• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Тель-эль-Амарна, 1368–1361 годы до н. э.

И вот появилась Амарна, неуместный скачок во времени, как ее часто называют, – так же как и ее создателя царя Эхнатона. Амарнское движение, возглавляемое мятежным царем, ознаменовало полный разрыв с прошлым. Он пожертвовал своим наследством, опустошил Фивы и отринул других богов, чтобы молиться своему единственному богу своим собственным способом. Эту привилегию он разделил со всеми, кто приехал в Амарну.

Результатом скачка явилась новая, дотоле неведомая свобода выражения в религии, политике, общественной жизни, литературе, архитектуре и искусстве. Восточный рай Эхнатона и Нефертити превратился в центр удивительного нового мира.

В Амарну стекались поэты, писатели, художники, скульпторы, архитекторы и просто любопытные, чтобы получить поддержку самого могущественного в мире царя.

Взамен он просил только одного – выражать правду своим искусством.

Освободив людей от пут мистицизма, он дал начало движению, известному как «амарнская революция». Самый прекрасный город мира породил не только новую религию, но и новое искусство.

Амарна – это Нефертити. Невозможно отделить царицу от города. Ни одна другая женщина вплоть до нашего времени не пользовалась такой популярностью. Любовь к ней Эхнатона была увековечена в выдающихся произведениях живописи, в скульптурах, фресках и барельефах.

«Амарнское искусство, – как пишет Британская энциклопедия, – уже не является частью традиционного египетского искусства, так же как и религия во главе с Атоном: и то и другое является созданием сверхчеловека, опередившего свое время».

Фараоны, жившие до Эхнатона, всегда накладывали строгие ограничения на искусство египетских художников. Человеческое тело должно было изображаться в строго определенных позах, даже голова должна была быть повернута под определенным углом. Тела изображались застывшими и плоскими, как будто и сами люди, а не только их статуи были высечены из камня. Чтобы показать различия между полами, скульптурные тела мужчин раскрашивали красным, а женщин – желтым цветом. Обычно фигуры женщин имели меньший размер, чем фигуры мужчин. Детей изображали в виде взрослых людей, но только очень маленького размера.

Эти общие правила соблюдались покорными художниками со времен первой династии. Фараона неизменно изображали величественной фигурой, неподвижно сидящей на троне в полном облачении. Такими были все скульптурные портреты предшественников Эхнатона: выше человеческого роста, сильные, неприступные и непохожие на людей. Подобные портреты создавались один или два раза за всю жизнь.

Эхнатон «восстал против формальной плоскостности традиционного искусства».

Амарнскому периоду присуща свобода выражения, ощущение легкости и изящества, которое проявлялось во всех видах искусства: в танцах, играх, спортивных состязаниях, социальной жизни, музыке, поэзии, сказаниях и гимнах, а больше всего – в работах художников и скульпторов. Даже одежда стала более свободной. Отличительным признаком Амарны являлись длинные ниспадающие широкие одежды. И главным примером этой новой свободы служила царская чета.

Египетское искусство всегда подчеркивало любовь египтян к природе. Роспись Фиванского дворца была прекрасной. Но стенные росписи Амарнского дворца являлись непревзойденными шедеврами. Бабочки, птицы, мухи, цикады и очаровательные телята, резвившиеся на стенах, казались живыми. Никогда прежде мир не видел такого искусства. Неожиданно появились первые реалистические портреты. Художники принялись изучать способы изображения формы и объема, они научились передавать плавные изгибы человеческого тела и имитировать его цвет. Глаза раскрашивались. Некоторые работы амарнской школы являются типичными образцами искусства, которое позже назовут античным греческим.

Скульпторы и художники работали вместе. Сначала голова изготавливалась из камня или гипса, а затем ее расписывали художники. Реалистичность скульптурного изображения дополнялась цветом.

