• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Мы будем диктовать Востоку наши законы. Мы завоюем шаг за шагом землю до Урала. Я надеюсь, что с этой задачей справится еще наше поколение.

(А. Гитлер)

Генерал Ганс фон Сект умер в начале 1937 г. Перед смертью он оставил политическое и военное завещание. В день похорон генерал Бломберг передал его Гитлеру.

В завещании Сект заклинает фюрера «не относиться с предубеждением к русским вопросам и русским политическим и военным деятелям, тогда, по убеждению Секта, можно будет легко прийти к соглашению с Советским Союзом».

Свое твердое убеждение Сект обосновывает следующими тезисами:

1. У Германии нет общей границы с СССР;

2. СССР не имел ничего общего с Версальским мирным договором;

3. СССР не возражал против вооружения Германии, т. к. СССР в течение нескольких лет активно поддерживал германское вооружение;

4. СССР не требует от Германии никаких репараций;

5. СССР не является противником Германии;

6. Германия с внутриполитической точки зрения в данный момент меньше чем когда-либо опасается большевизма;

7. И Германия и СССР автархичны, поэтому у них больше общего друг с другом, чем с демократией;

8. Взаимоотношения Турции с СССР доказывают возможность самых интимных и наилучших отношений между Германией и СССР;

9. В течение долгих лет СССР находится в дружественных отношениях с Италией.

Сект требует, чтобы немцы как можно скорее улучшили отношения с СССР с тем, чтобы освободить Германию не только от опасности войны на два фронта, но и от опасности многофронтовой войны. Эта опасность для Германии в данный момент неизмеримо актуальней, чем во времена Бисмарка и Шлиффена. Сект настойчиво предостерегает против союза с Японией, учитывая ее ненадежность, а также потому, что это повредит соглашению с Англией Америкой и не даст завязать интимные отношения с Китаем.

Но прислушался ли Гитлер к этим словам?

На этот вопрос дают ответ материалы секретного совещания, которое фюрер провел в самом узком кругу 5 ноября 1937 г. Выступление длилось более 4 часов, и фюрер сам предложил рассматривать «как завещание на случай преждевременной смерти».

— Если видеть цель немецкой политики, — говорил Гитлер в приподнятом настроении, — в обеспечении и преумножении народа, то тут же наталкиваешься на «проблему пространства»: все экономические и социальные трудности, все расовые угрозы можно устранить исключительно за счет преодоления нехватки пространства, от этого просто зависит будущее Германии. В отличие от держав либеральной эпохи колониализма страна не может решить проблему, захватив заморские территории, «жизненное пространство» Германии расположено на европейском континенте. Всякая экспансия, как показывает история мировой Римской или Британской империи, связана с немалым риском; «ни раньше, ни сейчас не было и нет территории без хозяина, наступающий всегда наталкивается на владельца». Но большой выигрыш, а именно: обладающая сплошным пространством великая империя, которой владеет и которую обороняет твердое «расовое ядро», оправдывает большой риск.

Для решения германского вопроса может быть только один путь — путь насилия.

После того как такое решение принято, речь может идти только о времени и наиболее благоприятных обстоятельствах для применения силы. Через 6–8 лет условия могут измениться только в невыгодном для Германии направлении. Поэтому если фюрер будет еще жив, то «не позднее 1943–1945 годов он намерен обязательно решить проблему пространства для Германии», если возможность представится раньше — будь то в результате тяжелого внутреннего кризиса Франции или вовлеченности западных держав в какую-нибудь войну, — то он решит использовать ее.

Как вспоминал адъютант от вермахта полковник Хоссбах: «У части собравшихся эти идеи вызвали значительную тревогу». А последующая дискуссия «принимала порой очень резкие формы». «Против планов Гитлера выступили прежде всего Нейрат, Бломберг и Фрич, со всей серьезностью предостерегая от риска войны с западными державами».

Сам же Гитлер собрал участников совещания главным образом для того, чтобы довести до них свое нетерпение и в особенности, как он заявил до начала встречи Герингу, «раскрутить Бломберга и Фрича», «поскольку он совершенно не доволен тем, как идет наращивание вооружения сухопутных войск». «Таким образом, — резюмирует Иоахим Фест, — характерной чертой ноябрьского совещания 1937 года стало взаимное отрезвление. Консерваторы, в особенности верхушка военного руководства, которые так и не научились думать категориями, выходящими за узкие рамки их целей и интересов, с изумлением констатировали, что Гитлер оказался верен своему слову и был действительно Гитлером».

Буквально за несколько месяцев Гитлеру удалось убрать всех противников его главной идеи.

Сначала он воспользовался желанием вдовца Бломберга жениться вновь. Избранница последнего, фрейлейн Эрна Грун, была женщиной с «известным прошлым», а значит, не отвечала строгим сословным критериям германского офицерского корпуса. Венчание состоялось в январе 1938 г., а спустя несколько дней полиция предоставила документы, которые подтвердили, что в прошлом молодая супруга была проституткой и что однажды подверглась наказанию за то, что подрабатывала фотомоделью для непристойных фотографий. Участь Бломберга была решена.

«Эта история. — сказал ему Гитлер, — легла слишком тяжелым грузом на меня и на Вас. Я не мог больше делать вид, что ничего не случилось. Мы должны расстаться».

Затем убрали и преемника Бломберга — Фрича. Его обвинили в гомосексуализме. Главнокомандующему сухопутными войсками устроили прямо в имперской канцелярии очную ставку с подкупленным свидетелем. Таким образом, после удаления Бломберга и Фрича оппозиция в армии как таковая сошла на нет, а большинство генералов смирились с такой участью. Теперь им ничего не оставалось делать, кроме как четко и безукоризненно выполнять все предписания фюрера.

Как пишут Д. Мельников и Л. Черная: «Именно после событий 1938 г. начался усиленный процесс проникновения СД и СС в высшие сферы армейского командования, процесс „нацификации армии“. В это же время, с учреждением Верховного командования вооруженными силами, к его руководству приступил Кейтель. По мысли Гитлера, оно играло роль военного штаба фюрера и находилось под непосредственным его руководством. Начальник (шеф) Верховного командования получил ранг министра». «Верховное командование вооруженными силами, — говорилось в указе, — принимает на себя все функции имперского военного министерства. Начальник Верховного командования вермахта выполняет по моим указаниям функции, которые до сих пор находились в компетенции военного министра».

В 1936 г. атаман Донского казачьего войска П. Н. Краснов получил письмо из Берлина. Ему писал старый товарищ по 1918 г. (бывший военный атташе в Донском государстве) майор вермахта фон Кокенхаузен. Он «сообщал бывшему атаману, что в Германии возрождены ее вооруженные силы, что в немецких книжных магазинах по-прежнему нарасхват сочинения Краснова, а главное — что в Генеральном штабе немецкой армии, получившей название вермахта, многие старые знакомые донского атамана помнят о боевом союзе германского штыка и казачьей шашки. И что перспективы открываются — захватывающие. И настойчиво приглашал вернуться в Берлин». В том же 1936-м русский генерал принял приглашение. А в 1938 г. Петру Краснову немцы поручили «подготовить доклад о трагическом походе Бонапарта на Москву, в котором предполагалось обосновать или опровергнуть возможность современного вторжения в Россию».

Как известно, русский генерал, несмотря на огромную ненависть к большевизму, «постарался не позволить ненависти к Советской России доминировать над объективностью, а потому пришел к выводу, что только мгновенный удар потрясающей мощности может принести захватчикам стратегический успех».

Следовательно, начиная с 20-х годов и до самой смерти Гитлер ни на секунду не усомнился в том, что народы Советского Союза можно обратить в безгласных рабов, которыми будут управлять немцы-надсмотрщики. Он никогда не отказывался от главной своей задачи — завоевания «жизненного пространства» на Востоке, сокрушения «большевизма» и порабощения «мирового славянства».

