсудский вновь вернулся в 1926 году и в результате военно-фашистского переворота окончательно превратился в диктатора Польши, в которой на 10 лет раньше, чем в Германии для белорусов и украинцев, то есть для «быдла», по терминологии ясновельможных панов, был организован концлагерь в Картуз-Березе.

В соседней с Польшей Литве, также в результате переворота, установилась фашистская диктагура [295] А.Сметоны. В 1927 году был распущен литовский Сейм, в 1926 году запрещена деятельность профсоюзов и в 1936 году партий.

В 1926 году итальянское правительство получило законодательные полномочия. В результате этого вся законодательная власть сконцентрировалась в руках Муссолини. Был создан фашистский трибунал Италии, приняты законы: «О защите государственных направлений на борьбу с политическими противниками фашизма» (15.11.1926 г.) и «О степени и полномочиях «Великого совета фашизма» (1928 г.). А 9 декабря 1926 года фашистская партия Италии была законодательно превращена в ведущую часть государственного аппарата.

1931 год стал годом создания Корнелиу Кодряну Фашистской Железной гвардии в Румынии.

В том же 1931 году Япония развязала в Маньчжурии войну, получившую название «инцидента». На оккупированной японцами территории было создано марионеточное государство Маньчжоу-Го с фашистским режимом. Далее японские войска вступили на территорию непосредственно Китая. Первоначально вновь возникшая война получила название «северокитайского инцидента», а позже, когда перекинулась на территорию всего Китая, – «китайского инцидента».

Лига Наций (в которую Советский Союз вошел лишь в 1934 году) формально объяснила это тем, что Япония присоединилась к действовавшему тогда антивоенному пакту Бриана-Келлога, запрещавшему агрессивные войны. Но было очевидно, что как для самих японцев, так и для дирижеров Лиги Наций все эти словесные игры лишь прикрытие. Японцы прикрывали свои агрессивные намерения, [296] а европейцы – нежелание принятия конкретных мер противодействия агрессору.

Все перечисленные факты свидетельствуют о том, что уже к началу 30-х годов двадцатого века вся Европа была серьезно заражена и больна шовинизмом и тоталитаризмом, скатывавшимися к фашизму. Болезнь начала прогрессировать с появлением на мировой авансцене монстра – национал-социалистической гитлеровской Германии, выращенного транснациональной финансовой олигархией.

* * *

1933 год. В Германии к власти приходит Гитлер. В США президентом становится Рузвельт, и они наконец-то признают СССР и устанавливают с ним дипломатические отношения. С краха Уолл-стрита за океаном начинается «Великая депрессия», когда каждый четвертый трудоспособный американец стал безработным, многие семьи не имели денег на еду, обанкротилось свыше 5 тысяч банков и катастрофически выросло количество самоубийств.

Именно крах Уолл-стрита в совокупности с такими внешними событиями, как план Юнга по урегулированию выплат по германским репарациям и «совершенно беспочвенное решение Брюнинга по проведению выборов летом 1930 г. – вывели нацистов на политическую арену». В то же время, по словам английского профессора Я. Кершоу: «За 5 лет до того нацистская партия в германской политике была всего лишь незначительным раздражителем, не более. Выборы 1928 года принесли им всего лишь 2,6% голосов и 12 мест в рейхстаге». [297]

Немецкий фюрер перехватил «эстафету первенства» из рук итальянского дуче буквально с первых дней прихода к власти. Причем Гитлер пришел к власти не «наезженным» путем переворота, а вполне легитимно, в то время как остальная Европа с безразличием взирала на события в Германии 1933 года:

30 января: рейхспрезидент П. Гинденбург назначил А. Гитлера рейхсканцлером так называемого национального правительства, состоявшего из национал-социалистов и представителей партии немецких националистов («Дойчнационалле»);

4 февраля: принят чрезвычайный президентский декрет «В защиту германского народа», согласно которому полиции было предоставлено право запрета любых собраний и демонстраций;

28 февраля: издан чрезвычайный Декрет «О защите народа и государства», отменивший ряд основных свобод германских граждан;

24 марта: имперскому правительству предоставлено право издания законов без санкции Рейхстага;

7 апреля: из государственного аппарата изгоняются коммунисты;

26 апреля: начала свою деятельность тайная государственная полиция (гестапо);

14 июня: издается закон, запрещающий деятельность любых политических партий, кроме гитлеровской;

14 октября: Германия выходит из Лиги Наций;

1 декабря: принят закон «О единстве партии и государства», установивший привилегированное положение членов фашистской партии и признавший ее в качестве «носительницы публичного права». [298]

Первым договором, заключенным 20.07.1933 г. правительством Гитлера, был конкордат с Ватиканом. (На его основании в закромах Ватикана позже будут спрятаны сокровища, награбленные нацистами в Европе). Пий XI заявил в 1933 году вице-канцлеру гитлеровского правительства фон Папену, прибывшему в Ватикан для переговоров о заключении конкордата, что он, папа, «очень рад тому, что германское правительство имеет в настоящее время во главе человека, бескомпромиссно враждебного коммунизму и русскому нигилизму во всех его формах».

Один из крупных ватиканских клерикалов кардинал Фаульхабер сразу же после подписания конкордата обратился к Гитлеру со следующими словами:

«Германия протянула руку папству, величайшей нравственной силе мировой истории, и это поистине великий и благой жест, поднимающий на новую ступень авторитет Германии на Западе, на Востоке и во всем мире».

В связи с подписанием конкордата с гитлеровским правительством римский корреспондент парижской газеты «Тан» писал:

«Папа видит в гитлеризме единственную политическую силу, способную обеспечить решительную антибольшевистскую акцию…. С этой целью папа готов поощрять самые ужасные преступные авантюры. Для того, чтобы подчинить себе русскую церковь, папа, само собой разумеется, готов благословить любое кровавое избиение и отдать германских католиков на растерзание национал-социалистам. Ни одного протеста против преследований, которым подвергаются его «возлюбленные сыны» в Германии, не слетело с уст папы. Гитлер может безнаказанно закрывать журналы, арестовывать депутатов, [299] убивать католических деятелей без риска заполучить упрек со стороны Ватикана. Это является неслыханным падением, неслыханным актом трусости со стороны универсальной духовной евангельской власти»{17}.

Понимая, какую угрозу миру несет «коричневая чума», Советский Союз еще в 1933 году выступил с инициативой создания системы коллективной безопасности в Европе. Но голос рассудка услышан не был.

