• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Гитлер целиком проникся идеей, что его миссия — уничтожить коммунизм прежде, чем тот уничтожит нас. Он считал совершенно невозможным долгое время быть заодно с коммунизмом в России и считал: Германию постигнет экономический крах, если он не сумеет разорвать то железное кольцо, которое Сталин в любой день, когда тот пожелает, может сомкнуть вокруг нас в союзе с западными державами.

Он с презрением отвергал мир любой ценой с западными державами и ставил все на одну карту — на войну! Он знал, весь мир будет против нас, если карта против России окажется битой.

(В. Кейтель)

В 1919 г. Версальский договор официально лишил Германию ее политических и военных позиций передовой державы. В один миг она осталась без армии и авиации.

Однако уже к 1920 г. Германии, благодаря некоторым ее выдающимся генералам и офицерам, удалось сохранить оргядро старой армии, чтобы потом с той известной всему миру легкостью создать сильнейшие в мире вооруженные силы. Но самое главное, — несмотря на Версаль, там смогли в какой то мере сберечь, а затем и поднять высокий моральный дух германского солдата и офицера.

В сущности, путем обмана Версаля и союзников генерал Ганс фон Сект буквально сразу же заложил фундамент тайного рождения новой армии. Весьма кстати для Германии на тот момент пришлась и международная изоляция России… И кто бы что ни говорил, но союз двух стран того времени был взаимовыгодным: Россия, получая иностранный капитал и техническую помощь, могла повышать свою обороноспособность, а Германия взамен — располагать совершенно секретной базой для нелегального производства оружия, прежде всего танков и самолетов. Не менее важно и то, что Германия получила возможность открывать на территории СССР военные объекты для проведения испытаний техники, накопления тактического опыта и обучения личного состава родов войск, которые запрещал Версаль.

Советская сторона была не менее заинтересована в этом, так как участвовала практически во всех немецких военно-промышленных испытаниях и разработках.

Вспомним слова Уборевича, написанные им в 1927 г.: «Немцы являются для нас единственной пока отдушиной, через которую мы можем изучать достижения в военном деле за границей, притом у армии, в целом ряде вопросов имеющей весьма интересные достижения». Именно он подчеркивал, что «немецкие специалисты, в том числе и военного дела, стоят неизмеримо выше нас». Факт в том, что уже в конце 1920-х годов было отмечено: во-первых, рейхсвер приспособился для перехода на большую армию… и во-вторых, для этой цели готовится богатая промышленность Германии. Тот же Уборевич считал, что у немецких военных специалистов можно многому научиться.

Вспомним мнение и другого расстрелянного военачальника — Белова, высказанное им в 1930 г.: «Когда смотришь, как зверски работают над собой немецкие офицеры от подпоручика до генерала, как работают над подготовкой частей, каких добиваются результатов, болит нутро от сознания нашей слабости». И вот еще: «В немецком рейхсвере неисполнения приказа нет».

Вспомним, как на осенних маневрах 1932 г. впоследствии также расстрелянный военачальник Фельдман особо подчеркнул уже тогда огромную массу командирских малых машин, огромную массу специальных машин, быстрое передвижение батальонных пушек на прицепах к автомобилям в разведотрядах, моторизованный тыл и множество машин с радиоустановками. А вот его описание немецкого солдата и офицера: «Внешний вид солдата отличный. Физически крепкая, выносливая молодежь». «Немецкий офицер — профессионал, мастер военного дела: устав и глубокое знание техники и тактики сегодняшнего дня предпочитает высоким проблемам будущей войны». Не без интереса он отметил немецкий военный порядок и организованность.

Отличное впечатление сложилось у Фельдмана от немецких строевых занятий. А отсутствие несчастных случаев на полигоне за год вообще потрясло его!

Но вот наступает 1933 год. Гитлер приходит к власти и импонирует офицерам-аристократам своим отношением к будущему германской армии. Ведь только он пообещал вернуть чувство гордости и прежде всего — военному сословию.

