• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

В мою задачу не входит подробный разбор «документов Сиссона», тех 52 писем, циркуляров и протоколов, которые, выдавая за подлинные, передал Е. П. Семенов от имени «смольнинской группы» Эдгару Сиссону в феврале — начале марта 1918 г. (еще один, 53-й документ, имевший дату 9 марта, был послан вдогонку Сиссону, покинувшему Петроград 4 марта 1918 г.) Именно эти документы были опубликованы Э. Сиссоном в октябре 1918 г. в основной части брошюры под названием «Германо-большевистский заговор».

Эти «документы» подверглись обоснованной критике со стороны финского левого социалиста Нуортевы и Джона Рида, опубликовавших в Америке свои памфлеты¹. Будучи свидетелями событий Октябрьской революции в Петрограде, лично знакомыми с ее руководителями, Нуортева и Рид показали несоответствие содержания «документов Сиссона» реальным фактам. Затем, в 1919 г… в Берлине вышла в свет брошюра с предисловием Шейдсмана, посвященная критике «документов Сиссона» уже с немецкой точки фения. Там было доказано, что немецких военных учреждений, or имени которых якобы было выпущено большинство опубликованных Сиссоном «документов», не существовало в природе, их бланки и печати, следовательно, являются фальшивыми, а фамилии офицеров, подписывавших эти «документы», не числятся в немецких списках².

Наконец, Дж. Кеннан в своей статье 1956 г., используя фонд «документов Сиссона» в составе материалов Госдепартамента США, а также результаты работ своих предшественников, дал великолепный критический разбор 53 документов из брошюры «Германо-большевистский заговор»³. Используя методы общеисторической и источниковедческой критики всех доступных ему материалов, Дж. Кеннан не только поставил точку в доказательстве поддельности «документов Сиссона», но и назвал автора этих документов: журналиста, а затем писателя Антона Мартыновича (Фердинанда Антония) Оссендовского.

Но источник неисчерпаем, появление новых исследований по этой теме вполне возможно, тем более что найденные после Второй мировой войны подлинные документы правительственных учреждений кайзеровской Германии показали, что сразу же после захвата власти большевиками в Петрограде Германия действительно стала оказывать Совету Народных Комиссаров финансовую помощь, продолжавшуюся до октября 1918 г. Оссендовский и Семенов как бы носом чувствовали это, но никаких доказательств в руках не имели. Тогда они изобрели эти доказательства. Однако очевидная фальшь этих «документов», разоблаченная в 1919–1920 гг., скомпрометировала саму тему о финансовой поддержке кайзеровской Германией большевистского правительства. Только теперь, после уничтожения господствовавшей 74 года идеологии, открывается возможность для объективного исследования и России всего комплекса вопросов о германо-большевистских связях в 1914 1918 гг., включая и изучение «документов Сиссона». Не желая предварять такое исследование или проводить его второпях, мы ограничимся здесь лишь несколькими деталями, которые, как нам кажется, проходили мимо внимания наших предшественников или казались им несущественными. Нас же, наоборот, интересует сам процесс фабрикации документов, механика их передачи Сиссону. Это с одной стороны, а с другой — те образы, которые создавались содержанием этих документов в глазах их читателей.

Хочу еще повторить, что самих материалов, которые Э. Сиссон привез из России, я в трех предъявленных мне коробках фонда «документов Сиссона» в Национальном архиве США не обнаружил.

Там имелся только первый вариант Доклада Сиссона с включением в него всех 53 документов в несколько ином, правда, чем в брошюре, порядке, фотокопии подлинных паспортов двух «фигурантов», приложенные Оссендовским для придания переданным документам большей убедительности, фотокопии «письма Иоффе», немецких циркуляров, но тех фотографий «подлинников» и самих «подлинников», которые передал Сиссону Семенов, в фонде не имеется. Поэтому мы будем опираться здесь только на тексты, опубликованные в брошюре «Германо-большевистский заговор», и, в необходимых случаях, на текст копий документов, содержащихся в первоначальном Докладе Эдгара Сиссона.

Сиссон опубликовал документы в своей брошюре под 53 номерами, но некоторые номера содержат два-три документа. По их форме документы 13 номеров являются оригиналами (№№ 2, 3, 12, 13, 14, 26,28, 29, 30, 31, 43, 45, 46), а остальные 40 — фотокопиями оригиналов. Как мы помним, первый документ, представленный Фрэнсису и Сиссону, был письмом А. А. Иоффе от 31 декабря 1917 г. Семенов представил оригинал, его фотокопию и английский перевод, после чего оставил только фотокопию и перевод, а оригинал взял обратно, заявив, что он должен быть возвращен в Смольный. Происходило это 4 февраля 1918 г. в Американском посольстве на Фурштатской ул., 34. После этого до 9 февраля Сиссон и Фрэнсис обсуждали, что делать, и решили передать «письмо Иоффе» и документы первой серии кодом в Госдепартамент. Затем Сиссон связался с резидентом английской разведки Бойсом, узнал от него, что Семенов известен ему и заслуживает доверия. После этого, как указывает Сиссон в своих воспоминаниях, Семенов принес еще «два-три документа», один из которых имел более позднюю дату, чем «письмо Иоффе» (т. е. после 31 декабря 1917 г.). Но это все были фотокопии.

