• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Северные Фивы, 1369 год до н. э.

Не было на земле здания такого же большого, как храм в Карнаке.

«Гигантское чудо» Северных Фив состояло из множества отдельных храмов, дворов, залов, часовен, обелисков и гробниц. Но прекраснейшим и самым большим из зданий был храм Амона.

Перед его огромной бронзовой центральной дверью с золотым изображением бога в центре возвышались шесты из кедра – триумф тогдашних транспортных возможностей, – они были сплавлены по Нилу из самого Ливана. На шестах развевались знамена главного бога Египта.

По меткому выражению Шампольона, создателя египтологии, строители Карнака «мыслили в масштабах трехметрового человека».

Эхнатон и Нефертити были невысокого роста. Стоя в огромном центральном зале храма, они должны были казаться себе гномами в окружении ста тридцати четырех колонн, часть из которых достигала двадцати четырех метров в высоту.

Этот великолепный зал, скорее напоминавший пещеру, был построен предком Эхнатона, могущественным завоевателем Тутмосом III, добавившим к впечатляющему списку своих деяний еще одно – расширение храма. Это вместилище святости, колдовства и тайны, скудно освещенное и наполненное тяжелым запахом благовоний, было создано, дабы внушать благоговейный страх и трепет.

Высоко на потолке была нарисована карта звездного неба, где звезды носили странные, неизвестные нам сегодня имена.

И всюду, светясь в полумраке, сверкали неисчислимые сокровища Амона.

Центральной фигурой этого невероятного великолепия была золотая статуя Амона в человеческом облике, стоявшая на алтаре, одновременно являвшемся переносным троном, который поддерживался одиннадцатью священными шестами, предназначенными для транспортировки. Статуя была одета в роскошные одежды, которые часто меняли жрецы Амона, в чьи обязанности входило купать и одевать статую, и украшена богатыми драгоценностями. Право обращаться к Амону имели лишь царь и верховный жрец, и, когда один из них говорил с идолом, тот величественно кивал своей головой.

Полом этого блестящего храма была земля, и это тоже служило символом. Храм стоял в центре страны, а во все стороны от него расходилась сеть средних и мелких храмов, контролировавших жизнь каждого человека, жившего в Египте.

Обычному египтянину не дозволялось посещать храм Амона. Это была святыня, куда допускались только цари, знать и люди, занимавшие высокие государственные посты, а также тысячи жрецов, служивших Амону и живших в храме.

В этом зале совершались важнейшие ритуалы, происходили торжества и отмечались особые события в жизни царской семьи. Здесь был коронован и провозглашен царем Египта Эхнатон, и здесь же, вскоре после коронации, они с Нефертити стали мужем и женой.

Мы многое знаем о церемонии коронации в Древнем Египте. В торжествах, длившихся не один день, принимала участие вся страна. Церемония начиналась с совершения тайных и публичных ритуалов, но окончание ее всегда происходило в храме, в присутствии высшей знати и духовенства. Коронации нового царя предшествовало множество приготовлений. Совершение ритуалов не прекращалось ни днем ни ночью.

Все церемонии происходили более или менее одинаково: жрецы выстраивались между колоннами, в то время как статуя бога, которую несли одиннадцать жрецов высочайшего ранга, под удары гонга и пение сотен мужских и женских голосов медленно двигалась по огромному залу.

Затем статую Амона возвращали на алтарь, с высоты которого его холодное золотое лицо наблюдало за приближением праздничной процессии из тысяч молодых жрецов под предводительством главного жреца. Они потрясали священными систрами – музыкальными инструментами наподобие тамбурина, увешанными проволочными дисками, которые звенели «с приятным звуком», когда их встряхивали за ручки, исполненные в форме фигурок богов.

Медленно, сопровождаемая музыкой и танцами, приближалась процессия жриц в белых одеждах – все они были дочерьми фиванской знати. Шаг за шагом, они исполняли перед алтарем древние замысловатые фигуры священных танцев, в то время как богу подносились дары: мед, масла, фрукты, цветы, запеченное мясо и связанные животные, но апофеозом жертвоприношения было подношение фимиама, который любили все боги, но больше всего его требовалось Амону.

Из подвешенных на жезлах у подножия идола и ритмично раскачивавшихся красных глиняных чаш исходил аромат горящей мирры. (Однажды использованные чаши никогда не употреблялись снова, их осколками были забиты мусорные ямы позади храмов.)

К потолку поднимались звуки пронзительных восточных песнопений, в которых смешивались голоса мужчин и женщин:

Курится фимиам, курится фимиам.
Нас окутывает его благоухание.
Аромат глаза Гора…
Он омывает нас, он пропитывает нас,
он ароматизирует наши руки.
Мы приветствуем тебя, о фимиам.

Подняв в руках священную чашу, Эхнатон поднес богу фимиам, сопровождая действия пением стихов, в которых просил Амона о признании. Густые клубы дыма заполнили гигантский, похожий на пещеру зал запахом мирры.

В заключение обряда коронации стареющий царь Аменхотеп возложил на голову своего сына двойную, красную и белую корону Двух Земель и провозгласил его царем Египта.

И вот новый царь занял свое место на троне под статуей Амона. Обутые в сандалии ноги царя покоились на специальной скамеечке. Запах усиливался, песнопения продолжалось, в то время как жрецы объясняли молодому царю значение новых полученных им титулов и вручали его божественные верительные грамоты Амону.

Итак, царь Аменхотеп IV из восемнадцатой династии взошел на трон.

Как было написано после его имени: «Тот, кто приносит мир Амону, поместив его между ладонями».

(Интересно, знал ли Ай, наблюдавший за церемонией со своего места рядом с троном, что происходит в голове молодого царя? Разрешил ли Эхнатон к тому времени свои сомнения по поводу Амона?) Естественно, в ходе самой коронации он полностью отдавался величественной церемонии и демонстрировал неискреннюю преданность богу, который сажал его на трон.

(А Нефертити, стоявшая среди других женщин и с гордостью наблюдавшая за происходящим, знала ли она об этом? Он ей доверял. Но преданность заставляла ее идти за любимым, закрыв глаза на все подозрения.)

Теперь уже новый царь с эмблемами священной власти (посохом и плетью) в руках вел процессию вокруг зала, а от его тонущих в темноте стен отражались слова торжественного песнопения:

Возрадуйся, земля.
Счастливые времена пришли в Египет.
Пришел новый царь!

Это была церемония, называвшаяся «обход зала».

Песнопения переросли в рев, который был слышен за стенами храма, где его подхватили другие голоса и разнесли по всему городу, раскинувшемуся по обоим берегам Нила:

«Да здравствует царь! Да здравствует царь Аменхотеп IV! Живи миллионы и миллионы лет!»

Так проходил праздник. Тридцатью годами позже Аменхотеп мог бы отпраздновать еще один такой праздник, но какой египетский царь доживал до этого?

