• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Наблюдения над реформой посадничества в конце XIII в. заставляют различать две стороны республиканской боярской организации этого времени. Посадничество как таковое сохраняет древнюю форму единоправия. Его срок ограничен и регламентирован, однако организация республиканской власти еще не связана с существованием «степенного посадника» и «старых посадников». С другой стороны, эта организация уже содержит в себе прообраз будущих классических республиканских порядков, поскольку посадник является представителем не только своей собственной боярской группировки, но и общегородского боярского совета, образовавшегося из представителей всех концов Новгорода. Выборы посадника на определенный непродолжительный срок являются лишь дополнением к другим выборам, в ходе которых представители концов получали пожизненные полномочия и права преимущественного избрания в посадники. Посадничество вращается в замкнутом кругу кончанских представителей. И проникновение внутрь этого круга новых лиц обусловлено в каждом случае физической или политической смертью одного из членов правящей элиты.

По существу, этот порядок уже содержит в себе противопоставление степенного посадника старым посадникам, но пока степенной посадник называется просто посадником, а старые посадники не имеют никакого титула. Во всяком случае мы должны строго различать посадничество и кончанское представительство в посадничестве. Иной боярин, став членом элиты после смерти своего предшественника, мог сделаться посадником лишь спустя несколько лет после того, как он получал преимущественное право быть избранным на высшую должность, поскольку, как уже отмечено, регулярной очередности в получении посадничества не существовало. Теоретически вполне возможен случай, когда какой-либо кончанский представитель так и не становился посадником.

Свидетельства документов, бывшие весьма отрывочными для начала XIV в., после 1316 г. становятся еще менее удовлетворительными. Новое посадничье имя сообщает впервые только договор Новгорода с Ливонским орденом, составленный в 1323 г.[433] В этом документе посадником назван Олфромеи, т. е. Варфоломей.

Имя посадника Варфоломея названо также в известном Ореховецком договоре Новгорода со Швецией, датированном 12 августа 1323 г.[434], и в договоре Новгорода с Норвегией 3 июня 1326 г.[435] Летописные данные дополняют сведения об этом посаднике. Он упомянут под 1331 г., когда летописец повествует о встрече в Новгороде архиепископа Василия в день св. Потапия (8 декабря) после его поставления: «И рада быша новгородци своему владыце, а при князе Иване, при посаднике Валфромеи, при тысяцком Остафии»[436]. Под той же датой о посадничестве Варфоломея, названного в немецком тексте Олферием, сообщается в донесении Немецкого двора Рижскому магистрату о ссоре новгородцев с немецкими гостями 10 ноября 1331 г.[437] Скончался Варфоломей в 1342 г, и летописный рассказ о его смерти сообщает о происхождении этого боярина: «Месяца октября преставися раб Божии Валфромеи, посадник новгородчкыи, и положиша тело его у Святых 40 в отне гробе владыка Василии с игумены и с попы»[438]. Отчество Варфоломея Юрьевича указано также в летописи под 1334 г.[439] и в одном из летописных посадничьих списков.

Происхождение Варфоломея от Юрия Мишинича позволяет установить те хронологические рамки, в которых осуществлялась активная политическая деятельность Варфоломея. Юрий Мишинич был убит в 1316 г., когда в новгородской элите таким образом открылась вакансия на место представителя Неревского конца в посадничестве. Упоминание сына Юрия Мишинича как посадника уже через несколько лет после гибели Юрия, по-видимому, указывает, что Юрий в этом представительстве был сменен Варфоломеем. Рассказ о погребении Варфоломея приобретает в этом смысле символический характер: преемник Юрия похоронен в одном с ним гробу в церкви Сорока мучеников, бывшей местом вечевых собраний граждан Неревского конца. В этом рассказе Варфоломей назван посадником, хотя, как увидим далее, он за несколько лет до смерти полностью отошел от политических дел. 

Рис. 43. Костяная икона Георгия и Власия

Материалы многолетних раскопок в Неревском конце установили принадлежность ряда исследованных там усадеб боярскому роду Мишиничей В комплексе найденных при этих раскопках берестяных документов в слое, датированном 1300-ми – началом 1310-х гг., была обнаружена грамота № 391, написанная Варфоломеем и содержащая его хозяйственные распоряжения[440].

Варфоломей Юрьевич представлял в посадничестве Неревский конец с 1316 г. Это, однако, вовсе не означает, что посадником он стал уже в 1316 г. Напротив, мы хорошо знаем посадника 1316 г., избранного сразу же после битвы под Торжком, – представителя Прусской улицы Семена Климовича. Умер Варфоломей в 1342 г.

Это не означает, что до смерти он оставался посадником, несмотря на его титулование при описании погребения. Владыка Василий хоронит его «с игумены и с попы»; участие игуменов указывает на то, что Варфоломей умер монахом. Существует интересное свидетельство, называющее его монашеское имя. В 1969 г. на Тихвинском раскопе, в котором продолжалось исследование комплекса усадеб Мишиничей, в слое первой трети XIV в. была обнаружена костяная иконка с изображением святых Георгия и Власия (рис. 43), заставившая вспомнить икону в собрании Русского музея, на которой изображен стоящий во весь рост св. Иоанн, а по сторонам его небольшие фигуры тех же, что и на костяной иконке, святых Георгия и Власия (см. илл. 44 цв. вкл.). Еще одна находка на Неревском раскопе – деревянная ложка с надписью «Еванова Варфоломеевича» – познакомила исследователей с одним из сыновей Варфоломея Юрьевича и позволила цепочку имен «Иоанн – Власий – Георгий» сопоставить с цепочкой «Иван – Варфоломей – Юрий», полагая, что Власий стало монашеским именем Варфоломея[441]. Обычай давать посвящаемому в монахи имя, начинающееся с той же буквы, что и мирское, общеизвестен.

Весь этот пассаж был бы мало убедителен, если бы не существовало прямых свидетельств отхода Варфоломея от политической деятельности задолго до его кончины. Под 6840 годом Новгородская Первая летопись сообщает: «В том же лете отъяша посадничьство у Захарьи и даша Матфею Коске»[442]. Этой фразой завершен годовой рассказ, что свидетельствует о соответствии изложенного события началу 1333 г. Матфей Варфоломеевич Коска был родным сыном Варфоломея Юрьевича и боярином Неревского конца[443]. Летописное сообщение 6840 г. свидетельствует о том, что к началу 1333 г. представителем Неревского конца в посадничестве был уже не Варфоломей Юрьевич, а его сын Матфей Коска, хотя еще в 1334 г. Варфоломей участвует в дипломатическом посольстве (не титулуясь при этом посадником)[444].

В дальнейшем Матфей Варфоломеевич упоминается в летописи под 1340 г., когда новгородцы посылают его вместе с другими воеводами под Торжок просить князя Семена Гордого[445]. В 1342 г., когда на Ваге был убит сын Варфоломея Юрьевича Лука, сын Луки «Онцифор с Матфеем созвони веце у святеи Софеи», обвинив в гибели Луки посадника Федора Даниловича. Столкновение с посадником привело к тому, что Матфей с сыном Игнатом был схвачен, а Онцифор убежал, после чего, однако, «доконцаша мир межи ими»[446]. В 1345 г. «отъяша посадничьство от Остафья Дворянинца и даша посадничьство Матфею Варфоломеевичю; Божиею благодатью не бысть междю ими лиха»[447]

Других сообщений о Матфее Коске нет, но из изложенного очевидно, что по крайней мере с 1333 до 1345 г. он представлял в посадничестве Неревский конец.