Летом 1933 года Англия и Франция подписали с нацистской Германией и фашистской Италией т. н. «Пакт Четырех». Гитлеру дали понять, что в лице «цивилизованного Запада» он имеет союзника, готового «с сочувствием» отнестись к его требованиям о вооружении Германии и ее территориальных претензиях в Центральной и Восточной Европе.

Уже тогда стали воплощаться на практике слова Гитлера, написанные почти десятилетие назад:

«Мы начинаем там, где остановились шесть столетий назад. Мы покончим с вечным германским устремлением на юг и запад Европы и устремляем свой взгляд в сторону земель на востоке…. Но когда мы говорим сегодня о новых землях в Европе, мы можем иметь в виду прежде всего Россию и подчиненные ей пограничные государства».

Апофеозом становления фашистской Германии стало заключение 26 января 1934 года германо-польского договора «О дружбе и ненападении». Этот договор между двумя фашистскими режимами [300] Пилсудского и Гитлера на пять лет опередил пресловутый пакт Молотова-Риббентропа! И заключила его с гитлеровской Германией именно Польша, на каждом углу выставляющая себя «жертвой русско-немецкого сговора».

* * *

С окончательным становлением в Германии гитлеровского режима события в Европе начинают все сильнее увеличивать темп.

После принятия германским Имперским Советом обороны решения об «экономических приготовлениях к войне» (7.02.1934 г.) и устранения во время т. н. «Ночи длинных ножей» (30.06.-2.07.1934 г.) руководства штурмовых отрядов (СА) как фактора силы {18} Гитлер объединил посты рейхс-канцлера и рейхспрезидента и стал единовластным правителем Германии.

В Австрии канцлер Дольфус провозгласил установление однопартийного режима «фашистской модели»(!) и уничтожил оппозицию в Вене. Дольфус ориентировался на фашистскую Италию, а не на Германию, поэтому был убит 25 июля 1934 г. «правильно (прогермански) ориентированными» австрийскими нацистами.

12 марта 1934 года в Эстонии в результате государственного переворота к власти пришло фашистское правительство. [300]

В Латвии, 15 мая того же года, опять же в результате переворота, власть захватили фашисты во главе с Карлисом Ульманисом. Карликовым прибалтийским «державам» тоже очень хотелось стать частью «нордической расы».

19 мая устанавливается военно-фашистская диктатура в Болгарии. С 1935 года роль диктатора взял на себя болгарский царь Борис.

Не осталась в стороне от «общеевропейского дела» и Италия. Кроме принятия закона «О военизации итальянской нации», Бенито Муссолини в декабре 1934 года созвал в Монтеро интернациональный конгресс фашистских партий. В нем приняли участие 16 (шестнадцать) европейских стран!

Но не только юг Европы «баловался» фашизмом. В спокойной и тихой Бельгии движение сторонников фашизации страны ширилось, как река в половодье. Почти 20 % депутатов бельгийского [302] парламента почему-то питали необъяснимую животную злобу к нашей стране, на покорение которой они отправят бельгийскую дивизию СС и несколько тысяч добровольцев.

Туманная Британия также не сумела остаться в стороне. То ли смесь тумана с чадом каминов, то ли еще что-то заставили стать сторонниками прогерманской фашистской партии Мосли почти 10% англичан. Английские летчики-добровольцы будут воевать против СССР на стороне фашистской Финляндии.

«Нейтралы» шведы, хотя и не имели организационно оформленного фашистского движения, также делали все, чтобы насолить русским. Их добровольцы, летчики, артиллеристы, пехотинцы участвовали в войне финнов против Советского Союза. Позднее они придут на нашу землю вместе с гитлеровцами. А еще нужно помнить о том, что КАЖДЫЙ ВТОРОЙ подшипник, вращавшийся в танках и самолетах, автомашинах и кораблях, паровых турбинах и двигателях третьего рейха был изготовлен в Швеции концерном СКФ, и эти же нейтралы поставляли гитлеровцам присадки для брони, инструмент и многое другое.

* * *

В марте 1936 года Германия денонсирует Локарнский договор 1925 года, а Гитлер направляет войска для занятия ремилитаризованной Рейнской зоны. Со стороны стран Запада эти действия не встретили абсолютно никакого реального сопротивления.

18 июля того же года в Испании начался военно-фашистский мятеж генерала Франко. В конечном счете, он привел к установлению одного [303] самых долговечных фашистских режимов в Европе.

18 сентября 1936 года, выступая перед войсками на параде в Нюрнберге, посвященном съезду нацистской партии, Гитлер заявил на весь мир:

«Мы готовы в любой момент напасть на Советский Союз. Я не потерплю разрушение и хаос у своего порога. Если бы у меня были Уральские горы с их неисчислимыми богатствами сырья, Сибирь с ее безграничными лесами и Украина с ее необозримыми пшеничными полями, Германия и национал-социалистическое руководство утопали бы в изобилии».

25 октября того же года, после захвата Италией Абиссинии (Эфиопии), между Германией и Италией был заключен военно-политический союз, получивший название «ось Берлин-Рим». По этому соглашению было оговорено разграничение сфер влияния и экономического проникновения на Балканах и в придунайских государствах. Оба государства подтвердили признание военно-фашистского правительства Франко в Испании. Германия признала захват Италией Эфиопии.

Этот договор, по сути дела, предусматривал право на вмешательство во внутренние дела других стран и был направлен в первую очередь против СССР. В дальнейшем к нему присоединились: в 1937 году – Италия, в 1939 году – Венгрия и Испания, в 1941 году – Болгария, Финляндия, Румыния, Дания, марионеточные правительства Словакии, Хорватии и оккупированная Японией часть Китая.

Образование оси Берлин-Рим положило начало официальному оформлению блока фашистских государств, а также говорило о том, что они начали [304] уже открытую подготовку ко второй мировой войне.

1937 год. Война уже буквально на пороге Европы. Однако европейским правителям кажется, что французы будут отсиживаться на «линии Мажино», англичане – на своих островах, русские – на «линии Сталина», а Гитлер в это время начнет «гулять» по остальной Европе.