Английский историк Тревор-Ропер пишет: «После войны часто слышишь слова о том, что русский поход был большой „ошибкой“ Гитлера. Если бы он вел себя нейтрально по отношению к России, то сумел бы подчинить себе всю Европу, организовать ее и укрепить. И Англия никогда не смогла бы изгнать немцев оттуда. Эту точку зрения я не могу разделить, она исходит из того, что Гитлер не был бы Гитлером! Для Гитлера русский поход никогда не являлся побочной военной аферой, частной вылазкой за важными источниками сырья или импульсивным ходом в шахматной партии, которая выглядит уже почти ничейной. Русский поход решал, быть или не быть национализму. И этот поход стал не только обязательным, но и безотлагательным».

На вечернем совещании 17 октября 1939 г. Гитлер дал указание начальнику ОКВ генерал-полковнику Кейтелю учесть впредь при планировании, что оккупированный польский регион «имеет для нас военное значение как передовой рубеж и может быть использован для сосредоточения и развертывания сил. Для этого надо содержать в порядке и использовать для наших целей железные дороги, шоссе, линии связи. Следует устранить все попытки какой-либо консолидации в Польше».

А несколько раньше генерал-полковник Франц Гальдер, начальник генштаба сухопутных войск, сделал вывод о том, что Германия способна победить Россию только в ходе скоротечной войны, которая продлится не более двух месяцев.

В 1940 г., после разгрома вооруженных сил Франции, появился весьма удобный момент для осуществления агрессивных замыслов на Востоке. В день капитуляции Франции (22 июля 1940 г.) начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал Франц Гальдер получил указания от Гитлера и главнокомандующего сухопутными войсками Вальтера фон Браухича о разработке плана вторжения в Советский Союз. «Командование сухопутными войсками (ОКХ) в июле-декабре разрабатывало одновременно несколько вариантов, каждый самостоятельно. Один из вариантов разрабатывался в Верховном главнокомандовании вооруженными силами Германии (ОКВ) под руководством Альфреда Йодля и его заместителя генерала Вальтера Варлимонта и проходил под кодовым названием „Этюд Лоссберга“. Он был завершен к 15 сентября и отличался от другого варианта — генерала Маркса — тем, что главный удар в нем определялся на северном участке фронта. При принятии окончательного решения Гитлер согласился с соображениями Йодля. Ко времени завершения работы над вариантами плана заместителем начальника Генерального штаба был назначен генерал Фридрих Паулюс, которому было поручено свести все планы воедино и учесть замечания, высказанные фюрером».

В течение июля 1940 г. штаб армейской группировки «Б» (генерала фон Бока) был переведен из Франции на Восток (Познань). Ему были приданы переброшенные из Франции (из состава оккупационных войск): 12-я армия (Лист), 4-я армия (фон Клюге), 18-я армия (фон Кюхлер) и еще несколько корпусов и около 30 дивизий.

Кроме того, как утверждал немецкий генерал Мюллер, «после кампании на западе ОКХ (верховное командование сухопутных сил) отдало приказ о демобилизации 20 дивизий. Приказ этот был отменен, и 20 дивизий не были демобилизованы. Вместо этого они по возвращении в Германию были уволены в отпуск и, таким образом, держались наготове на случай срочной мобилизации».

«Оба мероприятия, — продолжал генерал, — перевод около 500 тыс. человек за границу с Россией и отмена приказа о роспуске около 300 тыс. человек — показывают, что уже в июле 1940 года существовали планы военных действий на Востоке».

На совещании в Ставке 31 июля 1940 г. Гитлер сказал:

— Если Россия будет разгромлена, Англия потеряет последнюю надежду. Тогда господствовать в Европе и на Балканах будет Германия. Вывод: в соответствии с этим рассуждением Россия должна быть ликвидирована. Оценивая общее стратегическое положение и силы Советского Союза, гитлеровское командование положило в основу планирования войны против СССР требование максимально быстрого, молниеносного разгрома его вооруженных сил, до того как Англия и Соединенные штаты сумеют прийти им на помощь.

Фельдмаршал Кейтель при разработке оперативно-стратегического плана войны на Востоке был убежден:

«а) исключительные размеры территории России делают абсолютно невозможным ее полное завоевание;

б) для достижения победы в войне против СССР достаточно достигнуть важнейшего оперативно-стратегического рубежа, а именно линии Ленинград — Москва — Сталинград — Кавказ, что исключит для России практическую возможность оказывать военное сопротивление, так как армия будет отрезана от своих важнейших баз, в первую очередь от нефти;

в) для разрешения этой задачи необходим быстрый разгром Красной Армии, который должен быть проведен в сроки, не допускающие возможности возникновения войны на два фронта».

Придавая огромное значение фактору времени, Гитлер предполагал напасть на Советский Союз уже осенью 1940 г. Однако из-за неподготовленности вооруженных сил, районов сосредоточения и развертывания войск, а также из-за неподходящих метеоусловий ему пришлось отказаться от скоропалительного решения. А планирование войны против России продолжалось.

Так в ходе него были выдвинуты два совершенно разных подхода к решению важнейшей стратегической задачи. Первым можно назвать концепцию «концентрического наступления на Москву», которую представлял генеральный штаб сухопутных войск, а вторым — наступление по расходящимся направлениям, которую представлял штаб ОКВ. «По заданию Гальдера начальник отдела иностранных армий Востока полковник Канцель занялся исследованием вопроса о наиболее целесообразном направлении главных ударов с точки зрения характера и численности группировки советских войск. Он пришел к выводу, что наступление следует вести в направлении Москвы с севера, примыкая к побережью Балтийского моря, чтобы затем, осуществив громадный стратегический охват на юг, заставить советские войска на Украине сражаться с перевернутым фронтом. Начальник оперативного отдела генерального штаба генерал Грейфенберг, напротив, считал, что главный удар следует наносить на юге советско-германского фронта».

В конце июля 1940 г., начальнику штаба 18-й армии генералу Марксу поручили разработать оперативно-стратегический план военной кампании против СССР. Свой первый доклад Маркс сделал уже 1 августа с изложением своих идей по плану операций. «Они предусматривали развертывание боевых действий двумя крупными группировками войск на московском и киевском стратегических направлениях. Гальдер при этом указал на важность того, чтобы главное направление на Москву не ослаблялось из-за частных операций на соседних участках фронта» Буквально через несколько дней генерал «Маркс представил Гальдеру законченную оперативно-стратегическую разработку, получившую наименование „План Фриц“. В ней намечались два основных стратегических направления — московское и киевское».

В этом плане «главный удар должен быть направлен из северной Польши и Восточной Пруссии на Москву». Оговорка была следующей: «Поскольку сосредоточение в Румынии невозможно, другого направления главного удара не существует. Попытка обходного маневра с севера лишь удлинила бы путь войск и в конечном счете привела бы их в лесистую область северо-западнее Москвы». Маркс считал, что главная задача наступления на основном направлении — это «прямым ударом по Москве разбить и уничтожить Главные силы русской северной группы западнее, внутри и восточнее лесистой области; затем, овладев Москвой и Северной Россией, повернуть фронт на юг, чтобы во взаимодействии с немецкой южной группой занять Украину и в итоге выйти на рубеж Ростов — Архангельск». По плану Маркса, против Советского Союза предполагалось развернуть группировку войск, насчитывающую 147 дивизий, объединенных в пять армий, из которых три должны были действовать севернее Припятских болот. Генерал Э. Кестринг, военный атташе в Москве, ознакомившись с планом Маркса, абсолютно не согласился с тем, что взятие Москвы будет иметь решающее значение для победы над Красной армией. «По его мнению, наличие сильной промышленной базы на Урале позволило бы Советскому Союзу продолжать активное сопротивление, искусно используя имеющиеся и вновь созданные коммуникации».

