Онлайн библиотека PLAM.RU


Глава 11

Война

Пусть помнит враг, укрывшийся в засаде:
Мы начеку, мы за врагом следим.
Чужой земли мы не хотим ни пяди,
Но и своей вершка не отдадим.
Гремя огнем, сверкая блеском стали
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин
И Ворошилов в бой нас поведет![299]

летел над страной «Марш советских танкистов», прозвучавший в культовом фильме своего времени — «Трактористах», вышедшем на экран в 1939 г. Не только среднестатистические советские обыватели, но, казалось, и высокопоставленные офицеры Генштаба, составлявшие планы первых операций будущей войны, уверовали в то, что

Заводов труд и труд колхозных пашен
Мы защитим, страну свою храня,
Ударной силой орудийных башен
И быстротой, и натиском огня…

Это был обычный летний день. Выходной, с хорошей, ясной погодой. Но так уж служилось, что именно 22 июня 1941 года для всей страны разрубило время на «до» и «после» войны. Уже почти два года полыхавшая где-то там, вдали, за горизонтом Вторая мировая в этот день стала своей. Великой Отечественной. К этому дню готовились изо всех сил, успев сделать очень многое, особенно за два последних года, и одновременно же изо всех сил пытались оттянуть его, понимая, как много еще не сделано из того, что обязательно, непременно должно быть сделано. Теперь предстояло узнать, хватит ли сделанного, чтобы выстоять в поединке с лучшей армией мира. Советские танковые войска в ответе на этот вопрос должны были сыграть отнюдь не последнюю роль.

Однако воздушный замок мечты о могучей современной несокрушимой армии не выдержал столкновения с грубой и жестокой реальностью лета 1941 г. Танковые войска, краса и гордость Страны Советов, наглядное воплощение мощи социалистической индустрии, несокрушимый броневой щит и грозный разящий меч Красной Армии, таяли, как снег под жарким апрельским солнцем. Согласно «Ведомости наличия и потерь материальной части частей ЗапОВО по состоянию на 1.8.1941 года», за четыре декады войны Западный фронт потерял 164 танка KB, 370 Т-34, 58 Т-28, 1200 БТ, 1684 Т-26, 110 «химических» танков, 221 «плавунец» и 777 бронеавтомобилей[300]. Юго-Западный фронт (по тем сведениям, которые удалось собрать командованию фронта) к тому же моменту потерял 211 KB, 48 Т-35,394 Т-34,114 Т-28,1115 БТ, 1203 Т-26, 61 Т-40 и 53 8 бронеавтомобилей[301]. Уже в середине июля Ставка Верховного Главнокомандования отдала указание о расформировании мехкорпусов: «Опыт войны показал, что наши механизированные корпуса, как слишком громоздкие соединения, мало подвижны, неповоротливы и не приспособлены для маневрирования, не говоря уже о том, что они являются очень легко уязвимой целью для неприятельской авиации. Ставка считает, что при первой возможности в обстановке военных операций следует расформировать мехкорпуса, выделить из них танковые дивизии как отдельные единицы с подчинением их командованию армии, а мотодивизии превратить в обычные стрелковые дивизии, имеющие при себе танки, обратив освободившиеся грузовики на создание армейских автобатов, необходимых для переброски войск с участка на участок и подвоза боеприпасов…»[302] Однако даже расформирование мехкорпусов не могло решить непрерывно обострявшейся проблемы нехватки матчасти — по данным на первую декаду августа потребность Красной Армии в танках и бронеавтомобилях составляла: танков KB — 2997 шт., танков Т-34 — 7541 шт., танков Т-50 и Т-60 — 5747 шт., бронеавтомобилей — 4303 шт.; в то же время поступление танков и бронемашин с заводов промышленности на период с августа до конца 1941 г. ожидалось в объеме 1530 танков KB, 3260 танков Т-34, 580 танков Т-50, 10 000 танков Т-60, 1800 бронеавтомобилей. Сложившееся положение не внушало оптимизма: «Таким образом, при условии полного выполнения плана заводами промышленности, потребность армии в танках и бронеавтомобилях (без учета потерь) может быть удовлетворена в следующие сроки (ориентировочно):

а) По танкам (KB и Т-34) — 10–11 месяцев.

б) По бронеавтомобилям —11 месяцев»[303].

Впрочем, в условиях второй половины 1941-го даже эти планы оказались несбыточной фантазией. Один за другим танкостроительные заводы, словно «избушки на курьих ножках», снимались с насиженных мест и отправлялись в эвакуацию за сотни и тысячи километров. Возникла именно та ситуация, которой и опасались советские военные еще задолго до 1941-го: «В первые месяцы войны Красная Армия твердо может рассчитывать только на мобзапасы, накопленные в мирное время».

Как мы знаем сегодня, в уютном XXI веке, двадцать девять советских мехкорпусов к моменту начала войны представляли собой далеко не отряд стойких оловянных солдатиков, одинаковых по содержанию до последней обозной полуторки. Даже на бумаге относительно готовыми выглядели только восемь из них — первой волны формирования, остальные же находились «в процессе», который был весьма далек от завершения. В попытке «нарастить» свои силы адекватно размерам угрозы советское командование сделало ставку на то, что война не начнется в ближайшее время — и проиграло. «Недостроенным» мехкорпусам пришлось идти в бой.