На площади перед храмом жрецы выпустили на волю четырех диких гусей. Их подкинули в чистое египетское небо, а вся толпа пела:

Летите к четырем углам неба.
Скажите богам Севера, Юга, Востока и Запада:
На царя Аменхотепа IV надели двойную корону!
И птицы разлетелись к четырем углам света.

(В те времена считалось, что земля представляет собой плоский квадрат, по углам которого стоят столбы, на которых покоится небо. В каждом углу живет бог, который правит «границей мира», и именно там рождаются ветры.)

Не успели птицы разлететься, как по всей земле разъехались колесницы, разнося новость во все части империи – от самых южных районов до Азии: в Египте правит новый царь. А из всех известных земель начали прибывать курьеры, послы и консулы, доставляя поздравительные послания и бесценные дары.

В храме продолжался праздник: все боги вместе с Амоном радовались наступлению нового царствования, которое под покровительством верховного бога принесет еще большее величие Египетской империи. «На животах и груди» высшие сановники страны давали обет верности новому царю. «Нюхая землю, ползая по земле», они заверяли царя Аменхотепа IV в своем почтении и всячески «превозносили его красоту».

В Египте начались торжества. Солдаты раздавали народу хлеб и бочковое пиво. На улицах и площадях гремела музыка, люди танцевали. Вверх и вниз по течению Нила в течение многих дней и ночей разносились крики: «Да здравствует царь!» В Египте началась новая эра.

Стоявшая рядом с золотым троном девочка Нефертити широко раскрытыми глазами смотрела на вызывающую ужас и восторг фигуру царя.

Мальчик, с которым она играла в детские игры, обменивалась поцелуями и удила рыбу, стал вдруг олицетворением мирской и духовной власти.

Он уже не был мальчиком, но мужчиной, монархом и богом. Он всегда был божественным. Боги признали его божественность, когда он только родился, потому что в момент его зачатия бог Амон вошел в тело царя Аменхотепа. Каждый фараон, как представитель бога солнца Амон-Ра на земле, содержал в своем теле частичку его духовного начала.

«Никогда и нигде больше, – писал Джулиан Хаксли, – священный жрец-царь не возвеличивался до такой степени, как в фигуре фараона».

Ни один человек никогда не представлял собой более пугающего и величественного образа, чем фараоны восемнадцатой династии.

Привязанная к длинному мальчишескому подбородку Эхнатона искусственная золотая царская борода сама по себе уже содержала элемент божественности. По преданию, его короны тоже обладали своей собственной сверхъестественной силой.

Теперь у него было множество корон, каждая из которых обладала специальным назначением и использовалась для различных случаев. Его больше нельзя было изображать без короны и символов царя Верхнего и Нижнего Египта, сокола и змеи.

В распоряжении Эхнатона было множество скипетров, жезлов и других символов власти. Все они были сделаны из золота и усеяны драгоценными камнями. Анх был символом жизни, плеть и посох – символами наказания и руководства, представлявшими его верховную власть над обоими Египтами.

Во время коронации он, скорее всего, был облачен в юбку из золотой ткани и золотую рубашку с одним рукавом, оставлявшую открытыми правую руку и плечо. Вокруг тонкой талии было затянуто сверкающее цветное опоясывание с длинными свисающими концами, а на плечах была короткая, в яркую полоску накидка, скрепленная на горле массивным украшением. Он выглядел неестественно высоким.

Несмотря на легкие одежды, он был украшен множеством драгоценностей. Они были всюду: в проколотых ушах, на руках, предплечьях и плечах. Над париком возвышалась корона, мало отличавшаяся от той, которую могла бы носить Нефертити. Как у Нефертити, на его веках лежали голубые или зеленые тени, а окружающий воздух был насыщен густым запахом духов. Теперь он был царем, и, куда бы он ни двинулся, перед ним шли придворные, одни из которых обмахивали его огромными веерами из страусовых перьев, а другие пели хвалебные песни.

Он был пугающе царственным и мужественным.

Рожденный солнцем, сияющий золотом – невозможно было смотреть на фараона и не считать его рождение чудом. «Страх, внушаемый им, вселяет ужас…»

Его глаза сверкали. Существовало поверье, что фараону достаточно взглянуть на дрожащего человека, чтобы прочесть все его затаенные мысли. Но нередко глаза его были обращены на девочку, стоявшую среди сотен его почитателей.

Годы, когда Эхнатон был соправителем, принесли ему могущество, рожденное неограниченной властью. В своих темных изящных мальчишеских руках он держал будущее Египта. От него зависело благополучие страны и ее дальнейшее процветание.

Он мог руководить мудро или стать тираном, сохранить мир или развязать войну, послав на смерть тысячи людей. Он обладал правом судить, миловать, награждать и выносить приговор.

Эхнатону было только шестнадцать, но ни один мужчина, ни одна женщина не имели права ему противоречить, ни один бог не мог стать на его пути. Кто осмелится оспорить волю солнца?

Вскоре после коронации они поженились.

В Египте состоялся еще один праздник с танцами и приветственными возгласами на улицах. Женитьба означала продолжение восемнадцатой династии, приведшей Египет к величайшей славе.

Еще раз в огромном зале храма Амона сияющая фигура молодого царя стояла под одиннадцатью священными шестами, а в жертвенных чашах воскуривалась мирра во славу Амона. И еще раз собрались знать и духовенство, входили и выходили длинные процессии, молодые девушки в знак почтения исполняли древний танец.

В ниспадающем белом платье, украшенная цветами и драгоценностями, надушенная самыми дорогими духами, Нефертити вышла вперед, к алтарю, туда, где стоял царь, ожидая ее рядом с двумя золотыми тронами, чтобы встретить свою судьбу.

Как и коронация, это был государственный праздник, но большая часть многодневного ритуала происходила в темной таинственной глубине храма. Ко времени празднования сложные юридические процедуры были уже закончены. Подобные процедуры сопровождали любую свадьбу. Даже простой египтянин официально закреплял за женой две трети своего имущества. Со временем имущество переходило к детям. Мы даже представить себе не можем те огромные богатства, которые Эхнатон закрепил за Нефертити. Кроме того, он наделил ее всеми полномочиями царицы, аналогичными тем, какими его отец наделил после женитьбы царицу Тиу. Предсвадебные соглашения должны были потребовать тщательных размышлений со стороны царских юристов и великого визиря и не менее тщательной проверки их Аем.

Но в основе бракосочетания лежала любовь, поскольку любовь в браке и преданность семье имели наиважнейшее значение для египтян, и так было с древнейших времен.

Как и все египетские девушки тех дней, Нефертити молилась богине Хатхор, чтобы та дала ей мужа и собственный дом. Это пожелание исполнилось, и самым необычным образом – она выходила замуж за царя. Жрецы объяснили Нефертити ее обязанности – как царицы и как жены.

Ей рассказали, что египетская жена (жрецы объясняли это всем невестам) заслуживает похвалы за свой любящий характер, за умение принимать любовь и за заботу, которой она окружает мужа и детей, но прежде всего – за искусство «сделать себя любимой».