В 1316 г. в правящей элите открылась вакансия не только для Варфоломея Юрьевича. Смерть Андрея Климовича и Михаила Павшинича, погибших 10 февраля вместе с Юрием Мишиничем, должна была повести к появлению новых представителей от Плотницкого конца и от Прусской улицы. По-видимому, около той же даты наметилась и вторая вакансия от Прусской улицы, так как ее представитель Семен Климович, активная деятельность которого, начавшись в 1292 г., продолжалась уже четверть века, был далеко не молодым человеком. Во всяком случае в конце 1310-х и начале 1320-х гг. состав кончанских представителей, несомненно, коренным образом обновляется. Летописный посадничий список А после посадников, погибших в 1316 г., называет следующих лиц: «(50) Варфоломей, (51) Федор Ахмыл, (52) Захарья, (53) Матфей Коска, (54) Федор, (55) Остафья». Однако этот раздел списка обнаруживает зависимость исключительно от летописного рассказа, почему не следует основывать на нем каких-либо независимых выводов. Следует обратиться к сумме летописных и актовых свидетельств, чтобы познакомиться с современниками Варфоломея и Матфея, чередовавшимися с ними на посадничестве.

Имя одного из них дают только акты; он не упоминается в летописи и потому не отражен в соответствующей части посадничьего списка. Это посадник Данила, от имени которого составлена договорная грамота Новгорода с великим князем Александром Михайловичем[448]. Датировка грамоты, предложенная ее последними издателями, основывается на датах великого княжения Александра (1326–1327 гг.) и на словах самого документа, из которых следует, что он был составлен около «Великого дня». Л. В. Черепнин и А. А. Зимин уточнили датировку докончания, признав его составленным между 12 апреля и 15 августа 1327 г.[449] Надо полагать, что отмеченная в самом документе близость его составления к Великому дню (а Пасха в 1327 г. была 12 апреля) указывает скорее на весенние месяцы 1327 г. Следовательно, Данила сменил непосредственно Варфоломея, бывшего на посадничестве в июне 1326 г.; очевидно, что Даниле принадлежит следующий срок – с февраля 1327 по февраль 1328 г.

То же посадничье имя упоминается в грамоте на Двину, датируемой 1328–1341 гг., поскольку одним из названных в ней лиц является великий князь Иван[450]. Эта датировка может быть решительно уточнена. Документ составлен при посаднике Даниле и тысяцком Авраме. Именно такое сочетание высших должностных лиц фигурирует в предшествующем документе 1327 г., а Аврам назван тысяцким в летописном рассказе также под 1328 г.[451] Князь Иван Калита был в Новгороде дважды. В первый раз в 1329 г.: «Прииде в Новъгород на стол князь великыи Иван Данилович, внук Александров, месяца марта в 26, на Збор архангела Гаврила» и оставался там продолжительное время, готовя поход на Псков, а затем участвуя в нем[452]. Еще раз великий князь Иван был в Новгороде в 1335 г., однако тогда посадником был Федор Данилович, а тысяцким Остафий Дворянинец[453]. Поэтому датой рассматриваемого документа может быть только 1329 г.

Между тем уже в 1329 г. в рассказе о новгородском посольстве в Псков к князю Александру новгородским посадником назван Федор[454]. Это значит, что до конца указанного года Данила, по-видимому, умер. Что касается Федора, то, теперь уже с прозвищем: он назван в рассказе новгородской летописи о событиях 1332 г.: «Восташа крамолнице в Новегороде, и отъяша посадничество у Федора у Ахмыла и даша Захарьи Михаиловичю… В том же лете отъяша посадничество у Захарьи и даша Матфею Коске»[455]. Смысл этих важных событий станет ясным после того, как мы разберемся в принадлежности упомянутых посадников к определенным концам.

Под 1335 г. в летописи упоминается посадник Федор Данилович, который вместе с владыкой Василием и тысяцким Евстафием заложил каменный острог на Торговой стороне от св. Ильи к св. Павлу[456]. По-видимому, тот же посадник, но не названный по имени, едет в 1335 г. с владыкой, тысяцким и «вятшими» боярами в Москву по приглашению великого князя[457]. К тому же году относится изготовление Васильевских врат, в надписи которых назван посадник Федор Данилович: «В лето 6844 индикт лет 4 исписаны двери сия повелением боголюбивого архиепископа новгородьскаго Василья при князи благоверном Иване Даниловиче, при посадничьстве Федорове Даниловича, при тысяцьком Авраме».[458] Этот памятник привычно датируют 1336 годом, однако указание индикта, которое свидетельствует о применении сентябрьского цикла, заставляет помещать дату изготовления врат между сентябрем 1335 и августом 1336 г. Если при этом учесть, что достоверный срок посадничества Федора Даниловича в 1335–1336 гг. замыкается между февралем 1335 и февралем 1336 гг., дату врат можно еще более ограничить сентябрем 1335 – февралем 1336 гг. Посадником Федор назван также под 1338 г., когда он возглавлял поход новгородцев под Орехов[459], и в 1342 г. в рассказе о столкновении с Онцифором Лукичем и Матфеем Коской[460]. В 1348 г. Федор Данилович, также будучи посадником, стал одним из инициаторов спора о вере со шведским королем Магнусом[461]. Последний раз Федор Данилович как посадник упомянут под 1351 г.: в июне «в 16 день отъяша посадничьство у Федора Даниловича и даша Онцифору Лукину»[462]. Летописный посадничий список А различает Федора Ахмыла и Федора Даниловича: «(51) Федор Ахмыл, …(54) Федор)». Однако, имея в виду уже отмеченное его восхождение исключительно к летописному рассказу, мы вправе не доверять этому списку и отождествить их как одно лицо.

Еще один одновременный с Варфоломеем Юрьевичем и Матфеем Коской посадник – Захария Михайлович – упомянут в цитированном рассказе о событиях 1332 г. Это сын Михаила Павшинича: прямое родство его с последним указано в летописном посадничьем списке Б, показанию которого в данном случае вполне можно довериться, так как оно внесено вскоре после смерти внука Михаила Павшинича – Есифа Захарьинича, когда близкие родственные связи посадников еще были памятны. Как уже отмечено, Захария Михайлович, будучи избран в посадники в 1332 г., в том же году лишился посадничества в пользу Матфея Коски.