Начиная с осени 1933 г. в германской армии было разрешено отдавать приказы о проведении при необходимости скрытой мобилизации для некоторой части сухопутных сил, а уже весной 1935 г. в Германии было объявлено о создании Вооруженных сил. В этом же году в них насчитывалось более 660 000 легковых автомобилей, более 190 000 грузовых автомобилей и более 980 000 мотоциклов. И это при том, что германская военная промышленность буквально тут же вступила на путь все прогрессирующей мобилизации. Гитлер лично указал ее главное направление: на исключительно военные цели и ведение войны, что требовало лишений в настоящем и благополучия в будущем! Если первые научные исследования в вопросах применения танков были проведены немцами в 1926 г., то в 1933 г. широкий размах получила моторизация всей германской армии. В 1935 г. первая танковая дивизия Германии провела свои учения. Теперь немецкие танковые соединения должны были полностью использовать скорость и радиус действия танков, отказываясь от общемировой концепции сопровождения пехоты. Решение вопросов взаимодействия с другими родами войск придало их задачам и соответствующие средства сопровождения. Гейнц Гудериан пришел к выводу, что танки могут прорвать оборону противника даже без артиллерийской подготовки, если будут соблюдены следующие условия: «движение по удобной местности, внезапность, массированное использование танков». Именно так зарождался блицкриг! А в 1939 г. блестящий успех польской кампании был обеспечен новой тактикой массированного применения танковых и моторизованных соединений, с которой польское командование справиться было не в силах.

Не менее важную роль сыграло рискованное превосходство немцев, лучшее управление войсками, более высокие боевые качества немецких войск, а также их наступательный порыв.

Тот маленький рейхсвер, чудом выживший в 1919 г., не просто оживил «великие немецкие традиции в области обучения и вождения войск», а сумел подняться над вырождением войны в позиционную в пользу маневренной. И, как писал Манштейн, «германской армии удалось с помощью новых средств борьбы снова овладеть подлинным искусством ведения маневренной войны». И этого нельзя отрицать, потому как еще один секрет успеха германской армии заключался в самостоятельности ее личного состава — от рядовых до фельдмаршалов.

Таким образом, к июню 1941 г., перед вторжением в Советский Союз, у его границ сосредоточилась чрезвычайно мощная, современная и весьма опытная германская армия. Она представляла собой грозную силу: армию, лучше управляемую, обладающую высокими боевыми качествами, моторизованную, с сильным наступательным духом и самостоятельностью ее бойцов.

За четыре месяца от начала непосредственного развертывания немецких войск у границ СССР (со второй половины 1941 г.) германскому командованию удалось перебросить 95 дивизий. До 21 мая туда прибыли более 45 % дивизий (42 пехотные и 1 танковая), а в завершающий месяц — остальные 55 % дивизий (16 пехотных, 14 танковых, 13 моторизованных и 9 охранных). Кроме того, к 22 июня к советской границе перебазировались 3 дивизии и одна бригада резерва ОКХ.

«В первой половине июня, — пишет М. И. Мельтюхов, — одновременно с завершением стратегического сосредоточения начался вывод войск в 30-км приграничную полосу в исходные районы для наступления. График развертывания предусматривал выход основных сил ударных группировок на линию границы в ночь перед нападением, чтобы они задержались здесь всего лишь на несколько часов. Пехотные соединения начали выдвижение к границе за 12, а танковые и моторизованные — за 4 дня до нападения.

В феврале-мае 1941 г. на Восток были переброшены тыловые части и службы ВВС, а 22 мая — 18 июня — летные части. В течение 21 июня летные части первого удара заняли аэродромы западнее р. Висла, а к вечеру перелетели на полевые аэродромы у границ.

В ночь на 22 июня 1941 г. германское командование завершило все подготовительные мероприятия для осуществления операции „Барбаросса“».

К середине июня 1941 г. вермахт насчитывал 7329 тыс. человек:

3960 тыс. — в действующей армии,

1240 тыс. — в армии резерва,

1545 тыс. — в ВВС,

160 тыс. — в войсках СС,

404 тыс. — в ВМФ,

около 20 тысяч — в инонациональных формированиях.

Информация к размышлению: армия вторжения.

Располагала 208 дивизиями, 1 боевой группой, 3 моторизованными и танковыми бригадами и 2 пехотными полками. Эти войска имели 88 251 орудие и миномет, 6292 танка и штурмовых орудия и 6852 самолета.

В связи с отсутствием сухопутного фронта в Европе Германия смогла развернуть наиболее боеспособную часть своих вооруженных сил на границе с СССР.

Сухопутные войска против СССР выделили 3300 тыс. чел. или 101 пехотную, 4 легкопехотных, 4 горнопехотных, 10 моторизованных, 19 танковых, 1 кавалерийская, 9 охранных дивизий и 5 дивизий и 1 боевую группу СС, а также 1 моторизованную бригаду, 1 моторизованный пехотный полк и сводное соединение СС — всего свыше 155 расчетных дивизий, что составляло 73,5 % их общего количества.

Из четырех штабов групп армий было развернуто три: «Север», «Центр» и «Юг». Из тринадцати штабов полевых армий (61,5 %) восемь, руководивших действиями 34 штабов армейских корпусов из 46 (73,9 %) имевшихся.