В первых числах августа верховное главнокомандование отдало директиву «Ауфбау ост» на проведение широкомасштабных мероприятий по оборудованию театра военных действий для нападения на СССР. Директива предусматривала строительство сети коммуникаций, аэродромов, складов, казарм и других военных объектов на территории Польши и Восточной Германии. А через месяц заместителю начальника генштаба генерал-майору Паулюсу было поручено разработать соображения относительно группировки войск для войны против СССР и порядка их стратегического сосредоточения и развертывания, опираясь на план генерала Маркса. К 17 сентября такая работа была закончена, вылившись в докладную записку от 29 октября. Впоследствии на ее основе оперативный отдел генштаба составил проект директивы по стратегическому сосредоточению и развертыванию — «Ост».

С начала сентября, точно также как и в генштабе, в штабе оперативного руководства вооруженных сил велась работа по составлению плана войны против СССР. К 19 сентября генерал Варлимонт представил его Йодлю. План предусматривал использование трех групп армий — «Север», «Центр» и «Юг», соответственно, на ленинградском, московском и киевском направлениях. Главный удар направлялся на Москву по кратчайшему пути через Минск и Смоленск. «После захвата последнего продолжение наступления на центральном направлении планировалось в зависимости от развития обстановки в полосе группы армии „Север“. В случае ее неспособности решить поставленные задачи предполагалось приостановить наступление группы армий „Центр“ и часть ее сил направить на помощь северному соседу».

В указаниях ОКВ от 6 сентября 1940 г. говорилось: «В ближайшие недели концентрация войск на Востоке значительно увеличится. К концу октября необходимо добиться положения, указанного на прилагаемой карте. Из этих наших перегруппировок у России ни в коем случае не должно сложиться впечатление, что мы подготавливаем наступление на Восток. В то же время Россия должна понять, что в генерал-губернаторстве, в восточных провинциях и в протекторате находятся сильные и боеспособные немецкие войска, и сделать из этого вывод, что мы готовы в любой момент и достаточно мощными силами защитить наши интересы на Балканах.

Для работы собственной разведки, как и для возможных ответов на запросы русской разведки, следует руководствоваться следующими основными принципиальными положениями.

1. Маскировать общую численность немецких войск на Востоке по возможности распространением слухов и известий о якобы интенсивной замене войсковых соединений, происходящей в этом районе. Передвижение войск обосновывать их переводом в учебные лагеря, переформированием и т. п.

2. Создавать впечатление, что основное направление в наших перемещениях сдвинуто в южные районы генерал-губернаторства, в протекторат и Австрию, и что концентрация войск на Севере сравнительно невелика.

3. Преувеличивать состояние и уровень вооружения соединений, особенно танковых дивизий.

4. Распространять соответствующим образом подобные сведения для создания впечатления, что после окончания Западного похода противовоздушная оборона на Востоке серьезно усилилась и что зенитная оборона всех важных объектов укрепляются за счет трофейной французской техники.

5. Работы по улучшению сети шоссейных и железных дорог и аэродромов объяснить необходимостью развития вновь завоеванных восточных областей…»

К середине ноября в германской армии были разработаны основы материально-технического обеспечения войск. В расчет принимались: 3 млн. человек, 600 тыс. машин, 600 тыс. лошадей, горючее и запчасти на 700–800 км.

В ноябре-декабре генеральный штаб сухопутных войск продолжал уточнение и проигрывание на штабных учениях вопросов о главных стратегических направлениях, о распределении сил и средств для наступления.

В конце ноября начальники штабов групп армии, предусмотренных для ведения наступления, получили указания представить независимо друг от друга соображения по плану операций. В разработке начальника штаба группы армий «А» (позднее «Юг») генерала Зоденштерна от 7 декабря 1940 г. предполагалось провести наступление тремя ударными группировками. Ведущая идея этого плана заключалась в том, чтобы, сковав основные советские войска в центре фронта, основные наступательные операции предпринять на флангах и по достижении первой стратегической цели — рубежа Кременчуг — Киев — Могилев — Даугавпилс — нанести на Москву по сходящимся направлениям, осуществив тем самым гигантский охват всей западной части Советского Союза.

Генерал предлагал «отказаться от овладения окраинными областями на юго-востоке и северо-востоке Советского Союза, а прикрытие внешних флангов ударных группировок осуществлять заслонами, обращенными в сторону Ленинграда и Восточной Украины».

Доклад начальника Генерального штаба сухопутных войск был зачитан Гитлеру в Ставке 5 декабря 1940 г. Автор считал, что важнейшие промышленные центры России находятся на Украине, в Москве и Ленинграде. «Кроме того, Украина является богатейшим сельскохозяйственным районом. Вся территория, на которой будут происходить операции, делится Припятскими болотами на северную и южную половины. В последней — плохая сеть дорог. Наилучшие шоссейные и железные дороги находятся на линии Варшава — Москва. Поэтому в северной половине представляются более благоприятные условия для использования большего количества войск, нежели в южной. В районе севернее Припятских болот поэтому же, очевидно, находится больше войск, нежели южнее. Кроме того, в группировке русских намечается значительное массирование войск в направлении русско-германской демаркационной линии. Следует полагать, что сразу же за бывшей русско-польской границей располагается база снабжения русских, прикрытая полевыми укреплениями. Днепр и Западная Двина представляют собой самый восточный рубеж, на котором русские вынуждены будут дать сражение. Если же они будут отходить дальше, то они не смогут больше защищать свои промышленные районы. Вследствие этого замысел немцев должен сводиться к тому, чтобы с помощью танковых клиньев не допустить создание русскими сплошного оборонительного фронта западнее этих двух рек. Особенно крупная ударная группировка должна наступать из района Варшавы на Москву. Из предусматриваемых трех групп армий северную необходимо будет направить на Ленинград, а силами южной нанести Главный удар в направлении Киева, причем одна армия последней должна наступать из района Люблина, вторая из района Львова и третья из Румынии. Конечной целью операции является Волга и район Архангельска. Всего должно быть использовано 105 пехотных, 32 танковые и моторизованные дивизии, из числа которых крупные силы (две армии) вначале будут следовать во втором эшелоне».

Как известно из стенограммы совещания, Гитлер согласился с изложенными оперативными замыслами и обратил внимание на некоторые детали:

— Важнейшая цель — не допустить, чтобы русские отходили, сохраняя целостность фронта. Наступление следует вести так далеко на восток, чтобы русская авиация не могла больше совершать налеты на территорию германского рейха и чтобы, с другой стороны, немецкая авиация могла наносить удары с воздуха против русских военно-промышленных районов. Для этого необходимо добиться разгрома русских вооруженных сил и воспрепятствовать их созданию.

Уже первые удары должны быть нанесены такими силами, чтобы можно было уничтожить крупные силы противника. Поэтому подвижные войска следует использовать на самых флангах обеих северных групп армий, где будет наноситься главный удар. На севере необходимо добиться окружения вражеских сил, находящихся в прибалтийских странах. Для этого группа армий, которая будет наступать на Москву, должна иметь достаточно войск, чтобы быть в состоянии повернуть значительную часть сил на север. Группа армий, наступающая южнее Припятских болот, должна выступить позже, причем, в зависимости от обстоятельств, частью сил из района Румынии, и добиться окружения крупных вражеских сил на Украине путем совершения охватывающего маневра с севера.

Сейчас, однако, еще невозможно решить, будет ли после уничтожения основной массы русских войск, окруженных на севере и на юге, нанесен удар на Москву или против района Москвы. Важно, чтобы русские не смогли вновь закрепиться восточнее. Предусмотренная для проведения всей операции численность войск в 130–140 дивизий достаточна.