Наконец, косвенное указание на существование еще одного современника Матфея Коски в посадничестве может быть извлечено из сравнения летописных текстов 1331 и 1340 гг. Под 1331 г. среди бояр, сопровождавших владыку Василия на поставление в Волынскую землю, назван «Валъфромеи Остафьев сын тысячкого»[463], т. е. сын Евстафия Дворянинца, который в 1331 г. действительно был тысяцким[464]. Однако под 1340 г. тот же Варфоломей называется уже «посадничим сыном Остафьевым»[465]. Следовательно, когда-то между 1331 и 1340 гг. его отец Евстафий был избран в посадники и, в частности, в 1340 г. отправлял эту должность. Можно высказать также аргументированное предположение о точной дате получения Евстафием места в правящей элите. Еще в 1335 г. он был тысяцким и в этом звании участвовал в строительстве каменного острога на Торговой стороне. Однако в том же году или в начале 1336 г. тысяцким стал Аврам, имя которого помещено на Васильевских вратах. Отказ Евстафия от должности тысяцкого может быть объяснен появлением вакансии в правящей элите и замещением ее Евстафием. Последний раз он назван с посадничьим титулом под 1346 г., когда был убит[466]. Таким образом, поставив перед собой задачу составить список новгородских деятелей, приходивших на посадничество между 1316 и 1346 гг., мы установили следующих лиц:

1. Варфоломей Юрьевич (Список А, № 50), был постоянным кандидатом на посадничество в 1316–1332 гг.;

2. Федор Ахмыл = Федор Данилович (Список А, № 51 и 54), постоянный кандидат в посадники в 1329–1351 гг.;

3. Захария Михайлович (Список А, № 52), упомянут как посадник под 1332 г.;

4. Матфей Варфоломеевич Коска (Список А, № 53), постоянный кандидат в посадники между 1333 и 1345 гг.;

5. Евстафий Дворянинец (Список А, № 55), постоянный кандидат в посадники между 1336 и 1346 гг.;

6 Данила (не отмечен в списках), посадник 1327–1328 гг.

Не все эти посадники синхронны друг с другом. Если, например, взять отрезок времени с 1335 по 1345 гг., то в этих хронологических рамках сосуществуют Матфей Варфоломеевич Коска, Федор Данилович и Евстафий Дворянинец, которые, следовательно, представляют три разные территориальные группировки бояр. Принимая тезис о кончанском представительстве, мы должны допускать, что между некоторыми из перечисленных шести лиц имела место преемственность, а не сосуществование. В частности, очевидна преемственность в 1329 г. Федора Даниловича от Данилы, позволяющая говорить о них как о сыне и отце.

Нам уже известна территориальная принадлежность некоторых из них. Варфоломей Юрьевич и сменивший его сын Матфей Варфоломеевич Коска были представителями Неревского конца, Сын Михаила Павшинича Захария – представитель Плотницкого конца. Впрочем, плотницкая принадлежность этого боярского рода несколько двусмысленна. В рассказе 1388 г. место жительства сына Захарии Михайловича – Есифа обозначено на Софийской стороне, хотя тут же продемонстрирована его теснейшая связь с Плотницким концом: «въсташа 3 конце Софеискои стороне на посадника Есифа Захарьинича. И звонивше веце у святеи Софеи, и поидоша на двор его, и хоромы розвезоша; а Есиф посадник бежа за реку в Плотничьскыи конець. И въста за него Торговая сторона вся...»[467]. В дальнейшем еще не раз будет отмечено, что освоение значительных территорий Плотницкого конца осуществлялось боярством Прусской улицы. Принадлежность других посадников к определенным территориальным группировкам может быть в значительной степени выяснена наблюдениями над летописным рассказом 1342 г. и другими сообщениями о столкновениях бояр в борьбе за должность посадника.

Около того времени, когда умер Варфоломей Юрьевич, во всяком случае до зимы 1342/1343 г., на Двине был убит сын покойного посадника Лука Варфоломеевич. Эта смерть вызвала восстание новгородцев, которые обвинили посадника Федора Даниловича и какого-то Андрея. Дома Федора и Андрея были разграблены, а сами они бежали в Копорье, где просидели всю зиму до великого поста. В это время с Ваги вернулся сын убитого Луки Онцифор и бил челом Новгороду на Федора и Андрея. За ними в Копорье был отправлен архимандрит Есиф. По возвращении его с обвиненными было созвано два веча: одно Онцифором и его дядей Матфеем Коской у Софийского собора, другое – Федором Даниловичем и Андреем на Ярославовом дворище. Произошло столкновение сторон, в результате которого Матфея с сыном заперли в церкви, а Онцифор вынужден был бежать. На другой день мир был восстановлен, и Федор Данилович остался посадником.[468]

Самый смысл этого летописного рассказа способен вызвать неверное представление о территориальной принадлежности Федора Даниловича. Он как будто связан летописцем с Торговой стороной, тем более что в 1335 г. Федор Данилович вместе с тысяцким Евстафием Дворянинцем заложили каменный острог в Славенском конце. Между тем другой летописный рассказ вносит полную ясность в обсуждаемую проблему. Когда в 1351 г. посадничество было отобрано у Федора Даниловича, «того же лета выгониша новгородци из Новагорода Федора посадника и брата его Михаилу, и Юрья, и Ондреяна, а домы их розграбиша, и Прускую улицю всю пограбиша, а Федор и Михаило и Юрьи и Ондреян побегоша в Пьсков, мало побывши, поихаша в Копорью».[469]

Наиболее трудным представляется определение территориальной принадлежности Евстафия Дворянинца. Вполне очевидно, что он не мог быть представителем Прусской улицы, от которой при нем посадничал Федор Данилович, Не мог он также представлять Неревский конец, где в его годы посадником был Матфей Варфоломеевич. В 1345 г. «отъяша посадничьство от Остафья Дворянинца и даша посадничьство Матфею Валъфромеевичю; Божиею благодатью не бысть междю ими лиха»[470]. Он, следовательно, мог представлять или Людин, или Плотницкий конец. Более вероятно его представительство от Плотницкого конца. Плотницкий посадник Захария Михайлович не упоминается после 1332 г., а Евстафий представительствует в посадничестве к 1336 г.

Сравнение достоверных дат посадничества показывает, что к 1346 г. порядок регулярной очередности представителей концов в посадничестве отсутствовал. Если бы такой порядок существовал, то представитель каждой из трех территориальных групп должен был бы приходить на посадничество каждый третий срок. Между тем Федор Данилович был посадником в 1335–1336, 1338–1339, 1342–1343 гг. В первом случае между его достоверными посадничествами прошло два года, во втором – три. Варфоломей Юрьевич был посадником в 1323–1324, 1326–1327, 1331–1332 гг. В первом случае между его посадничествами прошло два года, во втором – четыре. Обратим также внимание на полное отсутствие на протяжении рассмотренных десятилетий XIV в. в составе правящей элиты представителей Славенского конца.

Как и раньше, вопрос о принадлежности высшей государственной власти решался каждый раз конкретным соотношением сил, успехами отдельных боярских групп в их борьбе между собой, политической ловкостью и хитросплетением обстоятельств. Если на первых порах создание новой организации власти было отражением внутрибоярского сплочения в борьбе с князем, завершившейся решительной победой боярства, то в дальнейшем эта организация продолжает демонстрировать прежде всего внутрибоярские противоречия. Порядок ежегодного обновления посадничества, не дополненный регламентацией очередности в замещении посадничьей должности членами правящей элиты, по существу, узаконивал состояние непрерывной политической лихорадки и подчинял развитие республиканской государственности превратностям внутрибоярской борьбы.