Для амарнского искусства было характерно умение увековечивать моменты быстротекущей жизни. Толпы, группы людей, рабочие бригады и марширующие солдаты изображались не в застывших позах, как это делалось веками, но в движении. Первый шаг в этом направлении сделали отец и мать Эхнатона, позволившие изображать себя в натуральную величину. Свою семейную жизнь Эхнатон и Нефертити разделили с горожанами. В домах Амарны были сделаны ниши наподобие домашних молелен, в которых вместо идолов стояли портреты царя и царицы с их маленькими дочерьми, обычно благословляемые теплыми руками Атона.

Ужас, внушаемый восемнадцатой династией, перестал быть барьером между дворцом и остальными людьми. Пусть беднейший раб разделит счастье вместе с царем. На изображениях публичных появлений рядом с Эхнатоном неизменно находилась Нефертити. Каждая из вновь родившихся маленьких принцесс сразу добавлялась к групповым портретам царской семьи, так составлялся амарн-ский семейный альбом.

Интимность этих сцен была внове для Египта и до сих пор трогает сердце. Лишь эмблемы царской власти выдают в этих людях царя и царицу.

Существует много домашних портретов Эхнатона и Нефертити, где они сидят прижавшись друг к другу, обмениваются цветами, он дотрагивается до ее груди, она положила голову ему на плечо.

Вот они, съежившись от ветра, проезжают по улицам на царской колеснице, вот они целуются, и этот миг увековечен в камне. Существует изображение царской семьи в колеснице, где не замеченная родителями маленькая принцесса тычет в круп одной из лошадей палкой.

На другой картине Эхнатон расслабленно сидит на троне, а у него на коленях сидит Нефертити. Ее ноги не достают до пола, а его – стоят на носках. Явно царь двух Египтов качал свою великую царскую жену на коленях.

Рядом с ними двое их детей берут фрукты с овального, разделенного на четыре части блюда.

На другом фрагменте мы видим женскую грудь, к которой приближается жадно раскрытый рот младенца; это, очевидно, грудь Нефертити.

Петри писал об Эхнатоне: «Его семейная жизнь была его идеалом правды жизни».

Египетскому менталитету всегда была присуща некоторая очаровательная непочтительность. Искусство и литература высмеивали напыщенность и обжорство. Однако до сих пор смех замирал перед алтарем и троном.

Египтяне были первыми, кто придумал комиксы. Многие картины они рисовали в виде длинных полос с развивающимся сюжетом, включая кружки, в которые заключались слова персонажей, которые могли быть как людьми, так и животными. Этими «комиксами» наслаждались и молодые, и старые. Их даже помещали на могильные плиты, чтобы порадовать умерших.

В своем близком к естественной природе мире, не так далеко ушедшем от примитивного, египтяне зачастую узнавали в поведении людей черты характера, свойственные животным, и подчеркивали эти черты в своей мифологии. Они были первыми, кто очеловечил животных. У их богов были головы животных и птиц. Люди были животными, животные были людьми, и все они принадлежали к числу богов. Художники, скульпторы и поэты помогали усилить эту иллюзию.

В «комиксы» попадали все, даже самое почитаемое животное – кошка, и это не считалось обидным.

На одном из часто воспроизводимых рисунков мы видим сурового, решительного кота с пастушьим посохом, стоящего на задних лапах. Он пасет стаю птиц.

На другом – гиппопотам взгромоздился на дерево, и, чтобы обслужить его, официант-ворона взбирается по приставной лестнице.

Еще один рисунок изображает маленького мальчика, стоящего перед судейским столом. Полицейский, который привел его в суд, держит полицейский жезл и изображен в виде кота, а судья, также со служебным жезлом в лапе, – в виде мыши.

На третьем рисунке армия мышей штурмует крепость, которую защищают голодные коты.

Некоторые из этих карикатур могли иметь политическую подоплеку. Теперь мы уже не можем объяснить смысл рисунка, изображающего гигантский палец, вдавливающий теленка во что-то, напоминающее остроконечную шляпу.