В Советском Союзе один за другим следуют грозные военные парады на Красной площади и военно-воздушные в Тушино. Устраивались они не в последнюю очередь для дипломатического корпуса и иностранных гостей: пусть, да, потенциальные союзники порадуются, а враги устрашатся {19}. [304]

* * *

5 ноября 1937 года, почти за два года до начала второй мировой войны, Гитлер созвал совещание военного руководства Германии (известное как «Хоссбахское совещание»), на котором ясно дал понять, что собирается разрешить проблему «жизненного пространства» для Германии. Были даже названы сроки – «не позднее 1943-45 гг.» Направление, в котором будет она «решена окончательно» – Восток – было четко определено в написанной Гитлером еще в 1925 году книге «Моя [305] борьба», которую готовил к печати, исправляя стилистику, католический «брат»-иезуит {20} Бернард Штемпфер.

Собравшиеся высшие политические и военные руководители Германии уже располагали черновыми набросками всех операций, в том числе и планом нападения на Чехословакию. Гитлер развивал такую идею:

«Для облегчения нашего военно-политического положения первейшей целью, во всяком случае, должны быть такие военные действия, ходе которых одновременно будут ликвидированы Чехия и Австрия… Когда же Чехия будет разгромлена, то будет установлена общая граница между Германией и Венгрией…»

На это главнокомандующий сухопутными силами генерал-полковник фон Фрич заявил, что детальные планы операций против Чехословакии будут готовы в течение зимы 1937/38 года. Действительно, план «Грюн» был готов к 21 декабря 1937 года. Как вспоминал Гальдер, идея состояла в одновременных ударах из Силезии и Австрии (хотя Австрия тогда еще не была захвачена!).

Через несколько недель Гитлер заявил, что Англия и Франция «втихомолку уже списали Чехословакию со счетов». В этом Гитлера уверил посетивший его 19 ноября 1937 года в резиденции [307] фюрера в Оберзальцберге (Баварские Альпы) министр иностранных дел Великобритании лорд Э. Галифакс. Касаясь нацистских притязаний на Австрию, Чехию и Данциг (Гданьск), он выразил согласие британского правительства с победными «изменениями европейского порядка», оговорив желательность проведения их путем «мировой эволюции», а также договорился с Гитлером о выступлении «единым фронтом против большевизма».

Аналогичную позицию заявил и премьер Франции Шотан, принявший у себя на квартире секретного гитлеровского эмиссара фон Папена, прибывшего в Париж инкогнито.

Позже шеф французской разведки («2-го бюро») генерал Гоше в своих мемуарах напишет, что в 1937 г. в его руки попал необычный документ.

Фрагменты карты Европы, размещенные на одном листе, содержали зловещую информацию: в [308] ближайшее десятилетие (1938-1948 гг.) весь континент окажется под властью фашистского рейха! Лишь узкая полоса вдоль побережья Средиземного моря, включавшая часть Испании, юг и юго-восток Франции, побережье Адриатики, за исключением Югославии (выход для Германии к морю) и всю Грецию, предназначалась итальянскому партнеру. Рядом – точное «расписание» запланированных для нацистов актов агрессии. Ежегодно будет поглощаться 2-3 страны:

весной 1938 г. – Австрия, осенью – Чехословакия;

весной 1939 г. – Венгрия, осенью – Польша;

весной 1940 г. – Югославия, осенью – Болгария и Румыния;

весной 1941 г. – северная часть Франции, осенью – Украина, Кубань и Кавказ.

«Это был документ, – отмечал в своих мемуарах генерал Гоше, – аутентичность которого являлась бесспорной». [309]

* * *

В 1938 году в Румынии в результате военного переворота король Кароль II отменил Конституцию 1923 года, сосредоточил в своих руках всю власть и установил фашистскую диктатуру.

* * *

Австрия вошла в состав третьего рейха в марте 1938 года. 12 марта 1938 г. немецкие войска вошли в Австрию.

«В некоторых местах пограничные заграждения были разобраны самими жителями. Это больше напоминало маневры, а не вторжение. Например, 2-я танковая дивизия двигалась, пользуясь туристическим путеводителем и заправляясь на местных бензоколонках. Солдат забрасывали цветами, танки двигались с флагами двух стран и были украшены зелеными ветками. «Население видело, что мы пришли как друзья, – вспоминал генерал Гудериан, – и нас везде принимали с радостью».

Почти во всех городах и селах дома были украшены флагами со свастикой. «Нам пожимали руки, нас целовали, в глазах многих были слезы радости», – так, по свидетельству американского биографа Гитлера Д. Толанда, проходил аншлюс.

Что же касается утверждений о «насильственном присоединении», то весьма странно выглядят и результаты предшествовавшего образованию «Великой Германии» плебисцита. На нем было получено 99,59% голосов австрийцев, одобривших аншлюс. [310] «Это величайший час моей жизни!» – заявил родившийся в Австрии Гитлер.

Во время осуществления Германией аншлюса, Австрии Италия отказалась предоставить помощь австрийскому правительству, невзирая на все существовавшие между ними договоры.

* * *

Польское правительство (так называемая «диктатура полковников», сменившая в 1935 году диктатуру Пилсудского, после смерти последнего) в качестве компенсации за всестороннюю поддержку действий Германии в Австрии рассматривало захват Литвы. С целью создания повода для вторжения польских войск в Литву в ночь на 11 марта 1938 года польскими властями был спровоцирован инцидент на польско-литовской границе.

Оккупацию литовского государства Польшей предотвратило лишь вмешательство советского правительства. В современной Польше очень не любят вспоминать о подобных, «канувших в Лету» исторических «мелочах». Зато там очень популярны рассказы о «дьявольских планах русских коммунистов», а вся предвоенная история сводится к тому, что фашисты и большевики на протяжении всего третьего десятилетия двадцатого века только и мечтали том, как побыстрее захватить «несчастную» Польшу.

При этом «забывается» или полностью отрицается, что и до и после появления самого крупного нацистского «царя зверей» – Германии Польша была небольшим фашистским «шакалом» [311] или (по определению У.Черчилля) «гиеной», всегда готовой урвать кусок чужой территории {21}. Эти же определения можно отнести практически ко всем странам Восточной Европы. И доказательств тому множество.

Еще 20 сентября 1938 года Адольф Гитлер пообещал Польше и Венгрии поддержку в их «территориальных требованиях» к Чехословакии. Это обещание было дано фюрером в ходе осуществленной им в конце того же года кампании по «освобождению» судетских немцев. Эта более серьезная (после аншлюса Австрии) и предопределившая захват Чехословакии проверка гитлеровской политики была всесторонне поддержана странами Запада.