В отличие от первой четверти XIV в., вся вторая четверть этого столетия наполнена в Новгороде острой политической борьбой, постоянно затрагивающей организацию власти.

В 1327 г. происходит восстание против Евстафия Дворянинца, бывшего тогда тысяцким. Восставшие грабят и сжигают двор Евстафия[471]. В 1332 г. «крамолнице» отнимают посадничество у прусского боярина Федора Ахмыла и передают власть плотницкому представителю Захарии Михайловичу. В том же году Захария теряет посадничество, которое переходит к неревлянину Матфею Коске[472]. В 1342 г. происходят уже подробно описанные выше события, вызванные гибелью на Двине Луки Варфоломеевича. Восстание 1342 г. направлено против посадника. В 1345 г. посадничества лишен плотницкий боярин Евстафий Дворянинец в пользу неревского боярина Матфея. «Божиею благодатью не бысть междю ими лиха», – отмечает летописец[473]. «Лихо» случилось в следующем, 1346 г. К Шелони, на устье Пшаги, пришел Ольгерд «со всею Литовскою землею» и обратился к новгородцам: «Хочю с вами видеться, лаял ми посадник ваш Остафеи Дворяниц, назвал ми псом». Ольгерд захватил Шелону и Лугу и взял «окуп» с Порхова и Опоки, что вызвало возмущение новгородцев против Евстафия, «и убиша Дворяниньца посадника на вече», говоря, что из-за него взяты новгородские волости.[474]

Отыскивая причины заметной активизации внутренней борьбы в Новгороде, можно отметить несколько обстоятельств. Несомненно общее обострение социальных противоречий в это время. Летописец несколько раз сообщает, что «простая чадь» особенно активна в городских движениях. Рассказывая о восстании 1327 г., он пишет: «Наважением диаволим сташа простая чадь на анхимандрита Есифа, и створиша вече, запроша Есифа в церкви святого Николы; и седоша около церкви нощь и день коромолници, стерегуще его»[475]. Во время восстания 1342 г. еще до появления Онцифора в Новгороде инициативу захватывают «чорныи люди»[476]. Под 1344 г. летописец отмечает сильнейший антибоярский мятеж у соседней чуди: «Бысть мятежь велик: избиша Чюдь своих бояр земьскых, и в Колываньскои земли, и в Ругодивьскои волости, 300 их»[477].

Однако несомненно, что городские движения в Новгороде второй четверти XIV в. направлены в большинстве случаев к замене одного посадника другим и развиваются в духе традиционной внутрибоярской борьбы, в которой на стороне «своих» бояр принимает участие простой люд, произвольно разобщенный рубежами территориального соперничества. Показательно, что борьба вокруг посадничества постоянно принимает форму борьбы Торговой и Софийской сторон. Противоположность сторон прослеживается в 1332 г., когда прусский посадник сначала уступает плотницкому, а затем плотницкий – неревскому. Она в живых подробностях встает со страниц рассказа 1342 г., когда в ходе борьбы созываются два веча – на Софийской и Торговой сторонах. Она снова делается очевидной в 1345 г., когда на место свергнутого плотницкого посадника избирается неревский боярин.

Эта одновременная и бросающаяся в глаза активизация социальной и внутрибоярской борьбы является основной особенностью второй четверти XIV в. в Новгороде. Нельзя не отметить и еще одного обстоятельства, сыгравшего немаловажную роль в развитии внутрибоярской борьбы. Если к началу XIV в. боярство добилось победы над князем, то на всем протяжении первой четверти XIV в. эта победа не кажется завершенной. Новгород активно участвует в борьбе между Москвой и Тверью. Великие князья еще не свыклись с мыслью, что прежний Новгород потерян для них безвозвратно. Более того, они иногда добиваются некоторого расширения великокняжеских прав в Новгороде. В частности, докончания Михаила Ярославича и Александра Михайловича возводят «старину и пошлину» ко времени Ярослава Ярославича, а не ко времени Андрея Александровича. Последним великим князем, активно подвизавшимся в Новгороде и водившим новгородские полки, был Юрий Данилович, убитый в Орде в 1325 г. С 1327 г., с появлением на великом княжении Ивана Калиты, отношения между князем и Новгородом складываются в окончательных формах автоматического признания суверенитета великого князя над Новгородом и практического невмешательства великого князя во внутренние новгородские дела. Именно с началом второй четверти XIV в. антикняжеская борьба новгородского боярства утрачивает прежнюю остроту.

Отмеченную особенность новгородской политической жизни во второй четверти XIV в. можно формулировать следующим образом. Боярская государственность этой поры переживает серьезный кризис. Незавершенность организации государственной власти способствует постоянному возрождению внутрибоярской борьбы, способной в условиях несомненного роста социального антагонизма вести к еще большему обострению этого кризиса. Выходом из кризиса могла быть только реорганизация государственной власти, превращение посадничества в орган боярской консолидации. Боярство нуждалось в идеологе и талантливом организаторе.

40-е годы XIV в. не дают какой-либо развязки. Несмотря на исключительную фрагментарность сведений о посадниках этого времени, все же возможно сделать некоторые наблюдения. Перечислим прежде всего все прямые свидетельства летописи. В 1345 г. посадничество принадлежало Евстафию Дворянинцу, при котором было поновлено покрытие церкви св. Георгия в Юрьевом монастыре[478]. В том же году он был лишен посадничества в пользу Матфея Варфоломеевича, а в 1346 г. убит. В 1348 г. посадником был Федор Данилович, водивший в указанном году новгородцев в поход на шведов.[479]

Более важные, хотя и косвенные указания могут быть получены при анализе летописных списков посадников. Однако этот анализ осложнен двумя обстоятельствами. Во-первых, в той части Списка А, которая перечисляет посадников первой половины XIV в., как уже отмечено, единственным источником были как раз летописные показания. Во-вторых, как раз в интересующих нас местах списков начинаются весьма существенные разночтения между Списками А и Б. Попытаемся преодолеть эти трудности.

Признав, что имена посадников второй четверти XIV в. заимствованы в Списке А из летописи, мы теперь должны продолжить его сопоставление с летописными показаниями, чтобы установить, соответствует ли дальнейшая очередность посадников в этом Списке датам их первого упоминания в летописи.

Матфей Коска (53) – Матфей Коска, 6840 г. (НПЛ, с. 345)

Федор (54) – Федор Данилович[480], 6843 г. (НПЛ, с. 346)

Остафья (55) – Остафья Дворянинец, 6853 г. (НПЛ, с. 358)

Брат его Александр (56) – Александр Дворянинцев, 6862 г. (НПЛ, с. 366)

Онцифор (57) – Онцифор Лукич, 6858 г. (НПЛ, с. 362)

Федор (58) – в летописи нет

Яков (59) – Яков Хотов, уп. 6856, 6858 гг., но не как посадник

Иван Муторица (60) – в летописи нет

брат его Александр (61) – Александр, 6868 г. (НПЛ, с. 366)

Селивестр (62) – Селивестр Лентеев, 6867 г. (НПЛ, с. 366)

Иван Смятанка (63) – в летописи нет

Ондреян (64) – Андреян Захарьинич, 6867 г. (НПЛ, с. 366)

Юрий (65) – Юрий Иванович, 6879 г. (НПЛ, с. 371)

Мы видим, что зависимость Списка А от летописного рассказа прекращается на имени Евстафия Дворянинца. В дальнейшем очередность посадников в Списке не обнаруживает соответствия со случайными показаниями летописи. Здесь имеется свой, независимый от летописи порядок. Вполне независимое происхождение Списка А в рассматриваемой части подтверждается и наличием в ней имен, вовсе не отмеченных летописцем.