Египтяне могли посмеяться над теми, кого любили, и даже над тем, кому молились. Но художники Амарны обладали свободой, которой прежде не было ни у кого в Египте, где его величество царя всегда изображали больше чем человеком – совершенным существом, божеством на земле.

Прибавив к своему имени «живущий в правде», Эхнатон отказался от устрашающего авторитета власти и потребовал реализма от амарнских художников. Они откликнулись с энтузиазмом, который должен был повергнуть Египет в шок и смутить последующие поколения. Отказавшись от традиционного благоговейного ужаса, являвшегося неотъемлемой частью образа фараона, собственным эдиктом отвергнув божественное происхождение от Амона, Эхнатон явился амарнским художникам обычным, таким же, как все, человеком, который ел, пил и занимался любовью.

Освобожденные художники становились все решительнее в средствах выражения, покуда портреты и скульптуры Эхнатона не стали напоминать карикатуры. Некоторые физические недостатки фараона изображались не только правдиво и безжалостно, но и нарочито подчеркнуто. Они не упустили ни одной детали его внешности: ни странной выпуклой удлиненной головы, ни узких глаз, ни длинного подбородка, ни полных бедер, ни выпирающего живота. Один дружеский шарж изображает его с затуманенным взглядом и явно нуждающимся в бритье.

Непочтительность достигла своего пика в одном наброске, где Эхнатон и его дети изображены в виде обезьян.

Нефертити всегда была любимицей художников, но никогда не становилась предметом насмешек. Теперь, когда ей было едва за двадцать, она была матерью четверых детей, еще две дочери, Анкесенатон и Нефернеферуатон, родились в 1365-м и в 1361 годах.

Второй из известных нам ее скульптурных портретов, выполненных из песчаника, еще прекраснее первого. Он был сделан позже. На этом незаконченном портрете царица прекрасна той неувядающей красотой, которой не страшны изменения во вкусах, неизменно происходящие с течением времени.

Все, чем она была, все, что бы она ни сделала, становилось достоянием общественности и с любовью запечатлевалось на камне, фаянсе, гипсе, на глиняных горшках, тротуарах, стенах и свитках папируса. Ей посвящали поэмы, гимны и слова любви. Похороненные в песке, они сумели ее пережить.

Художники и скульпторы были не единственными, превратившими Амарну в величайший творческий центр. В столярных мастерских производилась мебель, которая на века исчезнет с лица земли, но, будучи найденной, удивит своим удобством и красотой настолько, что ее станут копировать. Ее делали из ценных сортов древесины. Изготовленные с помощью медных инструментов отдельные части соединялись между собой деревянными шпонками – этот метод до сих пор используется при изготовлении дорогой мебели. В завершение мебель полировали и украшали инкрустацией. Столяры пользовались не меньшим уважением, чем художники, которыми они, в сущности, и были.

Существовали ремесленники, которые не занимались ничем иным, кроме мелких изысканных шкатулок – украшений любого амарнского дома.

Ювелиры создавали украшения из драгоценных камней, через тысячи лет внушающие благоговейный трепет посетителям музеев. Но они также работали с фаянсом и создавали мозаичные панно из мелких камешков, украшавшие стены амарнских комнат. Искусство изготовления фаянса достигло высочайшего уровня. Амарнская посуда, покрытая тонкой стеклянной глазурью, приобрела изысканные новые оттенки – более глубокий синий, шоколадный, множество оттенков фиолетового, желтого и пронзительный яблочно-зеленый цвет.

Блюда для обильных амарнских пиров, ложечки для мазей и еды, ножи с резными ручками – все это были произведения мастеров. Их делали из золота, серебра, меди, глины и бронзы. Найденная в Амарне стеклянная посуда относится к лучшим образцам искусства древности. Амарнские мастера первыми изобрели форму кувшина. Вазы, бутылочки, кубки и флаконы были самых различных цветов, но предпочтительными были светло-голубой и черный. Полоски цвета искусно объединялись. Одна очаровательная бутылочка из пестрого стекла имела форму рыбы. Теперь праздничные столы выглядели так прекрасно, как никогда раньше.