Оригиналы стали поступать Сиссону во второй половине февраля, а особенно — после 27 февраля. И действительно, посмотрим на даты первых двух оригиналов: 3 февраля (№ 46), 4 февраля (№ 45). В отношении их Сиссон в брошюре делает примечание о том, что ранее он имел их фотографии. Затем следуют документы от 7 февраля (№ 14), от 12 и 18 февраля (№№ 2 и 3), а после этого: 23, 25, 26, 27 февраля и 9 марта 1918 г. (№№ 26, 12, 13, 28, 30, 43, 31, 29). Если исключить документ от 9 марта, отправленный уже после отъезда Сиссона, то получается, что из 12 номеров 7 имеют даты от 23 февраля и позже, следовательно, переданы в самом конце февраля. Сюда надо добавить и оригиналы документов от 3 и 4 февраля, фотокопии которых были переданы раньше. Эта динамика отражает реальное развитие отношений между Семеновым и Сиссоном, рост степени их взаимного доверия, а также ситуацию в Петрограде в конце февраля — начале марта 1918 г. Вспомним рассказы Семенова и Оссендовского. С установлением некоторого порядка в Смольном стало возможным добывать отдельные оригиналы, а потом началась паника и срочная подготовка к эвакуации. Затем рассказывается история про разбитые матросами ящик или ящики и похищение оригиналов документов. Так они объясняли Э. Сиссону появление оригиналов. И он вполне верил им. Теперь посмотрим на то, как сам Сиссон рассказывает в своих мемуарах о получении документов. Правда, надо иметь в виду, что они писались им спустя значительное время после событий и после знакомства со свидетельствами Семенова и Оссендовского, относящимися к 1919–1921 гг.

Сиссон рассказывает о панике, охватившей союзные посольства после взятия Пскова и Нарвы. Совещание послов пришло к решению эвакуироваться в Вологду, связанную железнодорожной веткой с Архангельском. Приготовления к этому отъезду делались заранее, но момент настал 26 февраля. Ночью позвонил американский консул Тредвелл из Москвы и сообщил, что немцы вышли к станции Дно, откуда железная дорога вела к Бологому, и железнодорожное сообщение между Петроградом и Москвой могло быть очень быстро прервано. 26 февраля грузилось само посольство, миссия Красного Креста, консульство, паспортный отдел, военная миссия. Робинс решил остаться. Сиссон имел днем последнюю беседу с послом Фрэнсисом, а в полночь они поехали на Николаевский вокзал. В два часа ночи 27 февраля поезд отошел⁴. 27 февраля было тихим днем, как описывал его Сиссон и своем дневнике. Военные оркестры играли Марсельезу, красногвардейцы производили обыск в «Европе» в поисках оружия, среди населения преобладало настроение сражаться, чего нельзя было сказать о правительстве⁵.

Вместе с англичанами уехал 26 февраля в Вологду и Бойс, выступавший советчиком и информатором Сиссона. До середины февраля Сиссон наблюдал за Семеновым и пришел к выводу, что тот объединяет обе «группы»: офицерскую «телеграфную» и «смольнинскую», достававшую фотокопии «документов». Для себя он решал вопрос: является ли Совет Народных Комиссаров в этот момент прямым исполнителем приказов германского командования или нет? Ответ на него могли дать только подлинные документы Смольного. С этой целью, как пишет Сиссон, он и послал за Семеновым. Разговор происходил в присутствии Артура Булларда, главы петроградского отделения американского Комитета общественной информации. «Я сказал ему, — вспоминал Сиссон, — что знаю, что он находится в контакте с двумя антисоветскими группами, и верю, что они имеют общего руководителя, с которым я был бы рад встретиться. Казалось, он испугался моих слов, и причина этого мне стала ясной позднее, но я убедил его в своей искренности. Выяснилось, что мой анализ был неточным, что обе группы действовали независимо, но что он, Семенов, входил и в ту, и в другую, но являлся главой только одной из них. В этом качестве наши отношения и продолжились»⁶.

Затем Сиссон рассказывает, как Семенов познакомил его с полковником Самсоновым, который произвел на Сиссона самое благоприятное впечатление своей энергией и способностями. Он предложил им каждый день приносить списки бумаг, проходящих через руки их агентов в Смольном, а он будет указывать, какие документы его интересуют, чтобы они могли быть сфотографированы и возвращены на место. Этим методом они и пользовались до конца февраля. Когда же в Смольном начали срочно готовить документы к эвакуации, появилась возможность извлечь из дел документы, уже сфотографированные ранее, и новые, сразу в оригиналах⁷. Звучит все это солидно, но, как мы знаем, только два документа из сфотографированных ранее были представлены затем в оригинальной форме: от 3 и 4 февраля 1918 г. Сиссон утверждал, что он посылал в Вашингтон через посольства полученные им от Семенова до конца февраля свидетельства того, что Ленин и Троцкий постоянно получают германские приказы, некоторые из них ужасного свойства, как посылка агентов-агитаторов в союзные страны. «Так что мы были информированы, — продолжал Сиссон, — что немцы хотят использовать Россию как базу для экспорта заговорщиков на наше Тихоокеанское побережье и создать базу для своих подводных лодок на русском Дальнем Востоке»⁸.