Уже в августе 1938 г. Англия послала в Чехословакию в качестве «независимого поручителя» лорда Ренсимена с большой группой сотрудников британской разведки SIS. По словам американского исследователя Ч. Чайтинга: «SIS намеренно вмешивалась в дела Чехословакии накануне войны с тем, чтобы расколоть страну и втянуть Германию, в конечном счете, в конфликт с Советской Россией».

Соглашение о расчленении Чехословакии было достигнуто в Мюнхене с 29 на 30 сентября 1938 года. У президента Бенеша, который все утро совещался во дворце Градчаны с политическим и военным руководством, не оставалось другого [312] выхода, кроме как подчиниться. Англия и Франция предали его страну, более того, они встали на сторону Гитлера. В десять часов 30 сентября Чехословакия капитулировала {22}.

С одной стороны соглашение подписали главы правительств Великобритании (Н. Чемберлен), Франции (Э. Деладье) и Германии (А. Гитлер) Италии (Б. Муссолини), с другой. Оно вошло в историю под названием «Мюнхенского сговора» и [313] стало важнейшей вехой в подготовке второй мировой войны.

Еще до Мюнхена Англия и Франция уступили Гитлеру многие пункты Версальского договора, что позволило Германии в кратчайший срок восстановить боеспособную армию. В Мюнхене же был пересмотрен важнейший пункт этого договора – территориальный. Если аншлюс Австрии Гитлер провел еще под покровом референдума, то оккупацию Чехословакии фактически санкционировали Чемберлен и Даладье, забыв о тех гарантиях, что были даны этой стране прежде.

«Мне с самого начала было ясно, – признается Гитлер своим генералам после мюнхенского сговора – что Судетско-Немецкая область меня не удовлетворит. Это решение половинчатое». И как только мюнхенские «миротворцы» отбыли на родину, Гитлер принялся решать эту проблему окончательно. [314] (Он решит ее 15 марта уже следующего, 1939 года, когда новый президент Чехии Гаха подпишет в Берлине соглашение о необходимости «вверить судьбу чешского народа и самой страны в руки фюрера и германского рейха».)

Кстати, после осмотра чешских укреплений в Судетах Гитлер позже признается:

«То, что мы узнали о военной мощи Чехословакии после Мюнхена, ужаснуло нас – мы подвергали себя большой опасности. Чешские генералы подготовили серьезный план. Только тогда я понял, почему мои генералы меня удерживали».

Фельдмаршал Манштейн на Нюрнбергском процессе свидетельствовал:

«Не вызывает сомнений, что если бы Чехословакия решилась защищаться, то ее укрепления устояли бы, так как у нас не было средств для прорыва».

То же самое говорили Кейтель и Йодль. (Слова Гитлера «генералы меня удерживали» подтверждают сказанное Манштейном, Кейтелем Йодлем.)

Сама же Чехословакия, управляемая демократом Бенешем и имевшая военные союзы и с Западом [315] (например, Францией), и с СССР, была предана западными союзниками. Советский Союз в отличие от них свои обязательства выполнил, перегнав в Чехословакию порядка 300 (трехсот) боевых самолетов. Однако сама Чехословакия отказалась от советской помощи, имея 45 полностью отмобилизованных и хорошо вооруженных дивизий, без единого выстрела сдались 30 немецким дивизиям.

* * *

На момент предательства армия Чехословакии не только не уступала численностью германской, но и была вооружена новейшим оружием и базировалась на мощных приграничных укреплениях.

Захваченное у чехословаков оружие воевало против нас до 1945 года. Чехословакия на тот момент [316] была мировым экспортером оружия. Заводы только одного чешского концерна «Шкода» с августа 1938 г. (захват немцами Судет) до сентября 1939 г. дадут столько же военной продукции, сколько все военные заводы Англии. (Когда в 1940 г. гитлеровцы атакуют англо-французов, в их войсках будет из 10 танковых дивизий 3 вооружены чешскими танками. Советский Союз они будут атаковать, имея в составе 21 танковой дивизии 5 дивизий вооруженных чешскими танками. После войны Чехословакия даже в 1947 г. будет продавать свои танки в Перу, выиграв при этом конкурс у американского танка «Генерал Грант».)

Фашизм, которому отдали Австрию и Чехословакию, имея чешское и австрийское оружия, за один год подчинил себе 6.75 млн. австрийцев и 3.5 млн. судетских немцев – более 10 млн. дополнительного населения. Этим он приобрел силы, примерно равные 35 дивизиям. (Для сравнения: в августе 1940 г., к моменту подготовки немцев и высадки на Британские острова, у англичан было всего 15 дивизий, 500 полевых орудий (зачастую без снарядов) и около 200 танков. До тех пор, пока США не прислали им 1 млн. винтовок, завалявшихся у них с первой мировой, английские силы самообороны вооружались охотничьим и спортивным оружием.)

Кроме того, Чемберлен отдал Гитлеру в 1939 чехословацкое золото (130 млн.), которое чехи словаки передали в Лондон на хранение.

* * *

Чешские области Богемия и Моравия были объявлены протекторатом и включены в состав [317] рейха. Словакию, провозглашенную «независимой», возглавило фашистское марионеточное правительство монсеньора Тисо.

Когда прибывший в столицу Чехословакии Гитлер любовался видом города с Пражского Града, один из помощников подошел к нему и сообщил, что ни Франция, ни Англия не объявили мобилизации. «Я это знал заранее, – ответил Гитлер, – через две недели об этом вообще перестанут говорить».

После оккупации Чехословакии доверенным лицом Гитлера станет ее бывший министр национальной обороны генерал Ян Сырова – один из командующих чехословацкого корпуса, зверствовавшего в Сибири во время гражданской войны в России. Вместе с другим главарем легионеров Гайдой, тоже ставшим гитлеровским холуем, продавшим тогда по приказу западных хозяев Колчака большевикам, Сырова также теперь продавал свою страну.

* * *

Кое-чем на трупе преданной и поверженной Чехословакии поживились и хортистская Венгрия с фашистской Польшей.