Ошибка была не только с годом предполагаемой войны — в реальность немецкого нападения с трудом верилось до последнего дня. И проблема была не только в донесениях разведки, не сумевшей предоставить однозначные свидетельства подготовки к нападению на СССР. Важную роль сыграло также и то, что причина этого нападения, сформулированная Гитлером (и скрупулезно зафиксированная Гальдером), фактически лежала вне нормальной для советского руководства логики.

«Мы не будем нападать на Англию, а разобьем те иллюзии, которые дают Англии волю к сопротивлению. Тогда можно надеяться на изменение ее позиции. Сама по себе война выиграна. Франция отпала от „британского льва“. Италия сковывает британские войска. Подводная и воздушная война может решить исход войны, но это продлится год-два. Надежда Англии — Россия и Америка. Если рухнут надежды на Россию, Америка также отпадет от Англии, так как разгром России будет иметь следствием невероятное усиление Японии в Восточной Азии (…) Если Россия будет разгромлена, Англия потеряет последнюю надежду. Тогда господствовать в Европе и на Балканах будет Германия. Вывод: В соответствии с этим рассуждением Россия должна быть ликвидирована. Срок — весна 1941 года»[304], — заявил Гитлер на совещании с высшим военным руководством Германии в Бергхофе 31-го июля 1940-го года.

Вряд ли кто-то в Кремле мог представить, что Гитлер будет рассматривать войну с СССР исключительно через призму «принуждения Англии к почетному для Германии миру». Популярность теорий об «упреждающем ударе» и иже с ними — даже в наши дни, когда все документы о подготовке «Барбароссы» давно опубликованы и доступны любому желающему, — отчасти подтверждают то, что поверить в подобную причину не только Сталину, но и любому человеку очень и очень сложно. Хотя один раз в истории России подобная причина уже «сыграла».

«Уже с 1810 г. Наполеон приказал доставить ему книги с информацией о России, ее истории и особенностях.

Судя по отрывочным высказываниям императора и скудным данным, шедшим от окружения императора, Наполеон уже с осени 1810 г. стал свыкаться с мыслью, что англичанам, этому упорному, неуловимому, наседающему врагу, которого не удалось победить ни в Каире, им в Милане, ни в Вене, ни в Берлине, ни в Мадриде, можно нанести окончательный, сокрушительный удар только в Москве. Эта мысль крепла в Наполеоне с каждым месяцем.

Великая армия в Москве — это значит покорность Александра, это полное, безобманное осуществление континентальной блокады, следовательно, победа над Англией, конец войны, конец кризисам, конец безработице, упрочение мировой империи, как внутреннее, так и внешнее. Кризис 1811 г. окончательно направил мысли императора в эту сторону»[305].

С точки зрения советского руководства, у Германии просто не было и не могло быть причин для полномасштабной войны с СССР. Это прослеживается даже в первых военных приказах с их «впредь до особого распоряжения наземным войскам границу не переходить». Тогда, в первые часы, в Кремле еще сохранялась надежда, что действия немцев носят провоцирующий характер и вслед за ними последуют какие-то требования по дипломатическим каналам. Еще сложнее было поверить в подобное до роковой даты. И хотя какие-то меры и шаги, разумеется, принимались — этого было «слишком мало и слишком поздно!»

Для танковых войск первым, самым тяжелым «ударом» начавшейся войны стал тот факт, что они (как и вся РККА) не успевали развернуться до штата военного времени. В первую очередь это касалось получаемых по мобилизации автомашин и тракторов. Нехватка первых приводила к хроническому отставанию «родной» мотопехоты, отсутствие вторых лишало танки поддержки артиллерии. На эту изначально «заложенную» нехватку очень быстро накладывались действия немецкой авиации, для которой бензоцистерна или грузовик со снарядами были куда более легкой и лакомой мишенью, чем танки на поле боя.

Потеря инициативы также привела к тому, что советское командование было вынуждено реагировать на действия противника, «подстраиваясь» под них. В условиях «тумана войны» — слабости разведывательной авиации, проблем со связью, банальной нехватки мотоциклов для разведки, ошибочных, а зачастую и просто панических донесений от частей, — это практически неизбежно вело к ошибочным решениям. При этом для частей со старыми машинами учебно-боевого парка, равно как и для новых «сырых» танков, длительные марши были ничуть не менее губительны, чем немецкие пушки. Мы уже упоминали 8-й мехкорпус КОВО, который до начала боев прошел в среднем 495 километров, оставив на дорогах за время марша до 50 % материальной части, в том числе 40 Т-34 из имевшихся 100 (еще 5 неисправных Т-34 остались на месте постоянной дислокации). 19-я танковая дивизия 22-го мехкорпуса, участвовавшая 24 июня в бою под Войницей против 14-й танковой дивизии вермахта, еще на марше потеряла 118 танков из имевшихся у нее 163.