Сиссон приписывает себе идею взлома ящиков, которая была с энтузиазмом встречена полковником Самсоновым и с опаской — Семеновым. Но последний потом согласился, что ее возможно выполнить, и сообщил, что его «сотрудники» в Смольном готовы это сделать. Все это читается с юмором и даже с грустью: мы-то знаем, что никаких сотрудников в Смольном не существовало. Был один Оссендовский, ему и надлежало срочно произвести документы, а Семенову — сочинить историю о том, как прошел взлом. Приготовления (то есть изготовление «оригиналов») проходили с 27 февраля по 2 марта, а 2 и 3 марта Сиссон получил их. Это и были те 9 документов, о которых мы говорили выше. Вдохновляя участников «рейда», Сиссон дал им «достаточное количество рублей и умеренное число долларов в валюте»⁴. Вместе с Буллардом они ожидали поступления документов на квартире одного из участников «группы» недалеко от Таврического сада. Когда документы были доставлены, в комнате всего находилось, по словам Сиссона, 9-10 человек (в это трудно поверить, так как это нарушало элементарные правила конспирации). В течение двух часов, сидя за большим столом, Сиссон и Буллард знакомились с документами. Был всеобщий восторг по поводу успешного завершения «рейда». Буллард и Сиссон пожали руки каждому из присутствовавших, пожелали им удачи и безопасного завершения их работы. Никто из них не был схвачен большевиками, горделиво завершает этот рассказ Э. Сиссон¹⁰. По словам Семенова, Сиссон, получив «оригиналы», воскликнул: «Теперь мне здесь нечего делать!»¹¹ На следующий день, 4 марта 1918 г., он выехал из Петрограда в Финляндию вместе с большой группой американцев.

Таким образом, подытоживая исследование передачи документов, мы можем сказать, что до личного знакомства Сиссона и Семенова, которое произошло в середине февраля, Сиссон получил от него через Фрэнсиса «письмо Иоффе» и еще два-три документа. Он собирал сведения о Семенове через Бойса. После состоявшихся встречи и беседы Сиссон перестал считать Семенова единым главой «телеграфной» и «смольнинской» групп, как думал Бойс, и стал общаться с ним как с человеком, возглавлявшим только «смольнинскую» группу, достававшую документы. Семенов затем познакомил его с полковником Самсоновым. Фигура эта вызывает некоторые подозрения. С одной стороны, сам Семенов нигде этой фамилии не называет, называет эту фамилию только Сиссон. С другой стороны, Оссендовский рассказывает о полковнике Николаеве, переодевавшимся солдатом. С третьей стороны, наличие копий подлинных телеграфных переговоров у Сиссона несомненно, хотя, может быть, они получены от Бойса, а не от полковника Самсонова непосредственно. С четвертой стороны, именно Оссендовский приходил в Смольный переодетым, а не мифический полковник Николаев. С пятой стороны, Сиссон в Петрограде Оссендовского не знал. В итоге: не мог ли такой мастер мистификации и имперсонизации, как Оссендовский, исполнить пару раз роль полковника Самсонова? Тем более что в ходе «рейда» Сиссон ничего от полковника Самсонова не получил и сю участие в этой экспедиции выглядит совершенно липшим.

Затем Сиссон предложил Семенову и Самсонову составлять списки проходящих через их агентов документов, отмечать в них го, что он хотел бы иметь, и фотографировать их. Таким образом Сиссон получил от Семенова 40 фотографий документов, извлеченных якобы из делопроизводства разных отделов Совнаркома. Кризис в Петрограде в конце февраля подсказал Сиссону идею похищения оригиналов документов непосредственно из дел, упакованных, по слухам, уже в ящики для отправки в Москву. Эти документы были получены им 3 марта. В тот же день между Эдгаром Сиссоном и Евгением Петровичем Семеновым (Коганом) был заключен и формальный договор о передаче Сиссону документов. Семенов страшно боялся, чтобы в нем не было упомянуто слово «документы», а тем более — полученные из Смольного. Сиссон объяснял это себе тем, что Семенов боялся репрессий. Но нам-то ясно, что он не хотел еще брать на себя проступка, который он и не совершал: ни одного документа из Смольного он не украл, все они были сочинены «ученым экономистом» А. М. Оссендовским. 4 марта 1918 г. Э. Сиссон в большой группе американцев выехал из Петрограда в Финляндию.