Замминистра иностранных дел Польши Я. Шембек еще 27.02.1936 г. писал в своем дневнике:

«Мы должны поддерживать направление германской экспансии в юго-восточном направлении, более что представляется почти бесспорным, она не пойдет на север, а примет направление Дуная; Лукасевич считает, что если Германия «наложит руку» на Чехословакию, то это будет выгодно для Польши». [318]

Руководитель польской внешней политики Ю.Бек инструктировал польского посла в Германии Липского перед встречей последнего с Гитлером в Берхтеогадене 20.09.1938 г. (на которой Гитлер пообещал Польше и Венгрии поддержку их «территориальных требований» к Чехословакии):

«Чехословацкую республику считаем искусственным образованием… противоречащим действительным потребностям и… правам народов Центральной Европы. В течение прошедшего лета польское правительство четырежды отвергло предложение присоединиться к международным действиям в защиту Чехословакии».

Сразу же после заключения мюнхенского сговора, в полночь с 30 сентября на 1 октября, польское правительство предъявило Чехословакии ультиматум о немедленной передаче Польше Тешинской области. Оккупация ее территории польскими войсками началась на следующий день. Действия Польши получили полное одобрение со стороны руководства гитлеровской Германии.

Вслед за Германией и Польшей территориальные требования к Чехословакии выдвинула хортистская Венгрия.

Начавшиеся в октябре 1938 года чехословацко-венгерские переговоры не привели к соглашению, так как Чехословакия, вполне естественно, отказалась отдать Венгрии свои Братиславу, Ниту и Кошице. В результате венгерское правительство при поддержке Италии обратилось к Германии и Польше с просьбой о «третейском разбирательстве».

Из-за начавшего беспокоить немцев постоянно растущего «аппетита» Польши ее участие было отклонено, и роль «судей» взяли на себя Италия и [318] Германия (в лице министров иностранных дел Чиано и Риббентропа). В результате вынесенного так называемым «Первым Венским Арбитражем» решения (от 2.11.1938 г.) Венгрии были переданы южные районы Словакии и Закарпатской Украины с населением более одного миллиона человек.

В марте 1939 года фашистское правительствоадмирала Хорти, опять же с согласия Германии, потребовало у чехословацкого правительства передачи Венгрии уже всей Западной Украины. А 14 марта венгерские войска заняли ее территорию.

В том же месяце было создано словацкое фашистско-клерикальное государство, которое приняло участие в войне против Советского Союза.

Английское правительство, попустительствуя захватническим намерениям фашистов, соответствовавшим его планам, заявило о своей «готовности способствовать немедленному претворению в жизнь» планов оккупации Чехословакии.

Франция после подписания Мюнхенского соглашения продолжала политику сближения с нацистской Германией. Французским правительством было предложено рассмотрение ряда вопросов о заключении между Францией и Германией: пакта о ненападении, соглашения о консультациях и соглашения по финансовым вопросам. Но ввиду незаинтересованности Германии в заключение столь далеко идущих соглашений было решено ограничиться опубликованием франко-германской декларации (близкой по содержанию к англо-германской Декларации от 30.09.1938 года).

Франко-германская декларация (06.12.1938 г.) стала, по сути дела, пактом о ненападении, а также политическим соглашением, перечеркнувшим советско-французский договор о взаимопомощи. [320]

В конце августа 1939 г., за несколько дней до подписания аналогичного советско-германского пакта о ненападении, сетовавший на «политический дальтонизм» и «непонятливость» западных политических вождей Гитлер с горечью заявил: «Ведь все, что я предпринял до этого времени, было направлено исключительно против России».

* * *

Вскоре после 1 сентября 1939 года мужественные польские кавалеристы («лучшие в Европе») быстро устали рубить «в капусту» немецкие танки. И после того как окончательно убедились в том, что «они не из фанеры», сдали «истинным арийцам» землю «от можа до можа» («от моря до моря») за два дня и две недели.

Чтобы гитлеровцы, у которых, к удивлению польских «жолнеров», оказалось «столько железа» (для танков), не доехали на нем до Смоленска, 17 [321] сентября, когда германская армия подходила к Бресту и Львову, штурмовала Варшаву, начался поход Красной Армии, закончившийся присоединением к Советскому государству Западной Белоруссии и воссоединением белорусского народа.

Английский политический деятель Д. Ллойд-Джорж писал польскому послу в Лондоне осенью того же года, что «…СССР занял территории, которые не являются польскими и которые были силой захвачены Польшей после Первой мировой войны… Было бы актом преступного безумия поставить русское продвижение на одну доску с продвижением Германии».

1 октября 1939 года У. Черчилль, бывший тогда военно-морским министром Великобритании, заявил по радио:

«То, что русские армии должны были находиться на этой линии, было совершенно [322] необходимо для безопасности России против немецкой угрозы. В результате этих мер замыслам нацистов в отношении балтийских государств и Украины должен быть положен конец».

В высшей степени показательно, что поначалу намечалась иная, проходившая намного западнее граница – по рекам Сан и Висла, но по воле СССР этого не произошло. Американский историк Уильям Ширер писал в 1959 году о решении Сталина отказаться от собственно польских территорий: «Хорошо усвоив урок многовековой истории России, он понимал, что польский народ никогда не примирится с потерей своей независимости».

К началу второй мировой войны вся Европа была буквально напичкана диктаторами: Муссолини в Италии, Салазар в Португалии, Франко в Испании, Гитлер в Германии, расистский режим маршала Пэтена во Франции, Пилсудский (затем Бек) в Польше, Сметона в Литве, Карлис Ульманис в Латвии, маршал Антонеску в Румынии, маршал Маннергейм в Финляндии, адмирал Хорти в Венгрии, Цанков, а затем царь Борис в Болгарии, Квислинг в Норвегии, Анте Павелич в Хорватии, монсеньер Тисо в Словакии…

Причем значительная их часть стала фюрерами в своих государствах еще до 1933 года – когда к власти в Германии пришел Гитлер. По свидетельству немецкого историка И. Феста, в 1940 году в Европе оставалось только 6 (шесть) стран сохранивших демократическую форму правления!

25 марта 1940 года югославский премьер Цветкович подписал в Вене пакт о присоединении своей [323] страны к «оси Рим-Берлин-Токио». Договоренности предусматривали передачу всей экономики Югославии в распоряжение Гитлера с правом свободного перемещения немецких войск.

Однако оглашение этого соглашения вызвало на Балканах взрыв народного возмущения, и через два дня генерал Симович, используя недовольство народа, совершил государственный переворот. Пакт с Германией был расторгнут. Югославия, точнее, Сербия, стала единственной европейской страной, которая не захотела принимать участия в фашистском безумии, охватившем всю Европу.