В те времена все египетские невесты внимательно выслушивали все эти наставления и изо всех сил старались им следовать, о чем свидетельствуют слова признательности на их надгробиях. Нефертити внимала этим правилам как истинная женщина, и об ее успехе частично сказано на надгробии Ая.

Но у нее было значительно больше обязанностей, чем у других невест, ведь она собиралась стать царицей, а царица должна быть квинтэссенцией всех женских качеств. Правила ее поведения в роли царицы были предельно точны. Она обязана быть «божественно женственной, очаровательной, приятной в общении, любящей, с голосом, восхищающим всех, кому случится его услышать», и наполнять дворец волнами своих духов.

Духовный завет, получаемый женихом, был значительно менее подробным. Правила удачного брака были одинаковы для царя и для бедняка. В этой и следующей жизнях даже царь мог иметь лишь одну женщину, которая была его настоящей женой. Она должна была стать его другом, любовью, его ровней в этой жизни и на всем протяжении последующих.

От жрецов Амона царь Эхнатон, как и другие женившиеся египетские юноши, получил единственный совет: «Всю жизнь, пока смерть не разлучит вас, старайся доставить радость своей жене».

(Так из глубины веков, из Древнего Египта, доносятся до нас знакомые слова: «На всю жизнь, пока смерть вас не разлучит!»)

Однако о настоящих свадебных обрядах времен Нефертити нам известно мало. Тайная церемония в храме должна была быть таинственной и чрезвычайно длительной, в этом случае – наверняка не менее недели. Мы можем только догадываться об обрядах очищения, клятвах, жертвоприношениях и обещаниях, дававшихся Амону.

Сохранился древнеегипетский рисунок, изображающий свадьбу. Жрец, жених и невеста сидят лицом друг к другу с поднятыми руками. Очевидно, это принесение торжественной клятвы. На них – странные головные уборы, символический смысл которых сегодня утрачен. В прилегающем коридоре мы видим танцующих от радости родителей.

Родители, присутствовавшие на свадьбе Нефертити, могли плясать под высокими колоннами зала в храме Амона. Конечно, на брачной церемонии присутствовал сложивший с себя полномочия царь-отец Аменхотеп III – усталая, но благородная фигура с гримасой боли на преждевременно состарившемся лице, поскольку ни один врач Египта не сумел уменьшить жар в его воспаленных деснах. Он жил в свое удовольствие, радуя своих подданных отвагой и любовью к наслаждениям. Теперь, глядя на его согнутую спину, люди видели его огромную усталость, он с благодарностью передал скипетр власти в крепкие руки своего сына.

Со времени коронации Эхнатона его отец почти не упоминается в записях.

Мы знаем, что рядом со старым царем находилась царица Тиу, еще здоровая женщина среднего возраста, по-прежнему заботливая и преданная. Теперь они вели уединенную жизнь, но она по-прежнему оставалась в близких отношениях с сыном и Нефертити. Со дня своей свадьбы Нефертити взяла на себя обязанности царицы – впрочем, она была к ним хорошо подготовлена.

Царица Тиу была эмоциональной женщиной. В этот день она должна была испытывать гордость, глядя на стройную фигуру молодого царя, ожидающего свою невесту под алтарем Амона.

На свадьбе, как и на коронации, присутствовали все известные люди Египта.

Среди знатных девушек присутствовали принцесса Бекетатон, сестра Эхнатона, принцесса Неземмут, которой в то время было около одиннадцати. Среди членов семьи должны были быть и сводные братья Эхнатона, чьи матери хотя и были почитаемыми женами, но не удостоились, как царица Тиу, звания «великой жены».

Непосредственно рядом с троном в белой ниспадающей мантии визиря стоял Птахмоз. В руках он держал жезл визиря, который его так и не попросили сложить, когда Аменхотеп III покинул трон. Новый царь даже расширил его полномочия. Обоих царей устраивало его отличное знание законов и неподкупная честность. Он был последним визирем Аменхотепа III, теперь он стал первым визирем Эхнатона.

(Птахмоз построил себе в Фивах великолепную гробницу. Удивительно, что к тому времени строительство гробницы Ая было не только не начато, но и не запланировано. Может быть, уже тогда он вынашивал далеко идущие планы относительно Амарны?)

Во главе своей собственной группы жрецов шествовал брат царицы Тиу Анен, несмотря на бедное происхождение возведенный в ранг жреца своим царственным зятем. На статуях он изображен важным и суровым, в нем нет и следа жизнерадостности сестры.

Ай также находился среди жрецов Амона. С затаенной радостью он наблюдал за девушкой, приближающейся к трону, где ее ждал юноша царь. С самого рождения он наставлял и обучал этих детей, ненавязчиво подталкивая их друг к другу. И вот великий момент настал, это был его триумф.

Он разделял его с женой, Тиу-няней, следовавшей за своей подопечной к алтарю точно так же, как она следовала за ней повсюду все пятнадцать лет.

Сквозь клубы фимиама глаза невесты встретились с горящим взглядом молодого царя, который одновременно был богом. Но она не боялась принять любовь солнца, потому что под атрибутами власти скрывался он, ее брат и товарищ по детским играм. Это был Эхнатон, и она его хорошо знала.

Высоко держа свою изящную головку, Нефертити прошествовала под одиннадцатью шестами, державшими Амона, и заняла свое место на золотом троне рядом с царем. Лишь однажды она склонила голову – и то только для того, чтобы на нее надели плотно сидящую двойную корону с эмблемами Верхнего и Нижнего Египта. С этих пор ее никогда не будут изображать без символов власти. Корона, которую она себе выбрала, скорее напоминала головной убор, но на ней неизменно присутствовали царские эмблемы. В этой короне мы видим ее в кругу семьи и на других портретах. Вероятно, чтобы корона сидела идеально, к тому времени голова ее уже была обрита.

Под приветственные крики знати молодая пара проследовала из темных глубин храма на ослепительное египетское солнце. На мгновение мы видим их, маленьких, как куклы, стоящих на фоне огромных бронзовых дверей храма лицом к цветущим садам, потомкам деревьев и цветов, завезенных из иных стран предкам Эхнатона. Когда свадебная процессия покидала храм, любопытные зверюшки, живущие под деревьями, в удивлении подняли свои головы, прислушиваясь к необычным музыке и крикам. А со всех сторон гремели голоса с пожеланиями долгой жизни новым царю и царице, долговечности их брака, чтобы он длился «миллионы и миллионы лет».

Пусть на секунду они замрут перед храмом в ясном свете ушедших столетий. Мы видим их сияющими и трогательно молодыми: Эхнатона – самого могущественного царя, когда-либо восходившего на египетский трон, и Нефертити – самую прекрасную царицу.

Наделенные могуществом богов, они оставались обычными людьми. Атрибуты власти возвеличили их личности. Однако внимательный наблюдатель (как, например, Ай) мог бы заметить, что, хотя из-за гордо вскинутой головы невеста и казалась высокой, в действительности рост Нефертити не превышал 140 сантиметров, и лишь немногие ее современницы вырастали выше. А просвечивающее сквозь белые одежды тело еще сохраняло детские формы.