У границ СССР Германия сосредоточила 92,8 % частей Резерва Главного Командования, в том числе все дивизионы и батареи штурмовых орудий, три из четырех батальонов огнеметных танков, одиннадцать из четырнадцати бронепоездов, 92,1 % пушечных, смешанных, мортирных, гаубичных дивизионов, железнодорожных батарей, батарей привязных аэростатов, установок «Карл», дивизионов АИР, дивизионов и полков химических минометов, моторизованных разведывательных, пулеметных, зенитных батальонов, зенитных батарей, истребительно-противотанковых и зенитно-артиллерийских дивизионов РГК, а также 94,2 % саперных, мостостроительных, строительных, самокатных батальонов, дегазационных и дорожно-дегазационных отрядов.

Из этих частей РГК 23 % было развернуто в группе армий «Север», 42,2 % — в группе армий «Центр», 31 % — в группе армий «Юг», 31 % — в германских войсках, действовавших в Финляндии, и 0,8 % находилось в резерве ОКХ.

Основной ударной силой на Востоке были 11 моторизованных корпусов из 12 имевшихся в вермахте (91,7 %). Десять из них были к 22 июня объединены в четыре танковые группы…

Кроме того, в составе 11 дивизионов и 5 батарей штурмовых орудий насчитывалось 228 боевых машин, и 18 штурмовых орудий имелось на вооружении моторизованного полка «Великая Германия», лейбштандарта СС «Адольф Гитлер» и 900-й моторизованной бригады (всего 246 штурмовых орудий).

Таким образом, в составе армии нападения к 22 июня 1941 г. насчитывалось до 3865 танков и штурмовых орудий, а в резерве ОКХ в Германии находилось 2 танковые дивизии (около 350 танков).

К этому же времени на границе с СССР из 155 дивизий в трех группах армий и армии «Норвегия» находилось 127 дивизий, 2 бригады и 1 полк. В этих войсках насчитывалось 2812 тыс. человек, 37 099 орудий и минометов, 3865 танков и штурмовых орудий.

Военно-воздушные силы Германии развернули для обеспечения плана «Барбаросса» 60,8 % летных частей, 16,9 % войск ПВО и свыше 48 % войск связи и прочих подразделений. Каждая группа армий получила по одному воздушному флоту…

Всего для нападения на Советский Союз германское командование выделило 4050 тыс. человек (3300 тыс. в сухопутных войсках и войсках СС, 650 тыс. в ВВС и около 100 тыс. в ВМФ).

Армия вторжения имела 155 расчетных дивизий, 43 812 орудий и минометов, 4215 танков и штурмовых орудий и 3909 самолетов. Из этих сил на 22 июня было развернуто 128 расчетных дивизий. Германская группировка насчитывала 3562 тыс. человек, 37 099 орудий и минометов, 3865 танков и штурмовых орудий и 3909 самолетов.

По мнению современных германских исследователей, состояние Восточной армии вермахта к 22 июня выглядело следующим образом: «Дивизии с лучшим оснащением были сосредоточены вокруг танковых групп, в то время как между ними и на флангах использовались преимущественно менее боеспособные и малоподвижные дивизии. В целом Восточная армия производила впечатление скорее „лоскутного одеяла“, вопреки очень распространенному в послевоенной литературе суждению, что Гитлер, благодаря гибкой экономике молниеносной войны и ограблению оккупированных территорий, смог мобилизовать против СССР мощную однородно оснащенную армию. Этот сам по себе довольно неожиданный факт объясняется не только имевшимися тогда материальными возможностями германского военного командования, но также и тем, что решение напасть на Советский Союз не было обеспечено соответствующими энергичными мерами в области вооружения. При его производстве германское руководство исходило из того, что сможет имеющимися силами уничтожить военный потенциал СССР в течение нескольких недель».

Словом, качественного превосходства техники, как и ее количественного превосходства, у вермахта не было.

Однако подготовка личного состава и эксплуатация этой техники в вермахте были более высокими, чем в Красной армии. Явным преимуществом вермахта было то, что сосредоточенные для нападения на СССР войска находились в развернутом состоянии и полной боевой готовности, а Красная армия еще только начала сосредоточение и развертывание войск на Западе.

Общее соотношение сил двух сторон к утру 22 июня 1941 г.:

1) дивизии СССР: — 190; Германия: — 166; соотношение: — 1,1:1;

2) личный состав: — 3 289 851; — 4 327 500; — 1:1,3;

3) орудия и минометы: — 59 787; — 42 601; — 1,4:1;

4) танки и штурмовые орудия: — 15 687; — 4171; — 3,8:1;

5) самолеты: — 10 743; — 4846; — 2,2:1.