В Белграде и стране все сербское население ликовало, празднуя победу. На улицах жгли чучела свергнутого премьера. В Берлине эти события вызвали такую ярость, что Гитлер в тот же день подписал директиву с кодовым названием «Наказание».

Фашистские газеты развернули бешеную анти-югославскую кампанию. Европейская пресса бросилась [324] описывать «преследования немецкого меньшинства» в Сербии. Началось распространение фальшивок, в которых на снимках крупным планом показывались «беженцы», называемые «жертвами югославского террора».

Правительство Симовича пыталось укрепить свое международное положение. 5 апреля 1941 года в Москве был подписан советско-югославский Договор о дружбе и ненападении, вызвавший очередной взрыв истерии в Берлине.

Но было уже поздно. Советский Союз не успел оказать югославскому народу практической помощи, так как в следующую же ночь войска Германии и ее сателлитов вторглись в Югославию. Вторжение началось с двухдневной непрерывной бомбардировки Белграда, под которой погибло свыше 18 тысяч человек. Хотя югославы сбили 40 бомбардировщиков, общий тоннаж бомб, сброшенных на Белград, составил 360 тонн. Тем не менее «бессмысленное восстание» сербов способствовало тому, что:

– начало реализации плана «Барбаросса» было отложено на месяц, в результате наступления осенней распутицы активизировалась «вторая беда России», и гитлеровская техника стала сверхнормативно расходовать горючее (примерно на треть выше!)

– в самый разгар боев под Москвой Гитлер был вынужден перебросить несколько так нужных его генералам на Восточном фронте дивизий в мятежную Югославию.

* * *

В 1940 г. немцы в очередной раз поставили на колени «свободолюбивых» французов, ничем не уступавших им в военной мощи. [325]

14 июня 1940 года гитлеровцы вошли в Париж. Спустя неделю, 22 июня, в том же самом железнодорожном вагоне, в котором 11.11.1918 г. маршал Фош принимал капитуляцию Германии в Компьенском лесу, был подписан договор о прекращении военных действий между Германией и Францией. Франция сдалась практически без боя.

В отличие от носителей «рабского менталитета» – русских, которых почему-то ни разу не смогли поставить на колени многочисленные желающие, начиная с поляков, шведов, заканчивая немцами и теми же «свободолюбивыми» французами, цена «свободы» жителя Европы составила: 100 тыс. убитыми и 120 тыс. ранеными.

Во всей французской армии нашелся только один генерал, давший должный отпор врагу, – Шарль де Голль. Но один в поле не воин, а вся армия разбежалась по домам, оставив немцам все свое вооружение в исправном состоянии. Зачем воевать? Ведь немцы – свои, культурные люди, они никого не обидят. Гитлеровцы потеряли при этом всего 27000 солдат.

Англичане вообще предали своего союзника и эвакуировались на свои острова, сделав гитлеровцам королевский подарок – бросили технику нескольких дивизий. Наши отцы и деды удивлялись, откуда у фашистов столько танков, пушек, автомашин и броневиков? А ответ простой: это подарки западных демократий Гитлеру от Чехии, от Англии, от Франции, от Бельгии и…. всех остальных западноевропейских стран!

После войны, чтобы обелить и скрыть свою трусость и помощь фашистам, понадобились мифы. На Западе их создали великое множество [326] и один из них – это миф о широком и геройском сопротивлении гитлеризму. Но, как известно из старой басни, как лягушку ни надувай – слоном она не станет.

В широко разрекламированном Сопротивлении, начало которому положили русские офицеры-белоэмигранты, погибнет 20 тысяч французов. В то же время на советско-германском фронте Красная Армия и белорусские партизаны уничтожат более 60 тысяч французских добровольцев из дивизии СС «Шарлемань» и охранно-карательных полков и батальонов. Кости этих вояк до сих пор гниют под Борисовом, Шкловом, Чечерском, Оршей и в других местах, рядом с костями их предков – «шерамыжников», пришедших с Наполеоном.

* * *

27 сентября 1940 года между Германией, Италией и Японией был заключен Тройственный пакт.

Сразу же после заключения Тройственного пакта под знамена «потомков тевтонов» начали сползаться союзнички Германии, рассчитывавшие, что после «пира больших зверей» им также перепадут хоть какие-то кости. В ноябре того же года, одно за другим, в пакт вступили три государства – Венгрия, Словакия и Румыния. К тому времени в Румынии новым фюрером (кондуктатором) стал маршал Антонеску. В его лице Гитлер приобрел одного из самых верных союзников.

Спустя год официальный пакт с Германией подписала и Болгария. Тогда же под немецким протекторатом было создано фашистское государство усташей – Хорватия. [327]

Что же до «оккупированных» Гитлером западных демократий, то, например, оккупации Дании практически никто из датчан не сопротивлялся. Да и зачем? Ведь пришли свои! Все закончилось в течение одного дня, и все потери составили… 2 (два) случайно погибших человека. Но зато в холодной Дании и соседней Норвегии нашлись тысячи «горячих парней», которым хотелось нашего чернозема, сформировавших целую добровольческую дивизию СС. Русские пули и штыки остудят их горячие головы и горячую жажду чужого под Москвой и Ленинградом.

Начиная со второй половины 1940 года все основные усилия Германии и «тепленькой» компании ее союзниц были направлены на подготовку к войне против Советского государства.

18 декабря 1940 года Гитлер утвердил разработанный германским Генеральным штабом секретный план «Барбаросса». Он предусматривал «молниеносную войну», результатом которой стал бы «разгром СССР в течение полутора-двух месяцев».

Решение о вторжении в Россию было единственным, которое Гитлер принял по собственной инициативе. До этого он только реагировал на события и использовал их. Чешский и польский кризисы были созданы Чемберленом и Даладье, Бенешем и Беком. Вторжение Германии в Норвегию и Францию было ответом на военные действия Англии и Франции, так же как и агрессия против Югославии и Греции была реакцией на британскую «стратегию» в Средиземном море. [328]

Принятие решения о войне с Советским Союзом было логическим следствием доктрин, провозглашавшихся Гитлером в течение приблизительно двадцати лет. Согласно основной из них – «Лебенсраум» (жизненное пространство), если Германия хочет стать мировой державой – она должна обладать «жизненным пространством», которое может получить лишь путем завоевания России.