Подтвердив таким образом важность Списка А, вернемся теперь к судьбам посадничества середины XIV в. Между 1346 и 1351 гг. в новгородской правящей элите в разное время открываются три вакансии. В 1346 г. убит представитель Плотницкого конца Евстафий Дворянинец, в том же году последний раз в летописи назван неревлянин Матфей Варфоломеевич, а в 1351 г. также в последний раз в ней фигурирует прусский посадник Федор Данилович.

В Списке А вслед за именем уже известного нам посадника Евстафия Дворянинца поставлены имена Александра Дворянинцева, Онцифора и Федора. Сопоставление со Списком Б показывает, что в двух последних случаях речь идет об Онцифоре Лукиче и Федоре Юрьевиче. А это, в свою очередь, свидетельствует, что около 1347 г. состав правящей элиты увеличился. Приведем доказательства этого.

Принадлежность Онцифора Лукича более чем очевидна. Его дед Варфоломей Юрьевич, прадед Юрий Мишинич, дядя Матфей Варфоломеевич были в посадничестве представителями Неревского конца; его сын Юрий, также впоследствии ставший посадником, строил церкви в Неревском конце. Родовая усадьба самого Онцифора и его потомков была обнаружена раскопками у перекрестка Великой и Козмодемьянской улиц Неревского конца, где был также найден ряд берестяных грамот, адресованных членам этой семьи.

Принадлежность Александра Дворянинцева к Плотницкому концу может быть обоснована его преемственностью в посадничестве от брата Евстафия, который, согласно с изложенными выше наблюдениями, был плотницким представителем.

Наконец, существуют материалы и для установления территориальной принадлежности посадника Федора Юрьевича, вовсе незнакомого летописцу. Составитель Списка Б называет сыном Федора Юрьевича – Василия Федоровича, также ставшего впоследствии посадником. Между тем известно, что Василий Федорович, принявший перед смертью в 1392 г. схиму, был погребен в монастыре св. Николая на Поле, т. е. в Загородском конце.[481]

Таким образом, новые три посадника представляют Плотницкий, Неревский и Загородский (т. е. Прусскую улицу) концы. Однако представитель Прусской улицы Федор Данилович действует еще в 1351 г., а это значит, что Прусская улица после 1346 г. восстанавливает двойное представительство, какое существовало до 1316 г., когда ее посадниками были братья Андрей и Семен Климовичи.

Мы убедились в том, что внелетописный источник, лежащий в основе той части Списка А, которая открывается именем Александра Дворянинцева, перечисляет имена посадников в строгой хронологической последовательности в соответствии с очередностью их избрания на посадничество. Подтвердить существование такого принципа в построении этой части Списка А призваны все дальнейшие наблюдения над ней. Однако даже сейчас, впервые приступив к использованию ее данных, мы должны отметить несколько достойных внимания обстоятельств. Во-первых, во всей предшествующей части Списка А хронологический принцип последовательно выдержан. Во-вторых, заключительная часть Списка А (начиная с имени Александра) с этой точки зрения должна быть наиболее достоверной, поскольку охватывает период, практически обозримый составителем Списка, жившим во времена сыновей тех посадников, о которых сейчас идет речь. В-третьих, уже знакомство с первыми тремя именами рассматриваемой части показывает, что эти имена в Списке А находятся в безупречном хронологическом контексте – именно там, где они и должны стоять. Отметим, что и Список Б в той его части, которая охватывает имена посадников второй половины XIV – начала XV в., заслуживает максимального доверия, поскольку указания родства сделаны в нем современником значительной части этих посадников или – в других случаях – современником их сыновей.

Начало существенных изменений в организации новгородского посадничества относится к 1350 г. и связано с именем крупнейшего деятеля новгородской истории Онцифора Лукича. 16 июня 1350 г. в Новгороде происходит государственный переворот, организованный возвратившимися из-под Юрьева полками. Этим походом был завершен затянувшийся на несколько лет конфликт со шведами. Новгородцы разменяли взятых под Ореховым в плен шведов на членов своего посольства к Магнусу, задержанных шведским королем. «И приихаша в Новгород вси здрави, милостью Божиею, силою Креста Честного, на нь же уповаша, – сообщает летописец, – а приихаша месяца июня в 9 день, на память святого мученика Александра. Сего же месяца в 16 день отъяша посадничьство у Федора Даниловича и даша Онцифору Лукину»[482]. В отличие от многочисленных более ранних переворотов восставшие в 1350 г. не ограничиваются передачей власти Онцифору, и их действия растягиваются на долгий срок. После сообщения об избрании Онцифора летописец переходит к обычному спокойному повествованию, рассказывая о построении каменной палаты в Детинце владыкой Василием и отрывая таким образом от рассказа о событиях 16 июня следующее сообщение: «Того же лета выгониша новгородци из Новагорода Федора посадника и брата его Михаилу и Юрья и Ондреяна, а домы их разграбиша, и Прускую улицю всю пограбиша; а Федор и Михаило и Юрьи и Ондреян побегоша в Пьсков, мало побывши, поихаша в Копорью»[483].

Избранным на посадничество Онцифором Лукичем перемены в организации власти подготавливаются исподволь и при несомненной поддержке архиепископа Моисея. С этой точки зрения заслуживает особого внимания летописный рассказ 6861 (1353–1354) г.: «Преставися князь великии Семеон Иванович всея Руси, и два сына его. Того же лета послаша послы своя архиепископ новгородчкыи Моиси в Цесарьгород к цесарю и к патриарху, прося от них благословения и исправления о неподобных вещех, приходящих с насилием от митрополита. Того же лета послаша новгородци свои посол Смена Судокова ко цесарю в Орду, прося великого княжения Костянтину князю Суздальскому; и не послуша их цесарь и дашеть Ивану князю Ивановичю великое княжение. И пребыша без мира новгородци с великим князем полтора года, нъ зла не бысть никакого же»[484]. Эти два посольства сами по себе являются знамением широко задуманных перемен, поскольку при любых переменах реформаторам бывает важно заручиться поддержкой и благословением сильных союзников. В 1353 г. новгородцы выступают против обоих лиц, которые были способны опротестовать задуманные изменения и вмешаться в их осуществление. Они хотят видеть на великокняжеском столе князя, который был бы обязан своим возвышением Новгороду, и противопоставляют возможному противодействию митрополита благословение главы православной церкви – константинопольского патриарха.