Каждая линия ее маленького тела говорила о власти. Благодаря таинственной особенности браков египетских царей Нефертити стала не просто царицей, получив титул «великой царской жены», она приобретала божественность, которой от рождения обладал Эхнатон. Замужество преобразило дочь писца. Теперь она стала богиней Фив.

Власть Нефертити как царицы и императрицы Двух Земель была равна власти Эхнатона. В важных записях ее имя писалось вслед за его именем. Вместе с ним она управляла судьбами пяти миллионов египтян и бог знает сколькими миллионами вассальных подданных Египта. У нее было множество титулов и корон.

Но самым для нее дорогим был титул, который она делила со всеми египетскими женщинами, богатыми и бедными. Без него все другие титулы ничего бы не стоили. Это был титул «хозяйки дома». Для египтянки это значило, что именно ее муж выбрал из всех других женщин, чтобы разделить с ней дом и завести законных детей. Для Нефертити это значило, что только рожденные от нее дети Эхнатона могут надеяться унаследовать золотой трон Египта.

Итак, будущее восемнадцатой династии и Египта находилось в руках этой блистательной пары, сияющей в лучах солнечного света.

Важнейшей обязанностью царской четы было разделять и воплощать собой славу Египта, настоящую и прошлую. Главной обязанностью Нефертити было оправдывать свое имя, которое означало «прекрасная». Для всех египетских женщин она должна была быть символом совершенной женщины. Она должна была стать идеалом и оставаться им в веках.

Что касается Эхнатона, чье присутствие ввергало в благоговейный трепет всех, за исключением его невесты, и которого так часто изображали в образе колосса, то его рост не мог быть больше 150 сантиметров. Тем не менее его величие было сравнимо лишь с величием солнца, поэтому было сомнительно, чтобы кто-либо из придворных замечал те физические недостатки, которые так бесцеремонно будут высмеивать его амарнские художники.

Гигантская голова Эхнатона, найденная в Карнаке, считается одним из прекраснейших примеров портретного искусства Древнего мира. У него были узкие голова и лицо с глубоко посаженными, прикрытыми тяжелыми веками глазами, часто свидетельствующие о высоком уме (или фанатизме). Прямые густые брови как будто придавлены тяжестью короны. Чувственный рот с полными, красиво очерченными губами. Узкий и длинный подбородок, прямой нос. Многие назвали бы это лицо приятным.

Но есть и другие портреты, изображающие его с большим животом, широкими бедрами и в такой неудачной позе, что через века один из археологов отважится предположить, что «царь-еретик» был женщиной и что в действительности это была Нефертити! К счастью, этот слух вскоре рассеялся.

Своим внешним видом он должен был олицетворять верховную власть. Это была его главная обязанность как царя. Он должен был выглядеть идеалом для своих подданных и совершенством в глазах каждого мужчины.

Следующая его обязанность требовала большой силы и характера. Как царь, он должен был поддерживать в Египте порядок, установленный его прославленными предками при помощи богов. Он должен был постоянно добиваться защиты богов, особенно Амона, а при необходимости усилить ее огромной мощью своих армий, военного флота и полиции.

На плечах юноши лежал груз тяжелых обязанностей. Обязанности Нефертити были проще: она должна была оставаться самой собой, любимой и прекрасной.

Мы ясно видим их сквозь века, двоих подростков, держащих в своих руках целый мир. И этим миром был Египет.

Что же заставило блестящего молодого царя пойти на риск потерять этот мир, что заставило его вскоре после свадьбы вступить в борьбу с могущественными жрецами Амона и разжечь вражду между двумя конкурирующими фиванскими богами?

В первом упоении супружеского счастья Эхнатон и Нефертити были идеальными влюбленными, воспетыми в египетских легендах.

Любопытным фактом является отсутствие увековечивающих этот союз скарабеев, наподобие тех, что отец Эхнатона приказал изготовить после женитьбы на Тиу. Подтверждением того, что Эхнатон сделал Нефертити соправительницей двух Египтов, является гробница Ая, сохранившая для нас собственные слова Эхнатона.

«Наследница», так называл Эхнатон свою невесту, «великая в милости, царица грации, услада любви, повелительница Севера и Юга, возлюбленная живущего Атона, главная жена царя, которого она любит, госпожа Двух Земель, прекрасная любовь Нефертити, живущая вечно». В другом месте он называет ее «счастливой звездой», титулом, который ей очень подходил.

Вот они, первые слова, в которых кроются семена восстания. «Возлюбленная живущего Атона», и нам становится ясно, что под Атоном Эхнатон подразумевает себя. А что же стало с прославленной преданностью Амону, главному богу Фив?

В год своей коронации и женитьбы Эхнатон оживил древний спор, впервые продемонстрировав открытое пренебрежение по отношению к богу Амону.

Изначально власть в Египте оспаривали два бога солнца. Город Гелиополь на севере поклонялся Ра-Хоракти, тогда как главным богом в Карнаке был Амон, который под именем Амон-Ра также отождествлялся с солнцем.

Вскоре после восшествия на престол Эхнатон, следуя примеру своих склонных к архитектуре предков, также начал строить. Он приказал поставить в Карнаке огромные статуи со своим изображением и начал возводить большой новый храм, посвященный богу солнца города Гелиополя, сокращенное имя которого было Атон.

Под Атоном подразумевался солнечный диск, а его эмблемой был круг со множеством лучей, заканчивавшихся кистями рук.

Честь, которой удостоился до тех пор мало известный бог Атон, да еще в священной близости от главного бога Фив (строительство развернулось рядом с храмом Амона), была расценена могущественными жрецами Амона как злонамеренное нарушение своих прав.

Однако занятые выполнением множества обязательств по отношению к церкви и государству, свалившихся на их головы, молодые правители не обратили внимания на недовольство жрецов Амона. К тому же теперь они могли участвовать в новых для них увлекательных взрослых развлечениях. И они не преминули этим воспользоваться.

При всем том они вполне осознавали свое положение как царя и царицы. Хотя придворная жизнь в Фивах не слишком сковывалась рамками этикета, ее нельзя было назвать и чересчур свободной, существовало множество правил, которые требовалось соблюдать.

Нефертити была хорошо подготовлена к своему новому положению. Фивы знали ее мягкой и веселой девочкой. Теперь же она появлялась на публике как пристало богине и царице. Царица Тиу, Ай и его жена – все помогали ей по мере сил.

Эхнатону не было нужды меняться. Он родился богом, к тому же в течение нескольких лет был соправителем своего отца. Еще мальчиком он обладал редким чувством собственного достоинства и посвящал много времени поэзии и мистицизму. Получение абсолютной власти лишь усилило эти увлечения. Мистик боролся в нем с человеком. Он все еще писал любовные стихи Нефертити, но внутри него уже зарождалась иная, более великая поэма, которая должна была изменить историю Египта.