Достигнутая стратегическая внезапность нападения дала немцам заметный козырь, а ошибки советских штабов дополнили его. Но хуже всего было с положением на тактическом уровне — от взвода до полка-дивизии. Даже самые «правильные» решения штабов не могли компенсировать простой факт, что войска не могли, (а чаще попросту не умели) воевать «по уставу». «Своя» пехота и артиллерия мехкорпусов, выбиваясь из сил, топала, поднимая пыль, где-то там, за чертой горизонта (а то и вообще оставалась в военных городках до наступления «лучших времен» в виде получения тракторов и грузовиков из народного хозяйства[306]). Наладить взаимодействие с теми частями, что были «под рукой», как правило, не удавалось (а часто случалось и так, что налаживать взаимодействие было попросту не с кем). И, как итог, танки бросались в пекло боя одни, без подготовки, без разведки, в отчаянной надежде, что грозные боевые машины станут той самой волшебной «палочкой-выручалочкой», которая сумеет переломить ход сражения в пользу РККА[307].

Характерным примером — как по стилю, так и по достигнутому результату, — действий советских танковых войск в первые дни войны можно считать бои за небольшой украинский город Немиров, где против частей 71-й пехотной дивизии вермахта действовали танкисты 4-го мехкорпуса генерала Власова. Корпус этот, напомним в очередной раз, относился к первой волне формирования, имел и Т-34, и KB, и по уровню оснащенности техникой превосходил всех в Киевском округе. Не приходится удивляться, что результаты боя за «русский Верден» остались запечатленными на многочисленных фотографиях, — как подбитые и завязшие в болоте танки, так и вдавленные их гусеницами в уличную пыль разбитые орудия и автомашины.

Первыми в город вошли немцы — передовые части 211-го пехотного полка. В их число входили 2 взвода противотанковой роты, имевшие 4 37-мм «колотушки» и 2 более мощные 50-мм РаК.38. Ближе к полудню до города добрался и противотанковый дивизион 71-й пехотной дивизии, но эта часть даже не успела полностью втянуться в город, когда с окраины перед ними в воздух взлетели сигнальные ракеты. Несколькими минутами позже по городским улицам загрохотали советские танки.

Это был батальон 16-го танкового полка. Чей приказ они выполняли, кто его отдавал и почему они вообще оказались там — на данный момент сведений нет. Известно лишь, что в Немирове они встретили мечту любого танкиста — походные колонны не успевшего развернуться противника. Лишь несколько расчетов «колотушек» сумели хотя бы «сгладить счет», успев подбить два Т-28, прежде чем сами были расстреляны танками.

После почти часового боя оставшиеся танки 16-го танкового полка прошли город насквозь и продолжили движение на запад. До подхода следующей волны русских танков у немцев оставалось примерно полчаса — и 4 уцелевших противотанковых пушки, из которых лишь одна была 50-мм РаК.38. Казалось бы, шансов выстоять у немцев попросту нет.

Однако реальность лета 1941-го была заметно сложнее таблиц из справочников. У приближавшегося к городу 53-го танкового полка штатно имелось 108 танков БТ-7, плюс 2 средних Т-34 и 4 тяжелых Т-35 в качестве усиления. Гораздо хуже обстояло дело со всем остальным — в помощь своим танкистам командир 81-й моторизованной дивизии смог выделить лишь одну роту пехоты и один дивизион артполка (последний, впрочем, так и не успел прибыть к месту боя). Полк шел к Немирову с задачей на уничтожение противника. Разведку проводил, но огневых средств противника не выяснил. Пехоту за танками для постепенного захвата домов не использовал. Построение танков «елочкой» при движении по улицам (согласно Уставу) не организовал. В результате 1-я рота 1-го батальона попала в засаду и практически вся была уничтожена. Отдельные машины дошли до площади Рынок и к юго-восточной окраине, где вели самостоятельный бой. После двухчасового боя полк отступил, потеряв на улицах города и на подступах к нему 25 танков и две бронемашины. Пытавшаяся поддержать атаку своих танкистов стрелковая рота лишилась 60 % состава. Еще три «поплавка» Т-37 потерял разведывательный батальон 81-й дивизии.

После отступления 53-го полка немцы получили возможность, наконец, всерьез заняться организацией обороны Немирова. Для восполнения потерь в город была подтянута противотанковая рота 194-го пехотного полка. Теперь общее число противотанковых орудий достигло двадцати двух, три из которых были 50-мм РаК.38. Очень вовремя — выдвинувшаяся на восток после отхода БТ немецкая пехота уже через полтора километра встретилась в лесу с русскими танками, на этот раз — с Т-34.

Это были танки 15-го танкового полка 8-й танковой дивизии. Находившийся в соседнем городке Магеров, полк в 12.00 получил приказ двигаться на Язув Стары. Маршрут его при этом был проложен как раз через Немиров. В 15.00 командир 15-го танкового узнал о том, что в Немирове 53-й танковый полк ведет бой с противником, потеряв при этом 22 БТ. 15-му танковому полку была поставлена задача прикрыть отход частей 81-й мотострелковой дивизии.