* * *

Когда в июне 1941 года армия Гитлера вторглась на территорию Советского Союза, в ее составе насчитывалось около миллиона солдат союзных фашистской Германии стран. Впоследствии их количество еще увеличилось. Рядом с немцами грабить и убивать шли: итальянцы дуче, испанские, албанские{23}, французские и голландские части, многочисленные добровольцы – норвежцы, датчане, шведы, валлонцы, фламандцы, швейцарцы и т. д.

Не менее широко в гитлеровской армии была представлена и Восточная Европа, выставившая румынские, хорватские, словацкие, венгерские и финские дивизии. Каждый второй механик-водитель в танковой армаде Гудериана был чехом, в составе вермахта также воевали чешские и австрийские немцы. О том, как и где они воевали, свидетельствуют факты.

Карателей-венгров, оставивших кровавый след на Пинщине и северной Украине, партизаны, а позднее и воины Красной Армии в плен не брали. [329]

От зверств уцелевших под Сталинградом хорватов трясло даже матерых эсэсовцев. За ними партизаны и охотились как за бешеными зверями.

Под Ленинградом и Ржевом убивали, жгли и насиловали голландцы из дивизии СС «Норланд».

Австрийцы штурмовали Брестскую крепость и уничтожили первые белорусские деревни уже 22 и 23 июня 1941 года. Пожалуй, меньше всех наследили румыны и итальянцы – они в основном просто грабили.

Тогдашние «туземные» любители баварского пива пустили его «производителей» под самую Москву. Отрезвление пришло после того, как самых «исстрадавшихся от жажды», сдававшихся в плен тысячами, поотстреливали эсэсовцы. Выживших напоили в концлагерях. Там же им объяснили, что на Западе достаточно и своих дармоедов.

Лишь случайностью истории, точнее, непомерным аппетитом «социалиста» Пилсудского и его преемников было отсутствие в «Великой Армии» Гитлера польских дивизий. Ведь поляки с большим удовольствием участвовали в походе Наполеона в Россию, куда Наполеон, так же как и Гитлер, шел с солдатами всей Европы{24}. Впрочем, польские добровольцы, как считается, «немногочисленные» (несколько десятков тысяч!), воевали и в составе вермахта.

«Первый крестовый поход германцев против славян» римский папа Евгений III благословил еще [330] в 1147 году. Его «эстафету» перенял Пий XII. Фон Берген, посол Германии в Ватикане, сообщал в Берлин 24 июня 1941 года, что «в кругах, близких к Ватикану, приветствуют эту новую фазу войны с известным облегчением и с особым интересом следят за ее ходом» {25}.

Реферат № 2143/41 подразделения № 3 III отдела абвера от 12 июля 1941 {26} сообщает о беседе представителя американской спецмиссии при Ватикане Титтмана с папой Пием XII. В ходе ее обсуждалась финансовая поддержка Ватикана американским президентом Рузвельтом из секретных фондов. Документ также содержит отчет папы перед США в расходовании сумм на создание агентурной сети. Документ содержит и следующие слова:

«На пороге войны между Германией и Россией Ватикан сделает вcе необходимое, чтобы ускорить начало войны между Германией и Россией, и даже побудит этому Гитлера путем обещания ему моральной поддержки…»

Этот же документ сообщает, что Пий XII, возражая на упреки польского посла в отсутствии поддержки Польши, заявил ему следующее:

«Вспомните, как часто в истории церкви случалось, что Господь Бог использовал человека или целый народ в качестве заложника человечества, а затем бросал его в огонь, когда заложник выполнял свою роль. Так будет и с Германией, нужно терпеливо ждать и не позволять себе быть прежде времени втянутым в неумные действия». [331]

«Юберменши», или по-русски «сверхчеловеки», вновь, как и тысячу лет назад несли на русскую землю «европейскую культуру» в виде лагерей смерти и «главенства нордической расы». Все они рассчитывали «построить благополучие германской расы на славянском навозе». Западноевропейские летчики с паучьими крыжами на крыльях самолетов несли крылатую смерть миллионам сербов, велико-, бело- и малороссов.

Нечисть со всей Европы вновь рвалась расширить свое «жизненное пространство» за счет русской земли. Почти все они получат то, что хотели. На каждого «юберменша» придется как раз по два метра земли.

Западноевропейские «белокурые бестии» быстро потеряют весь свой лоск уже через полгода, когда жалобно заверещат из подмосковных сугробов «Гитлер капут»! Рядом будут остывать «горячие [332] парни» из Скандинавии. Посинеют в русских снегах и легионеры из испанской «голубой» дивизии.

К началу второй мировой войны все тоталитарные режимы европы представляли собой гигантские гнойные нарывы на теле европейской цивилизации.

Из существовавших к июню 1941 года двух десятков (если не считать «карликовых») европейских стран почти половина, девять стран, – Испания, Италия, Дания, Норвегия, Венгрия, Румыния, Словакия (отделившаяся в то время от Чехии), Финляндия, Хорватия (выделенная тогда из Югославии) – совместно с Германией вступили в войну против СССР – России, послав на Восточный фронт свои вооруженные силы (правда, Дания и Испания в отличие от других перечисленных стран сделали это без официального объявления войны). В развернувшейся в 1941 году титанической борьбе нашему народу удалось одержать победу над вросшими в тело континента тоталитарно-фашистскими язвами. Но при этом не следует забывать, что «сон разума… рождает чудовищ». Ведь тоталитаризм – это дитя именно европейского, рационалистического в своей основе менталитета.

Хотя развернувшаяся война была борьбой не на жизнь, а на смерть между двумя идеологическими антиподами: фашизмом и коммунизмом, для советского народа эта идеолого-политическая установка не играла в той войне абсолютно никакой роли. Ведь недаром по множеству причин западные демократии в этой войне нашли естественного союзника в лице Советского Союза. Для нашего [333] народа это была именно Великая Отечественная война. Война против открытой агрессии. Война за выживание. Священная война!

* * *

Когда Резун говорит, что в 1941 году у Гитлера создалось безвыходное положение, то с ним можно даже согласиться. Однако самую роковую ошибку в своей жизни Гитлер совершил именно в 1939 году, и подвела его жадность. Он не понял, что Польша никак не может утешиться «тешинским» клочком чехословацкой территории. Пообещай он ей взамен Данцига присоединить к ее «срединной Литве» и всю остальную, а еще лучше – хотя бы часть правобережной Украины с Одессой, и перспектива Польши «от моря и до моря» бросила бы Речь Посполитую в его крепкие объятия.