Бывали случаи, когда эти двое самим своим присутствием должны были внушать благоговейный страх. Неподвижные и суровые, как статуи, сидели они при слушании государственных дел, встречах с великим визирем и представителями знати, на разбирательствах судебных тяжб и богослужениях, при приеме послов иностранных государств. Рука об руку они стояли во время «публичных появлений», принимая оказываемые им бесконечные выражения почтения. Им приходилось заучивать традиционные речи, составленные так, чтобы сравниться по значимости с теми, кто находился перед ними и буквально «ползал по земле», потому что они были хозяевами мира и принимали свою счастливую судьбу как часть своих божественных прав.

Они знали литании, ритуалы, процедуры и молебны. Многие их обязанности имели религиозную основу и исполнялись вместе со жрецами Амона.

Затем, покончив с государственными делами, они могли и поиграть, как обычные счастливые дети. Все египтяне старались продлить детство, если у них была такая возможность. Эти двое, находящиеся между юностью и зрелостью, легко совмещали легкие дружеские отношения с отношениями мужа и жены.

Царство, которое они унаследовали, было страной удовольствий, увеселений, мелких и крупных праздников и глубокого религиозного чувства. «Отвратные» Фивы, как назвал их Гомер, были известны как город тысячи наслаждений. Игры, танцы, музыка и пиры были частью их повседневной жизни. Как супружеская пара, они могли участвовать в бесконечных праздниках и банкетах, количество которых еще больше увеличилось во времена царствования Аменхотепа III, чье правление отличалось роскошью и бесконечными развлечениями, что позволило Бристеду назвать его Аменхотепом Великолепным.

Молодые правители были первыми среди своего двора, который по роскоши, богатству и веселью мог сравниться лишь с французским двором во времена Бурбонов или Римом во времена правления Медичи.

Нигде больше жизнь не протекала так счастливо, с таким комфортом и изяществом, как в Фивах. Даже относительно небогатый дом выглядел куда более роскошным, нежели большинство наших домов сегодня. Семьи богатых, знатных или занимающих высокое положение людей вели жизнь сибаритов.

Они принимали гостей в необъятных, украшенных колоннами залах. Помимо залов, в домах было множество жилых комнат, столовых, покоев для омовения и спален. Все они были прекрасно обставлены, снабжены вентиляцией и туалетными комнатами. Каждый дом был окружен садом.

Богатые спали на дорогих кроватях под тонкими простынями с крестообразными каменными или стеклянными подставками под головой. А бедняки съеживались на земляных полах своих грязных, с низкими потолками комнат в фиванских трущобах. Но даже у тех, кто арендовал жилище, готовил и согревался у керамических жаровен, топившихся верблюжьим навозом, наружные стены дома скрывались за морем цветов и на самой захудалой крыше был оборудован павильон, где бедняки могли постелить свои циновки и спать под звездами, не опасаясь ни дождя, ни росы. А на улицах Фив ночью и днем звучали пронзительные восточные напевы уличных музыкантов.

Все удовольствия Фив концентрировались внутри или вокруг царского дворца, и двое фиванских детей, теперь уже выросших, вместе с внезапно ожившим двором участвовали в бесконечных праздниках и развлечениях, демонстрируя свое счастье с откровенностью, доселе невиданной среди египетских монархов.

Все предыдущие фараоны демонстрировали окружающим лишь неприступный фасад. Их изображения традиционно исполнялись из гранита в три метра высотой, с застывшими лицами, неподвластными человеческим страстям. Эхнатон отказался от традиции. Он еще не перешел в иной мир. Хотя сам он и не любил смеяться, но ему нравился смех окружающих и восхищала радость Нефертити, его «счастливой звезды».

На портретах их молодые лица светятся радостью, они сидят, прижавшись друг к другу, как и положено любящей молодой чете.

Во дворце часто устраивались приемы, на них тратилась уйма денег, и они напоминали те сцены, которые будут позже названы «Египетскими ночами». В египетском календаре существовало более ста праздничных дней и памятных дат египетской истории. Молодые и веселые придворные праздновали их с восторгом детей. Даже регенты, забывая о своем высоком положении, расслаблялись на веселых дворцовых праздниках.

Хозяева и их гости возлежали на диванах, опираясь на валик, или, если им это больше нравилось, сидели на низких, покрытых подушками табуретах или стульях. Гостями дворца были избранные придворные, выдающиеся ремесленники, художники или важные гости из-за границы. Все были в легких одеждах, богато украшенных драгоценными камнями и цветами.

Цветы были повсюду: они стояли вдоль длинного стола, в больших вазах на полу, гирляндами свисали с потолка и стен.

Маленькие черные рабы из Нубии изо всех сил махали опахалами из страусовых перьев, так что воздух над головами обедающих постоянно находился в движении. Склоняясь над гостями, обнаженные рабыни наполняли их кубки вином. Другие рабыни стояли вдоль стен с чашами, кувшинами ароматной воды, баночками с мазями и льняным полотенцами, что помогало справиться с пресыщением, вызванным излишком жирной пищи и сладкого вина. Богиней, отвечавшей за музыку, танцы, банкеты и вообще все праздники, была Хатхор, изображавшаяся с головой коровы, и, поскольку неумеренное употребление вина являлось частью удовольствия, опьянение не считалось предосудительным, даже для высокопоставленных дам.

Под стулом каждой дамы находилась ее шкатулка для косметики, без которой ни одна женщина не смогла бы пережить ущерб, нанесенный продолжительными праздниками. Из соображений комфорта многие женщины обедали без париков, вместо них на макушки своих бритых голов они помещали конические кусочки мази с сильным запахом, например мирры. В ходе застолья мазь таяла, умащивая плечи и руки приятным ароматом.

Длинный низкий стол сверкал серебром и золотом. На каждом блюде были выгравированы изображения цветов, фруктов или диких зверей, представлены события египетской мифологии или истории. Все блюда были работами известных художников, так же как и кубки, бутыли для вина и даже ручки ложек, искусно выполненные в форме богов, людей, животных, птиц или рыб.

Блюда были сделаны из фаянса или глины и раскрашены в голубые или серые цвета, их также делали из изысканно раскрашенного стекла, некоторые имели металлическую рельефную кромку.

Основная пища в стране была простой. Однако египетские повара, а ими всегда были мужчины, гордились своей кухней и умели приготовить множество блюд из одного и того же продукта. Они были большими специалистами по сладостям, которые готовились из кукурузной, пшеничной и ячменной муки, яиц, молока и меда. Сахарного тростника не было, поэтому добавление меда был единственным способом сделать блюдо сладким.

Основным видом хлеба для богатых и бедных были буханки с толстой коркой, выпеченные в кирпичной печи. Тем не менее существовало не менее сорока различных рецептов теста для хлебов и лепешек. Мясо обычно жарили на вертеле, приправляя чесноком и пряностями, привезенными с Красного моря. Очень популярной была дичь, особенно мясо диких гусей и уток, живших на болотах, и, конечно, на столе всегда была рыба.

Существовали даже специальные повара, изготовлявшие суфле.