У командира 8-й танковой не было времени на детальную разведку местности в районе города, поэтому боевая задача танкистам 15-го танкового полка ставилась по карте. Увы, степень заболоченности долины протекавшей близ города реки на этой карте не была отражена. Практически все атаковавшие с правого фланга танки попали в природную западню и застряли. Оставшимся «тридцатьчетверкам» пришлось атаковать позиции замаскированных противотанковых пушек в лоб — на тесных городских улочках, сквозь дым от загоревшихся домов. Вдобавок к городу успел подойти артиллерийский полк немецкой дивизии — и на зажатые между болотистыми участками танки обрушился шквал огня из тяжелых гаубиц.

Судя по всему, это сыграло решающую роль в прекращении атаки. После длившегося почти час боя советские танки отошли назад. Потери 8-й танковой дивизии составили 19 «тридцатьчетверок». Для большинства Т-34 причиной потери стало не отмеченное на карте болото[308]. Впрочем, немцы тоже покинули Немиров — разрушенный огнем танков и артиллерии город стал ничейной землей, на восточной окраине которого танкисты пытались вытащить хотя бы часть застрявших в болоте машин, а северо-западнее Немирова отступившие немцы лихорадочно создавали очередного противотанкового «ежа».

Характерной чертой боя за Немиров является тот факт, что советские танки были остановлены (а часть их уничтожена) не вражескими «панцерами», а пехотной дивизией вермахта. Даже в не самых благоприятных для них раскладах немцы умели создавать устойчивую противотанковую оборону, с которой, вопреки довоенным мечтам советских теоретиков, не могли справиться в одиночку и новые танки противоснарядного бронирования. Для танков же старых типов огонь немецких противотанковых пушек фактически не оставлял надежды добиться хоть каких-то результатов.

Но, пожалуй, еще более важным фактором, чем количество противотанковых пушек, оказался уровень подготовки немецких истребителей танков и вообще немецкой пехоты — по сравнению с РККА!

Не лучше обстояло дело у «родственника» 4-го — 6-го мехкорпуса ЗОВО генерал-майора Хацкилевича. Корпус был включен в конно-механизированную группу генерал-лейтенанта Болдина для нанесения контрудара во фланг немецкой группировке. Однако из-за недостатка данных о противнике удар конно-механизированной группы в итоге пришелся не по флангам 3-й танковой группы Гота, а по пехотным дивизиям XX армейского корпуса.

Сильнейшему мехкорпусу Западного фронта повезло еще меньше, чем частям КОВО, — из его документов до сегодняшнего дня «дожила» лишь тоненькая папка «актов уничтожения штабной документации». Узнавать о том, как сражался 6-й мехкорпус, нам приходится от врага.

«Без сомнения, советские атаки 24 и 25 июня южнее и юго-восточнее Гродно завершились тяжелым тактическим поражением. Несмотря на использование большого числа танков, русским не удалось разгромить расположенные на не слишком удачных позициях части германского XX армейского корпуса.

Напротив, были понесены тяжелые потери в танках. По данным XX армейского корпуса, число уничтоженных советских танков было следующим:

256-я пехотная дивизия — 87

162-я пехотная дивизия — 56

2-я рота 4-го полка зенитной артиллерии — 21

VIII авиакорпус — 43

Итого — 207.

Отрицательный тактический результат советской стороны следует объяснять в первую очередь следующими причинами:

1. Проведение атак с марша.

2. Недостаточная артиллерийская поддержка.

3. Полное отсутствие воздушной поддержки»[309].

Летом 1941-го разгромить части вермахта было еще слишком сложной задачей для лучших танковых частей РККА. Кроме наличия «непробиваемых» танков, требовалось еще и умение — вести разведку, взаимодействовать с пехотой и артиллерией и многое, многое другое. Не получалось даже развить успех там, где он поначалу был — в Немирове, где под гусеницами головного дозора погибла большая часть имевшихся на тот момент в городе немецких противотанковых пушек, — или в Белоруссии.

Умения пока еще не было, его только предстояло заполучить — тем, кто выжил, тем, где уходил от горевших танков под Немировом и Гродно. А пока — пока они сделали все, что смогли. И сделали они для тех страшных дней июня 1941-го не так уж мало.

«На оперативном уровне, однако, советские атаки принесли успех. Германский XX армейский корпус оказался настолько серьезно скованным, что лишь 27 июня оказался в состоянии вновь перейти к наступлению. Таким образом, он потерял 3,5 дня.

За это время был произведен отход с линии Бобра — если не считать сильные арьергарды у Осовца. Поскольку продвижение немцев с плацдармов у мостов через Нарев юго-западнее и южнее Белостока до 26 июня удалось также предотвратить, организованный отход как минимум большей части центра и правого крыла 10-й армии до реки Рос севернее Волковыска был обеспечен»[310].

Далее немецкий историк описывает, как остатки 6-го мехкорпуса обеспечивали сначала отход, а затем прорыв из белостокского выступа советской 10-й армии. Аналогичным образом, атаки частей 4-го мехкорпуса Власова остановили наступление немецкой 71-й дивизии, дав этим возможность выйти из Львова частям 6-й армии.

Это, казалось бы, было мало, очень мало для таких грозных «на бумаге» мехчастей с сотнями танков. Но летом 1941-го в тех условиях вряд ли кто-то сумел бы сделать больше.