Бывший командующий 3-й танковой группой немецких войск на советско-германском фронте Г. Гот размышлял в своих мемуарах о стратегическом планировании войны против СССР следующим образом: «31 июля 1940 года Гитлер назвал в качестве цели войны „уничтожение живой силы России“. В директиве сказано осторожнее. В ней говорится о „разгроме Советской России“. Позже, в августе 1941 года, Гитлер указал, что цель войны — „окончательно вывести Россию из войны как континентального союзника Англии“. Это различные формулировки, и понимать их можно по-разному. Отдавал ли себе Гитлер отчет о том, как он окончит войну? Клаузевиц, участвовавший в войне 1812 года на стороне России, берет под защиту Бонапарта, когда того упрекают в том, что он слишком далеко проник в Россию. „Россия не такая страна, которую можно действительно завоевать, т. е. оккупировать…Такая страна может быть побеждена лишь собственной слабостью и действием внутренних раздоров. Добраться же до этих слабых мест политического бытия можно лишь путем потрясения, которое проникло бы до самого сердца страны. Лишь достигнув могучим порывом самой Москвы, мог Бонапарт надеяться подорвать мужество правительства, стойкость и верность народа. В Москве надеялся он найти мир, и это была единственная разумная цель, какую он мог себе поставить в эту войну“. (…)

Вместо того чтобы создать ясную основу для стратегии в войне против России, Гитлер в подготовительный период занимался оперативными планами, не входившими в его компетенцию. Эти планы резко менялись. 31 июля 1940 года он предлагал операцию с охватом обоих флангов (Киев и Прибалтика). 5 декабря 1940 года он согласился с предложением нанести Главный удар в центре, на Москву. 17 декабря он сообщил о своем намерении наступать по обе стороны от Припятских болот и продвинуться глубоко на восток, чтобы затем повернуть на юг и север. Наконец, 18 декабря 1940 года он издал директиву „Барбаросса“, предписывающую обеим северным группам армий во взаимодействии овладеть побережьем Балтийского моря и только затем нанести удар на Москву. Неизменным во всех этих планах было одно: цель войны должна быть достигнута на протяжении одной кампании. Война имела для Гитлера смысл только в том случае, если „государство будет разбито одним ударом“ (31 июля 1940 г.). Это стремление к быстрому окончанию войны было связано с дальнейшими стратегическими планами Гитлера. С 15 июня 1940 года, когда наступило перемирие во Франции, война на суше по существу прекратилась. Молниеносные действия германской армии в мае и июне 1940 года находились в резком противоречии с медлительным общим течением войны, в результате которого западные державы получили в подарок столь ценный год. Теперь предстоявшая в 1941 году война в России связывала немецкие сухопутные войска на Востоке. Если бы начало войны на Востоке отодвинулось еще дальше, то Англия снова получила бы инициативу; последствия всего этого могли быть роковыми.

Понятное стремление Гитлера к повторению на Востоке такой же скоротечной кампании, как и кампании во Франции, столкнулось на Восточном театре с совершенно иными условиями для военных действий, и прежде всего — с огромными расстояниями, которые, казалось, еще более увеличивались из-за плохого состояния дорог. Может быть, имевшихся в распоряжении трех-четырех месяцев и хватило бы для того, чтобы разгромить кадровую армию и захватить большую часть территории страны, включая столицу. Но, как мы уже видели, это не означало бы уничтожения живой силы русских. Поэтому цель, которую предстояло достичь за одну кампанию, должна была быть более ограниченной.

Насколько можно установить, „конечную цель кампании — выход на линию Волга — Архангельск“ — предложил начальник генерального штаба сухопутных сил. Вскоре выяснилось, что в 1941 году такая цель была недостижима».

Другой генерал вермахта, Гейнц Гудериан, вспоминал: «Но все же зима и весна 1941 г. были для меня кошмаром. Новое изучение походов шведского короля Карла XII и Наполеона I показало все трудности этого театра военных действий; одновременно выявилась недостаточность нашей подготовки к такой крупной кампании. Прошлые успехи, особенно победа на западе, одержанная в столь неожиданно короткий срок, так задурманили мозги руководителям нашего верховного командования, что они вычеркнули из своего лексикона слово „невозможно“. Все руководящие лица верховного командования вооруженных сил и главного командования сухопутных сил, с которыми мне приходилось разговаривать, проявляли непоколебимый оптимизм и не реагировали ни на какие возражения.

Готовясь к выполнению предстоящих трудных задач, я с особым рвением занимался обучением и вооружением дивизий, находившихся под моим контролем. Я настойчиво указывал войскам на то, что предстоящая кампания будет значительно тяжелее, чем кампания в Польше и западная кампания. В целях сохранения военной тайны я не мог говорить ничего другого. Я хотел только предотвратить легкомысленное отношение моих солдат к новой, страшно трудной задаче. К сожалению, как указывалось выше, материальную часть вновь сформированных по приказу Гитлера дивизий составляли главным образом французские машины. Эта материальная часть никоим образом не отвечала требованиям войны в Восточной Европе».

Не менее интересно мнение и немецкого фельдмаршала Эриха фон Манштейна. Он писал: «Само собой разумеется, что меня, командира корпуса, не спрашивали о том, нужно ли и как вести войну против Советского Союза. И только намного позже, насколько я припоминаю, в мае 1941 г., корпус получил план развертывания, который ограничивался только масштабами танковой группы, в которую входил корпус… Но, как теперь известно и, видимо, общепризнанно, можно сделать два вывода.

Первый вывод: ошибка, в которую впал Гитлер, недооценивая прочность советской государственной системы, ресурсы Советского Союза и боеспособность Красной Армии. Поэтому он исходил из предположения, что ему удастся разгромить Советский Союз в военном отношении в течение одной кампании. Но вообще, если это и было возможно, то только в случае, если бы удалось одновременно подорвать советскую систему изнутри. Но политика, которую Гитлер вопреки стремлениям военных кругов проводил в оккупированных восточных областях при помощи своих рейхскомиссаров и СД, могла принести только противоположные результаты. В то время как Гитлер в своих стратегических планах исходил из того, что он поставил себе целью быстрый разгром Советского Союза, в политическом отношении он действовал в диаметрально противоположном направлении.

В других войнах также часто возникали противоречия между военными и политическими целями. В данном случае и военное и политическое руководство объединилось в руках Гитлера, но результатом было то, что его восточная политика резко противоречила требованиям его стратегии и лишила его, возможно, существовавшего шанса на быструю победу.

Второй вывод: в сфере высшего военного командования, то есть между Гитлером и ОКХ, не удалось выработать единой стратегической концепции, что было необходимо как при разработке общего плана операций, гак и в ходе проведения самой кампании 1941 г.

Стратегические цели Гитлера покоились преимущественно на политических и военно-экономических соображениях. Это был в первую очередь захват Ленинграда, который он рассматривал как колыбель большевизма и который должен был принести ему одновременно и связь с финнами, и господство над Прибалтикой. Далее, овладение источниками сырья на Украине и военными ресурсами Донбасса, а затем нефтяными промыслами Кавказа. Путем овладения этими районами он надеялся, по существу, парализовать Советский Союз в военном отношении.

В противовес этому ОКХ правильно полагало, что завоеванию и овладению этими, несомненно, важными в стратегическом отношении областями должно предшествовать уничтожение Красной Армии. Главным силам Красной Армии должно быть навязано решительное сражение путем нанесения удара на Москву (этот план не соответствовал полностью фактической группировке советских сил, как это выявилось позже).

Москва представляет собой главный центр советской державы, потерей которого страна не стала бы рисковать, во-первых, потому, что Москва — в противоположность 1812 г. — была действительно политическим центром России; во-вторых, потому, что потеря военно-промышленных районов вокруг Москвы и восточнее ее, по крайней мере значительно ослабила бы советскую военную промышленность; в-третьих, что по стратегическим соображениям было наиболее важно, потому, что Москва является центральным узлом коммуникаций европейской части России. С потерей Москвы советская оборона практически раскололась бы на две части и советское командование не было бы в состоянии организовать единые операции по всему фронту.