Египтяне очень любили салаты. На вечнозеленых берегах реки были разбиты огороды, и хороший обед никогда не обходился без чаши с луком-пореем, репчатым луком, оливками или салатом, залитым оливковым маслом. Любимым овощем был салат. Его считали афродизиаком, существовало поверье, что Мин, бог чувственности, является большим любителем салата. Это кажется странным, поскольку несколькими веками позже, в Англии, доктора посчитали салат средством, уменьшающим возбуждение, и рекомендовали его священникам и монахиням, чтобы «предотвратить неприятные сновидения и сладострастные мысли».

На десерт подавали «засахаренные» фрукты, приготовленные на меду, в основном гранаты, яблоки, инжир и финики. Финиковые пальмы росли вдоль всего побережья Нила. Богатые и бедные, египтяне употребляли финики с любой едой и считали их такой же необходимой принадлежностью стола, как и хлеб.

Основными продуктами питания бедняков были финики, хлеб и ячменное пиво. Пиво готовилось довольно сложным способом. Выпеченные из ячменной муки буханки замачивались в воде. Жидкости давали забродить, и в результате получалось «пиво, не дающее проснуться». Оно было популярным напитком на столах богатых и бедных, а также было широко распространено в качестве подарков умершим – в глиняных кувшинах его оставляли на надгробиях.

Сладкие вина, подававшиеся к каждому праздничному столу, приготовлялись из винограда или гранатов.

Обеды и возлияния состоятельных людей и их гостей в долгие часы досуга перемежались музыкой и представлениями. Во дворце и во всех богатых домах были собственные труппы музыкантов и специальные люди, развлекавшие общество; кроме того, приглашали известных артистов. Мы мало знаем о ранней египетской музыке, кроме того, что она была написана в минорном ключе, в восточном стиле и исполнялась на нескольких инструментах: обычно это были лиры, лютни, флейты, необычного вида гитары, трубы, тамбурины, дудочки, цимбалы, кастаньеты из слоновой кости и, как считают, барабаны. Но наверное, самыми любимыми музыкантами были арфисты, которые могли быть как мужчинами, так и женщинами и нередко пользовались большой известностью. Некоторые арфы были высотой в рост музыканта – с деками такими же большими, как на современных арфах. Музыкантами и певицами были, как правило, женщины.

Во время банкетов во дворце выступали труппы танцующих девушек, которые жили и тренировались тут же во дворце. Многие были семитскими рабынями, захваченными во время набегов на Азию. Обнаженные, они танцевали томные и ритмичные восточные танцы, в то время как музыканты играли, пели или хлопали в ладоши в такт ударам босых ног по крашеному полу.

Существовали и акробатические танцы. На одном из набросков изображена танцовщица восемнадцатой династии, прогнувшаяся назад. Ее длинные волосы скользят по полу. Она одета в узкую юбку, грудь пересекает повязка, а живот оставлен открытым.

Акробатами были женщины, но многие профессиональные артисты были мужчинами. Существовали прославленные слепые арфисты. Стоило такому приглашенному арфисту войти в зал, сесть на предложенную табуретку и ударить по струнам, как почтительно замолкали самые шумные гости.

Египтяне очень любили песни. В основном это были комические куплеты, «профессиональные» песни и песни о любви. Многие песни посвящались животным и птицам. Одна из самых любимых и популярных песен предположительно пелась от лица ласточки.

«Профессиональные» песни были созданы рабочим людом восемнадцатой династии, чтобы облегчить свой труд. Некоторые из них были наполнены юмором. Одна песня была написана на основе шутки: египтяне использовали скот для молотьбы, но в этой песне стадо овец лишь бродит по току и втаптывает зерно. Объясняя нелепость происходящего, крестьянин поет:

Пастух плавает в воде, с рыбами.
Он разговаривает с тенями…

Другая «Песня молотильщика» была серьезной, ее крестьяне пели во время молотьбы, заставляя скот ходить по кругу:

Молотите для себя, молотите для себя,
О скот!
Приготовьте солому для себя и ячмень
для своих хозяев…

Специальные песни существовали для каждого вида работ. Например, песню пахаря крестьянин пел, когда его упряжка тянула деревянный плуг по богатой черной земле:

Хороший день! Прохладный день.
Быки тянут плуг.
Небо такое, как мы хотим. [День был ясным.]
Давайте поработаем для знати!

Еще одну песню, вероятно, пели жнецы, под взмахи своих серпов с медными лезвиями:

Хороший день пришел на землю.
Задул северный ветер.
И небо такое, как мы хотим.

Большой популярностью пользовалось искусство декламации, большинство декламаторов были мужчинами. Они рассказывали истории или декламировали гимны и стихи, некоторые – собственного сочинения. Поэты были очень популярны. А уж когда появлялся профессиональный рассказчик, садился, скрестив ноги, перед хозяевами и начинал плести свою удивительную историю, все общество замирало и обращалось в слух, несмотря на то что большинство их рассказов было старо, как сам Египет.

Все это время очаровательные обнаженные девушки доливали вино в кубки, которые теперь сохранились лишь в музеях, воздух был тяжелым от запаха духов, цветов и вина. Время от времени знатная дама могла легко соскользнуть со своей тахты и быстренько скрыться за спинами всегда готовых помочь рабынь. Более старшие пары требовали коробки с играми и низкие столики. За ними шла игра в азартные игры, такие, как сенет – игра, напоминающая шашки, – и кости, при которой игроки выбрасывали палочки, предварительно встряхнув их в коробке. Поскольку денег не существовало, играли на драгоценности.

Другие пары после пира ускользали в сады, павильоны и летние домики.

И во дворце, и в домах бедняков рассказывались одни и те же истории. Египтяне, как дети, никогда не уставали их слушать. Но было бы несправедливым считать их детьми. Просто сам мир был еще очень молод. Рассказы и песни были в новинку. Египтяне были искушены в житейских делах, но ум их был неискушен. В детстве няня Тиу пела песни и рассказывала Эхнатону и Нефертити те же сказки, которые позже, в Амарне, они будут слушать со своими детьми.

Во времена царствования Эхнатона стремительно развивалась литература, но почти ничего не было записано. До нас дошло лишь несколько поэм, гимнов и народных сказок. Многие из них были основаны на грубом юморе.

Египтяне любили каламбуры, составление рифм, просто игру в слова и в слова, которые, будучи поставлены вместе, составляли новое слово. Им нравились рассказы о повседневной жизни, истории о сверхъестественном и сказки. Они обожали сатиру, причем высмеянным мог оказаться любой человек, вплоть до жреца и царя. Им нравились рассказы о любви, мести, приключениях, змеях, нападавших на корабли, о людях без голов, колдунах, злобных монстрах, мужчинах, женщинах и богах. Часть сказочных историй подходила для любой аудитории, а некоторые были написаны специально для женщин. Существовали отдельные рассказы для детей и рассказы, не предназначенные для детских ушей, а также моралистические истории.

Они рассказывались в Египте веками, никому не надоедали и вызывали неизменный восторг. Некоторые из историй, которые слушали Эхнатон и Нефертити, через несколько столетий появились в других странах на других языках, а поскольку сказки универсальны, их можно вечно рассказывать всегда и везде.