Само осуществление реформы относится к 1354 г. Летописец сообщает об этом событии с предельной лаконичностью: «Отступися посадничьства Онцифор Лукич по своеи воли и даша посадничьство Олександру, Дворянинцеву брату. Того же лета приидоша послове архиепископа новгородчкого Моисиа из Цесаряграда, и привезоша ему ризы крестъцаты, и грамоте с великым пожалованием от цесаря и от патриарха, и златую печать. Бе же тогда цесарь гричкыи Иван Кантакузин, а патриарх Филофеи преже бывыи ираклииским митрополитом».[485]

В чрезвычайно интересном рассказе одно место оказывается сомнительным, причем сомнения впервые появились уже у одного из владельцев Комиссионного списка Новгородской Первой летописи младшего извода. Владелец списка заподозрил невозможность перехода посадничества от Онцифора к Александру Дворянинцеву и исправил соответствующее место текста следующим образом: «Отступися посадничьства Онцифор Лукин по своеи воле и даша посадничьство [Обакуну Твердиславичу; а тысяцкое] Олександру, Дворянинцеву брату»[486]. Вставка владельца Комиссионного списка неверна, так как никакого Обакуна Твердиславича источники не знают вовсе, нет такого имени и в летописных списках новгородских посадников. Однако сами сомнения, вызвавшие эту вставку, не были беспочвенными.

Обратимся прежде всего к показаниям Списков. Список А вслед за уже известным нам Федором (Юрьевичем) (58) называет следующих посадников: Яков (Хотов) (59), Иван (Семенович) Муторица (60), брат его Александр (61), Селивестр (Лентеев) (62), Иван (Федорович) Смятанка (63), Ондреян (Захарьинич) (64), Юрий Иванович (65). В списке Б те же имена изложены иначе: Яков Хотов, Иван Семенович, брат его Александр, Иван Федорович, Андреян Захарьинич, Селивестр Лентеев.

Разночтения Списков значительны и, по-видимому, не могут быть объяснены простой небрежностью переписчиков. Оба Списка единодушны в одном весьма важном показании. В Списке Б спорное место замыкается именами Андреяна и Селивестра. Между тем прямое свидетельство летописи датирует посадничество этих лиц уже 1359 г.[487] Отсюда следует, что все, занимающие в Списке Б промежуточное положение между Федором Юрьевичем и Андреяном, стали посадниками в 1350-х гг., до 1359 г., а таких посадников пять. С тем же показанием мы встретимся и в Списке А, где посаднику 1359 г. Андреяну также предшествует пять имен различных бояр, пришедших на посадничество после Федора Юрьевича, только имена этих бояр изложены в другой очередности. Не имея никакой возможности истолковать разночтения невнимательностью переписчиков, мы предлагаем объяснение, которое представляется наиболее вероятным.

Коль скоро в какой-то пока не установленный момент в истории посаднической организации произошли важнейшие конструктивные изменения, следствием которых был переход от единоличного посадничества к коллективному, в списках посадников этот момент неизбежно должен отразиться появлением целой группы посадников, которые получили свой титул одновременно. В самом деле, первые свидетельства существования в Новгороде нескольких посадников в один и тот же момент содержатся в источниках второй половины XIV в. Значит, в своем последовательном хронологическом изложении мы уже максимально приблизились к возможной дате этого серьезного преобразования власти.

Однако, если какая-то группа бояр одновременно пришла на посадничество, порядок перечисления имен внутри этой группы безразличен. В различных вариантах списков они могут быть изложены в разной очередности, что не составит ошибки. Датируя, таким образом, возникновение коллективного посадничества 1354 годом, поскольку сумма других свидетельств характеризует эту дату как год существенных реформ государственного управления, мы, однако, не решаем вопрос о том, сколько именно бояр получило посадничество в один и тот же момент. В самом деле, разночтения Списков в интересующем нас месте выглядят следующим образом:

Эти разночтения дают возможность утверждать, что одновременно стали посадниками Сильвестр Лентеев, Иван Федорович

Смятанка, Андреян Захарьинич и Юрий Иванович. Однако нам вовсе не известно, получили ли посадничество Яков Хотов, Иван Семенович Муторица и его брат Александр тогда же или в какое-то более раннее время. Следовательно, надлежит выяснить, каким было общее число одновременно действующих посадников после реформы 1354 г., было ли это число ограничено, и если оно действительно было ограничено, то на основе каких принципов.

В поисках ответа на эти вопросы обратимся к документу сравнительно позднему, учитывая при этом два обстоятельства. Во-первых, привлекаемый к анализу документ относится еще к тому времени, когда были живы почти все интересующие нас посадники 1350-х годов. Во-вторых, традиции организации власти по самой своей природе подобны хорошо заведенному механизму. Однажды сложившись, они долгое время существуют уже в силу известной инерции. Ход этого механизма может нарушаться в деталях, но изменение принципиальной схемы произойдет только в результате резкого вторжения и ломки. Поскольку на протяжении второй половины XIV в. в Новгороде проблема организации власти не возникает с такой остротой, как в середине этого столетия, для каких-нибудь принципиальных изменений сравнительно с реформой 1354 г. в это время нет места.

Документом, способствующим решению поставленной задачи, является известный Наказ послам Юрию и Якиму, отправленным к тверскому великому князю Михаилу Александровичу в 1372 г. для заключения мирного договора[488]. Особую ценность этой грамоте придают сохранившиеся при ней вислые печати (рис. 45). Наказ исходит от посадника Михаила, которым может быть только брат Федора Даниловича. Имя Михаила Даниловича в Списке А помещено сразу же вслед за именем Юрия Ивановича. Посаднику Михаилу принадлежит первая из одиннадцати печатей, сохранившихся при документе. Она содержит надпись: «Новгородская печать и посаднича». Вторая печать принадлежит тысяцкому Матфею, также поименованному в акте, и несет надпись: «Печать Матьфея Фалелеевича, тысяцкого новгородского». Третья – некоему Селивестру: на ней изображение святого и надпись: «Печать Селивестрова». Четвертая – тысяцкому Филиппу; она содержит изображение св. Филиппа с соответствующей надписью и отдельную надпись: «Филипа тысяцького печать». Пятая – посаднику Якову; на ней изображение святого всадника и надпись: «Яковля печать, посадника новгороцкого». Шестая – посаднику Андреяну; на ней изображение Вседержителя и надпись: «Печать Ондреянова, посадника новгородского». Седьмая – посаднику Юрию Ивановичу; на этой печати имеется только надпись: «Юрьева печать Ивановича, посадника новгородского». Восьмая – тысяцкому Олисею Ананьичу; она несет надпись: «Печать Олисиева, тысяцкого новгородского». Девятая – некоему Ивану Еремьиничу; на ней изображение воина и надпись: «Печать Ивана Еремьинича». Десятая – некоему Семену Андреевичу; на ней только надпись: «Семенова печать Ондреевича». Одиннадцатая – какому-то Степану; она несет изображение архангела и надпись: «Степанова печать». Наконец, была еще и двенадцатая печать, но она не сохранилась; о ее былом существовании можно судить лишь по разрезу пергамена – отверстию для утраченного шнура буллы.[489]

Рис. 45. Печати 1372 г.