В стратегическом отношении разногласия между Гитлером и ОКХ сводились к следующему: Гитлер хотел добиться военного успеха на обоих флангах (для чего немецких сил ввиду соотношения сил и ширины оперативного района было недостаточно), ОКХ же стремилось достичь успеха в центре общего фронта. (…)

Указанная Гитлером в плане „Барбаросса“ „общая цель“ („необходимо уничтожить основную массу войск, расположенных в Западной России, путем смелых операций, выдвигая далеко вперед танковые клинья; воспрепятствовать отходу боеспособных соединений в глубину русского пространства“) была в конце концов не чем иным, как лишь оперативным или тактическим „рецептом“. И только благодаря превосходному военному руководству германской армии были достигнуты чрезвычайно большие успехи, поставившие Советскую Армию на край пропасти. Но этот „рецепт“ никогда не мог заменить оперативного плана, относительно разработки и выполнения которого Главное командование должно было быть единого мнения, оперативного плана, который ввиду соотношения сил и протяженности театра военных действий заранее должен был предусматривать возможность уничтожения Советской Армии в случае необходимости в результате двух кампаний».

Немецкий генерал Винценц Мюллер в сорок шестом году напишет: «В конце января 1941 года я был командирован телеграфным приказом начальника генерального штаба Гальдера на военные игры в Сен-Жермен (около Парижа) в армейскую группировку Рундштедта. Задачей военной игры было наступление из Румынии к Южной Польше в направлении на Киев и к югу от него. Игра велась с расчетом на участие и румынских войск. В основном военная игра соответствовала условиям будущего приказа о стратегическом развертывании сил, к чему я еще вернусь ниже. Руководителем военной игры был начальник генштаба армейской группировки Рундштедт. Присутствовали: Рундштедт, Гальдер, начальники штабов: 6-й армии — полковник Гейм, 11-й армии — полковник Белер, танковой группы Клейста — полковник Цвиклер и несколько генералов танковых войск. Военная игра происходила в месте расположения армейской группировки Рундштедта примерно с 31 января по 2 февраля 1941 года. Игра доказала необходимость сильной концентрации танковых сил.

В начале февраля, после моего возвращения из Франции, прибыл командующий — генерал пехоты фон Штюльпнагель Гейнрих, бывший до этого председателем комиссии по перемирию с Францией и лишь теперь получивший это новое назначение.

Примерно в то же время из штаба армейской группировки Рундштедта была получена первая директива по стратегическому развертыванию войск под названием „Барбаросса“».

Директиву за номером 21 или план «Барбаросса» Гитлер как Верховный главнокомандующий подписал 18 декабря 1940 г. Под грифом «Совершенно секретно» документ был зарегистрирован в Верховном главнокомандовании вооруженных сил Германии под номером 33408/40 и имел только девять экземпляров. Самый первый предназначался для Главнокомандующего сухопутными войсками (оперативный отдел), второй экземпляр — для Главнокомандующего военно-морским флотом (штаб руководства военно-морскими операциями), третий — для Главнокомандующего военно-воздушными силами (штаб оперативного руководства ВВС), четвертый — для Верховного главнокомандования вооруженных сил (Штаб оперативного руководства) и еще пять экземпляров (с 5-го по 9-й) — для Отдела обороны страны.

К слову, условное наименование плана войны Германии против СССР («Barbarossa Fall») родилось в умах германских генералов не просто так. Оно отталкивалось от имени императора Священной Римской империи Фридриха I Барбароссы, и тем самым должно было содержать некий мистический смысл новой кампании.

Итак, в директиве или плане говорилось: «Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии. (Вариант „Барбаросса“).

Сухопутные силы должны использовать для этой цели все находящиеся в их распоряжении соединения, за исключением тех, которые необходимы для защиты оккупированных территорий от всяких неожиданностей.

Задача военно-воздушных сил — высвободить такие силы поддержки сухопутных войск при проведении восточной кампании, чтобы можно было рассчитывать на быстрое завершение наземных операций и вместе с тем ограничить до минимума разрушения областей Германии вражеской авиацией. Однако эта концепция усилий ВВС на Востоке должна быть ограничена требованием, чтобы все театры боевых действий и районы размещения нашей военной промышленности были надежно прикрыты от налетов авиации противника и наступательные действия против Англии и особенно против ее морских коммуникаций отнюдь не ослабевали. Основные усилия военно-морского флота должны также и во время восточной кампании, безусловно, сосредотачиваться против Англии. Приказ о стратегическом развертывании вооруженных сил против Советского Союза я отдам в случае необходимости за восемь недель до намеченного срока начала операций.

Приготовления, требующие более продолжительного времени, поскольку они еще не начались, следует начать уже сейчас и закончить к 15.5.41 г. Решающее значение должно быть придано тому, чтобы наши намерения напасть не были распознаны.

Подготовительные мероприятия высших командных инстанций должны проводиться, исходя из следующих основных положений.

I. Общий замысел

Основные силы русских сухопутных войск, находящиеся в Западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого выдвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на широкие просторы русской территории должно быть предотвращено.

Путем быстрого преследования должна быть достигнута линия, с которой русские военно-воздушные силы будут не в состоянии совершать налеты на имперскую территорию Германии.

Конечной целью операции является создание заградительного барьера против Азиатской России по общей линии Волга, Архангельск. Таким образом, в случае необходимости последний индустриальный район, остающийся у русских на Урале, можно будет парализовать с помощью авиации.

В ходе этих операций русский Балтийский флот быстро потеряет свои базы и окажется, таким образом, не способным продолжать борьбу.

Эффективные действия русских военно-воздушных сил должны быть предотвращены нашими мощными ударами уже в самом начале операции».

Далее директива определяет предполагаемых союзников: Румынию и Финляндию. Причем в документе подчеркивается, что «Верховное главнокомандование вооруженных сил в соответствующее время согласует и установит, в какой форме вооруженные силы обеих стран при их вступлении в войну будут подчинены германскому командованию».

Сухопутные силы при проведении операций получали следующие задачи:

«Театр военных действий разделяется Припятскими болотами на северную и южную части. Направление главного удара должно быть подготовлено севернее Припятских болот. Здесь следует сосредоточить две группы армий. Южная из этих групп, являющаяся центром общего фронта, имеет задачу наступать особо сильными танковыми и моторизованными соединениями из района Варшавы и севернее ее и раздробить силы противника в Белоруссии. Таким образом будут созданы предпосылки для поворота мощных частей подвижных войск на север, с тем чтобы во взаимодействии с Северной группой армий, наступающей из Восточной Пруссии в общем направлении на Ленинград, уничтожить силы противника, действующие в Прибалтике. Лишь после выполнения этой неотложной задачи, за которой должен последовать захват Ленинграда и Кронштадта, следует приступить к операциям по взятию Москвы — важного центра коммуникаций и военной промышленности.

И только неожиданно быстрый развал русского сопротивления мог бы оправдать постановку и выполнение этих задач одновременно».

По окончании сражений южнее и севернее Припятских болот, в ходе преследования, план предусматривал обеспечение выполнения следующих задач: «На юге — своевременно занять важный в военном и экономическом отношении Донецкий бассейн. На севере — быстро выйти к Москве. Захват этого города означает как в политическом, так и в экономическом отношениях решающий успех, не говоря уже о том, что русские лишатся важнейшего железнодорожного узла».

Задача военно-воздушных сил заключалась «в том, чтобы, насколько это возможно, затруднить и снизить эффективность противодействия русских военно-воздушных сил и поддержать сухопутные войска в их операциях на решающих направлениях».