Самой известной из них является история Синуха, которую Редьярд Киплинг считал одним из шедевров мировой литературы.

Будучи студентом, Ай неоднократно копировал историю о Синухе, поскольку она относилась к классике и всегда приводилась как совершенный образец литературы тем, кто учился писать. Синух был придворным в Древнем Египте, который сбежал из страны во время политического восстания. Он пересек Суэцкий перешеек и долго скитался по пустыне. В конце концов его новая жизнь сложилась удачно, но он очень скучал по родному Египту и решил вернуться домой. Путешествие длилось несколько лет и сопровождалось множеством приключений. Он потерпел кораблекрушение, в него влюбилась царица змей, но Синух выжил, вернулся в Египет и был вознагражден богатством и почестями. Это была одна из тех историй со счастливым концом, которыми так восхищались египтяне. С тех пор она услаждала слух многих людей в разных странах. Читали ее и мы, поскольку Синух был прообразом Синдбада-морехода.

Другая сказка могла стать прообразом «Али-Бабы и сорока разбойников». Герой существовал на самом деле, и история основана на реальных событиях, хотя они могли быть сильно преувеличены. В ней рассказывается о генерале Тутиу, любимом офицере фараона Тутмоса III Завоевателя, одного из самых прославленных предков Эхнатона.

Желая захватить кажущуюся неприступной крепость Йоппа, генерал послал в город караван ослов, который вели офицеры, переодетые в купцов. Каждый осел был навьючен двумя большими кожаными корзинами, где прятались солдаты. Оказавшись внутри крепости, воины вылезли из мешков и ночью открыли ворота города. Йоппа была захвачена, а Тутиу получил «богатые награды». Неизвестно, было это на самом деле или нет, но в Париже в Лувре находится золотое блюдо с надписью: «Дань любви от царя Тутмоса III своему фавориту Тутиу, принцу, жрецу, писцу, военачальнику и губернатору северных земель».

Одной из самых любимых была сказка о девочке, которая, плывя по Нилу, потеряла свою малахитовую заколку для волос. Волшебник повелел разойтись водам Нила, и девочка нашла утерянное сокровище.

Амарнские письма сохранили для нас несколько популярных во времена восемнадцатой династии басен. Одна была найденная в архиве с фаянсовой биркой, на которой было написано: «Из библиотеки Аменхотепа III». На папирусе египетскими иероглифами была записана «История платана и финиковой пальмы».

Другая басня имела форму мифологического трактата. В нем рассказывается о том, как у богини Иришкигаль умер муж, Мергаль, и она упросила других богов пропустить ее в иной мир, в котором она найдет своего мужа. Храбро миновав двенадцать ворот смерти, она нашла мужа, однако вскоре они поссорились. Муж вознамерился ее убить, но неожиданно ему явились слова – это говорила с ним ее любовь. Он опустил руку и расплакался. После эффектного примирения они договорились вместе править миром, и все, чего бы Иришкигаль ни пожелала, должно было исполняться «во веки веков».

Этот конец доставлял особое удовольствие жившим во времена Нефертити женщинам.

Другим популярным рассказом был «Красноречивый крестьянин».

Крестьянин, нарушивший закон, был приведен в суд и защищался там так мастерски, что его привели к фараону, чтобы Великий мог насладиться его красноречием.

Кроме того, существовали истории в форме диалогов. Одной из них был разговор между кошкой, ослом и гиппопотамом. Другой был спор человека со своей душой: имеет ли он право совершить самоубийство?

Существовал один рассказ, который никогда не оставлял слушателей равнодушными. Это было предсказание, сделанное пророком Ипувером, жившим за полвека до двенадцатой династии. В присутствии фараона он предсказал надвигающееся падение Египта, свержение социальных и политических организаций, а затем приход мессии, несущего добро в своем сердце, который станет пастухом для своих людей и присутствие которого «остудит пламя».

Все это декламировалось звучным стихом, напоминающим бой барабанов, и было написано тем размером, который позже назовут «библейским». По поводу декламаций в Древнем Египте Бристед писал: «Иудеям оставалось только придать этой старой форме более высокое этическое и религиозное содержание».

Последние слова пророчества звучали как раскаты грома: «И он действительно разрушит зло… Где же ты, мессия? Может быть, ты уже среди нас?»

Мальчиком Эхнатон мог слушать эти слова с ощущением брошенного ему вызова или неотвратимости грозного рока.

Египтяне знали, что телом и жизнью человека управляет его сердце. Сердце Эхнатона обуревало множество эмоций, включая религиозные убеждения, которые все еще оставались в тайне, и любовь к поэзии, составлявшей важнейшую часть его жизни.

Нил был средоточием жизни страны.

Река пересекала глубокую долину и делила Египет на две части. С обеих сторон долины лежали пустыни, одна – Ливанская, другая – Арабская. Благосостояние и само существование страны зависело от этой живительной зеленой полосы воды, окруженной желтыми холмами, а также пальмами, платанами, тамарисками, акациями и папирусом.

Египтяне не знали, где берет начало Нил. Но каждое лето река вздувалась и разливалась, вбирая в себя воду снегов, таявших в горах Абиссинии. Египтяне дали этому факту романтическое толкование: половодье считалось слезами Исиды, плачущей по своему любимому умершему Осирису.

Это случалось примерно в середине июня, в момент летнего солнцестояния. К этому времени город наполнялся паломниками, и начинались торжества, посвященные Исиде, богине жизни и любви. В небе показывался Сириус, звезда Исиды, самая яркая из всех звезд. Его прибытие на небеса означало начало нового года. От дворца до самой жалкой лачуги все обменивались подарками. Подарки получали все, молодые и старые, не забывали и о мертвых. Царь открывал свои сокровищницы и делал подарки знати, которая, в свою очередь, клала к его ногам свои самые драгоценные сокровища. Поэтому тронный зал дворца был заполнен грудами подарков. Здесь были золотые и серебряные колесницы, портреты царя, щиты, колчаны, луки и стрелы, мечи, кинжалы, зонты от солнца (которые рабы носили над мужчинами и женщинами), стулья, вазы, кубки и бесконечное количество дорогих безделушек, столь милых сердцам египтян.

Это было время показа мистерий – полных накала чувств обрядовых драм, в которых молодые актеры играли роли богов. Люди наслаждались представлениями и каждый раз заливались слезами в сцене смерти Осириса.

Бог умирал, но все знали, что смерть его была временной, как и все другие смерти в Египте. Однако без этой короткой трагедии не стала бы плакать его жена богиня Исида и вода в Ниле оставалась бы низкой. Низкая вода летом предвещала голод, которого египтяне боялись не меньше, чем чумы, через определенные промежутки времени опустошавшей страну. Впрочем, слишком сильные наводнения тоже были опасны.