Попробуем разобраться в этой редкостной пестроте печатей, привешенных к одному документу. Еще до такого анализа имеются основания уверенно говорить о действительно одновременном существовании целой группы посадников там, где раньше был только один посадник и совет нетитулованных представителей боярских группировок. Более того, заключительная формула Наказа прямо указывает, что ставшие теперь многочисленными посадники, подобно своим нетитулованным предшественникам, осуществляли в посадничестве кончанское представительство. В этой заключительной формуле документа говорится: «А повелеша печати приложити изо всих пяти кончев к сеи грамоте». В самом деле, если исключить первые две печати, принадлежащие представителям «Всего Новгорода» – посаднику Михаилу и тысяцкому Матфею, остается десять печатей, по две на каждый конец, для посадника и для тысяцкого. Противопоставление посадника Михаила, бывшего представителем всего Новгорода, всем остальным одновременным с ним посадникам вполне совпадает с позднейшим противопоставлением степенного посадника – старым посадникам.

Ряд указаний для принципиальной классификации печатей Наказа 1372 г. по их должностной принадлежности содержится на самих буллах:

Если представительство от концов, как это показывают печати с обозначением должности, осуществлялось посадниками и тысяцкими, то, нужно полагать, и печати, не имеющие обозначения должности, также принадлежали посадникам и тысяцким. Само отсутствие обозначения должности вовсе не говорит об отсутствии высокого титула у владельца буллы. В качестве примера назовем печать посадника Семена Климовича при грамоте 1301 г. с лаконичной надписью: «Сменова печать Климовича»[490], печати посадника Ивана Александровича и тысяцкого Василия Есифовича с аналогичными надписями при грамоте 1411 г.[491] Имена трех владельцев печатей при Наказе 1372 г. – Ивана Еремьинича, Смена Андреевича и Степана – отсутствуют в летописных посадничьих списках. Поэтому нужно предположить принадлежность этих трех лиц к институту тысяцких. Их имена, правда, не включены и в летописный список новгородских тысяцких, но это обстоятельство не является решающим. В отличие от посадничества тысяцкое в Новгороде в течение длительного периода не было ежегодно возобновляемым. Поэтому многие тысяцкие до конца жизни так и не становились степенными, а только последние включены в их летописный список. О Семене Андреевиче можно заметить, что он был представителем Плотницкого конца: летопись сообщает о закладке им вместе с «боголюбивой матерью своею» в 1360 г. знаменитой церкви Федора Стратилата на Ручье[492].

Если три из пяти печатей, не несущих обозначения должности, принадлежат тысяцким, то вместе с достоверными буллами тысяцких Матфея Фалелеевича, Филиппа и Олисея они составляют как бы половину печатей Наказа. А это значит, что оставшиеся две печати теоретически могут принадлежать только посадникам. Из них одна сохранилась и несет на себе имя Селивестра, легко отождествляемого с посадником Селивестром Лентеевым, который был современником Михаила Даниловича, Якова Хотова, Андреяна Захарьинича и Юрия Ивановича. Что касается последней печати – несохранившейся, – то о ее принадлежности можно высказать вполне аргументированное предположение. Один из документов 1370-х годов называет новгородским посадником Ивана, а печать при этом документе сообщает и его отчество: «Иванова печать Семеновича»[493]. Однако Иван Семенович Муторица входит как раз в ту группу посадников, которая возникла в 1350-х гг., и, таким образом, находился в этой должности и в момент составления Наказа 1372 г. С ним и связывается утраченная печать.

Подводя некоторый итог изложенным наблюдениям, можно констатировать, что документы начала 1370-х гг., и особенно Наказ 1372 г. засвидетельствовали одновременное существование шести посадников. Сопоставление их имен со Списком А дает следующие результаты:

Ответ на вопрос о принципах образования этой группы содержится в самом факте представительства посадников от концов Новгорода. Но концов в Новгороде было пять, а посадников – шесть. Чем объясняется эта несообразность? Рассмотрим материалы, касающиеся принадлежности шести посадников 1372 г. к городским концам.

Очень легко определяется территориальная принадлежность Юрия Ивановича. Летопись сообщает, что в 1375 г. Юрий ставит церкви святых Козмы и Демьяна на Холопьей улицы и Иоанна Златоуста в Околотке[494]. Холопья улица находится в Неревском конце. Что касается церкви св. Иоанна Златоуста, то этот храм расположен на воротах Детинца от Людогощей улицы, которая тогда входила в Неревский конец.

Не вызывает сомнения и территориальная принадлежность посадника Михаила Даниловича. Список Б называет его братом посадника Федора Даниловича. Такое же его родство отмечено и летописным текстом 1351 г., сообщающем об изгнании из Новгорода посадника Федора вместе с его братом Михаилом после того, как восставшими были разграблены их дома на Прусской улице.

Так же ясна и принадлежность Андреяна Захарьинича, отец которого Захария Михайлович и дед Михаил Павшинич представляли в посадничестве Плотницкий конец. Летописное свидетельство о строительстве Андреяном Захарьиничем в 1358 г. церкви Двенадцати апостолов на Софийской стороне в Загородском конце[495] в данном случае не порождает противоречий. Мы уже видели и увидим далее, что семья Захарьиничей владела дворами и в Плотницком конце, и на Прусской улице.

Относительно Селивестра Лентеева новгородские летописи под 1360 г. излагают следующий сюжет: «Тои же весны, Богу попустившю грех ради наших, а диаволу деиствующу, и по совету лихых людии и бысть мятежь силен в Новегороде, отъяша посадничьство у Вондреяна Захарьиница не весь город, токмо Славеньскыи конець, и даша посадничьство Селивестру Лентееву, и створися проторжь не мала на Ярославле дворе, и сеча бысть, занеже славляне в доспесе подселе бяху, и разгониша заричан, а они без доспеха были, и бояр многых побиле и полупили»[496] Вполне очевидно, что, если Славенский конец в ходе этих событий оказывается противником не только плотницкого посадника, но и всего софийского боярства («заричан»), Селивестр Лентеев сам должен быть славенским боярином.

Зная из заключительной формулы Наказа 1372 г. об утверждении акта представителями пяти концов, мы сталкиваемся, казалось бы, с неожиданным результатом. Пятью перечисленными боярами в посадническом представительстве заняты вакансии всех пяти концов: 1) от Неревского – Юрий Иванович, 2) от Плотницкого – Андреян Захарьинич, 3) от Славенского – Селивестр Лентеев, 4 и 5) от Загородского и Людина (т. е. от Прусской улицы) – Михаил Данилович и Яков Хотов. Остающийся нелокализованным Иван Семенович Муторица оказывается или третьим от Прусской улицы, или (если Яков Хотов представлял Плотницкий конец) от Плотницкого конца было два посадника.

И то и другое представляется нелогичным. Однако проблема решается просто. Если единовременных посадников было шесть, то пятеро из них осуществляли представительство от концов, а шестой представлял «Весь Новгород» и избирался на вече особым образом. В данном случае таким общегородским посадником был Михаил Данилович, что позволяет успешно разложить этот непростой пасьянс:

От Всего Новгорода – Михаил Данилович

От Неревского конца – Юрий Иванович

От Плотницкого конца – Андреян Захарьинич

От Славенского конца – Селивестр Лентеев

От Загородского и – Яков Хотов и

Людина концов – Иван Семенович Муторица

Если во второй половине XIV в. сосуществуют шесть посадников, и их число ограничено принятыми нормами представительства от концов, то имеется основание связывать возникновение такого порядка с реформой 1354 г. и предполагать, что после сложения посадничьей должности Онцифором Лукичем посадничество приобрело тот вид, который оно имело в начале 1370-х гг. – с шестью посадниками, один из которых представлял «Весь Новгород», а остальные были представителями концов. Проверим это предположение.