Теперь обратимся непосредственно к самим «документам Сиссона» и дадим самую общую их характеристику по содержанию и форме. По хронологии самый ранний документ относится к 25 октября 1917 г., а самый поздний — к 27 февраля 1918 г. Кроме того, как говорилось выше, один документ был послан Сиссону вдогонку и был датирован 9 марта 1918 г. В то же время два печатных немецких циркуляра, игравших роль приложений к одному из документов, относились к 1914 г., а один (знаменитый приказ Немецкого банка об открытии счетов большевикам) — к марту 1917 г. Эти приложения имелись в составе документов первой серии и дают нам возможность установить общность их происхождения.

Общая направленность документов сводилась к следующему. Являясь с начала Первой мировой войны платными немецкими агентами (см. документы первой серии, помещенные в приложении № 1), большевики 2 марта 1917 г. (никто не знает, какого стиля, старого или нового) получают деньги от Германии, с помощью которых захватывают власть. Уже 25 октября 1917 г. в Петрограде было открыто «Разведывательное бюро Большого Генерального штаба» Германии, которое явилось главным центром указаний для Совета Народных Комиссаров. «Разведывательное бюро» диктовало всю политику, которую проводили Ленин, Троцкий, Зиновьев и пр., определяло все взаимоотношения Совнаркома с посольствами союзных держав, направляло политику по отношению к Украине, Финляндии, Румынии, Италии и пр. По прямым приказам Берлина, переданным через «Разведывательное бюро», а то и непосредственно от немецких Центрального отдела Большого Генерального штаба или Главного морского штаба открытого моря Совет Народных Комиссаров, Наркоминдел и Наркомвоен формировали отряды агитаторов и диверсантов для посылки на фронты, а также в нейтральные и союзные страны. Эти агенты, состоявшие из русских и евреев, подчинялись немецким офицерам и разведчикам, получая деньги за свою службу от немецких банков и промышленных компаний. В пронемецкую деятельность были вовлечены не только новые органы Советской власти в Петрограде, но и сохранившееся старое учреждение «Контрразведка при Ставке», куда были назначены новые комиссары и командиры, преимущественно евреи. Одним из главных объектов враждебной деятельности Совнаркома по немецкому указанию стал русский Дальний Восток, на который отправляются десятки агентов, планируется также перевезти по Транссибирской магистрали в разобранном виде немецкие подводные лодки, чтобы собрать их во Владивостоке и использовать против американцев.

Какими же способами достигалось это жуткое впечатление измены и предательства⁹ Предъявлением фотокопий и оригиналов документов, якобы исходящих как от немецких учреждений, так и от советских. Среди приобретенных Э. Сиссоном от Семенова и его «смольнинской группы» документов было 8 документов, «полученных» в Смольном от Секции М Центрального отделения Большого Генерального штаба Германии, 2 — от Генерального штаба флота открытого моря Германии, 4 — от Имперского банка и целых 18 документов от Секции R «Разведывательного бюро Большого Генерального штаба» Германии, которое якобы было создано в Петрограде по согласованию с Советом Народных Комиссаров уже 25 октября 1917 г.! Таким образом, более половины «документов Сиссона» — 34 из 53 — состояло из «вражеских» указаний, которые должны были выполняться Советским правительством.

Но и само оно и его органы были тоже достаточно широко представлены. Тут был протокол, лично подписанный высокопоставленными советскими комиссарами, один документ Народного комиссариата по иностранным делам, 3 документа, исходящие от «комиссара по борьбе с контрреволюцией и погромами», а один — почему-то ог «Комиссии по борьбе с контрреволюцией и погромами». Гут было и «письмо Иоффе», которое мы подробно разбирали выше. Но больше всего было документов «Контрразведки при Ставке» — 15 штук. Кроме того, в брошюре «Германо-большевистский заговор» были напечатаны факсимиле девяти писем «Разведывательного бюро», двух — Секции М Центрального отделения Большого Генерального штаба, протокола с четырьмя подписями от 2 ноября 1917 г., двух немецких циркуляров 1914 г., а также подлинных паспортов одного турецкого подданного и одного финляндского гражданина.

Эти фотокопии значительно облегчают дело источниковедческого анализа текстов «документов", в частности предоставляют возможность работать с образцами машинописи (все документы написаны на русском языке на пишущих машинках, только два немецких циркуляра были напечатаны типографски), подписей и т. п. В то же время отсутствие фотокопий советских «документов» (кроме протокола от 2 ноября 1917 г.) затрудняет такие же исследования. Это важно подчеркнуть, так как сами оригиналы и фотографии «документов Сиссона» в его фонде в Национальном архиве США. как мы уже говорили выше, отсутствуют. Поэтому исследователь может оперировать только печатным текстом брошюры и машинописной копией первоначального Доклада Э. Сиссона.