«Сгоревший танк — это не погибший пехотный взвод». Сгоревшие, взорванные и сожженные экипажами, а порой и просто брошенные без горючего и снарядов танки советских мехкорпусов ценой своей гибели «покупали» время для отхода взводов, рот и дивизий на восток, для эвакуации людей и промышленности. Оставшиеся «безлошадными» танкисты получали новые машины — и снова шли в бой, учиться воевать.

«142-й танковый полк в ночь с 8 на 9 сентября 1941 года находился на марше из р-на с. Мачуха в р-н Сух. Кобелячек. Было известно, что после сосредоточения бригады в районе Сух. Кобелячек будет поставлена боевая задача. Время указано не было. В случае сильного ливня и вследствие этого, порчи дороги к 9.00 9 сентября 1941 года в р-он сосредоточения из 92 танков прибыло 5 штук KB и 13 Т-34, остальная матчасть находилась на марше в 18–30 км. от пункта сосредоточения без горючего и ввиду порчи танков. Прибытие до 70 ожидалось к вечеру.

По прибытии указанных 18 танков — 5 KB и 13 Т-34 командир 34 кавдивизии полковник ГРЕЧКО ведя бой в р-не Лошкани-Александровка приказал пустить танки в бой. Командный состав и водители местности и системы обороны не знали. На рекогносцировку времени не было дано. Несмотря на требования командования бригады танки не применять, а дать возможность провести рекогносцировку местности, системы обороны противника, уяснить задачу и связаться с находящимися в бою частями, это сделано не было. Решение было принято на „ура“, не обдуманно. Результат получился плохой. Части дивизии успеха не имели, т. к. 5 штук „KB“ не дойдя до поля боя засели на заболоченном ручье, были взяты пр-ком под обстрел и их пришлось эвакуировать ночью. 2 Т-34, только вступив в бой, загорелись от термитных снарядов пр-ка. Остальные 11 Т-34 были выведены из боя вследствие нецелесообразности их участия в бою на этом участке местности. Это показывает и на неправильное указание боевого курса танкам командиром 34 кавдивизии. В чем он сам потом сознался».

Стоит добавить, что командира 34-й кавалерийской дивизии Андрея Антоновича Гречко дураком назвать сложно, да и неучем тоже. После Гражданской войны он окончил кавалерийскую школу (1926), Военную академию имени М. В. Фрунзе (1936) и Военную академию Генерального штаба (1941). После 34-й кавдивизии он в январе 42-го стал командиром 5-го кавалерийского корпуса, а с апреля 1942 г. командовал 12-й армией. Войну генерал-полковник Гречко закончил в Праге, командуя 1-й гвардейской армией, а после войны, уже с маршальскими погонами на плечах, Андрей Антонович Гречко будет главнокомандующим Объединенными вооруженными силами государств-участников Варшавского договора и Министром обороны СССР. Это все еще будет. Но потом. После войны.

А тогда, в сентябре 1941-го, будучи полковником без приставки «генерал», командир кавалерийской дивизии A. A. Гречко применять подчиненные ему танки умел, мягко говоря, неважно. И он был далеко не единственным таким командиром…

«Начальнику Управления боевой подготовки ГАБТУ КА.

Начальнику АБТУ Западного фронта.

6.1.42.

Доношу, что за период действий танковых частей в 5-й армии имели место факты неправильного использования танков общевойсковыми командирами.

Примеры недостаточной организации взаимодействия пехоты с танками:

27–28.10 25-я танковая бригада, действуя совместно с 601-м мотострелковым полком, из-за несогласованного действия танков с пехотою и из-за необеспечения артогнем и огнем орудий и пулеметов сопровождения, имела большие потери, несмотря на то, что танки действовали смело. При этих действиях было характерно: отрыв танков от пехоты и отставание пехоты, орудий и пулеметов от танков.

В организации взаимодействия 82-й мотострелковой дивизии между пехотою и танками, артиллерией и танками преобладал теоретическо-документальный расчет вместо живой рекогносцировки с согласованием действий на местности.

Штаб 82-й мотострелковой дивизии на бумаге взаимодействие оформил, а как это сделано в жизни, не проверил, и танки действовали одни, без поддержки пехоты и артиллерии.

28.10 22-й танковый полк при атаке Кузовлево-Дорохово совместно с 216-м и 250-м мотострелковыми полками 82-й мотострелковой дивизии из-за несогласованности действий с пехотою и артиллерией и из-за того, что артиллерия не обеспечила действий танков — потерял 6 танков подбитыми…

24.12 22-я танковая бригада при действии с 37-й мотострелковой бригадой придана 108-й стрелковой дивизии, благодаря отсутствию взаимодействия при атаке Мал. Иванцево танки дважды возвращались за пехотою, но последняя оставалась на поле боя вблизи Мал. Иванцево, не идя за танками в село. В результате подбит танк БТ. Задача овладеть Мал. Иванцево не была выполнена. 25.12 там же погибло еще 4 танка…

Факты неправильного использования танков.

В ноябре 50-й стрелковой дивизией был послан один танк Т-26 20-й танковой бригады с задачей „прочесать лес“, в результате танк подбит огнем противника. После очищения леса от противника мотострелковым батальоном 20-й танковой бригады танк эвакуирован.