Военно-морскому флоту Германии в этой войне предстояло, «обеспечивая оборону своего побережья, воспрепятствовать прорыву военно-морского флота противника из Балтийского моря. Учитывая, что после выхода к Ленинграду русский Балтийский флот потеряет свой последний опорный пункт и окажется в безнадежном положении, следует избегать до этого момента крупных операций на море».

Не менее интересна и оговорка, в сущности, затрагивающая весь план: «Все распоряжения, которые будут отданы главнокомандующими на основании этой директивы, должны совершенно определенно исходить из того, что речь идет о мерах предосторожности на тот случай, если Россия изменит свою нынешнюю позицию в отношении нас.

Число офицеров, привлекаемых для первоначальных приготовлений, должно быть максимально ограниченным. Остальные сотрудники, привлечение которых необходимо, должны привлекаться к работе как можно позже и знакомиться только с теми частными сторонами подготовки, которые необходимы для исполнения служебных обязанностей каждого из них в отдельности. Иначе имеется опасность возникновения серьезнейших политических и военных осложнений в результате раскрытия наших приготовлений, сроки которых еще не назначены».

В последний день января 1941 г. была подготовлена и директива по сосредоточению войск: «1. Общие задачи. В случае если Россия изменит свое нынешнее отношение к Германии, следует в качестве меры предосторожности осуществить широкие подготовительные мероприятия, которые позволили бы нанести поражение Советской России в быстротечной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии». То есть у Гитлера уже задолго до начала войны было готово вполне логичное объяснение для своего народа и армии необходимости нанесения превентивного удара по Советскому Союзу («если Россия изменит свое нынешнее отношение к Германии»). А ведь эта фраза была позаимствована из директивы № 21 и включена в директиву по сосредоточению войск по указанию фюрера именно с этой целью. И более того, это объяснение ляжет в основу «Ноты министерства иностранных дел Германии Советскому правительству от 21 июня 1941 года».

П. Ян и Р. Рюруп считают, что национал-социалистическая система была настроена на эту войну. «Для фюрера вопрос заключался не в том, стоит ли нападать на Советский Союз, а в том, когда напасть».

О положении противника директива говорила следующее: «Следует считать наиболее вероятным, что русские, используя усиленные на отдельных участках полевые укрепления на новой и старой государственных границах, а также многочисленные удобные для обороны водные преграды, вступят в бой крупными соединениями западнее рек Днепр и Западная Двина. Русское командование будет придавать особое значение тому, чтобы по возможности дольше удерживать свои авиационные и морские базы в Прибалтийских провинциях и сохранять примыкание своего южного фланга к Черному морю посредством использования крупных сил.

При неблагоприятном развитии операций южнее и севернее Припятских болот русские будут пытаться остановить немецкое наступление на линии рек Днепр, Западная Двина.

Уже при ликвидации немецких прорывов, а также при возможных попытках отвести находящиеся под угрозой войска на линию Днепр, Западная Двина следует считаться с возможностью наступательных действий со стороны крупных русских соединений с использованием танков».

А вот и сам замысел: «Первое намерение главного командования сухопутных войск в соответствии с вышеизложенной задачей состоит в том, чтобы расколоть фронт главных сил русской армии, сосредоточенных в западной части России, быстрыми и глубокими ударами мощных подвижных группировок, севернее и южнее Припятских болот и, используя этот прорыв, уничтожить разобщенные группировки вражеских войск. Южнее Припятских болот наступает группа армий „Центр“ под командованием генерал-фельдмаршала фон Бока. Введя в бой мощные танковые соединения, она осуществляет прорыв из района Варшава и Сувалки в направлении Смоленска; поворачивает затем танковые войска на север и совместно с группой армий „Север“ (генерал-фельдмаршал фон Лееб), наступающей из Восточной Пруссии в общем направлении на Ленинград, уничтожает советские войска, находящиеся в Прибалтике, Затем войска группы армий „Север“ и подвижные войска группы армий „Центр“ совместно с финской армией и подброшенными для этого из Норвегии немецкими войсками окончательно лишают противника последних оборонительных возможностей в северной части России. В результате этих операций будет обеспечена свобода маневра для выполнения последующих задач во взаимодействии с немецкими войсками, наступающими в южной части России.

В случае внезапного и полного разгрома сил на севере России поворот войск на север отпадает и может встать вопрос о немедленном ударе на Москву. Начало наступления будет отдано единым приказом по всему фронту от Черного до Балтийского моря (день „Б“, время — „У“).

Основой для ведения боевых действий в этой операции могут послужить принципы, оправдавшие себя в польской кампании. При этом, однако, следует учитывать, что наряду со сосредоточением сил на направлениях главных ударов необходимо атаковать противника также и на прочих участках фронта.

Только таким образом можно будет воспрепятствовать своевременному отходу боеспособных сил противника и уничтожить их западнее линии Днепр, Зап. Двина. В еще большей степени, чем до сих пор, следует ожидать воздействия вражеской авиации по сухопутным войскам, тем более что немецкие воздушные силы не будут полностью привлечены для операций против России. Войска также должны быть готовы к тому, что противник может применить химические отравляющие вещества». Но, как известно, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги».

Сегодня известно, что Гитлер в преддверии нападения на СССР, конечно же, учитывал очевидную возможность столкновения с Америкой, но при этом рассчитывал на это не раньше 1942 г. Фюрер был убежден, что «максимального уровня производства США достигнут только через четыре года». Этого было вполне достаточно, чтобы завершить план «Барбаросса».

Другая мировая держава — Англия — не имела достаточных сил для развертывания крупных военных операций на Европейском континенте летом 1941 г. Ее 37 дивизий не вызывали опасений у Гитлера. Более того, Британия «была связана своими имперскими интересами на Средиземном море, Ближнем Востоке и в других регионах». И все же она имела огромные возможности для наращивания своих вооруженных сил в самое ближайшее время. Именно это вынуждало Гитлера провести кампанию против СССР в самые короткие сроки. Но кроме этого ему требовалось скоординировать стратегические действия со своими союзниками — Японией и Италией.

Доктор исторических наук В. И. Дашичев пишет: «17 декабря 1941 г. Гитлер приказал разработать директиву ОКВ относительно военного сотрудничества с Японией. В качестве „цели, к которой стремится Германия“, он требовал предусмотреть в ней „по возможности скорейшее вовлечение Японии в активные действия на Дальнем Востоке“. „Чем скорее Япония выступит, — говорил он, — тем более благоприятная обстановка возникнет для нее. Она должна овладеть Сингапуром и всеми источниками сырья, в которых нуждается для продолжения войны, особенно если в нее вступит Америка“. Эти соображения легли в основу директивы ОКВ № 24 от 5 марта 1941 г. В ней особо подчеркивалось, что операция „Барбаросса“ создает благоприятные политические и военные условия для экспансии Японии в Юго-Восточной Азии».

«По мере приближения начала операции „Барбаросса“ в планах гитлеровского руководства все большее место стали занимать расчеты на привлечение Японии к непосредственному участию в агрессии против Советского Союза, чтобы вынудить его вести борьбу на два фронта.

5 июня японский посол в Берлине Осима сообщил в Токио о своей беседе с главою фашистской Германии: „Гитлер сказал, что он давно вынашивал мечту ликвидировать коммунистический Советский Союз и до сегодняшнего дня еще не оставил открытой возможность вступить в войну лишь позже, после объявления Германией войны Советскому Союзу, если Япония захочет выступить на стороне Германии. Из его рассуждений явствовало, что Японию нельзя освободить от обязательств, вытекающих из союза“». Гитлер надеялся, что быстрый разгром СССР «наряду с активным выступлением Японии на стороне Германии настолько изменят расстановку сил на мировой арене в пользу Тройственного пакта, что это вынудит Соединенные Штаты остаться в стороне от войны».