Спорная часть Списков А и Б завершается одними и теми же шестью именами: Иван Семенович Муторица, его брат Александр, Селивестр Лентеев, Иван Федорович Смятанка, Андреян Захарьинич, Юрий Иванович. Соответствуют ли эти имена выясненным выше нормам представительства? Ведь именно эти шесть посадников, если наши предположения верны, пришли одновременно на смену Онцифору Лукичу в 1354 г. Четыре посадника из перечисленных здесь шести были живы еще в 1372 г., и их принадлежность к концам уже выяснена. Остающиеся еще неопределенными Александр Муторицын и Иван Смятанка к 1372 г. умерли и были заменены прусскими боярами Яковом Хотовым и Михаилом Даниловичем. Следовательно, оба умерших боярина представляли Прусскую улицу, и, коль скоро прусских представителей в 1354 г. насчитывается уже трое (Иван Муторица, его брат Александр и Иван Смятанка), надо полагать, что один из этих шести представлял «Весь Новгород».

Эти сопоставления позволяют установить и еще один немаловажный факт. Показаниями обоих посадничьих списков Яков Хотов, с которым мы познакомились только в 1372 г., охарактеризован как посадник, пришедший к власти раньше шести остальных посадников, т. е. еще до 1354 г. Летописные показания подтверждают наличие активной государственной деятельности Якова в середине XIV в. В 1348 г. Яков Хотов руководил ратью, отбившей нападение на Ижору; тогда же, по взятии Орехова у шведов, он был посажен воеводой в этот город; в 1350 г. Яков Хотов возглавлял победоносный поход новгородцев под Выбор[497]. Отыскивая возможную дату первого посадничества Якова Хотова, мы должны остановиться на промежутке от февраля 1352 г. до февраля 1353 г. В самом деле, в 1351 г. посадничество с февраля по июнь принадлежало Федору Даниловичу, с июня 1351 г. по февраль 1352 г. – Онцифору Лукичу; наконец, в 1353–1354 гг. – снова Онцифору Лукич, после ухода которого возникает коллективное посадничество шести бояр, среди которых уже нет Якова Хотова.

Если ход наших рассуждений правилен, то уход Онцифора Лукича с должности посадника в 1354 г. не был простым отказом одного боярина от политической деятельности. Одновременно с установлением новой формы посадничества и введением новых форм кончанского представительства полностью обновляется вся правящая верхушка Новгорода. Членами государственной элиты перестают быть и Онцифор Лукич, и Яков Хотов. Отметим также, что этой реформой активизируется Славенский конец, который в посадническом представительстве впервые в XIV в. обрел свои права.

В свете этих наблюдений становятся понятными и сомнения владельца Комиссионного списка: по имевшемуся в его распоряжении показанию Онцифор Лукич передал посадничество Александру Дворянинцеву брату. Это безусловно противоречивое свидетельство, поскольку Александр Дворянинцев принадлежал к числу дореформенных посадников, отошедших от власти в 1354 г. Руководствуясь своими сомнениями, владелец Комиссионного списка превратил Александра Дворянинцева в тысяцкого, а в качестве посадника вписал небывалого боярина Обакуна Твердиславича. Можно предположить, что имя Александра Дворянцева брата в оригинале Новгородской Первой летописи было трансформировано из имени Александра Муторицына брата. В этом предположении особенно укрепляет то обстоятельство, что имя Ивана Муторицы вовсе не известно летописцу; оно имеется лишь в Списке А.

Полное обновление состава правящей группы, предпринятое Онцифором Лукичем, наглядно демонстрирует его государственный талант. Преобразованием посадничества как бы начинается новая эпоха в развитии боярской государственности. Новая форма государственной организации вводится на специально расчищенном для нее месте; ее корни, уходящие в тучную почву вековой борьбы боярских группировок за власть, обрублены. Заведен новый государственный механизм, собранный из еще не бывших в работе деталей. Только будущее выявит его достоинства и недостатки.

Реформа 1354 г. не устранила всех организационных противоречий боярской государственности. Само собой очевидно, что полный ее успех мог быть обеспечен только четкой организацией очередности в занятии степенного посадничества посадниками – представителями концов.

Между тем именно это условие оказалось невыполненным. Славенский конец, который так долго не участвовал в организации власти, теперь испытывает явную неудовлетворенность новой формой управления. Вернемся к летописному рассказу 1360 г., настолько значительному, что он заслуживает полного воспроизведения: «Тои же весны, Богу попустившю грех ради наших, а диаволу деиствующу; и по совету лихых людии и бысть мятежь силен в Новегороде; отъяша посадничьство у Вондреяна Захарьиница не весь город, токмо Славеньскыи конець, и даша посадничьство Селивестру Лентиеву, и створися проторжь не мала на Ярославле дворе, и сеча бысть: занеже славляне в доспесе подселе бяху, и розгониша заричан, а они без доспеха были, и бояр многых побиле и полупили, а Ивана Борисова Лихинина до смерти убили. И доспеша тогда обе стороне противу себе: Софеиская сторона хоти мьстити бещестие братьи своеи, а Славеньская от живота и от голов; и стояша три дни межю себе, уже бо славляне и мост переметаша. И съиха владыка Моисеи из манастыря и Олексеи, поимя с собою анхимандрита и игумены, благослови я, рек: «дети, не доспеите поганым похвалы, а святым церквам и месту сему пустоты; не съступитеся битса». И прияша слово его, и разидошася; и взя села Селивестровы на щит, а иных сел славеньскых много взяша; много же и невиноватых людии погибло тогда; и даша посадничьство Миките Матфеевичю, и тако смиришася: не попусти Бог до конца диаволу порадоватися, нъ възвеличано крестияньство в род и род».[498]

События 1360 г. свидетельствуют не о том, что существовала какая-то система очередности концов в замещении степени, а именно об отсутствии какой-либо системы. На протяжении короткого промежутка времени судьба степени дважды решается простым соотношением сил боярских группировок. На первом этапе посадничество отнято у плотницкого боярина в пользу Славна. Если бы речь шла о нарушении существующей схемы очередности, то развернувшаяся после избрания Селивестра Лентеева борьба должна была бы иметь своей целью возвращение посадничества Андреяну Захарьиничу. Между тем эта борьба переходит в столкновение Славна с Софийской стороной и завершается избранием на степень неревского боярина. О принадлежности Никиты Матфеевича к Неревскому концу свидетельствует Список Б, называющий Никиту сыном посадника Матфея Варфоломеевича Коски, который, как нам уже известно, был членом боярского рода Мишиничей.

Незавершенность реформы, отказ от создания жесткой очередности посадников на степени, возведение тем самым внутрибоярской борьбы в одну из норм городской жизни вызваны, нужно думать, традиционной привычкой «вольности в посадниках».