Командир 151-й мотострелковой бригады в октябре за ряд дней весь свой танковый батальон раскидал отдельными танками для ненужной разведки, прочесывания леса и т. д., в результате большинство танков погибло от огня орудий противника, не нанеся противнику потерь и не обеспечив выполнение задач.

Группа танков 31-го отдельного танкового батальона, действовавшая с частями 1130-го стрелкового полка 336-й стрелковой дивизии. Ставилась задача танкам на ночную разведку в лесисто-пересеченной местности…

За неправильное использование танков командованием 5-й армии в результате доклада АБТО наказано:

командир 82-й мотострелковой дивизии полковник К. снят с должности,

командир 601-го стрелкового полка 82-й мотострелковой дивизии отстранен от должности и за совокупность безобразий расстрелян…

Сняты с должности командир 25-й танковой бригады полковник Т. и командир 20-й танковой бригады полковник А…

Командованием армии издан приказ, отмечающий недочеты в использовании танков и требующий от общевойсковых командиров наведения порядка в использовании танков»[311].

И такие приказы, к сожалению, можно возить возами…

Приграничное сражение, в пламени которого сгорели довоенные мехкорпуса, стало первым военным экзаменом советских танковых войск. Несмотря на все усилия, результат был малоутешителен. Однако благодаря довоенным усилиям по созданию мощной танковой промышленности страна смогла найти замену подбитым и сгоревшим танкам. Осенью 1941-го, сев за рычаги новых Т-34, KB и подтянутых из внутренних округов легких «старичков», советские танкисты поехали на «пересдачу».

Одним из наиболее успешных примеров действий советских танковых войск в 1941-м принято считать бои бригады Катукова между Мценском и Орлом. Результат действий Михаила Ефимовича действительно впечатляет — «пробежавшая» за 4 предыдущих дня 240 км до Орла немецкая танковая дивизия следующие 35 км от Орла до Мценска шла почти неделю. Эти дни, выигранные танкистами Катукова, были куда ценней подбитых ими немецких танков и раздавленных пушек — за это время позади них выстраивалась новая линия обороны, взамен окруженных в вяземском котле частей на пути к Москве успели встать новые дивизии. Немцы тоже заметили и оценили действия 4-й танковой — именно после этих боев «Южнее Мценска 4-я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось пережить тяжелый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков „Т-34“. Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить»[312].

В первый момент, читая эти описания, можно подумать, что Катуков получил для своей бригады какие-то новые чудо-танки — поставленный на гусеницы линкор «Марат» или по крайней мере крейсер «Киров», лихо рассекавшие острыми форштевнями осеннюю грязь и распылявшие немецкие «панцеры» на атомы взрывами многопудовых «чемоданов» своих многочисленных тяжелых орудий. Однако на деле в 4-й танковой бригаде были все те же Т-34 и KB, с которыми немцы встречались от самой границы — но «почему-то» до встречи с танкистами Катукова такого впечатления на них эти танки не производили.

Ларчик приоткрывается в отчете той самой «пострадавшей» 4-й немецкой танковой дивизии.

«После взятия Орла русские впервые применили свои тяжелые танки массированно в нескольких столкновениях, которые привели к тяжелым танковым боям, поскольку русские танки больше не позволяли отгонять себя артиллерийским огнем»[313].

Очень характерно также мнение о боях под Орлом и Мценском руководства Главного автобронетанкового управления: «… бригада стала на путь твердого выполнения уставных требований как в отношении организации разведки, так и в отношении организации самой обороны. Обороне была придана упругость путем [создания] танковых огневых точек как по фронту; так и в глубину. Причем огневые точки были кочующие, что не расшифровывало оборону. Короче говоря, организация обороны была произведена строго по уставу»[314].

Если смотреть с позиции послевоенных знаний, то никакого чуда под Орлом не произошло. Советская танковая бригада пыталась остановить превосходящего противника, разменивая при этом время на расстояние. Танкистам не удалось разгромить врага, не удалось даже остановить его наступление — только немного притормозить неумолимый каток блицкрига. В конце концов немцы попросту обошли «тонкую красную линию» бригады и ворвались в Мценск, после чего уже самому Катукову пришлось прорываться из наметившегося окружения. Были «всего лишь» грамотные, по уставу действия — и этого УЖЕ хватило, чтобы произвести на немецких танковых командиров впечатление, близкое к шоку. Ну как же так, «русские танки больше не позволяют отгонять себя артогнем!» Это же нечестно, в конце концов, это приводит к тяжелым танковым боям, в которых панцерваффе несут ощутимые потери — теряют свои столь немногочисленные танки и, самое главное, людей. Специалистов с многолетней довоенной подготовкой. Многоопытных ветеранов всех предшествующих победоносных кампаний вермахта.

Тогда, осенью 1941-го, в СССР действия 4-й танковой бригады были признаны исключительно успешными. Бригада первой среди танковых частей получила звание «гвардейской», а ее опыт всячески распространялся и пропагандировался.

К сожалению, исключительности в грамотных действиях Михаила Ефимовича было не меньше, чем успешности. Далеко ходить за примерами не надо — рядом с 4-й танковой на фронте действовала 11-я танковая бригада, однако ее боевая работа не вошла в пособия и наставления как пример грамотного, настойчивого, инициативного исполнения воинского долга, а стала предметом расследования.