В окончательном виде в брошюре первая часть имеет общий заголовок: «Германо-большевистский заговор: Доклад Эдгара Сиссона, специального представителя в России». Доклад для большей убедительности разбит на шесть тематических глав, между которыми и распределены вышеназванные документы. Это: глава 1 «Основной заговор» (The Basic Conspiracy), глава II «Роль Рейхсбанка», глава III «Германо-большевистский заговор против союзников», глава IV «Заговор для "похабного мира" — украинская двойная игра», глава V «Троцкий и Румыния», глава VI «Полная капитуляция (The Complete Surrender) — различная деятельность». В первоначальном докладе Сиссона, с копией которого мы познакомились в архиве, документы между главами разделены несколько по-иному и некоторые главы названы иначе. Но для целей нашего исследования это не имеет значения. Отметив группировку документов самим Сиссоном, мы возвращаемся к группировке по учреждениям, от которых документы якобы исходили.

Уже одно перечисление этих учреждений: четыре немецких, четыре русских да еще протокол и «письмо Иоффе» — дают представление о масштабе деятельности фальсификаторов. Все немецкие документы выполнены на «официальных» бланках, а письма «Разведывательного бюро», кроме того, снабжены и оттисками мастичной печати этого «бюро». Их нужно было раздобыть или изготовить. Что касается документов, претендующих на то, что они исходят от советских учреждений, то вопрос об их внешнем оформлении решается труднее. Только протокол от 2 ноября, якобы подписанный Залкиндом, Механошиным, Поливановым и Иоффе, представлен в брошюре и в виде факсимиле. Видно, что он напечатан на машинке на простом листе бумаги, а не на бланке. Точно так же выполнено и «письмо Иоффе». Трудно сказать, на чем выполнен документ № 1, исходящий якобы от Народного комиссариата по иностранным делам. Это единственный документ НКИД во всей публикации. По виду его в брошюре можно заключить, что он напечатан на бланке, но без печати, только за подписями Залкинда и Поливанова. Так как это единственный случай использования бланка этого учреждения, то можно сделать предположение, что чистый бланк был похищен из Наркоминдела. Решить этот вопрос окончательно невозможно. Впрочем, может быть, оригиналы «документов Сиссона» еще и найдутся в Америке. Что касается документа № 38, исходящего якобы от имени «Комиссии по борьбе с контрреволюцией и погромами», от 14 декабря 1917 г., но подписанного Залкиндом (!), то скорее всего это опечатка, поскольку документы №№ 17, 24 и 27 напечатаны на бланках «комиссара по борьбе с контрреволюцией и погромами». Если это опечатка, то она очень раннего происхождения, поскольку в первоначальном машинописном тексте Доклада Сиссона она уже имеется¹².

Если же мы обратимся к опубликованным подлинным советским документам тех дней, то увидим, что никакого «комиссара по борьбе с контрреволюцией и погромами» или «Комиссии по борьбе с контрреволюцией и погромами», вообще не существовало. В ночь на 4 декабря, когда волна пьяных погромов поднялась особенно высоко, Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов создал Комитет по борьбе с погромами во главе с В. Д. Бонч-Бруевичем¹³. Его представители назывались комиссарами. Но какого-либо отдельного поста «комиссара по борьбе с контрреволюцией и погромами» не было создано. Комитет просуществовал до конца февраля 1918 г. В одном случае он был назван Комиссией по борьбе с погромами. Это упоминание в левоэсеровской газете «Знамя труда» от 27 января (9 февраля) 1918 г. Но опять-таки слово «контрреволюция» в название комитета или комиссии не включалось. 7 декабря, как известно, была создана Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем, знаменитая ЧК, но в ее названии не было слона «погромы». Таким образом, приходится констатировать, что бланк «Комитета (комиссии) по борьбе с контрреволюцией и погромами» был подделан, а название органа изобретено фальсификаторами. Внешняя же критика «документов», напечатанных на этих бланках, невозможна, пока не будут обнаружены фотографии самих документов, приобретенных Сиссоном.

Но в отношении документов «Контрразведки при Ставке» мы такую возможность имеем. Как уже говорилось выше, в фонде «документов Сиссона» в Национальном архиве США хранятся никогда не публиковавшиеся материалы третьей серии, изготовленные тем же Оссендовским и приобретенные вице-консулом Имбри у посредника Акермана ⁴. В их составе имеется 8 докуменюв «Контрразведки при Ставке». И все это «оригиналы», напечатанные на бланках с угловым штампом и оттисками печати этого «учреждения». Кс тати, оттиск этой круглой печати «К.-Р. отделения Ш. В. Г.» имеется на подлинном паспорте финна Вальтера Невалайнена в брошюре Сиссона (факсимиле документа № 43 и приложения к нему на стр. 22 брошюры «Германо-большевистский заговор»). Это показывает идентичность бланков и печатей, использованных А. М. Оссендовским для изготовления документов второй и третьей серий.