Всю ночь 22 июня 1941 г. Адольф Гитлер в кабинете рейхсканцелярии диктовал свою речь. Поочередно сменялись его секретарши, а адъютант каждые 15 минут относил машинисткам заполненные под диктовку листы. Только в пять утра фюрер спокойно лег спать, чтобы через три с половиной часа проснуться и с воспаленными глазами, вглядываясь в готовый текст выступления, охрипшим голосом вслух зачитать наиболее значимые и наиболее резкие места из своей речи.

Как всегда, он тренировался в жестах, мимике и, конечно же, в интонациях… В этот исторический для него день фюрер надел серую форму, а затем личный врач сделал ему возбуждающий укол.

Около десяти по берлинскому времени Гитлер выехал в оперу Кроль на заседание рейхстага, где объявил о нападении на Советскую Россию с целью предупредить нависшую над Германией угрозу с Востока. А в одиннадцатом часу об этом узнал весь мир…

В этот же день с щецинского вокзала фюрер вместе с Кейтелем и Йодлем отправился в Восточную Пруссию, в район Мазурских болот. Там в треугольнике Растенбург — Летцен — Ангенбург была расположена его главная ставка «Вольфшанце» («Волчье логово»). Здесь же размещались главная квартира Гиммлера, резиденция Риббентропа, ставка командования сухопутных войск и гостиница «Охотничий дом» для высших чинов германского командования.

Недалеко от «логова» находился железобетонный бункер — КП и штаб ПВО ставки, а также аэродром Гитлера.

Как вспоминал Вильгельм Кейтель, «в огромном лесу расположилась штаб-квартира ОКХ. Главнокомандующий люфтваффе Геринг поставил свой особый поезд в Иоганнесбургском бору, так что все трое главнокомандующих могли в любую минуту поддерживать между собою и ОКВ устную связь и не позже чем через полчаса (а с помощью самолета „Шторьх“ — и еще быстрее) явиться к фюреру. Кроме лагеря фюрера в собственном смысле слова (заградзона 1) был построен в километре от него специальный лагерь для штаба оперативного руководства вермахта. (…) Ежедневно в полдень у фюрера проходило обсуждение обстановки на основе утренних сводок главнокомандующих видами вооруженных сил, которые, что касалось ОКХ, основывались на итоговых вечерних сводках групп армий. Только командующие войсками в Финляндии, Норвегии и Северной Африке докладывали непосредственно ОКВ и одновременно, в порядке информации, — ОКХ. Обстановку докладывал генерал-полковник Йодль и только потом — главнокомандующий сухопутными войсками со своим начальником генерального штаба Гальдером (обычно же или в его отсутствие — последний)».

Начальник генштаба сухопутных войск Ф. Гальдер 22 июня записал в своем дневнике: «Утренние сводки сообщают, что все армии, кроме 11-й (на правом фланге группы армий „Юг“ в Румынии), перешли в наступление согласно плану. Наступление наших войск, по-видимому, явилось для противника на всем фронте полной тактической внезапностью. Пограничные мосты через Буг и другие реки всюду захвачены нашими войсками без боя и в полной сохранности. О полной неожиданности нашего наступления для противника свидетельствует тот факт, что части были захвачены врасплох в казарменном расположении, самолеты стояли на аэродромах, покрытые брезентом, а передовые части, внезапно атакованные нашими войсками, запрашивали командование о том, что им делать. Можно ожидать еще большего влияния элемента внезапности на дальнейший ход событий в результате быстрого продвижения наших подвижных частей, для чего в настоящее время всюду есть полная возможность».

Не менее интересно свидетельство о первом дне реализации плана «Барбаросса» Эриха фон Манштейна:

«21 июня в 13 ч. 00 м. в штаб корпуса прибыл приказ о том, что наступление начинается на следующее утро в 3 ч. 00 м.

Кости были брошены! (…)

Сначала наши войска непосредственно на границе натолкнулись на слабое сопротивление, по-видимому, вражеского боевого охранения. Но они остановились вскоре перед укрепленным районом, который был преодолен только после того, как в полдень 8-я тд прорвала вражеские позиции севернее Мемеля (Клайпеда).

Уже в этот первый день нам пришлось познакомиться с теми методами, которыми велась война с советской стороны. Один из наших разведывательных дозоров, отрезанный врагом, был потом найден нашими войсками, он был вырезан и зверски искалечен. Мой адъютант и я много ездили по районам, в которых еще могли находиться части противника, и мы решили не отдаваться живыми в руки этого противника. Позже часто случалось, что советские солдаты поднимали руки, чтобы показать, что они сдаются в плен, а после того, как наши пехотинцы подходили к ним, они вновь прибегали к оружию; или раненый симулировал смерть, а потом с тыла стрелял в наших солдат.