«Для операции под Мценском был выделен танковый отряд, состоящий из 11-ти танков Т-34, 4 танков KB, 10 танков Т-26 и роты мотострелкового батальона под командованием командира танкового полка майора К.

Майор К. по прибытии на командный пункт не смог ничего доложить о действиях своего отряда, так как еще до боя растерял все машины Т-26, KB и мотострелковую роту и в бою участвовали только Т-34 и то по-одиночке и из боя вышли только 6 танков Т-34, причем один танк Т-34 был за недостатком горючего брошен экипажем, мер к эвакуации этого танка со стороны помощника по техчасти майора П. принято не было и танк был потерян».

Это происходило в те дни, когда в котлах под Вязьмой и Брянском истекали кровью окруженные дивизии Западного и Резервного фронтов. Когда «Сталин сам поштучно распределял противотанковые ружья, минометы, танки»[315]. Товарищу Сталину впору было бы позавидовать щедрости майора К.

Но если лично распределять поступавшие с заводов танки еще было в пределах возможностей товарища Сталина, то лично ГРАМОТНО КОМАНДОВАТЬ за каждого майора К., а также за тысяч остальных майоров, полковников, лейтенантов и других офицеров, не умеющих пока воевать «по уставу», он точно не мог. Равно как и нельзя было махом заменить их на других — умных, умеющих «разбить подлеца Гудериана» одним тщательно выверенным расчетливым движением карандаша по карте. Только кровавый опыт боев начала Великой Отечественной дал советским командирам знание современной войны, с которым они в 1944–1945-х столь щедро рассчитались со своими немецкими «учителями».

Но тогда, в последние месяцы 1941-го, немцам казалось, что победа уже близка. Падение Москвы рассекало русский фронт на два слабосвязанных участка. Германскому спринтеру надо было сделать последний рывок перед долгожданным финишем — но вот с силами для этого рывка у вермахта возникли проблемы. Его главная ударная сила — танковые группы — были уже не теми мощными бронированными кулаками, которые 22 июня пересекли советскую границу. Даже состояние на начало «Тайфуна» к декабрю было для них далеким безоблачным прошлым.

«18 ноября 2-я танковая армия перешла в наступление в северо-восточном направлении на Коломну, минуя Тулу. Гудериан не ожидал больших успехов от своих войск, которые имели в распоряжении всего 150 танков и могли выступить лишь в составе трех корпусов. 18 ноября он информировал особую комиссию по вопросам использования танков управления вооружений сухопутных войск о том, что его армия, насчитывавшая в начале восточной кампании около тысячи танков и получившая в качестве пополнения в ходе боевых действий еще 150 танков, в настоящее время располагает всего лишь 150 танками»[316].

«По состоянию на 30 ноября 3-я танковая группа располагала следующим количеством танков: в 1-й танковой дивизии — 37 танков, в 6-й танковой дивизии — 4 танка, в 7-й танковой дивизии — 36 танков, то есть всего 77 танков. 16 октября танковая группа насчитывала 259 танков»[317].

Советские танковые части в этом смысле находились в чуть более выгодном положении. Так, например, упоминавшаяся выше бригада Катукова успела получить пополнение дважды — в конце октября, после боев под Мценском, и месяц спустя, непосредственно перед началом контрнаступления. Даже в условиях потери одного из довоенных центров танкостроения (Харьков) и начавшейся блокады другого (Ленинград) советское руководство смогло поддерживать численность своих танковых частей на относительно высоком уровне.

«Момент истины» наступил 13 декабря 1941 года. В контрнаступление под Москвой пошли примерно 700 танков. Разных — новых Т-34 и KB, «мобилизационных» легких Т-60 с горьковского автозавода, уцелевших танков старых типов и только что полученных по набирающему силу ленд-лизу «матильд» и «валентайнов». В танковых частях группы армий «Центр» к этому дню осталось всего 425 исправных танков, и остановить русское наступление оказалось для них непосильной задачей.

Это не было концом войны. До штурма Рейхстага и пропавшего порохом Дня Победы оставались три с половиной долгих года, тысячи километров, моря крови и океаны пота и слез. Но это было концом «молниеносной войны», блицкрига. Никакие дальнейшие успехи германской танковой промышленности уже не спасут Германию, все произведенные ею тысячи и тысячи грозных «тигров» и «пантер» окажутся изготовленными «слишком мало и слишком поздно».


Примечания:



2

Тухачевский M. Н., Берзин Я. К., Жигур Я. М., Никонов А. Н. Будущая война. М.: ВАГШ ВС РФ, 1996, с. 276.



3

Головин H. H. Мысли об устройстве будущей Российской вооруженной силы. Общие основания. Белград, 1939.



29

Модернизированный Т-34 с торсионной подвеской.



30

ЦАМО РФ, ф. 38 (ГАБТУ КА), оп. 11355 (Танковое управление), д. 6 (Программы ГАБТУ КА, донесения заводов о изготовлении и испытании танков и переписка по этому вопросу; тактико-технические требования на проектирование и изготовление танка тяжелого бронирования), лл. 164–169.