Осенью Нил давал еще один повод для праздника. Созвездие Плеяд исчезало за ночным краем пустыни, наступал ноябрь, время Атириса. Вода спадала, и из-под нее появлялась плодородная черная земля – это был подарок Нила Египту. В землю сажали семена. Семена прорастали, и вместе с ними возрождался Осирис – символ непрекращающейся жизни. Из влажного ила, смешанного с семенами, люди лепили фигурки богов. Прорастание этих семян служило дополнительным доказательством вечности жизни.

Во время четвертого месяца года весь Египет ожидал воскрешения Осириса. За закрытыми дверями храмов, в темноте и тайне, совершались обряды. То было время медитаций, молитв и размышлений о душе. В конце концов двери храмов распахивались, жрецы выходили и провозглашали ликующим людям мистическую весть о том, что бог возродился.

Сбор урожая происходил весной и также сопровождался праздником, который начинался с горестных жалоб и выражений скорби, в то время как первое семя Осириса падало под медным лезвием косы. Впрочем, Исида одобряла уборку пшеницы и ячменя, поэтому начавшийся на грустной ноте сбор урожая заканчивался всеобщим ликованием.

Река давала им так много, что египтянам казалось, будто сама их страна является подарком Нила. Он был источником их жизни, а следовательно, богом. Духом Нила был Хапи (или Хапи-ноу). Каждый год в его честь проводился праздник. В воды Нила бросали нарядно одетых девственниц, чтобы они стали невестами Хапи. Каждый день реке возносилась специальная молитва: «Сохрани жизнь Египту!»

Однако Нил имел не только функциональное назначение, он был еще большой игровой площадкой для всего Египта. Будучи детьми, Эхнатон и Нефертити играли на его берегах, удили рыбу и охотились на плетеных рыбачьих лодках так же, как и люди каменного века и даже люди, жившие за тысячелетия до них. Сколько люди себя помнили, перед ними всегда текла река, а на реке всегда были лодки. Теперь у молодых царя и царицы было свое собственное судно для развлечений и спорта – их царская барка, украшенная флагами, устланная подушками, на которой имелась команда гребцов, перевозившая их из восточных Фив в западные и обратно. Кроме того, к их услугам был огромный царский флот. Корабли были большими, некоторые, шириной до 21 м и длиной до 60 м, могли взять на борт до 100 человек. Эти суда могли ходить и на веслах, и под парусами.

По Нилу шло интенсивное движение. Царские корабли уходили в плавания. Широкие квадратные паруса легко несли их на север, но когда они, тяжело груженные, возвращались назад в Фивы, морякам приходилось идти на веслах, преодолевая течение и ветер. В те времена Нил был одновременно и основной торговой магистралью, и дорогой, ведущей к приключениям. В каких только местах не бывали египетские моряки и всегда возвращались с несметными сокровищами, поступавшими в казну Эхнатона и Нефертити.

Как только вдалеке показывались возвращающиеся галеры, на длинном каменном причале Фив появлялась внушительная фигура мужчины в развевающихся белых одеждах с жезлом визиря в руках. Это был Птахмоз, человек, в чьи обязанности входило встречать все египетские и иностранные суда, привозившие дань царю.

Корабли привозили богатства со всего мира.

Они приходили из удивительных стран. Некоторые из них плавали «вверх по реке», на юг, в Абиссинию. Другие спускались вниз, к дельте, и по Средиземному морю вдоль восточного побережья, миновав Иерусалим и Тир, доплывали до Библоса в Сирии. Иные, покинув дельту, поворачивали обратно на юг и попадали в Красное море. В те времена существовал естественный водный путь, соединяющий Египет и Красное море. Однажды египтяне попробовали проложить канал между Средиземным и Красным морями. Эта попытка стоила жизни 120 000 человек, но пески постоянно заполняли вырытый людьми канал. И лишь спустя многие столетия Фердинанду де Лессепсу удалось построить постоянно действующий Суэцкий канал.

Визирь, а вместе с ним и все не занятое работой население Фив наблюдали за тяжело груженными кораблями, продвигавшимися между множеством камней. Наконец спускались широкие сходни, и начиналась разгрузка сокровищ. Бирюза и медь поступали из Синая. Из Ливана – плоты из связанных пахучих кедровых бревен. Из Малой Азии и Тира приходили совершенной формы вазы, серебряные и золотые сосуды, а с Кипра, Крита и островов Эгейского моря – замечательная мебель из слоновой кости, а также золотые и серебряные колесницы. На пристань сгружали лучшие товары из Азии, по сходням сводили величественных, горячих коней и прекрасных собак, столь любимых египтянами. Из всех земель поступали золотые кольца, браслеты и ожерелья, которыми в Египте расплачивались вместо денег. Кроме того, из Азии тысячами поступали только что захваченные рабы, в большинстве случаев – семитского происхождения, которые высоко ценились, так как из них получались отличные танцоры. Рабы, одетые в яркие шерстяные одежды, со спутанными длинными волосами и бородами, являли собой любопытный контраст египтянам с бритыми головами и гладкими лицами, одетым в тончайшие белые одежды.

Из Пунта (побережье Сомали, вниз по Нилу, в южной части Красного моря), который изначально был домом всех богов, привозили редкие пряности, эфирные масла, камедь и духи, пахучую кору коричного дерева, нарды, мирру и ладан, шкуры редких животных и живых зверей в клетках, таких, как бабуины и пантеры. Рабы сгружали привезенные сокровища на каменные причалы, и воздух над фиванским портом наполнялся густым ароматом пряностей, древесины и других веществ – запахом таинственной Азии.

Теперь визирь наблюдал за стражей, которая сопровождала бесконечную процессию рабов, переносящих сокровища из порта в храм Амона.

В темном, похожем на пещеру зале, на золотых тронах под алтарем бога восседали Эхнатон и Нефертити, как до них восседали Аменхотеп и Тиу. А в это время визирь Птахмоз раскладывал перед ними сверкающие дары, которые постепенно превращались в груды – до тех пор, пока не вырастали с трон высотой. Неподвижные, как статуя Амона над их головами, наблюдая за водопадом сверкающих сокровищ, они принимали дань и уважение всего мира.

В обязанности Птахмоза входило объявлять, какая часть этих сокровищ поступает царю, а какая должна быть отдана жрецам Амона.

Нил был водной магистралью, но сокровища доставлялись и сухопутным путем.

По старым как мир дорогам, пересекающим пустыню, шагали посланники фараона, ведущие длинные караваны ослов, нагруженных данью со всех египетских городов, деревень и ферм. Фивы были не только центром мира, но и центром торговли самого Египта. И все, что свозилось в Фивы, принадлежало молодым царю и царице, все, за исключением части, предназначенной Амону.

Эта часть росла с ростом благосостояния Египта. Во времена восемнадцатой династии Амон был богатейшим богом мира.

Но и сам царь Эхнатон одновременно был богом Амоном.

Молодой царь всегда любил задавать вопросы. И теперь его одолевало множество вопросов о боге Амоне, имя которого он носил. Он обсуждал их с Нефертити.

В результате молодая чета приняла решение. Строительство нового храма подходило к концу. А Эхнатона никогда больше не будут называть Аменхотепом IV.