Теперь надо сказать несколько слов о бланках немецких учреждений. Образцовую критику формуляров и словоупотребления их угловых штампов дал Дж. Кеннан в своей статье о документах Сиссона 1956 г. Так как статья эта все еще недоступна даже большинству специалистов, приведем вывод Кеннана целиком. Он основывается при этом на немецкой брошюре «Die Entlarvung der Deutsch-Bolschewistischen Verschworung mit eitiem Vorwort des friiheren Ministerprasidenten Phillip Scheidemann. Herausgegeben vom Dr. Ernst Bischoff» (Berlin, 1919) (Разоблачение германо-большевистского заговора с предисловием бывшего министра-председателя Филиппа Шейдемана. Издано д-ром Эрнстом Бишофом. Берлин, 1919). Вот что писал Дж. Кеннан:

«В германской брошюре утверждается, что угловые штампы представленных в документах Сиссона отделений Германского Генерального штаба являются очевидно фальшивыми. Наименование "Большой Генеральный штаб", которое фигурирует там, было отменено 2 августа 1914 г. и не восстанавливалось вплоть до конца войны. Структура Генерального штаба никогда не включала в себя "Разведывательного бюро". Летом 1917 г. было создано "Разведывательное отделение" (переименованное далее в 1917 г. в "Отделение иностранных армий"), от которого это "название" и могло быть образовано. Штаб никогда не имел Русского отделения как такового. Эти и другие утверждения германской брошюры, касающиеся немецких военных учреждений, были подтверждены Госдепартаменту директором Отделения военной разведки Военного министерства США Мэтью К. Смитом в письме от 17 января 1921 г. В дополнение к этим дефектам было замечено, что буквоупотребление в угловых штампах (а также и в германских циркулярах, включенных в приложение № 1 к "документам Сиссона") в некоторых отношениях архаично или необычно и не напоминает употребляемое в аутентичных германских документах 1918 г. Например: Bureau вместо Вiiro, Abtheilung вместо Abteilung, Central вместо Zentral»¹⁵.

В самой немецкой брошюре приводятся образцы подлинных печатей и угловых штампов штаба и Разведывательного отделения в сравнении с использованными в «документах Сиссона». Мы помещаем их в приложении № 3 к данной книге вместе с образцом углового штампа «Контрразведки при Ставке». Это даст возможность исследователям обратить внимание еще на одну деталь. Это поразительное сходство типографских атрибутов, использованных как в бланках германских учреждений: «Разведывательного бюро», Центрального отделения Большого Генерального штаба и Генерального штаба флота открытого моря, так и русской «Контрразведки при Ставке». Прежде всего — немецкие документы. Угловые штампы и циркуляра Большого Генерального штаба от 9 июня 1914 г., и циркуляра Генерального штаба флота открытого моря от 28 ноября 1914 г. (их факсимиле приведено на стр. 7 брошюры «Германо-большевистский заговор»), и «Разведывательного бюро БГШ» (см. факсимиле любого из девяти документов в брошюре), и письма начальника «Русского отдела Германского Генерального штаба» наркому по иностранным делам от 24 февраля 1918 г. имеют такой абсолютно одинаковый атрибут, как начертание символа «№» (номер документа). Более того, абсолютно такое же начертание «№» мы находим и на бланке русской «Контрразведки при Ставке». Такое может быть только в одном случае: все бланки (и русские, и немецкие) печатались в одной и той же типографии, на одних и тех же гарнитурах и, скорее всего, одним и тем же наборщиком.

Далее. Циркуляр Большого Генерального штаба от 9 июня 1914 г. и письмо начальника «Русского отдела ГШ» напечатаны на бланках с одинаковым угловым штампом, хотя первый документ набран типографски по-немецки, а второй напечатан на пишущей машинке с русским шрифтом, и между ними должна была бы быть временная разница почти в четыре года. Гарнитура, которой набраны слова «Central Abteilung» в угловом штампе Большого Генерального штаба, совпадает с гарнитурой, которой набраны слова «G. S. der Hochseeflotte» в угловом штампе Генерального штаба флота открытого моря. Они отличаются только номером: в последнем случае он меньше, а значит, высота букв чуть больше. В обоих угловых штампах использован одинаковый декоративный элемент: «птичка», состоящая из нескольких параллельных косых полосок, сходящихся под острым углом (\\\V////).

Слово «Section» в угловых штампах Большого Генерального штаба и «Разведывательного бюро БГШ» набрано одинаковыми буквами. Сам печатный немецкий текст циркуляров от 9 июня и 24 ноября 1914 г., хотя он исходит от разных учреждений, набран одним и тем же шрифтом (тем же, что и слово «Section»), точно так же, как и само заглавное слово «Circular» в обоих циркулярах. Всего этого не могло бы быть при нормальном печатании бланков и текстов в соответствующее время. На эти важные обстоятельства исследователи не обращали до сих пор внимания. А они с неопровержимой точностью доказывают поддельность документов всех трех серий. И мы даже не касались еще исторической критики «документов Сиссона» по их содержанию. Просмотрели это и американские эксперты-графологи, сосредоточив свое внимание только на подписях.