Общее впечатление от противника было такое, что он во фронтовой полосе не был захвачен врасплох нашим наступлением, но что советское командование не рассчитывало — или еще не рассчитывало на него и потому не сумело быстро подтянуть вперед имевшиеся в его распоряжении крупные силы».

В 2 часа 10 минут утра 22 июня 1941 г. Гейнц Гудериан выехал на командный пункт группы и поднялся на вышку в 15 км северо-западнее от Бреста. Дальше происходило следующее: «Я прибыл туда в 3 часа 10 мин., когда было темно. В 3 часа 15 мин. началась наша артиллерийская подготовка. В 3 часа 40 мин. — первый налет наших пикирующих бомбардировщиков. В 4 часа 15 мин. началась переправа через Буг передовых частей 17-й и 18-й танковых дивизий. В 4 часа 45 мин. первые танки 18-й танковой дивизии форсировали реку. (…) В 6 час. 50 мин. у Колодно я переправился на штурмовой лодке через Буг. Моя оперативная группа с двумя радиостанциями на бронемашинах, несколькими мотоциклами переправилась до 8 час. 30 мин. Двигаясь по следам танков 18-й танковой дивизии, я доехал до моста через р. Десна, овладение которым имело важное значение для дальнейшего продвижения 47-го танкового корпуса, но там, кроме русского поста, я никого не встретил. При моем приближении русские стали разбегаться в разные стороны. Два моих офицера для поручений вопреки моему указанию бросились преследовать их, но, к сожалению, были при этом убиты».

В три часа с минутами четыре корпуса 3-й танковой группы Г. Гота, при поддержке артиллерии и авиации, пересекли советскую государственную границу. В первый день плана «Барбаросса» ее наступление проходило строго по плану. «Стратегическое нападение, — вспоминал Г. Гот, — несмотря на сосредоточение больших масс войск вдоль всей советско-германской границы в ночь перед наступлением, увенчалось успехом.

Для 3-й танковой группы явилось большой неожиданностью то, что все три моста через Неман, овладение которыми входило в задачу группы, были захвачены неповрежденными. (…)

Обе дивизии 5-го армейского корпуса сразу же после перехода границы натолкнулись восточнее города Сейны на окопавшееся охранение противника, которое, несмотря на отсутствие артиллерийской поддержки, удерживало свои позиции до последнего.

На пути дальнейшего продвижения к Неману наши войска все время встречали упорное сопротивление русских».

Следует отметить, что все немецкие военачальники как один отмечали сильное сопротивление русских и не без иронии удивлялись захвату неповрежденных мостов противника.

Но разве они не знали, что в ночь на 22 июня 1941 г. абвер-группы полка «Бранденбург-800», одновременно появившись на участках Августов — Гродно — Колынка — Рудинка — Сувалки, захватили сразу же десять советских стратегических мостов? А сводная рота батальонов «Бранденбург-800» и «Нахтигаль» при форсировании реки Сан заняла плацдарм и сумела воспрепятствовать эвакуации и уничтожению документов советских военных и гражданских учреждений в Брест-Литовске и в Литве.

В своей книге «Самоубийство» (С. 272) бывший советский капитан Резун с удовольствием пишет: «Министр иностранных дел Риббентроп заявил на процессе, что война Советскому Союзу была объявлена. Советские обвинители это категорически отрицали. Доказательство у советских обвинителей стандартное: а где документ?

Риббентроп: так наш же посол в Москве фон дер Шуленбург ранним утром 22 июня 1941 г. вручил Молотову соответствующие документы!

Наши: не было такого!

Риббентроп: а я, кроме того, лично в тот же момент в Берлине вручил также документы вашему послу Деканозову.

Наши — свое — не было такого. Не можем мы никакого документа найти, а раз так, значит, нам его не вручали, а раз не вручали, значит, война не была объявлена.

И в приговор вписали: „22 июня 1941 года Германия без объявления войны…“»

Ну что тут скажешь? Как всегда, расчет на обывателя. Одно дело, говорил бы Резун, а другое, когда говорит «Суворов», да еще в прошлом отличник боевой и политической, рьяный коммунист. Да вот только аргумент у этого отличника какой-то странный… Как нож в спину. А ведь часто, очень часто он повторяет слово «наши». Да только лондонский пес ему «свой», ибо его правда, как всегда, выглядит обычной мерзостью. И вот почему: 17 июня 1941 г. Гитлер отдал окончательный приказ о нападении на СССР 22 июня в 3 часа 15 минут.