Польша тогда сумела бы выставить миллионную армию. Пару сотен тысяч добавили бы к ней Латвия и Эстония, где были сильны профашистские настроения. И тогда бы в первые дни войны Гиглер мог бы бомбить не только Минск и Киев, но и Москву, и Ленинград.

А если учесть, что на хвосте у Сталина висела злобствующая по случаю поражения в районе Халхин-Гола Япония, то положение Сталина было бы просто катастрофическим. Тем более что, по словам Г. Городецкого, английская разведка Форин-оффис так оценивала в конце 1930-х годов Красную Армию:

«…хотя армия многочисленна, большая часть техники устарела. Они страдают от комплексов, которые сослужат им плохую службу при столкновении с немцами, и их боевой дух низок. Однако лучше всего они чувствуют себя в [334] обороне и имеют большие земельные просторы, позволяющие им отступать в глубь страны».

Так что не Гитлер в 1939 году обманул Сталина, как уверяет Резун, а Сталин – Гитлера. Практически Сталин выиграл войну 23 августа 1939 года, а к 1941 он поставил Гитлера в безвыходное положение. И я абсолютно согласен с Резуном, что Гитлер начал войну со Сталиным, будучи к ней не готовым. (Если кратко сформулировать состояние вермахта в июне 1941 г., то можно сказать: вермахт был готов воевать против России, но он был не готов ее победить). Но этого никто не знал. Ни Рузвельт, ни Гитлер, ни Бек. Черчилль обманул их всех. Недаром он пугал Сталина Гессом, т. е. возможностью заключения мира с Германией и СССР, и США, добиваясь вступления их в войну любой ценой.

Осенью 1939 года все было не так просто, как это представляет совковый агитпроп и «Ледокол». Нельзя не согласиться с А. Ланщиковым, утверждающим, что после сорок пятого все можно было валить на Гитлера и немецкий народ, а теперь нетрудно переложить всю вину на Сталина и русский народ. Но тогда, осенью 1939 года, именно Англия сорвала мирную конференцию.

Я очень далек от того, чтобы представить Гитлера как миротворца, но в данной ситуации развитие событий на континенте противоречило его глобальным планам, о чем мимоходом поведал уже после войны один из руководителей нацистских спецслужб Вальтер Шелленберг в своей книге «Лабиринт».

«Первоначальным замыслом Гитлера, – Шелленберг, – было создать с помощью Англии [335] так называемое «Евроафриканское пространство», которое должно было превратиться в центр сопротивления Востоку. Наконец в 1940 году, убедившись в отказе Англии достигнуть компромисса, он переиначил это понятие в так называемое «Евроазиатское пространство». Полагаясь только на свою собственную силу, он хотел подчинить себе Европу и сплотить все побежденные им народы в этом великом начинании. Он хотел завоевать Восток как новое колониальное пространство для этой объединенной Европы, из которой Англия была исключена».

Однако имперские планы Гитлера не совпадали с национальными интересами Англии, поскольку в случае осуществления этих планов Англии пришлось бы играть вторую роль. Поэтому Англия и пошла на срыв мирной конференции. Но даже в 1940 году после разгрома Франции Гитлер будет искать контактов с Англией. Последнюю попытку договориться с Англией предпримет по собственной инициативе ближайший соратник фюрера Рудольф Гесс весной 1941 года.

Почему же Гитлер так долго и настойчиво домогался союза с Англией, которая первой объявила ему войну?

Шелленберг объяснял это приверженностью Гитлера к расистской теории:

«Все его реалистическое мышление, независимо от того, каким бы основательным оно ни было в политическом и историческом аспектах, искажалось этими (расистскими) концепциями. Англичане являлись составной частью германской расы и поэтому представляли такую же ценность, что и сами немцы. Конечной целью Гитлера было слить воедино все германские [336] элементы в Европе и затем повести их против коммунистических орд».

При чем мистика и интеллектуалы в анализе причин второй мировой? А при том же, при чем идеология мирового коммунизма. Как Сталин руководствовался в своих действиях коммунистическими идеями, так Гитлер – профашистскими мифами об арийской расе, о возвращении ее на родину – на Восток.

Проницательный начальник Генштаба сухопутных войск нацистской Германии генерал Гальдер высказал другое (отличное от Шелленберга) соображение:

«Он (Гитлер), как и мы, видит причину этого вопроса в том, что Англия еще надеется на Россию. Поэтому он считает, что придется силой принудить Англию к миру. Однако он несколько неохотно идет на это. Причина: если мы разгромим Англию, вся Британская империя распадется. Но Германия ничего от этого не выиграет. Разгром Англии будет достигнут ценой немецкой крови, а пожинать плоды будут Япония, Америка и др.»

И тут Гитлеру в дальновидности не откажешь. Хотя операция «Морской лев» проведена не была, а немцы потеряли много крови совсем на другом фронте, в итоге второй мировой войны Британская империя все равно развалилась и превратилась, по сути дела, во второстепенную державу, а первые места заняли на планете именно те страны, которые и назвал фюрер.

В мае 1941 г., фактически одновременно с перелетом Гесса, Комитет начальников штабов Великобритании «решил принять меры, которые позволили бы без промедления нанести из Мосуда силами средних бомбардировщиков удары по нефтеочистительным [337] заводам Баку». Что последовало бы в такой обстановке за упреждающим ударом против Германии? Советский Союз предстал бы перед всем миром в качестве агрессора, и в той же Англии могли взять верх силы, выступающие за союз с Гитлером. Трудно предсказать и позицию США.

Поэтому на вопрос, поставленный Резуном в подзаголовок «Ледокола»: «Кто начал вторую мировую войну?», – я вынужден еще раз сослаться на бесспорный исторический факт и ответить: Англия (где сейчас сидит Резун и кропает свои «нефантастические» опусы), 3 сентября 1939 года в 11.00. Однако из этого вовсе не следует, что Англию можно назвать агрессором. Еще меньше могут претендовать на эту роль Соединенные Штаты Америки. Хотя, как уже говорилось, британский премьер в тот день и заявил американскому послу в Лондоне Дж.Кеннеди, что «Америка вынудила Англию вступить в войну». [338]

Оглавление

Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.