Установив, что все бланки немецких и русских учреждений напечатаны в одной типографии, там же набран и немецкий текст двух циркуляров 1914 г., которые в первой серии документов приводились по-русски в виде машинописных копий, мы должны попытаться определить, в какой же типографии все это производилось? Вспомним, что и Е. П. Семенов, и А. М. Оссендовский являлись не просто журналистами, но и редакторами газеты «Вечернее время». Ее типография имела любые гарнитуры, и за хорошую плату пользовавшийся их доверием наборщик мог выполнить эту небольшую работу и молчать об этом. Но вероятнее, что это было сделано в типографии «Геральда», где печаталась газета «Антанта» на французском языке и советский «Факел» на немецком языке, где сотрудничал Е. П. Семенов и пользовался расположением наборщиков, что следует из рассказанной им истории об уничтожении Залкиндом гранок его статьи. Если это наше предположение правильно, то Е. П. Семенов должен был быть в курсе самой «работы» А. М. Оссендовского и нести равную с ним долю ответственности за обман Э. Сиссона и всего мирового общественного мнения. Для решения этого вопроса (в какой из двух типографий выполнялись бланки с поддельными типографскими угловыми штампами) необходимо познакомиться с гарнитурами, применявшимися при печатании газеты «Вечернее время» и газет, печатавшихся в типографии «Геральда».

Теперь о печатях. Мы встречаемся в «документах Сиссона» с оттисками только двух мастичных печатей: «Разведывательного бюро БГШ» и «Контрразведки при Ставке». Даже документы Центрального отделения Большого Генерального штаба и Генерального штаба флота открытого моря не имеют никаких печатей. На странность этого обстоятельства обратил внимание Дж. Кеннан. Но документы первых двух «учреждений» вместе составляют 35 штук, они подавляют числом и привлекают поэтому к себе большее внимание. Поэтому наличие печатей там придавало большую убедительность всей серии. Где были изготовлены печати, сказать пока трудно. Ясно только, что в царившей тогда обстановке хаоса и безвластия в Петрограде за деньги можно было сделать что угодно.

В заключение этой главы необходимо сказать о машинописном тексте. В связи с отсутствием в нынешнем составе коллекции фонда «документов Сиссона» собранных им оригиналов и фотокопий документов невозможно провести новую экспертизу «почерков» машинок. Это можно сделать только по отношению к факсимильно воспроизведенным 12 машинописным документам. Но мы можем опираться на результаты работы Дж. Кеннана, который при подготовке своей статьи еще видел отсутствующие ныне (или перемещенные в другой фонд) оригиналы и фотокопии документов Сиссона.

Итак, вновь даем слово Кеннану. «Близкое ознакомление, — писал он, — с образцами машинописи основной части документов официальной брошюры (все напечатаны на машинке) обнаруживает совершенно ясно, что в подготовке этих документов использовались пять различных пишущих машинок. В изготовлении 18 документов "Разведывательного бюро" использовались машинки №№ 1, 2, 3 и 4. Машинка № 1 использовалась особенно часто. Документы "Русского отделения Большого Генерального штаба" были отпечатаны на машинках № 1 и № 2. Два документа "Генерального штаба флота открытого моря" были напечатаны на машинке № 1. Все эти документы поэтому совершенно точно исходят из одного центра. С другой стороны, три документа от загадочного чиновника "Рейхсбанка" напечатаны на машинке № 5, и они единственные во всей серии напечатаны на этой машинке.

Для всех документе в, исходящих от русских официальных учреждений, включая такие различные, как Советское ведомство иностранных дел, "комиссар по борьбе с контрреволюцией и погромами", "Контрразведка при Ставке" (предположительно за несколько сот миль от Петрограда), использовались только машинки № 1 и № 2. Таким образом, документы из якобы русских источников были реально изготовлены в том же самом месте, где и документы, претендующие на то, что они исходят от германских учреждений, — это явное указание на обман»¹⁵.

Кеннан далее делает такое примечание: «Читатель, которому доступна только опубликованная брошюра "Германо-большевистский заговор" (а сегодня в этом положении находятся все читатели и исследователи — В. С), может это заметить, например, на факсимиле документа № 3 (стр. 6), исходящего от служащих Советского ведомства иностранных дел, и документа № 14 (стр. 11), исходящего от "Разведывательного бюро", что оба напечатаны на машинке № 1, которая имеет тенденцию к расплывчатой печати нижнею левого угла заглавных букв, особенно К и Ять»¹⁷.

Различные характерные особенности имеют и шрифты других использованных машинок. В частности, другой (возможно, это машинка № 2, выделенная Дж. Кеннаном) присуща вытянутая к верхнему левому углу конфигурация строчной буквы О. По тем материалам, которые были доступны мне (12 факсимиле из официальной брошюры), я выделил достаточно четко только почерк двух пишущих машинок. Более подробно к вопросу о пишущих машинках, использованных А. М. Оссендовским при изготовлении фальшивых документов о германо-советских отношениях, мы вернемся ниже, при анализе «документов Акермана — Имбри», ксерокопии оригиналов которых имеются в нашем распоряжении.