21 июня 1941 г. Молотов пригласил к себе германского посла и вручил ему копию заявления по поводу нарушения германскими самолетами нашей границы.

Шуленбург уклонился от ответа, сославшись на отсутствие информации из Берлина. При том, что 22 июня в 1 ч. 17 мин. он докладывал туда о своем разговоре с Молотовым. И только в 5 ч. 30 мин. утра Шуленбург по поручению своего правительства передал советскому правительству НОТУ. Ту самую, о которой мы уже говорили.

Правда, советский посол в Берлине Деканозов получил меморандум немецкого правительства в 4 часа утра.

Следовательно, в любом случае нападение Германии на Советский Союз началось без объявления войны…

Брестская крепость находилась на направлении главного удара вермахта. Против нее действовали две пехотные дивизии 12-го армейского корпуса (31-я и 34-я) и непосредственно 45-я пехотная дивизия 53-го армейского корпуса противника.

Русский писатель Б. Л. Васильев в избранной публицистике по этому поводу задает один очень существенный вопрос: «Зачем штурмовать старую, не приспособленную к обороне крепость, имеющую считанное количество ворот и, по сути, являющуюся мышеловкой для собственного гарнизона? Да выделите для этого подвижные группы, поставьте против ворот танки или хотя бы кинжальные пулеметы, захватите валы внешнего обвода — и все.

Крепость после этого маневра можно даже не бомбить и не расстреливать артиллерией: ее защитники все равно ничего не могут предпринять. И уж тем более бессмысленно атаковать крепость в лоб с запада: достаточно поставить там заградотряды с подвижными бронерезервами. Немецкие историки и генералы оправдывают безграмотное решение тем, что крепость-де могла держать под огнем шоссе и железную дорогу, но ведь в крепости практически не было сколько-нибудь солидной артиллерии, кроме (…) 131-го артполка, прижатого к берегу Буга и разгромленного первым же артналетом. Что, германская разведка не знала об этом?

В это нельзя поверить: артиллерийские позиции легко засекаются воздушной разведкой, а ведь немецкие самолеты беспрепятственно летали над нашей территорией, как, впрочем, и наши над территорией потенциального противника. А тут опытнейшие и талантливые военачальники германского вермахта совершают ошибку, за которую им пришлось дорого заплатить.

Нет, тут дело не в безопасности дорог и даже не в ошибках, недопустимых для боевых офицеров. Существовала какая-то особая причина, заставившая виднейших полководцев вермахта — командующего армейской группой „Центр“ фельдмаршала фон Бока, командующего 4-й армией фельдмаршала фон Клюге и командующего 2-й танковой группой генерал-полковника Гудериана (имена-то какие!) — пойти и против законов военного искусства, и против собственного богатого опыта, и даже против элементарного здравого смысла: отдать приказ о штурме крепости в лоб. И такая причина есть».

А вот вам и простой ответ: «Дело в том, что задача захвата крепости возлагалась на 45-ю пехотную дивизию. Это была далеко не обычная дивизия: она комплектовалась из жителей Верхней Австрии, то есть земляков самого фюрера Адольфа Гитлера. Она первой вошла в Варшаву, первой — в Брюссель и первой — в Париж; немцы уже привыкли к тому, что ее марш открывал парады в побежденных столицах Европы. Захват Бреста давал немного пищи для восторга: немцы уже привыкли к победам и более крупного масштаба. Но захват именно 45-й дивизией первой советской „крепости“ для геббельсовской пропаганды мог оказаться сенсацией: ведь обыватель само название „крепость“ воспринимает с ликованием, что позволило бы притушить сомнения тех немцев, которые по личному опыту знали, что с Россией лучше не связываться».

Но именно такой была вся война Германии против России, когда серия сенсаций должна была, разрушив великое государство, потрясти весь мир и все человечество. Но именно оборона Бреста предсказала поражение Гитлера!

По мнению Гейнца Гудериана, Гитлер «ясно осознавал ту опасность, которая нависла над Европой и всем Западом со стороны коммунизма, который нашел свое воплощение в Советском Союзе и который стремится к мировому господству. Он знал, что такого мнения придерживается большинство нашего народа, даже очень многие порядочные европейцы во всех странах. Совсем другим вопросом являлась выполнимость этих его идей в военном отношении.