А подготовка к войне продолжалась!

В середине февраля 1941 г. начальник штаба верховного главнокомандования вооруженных сил Германии Кейтель подписал директиву по дезинформации противника. В ней говорилось: «Цель дезинформации заключается в том, чтобы скрыть подготовку к операции „Барбаросса“. Эта главная цель и должна лечь в основу всех мероприятий по дезинформации противника.

В первый период времени, примерно до апреля месяца, необходимо по-прежнему поддерживать в общественном мнении неопределенность относительно наших намерений. На следующем этапе действия по подготовке к операции „Барбаросса“, скрыть которые станет уже невозможно, должны быть представлены в виде ложных мероприятий, проводимых якобы с целью отвлечения внимания от возможного вторжения в Англию».

На первом этапе директива требовала: «Акцентирование предстоящего вторжения в Англию; широкая информация о новых средствах нападения на транспорты; преувеличение значения вспомогательных операций „Марита“… „Подсолнечник“… действий 10-го авиационного корпуса и количества сил, предназначенных для проведения этих операций.

Мотивировка стратегического сосредоточения и развертывания для операции „Барбаросса“. Развертывание сил для операции „Барбаросса“ проводить под видом обмена сил между Западом, Германией и Востоком, подтягивания тыловых эшелонов для операции „Марита“ или в конце концов под видом обеспечения тылового прикрытия со стороны России на случай перехода к обороне.

На втором этапе: Стратегическое развертывание сил для операции „Барбаросса“ должно быть представлено в свете величайшего в истории войн дезинформационного маневра с целью отвлечения внимания от последних приготовлений к вторжению в Англию…»

Были в директиве и мероприятия главных штабов видов вооруженных сил:

«1. Несмотря на значительное ослабление приготовлений к операции „Морской лев“… необходимо делать все возможное для того, чтобы внутри вооруженных сил сохранить впечатление, что подготовка к высадке в Англию ведется в совершенно новой форме и что подготовленные ранее для этой цели войска отводятся в тыл до определенного момента. Необходимо как можно дольше держать в заблуждении относительно действительных планов даже те войска, которые предназначены для действий непосредственно на Востоке». И еще: «Чем больше будет скопление сил на Востоке, тем более необходимо делать все для того, чтобы поддерживать в общественном мнении неопределенность относительно наших планов. С этой целью главное командование сухопутных войск совместно с управлением разведки и контрразведки верховного главнокомандования вооруженных сил должно подготовить все необходимое для внезапного „оцепления“ определенных районов на побережье проливов Ла-Манш и Па-де-Кале и в Норвегии. (Сигнал для начала действий — условное слово „Альбион“.) При этом не столь важно провести оцепление полностью и вводить в действие крупные силы, сколько произвести сенсацию соответствующими мероприятиями. Проведением этой демонстрации, а также других мероприятий, как-то: установка технического имущества, которое неприятельская разведка может принять за неизвестные до сих пор „ракетные батареи“, преследуется одна цель — создать видимость предстоящих „сюрпризов“ против английского острова».

Согласно специальным указаниям к директиве № 21, подписанным 13 марта 1941 г., все приказы и распоряжения по боевому обеспечению, утвержденные верховным главнокомандованием вооруженных сил Германии, должны были вступить в силу за 4 недели до начала операций в Восточной Пруссии (области Польши, присоединенные к Германии в 1939 г.) и генерал-губернаторстве.

Генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель вспоминал: «В начале декабря 1940 г. Гитлер принял окончательное решение готовить войну против Советского Союза с таким расчетом, чтобы в любой момент дать приказ о планомерном сосредоточении войск на восточной границе, — это было равнозначно началу нападения в начале мая. Предпосылкой являлось беспрепятственное функционирование железнодорожного транспорта на полную мощность. Если таким образом в соответствии с отданными приказами свобода принятия решений сохранялась до середины мая, как мне было ясно, только совершенно непредвиденные события могли бы изменить решение начать войну».

«С середины марта началось развертывание войск для войны на Востоке. Днем „X“ должно было стать 12 мая, хотя приказ о наступлении отдан еще не был. Таков был метод Гитлера: не устанавливать окончательной даты перехода границы как можно дольше, до самого крайнего момента, ибо никто не знал, какие именно непредусмотренные события, требующие свободы действий, могут еще произойти в эти недели и даже последние часы».

«Я заметил, что дату начала войны на Востоке переносить нельзя, так как сосредоточение войск по максимально уплотненному графику уже идет полным ходом, и мы не сможем взять оттуда никаких сил; армия же Листа одна против Югославии слишком слаба, а на Венгрию положиться никак нельзя».

«Тем временем фюрер определил в качестве нового „дня X“ середину июня. Это означало быстрое высвобождение задействованных на Балканах соединений сухопутных войск и продолжение сосредоточения войск на Востоке. Следствием этого явилось лишь очень поверхностное умиротворение югославской территории, на которой по открытому призыву Сталина и при его энергичной поддержке стала оживляться война, ведущаяся бандами».

И вот Кейтель подходит к главному: «В середине июня 1941 г. фюрер в последний раз перед войной на Востоке собрал всех высших офицеров Восточного фронта для доклада об их задачах, в котором вновь с огромной проникновенностью изложил свою точку зрения на предстоящую „войну мировоззрений“. Он указал на сильное сопротивление при освобождении Балкан — следствие слишком мягкого и потому истолкованного как слабость обращения с населением, что дает фору бунтовщикам. Он, мол, изучил те методы, к которым постоянно приходилось прибегать старым дунайским монархиям, чтобы придать властям предержащим должный авторитет. Со стороны натравливаемого на нас под кнутом населения нам придется встретиться с тем же, а вероятно, и с еще более упорным сопротивлением. Поэтому следует заранее понять: самый твердый кулак — в конечном счете самый милосердный. Террор можно сломить только контртеррором. Он сам сломил террор КПГ в Германии не с помощью законности, а грубой силой своих СА.

Именно тогда я пришел к тем осознанным выводам, которые изложил в одной из своих памятных записок для моего защитника. Гитлер целиком проникся идеей, что его миссия — уничтожить коммунизм прежде, чем тот уничтожит нас. Он считал совершенно невозможным долгое время быть заодно с коммунизмом в России и считал: Германию постигнет экономический крах, если он не сумеет разорвать то железное кольцо, которое Сталин в любой день, когда того пожелает, может сомкнуть вокруг нас в союзе с западными державами. Он с презрением отвергал мир любой ценой с западными державами и ставил все на одну карту — на войну! Он знал: весь мир будет против нас, если карта против России окажется битой. Он знал, что такое война на два фронта! Он взял на себя эту войну потому, что недооценил большевизм и государство Сталина, и тем сам разрушил созданный им „Третий рейх“!»

Автор книги «Германия в XX веке» А. Ватлин считает, что «Поражение Великобритании заставило бы ее признать гегемонию Гитлера на европейском континенте, но вопроса о физическом выживании англичан не стояло. Иное на Востоке. Война с СССР должна была обеспечить завоевание ресурсов и жизненного пространства для его „германизации“. Ни о каком соглашении со Сталиным в ходе или после войны на уничтожение (Vemichtugskrieg) речи быть не могло. Донесения военной разведки подчеркивали слабость Красной Армии, гнет режима и готовность порабощенных народов к сопротивлению, особенно в только что присоединенных западных республиках. Гитлер окончательно пришел к выводу о том, что СССР — „колосс на глиняных ногах“, и в узком кругу предпочитал говорить о его „обезвреживании“. (…) В конечном счете направление кампании 1941 г. определили прагматические соображения. Весной в рейхе были снижены нормы потребления ряда продовольственных товаров. Чиновники из министерства продовольствия давно уже прорабатывали восточный сценарий: „Войну можно продолжать только в том случае, если весь вермахт на третьем году военных действий будет питаться за счет России. При этом от голода погибнут несколько десятков миллионов человек, если мы вывезем оттуда необходимое для нас продовольствие“. С точки зрения нацистского руководства все складывалось как нельзя лучше — обеспечение германской армии само собой решало проблему „избыточного населения“ европейской России». И действительно, в агентурном сообщении, полученном НКГБ СССР из Берлина 18 апреля 1941 г. сообщалось, что «полученным источником от графа фон Гагена, работающего в комитете по 4-летнему плану над вопросами планирования и внутреннего снабжения Германии зерном и являющегося близким сотрудником Геринга, Гаген весьма обеспокоен проблемой зерновых запасов в Германии, ибо созданный перед войной запас зерна в 6,5 млн т фактически уже исчерпан. Как заявил Гаген, Германии пришлось 2 млн т пшеницы поставить Испании, 1,5 млн Франции и, кроме того, Италии, Голландии и Бельгии.