Таким образом, объективные данные, полученные в результате исследования угловых штампов немецких и русских «документов», доказывают, что они были отпечатаны в одной и той же типографии и одним и тем же человеком («почерк» наборщика, привычка к расположению элементов названия учреждения, места для даты и номера, словом, вся «архитектоника» набора углового штампа). А анализ образцов машинописи, проделанный Дж. Кеннаном, ярко показал, что и русские, и немецкие «документы» написаны в одном месте и на тех же пишущих машинках. Особенно четко это видно на примере документов «Контрразведки при Ставке», которая должна была бы располагаться в г. Могилеве, но документы которой написаны на тех же машинках, на которых выполнены документы «комиссара по борьбе с контрреволюцией и погромами» и «Разведывательного бюро БГШ», располагавшихся в Петрограде.

Следовательно, объективные данные для обнаружения подделки существовали всегда и могли быть обнаружены если не сразу же в Петрограде, то весной и летом 1918 г. в Америке, когда они оставались доступными для квалифицированного профессионального изучения любыми экспертами. Кстати, есть несколько свидетельств того, что английские служащие разных учреждений, коснувшиеся этой проблемы, проявляли гораздо больший скептицизм относительно подлинности всех трех серий документов о «германо-большевистском заговоре», чем американцы. Но для позиции американского правительства важнее было настаивать на подлинном характере документов, чем проверять их на поддельность. Политика обусловила оценку и использование «документов Сиссона». Они как нельзя лучше оправдывали тот определенный поворот к непризнанию Советской власти и борьбе с нею, который после колебаний конца 1917 г. и начала 1918 г. произвела администрация президента Вильсона.

¹ Nuorteva S. An Open Letter to American Liberals. With a Note on Recent Documents. New York: The Socialist Publication Society. 1918. P. 25–32; Reed J. The Sisson Documents. New York: The Liberator Publishing C°. 1919.

² Die Entlarvung der Deutsch-Bolschewistischen Verschworung mit einem Vorwort des Friih- eren Ministerprasidenten Philipp Scheidemann. Herausgegeben von D-r Ernst Bischoff. Berlin, 1919.

³ Кеппап G. F. The Sisson Documents. The Journal of Modern History. Vol. XXVIII. June, 1956. P. 130–154.

⁴ Sisson E. One Hundred Red Days. New Haven, 1931. P. 356. В отношении P. Робинса Э. Сиссон явно не прав. В биографической хронике В. И. Ленина указано, что в 15 ч 10 мин 28 февраля Ленин в ответ на телеграмму Р. Робинса из Вологды с запросом о положении дел с заключением мира сообщает телеграммой, что мир не подписан, обстановка остается без изменений, а об остальном сообщит П. М. Петров из Наркоминдела. (См.: Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 5. М., 1974. С. 284–285.)

⁵ Sisson Е. Op. cit. Р. 356.

⁶ Ibid. Р. 357–358.

⁷ Ibid. Р. 358.

⁸ Ibid.

⁹ Ibid. P. 362–363. Вернемся еще раз к проблеме ящиков. На с. 362 своей книги Э. Сиссон пишет также, что утром 3 марта 1918 г. он пошел в Смольный, «чтобы сказать "гудбай" сцене и действующим лицам», а также поискать глазами знаки прошедшей операции. «Думаю, что я их обнаружил. Несколько больших сосновых ящиков с папками дел со взломанными боками лежали на снегу во дворе. Рабочие начинали заколачивать их снова. Маленький инцидент, говорили, группа гвардейцев складывала их чересчур небрежно». Сиссон был уверен, что это были «те» ящики, тем более что вечером того же дня он и получил примерно половину тех писем, которые он отмечал ранее в представленных ему Семеновым списках. След ящиков (но целых!) обнаруживается и в монографии М. П. Ирошникова «Создание советского центральною государственною аппарат: Совет Народных Комиссаров и народные комиссариаты. Октябрь 1917 г. январь 1918 I.» (М.-Л., 1966. С. 91–93). Автор указывает, что ответственными за переезд аппарата Совнаркома были М. Е. Алексеев и Ю. П. Сергеева. Последняя 3 марта направила Н. П. Горбунову следующее письмо: «Посылаем Вам списки; если Вас это удовлетворит, то я с г. Алексеевым приступлю к изготовлению ящиков». Всего было изготовлено (после этой даты!) 70 ящиков клади весом около 50 пудов. Возможно, Сиссон и видел какие-то не заколоченные ящики и даже сам первый сказал об этом Семенову, который и воспользовался этой версией для объяснения появления оригиналов.

¹⁰ Sisson Е. Op. cit. Р. 363. Возможно, это свидание «в районе Таврического сада» происходило на квартире у Е. П. Семенова, который, по данным справочника «Весь Петроград» на 1917 год, жил по адресу: Манежный переулок, 16, в одном квартале от Таврического сада.

¹¹ Sisson Е. Op. cit. Р. 373.

¹² The National Archive of the USA (NA). RG-59. Sisson Documents (SD). Box 3. File 111. P. 53

¹³ Октябрьское вооруженное восстание. Семнадцатый год в Петрограде. Кн. 2. Л., 1967. С. 424.

¹⁴ NA. RG-59. SD. Box 1. File IX (Ackerman).

¹⁵ Кеппап G. Г. Op. cit. P. 139.

¹⁶ Ibid. P. 142–143.

¹⁷ Ibid. P. 143.