Он все больше и серьезнее начинал думать о планах войны с Россией. Но его необыкновенно богатая фантазия приводила к тому, что он недооценивал всем известную мощь Советской державы. Гитлер утверждал, что моторизация наземных и воздушных сил открывает новые перспективы на успех, которые нельзя сравнить с перспективами, имевшимися когда-то у шведского короля Карла XII и Наполеона. Он утверждал, что мы можем рассчитывать на то, что при успешном нанесении первых ударов по противнику его советская государственная система рухнет. Он надеялся далее, что русский народ воспримет тогда идеи национал-социализма. Но когда началась война, случилось много такого, что помешало этому повороту. Плохое обращение с населением оккупированных областей со стороны высших партийных инстанций, стремление Гитлера распустить русскую империю и присоединить к Германии большую часть территории России — все это сплотило всех русских под знаменем Сталина. Они сражались против иностранных захватчиков за „матушку Русь“. Одной из причин этого являлось неуважение других рас и народов. (…)

Война в России сразу же выявила истинные силы и потенциальные возможности Германии. Но Гитлер не сделал из этого соответствующего вывода, он и не думал о приостановлении или, на плохой конец, об ограничении военных действий; он продолжал свою безрассудную авантюру. Гитлер хотел добиться низвержения России беспощадной жестокостью».

Эрих фон Манштейн, касаясь в своих воспоминаниях оперативных целей Гитлера в войне с Советским Союзом, писал: «Они в значительной степени обусловливались политическими и военно-экономическими соображениями. (…)

Безусловно, политические, а в настоящее время прежде всего военно-экономические вопросы играют существенную роль при определении стратегической цели войны. Но Гитлер не учитывал следующего обстоятельства: захват и особенно удержание территории должны иметь предпосылку — победу над вооруженными силами противника. Пока этот военный фактор не достигнут, занятие ценных в военно-экономическом отношении районов, то есть достижение территориальной цели войны, остается сомнительным, а их длительное удержание — невозможным. Об этом наглядно свидетельствует война с Советским Союзом. Тогда еще не было, возможно, как теперь, видов оружия дальнего действия, способных настолько разрушить военную промышленность и сеть коммуникаций противника, чтобы его вооруженные силы оказались не в состоянии продолжать борьбу».

Рейнхард Гелен до конца своих дней был убежден, что «военная цель кампании 1941 года могла бы быть достигнута, если бы не пагубное вмешательство Гитлера в военные дела (…). Но фюрер не видел никакой альтернативы и добивался лишь одного — завоевания жизненного пространства. Такой замысел вел к полному уничтожению России как государства, а не к политическому решению, к которому стремились мы и которое предусматривало существование российской державы. Даже после поражения в зимней кампании 1941/1942 года наше положение ни в коем случае не было безнадежным. Более того, если бы мы действовали благоразумно, то сумели бы избежать гибельного конца. А благоразумие заключалось в первую очередь в том, что следовало бы признать: Россию с ее громадной территорией, богатыми сырьевыми ресурсами и многочисленным населением можно было победить, а лучше сказать, — освободить от коммунизма, лишь с помощью самих русских».

Что ж, так считал не только Гелен. Еще до начала плана «Барбаросса» многие специалисты по России в Германии, в том числе и сам Канарис, были убеждены, что «войну с Советским Союзом нельзя было выиграть без политики, основанной на освобождении населяющих его народов от большевизма, и без аграрной политики, в основе которой лежит крестьянское частное владение землей».

Но Гитлер никогда бы не был Гитлером, если бы согласился со всеми этими весьма авторитетными мнениями. У него была своя идея, свой собственный план и отступать от него ни на йоту никогда не собирался. Ибо верил в свою миссию, а у него для этого было все….

Когда 30 марта 1941 г. фюрер выступил в Имперской канцелярии в Берлине перед своими высшими офицерами всех родов войск, то более чем за два часа смог объяснить им свою главную цель в войне с Россией. Очевидец Гальдер зафиксировал для истории основные положения этой речи: «Наши задачи в отношении России: вооруженные силы разгромить, государство ликвидировать… Борьба двух мировоззрений. Уничтожающая оценка большевизма: это все равно что антиобщественное преступление. Коммунизм — чудовищная опасность для будущего. Нам не следует придерживаться тут законов солдатского товарищества. Коммунист не был товарищем и не будет. Речь идет о борьбе на уничтожение.

Нужно бороться с ядром разложения. Это не вопрос военных судов.

Войсковые начальники должны знать, о чем тут идет речь. Они обязаны руководить этой борьбой…

Комиссары и люди из ГПУ — это преступники, так с ними и следует обращаться… Это война будет резко отличаться от войны на Западе. На Востоке же жестокость — это благо для будущего. От командиров требуется жертва — отбросить все сомнения».