Документ составлен в июне 1941 г до начала войны.



31

Коллектив авторов. Боевой и численный состав Вооруженных Сил СССР и период Великой Отечественной войны (1941–1945 гг.). Статистический сборник № 1 (22 июня 1941 г.). М.: Институт военной истории МО РФ, с. 135, см. приложение к гл. 2.



299

«Марш советских танкистов». Слова Б. Ласкина, музыка Д. Покрасса. 1938 г.



300

ЦАМО РФ, ф. 38 (ГАБТУ КА), оп. 11353 (штаб управления командующего бронетанковыми и механизированными войсками Красной армии), д. 5 (Доклады и донесения соединений о состоянии и боевом использовании соединений, обеспеченности матчастью; сведения АБТУ Зап. Ф., соединений и частей о наличии, потерях матчасти, количестве собранного и эвакуированного трофейного вооружения и имущества и переписка со штабом АБТУ фронта по оперативно-тактическим вопросам и укомплектованию частей матчастью), л. 138.



301

ЦАМО РФ, ф. 229 (Юго-Западный фронт), оп. 157 (управление командующего БТ и MB фронта), д. 8 (Доклады автобронетанковому управлению фронта, ГАБТУ КА, Военному совету фронта об опыте применения и о состоянии танковых войск), лл. 220–221.



302

ЦАМО РФ, ф. 48а, оп. 3408, д. 4, лл. 1940-42. Цит. по: Русский архив. Великая Отечественная. Т. 16/5(1). М.: Терра, 1996, с. 72–73.



303

ЦАМО РФ, ф, 38, оп. 11355, д. 231, лл. 3–10. Цит. по: Главное автобронетанковое управление. Люди, события, факты в документах — 1940–1942 гг. М.: ГАБТУ, 2005, с. 95–96.



304

Гальдер Ф. Военный дневник. Ежедневные записи начальника Генерального штаба Сухопутных войск 1939–1942 гг. М.: Воениздат, 1968–1971.



305

Тарле Е. В. Наполеон. М., 1941.



306

«В связи с тем, что части корпуса не были полностью обеспечены матчастью и вооружением, до 50 % личного состава в поход не были взяты, а были оставлены в районах прежней дислокации по указаниям командиров дивизий, имея в виду по мере их укомплектования матчастью и вооружением направлять на укомплектование частей» — доклад о боевых действиях 11-го мехкорпуса, ЦАМО РФ, ф. 38 (Главное автобронетанковое управление), оп. 11360 (отдел изучения опыта войны), д. 2 (Доклады, описания, донесения фронтов, соединений и частей о боевых действиях и использовании АБТВ в июне-августе 1941 г.), л. 376.



307

См. приложение к гл. 11.



308

Данные из «краткого отчета о боевых действиях 8-й танковой дивизии (командир полковник П. С. Фотченков) 4-го мехкорпуса с 22 июня по 1 августа 1941 г»., составленного заместителем командира 8-й танковой дивизии старшим батальонным комиссаром Подпориновым.

«24 июня. 15 тп при совершении марша в район Язув Стары вел бой с частями противника в районе Немирув, уничтожив до батальона пехоты, 12 противотанковых орудий, потеряв при этом 19 Т-34». Существует вероятность, что отчет составлялся задним числом и реальные потери 15-го танкового полка именно в том бою были меньше — по немецким фото из Немирова удается надежно идентифицировать только 2 Т-28 и 6 Т-34.



309

Heydorn V. D. Der sowjetische Aufmarsch im Bialystoker Balkon bis zum 22. Juni 1941 und der Kessel von Wolkowysk, Verlag fur Wehrwissenschaften. Munchen, 1989, c. 235–236.



310

Heydorn V. D. Der sowjetische Aufmarsch im Bialystoker Balkon bis zum 22. Juni 1941 und der Kessel von Wolkowysk, Verlag fur Wehrwissenschaften. Munchen, 1989, c. 235–236.



311

ЦАМО РФ, ф. 38 (ГАБТУ КА), оп. 11360 (отдел изучения опыта войны), д. 7 (Отчеты и доклады АБТУ фронтов, армий, соединений и танковых частей о боевых действиях за октябрь 1941 — январь 1942 г.; описания и обзоры боевых действий; донесения о боевом и численном составе), лл. 301–307



312

Гудериан Г. Воспоминания солдата. Смоленск.: Русич, 1999, с. 315.



313

Рапорт командующего 4-й танковой дивизией фон Лангерманна от 22-го октября 1941 г. Цит. по: Thomas L. Jentz. Panzer Truppen. The complete guide to the Creation & Combat Employment of Germany's Tank Force. 1933–1942. Atglen: Schiffer Military History, c. 205. Перевод авторов.



314

ЦАМО РФ, ф. 38 (ГАБТУ КА), оп. 11360 (отдел изучения опыта войны), д. 26 (Обзоры боевых действий танковых бригад с 25 августа 1941 г. по 27 января 1942 г.), л. 32.



315

Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. М.: Воениздат, 1989.



316

Рейнгардт К. Поворот под Москвой. Крах гитлеровской стратегии зимой 1941/42 года. М.: Воениздат, 1980.



317

Там же.









Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.