Прикладное искусство достигло совершенства. Из расположенных поблизости мраморных карьеров добывали прозрачный алебастр, из которого резчики по камню вырезали полупрозрачные вазы, статуэтки и ночники в форме цветов.

Мы можем быть уверенны, что во дворце Нефертити не было ни одного предмета, который не доставил бы удовольствие посетителям музеев в ином веке и в других странах. Ложечка для мази, которую подавала ей служанка, привлекала толпы людей к витрине Картье. Красота являлась обязанностью Нефертити и ее наследием.

Любовные песни, слагавшиеся в Амарне, были известны всему Египту, но до нас не дошли ни музыка, ни слова, за исключением нескольких фрагментов. В любимой песне Нефертити описывается история платана, влюбленного в пальму. «Но я сдержан, я не буду жаловаться». Сохранилась еще одна популярная песня, исполнявшаяся хором вместе с арфистами, развлекавшими гостей на банкетах:

Отдыхайте, забудьте об усталости!
Учтите, человеку не дано взять свою
собственность с собой!
Помните, из тех, кто ушел, никто
не вернулся обратно!

(Ешьте, пейте и веселитесь, или, на современный лад, «все равно не заберешь деньги в могилу!».)

Литература вознеслась до высот, о которых в Египте и не мечтали. Среди писавших был и Эхнатон. Амарнские письма сохранили для нас труды некоторых писателей. Но поэтические произведения Эхнатона, изливавшиеся из него во время этих чрезвычайно творческих лет, спас Ай. Ему дано было соизволение на стенах своей гробницы полностью воспроизвести великий гимн Солнцу. Части этой оды содержатся и на стенах других захоронений.

Гимн Эхнатона был первой в мире великой религиозной поэмой. Это замечательное литературное произведение раннего Египта. Сопоставив отрывки псалмов, где более всего выражено сходство, с отрывками из гимна Эхнатона, Бристед показал, что они совпадают слово в слово. Слова гимна произносились речитативом и тем размером, который позже станет известен как библейский:

Как прекрасен твой восход на небесном
горизонте,
Вечно живой Атон, зачинатель жизни!..
Все земли наполняющий своей красотой…
Дни – это следы твоих шагов.

Эхнатон пел обо всем, что видел, и за все это благодарил Атона. Он славил солнце, внедрявшего ребенка в чрево матери и мужское семя – в мужчину. Во дворце был курятник (домашние птицы были новостью для Египта), где он наблюдал чудо, курицу, которая «ежедневно приносит яйца». И за это он тоже благодарил Атона:

Когда цыпленок кричит из своей скорлупы,
Ты даешь ему дыхание, чтобы его поддержать,
Ты даешь ему силы разбить скорлупу яйца,
Выйти и запищать…

Он пел и о Ниле, но не как о боге, но как об еще одном подарке Атона:

Ты создал на небесах Нил, чтобы он
мог спуститься на землю,
Ты вливаешь в него воду с гор, чтобы
он разливался, как море…
Чтобы по нему спускались и
поднимались корабли…
Погружаешь лучи в глубины моря.

Эхнатон все восхвалял и восхвалял солнце, гимн был длинным:

Никто не знает тебя,
Кроме твоего сына Эхнатона.
Ты не зря создал его мудрым…
Мир лежит в твоих руках…

Кульминацией его песни-восхваления единого бога было отождествление себя с сыном Атона, «живущим в правде, властительным монархом Эхнатоном, чья жизнь будет длиться долгие годы».

Гимн Эхнатона заканчивается пожеланием Нефертити, его «великой царской жене, его возлюбленной, властительнице Двух Земель, жить и процветать во веки веков».

Строительство Амарны было начато в 1369 году, а через несколько месяцев в ней уже можно было жить. В течение семи лет молодые царь и царица счастливо жили в своем совершенном городе. Их жизнь описывали как один бесконечный праздник. Идиллия закончилась в 1361 году с новостью о кончине царя Аменхотепа, отца Эхнатона.