• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

В середине декабря в Европу прибыл сам президент Вильсон. Его встретили с энтузиазмом, как провозвестника некоего нового мирового порядка, прогресса и свободы, совершенно позабытых с 1914 года. Обговаривались мирные соглашения. Торг шел в основном между союзниками, а потерпевшим поражение просто показывали, где поставить подписи. Все происходило в различных дворцах Парижа и его окрестностей. Главный договор подписали 28 июня 1919 года в Версале. На знаменитой картине сэра Уильяма Орпена миротворцы выглядят очень довольными собой. Они позируют для вечности с одеревеневшими лицами в Зеркальной галерее Людовика XIV: шелковые усы, орлиные взгляды, гордая осанка. Присутствуют махараджа и японский барон — олицетворяют интернациональное признание и благоволение. Говорили, будто Клемансо тогда заметил, что ему довелось сидеть между почти Наполеоном (Ллойд Джордж) и почти Иисусом Христом (Вильсон).

Однако у этих людей тогда вряд ли имелись основания для торжества. Мировая бойня унесла десять миллионов жизней; гражданская война в России добавила еще несколько миллионов жертв, закончившись в 1920 году победой большевиков. Раздел союзниками Ближнего Востока скоро привел к плачевным результатам. Мусульманские арабские страны с их нефтяными ресурсами отошли в основном к британцам. Главный эксперт англичан по этому региону Т.Э. Лоуренс недоумевал: турки управляли Ираком посредством четырнадцати тысяч местных наемников, казнивших девяносто человек в год, а Великобритания не может решить свои проблемы, имея стотысячную армию, танки, самолеты и отравляющий газ. Султана, британского и французского узника, заставили в 1920 году подписать в Севре договор, который не только обрезал его владения, но и принуждал к цивилизованной жизни^{1}. Греки и армяне с благословения британцев и французов вторглись в Анатолию. Турки под руководством своего лидера-гения быстро поправили положение, в отличие от других проигравших стран; в 1923 году все это признали в Лозанне. Парадоксально, но Турция оказалась единственным государством, образованным по итогам войны, которое и сохранилось, и процветало. Судьба остальных сложилась неудачно: часть государственных организаций очень скоро развалилась, а прекрасно одетые джентльмены на картине Орпена были низложены избирателями. Все их географическое творчество пошло прахом. В 1919 году европейские империи разбухли, через десять лет они стали распадаться, а еще через какое-то время исчезли совсем.

Провалов Версаля много. По инициативе Вильсона появилась Лига наций — разбирать международные споры. Она начала неплохо: занималась перемещением людей на Балканах. А потом, столкнувшись с серьезными проблемами, лига превратилась в никчемную организацию: назревала Вторая мировая война, а она обсуждала вопросы стандартизации железнодорожных переездов. Не удались попытки консолидировать мировую экономику. К 1920 году послевоенный бум выдохся, а в 1929 году грянул величайший в истории экономический кризис, породив повсюду политические катаклизмы. Нации-государства, задуманные в 1918–1919 годах как парламентские, таковыми не стали, а большевистская Россия, имевшая в двадцатые годы что-то вроде человеческого лица, при Сталине приобрела звериный оскал монстра.

Тяжелейшие проблемы стояли перед Германией. Политики новой республики, собравшиеся в феврале 1919 года в Веймаре, придумали самую что ни на есть демократическую конституцию, не исключено, самую скрупулезно демократическую конституцию (они так хотели угодить Вильсону, что предусмотрели даже обязательные выборы и пропорциональную избирательную систему). Версаль заставил Германию отдать много территорий, особенно Польше, и это немцев раздражало. Но больше всего неприятностей доставляла финансовая обуза. В развязывании войны формально обвинили Германию, и немцы должны были выплатить репарации за нанесенный ущерб. Франция видела в этом помеху восстановлению экономики Германии, другие союзники хотели возместить военные долги. В 1921 году появился счет в размере ста тридцати двух миллиардов золотых марок, а это означало, что немцам не одно поколение придется каждый год лишать себя четверти экспортных поступлений. Так обирать страну можно только во время ее оккупации, как это немцы делали во Франции в годы Второй мировой войны, а Европейское экономическое сообщество в той же Германии впоследствии. Однако союзники умышленно не оккупировали Германию, опасаясь волнений, и они надеялись на то, что новые политики-демократы будут с ними сотрудничать. Благие пожелания. В двадцатых годах в Германию ходко шли американские инвестиции, но они использовались для выплаты репараций. Потом мировая экономика рухнула, и поток американских денег прекратился. Свои экономические невзгоды немцы в той или иной мере связывали с репарациями, то есть с решениями Версаля, и этим аргументом воспользовался Гитлер. Фактически веймарская демократия потерпела крах в 1930 году. В Германии больше не было парламентского большинства, способного взять на себя ответственность. Крупнейшая политическая партия, социал-демократов, заняла позицию «конструктивного неучастия», то есть выступала ни «за» и ни «против», и рейхстаг постоянно самораспускался. В 1932 году было больше времени потрачено на выборы, чем на парламентские сессии, и престарелый президент Гинденбург управлял посредством декретов. В 1933 году большинство германских избирателей состояли из коммунистов и нацистов, и канцлером назначили Гитлера. Он потребовал полноты власти, иными словами, диктатуры. Для этого ему нужно было набрать в рейхстаге две трети голосов. Он их набрал. Последний сюрреалистический штрих к послевоенному урегулированию добавили «светочи» Веймарской республики — демократы. У них (под другим наименованием) к этому времени осталось только пять депутатских мест. Когда подошло время голосовать, они разделились. Два депутата проголосовали за Гитлера, два — против, один воздержался, протестуя против того, что остальные раскололи партию. К тому времени репарации аннулировали. Но дело было сделано, в Германии восторжествовала оголтелая националистическая программа Гитлера.

Беда в том, что немцы тогда вовсе не думали о своей вине в поражении страны. Они считали, что им «нанесли удар ножом в спину». Евреи, левые, мягкотелые академики не дали им победить в войне и осуществить в Европе такие преобразования, которые и не снились наивным американцам. Людендорф был главным носителем этой фантазии. Один британский журналист спросил его по-английски: действительно ли он полагает, будто Германии «нанесли удар ножом в спину»? Когда Людендорфу перевели вопрос, он ответил: «да».

Катастрофические последствия подобной теории Ллойд Джордж предугадал уже в последние дни Первой мировой войны, когда обсуждались условия перемирия. Он предрек: когда мы подпишем мир, лет через двадцать немцы скажут то, что говорили карфагеняне после первой Пунической войны: они допустили ошибки и там и здесь, но при лучшей организации и подготовке непременно победят в следующий раз^{2}. Примерно то же самое писал Гитлер в «Mein Kampf»: Германия заслуживала победу и победила бы, если бы не предательство, ненужная вздорная гуманность и весь этот потворствующий либерализм левых. 10 ноября он попал под газовую атаку и чуть не ослеп. Услышав, как кто-то сказал о начавшейся революции, Гитлер заметил: «Я так не плакал с того дня, когда стоял у могилы матери… Все впустую… И все это лишь для того, чтобы банда гнусных преступников наложила руки на отечество? Чем больше я думал об этом чудовищном событии, тем сильнее лицо горело от стыда, бесчестья и негодования. Что значит боль в глазах по сравнению с этим страданием?» Вывод Гитлера был прост: «Никакого согласия с евреями. Только жесткость: или-или». Пахнуло пепелищами Второй мировой войны, еще более страшной, чем Первая.