Германия на своей территории не может собрать количества зерна, достаточного для покрытия хотя бы минимальных потребностей 1941–1942 гг. Даже после победы над Англией США наверняка будут продолжать блокаду Европы, и Германия очутится в весьма затруднительном положении. Надо искать новые источники получения пшеницы.

По подсчетам немцев, „украинское самостоятельное государство“, руководимое немцами, при немецкой технике и организованности может в течение двух ближайших лет не только покрыть потребность Германии, но и удовлетворить нужды европейского континента.

По мнению Гагена, Германия будет вынуждена использовать хлебные и нефтяные источники Советского Союза».

Что ж, эта информация в который раз подтверждала для Сталина важность обороны именно южного направления.

Окончательное решение о нападении на Советский Союз Гитлер принял за четыре недели до начала войны. Об этом писал его личный пилот генерал-лейтенант Ганс Баур.

Однажды, уже после трагедии под Сталинградом, к Гитлеру на прием пришел гауляйтер одной из земель. «Когда Гитлер расстелил карту, на которой была обозначена линия фронта, и подробно описал обстановку на каждом участке, партийный руководитель спросил: „Когда вы на самом деле решили напасть на Россию?“ На это Гитлер ответил: „За четыре недели до начала войны с Россией“». Как вспоминал Баур, очень многие прямо спрашивали об этом фюрера. И только один-единственный раз он услышал его ответ по этому поводу.

К слову, до июня 1941 г. советская внешнеполитическая разведка направила более 120 сообщений о подготовке вторжения в СССР. К началу войны советская разведка располагала сведениями о позициях немецких батальонов и даже отдельных батарей у наших границ. Более того, ей удалось реконструировать основные идеи плана «Барбаросса». Но Сталину трудно было верить сообщениям разведки, так как все время назывались самые разные даты вторжения: 15 апреля, 1 мая, 20 мая, 1 июня, 20–25 июня и 22 июня. Как пишут А. Колпакиди и М. Панченко: «Вероятно, тут не обошлось без немецкой дезинформации — ее распространяли столь масштабно, что даже наши самые проверенные агенты слали ложные сведения».

«Было и другое весьма важное обстоятельство. В 1941 г. СССР пытались втянуть в войну западные державы. Как докладывал Филби, англичане в США пытались убедить всех, что СССР нанесет первый удар по Германии. Сталин помнил, что американцы будут помогать России только в случае неспровоцированного нападения. Филби же прямо предупреждал: если США не вступят в войну, англичане могут пойти на переговоры с немцами».

Сталин имел все основания опасаться немецких провокаций, особенно после известия о прибытии второго человека в нацистской партии — Рудольфа Гесса — в Великобританию в мае 1941 г. Большая политическая игра на мировой шахматной доске была поистине сложной.

Так что же скрывалось за полетом Гесса?

С февраля 1941 г. «Гесс интенсивно занимался разработкой политических и экономических предложений, которые должны были лечь в основу переговоров с англичанами. В разработке этих предложений принимали участие руководитель зарубежной организации национал-социалистской партии Боле, министерский советник имперского министерства хозяйства Яквиц, генерал Карл Хаусхофер и брат Гесса Альфред Гесс, являвшийся заместителем Боле». Весь день 11 мая Гитлер интересовался сообщениями из Англии. Только поздно вечером ему доложили, что, «Гесс приземлился с парашютом в глухой местности на севере Англии и задержан полицейскими, которым Гесс заявил, что он прилетел в Англию для встречи со своим другом герцогом Гамильтоном». Фюрер уточнил, «не сообщили ли англичане о намерениях Гесса». Ему ответили, «что об этом англичане молчат». Тогда Гитлер приказал полет Гесса объяснить в немецкой печати поступком «невменяемого». И только лишь потому, что фюреру стало известно об отказе герцога Гамильтона признать свое знакомство с Гессом. Гитлер был взбешен:

— Какое лицемерие! Теперь он его не хочет знать!

О полете Гесса говорили шепотом и под большим секретом: «Гесс взял с собой в Англию меморандум об условиях мира с Англией, составленный им и одобренный Гитлером.

Суть меморандума сводилась к тому, что Англия предоставила Германии свободу действий против Советской России, а Германия, со своей стороны, соглашалась гарантировать Англии сохранение ее позиций в колониальных владениях и господство в средиземноморском бассейне. Кроме того, в меморандуме подчеркивалось, что союз „великой континентальной державы Германии“ с „великой морской державой Англией“ обеспечит им господство над всем миром».

После того как адъютант Гесса генерал Пинч подтвердил фюреру, что знал содержание письма своего шефа, его арестовали, затем разжаловали в рядовые и отправили в штрафную роту на фронт. Правда, перед этим заставили заявить о признаках психического расстройства Гесса. Жена Гесса спокойно проживала в своем поместье, получая от фюрера довольно хорошее денежное пособие, и поддерживала переписку со своим мужем, находящимся в Англии, через Мартина Бормана.

Пройдут годы, и, возвращаясь к этому времени, Гитлер продиктует Борману свое объяснение его тогдашней позиции в момент принятия исторического решения: «За время войны мне не приходилось принимать более трудного решения, чем о наступлении на Россию. Я всегда заявлял, что нам следует любой ценой избегать войны на два фронта, и, кроме того, никто не усомнится в том, что я больше, чем кто-либо другой, размышлял над судьбой Наполеона в России. Так почему же эта война с Россией и почему мной был избран именно этот момент?

Мы потеряли надежду окончить войну успешным вторжением на английскую землю. Ибо эта страна, которой правили тупые вожди, не соглашалась допустить нашего господства в Европе и заключить с нами мир без победы, пока на континенте еще была держава, принципиально враждебно противостоящая нашему рейху. Следовательно, война затягивалась на веки вечные и была чревата опасностью, что вслед за англичанами будет возрастать активное участие американцев. (…) Чтобы побудить англичан сдаться, чтобы заставить их заключить мир, нужно было, следовательно, отнять у них надежду противопоставить нам на континенте противника нашего ранга, то есть Красную Армию. У нас не было выбора, это было для нас непреложной необходимостью — удалить русскую фигуру с европейской шахматной доски. Но тут была еще и вторая, столь же весомая причина, которой хватило бы и самой по себе: та колоссальная опасность, которую представляла для нас Россия уже самим фактом своего существования. Она стала бы нашей гибелью, если бы вздумала однажды напасть на нас».

Кто знает, читал ли Гитлер знаменитую книгу Карла фон Клаузевица «О войне»? А ведь там черным по белому написано: «Политика, используя войну, уклоняется от всех строгих выводов, вытекающих из природы войны, мало заботится о конечных возможностях, интересуется лишь ближайшими вероятностями. Отсюда вносится во все дело значительная неопределенность, и, следовательно, война становится своего рода игрой; при этом политика каждого правительства лелеет надежду превзойти в этой игре своего противника искусством и дальновидностью».