Отметим, что все в ней четко и ясно: война на уничтожение, в которой жестокость — благо. Армию разгромить, а государство ликвидировать. Не более и не менее! Для этого он и соединил обычную военную кампанию со своей идеологией фашизма, обратив ее в совершенно новую войну, где за вермахтом и войсками СС шагали по крови айнзатцгруппы, сформированные из личного состава полиции безопасности и СД.

До сих пор многие историки подсчитывают и раскрывают фатальные ошибки Гитлера. Но абсолютно никто не хочет понять простой истины, что в главной его ошибке — походе на Восток — и заключалась одна из его священных идей, к которой он шел двадцать лет. Недооценивать Гитлера — значит недооценивать природу возникновения такого рода личностей в истории. Возможно, Гитлер был не знаком с трудами Клаузевица, но вряд ли не знал: «Наступление не может быть продолжено в непрерывной последовательности до полного его завершения, оно требует остановок, и в течение этих перерывов, когда оно само оказывается нейтрализованным, естественно наступает состояние обороны.

Во-вторых, пространство, которое оставляют позади себя наступающие войска и использование которого безусловно необходимо для их существования, не всегда бывает прикрыто самим наступлением и требует особой защиты.

Следовательно, акт наступления на войне, с точки зрения стратегии, является постоянной сменой и сочетанием наступления и обороны, причем оборона не должна рассматриваться как действительная подготовка к наступлению, повышающая его напряжение. Оборона при наступлении не представляет собою действующего начала, напротив, она — неизбежное зло, тормозящее усилие, вызываемое инертностью массы; оборона — это первородный грех, смертное начало для наступления. Мы сказали „тормозящее усилие“, так как оборона, ничем не способствуя усилению наступления, ослабляет его действие уже одной вызываемой потерей времени».

Следовательно, разве можно назвать величайшей стратегической ошибкой Гитлера стремление добраться в 1941 г. до линии Архангельск — Каспийское море? Теоретически — да, а практически — нет! Ведь подпоркой наступающих фашистских войск была не просто расовая теория или «Зеленая папка», а реальный механизм грабежа порабощенного народа и бесчеловечного и беспрецедентного уничтожения миллионов. Но именно вермахт не оправдал своего предназначения. В ходе войны фюрер отправил в отставку 3 командующих армиями, 4 начальника генштаба, 14 из 18 фельдмаршалов и 21 из 37 генерал-полковников.

Ведь это был Крестовый поход, но не против большевизма, как об этом говорилось, а прежде всего против русских «недочеловеков». И возглавил его тот, кто смог, не имея элементарного образования, в звании всего-навсего ефрейтора, «взять в руки» немецкую нацию и вернуть ей былое самосознание. Кто за 14 лет смог стать во главе целого европейского государства, а за 12 лет придать миру новый облик и покорить Европу! Гитлер «сам придавал событиям их направление, масштабы и радикальность. Благоприятствовало ему при этом то, что его мысли не были отягощены какими-либо предварительными условиями и что буквально все — антагонизм, противников, партнеров, нации, идеи — он столь же хладнокровно, как и маниакально подчинил своим чудовищным целям». Он непрерывно выбрасывал гигантскую энергию, осознавая ее воздействие на окружающих в виде огромного и беспримерного страха. А ведь вся его теория была построена на «ничтожности отдельно взятого человека». Но самое удивительное открытие — когда стало очевидно, «что без катализирующей силы Гитлера не было бы ничего, а без личного присутствия великого „фюрера“ мгновенно рухнуло все: воля, цель, сплоченность». Именно такой человек с помощью своей армии и СС вполне мог уничтожить Россию, но именно Россия стала его личной катастрофой. В сущности, вся политическая деятельность Гитлера была построена на стремлении к чуду и его ожиданию. Но ведь никто не станет отрицать сегодня, что это чудо всегда находило свое реальное воплощение.

С провалом Восточной кампании в итоге пришло и поражение Германии, когда «призрак фюрера» исчез в никуда, унеся вместе с собой бред национал-социализма. В один миг исчезло целое явление и словно не осталось глубоких корней фашизма. Так страшное движение обратилось в блеф. Так ушел мир неограниченной власти, грубой силы и плодородной почвы для тяжких преступлений, где удовольствие от убийства раба оценивалось по достоинству и культивировалось как героизм. Где освобождение человека от доброты и нежности, от жалости и уважения становилось аксиомой. Но как пишет И. Фест, «поскольку фашизм уходит своими корнями в чувство кризиса эпохи, он останется латентным и найдет свою смерть только вместе с самой эпохой».